Аннотация: О лютой ненависти и большой любви(с)Чей-то
Ассоль и немцы.
- Ассоль! - кричу я. - Ассоль!
Она не слышит меня и встает на дорогу, и немец, высунувшийся из окна мчащегося автомобиля, стреляет в нее. Я вижу его загорелое лицо, вижу волостатые руки, сжимающие "шмайссер", вижу злобный оскал. Автомат дергается в руках немца. Я бросаюсь вперед и закрываю ее беззащитное тело собой. Секунды растягиваются в столетия, и я могу рассмотреть Его форму, его автомат, его ярость. Не больше ста лет я видел его, но успел ощутить его ненависть. Пули рванули мое тело...
Ассоль. Сколько раз я спасаю ее в своих снах и грезах. Я просыпаюсь, потому что пули рвут в клочья мое тело. Я просыпаюсь и вспоминаю все подробности и детали своего сна. Немец одет в форму 4-й гренадерской дивизии СС, в его руках не автомат "шмайссер", а пистолет-пулемет МР-40 калибра 9 мм. "Шмайссер" - это просто название немецкой фирмы, производившей оружие, одна из лучших в мире.
Ассоль. Ассоль проходит через всю мою жизнь. Но вот удивительная вещь, я лишь смутно могу припомнить каждую нашу встречу. Отрывочные картинки и звуки.
Вот, например, первая встреча. Беленькая насупившаяся девочка стоит возле огромного колеса. В руке она держит плюшевого медведя.
Я смотрю на беленькую девочку, и слушаю голоса. Этот, кажется, мамин.
- Как вы доехали? Так далеко, какой ужас...
Фальш чувствуется даже невооруженным ухом.
- Ой, ужасно, такой кошмар, такая жара...
Это тетя Раиса. А как еще она может ответить на такой вопрос?
- Ассоль, иди с Мишенькой поиграйся...
Ассоль смотрит на меня и отворачивается.
Потом еще встреча.
Дедушка лежит холодный в деревянном ящике, оббитом бархатом. Холодные белые руки сжимают оплывшую, потухшую свечку. Я еще не отошел от суточной тряски в поезде, от 8 часового перелета на самолете, от трехчасового полета над бескрайним лесом на вертолете. Я смотрю на подушечку с орденами у дедушкиного изголовья. Их немного. Мой дедушка не был героем. Он был обычным солдатом. Беленькая девочка стоит рядом со мной и тоже смотрит на ордена.
- Какие красивые, - говорит она.
Я слышу голоса из кухни.
- Дом, Оленька, конечно тебе, а машину, я думаю, продадим...
- Петя хотел ее взять. Может мы внесем ее стоимость деньгами тебе...
"А ордена?" - хотел спросить я. Я бы внес все деньги, что лежат в кармане моего клетчатого пиджачка. Все 13 рублей 48 копеек. Вот "Медаль за отвагу". Дедушка получил ее за подбитый фашистский танк Т-IIIA. Наверное, думал я, этот танк решил всю войну. В нем ехал главный немец. Фрицы обязательно прорвали бы нашу оборону, если бы дедушка этот танк не подбил. И тогда нас бы всех захватили.
Следующая встреча произошла через много лет. Я уже юноша. И беленькая девушка Ассоль рассказывает мне про своих подружек из города Сумы. Я смотрю на бугорки девичьих грудей, поднимающиеся в такт дыханию.
- ...А один парень сделал мне предложение. Но я ему говорю: сначала заведи себе квартиру, машину, дачу. И чтоб зарплата была 240 рублей...
У меня перехватывает дыхание. Ассоль не смотрит на меня, она смотрит на трех молодых парней, курящих возле автомобиля. Короткие стрижки, бугристые бицепсы, похотливые взгляды. Тогда такие молодые парни только начинали появляться.
- А вообще я хочу поехать в Германию...
Я вздрагиваю. Германия, немцы, фрицы...
Следующую встречу я помню очень смутно. Я в пятнистой униформе сижу за столом, держу в руке стакан.
Я сижу и говорю:
- Батя, все было не так... У нас был приказ...
В водочном угаре отец говорит что-то про партию, правительство и перегибы на местах. Его понизили в звании, выгнали из партии и отправили на пенсию за его слова про Афган на партсобрании. Я не был в Афгане. Я был в другом месте. Я выпиваю водку залпом, не закусывая, наклоняюсь вперед и говорю:
- Батя, у нас был приказ.
Я слышу голоса моей мамы и тети Раисы.
- И как я ей только не говорю, что все еще впереди. А она уперлась. Мама, говорит, это мой единственный шанс, другого такого мужчины не будет...
- Какой кошмар! А кто он?
- Какой-то прапорщик. Не нравится мне так... Живет в какой-то общаге с холостяками. Квартиру обещают через пять лет...
Беленькая девушка говорит со своей соседкой по столу:
- И Васенька говорит, что нам нужно куда-то поехать отдохнуть. Вот смотри фотографии. Вот это мой Васенька...
Хмельная волна накатывает на меня. И передо мной всплывают лица и голоса из далекой и дикой страны, где я теперь самый страшный враг, хуже чем фашист, фриц, немец... Мной там пугают детей...
Пьяный капитан в расстегнутом кителе орет:
- Лопатки! Лопатки давай!
