Анк сидел на крылечке хижины, жевал кору даогана и лениво думал о своём. Вернее, ни о чём. Мысли двигались медленно, как звёзды по небу. Вот сегодня праздничная ночь Нового Лета, все соседи сидят по домам и ждут прихода Аббао-Саэ: вдруг странствующий волшебник войдет в их жилище и исполнит желание одного из членов семьи. Они приготовили праздничный ужин, обязательно с птицей шавину, чтобы было чем потчевать долгожданного гостя, украсили двери домов гирляндами цветов, чтобы волшебнику понравился именно их дом. Все делают вид, будто верят в Аббао-Саэ, но на самом деле только малыши ждут волшебника по-настоящему. Анк подумал, что если бы Аббао-Саэ действительно проходил мимо, то вряд ли постучал бы в их ветхое жилище. А если бы вдруг постучал, то ему пришлось бы уйти голодным - вместо жареного на вертеле жирного шавину сегодня на ужин была яичница с пресными лепешками, только всё уже давно съели и крошки смели. Так что никакого тебе исполнения желания.
Анк усмехнулся, вспомнив, как Кисмер пыталась украсить дверь хибары. Букетики невзрачных полевых цветов к ночи увяли, и без атласных лент, блестящей бумаги, колокольчиков и прочих украшений представляли совсем печальное зрелище. А еще Кисмер учила Рей, Лал и Рапуна как и какие желания нужно говорить Аббао-Саэ. Желания убогие, как цветочная гирлянда на двери: чтоб дома была еда, и никто не болел, и отец поскорей бы вернулся домой. Никакой фантазии у девчонки. Вот если бы Аббао-Саэ спросил его - что, мол, хочешь, мальчик? - Анк сказал бы, что хочет стать владыкой Надагара, владеть мечом, как герой легенд Табучаэ и быть удачливым как знаменитый корсар Желтый Череп. Конечно, все три желания вряд ли исполнит Аббао-Саэ. Но даже если бы сбылось одно, уже было бы неплохо.
- Что грустишь, мальчик? - раздался веселый голос.
Анк медленно повернул голову и в свете масляного фонаря увидел человека неопределенных лет, с глазами живыми и чёрными, как ночное море. В потрепанном и запыленном дорожном плаще. На плече палка, на палке узелок.
- Проходи, дядя, не задерживайся, - растягивая слова, сонно произнес Анк. - Сами живем на воде и хлебе. Нечего тебе подать, негде спать уложить.
- Мне не надо ничего, - рассмеялся прохожий. - А другим могу помочь. Вот тебе что нужно?
- Мне тоже ни от кого ничего не надо, - вяло отмахнулся Анк. - Ну, разве чтоб отец побыстрей вышел из тюрьмы. Арестовали его позавчера, как только причалил к берегу. Наверное, опять за контрабанду. Так что не меньше месяца ему париться на вшивых тюфяках. И ничего ты, дядя, тут не поделаешь.
- Он выйдет из тюрьмы гораздо раньше, чем ты думаешь, - улыбнулся странник.
Он похлопал Анка по плечу и пошел прочь. Мимо домов с гирляндами и колокольчиками, манящих головокружительно-вкусным запахом жареного шавину, тихо веселящихся в ожидании волшебника Аббао-Саэ...
Скрипнула дверь и появилась Кисмер. В накидке, словно собралась идти куда-то в ночь.
- Анк, - сказала она, - Лал заболела. У нее сильный жар. Мама просит сходить к тетушке Личи за целебным отваром.
Ага. Топать на другой конец городка. Анку неожиданно и одновременно захотелось есть, спать и в отхожее место. А вот идти за отваром не было никакого желания. Но Кисмер потянула его за руку, - откуда столько силы у девчонки? - и мальчику волей-неволей пришлось подняться.
- Пойдем! - строго приказала Кисмер.
- Как это пойдем? - Анка возмутило, что младшая сестра принялась командовать. - Пойду один, а ты остаешься здесь, нечего девчонкам гулять по ночам! Иди домой!!!
- Не ори, - спокойно ответила Кисмер. - Нужно будет упросить тетушку Личи, чтоб отвар дала в долг. Ты что ли будешь просить? А еще мама говорит, чтобы я тебя одного не отпускала, а то нажуешься даогана и влипнешь в какую-нибудь историю.
И эта туда же. Анку стало тоскливо. Мать с утра до вечера пилит: не жуй даоган, привыкнешь, не сможешь без него обходиться, врастешь в дом, как дерево в землю, будешь только спать, жевать и слюни пускать, как младенец. А мужчина не должен быть деревом, он должен быть ветром - когда ласковым, когда могучим и сильным, всегда в пути. Вот как твой отец. Вспоминая о муже, она мечтательно устремляла влажный взор в конец кривого переулка, в сторону форта на скалах, туда, где бьется о берег бескрайнее море.
