Письма русского зарубежья
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Публикуется переписка И. Бунина с М. Алдановым и другими писателями-эмигрантами первой волны, а также другие письма "русского зарубежья".
|
С.А. Тюрина-Митрохина
Публикация из архивов: Письма русского зарубежья
Осенью 1992 года, будучи в Америке, в гостях у своих друзей, русских филологов Д. и Ю. Урновых, я заинтересовалась возможностью ознакомиться с перепиской русских писателей-эмигрантов, хранящейся в архивах Колумбийского и Йельского университетов. Друзья познакомили меня с профессором-славистом из университета Нассау (шт. Нью-Йорк) Константином Каллауром. В его диссертации о летописце русского зарубежья Андрее Седых (псевдоним Як. Цвибака), а точнее - в приложениях к диссертации, оказалось много документов, связанных с письмами наших замечательных писателей.: И. Бунина, М. Алданова, Гайто Газданова, Р. Гуля и др. Выражаю благодарность отрудникам библиотек и архивов Колумбийского и Йельского университетов, бережно храняшим бесценные документы: они помогли уточнить многие факты публикуемой переписки.
ИЗ ПИСЕМ И. А. БУНИНА И И. А. БУНИНУ
Бунин -- Седых, 1926 г. Дорогой Яков Моисеевич!
Извините за поздний ответ,-- выше головы был занят. Отвечаю по пунктам:
1. Революция была отвратима, неизбежности в ней не было. Вполне схожусь в мыслях о ней с Черчиллем, который недавно в "Таймсе" так хорошо высказался по этому поводу.
2. Древняя мудрость Индии говорит: "ударивший в барабан уже не может удержать грохота барабана". Кроме того, народ хотел вовсе не отмены цензуры и тому подобное.
3. Что сохранится от революции? Ну, это трудно учесть. Во всяком случае, сознание, что повеселились мы за очень дорогую цену и что в следующий раз надо быть маленько поосторожнее.
Бунин -- Седых, 16 ноября 1929 г.
1) Вопрос: Что будет с Россией через 10 лет?
Ответ: Не знаю. Думаю, однако, что 10 лет большевики
все-таки не продержатся, несмотря на всю пассивность русского народа и все старания (неразб.), так называемых цивилизованных государств непременно поддержать их.
2) Вопрос: Какой бы вы хотели видеть Россию?
Ответ: Какой угодно, лишь бы не болыпевицкой.
Бунин -- Седых, 20 декабря 1929 г. Мой дорогой!
Позвольте уклониться от ответа. Пушкин был, конечно, прав, говоря "взыскательному художнику", что этот художник -- сам "свой высший суд". Всякий настоящий писатель, конечно, может о себе сказать кое-что не хуже других, но непременно должен быть хорошим критиком.
Бунин -- Алданову. 26 февраля 1946 г. ...Сборник затеял Ремизов,-- будет называться "Русский сборник" -- вместе с неким Пантелеймоновым, химиком, хорошо зарабатывающим, немного пописывающим (и, конечно, желающим немножко печататься), и я в этот сборник дал рассказ... но редактором его не был. Почему не дали в него Газданова и Зайцева,-- не понимаю,-- будет в нем, правда, Бердяев, но вполне невинный; может быть, потому, что Пантелеймонов стоит на советской платформе. Пантелеймонов, приехав ко мне, сказал, что сборник затеян в честь Б. (80 лет) и в мою. Так что из статей будут еще статьи о нем и обо мне.
Бунин -- Алданову. 12 марта 1946 г.
...позавчера был с Адамовичем и Пантелеймоновым у Ремизова, а вчера у Полонских. Як. Т. очень много интересного рассказывал о Нюренберге и сообщил мне еще одну страшную для меня вещь: Федин (который, хотя и незнаком со мной, прислал мне "самый сердечный привет") сказал еще, что мои писания издаются сразу и в Москве и в Петербурге -- по 80 печатных листов каждое издание! Я убежден, что я за все это и гроша не получу, но черт с ним, с грошом, ужасно то, повторяю, что мною распоряжаются, как своими собственными штанами, и без всякого моего ведома.
Бунин -- Алданову
23 февраля 1947 г. ...Я еще очень слаб, несмотря да малокровие, на все лекарства и на пожираемую мной печенку... так слаб, что вчера, ожидая Полонскую, должен был накачать себя, чтобы не осрамиться, камфарой, которая, по словам Пушкина, "нужна гробам".Там еще так говорят: "Ну, жму Ваши пять!". Бунин
Алданов -- Бунину март 47 г.
Дорогой друг!
Только что получил Ваше письмо от 18-го... Я солгал бы Вам, если б сказал, что оно меня не встревожило. Но, ради Бога, не жалейте денег ни на лечение, ни на питание. Я тотчас пишу... Цетлину, Зензинову, Николаевскому, чтоб фонд дал Вам денег на питание.
