Аннотация: Рассказы из двух журналов "The Ghost Story".
ИЗ
"GHOSTSTORY", ФЕВРАЛЬ, 1927
СОДЕРЖАНИЕ
Уна Э. Дари. ПРИЗРАК МЕДУЗА-РИДЖ
У.Э. Корниш. ТАНЦУЮЩИЕ В МОРЕ
Марк Меллен. ДУША ЧЕРНОГО ТОБИАСА
Форрест Л. Кинг. "НИКОГДА НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К ПРИЗРАКУ!"
Джордж Букхарт. ИСТОРИЯ С ТАНЦУЮЩИМИ ГРОБАМИ
Ральф Бартон. ПРИЗРАЧНЫЙ ЗАЩИТНИК
Леонард Гесс. "МЕРТВЫЕ ЗНАЮТ ВСЕ"
Гарольд Стэндиш Корбин. ТВАРЬ НА ДЕРЕВЕ
Марта Хиггинс. ПРИЗРАК ФАЛЬШИВЫЙ - ИЛИ НАСТОЯЩИЙ?
Миссис Джек Перселл. ШУРШАЩИЙ ПРИЗРАК ХЭТФИЛД ХОЛЛА
Вера Даррелл. ЧЕРНЫЙ ИДОЛ
ПРИЗРАК МЕДУЗА-РИДЖ
УНА Э. ДАРИ
В моей записной книжке указано, что это случилось днем, в конце июня, когда резкое дребезжание телефонного аппарата пробудило меня от дремоты и заставило, в кимоно и тапочках, ответить на его настойчивый звонок.
- Мисс Эллис? - услышала я в трубке голос доктора Роджерса. - У меня есть для вас интересное дело. Миссис Джулиан Грэнтэм из Медуза-Ридж нужна сиделка. Вы можете отправиться туда немедленно?
Доктор Роджерс - специалист по нервным заболеваниям, человек, который очень высоко ценит избранную им сферу деятельности. Кроме того, он обладает глубокими познаниями о психических силах, влияющих на поведение человека. Случаи, за которые он брался, обычно были трудными, но, по крайней мере, для меня они представляли немалый интерес. Любой пациент, которого он называл "интересным", был человеком, далеким от обыденности.
Я занялась поспешными сборами, чтобы успеть на поезд, отходящий в 2:55; при этом мой разум был занят попытками свести воедино отрывочные воспоминания, связанные с именем Джулиан Грэнтэм. Я знала, что она была богатой владелицей полудюжины хлопчатобумажных фабрик в разных частях страны. Я помнила, что она недавно вышла замуж, но неуловимое, трагическое воспоминание, связанное с ее именем, упорно ускользало от меня. Даже после того, как я села в поезд и намеренно сосредоточилась на этом моменте, я не смогла вспомнить подробности трагедии, которая, как я знала, была каким-то образом связана с ней и домом, в который я собиралась войти.
Медуза-Ридж находится в двух часах езды от города, в одном из тех мест на южном побережье, которые богатые горожане превратили в летний рай, с обширными лужайками, подстриженными живыми изгородями и сверкающими садами, похожими на драгоценные камни, и все это усиливает красоту очаровательных домов, возвышающихся на утесах над заливом. Я шла с маленькой станции на Грэнтэм-плейс в прекрасном свете позднего дня, когда широкие голубые воды залива, покрытые ямочками, танцевали передо мной, - и казалось невероятным, чтобы болезнь и трагедия могли посетить это место.
Дворецкий встретил меня у двери и, позвав экономку, исчез в задней части дома, оставив меня следовать за пожилой женщиной с печальным лицом вверх по широкой лестнице в комнату на втором этаже.
- Я Марта Макьюэн, - просто сказала она; акцент и имя выдавали ее шотландское происхождение. - Я экономка и личная горничная мисс Виви - я имею в виду миссис Грэнтэм, - поспешно поправилась она. - До замужества ее звали Вивиан Клайд. Я с ней с тех пор, как она была ребенком, и, видите ли...
Она внезапно замолчала, затем добавила:
- Она увидится с вами, мисс Эллис, как только вы немного отдохнете. Ваша комната находится рядом с ее через эту смежную дверь. Я надеюсь, вы сможете ей помочь. - Она тяжело вздохнула, и выражение глубокой печали появилось на ее лице.
Про себя я решила, что она унылое создание, но ответила ей так бодро, как только могла.
- Я совсем не устала. Скажите миссис Грэнтэм, что я буду у нее через десять минут.
Я умылась, надела форму и постучала в дверь, которая вела в комнату миссис Грэнтэм.
Она лежала на кушетке, придвинутой к окну, и, когда я вошла, ее глаза обратились ко мне с выражением, которое я никогда не забуду. Мое первое впечатление почти вылилось в слова: "Какая красивая женщина!"
Но последовавшая за этим мысль была: "Какое, однако, затравленное выражение лица!"
Это не был обычный случай нервного расстройства. Каждое движение, даже ее голос, были вялыми, словно от слабости, но под этой вялостью я чувствовала что-то холодное и зловещее. И этим чем-то был страх - абсолютный, неприкрытый, ужасный страх, вызвавший бледность на ее лице и лишивший ее сил. Чего она боялась?
Миссис Грэнтэм обратилась ко мне мягким, нежным голосом.
- Я очень благодарна вам за то, что вы пришли. На самом деле я не больна, как вы уже знаете, только устала. - Она слегка улыбнулась. - Думаю, что спущусь сегодня на ужин. Мистер Грэнтэм будет отсутствовать целый день. Он прибудет вовремя, чтобы поужинать с нами. Мистер Грэнтэм не любит болезни, и я боюсь, он был бы огорчен, если бы подумал, что я больна и нуждаюсь в сиделке. Я не больна - совсем не больна, как вы знаете. Доктор Роджерс заверил меня, что вы будете восхитительной собеседницей, и, возможно, пока вы здесь, вы забудете о своей профессии, и согласитесь быть просто моим другом.
Все время, пока она говорила, ее глаза смотрели на дверь позади меня, полные страха перед тем, кто может войти.
Я вернулась в свою комнату и надела к ужину простое темное платье; мной овладело самое необычное чувство депрессии - предчувствие. Как ни старалась, я не могла избавиться от этого. Я сказала себе, что устала и голодна, но свинцовая тяжесть на моем сердце не уменьшилась.
От необъяснимого чувства страха и отвращения я похолодела. Я решительно боролась с этим.
- Это все атмосфера этого жуткого дома, - пробормотала я себе под нос. - Несмотря на его красоту и роскошь, здесь присутствует что-то неестественное, какая-то зловещая эманация, которую я чувствую.
Несмотря на все мои усилия, я вошла в столовую немного позже, чем собиралась, и мой пульс бился быстрее, чем обычно.
Конечно, в этой величественной комнате с ее красивой старинной мебелью "шератон" и сверкающим серебром не было ничего, что могло бы вызвать у меня тревогу. И все же едва я переступила порог, как меня охватила паника, паника настолько сильная, что она принесла мне физические страдания. Мои колени задрожали, от тошноты я на мгновение потеряла сознание. Но это прошло так же быстро, как и появилось, и я оказалась лицом к лицу с хозяином дома, в то время как миссис Грэнтэм представила меня как "подругу, которая поживет у нас некоторое время".
