Тимофеев Валерий Васильевич : другие произведения.

Подпольные Мужички

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть - сказка с закодированным воспитательным эффектом - на основе гортоновической психотерапии.
  Тимофеев Валерий Васильевич,
  455038. Магнитогорск, Ленина, 124-105.
  Тел: (3519) - 34-64-96, 35-95-45
  
  E-mail: tim@soyuznik.net
  gazeta@soyuznik.net
  www.soyuznik.net
  
  СКАЗКИ, НАПИСАННЫЕ
  Валерием ТИМОФЕЕВЫМ
  
  1. "СКАЗКА ДЕДУШКИ СКРИПА",
   повесть-сказка для детей, 124 стр., издана 1989 г.
  2. "РОДНИК",
   сказка для взрослых, стихи, 36 стр., издана 1997 г.
  3. "ПОДПОЛЬНЫЕ МУЖИЧКИ",
   повесть-сказка для детей, 144 стр., издана 1997 г.
  4. "МЕЛЬНИК",
   сказка для взрослых, стихи, 48 стр., издана 1998 г.
  
  5 - 8. "ВОЛШЕБНИК ИЗ 3 "Г",
  роман-сказка в четырех повестях:
  
  повесть 1 - "ВОЛШЕБНАЯ СИЛА", 140 стр.,
  повесть 2 - "ОСОБНЯК НА ПЛОЩАДИ или ПОЧТИ ДЕТЕКТИВ", 168 стр., повесть 3 - "ЛЕТНИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ", 160 стр.,
  повесть 4 - "ВСЕГО ЗА ДЮЖИНУ МУХ", 196 стр.,
  
  9. “СЫЩИК ГОШ”, повесть-сказка, детский детектив
   продолжение “ПОДПОЛЬНЫХ МУЖИЧКОВ”, ~ 120 стр. ( в работе)
  10. “ПРО ЛЯГУШОНКА КВАКА”, сказка для маленьких, 60 стр. текста формат 60х90х1\8
  11. " Александр Исаевич" - сказка для взрослых, стихи, 0,5 а.л.
  12. "Сказка о Кики-Морином царстве" - сказка для взрос-лых 0,3 а.л.
  
  Краткая справка:
  
  ТИМОФЕЕВ Валерий Васильевич, 1953 г.р., образование высшее техническое плюс гуманитарное, участник 4 все-российского семинара детских писателей 1987 г., принят в СП в 1991 году, вышло в свет 21 книг: стихи, сказки для детей и взрослых, проза, песни. По “Сказке дедушки Скри-па” поставлен спектакль - детский мюзикл.
  Валерий
  ТИМОФЕЕВ
  
  
  ПОДПОЛЬНЫЕ
  МУЖИЧКИ
  
  повесть - сказка
  
  художник
  РОДИОН ТАНАЕВ
  
  
  
  
  МАГНИТОГОРСК
  
  1997
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ДОРОГИЕ РОДИТЕЛИ !
  
  
   Прежде чем подарить эту сказку детям, прочтите ее сами. Чего греха таить, нередко мы, взращивая своих крошек, окружая их теплотой и лаской, заботой и любовью, в какой-то момент с горечью замечаем - выросло не то, что посеяли, не то, на что рассчитывали. И сникла голо-ва от переполнивших ее дум. Где ошиблись? В чем просчитались?
   И сакраментальный вопрос во весь рост:
   - Что делать?
   Впадать в отчаяние? Махнуть на все рукой? Или попытаться пере-ломить по живому? Какой из этих путей выбрать? А может ни один из них и не годен вовсе...
   Книга эта - не просто сказка, как может показаться на первый взгляд. Книга эта внимательному читателю подсказка. А вдруг и вам она сослужит добрую службу.
   Нет в ней секретов, нет в ней советов, и все-таки в книге много отве-тов на самые жгучие ваши вопросы.
   С уважением,
   Автор.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВА 1
  
  
   СКАЗКА ОТ НАЧАЛА НАЧИНАЕТСЯ,
   ДО КОНЦА ЧИТАЕТСЯ, В СЕРЕДКЕ
  
   НЕ ПЕРЕБИВАЕТСЯ
  
  
  
   Я давно подозревал что-то неладное.
   А началось все с пустяка.
   С каждым днем все труднее и труднее открывалась дверь в моем кабинете.
   Пол в кабинете сделан из деревостружечной плиты или, попросту говоря, из спрессованных опилок, покрытых сверху мастикой и краской. Этаж полуподвальный, сырой, солнышко почти не заглядывает. А если и заглянет на ча-сок-другой, то сделает это робко, пятнышком присядет не-далеко от подоконника, пробежит осторожненько по ма-лому кругу, словно боится провалиться под пол, и торопко упорхнет до следующего дня. Вот я и решил - намокли мои опилки, пол и вздулся. И ничего страшного нет. Весна, шибко снег тает. Везде сыро, не только у меня. Наберет си-лы, пригреет покрепче солнышко, подсушит промокшую землю. И до подвала моего доберется. А там, глядишь, от его тепла пол сам по себе станет таким, каким всегда был и отпустит зажатую дверь.
   Если бы знать, как я заблуждался в подобных мыслях...
   Мне это маленькое происшествие с полом и дверью не особо и мешало. Зайду в дверь бочком, прикрою ее не-сильным ударом плеча, сяду за письменный стол и целый день печатаю на машинке - сочиняю то сказки для детей, то повести для взрослых.
   Иногда устану от стрекота машинки, отставлю ее в сто-рону и возьмусь за ручку - делаю наброски будущих глав. Я люблю работать в тишине, когда никто не мешает мыслям моим течь ровно и непрерывно - уцепился за одну и тя-нешь ее, тянешь, наматываешь на клубочек, а потом разма-тываешь с клубочка на лист бумаги и выходят строчки из букв и разных там запятых и точек, а строчки складывают-ся в сказки или заманчивые истории.
   Когда постоянно рядом шумят или голдонят, ниточки -мысли выходят рваными. Связываешь их, связываешь и получается узелок на узелке. Кто читать будет, на каждом узелке хоть по разу да споткнется, и ему неинтересно ста-нет. Вспомните, по какой дороге вам легче идти? По ас-фальту? Или по разбитой, где на каждом шагу по десять ямок и луж? Вот и понаблюдайте - интересно читать книгу, значит писателю никто и ничто не мешало сочинять ее. А неинтересно, спотыкаешься на тексте и скука одолевает, мешали ему работать.
   А разве в школе на уроках не также? Учитель говорит, все кричат, и никто ничему не научится, никто в таком бедламе ничего путнего не придумает. Криком изба не ру-бится, шумом дело не спорится.
   Потому и выбрал я для работы этот подвал, как своего рода добровольное заключение, срок которого, назначен-ный мне самим собой - одна написанная книга.
   Так вот, в минуты тишины все чаще и чаще стал заме-чать я: вползают в мой кабинет какие-то непонятные голо-са. Вроде и рядом разговаривают, а откуда и о чем - по-нять не могу. Явственно слышу - кто-то с кем-то о чем-то спорит, кто-то кому-то что-то доказывает или рассказыва-ет, а то вдруг запоет. Оглянусь - никого. А песня идет, и как бы врастает в меня - со всех сторон ее слышно и не со-риентируешься.
  
   Иванова матка
   Всю-то ночь не спала,
   Шила-вышивала
   Ивану рубашку.
   Тоненьку, беленьку,
   С долгим рукавочком,
   С косым вороточком.
   Иван, мой сыночек,
   Плыви к бережочку,
   Одевай рубашку,
   Тоненьку, беленьку,
   С долгим рукавочком,
   С косым вороточком.
  
   Постою, послушаю - песня-то знакомая, подпевать хо-чется. Затихнут голоса, я мыслями в кабинет свой верта-юсь. И думаю, думаю - что бы это значило?
   Сначала приписывал все происходящее моей неуемной фантазии.
   Есть такая писательская привычка. Когда сочиняешь разные придумошные сказки, во всем, происходящем во-круг тебя, стараешься увидеть только сказочное. Листья с деревьев падают, а мне уже чудится: это не просто одёжка с дерева просыпается, а самые настоящие листяные грамо-ты летят. Это Дерево, которое для меня очень живое и очень мудрое, записывает на листьях умные мысли и от-правляет их в путешествие по свету. Если все листья с од-ного дерева вместе собрать, по страничкам разложить - ух, какой роман получится! Поднять и рассмотреть лист каж-дый сможет. А прочитать то, что там записано, не всякому дано... Я много листьев перелистал, много дней и ночей над рабочим столом провел, пока кое-что разбирать нау-чился. Язык у каждого дерева вроде и свой, и для меня по-перву как китайская грамота был. Но, поняв один, легко понимать и другие. Внешнее сходство даже неопытный ис-следователь увидит: центральная линия - главная мысль, ответвления - мысли не главные, но важные, затем просто мысли, к ним маленькие мыслишки и слова, из которых все эти мысли и мыслишки состоят. Вот такой букет. И все эти линии соединены в единое повествование. Тонкости его...
   Не сейчас. Как-нибудь выкрою время и напишу об этом отдельную сказочную книгу.
   Или еще пример. Бегают по двору мальчишки и девчон-ки, играют и смеются. Рядом в песочнице малыши возятся. Взрослые мирно на лавочках сидят, разговоры задушевные ведут, а сами, как наседки своих цыплят, малышей обере-гают. И каждый занят своим делом. Вдруг плач. Или драка. Или кукле руки-ноги оторвали. Что тут делать? Родители или старшие подлетели, одних успокаивают, вторых раз-нимают, третьим новую куклу обещают. Только в одном месте успокоили - усмирили, глядь, в другом месте то же самое началось. И весь двор в одну минуту как с ума со-шел. Малыши, ребятня постарше, а за ними и взрослые пе-рессорятся, переругаются. После будут головами качать, руками разводить - вот мол, Прохор да Борис за носы под-рались! Хватит браниться, пора и помириться. Но я-то знаю - чьи это проделки! Знаю, кто в этот двор проник и такой “порядочек” навел! Надо найти его, взять за ухо и прочь со двора вывести. Только увидеть его непросто, не всякому удается. Моя дочка его Десей зовет.
   - “Вон Деся бегает!” - подсказывает мне.
   Иногда и я увижу - и правда, бегает, проказник, и всех задеть норовит. Может, кто из вас тоже видел его? Ма-ленький такой, коротенькие ножки, нос как неровно отпи-ленный сучок и большущие уши. А глаза ма-люсенькие, хитрющие! У-у, попадешься ты мне!
   Вот таким предстает самый обычный мир перед сказоч-ником.
   Итак, меня обеспокоили странные голоса, заполоняю-щие время от времени мой подвальный кабинет.
   Не найдя им объяснения, стал я придумывать - что бы это могло быть. И допридумывался до такого, чего и быть-то не может. А это не в моих правилах. Я если что и при-думаю, то стараюсь показать придуманное так, чтобы не сразу и догадались - где правда, а где уже и сказка нача-лась. А тут...
   Рассмеялся своей фантазии и постарался забыть эту дет-скую историю. Не дай Бог, кто-нибудь услышит и тоже рассмеется. Но уже надо мной.
   Однако жизнь распорядилась по-своему, и вскоре я по-лучил уже явные доказательства того, что в моем кабинете действительно что-то не так.
   Сначала опишу свою камеру... то есть кабинет.
   Маленькая комната четыре шага в длину и три шага в ширину. Большое окно напротив двери, и смотрит оно в бетонную стену-приямок. Как зайдешь в дверь - слева на стене выключатель и под ним четыре плаката в деревянных рамках. У следующей стены стул, за ним пианино и в углу у окна стол с самоваром и чайными чашками на нем. Спра-ва от окна мой рабочий стол с пишущей машинкой, слова-рями и черновиками. И вся стенка от пола до потолка и от двери до окна книжными полками увешана. А на них чего только нет! И бумага с карандашами, и клей с машинным маслом, свечки, тушь, колба, календари и гвозди, журналы и даже самая настоящая пеньковая веревка.
   Здесь я работаю.
   Вечером ухожу и закрываю дверь на ключ.
   И вот, с некоторых пор прихожу утром, а в моем каби-нете кто-то уже похозяйничал: копались в бумагах, пере-ставляли с места на место книги, играли гвоздями или ве-ревкой, крышку пианино забыли закрыть. Да мало ли чего! Каждый знает - в любом кажущемся беспорядке есть свой порядок. Никто другой так, по-вашему, не сможет все раз-ложить или разбросать.
   А самовар! Стоило оставить в нем кипяток, в чайнике заварку, а на столе конфеты или печенье, пиши пропало. Наутро будет пусто. И посуда вымыта. Хотите верьте, хо-тите нет. Многие уже приходили и проверяли. И все виде-ли эти чудеса. Можете спросить у Кати или у Леси, если мне не верите.
   Стали пропадать книги. Главным образом похищали сказки, фантастику или приключения. Брали и словари, и научно-популярные брошюры. Сначала я расстраивался, обнаружив пропажу - я очень люблю книги. Для меня все они - добрые друзья. Скоро выяснилось - книги не пропа-дали, их кто-то брал на время и всегда возвращал. Как в библиотеке! Если пропадали сказки, несколько дней не бы-ло слышно ни разговоров, ни пения. А если пропадали брошюры или словари, дня два, не меньше, мне чудилось - от споров пол подо мной ходуном ходит.
   После всего этого и у меня поджилки слегка затряслись. Такое бывает со всеми, кто сталкивается с непонятными явлениями - и с детьми, и со взрослыми. Это вовсе не тру-сость, нет. Это азарт следователя, который сидит в каждом из нас. Мне жуть как захотелось докопаться до истины. А как до нее докопаться? Честно говоря, я и сам не знал. Но с детства привык никогда не говорить себе - “Ничего не по-лучится.” Если у кого-то получается, то почему у меня не должно? Потому, что я или еще не пробовал сделать это, или не захотел шевелить мозгами.
   Итак, я набрал целую гору книг, в которых кто-то что-то постоянно расследует, перерыл подшивки газет и журналов в поисках ответов на возникшие вопросы, но и через месяц усиленного чтения был так же далек от истины, как и в первые дни.
   В конце концов я устал от бесплодных поисков. И как-то само собой получилось, - я перестал и думать о загадоч-ном происшествии. Как видите, интерес мой то возгорался, то угасал. И это вполне естественно. У меня очень много работы. Ее надо делать. А когда занят не только важной, но и любимой работой, времени на всякие там отвлечения остается маловато.
  
  
   ГЛАВА 2
  
  
   СПРОСТА СКАЗАНО,
   ДА НЕ СПРОСТА СЛУШАНО
  
  
   Д
  
  ом, в котором я работаю, редко пустует. С раннего утра и до позднего вечера идут в его классах занятия. Здесь есть уроки и доска, есть ученики и учителя. Но это не привычная вам школа. В доме этом учат музыке. Он так и называется: “Дом Музыки “Пионер”. Пионер это не тот мальчик в красном галстуке, который всем был примером, а тот, который первый. Так это слово как будто бы переводится. И учатся в нем не только пионеры. Есть и дошколята, и совсем взрослые ребята, которым скоро сда-вать экзамены и поступать учиться в технические училища или в разные институты, университеты и консерватории.
   При желании здесь можно каждый день слушать хоро-шее пение или маленькие фортепьянные концерты.
   В кабинет мой часто заглядывают гости.
   Сегодня пришли две девочки. Я их раньше не знал. Жи-вут они в одном доме, но в разных подъездах, учатся в од-ном третьем классе и вместе же приезжают на трамвае в Дом Музыки. Скоро будут запросто играть на фортепиано не хуже самых знаменитых артистов. Правда пока они умеют играть только “Собачий вальс”, гамму и “Цыганоч-ку”, но и это, поверьте, не так уж мало! Ведь учатся они всего лишь в первом классе. Это я про музыкальную школу говорю.
   Зовут девочек Катя и Леся. Ну, Катя - всем понятно, имя известное. Была даже царица знаменитая - Екатерина Вто-рая. Если была вторая, значит и Екатерина Первая была. Вот насчет третьей или четвертой ничего сказать не могу. Ну да не о царицах речь. Леся - имя редкое. Я подумал - какое-то иностранное. Часто бывает, хватаем все подряд чужое, потому что мол наше ужасно плохое. А наше, мо-жет, в тысячу раз лучше иностранного. Услышал я слово “Леся” и сразу так и подумал. А оказалось - ничего подоб-ного, все гораздо проще. Зовут ее Люсей, то есть Людой, то есть Людмилой, то есть Милой, то есть Милочкой. Вот такое имя хорошее! Людям мила! Из одного имени сразу куча имен выходит. Как хочешь, так и называйся. Люсю папа зовет Лесей и всех так называть заставляет. Он, види-те ли, в книжке прочитал и ему понравилось. Когда Леся была еще Люсей, ее ребята дразнили: Люська - Буська, Люська - Муська. Обидно, будто она котенок или козленок какой, только осталось на веревочку посадить и в поле вы-пустить траву щипать. А теперь захотят подразнить, ска-жут: Леська - Песька. Ну и что? И ничего дразнительного нет. Ребята сами видят - имя Леся никак не дразнится, и отступают. Вот как хорошо папа сообразил.
   Это все не я придумал. Это мне девочки в первые две минуты нашего знакомства рассказали. А потом сразу спросили:
   - Чего это у вас дверь совсем почти нисколько не от-крывается?
   Если бы я сочинил эту историю, я бы не задавал так во-просов. Я бы спросил проще: “Почему у вас дверь плохо открывается?” У меня все, кто первый раз приходят, про эту дверь именно так и спрашивают. Я уже и отвечать ус-тал. Что я - дверной мастер? Или швейцар, который за все-ми эти двери открывает-закрывает?
   Взрослым скажешь:
   - Доски намокли.
   Они скажут:
   - А-а! - и больше вопросов не задают. А дети! Им хоть сто раз объясняй, все равно не успокоятся, вопросами за-мучают: а почему, а зачем? И что интересного в отсырев-шем полу? Или поговорить больше не о чем? В конце-то концов, сказочник я или не сказочник?
   Девочки такие миленькие, носики любопытно вытяну-ты, в глазах огоньки сияют, и на щеках у одной ямочки, а у другой веснушки густо-густо просыпаны. Одна повыше - это Катя. У нее черные волосы. Но не совсем черные, как у цыганки или монголки, а такие, посветлее, густо-коричневые. Их еще каштановыми называют. Катя худень-кая, волосы короткие - со спины на мальчишку так сильно походит. И смелости у нее как у мальчишки - ничего не бо-ится, только: мышей, жуков, червяков, темноты, пьяных, драчунов и так далее. Другая девочка пониже - это Леся. У нее длинные русые волосы - хвостик с бантиком, и гладкое личико с чуть-чуть розовыми щечками. И, хоть девочки внешне очень разные, это не мешает им быть подружками.
   Я им хотел как взрослым про этот вредный пол сказать и даже рот открыл, но слова у меня получились совсем другие.
   - Да у меня там человечки под полом живут. Ну вы сами знаете, такие подпольные мужички. Раньше они были ма-ленькие, вот такие, - показал я ноготь на мизинце. - Теперь выросли, им тесно стало. Вот они и поднимают пол, под-порки выставляют, как в угольной шахте крепь. Простран-ство жизненное для себя отвоевывают. Говорят мне - на-доело согнувшись жить, спина постоянно болит. Так и сгорбиться насовсем недолго. А я чего? Я и разрешил. Жалко мужичков. Чего они мучаться будут? Пусть хоть у меня во весь рост развернутся, вздохнут свободно.
   Говорю, и сам удивляюсь словам своим: чего я несу? Кто-то как бы в спину меня подталкивает - говори, да назад оглядывайся! Какие мужички? Кому сгорбившись ходить? Девочки большие, их на такие штучки не купишь. Сейчас рассмеются мне в лицо и прозовут обманщиком. Как от-мываться буду? Дети не церемонятся, что говорят, то и ду-мают. То есть наоборот, что думают, то и говорят. Хорошо же я буду выглядеть!
   Они не рассмеялись.
   Внимательно меня выслушали, переглянулись, губки поджали, покивали милыми головками и сказали:
   - А-а!
   - Это мы их, наверное, в хоровом классе видели! - Это Катя.
   - Так они от вас убежали?! - А это уже Леся.
   Я рот от изумления так и разинул.
   - Кто убежал? Кого видели? - спрашиваю. Я же приду-мал про мужичков! Такой у меня характер, везде про все придумывать. Не может их быть на самом деле! Совсем никак не может!
   - Кого, кого, - недовольно говорит Катя. - Развели тут всяких! Сначала они в темноте, в раздевалке по ногам ла-зают, потом по классам бегают, детей маленьких пугают.
   - Совсем обнаглели! - добавила Леся.
   - Где лазают? Кто обнаглел? - строго спрашиваю я, все еще надеясь, что девочки выдумывают, и меня моими же играми и разыгрывают.
   - Кто - кто! - ворчит нахмуренная Катя и в глаза мне не смотрит, отворачивается. - Да мужички ваши подпольные! Вот кто.
   - Мы в класс вошли, свет включили, а они бегом за пиа-нино, и будто и нет их, - торопится высказаться Леся. Она добрее, в ее словах нет Катиной строгости, только детский восторг в каждом сказанном слове. - Ага, а то мы без глаз! А то мы их уже не заметили!
   - За пианино? - переспрашиваю.
   - Точно, за пианино.
   - И много их?
   Девочки растерялись.
   - А мы не считали.
   - Но много... человек несколько!
   - Один сначала не в тот угол побежал, не за остальными. Мы на него загляделись и не успели всех посчитать.
   - Они так быстро бегают! И не уследишь.
   - Как метеоры!
   - Но в другой раз, если хотите, мы внимательнее будем, - пообещала Катя.
   - Уж пожалуйста, будьте повнимательнее, - попросил я и спросил больше для того, чтобы проверить - не приду-мывают ли девочки? - А какие они?
   И Леся и Катя удивленно посмотрели на меня.
   - Вы разве их не видели?
   - Они же ваши!
   Какие сообразительные - р-раз и поймали меня. Придет-ся выкручиваться.
   - Мои! - уверенно отвечаю я. - Но, скажите, должен я знать, кто из них безобразничает?
   - А зачем вам про это знать?
   Теперь уже я как будто бы удивляюсь их несообрази-тельности.
   - Наказать его. Ишь выдумал! От худа до худа один ша-ток. Детей в темноте пугать - последнее дело. Вот постоит у меня в углу денек, погреет горох коленками, враз ума-разума наберется! - строго так говорю я.
   - Ой, зачем вы так! Они такие маленькие! - запричитали девочки.
   - Не наказывайте их!
   - Мы совсем не напугались, даже вот нисколечко.
   - Даже вот ни тютельки!
   - Ни с хвостиком!
   - Вы для того это мне говорите, чтобы проказника от заслуженного наказания увести. А ну-ка сознавайтесь! - никак не могу понять, серьезно они говорят или разыгры-вают меня.
   - Нет, не скажем, - стоят на своем девочки и ставят мне условия. - Дайте честное слово, что простили их. Тогда скажем.
   Делать нечего, я принял их условие. Мало того, я сказал им, что мужички эти может и не мои вовсе.
   - А чьи?
   - Да они здесь в каждой комнате под полом живут, хо-дят в гости друг к другу, а иногда и меняются квартирами. Одни в одну комнату переезжают, другие на их место. Так им интересней. Это все равно что раз в месяц на новую квартиру переезжать и всю обстановку поменять, не только мебель, но и игрушки.
   - Вот бы и нам так! - мечтательно вздохнула Леся.
   - Никогда бы дома скучно не было, - подхватила Катя.
   Я и сам не прочь каждый месяц менять обстановку, но в жизни все гораздо сложнее. А сейчас, когда девочки мои расслабились, самое время про мужичков выспросить.
   - Интересно, - как бы сам с собою рассуждаю, - они опять переехали от меня в другую комнату? Или это чужие были?
   Вот так подкинул я вопросик, точно рассчитав, что на него должны обязательно клюнуть.
   - Мы только одного разглядеть успели, - первой клюну-ла Леся.
   - Он росточком со стаканчик или с баночку из-под сме-таны, - сказала Катя.
   - В шапке-ушанке! - вспомнила Леся.
   - И в сером-сером пальто! - крикнула Катя. - Вот здоро-во! Сначала ничего не помнили, а как начали вспоминать, все-все вспомнили! У него были полосатые штанишки.
   - А на ногах такие ма-ленькие лапоточки.
   - И нос!
   - Не нос, а целый носище! Все лицо как будто из одного носа состоит. А глаз и рта не успели разглядеть. Он же на месте не стоял - нате меня, фотографируйте сколько душе угодно!
   - Да! Знаете, как он улепетывал от нас? Вот посчитайте до пяти быстро-быстро. Столько мы его видели. Наверно, с полминуты или с полсекунды! Вот, послушайте-ка! - на-сторожилась Катя. - Опять эту песню поют.
   Мы притихли.
   В кабинет пробились голоса. Сначала слова улавлива-лись с трудом, Катя подсказывала мне - у нее слух помо-ложе. А тут я и сам разбирать начал.
  
