Мы проследили за событиями в Северном Натале, финалом которых стала осада Ледисмита и рассказали о судьбе колонны, пытавшейся освободить Кимберли. Расстояние, разделявшее две британские армии можно прочувствовать, если европейский читатель вспомнит, на сколько миль Париж отстоит от Франкфурта, а американский предположит, что Ледисмит это Бостон, а Метуэн пытается снять осаду с Филадельфии. Безводные пустыни и непроходимые горные хребты разделяли подмостки, на которых игрались эти драмы. Британская сторона не располагала возможностью быстро перемещать войска с одного направления на другое, в то время как Жубер и Кронье, разделенные какой-то сотней миль, могли протянуть друг другу руку помощи, имея два варианта маршрута: окружной - по железнодорожной ветке Блумфонтейн-Йоханненсбург-Лейнгс-Нек и прямой короткий из Гаррисмита в Ледисмит. Обладание короткими внутренними линиями коммуникаций предоставляло бурам громадное преимущество, позволяя мгновенно перебрасывать основную массу войск с одного фронта на другой.
В следующей главе я расскажу как Армейский Корпус, прибывший из Англии, действовал в Натале, имея основной задачей предотвращение захвата колонии, и дополнительной - помощь осажденному гарнизону. А пока разберемся с операциями, проводившимися на огромном пространстве разделявшем наши восточную и западную армии.
Несколько недель после объявления войны позиции Британии в северной части Капской Колонии были крайне слабыми. В Де Аре скопилось огромное количество стратегических запасов, которые могли легко оказаться во власти буров Оранжевой Республики, осмелься они на набег. Имей бюргеры кавалерийского командира, обладавшего решительностью и азартом Стюарта или Шеридана, их удар расстроил бы весь план кампании, лишив нас запасов амуниции и продовольствия стоимостью в миллион фунтов. Однако противник упустил удобный момент. Когда 1-го ноября буры в своей обычной неторопливой манере перешли границу, британцы уже приняли необходимые меры безопасности, подтянув подкрепления и сконцентрировав силы в жизненно важных точках. До начала генерального наступления перед британскими командирами стояли следующие задачи: удержать мост через реку Оранжевую (открывавший путь на Кимберли), прикрыть железнодорожный узел Де Ар с хранящимися там запасами, любой ценой защищать линию железной дороги ведущую из Кейптауна в Кимберли и как можно дольше удерживать хотя бы одну из двух веток ведущих в Оранжевую Республику (одна через Колесберг, другая через Стромберг). Две основные группировки бюргеров вторглись в колонию вдоль этих железнодорожных веток, перейдя реку Оранжевую соответственно у Норвалс-Порт и Бетули. По мере своего продвижения буры призывали в свои ряды многочисленных рекрутов из числа граждан Капской Колонии голландского происхождения. Слабые британские войска, откатываясь под давлением противника, вынуждены были оставить и Колесберг на одной ветке и Стромберг на другой.
Нам предстоит отследить действия двух британских отрядов. Один под командой генерала Френча (того самого, который выиграл бой под Эландслаагте), состоявший преимущественно из кавалеристов, действовал на более важной Колесбергской линии. Быстрое продвижение буров в этом направлении угрожало сообщению Кейптаун - Кимберли. На начальной стадии войны британская сторона не блистала даром предвидения, но в случае с Френчем нам повезло. В ходе последних больших маневров на Солсбери-Плейн он показал себя отличным кавалерийским командиром и на счастье ему не пришлось сидеть в осажденном Ледисмите, откуда он был отправлен последним поездом. Операции Френча, с поучительными примерами приминения кавалерии и конной артиллерии, достойны отдельного рассмотрения.
Другой британский отряд, противостоявший бурам, наступающим через Стормберг, возглавлял генерал Гетекри - человек, заслуживший высокую репутацию своим бесстрашием и неукротимой энергией, хотя в ходе Суданской компании генерала часто критиковали за чрезмерные и не всегда оправданные физические нагрузки, которым он подвергал войска. Солдаты, с присущим им грубоватым юмором, прозвали его "Генерал Боли-спина ". Вид его высокой сухопарой фигуры с худощавым лицом Дон-Кихота и воинственно торчащим подбородком убеждал любого в несокрушимой энергии Гетекри, не наводя, однако, на мысль об избытке интеллектуальных способностей необходимых для командующего. В бою при Атбаре он, будучи командиром бригады, первым достиг и собственными руками проделал проход в заребе (колючей изгороди) - великолепный подвиг для солдата, но вряд ли достойный генерала. Этот случай прекрасно иллюстрирует сильные и слабые стороны Гетекри.
Генерал Гетекри номинально командовал дивизией, но его силы настолько безжалостно растаскивались то Буллером, то Метуэном, что реально он мог располагать лишь бригадой. Теснимый бурами, в начале декабря он оказался у Стеркстроома, в то время как бюргеры заняли очень сильную позицию у Стормберга, в тридцати милях севернее. Имея столь тесный контакт с противником и будучи уверенным в своих силах, Гетерки не мог оставаться в бездействии. Возможно, он располагал приватной информацией, касавшейся влияния буров на жителей колонии голландского происхождения, а, возможно, зная что Буллер и Метуэн ведут наступление на востоке и западе, стремился что-либо предпринять в центре. По той или иной причине в ночь на 9-е декабря Гетекри начал собственное наступление.
Его намерения и даже точное время, похоже, стали всеобщим достоянием за несколько дней до самого предприятия. Корреспондент "Таймс" в сообщении от 7-го декабря в деталях описывает все наши намерения. Подобную открытость можно поставить нашим генералам в заслугу, как людям, но для солдата это не лучшая черта. В ходе всей кампании военные приложили чрезвычайно мало усилий для дезинформации противника, как правило, они все делали открыто не пытаясь скрывать свои планы. Вспомните, как Наполеон нанес удар по Египту: он распространил слух, что собирает экспедицию в Ирландию, одновременно шепнув паре приближенных, что в действительности собирается атаковать Геную. Самые высокопоставленные особы знали о настоящей цели армии и флота не более последнего пьяницы. Конечно, было бы несправедливо ожидать хитрости корсиканца от прямодушного сакса, но, тем не менее, странно и достойно всяческого сожаления, когда в стране, кишащей шпионами, каждый заранее знает о подготовке так называемой "внезапной атаки".
Для наступления генерал Гетекри имел 2-й батальон Нортумберлендских Фузилеров (960 человек) с одним "Максимом", 2-й батальон Ирландских Стрелков (840 человек) с "Максимом" и 250 Конных Пехотинцев. Он также располагал двумя батареями Полевой Артиллерии (74-й и 77-й). Общая численность подчиненных ему войск не достигала и 3000 бойцов. Около трех часов по полудни люди погрузились в открытые железнодорожные вагоны и, по неизвестной причине, наверняка взбесившей импульсивного генерала, три часа чего-то ждали, томясь под палящим солнцем. Около восьми часов вечера войска выгрузились у Молтено. Оттуда, наскоро поужинав и немного передохнув, выступили в ночной поход, намереваясь на рассвете подойти к траншеям буров. Создается впечатление, что заново описываешь операцию у Магерсфонтейна, до того трагически похоже развивались события.
Около девяти вечера, в непроглядной тьме колонна вышла из Молтено и двинулась через вельд. Чтобы приглушить грохот орудий колеса обернули шкурами. Было известно, что до цели не более десятка миль, но проходил за часом час, а проводники все еще не были уверены, что достигли нужной точки. Стало совершенно ясно - войска сбились с пути. Люди еле тащили ноги от смертельной усталости, ведь после изнурительного дня им пришлось шагать всю ночь по пересеченной, усыпанной камнями местности. Изможденные солдаты то и дело спотыкались. Рассвет застал колонну все еще блуждающую в поисках цели. Неугомонный генерал шагал впереди, наравне со всеми, ведя лошадь в поводу. Его план потерпел неудачу, но этот энергичный и дерзкий человек не мог повернуть назад не попытавшись нанести удар. Можно восхищаться его энергией, но нельзя не прийти в ужас, анализируя сложившееся положение. Вокруг лежала дикая скалистая местность, идеально подходившая для засад, на которые буры большие мастера, а колонна все еще брела плотным порядком. Если даже предпринимались попытки выслать боевое охранение в голову и на фланги, то дальнейший ход событий показал, насколько небрежно неслась дозорная служба. В четверть пятого, в ясном свете южноафриканского утра выстрел, еще один, а затем непрерывный перекатывающийся треск винтовок сообщил, что мы получили еще один горький урок во что обходится пренебрежение элементарными мерами предосторожности на войне. Стрелки буров укрылись на гребнях обрывистых холмов и с короткой дистанции расстреливали наш неприкрытый фланг. Похоже это были повстанцы Капской Колонии, а не буры из дальнего вельда и возможно этому счастливому обстоятельству мы обязаны сравнительно небольшими потерями. Даже теперь, несмотря на внезапность нападения, ситуацию еще можно было спасти, если бы сбитые с толку солдаты и офицеры в точности знали что предпринять. Несомненно, все богаты задним умом, но похоже единственно правильным решением было отвести войска, а затем, если была необходимость, планировать атаку. Вместо этого пехота бросилась штурмовать склон холма и забралась достаточно высоко лишь для того, чтобы упереться в отвесные скалы. Наступление замерло. Люди залегли за валунами, пытаясь укрыться от интенсивного огня недосягаемых для них стрелков. В это время начала работать наша артиллерия, и ее залпы (не первый раз в этой кампании) причинили больше ущерба своим, чем противнику. По меньшей мере один отличный офицер пал вместе со своими солдатами сраженный британской шрапнелью. Талана-Хилл и Моддер-Ривер также продемонстрировали (возможно в менее трагическом виде), что при современной дальнобойности орудий и трудности точного определения позиций своей пехоты, использующей бездымный порох, командиры батарей должны обладать самыми холодными головами и самыми мощными оптическими приборами во всей армии, поскольку цена их ошибок ужасна.
Когда стало ясно, что атака провалилась, возник вопрос, как отвести людей. Одни бойцы сбегали вниз по склону но, выскочив из-под защиты спасительных валунов, попадали под ураган свинца, другие держались на достигнутом рубеже, надеясь, что удача все-таки нам улыбнется, или просто решили отлежаться в относительной безопасности за камнями, а не метаться по простреливаемому пространству. Те войска, что смогли отступить, похоже не представляли сколько их товарищей остались позади, а поскольку разрыв между ними и людьми продолжавшими лежать на холме постоянно рос, таяла и надежда на воссоединение отряда. Все пехотинцы оставшиеся на высоте попали в плен. Остальные, собравшись в пятнадцати сотнях ярдов от места засады, стали отходить к Молтено.
В это время с гряды открыли огонь три бурских орудия. Они стреляли с поразительной точностью, но к счастью снаряды не разрывались. Будь военные подрядчики буров в этой войне так же надежны как их артиллеристы, наши потери оказались бы намного серьезнее. Возможно, мы видим одно из последствий коррупции, являвшейся проклятием этой страны. Орудия с большим проворством передвигались вдоль гряды, ведя частый, хотя и малоэффективный огонь. Наши батареи (74-я и 77-я) с горсткой кавалеристов, делали все возможное для прикрытия отступления и сдерживания следовавшего по пятам противника.
Сам предмет неприятен для обсуждения, но стоит отметить, что это единственный пример в кампании, когда многочисленные неудачи переросли в деморализацию войск участвовавших в бою. Гвардия спокойно отходящая с поля боя словно она в Гайд-Парке, а не при Магерсфонтейне, солдаты у Николсонс-Нек, возмущенные, что их не повели в последнюю безнадежную атаку - вот примеры воинской доблести явленной в минуту поражения. Но при Стормберге усталость и бессонница полностью лишили наших людей боевого духа и самообладания. Солдаты ложились спать прямо на обочине дороги, и изможденные офицеры поднимали их пинками. Многих буры, следовавшие за колонной, так и взяли в плен сонными. Подразделения распались на небольшие беспорядочно бредущие группы, и около десяти часов в Молтено вползли жалкие остатки потрепанного войска. Почетное место в арьергарде досталось Ирландским Стрелкам, до самого конца сумевших сохранить подобие боевого порядка.
Наши потери убитыми и раненными на фоне случившегося выглядят ничтожными. Будь они значительнее, британская воинская честь была бы запятнана в меньшей степени. Двадцать шесть убитых и шестьдесят восемь раненых - это все. В плен попали шесть сотен человек, оставшиеся на склоне холма и уснувшие при отступлении колонны, из которых половина пришлась на Ирландских Стрелков, а другая на Нортумберлендских Фузилеров. В добавок при поспешном отступлении были брошены два орудия.
Не дело историка, особенно штатского, лишний раз бередить душевные раны храброго человека, который, сделав все, что можно добиться личной храбростью, вернувшись в Молтено рыдал оплакивая своих "бедных ребят". Гетекри потерпел поражение, однако и Нельсон после Тенерифа, и Наполеон после Акра в отличие от него сумели добиться величия. Единственная польза, которую можно извлечь из поражения это всестороннее изучение причин трагедии. Слишком рискованно считать наши промахи неподходящими объектами для открытой и честной дискуссии.
Военному предприятию не вредит, если оно рискованно и требует значительных физических усилий от участников. Напротив, разработка таких планов - один из признаков полководческого гения. Но, работая над нюансами, этот же полководческий гений обязан со всей тщательностью предусмотреть и исключить любые излишние действия, усложняющие исполнение плана. Идея молниеносной внезапной атаки на Стромберг была великолепна, но детали операции должны быть открыты для критического разбора.
Потери буров при Стромберге нам не известны, но, похоже, в данном случае нет повода не верить противнику, утверждавшему, что они были очень незначительны. В бою их люди не подставляли себя под огонь, в то время как мы, как обычно, сражались на открытой местности. В численности они, скорее всего нам уступали, а качество их стрельбы и недостаточно энергичное преследование делает наше поражение еще унизительнее. Орудия бюргеров работали с большим мастерством и отвагой. В бою участвовали коммандо из Бетули, Роксвилла и Смитфилда под общим командованием Оливера, а также изменники из числа граждан Капской Колонии.
Поражение генерала Гетекри на территории враждебно настроенного стратегически важного района, могло иметь трагические последствия. На счастье ничего непоправимого не случилось. Несомненно, разгром британцев способствовал вербовке мятежников, но вражеского наступления не последовало, и Молтено остался в наших руках. Гетекри получил подкрепление в составе свежей 79-й батареи и Дербиширцев, так что с 1-м батальоном Королевских Шотландцев и крылом Беркширцев генерал оказался достаточно силен для удержания занимаемых позиций до момента общего наступления.