Увидев Джулиана Грэнтэма, я была удивлена. Он был гораздо моложе, чем я предполагала, едва ли старше среднего возраста, привлекательный, но совсем не красавец, хорошо сложенный и высокий. Как и все остальные в доме мрака, он казался подавленным и унылым, хотя, когда мы уселись за стол, явно старался быть веселым.
Миссис Грэнтэм была в целом прелестна; я знала, что румяна и губная помада придали нежный румянец щекам и цвет губам, но поскольку она сидела лицом к закату за широким окном, никакого макияжа видно не было. Она выглядела как молодая девушка, нежная и хрупкая, без единого следа болезни, высасывавшей ее жизнь.
Она прилагала отчаянные усилия, чтобы казаться оживленной и жизнерадостной, и я сразу поняла, что в то время как мистер Грэнтэм пытался развлечь меня, все усилия миссис Грэнтэм были направлены на то, чтобы привлечь внимание мужа к себе. Интересно, могло ли это быть причиной, совершенно банальным объяснением всей ситуации? Безумно любя своего мужа, осознавала ли миссис Грэнтэм, что он не отвечает ей взаимностью, и не изматывала ли она себя в тщетных попытках завоевать его?
Затем в разговоре наступила пауза, и я осознала, что миссис Грэнтэм повернулась к двери в напряженной позе, ее глаза снова наполнились абсолютным страхом, она ждала, - со страхом ждала того, что могло войти. Я поняла это. Какими бы ни были отношения между мужем и женой, нечто более ужасное, чем безответная любовь, наполнило душу миссис Грэнтэм страхом.
Трапеза затянулась - вместе с беседой. Мистер Грэнтэм рассеянно отвечал, когда к нему обращались, и, наконец, замолчал, по-видимому, погрузившись в свои мысли. Жизнерадостность миссис Грэнтэм угасла. Она тоже замолчала - и полуобернулась на своем месте, не сводя глаз с двери справа от себя. Оба, казалось, забыли о моем присутствии.
Мы сидели, немые и неподвижные, в сгущающихся сумерках. Все притворство было отброшено. Я чувствовала себя так, словно была связана заклинанием, углы комнаты скрывала наползающая темнота.
Затем дверь медленно открылась, и фигура женщины вошла в сумрачную комнату; тень среди теней, она двинулась к столу. Она придвинула стул и села между мужем и женой - смутная фигура в сером свете.
Мистер Грэнтэм, погруженный в свои мысли, не поднимал глаз от тарелки. Миссис Грэнтэм, по-прежнему повернувшись к двери, не изменила ни позы, ни пристального взгляда. Новоприбывшая, возможно, была невидима для этой странной пары. Я удивилась, что никто из них не сделал никакой попытки представить меня этой женщине, но внезапно миссис Грэнтэм с содроганием повернулась ко мне.
- Я плохо себя чувствую, мисс Эллис, - сказала она. - Вы поможете мне добраться до моей комнаты?
Чары были разрушены. Я вскочила, почувствовав влажный холод в атмосфере комнаты.
Миссис Грэнтэм тяжело оперлась на меня, когда мы выходили из комнаты. Было что-то неестественное, похожее на транс в неподвижности двух оставшихся, сидевших точно статуи, пока я поддерживала падающую в обморок женщину, когда мы выходили из комнаты.
В холле она лишилась чувств, Марта выбежала из задней части дома. Вместе мы отвели ее в комнату, дали общеукрепляющие средства и уложили в постель.
Я оставила Марту рядом с ней и спустилась вниз, полная решимости разбудить мистера Грэнтэма и сообщить ему о том, что болезнь его жены серьезна. Я хотела выяснить, был ли он совершенно бессердечен, или его кажущееся безразличие коренилось в какой-то другой причине.
Сумерки уже миновали, и в зале было совсем темно. Столовая представляла собой пещеру мрака, в которую проникал тусклый свет из большого западного окна.
Я могла видеть две фигуры, неподвижно сидящие за столом. Длинная белая рука обвила шею мистера Грэнтэма, а он... он выглядел очень взволнованным.
Вряд ли я могла прервать столь интимный тет-а-тет, но я намеренно произвела некоторый шум, проходя через столовую в соседнюю комнату, оказавшуюся библиотекой. Я нашла и повернула выключатель, увидев длинную, удобно обставленную комнату, с изобилием книг и журналов, - комнату, сулящую легкость и покой.
Напротив меня находился большой письменный стол с плоской столешницей, на котором стояла фотография в серебряной рамке, мгновенно привлекшая мое внимание. Это была фотография женщины, которая в тот момент сидела с Джулианом Грэнтэмом в столовой.
Я внимательно изучила ее. Ошибки быть не могло. Я узнала это лицо, странно чужое... почти восточное на вид. По мере того, как я смотрела, росло убеждение, что под этой прекрасной внешностью скрывался обман - что в этих глазах было зло!
Я вздрогнула, когда ставила фотографию на место.
Когда я снова вошла в столовую, свет был включен, вокруг стола хлопотала горничная. Ни мистера Грэнтэма, ни женщины - никого. Я вернулась в свою комнату, и через мгновение вошла Марта. В руках у нее было чистое белье.
- Мисс Виви сейчас спокойно спит, - сказала она и почти шепотом добавила: - Да поможет ей Бог!
Мои мысли все еще были прикованы к женщине на фотографии.
- Марта, кто была та женщина, которая приходила в столовую сегодня вечером?
Мгновение Марта стояла как статуя, затем простыня выпала у нее из рук, а лицо приобрело цвет старой слоновой кости. Она ухватилась за стул, опустилась на него и ахнула:
- Боже милостивый, вы тоже ее видели!
Я принялась успокаивать ее, и через несколько мгновений к ней вернулось самообладание.
- Это она, - прошептала она, - первая жена мистера Грэнтэма.
- Что вы имеете в виду, Марта? Что у мистера Грэнтэма есть две жены, живущие в одном доме? - воскликнул я в ошеломленном изумлении.
Дрожь Марты усилилась.
- Из них жива только одна. - Она вздохнула. - Другая умерла одиннадцать лет назад!
- Вы пытаетесь сказать мне, что я видела дух - привидение - сидящее рядом с мистером Грэнтэмом сегодня вечером?
Страх сковал меня. Это было невероятно. Такого просто не могло случиться! Эта пожилая женщина пыталась заразить меня своими собственными безумными фантазиями.
В моем сознании скопилось много неприятных ощущений, которые я испытала за те несколько коротких часов, что провела под крышей Грэнтэма. Гнетущая атмосфера этого места, неестественное поведение как мужа, так и жены, неизбежное ощущение существенной неправильности всего этого - как будто это было духовно неуместно.
- Марта, - сказала я, наконец, - вы должны рассказать мне больше. Я здесь, чтобы помочь вам любым возможным способом. Если я действительно хочу помочь миссис Грэнтэм, то должна знать, что у нее на уме и чего она боится. Вы знаете, что происходит в этом доме, и ради вашей хозяйки я умоляю вас рассказать мне всю историю.
