26.

ФЕРШАМПЕНУАЗ. Март 200... года.

На девятидневных поминках в доме Герасима собрались, как принято у нагайбаков, все родные. Из зала пришлось выносить часть мебели, чтобы поставить столы и разместить всех. Родных было много как со стороны матери, так и со стороны отца, обое были местными и прожили в родном селе всю жизнь, как и большинство родственников, которые не торопились покидать родные места. Поэтому на деревянных скамейках, покрытых покрывалами, за столами размесилось множество народу. Бабушки, оставив принесенный поминальный "табак" - чашку с печеньем, пирогами, булочками, сладостями и фруктами - в другой комнате, сели в переднем углу, рядом разместились остальные. Кто помоложе пока за стол не садились, помогая в обслуживании гостей.

Снохи и другие молодые женщины сновали из кухни в зал, осторожно разнося горячую лапшу. Мать Герасима почти не ела, грустно сложив руки на коленях. Она никак еще не могла отойти от свалившегося на нее внезапно горя. В поставленные стаканы налили водку, помянули. Через некоторое время на столе появилась горячая, политая растопленным маслом, рисовая каша. Тихо переговариваясь между собой, гости степенно ели, вспоминая, каким хорошим человеком был усопший.

Герасим сидел около матери. Та лишь кивала головой в ответ соседке, что говорившей ей по-нагайбакски.

- А что же ваша будущая сноха не помогает? Что-то её совсем не видно... - спросила внезапно вездесущая бабка Матрена. Она была двоюродной теткой отцу Герасима и считала себя вправе указывать всем родственникам, как надо правильно жить.

- Никакая она нам не сноха, - тихо произнесла мать. И по тону ее слов все сразу догадались, что за ними кроется какой-то смысл.

- Неужели поссорились? - искренне удивилась Матрена. - Мына сина кир?к булса! (Ну надо же! - прим. авт.) Так хорошо дружили. Я уж радовалась, что Герасим наконец-то женится.

Все гости с интересом прислушивались к разговору. "Ну, теперь начнется по поселку обсуждение моей личной жизни",- с досадой подумал Герасим, но вслух лишь сказал:

- Не сошлись характерами, бывает.

Бабку Матрену такой ответ, видно, не устроил.

- Вот молодежь нынче. Сошлись, не сошлись. Мы вот ничего, терпели. И бил меня, бывало, мой Микулай, так что ж теперь, сразу разбегаться.

При этих словах все, усмехнувшись, переглянулись. В то, что маленький худосочный Микулашка, как его звали в поселке, мог поднять руку на дородную, двухметрового роста бабу, один строгий вид которой внушал страх у всех встречных, не верилось. И тут взгляды всех присутствовавших почему-то оказались направленными в одну сторону - за спину Герасима. Он оглянулся. В проеме двери стояла Эльвира.

Герасим молча встал и, взяв под локоть Эльвиру, вышел с ней на улицу.

- Милые бранятся - только тешатся, - не преминула прокомментировать бабка Матрена.

Мать лишь посмотрела на нее, ничего не сказав. Остальные гости стали тихонько обсуждать между собой это небольшое, но все же событие, внесшее разнообразие в размеренное течение поминок.

- Пора табак чыгарырга ( выносить поминальную чашу - прим. авт.), - сказала мать скорее для того, чтобы отвлечь гостей от досужих разговоров. - Валя и ты, Галя, - обратилась она к молодым женщинам, - заносите чашки.

Надев чистые, новые фартуки, подаренные хозяйкой, женщины приступили к старинному ритуалу. Распределили конфеты, печенье, другие сладости и фрукты, дали заварить свежий чай из принесенных пачек. По ходу действия бабка Матрена успевала делать замечания.

- Вот учитесь, пока я жива, - ворчала она. - А то мы, старые, помрем, кто потом будет наши обычаи сохранять. Так и похоронить по-человечески не сможете.

- Ты только умри, а уж мы похороним, - пошутил сосед Игнатий Петрович.

- Назло тебе, Игнатий, до ста лет доживу, - взмахнула руками Матрена.

- Вот за это время и успеешь научить молодежь, как тебя хоронить и как поминать, - усмехнулся тот.

Олег, который видел, как Герасим вышел с Эльвиркой, хотел сначала выйти вместе с другом, но потом решил не мешать ему. "Разберутся сами, - подумал он. - Только бы Герасим не дал слабинку. А то сейчас ему эта стерва навешает лапши на уши и опять окрутит".

Но через несколько минут Герасим вошел в дом, он был один. "Значит, прогнал", - с облегчением подумал Олег.

Бабка Матрена, оторвавшись сразу же от своих нравоучений, сделала удивленные глаза.

- А что Эльвиру за стол даже не пригласили?

- Она торопится. Только на минуту с работы отпросилась, - соврал Герасим.

Когда все гости разошлись, Олег с Герасимом помогли женщинам прибраться в доме. И лишь потом уставшие ушли в комнату.

- Ну и что? - спросил Олег друга.

- Ты про что?

- Ну про что же еще? Про кралю твою ненаглядную.

- Она не моя. Пусть катится куда подальше.

- Оба на! Неужели прогнал? Я думал, что она опять тебе мозги запудрит, - Олег насмешливо поглядел на Герасима.

- Нет, все. Знаешь, как отрезало. Я как будто прозрел. Теперь сроду жениться не буду.

- А вот это ты зря. Из-за одной дуры обо всех вывод не стоит делать. Попадется тебе еще хорошая девчонка. Вот у нас со Светкой же нормальные отношения.

- Но что-то ты не торопишься жениться...

- Просто надо немного денег подзаработать.

- Все так говорят, - махнул рукой Герасим.

- Ну а что ты ей сказал-то, Эльвирке? - Олегу было любопытно узнать, как же все-таки друг "отшил" бывшую невесту.

- Все, что думал, то и сказал, сказал что она...- тут Герасим как-то задумался и замолчал.

- Ну, что? - вопросительно глянул на него Олег. Но Герасим стоял как будто о чем-то глубоко задумавшись.

- Может, я погорячился? - вдруг тихо произнес Герасим, - Ведь она не такая плохая, как кажется.

- Ты что, спятил? Да она отца твоего загубила! - возмутился Олег. - Ты что уже забыл? Ведь из-за нее все произошло!

- Да вроде бы так, все я понимаю. Но вот тянет меня к ней, ничего не могу с собой поделать!

- Так! - протянул Олег, - Кажется она тебя все-таки крепко охомутала. Скорее всего, тут без приворота не обошлось.

- Ты думаешь? - засомневался Герасим.

- А как иначе объяснить твое дурацкое поведение. Ты же как зомби на ней повелся. Ну-ка рассказывай конкретно про ваш разговор.