Итак, в Стромберге сложилась такая же абсурдная унизительно-тупиковая ситуация, как и на Моддер Ривер.
Глава 11 СРАЖЕНИЕ ПРИ КОЛЕНСО
За какую-то неделю британские силы в Южной Африке испытали горечь двух серьезных поражений. Кронье, укрывшись в глубоких траншеях за проволочными заграждениями, преградил Метуэну путь на Кимберли, а в северной части Капской Колонии были разбиты и отброшены измученные солдаты Гетекри. Но британская нация, не пав духом, продолжала следить за событиями в Натале. Там был Главнокомандующий, там была и основная часть армии. По мере того как бригада за бригадой и батарея за батареей прибывали в Кейп-Таун, а оттуда безотлагательно направлялись в Дурбан, становилось ясно, что основные события развернутся именно в Натале, и именно там, возможно, вспыхнет луч надежды. В клубах, гостиных, железнодорожных купе -- повсюду, где люди встречались и вели разговоры, можно было слышать одни и те же слова: "Вот подождите! Скоро двинется Буллер!" В этой фразе отражалась надежда всей Империи.
Сэр Джордж Уайт был отброшен в Ледисмит 30-го октября, а 2-го ноября телеграфная связь с городом прервалась. 3-го ноября противник перерезал железнодорожную линию. 10-го ноября буры захватили Коленсо и рубеж по Тугеле. 14-го произошла стычка с бронепоездом. 18-го враг был уже возле Эсткорта. На 21-е они достигли реки Моои. 23-го Хилдъярд атаковал их возле Уиллоу-Гранде. Все эти события еще будут нами рассмотрены. Последняя акция отметила поворот к лучшему. Сэр Редверс Буллер принялся накапливать войска у Чивели, готовясь к сложным задачам: форсированию реки и освобождению Ледисмта, взывающего о помощи из-за гряды северных холмов. Гул отдаленных орудийных выстрелов изо дня в день повествовал о настойчивых атаках и упорной обороне.
Перед боевым генералом стояла чрезвычайно сложная задача. Южный берег реки представлял собой длинный пологий склон, по которому огонь вражеских стрелков мог гулять, словно бритва. Наступление через большой открытый участок являлось непростым делом. Это один из тех многочисленных случаев в настоящей войне, когда люди задавались вопросом: почему, если можно создать щит, способный прикрыть лежащего бойца от пуль, такое устройство не использовать здесь? Попеременное продвижение подразделений, с безопасным отдыхом после каждого броска, снизило бы напряжение, испытываемое солдатами под постоянным смертельным огнем. Однако теперь бесполезно рассуждать, что можно было бы сделать для облегчения предстоявших испытаний. Нашим людям требовалось преодолеть обширное открытое пространство, после чего их поджидал - нет, не враг, а широкий и глубокий поток, с единственным, возможно заминированным мостом, и единственным бродом, как показала жизнь, не существующим в природе. По ту сторону реки ярус за ярусом возвышались холмы, увенчанные скалами и изрезанные траншеями, в которых укрылись тысячи лучших снайперов мира, поддерживаемых замечательной артиллерией. Если же, преодолев открытую местность и форсировав реку, удастся штурмовать и захватить гребень холмов, то за ним окажется еще один, доминирующий над первым, и так далее. Гряды, чередуясь с ложбинами, словно гигантские океанские волны вздымались в северном направлении до самого Ледисмита. Каждую линию холмов предстояло атаковать открыто, в то время как защитники без труда могли подыскать себе надежные укрытия. Добавьте к этому, что бурами командовал молодой и энергичный Луис Бота. Задача выглядела безнадежной, но честь не позволяла предоставить осажденный гарнизон своей собственной судьбе и требовала идти на риск.
Наиболее очевидный упрек заключается в следующем: если следовало атаковать, то почему это было сделано при условиях, навязанных противником. Нам представляется почти невероятным преодоление подобных препятствий - открытый склон, река, траншеи. Но дальнейшие операции доказали, что обмануть бдительность буров и быстрым броском преодолеть Тугелу не такая уж трудная задача. Военные авторитеты заявляют, хотя в это трудно поверить, что в истории нет примеров, когда решительная армия была бы остановлена водным рубежом, и от Веллингтона на Дору до русских на Дунае читателю можно привести массу примеров, когда рубежи обороны, идущие по реке, преодолевались с легкостью. Но Буллер столкнулся с особенными нюансами. У него не хватало кавалерии, а противник, обладавший исключительной маневренностью, мог легко атаковать его открытые фланги и тыл. У Генерала еще не было того значительного численного превосходства, какое возникнет позднее и позволит предпринимать дальние обходы. Но одно преимущество (более мощная артиллерия), у него все же было, хотя, естественно, самые тяжелые орудия являются наименее мобильными, и соответственно, чем меньше маневров будет при наступлении, тем эффективнее окажется артиллерийская поддержка. Руководствуясь этими или какими-то другими соображениями, на рассвете 15-го декабря в пятницу Буллер решился на фронтальную атаку хорошо укрепленных бурских позиций и выступил из лагеря у Чивели.
Войска, которые генерал Буллер вел в бой, были лучшими из когда-либо находившихся под командованием британских генералов со времен битвы на Альме. Его пехота состояла из четырех крепких бригад: 2-я бригада под командованием Хилдъярда (2-й батальон Девонцев, 2-й батальон "Куинсов" или Западно-Суррейского полка, 2-й батальон Западно-Йоркширского и 2-й Восточно-Суррейского); 4-я бригада Литтелтона (2-й батальон Камеронцев, 3-й Стрелков, 1-й Даремцев и 1-й батальон Стрелковой Бригады); 5-я бригада Харта (1-й батальон Иннискиллингских Фузилеров, 1-й Коннаутских Рейнджеров, 2-й Дублинских Фузилеров и Пограничный Полк, последний вместо 2-го батальона Ирландских Стрелков, находившихся в распоряжении Гетекри). Остается упомянуть 6-ю бригаду Бартона, включавшую 2-й батальон Королевских Фузилеров, 2-й батальон Шотландских Фузилеров, 1-й Уэльских Фузилеров и 2-й Ирландских Фузилеров. Общая численность пехоты достигала 16 000 человек. Кавалерия под командованием лорда Дандоналда, была представлена 13-м Гусарским, 1-м Королевским, Конной Пехотой Бетьюна, Конной Пехотой Торнейкрофта, тремя эскадронами Южно-Африканской Конницы и сводным полком конной пехоты, набранной из Стрелков и Дублинских Фузилеров, эскадрона Натальских Карабинеров и Имперской Легкой Конницы. Не смотря на то, что солдафоны и педанты критически относились к иррегулярной кавалерии, она состояла из наилучшего боевого материала во всей армии. Некоторые из ее бойцов имели личные счеты с бурами, других толкала на подвиги жажда приключений. Как пример последнего - один эскадрон Южно-Африканской Конницы почти полностью состоял из техасских погонщиков, прибывших вместе с собственными лошадьми, чтобы сражаться в рядах братьев по крови.
Но, если кавалерия была слабым местом генерала Буллера, то его артиллерия представляла собой грозную силу, как по качеству орудий, так и по их количеству. В его распоряжении имелись пять батарей (30 орудий) Полевой Артиллерии: 7-я, 14-я, 63-я, 64-я и 66-я. Кроме того, он располагал шестнадцатью морскими орудиями с "Террибл" - четырнадцатью 12-ти фунтовыми и двумя 4,7 дюймовыми, отлично зарекомендовавшими себя при Ледисмите и в колонне лорда Мэтуена. В целом, силы, выступившие из Чивели-Кемп, насчитывали 21 000 человек.
Задача, поставленная перед армией, казалась простой по замыслу, однако жизнь показала, насколько сложной она оказалась в действительности. Река доступна для форсирования в двух пунктах: через Бридл-Дрифт в трех милях левее, и непосредственно через мост у Коленсо, лежавший впереди. 5-й (Ирландской) бригаде предстояло энергичным броском переправиться через Бридл-Дрифт, а затем двинуться вдоль берега на помощь 2-й (Английской) бригаде у Коленсо. 4-й бригаде поставили задачу двигаться между 5-й и 2-й, чтобы, в случае необходимости, помочь войскам, испытывающим затруднения. Тем временем, кавалерия под командованием Дандоналда прикрывает правый фланг и атакует Хлангвана-Хилл - сильную позицию, на южном берегу Тугелы, надежно удерживаемую противником. Оставшаяся бригада Фузилеров поддерживает этот маневр на правом фланге. Орудиям предстояло прикрывать атакующих и, если удастся, занять позицию, с которой можно будет вести анфиладный (продольный) огонь по траншеям противника. Таковы вкратце задачи, поставленные Буллером перед своими войсками. В ярком чистом утреннем свете под безоблачным голубым небом войска двинулись вперед, уверенные в успехе. Перед ними простиралась обширная равнина, затем изгиб реки, а дальше спокойно и безмятежно, как на прекрасной картине, волна за волной тянулись гряды холмов. В пять часов утра заработали морские орудия, и огромные рыжие столбы пыли у подножий отдаленных высот обозначили место разрыва лиддитных снарядов. Но ответа не последовало. Ничто не шелохнулось на залитых солнцем склонах. Зрелище яростного обстрела мягкого и мирного ландшафта выглядело бессмысленной жестокостью, но все знали - там, за каждым валуном, в каждой расщелине затаилась смерть.
Слишком трудно дать единую вразумительную картину сражения, развернувшегося на фронте протяженностью в семь или восемь миль, поэтому, возможно, следует поочередно описать действия каждой колонны, начиная с левого фланга, где Ирландская бригада Харта атаковала Бридл-Дрифт.
Под прикрытием безответного, а, следовательно, и неприцельного огня тяжелых орудий, ирландская пехота двинулась вперед к намеченным для атаки пунктам. В первой линии шли Дублинцы, за ними Коннаутцы, Иннискиллинцы и Пограничники. Может показаться невероятным, но после горького опыта Магерсфонтейна и Стромберга, бойцы второй и третьей линии выдвигались колонами и не собирались разворачиваться в цепь, пока противник не откроет огонь. Ударь шрапнель по такому плотному строю, и в одно мгновенье потери оказались бы настолько же тяжелыми, насколько бессмысленными.
По мере приближения к броду (расположение, и сам факт существования которого не были установлены точно) выяснилось, что войска наступают в излучине реки, вследствие чего с правого фланга они подвергались ожесточенному ружейному огню, а с фронта поливались градом шрапнели. Не наблюдалось ни единого признака вражеских позиций, а люди падали один за другим. Представьте это сверхъестественное, пробирающее до глубины души ощущение нереальности происходящего, когда батальон идет в атаку по залитой солнцем, кажущейся совершенно безжизненной равнине, отмечая пройденный путь стонущими, задыхающимися, корчащимися от боли людьми, способными лишь догадываться, откуда прилетели пули, впившиеся в их тела. Монотонный перестук и треск "маузеров" слился в сплошной шум, напоминавший шипение жира на раскаленной сковороде. Воздух дрожал от него, но никто не мог точно сказать, где же находится источник. Наконец вдалеке, над одним из холмов повисла тонкая вуаль дымка, обозначившая, откуда пришла смерть к шестерым бойцам, словно по какой-то бесчеловечной команде одномоментно рухнувшим наземь. В этой войне нашим солдатам вновь и вновь доводилось проходить через подобный адский шторм, и невольно задаешься вопросом, не станут ли они последними из смертных, от которых требовалось пройти через такое испытание. Следует найти другие методы наступления, или вообще упразднить лобовую атаку, как вид боя, поскольку бездымный порох, скорострельные пушки и современные ружья дают слишком много преимуществ обороняющейся стороне.
Отважные ирландцы рвались вперед, в горячке боя не думая о потерях. Четыре батальона смешались в один. Очень скоро от боевых порядков и управления не осталось и следа. Не осталось ничего, кроме отважного духа и неистового желания как можно скорее сойтись с противником в рукопашной. Накатываясь разъяренной, ревущей гигантской волной, они ни разу не дрогнули под огнем, пока не достигли берега реки. Северяне Иннискиллингцы и южане Коннаута, оранжевые и зеленые, протестанты и католики, кельты и саксы, на этом поле они соперничали лишь в том, кто из них щедрее прольет свою кровь за общее дело. И пусть будут прокляты провинциальные политики и узколобые религиозные фанатики, сеющие рознь среди подобных людей!
Они достигли берега, но где же брод? Перед ними лежала широкая и спокойная река без единого признака мелководья. Несколько лихих парней бросились в воду, но ружья и патроны потащили их ко дну, хотя один или два добрались до противоположного берега. В отношении дальнейшего мнения свидетелей расходятся. Возможно, хотя это представляется маловероятным, река была частично запружена бурами, чтобы увеличить глубину, но более вероятным выглядит утверждение, что в ходе быстрого наступления бригада сбилась с направления. Однако не исключен вариант, что войска просто не нашли брод. Как уже случалось неоднократно, солдаты залегли, не желая отступать, и не имея возможности двинуться вперед под безжалостным ливнем свинца с фронта и фланга. В каждой ямке, за каждым муравейником сбившиеся в кучки Ирландцы ожидали лучших времен. Несмотря на обстоятельства, они сохранили присущие им юмор и бодрость духа, чему есть немало примеров. Полковник Коннаутцев Брук был сражен, ведя своих людей в атаку. Рядовой Ливингстон помог доставить его в безопасное место, и лишь выполнив свою миссию, признался, что его "немного зацепило", и потерял сознание. Выяснилось, что он получил пулю в горло. Другой солдат опустился на землю с простреленными ногами. "Дайте мне оловянную дудку, и я сыграю вам все что вы захотите", - крикнул он, имея ввиду Даргайского трубача (в Индии 20 октября 1897 года при атаке Даргайских высот трубач Хайлендеров Гордона Джордж Файндлейтер, будучи раненным в обе ноги и не имея возможности встать, под жестоким огнем играл полковой марш, поддерживая дух своих товарищей). Другой, с рукой, повисшей на сухожилиях, угрюмо попыхивал своей короткой черной трубкой. Время от времени вопреки здравому смыслу в бойцах вспыхивала неукротимая кельтская отвага. "Ребята, примкнуть штыки, и пусть нас запомнят!" - вот последние слова сержанта-знаменщика. Пять часов под тропическим солнцем, извалявшиеся в пыли, изнемогавшие от жажды люди цеплялись за отвоеванный кусок земли. Британская шрапнель на недолете рвалась над их головами. По ним вел огонь поддерживавший батальон, не предполагавший, что передовые ряды продвинулись настолько далеко, но, обстреливаемая с фронта, фланга и тыла 5-я бригада упрямо держалась за свой клочок.
