Просыпается неожиданно в полвторого ночи у себя дома писатель один, чтобы написать вот прямо в этот момент рассказ о чем-нибудь удивительно чудесном и волшебном, потому что подвигла его к этому во сне неведомая сила. Какая именно сила сам писатель не знает, но ему почему-то кажется, что это как-будто кто-то его зовёт так очень издали и невидимо, но при этом очень настойчиво:
- Просыпайся внезапно, писатель, у себя в постели, потому что вот прямо в этот момент необходимо написать тебе рассказ о чем-то чудесном и волшебном. А кто же кроме тебя сумеет справиться с этим лучше тебя в полвторого ночи?
Ну а поскольку никаких особых мыслей и давно вертевшихся в голове сюжетов у писателя нет, то и решает он написать рассказ о природе этого самого невидимого и настойчивого зова, потому что кажется он ему очень чудесным и волшебным.
И причины на это в общем-то есть, вполне существенные, потому что во-первых - как же это так он подскочил неожиданно в полвторого ночи, как будто по какой-нибудь команде внезапной, или вроде даже по тревоге. А во-вторых спать при этом - ну вот просто совершенно не хочется, хотя еще пару часов назад - когда спать ложился - то очень сильно хотелось, так сильно - что сразу практически заснул, и даже не помнит - как именно.
И вот думает он:
- Как же это так вышло, что вот сижу я сейчас за столом и сочиняю рассказ о природе этого самого зова?
А думает он так, потому что и впрямь уже сидит за столом и чего-то там про этот самый зов записывает и про то, как же так с ним это всё приключилось. Даже и читать особо не пытается - что именно он там записал, а просто набирает слово за словом, а там - глядишь - и рассказ практически готовый получится, и с природой чудесного пояснее сделается - в чем же именно она заключается, и по какой причине - природа эта настолько настойчива, но при этом невидима?
Потому что если про невидимое понятно - на то оно и чудесное, чтобы быть невидимым! - но вот про настойчивость не до конца, потому как вроде в самой природе чудесного - подобной настойчивости не заложено - это же чудесное!
И решает тогда писатель закончить этот рассказ каким-нибудь совершенно ясным и внятным примером, чтобы сразу сделалось всё понятно, ясно, и чтобы самому про всё это чудесное тоже все понятно сделалось тоже. Ну или по крайней мере хоть что-нибудь понятно. И вот как он только решает так сделать, как неожиданно в половине второго - а даже уже и не в половине второго, а к двумя ночи дело близится - раздается в его квартиру звонок. Три раза звонят, а потом еще три раза, а потом еще два, а потом еще один.
- Кто же это может быть? - так вот думает удивленно этот писатель, но все же встает и идёт открывать дверь.
И вот когда он доходит уже практически до самой двери - а звонки тем временем продолжаются в той же самой последовательности, что и в самом начале, он вдруг останавливается, как если бы о чем-то совершенно очевидном вспомнил и хлопает ладонью себя по лбу и восклицает:
- Как же дверной звонок может у меня в квартире сейчас звонить, если он у меня вот уже пятнадцать лет сломан?
А звонок тем временем продолжает звонить. Даже будучи сломан, даже будучи от электричества отключён.