Марте было трудно начать, но, начав, она уже не могла остановиться. Думаю, она была рада найти доверенное лицо, которому могла бы излить все накопившиеся страхи, мучившие ее в течение нескольких месяцев.
Мистер Грэнтэм в юности встретил танцовщицу, которая произвела настоящий фурор в кафе и танцевальных залах того времени, и увлекся ею. Она называла себя Зулейдой и утверждала, что она австрийка.
Она была грациозным созданием с яркой, пламенной индивидуальностью, которая привела в восторг Джулиана Грэнтэма. В тот день, когда ему исполнился двадцать один год, и он стал неограниченным хозяином своего состояния, он женился на ней.
Жизнь превратилась в безумную оргию для несчастной пары и их друзей. Дикие вечеринки сменяли одна другую, а ссоры были постоянными и ожесточенными. Зулейда открыто заводила любовников, но она безумно ревновала своего мужа, и если он бросал хотя бы мимолетный взгляд на другую женщину, происходили самые жестокие сцены.
Ее сила была гипнотической, и он не мог избежать ее странных чар.
Со временем его увлечение превратилось в ненависть, и чем больше он ненавидел ее, тем сильнее становилась ее власть над ним. Его воля, казалось, умерла, когда она обратила на него свой взор, и он стал пластичным, уступая ее последним желаниям, все это время бессильно ненавидя ее.
Однажды ночью Зулейда собрала группу близких друзей и отправилась на автомобиле в Медуза-Ридж, где проходило множество безумных празднеств. К полуночи каждый член группы достиг самой глубокой стадии опьянения. "Мерзкая пьяная толпа", - позже описал эту вечеринку один из слуг, выступая со свидетельского места.
В ранний утренний час между Зулейдой и несчастным Джулианом вспыхнула ожесточенная ссора. Когда все закончилось, Зулейда была мертва, а Джулиан серьезно ранен.
Конечно, было проведено расследование, но доказательства были путаными и противоречивыми. Никто не знал, у кого были пистолеты. Никто не знал, кто стрелял. Грязное дело замяли, и Джулиан Грэнтэм поднялся с постели изменившимся, наказанным жизнью человеком.
Дом в Медуза-Ридж был закрыт навсегда. Танцоры, кафе и дикие вечеринки - все это в его жизни отошло в область воспоминаний. Он посвятил себя своему делу и с годами стал важной фигурой среди владельцев хлопчатобумажных фабрик.
Через десять лет после смерти Зулейды он встретил Вивиан Клайд, красивую и обаятельную. Они были словно созданы друг для друга. Они поженились, и в течение нескольких месяцев были идеально счастливы.
- Неприятности начались, когда мы приехали сюда, - простонала Марта. - Мисс Виви понравился океан, и она предложила жить в этом доме летом. О, если бы мы только остались в городе, если бы мы поехали куда угодно, только не сюда!
- Расскажите мне все, - взмолилась я.
- Сначала мы не знали, что это было, - продолжала Марта. - Мы обе чувствовали, что с этим местом что-то не так, а мистер Джулиан стал странным почти сразу, как мы приехали сюда. Как-то раз мисс Виви нашла его стоящим в библиотеке с большой фотографией в серебряной рамке в руке, бледным и дрожащим, со странным, ошеломленным выражением в глазах.
Конечно, мисс Виви сразу догадалась, чья это фотография. Она была очень расстроена. "Может быть, мы поступили неправильно, приехав сюда, - сказала она мне, - это пробудило печальные воспоминания в сознании мистера Джулиана".
Если бы я была на вашем месте, сказала я, я бы просто сожгла эту фотографию. Мисс Виви презрительно рассмеялась. "Я не боюсь никакой фотографии, - ответила она. - Джулиан любит меня. Он никогда не любил эту женщину, и ее фотография не может причинить мне вреда". Это было похоже на вызов. То, как она это сказала, звучало именно так, и вызов был принят. С тех пор борьба за душу мужчины между живой женщиной и мертвой не прекращается, и я думаю, что мертвая женщина побеждает.
- Почему, Марта? - быстро спросила я.
Она продолжала, как будто не слышала.
- Они не вернулись в город. Мисс Виви предложила это, но мистер Джулиан не согласился. Он сказал, что у него здесь есть кое-какие дела, которые задержат его на несколько дней, и поэтому все затянулось. Я думаю, что сначала мистер Джулиан почувствовал влияние мертвой танцовщицы и испугался, что будет выглядеть трусом, если сбежит. Он хотел бороться с этим и преодолеть это, но почти сразу сдался.
Как я уже сказала, сначала мы не знали, что это было. Мистер Джулиан становился все более странным. У него бывали приступы, когда он часами сидел и смотрел прямо перед собой. Если кто-нибудь заговаривал с ним, он либо не отвечал, либо выглядел ошеломленным, как человек, пробуждающийся ото сна, и его ответы были либо бессвязными, либо глупыми.
И он казался одержимым, когда смотрел на эту фотографию! Я наблюдала за ним снова и снова. Едва он входил в холл, казалось, что-то хватало его и увлекало в библиотеку. Я видела, как он отворачивался и пытался уйти, но через несколько шагов колебался, останавливался и медленно... медленно волочил одну ногу за другой в библиотеку, где долго стоял, уставившись на эту зловещую фотографию.
Какое-то время я думала, что все это фотография, просила и умоляла мисс Виви сжечь ее. Но мисс Виви гордая по-своему, и она сказала, что мистер Джулиан должен выбрать между фотографией и ею - и она знала, что он выберет ее.
И вот однажды вечером я увидела ее. Это было в сумерках, когда я шла по коридору; я увидела что-то вроде туманного столба возле столовой. Потом я увидела два глаза, уставившихся на меня, и поняла, что это было. Поскольку, когда она впервые вернулась, она была именно такой - просто туман, с двумя пристальными злыми глазами. С тех пор она стала сильнее.
- Что вы имеете в виду, Марта?
- Мисс Эллис, теперь, когда я говорю с вами, мне не так страшно. Я скажу вам, что думаю об этом, и что до сегодняшнего дня не осмеливалась выразить словами. Здесь осталось что-то от нее, обладающее силой завладеть памятью мистера Джулиана, так что он не мог думать ни о чем, кроме нее, но чем больше он думал о ней, тем сильнее она становилась. При жизни она ревновала его и не могла вынести, когда он смотрел на другую женщину, и сейчас ее душа чувствует то же самое, так что она обязана забрать его у жены.
Это как если бы она питалась мисс Виви - как те вампиры, о которых вы читали. Чем слабее становится мисс Виви, тем сильнее становится она. Каждый раз, когда я вижу ее, она материализуется немного более полно. Из тумана и пары глаз она превратилась в фигуру, которую вы видели сегодня вечером и которую приняли за человека. Когда это закончится? О Господи! Когда это закончится?
Понимание росло в моем сознании, и вместе с ним рос тупой ужас. Каким бы невероятным это ни казалось, каким бы невозможным это ни должно было быть - это было правдой. Марта не была буйствующим безумным созданием. Она была умной, храброй, сильно измученной женщиной, рассказывающей мне о тех происшествиях, о которых она имела ясное и убедительное представление.
- Как вы думаете, что чувствует мистер Грэнтэм, когда видит ее? - спросила я.