К счастью, приказ об отходе был уже близко, поскольку, без сомнения, не попади он в подразделения, батальоны бессмысленно погибли бы на том самом месте, где залегли. По-видимому, этот приказ отдал сам Буллер, в течение всего дня проявлявший неутомимую энергию и вездесущесть. При отступлении абсолютно не наблюдалось признаков спешки или паники, но солдаты и офицеры безнадежно перемешались и генералу Харту, с чьими оценками иногда можно не соглашаться, но чье хладнокровие и отвага несомненны, пришлось немало потрудиться, приводя в порядок великолепную бригаду, всего шесть часов назад выступившую из Чивели-Кемп. В бою пало от пяти до шести сотен людей - потери, приблизительно соответствующие понесенным Бригадой Хайлендеров у Магерсфонтейна. Больше всех пострадали Дублинцы и Коннаутцы.
В бедствиях 5-й бригады повинно слишком много факторов. Абсолютно излишне подчеркивать, что одни и те же упущения неизменно приводят к одному и тому же результату. Почему люди шли в атаку на невидимого противника в колонных порядках? Почему впереди не было скаутов, способных точно установить местоположение брода? Где были заслоны застрельщиков? Как уже не раз случалось в ходе Африканской кампании - к опыту последних боев и параграфам воинских наставлений отнеслись как к пустому месту. Возможно, в лекционных залах Кемберли и существует наука о войне, но слишком малая ее часть нашла дорогу в вельд. Стойкая доблесть рядовых, безоглядная решимость батальонных офицеров - это наши активы, но им редко сопутствуют осмотрительность и дар предвидения наших высших командиров. Писать подобные замечания - неблагодарная задача, но одним из главных уроков этой войны должно стать понимание, что армия слишком важная часть государства, чтобы оставаться в руках одной касты, и что гражданский долг каждого человека бесстрашно и свободно высказывать то, что он считает правдой.
Оставив злоключения 5-й бригады, перейдем, продвигаясь слева направо, к 4-й бригаде Литтелтона. Бригада, не имея отдельного участка фронта для атаки, получила задачу поддерживать действия соседей. Своими морскими орудиями она делала все возможное, чтобы помочь Ирландцам выпутаться из создавшегося положения и прикрыть их отход. Однако сама по себе бригада не сыграла заметной роли в бою, и ее потери оказались незначительными. Правее Литтелтона развернулась Английская бригада Хилдъярда, атаковавшая Коленсо и мост. Под началом Хилдъярда находились 2-й батальон Западных Суррейцев, 2-й батальон Девонского полка (чьи товарищи из 1-го батальона хорошо показали себя под Ледисмитом), Восточные Суррейцы и Западные Йоркширцы. Противник несомненно предвидел, что главный удар британцы нанесут на этом участке, поэтому кроме многочисленных и хорошо оборудованных окопов, мост прикрывала по меньшей мере дюжина тяжелых орудий, не считая державшие его под прицелом многочисленные скорострельные пушки. Развернувшись в цепь, атаку вели Девонцы и 2-й батальон "Куинсов" (длинная линия точек цвета хаки, настолько сливавшаяся с равниной, что люди, если они останавливались, с трудом различались невооруженным глазом). Их поддерживали Восточные Суррейцы и Западные Йоркширцы. Бойцам бригады, наступавшим под чрезвычайно интенсивным огнем, выпало не менее суровое испытание, чем их товарищам из бригады Харта, смягченное лишь тем, что войска изначально развернулись в полуротные колонны с интервалом в шесть шагов, а река, раскинувшаяся прямо перед ними, спасла от флангового огня, оказавшегося столь фатальным для Ирландцев. Несмотря на потерю двухсот человек, передовым частям посчастливилось достичь Коленсо, а Западные Суррейцы, продвигаясь пятидесятиярдовыми перебежками, захватили станцию, но катастрофа, случившаяся чуть ранее с поддерживавшей их артиллерией, все свела на нет. Чтобы понять, что произошло, мы должны проследить судьбу подразделения, расположенного еще правее.
Здесь сосредоточилась значительная часть артиллерии, получившей приказ поддерживать войска на главном направлении удара, в составе двух полевых батарей (14-й и 66-й) под командованием полковника Лонга, и шести морских орудий (двух 4,7-дюймовых и четырех 12-ти фунтовых) под началом лейтенанта Оджилви с "Террибл". Лонг имел репутацию рьяного и лихого офицера, и его управление египетской артиллерией в Атбарской битве во многом обусловило успех всей акции. К несчастью, туземные кампании, в которых неоправданные вольности и промахи оставались безнаказанными, породили порочные традиции. В этом же убедились и французы со своими Алжирцами. Наш собственный сомкнутый строй, наша приверженность к залповому огню и, в рассматриваемом случае, методы использования нашей артиллерии - все это пагубное наследие войн с дикарями. Только так можно объяснить действия Лонга, когда на начальной стадии боя две его батареи рванулись вперед, обошли с фланга наступавшую пехотную бригаду, оставили позади медленно ползущие морские орудия с их воловьими упряжками и развернулись в тысяче ярдов от вражеских траншей. С этой позиции Лонг открыл огонь по Форт-Вили, являвшемуся стержнем данного участка обороны противника.
Но двум несчастным батареям не судилось изменить ход боя, как надеялся их командир. Скорее они послужили классическим примером беззащитности артиллерии против огня современных винтовок. Даже знаменитое описание Мерсерсом эффекта воздействия флангового огня на его конную артиллерию при Ватерлоо не поможет дать представление об урагане свинца, обрушившемся на обреченные батареи. Мертвые или искалеченные лошади падали одна за другой. Раненные животные от страха и боли неистово бились в упряжках, калеча соседних. Один ездовой, обезумев от страха, вскочил на лидера, отрезал постромки и стремглав умчался с поля боя. Но подавляющее большинство артиллеристов явило образец великолепной выдержки и дисциплины. Команды офицеров, наводка орудий, стрельба - все выполнялось методично, словно под Оукхемптоном. К несчастью, они оказались не только под убийственным ружейным огнем, ведшимся частично из траншей по фронту, частично из пригорода Коленсо с левого фланга. Скорострельные автоматические пушки буров отлично определили дистанцию, и их крохотные снаряды непрерывно трещали и хлопали на позиции батарей. У каждого орудия уже лежал ковер мертвых тел, но, тем не менее, у каждого еще метались горстки разгоряченных офицеров и взмокших от пота отчаянных артиллеристов. Несчастный Лонг упал, получив две пули в руку и печень. "Не сдаваться, черт возьми! Не сдавать орудия!" - кричал он, когда его тащили в маленький овраг (донга) неподалеку. Капитан Голди и лейтенант Шрайбер были убиты. Полковник Хант рухнул дважды раненный. И офицеры и солдаты выходили из строя один за другим. Орудия уже не могли стрелять, но и отвести их было невозможно, поскольку каждая попытка подогнать упряжки из укрытия, где стояли передки, заканчивалась гибелью лошадей. Выжившие нашли убежище от смертоносного огня в овраге, в сотне ярдов от осыпаемых пулями пушек, куда ранее отнесли Лонга. Одно орудие на правом фланге все еще стреляло, обслуживаемое четырьмя артиллеристами, отказавшимися его бросить. Эти четверо, словно заговоренные, среди вздымавшегося песка и голубых венчиков шрапнели, после каждого выстрела неутомимо накатывали свою родную пятнадцатифунтовку. Вдруг один, словно задохнувшись, рухнул на лафет, его товарищ, свесив голову на грудь, осел у колеса, третий, взмахнув руками, уткнулся лицом в песок. Оставшийся в живых мрачный, покрытый пылью человек, выпрямившись во весь рост, замер по стойке "смирно", глядя в глаза смерти, пока и его не сразил свинец. Вы можете сказать - бесполезная жертва, но пока люди, видевшие их смерть, рассказывают эту историю у походного костра, подобные примеры возбуждают боевой дух нашей расы больше, чем зов трубы или грохот барабана.
Два часа горстка испытывавших чувство унижения офицеров и солдат пряталась в ненадежном укрытии на дне донга, иногда бросая взгляд на прочесываемую пулями равнину и ряд смолкших орудий. Многие были ранены. Их командир лежал тут же, в бреду все еще отдавая приказы батареям. Отважный хирург Баптье, пробравшийся к ним под жесточайшим огнем, делал все, что в его силах, помогая страдающим от ран. Время от времени люди выскакивали на открытое пространство, иногда в надежде выпустить хоть один снаряд, иногда чтобы вынести раненного товарища из-под безжалостного града пуль. Насколько ужасным был свинцовый шторм, демонстрирует факт, что один артиллерист был найден с шестьюдесятью четырьмя ранами. В этих вылазках погибло несколько человек, после чего уцелевшие, пав духом, вновь залегли в донга.
Они верили, что их орудия еще не потеряны, и что прибытие пехоты позволит им вновь вступить в бой. Пехота, наконец, подошла, но в таком незначительном количестве, что скорее усугубила положение, чем облегчила его. Полковник Баллок подтянул две роты Девонцев в дополнение к двум ротам (А и В) Шотландских Фузилеров, изначально прикрывавшим орудия. Но эта горстка людей не могла повлиять на ход событий. Они также залегли в овраге в ожидании лучших времен.
Наконец отчаянное положение батарей привлекло внимание генералов Буллера и Клери. Они подошли к ездовым, укрывавшимся в дальней нулле (nullah - инд. пересохшее русло реки) вместе с оставшимися лошадьми. Между ними и донга, в котором засели артиллеристы Лонга и Баллок со своими Девонцами, лежало открытое пространство. "Есть добровольцы спасать орудия?" - крикнул Буллер. Вызвались капрал Нурс, канонир Янг и еще несколько человек. Отчаянное предприятие возглавили три личных адъютанта генералов: Конгрив, Шофилд и Робертс - единственный сын знаменитого солдата. Они взяли две упряжки. Последовала бешенная скачка сквозь адский огонь, и каждая команда привезла по одному орудию. Но потери оказались ужасающими, а младший Робертс получил смертельную рану. Конгрив оставил отчет, красноречиво свидетельствующий, что может делать современный ружейный огонь на дистанции в тысячу ярдов. "Первая пуля прошла сквозь мой левый рукав, оцарапав локоть, затем осколок камня ударил меня по правой руке, вскоре одна пуля попала в лошадь, а вторая в мою правую ногу, затем еще одна пуля в лошадь и это был конец". Отважный парень умудрился доползти до горемык, прятавшихся в донга. Робертс настоял, чтобы его бросили там, где он упал, не желая подвергать опасности других.
Тем временем прибыли две дополнительные упряжки под командой капитана Рида из 7-й батареи. Он предпринял еще одну отчаянную попытку спасти орудия. Цена оказалась слишком велика. Две трети лошадей и половина людей, включая капитана, выбыли из строя, после чего генерал Буллер приказал прекратить дальнейшие попытки спасти покинутые батареи. И он, и генерал Клери получили легкие ранения, кроме того, действия войск на поле сражения требовали их внимания. Но, даже делая скидку на давление многочисленных обязанностей, неразбериху и сумятицу большого боя, случившееся невозможно понять. Решение безропотно отдать орудия в руки противника выглядит одним из самых невероятных случаев в британской военной истории. Не вызывает сомнений, что если наши артиллеристы не могли оставаться под огнем противника, буры в равной степени не смогли бы овладеть орудиями под огнем пары батальонов нашей пехоты. Имелось немало подразделений, слабо вовлеченных в сражение, которые можно было выделить для подобной задачи. Люди из Конной Пехоты действительно вызывались взять это дело на себя, и никто не смог бы с ним справиться лучше них. Времени также было с избытком, так как орудия оставили около одиннадцати, а буры не отваживались захватить их до четырех. Пушки не только можно было спасти, они могли послужить великолепной приманкой, чтобы заставить буров выйти из траншей. Наверняка Черри Эмметт и его люди приближались к трофеям со страхом и опаской, не смея поверить в невероятную удачу. Однако унизительный и необъяснимый факт остается фактом. Батареи покинули, войска отошли, и противнику достались не только десять орудий, но и Девонцы со своим полковником, и Фузилеры, весь день укрывавшиеся в донга.
Продвигаясь слева направо, мы проследили действия бригады Харта у Бридл-Дрифт, бригады Литтелтона, поддерживавшей наступление, Хилдъярда, атаковавшего Коленсо и злосчастных батарей, пытавшихся ему помочь. Осталось рассмотреть влияние на общую операцию действий двух отрядов на правом фланге: конникам Дандоналда, атаковавшим Хлангване-Хилл - укрепленную позицию буров на юг от реки, и помогавшей им бригады Бартона.
Силы, имевшиеся в распоряжении Дандоналда, были совершенно недостаточны для захвата сильно защищенной высоты, и возможно, его действия в действительности являлись разведкой боем, а не реальной атакой. В целом он располагал не более чем тысячей человек, преимущественно солдатами иррегулярной армии, а перед ним возвышался крутой холм, опоясанный траншеями, прикрываемый заграждениями из колючей проволоки и огнем автоматического оружия. Но для отважных колонистов это был первый настоящий бой и они с энтузиазмом пошли в атаку. Спешившись, они около полутора километров продвигались пешком, пока не оказались в пределах досягаемости огня затаившихся буров и не получили урок, уже усвоенный их товарищами на других участках наступления - приблизительно равные по численности, наступающие по открытой местности войска не имеют никаких шансов против окопавшегося противника, и чем решительнее напор, тем жестче ответ. Колонисты вели себя не хуже старых солдат, делая все, что только может сделать смертный. Они отошли спокойно и медленно, оставив на поле боя 130 своих отважных товарищей. 7-я Полевая Батарея предпринимала все возможное для поддержки наступления и прикрытия отхода. В этот горький день ни на одном участке сражения не сверкнул ни единый лучик успеха, способный согреть сердца и вознаградить усердие наших стойких, выносливых солдат.
О бригаде Бартона рассказывать особенно нечего. Она не поддержала атаку на Хлангване-Хилл на одном фланге и не помогла прикрыть злосчастные орудия на другом. Дандоналд просил Бартона о помощи, но тот отказался выделить хоть какой-нибудь отряд. Если настоящий замысел генерала Буллера состоял в проведении разведки боем, с целью определить конфигурацию и силу занимаемой бурами позиции, тогда, конечно, объяснимы чувства его бригадиров, не желавших втягивать войска в битву, возникшую в результате недоразумения. С другой стороны, насколько можно судить по отданным в течение дня приказам, серьезное столкновение планировалось изначально, и вследствие этого ситуация, когда две бригады из четырех играют столь незначительную роль, выглядит довольно странно. Бригада Бартона отвечала за прикрытие правого фланга от возможных контратак буров, и это задание может объяснить ее бездействие до того момента, пока не стало очевидным, что таких атак не планируется. После чего, как видится, при правильной оценке ситуации, по меньшей мере два батальона могло быть выделено для прикрытия потерянных орудий ружейным огнем. Две роты Шотландских Фузилеров разделили судьбу орудий. Две других и одна рота Ирландских Фузилеров поддерживали орудия своим огнем, но ведь бригада в целом, вместе с 1-м Королевским и 13-м Гусарским полками, также могла подставить плечо своим товарищам в этот тяжелый день.