- Да ничего особенного, - наморщил лоб Герасим, припоминая подробности визита Эльвирки, - Она только сказала, что просит простить ее. Я начал выгонять ее.

- А она?

- Она начала плакать, сказала, что как ей жить теперь, все, мол, будут обсуждать.

- Вот! - удовлетворенно воскликнул Олег, - она не самого расставания боится, а соседских пересудов. И вообще, что-то тут нечисто, прицепилась к тебе, как клещ. Замутила твой рассудок, живешь как зомби какой-то.

- Я и сам чувствую, что она меня удерживает какими-то странными средствами. Вроде бы и не нравится мне она, и хочу с ней порвать, а вот как будто прикипел, ничего не могу сделать.

- Так и есть, значит она тебя и раньше пыталась приворожить. В общем, ставим астральную защиту.

***

Злая на всех и особенно на Герасима, Эльвирка, придя домой, рухнула на диван и уткнулась головой в подушку. То, что рыбка соскакивает с крючка, ей было ясно, как день. Так ловко она окрутила этого простофилю Герасима, все уже шло к свадьбе. И вдруг такой прокол! Черт бы побрал ее связаться с этим герасимовским папашей! Эльвирка и сама не могла себе объяснить, зачем она это сделала, просто захотелось похулиганить, думала так это и прокатит незаметно, что так и будет она морочить Герасиму голову всю жизнь, крутя любовь с другими мужиками, как она это частенько делала. Да вот не вышло, и теперь рушились все ее планы.

Она встала и, пройдя на кухню, налила чай. Хорошо, хоть мать не пристает с расспросами, подумала она. Горячий чай немножко взбодрил. "Так, надо биться до последнего. Первая попытка примирения окончилась неудачей. Надо придумать что-то посерьезней, - размышляла Эльвира, отхлебывая горячий крепкий чай. - Надо сходить к бабке, что на Бикимова живет. Как же ее зовут? Ладно, потом вспомню. Как-то раз она ведь мне гадала, тогда все сбылось тютелька в тютельку. Может, и сейчас бабуська даст дельный совет".

Эльвира решила не откладывать задуманное и, наспех накрасившись, ведь крокодиловы слезы подпортили ее косметику, сразу направилась к старой гадалке. Прикупив в магазине сладости на гостинец и прихватив на всякий случай побольше денег, она торопливо шла по улицам Фершампенуаза.

Бодренькая, шустрая и совсем еще не старая женщина встретила ее не очень приветливо. Видно было, что непрошенные гости в ее планы не входили. А когда Эльвирка попросила ее погадать, замахала руками:

- Что ты! Что ты! Ведь пост начался! Грех будет!

Но Эльвирка довольно быстро ее убедила, что ничего страшного не произойдет, особенно убедительно выглядела хрустящая пятисотка, которая и перевесила чашу весов в ее пользу.

- Ну, тетя Федосья! (она наконец-то вспомнила ее имя) Мне очень, очень надо!

- Ладно, проходи, - буркнула она, - попробуем посмотреть. Ох! Грех только это! Грех!

Федосья явно напрашивалась на вторую пятисотку, но Эльвирка решила приберечь деньги для дальнейших целей. Она задумала попросить гадалку осуществить еще кое-что.

Старушка пригласила ее в зал. В этой довольно прохладной в отличие от кухни комнате мебели было по минимуму. В углу стояла кровать с железными дужками, покрытая множеством перин, одеял и разноцветных подушек. Напротив - старенький выцветший шифоньер. В углу, на такой же обшарпаной тумбочке, укрытой ажурной, пожелтевшей от времени накидкой, примостился телевизор. Посередине стоял круглый деревянный стол с несколькими подозрительного вида стульями около него.

- Присаживайся, - махнула Федосья в сторону стола. Эльвирка с опаской попробовав стул на прочность - не шатается ли, присела. Гадалка плюхнулась напротив.

Она уже успела достать откуда-то старенькие, замызганные карты. Перетасовав их, протянула колоду Эльвире:

- Сдвинь левой рукой.

Эльвирка покорно выполнила просьбу. Напевая себе под нос какую-то песенку, Федосья деловито стала раскладывать карты в каком-то, ей одном ведомом, порядке.

- Отвернулся от тебя бубновый король, - вдруг сказала она, подняв глаза. - И ты сама виновата в этом.

Гадалка ткнула пальцы в карты.

- Смотри, между вами еще один король, старый и немощный. Что ты в нем нашла? Какая-то смерть легла на эти карты.

Эльвирка молча слушала, кивая.

- В смерти этого короля виновных много, - продолжала неторопливо рассказывать Федосья. - И молодой король, и ты. Это и послужило причиной разлада.

- Ну, допустим, так. Но это я и сама всё знаю, - Эльвирка начинала терять терпение. - Вы мне скажите, что дальше будет. Я про будущее свое хочу знать.

- Не торопись, - улыбнулась старушка. - Без прошлого и настоящего нет и будущего.

Она раскинула остатки карт. Несколько секунд смотрела на них пристально.

- Не хочешь ты терять бубнового короля, - сказала наконец гадалка. - А все-таки потеряешь. И уйдет он от тебя при помощи своего друга.

Сказав еще несколько незначительных для Эльвирки вещей, гадалка смешала карты. Но девушка уходить не собиралась.

- Тетя Федосья, а не могли бы вы помочь мне вернуть его... за дополнительную плату? - нерешительно произнесла она.

Женщина сделала вид, что не понимает, о чем речь.

- Как его вернешь, если у него не лежит к тебе душа, - пожала плечами она. Эльвира молча достала из кармана еще одну пятисотку.

Искоса глянув на купюру, Маргарита продолжала капризничать:

- Это ведь грех большой... Тем более пост сейчас...

Пришлось Эльвире расставаться с последними деньгами.

- Ладно, научу, что нужно делать, - сжалилась гадалка, - Слушай.

И она стала тихо, как будто боялась, что ее кто-то услышит, что-то рассказывать Эльвирке.

27.

ХАРБИН, КИТАЙ, ноябрь 1924 года

В ресторане "Русский яръ" в центре Харбина было густо накурено. Разномастная публика сидела за небольшими столиками, громко разговаривая между собой. Под аккомпанемент хромого скрипача в кумачовой рубашке, разгуливая среди посетителей, стройная с броской благородной красотой женщина пела чистым и сильным голосом грустный романс. Некоторые не удостаивали ее своим вниманием, споря между собой. Другие, наоборот, завороженно слушали.

- Ну что? Как будем жить дальше? - спросил, закуривая, Михаил. Федор, сидевший рядом, взял бутылку водки и молча налил в стоявшие на столе стаканы. Протянул один из них другу.

- Так и будем жить, как жили. Что ж теперь, помирать пока не собираюсь, - он залпом выпил, уткнувшись носом в обшлаг старого кителя.