- Мисс Эллис... - Марта посмотрела мне прямо в глаза. - Говорю вам со всей определенностью, мистер Джулиан никогда ее не видел!
На мое недоуменное восклицание она выразительно покачала головой.
- Нет, и мисс Виви тоже. По какой-то причине она не может показаться никому из них. Они по-другому осознают ее, но они не могут ее видеть. Вот что пугает мисс Виви. Она знает, когда та рядом, и чувствует холод, слабость и ужасный страх, как будто какая-то злая сила причиняет ей вред. Это - то, что она ожидает и боится увидеть. Она ожидает, что призрак появится перед ней, и она убеждена, что когда это произойдет, это будет означать ее смерть.
Я вздрогнула. Теперь я поняла взгляд этих умоляющих глаз.
- Но я уверена, что она может влиять на мистера Джулиана только ментально, - продолжила Марта. - Я видела, как она обвила руками его шею и положила голову ему на плечо, а он сидел, словно мраморная статуя, уставившись прямо перед собой.
Ему все время становится хуже, и она может каким-то образом заставить его думать о ней и притупить его волю, но она не может заставить его осознать ее как сущность - пока нет. Одному Богу известно, что она сможет сделать, в конце концов, если так будет продолжаться и дальше!
Я вспомнила о сцене, свидетелем которой была в заполненной тенями столовой, и мысленно согласилась с мнением Марты. Мистер Грэнтэм еще не осознавал танцовщицу как сущность!
Но что я могла сделать? Как можно бороться с духом?
Я была так же беспомощна, как и сама Марта, слова которой указывали на неминуемую опасность. "Она становится сильнее; она убьет мисс Виви и увлечет мистера Джулиана... куда?"
Мы не осмеливались строить догадки. Но, так или иначе, какими-то средствами мы должны были спасти эту несчастную пару от ужаса, который ожидал их в противном случае.
Наконец я отослала Марту, успокоенную сознанием того, что я разделяю ее страхи и ответственность, и, оставшись одна в своей комнате, попыталась придумать какой-нибудь план действий. Это оказалось бесполезно. Как можно воевать с фантомами? Я все больше осознавала опасность, угрожающую этому дому, но какую форму она может принять, я не могла себе представить. Слова Марты продолжали звучать у меня в ушах: "Она становится сильнее... как те вампиры... чем слабее становится мисс Виви, тем сильнее становится она".
По телефону в холле я отправила свой ежедневный отчет доктору Роджерсу через местное отделение телеграфа. Мой отчет в тот вечер состоял всего из шести слов:
"Вы очень нужны. Срочно. Приезжайте немедленно".
Ту ночь я провела, лежа без сна на диване в комнате миссис Грэнтэм. Я была полна решимости, что отныне мое бдение должно стать непрерывным. Все призраки, о которых я когда-либо слышала, появлялись в часы темноты. Если Зулейда попытается сообщить о своем присутствии миссис Грэнтэм, я намеревалась быть рядом.
Следующее утро выдалось чудесным, и никакое привидение не появилось. Миллионы искорок света танцевали на поверхности залива. Через открытое окно проникал аромат жимолости.
Треск газонокосилки звучал бодрой ноткой в утренней свежести. Оживленная, нормальная жизнь мира пробудилась. У меня было ощущение, что события прошлой ночи были частью кошмара, от которого я проснулась, свободная от всякой примеси страха. Призраки, привидения, духи? Ба! Кому было до них дело в такое утро, как это?
Я повернулась к постели миссис Грэнтэм. Она явно ослабла. Она была почти измотана борьбой, но храбро продолжала сражаться.
- Я немного отдохну, - сказала она, - если мистер Грэнтэм спросит меня, скажите ему, чтобы он пришел в мою комнату.
Я спустилась по лестнице, где слуга показал мне зал для завтрака. Мистер Грэнтэм не появился, и я позавтракала в одиночестве.
Чуть позже я получила ответ на свою телеграмму. В нем говорилось следующее:
"Доктор Роджерс на конференции в Атлантик-Сити. Ваше сообщение переслано".
Оно было подписано секретарем врача. Это было разочарованием, но в данный момент оно не затронуло меня глубоко. В солнечном свете сине-золотого июньского утра я почувствовала, что способна справиться со всеми силами тьмы, какие когда-либо могла высвободить ночь.
Затем я вернулась к своей пациентке и обнаружила, что миссис Грэнтэм нервничает и беспокоится, у нее повышается температура. Она сразу же спросила о своем муже.
- Как выглядит мистер Грэнтэм сегодня утром? Как вы думаете, он выглядит больным? Вы найдете его и скажете, что я хочу его видеть?
Я сделала все, что могла, чтобы ей было удобно, а затем отправилась на поиски этого странного мужа, который, по-видимому, недостаточно заботился о своей больной жене, чтобы хотя бы поинтересоваться ее состоянием. Я была возмущена, и мистер Грэнтэм должен был это узнать.
Он был в библиотеке, сидел перед столом, на котором стояла отвратительная фотография танцовщицы, но не смотрел на нее. Он сидел, согнувшись, его руки свободно свисали между колен, взгляд был устремлен в пол в позе глубочайшего уныния.
Он не поднял глаз, когда я вошла, и я обратилась к нему без каких-либо формальностей.
- Мистер Грэнтэм, я думаю, вам следует знать, что ваша жена серьезно больна. Я послала за доктором Роджерсом, и не буду чувствовать себя спокойно, пока он не прибудет. Миссис Грэнтэм просит вас прийти.
Он не изменил своей позы и не поднял глаз. Он только тупо повторил: "Миссис Грэнтэм?" И снова после паузы, как будто имя было незнакомым: "Миссис Грэнтэм?"
В его летаргии было что-то неестественное и ужасающее. Невольно я снова почувствовала подкрадывающийся ужас прошлой ночи. С этим человеком было что-то ужасно неправильное, и я с содроганием подумала, не стоит ли рядом с ним фигура, невидимая при дневном свете, с длинной белой рукой, обвитой вокруг его шеи.
Борясь со своими фантазиями, я попробовала снова.
- Вы меня понимаете? Миссис Грэнтэм очень больна и хочет вас видеть. Пойдемте со мной.
Я схватила его за руку, он встал и последовал за мной в холл.
Когда я повернулась к лестнице, он сказал тем же скучным тоном: "Я приду через минуту", - и выскользнул через двойную дверь на веранду. Я не последовала за ним. Я чувствовала, что было бы лучше, если бы его жена не видела его в его нынешнем состоянии. Я вернулась в ее комнату и сказала ей, что мистер Грэнтэм вышел, и она больше не спрашивала о нем.
После полудня погода изменилась. Густые облака закрыли солнце, воздух стал душным. Вдалеке грохотал гром. Миссис Грэнтэм выразила желание отдохнуть на кушетке перед открытым окном, и когда я помогла ей перебраться туда, она, казалось, заснула.
В комнате стало темнее, воздух - тяжелее. Несомненно, надвигалась буря, но она набирала силу очень медленно. Тяжелый воздух угнетал меня, и в результате бессонной ночи я почувствовала сонливость.
