Черти обычно приходят после полуночи. После того, как ты резко завязал пить. При этом они все маленькие, невзрачные, чаще всего зеленой окраски. Таковы предрассудки. Не считаю себя большим знатоком этого природного феномена, но таки в курсе. И не единожды в курсе.
Ко мне они приходили и днем, и ночью, и вообще где-то между этим. Все довольно жирные, наглые и вальяжные. Цветом чаще серым или угольным. Угольным -- самые занудные и дольше всего докучающие. После них случались всякие гадости в моей богатой на гадости жизни. Это как кошку во сне увидеть, то же - угольного или чернильного черта наяву. Еще болтают о чертях, выпростающихся наружу из стен или углов. Таковое случалось. Но последнее время я заметил за ними одну странность.
Приходят по двое или по трое, обычно одновременно, проводят время с обыкновенными заходами, от которых в окно выкинуться тянет, а потом уходят, но не все. Один раз я нарочно проследил, занес в ведомость. За один присест наблюдал целых четырех рогатых, один из которых к концу пьянки раздвоился, то есть их стало уже пять. А ушли или делись куда-то только трое. Двое делись в другое место. Не в стену. Или в угол.
Три или четыре месяца назад увеличилось поголовье чертей, лезущих ко мне в дом из моего же сортира. Отсюда я сделал вывод, что они зависают в ванной. Или под унитазом, или в оном, или под ванной. Или в вентиляции. Стал нервничать при походах в ванную. Стал нервничать, садясь на унитаз. В общем, некоторые аспекты существования стали напрягать. Я решил завязать на время с пьянством, заодно немного поработать на будущие загулы. Только не смейте ухмыляться и кивать головой, мол, завязал, и пришла горячка. Я только решил. Но не успел.
Этот черт пробрался ко мне в одиночку и вечером пятницы. Я не люблю вечер пятницы. Вечер пятницы означает начало декады выходных. Это вгоняет меня в депрессию. Я не могу свыкнуться с мыслью, что вместе со мной пинают балду добрые восемьдесят процентов населения этой планеты. Я люблю пинать балду один. Мне нравится это состояние в рабочую пятидневку, в эти дни мне кажется, что жизнь проживается не зря, ведь это роскошь - пять дней в неделю вставать в районе полудня, а падать в районе двух пополуночи.
Я выпил две бутылки пива и грамм сто-сто пятьдесят катанки. При этом начал рожать очередной блюзовый шедевр, в котором рассказывалась правдивая история о моих попытках угнать ночной трамвай с целью похищения случайных женщин и давки случайных машин, собак и мужиков. Я набросал полтора куплета, начал искать лады для припева, тут-то он и полез сквозь щель туалетной двери. Щель не отличалась вот такой ширины, вот такой вышины, черт просунул под дверь только свое нещипаное рыло и два выпученных глаза. Цвет щетины отливал явственным углем, и настроение у меня упало. Я даже прекратил бацать по струнам. Он крякнул, но дальше не продвинулся.
"Нажрался, Винни Пух, -- подумал я зло. - Вот она халява. Пучься теперь, пока не похудеешь".
-- Ну, чего пялешься? - хрипло пробасил черт. - Видишь, я застрял?
-- Ну и хрена с того? Жрать нужно меньше.
-- Это не от еды, придурок. Я ширококостный от природы, -- обиделся пришлец. - Помоги, что ли, а то я дверь выломаю.
Он натужился, дверь заскрипела.
"Еще я чертям дверь не открывал",-- подумал я, но к двери приложился.
Его туша располагалась между унитазом, ванной и старой стиральной машиной, которую я забывал выкинуть уже лет пятнадцать. Хотя нет, я же в нее складывал грязное белье и прятал заначку от приятелей.
-- Тащи меня за копыта. Хвост не трогай! Хвост, говорю, не трогай!
-- Где у тебя тут копыта? Одна жопа, а потом башка.
Я сообразил, что это черт не простой, его и пальцем не трогают, а он верещит, как пятиклассница на первом "люблю".
-- Дверь я тебе открыл, дальше сам крутись.
Я пошел на кухню и шарахнул стакан без закуски. Надеялся, что он пропадет. Такое иногда помогало. Но не тот случай. Да, совсем не тот.
Не успел вернуться в комнату, а он уже сидит на диване и лапает мою гитару. Увидел меня, оставил ее и переместился в на стул.