Бунин -- Алданову. 24 июля 47 г.
...Забыл написать то, что на днях рассказал мне некто, бывший в гостях у Бердяева; Бердяев говорил: "вот в Англии назвал меня Болдвин русским Сократом. Это не совсем правильно: Сократ вот так",-- тут Бердяев поставил правую ладонь ребром и провел влево,-- "а я так",-- прибавил он, поставив левую ладонь ребром и провел в другую сторону. Правда, чудесно?
Бунин -- Алданову. 7 октября 47 г.
P. S. Прочел в "Новом мире" статью какого-то Черного об Алеше Толстом, до небес его превозносящую. И опять ахнул: какой сказочный негодяй был этот Алеша: можете представить, он писал в своей автобиографии: "Время эмиграции было для меня самым страшным, тяжким во всей моей жизни".
Бунин -- Алданову. 1948 г.
...наше свидание ... Бог даст, состоится, если только не будет бури с метелью или ливнем (сочетанию двух последних слов позавидовал бы сам Бальмонт).
Посему пока говорим по-советски: "Пока!" и целуем Вас.
Там еще так говорят: "Ну, жму Ваши пять!" Бунин
Бунин -- Адамовичу. 10 января 48 г.
...восхитило меня начало стихотворения "Кусты сирени и свобода", равно как и первые строки рассказа Пришвина: "На краю поля стоит, уши развесил, неисходимый казенный лес", и "буланка", действующая в этом рассказе далее, и "метель, ослепившая все глазастое поле и залепившая слух ушастому лесу", и многое, многое прочее. Вы совершенно правы были, когда писали, что Пришвин не уступает в милости Рабиндранату Тагору, а в изобразительности, насчет птиц, зверей, насекомых, полей, лесов, рек и гор -- Брэму. Вот пока и все...
Бунин -- Адамовичу. 7 февраля 48 г.
Дорогой поэт, простите, дважды виноват, во-первых, не поздравил Вас с 24-ой годовщиной со дня смерти Василия Ильича во-вторых, отвечаю так поздно на Ваше милое письмо от 4 февраля. Виной тому моя цветущая человеческая старость и вот это американское перо, которым так трудно писать, ибо оно толстое и похоже на коготь:
Пишу как будто когтем... Каким? (ты спросишь), ох, тем, Что дьяволом придуман, Дабы писал им Труман, подкупленный деньгами Черчиля с Вишняками, Душитель демократии Вышинского и братии. (Иннокентий Иванненский).
Очень рад -- Вы знаете чему. Верю, что вышло "и туманно, и достойно" -- Вы это умеете, тайну же этого пусть разгадывают потомки. А то что же бы это было: у всех были тайны -- у Грибоедова (см. Бахрака в "Русских новостях"), у Некрасова и у многих других (тут нужно смотреть, прежде всего, "Тайну трех" -- Мережковский -- Злобин -- Гиппиус), у Пушкина (см. пошлейшее словоблудие Достоевского, недавно повторенное тем архисловоблудом, коему отлично известны "замыслы творца" насчет России и, конечно, всех прочих стран на земле,-- вы отлично написали о нем на днях, довольно испортив, впрочем, свою статью первыми строками из нее)... да, у всех были тайны, а у нас с Вами не было бы? Уж по одному этому не выдам ни себя, ни Вас -- во веки веков.
Бунин -- Алданову. 21 июня 48 г.
Недавно мы два раза виделись с вдовой Глазунова, его, как сколько понимаю, приемной дочерью, и ее мужем, немецким писателем (лет 35), совершенно очаровательным человеком, ...подружившимся в Мюнхене со Степуном. Степун подарил ему 1 том (огромный) своих воспоминаний... мы ахнули на портрет Степуна в этой книге: так он стал сед, худ, с тонкой ниточкой сжатого рта! Можно подумать, человеку не менее 80 лет! Но не простой старец, а Холстомер.
Бунин -- Адамовичу. Вечер 24 июня 48 г.
Прочел "Литературные заметки" в газете "Русские новости": "Коготок увяз -- всей птичке пропасть", "Андрей -- простой добродушный, задумчивый парень, пожалевший обезоруженного врага". Найдем ли мы в своем сердце и уме сочувствие этому? Не будет преувеличением сказать, что эти вопросы -- одни из самых важных среди тех, которые требуют от нас решения..? А главное -- ведь до чего новое это в истории мировых войн! "Жалел обезоруженного врага"!!..."Не ходи по косогору -- сапоги стопчешь!" (Совет Козьмы Пруткова). Гуль... "очень, очень не плох", не хороши только кое-где штучки насчет "ужаса", что я, Гуль, "дерусь с братьями по крови".-- Что до меня, то я всю жизнь грущу, что Авель не успел проломить башку Каину.
Бунин -- Адамовичу. 18 июля 48 г.