Я внимательно осмотрела свою пациентку. Она лежала белая и прекрасная, погруженная в глубокий сон. Я позвала Марту и попросила ее посидеть рядом со своей хозяйкой, пока я часок отдохну в своей комнате.
Когда я легла на свою кровать, последнее, что я услышала, был зловещий раскат далекого грома.
Дикий крик прервал мой сон. Затем последовала ослепительная вспышка молнии и грохот, подобный канонаде при встрече армий. В моей закрытой ставнями комнате было темно, и в суматохе я никак не могла сообразить, где нахожусь.
Затем я услышала, как Марта закричала, отчаянно закричала: "Мисс Эллис! Ради Бога, скорее! Она умирает!"
Я поспешила в комнату миссис Грэнтэм.
Буря была в самом разгаре, в комнате было почти темно, за исключением тех моментов, когда яркие вспышки молний резко высвечивали каждую деталь. При одной из таких вспышек я увидела миссис Грэнтэм, задыхающуюся и корчащуюся на кушетке. Бедная женщина слабо хваталась за горло своими хрупкими, бессильными руками.
Когда я подняла ее и попыталась отвести ее руки, я почувствовала, как другая пара сильных мускулистых рук крепко обхватила шею задыхающейся женщины! Я издала громкий вопль. Я знаю, что никогда в жизни не была так близка к обмороку. Когда Марта включила свет, миссис Грэнтэм без сознания откинулась на подушку, а я упала на колени рядом с кроватью. Я не могла стоять. Одна-единственная фраза билась и пульсировала в моем больном мозгу: "Бог знает, на что она может быть способна! Одному Богу известно, на что она может быть способна!"
Значит, это было то, на что она была способна.
Когда я снова смогла видеть отчетливо, а мой мозг перестал пульсировать, моя первая мысль была о моей пациентке. Она лежала, застывшая и мертвенно-бледная в электрическом свете. Я боялась, что смерть уже сжала ее в своих крепких объятиях.
Из бессвязного бормотания Марты я поняла, что та тихо просидела рядом с миссис Грэнтэм почти час, в то время как небо становилось все более и более темным, а в комнате сгущался мрак. В то время как раскаты грома становились все сильнее, ее клонило в сон, потому что Марта тоже провела почти бессонную ночь.
Затем она, должно быть, задремала, потому что внезапно ее разбудил громкий крик. Она могла видеть Зулейду, стоящую у кушетки миссис Грэнтэм, ее злые глаза сияли в полумраке, как фосфор. Затем, когда яркие вспышки молнии осветили комнату, она увидела, как танцовщица наклонилась и схватила миссис Грэнтэм за горло, прижав большие пальцы к трахее.
Вдвоем мы уложили женщину, остававшуюся без сознания, в постель, а затем я приготовилась к ночному дежурству. Гроза стихала, в комнате становилось светлее, но мы держали свет включенным. Если Зулейда была могущественна только во тьме, тьмы в комнате не должно было быть.
Затем, поскольку мне вспомнились старые истории о привидениях, где свет таинственно гас, я решила не доверять только электрическому освещению. Я раздобыла у кухарки свечи и спички, и тайком позаимствовала большой фонарик, который, как я заметила, лежал на столе у входа в подвал.
Затем мы с Мартой приступили к нашему бдению. Весь вечер и всю ночь мы сидели по обе стороны кровати, готовые сражаться неизвестно с чем. Это была самая длинная ночь в моей жизни. Неподвижная и почти безжизненная миссис Грэнтэм лежала в ослепительном свете. Я устроила щиток для ее глаз, хотя никакие лучи не могли причинить ей дискомфорта, но в остальном в комнате не было никакой тени. В каждом углу горели свечи, и я время от времени подновляла их, когда они догорали.
Тянулись часы, Марта клевала носом в своем кресле, но я так и не сомкнула глаз. Действительно, сон был далек от меня. Меня охватило сильное волнение. Я чувствовала, что кризис близок. Каким-то образом миссис Грэнтэм должна быть спасена от участи, уготованной ей дьяволом из другого мира. Каким-то образом мистер Грэнтэм должен быть спасен от безумия, которое угрожало поглотить его. Мой мозг непрерывно работал, пока я пыталась придумать план действий. Но как смертный может справиться с привязанным к земле духом? Снова и снова в своих мыслях я возвращалась к единственной надежде, которая мерцала во тьме этого злополучного дома, - к доктору Роджерсу.
Медленно тянулись часы. Пробила полночь, время торжественной процессией переходило в вечность. Наступил рассвет, бледный, жемчужного оттенка, чтобы принести свое благословение земле. Ничего не произошло. Ни один посетитель из-за границы иного не переступил наш порог. Никакой призрак-убийца не вызвал у нас паники. И все же только после того, как солнце золотым потоком хлынуло в комнату, мы, наконец, погасили свет.
Ни на мгновение мы не ослабляли нашей бдительности. Марта пошла на кухню за завтраком и принесла мне его на подносе. Затем она снова заняла свое место у кровати. Миссис Грэнтэм была в очень тяжелом состоянии, ее пульс едва прощупывался, она еле дышала. Хотя я не была уверена в ее безопасности, покидая ее, все же дважды в течение утра я была вынуждена покинуть комнату.
Первый раз я должна была ответить на телефонный звонок с телеграфа. Пришло сообщение от доктора Роджерса о том, что он прибудет в Медуза-Ридж пятичасовым поездом. Никогда еще телефонное сообщение не приносило мне большего облегчения, чем это. Я вернулась в комнату больной с чувством, что наши неприятности скоро закончатся. Я была неправа.
Второй вызов пришел через горничную, - дворецкий желал меня видеть, если я буду так любезна спуститься в библиотеку. Я спустилась вниз и нашла этого человека расстроенным и нервничающим.
- Мистер Грэнтэм находится в очень странном состоянии, мисс, - сказал он. - Я бы хотел, чтобы вы просто взглянули на него. Будучи сиделкой, вы могли бы посоветовать что-нибудь или сказать мне, следует ли вызвать врача.
С замиранием сердца я последовала за мужчиной наверх. Я чувствовала, что приближается какая-то новая катастрофа, и мне казалось, что у меня не осталось сил противостоять ей.
Комната мистера Грэнтэма была большой и приятной, обставленной просто. В ней было три окна, выходящих на залив, и перед одним из них, спиной к нему, скорчился он сам, завернувшись в темный халат. Он сидел так же, как я видела его накануне, сильно согнувшись, его руки свисали между колен. Он не пошевелился, когда мы вошли в комнату, и, казалось, не обратил никакого внимания на человека, который говорил с ним взволнованным голосом.
- Мистер Грэнтэм, мистер Грэнтэм, вы меня не узнаете, сэр? Я Уиллеттс, сэр. Вы не хотите поговорить со мной?
Ответа от съежившегося существа, голова которого свесилась на грудь, не последовало.
- О, мисс Эллис, - воскликнул мужчина, - что с ним такое? Я нашел его таким ранним утром, и с тех пор он не двигался.
- Поднимите его, - сказала я. - Я хочу увидеть его лицо.