   ...Молод рекруток по закружью гулял,
   Он ходил - гулял, товарища искал.
   Говорил ему: "Товарищ, братец мой,
   Не с одной ли мы сторонушки с тобой.
   Не с одной ли мы сторонушки с тобой,
   Не пойдешь ли на побывочку домой?
   Не снесешь ли отцу с матерью поклон
   Молодой жене особенно большой..."
  
   Голова моя шла кругом. Вот тебе раз, дожил. Раньше искал везде чудеса, а теперь они сами меня нашли. Или это девочки такие хитренькие? Поняли, что я их разыгрываю, и решили опередить? Мол, полно, друг, языком молоть, от-дохни да потолки... Да нет же, нет! Это уже из области сверх невероятного!
   Мы с Лесей и Катей еще немного поговорили о музы-кальных занятиях, о мальчишке, который ходит за ними по пятам и, пожалуй, влюбился в одну из них или сразу в двух, договорились о новых встречах - они будут заходить ко мне в гости всякий раз, как придут на уроки, и мы расста-лись.
   Им хорошо, они убежали веселые и довольные. А я си-дел в полной растерянности.
   Ну ладно, все это выдумки и розыгрыши. А песни? Они-то откуда? Не могло же всем троим послышаться одно и то же!
   В этот день я так и не смог написать больше ни одной строчки.
  
  
  
   ГЛАВА 3
  
  
   ДОСЕЛЕ РУССКОГО ДУХУ СЛЫХОМ НЕ
   СЛЫХАНО, ВИДОМ НЕ ВИДАНО, А НЫНЕ
   РУССКИЙ ДУХ В ОЧЬЮ ЯВЛЯЕТСЯ
  
  
  
   Е
  сли я устаю сидеть за столом, встаю и разминаюсь - делаю зарядку с резиновым бинтом или подтягиваюсь на турнике. Смена занятий - завсегда отдых и причем самый хороший. И настроение улучшается и дел много сделать успеваешь. А еще я отдыхаю так: руки на стол, опускаю на них голову и даю себе команду отключиться на пять или десять минут от всего земного. Переношусь в космос, в состояние невесомости. Это упражнение называется аутотренингом. За пять минут можно выспаться так, словно часа три-четыре в постели провел. Если хотите, я и вас могу научить.
   После разминки или аутотренинга работается легко, го-лова опять соображает, а мысли бегут ровные, без узелков. Пальчики по клавишам стучат, на листке строчки выбива-ют.
   Я уже говорил вам, что люблю работать, когда никто и ничто не отвлекает, и, даже если есть какой-то шум, стара-юсь не замечать его. Это тоже аутотренинг, только другой, на сосредоточенность.
   В эти дни я дописывал последние главы романа-сказки и очень торопился. Когда торопишься, всегда получается наоборот - одни помехи кругом: то это не выйдет, то гости отвлекли. Никак не получалось в дневной план уложиться. И я засиживался дольше обычного. Лампы над головой гу-дят негромко, чай на столе остывает, дети все давно по квартирам разошлись и музыкальный дом опустел.
   А я все работаю.
   Предложение напечатал, точку поставил, задумался - как к следующему эпизоду перейти?
   - Гош, а Гош! Ты хитренький! Сам забрался, а мне, ста-рику, кто поможет? - услышал я чей-то просящий голос, но внимания особого не обратил, не хотелось отвлекаться.
   - Старику! Ха-ха, старик нашелся! - Этот голос уверен-ный, с насмешинкой. - Если бы мне Лэн такое сказал, я бы еще поверил. А ты, Сав, рановато в старики записался. Полвека не минуло, как на пенсию вышел, а туда же! Меньше ленись! Все ты на других выехать норовишь. Спишь, спишь, и отдохнуть тебе, бедняжке, некогда.
   - Да помоги ты, что, убудет от тебя? - вмешался еще один голос, неторопкий, дедовский.
   Сопение, царапанье, просьбы и ворчания заполнили мой кабинет. Так уже было и не раз. Единственное что внове, - я мог разобрать слова, хотя не очень старательно прислу-шивался.
   - От меня не убудет. Я нагнусь не переломлюсь. А как не будет меня под рукой, один на один с трудностями окажет-ся , на кого пронадеется, кого ждет-прождет? Дядю? Нет, пущай сам постарается, попотеет. Ему же в будущем сго-дится, и меня добрым словом вспомянет.
   - Ох и строг ты, Гош. И в кого такой уродился? Вроде, что батюшка твой, что матушка добрее добрых были.
   - Хватит старое вспоминать да пустяками языки мозо-лить. Ишь, растрещались, сороки!
   - А и то верно, Лэн, чего это мы? Человек работает, - уважительно сказал тот, кого называли Савом. Голоса у них были непохожими и по тембру, и по интонации, и я подбирал под голоса имена.
   - Думает, - не менее уважительно ответил Лэн.
   - Писатель! - протяжно произнес еще незнакомый мне голос. В нем угадывались рассудительность и неторопли-вость.
   - Нет, сказочник, - поправил Сав.
   - Это одно и тоже, - сказал Гош. По его голосу и уве-ренности можно было сделать вывод - Гош хоть и самый молодой среди них, но состоит за главного: его побаива-лись и к словам его прислушивались.
   - Ну да, ну да, - поспешил согласиться Сав. Он явно пе-реигрывал в своем поддакивании, со стороны мне даже по-казалось, что он подлизывается к Гошу. - Никогда бы не подумал, что писатели живые. Мне почему-то казалось, да и сейчас еще кажется - они все в прошлом столетии вы-мерли.
   - Ну ты даешь! - рассмеялся Гош. - Вымерли! Они по-твоему - динозавры?
   - Не привязывайся к словам! - насупился Сав. - Я пере-путал. Имею я право перепутать? Не вымерли, а умерли. Вот как хотел сказать. Ты же понял меня, а привязываешь-ся нарочно.
   - Да, нарочно! - подтвердил Гош. - Ты думать не хо-чешь, а я тебя слушай и головой кивай? Нет, избавь! Хоть на старости ума наживай.
   - Да в чем наживать? - Сав никак не мог понять, чего от него хотят.
   - А в том! Ты книги читал про войну и про целину?
   - Не я читал. Лэн и Кат читали вслух. Я только слушал, - поправил Сав.
   - И эти книги, по-твоему, в прошлом веке написали?
   - Да нет, что ты! И война и целина недавно были! На войну меня не взяли, ростом не вышел, а целину поднимал! - гордо сказал Сав и закричал радостно. - Вот балда! По-нял! И про сейчас кто-то пишет, и сейчас где-то писатели живые есть!
   - Учишь вас, учишь, - ворчал Гош. - Нет чтобы сперва подумать, потом ляпнуть. Э-эх. Как об стенку горох.
   - Много учен, да недосечен, - хихикнул Лэн.
   - Но-но, - огрызнулся Сав, - на себя посмотри.
   В кабинет прокралась пауза. Разговор затих, и в тишину эту откуда-то издалека осторожненько заплыл песенный разлив:
  
   Не летай-ко ты, соколик, высоко,
   Не маши-ко ты крылом широко,
   Не примахивай кручину к молодцу,
   Ко Василию Ляксеевичу.
   Да и чей это добрый молодец?
   Да и чей это мил - удалец?
   Воспоила его родна матушка,
   Воскормил же его родный батюшка,
   Возлеяла его родна бабушка,
   А и силой и умом
   Наделила Мать-Земля,
   Мать-Землица наша русская...
  
   От строфы к строфе песня набирала силы, приближалась - и вот знакомое ощущение - охватывает она меня со всех сторон, приподнимает и раскачивает напевной мелодией. И даже слишком высокий голос, уводя мелодию в сторону, не портил чуткой глубины русской песни.
   - Ты, Лэн, опять впереди всех быть норовишь, - упрек-нул Гош. - Зачем кричишь?
   - Я не кричу, я так пою, - оправдывался Лэн.
   - Лучше бы ты молчал, - буркнул вечно недовольный Сав.
   - Как можно молчать, когда душа поет? Сколько лет мы только в подполье пели, а тут счастье подвалило - на бел свет выбраться довелось!
   - Зря мы выбрались, - опять незнакомый мне голос. Кат, наверное.
   - А чего зря-то? - спросил суетной Сав.
   - Дак мешаем человеку.
   - Кому? Писателю? - переспросил Гош.
   - Ну да, писателю.
   - Не мы ему, а он нам мешает, - по-хозяйски уверенно сказал Гош.
   “Ничего себе, - думаю. - В мой кабинет ворвались, и я же им мешаю? Ну-ка, мил-удалец, чего ты еще мне про ме-ня насочиняешь?”
   - Ты, Гош, того, не наглей особо, - сглаживал резкость Лэн.
   - Где ты наглость видишь? - огрызнулся Гош. - Это за-бота!
   - Ха! - не поверил Лэн. - Сказывай тому, кто не знает Фому, а я родной брат ему!
   - Время сколько?
   - А полстолька!
   - Во-во! Тебе бы все воду мутить, да баламутить. А ему давно пора отдыхать. Что он с усталой головой насочиня-ет? Себя мучает, нас стесняет, завтра не выспится, а все, что напридумывает сегодня, с утра прочтет, в сердцах по-рвет и в корзину выбросит!
   - А он правильно говорит, - признал Лэн. - Не впервой такое случается.
   - Ладно оставим его в покое, - смилостивился Гош. - Он большой, не пирог с лапшой, сам знает, что и как ему де-лать. Давайте, мужички, к самовару подсаживайтесь по-ближе. Остывает, пузатенький! Быстренько разобрали чаш-ки. Эта самая красивая тебе, Сав. Которая побольше Кату, он у нас чаевник знатный. Лэн себе уже выбрал. А самая маленькая как всегда мне. Ну, кому покрепче? Кому пого-рячей? С пылу с жара из нашего самовара! - зазывалой на ярмарке прокричал Гош.
   Зажурчала вода.
   Звук этот вывел меня из задумчивости. Я покрутил го-ловой, стараясь прогнать шум, но вода продолжала жур-чать. Оглянулся, и... только шорох услышал да мелькнуло что-то непонятное.
   - Уж не мыши ли завелись? - сказал вслух.
   А вода из крана уже наполнила чашку до краев и по столу сбегала на пол. Я вскочил и перекрыл кран.
   К самовару выстроились в очередь еще три чашки. В каждой из них была налита заварка.
   Не больше часа тому назад я вымыл все чашки и соста-вил их горкой - одна в другую - на уголке стола.
  
   ГЛАВА 4
  
  
   НЕ НАУЧИ, ДА В МИР ПУСТИ,
   ТАК БУДЕТ ШИШ, А НЕ КУСКИ
  
  
   К
  атя и Леся нежданно - негаданно получили два урока свободного времени. Заболел их педагог. Вернее, у их педагога заболел ребенок, а это явление в нашем дымном городе довольно распространенное.
   Занятия хора переносились на другой день.
   Можно было со всеми детьми пойти побегать на улицу - скоро май наступит, стоит такая теплотища, что листья на деревьях уже прорезались, а газоны прямо на глазах стано-вятся все зеленее и зеленее, и ребятню на улицу как магни-том тянет. Или можно пойти домой и телевизор посмот-реть: или мультики, или кино, или просто что-нибудь, лишь бы картинки на экране сменялись. Но девочки не уходят из музыкального дома. У них появились маленькие тайны, которыми они не хотят ни с кем делиться. Тайны эти вовсе и не тайны. Но это для нас. А для них - самые на-стоящие, не зря же девочки дали обещание друг другу - ни-кому об этом не говорить Вот какие девочки. А вот какие тайны. Во-первых, они познакомились с писателем, во-вторых, вошли в мир сказок и помогают мне сочинять. Увидеть своими глазами и услышать собственными ушами как день за днем появляются новые главы, как еще вчера говорили или мечтали о чем-то, а сегодня уже в сказке, и даже можно сказать: - “Ой, я вчера так сказала, а сегодня послушала и мне кажется - я выгляжу смешной. Уберите эти слова, переделайте сказку по-другому. Я хочу быть все-гда красивой и умной.” И бесполезны мои заверения - вы девочки юные, а юные все без исключения и красивы и ум-ны, хотя у каждого красота и ум только его и по-своему неповторимы, тем не менее в каждую главу Леся и Катя вносят свои коррективы.
   Без детей ни один писатель не смог бы написать ни од-ной даже самой маленькой детской книжечки. Как бы не был изобретателен ум сказочника или фантаста, что почти одно и тоже, он и близко не сравняется с детским умом по части всяких выдумок. Вам покажут рисунок, посмотрите на него и начнете гадать - что же здесь намалевано? А ре-бенок не задумываясь целую сказку или страшную историю расскажет. Вот вам живой пример. Нарисовала дочка на листе бумаги что-то отдаленно похожее на три круга. И все. И спрашивает традиционно: - “Папа что здесь нарисо-вано? Отгадай” Ну, я лоб наморщил, выражение на лицо поумней напустил и, только собрался из себя первое слово выдавить, а дочка (ей уже надоело ждать - когда я сообра-жу) враз выпалила. “На берегу сидела лягушка. К ней сзади подкралась цапля и хотела эту лягушку съесть. Лягушка увидела в воде цаплино отражение, поняла, какая опас-ность ей грозит и р-раз! в воду прыгнула. Вот видишь - круги на воде? Это следы от лягушки, которая прыгнула в воду. А цапля расстроилась, что лягушку не поймала, голо-ву повесила, лапой лапу почесала и улетела куда-то. Ля-гушке хорошо, от нее след остался на рисунке; цапле пло-хо, в воздухе следов не остается,” - с грустью в голосе за-кончила рассказ дочка. Скажите мне, кто из трех неровных кругов на листке бумаги сможет выжать столько интерес-нейшей информации? Я думаю, это и знаменитому Шерло-ку Холмсу не по силам.
   Каждую свободную минуту Катя и Леся прибегают ко мне, чтобы расспросить или рассказать. С мальчишками легко находить общий язык, особенно если умеешь слу-шать и слегка подогревать интерес к беседе. А с девчонка-ми общий язык находить еще легче. Как-то так в жизни получается, что девчонкам интереснее с папами, а папы почему-то считают, что не они, а мамы должны заниматься с дочками. Вот и выходит каша. Одни, то есть папы, дума-ют так, думая, что они думают правильно, а на самом деле они думают неправильно. А в результате этих просчетов страдают дети. Их недолюбили, недовоспитали, и их же обвиняют, что выросли какие-то не такие. Чего ждать, если маму с папой видят только вечером, несколько минут пе-ред сном, когда одни устали от работы, другие от уроков и беготни. Тут не до любви. А без любви только кактусы рас-тут - вон они какие безобразные и колючие! Издалека смотреть еще можно, а близко подойти - страшно.
   На стене у меня висит календарь, где месяцы называют-ся немного по-другому, не так как мы привыкли. Январь - просинец. Февраль - бокогрей. Октябрь - грязник. И так далее. Все двенадцать месяцев. Ничего секретного или тайного в этих названиях нет, просто так называли месяцы на Руси. Снегогон и Травень, это апрель и май. Жнивень и Хмурень, это август и сентябрь. Девочки читают и запом-нить пытаются. А потом, увидев, что все равно не запомнят эти премудрости с первого раза, переписывают в свои му-зыкальные тетради.
   Сегодня я в ударе - сочиняется легко, ниточки-мысли не рвутся. Я печатаю на машинке, надеясь к вечеру закончить описание одного из многих приключений, в которые вля-пались мои герои-мальчишки. В такой ситуации любому ясно, что непрерывная трескотня Леси и спокойные, но всегда многословные рассказы Кати несколько сбивали меня с ритма. Под видом игры-соревнования дал я девоч-кам задание - почитать мне по очереди сказку.
   - Но это я вслух говорю, что для меня, - шепчу я им на ухо, - а на самом деле вас будут слушать подпольные му-жички. Они жуть как сказки любят. И, если вы хорошо чи-таете, они, в сказке все может быть, вдруг выйдут и захотят познакомиться с вами.
   Девочкам не надо было предлагать дважды.
   Они поставили рядом стулья и договорились - один аб-зац читает Леся, один Катя. И так до тех пор, пока не при-дет время идти на урок сольфеджио.
   “Хорошее занятие им нашел, - думаю я, - и мне мешать не будут, и не заскучают.” Я не люблю, когда дети скучают. У них портится настроение, а от плохого настроения бо-лезни заводятся. Кто всегда весел и смеется, в том болезнь боится поселиться. Она со смеху сразу умрет, не успев на-вредить человеку.
   Радости моей быстро пришел конец. Не успели они прочитать и одной страницы, как я схватился за голову.
   - Стоп! Стоп! Пощадите!
   - Кого пощадить? - завертели девочки головами, выис-кивая в кабинете тех, за кого я просил.
   - Да не там ищите! Меня, меня пощадите! - указывал я пальцем на свою грудь. - Мои бедные уши не в состоянии вынести подобного издевательства!
   - А чего мы? - спросила Катя с самым невинным выра-жением лица.
   - Вы в каком классе учитесь? - переспросил я, когда смог немного успокоиться.
   - В третьем! - важно ответили они.
   - Не может быть! - покачал я головой.
   - Почему это не может быть? - обиделась Леся.
   - Очень даже может быть, - настаивала Катя. - Посмот-рите, какая я высокая! - она даже на носочки вытянулась. - Мне скоро будет десять лет. Через две недельки. Вот! - и она плюхнулась на стул.
   - А я, а я! - пыталась обратить на себя внимание Леся. - Я хоть и пониже чуть-чуть, но зато у меня, то есть мне уже в декабре еще исполнилось десять! Вот! Я даже постарше Кати. А по росту потом догоню. Или не догоню. Девочке и не надо высокой быть. Она же не мальчишка, ей же в ар-мию не идти. Об этом еще давным-давно знали, когда еще бабушки маленькими были, они так пели:
  
   ...В первом саде у милого
   Растет трава-роза,
   За то милый меня любит,
   А что я пригожа.
   В другом саде у милого
   Растет трава-верба,
   За то милый меня любит,
   Что я очень верна.
   В третьем саде у милого
   Растет земляничка,
   За то милый меня любит,
   Что я невеличка.
  