В Ваш архив, дорогой поэт: Чехов однажды, даря мне одну из своих книжек, надписал на ней:
"Милый Иван Алексеевич, я тоже когда-то писал стихи, написал два стихотворения, вот они:
"Акулина Пантелевна! Когда взята была Плевна, Так солдаты отличались, Даже турки удивлялись!"
"Шли однажды через мостик Мирные китайцы. Впереди их, задрав хвостик, Поспешали зайцы. Вдруг китайцы закричали: "Стой! Лови! Ах, Ах!" Зайцы выше хвост задрали И попрятались в кустах". А. Чехов"
Чехову было 8 лет, книжечка эта погибла после нашего бегства из села Васильевского в конце октября 1917 г.
Бунин -- Алданову. 17 августа 48 г. Милые... М. А. и Т. М. 1
Я все еще на одре, пишу Вам полулежа на нем, слаб смертельно...
На счет войны -- кажется, ее не будет? Англия, Америка, все проглотят, все пощечины Москвы терпят и будут терпеть...
Вышел роман Зайцева "Тишина" (все о Глебе). А когда-то его первая книга называлась "Тихие зори"... "Подколодный ягненок"...
Берберова опять уехала в Швецию -- говорят, решила добиться для Зайцева премии Нобеля! И не думаю, что это шутки.
По небу полуночи Зайцев летел
И тихую песню он пел --
И Зелер с Берберовой целой толпой
Пленялися песнею той.
Он пел о Зайчихе, о Глебе, о том,
Как стал он мудрейшим потом.
О Гитлере чудном он пел -- и хвала
Его непритворна была.
Бунин -- Алданову. 4 сентября 48 г.
А вчера у меня в руках оказалось американское "Новоселье", которого я никогда не видел,-- за 1942 г.,-- и в котором я с удивлением увидал свой рассказ "Три рубля" -- и с истинным восхищением прочел Ваш рассказ..."Тьма", как чудесно в нем все -- и как страшно! Редкий рассказ.
Бунин -- Алданову. 31 октября 48 г. ...На вечере я имел "безумный успех", поэтому не верьте "Русским новостям", что я не оправдал ожиданий публики. Что ж иное могли сказать "Новости", которые там рекламировали мой вечер и которых я так подвел, закативши под конец чтения такое, что, верно, привело в бешенство "советское" посольство.
Бунин -- Алданову. 11 ноября 48 г.
Когда, Бог даст, увидимся, покажу Вам то, что я читал на вечере, и Вы увидите, с какой любовью я говорил о Короленко, Чехове,-- кроме его пьес -- о Гаршине, об Эртеле и т. д.,-- и как "крыл" Маяковского ("совершив сальто-мортале в тот лагерь, против которого..." и т. д.).
Алданов -- Бунину. 21 декабря 48 г.
...Ради Бога, не говорите, что это "постыдное дело" и т. д. Во все времена -- даже и в лучшие времена -- знаменитейшие писатели часто не могли прожить своим трудом, и от Горация до Гоголя и до наших современников жили в значительной мере тем, что их друзья собирали для них деньги...
Бунин -- Алданову. 17 июля 1949 г.
На кладбище, в Московском Новодевичьем монастыре был (возле собора, в кустах сирени) памятник кому-то -- безымянный, с удивительной надписью: мраморная колонка, на ней мраморная урна, на урне -- всего два слова: "был человек"... Вот, дорогой мой, что мне хочется написать (нечто о себе) -- с таким заглавием. Да верно, не даст Бог. Не хватит уже сил.
Бунин -- Адамовичу. 29 декабря 49 г.
"Адамович Георгий Аркадьевич (1894), поэт-акмеист. До 1923 г. успел напечатать 2 сборника стихов: "Облака" и "Чистилище". В 1923 г. Адамович эмигрировал в Берлин и примкнул к резко враждебным СССР группировкам. Последние годы печатается в эмигрантском журнале "Благонамеренный". (Литературная энциклопедия, издательство Коммунистической Академии, 1930, т. 1, с. 351) V
Вот, дорогой акмеист, что я прочел о Вас.
...прочел в последней тетради "Возрождения" несколько ужасных для меня строк поэта Георгия Иванова:
"С тем, что Блок -- одно из поразительнейших явлений русской поэзии, за все время ее существования, уже никто не спорит, а те, кто спорит, не в счет. Для них, по выражению 3. Гиппиус, "дверь поэзии закрыта навсегда".
Иванов и Гиппиус навсегда закрыли дверь поэзии для меня, несчастного спорщика.
И еще так говорит Иванов: "С появлением символизма унылый огород реалистической литературы вдруг расцвел, как какой-то фантастический сад"... Тут опять оказался я в дураках: никак не думал, что была "унылым огородом" та литература, в которой при появлении в ней символистов были "Вечерние огни" Фета, стихи Вл. Соловьева, Лесков, Гаршин, Чехов, "Смерть Ивана Ильича", "Хозяин и работник", "Воскресенье" Толстого...