Тут Анк затосковал еще больше. Отец - большой, сильный, рыжебородый - всегда возвращался из путешествий с товарами и деньгами. На столе появлялись мясо, фрукты и сласти, что для детей, месяцами живущих впроголодь, было настоящим праздником. Пока отец был дома, Анк переставал жевать даоган и, открыв рот, слушал рассказы о дальних странах и опасных приключениях. Правда, отцу очень быстро надоедало проводить время в кругу семьи, и он гулял-пропивал с друзьями все вырученные деньги. Но ничего, это не страшно, ведь он мужчина, он унесется в дорогу и опять вернётся, и снова в доме будут еда и веселье...
Кисмер быстро шла впереди, почти бежала, время от времени ей приходилось останавливаться, чтобы подождать сонно плетущегося брата. В глазах девочки застыла укоризна.
Короткая дорога вела через пустырь, в стороне тяжелой громадой поднимались стены форта. На фоне темных бастионов и ночного неба зловеще тянулась ввысь башня из белого камня. Там, за высокими стенами, стоит приземистое здание тюрьмы, где сейчас должен находиться отец. Два дня мать добивалась свидания, хотела передать нехитрое угощение к празднику. Но её не пропустили даже внутрь крепости - говорят, карантин...
Ночной бриз освежил голову, и Анк старался идти побыстрее - было стыдно, что он накричал на Кисмер. Сестру жалко. Девчонке слишком быстро пришло повзрослеть. Никаких тебе кукол и подружек, с утра до вечера помогает матери, нянчит малышню. Тут совесть засверлила еще сильнее. Сегодня днем Анк дремал на берегу ручья, когда с младшими туда пришла Кисмер. Они собирали в лесу ягоды. Анк видел, как Лал побежала к ручью, но ему лень было двинуться с места. Вот если б он догнал малышку, не дал ей забраться в холодную ключевую воду, может, и не лежала бы сейчас Лал больная, и не надо было бы им с Кисмер в праздничную ночь идти за колдовским отваром...
Чтобы заглушить муки совести, Анк достал из кармана очередную корочку даогана и уже собирался отправить в рот, как вдруг замер от неожиданности.
Пустынный перекресток, где встречаются путь из форта и дорога, ведущая в гавань, являл собой дивную картину. В ярком свете звезд блестела неизвестно кем высыпанная на землю груда прозрачных камней. Кристаллы радужно переливались, отправляя лучи света обратно ночному небу.
- Сказка! - восхищенно прошептала Кисмер.
Она подняла один из камней и посмотрела сквозь него на небесные светила.
Что бы это могло быть? Анк не знал ответа. Он зачерпнул горсть прозрачных осколков и спрятал за пазуху. Потом подумал и набил полные карманы. Нужно выяснить: вдруг блестяшки можно продать? Тогда Анк проводит Кисмер домой и вернется обратно, захватив тачку.
- Так бы стояла и смотрела, - не отрывая глаз от завораживающего зрелища, сказала девочка. - Но мама и Лал ждут. Идем, Анк.
Тетушка Личи приняла их радушно. Правда, на ужин не пригласила, да и кто станет сажать за стол двух оборванцев? Зато щедро насыпала в передник Кисмер кругляшки румяного печенья. Пока готовился отвар, и сестренка, вытянув шею и затаив дыхание, следила за ворожбой, Анк отозвал в сторону хозяина дома. Муж тетушки Личи был известен как торговец товаром разным и странным, и нередко скупал у отца Анка привезенные из-за морей диковинные вещицы.
- Вот, - протянул Анк камень. - Сколько за него дадите?
Торговец взял прозрачный осколок и внимательно рассмотрел на свет.
- Горный хрусталь, - сказал он наконец. - Можешь выкинуть.
- Такой красивый камень и ничего не стоит? - разочарованно протянул Анк.
- Да как тебе сказать... Может, и стоил бы, да спроса на него нет. Люди относятся к этому камешку с предубеждением. Все из-за острова Кригги, который еще называют Землей Лунного Хрусталя...
В памяти раздосадованного Анка смутно всплывала легенда, связанная с этим местом, но тут разговор прервала Кисмер.
- Анк, нам пора, отвар готов, - позвала она.
На обратном пути Анк швырял ненужные кусочки хрусталя в чужие огороды и палисадники. Расстроившись, что не удалось сбыть камни, он тайком от сестры принялся жевать даоган. Кисмер уже не любовалась через кристалл на фонари и звезды - ее руки были заняты узелком, получившимся из передника с печеньем и бутылкой с целебным отваром. Анку эти драгоценные вещи она не доверила.
