Аннотация: Подспудные мотивы падения Белого Омска в ноябре 1919 года
Красная Тартария против Белой столицы
( подспудные мотивы падения Колчакии в ноябре 1919 года)
Гражданскую войну можно сравнить с извержением вулкана: на поверхность, на обозрение наблюдателя, выносится из глубин земли то, что обычно скрыто, но на самом деле определяет развитие событий. Земная твердь, которая для нас является олицетворением незыблимости, по сути не более чем тонкая пленка литосферных плит над огненной бездной расплавленной магмы. И иногда магма прорывается сквозь покровы, чтобы представить нам истинную природу вещей.
В обычном состоянии общественная жизнь не дает нам возможности оценить глубинные процессы. Они проявляются только во время потрясений и только так мы можем понять, какая на самом деле жизнь протекает под пленкой клише.
В падении белого Омска в ноябре 1919 года слишком много загадочного, что заставляет внимательнее присмотреться к нюансам событий: неувязки и сцепление фактов могут позволить увидеть истинные, подспудные причины поистине эпохального события.
14 ноября 1919 года потерпела крушение последняя легитимная наследница Российской империи. Сама империя пала два с половиной года перед этим, но еще существовала возможность ее реставрации в модернизированных формах. Колчак пришел к власти в ходе военного переворота, формально он был диктатором, но на нем хотя бы оставалась тень хранителя "единой и неделимой России", государственности до решений Учредительного собрания.
Красноармейцы, пересекавшие полузамерзший Иртыш в холодном сером рассвете, еше не понимали, что они пройдут по руинам империи, что стылая река станет Рубиконом, после которого уже не будет поворота обратно, что Белое дело уже не будет иметь ни ресурсов, ни воли, ни людей, чтобы противостоять советской власти. Все закончится просто и буднично, даже без стрельбы и сопротивления. Победители будут настолько измотаны непрерывным переходом от Ишима, что на три дня прервут наступление, хотя перед ними просто не будет противника на расстоянии десятков верст.
Омская операция красного Восточного фронта словно глаз урагана - зона относительного затишья в бушующем вихре. Видимое спокойствие в круговерти яростных событий.
До - отчаянные бои за Урал и Сибирь, главный фронт 1919 года.
После - легендарный Сибирский Ледяной поход остатков белых на пределе человеческих возможностей.
А кульминация событий выглядит как издевательство над историей: самый яркий эпизод заключается в том, что пленный генерал сдает красным захваченное имущество. Битва за империю завершилась актом сдачи-приемки.
А что, если самое интересное и значимое происходило чуть в стороне от того, что попало в официальную историю? И что, лежащие на периферии полузабытые факты как раз определяют генеральную линию развития событий?
Что, если в ноябре 1919 года развязался ( и завязался по новому) узел взаимоотношений антагонистов, Российской империи и Сибирского царства- Тартарии?
Глупо считать, что с ликвидацией Сибирского царства Тартария добровольно и полностью сошла с исторической сцены, а военное поражение в ходе так называемого " пугачевского бунта" лишило ее воли к сопротивлению.
Тартария никуда не исчезла из России, она была, есть и будет в ней. Тартарийское наследие в российской цивилизации- как соль, растворенная в океане, вроде бы невидимая, но придающая вкус всему явлению огромных масштабов. Пытаться понять Россию без тартарийского привкуса все равно что изучать океан, не принимая во внимание его соленость. И тартарийская составляющая в России всегда находится в состоянии, близком к пересыщенному раствору: еще немного, появление затравки ведет к началу кристаллизации. В недрах России всегда готова кристаллизироваться Тартария- или прорваться потоком лавы из бездны.
Второе как раз ближе к событиям 1919 года.
Побежденная Тартария второй раз ответила яростным всплеском очередного пугачевского бунта. Только гораздо лучше организованного.
Омск брал командарм-5 Тухачевский. На первый взгляд он кажется обычным выдвиженцем сумасшедших времен Гражданской войны, из пленного подпоручика поднявшегося до командующего армией из двух дивизий и некольких соединений. Таких было много по обе стороны линии фронта. Кроме одного- Тухачевский был язычником. Красным язычником. Причем с многолетним стажем, так сказать.
Можно сказать, что с большевизмом и с язычеством юнкер Александровского училища Михаил Тухачевский познакомился почти одновременно. Через хорошего знакомого семьи Тухачевских, профессора Московской Консерватории Николая Жиляева. Последний недолюбливал православие и монархизм, и в его окружении были настоящие большевики, не какие-то легальные марксисты. Честолюбивый юноша почуствовал энергию, исходящую от новых веяний.
И он был неодинок в своих предпочтениях. Достаточно вспомнить, как из утонченной богемы в революцию ворвалась валькирией Лариса Рейснер. Тоже близкая к язычеству как средству переустройства общества, закосневшего в православии. А по другую линию фронта возникали странные монстры типа барона Унгерна, который понимал ламаизм как веру в воинственого древнего бога монголов Сульде. Всех их объединяли идеи, весьма далекие от коммунизма или монархизма - а именно, желание создать новую эпическую эпоху с людьми-героями. Для этого надо было уничтожить пошлое настоящее вместе с официозным православием, отупляющим и расслабляющим народ, вырваться из пут застоя.