Бунин -- Алданову. Без даты 1950 г.
Я завтра шлю ему (Седых) авион, горячо прося его, ради Бога, бросить вымаливать что-нибудь для меня -- непременно бросить это постыдное дело .
...И вообще, довольно с меня этих "сборов"! Как-нибудь доживу! Ведь уже немного осталось. Лучше медаль продам, золотой крест с шеи продам, а никаких сборов больше не желаю.
Бунин -- Алданову. Февраль 1950 г.
Читаю "Истоки" -- и поражаюсь Вашими дарами и многим, многим истинно восхищаюсь. Нынче читал о Родионове, о Михайлове, Перовской, с этим страшным припевом на счет турка -- и всплескивал руками: ей-Богу, это все сделало бы честь Толстому!
Бунин -- Алданову. 14 марта 1950 г.
Пантелеймонов... плох... лежит... шутя написал мне: "Верно, не для меня придет весна". Знаете эту мещанскую песенку: "Не для меня придет весна, не для меня Буг разольется и сердце радостно забьется не для меня, не для меня!" Почему Буг, а не Дон и не Днепр -- неизвестно, я еще мальчиком этому удивлялся, слыша эту песенку в Ельце. Будьте здоровы, мои дорогие.
Ваш бывший хохол удалой.
Бунин -- Алданову. 23 октября 50 г. (открытка)
До чего Москва лишена юмора, милый Марк Александрович, передо мной "советская" открытка, на обороте которой картинка: множество гусей на пруде и подпись: "Гуси колхоза имени К. Либкнехта".
Воображаю, что говорят мужики, стараясь выговорить это знаменитое имя!
На обороте:
Бальмонт напечатал в 1905 г. стих, начинающийся так: "Кто не верит в победу сознательных честных рабочих, тот бесчестный, тот шулер, ведет он двойную игру".
Бунин -- Алданову. Без даты 1951 г.
Операция длилась час -- и за это время я испытал 56 раз нечто такое, чему имени нет: убежден, что даже в Москве самые страшные пытки не уступают этому.
Бунин -- Ржевскому. 23 августа 51 г.
...Маяковский был высокоодарен только глоткой, нахрапом; Бальмонта били потому, что он и в стихах и в жизни был одинаков: нагло и глупо играл всю жизнь в театральную дурь -- иначе я не говорил бы о том, как его без конца били; и быта некоторых моих современников я не касался бы, если бы их быт не был связан с их литературным шарлатанством и спекуляцией; ..."естественно, что реалист Бунин не приемлет символиста Блока, намеренно пренебрегающего логическими предметными нормами",-- эта неуклюжая фраза совсем никуда не годится -- чего стоит одно слово "намеренно". Хорош символист намеренный.
Там же: "не забывайте, что вы единственный представитель литературы второй эмиграции".
Кроме того, называть меня "реалистом" -- значит или не знать меня как художника, или ничего не понимать в моих крайне разнообразных писаниях в прозе и в стихах; что же до "родинки пунцовой" и до Есенина, то тут я лучше помолчу, чтобы не обижать вас.
P. S. "Реалист Бунин" очень и очень приемлет многое, многое в подлинной символической мировой литературе.
Бунин -- Вредену. 23 сентября 51 г.
...и спешу прекратить мой спор с издательством им. Чехова: набирайте "Жизнь Арсеньева" по этой ужасной "новой" орфографии. Надеюсь, что издательство позаботится хотя бы о том, чтобы в типографии было всё и все... и мои выписки из "Слова о Полку Игоревом" не были бы опозорены, искажены "новой" орфографией...
Бунин -- Степуну. 17 ноября 51 г.
Очень жду продолжения Ваших воспоминаний. Сколь они художественны? Разумеется, художественны очень -- там, где Вы даете волю своему большому художественному дару (а в этих воспоминаниях Вы больше рассказываете, чем изображаете)...
Бунин -- Александровой. 28 декабря 51 г.
...очень прошу... напомнить типографии строго держаться знаков препинания (а то ведь теперь ужасно злоупотребляют их количеством, не считаясь с ритмом текста)... Прав был Достоевский: "все полетит вниз с упразднением буквы ять!"
Алданов -- Бунину. Без даты 1951 г.
Статья Жида была прекрасная. Статьи Андре Пьера я не читал: покупаю Le Monde каждый день. Лунц прислал мне по воздушной почте статью Адамовича о "Воспоминаниях". Прилагаю...
Бунин -- Алданову. 7 января 52 г. (открытка).
Автор к автору летит, Автор автору кричит: Как бы нам с тобой дознаться У кого бы нам издаться?