- Нет, как раньше не получится, - с грустью сказал Михаил. - Нет той, ранешной России, сгинула. А мы тут все сгинем, если домой не вернемся. - Приступ кашля не дал договорить. Михаил кашлял тяжело и натужно, но что-то, сдавившее грудь, не отпускало.

Хромой скрипач, нежно водя смычком по скрипке, шел по залу. Вот он подошел совсем близко, грустная музыка на короткое время прервала разговор. Они молча смотрели, как играет этот уже пожилой музыкант, слушали пение стареющей Анастасии Ледянской.

- Возвращаться нам некуда, и ты это знаешь, - хмуро произнес Федор после некоторого молчания. - Все, кто пытался вернуться, давно расстреляны. Да и куда тебе ехать такому больному? Ведь не доедешь, сляжешь по дороге. Вон как кашляешь. Небось уже чахотку заработал.

- По-твоему лучше здесь догнивать? - Михаил сжал кулаки. Он и сам понимал, что нет ему дороги в Россию, но ведь он обещал вернуться Насте, ведь она его ждет. В том, что Настя будет ждать, Михаил не сомневался. Только переживал, как она там с шестерыми детьми. Все хуже он чувствовал себя в последнее время. Страшный кашель одолевал все чаще. А недавно, как страшный приговор - он увидел алеющее на носовом платке пятно крови. Он ничего тогда не сказал Федору, но, похоже, тот и сам догадывался, что друг серьезно болен.

В "Русском яре" собирались в основном эмигранты из России. Они проводили здесь вечера в ностальгии по родной стороне. Хозяева ресторана все делали для того, чтобы эту ностальгию поддерживать. Вся обстановка заведения навевала воспоминания. Нарисованные на стенах родные пейзажи с белоствольными березками и бескрайними полями золотистых хлебов. Услужливые официанты в русских косоворотках и шароварах. Самовары с вязанками баранок по углам. И, конечно, русские романсы. Их пели несколько работавших здесь певичек из бывших жен офицеров, которые, овдовев, остались без средств к существованию и теперь подрабатывали - кто голосом, а кто и телом в придачу.

Не часто Михаил с Федором сидели в этом довольно дорогом ресторане, в основном собирались с друзьями, бывшими солдатами и офицерами дутовского отряда в чьем-нибудь номере обшарпанной дешевой гостиницы. Впрочем, никто из них не считал себя "бывшим", даже обращались друг к другу по старым званиям. Но вот сегодня друзья разжились деньгами. Пришлось провернуть одно не очень чистое дельце. Такие вот грязные дела больше всего раздражали Михаила. Он, казак, воспитанный на честности и доверии к людям, никак не мог привыкнуть обманывать. И всем сердцем каялся после каждой аферы, затеянной их хозяевами. Еще поэтому он страстно рвался возвратиться на родину. Надеялся, может, простит новая власть. Она ведь, как там они говорят, народная. А казаки кто ж? Такой же простой народ.

Он выпил еще немного, а потом, подозвав услужливого официанта, попросил счет. Попрощавшись с Федором, который еще не хотел уходить, вышел на улицу. Зябко поеживаясь от пронизывающего ледяного осеннего ветра, Михаил вновь закурил. Подъехал извозчик.

- Садись, барин, довезу вмиг.

- Какой я тебе барин, - вздохнул Михаил, махнул рукой и пошел пешком по ночным улочкам Харбина. Мелкие, но колючие снежинки, завихренные ветром, били по лицу. Он поднял воротник шинели, но это мало спасало от холода. Остались позади освещенные яркими огнями центральные улицы городка, узкие переулки встретили враждебной темнотой. Город, ставший для многих русских последним пристанищем, был не слишком гостеприимным.

Придя в комнату, Михаил, не раздеваясь, прямо в сапогах повалился на кровать. Сил скинуть их не было. Он почти сразу заснул, погрузившись в тяжелый, хмельной сон.

Наутро он проснулся от того, что кто-то настойчиво тормошит его за плечо.

- Вставай, Микай! Пора идти, дело есть.

Михаил поднял голову, открыл глаза. На краю кровати, рядом с ним сидел Федор. Он попытался подняться, но понял, что еще больше ослаб.

- Ты иди сегодня один, а я отлежусь, - тяжело прохрипел он.

- Да ты совсем плох ,давай-ка я за лекарем сбегаю.

- Не надо, - остановил, взяв его за рукав, Михаил. - Лекарь мне уж не поможет.

- Да брось ты! И не в таких переделках бывали! - махнул рукой Федор, но по его лицу было видно, что он и сам не верит в то, что говорит.

- Ты мне обещай, что вернешься в Россию, - тихо, с трудом произнося слова, сказал Михаил. - Обещай, что найдешь Настю, расскажешь ей про меня.

- Обещаю, - так же тихо сказал Федор. Он изо всех сил сдерживался, но предательская слезинка все же соскользнула по щеке.

- Спасибо, - только и произнес казак, вновь впав в забытье.

Федор постоял еще немного и, решив не тревожить больного, ушел. "Зайду к вечеру", - подумал он, прикрывая за собой дверь.

28.

КАЗАНЬ. Июнь 1549 г.

Утямыш-Гирей степенно спускался с лестницы в сопровождении слуги. Ему хотелось, как в детстве, весело сбежать по ступенькам. Но он понимал - теперь он взрослый, ведь сегодня ему исполнилось пятнадцать лет. Пока делами в стране управляла его мать - Сеюмбике, но скоро он сам будет властителем Казанского ханства.

Утямыш- Гирей спустился по лестнице, прошел по мощеным камнями дорожкам в сад. Там в беседке сидела со служанками мать. Бек Джамгул, прибывший из отдаленной провинции, докладывал состояние дел.

- Сильно беспокоят нас, моя госпожа, новгородские ушкуйники. Нашим нокерам иногда не хватает сил отражать набеги.

- Что же, джигиты стали так трусливы?

- Они смелы, госпожа, но ушкуйники коварны. Они приходят ночью, когда все спят.

- Сторожевые посты тоже спят? - Сеюмбике так грозно взглянула на Джамгула, что он поперхнулся.

- Что ты, госпожа, конечно, сторожевые посты не спят. Но ушкуйники стремительны, как ветер, и злобны, как все демоны вместе взятые. Они грабят наши поселения все чаще и чаще.

Сеюмбике задумчиво молчала. Видно, какие-то мысли кружились в ее голове. Джамгул почтительно молчал, не решаясь прервать тишину. Справедливость и мудрость царицы были почитаемы народом. Ее веское слово не подвергалось сомнению, и приказы выполнялись беспрекословно не из боязни наказания, а из глубокого уважения.

