Аннотация: Оказалось, что у миссис Молесуорт есть еще сборник со "странными" рассказами.
Uncanny Tales
BY MRS MOLESWORTH
LONDON: HUTCHINSON & CO
Paternoster Row
19 SUMNER PLACE, S.W.,
October, 1896
СОДЕРЖАНИЕ
ТЕНЬ, ЯВЛЯВШАЯСЯ В ПОЛНОЛУНИЕ
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ КАШЛЯЛ
НА ПОЛОВИНЕ ПУТИ МЕЖДУ ПРОХОДАМИ
ВПАДИНА НА ДОРОГЕ
"...НЕ СОСТОИТСЯ"
ЧАСЫ, КОТОРЫЕ БИЛИ ТРИНАДЦАТЬ
ТЕНЬ, ЯВЛЯВШАЯСЯ В ПОЛНОЛУНИЕ
ЧАСТЬI
Нам и в голову не приходило, что в доме Финстер Сент-Мабин водятся привидения. Мы действительно никогда об этом не думали.
Это может показаться странным, но это так. Это было настолько интересное и любопытное во многих отношениях место, что не требовалось ничего постороннего, чтобы добавить хоть что-нибудь к его достопримечательностям. Возможно, причина крылась именно в этом.
Сегодня, как только вы слышите, что дом "очень старый", следующее замечание обязательно будет: "и я надеюсь, что в нем есть" - или "нет" - это зависит от вкуса говорящего - "привидение".
Но Финстер был не просто очень стар; он был древним и, в некотором смысле, историческим. Однако я не стану отнимать у вас время, пересказывая его историю или отсылая читателей к хроникам, в которых он упоминается. Я также не поддамся искушению описать комнату, в которой некая королевская особа провела одну ночь, - если не две или три, - четыре столетия назад, или башню, ныне лежащую в руинах, где еще более известная личность была заключена на несколько месяцев. Все эти факты - или легенды - не имеют никакого отношения к тому, что я должна рассказать. Да и сам Финстер, строго говоря, также является разве что своего рода прологом к моему повествованию.
Мы услышали об этом доме от друзей, живущих в том же графстве, хотя и несколько дальше вглубь страны. Они - мистер и мисс Майлз, удобно будет сразу назвать их имена - знали, что нам было приказано покинуть наш собственный дом на несколько месяцев, чтобы оправиться от последствий очень тяжелого гриппа, и морской воздух был для нас особенно желателен.
Мы пришли в уныние. Приморские места часто ужасно скучны и банальны. Но когда мы услышали о Финстере, то перестали ворчать.
"Скучный" - в некотором смысле, это так, но уж точно - не "банальный". Джанет Майлз описывала его, - хотя и не была особенно искусна в описании, - словно читала сказку или одно из стихотворений Лонгфелло.
- Замок на берегу моря - как это прекрасно!- воскликнули все мы. - Мама, пожалуйста, пожалуйста, - мы хотим туда!
Возражения отвергались одно за другим. Дом был довольно изолирован, - сказала мисс Майлз, - располагаясь, как нетрудно понять по его названию, на краю суши - вернее, на выступе - омываемом морем с двух сторон. В нем уже несколько лет никто не жил, разве что время от времени, потому что покойный владелец относился к тем счастливым (или несчастным) людям, у которых больше домов, чем они могут использовать, а нынешний владелец еще не достиг совершеннолетия. В конце концов, дом ожидал капитальный ремонт, некоторые дополнения и переделки, но попечители были бы рады сдать его в аренду за умеренную плату на несколько месяцев и намеревались передать его в руки агентов, когда мистер Майлз случайно встретил одного из них, упомянувшего о Финстере. Дом находился в прекрасном состоянии. Но вот еще остававшиеся в нем немногочисленные предметы мебели были старые и обшарпанные. Если бы мы захотели приглашать к себе гостей, то, конечно, ощутили бы этот недостаток. Однако проблему вполне можно было решить, продолжала наш информатор. В ближайшем городе Ракстере жил очень хороший обойщик и торговец мебелью, который имел обыкновение сдавать вещи в аренду офицерам форта. "На самом деле, - добавила она, - мы часто приобретаем у него очаровательные старые предметы мебели почти даром, так что вы можете как арендовать, так и купить их".
Конечно, у нас будут гости - и наш дом не станет хуже от нескольких дополнительных стульев и столов, вместо некоторых чудовищ, от которых мы с Филом и Нейджентом убедили маму избавиться.
- Если я поеду с отцом разведать местность, - сказала я, - то непременно пойду к торговцу мебелью и хорошенько осмотрюсь.
Я действительно поехала с отцом. Мне тогда исполнилось девятнадцать, - описываемые события случились четыре года назад, - и я была очень способной девушкой. Тогда я оказалась единственной, кто не перенес болезнь, а маме в этом смысле не повезло больше всех, маме и Дорми - бедному малышу, потому что он едва не умер.
Он самый младший из нас - четверых мальчиков и двух девочки. Софи тогда было пятнадцать лет. Мое собственное имя - Лейла.
Если бы я попыталась дать хоть малейшее представление о том, какое впечатление произвел на нас Финстер Сент-Мабин, то могла бы говорить об этом часами. У нас просто перехватило дыхание. Это действительно напоминало возвращение на несколько столетий назад, - достаточно было просто оказаться в его стенах и оглядеться вокруг. И все же, мы не видели в этом никакой пользы, так, по крайней мере, сказали Майлзы, бывшие нашими проводниками. День выдался пасмурный, и казалось, что - в начале апреля, - совсем скоро пойдет дождь. Возможно, правда, это был ноябрь, хотя холода еще не наступили.
- Вы даже представить себе не можете, каков он в ясный день, - сказала Джанет, желая, как всегда бывает в подобных обстоятельствах, похвастаться своей находкой. - Здесь такая прекрасная игра света и тени.
- Мне он нравится таким, каков он есть, - ответила я. - Не думаю, чтобы я когда-нибудь пожалела, что впервые увидел его в такой пасмурный день. Он просто прекрасен.