   - Катя, Леся! - остановил я их. - За песню, конечно, спа-сибо, но не о годах я говорю. И не о росте.
   - А о чем?
   - Как вы читаете?
   - Как тут написано, - показали они в книгу.
   - Вы читаете по слогам, раз. Без ударений, два. Ковер-каете простые слова, три. И бубните на одной самой скуч-ной интонации, четыре! Придется мне за вас взяться, не то вы мне всех подпольных мужичков до полусмерти напугае-те и они навсегда разлюбят книжки, или из этого дома прочь убегут.
   Девочки немного так насупились и, вижу, обида в них зреет. Хорошо когда есть обида. В таком случае не все по-теряно и из них еще может выйти толк. Хуже, если бы мои слова они восприняли равнодушно. Когда все до лампочки, и учить бесполезно - в одно ухо влетает, в другое вылетает. Даже если одно ухо ваткой или пробкой закрой, все равно вылетит через глаз, рот или нос. Почему мы запоминаем, слушая внимательно? Потому что когда слова влетели в одно ухо и поползли через голову к другому уху - на вылет - мы успели переписать их в нашу умницу. И теперь пусть вылетают! В голове как на магнитофонной пленке осталась запись. А если мы к внимательности плюс еще и стара-тельны, мы обязательно повторим услышанное. И тогда запись будет как на камне вырубленная - годы над ней власть потеряют.
   Рассказал я Лесе и Кате это, и спрашиваю тихо, вроде и не у них, а у самого себя.
   - И где это наших учениц так читать научили? - а сам смотрю в другую сторону и головой качаю.
   - В школе, - нехотя отвечают.
   “Ага! - радуюсь. - Сейчас я втяну их в игру и они сами не заметят, как перестанут дуться!”
   - Ни за что не поверю, что в школе плохо читать учат. Вы что-то путаете.
   - Правда-правда! - вмиг оживились мои девочки. - Мы только в школе читаем, а больше нигде!
   - Так уж и нигде? - все еще не верю я.
   - Нигде! - убеждают они. - Все что умеем, все из школы получили.
   - А что не умеете, откуда у вас? Тоже из школы?
   - Конечно из школы! - восклицает Катя. - Так и мама с папой говорят.
   - Как они говорят?
   - Мы, - говорят, - вас в школу отдали, с плеч свалили, сами на работу ушли. У нас работа все отнимает, и время, и силы, вам ничего не остается. А с вами, - это они про нас так говорят, - а с вами пусть теперь учителя мучаются. Это их работа. Наша работа нас от семьи отрывает, пусть и их работа их от семьи отнимает. У нас равенство.
   Странно и страшно мне слышать эти слова из уст детей. Но переубеждать их просто так, в лоб - бесполезное заня-тие. Ничего кроме неприязни не получится. А мне хочется помочь девочкам. Как бы им на жизнь с другой стороны посмотреть? Можно по-разному жить. Можно ручки сло-жить и ждать - дома мама с папой все что им положено да-дут, в школе учителя уговаривать будут - нате, возьмите знания. Хочу - беру, не хочу - мимо прохожу. И вырастает Чудо, усвоившее одно правило - хочу брать! Если все во-круг такими будут, с кого возьмешь?
   А и по-другому живут. Пока маленький - бери. Бери знания, умение, опыт, чтобы, повзрослев, начать возвра-щать долги, возвращать больше, чем тебе дали. И тогда каждое новое поколение лучше заживет.
   Какой путь правильнее? Как помочь им выбор сделать?
   Отставил я в сторону печатную машинку и до урока сольфеджио занимался с ними чтением. И на дом задание дал - читать по часу в день. И читать вслух, с ударением. И в тетрадочке специальной записывать - сколько читала, о чем читала и как - понравилось или нет. А ко мне прихо-дить теперь с этими записями. Проверять буду.
   И опять маленькая хитрость. На этот раз с тетрадью и записями. Мне не надо стоять над ними и заставлять каж-дый день выполнять задание. За меня это сделает бумага. “Как это я забыла? Мне же в тетрадь записывать! Меня же в любой момент проверить могут! Ну-ка сяду и хоть не-много почитаю...”
   Сегодня немного, назавтра побольше, и так войдет в привычку, из памяти убегать не будет. Через мысли, запи-санные на бумаге и взрослых можно перевоспитывать, а с детьми сладить - немного терпения и любви, вот и вся премудрость.
   Зато вырастут и вам же спасибо скажут.
   Корень учения и бывает горек, зато плод его завсегда сладок.
   Или еще.
   Ремесло пить, есть не просит, а само кормит.
  
  
   ГЛАВА 5
  
   ЖИТЬ В СОСЕДЯХ - БЫТЬ В БЕСЕДАХ
  
  
   К
  аждый день жизнь преподносит все новые сюрпризы. И как раз там, где меньше всего ждешь их. Разве мог я предположить, что в третьем классе читают по слогам, когда мои сын и дочь уже в шесть лет читали толстые книжки про Незнайку и его друзей.
   Что-то где-то не так. И это огорчало меня. Я чиркал на листочке неровные линии, пытаясь построить пирамиду и докопаться до основания не только школьных неудач, пи-сал и зачеркивал слова и предложения. И сердился на себя, словно в том, что Леся и Катя не ахти какие ученицы, главная вина - моя.
   - О чем он пишет, Сав? - услышал я голос Гоша.
   - Ты же читал его книгу, чего спрашиваешь, - недоволь-но отозвался Сав. Он сидел на моем плече. Я не чувствовал его веса, он, казалось, был невесомый. А увидел я его вот как. Тот, кто носит очки, знает, что в них иногда видно как в зеркале. И, если сосредоточиться и посмотреть в левую часть стекла, или в правую, как вам захочется, - просто скосить глаза, можно увидеть то, что позади. Правда не все, и не как в настоящем зеркале. Но хоть что-то. А тот, кто у тебя сзади и не догадается, что ты его видишь!
   Так я увидел Сава. А что мне оставалось делать? Друго-го способа не было. Если оглянусь - они сбегут. Сегодня мне очень хотелось побыть с кем-то. Бывает такое желание - не хочется оставаться одному и хоть тресни. И я сказал себе - не оглядывайся! И увидел в стекле своих очков - возле моего уха кто-то мельтешит. Росточком - с плеча достает до середины уха. В чем одет - не разобрать. А нос! Девочки правду говорили, не нос, а целый носище.
   - Ну ты даешь, Сав! - сказал все тот же Гош. - Ту книгу, что мы читали, он давно написал. Ее уже напечатали. Что по-твоему, он ее сто раз сочинять должен?
   - Зачем сто раз. Никто и не говорит про сто раз. Это ты сам выдумал, чтобы ко мне привязаться.
   - Больно мне надо к тебе привязываться. Что мне за-няться больше нечем, как к тебе привязываться? Не хочешь отвечать, ну и не надо. Я сам залезу на другое плечо и по-смотрю. И всем расскажу. Я не такой, как некоторые.
   - И я не такой, - смягчился Сав. Его не устраивало, если Гош выполнит обещание. Пока Сав знает то, что не знают другие, он может немного повыламываться - его упраши-вают, а он свысока поглядывает. “Захочу - скажу, захочу - промолчу.” Но Гош нетерпелив - надоест ему, он ждать не поторопиться. - Ты спросил, я ответил. Кто виноват, что спрашивать правильно не умеешь.
   - Это я спрашивать не умею? - вспылил Гош.
   - Ты, а кто же еще?
   - Где это я спрашивать не умею?
   - А вот где! - Сав сел и свесил ноги. И правда - полоса-тые штанишки, лапоточки маленькие, лыковые. - Ты спро-сил у меня: - “О чем он пишет?” Я тебе и ответил: - “Ты же читал его книгу.” Так дело было?
   - Ну так. А дальше что?
   - А то. Книга о чем? О приключениях, о борьбе. Сказки одним словом. И ты напрасно злишься. Я правильно тебе ответил. Вот если бы ты спросил у меня: - “О чем он СЕЙЧАС пишет?” - я бы тебе ответил как положено, со-гласно заданному вопросу. Или принял твои претензии и извинился. Ничего зазорного в этом нет. Понял?
   - Понял, - невесело отозвался Гош. Получилось, что ему вроде как только что утерли нос. - Извиняюсь.
   - Больно мне нужны твои извинения! Можешь забрать их себе, - не утихал Сав. Он ринулся добивать соперника. - Ты бы лучше русский язык учил, не попадал бы так впро-сак.
   Эти слова Сава вызвали общий смех. Громче всех сме-ялся своим тоненьким голоском Лэн.
   - Ну дает! Ха- ха! Сам в своем имени меньше двух оши-бок не делает, а туда же, учить взялся!
   - Он правильно делает! Ха-ха! Учи других, Сав, - гля-дишь и сам поймешь.
   Надо сказать вам - есть у меня еще одна привычка. Я никогда не оставляю в кабинете даже черновики. Все до-мой уношу. Музыкальный дом закрывается то в девять, то в одиннадцать вечера. Хочешь не хочешь, а уходить при-ходиться. Но я часто работаю и до двух, и до пяти часов ночи. А иногда бывает - жена встает на работу собираться, а я еще не ложился. Поэтому я всегда все, что связано с той или иной книгой, над которой в данный момент работаю, домой уношу.
   Вы не думайте, что я совершенно спокойно отнесся к тому, что кто-то разговаривает у меня в кабинете прямо за спиной, кто-то залез на плечо и подглядывает - о чем пи-шу, а еще один грозится оседлать и правое плечо. Меня, конечно же, все это очень насторожило. Но, сделав это от-крытие, я прикрыл глаза и уговорил себя ничему не удив-ляться. Удача сама идет мне в руки. Я не настолько глуп, чтобы с порога отвергать ее. Наоборот, я сделаю все, что-бы выжать из этой встречи как можно больше интересного.
   - О чем я пишу? - спокойно так говорю, словно сам с собой беседую. - О мальчишках и волшебниках.
   - Сказки все это! - услышал я недовольное ворчание.
   - Верно, сказки, - соглашаюсь с Гошем. - Только что плохого ты в сказках нашел?
   - А то! Детей обманываете! - предъявил мне претензии Гош. - Они, небось, глупенькие, вам верят.
   - Сказка это совсем не ложь.
   - Ну да! Он меня еще учить будет! Вранье и не ложь!
   - Сказка складом, песня ладом красна, - говорю я.
   - Сказка - ложь, а песня - правда, - парирует Гош. Да, попался я. Мужичешка неглупый, пословицами так и сы-плет.
   - Сказка - это мечта, - пытаюсь убедить я.
   - Во дает! Мечта! Посмотрите на него - мечтатель выис-кался! Полголовы в седине, бородища по грудь, а он меч-тает!
   - Ты это... ты, Гош, того... Чего к человеку привязался?
   Оказывается, у меня есть защитники. Какие они? Мне ужасно хочется оглянуться. Но оглянуться - значит разо-гнать их. Нужно мне это? Не нужно. Сжал кулаки, шею на-пряг и в стол уставился. Соображаю - кажется мне все это или не кажется? Сплю или не сплю? Нет, не сплю. И захо-телось мне поверить, что сидят у меня за спиной ОНИ, мои придуманные подпольные мужички. Голоса серьезные, рассудительные. Слова говорят основательно, не как горох по полу рассыпают.
   - Я к нему привязался? Больно он мне нужен! Ишь, пи-сатель выискался. И чего сидит, сказочки сочиняет... Де-лать больше нечего? Молодой, здоровый! Чего бы лопатой и кувалдой не помахать? Нет, он полегче работу выбрал. Прямо детская какая-то работа. По машинке пальчиком дык-дык, в затылке почесал, в потолок посмотрел и опять дык-дык. Ну кому они нужны, сказки эти?
   - Всем нужны.
   - Их сколько уже понаписали? И за десять жизней всех не перечитаешь, даже если ни есть, ни пить не будешь, только сказочки почитывать.
   - И откуда у тебя привычка такая, Гош, всех за все ру-гать? - осуждающе сказал Лэн. - Еще не разобрался что к чему, а уже нагородил с три короба.
   - Зато у вас с Катом одни похвалы на языке.
   - Не знаю, что плохого в похвале? - спросил Кат.
   - Кому от нее толк? За дело хвалишь, это куда еще ни шло. Хотя, честно говоря, зачем хвалить? Хорошо делать - это правило, обязанность каждого. Не собираешься делать хорошо, лучше и не берись. Но ты, Лэн, и за промахи хва-лить любишь. А это зачем?
   - Жалко. Может он старался, а у него не вышло, - оп-равдывался Лэн.
   - И оказываешь медвежью услугу, портишь человека. Лучше умная хула, чем дурацкая хвала! А он послушает те-бя - твои речи ему слаще мудрости народной - и прикинет: зачем учиться, зачем стараться, коли и так хвалят? Вот от-куда неучи да плохиши берутся. Ругать надо, да почаще! Чтоб неповадно было. Ремешком, кулачком по столу, громким голосом! Только на этом свет держится! А вы - сказочки, воспитаньице! Распустили нюни!
   - Да, воспитаньице! Любовь добром пробуждается, а от зла только зло рождается.
   - Много ты знаешь. Добро... зло... Зла-то! Злато. Золото! Ты слушай и на ус мотай. Зло - золото! Вот где наука зары-та! Не с того конца подходите. То-то я смотрю, ваши сказ-ки добра натворили! Прямо ужас берет, криком кричать хочется, - измывался Гош. - Я в газете намедни прочел - преступность у них резко возросла, на самых тяжелых ра-ботах, да все больше ночью, сплошь да рядом женщины вкалывают. Вместо того, чтобы сыночку или доченьке ко-лыбельную спеть или им же сочиненные сказочки деткам почитать. С любовью и добром. А? Что скажет ваш писа-тель? Ничего он вам не скажет. Измельчал мужик, за жен-скую спину спрятаться норовит. У отцов и дедов наших разве ж так было? Ну, Лэн, ты самый старший, скажи свое слово.
   - Чего ты ко мне обращаешься? Тут пограмотней най-дутся. Стар не значит умен. Пусть писатель отвечает. Он постарше меня, и книг перечитал с целую библиотеку.
   Я уже вполне освоился и уверенно различал моих му-жичков по голосам и по характерам. Гош уверенностью да напором берет. Сав все хитреньким предстать пытается, да простоты в нем через край. Лэн этакий добренький дедуш-ка, за всех заступник, ну и сам себе на уме, за словом в карман не лезет. А Кат молчун - если и вставит слово из-редка, хорошенько подумает, поэкает, и говорит неспеша, с растяжкой. Они говорили, а я внимательно слушал и делал вид, что занимаюсь сочинительством, сам же записывал их разговор на листке одному мне понятными знаками.
   - Ничего он вам не скажет, - не дав раскрыть мне рта, вступился Сав. - Вы на руки его посмотрите.
   - Чего нам на них смотреть? Руки как руки.
   - Не скажи. Я на ладонь человеку гляну и все про него рассказать могу лучше, чем он сам о себе знает. Пока он отдыхал, я все и увидел. Так что ты, Гош, у меня про него выпытывай, его от дела не отвлекай. Видишь, пишет он, работает. Мне делать нечего, я и расскажу. А ты послушай сперва, а выслушав, и поругай. Коль желание останется.
   - Начитался сказок, - фыркнул Гош. - Ну-ну, позабавь нас. А мы послушаем и проверим. Коли не здорово загиба-ешь - сказочник молча работает. А как не то выдумывать зачнешь, он голос подаст.
   - Нагородил огород у чужих ворот, - начал Сав. - Мужи-чек ты грамотный, Гош, но я все же попытаюсь рассказать кое-что новенькое. Писателем может стать только тот, кто жизнь со всех сторон потрогал и хоть чуть-чуть в ней разо-брался; кто по разным дорогам походил, много башмаков истоптал и в душах людских читать научился. А еще добро постиг и прощать умеет. Ты его легкой работой попрека-ешь... А покажи мне, где столь работают?
   - А хоть где! Везде, вот!
   - А! Это ты не видишь. Ну да ладно, ты и на белый свет глаза закрывать приловчился. Слушай дальше. Прежде чем в эту работу погрузиться, он и машины ремонтировал, и дома строил, и детей учил. Да все понять никак не мог - отчего в жизни плохого много? Пригляделся - дерево вы-росло, начинают его гнуть, оно противляется, противляется да и сломается. Не может оно никак по струнке вытянуть-ся, коли кривое выросло. А молодые побеги как не склоняй - к земле ли, в любую ли сторону, они мягонько так проти-вятся, но поддаются. Кто упорен да ласков, как захочет, так и выгнет, таким и вырастет дерево. Увидел это он и понял - кто-то хорошо усвоил эту науку, под себя ее подстроил и гнет людей, пока они не выросли из малых детей. По такой по злой науке вырастают люди злыми да завистливыми, отца-мать не почитают, к труду не привыкают, Отчизну не защищают. Скоро весь свет из шалопаев состоять будет, - это которые старших не слушают, младших почем зря за-бижают. Вот про это ты и прочитал в газете: мужики жен-щинам самые тяжелые работы уступают, а сами потеплее устраиваются. А то еще и народцы такие бывают - пусть весь мир рабами почитается, а они избраны командовать да сладко есть-пить.
   Я успевал записывать и вместе с тем удивлялся. Неуже-ли так точно по руке даже мысли узнать можно? Глянул на свою ладонь и вздрогнул - вспомнил лист с Дерева. Я же сам читал, что там записано! Почему бы и Саву не освоить подобную науку с моей рукой? Он говорил и говорил, а у меня не было желания возразить ему, оспорить его рассказ.
   - Сказки... сказки... Тебе, Гош, только ворчать. А вспомни, о чем в присказке говорится. “Сказка - ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.” Учить нас надо с пе-ленок, с яслей да с детских садиков, пока не поздно, пока еще мы во все стороны гнемся. А кто лучший Учитель? Книга. Хорошо, конечно, дома строить, радость людям да-рить. На заводе или фабрике работать нужно и почетно. Только вот что мы разучились понимать. Дом и ты мо-жешь строить, и я, и Лэн, и Кат. И любой, кого научат. И у станка стоять многих научить можно. А вот учить детей или сказки писать? Здесь как? Он с завода ушел - на его ме-сто другой пришел и станок не простаивает. Теперь пред-ставь - наслушается он твоего ворчания, а таких как ты, ворчунов, вокруг него табунами вьется, и от писательского стола уйдет. Заменит его кто-нибудь? Или место это навек пустовать останется? Во-во. Здесь замены нет и не будет. Этому научиться нельзя. Или дал Бог, или не дал. Вот и думай, Гош, что важнее для него, где его место. Войти в каждый дом, в каждую квартиру, к каждому ребенку и по-пытаться привить любовь к Родине, и к родителям, и к родной земле. Может тогда быстрее матерей от работы ос-вободят и позволят заниматься только домом и детьми. И улыбок прибавиться, а горя и зла поубавиться.
   И после этих слов мне не захотелось встревать в разго-вор.
   - Дай и мне сказать два слова, - попросил Лэн. - Пока тебя слушал, вот о чем подумал. Мы живем в этом доме и головы ломаем - как новый день провести, чем заняться? А, оказывается, в жизни ой сколько работы! Неуж мы по-лезными быть не сможем? Как думаешь, Сав? У тебя голо-ва большая, придумай что-нибудь.
   - А чего придумывать? Я про все тебе рассказал. С пеле-нок да с яслей надо браться. У скольких детей ни бабушек, ни дедушек нет, еще у стольких же мать без отца, или отец без матери. Куда еще объяснять?
   - На словах понятно, а в жизни как быть? - не успокаи-вался Лэн. - Может писатель для нас работу какую найдет?
   - Захочет ли он с нами дело иметь? - спросил долго молчавший Гош. - Чего мы стоим? Лапотные неотесанные мужички.
   - Опять ты торопишься, Гош. Ну что с тобой делать? Ума не приложу. Выскочка и есть выскочка!
   Пришла пора и мне вступить в разговор, а то как бы они не перессорились и не испортили дело, к которому решили подготовиться. Надо сказать - мне понравилось направле-ние мысли Лэна.
   - Ну вот, - обрадовался Гош. - Я вам что говорил? Мы ему не пара! Ему с нами и говорить не о чем.
   Я сделал вид, что не слышал язвительного замечания Гоша, и продолжил.
   - В этом доме каждый день бывают десятки самых раз-ных детей. Уши у вас есть?
   - Есть! Есть!
   - Слушайте внимательно. Что их волнует?
   - Кого волнует, уши?
   - Да не уши! Детей что волнует?! О чем они мечтают? Как помочь им стать дружнее? Да мало ли у них всяких разных проблем. Подсказки захотели... Нет, дорогие мои. Подсказки вам не будет, подсказку в умнице своей ищите. Не для одной же шапки она предназначена. Кто найдет, тот в Учителя годен. А кто не знает, с какого боку к малышу подойти - лучше не суйся, не порти ребенка. После тебя кому-то всю жизнь переделывать-мучаться.
   - Спасибо на добром слове, мил-человек, - сказал Лэн и его поддержали Сав и Кат. И даже Гош сказал “спасибо”. Тоже что-то понял. В нашем разговоре возникла маленькая пауза. Видать, задумались мои гости. Пусть, думаю, поку-мекают, авось что и накумекают, и мне подскажут.
   Знать, не могут они без песен жить. Сегодня самый ве-селый Сав, ему и выпало запевать.
  
   Я не чаял сегодня угореть,
   Пришел вечер, голова стала болеть,
   Зашумели самовары на столах,
   Заблестели чайны чашки на шкапах.
   Чайны чашки наливаются,
   В самоваре отражаются,
   Добры молодцы,
   Красны девицы
   Целоваются-миловаются.
  
   - Чай не остыл в самоваре? - спросил я, надеясь, что они захотят почаевничать со мной. Но в ответ услышал тихий смех. Оглянулся и... как и ожидал, никого не увидел.
   Вот тебе и лапотники. Вот и неотесанные. Просты-просты, а насквозь видят. Что ж. Знать, время не пришло поближе нам познакомиться. Где-то не совсем я доверие их заслужил.
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВА 6
  
  
   ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ? - НИЧЕГО. - А ТЫ
   ЧТО? - ДА У НЕЕ ПОМОЩНИЦА
  
  
   -Н
  у как? - весело спросил я девочек, едва они пронырнули в мою негостеприимную дверь. - Задание выполнили? Показывайте!
   Призамялись они, на носки своих ботинок смотрят и нехотя отвечают.
   - Вы знаете... по телевизору мультики показывали... - это Леся так говорит.
   - Потом передачи интересные шли... - добавляет Катя.
   - Вы не смотрели? - спрашивают в один голос.
   - Вы какие такие сказки мне рассказываете? - нахмурил-ся я. - Я вам кто? Папа? Мама? Или ваш школьный учи-тель?
   - Мы забыли, - без всяких хитростей говорит Катя. - Вот если бы нам кто-нибудь напомнил.
   - Без напоминания вы не можете?
   - Без напоминания забыть проще простого.
   Меня их слова совсем не удивили и не обрадовали. Я примерно этого и ожидал. Но для воспитания показал де-вочкам, что я огорчен их ответом.
   - Кто и что вам напоминать должен? Вы маленькие? Или у вас память дырявая?
   - Наверное память дырявая, - соглашается Леся. - Я вот все время помню, а потом вдруг, когда надо помнить, за-бываю. А потом, когда уже поздно помнить, опять вспо-минаю. И мне попадает за это часто.
   - А мне не попадает, но я тоже такая беспамятная, прямо дырка на дырке в голове сидят и все мысли через них те-ряются.
   - Голову зашить надо, - подсказывает Леся.
   - Легко сказать - голову зашить. А где ниток мозговых взять? - разводит руками Катя.
   - Каких ниток? - спрашиваю я.
   - Мозговых!
   - А что это за нитки такие? Что-то я о таких первый раз слышу.
   - Вы не у меня, у Леси спрашивайте. Она тоже не знает, - советует мне Катя и смеется.
   Вот какие девчонки. Проказницы! Так ловко меня разы-грали. Ну разве можно на них после такого даже понарош-ку сердиться?
   - А у меня подпольные мужички опять книжку утащили, - сообщаю новость.
   - Зачем она им?
   - Зачем книжки берут? Читать, наверное.
   - А мы читать книги не любим, - говорит мне Леся и морщится, как будто книги читать так же неприятно, как есть неспелую рябину или калину.
   - Что же вы любите?
   - Мы телевизор смотреть любим. И семечки. А книги читать скучно. Сразу или зевать начинаешь, или голова бо-лит.
   Приехали! Я, глупый, книги пишу, сказки для детей со-чиняю, подготавливаю их к восприятию и пониманию серьезных жизненных книг, а они, оказывается, не любят читать! Что же, весь мой труд зряшный?
   - В вашем классе все читать не любят?
   - Нет, - говорит Катя. - Не все, только некоторые, чело-век тринадцать.
   - Или меньше, - вставляет Леся. - Я раньше, когда в пер-вом классе училась, любила читать. Вечерами дома читала маме и Олечке. Олечка -это моя младшая сестренка, ей че-тыре годика было. Она такая смешная, меня зовет Няней. А потом папа всегда вечером стал пьяным домой приходить, и мы с Олечкой прятались от него под кровать, пока он не уснет. А он бродит - бродит по комнате, ворчит себе под нос. И получалось, что мы всегда раньше папы засыпали, и мама вытаскивала нас из-под кровати за ноги и на диван укладывала.
  