Новгородские ушкуйники, эти безземельные бедняки, выселенные за территорию города, давно доставляли беспокойство. Дерзкие и наглые, они проникали в глубь Казанского ханства и грабили все, что плохо лежит. Терять им было нечего, ни кола, ни двора. Даже семьями себя не обременяли. Жили в вырытых за стенами города тесных землянках, которые легко можно было бросить, чтобы поселиться в другом месте. Их стремительные отряды наносили весомый урон. И Сеюмбике сейчас продумывала, как прекратить эти набеги.

- Надо покончить с ними, - наконец произнесла она.- Покончить навсегда. Чтобы и другим неповадно было.

- Мудрое решение, госпожа, - поклонился в знак уважения Джамгул.

- Я знаю, что мы сделаем, мы расставим им такие сети, которые для них станут смертельными.

Утямыш-Гирей слушал все это, не перебивая и не вмешиваясь в разговор. С некоторых пор мать разрешила ему присутствовать при обсуждении важных государственных вопросов, чтобы он мог брать пример, как нужно заниматься их решением. Она даже разрешила ему один раз посидеть на заседании совета Беков. И, хотя некоторые из них косо смотрели на безусого мальчишку, возражать царице никто не решился.

- Я тебе дам в помощь своих джигитов, - сказала Сеюмбике.

Джамгул опять поклонился в знак согласия.

- Юсуф! - позвала она начальника стражи. Тот быстро подошел. - Оставь во дворце сотню джигитов, остальных направь с Джамгулом. Продумайте, где можно поставить засаду, чтобы напасть на них неожиданно.

- Госпожа, они очень осторожны и приходят всегда разными путями. Или разбиваются на несколько отрядов. Выследить их невозможно.

- Значит, расставьте "секреты" в нескольких местах, - строго сказала Сеюмбике, - Только сильно не дробите людей. А то не будет толку. Но вы должны их встретить там и тогда, когда они вас меньше всего ожидают. Тогда застанете их врасплох.

- Можно и мне поехать с ними? - раздался сзади голос Утямыш-Гирея, который все-таки не утерпел и, вопреки этикету, вмешался в разговор взрослых.

Все оглянулись. Но Сеюмбике не стала его укорять. Она лишь подняла удивленно бровь. Молчание нарушил Джамгул.

- Я думаю, госпожа, он уже взрослый юноша и воин, он достоин быть наравне с другими мужчинами. Пусть и он участвует в этом походе.

- Да, - согласилась Сеюмбике, - хватит ему нежиться во дворце, боевой опыт всегда полезен мужчине.

Утямыш-Гирей покраснел. Он знал, что, как истинный мужчина, не должен показывать своих чувств, но не мог сдержать их.

- Спасибо! Я докажу, что способен защитить ханство.

Сеюмбике улыбнулась. Сейчас, когда сын из худенького, угловатого подростка начал превращаться в стройного, симпатичного юношу, он все больше стал походить на Тахира. Сеюмбике всегда любовалась им, вспоминая свою первую и последнюю любовь. Вот и сейчас она задумалась, глядя на сына.

- Юсуф, - обратилась она к начальнику стражи. - Пусть Утямыш-Гирей возглавит один из отрядов.

- Слушаюсь, госпожа, - поклонился тот.

Взмахом руки царица отпустила их, оставив лишь Утямыш-Гирея. Он подошел поближе к матери.

- Я не подведу тебя, - смущаясь сказал сын.

- Я знаю, ты будешь великим воином. - Сеюмбике пристально посмотрела на сына. Ей так хотелось, как в детстве, погладить его по голове, прижать к себе. Но теперь это взрослый юноша, воин. Не к лицу ему материнские ласки.

После смещения Шигали-хана с престола Сеюмбике два раза выходила замуж. Она была женой Джан-Али, ставшего ханом, потом женой Сафа-Гирея. Теперь же никто из мужчин не смел ею повелевать. Взяв правление ханством в свои руки, Сеюмбике сама сидела на ханском престоле. В общем-то формально правителем считался ее сын - Утямыш-Гирей, но фактически всеми делами в государстве пока занималась она.

Но Сеюмбике понимала, что время ее правления когда-то подойдет к концу, и начала готовить сына к государственным делам. Утямыш-Гирей постепенно вникал в тонкости политики и дворцовых интриг. Получивший хорошее образование, прочитавший трактаты многих восточных философов и знающий наизусть длинные поэмы персидских поэтов, Утямыш-Гирей мог тягаться знаниями с самыми образованными людьми эпохи.

Сеюмбике вздохнула. Слишком мягким и податливым казался ей сын. А ведь правителя должны отличать прежде всего жесткость и умение подчинять себе людей. К тому же он очень доверчив, и Сеюмбике сомневалась, удастся ли ему выжить среди многочисленных дворцовых интриг.

Наступала полуденная жара. И царица, поднявшись с подушек, вышла из беседки и направилась в свои покои. Здесь, в тени каменного дворца, она решила немного отдохнуть. Джамгул решил возвращаться в свою провинцию лишь вечером, чтобы ехать по прохладе ночи, поэтому у нее еще есть время до прощания с сыном.

Прошло почти шестнадцать лет с тех пор, как она приехала в Казань. Далеко позади осталось беззаботное детство, когда ее, любимую дочку, баловал отец. Затихла казавшаяся нестерпимой боль утраты Тахира. Она так и не смогла полюбить кого-то еще. Да, у нее были мужья, кто-то красивый, кто-то почти мерзкий, кто-то сильный и мужественный, кто-то хитрый и трусливый. Но все они старались в трудную минуту советоваться с ней, признавая удивительный острый ум, проницательность и даже мудрость. Сеюмбике никогда не выпячивала себя, предпочитая оставаться в тени. Но теперь, когда формально власть перешла к ее сыну, она все взяла в свои руки.

За эти шестнадцать лет из скромной девушки, мечтавшей лишь о семейном благополучии, Сеюмбике превратилась в строгую, уважаемую народом правительницу. Целый день она была в государственных делах и заботах. Придворные поражались её неутомимости. Но никто не догадывался, как ей тяжело оставаться одной. Ведь тогда сразу начинали одолевать воспоминания. Прошлая боль, хоть и притупилась в сознании, все же давала о себе знать.

Вот и сейчас, оставшись в покоях, Сеюмбике задумчиво лежала на огромной кровати. Легкие голубые занавеси чуть шевелились от тихого ветерка, долетавшего из открытого окна. У ее ног лежало ханство. Тысячи подданных покорно склоняли голову и падали ниц при одном появлении ханской свиты. У нее были власть и богатство. Не было лишь одного - любви. Любви от нее не смог добиться ни Шигали-хан, ни другие мужья, хотя делали для этого все возможное и невозможное. Но словно застыло сердце Сеюмбике, превратившись в ледяной камешек, растопить который не по силам ни одному мужчине. Лишь в сыне была вся ее радость. Сеюмбике лелеяла его как могла. Она боялась, как бы ее ласки не повредили мальчику, ведь она хотела вырастить его настоящим воином.