Джанет была довольна моим восхищением и делала все возможное, чтобы другим дом также понравился. Я видела, что отец очарован этим местом, но он все время что-то бурчал и высказывал недовольство по поводу пустоты комнат - особенно спален. Поэтому мы с Джанет сразу же приступили к делу, составляя списки необходимой мебели, которые, в конце концов, оказались не слишком внушительными.
- Хантер легко справится со всем этим, - сказала мисс Майлз, и отец сдался - я думаю, он все время собирался это сделать и ожидал подходящего момента. Арендная плата и в самом деле оказалась настолько низкой, что можно было позволить себе дополнительно аренду некоторого количества мебели, предположила я. Отец со мной согласился.
- Она и в самом деле очень невелика, - сказал он, - для места, обладающего столь многими преимуществами.
Но даже тогда никому из нас не пришло в голову задаться вопросом, почему цена "подозрительно низка".
Для начала - у нас была гарантия Майлзов. Если бы имелись какие-то причины для подозрений, они должны были бы о них знать.
Мы провели вечер и следующее утро у торговца мебелью, - суетливого, услужливого маленького человечка, с первого взгляда оценившего ситуацию. Его условия оказались настолько умеренными, что отец сказал: "Здесь есть кое-какие любопытные вещи, Лейла. Ты можешь выбрать те, которые понадобятся нам в Финстере в первую очередь".
Я была рада воспользоваться этим разрешением, и, с помощью Джанет, вскоре выбрала несколько очаровательно причудливых стульев и столов, треугольный стенной шкаф и некоторые другие мелочи. Мы уже собирались уходить, когда в одном конце магазина мне бросились в глаза любопытные на вид драпировки.
- А это что такое? - спросил я продавца. - Шторы! Да ведь это настоящий старинный гобелен!
Услужливый продавец достал нужный материал.
- Это не совсем шторы, мисс, - сказал он. - Я думаю, из этого получатся хорошие "портьеры". Вы видите, что гобелен завернут в ткань. Он находился в ужасном состоянии, когда я его получил, и это оказалось единственным, что с ним можно было сделать.
Ему нельзя было отказать в изобретательности. Две части старого гобелена, очаровательного по тону, были обшиты и обрамлены тускло-зеленой тканью, что составляло действительно очень хорошую пару "портьер".
- Ах, папа! - воскликнула я. - Давай возьмем это! В Финстере наверняка найдутся продуваемые сквозняком двери, а эти половинки гобелена наверняка станут идеальными "портьерами" для двух боковых дверей в холле дома.
Отец окинул гобелен оценивающим взглядом, но сначала благоразумно поинтересовался ценой. Она оказался выше, чем у других вещей Хантера.
- Видите ли, сэр, - сказал тот почти извиняющимся тоном, - эти панели - настоящая антикварная работа, хотя они сильно потрепаны.
- Откуда они взялись? - спросил отец.
Хантер заколебался.
-По правде говоря, сэр, - ответил он, - меня попросили не называть имени того, у кого я их купил. Всегда жалко расставаться с вещами, передающимися по наследству, но - такое иногда случается, - я совсем недавно купил несколько фамильных вещей. Портьеры только сегодня утром прибыли из мастерской. Мы были вынуждены поспешить с их реставрацией, чтобы они больше не изнашивались, - видите ли, в том месте, где они висели раньше, они, скорее всего, были прибиты гвоздями к стене.
Джанет Майлз, - в некотором роде знаток подобных вещей, - рассматривала гобелен.
- Это стоит той цены, какую он просит, - тихо сказала она. - В Англии такие гобелены встречаются нечасто.
Итак, сделка была заключена, и Хантер пообещал проследить за тем, чтобы все, что мы выбрали, купили или арендовали, доставили в Финстер за неделю до нашего приезда.
Ничто не препятствовало нашим планам. К концу месяца мы оказались в нашем временном доме - все, кроме Ната, нашего третьего брата, учившегося в школе. Дормер, маленький мальчик, все еще брал уроки у гувернантки Софи. Два старших "мальчика", как мы их называли, оказались дома по разным причинам: один, Наджент, приехал в отпуск из Индии; Фил был вынужден пропустить семестр в колледже из-за приступа той же болезни, какой переболели мать и Дорми.
Но теперь, когда все снова были здоровы и собирались еще больше окрепнуть благодаря воздуху Финстера, мы подумали, что болезнь в некотором смысле пошла нам во благо. Было бы и вполовину не так весело, если бы мы с самого начала не переехали в Финстер большой семейной компанией; не прошло и недели, как мы поселились там, а к нам уже прибыли первые приглашенные нами гости.
Это был не очень большой дом; кроме нас самих, в нем могло поместиться не более трех-четырех человек. Потому что некоторые комнаты, - те, что на верхнем этаже, - оказались слишком ветхими, чтобы подходить кому-то, кроме крыс... "Крысам или призракам", - сказал однажды кто-то со смехом, когда мы осматривали их.
Потом эти слова всплыли в моей памяти.
Благодаря бесценному Хантеру, мы устроились очень удобно. С каждым днем погода становилась все мягче и все более походила на весеннюю. Лес был полон примул. Это обещало прекрасное время года.
Вдоль одной из стен дома тянулась галерея, вскоре ставшая излюбленным местом отдыха; приятное место, особенно днем, хотя и в меньшей степени - вечером, так как камин в одном конце не полностью согревал его; к тому же, камин было трудно разжечь. По галерее гуляли сквозняки, из-за большого количества выходивших в нее дверей, и мы сразу же наглухо забили две из них, по одной с каждого конца. Они оказались не нужны, поскольку одна вела по очень длинной винтовой лестнице в неиспользуемые комнаты на чердаке, а другая - на кухню. И если мы пили послеобеденный чай в галерее, его легко было пронести через столовую или гостиную, - длинные комнаты, освещенные в своих крайних концах, тянувшиеся параллельно галерее вдоль всей ее длины, - и в обеих из них имелись двери, открывавшиеся в коридор. Все главные комнаты в Финстере находились на втором этаже, а не на первом.
Заколотив эти двери, мы избавились от сквозняков, а, как я уже говорила, погода стояла мягкая и спокойная.
