" Если бы у тебя были глаза голубого цвета, я бы тебя непременно полюбила и даже больше, я бы ждала тебя у костра, я бы читала тебе стихи, я бы целовала твои ненастоящие слезы и подражала бы твоему циничному смеху, я бы летала, я бы любила, любила, любила, любила бы, ЛЮБИЛА! Я бы любила по-настоящему, не мелочно, но жадно, с ревностью и без, я бы терпела твои упреки, и даже больше, я бы потакала любой твоей прихоти, я бы умела быть разной, и такой как ты захотел бы, вдруг, ниоткуда, легко, и ясно! Я бы тянулась своими руками до звезд, пытаясь достать хоть одну, и даже больше, я солнечными зайчиками кривых зеркал искала бы твое отражение, но нет, не могу, не могу любить я тебя, прости...нет у тебя голубых глаз. И блеска в них тоже нет. Еще прости, прости. За надежды тоже - прости.
Не любя, целую"
Это было последнее из разорванных писем, которые она писала и не отправляла, рвала и сжигала. Это последнее и оно дошло. Она целый час искала его обрывки в своей памяти и мусорном ведре, по кусочкам склеивала на новых атласных страницах, запаковывала в пахнущие клеем и ветрами конверты, и вновь не в силах отправить откладывала на полки и курила.
Но настало утро ясное и твердое, солнечным светом окутало комнату, и трели непонятных птиц за окном сказали, что мучить людей нехорошо, неправильно, а саму себя невозможно и грустно.
Она взяла письмо, нашла его дом и улицу, нашла его пустой синий обшарпанный ящик и бросила письмо туда. Он поймет.
Она стучалась в квартиру, целовала его в еще не проснувшиеся губы, говорила, что это жизнь и с ней надо мириться. А он, ничего не понимая, целовал ее в ответ, обхватывал руками ее хрупкие плечи, кружил по комнате и говорил, что любит, любит.
А когда ей вдруг стало холодно, он закрыл окно, поцеловал ее еще раз в висок и ушел в день, оставив ее уставшую и отчаявшуюся одну, но он даже не понял этого, она была его жизнь и его мечта, к которой сложно прикасаться и в глаза которой сложно глядеть, когда она рядом.
Она, не плача, одевалась, выключала свет, закручивала краны и в ванной, и на кухне, курила нервно и долго его сигареты, крепкие и невкусные. Закрывала все окна и двери его квартиры. И писала еще одно письмо и опять ему.
" мне нельзя просить у тебя прощения, но прошу, прошу и умираю с этим письмом, сожги его. И это уже навсегда.
Ухожу"
все проходит мимо и по кругу. Тихо шелестят шаги времени в тишине ночи, и также тихо морщится зеркало, с каждым днем приближается конец осени. Снова, как лист от ветра, дрожит душа, плавятся от дыхания и теплой крови снежинки. И снова хочется жить и мечтать, и любить, пожалуй, больше всего любить.
И снова свидания, свидания и она в них, как тот же лист, дрожит и млеет от прикосновения, и ищет, ищет той самой любви, которой никогда у нее не было, а может быть и была, да она не заметила, но в которую она так верила и которую так ждала.
Она, казалось, снова влюбилась, влюбилась, как всегда, и как всегда это было последний раз, последний. Так больше не любят и не могут любить. Вот то счастье! А она его так ждала, так искала. Так рядом, так близко. Ну и что, пусть у него не голубые глаза, разве это важно, когда так любишь?
Нет
Нет
Нет
Нет
Нет
И к ней самой криком в темноте возвращались ее же собственные слова, ее же собственные мечты, а она их отталкивала, била по рукам, кусала зубами, в неистовстве, металась по постели, а они вампирами накидывались на нее и, разрывая вены, проникали до самых глубин сознания, впивались в мозг, делали больно, и она снова плакала. Плакала и понимала, что обманулась.
Он был художник. Красивый. У него была смешная шапочка, длинный шарф и чувственные губы. Но глаза манящие и отталкивающие, зажигались зеленым, но не голубым. У него было много картин, много друзей, много зеркал, много всего. Он не был богат, но известен, и в чужих глазах, и порой в его собственных он казался богом. И как он ее любил! Любил самозабвенно, нежно, страстно!
А она опять обманывает себя! Его.
Нельзя.
Она сходит с ума, не видит больше ничего кроме призраков. И голоса мешают и спать, и дышать, и говорить.
И все опять кончено. И опять письма. И их уже слишком много. Писем.
" мне твои слова делают больно, когда ты меня упрекаешь. Мне твои руки оставляют синяки на самых интимных местах. Мне твои губы шепчут слова, которые я не могу слышать. И плохо, и невозможно вырваться из твоих объятий, и опять все кончается, не успев начаться. И ты меня прости. И забудь, как только поймешь мое неприкаянное сердце и душу. Все было слишком страстно, слишком порывисто, слишком пылко, горячо и обжигающе. Страсть убивает нежность, и жар твоего сердца палит крылья, что я уже не могу взлететь. Казалось, я полюбила тебя, но ошиблась, и снова жестоко. Приняла благодарность за любовь. Ты возвратил меня к жизни, показал ее краски, но я не поняла того, что ты показал.
Синяки скоро сойдут. Слова твои забудутся. Я буду помнить лишь твое имя и твои глаза. Они слишком зеленые для того, чтобы мы были вместе. Я никогда не смогу читать твои мысли и понимать твои чувства, и ты знаешь почему.
Это письмо скучное и длинное, но в нем суть всего, что произошло между нами.
Прощай"
Она уходила под утро, не разбудив его. И письмо оставляла рядом с подушкой.
Пусть читает с первыми лучами солнца, если оно сегодня появиться. И для него тоже.