"Он справится, - подумала Сеюмбике о предстоящем участии Утямыш-Гирея в походе против новгородских ушкуйников. - Но на всякий случай надо распорядиться, чтобы Юсуф проследил за его действиями. А то сгоряча может и сам погибнуть, и людей погубить".

29.

ФЕРШАМПЕНУАЗ. Март 200.. года.

Придя домой, Эльвира сразу стала делать приготовления к полуночному таинству. Она уже пробовала привораживать Герасима всем известными девчачьими способами, но раз он теперь сорвался с крючка, нужно более сильное средство. Вот за этим и ходила она к гадалке, ради этого и не пожалела денег.

Бабка Федосья сказала ей несколько способов. Но почти все они были в данных обстоятельствах неосуществимы. Не сможет она теперь ничего подмешать ему в еду, не сможет больше добыть его волосы, чтобы, как в прошлый раз, заговорить их. Оставался лишь один старинный нагайбакский способ - заговор на печной дым. Но Эльвирка жила в двухэтажке. Где же найти дом с печкой, да еще так, чтобы без лишних вопросов хозяев? Она лихорадочно соображала, перебирая в голове всех возможных знакомых и подруг. Но никто не подходил, с кем-то она давно поссорилась, кто-то уехал, наконец Эльвирка подскочила от радости. Она вспомнила, что на самой окраине села живет ее одноклассница Людка, которая давно развелась с мужем и сейчас жила в двумя детьми в небольшом родительском домишке недалеко от речки. Эльвирка давно не общалась с Людкой, но решила попробовать. Она тут же позвонила бывшей подруге, изобразив негасимую школьную дружбу. Напросившись в гости, Эльвирка тут же оделась и побежала к ней.

Людмила уже пришла с работы и занималась приготовлением ужина. На электрической плитке в крохотной, тесной кухне аппетитно булькало какое-то варево. Любопытный мальчишка в домашней маечке выглянул из спальни, с интересом глядя на "тетю".

- Проходи, - кивнула Людмила Эльвире. - Можешь не разуваться, у нас холодно, я еще печь не затопила.

- Вот и хорошо, - обрадовалась Эльвирка.

- Почему? - удивленно глянула на нее Люда. Пришлось Эльвирке рассказать об истинных целях своего визита. Выслушав одноклассницу, Людмила задумчиво покачала головой.

- Ну, не знаю... Мне, конечно, не жалко, но ведь ты сама понимаешь, что это не выход, - сказала она. - Может, вы все-таки помиритесь еще?

- Да нет, - вздохнула Эльвирка, - Это последний шанс.

- Ну, ладно, попробуй. Вон дрова за печкой сушатся. А я пока чай вскипячу.

Эльвирка деловито стала складывать дрова в печурку. Она клала поленья так, как научила ее гадалка. Потом взяла спички. Чуть помедлив, зажгла этот маленький костерок. Подложенные под дрова бумажки и лучинки занялись огнем, и скоро уже дрова, весело потрескивая, полыхали в печурке. Убедившись, что огонь разгорелся уже достаточно для того, чтобы не потухнуть в самый ответственный момент, Эльвирка повернулась в Людмиле.

- Слушай, а дети не забегут? А то собьюсь, и ничего не получится...

Людмила, пройдя в спальню, попросила детей минут пятнадцать посидеть спокойно и прикрыла поплотнее дверь.

- Дым, дым, дымок. Приворожи ко мне раба божьего Герасима, - начала Эльвирка. Она медленно произносила слова заговора, сидя на корточках перед печуркой и чуть приоткрыв дверцу печки. Людмила молча сидела невдалеке, стараясь не мешать таинству. Она была суеверной женщиной, и эти колдовские дела подруги были ей не по нраву. Но сейчас Людмила просто не хотела ссориться с бывшей одноклассницей. В последнее время у нее осталось не так много подруг.

- ...Чтобы любил и помнил меня, чтобы сох и заботился обо мне, - продолжала тем временем Эльвирка.

"Кто бы обо мне бы позаботился...", - размышляла Людмила, смотря, как в дверной щели весело пляшут языки пламени.

Разгоряченное близким пламенем, лицо Эльвирки покраснело, в глазах отражался огненный танец. Наконец, Эльвирка закончила и, устав сидеть на корточках, поднялась, тяжело разгибая спину и потягиваясь.

- Уф! Кажется все! - она весело потерла руки. - Надо бы для закрепления еще пару раз повторить. Можно я к тебе немного похожу?

- Приходи, - кивнула Людмила. - Мне все равно вечером одной скучно.

- Вот и хорошо.

Подоспел ужин. Людмила позвала детей и, накормив их, посадила за стол гостью. Достала из шкафчика бутылку крепкого самогона. Долго они еще болтали, вспоминая школьные годы. Эльвирка вернулась домой за полночь - навеселе не только от самогона, но и от удачно сделанного приворота. В том, что он подействует, она и не сомневалась. Она, пройдя в свою комнату, разделась и легла. Сон тут же сморил ее. Но среди ночи страшная головная боль скрутила её на кровати.

***

После смерти отца все хозяйственные заботы целиком легли на Герасима. Придя с работы, он, переодевшись, сразу отправлялся в сарай. Надо было вычистить навоз, напоить корову и телят, дать им свежего сена. Вот и сегодня Герасим неспешно копошился в сарае.

Вот и сегодня Герасим неспешно копошился, приводя все в порядок. Вдруг почувствовал, как словно покачнулась под ним земля, а потом страшная боль охватила голову. Он присел, сжимая в руках вилы. Боль не отпускала, она начала пульсировать, как будто ему в голову вбивали гвоздь. В глазах потемнело. Герасим попытался подняться. Голова кружилась. Но надо закрыть скот. Он, преодолевая боль, положил сено в кормушку и, пошатываясь, пошел загонять телят. Те разбегались и не слушались, задрав хвосты, прыгали вокруг него. Голова закружилась сильнее, боль все не отпускала. Он снова присел. Один из телят подошел и, принюхиваясь к замершему человеку, осторожно лизнул Герасима. Тот отмахнулся. И, встав, с трудом загнал их в сарай.

Зайдя домой и с трудом раздевшись, Герасим прошел в спальню и лег на диван.

- Покушай сначала, - заглянула к нему мать. - Как раз сварилось.

- Пока не хочу, - сказал, морщась, Герасим. - Голова болит что-то.

Он порылся в коробке с лекарствами, нашел нужные таблетки и, приняв лекарство, снова лег. Но боль не отпускала. Она то становилась тише, то вновь начинала резко пульсировать, доводя его до изнеможения. Послышался звук открываемой двери. В дом кто-то зашел. Он услышал, как мать с кем-то разговаривает на кухне. Через несколько секунд в комнату зашел Олег.