Однажды днем, - я постараюсь вспомнить все с самого начала наших странных переживаний, даже рискуя быть слишком многословной; мне кажется, что так будет лучше, - мы все собрались в галерее во время чаепития. "Дети", как мы называли Софи и Дормера, - к большому неудовольствию Софи, - и их гувернантка пили чай с нами, потому что в Финстере действовали смягченные правила, а мисс Ларпент была большой любимицей всех нас.
Внезапно Софи раздраженно вскрикнула.
- Мама, - сказала она, - я хочу, чтобы ты поговорила с Дормером. Он опрокинул мою чашку с чаем, - только посмотрите на мое платье! Если ты не можешь сидеть спокойно, - добавила она, повернувшись к мальчику, - я не думаю, что тебе следует приходить сюда пить чай.
- В чем дело, Дорми? - спросила мама.
Дормер стоял рядом с Софи, выглядя очень виноватым и довольно бледным.
- Мама, - сказал он, - я только отодвинул стул. Там, где я сидел, было так ужасно холодно, что я не мог там оставаться, - и он слегка вздрогнул.
Он сидел спиной к одной из запертых дверей. Фил, находившийся ближе всех, медленно провел рукой в этом месте.
- Тебе показалось, Дорми, - сказал он, - здесь нет никакого сквозняка.
Это не удовлетворило маму.
- Значит, он, должно быть, простудился, - сказала она и стала расспрашивать ребенка о том, что тот делал весь день, поскольку, как я уже сказала, он все еще был очень слаб.
Но он настаивал, что чувствует себя вполне здоровым и больше не мерзнет.
- Это был не совсем сквозняк, - сказал он, - это был... о! просто вдруг стало холодно. Я уже чувствовал это раньше - сидя в этом кресле.
Мать больше ничего не сказала, и Дормер продолжал пить чай, а когда пришло время ложиться спать, он казался таким же, как обычно, так что ее тревога исчезла. Но она тщательно изучила возможность появления сквозняка с задней лестницы, с которой сообщалась дверь. Ничего не обнаружилось - дверь была подогнана довольно хорошо, а рядом с ней Хантер приколотил войлок по краям; кроме того, одна из толстых тяжелых портьер была подвешена спереди.
Вечером или двумя позже мы сидели в гостиной после ужина, когда одна из кузин, гостившая у нас, внезапно обнаружила, что потеряла свой веер.
- Беги и принеси веер Мюриэл, Дорми, - сказала я, поскольку Мюриэл была уверена, - веер соскользнул под обеденный стол. Никто из мужчин еще не присоединился к нам.
- Но куда же ты? - добавила я, когда он направился к дальней двери. - По галерее гораздо быстрее.
Он ничего не сказал и вышел, довольно медленно пройдя через двери галереи. А через несколько минут вернулся с веером в руке, но уже через другую дверь.
Он был очень впечатлительным ребенком, и хотя мне стало интересно, что ему взбрело в голову по поводу галереи, я ничего не сказала. Но когда вскоре после этого Дорми сказал: "Спокойной ночи" и отправился спать, я последовала за ним.
- Чего ты хочешь от меня, Лейла? - спросил он довольно сердито.
- Не сердись, дитя мое, - сказала я. - Я вижу, что с тобой что-то не так. Почему тебе не нравится галерея?
Он замялся, но я положила руку ему на плечо, и он понял, что я хотела помочь ему.
- Лейла, - ответил он, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что нас никто не слышит; мы стояли, он и я, возле открытой двери в столовую, - ты будешь смеяться надо мной, но... там есть что-то странное... иногда!
- Что именно? И что значит "иногда"? - спросила я, слегка взволнованная его тоном.
- Я имею в виду не всегда; я чувствовал это несколько раз - позавчера был холод, и кроме того, я ощутил что-то вроде дыхания, - Дорми никак не мог в точности определить, что именно он чувствовал, - как если бы рядом находился кто-то очень несчастный.
- Дыхания? - повторила я.
- Да, что-то вроде слабого вздоха, - ответил он, - и всегда рядом с дверью. Но на прошлой неделе, - нет, не так давно, это было в понедельник, - я ходил туда, когда ложился спать. Я не хотел казаться глупым. Там был лунный свет... и... Лейла, тень прошла вдоль всей стены с той стороны и остановилась у двери. Я видел, как она раскачивалась... ее руки, - тут он вздрогнул, - на этой забавной занавеске, которая висит, словно она ощупывает ее, минуту или две, а потом...
- И что потом?
- Она исчезла, - просто ответил он. - Но сегодня опять лунная ночь, сестра, и я не хочу больше ее видеть. Я ее боюсь.
- Но ведь ты ходил в столовую через галерею, - напомнила я ему.
- Да, но я закрыл глаза и побежал; и даже тогда мне показалось, что позади меня движется что-то холодное.
- Дорми, дорогой, - сказала я, сильно обеспокоенная, - я действительно думаю, что это всего лишь твоя фантазия. Ты еще не вполне выздоровел, как тебе и самому известно.
- Да, это так, - согласился он. - Но я больше нигде ни капельки не боюсь. Ты же знаешь, я сплю в комнате один. Дело не во мне, это что-то такое в галерее.
- А сейчас ты не побоишься пойти туда со мной? Мы можем пробежать через столовую, там нас никто не увидит, - и я повернулась в ту сторону.
И снова мой младший брат замялся.
- Я пойду с тобой, если мы будем держаться за руки, - сказал он, - но я закрою глаза. И я не открою их, пока ты не скажешь мне, что на стене нет тени. Ты скажешь мне правду.
- Но ведь должны же быть какие-то тени, - сказала я, - в этом ярком лунном свете: деревья и ветви, или даже облака, несущиеся по небу, - что-то в этом роде ты должен видеть, дорогой.
Он покачал головой.
- Нет-нет, конечно, против этого я нисколько не возражаю. Но между ними большая разница. Ты не сможешь ошибиться. Она идет вперед, прямо вперед, крадучись, а потом у двери ее руки вытягиваются еще дальше, и она словно бы что-то ощупывает.
- Она похожа на мужчину или женщину? - спросила я, и мне самой стало немного не по себе.
- По-моему, это очень похоже на маленького человечка, - ответил он, - но я не уверен. На голове у него что-то неясное - ну, я не знаю... что-то вроде торчащего парика. А ниже он кажется во что-то завернутым, как будто в плащ. О, это ужасно.