На подходе к хрустальному перекрестку они увидели огни и движение теней. Вблизи тени оказались солдатами в красных мундирах. Карабинеры остановили Анка и Кисмер.
- Дорога закрыта, сюда нельзя, - однообразно отвечали они на вопросы детей.
- Придется идти в обход, пойдем же, Анк, а то мама нас совсем потеряет.
- Подожди, - Анк, во что бы то ни стало, решил узнать, что случилось.
Куривший в стороне угрюмый сержант тоже оказался не слишком словоохотлив. А единственная брошенная им фраза сильно озадачила Анка.
- Ну, что там? - от нетерпения Кисмер притоптывала ножкой.
И не дожидаясь, когда наконец-то подойдет Анк, побежала в сторону темных переулков.
- Сержант сказал, что стеклянный человек убежал из Белой башни, и по дороге разбился, - задыхаясь на бегу, сообщил мальчик.
- Что за ерунда? - Кисмер даже остановилась на мгновение и удивленно посмотрела на брата. - В Белой башне держат страшных преступников, а не каких-то стеклянных людей.
И снова побежала. Переулки петляли и путались как нитки из клубка, с которым поиграла Лал. В конце концов, Кисмер выдохлась и перешла на шаг.
- Анк, - вдруг спросила она, - что бы ты попросил у Аббао-Саэ?
- Ничего, - сонно отвечал мальчик. - Потому, что Аббао-Саэ не существует.
Не признаваться же ей, что в мечтах он хочет быть властителем Надагара!
- А я верю, что волшебник существует! - горячо воскликнула Кисмер. - И поняла, что нужно загадать, если он захочет исполнить мое желание! Я попрошу, чтобы все люди любили друг друга. И тогда не будет преступников, не будет войны! И богатые станут помогать бедным.
- Если бы Аббао-Саэ действительно существовал, то сказал бы: "Загадай-ка ты, девочка, другое желание. А это невыполнимо, потому что в твоём приторном сиропе люди помрут, как мухи. От скуки и тоски. То что, хочешь гибели человечества?"
Кисмер не ответила, только ускорила шаг. Обиделась. Анк смотрел, как на плечах сестренки упрямо подпрыгивают рыжие косички, и думал о том, какие разные мечты бывают у людей.
Он вспомнил, как сидели на крыльце, свет ярких звёзд тёк в прозрачном воздухе, и отец рассказывал о своей мечте - попасть на остров Кригги. Конечно, там вокруг охрана, но на маленькой лодке в тёмную ночь можно попробовать.
"Что охраняют?" - спросил тогда Анк.
"Понимаешь, остров считают прОклятым", - отвечал отец. - "Есть легенда, что много веков назад на Кригги поселились чернокнижники. Они вели войну с колдуньей, которая жила на небе и звалась Луной. Противостояние длилось долго, но, в конце-концов, маги победили, и Луна навсегда ушла с неба, оставив после себя проклятье. Тела волшебников начали твердеть и постепенно превратились в прозрачный камень. А потом напасть распространилась и на обычных людей, как болезнь. Островитяне в ужасе бежали с Кригги, неся заразу по всему свету. Но древние правители Надагара и соседних стран вовремя спохватились, объединились и окружили проклятое место мощной флотилией, не давая никому из жителей покинуть остров. Жгли корабли и лодки, беспощадно убивали тех, кто в отчаянии пытался сбежать вплавь. Все побережье сплошь было покрыто россыпями хрусталя - останками несчастных, еще недавно моливших о помощи. А теперь охраняют, чтобы никто не смог проникнуть на остров, всё ещё боятся проклятия. Говорят, на Кригги остались несметные сокровища, уже вечность лежат без движения. Вот я и хочу пробраться туда".
"А как же проклятье?" - спросил Анк.
"Проклятье, как Аббао-Саэ - все знают, что его нет, но на всякий случай продолжают верить", - рассмеялся отец.
Теперь Анк точно знал, что просить у Аббао-Саэ, если тот действительно существует. Нужно загадать, чтобы им с отцом вдвоем удалось доплыть до Кригги и вернуться обратно с сокровищами.
Кисмер посторонилась, чтобы Анк прошел вперед и открыл дверь хибары. Мальчик хотел взяться за кольцо, но кисть онемела и выглядела необычно, словно стала прозрачной. Анк попытался согнуть суставы, по пальцам побежали глубокие трещины. В недоумении он оглянулся на сестру.
Из-под растрепанных волос, не мигая и наполняясь тусклым светом, на него смотрел хрустальный глаз.