Интересно понять, что это была за сила, что привлекала людей определенного склада и чутких к тончайшим вибрациям общественной мысли? А ведь это была древняя Тартария, скованная империей, дремлющая в чутком забытьи - и при этом накопившая со времен своих поражений запас нерастраченных сил. Ведь Российская империя казалась вечной, она была воплощением христианского Царства Божия на Земле - а положить предел такому царству мог сам Господь. И все же тысячи подданных империи поднимались на борьбу с ней... Их подпитывала огненная бездна, тлевшая под броневыми плитами империи.
Язычество Тухачевского воспринимают то как элемент позерства, то как, выражаясь нынешним низким слогом, желание троллить окружающих. К первому относятся свидетельства о самодельных божках, коим Тухачевский демонстративно поклонялся, ко второму - прожект о введении язычества как официальной идеологии РСФСР и "файф-о-клокия". Прожект на полном серьезе обсуждали в Совнархозе, а "файф-о-клокия" представляла собой пародию на богослужение, в которой почести воздавались Марксу и Ленину как эрзацам Бога-Отца и Бога- Сына. В знаменитом " деле маршаллов" 1937 года подобные эскапады сочли отягчающими обстоятельствами, признаками морального разложения "красного наполеона".
Я весьма далек от мысли, что Тухачевский был настоящим язычником или осознавал свою роль в омской мистерии. Он был притянут, как железо притягивается к магниту в силу своих свойств. В данном случае таким свойством был неопределенный комплекс радикальных антихристианских взглядов. Люди такого сорта не были инспирированы подспудной Тартарией, точнее, значительная часть из них подчинялась совсем иным веяниям - богоборческим воинствующим атеизмом или иудейской ненавистью к казенному православию. Такие политические взгляды нам знакомы лучше, потому что они принадлежали элите большевизма, которые оставили после себя статьи, речи и воспоминания. Но было еще одно течение, с одной стороны-более могучее, а с другой- и полускрытое, исходящее из народных глубин, которое тоже взламывало коросту официозного православия.
Это некогда побежденная Тартария сбрасывала с себя наложенные оковы, вылезала из берлог и вставала медведем-шатуном архаичных представлений. Красные язычники были на острие удара, они были клыком пробужденного зверя- или когтем, которым запросто можно взрезать человка.
Почему восстала Сибирь против Колчака? Восстала разом, сплошной полосой, заливая народной войной немногие островки прежней государственности вроде больших городов и Транссиба. Это старое Сибирское царство восстановило свое природное место во взаимоотношениях с народной Росией - вместе, но неслиянно. Так восстанавливался статус-кво многовековой давности между Московией и Тартарией: СоГласие, союз двух держав, державшийся на взаимном уважении и невмешательстве. Навстречу полкам регулярной армиии советов шли отавы сибиряков, чтобы воссоздать народную власть на территории двух держав, поддержать порыв к свободе братских народов. Бывшая империя металась между смыкающимися фронтами, выдавливалась на окраины, пыталась удержаться на плацдармах, отрывала куски от плоти единой страны, чтобы обосноваться там... И все было напрасно. Извержение лавы взорвало твердыню империи и потрясло весь мир.
Восставшая Тартария смела с себя империю.
Казалось, Тартария победила империю, и падение Омска, столицы Колчакии, стало кульминацией той борьбы.
Сдача Омска оттого произошла так буднично, что настоящая битва мыслей и воль отгрохотала в ином месте, не оставив видимых следов в сознании людей и в исторических фактах. Все уже было решено - и общий ход событий покатился как по накатанной, почти не встречая сопротивления.
Семисоттысячная армия Колчака за месяц рассыпалась, оставив двадцать тысяч фанатиков империи, уходящих за Байкал. Красных в их походе к Тихому океану остановило только вмешательство извне, японское.
Что же произошло потом, почему народная власть советов переродилась в новую империю, путь не белую, но красную - и побежденная, обескровленная Тартария опять ушла в омут руской жизни?
В омской мистерии можно увидеть все черты будущей победы партийной бюрократии.
Во-первых, во главе того, что должно было стать новыми Святой Русью и Тартарией, оказались люди, весьма далекие от истинного духа этих государств. Они умели разрушать- но не умели строить, они не были привычны к осознаванию труда как мистерии, как единственного средства найти свое место в мироздании, стать частью Божьего замысла. Они ощущали вулканические позывы Тартарии, они готовы были сами стать испепеляющей лавой. Но им было невдомек, что извержение вулкана не только катастрофа и разрушение, а всегда разрушение старого перед созданием нового: новых гор, островов, материков.
И когда настало время созидать, то новые вульгарные язычники не смогли приступить к работе. Пришлось обратиться к опыту разгромленной империи, пришлось восстанавливать жизнь по имперским шаблонам: по закону- но не по правде, механистически - но не от души, насилием- а не по-братски.
Опыт Тартарии был совсем другим и оказался невостребованным.
И второе. Тартария была жестокой, но ей были чужды бессмысленная жестокость и упование кровавыми жертвоприношениями.