И снова он вздрогнул, хотя ему давно пора было выбросить всю эту кошмарную чепуху из своей бедной маленькой головы.
Я крепко взяла его за руку, и мы пошли через столовую. Ничто не могло выглядеть более уютным и менее посещаемым призраками. Потому что на столе все еще горели лампы, и стояли цветы в серебряных вазах, немного вина в бокалах, фрукты и красивые блюда создавали приятную игру света. Когда мы очутились в галерее за дверью, холодной и неосвещенной, если не считать бледного лунного света, льющегося сквозь незакрытые ставнями окна, она показалась нам удивительным контрастом. Дверь с грохотом захлопнулась, когда мы вошли; в галерее было очень душно.
Дорми еще крепче вцепился в мою руку.
- Сестра, - прошептал он, - я уже закрыл глаза. Ты должна встать спиной к окнам, - между ними, иначе ты подумаешь, что это наши собственные тени, - и наблюдать.
Я сделала, как он сказал, и мне не пришлось долго ждать.
Она вышла из дальнего конца, из второй двери, откуда винтовая лестница вела на чердак, - казалось, она появилась или, по крайней мере, обрела там форму. Крадучись, как и говорил Дорми, - именно крадучись, она направилась прямо к другому концу длинной галереи. А потом она стала еще чернее, более плотной, и из смутных очертаний проступили две костлявые руки; как и сказал ребенок, было видно, что они ощупывают верхнюю часть двери.
Я стояла и смотрела. Впоследствии я удивлялась своей собственной смелости, если это вообще можно было назвать смелостью. Я была уверена, что это тень маленького человечка. Голова казалась непропорционально большой, и, да, он, - оригинал тени, - носил, очевидно, старинный парик. Наполовину машинально я огляделась - словно в поисках материального тела, которое должно было там находиться. Но нет, там не было ничего, буквально ничего, что могло бы отбросить эту странную тень.
В этом я тотчас же убедилась; и здесь я могу также сказать раз и навсегда, что никто и никогда, - как бы скептически он ни был настроен, - не смог бы объяснить ее появление обычными или, как говорят люди, "естественными" причинами. По крайней мере, наш призрак обладал такой особенностью.
Хотя я крепко держала брата за руку, я почти забыла о Дорми - казалось, я была в трансе.
Внезапно он заговорил, хотя и шепотом:
- Ты видишь это, сестра, я знаю, что ты видишь это, - сказал он.
- Подожди, подожди минутку, дорогой, - сумела ответить я тем же тоном, хотя и не могла бы объяснить, чего я ждала.
Дорми сказал, что через некоторое время, - после ужасного и, по-видимому, бесплодного ощупывания этой двери - "оно" - "исчезло".
Думаю, именно этого я и ждала. Все было не совсем так, как он говорил. Дверь находилась в самом дальнем углу стены, петли располагались почти под углом, и когда тень снова двинулась вперед, казалось, что она исчезла; но нет, она только стала слабее. Мои глаза, сверхъестественно обостренные напряжением, все еще видели ее, двигающуюся в углу, как, несомненно, ни одна реальная тень никогда не делала и не могла сделать. Я поняла это, и чувство ужаса стало почти невыносимым, но все же я стояла неподвижно, все крепче сжимая холодную маленькую руку в своей. И инстинкт защиты ребенка придал мне сил. Кроме того, она приближалась очень быстро, - мы не могли убежать, - она приближалась, нет, она была уже позади нас.
- Лейла! - ахнул Дорми. - Холод... ты чувствуешь его?
Да, действительно, - как ни одно ледяное дыхание, какое я когда-либо чувствовала прежде, не было тем мгновенным, но ужасным прикосновением абсолютного холода. Если бы это продолжалось еще секунду, думаю, это убило бы нас обоих. Но, к счастью, это прошло гораздо быстрее, чем я рассказываю о нем, а потом холод каким-то странным образом исчез.
- Открой глаза, Дорми, - сказала я, - ты ничего не увидишь, обещаю тебе. Мне хочется вернуться в столовую.
Он послушался меня. Я чувствовала, что у меня есть время убежать, прежде чем это ужасное присутствие снова появится в дверях столовой... И, ах, оно появилось, неуклонно совершая свой ужасный круг. И, увы! дверь в столовую оказалась закрыта. Но я до некоторой степени сохранила самообладание. Я без особого трепета повернула ручку, через мгновение дверь за нами захлопнулась, и мы оказались в безопасности, глядя друг на друга, в светлой веселой комнате, которую так недавно покинули.
Неужели прошло так мало времени? - сказала я себе. Казалось, прошли часы!
И в эту минуту за открытой дверью в холл послышались веселые смеющиеся голоса в гостиной. Оттуда кто-то выходил. Казалось невозможным, невероятным, что в нескольких футах от обычной приятной материальной жизни разыгрывается эта ужасная необъяснимая драма, которая, несомненно, продолжалась.
Из нас двоих я была расстроена больше, чем мой младший брат. Я была старше и восприняла все гораздо острее. Он, будучи мальчишкой, в каком-то смысле торжествовал, доказав, что оказался прав, и что он не трус, и хотя все еще был бледен, глаза его блестели от возбуждения и странного удовлетворения.
Но не успели мы обменяться даже словом, как в открытой двери появилась чья-то фигура. Это была Софи.
- Лейла, - сказала она, - мама хочет знать, куда вы с Дорми делись? Он должен немедленно лечь спать. Мы видели, как ты вышла из комнаты вслед за ним, а потом хлопнула дверь. Мама говорит, что если ты играешь с ним, то это очень вредно для него, - так поздно ночью.
Дорми соображал очень быстро. Он все еще держал меня за руку и ущипнул, чтобы я не отвечала.
- Ерунда! - сказал он. - Я попросил Лейлу, чтобы она проводила меня в мою комнату и помогла лечь. Спокойной ночи, Софи.
- Скажи маме, что я действительно нужна Дорми, - добавила я, и Софи ушла.
- Мы не должны ничего говорить ей, Лейла, - сказал мальчик. - У нее случилась бы истерика.
- А кому и что мы можем сказать? - спросила я, потому что начинала чувствовать себя беспомощной и расстроенной.