   Говорила матке:
   “Продадим мы батьку,
   Человек он пьяный,
   Пропадает даром.
   Мы на денежку
   Купим девушку,
   На полушечку
   Купим душечку.”
  
   Мама меня не слушала, а папа все равно от нас куда-то уехал и его теперь никакого у нас нет. А я уже расхотела любить читать, а вместо книг полюбила телевизор смот-реть. Его можно и в темноте, и из под кровати смотреть. Олечка сейчас в школу ходит и сама читает маме. Я тоже слушаю. Слушать лучше, чем читать.
   - Господи, - вздохнул я, а мыслей - целый клубок враз намотался.
   - Книжку читаешь, читаешь и устанешь, - рассказывает дальше Леся. - Телевизор смотришь, смотришь, совсем не устаешь.
   - Так ли? По вашему лень - работа или отдых?
   - Отдых, - не задумываясь отвечает Катя.
   - А я иногда так наотдыхаюсь, даже подняться не могу, как будто на мне верхом ездили.
   И они заспорили. Но так и не отгадали моей загадки.
   - Семечки и телевизор! - сказал я. - Вот где секрет за-рыт. Вы любите то, что у людей здоровье и ум отнимает.
   - Здоровье и ум? - недоверчиво спросила Катя.
   - Отнимают семечки и телевизор? - спросила Леся.
   - Мы ничего об этом не знаем! - это опять Катя.
   - А как они это делают? - а это Леся. На меня обрушился шквал вопросов.
   - Очень ловко делают. А главное - незаметно. Начнем с семечек. Можете вы два дела одновременно делать?
   - Я могу! - похвастала Леся.
   - Сейчас проверим. Ты играй “Собачий вальс” и читай вслух книгу. Играй, играй. И читай. Нет, чур не сбиваться, мы так не договаривались. Ах, не получается не сбиваться? А теперь что скажешь?
   - Нельзя одновременно два дела делать.
   - Но вы же делаете! Вы постоянно грызете, жуете, плюетесь. И хотите, чтобы ваша голова, ваша умница еще что-то соображала? Не выйдет. Или семечки, или думать. Даже разговаривать с семечками трудно. Сколько часов вы ими заняты?
   Леся подняла глаза к потолку и принялась подсчиты-вать, загибая пальцы.
   - В школе четыре перемены, по дороге из дома и домой, немного на уроках и много на улице. Часа три наберется.
   - Три часа ваш мозг не только не развивается, но и за-бывает то, что знал. Хотите долго жить?
   - Хотим.
   - Тогда я вам раскрою один секрет. Но чур, про него ни-кому ни слова. Договорились? Тогда слушайте. В четыре часа утра, в самую темную ночь, когда на небе не светит ни одна даже самая маленькая звездочка, а все огни в окнах погашены... - Они слушали, раскрыв рты, словно я им сказку говорил. - Итак ровно в четыре часа утра посмотри-те на ваши семечки. И вы увидите как из них...
   Девочки мои напряглись вниманием, слушают, аж за руку одна другую схватила. И, только я сделал паузу, от не-терпения прошептали.
   - Что?
   - Что "что"? - я сегодня такой непонятливый.
   - Ну что "из них"?
   - Выползает или вылетает?
   - Откуда мы знаем?
   - Вы же нам рассказываете!
   - И я не знаю. То есть как будто бы не знаю, - уточняю я. - Но скоро узнаю.
   - Когда?
   - А вот выполните задание и мне расскажете, и я знать буду.
   - У-у, - огорчились девочки.
   - Но помните о главном условии - до выполнения зада-ния семечки не есть. Иначе эксперимент не удастся.
   - Леся, попробуем?
   - Я запросто в четыре часа проснусь. И будильника не надо, - похвастала Леся.
   - Только помните, - повторяю я, - два условия: темным-темно и не есть семечки.
   - Оно будет живое или какое?
   - Не хитри, - предупредил я Лесю.
   - Я не хитрю, я просто боюсь что я увижу и забоюсь, - призналась Леся.
   - Не забоишься, - пообещал я. - А теперь поговорим о втором глупом занятии - о телемании. И здесь почти как с семечками. Чем больше смотрят телевизор, тем больше глупеют. Вы опять спрашиваете у меня - почему? Я опять отвечаю вам: когда сидишь перед экраном, работают лишь глаза и маленький кусочек мозга. Перед телевизором нель-зя думать - некогда! Будешь думать - не увидишь, что дальше произойдет. Замечали, наверное, смотрите телеви-зор, а кто-то рядом постоянно переспрашивает: кто это? а чего он сказал? и так далее. По таким вопросам сразу уга-дывается неопытный телеман. Он еще не разучился думать, то есть не научился смотреть телевизор. Опытные знают - зачем думать? В конце все покажут и все расскажут. Луч-шие мастера телемании могут сутками смотреть на экран, а спроси у них - о чем показывали? - и ничего, кроме “ша-рах”, “бубум”, “хрясь” или близкого к этому не услышишь. Тут не только думать, а и разговаривать разучишься. Прак-тики нет. И память потеряешь - тренировки нет. У настоя-щего телемана в голове работающего мозга - с детский ку-лачек, даже меньше - с детский ноготок. Он смотрит все подряд, он раб экрана и его правильнее называть телебара-ном. Без свежего воздуха, без движений. Ни во двор мяч погонять, ни в секцию, ни в кружок. Вот вам и калека, вот и больной с кривым позвоночником и слабыми глазами. А книга... Книгу даже стыдно сравнивать с телевизором. По-читал, остановился. Пальчиком место придержал, задумал-ся. Как написано! Какой язык! Какая красота в слове! Воду в жаркий полдень пьешь и напиться не можешь. Послед-нюю страницу перевернул и грусть напала - как жаль, что автор дальше не сочинил, не хочется расставаться.
   Книги писать надо уметь, это каждому известно. Но и читать книги умение необходимо. Это труд и труд столь же тяжкий, сколь и радостный. С книгой и посоветоваться и поспорить можно. О дружбе и любви узнать. И в разных странах, и в разных веках побывать.
   Вот что такое - книга.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВА 7
  
  
   ДАЙ БОГ ГОСТЯ, ДА С ХУДЫМ
   РАЗУМОМ /(неразборчивого)
  
  
   Д
  ома меня ждал сюрприз.
   Все было вверх дном.
   Дочка в поте лица прибирала свою комнату - снимала с полок игрушки, книги, тетради, протирала пыль, выбрасы-вала бумажки и отслужившие свое вещи, ставила все по местам ровненько и красиво: книги - корешок к корешку, тетради ровной стопочкой, кукол в полном одеянии. Сын сидел на кухне около расстеленной на полу газеты и очи-нял карандаши.
   Еще у подъезда дома я ругал себя - опять заработался, поздно иду, все спать давно легли и меня не видели. Надо, мол, правило завести - не позже десяти вечера возвращать-ся.
   Открываю дверь, а в квартире целое столпотворение.
   - Что происходит? - спрашиваю с порога.
   - Папа! - подбегает ко мне дочь. Глаза ее сияют, в руке какая-то открытка. - Отгадай, что у меня есть?
   - И отгадывать не надо, я и так вижу открытку.
   - А вот и не угадал! - захлебывается от восторга дочь. - Не открытка это, телеграмма на праздничном бланке!
   - Мне?
   - Нет, мне! Они приезжают! - кричит она, прыгает от нетерпения на месте и трясет у меня перед носом открыт-кой-телеграммой.
   - Доченька, - прошу я. - Или дай мне прочитать, что в телеграмме написано, или скажи толком - что здесь проис-ходит. Кто приезжает? Бабушка с дедушкой?
   - Что ты, папа! У бабушки с дедушкой сейчас огород подошел, и коров пасти надо, - делает мне замечание дочь, мол, взрослый, сам понимать должен, нечего глупые во-просы задавать. - Не можешь угадать - сдавайся!
   Я поднял руки вверх.
   Восторгу дочери не было предела. Она вытянула шейку как гусенок у воды, округлила глаза и выпалила:
   - Ко мне подпольные мужички приезжают! Двое! Ско-рым поездом! - и милостиво позволила. - На, читай!
   Взял я открытку - красивая, букет роз нарисован. Рас-крыл ее - и вправду телеграмма, все честь по чести - напе-чатано и приклеено. Город - наш, Магнитогорск, адрес - наш, и даже дом и квартира наши. Никакой ошибки. Да и какая может быть ошибка, если фамилия и имя дочери ука-заны.
  
   ВЫЕЗЖАЕМ ПОЕЗДОМ ТЧК ЖДИ ТЧК
   СКОРО БУДЕМ ТЧК ГОШ САВ ТЧК
  
   Я не меньше трех раз перечитал телеграмму вдоль и по-перек, слева направо и справа налево, перевернул ее и так и эдак. Мне оставалось только развести руками, что я и сде-лал.
   - Вот проказники! Надо же, что удумали. Расспрашива-ли о других, а едут к нам. С проверкой. Комиссия! Мама! Как думаешь, что делать будем?
   - Ваши гости, вы и разбирайтесь, - коротко ответила Мама. Она у нас любит коротко отвечать. У нее всегда много работы, как у всякой Мамы, некогда разговоры раз-говаривать. - Что от меня зависит, я сделаю. Вы свою ра-боту сделать не забудьте, а за меня не волнуйтесь. Заказы-вайте, - пирог, торт или печенье?
   - Папа, - заглядывает мне в глаза дочь. - Они больше любят торт или печенье?
   - Торт с печеньем, - не задумываясь отвечаю я, потому как, честно говоря, не знаю, что они любят больше.
   Маму такой ответ естественно не удовлетворяет.
   - Нет, дорогие мои, - говорит она, ни на минуту не от-влекаясь от кухонной работы, - торт с печеньем - это жир-но будет. Телеграмма поздно пришла, я не успела в мага-зин сходить, сметаны свежей купить. Да и на работу мне завтра, а вам - одной в садик, другому в школу. Что я ус-пею, то и сделаю. А придет выходной, постряпаемся как следует и мужичков ваших всякой всячиной напотчуем.
   Мама ловко управлялась с мукой и вареньем, а мы, те-перь уже втроем прибирали в детской комнате.
  
   Ох...Вы пимы, мои пимы,
   Да пимы черненькие,
   Вы следы, мои следы,
   Да следы частенькие.
   Довели меня следы
   Все до горя, до беды:
   Девка парня провела,
   Дураком прозвала.
   - Ох ты, парень-дурак,
   Зачем ходишь к девке так,
   Ты подарок приноси,
   Да поздравствывайся:
   - Здравствуй, ягодка моя,
   Картинка моя,
   Да поцелуй-ка меня!
  
   - Они такие чистюли, - на полном серьезе рассказывала мне дочь, словно подпольных мужичков она знает давным-давно и так хорошо, как ребят из своей садиковой группы. - Чуть где непорядок увидят - листок валяется или каран-даш не на месте лежит, или хоть еще что разбросано, тут же заберут и в свой подпольный домик унесут. И все. И больше не получишь, хоть плачь, хоть смейся. И правильно делают - нечего разбрасывать.
   - Откуда ты знаешь? - спрашивает сын. - Тебе они сами рассказывали или сорока на хвосте принесла?
   - Да вот уж знаю, - отвечает ему дочь. - Получше тебя! Приедут, сам увидишь. Погоди еще - заплачешь. Вечно у тебя книжки на тетрадках вповалку спят, портфель места своего не знает, а носки - один у порога, другой разве что не на столе.
   - На себя посмотри, - отмахивается брат.
   - Что, стыдно стало? Жених уже, а все в машинки да в пистолетики играешь.
   Вот попугай! Это она своего брата нашими словами от-читывает. Надо же, запомнила вплоть до интонаций. А ему и весело.
   - Давай-давай смейся, как бы плакать не пришлось, - по-учает она брата и тут же объясняет мне. - А мужички у нас поживут, с дороги отдохнут, с Васей разберутся и я их с собой в садик позову, на немного.
   - Жди да радуйся, пойдут они в твой садик. Вы их там по рукам затаскаете, живьем замучаете. - Сыну нравится зацеплять сестру - как же! Он в восьмом классе учиться и в сказки не верит. А читать их все равно любит, хоть и большой.
   - И пойдут! У нас знаешь сколько разбрасывальщиков в группе? Полным-полно!
   - Ты, наверное, самый первый разбрасывальщик, - под-калывает брат.
   - А вот и нет! Я только иногда, - смущаясь говорит дочь. Но мне нравится, что она не хитрит, честно призна-ется. - Конечно, Васечкин, тебя бы в нашу группу! Приби-раешь, прибираешь за ними, а они разбрасывают, разбра-сывают. Надоест, и тоже начнешь разбрасывать.
   - Интересно, - небрежно говорю я, - тебе надоело, ты взяла и разбросала. А воспитательнице вашей, Раисе Сте-пановне, тоже надоедает за вами прибирать? Она тоже раз-брасывает иногда?
   - Ты что, папа! Она же воспитательница! Она всегда умеет терпеть.
   - Так кому подпольные мужички в садике помогать бу-дут? Вам или Раисе Степановне?
   - И нам, и Раисе Степановне. Чтобы порядок всегда был.
   Ну, кажется с этим вопросом разобрались.
   - А чего они еще любят? - то ли спрашивает, то ли рас-суждает сама с собой дочь.
   - Еще они любят, когда перед сном дети сами им книж-ки вслух читают.
   - Сказки?
   - Не обязательно сказки. Можно и стихи, и другие исто-рии. Они все любят слушать, лишь бы им читали правиль-но и с выражением.
   - А они выйдут из своего домика, сядут и будут слу-шать?
   Дети самые лучшие мастера по выдумыванию всяких неожиданных вопросов.
   - Если им понравится, как читают, могут и выйти.
   - И я их увижу! - обрадовалась дочь. - Ой, скорее бы они приехали. Я прямо терпеть больше не могу. Сегодня всю ночь не усну, гостей ждать буду! - И правда, от нетерпения у нее даже щечки покраснели.
   Наконец, общими усилиями порядок в доме был наве-ден.
   Перед сном Лена взяла лист бумаги и написала цветны-ми карандашами:
  
   С ПРИЕЗДОМ, ГОШ И САВ !
  
  подписалась и приложила к листу маленький блокнотик и огрызок карандаша.
   - Вдруг они захотят мне что-нибудь написать, - сказала она, укладываясь в постель. - Интересно, они какими бук-вами пишут - быстрыми (это она так прописные буквы на-зывает) или печатными?
   - А ты какими бы хотела от них письма получать?
   - Я любые всякие понимаю, - совершенно серьезно го-ворит она, - но лучше когда печатными написано.
   - Все ясно, - киваю я.
   - Что тебе ясно? - понимает мое замечание дочь. - Я не для себя! Печатными буквами мужичкам удобнее писать - они же маленькие!
   - Они только росточком маленькие, а так совсем боль-шие.
   - Как дяденьки и дедушки?
   - Они и есть самые настоящие дяденьки и дедушки. С усами и с бородами.
   - Ух ты! Самые настоящие! А в гости ко мне, к малень-кой девочке едут! - с гордостью сказала она и повернулась к стенке.
   Спать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВА 8
  
  
   ПРИШЛО СЧАСТЬЕ, ХОТЬ В
   КОЛОКОЛА ЗВОНИ
  
  
   П
  ридя утром в свой кабинет, я решил первым делом переговорить с подпольными мужичками. Что они там напридумывали? Мало мне забот с ними в музыкальном доме, теперь еще в своей квартире спокойно не поработай, не отдохни? Тоже мне, шутильники нашлись! Оно, конечно, скучен день до вечера, коли делать нечего. Но я то чем провинился? Они тут бездельем маются, чем себя занять не знают, а у работающего человека последние сво-бодные минутки отрывать будут. Не выйдет! Не для того я их придумал, чтобы мне же с ними и мучаться. А, впрочем, я сам во всем виноват. Рассусоливался с ними, строгости не проявлял, вот они и сели мне на шею. А слова-то какие умные говорят! “Ругать надо всех почаще! Чтоб неповадно было. Ремешком, кулачком по столу, громким голосом! Только на этом белый свет и держится!” Вот! Они же мне подсказывали, как надо с ними разговаривать. А у меня... Язык не поворачивается, рука не подымается, совесть не позволяет... И получил подарок. Так что терпи теперя го-док да одну неделю. Сам посеял, самому и урожай соби-рать.
   Я специально себе такие строгие слова говорил, чтобы легче было настроиться на серьезный разговор с мужичка-ми. Но они, видимо, почувствовали мое настроение и до поры до времени затаились. Любая гроза рано или поздно проходит - это правило они хорошо усвоили и носа не ка-зали. А я заимел возможность еще раз убедиться - мужички мои хоть и лапотные да не лыком шиты! Просты, просты, а чуют за три версты.
   В таком возбужденном состоянии, конечно же, не сразу смог я начать работать. Только успокоился и напечатал на листе первую строчку, пришли Катя с Лесей. И, как всегда, с кучей новых новостей. Во-первых, мальчишка, который в одну из них, а может сразу в двух влюбился, теперь за ними не ходит. Прошлый раз, когда они шли с занятий, он (от любви, наверное) кидал в них комья грязи, а они его пой-мали и насыпали за шиворот земли, песка и прошлогодних листьев. Мальчишке, видать, это не понравилось. Земля, песок, это еще куда ни шло, стерпеть можно. Но листья! Они же колются и кожа от них чешется. И он перестал за ними ходить, прячется где-то. Даже на хор сегодня не явился.
   Во-вторых, у них в музыкалке начались экзамены. Еще немного и в школе начнутся. А там и каникулы. И они по-едут в пионерский лагерь. Лесе уже достали путевку, а Кате еще не достали, но маме на работе сказали, что обязатель-но дадут.
   А главная новость вот какая. Они долго меня не видели, потому что были майские праздники и было много выход-ных, как маленькие весенние каникулы. А за эти дни они видели один раз подпольных мужичков и успели их раз-глядеть. И сейчас Леся будет заниматься музыкой - у нее через час опять экзамен, а Катя нарисует Гоша или Сава, или другого, не знает имени, не успела спросить. Только ей для рисования надо листочек бумаги и цветные карандаши.
   Этого добра у меня в кабинете навалом, на полкласса хватит или на полшколы. И листочки и карандаши Катя получила. А Леся открыла крышку пианино. Они занялись каждая своим делом. А я хотел тоже заняться своим делом, но зачем-то взял и рассказал им о том, что было вчера ве-чером в моем доме, о телеграмме и о предстоящем друже-ственном визите.
   На девочек моих напало нетерпение. Леся через каждые три минуты спрашивала - который час? А Катя рисовала неохотно и все поторапливала Лесю.
   - Иди сдавай скорее свой экзамен! - Она даже не проси-ла подругу, а приказывала ей.
   - Как же я пойду сдавать скорее, когда я его и не доучи-ла совсем? И урок не мой идет, там Света сдает! - говорила Леся, упорно тыкая пальчиком в белые и черные зубы пиа-нино.
   - Надо было дома учить, - ворчала Катя.
   - Ага, дома! А кто, интересно, пришел и в куклы играть позвал? Думаешь, мне хочется сидеть здесь и заниматься? Думаешь, мне меньше твоего домой хочется?
   Они еще ни разу так не спешили домой и я, удивившись такому необычному с их стороны поведению, спросил.
   - Вас кто-то ждет?
   На что девочки почти хором ответили.
   - А вдруг и нам почтальон телеграммы принесет, а мы здесь сидим!
   - Вы хотите, чтобы и к вам подпольные мужички в гос-ти приехали? - не поверил я.
   - Конечно хотим!
   - Что же вы с ними делать будете? - спрашиваю я, а сам втайне надеюсь - вдруг их желания Гоша и Сава заинтере-суют и они не ко мне, а к девочкам захотят поехать.
   - Мы с ними дружить будем, - говорит Леся.
   - Утром они будут поднимать меня вместо будильника, - говорит Катя. - И дадут задание на весь день - что и когда сделать. А я буду выполнять.
   - А какие задания они тебе давать будут? - не унимаюсь я.
   - Ну, например, проснусь я утром, а на стульчике возле моей кровати записка: - “С добрым утром, Катя!” Я прочи-таю и мне сразу станет весело.
   Услышал я, о чем мечтает Катя, и негромко так по полу каблучком стук-стук два раза - сигнал подаю мужичкам, пусть послушают. А Катю дальше пытаю.
   - “С добрым утром, Катя!” Ничего не скажешь, приятно проснувшись получить такую записку. И не захочешь пове-селеть, а повеселеешь. Дальше что?
   - Дальше? Когда настроение хорошее, - фантазирует Ка-тя, - валяться в постели совсем не хочется. Я сразу подни-маюсь, музыку включаю и танцую. Зарядку делать скучно, зарядку не люблю. А танцевать не скучно, танцевать даже весело. И разомнешься лучше чем от зарядки. А в записке мне еще напишут про зубы и про постель.
   - Я так понимаю, что без напоминания ты и постель не заправляешь, и зубы не чистишь?
   - Иногда чищу, а иногда не чищу, - смущается Катя. - Я или забываю или так забегаюсь, погляжу на часы - батюш-ки - бежать пора, тут уж не до зубов или постелей.
   - Мама разве тебе не напоминает?
   - Мама всегда напоминает, даже по десять раз иногда говорит, но это не интересно, когда тебя заставляют, а тебе не хочется делать. И как-то само собой забывается. А с му-жичками все будет как игра. Зарядка - игра. Постель запра-вить или умыться - игра. И даже уроки учить или в магазин идти - все как игра. Вы, наверное, тоже любите дела де-лать, когда они на игру походят?
   - Люблю, - признался я. - Когда играешь, и делается де-ло незаметно, и не устаешь никогда.
   - И у меня так же, - подхватывает Катя. - Иногда весь день по улицам носишься или с куклами возишься и ни ка-пельки не устаешь. А один раз мы с папой такую игру за-теяли. Кто быстрее свою работу сделает! Он в магазин за молоком и картошкой сходит, или я полы в квартире вы-мою. На щелбан поспорили. И я его обогнала! Он пришел, а я уже даже половики постелить успела. И ни чуточки не устала. И папе щелбанчик поставила. Я же выиграла!
   - А если бы не играла?
   - Когда не играю, я всего в одной своей комнате пол мою. Весь день собираюсь. Так устану, прямо с ног от ус-талости валюсь. А иногда мама меня даже пожалеет, сама возьмет и вымоет пол. Или посуду за меня вымоет. Когда мне неохота или я забыла нарочно вымыть. Я, чтобы не скучно было что-нибудь неинтересное делать, сама себе игру выдумываю. Или смешную песенку пою.
  