- Чего это ты разболелся? Простудился что ли? - спросил он.

- Да не знаю..., - приподнялся Герасим. - Что-то голова разболелась, прямо мочи нет. Уж и таблетки пил, не помогает.

Олег, подойдя к Герасиму, приблизил ладони к его голове. Несколько минут держал их так, водя вокруг головы, словно прислушиваясь.

- Знаешь, неспроста она у тебя болит, - сказал он. - Это опять Эльвиркины пакости.

- Сюда-то что ее приплетать, - усмехнулся Герасим. - При чем тут Эльвирка и моя голова.

- А вот при том, - Олег серьезно поглядел на друга. - Что-то она опять затеяла. Наверное, хочет тебя снова приворожить. В прошлый раз это прошло безболезненно, потому что ты не сопротивлялся. А сейчас ты не хочешь быть с ней, вот и получается такая реакция.

- И что ты предлагаешь? - Герасим снова поморщился от боли.

- Надо отразить нападение, тогда оно вернется к ней ответным ударом.

- Делай, что хочешь, - махнул рукой Герасим и, застонав, уткнулся в подушку.

Олег позвонил своим и предупредил, что задержится у Герасима, домой придет поздно. Мать поворчала, что его ждет Светлана, но Олег уже не слушал и положил трубку. Ближе к полночи он начал все приготовления. Заставил Герасима принести свечку и большое зеркало. Выйдя во двор, поискал в гараже старые ржавые гвозди. Поставив зеркало по направлению к Эльвиркиному дому, он начал произносить отворотное заклинание. Потом взял два гвоздя и вбил их в стену с той стороны, где жила Эльвирка.

-Стены только портишь, - нахмурился Герасим. - Что, эти кривые ржавые гвозди так и будут здесь на самом виду торчать?

- Не навечно же. Временно, - положив молоток на стол, усмехнулся Олег. - А ты, я вижу, ожил?

Герасим и сам не заметил, как боль постепенно словно растаяла.

- Да это, наверное, таблетки подействовали.

- Конечно, - съехидничал Олег. - Два часа не действовали, а потом решили подействовать.

- Хочешь сказать, что вбил ты гвозди в стену, и голова моя прошла? - к Герасиму явно возвращалось хорошее настроение.

- Именно это я и хочу сказать. - Олег сел на диван рядом с Герасимом. - Мы отразили первый удар. Но надо ожидать и других. Правда, теперь защита выставлена, и все ее пакости к ней же и возвратятся.

На часах было уже половина второго. Холодный мартовский ветер завывал за окном.

- Ладно, побегу, завтра на работу рано вставать, - Олег попрощался и ушел.

***

Как змея, извивалась Эльвирка на своей кровати. Адская боль пронзала голову. Словно по черепу били огромной кувалдой. Она тяжело поднялась, зажгла свет. Выпила лекарство. Но ничего не помогало. Промучившись всю ночь, лишь к утру она уснула в тяжелом забытьи.

30

Харбин. Китай. Ноябрь 1924 года.

Так он больше и не встал. Вся жизнь пронеслась перед глазами. Вот он мальчишкой оседлал любимого гнедого и поехал на водопой. Вот торжественные проводы на службу. А вот и они с Настей радуются первенцу. Настя! Одними воспоминаниями о ней он и жил все эти годы... Путанные и переплетенные между собой события стремительно проносились в памяти.

Все эти дни Федор дежурил у постели больного. Поил отваром, надеясь, что он принесет хоть какое-то облегчение этому задыхавшемуся в нескончаемом кашле человеку. Но Михаил лишь изредка приходил в себя, что-нибудь спрашивал и вновь впадал в забытье. Он все время бредил, звал детей, мать, звал Настю.

... Стайка мальчишек радостно бежала по селу, обгоняя взрослых.

- Боз карау! Боз озату! Проводы льда! - кричали пацаны. Маленький Мишка едва успевал за старшими.

Запыхавшись, они прибежали к берегу реки. Здесь уже собрались люди. Деревенские парни играли на гармошке, девчата пели частушки. Подходили старики, взрослые казаки. Вскоре на берегу Гумбейки собралось почти все село. Всем хотелось "проводить лед". На растрескавшихся льдинах разложили солому и подожгли. И теперь эти пылающие факелы в сумерках вечера медленно двигались по реке вдоль деревни, вызывая восторг мальчишек. Мишка, раскрыв рот, смотрел, как огромные льдины, топорщась и нагромождаясь друг на друга, величественно проплывают белыми громадинами.

Михаил открыл глаза. Перед ним был желтоватый, в трещинах потолок. "Такой же, как эти льдины, - подумал он. - Только никуда он не уплывет".

Он приподнял голову. Около кровати дремал Федор. Пересохло в горле, но Михаилу не хотелось будить друга. Было видно, что не выспался, ухаживая за ним. Михаил попытался приподняться, но вновь страшный кашель стал душить его. Он кашлял долго и тяжело, а потом в изнеможении откинулся на кровать. Федор проснулся.

- Может, поешь? - спросил он друга.

- Пока не проголодался, - попытался улыбнуться Михаил. - Вот попить бы.

Федор взял кружку с отваром и, придерживая голову друга, поднес питье к его губам.

- Совсем я беспомощный стал, - вздохнул Михаил. - Видно, недолго еще протяну.

- Терпи, казак, - махнул рукой Федор. - Выкарабкаешься еще!

- Нет, видно, не судьба мне свидеться с Настей.

Михаил устало откинул голову на подушку и снова забылся тяжелым сном.

... Много гостей собралось в его доме, когда его провожали на службу. Перед этим все родственники поочередно звали его к себе, угощали, давали деньги на дорогу. И вот настал день проводов. Собралась вся родня. Столы ломились от угощения. Потом все встали из-за стола.

Мать подала ему каравай. Михаил отрезал горбушку. Ломтик положил в свой вещмешок, чтобы хранить его во время службы. А остаток каравая отдал родителям. Они тоже должны были хранить хлеб до возвращения сына.

Михаил, поправив новенькую форму, подошел к иконам, перекрестившись, трижды поклонился лику спасителя. Потом, повернувшись, поклонился родителям. Все гурьбой вышли во двор. Трижды стукнув плеткой о столб ворот, он сказал:

- Как стоишь тут, так и стой до моего возвращения.

Мать незаметно вытирала слезы. Отец с гордостью смотрел на статного казака. Михаил взял под уздцы коня, подхватил из вертевшихся под ногами мальчишек соседского Никитку и посадил его в седло. Никитка сиял от счастья. Такая честь - прокатиться на коне уходящего на службу казака - выпадает не каждый день и не каждому. Ноги его не доставали до стремян, и Никитка крепко держался за седло, чтобы не упасть. Не столько опасался ушибиться, сколько боялся опозориться перед другими мальчишками. Вот, скажут, не смог в седле удержаться.