Но Зелюк умер, о Гукасове думать нечего -- отвечает только ИМКА:
Отвечает ИМКА: "Мы Издаем одни псалмы Да про девок и лакеев Повесть de Mme Makeev!"
Бунин -- Вредену. 11 апреля 52 г.
Г. Н. Кузнецова послала Вам по моей просьбе парижское издание моей книги "Темные аллеи" -- я считаю эту книгу лучшей из всех моих прочих... она напечатана по "новой" заборной орфографии, забыл запретить ее издателю (Зелюку)...
Бунин -- Алданову
17 июня 52 г.
...сегодня я получил по авиону фельетон из Н. Р. С. о том, как меня читают и ценят в России, несмотря на мою старую орфографию, и дочитывают до дыр...
Бунин -- Алданову. 7 июля 52 г.
(О том, что Чеховское издательство хочет издать Антологию поэзии и предлагает туда 10 стихотворений Бунина.) И я, прочитав это перечисление, завыл на весь дом от бешенства и негодования: половина этих стихотворений писана мною лет 70 тому назад и по убожеству поистине нечто редкое. Вот еще одно страшное доказательство, в какие руки попало это издательство. Это уголовное, уголовное дело.
Целую Вас.
Бунин -- Терентьевой. 27 сентября 1952 г.
Я совершенно вне себя от изумления, что Ваше издательство решило издать меня на этот раз с предисловием, а не просто, не спрося на то моего согласия. Мне восемьдесят два года, я Бунин, известный по литературе по всему миру, истинно, до глубины души оскорблен, прочитав Ваше письмо: ужели я нуждаюсь в чьей бы то ни было рекомендации!
Бунин -- Степуну. 12 октября 52 г.
Дорогой Федор Августович....Я вскоре отправляю свой архивчик в архив Колумбийского университета... увы, привожу свои делишки в некоторый порядок в ожидании близкого конца своих дней.
' Новое Русское Слово.
...Лежа в постели, пересмотрел целый сундук критических отзывов о моих писаниях -- великих похвал им -- но как резко выделяются среди них, бьют в нечто главное, Ваши!
Бунин -- Алданову. Без даты.
Цвибак в Н. Р. С. написал о Тэффи после ее смерти, что она "вскрывала фантастическую пошлость эмигрантской жизни" и что все у нее "было овеяно добрым и снисходительным отношением к людям". Тут что ни слово, то ложь и гадость. А Каллаш озаглавила свой фельетон о ней "Светлая душа". Хороша светлая.
Приписка Бунина в его письме к Терентьевой: 26 января 1953 г. Галина Николаевна прислала мне книгу Елагина "Укрощение искусства". Какую дикую чепуху наворотил он в ней насчет родства графов Толстых (поэта А. К., Льва Николаевича Толстого и Николая Толстого -- мнимого отца недавно умершего писателя Алексея Николаевича, бывшего на самом деле сыном некоего Босторома). Совсем между нами: думаю, что вообще Елагин наврал очень, очень много в своей книге.
ИЗ ПИСЕМ М. АЛДАНОВА.
Алданов -- Зензинову. 14 января 45 г.
Дорогой Владимир Михайлович!...в восторге от Вашей книги. Признаюсь, я сомневался, можно ли ее будет читать письмо за письмом (да ведь и Вы сомневаетесь). Между тем, я не могу оторваться от этих писем. Они мне, как писателю, дали (в смысле познания России) больше, чем вся советская беллетристика с публицистикой впридачу. Какая волнующая, интересная, порою жуткая картина. Действительно, это был Ваш долг издать письма книгой. Как жалко, что нельзя выпустить такую же о периоде 44--45 гг.
Не знаю, правильно ли вы поступили, поехав в Финляндию, но добыли Вы там клад.
Алданов -- Тэффи...1948 г.
...Вы мне сказали, что лучшее время Вашей жизни -- это первый период эмиграции. Я тогда был поражен Вашими словами: ведь до революции Вас действительно "носила на руках вся Россия". А может быть, Вы и правы.
Алданов -- Тэффи...1949 г.
...да и деньгам неоткуда взяться, почти все книги проданы на те языки, которые мне оставили сначала Гитлер, потом Сталин (меня ведь прежде издавали в Польше, Югославии, Венгрии, в "балканских и лимитрофных" странах) -- и состоятельным человеком я не стал. По-видимому, даже в этом, главное -- своя страна; если бы нас допускали в Россию, то и Вы, и я "купались бы в золоте". Хотел бы написать еще один роман из эпохи 40-х годов 19 века -- эпоха интересная, люди интересные, есть мыслишки о ней, и была бы заполнена цепь моих романов, идущая от времени Екатерины II до наших дней (с этим пропуском). Удастся ли, не знаю.
Алданов -- Тэффи. 17 февраля 1951 г.
Вчера познакомился с талантливым писателем Д. Ив. Елагиным. У него отец православный, мать -- еврейка. Отца убили большевики, а мать -- немцы.