Итак, первая попытка освободить Ледисмит завершилась. Около двенадцати часов все войска получили приказ отступать в лагерь. Не было никаких признаков беспорядочного бегства или паники, при отходе люди проявили такую же выдержку, как и при наступлении. Но факт остается фактом - мы потеряли около 1200 человек убитыми, ранеными и пленными, абсолютно ничего не приобретя взамен. Мы даже не могли утешиться мыслью, что противник понес урон, сравнимый с нашим, поскольку враг в ходе боя настолько ловко маскировался, что его потери едва ли превысили сотню человек. Что касается артиллерии, то она в очередной раз доказала свое бессилие в борьбе с противником, залегшим в укрытии.
К счастью, наши потери убитыми оказались во много раз меньше, чем ранеными, как всегда случается при ружейном огне (в отличие от более опасной шрапнели). Приблизительно мы имели 150 человек убитыми и около 720 ранеными. Более унизительным пунктом потерь оказались около 250 человек, попавших в плен. Это были артиллеристы, Девонцы и Шотландские Фузилеры, захваченные в донга вместе с небольшим количеством Коннаутцев, Дублинцев и солдат других подразделений, которые, укрывшись в овраге, уже не смогли его покинуть и цеплялись за него, пока общее отступление не поставило их в безвыходное положение. Нескольким кучкам людей буры, очевидно не слишком желавшие увеличивать число пленников, позволили отойти. Полковник Текерей (Иннискилингские Фузилеры) с небольшой группой солдат оказался в окружении, но благодаря чувству такта и остроумию сумел безопасно вывести бойцов к своим. Потери в основном пришлись на бригады Харта, Хилдъярда и иррегулярные колониальные войска, отлично проявившие себя в бою.
В своем официальном рапорте генерал Буллер заявил, что, по его мнению, если бы не действия полковника Лонга и последовавшее за ними несчастие с орудиями, сражение могло бы увенчаться успехом. Это сказано слишком сильно, и, возможно, перекладывает чересчур большую ответственность на храброго, но невезучего офицера. На войне бывали случаи, когда и более безрассудное выдвижение вперед части нашей артиллерии меняло судьбу сражения, в этом плане слишком суровое обвинение человека, осмелившегося рискнуть, но проигравшего - плохая политика. Наступление по открытой местности на противника, засевшего в траншеях, через реку, протекавшую по фронту, само по себе настолько безнадежное предприятие, что Лонг, видимо, понимал - только отчаянные меры могут спасти положение. Ввести орудия в дело, развернувшись перед фронтом своей пехоты, не имея ясного представления о переднем крае противника, всегда было и будет одним из наиболее рискованных предприятий на поле боя. "Это явное безумие, - говорил принц Крафт, - разворачивать артиллерию на дистанции 600 или 800 ярдов от позиций, удерживаемых вражеской пехотой, если последняя не находится под ружейным огнем, ведущимся с еще более близкого расстояния". Именно это "явное безумие" и совершил полковник Лонг. Но его можно частично оправдать, если принять во внимание, что он разделял общее мнение и считал, что буры находятся на холмах, не подозревая, что их передовые траншеи расположены внизу, у реки. Имея в своем распоряжении недостаточно средств, он произвел такую разведку, какую смог, и хотя его горячность и неукротимый дух завлекли его в западню, стоившую так дорого, тем не менее, критику гораздо проще найти извинение этой ошибке, чем последующей, позволившей противнику захватить покинутые орудия. Нет ни одного свидетельства, что потеря этих орудий повлияла на судьбу сражения в целом, поскольку на других участках поля боя, где пехота имела полную и непрерывную поддержку артиллерии, результат оказался не многим благоприятнее, чем в центре.
Итак, о Коленсо все. В Британской военной истории трудно найти акцию хуже организованную и в некоторых аспектах более странную, чем этот бой. И чем больше проливается свет, тем удивительнее выглядит случившееся. Оно имеет свой пролог и свой эпилог, подвергающие суровому испытанию снисхождение и милосердие, с каким британское общество всегда относилось к неудачам Генерала. Прологом было сообщение, отправленное генералом Буллером генералу Уайту, о подготовке атаки на 17-е число, в то время как бой начался 15-го. Гарнизон Ледисмита оказался не готов провести отвлекающую атаку, не позволившую бы противнику отправить на поддержку Боте существенное подкрепление, если бы тот в нем нуждался. Эпилог выглядит куда серьезнее. Хотя генерал Буллер был официально информирован, что Уайт обеспечен провизией на семьдесят дней, он, возможно пав духом, отправил гелиограмму, советуя осажденным сдать город. Первый ответ Уайта заслуживает места в одном ряду с подзорной тубой у отсутствующего глаза адмирала Нельсона. Он ответил, что противник наверняка подделывает сообщения Буллера. На это Буллер отреагировал уточняющей гелиограммой, текст которой вместе с ответом сэра Джорджа Уайта приводится ниже:
Сообщение от 16-го декабря, с поправками от 17-го декабря, 1899 года
"Вчера я пытался взять Коленсо, но потерпел неудачу; противник для меня слишком силен, могу предпринять лишь операции по обходу, но для их подготовки потребуется не менее полного месяца. Сможете ли вы столько продержаться?
"Сколько дней вы можете держаться? Я предлагаю вам расстрелять все боеприпасы, какие сможете и оговорить наиболее приемлемые условия сдачи. Если вы имеете альтернативные предложения, я могу остаться здесь, но без подкреплений прорваться я не могу. Моя пехота, как выяснилось, не может вести бой на удалении более десяти миль от лагеря, да и то, если обеспечена водой, а воды здесь мало. Что бы ни случилось, соберите и сожгите шифры, кодовые книги и все расшифрованные сообщения".
От сэра Д.Уайта сэру Р.Буллеру. 16-го декабря 1899 года.
"Ваше сегодняшнее сообщение получил и с ним ознакомился. Мои предложения таковы: вы должны занять самую сильную из возможных позиций, позволяющую вам сохранять контакт с противником и постоянно, с максимальной интенсивностью, беспокоить его как артиллерийским огнем, так и другими доступными средствами. Я могу растянуть провизию на срок гораздо больший, чем месяц, и не стану обдумывать условия сдачи, пока меня к этому не принудят. Вы можете нанести противнику гораздо больший урон, чем предполагаете. Все наши шпионы-туземцы докладывают, что ваш артиллерийский огонь производит на врага большое впечатление. Ваши потери так велики? Если вы выйдете из соприкосновения с противником, это в огромной степени увеличит его шансы сокрушить меня, и будет иметь самый неблагоприятный эффект в каком-либо другом месте. Пока вы в контакте с ним и имеете связь со мной, он вынужден считаться с нами обоими. Приложите все усилия, чтобы как можно скорее получить подкрепления, включая войска из Индии, и призовите в обеих колониях каждого человека, способного нести службу и держаться в седле. Взгляните на дело оптимистичнее. Потеря здесь 12000 человек будет для Англии тяжелым ударом. Мы еще не должны об этом думать. Боюсь, я не смогу к вам пробиться. Здесь тревожно растет заболеваемость брюшным тифом. Уже 180 случаев, все за последний месяц. Отвечайте. Я все держу в секрете, пока не узнаю о ваших планах".
Можно понять и оправдать человека, испытавшего шок разгрома и физическое истощение, подобные выпавшим на долю Буллера. То, что он не был немедленно отозван, свидетельствует, что Правительство приняло эти факторы во внимание. Но факт остается фактом: британский генерал, стоявший во главе двадцати пяти тысяч солдат, советует другому генералу, располагающему двенадцатью тысячами бойцов и находящемуся в двадцати милях от него, сложить оружие перед армией противника, существенно уступающей британцам по численности, лишь потому, что он один раз потерпел неудачу. Вот суть совета, данного Буллером и отвергнутого Уайтом. Чтобы предотвратить катастрофу, способную повергнуть нацию в шок, еще было время, и этого времени хватало, чтобы все ресурсы Империи полноводной рекой хлынули в Наталь. В какое-то мгновенье судьба не только Южной Африки, но, как я искренне считаю, судьба всей Империи повисла на волоске, завися от решения старого солдата, осажденного в Ледисмите, вынужденного отражать предложения собственного главнокомандующего с той же твердостью, что и атаки противника. Он, кто так нуждался в помощи и ободрении, как показывают документы, сам выступил в роли помощника и вдохновителя. Это было невероятное испытание, и сэр Джордж Уайт прошел его со стойкостью и преданностью, спасшими нас не только от страшной беды в настоящем, но и от ужасных воспоминаний, которые преследовали бы британскую армию на протяжении столетий.
ГЛАВА 12 ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА
Неделя с 10-го до 17-го декабря 1899 года стала самой черной неделей на памяти нашего поколения и самой неудачной для британской армии за целое столетие. В кратчайший промежуток времени (какие-то семь дней), при всех оговорках и оправданиях, мы проиграли три самостоятельных сражения. Правда, ни одно из этих поражений не было критичным для кампании в целом, но совокупный эффект оказался огромным, ведь ни одна из трех группировок британцев в Южной Африке не добилась успеха. Мы потеряли около трех тысяч человек и двенадцать орудий, однако еще серьезнее оказался эффект, вызванный падением нашего престижа. В результате буры уверились в своих силах, и все больше рекрутов вливалось в их ряды.
Поучительно, просматривая европейскую прессу того времени, следить за ликованием (порой на грани неприличия), с которыми воспринимались наши неудачи. Позиция, занятая французской прессой, вполне естественна, поскольку наша общая история является, большей частью, историей противостояния, и мы с удовлетворением можем воспринимать враждебность Франции как дань нашим успехам. Россия, будучи самым ретроградным государством Европы, испытывает природный антагонизм к образу мыслей и интересам державы, наиболее рьяно отстаивающей идею личной свободы и передового общественного устройства. Подобные слабые оправдания можно найти и для печатных органов Ватикана. Но что можно сказать о бессмысленной брани, доносившейся из Германии, страны, чьими союзниками мы были в течение столетий. Во времена Мальборо, в самые тяжелые времена для Фридриха Великого, в годы великой всемирной борьбы с Наполеоном, мы поддержали их как братья по оружию. То же относится и к Австрии. Эти страны не были стерты Наполеоном с карты Европы лишь благодаря британскому упорству и британским субсидиям. И горько осознавать, что эти народы яростно обрушились на нас в тот единственный момент современной истории, когда мы получили шанс отличить друзей от врагов. Я верю, что в будущем ни под каким предлогом на подобных союзников не будет потрачена ни одна британская гинея, и не прольется ни единая капля крови британского солдата или матроса. Из этой истории мы должны извлечь политический урок, и, в будущем, всячески крепя мощь и единство нашей империи, позволить всему остальному миру, исключая наших американских соплеменников, следовать своей собственной судьбе без помощи или помех с нашей стороны. Вызывает изумление, что даже американцы настолько плохо знают народ, из которого вышли, что газета, подобная "Нью-Йорк Геральд", могла предположить, будто наше поражение при Коленсо послужило для нас прекрасной возможностью прекратить войну. Другие ведущие американские газеты оценили ситуацию более здраво, понимая, что даже десять лет подобных поражений не истощат ни нашей решимости, ни наших ресурсов.
На Британских островах, как и во всей империи, неудачи были встречены с угрюмой, но непреклонной решимостью продолжать войну до победы и пойти на любые жертвы. В этой чреде унизительных поражений утешало лишь одно - наши недоброжелатели вынуждено признали нелепость исходной посылки, что сильный коварно напал на слабого. Под влиянием поражений существенно уменьшилась оппозиция войне внутри страны. Даже наиболее безответственные партийные ораторы опасались утверждать, что бурам навязали войну, когда каждое новое сообщение из Южной Африки демонстрировало, насколько тщательно подготовились к столкновению они, и как много предстоит наверстывать нам. Многие из тех, кто осуждал войну, из спортивного азарта принимая сторону слабого против сильного, начали понимать, что при географической удаленности этих людей, природе их страны, подвижности, численности и стойкости их солдат, мы ввязались в предприятие, требовавшее таких усилий, каких еще не приходилось предпринимать Империи. На заре конфликта песни Киплинга о "пятидесяти тысячах конницы и пехоты, отправляющихся в Тейбл-Бей" казались гиперболой. Теперь до общественного мнения дошло, что цифра и в четыре раза большая не является чрезмерной. Нация слилась в едином порыве. Британцы боялись одного (выражая это громко и повсеместно), что Парламент поведет себя в сложившейся ситуации слишком мягко и не решится потребовать достаточных жертв. Страну охватило такое воодушевление, что стало невозможно проводить митинги в поддержку мира без угрозы нарушения общественного порядка. Прекрасно редактируемый лондонский ежедневник, один из немногих выступавших против войны, под давлением общественного мнения был вынужден изменить свою точку зрения. В провинциях оппозицию не было слышно, большинство колоний также единодушно поддержали метрополию. Неудача нас сплотила, в то время как успех мог бы породить пацифистские настроения.
Решимость нации отразилась на решительности мер, предпринятых Правительством. Не успел глубоководный телеграфный кабель донести до Островов скорбный список британских потерь, как страна предприняла шаги, доказавшие всему миру, насколько велики наши скрытые резервы и тверд наш дух. 18-го декабря, через два дня после Коленсо, для продолжения кампании было решено:
1. Поскольку генерал Буллер занят в Натале, руководство кампанией в целом передать в руки лорда Робертса (с лордом Китченером в качестве начальника штаба). Таким образом, знаменитый старый солдат и не менее славный молодой призывались на помощь своей стране.
2. Объявить призыв всех армейских резервистов.
3. 7-ю дивизию (10 000 человек) отправить в Африку и начать формирование 8-й дивизии.
4. Туда же отправить значительное количество артиллерии, включая бригаду гаубиц.
5. Отправить за границу одиннадцать батальонов Милиции.
6. Сформировать и отправить крупный контингент Волонтеров.
7. Отправить Йоменов (территориальная конница)
8. По усмотрению Главнокомандующего сформировать в Южной Африке кавалерийский корпус.
9. С благодарностью принять предложения колоний по отправке собственных воинских контингентов.
