А не виделись они к тому времени уже лет десять или пятнадцать, как раз с того времени, как Феофилакт из деревни своей уехал в столицу, чтобы на службу военную там сначала поступить, а потом и в заграничных походах участие принять, которые ему ненадолго известность в столичных салонах принесли, а также множество впечатлений и воспоминаний, которые еще только предстояло начать разбирать, и сколько времени на это потребуется, было совершенно неясно. Может и вся оставшаяся жизнь до самой глубокой старости.
Каким образом о возвращении Феофилакта сделалось известно в соседнем поместье не очень понятно, потому что сам Феофилакт никого из крепостных туда с приглашением не отправлял, а в собственное поместье возвратился без излишнего шума, без военного оркестра, без летящих во все стороны почтовых голубей, с ленточкой на правой лапке, к которой приглашение на званный ужин крепилось, а снизу приглашения - фамильный вензель стоял, чтобы точно было понятно, от кого это приглашение. Скорее всего, помещик соседский каким-то внутренним чутьём на любые изменения в их Калужской губернии обладал. Особенно на такие, которые в непосредственной близости происходили. Если возвратится кто-нибудь, или помрёт, к примеру. Или начальство из столицы наведаться собралось с инспекцией, а вперед себя кого-то на разведку отправило с секретным предписанием - посмотреть как там чего, с людьми познакомиться, кто с кем дружит определить, а кто наоборот зуб на всех остальных точит и по какой именно причине.
А может и не так всё, а просто воздух в провинциальных поместьях особенный. И веет для одних он спокойствием и умиротворением, а для других скукой смертной, так прочно устоявшейся, что малейшие колебания энергий посторонних в этом воздухе, мгновенно такими людьми ощущаются - вот и едут они тут же, не откладывая на потом, узнавать - что же это такое произошло, что появились в воздухе такие энергии?
А надо сказать, что энергии эти - а может быть все же уместнее называть их будет вибрациями - очень отличаются одна от другой, и тот, кто их воспринять в состоянии никогда и ни за что не перепутает - вернулся ли из столицы на постоянное или хотя бы долгое время соседский помещик, или завёл, к примеру, кто-нибудь из соседей себе пасеку, чтобы медком по выходным лакомиться, воск пчелиный в церкви поставлять на свечки пудовые, и медовые настойки по будням распивать за чистой белой скатертью, потому что брусничные и смородиновые уже надоели, да к тому же и пятна от них на этой белой скатерти остаются.
И вот был этот соседский помещик Б... именно таким человеком, который очень хорошо и тонко чувствует все такие энергетические вибрации, и одну от другой с закрытыми глазами отличить в состоянии, даже если и множество их одновременно в воздухе бы колебалось. А всё оттого, что наиглавнейшим его увлечением, с помощью которого он совершенно не был подвержен провинциальной скуке, было тщательное изучение самых разнообразных атмосферных явлений, и таких явлений природных, которые не имеют точного объяснения по причине того, что слишком они уж необычны и, как бы это так выразиться поточнее, бессмысленны что ли. Потому что ведь всё в окружающем человека мире, включая природные и атмосферные явления, имеет какую-то вполне конкретную функциональную нагрузку. Или даже лучше сказать - задачу. Дождь идёт, потому что сухость на почве, и все насаждения погибнуть могут. Снег идёт для того, чтобы с горок кататься на саночках, пейзажи снежные рисовать, ледяные дома строить, снеговиков лепить, в снежки играть. Гром на небе гремит и молния с него бьёт для того, чтобы человече под небом живущее страх ощутил и собственную ничтожность, а в дерево молния бьёт для того, чтобы знал человече, что так и по нему если что может ударить, если не станет много и усердно работать, а вместо этого начнёт задаваться ненужными вопросами - для чего он на свет появился? для чего его мать родила? отчего нет в жизни счастья? почему люди не летают, подобно птицам? и по какой причине - собака лает, кошка мяучит, барашек говорит - бе-ее, а крепостной Микитка три дня за амбаром вусмерть пьяный валялся, а на четвертый день в лесок ближайший ушел и там на березе повесился? А перед этим на соседней березе сердечко ножиком вырезал и прямо в самый центр сердечка этот самый ножик и воткнул.
И вот все эти совокупности самых разных явлений - и атмосферных, и как ворота скрипят, и что там в голове у крепостного Микитки происходило до того, как он в лесок ушел, и даже до того, как за амбаром под телегу вусмерть пьяный повалился, - этот самый соседский помещик Б... и изучал со всей тщательностью и прилежанием, и увлеченностью. И называл он всё это - учёным сованием в неизведанный мир. А когда его кто-нибудь посторонний спрашивал о роде его занятий, то так и отвечал:
- Я, - говорил, - учёный сователь в неизведанный мир.
Или, к примеру, когда спрашивали у него:
- Скажите, пожалуйста, что там происходит в неизведанном мире?
То отвечал он примерно так:
- Что там прямо на данный момент происходит - я не знаю, но скоро узнаю. Вот сразу как только туда посоваюсь, то так сразу и узнаю, а потом вам всё-всё об этом расскажу.
И хотя и считали его другие помещики из их Калужской губернии слегка не от мира сего, но тем не менее репутацию окончательного затворника и бирюка он при этом не приобрел, потому как и следил за собой, и визиты другим помещикам совершал регулярно, и к себе зазывал, и в обхождении с дамами был хотя и слегка неловок, но вполне себе любезен, а для провинциальных нравов, так и вовсе галантен. И поэтому во многих соседних поместьях его тоже любили, и когда слышали на дороге колокольчики с его экипажа, то сразу оживлялись и так и говорили друг другу:
- Ой, как здорово и прекрасно, это в гости наш сователь в мир неизведанного приехал. Вот сейчас он нам и расскажет что-нибудь новенькое и интересное.