Алданов -- Тэффи. 28 января 52 г.
Помнится, я Вам приводил слова Л. Толстого о Гоголе. "Громадный талант, прекрасное сердце, слабый, незначительный ум". Думаю, это верно и относительно II части "Мертвых душ", о которых Вы пишете.
Алданов -- Тэффи. 21 марта 52 г.
Так Вы все погружены в Гоголя?.. По-моему, лучше всего "Мертвые души" и "Старосветские помещики", а хуже всего "Тарас Бульба", где почти все фальшиво и даже не очень талантливо. У меня в "Истоках" Мамонтов говорит, что хохол Гоголь неизмеримо лучше писал великороссов, чем хохлов. Ноздрев -- верх художественного совершенства, Коробочка тоже (и оба -- назло Белому, Мережковскому и др., без метафизики и даже без малейшего шаржа). А Тарасы, Остапы, Андреи не слишком ценны, ни в реальном смысле, ни в метафизическом, a la Мережковский Вы скажете, что старосветские помещики тоже хохлы: только по месту жительства, а то в них ничего хохлацкого нет, они могли бы быть и костромскими героями. И еще скажу, в "Мертвых душах" все "положительные герои" противны, но все "отрицательные", по-моему, на редкость милы и умны, хоть и взяточники. Да я с наслаждением пожил бы в их обществе! И сам Гоголь их любил, хоть "обличал". Писатель же он, конечно, был несравненный. Я сообщил Николаевскому, что Вы готовы отдать свой архив в Нью-Йоркский архив при Колумбийском университете. Бунин, я, Маклаков -- тоже сдадим.
Они принимают наши условия: в случае освобождения России - все передается в Москву, в Академию наук.
Алданов -- Тэффи. 9 апреля 1952 г.
Так они издают Берберову? Я не знал, но мне, конечно, все равно. Неужели "Мыс бурь"? Ив. Ал-чу лучше не сообщать -- его это раздражает.
Алданов -- Карповичу. 9 сентября 52 г.
О 777 книгах Ремизова я пишу, конечно, гиперболически, но он сам недавно сообщил в НРС, что выпустил в жизни 88 книг (и что есть очень много еще не напечатанного). Его последних шедевров я не читал, кроме того, что печаталось в этой газете. Меня в особенности поразило, что он был такой "идейный" человек и даже мученик "проклятого царизма". Жаль, конечно, что не остался. Он ведь печатался в пору оккупации в гитлеровском "Жеро", а потом в "Современном патриоте". Бог с ним.
СТАТЬЯ И ПИСЬМА НИКОЛАЯ НАРОКОВА '
НИК.НАРОКОВ
ЧЕЛОВЕК ДРУГОЙ ПОРОДЫ Статья (машинопись) 1948 (?) г.
Что такое большевизм
Большевизм страшен тем, что он -- насилие, которое не цель большевизма, а средство. К насилию стремились все владыки, но большевизм подчиняет себе не только труд, но и творчество, не только мысль, но и вдохновение. Он добивается того, что все говорят угодные ему слова, но ему этого мало: все должны не только говорить, но даже и думать только то, что угодно большевизму. Жуткими средствами добивается он нивелировки сознания и понимания. Он -- рабство. История знала рабство, но рабство большевизма страшнее и позорнее. Классические рабы были закованы в цепи, на них были надеты дубовые колодки, владыки порабощали их труд и их мускулы, но их дух оставался свободен.
Они могли ненавидеть и мечтать о свободе, потому что никто не посягал на их мысль, чувства и волю. Большевизм же помогает... стремится к тому, чтобы вывернуть наизнанку душу человека, выбросить из нее все прежнее содержание и наполнить ее тем, что угодно ему.
Он требует от рабов, чтобы те не осознавали рабства своего, требует от рабов называть рабство свободой... и воспринимать свое рабство как свободу.
Большевизм -- безграничная власть ничтожного меньшинства над большинством. Существует крепко сколоченный и тщательно продуманный аппарат, который позволяет меньшинству обладать неограниченной властью над большинством. Средств у него два: страх и обман. Первое насаждается специальными органами полиции, второе -- органами специальной пропаганды.
Нароков -- Гулю. 16 января 49 г.
