Аннотация: Авторские аргументы в поддержку небезызвестной теории общего предка языков.
В отличие от теории эволюции, теория общего предка всех языков мира - ностратическая теория - не нашла консенсуса среди лингвистов. И тем не менее не без причины среди её сторонников были такие светила, как Владислав Иллич-Свитыч, Мерритт Рулен и Моррис Сводеш.
Пожалуй, наиболее яркие и лаконичные аргументы в пользу ностратической теории кроются в некоторых словах из списка Сводеша - инструмента для оценки степени родства между различными языками по схожести базового лексикона. Прежде всего, это местоимение "я", которое образует одинаковые корневые морфемы как в индоевропейских, так и в неиндоевропейских языках. В индоевропейских языках - это, например, падежные формы me, my и mine (в английском) и их русские аналоги - меня, мне и мой. Такое своеобразное склонение местоимения "я" объясняется явлением супплетивизма - образования форм одного слова от двух разных корней. В этом смысле и русское "я", и английское "I" происходят от праиндоевропейского *egh - в первом случае через древнерусское азъ, во втором - через прагерманское ik. А притяжательные формы вроде "мой" и "my" восходят к праиндоевропейскому *móyos. На этом постулаты классической лингвистики заканчиваются. Теперь, пользуясь тем же общепринятым в лингвистике сравнительным методом, мы подходим к неиндоевропейским языкам. Оказывается, что во многих из них склонения местоимения "я" практически аналогичны. В финском языке (уральская языковая семья) "мой" будет minun, в азербайджанском (тюркская семья) - mənim, в монгольском (монгольская семья) - миний, аналогично в ряде африканских языков нигеро-конголезской семьи: в суахили "меня" - mimi, в зулусском и языке тсонга "мне" будет mina, в языке йоруба "меня" - mi. При этом местоимение "я" в именительном падеже по-грузински будет მე (mе), по-азербайджански mən, по-фински minä, на языке ко́са (нигеро-конголезская семья) - mna, а на языке игбо из той же нигеро-конголезской семьи - просто m. В принципе это одна из причин, почему некоторые лингвисты включают грузинский, азербайджанский, монгольский и финский в евразийскую макросемью, объединяющую, в частности, индо-европейские, картвельские, тюркские и уральские языки. В 1987 году американский учёный Гарольд Флеминг назвал эту евразийскую макросемью митийской (Mitian) именно из-за схожестей местоимения "мой". Наличие фонемы m в вышеупомянутых языках Африки для местоимении "я" косвенно подтверждает общепринятая сейчас теория африканского происхождения человека и соответствующих миграций из этого континента.
В некоторых языках из различных семей местоимение "я" содержит букву n без буквы m, как например в венгерском из уральской семьи (én), арабском из афразийской семьи ('ana), бамбара из конго-кордофанской семьи (ne), лингала из нигеро-конголезской семьи (nga), бирманском из сино-тибетской семьи (ngar), кечуа из кечуанской семьи (ñuqa), а также в изолированном баскском (ni). Независимость и случайность этого феномена представляется крайне маловероятной по двум причинам. Во-первых, число языков и языковых семей, использующих в рамках одного местоимения буквы n и m (вместе или по отдельности), представляется слишком большим для случайности. Во-вторых, обращает на себя внимание почти идентичная транслитерация или написание местоимения "я" в именительном падеже ряда языков из разных семей. Например, ngar и nga в бирманском языке и языке лингала или minä, mən и mna в финском, азербайджанском и языке ко́са, соответственно. В сухом остатке констатируем, что m и n - вместе или по отдельности - присутствуют в том или ином падеже местоимения "я" как минимум в девяти языковых семьях, а также в изолированном баскском языке и праиндоевропейском языке. Более конкретно вышеупомянутые факты допускают одно из следующих предположений: 1) местоимение "я" в праностратическом языке содержало m и n, после чего произошла элизия, вероятно для облегчения произношения, и буква m отпала в некоторых языках; 2) местоимение "я" в праностратическом языке содержало или m или n. Лингвист А.Б. Долгопольский реконструировал ностратическое местоимение "я" в виде *mi. Схожесть местоимения "я" в именительном падеже из разных языковых семей (картвельской на примере грузинского მე (mе), тюркской на примере азербайджанского mən, уральской на примере финского minä, нигеро-конголезской на примере на языке ко́са mna) подтверждает эту реконструкцию. Ортодоксальная лингвистика в этом вопросе ограничивается праиндоевропейским языком и не объясняет сходность местоимения "я" на уровне языковых семей.