- Сегодня - ничего и никому, - рассудительно ответил он. - Ты не должна туда входить, - и он слегка вздрогнул, когда повернул голову в сторону галереи. - Подожди до утра, а утром я... я думаю, что сначала скажу Филипу. Сегодня тебе нечего бояться, сестра. Это не помешает тебе спать. В тот раз, когда я видел ее, она ничего мне не сделала.
Он оказался прав. Я спала без сновидений. Казалось, сильное нервное напряжение нескольких минут совершенно истощило меня.
ЧАСТЬII
Фил - наш брат; он - солдат. И он не подвержен никаким фантазиям! Он - оплот здравого смысла и неизменного добродушия. Он был самой лучшей кандидатурой, кому можно было доверить нашу странную тайну, и мое уважение к Дорми возросло.
Мы действительно рассказали ему, - на следующее же утро. Он слушал очень внимательно, иногда задавая вопросы, и хотя, конечно, выглядел недоверчивым, - разве я сама не была такой же? - нисколько не посмеялся над нами.
- Я рад, что вы больше никому ничего не рассказали, - сказал он, когда мы изложили все как можно более подробно. - Видите ли, мама еще не совсем окрепла, и было бы очень жаль беспокоить отца, когда он уже арендовал это место и все уладил. И ради Бога, не позволяйте себе даже намеков в разговоре со слугами; если вы это сделаете, вам придется об этом пожалеть.
- Я никому не скажу, - обещал Дорми.
- И я тоже, - добавила я. - Софи слишком возбудима, а если бы она узнала, то непременно рассказала бы Нэнни. - Нэнни - это наша старая няня.
- Если мы кому-нибудь расскажем, - продолжал Филип, - то это вызовет общее беспокойство, - он улыбнулся несколько самоуверенно, что вызвало у меня некоторое раздражение. - Но, конечно, если мне не удастся покончить с вашим призраком, и мы захотим узнать о нем чье-то другое мнение, то это будет мисс Ларпент.
- Да, - согласилась я, - я тоже так думаю.
Я не рискнула бы раздражать его утверждением, что он убедится во всем сам так же, как убедилась я; а еще я знала, что мисс Ларпент, - хотя и далеко не доверчива, - но столь же далека от глупого скептицизма в отношении тайн, недоступных обычной философии.
- Что ты собираешься делать? - спросила я. - Насколько я могу судить, у тебя есть своя теория. Может быть, ты скажешь нам, в чем она состоит?
- У меня их две, - ответил Фил, закуривая сигарету. - Это либо какая-то странная оптическая иллюзия, отчасти результат какого-то странного отражения снаружи, либо хитроумный трюк.
- Трюк! - воскликнула я. - Какой же тут может быть мотив для розыгрыша?
Фил отрицательно покачал головой.
- Ну, - сказал он, - этого я сейчас сказать не могу.
- И что же ты собираешься делать?
- Сегодня вечером я посижу в галерее и посмотрю сам.
- В одиночку? - воскликнула я с некоторым опасением. Как бы ни был он велик и силен, мне не нравилось думать о нем, - да и вообще о ком бы то ни было, - как об оставшемся наедине с этим ужасным существом.
- Я не думаю, что ты или Дорми захотите составить мне компанию, - ответил он, - и вообще, я предпочел бы не иметь вас рядом с собой.
- Я бы этого не сделал, - честно признался Дорми. - Ни за что.
- Я возьму с собой Тима, - сказал Филипп. - Предпочитаю его всем остальным.
Тим - бульдог Фила; и уж точно, - я была с этим согласна, - гораздо лучше, чем никто.
Итак, все было решено.
В тот вечер мы с Дорми легли спать необычно рано, поскольку чувствовали себя чрезвычайно усталыми. Я сослалась на головную боль, которая, впрочем, не была полностью выдумкой, хотя и раскаялась на свою жалобу, когда обнаружила: бедная мама пришла в сильное волнение из-за страха, что, "в конце концов", я тоже стану жертвой гриппа.
- Утром я буду в полном порядке, - заверила я ее.
Я ничего не знала о планах Фила. Я заснула почти сразу же. Обычно я так и делаю. И мне показалось, что я проспала целую ночь, когда меня разбудил мерцающий свет у моей двери, и я услышала тихий голос Филиппа.
-Ты не спишь, Лейла? - спросил он так, как всегда говорят люди, когда будят тебя не вовремя. Конечно, я проснулась, совершенно проснулась.
- Что случилось? - воскликнула я нетерпеливо; мое сердце бешено заколотилось.
- О, ничего, совсем ничего, - ответил мой брат, входя в комнату. - Я просто решил заглянуть к тебе по дороге в постель, чтобы успокоить. Я ничего не видел, абсолютно ничего.
Не знаю, испытала ли я облегчение или разочарование.
- Луна светила? - резко спросила я.
- Нет, - ответил он, - к несчастью, луна совсем не показалась, хотя уже почти полнолуние. Я принес с собой маленькую лампу, которая делала все менее жутким. Но я бы предпочел луну.
Я взглянула на него снизу вверх. Было ли это отражением свечи, которую он держал, или он выглядел бледнее, чем обычно?
- И, - неожиданно добавила я, - ты ничего не почувствовал?
Он помедлил с ответом.
- Там... там было холодно, конечно, - сказал он. - Пару раз мне действительно было очень холодно.
"Ах, в самом деле!" - подумала я про себя, а вслух спросила: - А как насчет Тима?
Фил улыбнулся, но не очень удачно.
- Ну, - сказал он, - должен признаться, Тиму там не очень понравилось. Он начал ворчать, потом зарычал, а закончил тем, что заскулил совершенно несчастным образом. Он очень расстроен - бедняга!
Я увидела, что собака стоит рядом с ним, у самых ног Филиппа; у нее был очень несчастный вид.
- Спокойной ночи, Фил, - сказала я, поворачиваясь на подушке. - Я рада, что все кончилось благополучно. Завтра утром ты должен будешь сказать мне, какая из твоих теорий наиболее убедительна. Спокойной ночи и огромное тебе спасибо.
Он хотел еще что-то сказать, но мое поведение остановило его, и он ушел.
Бедный старина Фил!