Дело в том, что советское бытие, как я его понимаю, породило изумительную галерею специфических советских уродов. Люди стали узкоэгоистичны, беспринципны, злы, нетерпеливы, завистливы и подозрительны. Все то, что не поддалось советским компрачикосам из различных парткомов, ушло в себя, и его не видно; оно чувствует себя безвольным и бессильным. Я не знаю, какими средствами можно призвать к активной роли этих неизуродованных и сохранившихся: через несколько лет они, быть может, станут у руля жизни, но долго еще у руля будут стоять советские хамы: они агрессивны, напористы, энергичны, жадны и в средствах не стесняются. Хамство (и как принцип, и как форма внешнего выявления) овладело жизнью, и оно ничуть не собирается выпустить жизнь из своих лап. Специфический советский цинизм стал миропониманием. Служения идее нет и быть не может, а признания идеи ожидать нельзя. Я бросаю на полотно те черные краски, за которые давно получил репутацию клеветника, но как бы я был рад, если бы я ошибался! К середине XX века демократизм попал в состояние кризиса, так как им завладели спекулянты от политики. Он нуждается в охране, так как сам он охранить себя не может. Его природа... совершенно безупречна, но в его структуре и его практическом "оформлении" есть что-то порочное, что породило в нем трещины, а через эти трещины в него долгое время просачивалось порочное начало. Просачивалось, просачивалось, да и накопилось. Поэтому (по секрету!) я про себя мечтаю о демократизме, проводимом диктаторским путем. Не торопитесь ругаться. Я очень хорошо понимаю, что формула моя -- бред и равносильна требованиям усилить кислотность раствора прибавлением в него щелочи. Но какое-то зерно разумности в моем требовании все-таки есть: неужто диктаторское начало, охраняющее смысл и существо демократизма, страшнее и недопустимее, чем демократическое начало, губящее не только смысл и существо, но и само существование демократизма? Суть дела не в боязни (жупел ведь тоже очень страшное слово), а в том, как создать-таки дубинку Петра, чтобы она воистину охраняла демократическую природу, а не приводила к Наполеонам в лучшем случае, а в худшем -- к Гитлерам и Сталиным.
Нароков -- Гулю. 22 июня 60 г.
Хочу угостить Вас несколькими цитатами из одного романа, которого сейчас уж, вероятно, нигде не найдете.
1. Роман был издан в Харбине в конце 20-х годов.
2. Автор его баронесса.
3. Название -- хуже, чем в "Чаду любви", или "Угар
страстей".
4. Страниц 287.
Почему секретность? Автор его -- очень почтенная старушка,-- ее все любят и уважают, боится греха своей молодости, и все ее знакомые договорились молчать.
1. Вероника ехала на своем рыжем скакуне, который гордился премированной красавицей и махал хвостом своей масти.
2. Проезжая мимо Эраста, она бросила на него взгляд, который решил судьбу и участь обоих: они сразу полюбили друг друга наэлектризованной любовью.
3. Когда Вероника проскакала мимо, хребет Эраста содрогнулся от неведомого предчувствия.
4. Она танцевала, содрогаясь всеми фибрами своего роскошного тела, которые сотрясались в такт танца.
5. Эраст стоял, прислонясь к белой колонне, как демон в черном фраке.
6. Вероника не знала, что он здесь, но ее впечатлительный затылок чувствовал его вполне определенный взгляд и она неслышно шептала: что-то будет сегодня, что-то будет?
7. Когда княгиня подвела к ней Эраста, она невидимо задрожала конвульсивной дрожью.
Конечно, на балу нашлась укромная комнатка, куда Вероника и Эраст скрылись (зачем время зря терять). И вот там они быстро договорились, но не думайте, что Вероника сдалась без борьбы.
8. Она, отвечая безумными поцелуями на его адские лобзания, все же сомневалась: может ли она изменить мужу в бальном платье, которое, конечно, легко может измяться от вакхического времяпровождения?
9. Эраст был неудержим, как конь, закусивший удила, и страстен, как тигр, в ноздри которого бил магнетический запах женского тела и молодой женской крови.
Автор щадил Веронику и заставил ее слабо сопротивляться, но...
10. Ее изящные ноги в шелковых чулках сами не знали, что
им делать от выразительных прикосновений.
Вероятно, они скоро догадались, что им нужно делать. Потому что:
11. Когда Вероника очнулась, она сомкнула уста и ноги.
12. На другой день Вероника ждала к себе Эраста, трепеща
мелким трепетаньем от мечтаний неземного происхождения.
ИЗ ПИСЕМ ГАЙТО ГАЗДАНОВА
Газданов -- Ржевскому
10 марта 55 г.
"На станции Свобода"... отец Шмеман продолжает доказывать теоретическим слушателям... что надо поститься и каяться в грехах -- ... должны же, черт возьми, наши колхозники это сделать.
Газданов -- Ржевскому
10 декабря 59 г.
...у меня нет особенных ихтиологических претензий, но позво?льте Вам заметить, что "морской щуки" в природе не существует, и "известная русская поговорка "на то и щука в море" и т. д. свидетельствует только о невинности тех времен, когда эта пого?ворка была впервые пущена в ход.
Газданов -- Ржевскому
20 декабря 60 г. Этот стиль, Анненковский... это было хорошо в героическом времени, в 20-х годах, когда писали Замятин, Пильняк и т. д. А сейчас это как-то архаично.
Газданов -- Ржевскому
20 марта 61 г.
