Аннотация: "Однажды увиденное не может быть возвращено в хаос никогда". В. В. Набоков.
...
Шар под сводами метро выглядел глупо, беззащитно, одиноко- и в то же время так вызывающе...
Красный воздушный шар со свисающей ленточкой, упершийся в арку потолка. Заметный лишь тем мечтателям, кто, даже стоя на эскалаторе , задирает голову, подмигивая воображаемому солнцу. "Помещение предмета в непривычную среду... стандартный ход ..."-автоматически отметила та часть Федора, которая оставалась художником всегда (даже когда Ольга сказала...(нет, не надо вспоминать...!), а он подумал, что только туманами акварели можно изобразить нежность ее лица, чтобы текуче, как сквозь слезы...и удивился, что он способен на эти мысли сейчас, когда вся его вселенная, затянутая черной дырой боли, уплотнилась в одну точку под сердцем). Иные же части сознания, среди прочего, пытались определить положенное, не вызывающее ни у кого удивления место шара: в цирке, на весеннем параде, в детской руке? Именно предполагаемое разлучение с этой предполагаемой рукой , казалось, отнимало смысл у самого существования предмета. На что он теперь? Наверное, таким же нелепым и бесполезным выглядит со стороны (если такая сторона есть) мир- заброшенная игрушка бога, потерявшая значение в тот самый момент, когда хозяин отвернулся... "Бог умер"-сказал Ницше. Да нет, он просто вырос...Вырос- и выпустил из ладони веревочку...
Вид осиротевшего шара вдруг наполнил Федора невыносимой тоской. В него неприятно вонзились стрелы понимания того, что он сам похож на этот брошенный, неудачно вписанный в унылую картину подземелья, обезумевший от неловкости и отчаяния шар. Как-будто его, чью-то мимолетную забаву, так же наполнили неведомым небесным составом (который щекочет, раздирает изнутри его ум, увлекая вверх, вверх...) и вдруг, потеряв интерес оставили...а может, выпустили случайно...(или- сам? улетел, вырвался, спасся бегством- и ...спасся ли? (что есть вообще спасение для воздушного шара?). Чувствует ли этот воздушный себя так же,как я, ощущает ли внутри себя что-то невыразимо прекрасное, что распирает его, требует выхода...? Но вновь (по своей ли, чужой воле?) только жалобно тычется макушкой в бетон, подозревая, что никогда не расступится этот каменный короб, не даст пути; тогда как внизу сотни обычных, земных, буднично становятся на эскалатор и, не задумываясь, не осознавая, поднимаются вверх, туда, куда тянет неумолимо и куда совершенно невозможно попасть ему...
Федору вдруг совершенно ясно увиделось, что жизнь его может незаметно пройти в мечтах и бесплодных попытках выразить невыразимое, схватиться за несуществующую соломинку, вдохнуть там, где нет воздуха...и все бессмысленно...А затем силы иссякнут , ведь заполнившее его божественное дыхание не вечно...и он начнет сдуваться, таять и упадет морщинистой оболочкой прямо под ноги тех, кто так просто, не зная...не задумываясь...
...
...а ведь многие из них счастливы- подумал он. Просто-счастливы. И тут же усомнился в своей мысли: разве возможно такое, чтобы счастье было простым? Чтобы не было за него заплачено осознанием несовершенства, чтобы наступило успокоение, до того, как переработаешь всю завещанную тебе боль, научишься видеть за страданием спасение, найдешь то единственное место, оставленное для тебя в механизме мира...? Может, к счастью есть более простой и легкий путь...неприметная дверь, которую найдет лишь тот, кто не ищет? Чьи глаза не ослеплены сиянием Прекрасного, что выжигает душу и требует от тебя соответствия- снова и снова...
Было бы это счастьем для него, Федора? Никогда не знать этой трещины в реальности, не чувствовать по ночам беспокойного дыхания вселенной, не терпеть уколов чужого мастерства, не обыскивать беспомощным взглядом пространство в поисках...чего? Не захлебываться волной вдохновения, не знать агонии и судорог творчества; одиночества, страха?
Впрочем, что думать об этом...можно ли, нельзя ли...Все равно мне уже не стать другим. Открывшееся однажды не зашифровать обратно, не укутать в намеках, не скрыть за фальшивыми фасадами вымученных улыбок...
Шар остался позади. Федору показалось, что он чувствует его даже спиной. "Смешно...будто я оставляю товарища по несчастью"-подумалось ему. Мама всегда говорила, что я жалею вещи гораздо больше, чем людей. За что мне жалеть людей? Вот эту толпу- с сумками, тележками, детьми, недосыпом и перегаром? Женщин, которые...нет, не надо об этом думать!... Мужчин, которые не могут удержать любимых (слабаки, слабаки!!) И особенно- детей, которым никто не объяснил, что нельзя, невозможно, просто преступно!-бросать в подземелье воздушные шары!! Неожиданно для себя Федор повернул назад. Для этого ему пришлось сначала влиться в толпу спускающихся; потом, внизу, сделав полукруг, быть помятым теми , кто жаждал попасть теперь уже наверх ("но не на самый верх"- ухмыльнулся Федор- "потому что они и на лестнице, ведущей к святому Петру, будут вести себя так же").
Выждав нужный момент, забрался на перила, схватился за основание одной из грибоподобных ламп и, зависнув между двумя направлениями, дотянулся до ленточки и прижал шар к себе. Не обращая внимания на булькание будочной бабули, извергнутое динамиками, на недоуменные и недовольные взгляды, шипение и смех , он побежал вверх по эскалатору, удивляясь сам себе. "Свободен, свободен"-рассмеялся он, вспоминая полет Маргариты. Только вместо метлы у меня воздушный шар...
Уставшие за день "граждане пассажиры", пытающиеся протиснуться всей толпой в одинокую воронку двери, наверное, очень удивились (не удивились, не заметили вовсе?), увидев молодого человека, который, немного запыхавшись, стоял на небольшой площади возле метро и улыбался вечернему небу, куда устремился обычный, небольшой, красный, уже забывший уютноетепло детской ладони, шар- удивительный посланник его смутной мечты.