Мы встретились на следующее утро. Он и я. Он вовсе не был удовлетворен. Отнюдь нет. В глубине души, я думаю, это была странная тоска по человеческому обществу, по звуку человеческого голоса, - заставившая его заглянуть ко мне прошлой ночью.
Потому что он чувствовал, как холод проходит мимо него.
Но он был очень смелым.
- Сегодня вечером я опять пойду туда, Лейла, - сказал он.
- Только не сегодня, - возразила я. - Такого рода приключения требуют от человека лучшей формы. Если ты последуешь моему совету, то ляжешь спать пораньше и хорошенько выспишься, так что к завтрашнему дню будешь совершенно свеж. Еще несколько ночей будет полнолуние.
- Почему ты все время твердишь о луне? - довольно сердито спросил Фил.
- Потому что... у меня есть некоторое представление, что только в лунном свете... что-то можно увидеть.
- Ерунда! - вежливо сказал мой брат, он явно был несколько смущен. - Мы говорим о разном. Ты уверена...
- Я не уверена, - перебила его я.
- Ну, я убежден, как бы ты это ни называла, ты считаешь происходящее сверхъестественным, тогда как я в равной степени уверен, что это какой-то трюк; хитрая уловка, которую я допускаю, хотя еще не понял ее мотива.
- Тебе нужно, чтобы твои нервы были на пределе; только тогда ты сможешь обнаружить трюк такого рода, если это вообще трюк, - тихо сказала я.
Филип встал со своего места и принялся расхаживать взад и вперед по комнате; его манера делать это вызывала у меня ощущение, что он хочет избавиться от какого-то необычного чувства раздражительности. Я тоже чувствовала себя наполовину раздраженной, но наполовину - жалеющей его.
В этот момент, - мы были одни в гостиной, - дверь отворилась, и вошла мисс Ларпент.
- Я не могу найти Софи, - сказала она, оглядываясь вокруг своими близорукими глазами, которые, однако, иногда замечают очень многое. - Вы не знаете, где она?
- Я видел, как она куда-то отправилась с Наджентом, - сказал Филип, на мгновение прервав свои расхаживания.
- Ах, тогда это безнадежно. Полагаю, мне придется еще некоторое время мириться с тем, что я веду себя неправильно, - с улыбкой ответила мисс Ларпент.
Она не была молода и хороша собой, но обладала восхитительной манерой улыбаться, и... ну, она - самая милая и почти самая мудрая из женщин.
Говоря, она смотрела на Филипа. Она знала нас почти с самого детства.
- Что-нибудь случилось? - вдруг спросила она. - Ты выглядишь измученной, Лейла, а Филип, похоже, чем-то встревожен.
Я взглянула на Филипа. Он понял меня.
- Да, - ответил он, - я встревожен, а Лейла... - Он замялся. - Ну, не знаю... наверное, проявляет упрямство. Садитесь, мисс Ларпент, и выслушайте нашу историю. Лейла, ты можешь все рассказать.
Я так и сделала - сначала потребовав обещание хранить тайну, а затем заставив Фила рассказать о его собственном опыте.
Наша новая наперсница внимательно слушала, лицо ее было очень серьезно. Когда мы закончили, она, после минутного молчания, тихо сказала:
- Это очень странно, очень. Филип, если ты подождешь до завтрашнего вечера, - я полностью согласна с Лейлой, что тебе лучше поступить именно так, - я посижу с тобой. У меня довольно крепкие нервы, и мне всегда хотелось испытать нечто подобное.
- Значит, вы не думаете, что это трюк? - нетерпеливо спросила я. Я была похожа на Дорми, разделившись между искренним желанием объяснить происходящее и избавиться от внушаемого им ужаса, и наполовину детским желанием доказать, что я не преувеличиваю его ужасность.
- Я скажу вам это послезавтра, - сказала она. Я не могла сдержать легкой дрожи, когда она это произнесла.
У нее были крепкие нервы, и она была чрезвычайно рассудительна.
Но потом я почти винила себя за то, что согласилась с этим предложением. Ибо произведенный эффект оказался весьма значительным. Они никогда не рассказывали мне точно, что произошло; "Думаю, ты и сама все знаешь", - сказала мисс Ларпент. Мне кажется, что их переживания были почти точно такими же, как у нас с Дорми, возможно, усиленными чувством одиночества. Ибо это второе бдение началось только после того, как все остальные члены семьи легли спать. Стояла яркая лунная ночь - они должны были испытать все в полной мере.
От впечатления, произведенного испытанным, невозможно было избавиться; даже днем мы, четверо, видевшие и слышавшие, избегали галереи и находили любой мыслимый предлог, чтобы не входить в нее.
Но Фил, несмотря на убедительные доказательства, вел себя последовательно. Он тщательно осмотрел закрытую дверь, стремясь обнаружить любой возможный обман. Он исследовал чердаки, поднимался и спускался по лестнице, пока слуги, должно быть, не решили, что он сходит с ума. Он ничего не нашел - ни малейшего намека даже на то, почему призрачная тень выбрала именно эту галерею для своего ночного обхода.
Однако, как ни странно, по мере того как убывала луна, наш ужас ослабевал, и мы почти начали надеяться, что все это кончится, и что со временем мы забудем об этом. Мы поздравили себя с тем, что последовали собственному совету и никого не потревожили, - даже отца, который, без сомнения, рассердился бы от одной мысли, - как это могло быть, чтобы в нашем очаровательном замке у моря водились привидения!
А дни шли за днями, складываясь в недели. Вторая волна наших гостей схлынула, только что прибыла третья, когда однажды утром, пока я стояла у того места, которое мы называли "морской дверью", в ожидании, что кто-нибудь присоединится ко мне прогуляться по пляжу, кто-то тронул меня за плечо. Это был Филип.
- Лейла, - сказал он, - меня беспокоит Дорми. Он снова выглядит больным, и...
- А мне казалось, что он окреп, - сказала я удивленно и огорченно, - разрумянился и выглядит гораздо веселее.
- Так оно и было до недавнего времени, - ответил Филип. - Но если ты присмотришься повнимательнее, то увидишь, что он снова стал таким же бледным, как раньше. И, - я вбил себе в голову, что он необычайно чувствительный ребенок, - это как-то связано с луной. Уже почти полнолуние.