Книгу Вашу прочел -- в одной Вашей не очень длинной повести -- материала на две книжки.
Читатель... у него нет Вашего богатства, и он за Вами не поспевает.
Чтобы он понимал все, все как следует, ему надо разжевать -- занятие, может быть, унизительное, но полезное.
Газданов -- Ржевскому
25 ноября 62 г.
Жизнь идет потихоньку. "Живем, окруженные иностранцами", как писал из Парижа в Югославию своему приятелю какой-то русский священник.
...кто же едет в Америку, если есть возможность этого не делать?
Газданов -- Ржевскому
15 декабря 66 г.
У нас тут в Париже писать некому и не о чем. Которые еще существуют, стареют, а так как они были не очень молоды во времена русско-японской войны, то ожидать от них юношеской литературной энергии не приходится. Единственное исключение Б. К. Зайцев. О бедном Чиннове Наталья Николаевна Степун сказала: "он недовоплощенный". Задумал "Историю низового звена сельской кооперации в Вологодской обл.".
Газданов -- Ржевскому
8 марта 67 г.
Что для вас характерно -- это отсутствие того, что англичане называют трудно переводимым словом serenity, т. е. спокойного отдаления автора от своего сюжета и от своих героев. Не берусь судить, недостаток это или достоинство, скорее, особенность, которая, как мне кажется, должна затруднить выполнение литературного замысла... Жизнь в Париже становится утомительной, не лучше, чем в Нью-Йорке. А там все-таки дыра вроде Вологды или Миргорода.
Газданов -- Ржевскому
16 мая 68 г.
Вспоминаю Розанова время от времени: "я в этот мир пришел не существовать, а созерцать".
Газданов -- Ржевскому
23 января 69 г.
А как с вашими последующими текстами из "Дневника писа?теля"? Не хотели бы вы написать, скажем, о литературной технике в Советском Союзе -- резком ее понижении по сравнению хотя бы с тридцатыми годами и о приближении к какому-нибудь бедному Златовратскому?
Газданов -- Ржевскому
20 марта 70 г.
Простите, что отвечаю с непристойным опозданием, все был чем-то развлечен, как гоголевский городничий.
...Писатель в эмиграции -- понятие не столько музейное, сколько несуществующее, то есть, в конце концов, есть, конечно, Сабурова или Голибов, но это все-таки скорее для Кременчуга или Конотопа. Вот и приходится это определение -- писатель -- расширять.
Живем тихо и, как говорится, наблюдаем течение времени.
Газданов -- Ржевскому
30 ноября 70 г.
Должен Вам признаться, что для меня литературоведение всегда представлялось чем-то загадочным. Кроме того... литературоведы вообще пишут очень плохо... но Вы... не литературовед, а писатель. И этим объясняется то, что в конце статьи о Бабеле Вы пишете, что никакой анализ литературоведческого характера главного объяснить не может, это мысль для литературоведа совершенно крамольная, но с которой нельзя не согласиться. Я заметил одну вещь: когда приводятся известные и метафорические цитаты из Бабеля, то производят они вообще скорее отрицательное впечатление. А когда читаешь его рассказы целиком -- все кажется более или менее естественным. Сам Бабель, собственно говоря, от своего писательского стиля был не в восторге, о чем он мне как-то сказал.
Газданов -- Ржевскому
27 февраля 71 г. ...пишите все, что хотите, а мы будем вам за это кланяться, "от белого лица до сырой земли",-- как я писал в свое время в письмах, которые диктовала мне наша кухарка, женщина достойная, но неграмотная и по культурному уровню напоминающая мне Фурцеву.
ПИСЬМО МИХАИЛА ВАЙНБАУМА
Вайнбаум -- Е. Терапиано. 25 апреля 47 г.
Дорогая Елена Федоровна!
Возвращаю Вам рукопись Терапиано о Мережковском. Делаю это с большим сожалением, потому что когда-то я очень любил Мережковского, читал и перечитывал его. В последние годы Мережковский славословил Муссолини, Франко и Гитлера. Когда Гитлер напал на Россию, Мережковский в речи по радио призывал русских на помощь немцам и говорил: "Хоть с чертом, но против коммунистов".
Когда-нибудь все это забудется и простится, но время для такого прощения еще не пришло. Не могу согласиться напечатать статью Терапиано.
Искренно Ваш. Гл. ред. "Нового Русского Слова" М. Вайнбаум.
ПИСЬМО РОМАНА ГУЛЯ
Гуль -- Зайцеву
От Бунина изредка получаю письма. Этот повар любит острые блюда. Думаю, Вы правы -- все ужасно несчастны; то, что Зуров сошел с ума -- ничего удивительного нет. Ему сойти с ума легче, чем жить.
Опубликовано: Литературный альманах "Кольцо А", вып. 1, М., Моск. Рабочий, 1994. С.240-263.