Я отпрянула, когда Уиллеттс поднял его вертикально, и я увидела лицо. Это ужасное лицо! Лицо, с которого ушла вся жизнь и разум. Лицо, которое могло бы принадлежать врожденному идиоту, с отвисшей челюстью и пустыми глазами. Лицо того, чей разум исчез!
Я вернулась к Марте со слезами, стекавшими по моему лицу. Думаю, я впервые полностью осознала весь ужас злонамеренной силы, действующей против этих двух беспомощных людей. И я была так же беспомощна, как и они, я не знала, что делать. Те небольшие знания, которые я приобрела, будучи сиделкой, и которыми я так гордилась, теперь значили меньше, чем ничего.
Было только одно, что я могла сделать. Я могла молиться. И я молилась, снова и снова. "О Господи, не допусти, чтобы еще что-нибудь случилось, пока не приедет доктор Роджерс".
День тянулся своим чередом. Все глубже и глубже становилась атмосфера страха, нависшая над домом. Казалось, нас окутал почти осязаемый мрак. Слуги крались вокруг, перешептываясь. В своей комнате, жалкий автомат, который был мистером Грэнтэмом, сидел неподвижно, словно в плену. Миссис Грэнтэм лежала, как в трансе, неуклонно слабея.
Теперь я впервые начала полностью осознавать, что оба находились под воздействием злых чар, и если они не будут разрушены, оба умрут.
Наконец приехал доктор Роджерс. Его машина подъехала к двери как раз в тот момент, когда солнце, клонившееся к западу, превратило залив в лист жидкого золота. На этом светящемся фоне дверной проем дома казался черным, словно вход в гробницу. Я пригласила его войти, и затем мы рассказали нашу историю: Марта начала ее, а я продолжила повествование с того момента, как вошла в дом. Доктор Роджерс слушал молча, его лицо становилось все серьезнее и серьезнее по мере того, как мы продолжали.
Он осмотрел пациентов, проводя долгий и критический осмотр в каждом случае.
- Мистер Грэнтэм, - сказал он, - находится в состоянии гипноза - насколько сильного, я сказать не могу. Но верю, что смогу преодолеть это. Состояние миссис Грэнтэм диагностировать не так просто. Ее глубокий сон может быть вызван целым рядом причин. Я убежден, что здесь существует что-то сверхъестественное, но я могу бороться с этим только на границе естественного. Здесь есть сила или присутствие, которое материализуется в облике первой миссис Грэнтэм. Это должно быть устранено. Чтобы спасти жизнь нашим пациентам, я считаю, мы должны устранить это до наступления темноты.
Он посмотрел туда, где край солнца уже опускался за поверхность океана.
- У нас нет прецедентов, которыми мы могли бы руководствоваться, нет авторитетов, которым можно было бы следовать. Как же нам справиться со злобной силой, бестелесной и неподвластной физическим законам?
Он долго молчал. Солнце опустилось ниже, сияние в комнате померкло. Наконец он встал и подошел к кровати.
- Мы можем только попытаться, - сказал он. - Сумерки уже близко. Это час, когда привязанные к земле духи материализуются легче всего. Мисс Эллис, вы показали, что у вас есть мужество. Не подведите меня сейчас.
- Я сделаю все, - воскликнула я, - чтобы помочь этим бедным измученным душам.
- Хорошо, - коротко сказал он, - позовите Марту и ждите здесь, пока я не вернусь.
Я позвала Марту, которая заняла свое место у кровати. Я встала с другой стороны, и через мгновение доктор Роджерс вернулся, ведя за собой мистера Грэнтэма, который ковылял рядом с ним, словно слепой. Какое лечение назначил ему доктор, я не могу сказать, но пока он все еще пребывал в прежнем состоянии и не осознавал нашего присутствия, хотя ужасная пустота исчезла с его лица.
Он опустился на кресло у изножья кровати и откинулся на спинку, закрыв глаза. Доктор Роджерс стоял перед ним.
- Мой эксперимент зависит от того, материализуется фантом или нет, - сказал он. - Очевидно, ее желание состоит в том, чтобы завладеть мистером Грэнтэмом. Она осознает нас не больше, чем он осознает ее. Я собираюсь глубоко загипнотизировать его, и если она появится, он прикажет ей исчезнуть навсегда. Я верю, что это единственный способ изгнать ее из дома, единственный способ спасти жизнь миссис Грэнтэм. Но я не такой экстрасенс, как некоторые люди моей профессии. Я не смогу увидеть ее, если она придет. Я должен полагаться на вас и Марту,- скажите мне, появилась ли она и что она делает в своей материализованной форме. Вам не нужно ее бояться. У нее есть свои ограничения, подобно тому, как у нас - свои. Она - могущественная сила, которая может действовать только в ограниченной зоне. Никто из нас не может воздействовать на нее, но я верю, что через мистера Грэнтэма она может быть навсегда удалена в свою сферу. Теперь давайте подождем в тишине, чтобы увидеть, появится ли она.
Конечно, никогда еще люди не объединялись в более странную группу с более странной целью. Цвета на западе медленно менялись, становились глубже и исчезали, в то время как с наступлением ночи в комнате становилось все темнее. На фоне высокой спинки кресла лицо мистера Грэнтэма с закрытыми глазами казалось бледным и изможденным. Марта сидела, сложив руки, и ее губы шевелились в молитве. Миссис Грэнтэм лежала на кровати, словно резная фигура. Доктор все еще стоял посреди комнаты. Его глаза были прикованы к двери.
Внезапно в комнате появилась еще одна фигура - женщина; ее раскосые, узкие глаза были устремлены на мистера Грэнтэма.
- Она здесь, - сказала я тихим голосом, - прямо здесь, рядом с вами, доктор.
Он поворачивался то в одну, то в другую сторону, но для него женщина была совершенно невидима. Несколько минут она стояла, ее взгляд был сосредоточен на бледном лице Джулиана Грэнтэма, затем она наклонилась и коснулась кончиками пальцев его закрытых век.
Он не пошевелился, и сбитая с толку, она повернулась, чтобы осмотреть комнату. Ее взгляд упал на неподвижную фигуру на кровати. Долгое мгновение ее глаза светились зеленым, как у кошки, затем она украдкой скользнула вперед и одним прыжком подскочила к кровати, сомкнув руки на горле миссис Грэнтэм.
- Быстрее, доктор, - закричала я, - она душит ее!
Я бросилась и схватила... воздух. В ее фигуре не было никакой субстанции, но я почувствовала ее руки и на короткое мгновение безумно вцепилась в них.
Затем они тоже исчезли. Доктор Роджерс провел рукой перед глазами мистера Грэнтэма и прошептал ему на ухо какое-то слово. Мистер Грэнтэм выпрямился и обратился к душительнице: "Зулейда!"
Это прозвенело по комнате подобно колокольному звону. Она отвернулась от кровати, выпрямилась и посмотрела на него, в то время как ее глаза горели изумрудным огнем. Доктор продолжал шептать на ухо мужчине, который, казалось, возвышался в ногах кровати.
- Зулейда! - звенящим голосом произнес мистер Грэнтэм. - Ты должна уйти. Я не люблю тебя, я не хочу тебя! Возвращайся в свою обитель - перестань беспокоить меня!