Благодаря этим мерам к нашей, не менее чем стотысячной африканской армии, добавлялись еще от семидесяти до ста тысяч человек.
Конечно, одно дело создавать армию на бумаге и совсем другое превратить красивые планы в реальные подразделения и эскадроны в свободной стране, где нетерпимо малейшее принуждение. Но если кто-то и сомневался, что в нашей древней нации еще теплится молодой задор, то его опасения вскоре рассеялись. Для войны на краю света, где невидимый враг из засады наносит смертельные удары, нашлось столько добровольцев, что призывные пункты не справлялись с наплывом. Длинные вереницы молодых людей в цилиндрах и сюртуках, ожидавшие свою очередь в канцеляриях воинских подразделений, представляли собой волнующее зрелище. Эти юноши стремились на войну с такой страстью, будто грубая пища, ночи в бескрайнем вельде и пули буров это лучшее, что могла дать им жизнь. Имперская Йоменри - подразделения наездников и стрелков - в наибольшей степени отвечала спортивным привычкам нашей расы. Одни из добровольцев могли ездить верхом, но плохо стреляли, другие умели стрелять, но не держались в седле. Было отвергнуто больше кандидатов, чем принято, но в самый короткий срок восемь тысяч мужчин всех сословий надели серые куртки и бандольеры (нагрудные патронташи). Тут были и англичане и шотландцы, и великолепные наездники - ирландские охотники на лис. Аристократы и конюхи плечом к плечу стояли в шеренгах рядовых, а среди офицеров было немало известных сквайров и обер-егерьмейстеров. С отличным оружием, на прекрасных лошадях - трудно вообразить лучшие подразделения для намечавшейся работы. Патриотические чувства были настолько сильны, что Йомены не только встали в строй со своим снаряжением, но и перечислили причитающееся им жалование в военный фонд. Многие из богатых повес, возможно впервые в жизни, оправдали собственное существование. Из одного клуба, слывшего прибежищем "золотой молодежи", три сотни членов отправились на войну.
Кроме этих, только создаваемых подразделений, наши генералы в Африке могли рассчитывать на две дивизии, одна из которых уже начала выгрузку, а другая еще находилась в море. Речь идет о 5-й дивизии под командованием сэра Чарлза Уоррена и 6-й дивизии под командованием генерала Келли-Кенни. Пока эти силы не подошли, лучшей тактикой для трех наших армий оставалось выжидание, поскольку, без неотложной потребности спасать осажденный гарнизон или непредвиденных осложнений в Европе, каждая проходящая неделя играла на нас. В войне наступило долгое затишье. Метуэн закрепился на Моддер-Ривер, Гетекри стоял у Стеркстроома, а Буллер копил силы для очередной попытки освободить Ледисмит. За этот промежуток времени лишь генерал Френч провел серию удачных операций в окрестностях Колесберга, которые будут описаны ниже. А сейчас кратко упомянем, чем занимались наши группировки до окончания периода вынужденного бездействия.
После отпора, полученного у Магерсфонтейна, Метуэн откатился на берега Моддер-Ривер и укрепив их, обезопасил себя на случай наступления противника. Кронье, в ответ, растянул свои позиции на флангах, попутно усовершенствовав и без того труднопреодолимую оборону. Таким образом, сложилась выгодная для нас ситуация, когда войска Метуэна снабжались по железной дороге, тогда как к Кронье все запасы доставлялись за сотню миль гужевым транспортом. Британские войска, особенно Бригада Хайлендеров, после перенесенных тяжелых испытаний крайне нуждались в отдыхе. Генерал Гектор Макдоналд, чья репутация отразилась в заслуженном солдатском прозвище "Боевой Мак", был вызван из Индии на место несчастного Ваухопа. В ожидании подкреплений Метуэн сохранял спокойствие, а буры, к счастью, следовали его примеру. Серебристые проблески прожектора в северной части горизонта по прежнему свидетельствовали, что Кимберли бесстрашно переживает настоящее и с надеждой смотрит в будущее.
1-го января пал британский пост в Курумане, при этом в плен сдались двенадцать офицеров и 120 полицейских. Однако этот городок лежал в стороне от основных театров военных действий и его захват ни как не повлиял на общий ход операций. Случившееся примечательно тем, что это был первый укрепленный пост, захваченный бурами.
Монотонность длительного бездействия прервал стремительный рейд, совершенный подразделением, охранявшим коммуникации Метуэна. Этот отряд состоял из двухсот Квинслендерцев, сотни Канадцев (Торонтская рота), сорока конных Мюнстерских Фузилеров, госпиталя из Нового Южного Уэльса и двух сотен бойцов Легкой Пехоты Герцога Корнуэльского при поддержке одной батареи Конной Артиллерии. Необычным подразделением, малочисленным и к тому же собранным со всех уголков земли, командовал полковник Пилчер. Внезапно и быстро выйдя из Белмонта, отряд нанес удар по крайнему правому флангу буров, где находился лагерь местных повстанцев из граждан колонии. Трудно передать восторг солдат в преддверии акции. "Наконец!" - радовались канадцы, получив приказ наступать. Успех был полным. Повстанцев разбили и вынудили отступить, их лагерь был взят, а сорок мятежников попали в плен. Наши потери оказались небольшими - трое убитых и несколько раненых. Летучий отряд занял городок Дуглас и поднял над ним британский флаг, но, зная, что город удержать не удастся, войска вернулись в Белмонт. Захваченные повстанцы были отправлены в Кейп-Таун где предстали перед судом.
Маневр прикрывался выдвижением сил под командой Бабингтона из колонны Метуэна. Этот отряд состоял из Улан 9-го и 12-го полков, конной пехоты и батареи "G" Конной Артиллерии и имел задачу прикрыть Пилчера с севера. Стоит особо упомянуть факт, что два отряда, действуя на расстоянии около тридцати миль, смогли установить между собой телефонную связь, причем среднее время между запросом и ответом составляло всего семнадцать минут.
9-го января, воодушевленная этим маленьким успехом, кавалерия Метуэна совершила повторный рейд на территорию Оранжевой Республики, замечательный тем, что, не считая Родезийского отряда полковника Пламера, это был первый переход нашими войсками вражеской границы. Экспедиционные силы под началом Бабингтона состояли из тех же подразделений и той же батареи, что прикрывали Пилчера. Для операции выбрали юго-восточное направление, чтобы как можно дальше обойти левый фланг бурских позиций. При поддержке Викторианских Конных Стрелков был разорен значительный участок вражеской территории, а некоторые фермы разрушены. Последнюю экстремальную меру можно рассматривать как предупреждение бурам, что грабежи, допускавшиеся ими в Натале, не останутся безнаказанными. Однако и дальновидность, и гуманность подобного курса вызывает некоторые сомнения. Определенно, у президента Крюгера были причины для протеста, направленного нам по поводу этих событий. К концу второго дня экспедиция вернулась в Моддер-Кемп, не встретив ни одного вражеского бойца. За исключением одной-двух подобных кавалерийских вылазок, случайного обмена выстрелами дальнобойных орудий, редких случаев снайперской охоты и одной-двух ложных ночных тревог (расцвечивавших весь фронт у Магерсфонтейна яркими желтыми лентами яростного ружейного огня), на участке Метуэна не происходило ничего достойного упоминания. Так продолжалось до самого выступления генерала Гектора Макдоналда на Коодоосберг, приуроченного к решительной операции лорда Робертса, частью которой являлся этот маневр.
Действия сил генерала Гетекри в течение долгого периода времени, с момента поражения под Стормбергом до финального наступления, могут быть описаны очень кратко. Хотя номинально генерал командовал дивизией, войска Гетекри постоянно отвлекались то на восток, то на запад, поэтому он редко имел под своим началом более бригады. В эти недели ожидания Гетекри располагал тремя полевыми батареями (74-й, 77-й и 79-й), отрядом конной полиции и иррегулярной кавалерии, остатками Королевских Ирландских Стрелков и 2-го батальона Нортумберлендских Фузилеров, 1-м батальоном Королевских Шотландцев, Дербиширцами и Беркширцами. Общая численность его дивизии составляла около 5500 человек, при этом, имея перед лицом победоносного противника, а за спиной мятежное население, он отвечал за округ от Стеркстроома до Ист-Лондона на побережье. При таком положении дел Гетекри не мог решиться на что-то большее, чем защита Стеркстроома, и придерживался подобной тактики, пока фронт буров не развалился сам собой. Монотонность бездействия скрашивали лишь разведывательные вылазки и набеги, главным образом организуемые капитаном Де Монморенси - но ранняя смерть прервала карьеру офицера с яркими задатками партизанского лидера. Последние недели уходящего года запомнились рядом мелких стычек около городка Дордрехт, послуживших войскам своего рода упражнениями в партизанской войне.
3-го января буры двинулись вперед и атаковали лагерь Капской Конной Полиции, располагавшийся в восьми милях перед главной позицией Гетекри. Однако противник действовал вяло и был отбит с малыми потерями с его стороны (и еще меньшими с нашей). С этих пор, до момента, когда общее наступление по всей линии фронта не расчистило ему дорогу, в колонне генерала Гетекри не происходило никаких серьезных событий.
Булер также выжидал. Убедившись, что Ледисмит может держаться, он принялся копить силы для второй попытки освободить стойкий, но измученный гарнизон. После неудач у Коленсо бригады Хилдъярда и Бартона вместе с конной пехотой, морскими орудиями и двумя полевыми батареями оставались у Чивели. Остальные силы отошли на несколько миль дальше (к Фриру). Буры, ободренные успехами, отправили рейдеров за Тугелу на фланги нашей группировки, где их сдерживали лишь патрули, прикрывавшие пространство от Спрингфилда на западе до Винена на востоке. Несколько разоренных ферм и небольшой список убитых и раненных с каждой стороны - таков результат этих бессистемных и вялых стычек.
Время здесь, как и повсюду, работало на британцев. В армию Буллера постоянно прибывали подкрепления. К новому году в Эсткорте почти укомплектовали 5-ю дивизию сэра Чальза Уоррена, готовую появиться на фронте в любой момент. Эта дивизия включала 10-ю бригаду (Имперская Легкая Пехота, 2-й батальон Сомерсетцев, 2-й Дорсетцев и 2-й Миддлсекцев) и 11-ю бригаду, прозванную Ланкаширской (2-й батальон Королевских Ланкастерцев, 2-й Ланкаширских Фузилеров, 1-й Южных Ланкаширцев плюс батальон Йоркцев и Ланкастерцев). Дивизия располагала также 14-м Гусарским полком и тремя батареями Полевой Артиллерии (19-й, 20-й и 28-й). Другие батареи, включая гаубичную, уже прибыли для усиления войск Буллера, которые теперь насчитывали до 30000 человек. Однако чтобы войска приобрели мобильность, необходимую для флангового маневра, требовались невероятные усилия по подготовке транспорта, и новый план генерала Буллера начал проводиться в жизнь лишь 11-го января. Перед тем как рассказать об этом наступлении и связанными с ним несбывшимися надеждами, мы должны вернуться к осаде Ледисмита и поведать, насколько близки были наши войска к унижению, а некоторые сказали бы к позору, видеть, как город, который они собирались спасти, пал у них на глазах. Этого не произошло лишь благодаря невероятному упорству и невероятной же, буквально дикой выносливости изнуренных болезнями, полуголодных людей, сумевших удержаться на слабых оборонительных рубежах, прикрывавших Ледисмит.
Глава 13 ОСАДА ЛЕДИСМИТА
Понедельник 30-го октября 1899 года не тот день, который приятно вспомнить британцу. В поспешном и плохо организованном сражении мы, почти до последнего бойца, потеряли отряд, отправленный на левый фланг, в то время как наш правый фланг, пусть без особых потерь, но как-то унизительно был загнан обратно в Ледисмит. Наша артиллерия уступала по дальности стрельбы, нашу пехоту остановили, а кавалерию словно парализовали. Восемьсот пленных могут показаться незначительными потерями в сравнении с Седаном или Ульмом, но все относительно, и войска, сложившие оружие у Николсонс-Нек - самый крупный британский отряд, сдавшийся со времен наших великих дедов, когда злосчастный герцог Йоркский командовал во Фландрии.
Сэр Джордж Уайт столкнулся с неизбежностью блокады, к которой, по-видимому, совершенно не готовились, поскольку, несмотря на все еще свободную железную дорогу, позволил остаться в городе громадному числу бесполезных ртов. Ледисмит лежал в низине, окруженной господствующей над ней цепью холмов. Некоторые из высот располагались поблизости, другие в отдалении. Ближайшие холмы находились в наших руках, но в первые дни войны не было предпринято даже попыток укрепить и удержать Булвана-Хилл, Ломбардс-Коп и другие позиции, с которых противник мог обстреливать город. Можно ли было их удержать - по данному вопросу у военных нет единого мнения, но большинство из них склонялось к мысли, что по крайней мере Булвана-Хилл, имевший собственные источники воды, оборонять следовало. Однако этот чисто академический вопрос, поскольку внешняя цепь холмов быстро оказалась в руках противника. Таким образом, периметр обороны протяженностью четырнадцать миль проходил по внутренней линии: Кисарс-Кемп, Вагон-Хилл, Райфлмен-Пост и Хелпмакаар-Хилл. Сложность обороны столь растянутой линии более чем оправдывает генерала Уайта, решившего не только бросить внешние высоты, но и приказавшего кавалерии оставаться в городе.
После Ледисмитского сражения и отступления британцев, буры в свойственной им осторожной, но действенной манере, готовились к осаде города, а британский командующий, смирившись с судьбой, довольствовался мыслью, что ему удалось отвлечь на себя и остановить армию противника, неудержимым потоком хлынувшую в колонию. Во вторник, среду, четверг и пятницу бурские коммандо постепенно, с юга и востока, замыкали кольцо окружения. Действия нашей кавалерии и разведчиков время от времени беспокоили бюргеров, однако пресса сильно преувеличила эффект подобных стычек. В четверг 2-го ноября, под оживленным ружейным огнем, из города вырвался последний поезд. Его пассажирам уже пришлось укрываться от пуль за сидениями. В два часа по полудни того же дня, противник перерезал телеграфную линию, и одинокий город в мрачном расположении духа принялся готовиться к своей новой задаче - отражению атак буров до того, как хотелось верить, недалекого дня, когда из лабиринта холмов на юге выйдет освободительная армия. У тех, кто хорошо знал и врага, и горы сердце стыло от дурных предчувствий. Они задавались вопросом: сможет ли армия пробиться к городу? Но большинство, от генерала до рядового, безоговорочно верили в доблесть своих товарищей и удачу британского оружия.