Михаил вел коня, родственники шли рядом. Вот и околица. Михаил обнял родителей и, сняв счастливого Никитку, вскочил в седло.

- Ну, бывайте, - пришпорил он коня и поскакал по дороге в уездный город.

Михаил вновь пришел в себя. Хотя просыпаться ему не хотелось. Не хотелось возвращаться в эту маленькую комнатушку с пожелтевшим, растрескавшимся потолком. Во сне он снова был на родине. Купался в речке, бегал с мальчишками, был рядом с Настей. Он тяжело закашлялся.

Федора пока не было. Видно, ушел по каким-то делам. Михаил молча лежал, вспоминая свою жизнь. Он уже не надеялся вернуться домой. А ведь Настя ждет его. "Может, рассказать Федору про сокровища Сеюмбике, - подумал он. - Пусть хоть он сможет воспользоваться богатствами и поможет тем, кто нуждается."

К вечеру опять пришел Федор. В комнате было прохладно. Давно не протапливаемое помещение остыло. Поэтому первым делом Федор развел огонь в камине. От разгоревшихся поленьев стало распространяться тепло.

- Ты прости, что задержался, - сказал он, грея руки у камина. - Работа подвернулась такая, что не откажешься.

- Знаешь, скоро ты не будешь нуждаться в деньгах, - тихо произнес Михаил.

Федор шутливо поглядел на него.

- Это откуда же свалится на меня богатство? Или пока я куда-то уходил, ты клад нашел?

-Федор, а я ведь сказочно богат, - ответил Михаил, не обращая внимания на его иронию. Друг, боясь обидеть больного, не стал возражать. - Разве ты не помнишь, ведь я - хранитель сокровищ нагайбаков. Несметные богатства видел я в глубоком подземелье, мог взять их, и мы жили бы сейчас в невиданной роскоши. Но вот как посмеялась надо мною судьба. Теперь я умираю в нищете.

Федор молча слушал, не перебивая. Он слышал легенду о нагайбакских сокровищах, но не очень-то верил в нее и сейчас не знал - то ли это бред больного, то ли та самая единственная ниточка, за которую стоит ухватиться.

- И где же они находятся, эти сокровища?

- Сарашлы, - с трудом произнес Михаил. Видно было, что говорить ему все труднее, - По правому берегу реки, на горе у кривой березы есть ход. Найди его и возьми, сколько можешь унести, только не жадничай, не бери лишнего, будешь наказан. Возьми и помоги Насте и еще, кто нуждается.

"Сейчас всем нелегко", - подумал Федор, но вслух ничего не сказал, лишь кивая в знак согласия.

Михаил притих, видимо, погрузился в глубокий сон. Федор, сидевший около него уже несколько дней, и уставший без сна, задремал. Когда он проснулся, Михаил все так же лежал, закрыв глаза. Блаженная улыбка была на его лице. "Неужели всё?" - испугался Федор. Он наклонился поближе. Дыхания не было слышно.

- Прощай, друг, - тихо сказал Федор и, уже не стесняясь, заплакал.

31

Фершампенуаз. Май 200.. года

Прошло два месяца после похорон. Олег, наблюдая за другом, замечал, как тот постепенно отходит от нахлынувшего на их семью горя и остывает от бедовой своей любви к Эльвирке. Вечером Герасим заглянул к Васильевым. Друзья вышли покурить на веранду. Солнце уже клонилось к закату, и на западе краешки облаков окрасились в нежно-розовые тона. Стоявшие у дома огромные старые тополя тихо шуршали листьями в такт ветерку, который только к вечеру и начал стихать, весь день хулиганя своими резкими и холодными порывами.

- Как у тебя продвигаются твои поиски? - спросил вдруг Герасим.

Олег не ожидал этого вопроса. В последнее время он и думать забыл о поиске сокровищ. Почему-то отстали или, может, всего лишь временно затаились бандиты. Никто его не трогал, не тревожил. А он сам за чередой текущих дел не мог выбрать время, чтобы заняться поисками вплотную.

- Да знаешь, я как-то забросил это дело. Не до этого пока было, - ответил Олег.

- Зря! - убежденно произнес Герасим. - Столько времени и сил потратили на поиски, а теперь, когда вроде бы немного прояснилось, ты рукой машешь.

Олег пожал плечами. С одной стороны, было заманчиво продолжить поиски. Но с другой стороны, он понимал, что вся эта затея может обернуться серьезными последствиями.

- Ты хоть примерно представляешь, где искать? - спросил Герасим, надеясь разговорить друга. - Я же не прошу тебя раскрывать все секреты, просто хочу помочь в поисках.

- Ладно, чего уж там, - махнул рукой Олег. - От тебя у меня секретов нет. Ты ведь не разболтаешь первому встречному?

- Могила! - сделал страшную рожу Герасим. Они дружно рассмеялись. Олега радовало, что, освободившись от эльвиркиного влияния, Герасим стал прежним простодушным и веселым пареньком.

- К сокровищам ведет два хода, - начал рассказывать Олег, - В общем-то там, в районе Остроленки, как я понял, целая сеть каких-то старых катакомб, нарытых еще в какие-то древние времена. И заблудиться там проще простого. И те, кто даже и находили вход, чаще всего не могли найти выход. Блуждали по лабиринтам, пока не погибали. Там под землей многие сложили голову из-за этих богатств.

- И что теперь делать? - Герасим озадаченно почесал затылок.

- Прежде всего нужно эти входы найти. Один из них находится в лесу недалеко от поселка. Но там ориентиром была какая-то кривая береза. Я сомневаюсь, что она сохранилась по сей день.

- И что? - Герасим просто сгорал от нетерпения.

- Второй вход в лабиринт располагался в остроленской церкви.

- Но ведь там нет сейчас никакой церкви! Где же мы будем искать?

- Церковь, я уже выяснил, стояла на том месте, где сейчас расположен их клуб. Так что там и можно будет искать.

- И как ты себе это представляешь? Приедем, будем, как дураки, бродить около клуба, а если спросят, скажем - ищем сокровища, так что ли? - усмехнулся Герасим.

- Да ничего не надо никому объяснять. Приедем в выходной вечером на дискотеку, туда фершанские парни частенько наезжают. Где сможем, там и посмотрим. Может, что и обнаружится.

Поскольку ничего другого Герасим предложить не мог, ему пришлось согласиться с этим предложением. В ближайшую субботу друзья решили поехать в Остроленку.