Тухачевский был язычником на манер Владимира Святославовича, еще до того, как тот стал Святым и Равноапостольным, то есть человеком, жаждущим утвердиться на крови. Киевский князь некогда вздумал переформатировать верования своих данников, чтобы из язычников и первых христиан создать хищную империю. Он поставил во главе нового государственного пантеона Перуна, бога воинов, и приказал приносить ему человеческие жертвы. Владимир хотел повязать киевлян кровью, заставить их присягнуть на крови. Кровь - субстанция весьма опасного свойства, действительно обладающая невероятным могуществом в государственной магии. Но мало кто понимает истинную цену крови и точно отмеряет ее, замешивая на ней раствор для кладки нового дома.
Владимир Святославович щедро приносил жертвы Перуну- на капище, на лобном месте и в боях, пока звериным чутьем не понял бессмысленность пустого кровопролития. Он вовремя ушел с этого пути.
Тухачевскому это не удалось.
Победа Красной Тартарии над Колчакией ознаменовалась гекатомбами. Собственно, винить самого командарма, да и чинов повыше его, напрямую не стоит: при нем произошла развязка того, что начало складываться еще при империи. Мутная кровавая волна несла героев Гражданской, не давая им возможность остановиться и осмыслить происходящее.
Десятки тысяч умирали от тифа в Омске и становились пеплом в крадах ЧеКаТифа.
Двести вагонов с беженцами, семьями белых офицеров, замерзли насмерть на опустевшем перегоне Омск-Новониколаевск.
Пленные офицеры и добровольцы умирали тысячами в холодных и вшивых бараках красных концлагерей.
По следу уходивших на восток добровольцев и воткинцев, как волки по следу подранка, шли партизаны и добивали отставших.
Красный Перун двадцатого века был залит жертвенной кровью так, как не снилось его давним предшественникам по гекатомбам. И эта кровь, часто уже напрасная, зряшная, утопила возрождающуюся Тартарию.
Цель не оправдывает кровь.
Светлая мечта утонула в кровавом омуте...
Это подзаголовок книги " Славянский корнеслов" Александра Семеновича Шишкова.
Собственно,суть понятна.
О Шишкове я слышал раньше анекдоты- вроде того, как он перевел на язык родных осин фразу " Франт фланирует по бульвару": хорошилище грядет по гульбищу. Честно- и то, и другое ужасно,тем более,что надо копать картошку,а не шляться бесцельно:))
Теперь добрался до первоисточника.
Книга стоит того, чтобы уделить ей пару часов, хотя бы из почтения к автору- честному служаке, поднявшемуся из дворянских низов до адмиральских чинов, должности госсекретаря, президента Российской академии наук, положения идеолога империи Российской. И тем, что боролся за родной ему язык во времена, когда он считался признаком подлого народа, а не способом организации империи.
Сейчас эту линию борьбы за положение родного языка и рассмотрение его как основы цивилизации продолжают Сергей Алексеев и Михаил Задорнов ( я знаю только их, наверняка продолжателей гораздо больше). В близкой мне среде эти идеи распространены остаточно широко.
Но пост немного не об этом.
Книга написана в конце 1820- х. Ее можно рассматривать как звено непрерывной традиции, которая две с половиной сотни лет является андеграундом: патриотического восприятия Росии как прямой наследницы ведущих древних цивилизаций, одной из самых могущественных и просвещенных держав, а рускую культуру- не то что не уступающую другим, а даже ведущей.
В семнадцатом веке эта позиция считалась единственно возможной. В традициях семнадцатого века составлялись исторические своды первой половины восемнадцатого века, Татищева и Ломоносова. Но тут же набирает силу другое представление, импортированное немцами-академиками и русофобами- Романовыми. В русле ее государственность и сама культура руских признается производной от европейских, сами славяне- появившимися неизвестно откуда и распространившимися в своем ареале только за счет запустения от других народов.
Я раньше писал в своем ЖЖ о книге "Гунны. Эпоха великого переселения народов" Ивана Кондратьева середины девятнадцатого века. И о том,что в ней содержатся все характерные черты современного родноверия: отождествления руской культуры с древнеиндийской, признания за славянами ведущей исторической роли в Европе, например, Атилла- славянин, и т.д.
Как мне представляется, современное родноверие не является детищем постперестроечного времени, как это представляется на первый взгляд. ( или принимая во внимание конспирологические версии, что оно появилось а) по приказу Андропова, чтобы уменьшить эффект от прославления РПЦ в 1988 году, или б) по приказу ЦРУ чтобы внести раскол в патриотические силы, или, в) ну, фантазии безграничны...). Комплекс таких представлений берет начало в идеологии еще Рюриковской Московии, с переходом к западным научным представлениям только обогощался и приобретал дополнительную агрументацию, а по мере внедрения либерализма становился символом идейного сопротивления части патриотически настроенного общества.
Ничто не ново под луной.
Оно и правильно: как любят говорить на Востоке наши коллеги по духовному сопротивлению ради традиционных ценностей: мы не творим, мы не передаем. Из прошлого в будущее.