На мгновение я по глупости забыла о том, с чем оно ассоциировалось.
- Право, Фил, - сказала я, - это слишком абсурдно! Ты действительно... О, - он хотел было перебить меня, и я почувствовала, как у меня вытянулось лицо. - Ты ведь имеешь в виду галерею?
- Разумеется, - ответил он.
- Но почему? Дорми тебе ничего не рассказывал? - Меня охватило какое-то болезненное чувство. - Я уже начала надеяться, - продолжала я, - что это каким-то образом исчезло; что, может быть, оно появляется только раз в году в определенное время года, а может быть, что новички видят его в первый раз и больше не видят. О, Фил, мы не можем оставаться здесь, каким бы замечательным ни было это место, если в доме действительно водятся привидения.
- Дорми почти ничего не сказал, - ответил Филип. - Он только пожаловался мне, что чувствовал холод раз или два, "с тех пор как снова появилась луна", - таковы были его слова. Но я вижу, что он боится чего-то большего. И это заставило меня обратиться к тебе. Мне нужно уехать в Лондон на десять дней или около того, чтобы поговорить с докторами по поводу моего отпуска и еще кое-чего. Мне не нравится, что вы с мисс Ларпент... если эта штука вернется... вам некому будет довериться. Как ты думаешь, не следует ли все сказать отцу, прежде чем я уеду?
Я задумалась. По многим причинам я не хотела этого делать. Поначалу отец будет настроен скептически, а потом, если получит доказательства, он впадет в другую крайность и станет настаивать на том, чтобы уехать из Финстера, и это будет большим огорчением для матери и всех заинтересованных лиц. А маме так нравилось это место, и она выглядела намного лучше!
- В конце концов, - сказала я, - это никому из нас не повредило. Мисс Ларпент испытала шок, я тоже, но для нас это было не таким большим потрясением, как для тебя, Фил, - поверить в привидение. И мы можем избегать галереи, пока тебя нет. Нет, я бы предпочла оставить все это в тайне, - в конце концов, мы не собираемся жить здесь вечно.
Стояло чудесное утро; воздух, слабо насыщенный морем, был подобен эликсиру; высокое небо и тени на утесах, отбрасываемые темными лесами позади, - все это, действительно, было, как сказала Джанет Майлз, "чудесно".
- Да, - согласился Фил, - это ужасно неприятно. А что касается Дорми, - продолжал он, - может быть, я попрошу маму, чтобы она позволила мне взять его с собой? Ему будет весело в Лондоне, моя старая квартирная хозяйка станет заботиться о нем, как о своем собственном сыне, если мне придется задержаться допоздна. И я позволю своему доктору осмотреть его, - аккуратно, ненавязчиво; он может дать ему тоник или что-то еще.
Я от всей души одобрила эту идею. Так же поступила и мама, когда Фил заговорил об этом, - ей тоже казалось, что ее "малыш" в последнее время выглядит совсем бледным. Мнение лондонского врача было бы как нельзя кстати. Итак, все было решено, и уже на следующий день они отправились в путь. Дормер, в своей "старомодной" сдержанной манере, пришел в величайшее восхищение, и только одним замечанием намекнул на то, что, без сомнения, стало главной причиной этого.
- Когда мы вернемся, полнолуние уже пройдет, - сказал он. - И после этого оно случится еще только один раз, прежде чем мы уедем, правда, Лейла? Этот дом у нас только на три месяца?
- Да, - ответила я, - отец снял его только на три месяца, - хотя и знала, что у него есть возможность продления аренды.
В результате, мы с мисс Ларпент остались наедине, конечно, не с призраком, а с нашим роковым знанием о его нежелательной близости.
Мы не говорили об этом друг с другом, но по молчаливому согласию избегали ходить в галерею даже днем, насколько это было возможно. Я чувствовала, - она сама тоже потом призналась мне в этом, - что невозможно было ощутить этот холод и не выдать себя.
Я вздохнула свободнее, полагая, что страх перед возможным возвращением тени на самом деле был вызван только переутомлением ребенка.
Пока однажды утром мой глупый рай не был внезапно разрушен.
Отец вышел к завтраку поздно, - по его словам, он отправился на раннюю прогулку, чтобы избавиться от головной боли. Но он вовсе не выглядел так, будто ему это удалось.
- Лейла, - сказал он, когда я выходила из комнаты, налив ему кофе, - маме еще не разрешалось рано вставать, - Лейла, не уходи. Я хочу поговорить с тобой.
Я резко остановилась и повернулась к столу. В его поведении было что-то очень странное. Обычно он искренен и нетерпелив, почти порывист в своей манере говорить.
- Лейла, - снова заговорил он, - ты разумная девушка, и нервы у тебя крепкие. Кроме того, ты не болела, как другие. Не говори никому о том, что я собираюсь тебе сказать.
Я кивнула в знак согласия; я едва могла говорить. Мое сердце бешено колотилось. Отец не стал бы хвалить мои нервы, если бы знал об этом.
- Прошлой ночью случилось нечто странное и необъяснимое, - продолжал он. - Мы с Наджентом сидели в галерее. Ночь была мягкая, и луна сияла во всей своей красе. Мы думали, что теперь, когда Фил со своими трубками уехал, в галерее будет гораздо приятнее, потому что он превратил ее в курительную комнату. Ну... мы сидели тихо. Я зажег настольную лампу на маленьком столике в дальнем конце комнаты, а Наджент полулежал в кресле, ничего особенного не делая, просто любуясь ночью, как вдруг он резко вскрикнул и, вскочив, бросился ко мне. Лейла, у него стучали зубы, он посинел от холода. Я был очень встревожен, - ты же знаешь, как он болел в колледже. Но через минуту-другую он пришел в себя.
- В чем дело, черт возьми? - спросил я. Он попытался рассмеяться.
- Право, не знаю, - ответил он. - Мне показалось, что меня пронзил холод, но теперь я снова чувствую себя нормально.