Привидение топнуло ногой, но не раздалось ни звука. Ее губы изогнулись, обнажив острые зубы, как у тигрицы перед убийством, ярость ненависти и гнева проявилась в ее чертах, ее вид запечатлелся в моем мозгу, чтобы остаться там навсегда.
- Зулейда! - снова раздался звонкий голос. - Ты - зло. Я ненавижу тебя! Ты - мерзость. Меня тошнит от тебя! Я приказываю тебе убираться отсюда и никогда больше не приближаться ко мне!
Она в ярости хлопнула в ладоши, но ее глаза стали менее блестящими. Медленно, ее очертания становились расплывчатыми, медленно расплывались ее ненавистные черты. На моих глазах она распадалась - исчезала. И все же до конца она старалась противостоять его приказу. Снова и снова свет вспыхивал в ее глазах, и ее очертания становились четкими - только для того, чтобы исчезать, словно призрак, после каждого усилия.
Теперь она была всего лишь туманом, с двумя горящими глазами, тускло мерцающими зеленым огнем, и при последнем энергичном крике Джулиана: "Иди! уходи и никогда не возвращайся!", она превратилось в ничто.
Доктор Роджерс снова провел рукой перед лицом Джулиана Грэнтэма. Мужчина, казалось, преобразился. Он оглядел комнату, затем метнулся к кровати.
- Виви, Виви! - позвал он. - Моя дорогая, ты больна? Почему они мне не сказали?
Он заключил ее в объятия, прерывисто шепча нежности. Затем голубые глаза открылись, красивая головка опустилась ему на плечо.
- Джулиан, милый, - пробормотала она.
Занавеска затрепетала. Прохладный сладкий ветерок пронесся по комнате, принося на своих крыльях уют, исцеление и забвение. Мы на цыпочках вышли, оставив их наедине...
Шесть месяцев спустя я встретила Марту в толпе рождественских покупателей - в образе занятой, жизнерадостной экономки, увлеченной хлопотами сезона. Она встретила меня с энтузиазмом.
- Рада видеть вас снова, - воскликнула она. - Много-много раз мы говорили о вас и о добром докторе. Они оба в порядке! - продолжила она в ответ на мой вопрос о Грэнтэме. - Ужасное время прошло. Дом в Медуза-Ридж продан. Никто из нас никогда не захотел бы увидеть его снова. Хотя, если подумать, это странно. Ни один из них точно не знает, что там произошло. Мистер Джулиан никогда не задавал никаких вопросов, и я умоляла мисс Виви забыть об этих ужасных событиях. Они довольны тем, что это ушло. О некоторых вещах невыносимо говорить, мисс Эллис! Я знаю, что они оба боятся думать об этом дьяволе, опасаясь, как бы не воскресить ее. Сейчас они счастливы - самые счастливые люди, которых я знаю. Пусть никакая тень из другого мира никогда больше не омрачит их жизнь.
Расставаясь с Мартой, весело махавшей мне через оживленную улицу, я мысленно пробормотала: "Аминь!" - и вознесла небольшую молитву о том, чтобы ужасное видение, преследовавшее Медуза-Ридж, исчезло навсегда.
Никто ничего не знает о таких вещах. Несомненно, они имеют много общего с умом. То есть состояние ума склонно оказывать влияние на сверхъестественные силы, которые, в свою очередь, склонны влиять на него, и здоровый ум является лучшей защитой от них.
ТАНЦУЮЩИЕ В МОРЕ
У.Э. КОРНИШ
Я вернулся с войны - и потерял свою девушку. Она вышла замуж за другого мужчину.
Естественно, я чувствовал себя подавленным, когда медленно шел по Пенсильвания-авеню в Вашингтоне, пытаясь найти какое-нибудь решение своих проблем.
Забавно, что именно тогда я должен был встретиться с Блейком, моим старым приятелем. Он чуть не врезался в меня.
- Только что зарегистрировался в Корпорации по спасению за рубежом в качестве старшего офицера, ответственного за экспедицию, направляющуюся в Средиземное море, - сообщил он мне. - Почему бы тебе не пойти со мной?
Я протер глаза и уставился на него. Да, это действительно был лейтенант Блейк.
- Ничего слишком большого... Ничего слишком далекого... Ничего слишком глубокого, - бубнил он нараспев, а затем разразился громким смехом. - Ну же, Билл, давай, поехали!
Наверное, это был их фирменный слоган, потому что я заметил его вверху контракта, который подписал на следующее утро.
Одним росчерком пера я превратился из помощника старшего артиллериста в глубоководного ныряльщика. И сказать, что я был в восторге от этого внезапного поворота судьбы, значило не сказать ничего.
А еще зарплата - примерно в пять раз больше, чем я получал от дяди Сэма, хотя я получил за границей нашивки главного старшины. Я мог бы также упомянуть, что вопрос оплаты только подогрел мой энтузиазм.
Мы отплыли на следующей неделе - компанией из восьми человек. Лейтенант Блейк ознакомил нас с подробностями нашей работы, когда мы пересекали Атлантику на большом лайнере Кунарда. Это казалось нереальным - роскошные каюты, музыка, красивые женщины и танцы в салоне - после двух лет тесных железных коек и четырехчасовых вахт.
- Вот это настоящая жизнь, парни, - любил повторять Слим Гэлвин.
Слим, высокий парень с резкими чертами лица, был нашим лучшим ныряльщиком. В погружениях, как и в игре, включая бейсбол, есть свои козыри. Слим был нашим Гайнмайером, нашим Уолтером Джонсоном. Бывший ныряльщик, Слим мог бы указать на причудливую цепочку перевернутых рекордов высоты длиной с вашу руку. Но он этого не делал. Слим был одним из самых скромных парней, каких я когда-либо знал.
Лейтенант Блейк объяснил, что Спасательная компания заключила контракт на извлечение 1000000 фунтов стерлингов в золотых слитках, что составляет около 5000000 долларов, из водонепроницаемого сейфа в затопленной каюте "Фризии", российского торгового судна водоизмещением 4000 тонн, лежащего где-то на дне Черного моря. "Фризия" была атакована и потоплена зимой 1918 года большевистским патрульным катером в Одесской гавани.
Два месяца спустя - в июне 1919 года, если быть точным - мы оснастили и заякорили лихтер примерно в 200 ярдах от берега. Менее чем в 250 футах от того места, где мы стояли на двойном якоре, пологое дно гавани обрывается отвесно на глубину в милю или более.
Целую неделю глухой рокот прибоя о выступающие верхушки пирсов был подобен грохоту далекой артиллерии. Но однажды в понедельник - день дурного предзнаменования на флоте - небо прояснилось, и море стало на несколько тонов светлее.
Черное море получило свое название из-за мутного цвета воды по причине унылого отражения в ней тусклого, затянутого тучами неба. В то время как Средиземное море всегда голубое из-за глубокого сапфирового неба, Черное море - это темное зеркало, отражающее свинцовые небеса. В воде нет красящих пигментов.
Темные, враждебные воды постоянно дотягивались костлявыми пальцами с белыми кончиками до бортов лихтера. К полудню они успокоились. Солнце пробилось сквозь мрачные тучи, и условия для погружений стали настолько благоприятными, насколько можно было разумно ожидать. Мы готовились к нескольким часам погружения.