Я ору:
- Лопатки! Да-а!.. Стать!!!
- На чурок! Вперед!
Я выхватываю саперную лопатку и кричу:
- Вперед!
И мы строем бросаемся вперед, с саперными лопатками наголо.
Обезумевшая толпа тоже бросается вперед, на нас. Но у нас преимущество - у нас есть саперные лопатки. Это страшное оружие. Страшнее пистолета-пулемета МР-40 калибра 9 миллиметров. Удар саперной лопаткой ужасен, он ломает кости, вспарывает кожу, разбивает черепную коробку. У безоружного человека нет шансов против обычной полуметровой саперной лопатки с лезвием шириной в 15 и длиной в 18 сантиметров. Это не гуманная резиновая дубинка, которая щадит человека.
Безумная харя с выпученными глазами выскакивает передо мной, выкрикивая какие-то слова на непонятном языке. И я бью его лопаткой прямо по голове, и кровь брызжет во все стороны, и я кричу внеуставное:
- Ас-соль! Ас-соль!
Строй подхватывает такое безумное и такое непонятное, но мне такое дорогое слово:
- Ас! Соль! Ас! Соль!
Вихрь боя захватывает меня. И я кричу громче всех этот жуткий клич:
- АС! СОЛЬ! АС! СОЛЬ!
Хмельная волна отступила. Я беру бутылку и наливаю себе еще. И слышу мамин голос:
- Сам не свой оттуда вернулся. Пьет и пьет. Перевели на Украину и 30 дней отпуска дали. И каждый день пьет.
- Ничего. Это он отдыхает. Отходит на гражданке.
Нет, тетя Рая, я мою руки после саперной лопатки.
Я помню толпу на аэродроме и ее вопли:
- Фашисты! Убийцы! Фашисты!
И еще какие-то слова на непонятном языке. И я кричу без звука:
- Я не фашист! Я не фашист! Мой дед подбил танк! Он остановил фрицев! Он убил главного немца!
Но я уже поднялся по трапу самолета, и мой крик никому не слышен.
Я пью за то, что я не немец.
В следующий раз я встретил Ассоль через шесть лет. Отец лежит холодный в деревянном ящике, сжимая в руках оплывшую свечку. Я еще не отошел от двенадцатичасовой поездки по железной дороге, от ожидания на каком-то полустанке без буфета. Я смотрю на подушечку с орденами и изголовья. "10 лет безупречной службы", "20 лет безупречной службы". Помню, папа тогда вернулся из части замерзший и усталый. И сказал: "Они не будут меня судить". Да, тебя уже никто не будет судить.
Рядом стоит беленькая девушка. А возле нее ребенок, беленькая девочка с большими голубыми глазами, смотрит на подушечку с медалями:
- Какие красивые.
Я слышу голоса из кухни:
- Вот так прилег подремать и не проснулся...
- Ужасно...
- А как у вас? Как Ассоль?
- Кошмар, зять пьет каждый день, бьет ее и ребенка, на мороз выгонял зимой... Я не знаю, что делать. Кричит на нее, ты, мол, мне молодость испоганила, за мной такие бабы бегали, что куда тебе...
Злость поднимается во мне, заливает глаза. Я выхожу во двор, и там стоит он. Уже чуть подвыпивший. Я бью его в живот, раз, еще раз. Бью коленом в лицо.
- Еще раз ты ее тронешь хоть пальцем. И ты умер. С той секунды ты можешь даже не дышать.
Он падает, и я бью его ногами.
- Что ты делаешь, урод! Уйди, козел! Васенька, Васенька, бедьненький...
Ассоль опускается на колени, берет его голову в свои руки.
- Васенька, бедьненький, Васенька, дорогой мой...
Она поворачивается ко мне:
- Фашист! Убийца! Фашист!
Через пять лет мы встретились снова. На этот раз я помню очень мало.
- ...Гюнтер его зовут. Славный такой. Толстый правда. Но ничего. Живет в Мюнхене, инженер-строитель. Послезавтра едут в посольство. Уже оформлять документы. Бедная девочка, столько натерпелась, но дождалась-таки своего...
И тетя Раиса всхлипывает.
Гюнтер был толстый, очень толстый. На громадной туше сидит небольшая голова. Лицо заплыло жиром.
- Мой дед погиб в России, сгорел в танке...
Ассоль смотрит на меня.
- Прости меня, ты хотел как лучше...
Я иду к посольству с большой сумкой. Главное - внезапность. Я на ходу расстегиваю сумку, достаю автомат. И стреляю, на ходу. Охранник падает, а я начинаю бежать. Прячусь за будкой. Вижу вспышки выстрелов. Немцы короткими очередями пытаются прижать меня к земле, обездвижить, парализовать огнем. Но и я не из простых. Я знаю, что вся 4-я гренадерская дивизия СС сейчас собралась здесь. И я один против нее. Вот еще одного накрыл, и еще. Я слышу грохот и лязг гусениц, это танки Т-IIIA, целый батальон 2-й танковой дивизии СС, приданный гренадерской дивизии. Но им не прорвать нашей обороны, ведь у меня еще 30 патронов и саперная лопатка. Они нас не захватят. На этот раз я не проснулся, когда пули начали рвать мое тело, и просто закричал: