А может, на самом деле и не один день они ехали, а два или три, или четыре. Ведь по разному можно добраться по железной дороге из Москвы до пустыни Кара-кум в 1957-ом году. Дорога-то вроде одна, а вот времени путь этот может занять разное. В зависимости, наверное, от того - кто именно едет, и куда именно по прибытии на место назначения направиться собирается? И какова самая главная цель этого путешествия? Может, назад вернуться. А может - и там остаться. А может сначала прибыть, потом вернуться, а потом там всё взорвется. А может - сначала вернуться, потому что сам оттуда, а потом там на месте и взорваться. Потому что двадцать лет уже прошло и дом построен, и скука наконец-то обуяла так, что не могу.
Но как бы там ни было, а вышли они на станции одного большого относительно города, сразу за которым начиналась пустыня Кара-кум. Сразу в пустыню, разумеется, не пошли, потому что некоторые дела необходимо было в городе сделать.
Во-первых, должен был Павел Митридатович директору их полусекретного учреждения телеграмму отправить, как обещал. Лаконичную. Мол, прибыли. Отправляемся.
А, кроме того верблюдов найти необходимо было, и проводников к ним. И запастись как следует - съестным, водой, и в местный филиал их полусекретного учреждения заглянуть - чтобы ружья дали, карты местные, а может кроме того - и еще что-нибудь найдётся - какие-нибудь фольклорные местные истории о том месте, куда они направляются. Может - хотя это навряд ли, конечно - кто-нибудь из местных недавно бывал в тех краях, и мало ли - вдруг живым да в своем уме вернулся? А местный филиал прячет его от московского по причине того, что это какой-нибудь местный всеобщий любимец и балагур, и канатоходец, и знаток местной кухни - почтальон Гельдымерет. И поскольку бояться, что начнут над ним в московских научных институтах медицинские опыты производить, чтобы до самых глубин его памяти докопаться, то и решили скрыть по согласованию с местными руководителями - сам факт того, что побывал почтальон Гельдымерет в том удивительном месте, в которое все уже десятки лет ходить опасаются, а те, кто был там в последний раз - с ума посходили. Одно успокаивает - что те, кто с ума сошел - британцы какие-то были, а не советские граждане, и уж тем более не из местных кто.
- А ведь много чего интересного такой вот почтальон Гельдымерет нам порассказать бы мог, - задумчиво произнес Павел Митридатович. Обращаясь не то сам к себе, не то к товарищу Странному. - Потому это было бы интересно еще, что узнали бы мы об этом месте от человека другой культуры. Со своим огромным пластом местных этнических и религиозных традиций. Не сухой отчёт профессиональных археологов, который, безусловно, важен и на нем мы основываемся, на них мы равняемся, и результатов, которых они добились, стремимся добиться мы в нашей экспедиции, и во всех будущих тоже, которые, несомненно, последуют, если наша успешной окажется. Потому что услышали бы мы тогда в его сбивчивом рассказе перепуганного почти насмерть человека, до сих пор заикающегося от пережитого ужаса и путающего дни недели, месяцы и года, после воздействия на его головной мозг чего-то абсолютно неизвестного науке и неведомого никому вообще, и любопытные нотки народной базарной речи, и говор, который возможно не изменился со времен Ходжи Насреддина, и сумели бы, используя наши познания в религиозных традициях разных народов мира - попытаться вычленить в его рассказе - где то, чему он сам был очевидцем, а где присутствуют хтонические религиозные мотивы. А где наоборот сказочный элемент присутствует - в первую очередь это стало бы ясно, когда он начал бы объяснить - кто или что, с его точки зрения, на него воздействовало. Были ли это джинны, или может там что-то с лампой волшебной связано? А может быть, с его точки зрения, довелось ему побывать в лапах самого шайтана? А может, он вполне себе полноценный советский атеист с начальным техническим образованием этот почтальон и всеобщий любимец и балагур Гельдымерет, и ответит он обыкновенно - либо что-то про иностранные шпионские диверсии, либо про возможные залежи каких-то радиоактивных металлов в этих местах. Плутоний, там, нептуний, мандрагорий, лоуренсий, протактиний. Поэтому и голова болит, и галлюцинации преследуют, и кровавая рвота вот уже второй год с момента, как он вернулся, не прекращается. Особенного, если жирного местного плова переест, потому что в этих краях они сами обычно, очень жирный плов готовят - не такой - как у нас в столовых московских подают, или мы сами по выходным иногда готовим - с целой неочищенной головкой чеснока и пригоршней барбариса, чтобы уже потом на тарелке измельченным сумахом посыпать, который как ничто подходит для этого блюда, добавляя в него особенную кислинку и подчеркивая аромат. А жирен он в местных краях, потому что считается здесь это признаком отменного здоровья, а для самого продукта - в данном случае, речь идёт о плове - его дополнительной сохранности. И все это из-за того, что здесь совершенно не жалеют добавлять в него много курдючного сала. Не так, как мы в Москве - если и добавим, то совсем немного и больше для запаха, чем для вот этого - размеров с несколько пальцев - обжигающего слоя жира на поверхности этого удивительного традиционного блюда - настоящего падишаха - бы так сказал - национальной кухни пустыни Кара-кум. В общем, много бы о чем, мог бы нам поведать такой вот местный житель Гельдымерет, - закончил свою мысль Павел Митридатович, - если бы мы сумели его отыскать за рекордно короткое время - до завтрашнего утра. Потому что дольше задерживаться в этом городе я лично не вижу смысла. Сначала дело. А общий обход и экскурсии оставим на потом. Все сделаем - и тогда за культурно-историческое развлечение. Как вы считаете, товарищи?
Товарищ Странный на все это лишь коротко кивнул и сказал так:
- Я беру на себя поиск проводника и верблюдов. Вы, Павел Митридатович зайдите в учреждение, сообщите о нашем прибытии. Ну и карты там все необходимые, и тому подобное. И телеграмму в Москву отправить не забудьте - это очень важно. Ну а что остальным в это время делать - вы уж сами решить. Встретимся здесь, часа через четыре.
Он развернулся, и больше ничего не объясняя, отправился куда-то в сторону базарной площади. Как будто тут же и полностью потеряв любой интерес ко всем остальным участникам экспедиции. Все они в первую минуту даже слегка опешили от такого поведения, хотя тут же подумали - что вообще-то ничего удивительного здесь нет. И в том, что смотрит он на них - как на неопытную еще молодежь - тоже. Наверное, и впрямь все они для него действительно какие-то молодые. Иначе и не прислали бы его в качестве сопровождающего в их экспедицию. И для того, чтобы это неопределенное в общем-то молчание не затягивалось слишком долго, поселяя в головах и душах его сотрудников и его самого ненужное беспокойство и отвлеченные от основной задачи раздумья. Очень быстро прервал Павел Митридатович всеобщее молчание и обратился к своим сотрудникам так:
- Я совершенно согласен с тем, что сказал товарищ Странный - давайте не будем терять время. Займитесь, товарищи, поиском съестных припасов и воды. И отдельно настоятельно требую от вас повышенной ответственности. Поэтому Лёвушка и Максимка, Лизаньку нашу одну никуда не отпускайте и без присмотра не оставляйте. Чтобы ее не похитили. Потому что, несмотря на то, что система гаремов в этой советской республике давно ушла в прошлое, но вековые традиции так просто не исчезают совсем уж бесследно.
И встретимся на этом самом месте через четыре. Всё поняли?
И тогда Лёвушка Ясноглазов, и Максимка кивнули, И Левушка сказал так:
- Всё поняли, и всё сделаем. И Лизаньку Тихую тоже не потеряем.
А Максимка сказал так:
- Про съестные припасы я особенно запомнил. Но только не осерчайте уж, Павел Митридатович, если дополнительно к ним возьму я еще и каких-нибудь местных национальных аналогов моих любимых бубличков и бараночек. И хотя, конечно, не сравняться они с ними по любви моей и вкусовым своим качествам, но отведать я все же их должен. Да и вам интересно будет. А то, что не сравняться - так даже оно и лучше. Буду сильнее стремиться в наши края родимые - в город Москву. А Лизаньку тихую, как правильно сказал Лёвушка, никому похитить мы не дадим.
И согласно кивнул им Павел Митридатович. А Лизанька Тихая напоследок негромко пропела:
"Я и сама похищенной быть не желаю и не стремлюсь,
Потому что зовут меня мертвенькие мои туда, куда мы направляемся.
И поэтому я никуда далеко отходить не буду
От товарищей моих - Максимки и Лёвушки Ясноглазова.
А для того, чтобы внимание местных мужчин не привлекать,
На голову повяжу я платочек и громко смеяться не буду.
А если они захотят меня все же похитить,
то обращусь за подмогой к мертвеньким,
а не только к Лёвушке и Максимке".
И на этом они разошлись по своим делам, решив встретиться на этом месте через четыре часа.
Первым делом Павел Митридатович зашел на почту и попросил отбить в Москву телеграмму в свое учреждение. В телеграмме было всего три слова, но они всё объяснили.
- Прибыли. Выдвигаемся завтра.
Оставшееся время он провел в местном филиале их учреждения, разбирая со скучающим сотрудником запыленные карты, которых оказалось всего две. Одна, правда, позапрошлого века, и дать ее с собой сотрудник категорически отказался. Поэтому Павлу Митридатовичу целых два часа пришлось - насколько хватало умений - перерисовать ее самому.
Разумеется, никакого очевидца, побывавшего в тех местах, не отыскалось. А если и впрямь был здесь какой-нибудь чудом вернувшийся оттуда почтальон Гельдымерет, то сотрудник учреждения не заикнулся о нём. Даже после того, как Павел Митридатович на него строго посмотрел.
И когда они встретились спустя четыре часа на условленном месте - всё, о чем предварительно договорились, было сделано. И запасы пищи, и еще запасы пищи, и несколько винтовок, а бурдюки с водой обещали сразу нагрузить на верблюдов завтрашним утром. Чтобы вода не застаивалась лишний день.
Отдельной гордостью Лизаньки Тихой оказались несколько саженцев деревьев - яблоньки и ёлочки. Мало ли, вдруг, если их высадить в том месте, куда они собираются, в нём перестанут происходить такие пугающие и непонятные вещи, а наоборот начнут происходить хорошие?
Вместе с товарищем Странным подошел и проводник - в халате, средних лет, с небольшой бородой. И хотя, как выяснилось, его действительно звали Гельдымерет, сам он сказать об этом не мог, потому что оказался нем от рождения, как сообщил товарищ Странный. Но местность знал хорошо, и, что особенно ценно, оказался единственным - кто после того, как товарищ Странный показал на карте место назначения, согласился отвести туда их экспедицию. Выдвинуться решили в четыре часа утра. По приблизительным подсчетам провести в пути им предстояло три дня.