Еще забрала сигареты, сильно хотелось курить, и курила до дрожи, до ощущения темноты.
Все хорошо.
И снова глаза, глаза. Снова мечты, мечты, снова теплые слова, улыбки. Ах, эта любовь, она снова сводит с ума, забавляется. И снова письма, письма
Их теперь целая стопка, и в памяти, и на полках.
Ей уже говорят - "сумасшедшая". Ха, она всегда была такой.
Теперь уже новые глаза, новые мечты, новые слова, новые сны, только голоса прежние и они шепчут нехорошее.
- Злые, вы когда-нибудь покинете меня? Уходите!!! - и крик в темноте выдавал ее же собственный голос.
Слова. Слова на бумаге - складываются в предложения. Конверт. И снова оставляет она новый дом и возвращается к себе.
Это был простой строитель, не умный, не нежный, слишком жесткий, но настоящий.
- ты за мной, как за стеной, я уберегу тебя от бед, от всех злых людей.
- да, именно так и будет. Это тебя я ждала и искала. Понимаешь?
Она лгала. Она не искала и не ждала. Она поняла это сразу, как только он пришел к ней, в ее стены, пьяным. Он пытался целовать и говорить сладкие, до приторности слова, пытался раздеть ее толстыми пальцами, пытался быть нежным, но ничего не получалось, и она смеялась ему в лицо, она говорила "прощай", но он не понимал, он кричал и... и потом набросился на нее, швырнул, как тряпичную куклу, к камину, разорвал одежду, сжал ее хрупкие сопротивляющиеся руки, сделал больно. Она кричала. Но ее крик был безразличен даже ей самой.
Он не целовал ее слезы и не просил прощения, он ушел, густо дыша табаком и перегаром. Но она все равно написала ему.
" ты не мой герой и не был им. Ты сделал больно и тебе все равно.
У тебя злые черные глаза, и я никогда не была твоей. Но я прощаю тебя. Ты ошибка, которая никогда не повториться.
Не вспомню"
Но еще долго потом вспоминала она про никем не замеченную боль.
Но была весна. Она перечитывала все письма всем своим мужчинам, писала новые по памяти. У нее была каждая строчка. Она перевязывала их новой розовой ленточкой и опять надолго запирала в нижний ящик стола.
Опять морщилось зеркало. Опять мешали голоса, и мечты никогда не сбывшиеся тоже мешали. Но весна принесла не только птиц, но еще и любовь, новую и свежую, как весенний день.
Удивительно, но он решил уйти от нее первым, и у него были голубые глаза. Ах, как она не хотела его отпускать.
Он кричала: "не уходи, не уходи", а он отвечал непонятно и странно: "ты такая же сумасшедшая, как и была, ты даже не помнишь меня".
- я помню, да, мы встретились в мае, а уже осень. Мне тридцать пять и это мешает. У меня старое зеркало. Что еще?
- Боже, Боже, - шептал он, сильно обнимая и целуя ее в лоб. - Твои голоса, твои сны, как и прежде не дают покоя, ты забыла всю нашу любовь. Это было давно. Лет десять назад. Ты тогда ушла, а я остался. Я боялся и ненавидел, я хотел тебя, черт.
Мы оба сумасшедшие, если я хотел тебе отомстить или снова заставить полюбить. Девочка моя, моя любовь, моя жизнь. Я весь в тебе.
- что ты мне говоришь? Я не знала тебя до весны. Да, голоса и сны, но ведь они были со мной всегда, стой, я теряюсь, мне надо курить.
Она подходила к окну, и руки ее дрожали, и пепел сыпался на пол.
- я все равно ухожу. Вот твои письма. Их три. Ты три раза хотела уйти, но не уходила, а письма оставались. Эта нынешняя наша встреча случайна на ощупь, но она не могла не случиться, она была определена, для того, чтобы я понял главное. Это не любовь жить в страсти и в мучениях, это страшно.
Он подошел близко, выкинул в окно ее недокуренную сигарету и поцеловал в раскрытые губы. Он уже был у двери, когда она открыла глаза после поцелуя. И вдруг стало страшно и замерло, и полетело, и кружилось, и воздух сделался голубым-голубым, и лицо красивое как никогда приобрело тона манящие и отталкивающие, и никогда он не видел ее такой.
- я помню все, каждую секунду каждой нашей встречи в прошлом. Я не забывала. Те самые голоса и сны не давали мне забыть, - шептала она и слезы текли и падали со щек на голубую, как крыши ближайших домов, блузку.
- это ничего не меняет, - он громко хлопнул дверью и вышел.
А она стояла и плакала, плакала. Слезы сами лились из ее светлых глаз. Чей-то шепот сменялся воем, кто-то кричал внутри и рвался наружу. Его голубые глаза всю жизнь преследовали ее. И эта неловкая попытка вернуть прошлое, и все, что с ним связано, уже никогда ее не отпустят. Такая простая мысль, а в ней жизнь. Все кончено, слишком рано, но, верно, вовремя.
Она знала выходы из всех комнат, и теперь настало время открыть самую главную, ту, ключ от которой хранила всю жизнь.
Но опять письма, письма. Последнее ему. Четвертое по счету.
"я любила тебя, люблю сейчас, в это самое мгновенье. Между нами всегда было много страсти, много чувств, много времени, но любви настоящей, как в книгах не было, потому, что не умеем любить и любим.
любя".
Она летала по квартире, собирала письма и кидала их в окно, открывала все двери и окна, краны и в ванной, и на кухне, включала свет в комнатах, смотрелась в старое зеркало, и потом еще долго-долго падала вместе с письмами вниз, мимо чужих окон, судеб, деревьев, времени и голубых глаз.