-- Еще раз тронешь гриф, рога отпилю и харю порежу, -- пообещал я и начал шевелить струны - не для дела, чтобы руки занять - стакан водки без закуски в моем возрасте - это как удар граблями по тыкве - все вокруг начинает двигаться, нужно хватать воздух, чтобы не упасть невзачай.
-- Я тут смотрю, что ты, белая обезьяна, блюз пытаешься играть? -как ни в чем не бывало поинтересовался черт. - Так вот. Это не блюз, а полное дерьмо. Авторская песня или попса вроде Киркорова.
Я не смутился. С Киркоровым меня еще не сравнивали, даже застеснялся, только почему белая обезьяна? Киркоров ведь смуглый, как и я?
-- Потому что я - чистокровный афроамериканец, -- сказал угольный черт. - Можешь звать меня Негра. Я впитал блюз вместе с молоком моей чернокожей матери.
-- Понятно. Впитал, значит? Ну и вали отсюда. Позволь мне совершенствовать свой авторский киркоровский почерк.
-- Нет, я тебе этого не позволю, я вижу, что внутри ты такой же, как и я. У тебя нет рогов, копыт и хвоста, у тебя нет черной щетины на морде, а где была, там уже поседела, но внутри ты черный, как статуя Изиды. Мы оба пришли из Эфиопии, нас поймали в Анголе и продали белым козлам. Тебя - здесь, меня - туда.
-- Послушай, -- не купился я на этот треп. - Знаешь, сколько тут вашего брата шляется?
Чего только они не брешут. А в результате я попадаю в какое-нибудь дерьмо.
-- Вот! Вот! - обрадовался он. - Этого тебе и не хватает! Ты должен чувствовать, что ты в полном дерьме! Лабать в туалете! И не на этой гитаре! Тебе нужен Особый Инструмент!
-- Какой еще Особый Инструмент? - это звучало двусмысленно, но и эротично.
-- Тебе нужно однострунное банджо. С него начинался настоящий негритянский блюз, -- забубнил Негра. - Только на нем, забыв всю эту вашу белую хрень, ты напишешь настоящие блюзы. Напишешь и исполнишь! И заколотишь немерено бабла!
Не помню точно, как это произошло, но он меня уломал. Он сравнивал меня с Джоном Генри и Генри Слоаном, и даже с Элтоном Джоном. Последний был лишним. Особый Инструмент состоял из палки-грифа, консервной банки-резонатора, желательно в галлон емкости из-под паровозного масла, и одной струны.
Палку мы слепили из ручки швабры, найденной в подвале. Там же была обнаружена банка из-под тихоокеанской селедки, в ней хранилась чья-то рассада. Струной послужил обезрезиненный телефонный провод. Оказалось, это пол-успеха.
-- Нужен медиатор или плектр из щепы канадского дуба и бутылка из-под виски.
-- Из-под пива не подойдет?
-- Вместо щепы?
-- Вместо виски?
-- Вот из-за этого у вас тут такая паршивая музыка. Пиво с виски путаете.
Мы немного поспорили, в конце концов заменили щепу канадского дуба моей зубной щеткой.
-- Она у меня одна.
-- Еще скажи, что ты зубы чистишь.
-- Иногда.
-- Вот и будешь иногда чистить, иногда долбить ею по струнам. Не буржуй ведь.
За виски мы отправились в супермаркет. Я надеялся, что продавщица кликнет охрану, меня выгонят взашей, а Негре выбьют зубы. Но она мне продала бутылку в 200 миллилитров "Валентайна".
-- Запишите на мой счет, -- сказал Негра, небрежно помахивая перчатками.
-- Вам только виски? - спросила продавщица.
-- Вы правы, -- согласился Негра и взял фисташков.
Мы потратили часа два на изучение возможностей Особого Инструмента. С таким же успехом я мог дергать цепь от сливного бачка или шнур от гардины, или жесткий волос в своем носу. Звук был мерзкий. Я стучал щеткой по струне, банка дребезжала, я подхватывал звук пустой бутылкой из-под виски, струна выла. Потом начинал подпевать я. "У слона четыре ноги, четыре ноги, хобот и хвост; а у меня одни долги, одни долги и красный нос", -- такие получались строчки. Хотелось бросить денег в шляпу. Это могло сработать.
-- Это сработает. Звони Просперову в "Дум" или в "Дам", -- Негра сам набрал номер Просперова.
-- Алло, Просперов у аппарата.
-- Это Тихий, который Вильям Ли.
-- А-а, это Тихий! Как приятно. Очень приятно, -- голос Просперова не сулил небес в алмазах, и это было понятно, в последний ночник я немного накосячил.
-- Немного накосячил! Немного! Да ты совсем охренел! Ты помнишь, как ты втирал мне, что у тебя новая программа? Ты помнишь, что говорил, будешь петь приятным фальцетом и никаких чертей, водки и баб? Ты знаешь, какая у меня публика? Это ценители! Это ученики Растоповича, Машмета и Колощекина! Они пытаются приобщиться к сокровищам этнического богатства планеты! У меня играют египтяне, поют австралийские и тувинские самородки, читает Кришнавец, и танцуют культуру лам балерины.
-- Я, конечно, не балерина...
-- Нет, ты не балерина. Ты помнишь, что в прошлый раз было?
-- Я помню, но..
-- Ты не помнишь. Ты вышел и сказал, что будешь презентовать новый альбом, что он называется "Трезвый ангел".
-- Да, да, я изменил название, чтобы звучало благозвучно. На самом деле он называется "Пьяный ангел".
-- Ты считаешь, что "Трезвый ангел" звучит лучше? Ладно, я знал, что ты даун, и это только усугубляется. Потом ты сел и начал курить сигару. И пить коньяк.
-- Я должен был настроиться.
-- Ты четырнадцать с половиной минут курил, пил и бормотал. Что ты бормотал? Ах, да. "Начнем понемногу". Ты говорил, начнем понемногу. Каждые полминуты. Как пластинка. А мои интеллектуалы скромно сидели и ждали. Когда ты выхлестал поллитра коньяка, ты начал требовать свою гитару. Ты держал ее сначала на коленях, потом стал размахивать ею и кричать. Цитирую: "Просперов, твою мать так, урод паршивый, где моя гитара? Кто мне подсунул это говно?!"
-- Это был перформенс.
-- Ну да, эти бараны так и подумали. А мне пришлось в нем участвовать. Я вылез на сцену, и цирк продолжился. Мы принесли тебе другую гитару, ты продолжил ругань, потом слез со сцены и начал лезть к бабам на колени.
-- Они вроде не протестовали.
-- Ты предлагал им спеть с тобой хором, но для этого почему-то всем нужно было раздеться догола.
-- До трусов, кажется.
-- А две девушки разделись догола.
-- А что было потом?
-- Среди несчастных первых рядов был Живчук, он обозвал тебя педрилой, вы начали драться, он набил тебе рожу, а ты вырвал ему бровь. Он выступал на Красной площади с пластырем над глазом и обещал выставить нам счет в суде. Ладно. Что Теперь ты хочешь?
Я рассказал ему про новый инструмент, программу и про то, что все кончено.
-- Ты спятил?
-- Дай сюда трубку, -- не выдержал моего нытья Негра. - Я сам поговорю с ним. Алло, Никита Гуслярыч? Это говорит продюсер Тихого Натаниэль Джоплин.
В голосе негра заиграл дорогой лондонский акцент, к тому же это был баритон радийного уровня. Такое действует безотказно на любого, жаль у меня баритона нет, давно бы пел в Большом театре, а не валялся пьяный на коленках шлюх в паршивом "Думе".
-- Мы собираемся заключить с ним контракт. Мы - это азиатский филиал BMG. Марайя Кэрри, Банзар Бадмаев и монгольский поп-идол Чингисхан Чингисханов. Это наши последние приобретения. Мы считаем, что потенциал Тихого сродни таланту Ника Кейва.