Один из примеров подобного благоволения судьбы, в образе бесценных морских орудий, они видели своими глазами. Орудий, эффектно прибывших в наиболее кризисный момент боя, укротивших монстра на Пепворт-Хилл и прикрывших отступление армии. Без них осажденные оказались бы бессильны перед жерлами гигантских "Крезо". Вопреки наивной уверенности буров в особом Промысле Божьем (то, что один германский критик назвал "поставить под ружье Всемогущего") в первые месяцы войны счастливый случай, или милосердное вмешательство вновь и вновь спасали британцев от разгрома. Теперь, в первые недели ноября, когда каждый холм с севера и юга, с востока и запада озарялся вспышками и окутывался дымом выстрелов, когда огромные 96-ти фунтовые снаряды с ревом и скрипом проносились над головой, солдаты и жители города с надеждой смотрели на крепких бородатых моряков, работавших у длинноствольных 4,7-дюймовок. Эти орудия Лембтона, вместе с двумя устаревшими 6,3-дюймовыми гаубицами (с прислугой из людей, уцелевших после гибели 10-й Горной Батареи), всеми способами старались мешать огню тяжелых бурских орудий. Если они и не спасали положение, то, по крайней мере, могли вести дуэль, а, имея возможность отвечать выстрелом на выстрел, гарнизон чувствовал себя гораздо увереннее.
К концу первой недели ноября буры взяли город в огненное кольцо. К востоку от города лежала большая, протяженностью в несколько миль, зеленая равнина изрезанная петлями Клип-Ривер, служившая выпасом для лошадей и скота. За ней высился знаменитый Булвана-Хилл, со своей длинной, словно срезанной вершиной. Там буры установили один большой "Крезо" и несколько меньших орудий. К северу, на Пепворт-Хилл, стоял другой "Крезо", а между ними, на Ломбардс-Коп, так же расположились батареи противника. Британские морские орудия установили на этой стороне, поскольку здесь периметр обороны был наиболее уязвим для атак противника. Отсюда, в западном направлении, до Бестерса на юге тянулась непрерывная цепь холмов, на которых также стояли орудия буров, которые, не угрожая городу непосредственно, эффективно удерживали гарнизон от вылазок. Позиции буров были неприступны - это признавалось всеми критиками, и в массе высказанных ими замечаний ни разу не прозвучала мысль, что Уайту с его гарнизоном следовало предпринять попытку прорыва, поскольку это повлекло бы за собой тяжелые неоправданные потери.
Первый день осады омрачился смертью лейтенанта Эгертона с "Пауэрфул", одного из самых талантливых офицеров Флота. Он лежал на парапете из мешков с песком, наблюдая за эффективностью нашего огня, когда разрывом вражеского снаряда ему оторвало ногу и ступню на другой ноге. "Конец моему крикету", - сказал отважный спортсмен, и его понесли в тыл, с сигарой в стиснутых зубах.
3-го ноября вдоль дороги на Коленсо выслали усиленный кавалерийский отряд, чтобы выяснить, каковы силы противника на этом направлении. Полковник Броклхарст взял с собой 18-й и 19-й Гусарские полки, 5-й Уланский и 5-й Гвардейский Драгунский. Кроме того, в вылазке участвовала Легкая Кавалерия и Натальские Волонтеры. Разведка закончилась какой-то ни к чему не приведшей беспорядочной стычкой, примечательной, в основном, великолепным поведением колониальных войск, доказавших, что они не уступают в отваге солдатам регулярной армии, одновременно превосходя их в тактическом мастерстве, столь необходимом на данном театре войны. Смерть майора Таунтона, капитана Кнеппа и молодого Брабанта, сына генерала, столь много сделавшего на более поздней стадии войны - слишком дорогая цена за сведения, что буры располагают значительными силами на юге.
К концу недели город уже смирился с мыслью об осаде и занялся рутинными проблемами. Генерал Жубер, с присущим ему благородством, позволил гарнизону отправить всех некомбатантов в место, получившее название Итомби-Кемп, вскоре переименованного шутниками в Фанкерсдорп (fank - трус), где они находились в безопасности от артиллерийского обстрела, хотя все тяготы снабжения естественно ложились на измученный комиссариат. Но большинство здоровых взрослых горожан решили разделить общую судьбу и крепко вцепились в свой истерзанный снарядами городок. К счастью, русло реки имело крутые берега, в которых осажденные рыли пещеры, служившие отличными бомбоубежищами. В этих укрытиях горожане подобно троглодитам жили несколько месяцев, возвращаясь в свои дома лишь в благословенный седьмой день отдыха, подаренный им богобоязненной осаждающей стороной.
Периметр обороны разделили таким образом, что каждое подразделение несло ответственность за собственный участок. За южную сторону, до вершины холма, прозванного Кисарс-Кемп, отвечали Манчестерцы. Между Ломбардс-Коп и городом, на северо-востоке, стояли Девонцы. На уязвимом северном направлении оборону занимали бойцы Стрелковой Бригады, Стрелки и остатки 18-го Гусарского полка. На западе стояли Уланы 5-го полка, 19-й Гусарский и 5-й полк Гвардейских Драгун. Остальные войска расположились по окраинам города.
Похоже, заняв позиции на господствующих высотах, буры рассчитывали на быструю капитуляцию нашей армии. Но к концу недели они, как и британцы, осознали, что перед ними стоит перспектива долговременной осады. Бюргеры вели по городу интенсивный, но не слишком результативный огонь, хотя с каждой неделей его эффективность росла. Их стрельба с дистанции в пять миль отличалась исключительной точностью. Одновременно стрелки противника становились все более дерзкими и во вторник 7-го ноября они предприняли вялую, отбитую без особого труда, атаку с юга на позиции Манчестерцев. Однако 9-го числа их попытка носила серьезный и упорный характер. Действия началась с сильного артиллерийского обстрела и демонстративного ружейного огня по всему периметру, имевшему своей целью помешать сосредоточению наших резервов в действительном месте атаки, которая вновь проводилась на Кисарс-Кемп. Очевидно, буры с самого начала считали, что здесь лежит ключ ко всей позиции, поскольку обе серьезные атаки (9-го ноября и 6-го января) были направлены именно в эту точку.
Манчестерцев у Кисарс-Кемп усилили 1-м батальоном 60-го Стрелкового полка, занявшего продолжение той же гряды - высоту, прозванную Ваггон-Хилл. На рассвете выяснилось, что стрелки буров находятся на дистанции восемь сотен ярдов, и с раннего утра до наступления темноты холм находился под непрерывным обстрелом. Буры (за исключением случаев, когда обстоятельства им в высшей степени благоприятствуют), несмотря на несомненную личную отвагу, не слишком хороши в атаке. Их национальные привычки, основанные на бережном отношении к человеческой жизни, всячески восстают против подобной формы боя. Как результат, два подразделения на хорошо укрепленных позициях смогли сдерживать противника весь день, потеряв немногим более тридцати человек убитыми и ранеными, в то время как бюргеры, от шрапнели 42-й батареи и огня пехоты, должно быть, пострадали намного больше. Результатом акции стала твердо обоснованная уверенность, что при свете дня у буров очень мало шансов прорвать нашу линию обороны. Поскольку на эту дату выпал еще и день рождения Принца Уэльсского, то наш дневной успех дополнительно отметили двадцать одним оглушительным залпом морских орудий.
Провал попытки захватить Ледисмит, похоже, склонил противника к мысли, что затяжная игра, в которой голод, артобстрел и заразные болезни выступят их союзниками, будет надежнее и дешевле, открытого штурма. С вершин отдаленных холмов они принялись изводить город артобстрелом, в то время как гарнизон и жители запаслись терпением и научились если не радоваться, то, по крайней мере, невозмутимо переносить ужасный треск 96-ти фунтовых снарядов и шрапнель грохочущую по кровлям домов, крытых рифленым железа. Еды было достаточно, к тому же осажденным повезло, что в Ледисмите оказался первоклассный организатор - полковник Вард (знаменитость Ислингтона). Опираясь на помощь полковника Стоунмана он систематизировал сбор и отпуск продовольствия и военным, и гражданским, растянув его на срок больший, чем можно было рассчитывать. Под проливными дождями, по колено в грязи, досадуя на собственную бездеятельность и чувствуя унизительность сложившейся ситуации, долгие изнурительные недели солдаты ждали освобождения, которое, казалось, не придет никогда. В какие-то дни обстрел был более интенсивным, в какие-то менее, время от времени затевали перестрелку снайперы. Иногда кавалеристы, прихватив орудия, совершали вылазку из города, но чаще всего войска бездействовали - таковы были будни Ледисмита. Лишь неизменная "Ледисмитская Лира" своими шутками в какой-то мере скрашивала удручающую монотонность. Снаряды сыпались на город то ночью, то утром, то в полдень, и даже самые робкие прониклись если не храбростью, то фатализмом. Грохот разрывов и странное мелодичное гудение шрапнели постоянно звучали в ушах осажденных. Через подзорные трубы британцы могли видеть нарядные женские платья и зонтики бурских дам, прибывших поездом посмотреть на мучения обреченного гарнизона.
Буры были достаточно многочисленны, занимали сильные позиции и поддерживались великолепной артиллерией, чтобы, изолировав британские войска в Ледисмите, сразу же устремиться на завоевание Наталя. Поступи они таким образом, трудно сказать, что бы помешало их рейдерам доскакать до самого океана. Между ними и Дурбаном стояли какие-то отряды, полу-батальоны и местные волонтеры. Но и здесь, как на Оранжевой Реке, буров поразил странный паралич. Изначально перед ними лежала беззащитная колония, а первые транспорты с армейским корпусом едва прошли Сент-Винсент, но когда они, наконец, решили действовать, бухта Дурбана оказалась забита нашими судами, и десять тысяч человек уже стояли на их пути.
На время отвлечемся от судьбы Ледисмита и проследим за этим движением буров на юг. За два дня блокады города они развернули свой левый фланг и атаковали Коленсо, лежавший в двадцати милях южнее, огнем своих дальнобойных орудий вынудив Дурбанскую Легкую Пехоту оставить позиции. Британцы откатились на двадцать семь миль и сконцентрировались у Эсткорта, оставив жизненно важный железнодорожный мост у Коленсо в руках противника. С этого момента противник утвердился на северном берегу Тугелы, и множество вдов надело траурную вуаль, прежде чем он вновь стал нашим. Это была самая страшная неделя войны. Захватив Коленсо, буры предприняли еще один шаг. Они формально присоединили весь Северный Наталь к Оранжевой Республике - весьма опасный прецедент. С удивительной самонадеянностью бюргеры столбили участки под будущие фермы и отправляли своих людей занимать эти недавно завоеванные земли.
5-го ноября буры оставались настолько инертными, что британцы небольшим отрядом вернулись к Коленсо и вывезли кое-что из оставленного имущества - факт, позволяющий предположить, что первоначальное отступление было преждевременным. Четыре дня прошли без всякой активности со стороны противника - четыре ценнейших для нас дня. Вечером 9-го ноября наблюдатели с сигнальной станции на Столовой Горе заметили дым большого парохода, проходящего остров Роббен. Это был "Рослин Кастл" с первыми подкреплениями. В течение недели "Мур", "Йоркшир", "Аурания", "Хаварден Кастл", "Гаскон", "Армениан", "Ориентал" - целый флот судов с 15 000 человек на борту прошел мыс, держа курс на Дурбан. В который раз моряки спасли Империю!
Только теперь, безнадежно опоздав, буры предприняли неожиданное и довольно эффектное предприятие. Севернее Эсткорта, где генерал Хилдъярд ежедневно получал подкрепления, подходившие с моря, расположились два маленьких городка (по крайней мере, таковыми они считаются на географических и железнодорожных картах). Фрир (около десяти миль севернее Эсткорта) и Чивели (лежащий посредине оставшегося десятимильного интервала между Фриром и Коленсо). 15-го ноября бронированный поезд вышел из Эсткорта, получив приказ разведать, что творится вдоль линии железной дороги. В ходе кампании эту неуклюжую штуковину уже постигло одно несчастье, и теперь еще большая беда подтвердила мнение, что использование подобных монстров в одиночку абсолютно недопустимо. Как средство оперативной доставки артиллерии на поле боя с целью поддержки действующих войск, при гарантированной возможности быстрого отступления в случае необходимости, бронированные поезда, несомненно, займут свое место в современной войне. Но как средство разведки трудно выдумать что-либо более дорогое и неэффективное. Разведчики-кавалеристы могут собрать гораздо больше информации, будучи менее заметными, и имея гораздо больше возможностей для выбора маршрута. После нашего опыта бронепоезда могут "на всех парах" умчаться из военной истории.
В поезде находились девяносто Дублинских Фузилеров, восемьдесят Дурбанских Волонтеров и десять моряков с 7-фунтовым орудием. Экспедицию сопровождали капитан Халдейн (Гордонцы), лейтенант Франкленд (Дублинские Фузилеры) и известный корреспондент Уинстон Черчилль. Случилось то, что должно было случиться. Поезд въехал прямо в наступающую бурскую армию, был обстрелян, попытался бежать, но опрокинулся, наткнувшись на устроенный бурами завал на пути отступления. Железнодорожный инцидент сам по себе вещь довольно нервирующая, то же можно сказать и о засаде, а их сочетание производит ошеломляющий эффект. Среди британцев нашлись храбрые сердца, оказавшиеся на высоте положения. Халдейн и Франкленд привели в чувство солдат, а Черчилль приободрил машиниста паровоза. Локомотив отцепили и, забив будку машиниста ранеными, отправили в тыл. Черчилль, имевший возможность бежать на этом локомотиве, благородно вернулся, чтобы разделить судьбу своих товарищей. Ошеломленные и потрясенные солдаты какое-то время вяло отстреливались, но, не имея возможности ни отступить, ни дождаться помощи, сдались в плен. Самые суровые военные критики не могут их осуждать. Немногим, кроме тех, кто спасся на паровозе, удалось выскользнуть из западни. Наши потери составили: двое убитых, двадцать раненых и около восьмидесяти сдавшихся в плен. Примечательно, что из трех лидеров двум (Халдейну и Черчиллю) удалось бежать из Претории.
Теперь в Южный Наталь хлынули два потока вооруженных людей. Снизу (с юга) состав за составом в угрожающий район стягивались регулярные британские войска, радостно приветствуемые на каждой станции. Над одинокими фермами, вдоль железной дороги развевался "Юнион Джек", и их жители, вышедшие посмотреть на проносившиеся мимо громадные составы, слышали отзвуки солдатских песен. А сверху (с севера), по свидетельству Черчилля, суровые и решительные фермеры молча рысили сквозь дождь, или пели псалмы у походных костров. Странно, но эти отважные, честные и глубоко религиозные люди невольно защищали средневековье и коррупцию, тогда как наши буйные и невоздержанные на язык Томми оказались на стороне цивилизации, прогресса и равноправия.
