Аннотация: Коряво вышло... Но просто очень понравился оригинал рассказа.
Я ненвижу маленьких детей... Не просто "не люблю", не просто "раздражают"... Я их Н Е Н А В И Ж У!!! Всей своей тёмной душой.
- Понимаешь, сегодня концерт, я не успею взять малыша... Ты же и с листа сыграешь. Позанимайся с малым, а? - фраза, несущая смерть.
Но Шефу не отказывают. Хотя... может это просто я его слишком сильно уважаю, и он для меня всё ещё Учитель (да-да, именно так, с большой буквы. Потому что он научил меня не только владеть инструментом) и старший товарищ. Но не в этом суть. Оставляю группу, и иду в 56-й класс как на каторгу.
Дитя человеческое, доходящее макушкой мне максимум чуть выше коленки, размером со свой инструмент неуверенно топчется в дверях.
- А... э... где Владимир Павлович? - блеющий робкий тоненький голосок.
Чёёёёрт! Сейчас я его убью!! Хех... не быть мне педагогом.
- Я сегодня за него. Да не стой ты. Доставай виолончель, садись, будем работать. Не бойся, я не кусаюсь.
Про себя домысливаю: "Я глотаю целиком, не прожевывая и без горчицы". Мальчик возится с тремя кофтами, курткой перчатками и шарфиком (небось, бабушка его заботливо укутала, чтобы внучек не дай Тьма, не простудился). Тут же предательски заныли некогда, в таком же сопливом возрасте отмороженные пальцы рук. Меня в детстве никто не кутал... Мало кого интересовало замёрзну я или нет.
- Ну, ты готов? - моё терпение уже почти на пределе. А этого мальца придётся терпеть ещё как минимум час.
- Да, вот сейчас только виолончель достану...
Звук расстёгивающегося замка, и из футляра извлекается инструмент, завернутый в мягкую пелёнку. Видимо бабушка укутала ещё и виолончель. Непроизвольно начинаю улыбаться, представляя, как старушка кутает инструмент, словно малое дитя. И тут...
Мальчик снял пеленку и под ней оказалась... Нет не может быть... Тот же темный цвет лака, те же светлые подпалины на передней деке, та же трещинка, еле заметная, у основания грифа... это МОЯ виолончель!
Та, которую я впервые взял в руки, на которой издал первый скрипучий звук... "ляяя-я-я", на которой сделал первый переход, первый раз попробовал вибрировать... С которой мы вместе получили первую взбучку за неподготовку к уроку и потом ещё не раз получали, на которой я сыграл первый в своей жизни концерт... Которая, несчастная, столько всего перенесла и вытерпела из-за меня...
Внутри шевельнулось что-то, похожее на ревность.
Как? Как на ней может ещё кто-то играть кроме меня? Почему?! Кто позволил этому белобрысому малявке своими кривыми нечистыми руками прикасаться к моему инструменту?!!!
- Э... я... готов... - ребёнок уселся на стул и приготовился к игре.
- Ну и что ты мне сыграешь? - сказал я почти сквозь зубы, потому что мне хотелось убить этого ребёнка.
- Пьеску...
Пьеска скрежетала, хрюкала, фальшивила, всхлипывала и была мало похожа на музыку. Мальчик делал руками какие-то немыслимые движения, сжимал гриф так, как будто он вырывался из его рук и его надо было как можно сильнее держать, чтобы не удрал... Я смотрел на это, и понял что всё: моему терпению пришёл конец. Этот маленький гадёныш мучает мою виолончель!
- Чёрт тебя дери! Что ты делаешь?! - рявкнул я резко подрываясь с шефовского места.
- Нееет. Ты не играешь. Ты издеваешься. Над пьесой и над несчастным, ни в чём не повинным инструментом. Ты так хватаешься за гриф, что если тебя так схватить за глотку - ты и "мама" сказать не успеешь, как отправишься к праотцам! Ты так жмешь смычком на струны, что если так нажать тебе на грудную клетку, твои кости раскрошатся, как соломинки...
С каждой моей фразой мальчик становился всё белее и белее.
В моём детстве Шеф кидался в меня стульямиЈ но никогда в красках не описывал мою смерть... Видимо, кидаться стульями это всё-таки более педагогично и гуманно.
- Дай мне виолончель. - я усилием воли заставил себя прервать описание кровавых картин.
Ребёнок дрожащими руками протянул мне инструмент, и быстро отскочил от меня подальше.
Я прикоснулся смычком к струнам... И виолончель словно меня вспомнив, вдруг зазвучала. Мягко, певуче, как и полагается любому струнному инструменту. Хоть для моих рук она уже давно была маленькая, и один палец становился в зону сразу нескольких нот, играть было настолько удобно и привычно, что я даже подумать не мог о том. Что я мог бы промахнуться на переходе, или просто фальшиво сыграть тетрахорд... Я и думать забыл о мальчике. Просто играл, играл... Потому что хотелось играть. Потому что...
- Так, у кого урок? - голос Шефа прервал меня на пятой вариации на тему Рококо. - Я понимаю, что ты решил тут дать мастер-класс, но... что вы прошли?
- Пьеску - сказал я, понимая, что ничего мы не прошли, и по идее у мальчика выпала специальность.
- Пьеску... - повторил ребенок, глядя то на меня, то на виолончель, то на Шефа.
- Что, услышал, как можно играть? - улыбнулся Шеф мальцу, - ладно. Собирайся и иди домой. Завтра придёшь.
Мальчик сделал несколько шагов ко мне, чтобы забрать виолончель, но остановился на пол пути.
- Чего стоишь? Иди! - повторил указание педагог.
Ребёнок медленно протянул руку к инструменту.
Мне не хотелось отдавать ему виолончель, но я прекрасно понимал, что это придётся сделать.
- Слышишь, мальчик... - сказал я ему на ушко, - Береги её.
Малец поднял на меня удивлённые глаза, секунду подумал и аккуратненько стал укладывать инструмент в футляр.
Когда он вышел за дверь, Шеф посмотрел на меня.
- Чего ты притих-то?
- Да так... - я помолчал несколько секунд, а потом решил задать глупый, наивный, детский вопрос. - Владимир Павлович... Как вы думаете... У инструментов есть память?
- Я думаю да, а почему ты... - учителя вдруг словно осенило. - Так это же твоя виолончель! Вот в чём дело! - воскликнул он.
Я молча кивнул.
Наверху в футляре меня ждала моя красавица-Итальянка, а я сидел и думал о тёмной маленькой фабричке со светлой подпалиной на передней деке.