Примечательное в этом отношении местоимение "мы", также находящееся в списке Сводеша, тоже имеет схожее написание и произношение в различных языковых семьях: индоевропейской (общеславянское мы, армянское menk), уральской (венгерское mi, финское me), афразийской (на языке хауса - mu). Формально всё это образовано от разных протоязыков - праславянского через праиндоевропейский, прауральского и т.д., однако это не исключает гипотезу более раннего праностратического языка.
Аналогичная связь возникла из праиндоевропейского слова *mon- ("человек"), которое дало начало, например, его английскому эквиваленту man и санскритскому manuṣyá. У этих слов есть эквивалент из уральской языковой семьи, прафинно-угорское *mańćɜ, которое в итоге образовало, в частности, самоназвание народа манси (буквально "человек") и финское ihminen. Сейчас также доказано, что географически более далёкие эквиваленты слова "человек", вроде индонезийского manusia (австронезийская языковая семья) и тамильского maṉitaṉ (дравидийская языковая семья) произошли от вышеупомянутого санскритского manuṣyá из индоевропейской семьи. Это согласуется с маршрутами миграций ранних людей из Передней Азии в Индию и далее в юго-восточную Азию, которые будут описаны ниже.
Другое важное слово из списка Сводеша - "мать"/"мама". В этом отношении достаточно сравнить индоевропейскую семью с сино-тибетской (бирманское a.me), тай-кадайской (тайское mâeae), афразийской (аккадское ummum), дравидийской (тамильское ammā и mātā, малаяльское amma и mātāvŭ), нигеро-конголезской (mama в суахили и лингала, зулусское umama), японо-рюкюской (окинавское anmā), австроазиатской (вьетнамское mẹ и má, кхмерское mae), тунгусо-маньчжурской (маньчжурское eme) и австронезийской семьёй (джарайское amĭ, макасарское amma', в языке тувалу mātua), а также некоторые языки американских индейцев (навахо amá, оджибве -maamaay, кечуанское mama). Аналогичная корневая фонема m в слове "мать" прослеживается во многих древнейших языках: древнеегипетском (mwt), древнееврейском (am/em), арамейском (immah), финикийском ʾm, а также в формально изолированных шумерском (ama), хаттском (mu), эламском (am-ma) и баскском (ama). Праиндоевропейский язык, на котором, как считается, говорили между 4500 и 2500 г. до н.э., также содержал фонему m в слове "мать" - *méh₂tēr. Это ещё один довод в пользу праностратического языка, являвшегося предком предков всех или большинства языков, включая праиндоевропейский. В этом смысле наличие вышеупомянутых общих корней одного слова в формально изолированных языках выглядит особо сильным аргументом. По всей видимости, слово "мать" в праностратическом языке включало в свой корень фонему m (или представляло собой просто корневую морфему m), которая в позднейших языках преобразовалась в n или другие буквы. Например, в хеттском и лувийском языке 2-го и 1-го тысячелетия до н. э., которые классифицируются уже как индоевропейские, "мать" - это уже annas и ānnis, соответственно (ср., например, современный турецкий эквивалент anne из тюркской языковой семьи, а лувийский язык считается одним из кандидатов для языка гомеровской Трои, которая находилась как раз в современной Турции). Поскольку старейший из этих языков - хеттский, самая ранняя замена m на n в слове "мать" могла произойти между вымиранием протоиндоевропейского и появлением хеттского языка, то есть ориентировочно между 2500 и 1700 г. до н.э. Это косвенно подтверждается общепринятым сейчас маршрутом миграции ранних людей из Африки в Евразию, в частности на родину хеттского языка - Малую Азию. В позднейшем пратюркском языке, например, на котором говорили около VI в. до н.э. и который стал предком тюркской языковой семьи, тоже есть аналогичная замена в слове "мать" - *ana или *eńe. Трудно сказать, почему произошла замена, но предположительно из-за схожего произношения m и n - ср. указанную выше аналогичную замену m и n в местоимении "я". Теперь сравним хеттское annas и лувийское ānnis с таким географически удалённым языком, как прото-австронезийский (предок австронезийской семьи, которая включает индонезийский и филиппинский языки). В списке Сводеша для прото-австронезийского "мать" - это *ina. Согласно Ko et al., Early Austronesians: Into and Out Of Taiwan, American Journal of Human Genetics (2014), зона австронезийских языков - юго-восточная Азия - стала заселяться ранними австронезийцами из территории современного Тайваня ок. 4000 лет назад (т.е. ок. 1986 г. до н.э.). Хронологически это совпадает с вышеуказанной ранней заменой m на n в слове "мать" между 2500 и 1700 г. до н.э. На основании вышеупомянутого сходства слова "мать" между некоторыми австронезийскими языками и другими языковыми семьями, а также датировки заселения зоны австронезийских языков, прото-австронезийское *ina можно признать родственным хеттскому annas и лувийскому ānnis. Однако некоторые австронезийские языки, как вышеуказанные джарайский и макасарский, сохранили первоначальное m в слове "мать".