Силы вторжения, численность которых не могла превышать несколько тысяч человек, грозные лишь своей подвижностью, обошли более мощных, но менее активных британцев у Эсткорта и ударили по нашим коммуникациям. День или два обсуждался вопрос о дальнейшем отступлении, но Хилдъярд, поддержанный советами и присутствием полковника Лонга, решил удерживать позиции. К 21-му ноября разъезды буров продвинулись на юг до самой Ноттингемской Дороги, точки, лежащей в тридцати милях южнее Эсткорта и всего лишь в сорока милях севернее важного города Питермаритцбурга. Положение приняло угрожающий характер. Если противник не будет остановлен, в его руках окажется второй по размерам город колонии. К тому же, со всех сторон стекались новости о разграбленных фермах и разрушенных домах. По меньшей мере, некоторые из рейдеров противника вели себя с непозволительной грубостью. Разбитые в щепки рояли, порванные картины, безжалостно вырезанный скот, отвратительные надписи - вот яркие проявления хищнической и необузданной стороны парадоксального характера буров. (Мне не раз доводилось слышать от фермеров Оранжевой Республики признание, что разорение, которому они подверглись, было возмездием за их прежние бесчинства в Натале).
В тридцати милях южнее Хилъярда, оставшегося у Эсткорта, на реке Моои стоял Бартон. Буры предприняли вялую попытку сбить его с позиции, но Жубер уже начал осознавать мощь британских резервов и невозможность (с имевшимися в его распоряжении людьми) окружить и блокировать непрерывную последовательность британских позиций. Он приказал Боте отойти с Моои-Ривер и тот ушел на север.
Крайняя точка бурского проникновения в Наталь была поставлена, но мы не можем утверждать, что это случилось благодаря бою у Уиллоу Гранджа. В данной акции британцами командовали Хилдъярд и Уолтер Китченер, возглавлявшие гарнизон Эсткорта, вставший на пути двухтысячного отряда рейдеров под командованием Луиса Боты. В деле участвовали Восточные Суррейцы, четыре роты Западных Суррейцев, Западные Йоркширцы, Дурбанская Легкая Пехота, 7-я батарея Полевой Артиллерии, два морских орудия и несколько сотен Колониальной Конницы.
Обнаружив, что противник установил на холме орудие, способное обстреливать Эсткорт, 22-го ноября отряд предпринял ночную атаку, надеясь его захватить. Высоту взяли без труда, но орудия там не оказалось. На рассвете буры предприняли мощную контратаку, и наши войска, понеся небольшие потери и добыв еще меньшую славу, вернулись в город. Суррейцы и Йоркширцы показали себя очень хорошо, но занимали неудобную позицию и получили плохую артиллерийскую поддержку. Конная Пехота Мартина с большой отвагой прикрывала отступление, но стычка закончилась тем, что британцы потеряли четырнадцать человек убитыми, плюс пятьдесят ранеными и пленными. Эти потери, несомненно, превосходят потери буров. После ничего не решавшей акции возле Уиллоу Гранджа продвижение буров на юг приостановилось, и генерал Буллер, прибывший на фронт 27-го ноября, обнаружил, что противник вновь занял оборону по Тугеле. Генерал отправился во Фрир, где целиком посвятил свое время и энергию организации армии, с которой ему, после трех поражений, судилось пробить дорогу к Ледисмиту.
Одним из неожиданных и мало известных результатов бурской экспедиции в Южный Наталь стала травма, полученная Жубером, когда его лошадь споткнулась. Последствия падения оказались столь серьезными, что Жубер вышел из строя до самого конца кампании. Почти сразу он вернулся в Преторию, передав командование на Тугеле в руки Луиса Боты.
Оставив Буллера приводить в порядок свою армию у Фрира, а бурских командиров рыть многочисленные траншеи на берегу Тугелы, еще раз вернемся к судьбе несчастного города, на котором сосредоточилось внимание всего мира и, от которого, возможно, зависела судьба Империи. Несомненно, если бы Ледисмит пал и двадцать тысяч британских солдат со всевозможными запасами стоимостью в миллион фунтов оказались в руках захватчиков, мы бы стали перед альтернативой или прекратить борьбу, или повторно покорять Южную Африку, начиная с севера от Кейп Тауна. Южная Африка - это замковый камень Империи, а Ледисмит, на короткий отрезок времени, стал замковым камнем Южной Африки. Но самоотверженность войск, защищавших этот истерзанный снарядами городишко, и вера общества, следившего за ними, не пошатнулись ни на минуту.
8-е декабря примечательно великолепной операцией, проведенной осажденными. О предстоящей вылазке вовне не просочилось ни звука. Даже за четверть часа до ее начала офицеры задействованных подразделений не имели ни малейшего представления о цели предприятия. O, si sic omnia! (О, если бы так всё!). В десять вечера отряд выскользнул из города -шесть сотен солдат нерегулярной армии, набранных из Имперской Легкой Конницы, Натальских Карабинеров и Пограничных Конных Стрелков. Командовал отрядом Хантер - самый молодой и наиболее лихой из британских генералов. Его заместителями были Эдвардс и Бойстон. Люди не знали, куда их ведут, и что им предстоит делать. Они просто бесшумно крались в темноте. Лишь изредка промелькнувший в просвете туч серп луны тускло освещал затененную мимозами равнину. Наконец, впереди замаячила черная масса - это был Ган-Хилл, с которого один из "больших Крезо" досаждал защитникам города. У подножья холма оставили сильный резерв (четыре сотни), а остальные (сотня Имперцев, сотня Пограничников и Карабинеров, десять саперов и майор Хендерсон в качестве проводника) начали осторожный подъем на вершину. Голландский дозор окликнул их, но удовлетворился ответом говорящего по голландски Карабинера. Люди крались все выше и выше, нарушая тишину лишь стуком случайно скользнувшего по склону камня и шумом собственного дыхания. Большинство из них оставили обувь внизу. Даже в темноте они в некоторой степени сохраняли боевой порядок, загнув правое крыло вперед, для охвата противника с фланга. Тишину разорвали внезапный треск "Маузера" и факел выстрела. Затем еще один, и еще, и еще! "Вперед, парни! Примкнуть штыки!" - загорланил Кэрри Дэвис. Штыков у британцев не было, но это детали. При слове "штыки" артиллеристов как ветром сдуло, и из мрака перед отрядом атакующих возник силуэт огромного орудия, в неясном ночном свете казавшегося просто гигантским. Снять огромный замок! Обмотать длинный ствол артиллерийскими зарядами! Не подпускать охрану, пока не закончена работа! Хантер стоял рядом с орудием, держа в руке фонарь, пока саперы не подготовили подрывной заряд. С грохотом, заставившим обе армии выскочить из палаток, гигантский ствол вместе с лафетом подскочил в воздух и опрокинулся в находившуюся позади яму. Укрытую по соседству гаубицу так же превратили в груду метала. Прикрывавший позицию "Максим" ликующие победители утащили с собой. С первыми лучами солнца под аккомпанемент смеха и радостных возгласов британский отряд вернулся в город. Один раненый (доблестный Хендерсон) - небольшая цена за самую лихую и тщательно спланированную вылазку этой войны. Секретность при подготовке и решительность при исполнении - вот соль солдатского ремесла. Предприятие прошло настолько легко, а охранение буров оказалось настолько беспечным, что, возможно, будь все орудия противника атакованы одновременно, на утро у бюргеров не осталось бы ни единой пушки. (Повреждения "Крезо" оказались не столь фатальными, как надеялись. Орудие отправили в Преторию, где от ствола отпилили три фута и изготовили новый замок. Затем пушку отправили к Кимберли. Именно это тяжелое орудие прибывшее туда на поздней стадии осады, вызвало немалый переполох среди обитателей городка.)
Тем же утром (9-го декабря) в направлении Пепворт-Хилл британцы выслали кавалерийский разъезд с задачей выяснить, располагает ли противник на этом участке значительными силами. Раскатистый грохот "Маузеров" ответил на этот вопрос утвердительно. Два убитых и двадцать раненых - такова цена, заплаченная нами за полученные сведения. За пять недель осады мы произвели три подобные разведки, и трудно понять, что они нам дали и чем оправдать потери. Для гражданского лица подобное категоричное суждение есть проявление излишней самоуверенности, но оно вполне совпадает с мнением подавляющего большинства наших офицеров.
Регулярная армия ревновала, что колониальные войска проявили себя лучше кадровых, но ее тщеславие удовлетворилось лишь три ночи спустя, когда четырем ротам 2-го батальона Стрелковой Бригады поставили аналогичную задачу. Кроме Стрелков, под командование полковника этого же батальона - Меткалфа, передали небольшой отряд саперов и артиллеристов. Целью предприятия избрали 120-мм гаубицу, стоявшую на Сурпрайз Хилл.
Рассказы о произошедшем разнятся лишь в некоторых деталях. По какой-то причине запальный шнур для подрыва артиллерийского заряда оказался дефектным, и прошло не менее полутора часов, пока гаубицу подорвали. Когда это, наконец, сделали, то сделали на совесть, хотя нашим людям каждая минута казалась вечностью. Отряд спустился с холма, но к этому времени буры окружили его со всех сторон. На окрики англичан буры отвечали по-английски, и лишь очертания широкополой шляпы или британского шлема, едва угадываемые во мраке, позволяли отличать друзей от врагов. Сохранилось замечательное письмо присутствовавшего там молодого Рейтца (сына секретаря Трансвааля). В соответствии с его показаниями буров было всего восемь человек, но любые утверждения или контраргументы при такой темноте в равной степени бездоказательны. В рассказе Рейтца проглядываются очевидные несоответствия. "Мы открыли по ним огонь, - пишет он, - британцы остановились и, приняв нас за своих закричали: "Стрелковая Бригада". Затем один из них, поняв, что это не ошибка, приказал "В атаку!". Один офицер, капитан Пейли, продолжал идти вперед, хотя уже получил две пули. Жубер послал в него еще одну, и тот упал почти у наших ног. Четыре англичанина окружили Яна Луттига и начали бить его прикладами по голове и колоть в живот штыками. Ян схватил двоих из них за глотки и закричал: "Ребята, помогите!". Два товарища, оказавшиеся поблизости, застрелили двух британцев, а двое других удрали. Вскоре по тропе подошло около восьми сотен англичан (в действительности на холме находилось две сотни наших солдат, но в темноте подобное преувеличение простительно), и мы залегли за бугорком, затаившись, как мыши. После этого англичане закололи троих наших штыками и двоих ранили. Утром мы обнаружили капитана Пейли и еще двадцать одного солдата убитым или раненым". Вполне очевидно, что Рейтц говорит лишь о том, что в его маленьком отряде было восемь человек, но отсюда не следует, что это число представляет все силы, преградившие путь отступавшим Стрелкам. По его собственному заявлению, пять соотечественников были убиты в свалке, следовательно, общие потери, возможно, оказались значительнее. Мы потеряли одиннадцать человек убитыми, сорок три ранеными и шесть пленными, однако это не чрезмерная цена за гаубицу и моральный дух, крепнущий от подобных подвигов. Если бы не злосчастный запальный шнур, второй успех мог бы быть таким же бескровным, как и первый. "Мне жаль", - с сочувствием говорил автор письма раненному Пейли. "Но мы "сделали" эту пушку", - прошептал тот, и так считала вся бригада.
Под артиллерийским огнем, при скудном пайке, тифе и дизентерии гарнизону светил единственный луч надежды и утешения - Буллер находился всего в двадцати милях и солдаты могли слышать грохот его орудий. Если он всерьез пойдет в наступление, все страдания осажденных кончатся. Но вдруг, в один момент, этот единственный источник света погас, и им открылась истинная природа происходящего. Буллер действительно двинулся... но назад. Он потерпел поражение под Коленсо, и оказалось, что осада не закончилась, а лишь началась. С отяжелевшими сердцами, но прежней решимостью, солдаты и горожане приготовились к продолжению суровой борьбы. Ликующий же противник сменил поврежденные орудия и потуже затянул петлю.
С этого момента и вплоть до начала нового года хроника осады вращается вокруг двух тем: числе оправившихся от болезней и цен на продукты. В один день через руки кране утомленных, но самоотверженных врачей проходили пятьдесят заболевших, в другой - семьдесят. Слегли пятнадцать сотен солдат, а позднее это число дошло до двух тысяч. Воздух пропитался вонью нечистот и кишел отвратительными мухами, облеплявшими скудные пайки. Яйца стоили шиллинг штука, сигареты - шестипенсовик, виски - пять фунтов за бутылку. Трудно было найти город, менее искушаемый пьянством и обжорством.
В этой войне артиллерийский огонь зарекомендовал себя отличным средством для тех, кому требуется боевое возбуждение при минимуме опасности. Время от времени, возможно, лишь один из пяти тысяч снарядов, ведомый более злым роком, чем мастерством, находил свою цель. Таким удачно выпущенным снарядом, разорвавшимся в толпе буров под Кимберли, говорят, убило девять и ранило семнадцать человек. В Ледисмите также случались дни, окрашенные в красный, когда артиллеристы противника стреляли лучше, чем могли надеяться. 17-го декабря один снаряд убил шестерых и ранил троих человек (Натальские Карабинеры), к тому же вывел из строя четырнадцать лошадей. Ужасающий факт, что на земле одновременно валялись пять оторванных человеческих ног, засвидетельствован документально. 22-го декабря другой трагический выстрел унес жизни пяти и ранил двадцать Девонцев. В тот же, наверное, самый злополучный день, были ранены четыре офицера (включая полковника) и один сержант 5-го Уланского полка. Несколько дней спустя опять настала очередь Девонцев - один офицер убит и десять человек ранено. Рождество прошло среди страданий, голода, болезней и отчаянных попыток обрадовать детей подарками. Нелегко создать праздничное настроение, когда самым частым презентом от Санта Клауса был 96-фунтовый снаряд. В довершение всех проблем стало известно, что боеприпасы к тяжелым орудиям на исходе, и их следует беречь на крайний случай, тогда как на город по-прежнему сыпался град снарядов. Две-три сотни в день не были чем-то особенным.
Монотонные обстрелы, с которых начался новый год, прервала отважная и яркая схватка. 6-го января буры начали большое наступление на Ледисмит - натиск, настолько храбро предпринятый и так отважно встреченный, что этот бой, несомненно, заслужил место в списке классических битв британской военной истории. Это дело не стыдно вспомнить ни одной из сторон. Слава стойкой пехоте, удержавшей свои траншеи, и слава простым обитателям вельда, которые под командованием гражданских лиц заставили нас сражаться на пределе своих возможностей.