Ах, урод? Вы не представляете, сколько проблем у нас было с Уэйтсом и Сонник Ют. Везде одно и тоже. Да. Мы планируем несколько концертах в Бункере, Би 2, и закончим Нужниками. Он, разумеется, не стадионного масштаба звезда. Просто сделаем фотосессию и снимем пару клипов с толпой. Кто на него пойдет? Это уж наша забота. Мы поставим на разогрев кто там у вас сейчас в топе? Ну, хотя бы Зафиру и Клюкозу. Потом смикшируем. Это, разумеется, небольшой обман, но вам ведь не нужно объяснять, как делается шоу-бизнес. Честно? Нет, я не поклонник его материала, по-моему Тихий неактуален, непрофессионален и просто болен на голову. Но ведь за ним стоит, как это у вас говорится, нефтяная и алюминиевая мафия. Нет, это абсолютно точные сведения. Он проплачен, что-то там с амурными похождениями. Очередная королева бензоколонок подсела на альтернативу, нужно ковать, пока горячо. Надеюсь, вы их не будете разглашать? Абсолютно благодарен. Так как насчет концерта? Я отвечаю за его поведение своей репутацией. Конечно, он соответственно нарядится и будет работать на совесть. Сегодня. Нет, мы хотим сегодня. Кто? Это кто? Французский шансонье? Урежьте ему программу. Нет, лучше перенесите его выступление. Мы заплатим неустойку. Я гарантирую. Позвоните в мой офис. Там все подтвердят.
Он продолжал еще что-то втирать, а я попробовал заснуть, но он снова растолкал меня.
-- Нас ждут через два часа. Тебе нужно сделать костюм афро-американского блюзмена.
-- Какой еще костюм, блин. Ночь на дворе.
-- У тебя концерт в "Думе".
Он освободил несвежую белую наволочку от моей подушки и проделал в ней дыру. Оторочил ее узорами заплесневелого кетчупа. Порвал мне джинсы, собрал их на манер негритянской юбки - шнуровкой и бахромой лентами.
-- Ноги не поднимай, увидят твое естество.
-- Она узкая, я еле ноги переставляю.
-- Семени, передвигайся шажками. Девкам тоже непросто бывает. Потерпишь.
На шею он одел мне монисто из сухих рыбьих голов, на голову шляпу, на которой нарисовал черепа и крупно слово "Рашен Вуду". Я должен был идти босой, что в середине декабря некомфортно. Рожу он мне испачкал копиркой, на которой я печатал свои гениальные стихи.
Мне уже было все равно. Мы сели в такси и уже через полчаса были в "Думе". Нас пропустила охрана. Просперов ждал в кабинете. Он глянул на меня мельком и подавился сигарой. Нас выперли. Выперли обоих. Негре подбили глаз, мне порвали наволочкову блузку и юбку. Мы сидели в сугробе, медленно покрываясь изморозью.
-- Холодно у вас тут, в России, -- он выглядел хуже меня.
-- А у вас там как?
-- У нас там круглый год пекло, семидневка и такие уроды, как ты.
-- Концерты-то бывают?
-- Только это и утешает. Ладно, пора мне, а то совсем закоченею. Береги инструмент, он тебе еще пригодится. Когда ласты склеишь, намекни, что я был твоим продюсером, найдем кабак в Котельной, будешь петь "Слона". Слова не забыл?
Я сказал, что не забыл, и он растворился в темноте. Ночь продолжала длиться. В сугробе было холодно и мокро. Ноги коченели, я держал свое однострунное банджо на коленях, оно немного грело. Я вспомнил, как замерз Блайнд Лемон Джефферсон. Тоже на улице, тоже с инструментом. Может быть, его так же кинули, пришел этот Негра, только сказал, что он эскимос, и теперь модно быть эскимосом. Джефферсон был борцом и весил за сотню. Во мне в два раза меньше жира и мяса, я загнусь быстрее, но ведь я и не слепой. Мимо шел народ. Интеллектуалы входили и выходили из клуба, садились в тачки. Я дернул струну и подхватил ее пустой бутылкой из-под виски. "У слона четыре ноги", -- пел я и становилось чуть-чуть теплее. Кто-то бросил доллар, кто-то уронил десятку. Через полчаса, когда пальцы перестали слушаться, мне удалось прыгнуть под капот такси.
-- Куда тебе, псих? - спросил таксист.
-- Пока еще не в Котельную, -- сказал я, прижимая банджо к животу и намертво перехватив в горсть заработанные бумажные серебряники.
Мы тронулись, я еще раз дернул струну, чтобы не забыть. Все-таки я заработал себе продюсера и публику, пускай, не на сцене и не в этой жизни. Столбы летели за окном,
словно замерзшие пылевые смерчевые воронки где-нибудь в штате Небраска.
"Как там Негра? - подумал я в полусне. - Не простудился бы..."
Я заснул и видел во сне, как черти играют блюз. Почти так же - в снегу и на однострунном банджо. Это был хороший сон. Теплый.
Сделано 11.02.07г Игорь Тихий ( Legendary William Lee)