   Как на горе купорос рос.
   Там черт мальца за хохол трес.
   Потрес, потрес, да в болото занес,
   Да к лозине привязал,
   Красной девке наказал:
   Красна девка - сторожи,
   Но, гляди, не отвяжи,
   Никому не скажи!
  
   Лесе тоже захотелось пофантазировать. Она разверну-лась на стуле к нам лицом и мечтательно уставилась в по-толок.
   - А меня утром разбудят и в записке напишут: - “Леся! К трем часам выучи уроки. Сходи за хлебом и молоком.” Ко-гда это мама пишет, обязательно забывается. А когда под-польные мужички напишут, уже никогда не забудешь, обя-зательно сделаешь. А если не сделаешь, они один раз оби-дятся, второй раз обидятся, махнут рукой и уйдут к кому-нибудь другому жить. А ты останешься без них. И скучать будешь, и неряхой вырастешь. Никто тебя не полюбит та-кую и замуж не возьмет.
   - Я всегда все-все выполнять буду, что мне подпольные мужички напишут, - пообещала мне Катя. - И стану самой лучшей ученицей в классе, чтобы они мной гордились и ни на кого не променяли.
   - И я все-все выполнять стану, - почти шепотом сказала Леся. - Буду им как любимая дочка, или внучка. Только бы они пришли ко мне жить.
  
   ГЛАВА 9
  
   НЕ ДЛЯ ЧЕГО НАМ
   ВО ЧУЖИ ЛЮДИ ТОРОПИТЬСЯ
  
  
   К
  онечно же, я опять проглядел момент их появления. Или я такой невнимательный, или они очень осторожны. Как бы то ни было, но они появились.
   - Давайте, мужички, напоследок чайку попьем, да в до-рогу собираться зачнем, - услышал я печальный голос Са-ва. - Кто знает, когда еще вместе посидеть доведется?
   - Брюзжит, как муха осенью. Веселее, лапотные! - под-гонял Гош. - Не воевать, не горевать идем!
   - Аккурат вовремя поспели, - потирал руки Лэн. - Писа-тель остыл, а самовар согрелся.
   Звякнули чашки, зажурчала вода.
   Я хотел поговорить с ними - с утра собирался! Но на-строя на сердитый разговор уже не осталось. Получилось так, как и обсказал Лэн. Я остыл. Вольно или невольно почти весь день думал о предстоящем визите в наш дом Сава и Гоша, видимо смирился с его неизбежностью. А тут еще девочки нарисовали такие радужные перспективы пе-ревоспитания детей с помощью игр и моих подпольных мужичков, что мне уже захотелось самому посмотреть, прямо любопытство распирало - а что будет с моей доч-кой? Отразится ли на ней эта дружба?
   - Каким же таким поездом вы ко мне собрались приез-жать? - как бы между делом спросил я, но, видимо, выбрал неверный тон.
   Как я и ожидал, первым отозвался Гош. Но говорил он не мне.
   - Слушай, Лэн, рассуди нас. Ты вот о культуре размыш-лять любишь, об уважении. А для кого они существуют эти культура и уважение?
   - Для тебя, для меня, для всех, - бесхитростно ответил Лэн.
   - И я так думал, - развел руками Гош. Да впросак попал. Ни тебе здрасти, ни до свидания, сразу с порога взять и встрять в чужой разговор. Как это по-твоему называется?
   - Ну, дорогие мои, это уже наглость, - постучал я паль-цем по столу. - Вламываетесь в чужой кабинет, пьете из чужого самовара чужой чай и, мало того, что хозяина не удосужились к столу пригласить, так вы его за его же гос-теприимство и попрекаете? Да-а... Гость гостю рознь, ино-го хоть брось. Вот как это называется. Ну, Лэн, а на это что скажешь?
   - Чего я... опять я... Чуть что - все Лэну отвечать. Как называется? А так и называется. Близкий сосед лучше дальней родни должен почитаться.
   - Выходит, не по-соседски Гош поступает?
   - Выходит не по-соседски, - соглашается со мной Лэн.
   - Ты, Гош, праздник не порть, - попросил Сав. - Потер-пи один денек без ворчаний. Чего опять взъелся?
   - Каким поездом, каким поездом, - бубнил Гош. - А то не знает, какие поезда бывают.
   - Вдруг и правда не знает? Может он всю жизнь на са-молетах летал или на машинах наруливал!
   - Ох, Сав, тебе бы только защищать. Как думаешь, он по улицам ходит?
   - Думаю что ходит.
   - А глаза у него есть?
   - Есть, как не быть. Какие-то глупости спрашиваешь. Не пойму я - к чему ты клонишь?
   - Загадку слушайте. Вагоны по рельсам бегут, колесами стучат. Что это такое?
   - Поезд! - первым отгадал Кат.
   - Или трамвай, - добавил Сав.
   - Не велика разница. Трамвай - тот же поезд, только ва-гонов у него мало, один или два. Вот он, поезд наш! И тот, кто по улицам ходит и глаза имеет, не мог этих поездов не видеть. А раз не мог не видеть, то и нечего было спраши-вать.
   - Я потому трамвай назвал, что он мне больше нравится, - похвастал Сав. - Мы на трамвайном поезде катались.
   - Да ну! Когда это вы успели? - хором спросили Лэн и Кат.
   - Когда вы спали! Мы пошли погулять, а за соседним домом станция. "Лесопарковая" называется. И там трам-вайные поезда туда-сюда, туда-сюда накатывают. Двери открываются, двери закрываются. Мы в один запрыгнули, под сиденьем спрятались и едем, и опять едем. А потом думаем - наверное хватит. Вдруг вы проснетесь и нас поте-ряете? Испугаетесь еще. Выскочили мы из поезда и домой бежать. А дома нет. Туда - нет, и сюда - нет. Так мы и за-блудились. Искали, искали, со станции на станцию переез-жали. Только утром кое-как нашли нашу, родную, Лесо-парковую. Все, говорим друг другу, больше никогда не по-едем на поезде, а то заблудимся навсегда и никогда не найдемся. И пропадут без нас Лэн и Кат.
   - И больше не катались?
   - Как же не катались, - усмехнулся Гош. - Еще как ката-лись.
   - Расскажи!
   - Сав начал, пусть сам и дорассказывает.
   Сав сделал из чашки пару глотков, смочил горло ос-тывшим чаем, словно готовился произнести важную речь в английском парламенте, и продолжил рассказ.
   - Так интересно было в поезде кататься, что мы, не-смотря на обещание, скоро опять захотели. Вас не позвали, думали - ругать будете, или забоитесь. Мы про поезда что знали? Что опасно - под колесо попал и сразу пропал. Пока сами не убедились, так и думали. А вы еще не убедились. Вот и решили - пока вам ничего не скажем. Как освоимся, и вас позовем. Думаете - осваиваться не страшно? Еще как страшно! Стоим мы вечером, на трамвайчики смотрим. Я говорю: - “Гош, а если мы проедем одну станцию, переся-дем на другой трамвай и назад вернемся. Так никогда не заблудимся. Что здесь страшного - одну станцию туда, од-ну станцию обратно?” Попробовали - и правда получилось! Раз - получилось, и еще раз - получилось. Вот мы обрадо-вались! А потом опять не получилось, потом опять заблу-дились. Кое-как назад выблудились. Оказывается, на дру-гой станции, которая "Сталевары" называется, трамвай на две стороны идет. Хочет - прямо идет, а хочет - криво за-ворачивает. Нам-то как раз надо криво заворачивать, а он прямо увез. Но мы с Гошем уже опытные путешественни-ки, уже знаем, что к чему. Главное, название станции за-помнить и номерок на поезде. Не тот, который сбоку или на лбу у него написан, а который на квадратике в окошке. И тогда катайся сколько хочешь, никогда не заблудишься. Мы к сказочниковой дочке поедем до станции "Доменщи-ки". Уже и билеты купили.
   - А деньги где взяли?
   - У писателя.
   - Из кармана?
   - Что мы, воры, по-твоему? - рассердился Сав. - Он сам дал.
   - Что-то не припомню такого, - вмешался я.
   - Сейчас припомнишь, - обещает мне Гош. - Ты плато-чек из кармана доставал очки протирать, у тебя монетки на пол просыпались. Помнишь?
   - Было такое дело.
   - Ты их собрал, да не все. Две под пианино закатились. Помнишь?
   - Правильно.
   - И еще сказал кое-что.
   - А вот тут уже не помню.
   - Еще сказал - кто найдет, тому на здоровье.
   - Мы нашли, нам на здоровье. Одну монетку на теле-грамму истратили, а на другую билеты на поезд купили.
   - Как это вы их купили? - спросил я. - Интересно бы мне знать - кто вам продал?
   - А никто! Сами взяли. Сав приметил, где у начальника поезда билеты лежат, а мы знаем, когда на перекрестке он выходит стрелки переключать, дверь открытой оставляет.
   - И вы украли.
   - Все тебе воры да украли! Ты чего это, Лэн, такой по-дозрительный? Ничего мы не крали! Я посторожил, а Гош, он пошустрее, залез в кабинку и взял билеты. У начальника их целая куча, вот такая!
   - Я же говорил - украли! - почти закричал Лэн.
   - Тьфу на тебя! Я монетку в коробочку положил. Там специальная коробочка есть и в ней денежек полно-полно. Я свой к ним добавил и стало полным-полно и еще одна штука. Так что теперь у нас билеты есть. Туда два, обратно два, и запасной один. Всего пять штук - Гошу и мне.
   - Твердо решили ехать? - с грустинкой в голосе спросил Лэн.
   - А куда деваться? - сказал Гош. - Ты сегодняшний раз-говор слышал? Понял? Я подозреваю - писатель специаль-но нам его подстроил. Ну да бог с ним. Главное не в этом, главное в том, что нужны мы. Ему хорошо, он свое место в жизни нашел. А нам каково? У нас нет своего места. Сколько можно зазря жить? Пойдем мы с Савом по белу свету бродить, может где и наше дело нас дожидается.
   - Вы уж тут не скучайте без нас, - негромко попросил Сав.
   - Мы вам письма писать будем, - пообещал Гош.
  
   Не для чего нам во чужи люди торопиться,
   Жить у батюшки в доме хорошо.
   А в чужих людях рано меня будют,
   Э-ой на работушку гонют до зари.
   Э-ой мало силы, работа не по силе,
   С той работушки рученьки болят.
   Рученькам больно, сердцу беспокойно,
   Матушку с батюшкой видеть не велят.
   Э-эх и зачем было во чужи люди торопиться,
   Жить у батюшки в доме хорошо...
  
   - Ну чего ты, Лэн. Мы тебе со сказочником приветы пе-редавать станем, - сказал Сав.
   - Не получится, - ответил ему Кат.
   - Почему не получится? Он каждый день в кабинет при-ходит. Что ему трудно друзьям два слова сказать?
   - Да не про то я говорю, - нетерпеливо остановил Кат. - Мы тут с Лэном посоветовались...
   - И вы уходите? - удивился Гош.
   - А куда? - спросил Сав.
   - Да вот, приглядели и мы себе.
   - А билеты? Билеты есть у вас?
   - Нет еще, не покупали, - ответил Лэн.
   - А деньги есть?
   - Нет еще, не доставали, - ответил Кат.
   - Слушай, Сав. Зачем нам билеты обратно? Мы рубим канаты, уходим навек. Так в песне поется?
   - Правильно, Гош! Отдадим запасные билеты Кату и Лэну. Авось и они свое место найдут.
  
  
  
  
   ГЛАВА 10
  
  
   ДА, ЭТО ДЕЛО НЕХОРОШЕЕ, А
   ДАЙ-КА ПОПРОБУЕМ
  
  
   О
   том, что они приехали, первой узнала дочь. Она пришла из садика, а на ее записке большими печатными буквами выведено:
  
   ПРИВЕТ, ЛЭН! СПАСИБО ЗА ПИСЬМО. ТЫ МОЛОДЕЦ! МЫ НЕМНОГО ОТДОХНЕМ С ДОРОГИ И ВОЗЬМЕМСЯ ЗА ДЕЛА.
   ГОШ и я, САВ.
  
   Вот так и написано, слово в слово, без ошибок, со зна-ками препинания. Только буквы разные по высоте: одни большущие, а другие, хоть и тоже большие, но кажутся ря-дом с ними маленькими-премаленькими.
   До позднего вечера мы ждали всей семьей - как же они проявят себя? Увидим мы их, или просто услышим голоса? Больше всех нетерпение проявляла, конечно же, Лена.
   - Ну что они? Ну когда они вылезут? - спрашивала она ежеминутно и все бегала по квартире, заглядывая во все щели и уголки. Она даже не боялась оставаться одна в комнате с выключенным светом, сидела, вжавшись в угол дивана и старалась не дышать. И таращила в темноту глаз-ки.
   А больше всех ни во что не верил и усмехался наш сын Вася. К его нескрываемой радости, мы так ничего и не до-ждались. Тихо, словно их и нет.
   - Рассказывайте другому ваши сказки, - сказал он, со-всем забыв, как еще недавно засыпал только под сказку, да и сейчас мультики по телевизору смотрит - за уши не от-тащишь.
   Перед тем как лечь спать, дочь, так, на всякий случай, почитала вслух сказку о Попе и Балде. Страниц пять или шесть, пока не устала и у нее не начали слипаться глаза и заплетаться язык. С тем и уснула. А утром обнаружила, что все книжки и бумаги, разложенные как попало на нижней полке, валяются на полу. А на подушке лежит записка.
  
   НАМ НИЧЕГО НЕ НАДО. ПРИБЕРИСЬ. ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. ТВОИ ДРУЗЬЯ ГОШ и я, САВ.
  
   Дочь нисколько не обиделась на подпольных мужичков за устроенный ими беспорядок. Наоборот, она завизжала от восторга.
   - Я знала, что они пришли! - расталкивала она полусон-ного брата и совала ему под нос записку Гоша и Сава.- На, смотри, Фома неверующая!
   И в таком возбужденном состоянии она быстренько прибралась, безо всяких напоминаний, замечаний и ворча-ний умылась, оделась и, подхватив записки, собралась идти в садик.
   А сын опять хитро смотрел на меня да посмеивался, как бы говоря: - “Я-то знаю, чьи это проделки. Меня на мякине не проведешь!”
   Я не стал ему ничего доказывать. Думаю - придет время, сам все увидит.
   - Не забудь рыбок покормить, - напомнил я ему, уже стоя на пороге. Он всегда забывает делать это утром и рыбки до обеда голодают. - И в магазин сходишь после уроков.
   - Ладно, - бурчит сын, дожевывая на ходу. Он торопит-ся. Ему хочется убежать из дома вперед нас, чтобы не за-крывать двери. Но сын уходит из дома последним. А при-ходит домой первым. Пока он в школе, дома тишина. Рыб-ки они молчаливые, из них слова не вытянешь, тем более на голодный желудок. Так всегда бывает. А сегодня...
   - Ух ты, Гош! Я еще никогда столько книг не видел!
   - Как ты их мог видеть, если нигде дальше музыкально-го дома не бывал.
   - Нам тут на сто лет хватит читать, и то все не перечита-ешь! - Сав ходил вдоль полок и разглядывал корешки.
   - С тобой, Сав, невозможно в люди выйти. Всему удив-ляешься, на все глаза таращишь, - привычно ворчал Гош.
   - Зато ты всегда строишь из себя всезнайку, - ответил Сав. - И везде-то ты побывал, и все-то ты повидал.
   - И не бывал, и не видал. Мы с тобой всегда вместе. Там, где был я, там и ты был. И знаю я не больше твоего - книги одинаковые читаем. Только вижу я - слушаешь и чи-таешь ты не очень внимательно. Вот и задаешь глупые во-просы. Ну? Опять уставился! - взмахнул руками Гош. - Что еще увидел?
   - Смотри, - восторженно произнес Сав. - Рыба!
   - И правда рыба! - Гош совсем забыл, что ему не надо так удивляться. Но живая рыба это совсем не то, что нари-сованная. Тут и не захочешь удивляться, а все равно выхо-дит удивление. - Сав! Ха! Смотри-смотри, их много. И они разные, как покрашенные!
   - Эту я знаю, - сказал Сав, указывая пальцем на самую огромную. - Про нее у Пушкина написано.
   - “Поймал старик рыбку. Не простую рыбку, золотую.” - громко прочитал Гош.
   - Я тоже помню эти стихи. Там еще картинка была. Точь-в-точь такая как эта. И хвост такой, и глаза такие. Слушай, Гош, а может это она и есть? Она художнику по-зировала?
   - Не знаю. Все возможно, - растерянно говорил Гош. Он явно думал о чем-то своем. - Сав,- оглядевшись, шепотом предложил он. - А давай рыбачить.
   - Ты чего выдумал, Гош? Мне кажется - это дело нехо-рошее. Разве можно?
   - Чудак! - рассмеялся в лицо ему Гош. - Для чего по-твоему рыба существует?
   - Ну это просто! Это я знаю! Чтобы в воде плавать!
   - И только? Бревно тоже в воде плавает, но никто не на-зывает бревно рыбой. Потому что бревно нельзя жарить и есть.
   - А рыбу можно жарить и есть, - машинально ответил Сав и уставился на Гоша. - Все равно я не понимаю - куда ты клонишь.
   - Чтобы рыбу пожарить и съесть, ее что надо?
   - Что?
   - “Поймал старик рыбку...”- напомнил Гош.
   - Правильно, поймать! Как это я сразу не догадался!
   - Мы зачем в этот дом пришли? Мы добрые дела хозяе-вам делать пришли, помогать им во всем.
   - Здорово! Придут они с работы, усталые, голодные, а им уже рыба наловлена. Бросай на сковороду и садись ужинать. - Сав радовался возможности сделать первое в жизни доброе дело.
   - Вот и начнем, - довольно потирал руки Гош. - Надо поторопиться. Ты не думай, что рыбалка - простое дело. Тут голова нужна!
   - Ну-ну, рассказывай, - благодушно усмехался Сав. - А то мы не знаем.
   Пока Сав искал - из чего сделать удилище, Гош принес банку, набрал в нее воды, сделал из кусочка проволоки крючок, а из тонкой нитки леску. Когда в доме есть дети, найти все необходимое для рыбалки - пара пустяков. Сав принес вязальную спицу. И друзья уселись на край аква-риума.
   Гош нацепил на крючок приманку - кусочек хлебного мякиша.
   Рыбалка началась.
   Аквариумные рыбки оказались хитрее, чем думали Гош и Сав. Они никак не хотели ловиться на крючок. Общипы-вали хлеб по краям и довольно шлепали губами.
   Рыбакам не очень нравилось сидеть возле воды, видеть как плавают под ногами рыбы, покусывают их за лапоточ-ки, но никак не клюют. Сколько уже просидели, а банка, которую приготовил Гош, все еще пуста.
   - Эта рыба какая-то ненормальная, - первым догадался Сав. - Мне совсем не хочется ее ловить. Она, наверное, и на вкус противная, все вредные обязательно противные.
   - Не сваливай на рыбу, она не виновата. Это мы с тобой рыбаки ненормальные, - признался Гош. - Первый раз ры-бачим, не научились еще, а рыба не дура - она чувствует, перед ней новички, вот и водит нас за нос.
   - Как бы ее взять и поймать в воде, как шапкой или еще чем-нибудь.
   И тут Гош увидел сачок.
   - Вот она, настоящая рыболовная снасть! - обрадовался он. - Сейчас мы с тобой напромышляем как на рыболовном траулере где-нибудь в Тихом океане!
   - Ты что! Он же огромный! Как ты его поднимешь? - испугался за друга Сав.
   - Чудак, нас же двое!
   И рыбалка началась с новой силой.
   Гош и Сав, встав на угол, закинули сачок в воду. В не-вод попалась гупешка. Она заметалась, но вырваться не смогла и переехала на новое место жительства в банку. Гу-пешка - какая рыба? Так мелочь. Но это для нас мелочь, а для подпольных мужичков она по крайней мере с хороше-го карпа или леща.
   - Сачком ловить здорово! Ждать долго не надо. На удочку рыба сама ловиться и от рыбака ничего не зависит - сиди себе да жди, когда ей захочется есть и она клюнет. А сачком - совсем другое дело. Здесь от желания рыбы не за-висит. Она совсем не хочет ловиться, а ты ее р-раз и сло-вил. Вот это настоящая рыбалка! Закинул и води под во-дой, лови разинь! - Гош развеселился и болтал без умолку.
   Следующим заходом поймали еще одну гупешку. Их было сначала две, но пока мужички подводили тяжелый сачок к берегу, то есть к стеклу, она выпрыгнула и спрята-лась в заросли растений. А оставшуюся посадили в банку.
   - Вот теперь вам будет веселее. Можете разговаривать друг с другом, рассказывать что-нибудь, сказки, например. А мы вам сейчас еще подружек подкинем, для нас это за-просто, мы морские рыбаки! - хвастал Сав.
   И сачок опять погрузился в воду.
   На этот раз рыбакам выпала удача. В сачок сами заплы-ли две огромных рыбины. Они гонялись друг за дружкой. Одна убегала и решила спрятаться в сачке, а другая дого-няла ее и просто попалась.
   - Тяни! - закричал Гош. - Уйдут!
   - А я что делаю? - покраснев от натуги, Сав упирался ногами в края аквариума. - Сам не филонь!
   Сачок наполовину вышел из воды. Рыбам это не понра-вилось. Они моментально помирились и решили вместе бороться за свободу, дружно ударили хвостами и... Сав свалился на стол, едва не угодив в банку с гупешками, а Гош уронил сачок в аквариум и сам полетел следом.
   - Ай! Тону! Спасите! - завопил он, барабаня что есть си-лы по воде. Брызги поднялись до потолка.
   Сав ничего не мог понять. А когда разобрался, кинулся спасать друга. Первым делом он решил поймать Гоша на крючок. И Гош клюнул. Теперь он больше не тонул, а бол-тался как рыба на тонкой нитке и опасливо поглядывал - выдержит ли нить, не порвется ли? Брызги исчезли, волны затихли, море в аквариуме успокоилось. Опасность мино-вала.
   Сав почесал в затылке и придумал как вытащить Гоша.
   - Снимай одежду, - приказал он через минуту спасенно-му другу. - Выжмем и сушить повесим.
   Они разложили одежду на батарее, а сами расположи-лись вокруг игрушечного футбольного поля и стали заби-вать друг другу голы.
  