- Я отвел его в столовую, заставил выпить немного бренди с водой и отправил спать. Потом я вернулся, все еще испытывая некоторую неловкость из-за него, и сел с книгой, когда, Лейла, - ты вряд ли поверишь, - я сам испытал точно такое же потрясение. Совершенно отвратительный холод. Я поднялся, а потом, Лейла, постепенно, каким-то инстинктом, понял, что стало причиной. Мое дорогое дитя, ты подумаешь, - я сошел с ума, когда я скажу тебе, что какая-то тень, - тень в лунном свете, - преследовала меня, так сказать, по комнате, настигла меня, - и я снова испытал это ужасное ощущение. Но я не собирался сдаваться. Я увернулся от нее и стал наблюдать за ней, а потом...
Нет необходимости приводить дальнейшие слова моего отца; достаточно сказать, что его опыт полностью соответствовал нашему, - или, нет, думаю, он превзошел его. Он был худшим из всех.
Бедный отец! Я очень боялась за него. Мне кажется, такое потрясение переносится тяжелее мужчиной, чем женщиной. Наш пол менее скептичен, менее опирается на факты, более изобретателен, или как вам будет угодно назвать готовность верить в то, что мы не можем объяснить. И я был поражена, увидев, как мой отец сразу же капитулировал, даже не попытавшись найти объяснение в возможном обмане. Поразительно, но в то же время я испытала некоторое удовлетворение. Было почти облегчением обнаружить других в одной лодке с нами.
Я сразу же рассказал ему все, что нужно было ему рассказать, а также о том, как мучительно мы старались сохранить нашу тайну при себе. Я никогда не видела отца таким потрясенным; он был ужасно добр и жалел нас. Он велел мне привести мисс Ларпент, и мы устроили совет... не знаю, как это назвать! - конечно, не "военный", потому что никто из нас не думал сражаться с призраком. Как можно бороться с тенью?
Мы решили ничего не предпринимать, кроме того, чтобы не допустить дальнейшего развития этих событий. В течение следующих нескольких дней отец распорядился сделать в галерее кое-какие работы, которые помешали бы нам сидеть там, не вызывая никаких подозрений со стороны мамы или Софи.
- А потом, - сказал отец, - мы будем наблюдать. Возможно, это необычное явление дает о себе знать только время от времени.
- Я почти уверена, что это так, - ответила мисс Ларпент.
- И в этом случае, - продолжал он, - нам, возможно, удастся избегать его. Но я не чувствую никакого желания продлить наше пребывание здесь после того, как пройдет три месяца. Если однажды слуги узнают эту историю, - а они наверняка узнают ее рано или поздно, - это будет ужасно; беспокойство и раздражение принесут твоей матери гораздо больше вреда, чем тот хороший эффект, который оказали на нее воздух и перемены.
Я была рада услышать это решение. Честно говоря, я не чувствовала, что смогу долго выдерживать это напряжение; кроме того, это могло убить бедного маленького Дорми.
Но куда же нам перебраться? Наш собственный дом был совершенно непригоден для жилья до осени, поскольку там велись обширные переделки и ремонт. Я сказала об этом отцу.
- Да, - согласился он, - это неудобно. - Он задумался. - Я не могу этого понять, - продолжал он. - Майлз наверняка знал бы, если бы у этого дома была дурная слава. Я думаю, что сегодня же пойду к нему и все ему расскажу, - по крайней мере, расспрошу о каком-нибудь другом доме по соседству, - и, может быть, объясню ему причину нашего переезда.
В тот же день он отправился в Ракстер и, как я и предполагала, по возвращении сообщил мне, что доверился обоим нашим друзьям.
- Они чрезвычайно обеспокоены, - сказал он, - и очень сочувствуют нам, хотя, естественно, склонны считать нас фантазерами. Но одно меня радует - тамошний дом священника сдается с первого июля на три месяца. Майлз повел меня посмотреть на него. Я думаю, что это место нам вполне подойдет, - это совсем не деревня, хотя городом его назвать тоже нельзя, - просто милое маленькое местечко. Вполне современное, яркое и веселое, и, вдобавок, начисто лишенное призраков.
- А что скажет о нашем скором отъезде мама? - спросила я.
Но насчет этого отец меня успокоил. Он уже говорил с ней об этом, и она почему-то вовсе не показалась ему разочарованной. Она вбила себе в голову, что Финстер не подходит Дорми, и была склонна полагать, что трех месяцев оздоровительного воздуха за один раз вполне достаточно.
- Значит, ты уже договорился относительно аренды дом священника в Ракстере? - уточнила я.
- Я оставил право выбора за собой, - сказал мой отец. - Но ты, наверное, будешь удивлена, узнав, что Майлз умолял меня отложить принятие решения на несколько дней. Он придет к нам завтра, чтобы переночевать у нас.
- Ты хочешь сказать, он хочет убедиться во всем сам?
Отец молча кивнул.
- Бедный мистер Майлз! - воскликнула я. - Надеюсь, ты не составишь ему компанию в галерее, отец?
- Я предлагал ему сопровождать его, но он и слышать об этом не хочет, - последовал ответ. - Он собирается взять с собой одного из своих сторожей, - крепкого, надежного молодого человека, и они вдвоем с револьверами намереваются схватить призрака, - так он говорит. Посмотрим, удастся ли им это. Но нам следует принять все необходимые меры, чтобы наши слуги ничего не заподозрили.
Это нам удалось. Мне нет нужды вдаваться в подробности. Достаточно сказать, что крепкий сторож отправился к себе домой еще до рассвета в ночь бдения; все усилия его хозяина убедить его остаться в Финстере хоть ненадолго, не увенчались успехом, а сам мистер Майлз выглядел таким больным на следующее утро, когда он присоединился к нам за завтраком, что мы, посвященные, едва могли сдержать свои восклицания, когда Софи, словно почувствовав его "больное место", - как это бывает у некоторых людей, - сказала ему, что он выглядит именно так, "будто увидел привидение".
Его опыт был в точности схож с нашим. После этого мы больше ничего не слышали от него о том, как ему жалко, что мы собираемся покинуть место, так хорошо нам подходившее, и т.д., и т.п. Напротив, перед отъездом он признался моему отцу и мне: по его мнению, нам необычайно повезло, что мы не приехали больше чем на три месяца, хотя в то же время добавил, что чувствует себя совершенно сбитым с толку.