Снаряжение, состоящее из воздушного насоса, глубинных линей, опускного троса и двух регулируемых водолазных костюмов с привязным оборудованием, которые ранее были осмотрены на берегу, снова были тщательно осмотрены.
Слим был нашим ведущим водолазом. Ему помогли надеть скафандр, и он медленно спустился по трапу за борт. Он остановился на нижней ступеньке, половина его тела была в воде, пока я устанавливал тяжелый шлем на место. Держась за лестницу одной голой рукой, он сунул другую в море и тут же отдернул ее, словно избегая укуса гадюки.
- Фу! - Он вздрогнул. - Холодная как лед!
После финальной репетиции заранее обговоренных сигналов, Слим скрылся под поверхностью.
Глубоководное погружение - это своего рода искусство. Очень сложное, опасное искусство. Воздушный насос, оснащенный манометром высокого давления, обслуживается двумя мужчинами. Третий манипулирует глубинными линями. Двое других занимаются веревкой. За всю операцию отвечает наблюдающий, обычно старший офицер, который, постоянно сверяясь с часами, согласовывает глубину, указанную глубинным линем, с давлением воздуха, регистрируемым стрелочным манометром. Промах со стороны любого может оказаться чрезвычайно опасным для человека внизу.
Давление воздуха увеличивается по мере опускания водолаза, чтобы противодействовать большему объему воды на более низких уровнях. Переизбыток воздуха вблизи поверхности раздул бы скафандр и нейтрализовал бы вес водолаза, утяжеленный 3/2-дюймовыми свинцовыми подошвами, так что он не мог бы ни опускаться, ни подниматься. Однако водолаз может защититься от любого такого избытка воздуха, управляя клапаном сбоку своего шлема.
Слишком мало воздуха на большой глубине оказалось бы вдвойне опасным, поскольку ныряльщик мог бы быть раздавлен насмерть сжимающей его водой без достаточного давления воздуха, чтобы противостоять ей. Воздух подается водолазу через прочный черный резиновый шланг, какие используют для поливки сада.
При погружениях используется чистый воздух. На борту подводных лодок также имеется запас воздуха для использования в случае чрезвычайной ситуации. Я упоминаю об этом, потому что обнаружил, что многие люди предполагают, будто используется кислород. Кислород мог бы задушить человека - буквально сжечь его до смерти.
Глубинный линь медленно разматывался. По истечении 11 минут он показал глубину 80 футов, затем 85, затем 90. Сигналы поступали с перерывами, но без существенных задержек. Когда линь показал 90 футов от ватерлинии, он внезапно остановился. Судорожно подергивался в течение нескольких секунд, а затем ослаб.
Человек с линем вздрогнул. Двое у насоса механически повернули рукоятки, нагнетая воздух на девяносто футов вниз к своему товарищу. Двое других на спусковом канате - как всегда бывает в экстренных случаях - начали подъем. Не слишком быстро, потому что ответного сигнала не было. Количество воздуха уменьшалось с той же относительной скоростью, с которой прежде подавалось, - минута за минутой.
После того, что показалось вечностью, - прошло ровно одиннадцать минут, - обмякшего Слима вытащили на борт. В тот момент, когда мы ослабили хватку, костюм, смявшись, как пустой мешок, грудой свалился на палубу.
Шлем был поспешно снят. Под ним мы увидели бледное лицо, обескровленное, с широко открытыми вытаращенными глазами. Глаза казались совсем белыми; зрачки сузились до крошечных кусочков гагата. На лице мужчины застыло выражение ужаса.
Диагноз был совершенно ясен. Смерть - страшная, суровая, ужасная - смотрела из-под медного шлема.
Лейтенант Блейк после поспешного осмотра заявил, что смерть наступила от сердечной недостаточности.
- Испуг! Страх перед чем-то - не знаю, чем - стал причиной смерти этого человека, - объяснил он. Не было никаких свидетельств ужасной кессонной болезни, бича опытных ныряльщиков. Ее симптомы слишком легко распознать, чтобы ошибиться.
Страх охватил нас - страх перед неизвестным... перед жутким, чуждым затерянным миром под неестественно темными водами. А затем постепенно первоначальный испуг прошел. Был вытеснен некой мрачной серьезностью. Потому что это было послевоенное лето, и люди не были непривычны к тому, что мертвых поднимали на борта кораблей, или к тому, что блестящие белые холщовые мешки соскальзывали за борт в море, в то время как команда стояла рядом с обнаженными головами.
Слима освободили от его водолазного костюма и отнесли вниз.
Я повернулся ко второму водолазу, который готовился сменить Слима. Он растянул широкий резиновый браслет и позволил ему обхватить ладонь. Пот струился по его лицу и тонкими струйками стекал к его шее, где впитывалась в рваную бахрому синего трикотажа.
Сухой смешок заставил меня резко обернуться; лейтенант Блейк, улыбаясь застывшей неестественной улыбкой, больше напоминающей трафаретную гримасу механической куклы, чем человека, начал снимать пальто. Его офицерская фуражка валялась на палубе там, где он ее бросил. Никто не сделал ни малейшего движения, чтобы остановить его.
Он был готов в одно мгновение. Намеренно перешагнув через аварийный костюм, словно не видя его, начал влезать в тот, который всего мгновение назад был снят с мертвого Слима. Он торопливо застегнул на себе широкие резиновые штаны, словно ему не терпелось начать погружение.
- Либо безумие, либо чистое бахвальство, - мысленно обвинил я. - Эта штука доберется и до него! - И пока офицер хладнокровно поправлял стальной обруч на воротнике своего костюма, мои чувства продолжали обвинять. - У этого парня не железные нервы, у него их вообще нет! - Но вслух я ничего не сказал.
Лейтенант Блейк, словно бросая вызов моим мыслям, посмотрел на меня и ободряюще улыбнулся.
- Суеверие! - сказал он и поморщился. - Молния никогда не ударяет дважды в одно и то же место.
Больше я ничего не слышал. Я был занят, помогая ему с тяжелыми ботинками.
Когда он стоял на трапе, возясь с воздушным клапаном в своем шлеме, то внезапно наклонился ко мне и начал говорить сухими жесткими интонациями, которые странно напомнили ночь во время патрулирования в Северном море, когда мы сбросили глубинную бомбу, а потом вместе смотрели, как набухший черный масляный пузырь медленно образуется на поверхности воды.
Улыбка сошла с его лица.
- Ты - главный! Если я дважды резко дерну за глубинный линь, вот так, - он проиллюстрировал свои слова движением правой руки, - опускайте меня медленнее. Три раза, - его тон был хриплым, - остановитесь. Но не поднимайте. Я буду использовать только обычные сигналы, с интервалами через каждые пять футов... и если они прекратятся... - Его голос затих. - У Слима было больное сердце. - Его тон изменился - стал более низким. - Он не должен был опускаться. - Он жестом велел мне надеть на него шлем. Когда был затянут последний болт, он шагнул в море и мгновение спустя исчез из виду.
Мы смотрели, как вода сомкнулась над округлым шлемом и на поверхности начали мерцать крошечные пузырьки. Мы разматывали линь, как если бы это был провод под напряжением. Он разматывался, медленно, зловеще.