   Ой, авсень, мой авсень,
   Коляда-коляда!
   Дома ли хозяин?
   Его дома нету!
   Он уехал в поле
   Пашеницу сеять.
   Сейся, сейся пашеница,
   Колос колосистый!
   Колос колосистый,
   Зерно наливное!
  
   Гош и Сав так увлеклись игрой - ведь играли в футбол тоже первый раз в жизни! - что позабыли обо всем на све-те. Очнулись, когда в прихожей загорелся свет, а в комнату влетел и грохнулся на пол едва не придавив Сава, тяжелый красный портфель.
   - Бежим! - пропищал Гош.
   И они удрапали.
   Сын, несмотря на мое напоминание, утром рыбок не покормил. Подошел к аквариуму, а там... На столе и на по-лу - лужи, сачок утонул в аквариуме и в нем две рыбины - золотая и гурами - как в неводе запутались, в пол-литровой банке плавают гупешки и тут же валяется какая-то дурац-кая удочка.
   Он освободил рыб и побежал за тряпками. Убрал воду на столе и на полу. И под батареей лужа. А на батарее су-шатся какие-то вещи. “Лена вчера стирку устроила. На нее находит иногда,” - сказал сам себе сын.
   Порядок восстановлен. Сын унес тряпки. Теперь можно и разобраться - кто здесь безобразничал.
   - Наверное, Лена. Больше некому. Вот придет из садика, я ей покажу!
   Так думал сын. Но прошло немного времени и он поду-мал вот как.
   - На Лену непохоже. Она никогда к рыбкам не лезет. Да и как она могла попасть домой? Она же раньше меня в са-дик ушла. Мама с папой на работе, взять ее не могли. А са-ма? Так у нее ключей нет! А на батарее что? Мокрое! Если бы она постиралась, давно бы высохло, батареи горячие! И не кукольная это одежда! Старье какое-то. У нее и кукол таких нет!
   Сын кинулся к батарее - посмотреть, что же за вещи там сушатся? Но, увы, на батарее ничего не было.
   Почесал затылок, погрыз ноготь, и в его мозг закралось первое сомнение.
  
  
   ГЛАВА 11
  
  
   ВЕЧОР ДЕВКИ ВЕЧЕРИНКУ СИДЯТ...
  
  
   М
  ои надежды на то, что с уходом подпольных мужичков в люди мир изменится в лучшую сторону, не спешили оправдываться. О том, как они “помогали” у меня в доме, вы уже знаете. Вечером я нарочно читал нотации, пусть послушают - здесь не кабинет, в любом случае распоряжаюсь я, а не они.
   - Вы вредители, - выговаривал я, обращаясь к Гошу и Саву. - Кто позволил вам совать нос не в свое дело? Я по-нимаю - хотели помочь, а вышло наоборот. Вот у вас и оп-равдание готово: мол, первый блин всегда комом. Но, ос-тавьте свои оправдания при себе. Вы не маленькие, знали - куда и зачем шли. Я выношу вам первое и последнее пре-дупреждение. Если хотите жить мирно, делайте только то, в чем уверены на сто процентов. Поняли? На сто процен-тов и ни на йоту меньше! Если есть даже не сомнение, а малюсенькое сомненьице, лучше спросите. Никто за спрос не посмеется и денег не возьмет. И это совсем не стыдно - спрашивать о том, чего не знаешь. Гораздо стыднее стес-няться спрашивать и учиться у других. Вы думаете - я все знаю? Нет, все знать невозможно. И я учусь, и любой са-мый ученый из ученых всю жизнь учится. Договорились?
   Они молчали, но я знал - все слышали и на усы мотали. Больше не повторится. Рыбки могут плавать спокойно.
   А на следующий день претензии предъявили уже мне.
   Леся протиснулась в дверь кабинета, не успела поздоро-ваться, сразу пожаловалась.
   - Ваши подпольные мужички обнаглели, - голос у нее был сердитый.
   С чего это она взяла, что подпольные мужички обяза-тельно мои? Жили под моим полом в моем кабинете и сра-зу вся ответственность на мне? Они и в других кабинетах живут. И ко мне от кого-то когда-то пришли, и, заметьте, без спросу! А крайним оказался я? Интересно, если у вас кто-то в доме заведется, вы даже и знать не будете - отве-чать за них тоже вы должны? А? Я сказал об этом Лесе, но она и слушать меня не захотела.
   - Ваши, ваши! Я бы знала, что они такие, ни за что бы не пустила их к себе домой.
   - Да подожди тараторить, тараторка! - попросил я. - Са-дись на стул, отдышись и расскажи толком - что у тебя случилось?
   - Что случилось, что случилось, - передразнила меня Ле-ся. - Распоряжаются как дома, вот что случилось!
   - А ты не выдумываешь? - недоверчиво спросил я.
   - Я выдумываю? - подпрыгнула на стуле девочка. - Это они выдумывают! Я со школы пришла, поиграла немного и убежала на улицу. Всего на минутку! Вечером пришла, а эти противные мужички у меня все разбросали да еще свою дурацкую записку оставили: - “Убирай, - мол, - за собой, а не то...”
   - Ты убрала?
   Леся заговорила тише, и в глаза мои уже старалась не смотреть.
   - Я устала... А мама еще уроки учить заставила.
   - Ясно, - сказал я.
   - Ничего вам не ясно! Всегда так. Чуть что, всем сразу ясно! Я хотела утром все прибрать. Вот! Честное слово! А они ночью утащили все мои игрушки. Даже самые люби-мые. Не могли подождать, да? - она зашмыгала носом.
   - Ясно, - еще раз сказал я, но Леся больше не перебива-ла. Сидела как нахохлившийся воробей и ждала - что же я ей скажу. - И что ты от меня хочешь? Чем я могу помочь тебе? - спросил, хотя честно говоря, помогать Лесе в ее споре с мужичками мне очень не хотелось.
   - Скажите, пусть отдадут, - попросила она. - Мама не верит, что подпольные мужички взяли, ругает меня. Дума-ет, что я потеряла или раздарила кому-нибудь, а сваливаю на кого-то чужого. И я не знаю, как ей доказать. Мужички ваши хитрые - их не видно и не слышно. Я бы показала хоть одного, и мама бы поверила, и не ругала бы больше. А они еще назло мне совсем не показываются!
   - Так уж и назло?
   - Да-а, я их уже по-всякому просила - и ругала, и грози-ла.
   - Не реагируют?
   - Нет.
   - И песен не поют?
   - Не поют.
   - И игрушки не отдают?
   - Не отдают. Без игрушек играть совсем не интересно.
   - А спокойно поговорить с ними не пробовала? Может им от тебя что нужно.
   - Вот еще! - вновь рассердилась Леся. - Стану я уговари-вать! Ваши мужички, вы и разбирайтесь. Или забирайте их от меня, или покупайте мне новые игрушки. А я все равно прогоню их! Выдумали! Не мужички, а самые настоящие воришки!
   - Постой, постой, - прошу я. Мне совсем не нравится, когда кого-то ругают понапрасну. - Ты припомни, что го-ворила здесь неделю назад.
   - Что я говорила?
   - Ты собиралась выполнять каждое их пожелание, это раз. Иначе они обидятся и к другим детям уйдут жить. Это два. Было такое дело?
   - Было...
   - Дружить с ними хотела? - продолжаю я свое наступле-ние.
   - Хотела, - опять бурчит под нос Леся.
   - Столкнулась с первой трудностью и тотчас готова от своих слов отказаться, друзей предать?
   - Ага! Я думала - это как игра будет! - капризничала она. - А это по-настоящему!
   - Что по-настоящему?
   - Записки, команды, прибираться... Кому хочется по-нескольку раз на дню прибираться?
   - Тебе не хочется?
   - Конечно не хочется! Я, может, в другую игру поиграю, а потом опять в эту захочу?
   - А если не захочешь, так все и останется в беспорядке?
   - Я же все равно когда-нибудь прибираюсь. - Мне по-казалось - Леся начала понемногу понимать свои ошибки. И я спросил.
   - Ты хочешь, чтобы я отозвал из твоего дома подполь-ных мужичков только потому, что они заставляют тебя поддерживать в комнатах порядок?
   Вопрос я поставил с хитринкой. Попробуй скажи “да”. А я тогда спрошу: - “Ты хочешь вырасти неряхой?” Какая девочка признается в этом?
   - Зачем вы меня так спрашиваете? - сердится Леся. - Так спрашивать нечестно. Я вовсе не поэтому на них обиде-лась.
   - Расскажи все, и тогда я буду знать, как у тебя спраши-вать следует.
   - Я вчера пошла на улицу в резиночку попрыгать, а они у меня один туфель спрятали, а в другой записку подложи-ли:
  
   МАМА ВЕЛЕЛА ВЫМЫТЬ ПОСУДУ И ВЫУЧИТЬ УРОКИ. КАТ.
  
   - А то я без них не знаю, что мне велела мама!
   - Ты выполнила задание и пошла гулять?
   - Нет! - развеселилась Леся. - Я их перехитрила. У меня один туфель спрятали, а в шкафчике другие всякие есть! Я их достала и убежала, и оставила своих мужичков с носом. Правда, вечером мама наругала, - поморщилась Леся, - я в новых туфлях бегала и носки у них поцарапала. И посуду забыла вымыть.
   - Лучше бы ты их не перехитряла, - сказал я.
   - И не ходила играть? - спросила Леся. - Это вы их на меня натравливаете, я знаю! Вчера один туфель спрятали, а сегодня у всей моей обуви все левые половинки спрятали - левые туфли, левые сапоги, и даже левый тапочек. И не от-давали. А я назло им не мыла посуду и уроки не учила. А потом надоело просто так сидеть - играть нечем, книги чи-тать неохота, на улицу босиком или в одном туфле, или в двух туфлях на одну ногу не пойдешь... Я взяла и вымыла посуду. И уроки выучила. Смотрю, а туфли на месте все. Только поздно уже было. Я все равно в музыкалку опозда-ла.
   - Из-за них?
   - А из-за кого, по-вашему? Конечно из-за них! Зачем спрятали, кто их просил? Я? Или мама? Вот попадутся мне, я им задам! Заберите их у меня... ну, пожалуйста!
   Дело принимало серьезный оборот. Чем больше слушал я Лесю, тем больше убеждался - подпольные мужички ей нужны больше, чем кому бы то ни было. Забирать их ну просто никак нельзя. А как объяснить ей, как убедить по-терпеть еще немного?
   Я судорожно искал ответ на этот вопрос, мысли в моей голове закружились со страшной скоростью и мне показа-лось, что у меня начала нагреваться голова. Я потрогал лоб - нет, такой как всегда. Но ответ я все же нашел.
   - Я бы с радостью забрал их у тебя, - осторожно начал я. - Знаешь сколько детей и родителей просят в свой дом подпольных мужичков? Целые детские садики коллектив-ные письма шлют. Очередь за ними на полгода вперед ус-тановилась. И твоих непременно кто-нибудь возьмет и еще “спасибо” скажет. Да вот беда. Уж такие эти мужички вредные, ни за что не уйдут по приказу.
   - И мне теперь с ними всю жизнь мучаться? - сникла Ле-ся. - В другую квартиру из-за них переезжать?
   - Это бесполезно. Они с вами переедут, не отвяжутся. Но ты не расстраивайся!
   - Хорошо вам говорить - не расстраивайся! Они не у вас живут, а у меня!
   Я чуть было не сказал: - “И у меня”, но вовремя остано-вился. Не надо сейчас об этом.
   - Избавиться от них можешь только ты сама, - высказал я самую главную мысль.
   - Как? - тут же подхватила Леся.
   - Я бы рассказал тебе этот секрет, да боюсь - у тебя ни-чего не получится.
   Как я и рассчитывал, мои слова задели Лесю и она взвинтилась:
   - С чего вы взяли, что у меня не получиться? Что я, по-вашему, совсем неумейка?
   - Понимаешь, Леся, не в этом дело - умейка ты или не-умейка.
   - А в чем?
   - Чтобы избавиться от них, надо потрудиться. А ты тру-диться, как я понял, не очень большая любительница.
   - Я все сделаю, лишь бы они убрались от меня за триде-вять земель, - решительно, как клятву, произнесла Леся.
   - Что-то мне не очень вериться, - качаю я головой.
   - Честное слово! - кричит Леся и по-солдатски руку ко лбу прикладывает. - Рассказывайте ваш секрет!
   - Избавиться от них очень просто. Ты сделай вид, что переменилась, выполняй все, что они тебе говорят, или о чем старшие просят. Они увидят - их помощь в этом доме больше не нужна, - и сами уйдут к другим детям. Иногда еще позаходят к тебе в гости, посмотреть - не обманула ли ты их, потом успокоятся и адрес твой забудут.
   - А другого, более легкого способа у вас нет?
   - Другого, более легкого способа у меня нет. И ни у кого нет. Я знал, что тебе не справиться с этой задачей.
   - Много вы знаете! - нахмурилась Леся.
   - Что лучше? - я словно не слышал ее замечания, - всю жизнь мучаться или месяц-другой попритворяться, а потом живи как хочешь? Ну, что скажешь?
   - Месяц-другой? - прикидывала в уме Леся. - Месяц-другой это хоть как меньше всей жизни.
   - Известное дело - меньше, - поддакнул я.
   - Всего месяц-другой поприбираться и уроки вовремя учить, это не трудно. Это я запросто, тем более уроков ос-талось почти ничего.
   - А если бы осталось чуть больше?
   - Да хоть три, хоть полгода! Лишь бы от этих вреднуль навсегда избавиться!
   Леся была настроена очень решительно. Это было вид-но по ее глазам.
   - Я подсказал тебе самый лучший способ, - все же по-хвалил я. Но ей не нужны были расхваливания. Они убежа-ла избавляться от вреднуль. Не успели еще стихнуть ее ша-ги в коридоре, а ко мне пришла Катя и тоже заговорила прямо с порога.
   - Ой, здравствуйте! Спасибо вам!
   - За что “спасибо”? - насторожился я, ожидая какого-то подвоха.
   - Лэн такой хороший! Мне записки пишет. И сказки слушает, - расхваливала Катя. - Я его никогда не обижу. Правда-правда! И одежду ему новую сошью. Что он в та-кой старенькой ходит? Он же совсем еще не старичок. Он красивый! Я ему предложила сшить модный костюмчик, он сначала не соглашался, а потом взял и согласился, когда я сказала, что все своими руками сделаю. Я и шапочку ему свяжу. Я уже маму попросила. Она мне спицы подарила и учит вязать и вышивать на пяльцах. - Знаете, как вышивать интересно! Мы сидим на диване, работаем и песни поем. Нас бабушка своим песням учит.
  
   Вечор девки, вечор девки
   Вечериночку сидят.
   Ждут девки, ждут девки
   Молодого гостя.
   Пришел к девкам, пришел к девкам
   Удалой молодец.
   Не ждан, не зван
   Удалой молодец...
  
   Это еще не конец песни, там и дальше поется. Бабушка столько песен знает! Мы слушаем раскрыв рот. И Лэн слу-шает. Он говорит, что больше всего на свете любит рус-ские песни слушать. Даже плачет иногда. Говорит, что от радости. И нас благодарит.
   - О, Господи, - отлегло у меня от сердца. Я выждал пау-зу в рассказе Кати и спросил. - Так ты довольна?
   - Конечно довольна! И мама, и бабушка довольны. Они вам тоже “спасибо” говорят.
   - Мне-то за какие заслуги?
   - За ваших подпольных мужичков!
   Ну вот, и эта считает, что мужички мои. Да не мои они, и ничьи. Они сами по себе, сами себе и хозяева и слуги. Но, разве убедишь людей? Выдумали и теперь по всему свету разнесут, что у меня есть свои собственные мужички, слуги и рабы - выбор слова зависит от того, кто говорит - добрый или завистливый, злой. И в конце концов разрисуют мой портрет - этакого страшного усатого-полосатого с плеткой в одной руке и с дубиной в другой. А разве так на самом деле?
   - Я еще никогда не была такой счастливой, как сейчас, - призналась Катя, чмокнула меня в щечку и убежала.
   А я подумал - наверное все-таки будет кому-то польза от моих мужичков. Найдут они свое место в жизни.
  
  
   ГЛАВА 12
  
   С ОДНОГО КОНЦА ХИТРО, С ДРУГОГО
   МУДРЕНЕЙ ТОГО; А В СЕРЕДКЕ УМ ЗА
   РАЗУМ ЗАХОДИТ
  
  
   С
  транные вещи в жизни случаются. Стоит мне придумать что-то, или подумать о чем-то, и сразу это выполняется. Еще недавно я рассказывал Лесе про очередь на подпольных мужичков, когда никакой очереди у меня и в помине не было. Но нет, это были не враки! Это была сказка - я же придумываю сказки, которые на самом деле совсем не сказки, а наша жизнь, только увидена она глаза-ми сказочника.
   И вдруг...
   Ко мне зачастили делегации из детских садиков и школ, родители без детей и дети с родителями, валом повалили, как снег зимой, письма, открытки и телеграммы из разных мест. И всем в срочном порядке, в виде исключения надо хотя бы одного подпольного мужичка и, конечно же, вне очереди. Иначе их семья, садик или школа совсем разва-лятся. Что же теперь выходит? Послушал я их и у меня с полным основанием возник такой вопрос. Не было на све-те подпольных мужичков и все вокруг стояло как постави-ли: школы, садики, дома со многими семьями. Появились мои мужички, слух о них разлетелся по свету и все рушить-ся начало? Чушь какая-то. Это ж кому-то надо было до та-кого додуматься?! Теперь выручай их! Вынь да положи! А где я возьму? У меня что, ферма по их разведению? Или родильный дом под полом кабинета расположен?
   Но говорил я напрасно. Мои объяснения вежливо вы-слушивали, ухмылялись, но никто не уходил, пока я не за-писывал их в толстую тетрадь и не ставил на заявлении номер очереди, отлично понимая - все это бумажная гра-мота. Так, для успокоения душ моих просителей, завелась у меня специальная тетрадь заявок. Я с некоторым страхом смотрел, как в ней постепенно заполняются страница за страницей. И, какая особенность! Поток желающих запи-саться не иссякал, а нарастал как снежный ком!
   Вот и гадай после этого - что я Лесе говорил про оче-редь? Выдумка это была или, как говорят некоторые резкие на слова люди - вранье? А может это предвидение, то есть умение видеть далеко вперед. Почему-то те, кто любит чи-тать фантастику или детективы, не называют их враньем, а наоборот, с уважением отзываются о такой завидной спо-собности автора, как фантазия. Так и говорят: - “Какой у него полет фантазии!” Полет! Вот как! И никому в голову не придет не только сказать, но и подумать примерно так: - “Какой у него полет вранья...”
   Вот и решайте сами - осуждать меня или не стоит, за то, что я раньше времени рассказал Лесе про очередь. А толь-ко в письмах от делегатов я узнал о совсем неожиданных случаях. Я и подумать о таком не мог!
   Дети в некоторых классах выдумали игру в подпольных мужичков. Будто бы они у них в школе тоже появились, живут, как положено им, под полом в классах, и помогают следить за порядком: пишут и подкладывают ученикам за-писки, находят утерянные вещи, наказывают хулиганов и драчунов, а у курилок, таких почему-то в школе много раз-велось, прячут сигареты, папиросы и спички. Ладно, если действительно у них подпольные мужички поселились, а если это какой-нибудь придумщик в классе объявился? Что он в тех записках пишет? Хорошо, когда добрые советы дают. А ну как наоборот?
   Узнавал я о таких происшествиях и очень тревожился.
   А в других письмах и другие дети рассказывали мне так.
   “Нам кажется - кто-то постоянно за нами приглядывает. Сначала мы оглядывались постоянно, искали - кто же это? Но вскоре надоело оглядываться или привыкли и больше не оглядываемся. Но уже почему-то не хочется делать так, как делали раньше, когда знали - никто все равно не увидит и не узнает, чьи это проделки.”
   Получая такие известия, я совсем не тревожился. Мне это, если честно сказать, даже нравилось. Когда дети чув-ствуют, что на них кто-то смотрит, не всякий решится на определенного вида поступки.
   Вы понимаете, о чем речь? И пусть побольше будет та-ких, кому так кажется.
   Вот как все в жизни закружилось. А мужички мои - Гош и Сав все еще были в сомнениях.
   - Как нам пользу принести? Что у детей исправлять? - мучались они вопросами. Несколько раз пытались расспро-сить меня, подсказок ждали. Но я им не подсказывал. За-чем? Если я сам знаю, что надо исправлять, я и без них ис-правлю. А чтобы им легче было думать - они же только учатся и в доме моем проходят вроде как практику - я взял и рассказал им о том, как живут и чем занимаются их дру-зья Кат и Лэн. Дал им пищу для размышлений. Пусть куме-кают. Умный человек в любой ситуации сразу смекнет, как ему быть. Я только напомнил им лишний раз.
   - Для ребенка нет ничего привлекательнее игры, в кото-рой он выполняет роль не постороннего наблюдателя, а действующего лица. Еще лучше, когда ему достается роль главного действующего лица, и он сам должен принимать решения и отвечать за них. Перемены в его поступках и в его характере видны сразу. Не получается у того, кто не пробует. И еще. Нельзя сделать хорошо, не сделав предва-рительно плохо. Эти присказки не все знают. А то, что первый блин всегда комом, известно всем и всякому.
   Так я сказал Гошу и Саву. А еще...
   Многим приходилось слышать такое - придут к вам гос-ти, или вы пришли в гости, а в доме этом есть дети. И во-круг раздаются восклицания:
   - Как хорошо вам живется! Ну никаких с вашими детка-ми забот! Нам бы таких золотых!
   Но это же неправда! Это только со стороны так кажет-ся! Просто вы увидели - ага, с этими детками нет таких за-бот, какие есть с вашими детками. Но, уверяю вас, у каждо-го родителя с его на первый взгляд самыми золотыми дет-ками есть свои, и как им кажется, неразрешимые пробле-мы. Так что не надо завидовать - зависть всегда слыла не-добрым чувством, умеющим и зло принести, - а надо ис-кать и работать. А что вы думаете? Воспитание детей - это самая трудная и самая важная работа. Труднее и важнее на земле уже ничего не осталось.
   Гош и Сав заблуждались, как заблуждаются некоторые родители. И однажды сказали мне:
   - Ага, придумывай! А у вас никаких проблем! Мы дума-ем, думаем, все мозги на сторону свернули. Скоро месяц исполнится, как мы в люди вышли, а до сих пор никакого доброго дела не сделали.
   Я, конечно же, усмехнулся.
   - Ну-ну, скоры вы на выводы! Вам, наверное, проблему со слона подавай, никак не меньше. Вы только такие заме-чать готовы, только ими заниматься хотели бы. Легкое ме-сто вы себе в жизни ищете! Коли так, не стоило из музы-кального дома уходить. Вам, друзья мои, самое время в не-го возвращаться и носа больше на улицу не казать. Знайте - не находит тот, кто не ищет.
   То ли обиделись, то ли что надумали, но мужички мои подпольные притихли.
   Уже несколько вечеров дочь не спешила укладываться спать. Сидела за столом и учила уроки. Рядом на полочке стопочкой лежат ее прописи, книги для чтения и задачки по математике. Кукушка прокукует десять раз, дочь пере-спросит: - “Десять?” - Вздохнет и скажет: - “Еще бы минут пять...” - Но поднимется, соберет все со стола, а одну тет-радь с разрисованной обложкой под ковер подсунет.
   Гадал я, гадал о причинах такого поведения и сдался, спросил. А она мне записочку кажет.
  