И каждый раз что-нибудь такое вот он рассказать и умудрялся. Потому что каждый раз было, о чем рассказывать, потому что в мир неизведанного совался он практически каждый день, и собеседников у него в этом мире было превеликое множество, даром что и не все они люди были, а многие даже что и не нелюди, а энергетические сгустки. А некоторые и вовсе тончайшие электромагнитные паутины.
А в то время, когда Феофилакт только еще собирался перебираться в столицу, чтобы поступить на военную службу, помещик соседский этот тоже только-только начинал свои первые опыты по сованию в неизведанный мир. И некоторые из них даже вместе с самим Феофилактом делал, но тот оказался менее восприимчив к этим вот из неизведанного мира вибрациям и колебаниям энергетическим, и по этой причине - там, где должны были впечатления появиться и некая невидимая связь с другим миром установиться - у Феофилакта только голова заболела, а после и вовсе настроение испортилось.
Хотя и не знал ни сам Феофилакт, ни соседский помещик Б, что уже тогда во время этих самых первых опытов установилась между Феофилактом и неизведанным миром сложнейшая и прочнейшая связь. И именно по этой причине, и заживало всё на Феофилакте, быстрее, чем на других людях. И предчувствия того, что только должно было произойти, его неоднократно посещали. Да и внезапные фантазийные мыслишки, вроде самой последней - о том, что неплохо бы то, что он на итальянских гравюрах увидел - взять да и воплотить в материальном виде в российской провинции. Хотя и не задумывался сам Феофилакт об этой связи никогда, потому что был, в отличие, от соседского помещика - не сователем в неизведанный мир по роду своих занятий, а военным офицером российской империи, участником заграничных походов Александра Суворова, и вполне себе реалистом, способным оценить и доходность и качество мельницы, которую Людвиг Иванович возвёл, и то, что экипаж у него уже не так нов и качественен, чтобы позволить себе в нём по столичным салонам с рассказами и гравюрами разъезжать.
Но при этом, как увидел Феофилакт, что во двор к нему экипаж помещика Б... заезжает, то сразу и понял - что лучшей, пожалуй, кандидатуры, чтоб показать эти привезенные итальянские гравюры, и поделиться фантазиями насчёт того, чтобы воплотить всё, что нарисовано на них, в их калужской провинции, и не сыщешь. Потому что тот, кто постоянно с неизведанным миром общается, не сочтёт эти желания всего лишь глупой фантазией или обыкновенными провинциальными калужскими мечтаниями. А напротив - может и совет какой-нибудь дельный подкинуть, который предварительно сам от кого-нибудь из неизведанного мира получит. А там, кто знает? Может и не такой всё это и утопией окажется, как показалось Людвигу Ивановичу? Ведь часто так бывает, что самое казалось бы невероятное, напротив самым что ни на есть простым в исполнении оборачивается. Так что, кто знает? Кто знает?
И поэтому не стал Феофилакт откладывать свое нетерпение в долгий ящик, а практически сразу после того, как они поприветствовали друг друга, пообнимались, а потом в течение четырех часов слегка выпили и закусили, отвел помещика Б... к себе в комнату и снова, как и перед Людвигом Ивановичем разложил там привезенные итальянские гравюры и поинтересовался - как тот думает, а что если взять все это да и воплотить в окружавшей их действительности?
- Как считаешь, Богуслав Олимпиадыч, существует ли хоть малейшая вероятность, что справлюсь я с таким вот интересным самому себе предложением и я бы даже сказал - самому себе вызовом? А может даже и так - справимся ли мы с тобой вместе с таким вот вызовом, если ты тоже этим заинтересуешься?
А помещик соседский - Богуслав Олимпиадыч посмотрел внимательно на гравюры и сказал:
- Очень интересные гравюры ты привез с собой из Италии, Феофилакт. И предложение твоё тоже очень и очень интересное. И если ты не возражаешь, то возьму эти твои гравюры я с собой, чтобы дома хорошенько их изучить и сравнить с теми ощущениями, которые я получаю, когда в неизведанный мир соваюсь. И попробую я на этот раз посоваться туда сразу вместе с твоими гравюрами. Потому что - кто знает - может именно таким образом, я и получу ответ на интересующий тебя, а теперь и меня, вопрос касательного материального воплощения всего нарисованного здесь в нашей калужской провинции. Потому что очень многое на этих гравюрах меня с самого первого взгляда зацепило и заинтересовало. Особенно тот факт, что на трёх из этих гравюр разглядел я практически незаметного и сливающегося с общим фоном черного паука. Может, это, конечно и случайность, поэтому я и хочу тщательно и очень внимательно изучить у себя дома и остальные гравюры. Но может и не случайно, а через этого паука хотел нам художник что-то дополнительное поведать, о чем на самой гравюре не нарисовано. Ты их вообще, где купил-то?
Феофилакт пожал плечами:
- В самой обыкновенной итальянской книжной лавчонке. Не особо отличавшейся от других, которые мне попадались. Уставленная черепами, свечами высокими, хозяин весь в черным с перстнем большим на пальце. Всё больше молчал, и на пуделя черного ругался, который по лавке бегал. А так ничего особенного, лавка как лавка.
- Тем более необходимо изучить, - серьезно сказал Богуслав Олимпиадыч. - Потому что не исключено, что лавка это была непростая, а хозяин ее - ученый итальянский чернокнижник. И вполне возможно, что твоя главная задача Феофилакт, всей твоей жизни, и состояла в том, чтобы привезти заключенную в этих гравюрах древнюю чернокнижную мудрость в нашу родную российскую - в калужской губернии - провинциальную действительность.