Возможно, буры пожелали раз и навсегда, любой ценой покончить с постоянной угрозой их тылу, а возможно, их встревожила неспешная подготовка Буллера ко второму наступлению, и они поняли, что если уж действовать, то следует действовать быстро. Во всяком случае, в самом начале нового года бюргеры решили предпринять решительную атаку. Штурмовая партия состояла из нескольких сотен добровольцев из Хейделберга (Трансвааль) и Гаррисмита (Оранжевая Республика) под командованием Де Вильерса. Их поддерживали несколько тысяч стрелков, готовых закрепить успех или прикрыть отступление. Целью стал длинный гребень, один край которого носил название Кисарс-Кемп, а другой Ваггон-Хилл. Данный холм, длиной в три мили, лежал к югу от города, и буры очевидно поняли, что именно здесь находится наиболее уязвимый участок обороны, поскольку атака 9-го ноября была направлена в эту же точку. Сейчас, два месяца спустя, они собрались предпринять повторную попытку с большей решимостью против ослабевшего оппонента. В районе двенадцати часов, наши скауты услышали отголоски псалмов, доносившихся из бурских лагерей. Около двух часов ночи толпы разувшихся людей начали собираться у подножья гребня, с винтовками в руках пробираясь сквозь заросли мимозы и валуны, покрывавшие склон холма. Несколько наших рабочих партий устраивали новые позиции для орудий, и производимый ими шум заглушил звуки приближавшихся буров. И на Кисарс Кемп - на восточной оконечности гребня, и на Вагон-Хилл - на западной (эти точки, я повторяю, отстояли друг от друга на три мили), начало атаки явилось для британцев совершенным сюрпризом. Аванпосты были уничтожены или взяты в плен и штурмующие оказались на гребне раньше, чем британцы их заметили. Линия отдаленных холмов осветилась вспышками выстрелов орудий противника.
На Кисарс-Кемп располагалось надежное подразделение - Манчестерцы, с одним пулеметом "Кольт". Линию обороны формировали небольшие сангары на десять-двадцать человек в каждом. Несколько из них были захвачены противником в темноте, но британцы перегруппировались и стойко удерживали оставшиеся. Треск выстрелов разбудил спящий город, и улицы наполнились выкриками офицеров и бряцанием оружия. Люди строились в темноте и спешили на опасные участки.
Три роты Гордонцев оказались у Кисарс-Кемп и под командованием капитана Карнеги бросились в бой. Четыре других роты Гордонцев подошли к ним из города, потеряв по пути своего полковника, Дик-Канингхема, едва оправившегося от ран, полученных под Эландслаагте. Случайный снаряд, выпущенный с расстояния в три тысячи ярдов стоил ему жизни. Позже на линию огня были брошены еще четыре роты Стрелковой Бригады, и общая численность пехоты на этом участке, достигла двух с половиной батальонов. Ни один человек не оказался лишним. С рассветом выяснилось, что буры и британцы удерживают южный и северный склоны, в то время как узкое плато между ними образовало спорный участок, обильно поливаемый кровью. Вдоль фронта протяженностью в четверть мили из-за каждого валуна сверкали горящие ненавистью глаза, и извергали пламя стволы винтовок. Линия боя то немного смещалась к городу (когда бюргеры поднимались в атаку), то откатывалась назад (когда наши солдаты сосредотачивались на возможном участке прорыва). Четыре часа противники находились так близко друг от друга, что при желании могли перебрасываться камнями или ядовитыми насмешками. Некоторые сангары, оказавшись в тылу у буров, продолжали держаться. В одном из них, удерживаемом четырнадцатью рядовыми Манчестерского батальона, к концу кровавого дня в живых осталось только два защитника.
С первыми лучами солнца 53-я Полевая батарея, та самая, что прекрасно зарекомендовала себя у Ломбартс-Коп, отличилась вновь. Обойти буров, чтобы открыть фланговый огонь по их позициям, оказалось невозможно, поэтому артиллеристам, доставая противника на обратном склоне холма, пришлось посылать снаряды почти над головами наших бойцов, удерживавших гребень. Огонь батареи, работавшей под непрерывным градом снарядов большого бурского орудия, установленного на Булвана, был настолько аккуратным, что ни один из выстрелов не пришелся по нашим порядкам. Майор Эбди и его люди расчистили склон, не причинив вреда своим товарищам. На другом фланге позиции не меньшее мастерство продемонстрировала 21-я батарея майора Блевитта, действовавшая под еще более интенсивным огнем противника, чем 53-я. Каждый, кто видел железную стойкость британских артиллеристов и изумлялся их способности вести ответный огонь среди туч пыли, вздымаемых рвущимися вражескими снарядами, по достоинству оценит славное представление, данное двумя нашими батареями, на открытых позициях, перепаханных осколками. Очевидец отметил в своих записках, что вид майора Блевитта, неспешно расхаживавшего меж орудий и отбросившего носком ботинка только что упавший осколок, был одним из самых живых и волнующих впечатлений, вынесенных из этого боя. Не забудется и сержант Босли, которому бурским снарядом оторвало руку и ногу, требовавший от товарищей сбросить его туловище с лафета и продолжать огонь.
Одновременно, если не раньше, с броском на Кисарс-Кемп аналогичная атака, такая же внезапная и решительная, была предпринята на западном фланге позиции, именуемом Ваггон-Хилл. Босоногие буры, скрытно подкравшись в темноте, обрушили шквал огня на небольшой гарнизон Имперской Легкой Конницы и Саперов, удерживавших передовые позиции. Маттиас (Конница), Дигби-Джонс и Деннис (Саперы) проявили именно ту "предрассветную отвагу", которую Наполеон считал высочайшей воинской доблестью. Они и их люди были застигнуты врасплох, но, не потеряв самообладания, вступили в отчаянную перестрелку на близкой дистанции. Из тридцати Саперов из строя выбыло семнадцать, а из маленького отряда волонтеров - почти половина. Этот участок позиции был слабо укреплен, и вызывает удивление, что такой опытный и предусмотрительный солдат, как Ян Гамильтон, оставил его в подобном виде. Оборонявшиеся не имели по отношению к атакующим никаких заметных преимуществ. Ни траншей, ни сангаров, ни проволочных заграждений, к тому же они значительно уступали противнику в численности. Две роты 60-го Стрелкового и небольшой отряд вездесущих Гордонцев, случайно оказавшиеся в это время на холме, тут же бросились в драку, но не смогли остановить приливную волну. Из тридцати трех Гордонцев под командой лейтенанта МакНогтена тридцать были ранены. (Гордонцы и Саперы составляли эскорт одного из 4,7-дюймовых орудий Лембтона, монтировавшихся на холме. Орудие обслуживали десять моряков, потерявших в этом бою трех своих товарищей). Когда наши люди отступили под защиту северного склона, их усилили полутора сотнями Гордонцев под командой Миллер-Уоллнатта - человека, словно отлитого по образцу викинга-берсеркера. К ним на помощь также подошли две сотни человек из Имперской Легкой Конницы, горящих желанием помочь попавшим в беду товарищам. Затем подоспела половина батальона Стрелков. К восходу солнца на обоих концах длинного гребня сложилась почти идентичная ситуация. И там и здесь штурмующие овладели одним склоном, но были остановлены оборонявшимися на другом, в то время как британские орудия, ведя огонь через голову собственной пехоты, прочесывали шрапнелью обратный скат холма.
Но именно на Ваггон-Хилл давление буров оказалось наиболее длительным и энергичным, а наше сопротивление наиболее отчаянным. Со стороны противника боем руководил доблестный Де Вильерс, в то время как с нашей отряды защитников собирал и вел в атаки Ян Гамимльтон. Постоянно получая подкрепления с подножья высоты, буры сражались с необычной решимостью. Кто был свидетелем этого, достойного слога Гомера, боя, никогда не усомнится в доблести нашего противника. Это была просто бойня. Погиб Эдвардс из Легкой Конницы. На орудийной площадке британцы и буры вели огонь практически в упор. Де Вильерс из Оранжевой Республики застрелил Миллер-Уоллнатта. Ян Гамильтон выстрелил в Де Вильерса из револьвера, но промахнулся. Пуля молодого Албрехта из Легкой Конницы достала Де Вильерса. Бур по имени Де Джагер попал в Албрехта. Дигби-Джонс из Саперов застрелил Де Джагера. Через несколько минут отважный парень, уже заслуживший славу, достойную ветерана, был смертельно ранен и Денис, его товарищ по оружию и славе, пал рядом с ним.
Наше время не помнит более достойного боя, чем бой на Ваггон-Хилл в то январское утро, и не было лучших бойцов, чем люди Имперской Легкой Конницы, составившие ядро обороны. Здесь, как и у Эландслаагте, они доказали, что достойны стоять в одном ряду с представителями лучших полков Британской армии.
Весь долгий день вдоль вершины гребня с переменным успехом продолжалась упорная схватка. Чаша весов колебалась то в одну сторону, то в другую, но штурмующие так и не были отбиты, а оборонявшиеся разгромлены. Британцы и буры настолько перемешались, что не один раз раненый боец одной стороны служил упором для винтовки противника. Один несчастный, использованный в подобном качестве, получил шесть пуль от собственных товарищей, когда те пытались достать искусного стрелка, укрывшегося за ним. Около четырех часов дня закрывшая небо гигантская туча, на которую до этого не обращали внимания, разразилась ужасающим штормом с яркими молниями и потоками воды. Удивительно, что британскую победу при Эландслаагте возвестила точно такая же гроза. Но на холме, пронизанном пулями, стрелковые цепи обратили на стихию внимания не больше, чем два бульдога, вцепившиеся друг другу в глотки. Вверх по скользкому склону, по грязи, смешавшейся с кровью, поднимались резервы буров, а им навстречу по северному спешили на помощь своим товарищам британцы. Солдат Девонского полка - лучших представителей мужественного графства великолепно вел в атаку их отважный полковник Парк. Девонцы сумели смять буров, стоявших на пути, а Стрелки, Гордонцы и Легкая Конница присоединившись к неистовому броску, окончательно очистили гребень.
Но это был еще не конец. Буры решились на отчаянное предприятие и теперь им предстояло заплатить по счетам. Припадая к земле, короткими перебежками они отступали к подножью холма, а за ними следом неслись бурлящие потоки воды. Но стоило какому-либо бюргеру на мгновенье задержаться на краю оврага, как его тут же настигал безжалостный ураган свинца. Многих смыло, утащив по узким ущельям в Клип-Ривер, и их имена никогда больше не встречались в списках фельд-корнетов. Большинству все же удалось спуститься, найти своих лошадей, оставленных в укрытии и галопом ускакать по широкой Булванской равнине. Это были настоящие храбрецы, достойно потерпевшие поражение в достойном бою.
Победные крики Девонцев, очистивших гребень, вдохновили измотанных людей, сражавшихся за Кисарс-Кемп, на аналогичный подвиг. Манчестерцы, Гордонцы и Стрелки, при поддержке двух батарей, решительным ударом окончательно выбили противника с долго оспариваемой позиции. Томми - мокрые, замерзшие, измотанные, не имевшие крошки во рту двадцать шесть часов кряду, покрытые грязью с ног до головы стояли среди мертвых и умирающих, победно крича и потрясая оружием.
Британцы находились на волосок от гибели. Сдай мы позиции на гребне, город бы не устоял, и история, возможно, пошла бы по-другому. В старые дни открытого плотного строя (как на Манджубе) нас бы смели с позиции в какой-то час. Но теперь хитрый боец за валуном встретился с противником, равным ему по хитрости. Солдат, наконец, обучился кое-чему из искусства охоты. Он прятался в укрытии, он поджидал свою жертву, он не обращал внимания на опрятность формы, отбросив устаревшие традиции восемнадцатого века с его яркими мундирами и косичками. Он бил бура сильнее, чем кто-либо когда-либо его бивал. До нас не дошли рапорты о потерях противника в этом предприятии, но только с гребня мы вернули ему 80 тел, в то время как склоны, донга и река имели собственные отдельные истории. По самым скромным оценкам их потери составили не менее трехсот человек убитыми и ранеными, а некоторые склоняются к еще большему числу. Наши потери оказались очень серьезными, и пропорция между убитыми и раненными была необычайно высокой из-за того, что основную долю составляли ранения в голову. Убитыми мы потеряли 13 офицеров и 135 солдат. Ранеными 28 офицеров и 244 солдата - всего 420 человек. Лорд Ава, благородный сын благородного отца, пламенный Дик-Канингхем, несгибаемый Миллер-Уоллнатт, храбрые ребята-саперы Дигби-Джонс и Денис, Адамс и Пекмен из Легкой Конницы, рыцарственный Лафоне - мы оплакиваем не только число погибших, но и их достоинства. Печальный анализ отчетов о потерях показывает, что слава этого дня выпала на долю Имперской Легкой Конницы (десять офицеров убито, полк возглавил один из младших офицеров), Манчестерцев, Гордонцев, Девонцев и 2-й батальон Стрелковой бригады.
В течение дня на британские позиции было предпринято еще две атаки, одна на Обсервейшн-Хилл на севере, другая на Хелпмакаар на востоке. Из них последняя была довольно вялой и очевидно носила отвлекающий характер, но другая велась довольно упорно, и штурмующие не прекращали своих попыток, пока Шутте (их командир) и около сорока-пятидесяти буров не были убиты или ранены. Повсюду противника встречала редкая, но стойкая цепь стрелков, и поджидали неутомимые артиллерийские батареи.
По всей империи за ходом этой великой борьбы следили с напряженным вниманием и мучительным чувством, порожденным бессильным состраданием. Гелиограммами к Буллеру, а затем в самые дальние части гигантского тела Империи, чьими нервами служат телеграфные провода, пришло сообщение о начале атаки. Затем, после перерыва в несколько часов, донеслось "Противник повсюду отбит, но бой продолжается". Затем "Атака продолжается. Противник получает подкрепление с юга". Затем "Атака возобновлена. Очень сильное давление". Это было последнее сообщение в тот день, погрузившее Империю в дурные предчувствия. Даже наиболее умеренные и информированные лондонские газеты публиковали безутешные прогнозы и самые безотрадные опасения. Впервые прозвучало предположение, что эта кампания может оказаться нам не по силам. А затем, наконец, пришли официальные новости об отражении штурма. Не только в Ледисмите измученные солдаты и офицеры воздавали благодарность Господу за его безграничную милость, но и в Лондоне тысячи сердец были потрясены величием и трагизмом пережитого момента, и тысячи губ, уже позабывших святые слова, слились в один хор со молитвами воинов, славящих Бога на другом краю земли.