   ЛЭН! ПРИВЕТ! НАУЧИ НАС ПИСАТЬ БЫСТРЫМИ БУКВАМИ. САВ и я, ГОШ.
  
   Дочь они так и звали на свой подпольный манер “Лэн”.
   - Тетрадь под ковер зачем прячешь?
   - Я им задание на дом даю. Они каждый день его вы-полняют. Вот, можешь проверить.
   На листочках сверху написано: “Для Гоша”, “Для Сава”, аккуратно выведенные рукой дочери палочки и крючочки - это она из прописи перерисовывала, а дальше палочки и крючочки неровные, торопливые. Но дочь проявляла уди-вительное терпение, по-нескольку раз заставляла выпол-нять одно и то же задание, а, чтобы не стыдно было перед подпольными мужичками, и сама постоянно тренировала руку.
   Я только глянул, сразу понял - у Гоша и Сава отсутству-ет главное качество, необходимое школьнику прежде всех других - прилежание. И немного поругал мужичков.
   - Папа! - перебила меня дочь. - Разве можно учеников ругать? Оставь их в покое! Как ты не понимаешь? Они же еще совсем маленькие, вот такие! - показала она руками. - Я уже давно учусь писать, и все равно еще учусь, еще не совсем у меня хорошо получается, не как у мамы. А ты хо-чешь, чтобы у моих маленьких, хорошеньких Гоша и Сава сразу получилось? Они у меня записаны в подготовитель-ную группу. Осенью я переведу их в нулевой класс. А на следующий год вместе со мной в настоящую школу пой-дут.
   - Согласен, согласен, - сдался я. - Делай как знаешь. Ты у них учительница. Только на сегодняшний день достаточ-но, давай спать укладываться.
   Каждый вечер один из нас - я, мама или брат - ложимся с дочкой, укладываем ее. Читаем ей сказки или стихи. Раньше только мы ей читали, а теперь она читает - как бы нам, а на самом деле подпольным мужичкам.
   - Ты чего улегся? - спрашивает меня дочь.
   - Тебя усыпить, - честно признаюсь я. - Уснешь, а я ра-ботать пойду.
   - Сказку сочинять?
   - Сказку.
   - Иди сейчас.
   - А ты как же?
   - Я теперь всегда одна буду спать.
   - Тебя какая муха укусила? - не верю своим ушам я.
   - Никакая муха меня не кусала. Мух еще нет, они еще не проснулись после зимней спячки.
   - В таком случае не могла бы ты объяснить мне, что произошло?
   - А вот что! - говорит она и достает из-под подушки очередную записку. А на ней такими знакомыми неровны-ми буквами выведено.
  
   ЛЭН! ПРИВЕТ! МЫ ХОТЕЛИ С ТОБОЙ СПАТЬ, А С ТОБОЙ ВЧЕРА ПАПА СПАЛ. ГОШ и я, САВ.
  
   - Все ясно, - говорю. - Только я ночью проверю. Вдруг они с тебя одеяло стянут. Еще замерзнешь.
   - Ты что, папа! Они же хорошие! Они наоборот будут за мной присматривать и укрывать. А если я просплю, они и в садик вовремя разбудят.
   Это был первый случай на моей памяти, когда дочь ус-нула одна.
   Минут через десяток подошел я к двери в детскую ком-нату, а оттуда песня доносится.
  
   А баю, баю, баю,
   Ой, спи, ангел, почивай,
   Свои глазки закрывай.
   А баю, баю, баю,
   На кота-то воркота,
   На Ленушку дремота.
   А баиньки, баиньки,
   Прилетели галоньки,
   Садилися на улок,
   Улок поскрипывает,
   Ленушка подремывает.
   А баиньки, баиньки,
   Да и кольцы, пробойцы,
   Да серебрянные,
   Да и крюк золотой.
   А цепочка - ала ленточка,
   Красна девица - наша Леночка.
   А баю, баю, баю...
  
   Да, с такими няньками можно за ребенка не волновать-ся.
  
  ГЛАВА 13
  
  
  ЛЮБОГО ГОСТЯ ПОТЧУЮТ ХЛЕБОМ ДА
  МОЛОКОМ, А НЕЛЮБОГО - ПИВОМ ДА
   У
   ТАБАКОМ
  
  тром наш дом затихал. Обитатели его расходились по делам, а дел хватало всем - и малым, и великим: у кого работа, у кого учеба, а некоторые, человек тринадцать или больше, уносились или уводились в детские сады, детские ясли или просто на прогулку в сквер.
   Подпольные мужички маялись от безделья.
   - Хорошо жить в многоквартирном доме, - подперев ру-кой щеку, мечтательно рассуждал Гош.
   - Очень хорошо, - поддерживал разговор словоохотли-вый Сав.
   - Бывают острова необитаемые.
   - Ага, бывают. Читал про такие.
   - Бывают планеты необитаемые.
   - Ух ты! Где?
   Гош не хотел прерываться в своих рассуждениях, про-пускал реплики Сава мимо ушей.
   - Оказывается и квартиры необитаемые бывают, - выдал он главную мысль.
   Сав подумал - подумал, соображая, о чем говорит друг? - догадался и радостно запрыгал на подоконнике.
   - Даже не квартиры, а целые стоквартирные дома, - по-правил он. - А комнат в них! Полным-полно! И даже еще больше!
   - В музыкальном доме тоже много комнат, но там в ка-ждой свои подпольные мужички живут. Можно, конечно, ходить из комнаты в комнату, никто тебе не запрещает. Но только ходишь как будто в гости. Пришел, посидел, песни послушал или попел, и уходи - а что поделаешь, хозяевам отдыхать надо.
   - Иногда так не хочется уходить, - с сожалением сказал Сав. - Но что делать? Хорош тот гость, который редко хо-дит.
   - Правильно говоришь. Зато в нашем доме нас всего двое - ты да я. В какую квартиру или комнату не пришли, везде мы как хозяева.
   - У писателевой дочки нам работы настоящей нет.
   - Это точно, нет.
   - Вообще-то есть... немного.
   - Вообще-то есть, - охотно согласился Гош. - Только это не работа, а так, один отдых.
   - Мы не за отдыхом шли.
   - Знамо дело, не за отдыхом. Давай, Сав, походим, чего-нибудь поищем. Дом у нас большой, может в какой квар-тире настоящее дело найдем?
   - Как у Ката, например?
   - Может и как у Ката. Неужели во всем нашем доме та-кой же девчонки или такого же мальчишки не сыщется?
   - Да ну! Обязательно сыщется, - пообещал Сав.
   - И я так думаю.
   - От сказочника уходить будем?
   - Посмотрим, - сказал Гош.
   - Что-то не хочется, - погрустнел Сав.
   - Может мы и не уйдем! Может мы сразу над всеми детьми этого дома шефство возьмем. А здесь у нас будет штаб-квартира. Мы писателю о себе рассказывать станем, он от Ката с Лэном приветы нам приносить будет. Так и заживем.
   - Вот где поле для деятельности! Сразу очередь на сколько уменьшится!
   - На целый дом!
   - Мы вдвоем сто квартир обслуживаем. Кат и Лэн тоже в одном доме живут, только в разных квартирах. Узнают о нашей задумке и вдруг тоже так работать будут.
   И друзья отправились в обход. Квартира за квартирой изучали жильцов, знакомились с детворой, составляли именные карточки - где кто в какой помощи нуждается. А иначе нельзя! Вдруг перепутаешь и получится не помощь, а самое настоящее вредительство.
   Скоро Гош и Сав знали не только наших соседей, но и всех жильцов дома. Они узнавали людей по внешнему виду и по голосам, так же, как узнаем всех мы. Но лучше всего у них получалось узнавать по звуку шагов. Такая особен-ность развита у всех подпольных мужичков. По шагам да-же удобнее узнавать - не надо всякий раз выглядывать. Да и в темноте удобно, или когда молчит человек - как еще узнаешь? А они - запросто.
   Полюбили Гош и Сав сидеть у окна где-нибудь на верх-нем этаже и наблюдать за жизнью во дворе. Деды в домино играют - даже здесь стук костяшек по столу слышен: ба-бушки внучат сторожат, а внучата с качели на карусель, с карусели на лесенку. Ни секунды на месте не стоят, за ними глаз да глаз нужен. Иногда гармонист на балкон выйдет и тихонько так песню заведет, а бабушки встрепенутся, спи-ны старые распрямят и сидят - слушают да ножками при-топывают.
  
   У ворот, ворот широких
   Зелена сосна расшумелася,
   Расшумелася, расшаталася,
   Наша Дунюшка расплясалася.
   Расплясалась, разыгралась.
   У ворот парень стоял, усмехался,
   Усмехался, улыбался.
   “Играй, Дунюшка, играй, любушка.
   Как понравишься добру молодцу,
   За себя возьму, сарафан сошью.”
  
   Пойдет песня по двору, а детишки притихнут, головки на сторону повернут и слушают. А деды костяшками не стучат, осторожненько одну к другой приставляют - боятся песню спугнуть.
   А еще забава у мужичков появилась - гадать, кто в какой подъезд идет и в какой квартире живет.
   - Вова из школы возвращается, - первым замечает Сав. - Смотри, не успеет портфель дома оставить и галстук снять, как вновь на улицу выбежит.
   - С чего ты взял? Он же самый домоседистый домосед в нашем доме. Любого древнего старика пересидит.
   - Я ему хитрую записку написал, - ухмыляется Сав.
   - А вон Антошку папа из садика ведет. Папа его ведет и папа же Антошкин портфель несет - Антон в нулевом клас-се учится. Опять чем-то недоволен. Видишь? Нос сморщил и букой-закорюкой смотрит.
   - Ничего, скоро и с ним разберемся. Уже прибирать нау-чился и с мамой не дерется.
   - Хорошая у нас работа, Сав.
   - Да, - соглашается Сав.- А самое главное - нужная у нас работа.
   - И смешная.
   - В чем смешная-то?
   - Взрослые ничего понять не могут - что с их детьми происходит? Одни температуру меряют, другие в школу бегут - не натворили ли что-нибудь их чада? Смехотища! Мамы воспитателей в садиках благодарят, воспитатели мам и пап нахваливают. И ни те, ни другие понять не могут - за что им такие похвалы? Нет, что не говори, а сказочник хитро придумал.
   - Ну да, - Сав понимает, о чем ведет речь Гош. - Мы-то сначала думали - это мы сами догадались идти в люди и детей перевоспитывать, а теперь видим - он нарочно так разговор повел, специально Лесю и Катю при нас выспра-шивал, чтобы мы и не смогли поступить по-другому.
   - Зря я на него ворчал, - признался Гош.
   - Ты, Гош, того, не расстраивайся. Он мужик свой, без загибов, зла не помнит и сердце не держит. Мне кажется - он давно все понял и на тебя не сердится. Он и сердиться-то не умеет.
   - Да ну!
   - Точно, точно! Приглядись получше!
   - Я уже пригляделся, - расплылся в улыбке Гош. - И давно заметил. Думал - я один это заметил или кто еще?
   - И я заметил, - сказал Сав.
   - Я сначала все ждал - вот-вот привяжется ко мне за прошлые ворчания. А он хоть бы что, как и не помнит во-все. - Гош рассказывал, а сам, подперев голову рукой, меч-тательно смотрел на облака.
   - Гош, очнись, - подтолкнул его Сав.- У нас гости!
   - Где?
   - А вон в третий подъезд заходят.
   - К кому они?
   - Не знаю, я их в первый раз вижу.
   - Пойдем, посмотрим?
   - Пойдем!
   Они побежали. Пока перейдешь из подъезда в подъезд, пока спустишься с этажа на этаж, сколько времени прой-дет. Да еще квартиру нужную отыскать надо.
   Наконец пришли.
   - Гош, чего это они? Хозяев в доме нет, а гости в квар-тире. Как они попали? Кто их пустил?
   Гош тронул друга за рукав и приложил палец к губам.
   Он наблюдал.
   - Ты думаешь, это?.. - шепотом спросил Сав.
   - Я вижу, - уверенно ответил Гош.
   Мужчина и женщина, оба в черных очках и в тонких ре-зиновых перчатках, рылись в шкафах, ящиках, шкатулках. Они искали что-то, а найдя, прятали в огромные сумки, стоящие у их ног. Ненужные вещи они не убирали на ме-сто, а бросали тут же на пол и топтались по ним.
   - Это кто тут расхозяйничался? - спросил Сав как можно громче.
   Услышав голос, явно обращенный к ним, мужчина и женщина разом прекратили рыться и резко присели. Они повернули головы, посмотрели друг на друга расширив-шимися от страха глазами, вздохнули и сникли.
   - Не видишь разве? - еще больше пугал их Гош. - Воры это. Забрались в чужую квартиру и воруют!
   - А мы что же? Так и будем на них смотреть? - спраши-вал Сав.
   - Вот еще! Велико удовольствие на воров смотреть! Что они из зоопарка, или из цирка?
   - Нет, в зоопарке таких страшных не держат.
   - Надо их в милицию сдать, там знают, что с такими де-лать, - предложил Гош.
   - Давай свяжем. Пока милиция приедет, они сбежать могут.
   - Через окно бежать - и высоко, и соседи увидят, - пре-дупреждал воров Гош. - А дверь я на оба замка закрыл и Ивана Петровича с дубинкой с той стороны поставил. Даже если сумеют замки открыть и в коридор выйти, дубинка Ивана Петровича их р-раз и поцелует по лбу. Ох и крепко она целует! Не враз очухаешься!
   Сав слушал и удивлялся - и где Гош так трепаться нау-чился? Ивана Петровича приплел, дубинку какую-то... Но все к месту. Воры сначала хотели сбежать, но послушали Гоша и покорно взметнули руки вверх.
   - Сдаемся! - сказал мужчина.
   - Не надо целовать нас с дубинкой! - взмолилась жен-щина.
   Они стояли и вертели головами, искали - кому же мож-но добровольно сдаться. Что такое? Голоса слышали ря-дом, а никого нет! Постояли, осмелели и кинулись осмат-ривать квартиру. Даже за диван заглядывали - никого нет.
   Немного успокоились, но настроение воровать пропало. Подхватили сумки и к двери. И тут опять голоса.
   - Смотри, Гош, перепугались. Значит, боятся. Страшно, небось, по чужим квартирам лазить?
   - Страшно, - созналась женщина.
   - Попробуй, узнаешь, - буркнул мужчина, опасливо ози-раясь.
   - Все верно. На воре и шапка горит. Не зря так говорит-ся. Сав, по-моему этот, в полосатом пиджаке который, гла-варь шайки. Его давно разыскивают.
   - Надо зафотографировать и милиции подарить. Они по фотороботу ищут, а фоторобот это не фотография, по нему и не узнаешь такого.
   - Нет, я милиции отдавать не буду. Я его на столбе по-вешу.
   - Кого повесишь? Главаря шайки? - переспросил Сав.
   Мужчина, услышав эти слова, задрожал.
   - Нет, что ты, Сав, я же не палач! Его фотографию по-вешу. На каждом столбе. Пусть всякий видит и пальцем показывает. “Вор! Вор! Держи его!” - Гош разошелся и его невозможно было остановить. - Эй ты! Повернись-ка ли-цом. И очки сними. Да не прячься! Я тебя все равно вижу! И тетку свою рядом поставь. Ну не стесняйся, обними ее за плечи. Вы вдвоем оч-чень хорошо смотритесь. Два сапога - пара!
   Воры больше не могли терпеть подобного издеватель-ства. Уж лучше дубинкой по лбу и все ясно, чем погибать в неизвестности. Они подхватили сумки и, прижимаясь к стенке, двинулись на выход.
   - Эй! Куда же вы! Я всего один раз сфотографировал! И милиция еще не подъехала, такси к подъезду не подала! Ах, не хотите ждать? Торопитесь на деловое свидание? Ну лад-но, идите. Мы их к вам на дом подошлем. Адрес у нас есть. А вещички вы оставьте! Они не ваши!
   Воры сумки не бросили. За дверью их никто не встретил с дубинкой и они, вздохнув облегченно, медленно пошли вниз.
   - Вот неудача, - расстроился Гош. - Где-то не доиграл. Так старался и все зазря. Придется за ними бежать.
   - Не догонишь, - остановил друга Сав.- Они сейчас как рванут, только пятки засверкают.
   - Нет, Сав, ничего ты в психологии преступника не по-нимаешь, - со знанием дела объяснял Гош. - Они по улице тихим шагом пойдут. Им бежать никак нельзя. Бежать для вора последнее дело, бегущий человек сразу подозрение вызовет. Ты, Сав, - Гош остановился, сказал дрогнувшим голосом, - писателю скажи - я ушел жуликов ловить. Сы-щиком буду. Пусть не расстраивается, я детективы читал, знаю, как сыщиком работать.
   - А я как же? Меня не возьмешь с собой?
   - Нет, Сав. В этом доме еще не вся работа сделана. Ты теперь и один с ней справишься. А я... я, может, этого дня всю жизнь ждал. Вот и дождался... Если что...
   - Но-но! И думать об этом не смей!
   - Читайте обо мне в газетах, - сказал Гош и обнял Сава. - Прощай, друг.
   - Прощай, Гош!
   И Сав остался на весь дом один.
  
  
  
  
  ГЛАВА 14
  
  А И ДВОР У НЕГО -
  ДВЕРИ РАСПАХНУТЫ
  
  
   С
  лух о подпольных мужичках, ушедших в люди, летал-летал по белу свету и долетел, наконец, и до музыкального дома. Вечером у меня в кабинете собрались обитатели остальных комнат. Никогда бы не подумал, что их так много. Ну, пяток, ну, с десяток! А тут - идут и идут. Целый взвод наберется, мужичков тридцать, а то и больше.
   Знать, дело у них ко мне важное. Мужички не лыком шиты, что к чему - понимают, сразу разговор не затевают, сердце песней размягчают.
  
   Мы ходили, мы блудили
   По святым вечерам,
   Мы искали по межам,
   По широким рубежам.
   Приходили, приблудили
   Ко богатому двору,
   Приблудили ко двору,
   Ко енералову.
   А как наш енерал -
   Он что светел месяц,
   А хозяйка его -
   Чисто красно солнце,
   А детушек его -
   В небе часты звезды,
   А и двор у его -
   Двери распахнуты.
  
   Знакомая песенка, с большим умыслом. Под такую пес-ню гостей в дом не пустишь - себя на весь свет ославишь. Чуть не угодил, и понесется по улицам припевка.
  
   А как наш енерал -
   Вон стоит сердитай!
   А хозяйка у его -
   Разбито корыто!
   А детушки у его -
   Чумазы - чумазы!
   А ворота у его -
   Вечно на запоре!
  
   Ведаю уловки эти. А что сам ране не знал, Лэн с Катом рассказали. И теперь гостей с порога самоваром встречаю, завсегда запас держу, чтобы не оплошать.
   Мужички мои больше не прятались. Дозволялось мне их видеть и разговор на равных вести.
   - Мы к тебе, Учитель, по большому делу, - выступил на-перед один, ими выбранный. - Зови меня Филом, коли на-добность появится. Знаем, человек ты занятой, в усах и с бородой, но время сыщи, не гони, выслушай.
   - Есть у меня, честные гости, времени для разговора - минутка, для угощения - часок. Поправляйтесь, коли успее-те.
   - Не чаи распивать и не песни спевать. Давай поперву дело сказывать. А дело наше вот какое, моченое не про-стое. Учи нас, как ты Гоша с Савом, как ты Ката с Лэном учил. И мы дело делать хотим. Али мы не люди, аль не по-нимаем - есть в нас надобность, ждут и от нас помощи. Думаешь, сладко ходоков твоих слушать да попусту из класса в класс болтаться? Нет, избавь. Никак не можем больше. Небось, тетрадь твоя от корочки до корочки заяв-ками переполнена? А ну как не дождутся молодые деревца надежной подпорки, сплошняком в кривой лес вырастут. На какую такую нужду он сгодится? Ни глаз порадовать, ни в работу пустить. Оно, конечно, с нас спрос не велик, а ду-ша в покое сидеть не велит. Давай, мил человек, назначай время, когда мы науку твою проходить зачнем.
   Какую науку могу передать я им?
   День смекал, другой смекал и порешил: а прочитаю-ка я им сказку свою от начала и до конца - благое дело, послед-ние страницы дописываю. Глядишь, и им наука, и мне польза. Где они замечания выскажут, где сам неразвязан-ный узелок примечу, а где и новые темы выплывут. Все ж, хоть и ставлю я последнюю точку, а надежды на продол-жение историй с подпольными мужичками не теряю. Авось наберется рассказов о их похождениях еще не на одну кни-гу. Один Гош такое вытворяет (до меня слухи доходят), хоть сейчас начинай рассказ. А тут еще пополнение мощ-ное намечается. Да скоро мои мужички и впрямь по всему свету разойдутся и всех детей в оборот возьмут. А дети мне письма напишут о том, что увидят и услышат.
   А еще я подумал вот о чем.
   Как не крути, а Сав уже перерос стены моего дома. Тес-но ему стало, больший простор для работы потребен. Уй-дет он скоро. Уйдет дальше. Как перенесет это расставание моя дочь? Уговорил я его потерпеть, раньше времени о расставании не говорить, оставить это на мою долю. Вроде пообещал. А сдержится ли?
   А тут как раз кстати пополнение подошло. Вдруг кто-то из новых подпольных мужичков захочет пройти первую практику и в моем доме? Ван так и намекнул: - “Жди гос-тей, Учитель...”
   Оглядываюсь я и не перестаю удивляться - такой этот музыкальный дом удивительный. Откуда-то в нем все но-вые и новые подпольные мужички нарождаются. Как коло-дец - сколько из него воды не черпай, он все богаче и чище становится. И продолжаться это будет до той поры, пока надобность в таких обережителях не иссякнет.
   Вот с такими новостями я пришел домой. Самое время дочке все рассказать.
   А она меня уже с порога встречает. С очередной запис-кой.
  