Посмотрим теперь на хронологию миграций ранних людей из Африки и сопоставим её с хронологией праязыков. Из юго-восточной Африки 150 тыс. лет назад была заселена Южная Африка, 130 тыс. лет назад - Центральная Африка, а ок. 100 тыс. лет назад - северо-восточная Африка. Евразийский маршрут из Африки прошёл сквозь Ближний Восток и Малую Азию ок. 50 тысячи лет назад, откуда он разделился на несколько ветвей: на Западную Европу (ок. 45 тысяч лет назад), среднюю полосу России (ок. 40 тысяч лет назад), северо-западную Африку (ок. 30 тыс. лет назад) и Прибалтику (ок. 30 тыс. лет назад). Из западной Европы ок. 12 тысяч лет назад была заселена западная Скандинавия. Ещё одна ветвь ближневосточного маршрута пошла в Среднюю Азию (ок. 40 тыс. лет назад), Сибирь (ок. 30 тыс. лет назад), пересекла Берингов пролив ок. 25 тыс. лет назад, 16 тыс. лет назад достигла Северной Америки и ок. 14 тыс. лет назад - Южной Америки. Другой маршрут из Африки прошёл через южную часть Аравийского полуострова (ок. 70 тыс. лет назад) и Индию (ок. 65 тыс. лет назад), откуда он разветвился на два маршрута: в юго-восточную Азию (ок. 65 тыс лет назад) и в восточную Азию (ок. 45 тыс. лет назад). Из юго-восточной Азии люди ок. 65 тыс лет назад прибыли в Австралию. Из восточной Азии люди заселили Среднюю Азию и Дальний Восток ок. 40 тыс. лет назад, затем ок. 35 тыс. лет назад - Японию, позже Сибирь (ок. 30 тыс. лет назад), а ок. 12 тыс. лет назад - северную Россию и северную Европу, включая Скандинавию. Все вышеуказанные датировки - это уже время анатомически современного человека разумного (Homo sapiens). Однако самый старый из известных праязыков - праафразийский язык (предок египетского и семитских языков) - существовал, по оценкам учёных, примерно 12-18 тысяч лет назад, что, как видно, очень поздно на фоне вышеупомянутых миграций. Тем не менее, достаточно очевидно, что миграции такого масштаба и продолжительности у человека разумного не могли произойти без устного средства общения, а жестовый язык не мог полностью компенсировать его отсутствие. Необходимость в передаче знаний, умений, опыта и верований предполагает преемственность как минимум нескольких слов базового лексикона, чтобы представители новой языковой семьи понимали своих предков. Это - ещё один аргумент в пользу существования праностратического языка, который как раз заполняет эту лакуну до появления праафразийского языка. Именно такая языковая преемственность по всем маршрутам миграций и фиксируется в списках Сводеша на вышеупомянутом примере слова "мать": из афразийской языковой семьи (аккадское ummum) в праиндоевропейское *méh₂tēr и в дравидийскую семью (тамильское ammā и mātā), далее по маршруту в тунгусо-маньчжурскую семью (маньчжурское eme), сино-тибетскую семью (бирманское a.me), после попадания в Северную Америку - в язык оджибве -maamaay, а после достижения Южной Америки - в кечуанское mama.
Примечательно, что предания и легенды разных народов тоже сохранили упоминания о некогда общем языке, расколовшимся позднее на другие. Прежде всего, это, конечно, библейское повествование о Вавилонской башне и смешении языков. По современным оценкам Книга Бытия, содержащая это повествование, была составлена между X и VI веком до н.э., когда ещё говорили на ряде древнейших языков (таких как аккадский, арамейский, эламский) и когда знания о их происхождении были относительно свежи. Согласно британскому исследователю Джеймсу Фрэзеру, в мифологии индейских племён Америки - от Огненной Земли до Аляски - встречается сюжет о Всемирном потопе, после которого изменился язык у людей, переживших его. В мифологии ирокезов верховный бог Таронхайавагон направляет людей в путешествия и селит их в разных местах, где меняются их языки, что очень напоминает общепринятую теорию миграций ранних людей из Африки в Евразию. Согласно легенде южно-американского индейского племени тукуна, все народы, будучи единым племенем, когда-то говорили на одном языке пока они не съели два яйца колибри. Это можно считать ещё одним подтверждением теории праностратического языка, которая всё ещё ждёт своего звёздного часа.