   ЛЭН! ПРИВЕТ! ТЫ ИЗВИНИ, НО Я УХОЖУ. Я ЗДЕСЬ БОЛЬШЕ НЕ НУЖЕН. А ЖИТЬ ТОЛЬКО РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ ИГРАТЬ С ТОБОЙ ИЛИ ЧИТАТЬ КНИЖКИ... НЕ ДЛЯ ТОГО УХОДИЛИ МЫ ИЗ РОДНОГО ДОМА. ГДЕ-ТО ЖДУТ МЕНЯ, ЛЭН... Я ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ. САВ.
  
   Так и не научились они имя моей дочери правильно пи-сать.
   Прочитал я и глаз на дочь поднять не решаюсь. А ну как она сейчас расплачется?
   - Папа, - с едва заметной грустинкой в голосе говорит дочь. - Ну чего ты так расстроился? Смотри, как здорово! Я иногда не прибиралась, теперь всегда все за собой приби-раю. Я любила больше слушать, а теперь читаю. И уроки делаю, хоть еще в школе не учусь. А самое интересное, я никогда не могла одна заснуть, даже днем. А теперь всегда одна засыпаю, вас с мамой от дел не отвлекаю. Это Гош и Сав помогли мне. - Она подошла к окну, откинула шторку и сказала в темноту. - Я вас никогда не забуду, Гош и Сав. Приходите еще.
   Ну вот, а я-то считал свою дочь маленькой. Она оказа-лась совсем взрослой девочкой.
  
   Ох ты, маменька - березовы глаза,
   Ты на что меня хорошу родила?
   Расхорошаю, талантливаю?
   Говорливаю, забавливаю?
   Мне нельзя, да мать, на улку выходить,
   Мне нельзя да низко кланяться,
   На меня же люди зарются,
   В разговоре заикаются...
   Ох ты, маменька - березовы глаза,
   Ты на что меня хорошу родила...........
  
  
  
  
   Вместо послесловия.
  
  
   Дорогие ребята!
   Вот и перевернули вы последнюю страницу книги. По-радовали вас ее герои или огорчили? А, может, вам повез-ло и у вас, или у ваших знакомых, или у знакомых ваших знакомых, дома или в школе, в детском саду или на даче, поселились мои подпольные мужички и такое там вытво-ряют?.. Напишите мне о них.
   Адрес простой:
  
  E-mail: tim@soyuznik.net
  gazeta@soyuznik.net
  www.soyuznik.net
  или МАГНИТОГОРСК - 455038,
  
   СКАЗОЧНИКУ.
  
  
  
  
   КОНЕЦ
  
   Апрель-май 1990 г Магнитогорск
  
  
   ОГЛАВЛЕНИЕ
  
  
  
  ГЛАВА 1.............. Сказка от начала начинается, до кон
   ца читается, в середке не перебивается
  ГЛАВА 2................ Спроста сказано, да не спро
   ста слушано
  ГЛАВА 3............... Доселе русского духу слыхом
   не слыхано, видом не видано,
  а ныне русский дух в очью является
  ГЛАВА 4............ Не научи, да в мир пусти, так
   будет шиш, а не куски
  ГЛАВА 5....................... Жить в соседях - быть
   в беседах
  ГЛАВА 6.............. Ты что делаешь? - Ничего. -
   А ты что? - Да у нее помощница
  ГЛАВА 7............ Дай бог гостя доброго, да с ху-
   дым разумом ( неразборчивого )
  ГЛАВА 8............ Пришло счастье, хоть в колокола звони
  ГЛАВА 9............ Не для чего нам во чужи люди торопить-ся
  ГЛАВА 10........... Да, это дело нехорошее, а дай- ка попробуем
  ГЛАВА 11............. Вечор девки вечеринку сидят
  ГЛАВА 12........................ С одного конца хитро, с другого мудреней того; а в середке ум за разум заходит
  ГЛАВА 13........... Любого гостя потчуют хлебом да моло-ком, а нелюбого - пивом да табаком
  ГЛАВА 14........... А и двор у него - двери распахнуты
  
  
  
  
  
   Валерий
   ТИМОФЕЕВ
  
  
  
  СЫЩИК
   ГОШ
  
  
  
  
  
  ПОВЕСТЬ-СКАЗКА
  
  
  
  МАГНИТОГОРСК
  
  1999
  
  
  
   ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  
   В предыдущей книге про "Подпольных мужич-ков" мы рассказывали о том, как два друга Гош и Сав обнаружили воров, промышляющих грабежом квартир честных граждан. На месте преступления обезвредить жуликов не удалось, слишком неравны были силы. И потому Гош, рискуя собственной жизнью ради торжества справедливости, решил от-правиться в логово коварного врага.
   От Гоша уже второй месяц не было ни слуху ни духу. Мы волновались, мечтали получить хоть ка-кое-то известие о своем друге, наконец, потеряли всякую надежду на встречу с ним. Где он? Живой или нет? Все таки не на курорт уехал.
   И вот пришла долгожданная телеграмма.
  
   ЗАДАНИЕ ВЫПОЛНЕНО ЗПТ ЖУЛИКИ ОБЕЗВРЕЖЕНЫ ЗПТ ВЕЩИ ВОЗВРАЩЕНЫ ТЧК ЧИТАЙТЕ ОБО МНЕ В ГАЗЕТАХ ТЧК ПРИВЕТ ЗПТ СЫЩИК ГОШ ТЧК
  
   Телеграмма в несколько скупых строчек обо всем не расскажет. Обо всем рассказывать - в ней и места не хватит. Главное, что мы поняли из этого короткого послания - наш друг жив. Перелистали гору газет, но там еще меньше написано. Там во-обще ничего про Гоша не написано. “Раскрыта ор-ганизованная группа квартирных воров. Преступ-ники предстанут перед судом.” И все. А как рас-крыта, кем раскрыта? Чья заслуга и есть ли жертвы с одной или со всех сторон? Об этом ни слова, ни полслова. Не надо нам знать или не хотят нас пона-прасну беспокоить? Или Гош стал секретным аген-том, по-иностранному - шпионом, и про него мож-но будет говорить и писать только лет через сто по-сле его смерти?
   Газеты не пестрят уголовной хроникой, как буд-то нет у нас уголовного мира. А зачем тогда суще-ствует милиция? С кем она борется? Сама с собой? Кто-то, пожалуй, так и думает. И отважных развед-чиков с дерзкими шпионами, и умных следователей с неподкупными прокурорами у нас почти нет, по-тому как не рассказывают ни о них, ни о их тяже-лой и необходимой работе. А посмотрите, какой популярностью пользуются любые книги, где хоть словом об этих людях написано. Я уже не говорю про сыщиков. Мы привыкли считать, что профес-сия эта вымерла при царе Горохе или упразднена революцией. А она есть.
   И вот об одном смелом до отчаянности, наход-чивом до удачливости сыщике Гоше и пойдет речь в этой сказочной истории.
   Повествование начинается с того момента, когда Сав и Гош расстались "... и быть может, навсе-гда..."
  ГЛАВА 1
  
  НА МАЛИНЕ
  
   Воры шли от подъезда профессионально отрабо-танным неспешным шагом. Они негромко перего-варивались и улыбались друг другу.
   Скажи постороннему человеку: “Вон идут во-ры!” - он оглядится, сверля глазами лица прохожих, и заподозрит любого другого, но только не этих хо-рошо одетых, беззаботно беседующих мужчину и женщину. Они скорее походили на счастливую се-мейную пару, уезжающую на отдых к морю или направляющихся навестить детей в лесной лагерь.
   Гош выскользнул в раскрытую дверь подъезда, обрадовался - недалеко ушли.
   В конце мая кусты уже оделись нежной листвой, трава вымахала выше его головы. Гошу запросто пробраться за жуликами незамеченным - словно мышь по траве прошелестела - обошел их и, раз-двинув податливые растения, наблюдал - куда они теперь повернут?
   Все так же улыбаясь, воры прошли открытое пространство и свернули на узкую дорожку за вы-сотным домом. И здесь их словно подменили. Мужчина взглянул на часы и нарочно громко ска-зал.
   - Лапуша, на поезд опаздываем! Побежали!
   И первым бросился наутек.
   Гош понял - медлить дальше нельзя. Он выско-чил на тротуар, едва не попав под колеса, то есть под каблуки жуликов, уцепился за сумку и, разди-рая в кровь пальцы, сумел забраться внутрь.
   Кругом темнота. Его уносили в неизвестность. К этому Гош был готов. А вот к чему он готов не был, так это к штормовой качке.
   Воры бежали наперегонки, сумка летала как шлюпка на океанских просторах. Гош сразу же за-болел любимой болезнью морских путешественни-ков - морской или попросту говоря - трясучкой. Его тошнило, мутило, куда-то плыла голова, а руки и ноги вмиг стали ватными и не хотели слушаться никого, даже своего хозяина.
   - Ах я разиня, - ругал он себя последними сло-вами, которые еще остались в его укачанной памя-ти, - пошел в сыщики, а подготовку специальную не провел. Думал - все так просто? Нет, с этой шпаной бороться - и знание, и сила, и хитрость ве-ликая нужны. Это только в кино что ни вор, то ду-рак или пьяница - ворует лишь для того, чтобы по-падаться, мол, "украл, выпил, в тюрьму". В жизни он оказывается настоящим профессором и хоро-шим психологом. Быть глупее его - значит еще не вступив в борьбу, заведомо проиграть.
   - Нет, - сказал себе Гош, - надо отбросить все те портреты, которые нарисовали для меня книги. Я буду изучать их жизнь изнутри, без всяких подкра-шиваний, а то и перекрашиваний. Если только ос-танусь жив после этой свистопляски, возьмусь за себя - начну готовиться к любым неожиданностям и к любым перегрузкам, как готовятся к ним летчи-ки, или водолазы, или космонавты. И приемы изучу - самбо, каратэ, у-шу...
   Гош еще бы надавал себе кучу разных заданий, но тряска вовремя окончилась. Воры добежали до остановки, взяли такси и поехали на малину.
   Малина - это не всегда ягода. Так на воровском языке называется квартира или дом, где жулики прячут наворованное добро или прячутся от мили-ции сами.
   Куда Гоша привезли - из сумки не увидишь. Мо-тор ревел долго и натужено. Потом поднимались по лестнице - сначала четыре ступени, потом девять, девять и еще четыре раза по девять. Щелкнул за-мок, прогремел засов. И, наконец, сумку поставили на пол.
   - Слава Богу, дома, - услышал Гош запыхавший-ся женский голос.
   - Мне до сих пор кажется, нас кто-то преследует. Так и хочется оглянуться и побежать, - признавался мужчина.
   - Ты, Мокрый, устал. Нервы шалят, - женщина по-хозяйски расселась в кресле - нога на ногу, за-курила. - Надо подлечиться, тогда ничего казаться не будет.
   - Кому подлечиться? Мне? - сердито спросил Мокрый. Его обидел пренебрежительный тон жен-щины.
   - Тебе, тебе, - подтвердила воровка.
   - Да ты... да я... - подыскивал слова Мокрый.
   - Ой, я не могу! - рассмеялась ни с того ни с сего она. - Как вспомню, ха-ха, как ты повернулся с поднятыми руками: - “Сдаемся!” Ха-ха! А кому сдаемся? Никого нет! Ха-ха-ха! Я Жмоту расскажу, он умрет со смеху!
   - Лапша! Я тебя на дело больше не возьму! - пригрозил Мокрый. - Я тебе процент с навара сбав-лю! С тобой век удачи не видать.
   - Правильно, Мокрый. Не бери ее, не женское это дело воровать. Ты для нее стараешься, и она же над тобой смеется, - это Гош сказал.
   Воров как подменили.
   Лапша выскочила из кресла, словно ее пружи-ной подкинули. Еще секунду назад уверенная до наглости и неприступная, она побледнела, у нее тряслись руки и ноги.
   А Мокрый врос в пол - лоб его покрылся круп-ными капельками пота, а руки непроизвольно по-ползли вверх - опять сдаваться.
   - Кто здесь? - прошептала не своим голосом Лапша.
   - Это я, сыщик Гош, враг и гроза всех бандитов, жуликов и расхитителей, пришел сказать вам - ва-ша бандитская песенка спета. Самое лучшее для вас - немедленная явка с повинной. Обещаю попро-сить народный суд смягчить вам наказание. Лет по пятнадцать каждому попариться на отдельных на-рах вполне достаточно.
   Гош увлекся, говорил слишком долго - его запе-ленговали. И Мокрый и Лапша во все глаза смотре-ли на сумку.
   Голос раздавался оттуда.
   - Жучка* подсунули! - первым сообразил Мок-рый. - Сейчас я его найду!
   Жучок* - секретное электронное приспособление всех разведок ми-ра. Применяют для подслушивания и записи чужих разговоров, выве-дывания секретов и тайн.
   Он вытряхнул из сумки на пол все содержимое и принялся осматривать вещи одну за другой, выис-кивая электронное приспособление.
   Еще чуть-чуть и Мокрый дойдет до Гоша.
   "Неужели это конец? - с горечью подумал Гош. - Я только начал работать и такой бесславный фи-нал..."
   Решение созрело в тот момент, когда рука Мок-рого была уже занесена.
   - Тебе делать нечего? - поднял он глаза на Лап-шу. - В куклы поиграть захотела? Зачем это пугало взяла?
   - Я его в первый раз вижу! - оправдывалась Лапша.
   - Не вешай мне лапшу на уши! Раскалывайся, зачем притащила? - наседал Мокрый. Он отыгры-вался за недавно перенесенный страх.
   - Чего ты волну гонишь*? - Лапша была не роб-кого десятка. - На испуг не бери и горбатого не ле-пи**! Он не в моей, он в твоей сумке, тебе и ответ держать.
   - И правда, - согласился Мокрый. Он повертел Гоша и так и эдак, послушал и понюхал, встряхнул и надавил на живот, но ничего подозрительного не обнаружил. - Чучело дореволюционное, - сделал он вывод. - Ему сто лет в субботу. Кто таким сейчас играет?
   - Может это подарок любимой бабушки, - под-сказала Лапша.
   - Ох, какая ты умная! А в животе у него драго-ценности на сто миллионов зашиты? - издевался Мокрый.
   - А что ты хочешь! И зашиты! Спорим?
   - Неси нож, проверим, - приказал Мокрый.
   Гош порядком струхнул. Сейчас его начнут ре-зать, искать в животе золото и бриллианты.
   - Полусгнившая вата и труха - вот какие там драгоценности, - отрезала Лапша. Она не любила, когда напарник говорил с ней приказным тоном. - Что ты время зря теряешь? Жучка ищи, а чучело это выброси и весь сказ!
   Мокрый подкинул Гоша на ладони, взвешивая его, размахнулся и бросил в открытую форточку.
   Если бы он попал - Гошу пришел бы конец - упасть с такой высоты! И трава на газоне не спасет.
   Но он промазал.
   Гош закрыл глаза - сейчас втемяшится в стекло и дух вон.
   От смерти его спасла штора. Она мягко приняла мужичка в свои объятия, прогнулась пружинисто и, как по горке, Гош съехал по ней на пол. Приоткрыл один глаз, ощупал себя - живой! Воры ищут жучка, им до Гоша дела нет. Самое время замаскировать-ся.
   И Гош удрал под пол.
  
  ГЛАВА 2
  
  КУПЕЦ
  
   Гош сидел под полом и соображал - как ему на-чать борьбу? Прямой поединок не подходит - слишком неравные силы. Мокрый только что пока-зал ему свое физическое превосходство: не будь на пути к форточке шторы, не сидел бы сейчас Гош и не думал свои думы. Дождаться ночи и связать спящих воров, а наутро вызвать милицию? Это ва-риант. Он более реален. Гошу надо использовать свое преимущество - он может быть незаметным для людей, может своими поступками вызвать в стане врага панику, как делал это в квартире. Нет нужды прыгать выше головы, но там, где он непре-взойденный мастер, было бы глупо не стремиться к успеху.
   Мокрый раз пять перепроверил все вещи. Ника-кого жучка в наворованном не оказалось. Но страх не проходил.
   - Надо как можно скорее сплавить все это барах-ло, - сказал он Лапше. - За любую цену. Я их уже бояться начинаю.
   - Позвони Жмоту. Он любит такие безделушки. Особенно когда отдают почти задаром, - посовето-вала Лапша.
   Мокрый взялся за телефон.
   - Жмот, кати к нам. Есть фартовый* товар. И бабки** захвати. Товар что надо! Увидишь - зака-чаешься! Нет, никому еще не звонили. Только что с дела. Если ты бабок не имеешь, так и скажи. Я Ро-боту или Вешалке брякну. Они побогаче тебя, да и не жмотятся как некоторые. Ну-ну! Пошутить нель-зя? Жду тебя полчаса. Не приедешь, звоню другим. Не звонить? Сам едешь? Давай по бешенному, ждем! - Он положил трубку и вытер рукавом вспо-тевший лоб. - От жадности голос дрожит. Жмот и есть жмот. Иди накрывай на стол, гостя приветить нужно. На сытый живот и разговор оживет.
   Жмот был купцом - он скупал у жуликов наво-рованное и перепродавал, наживаясь на этом деле. У него не зря было такая кличка - жмотился за ка-ждую копейку. И к нему обращались только тогда, когда товар был с душком, то есть подозрительный. Или воровская шентропа - Малявки, Пескари, Пис-куны. Авторитет Жмота был низок, но ему очень хотелось занять почетное место в преступном мире.
   Жмот прикатил быстро. Они с Мокрым устрои-ли торг. Мокрый показывал ту или иную вещь Жмоту и спрашивал:
   - Сколько даешь?
   Жмот обнюхивал вещь, пробовал на зуб и, вытя-нув шею, спрашивал:
   - Сколько просишь?
   Мокрый называл цену.
   - Ты с ума сошел! - таращил глаза Жмот. - Она и половины не стоит!
   - Не быть тебе в людях, - качал головой Мок-рый. - Так на мелочевке и сгниешь. - Он вывалил вещи горой на ковер и сказал как отрезал. - За всю эту кучу даешь пару кусков сейчас же или пошел вон! Пять минут на раздумья.
   Жмот словно ждал такого откровенного разго-вора. Он торопливо уторкал все вещи в свою не-объятную сумку.
   - По рукам! - договорились жулики, а Лапша пригласила их на кухню.
   Пришла пора действовать Гошу. Медлить боль-ше нельзя. Вещи загнали, деньги получили. Уйдут они из дома - ищи потом свищи! И Гош опустошил сумку Жмота, перенес все к себе в подпольное жи-лище, а в сумку натолкал самого настоящего ба-рахла - тряпок, газет, пустых бутылок.
   “Хотел я сдать их милиции, но теперь вижу - ра-но это делать. Сдам одних - останутся другие. И продолжат свои черные дела. Раз уж повезло по-пасть мне в самое воровское гнездо, постараюсь узнать всех, кто вхож сюда, перессорить их, разо-рвать эти круги, а уже после этого сдать милиции. Какой же я сыщик, если всю эту тяжесть работы на чужие плечи перекладывать стану? Адреса телефо-ны, явки и клички - все сам выявлю.”
   Он нашел в квартире тетрадь, карандаш и, от-крыв первую страницу, записал:
  
   “25 мая Мокрый и Лапша обчистили квартиру. Вещи пытались продать Жмоту. Получили два куска денег, а вещи я конфисковал. Гош.”
   В шайку входят:
   Мокрый - вор.
   Лапша - воровка.
   Жмот - купец.
   Вешалка - личность пока не установлена.
   Робот - тоже пока не установлен.
   Словесный портрет Мокрого и Лапши не ну-жен, прилагаются их фотографии. Словесный портрет Жмота прилагается в конце тетради.”
  
   Воры проводили купца. Но расставание с ним было недолгим. Он влетел в квартиру едва не вы-бив дверь.
   - Вы что мне подсунули? - кричал он, вытряхи-вая барахло из сумки. - Это по-вашему честная сделка? Отдавайте мои деньги!
   - Ты что, Жмот! Очухайся! Мы честно с тобой поступили. Это ты нас крутануть захотел. Вещи кому-то передал, а нам картину гонишь!
   - Я картину гоню? Да я не успел до первого эта-жа дойти, открыл сумку, а там... Что это? Да я за рубль бы все это не взял! А вы с меня два куска стянули! Отдавайте деньги!
   Завязалась драка. И той и другой стороне доста-лось крепко. Фонари под глазами, зубы на ковре. Когда они обессилели, пришло время разбираться.
   - Жмот, ты подумай - зачем нам тебя дурить? Я тебя раз обдурю, ты славу обо мне повсюду разне-сешь. От меня все купцы отвернутся. Кому я буду товар сплавлять? Ты же знаешь - вор без купца пропадет.
   - Пропадет, - подтвердил Жмот.
   - Так зачем мне себя губить?
   - Зачем ты меня обманул?
   - Да не обманывал я тебя! Ты своими руками каждую вещь прощупал, своими глазами осмотрел и в свою сумку их упрятал. Мы с тобой на кухне вместе сидели, Лапша от нас ни на шаг не отходи-ла. Кто мог подменить? Кто мог обмануть? Хочешь - обыщи всю квартиру. Не съел же я их!
   Квартиру обыскали, вещей не нашли, но не по-мирились. Жмот уходя сказал:
   - Не знаю, кто устроил этот фарс, но я с тобой, Мокрый, дел больше иметь не буду.
   "Одно звено разорвано, - радовался Гош. - Я верно выбрал направление работы!"
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"