... Около Дома культуры на крылечке толпилась молодежь. Олег с Герасимом машину решили оставить чуть подальше, на другой улице, припарковав у двора одного из дальних родственников. Мало ли чего можно ждать от местной молодежи.

Поднявшись по небольшому крыльцу, они вошли в фойе.

- Делаем вид, что нас интересуют исключительно местные девчонки, - тихо произнес Олег.

- Естественно, ведь мы сюда приехали просто оторваться! - согласился Герасим.

В танцевальном зале гремела музыка. Но танцующих было еще не так много. В основном кучки парней и девчат толпились у стен.

"Видимо, мы еще рановато подъехали, - подумал Олег, - Не разогрелась еще молодежь".

Они встали чуть в сторонке. Пока на них никто не обратил внимания. Дискотека продолжалась. В танцзале все прибавлялось народу. Скоро он был забит почти битком. Друзья, встав в один из кругов, тоже танцевали. Симпатичные девчонки, танцевавшие напротив, стали все чаще поглядывать на них. Герасим строил им умиленные рожи, те прыскали со смеху. Остроленские парни косо поглядывали, но пока не вмешивались.

- Хватит любезничать, - наклонился Олег к Герасиму. - Действовать пора. Давай, я тут попробую походить, посмотреть. А ты снаружи обследуй. Герасим кивнул в ответ и начал тихонько, стараясь не толкнуть кого-нибудь, двигаться к выходу. Одна из девчонок, улыбнувшись, пошла вслед за ним. Олег сквозь толпу стал проходить в другую сторону. Он не видел, как несколько парней, переглянувшись, двинулись следом за Герасимом.

- Пожарная инспекция! - подошел он к одному из сотрудников ДК. - Мне нужно осмотреть ваши помещения.

- Что ж вы сразу не подошли, билет покупали? - удивился он.

- Хотели посмотреть сами сначала.

- Ну, пройдемте, - мужчина повел его по кабинетам. - У нас все, как положено. Вот огнетушитель, вот все остальное. Документацию глядеть будете?

- Нет, меня интересуют все помещения, - сделав строгое лицо, сказал Олег.

- Сейчас я возьму ключи, - Мужчина быстро куда-то сбегал и появился через несколько минут с гремящей связкой в руках.

Проходя с ним по кабинетам, Олег делал вид, что смотрит на предмет пожарной безопасности, а сам приглядывался, нет ли где здесь потайного входа.

- А подвал здесь есть? - спросил он мужчину.

- Да, давайте покажу.

Они спустились в подвал. Но и здесь, судя по всему, ничего похожего не наблюдалось. "Скорее всего, он где-то остался под полом, - подумал Олег. - Если строители о нем ничего не знали, то просто настелили доски и никакого люка не оставили".

В это время в подвал забежала испуганная девчонка.

- Быстрее! Там драка! Фершанские с нашими дерутся!

Поскольку Олег знал, что из "фершанских" в зале были только они, значит, легко можно было сделать вывод, что бьют Герасима. Он выбежал из подвала.

- Там, на улице! - крикнула девчонка вслед. Видимо, это была одна из тех, кому строил рожи Герасим.

Олег выбежал на улицу. За клубом шла приличная потасовка. Несколько человек молотили Герасима, который как мог отбивался от нападавших. Ему помогали какие-то парни, видимо, тоже приехавшие из другого села, и решившие помочь попавшему в беду чужаку. Олег подбежал и с размаху врезал одному из парней кулаком в скулу. Тот, чуть пошатнувшись, но сохранив равновесие, отвесил ему весомый пинок в бок. Олег сжал зубы, удар пришелся по печени. Он снова рванулся "в бой". Драка все разгоралась. К ней присоединялось как с одной, так с другой стороны все больше людей. В этой заварухе уже ничего нельзя было разобрать. Отвешивая удары направо и налево, Олег продирался сквозь толпу к Герасиму.

- Сматываемся! - крикнул он, подойдя поближе.

- Как? - отбивался тот от какого-то драчливого остроленца.

- Просто делаем ноги! - Олег изо всех сил оттолкнул паренька, опять намеревавшегося нанести Герасиму удар по лицу, схватил друга и рванул из толпы. Продравшись сквозь дерущихся, они наконец-то выбрались из этой свалки и побежали к машине. Вслед им никто, к счастью, не кинулся. И друзья, плюхнувшись на сиденье "Жучки", смогли облегченно вздохнуть.

- Поехали! - только и смог, тяжело дыша, произнести Олег.

- Вот так потанцевали! - усмехнулся Герасим, разглядывая в зеркало заднего вида свою ободранную до крови физиономию с заплывшим глазом.

32.

САРАШЛЫ. Ноябрь 1924 года.

Вынув чугунок из печи, Настя, обжигая руки, достала из него дымящиеся горячие картофелины. Ребятишки радостно стали хватать их - каждому по одной. И так же, обжигаясь, чистили кожурку. Некоторые жадно жевали прямо нечищенную, лишь посыпав солью. Она, вздохнув, собрала за ними кожурки и отправила в рот. Уже несколько лет они едят почти одну картошку. Изредка заколет Настя какую-нибудь плохонькую курочку, которая приболев сидит, распустив крылышки. В этот день в доме бывает праздник. Аромат куриного бульона дразнит изголодавшихся ребятишек, и они все вертятся на кухне, с нетерпением дожидаясь, когда же сварится шурпа.

Но теперь осталось лишь пяток кур, и Настя хотела сберечь их на зиму, чтобы весной они вывели хоть немного цыплят. Корову, как уехал Михаил, пришлось вскоре продать. Сена они с ребятишками не могли заготовить много, и весной оголодавшая и обессилевшая корова обезножила. Жалко до слез было Насте, когда сосед зашел в сарай с огромным ножом в руках. Жалобно смотрела корова, словно понимала, какая ей уготована участь.

Прошло шесть лет, как уехал Михаил. Обещал вернуться, да, наверное, сгинул где-то. Ведь если бы был жив, хоть ползком бы приполз домой. В этом Настя не сомневалась.

Ребятишки доели картошку и, зная, что сегодня уже ничего в рот не перепадет, полезли на полати.

За окном послышался скрип отворяемой калитки. Настя выглянула из-за занавески. Во двор входила Агафья. Шла она медленно, а на крыльцо едва взобралась, держась руками за расшатавшиеся от времени деревянные перильца.

Войдя в избу, Агафья немного постояла, привыкая глазами к темноте, потом села на скамейку и, вздохнув, поздоровалась.

- Не займешь ли, соседка, немного картошки? - спросила она. - А то Кирюшка мой совсем плох стал. Я то-старая, мне жить и так немного осталось, а вот ему-то помирать каково..

Настя растерялась. Ей жаль было соседку, но она понимала, что голодают все. И если она опять даст ей эти несколько картофелин, то через пару месяцев ее собственные дети останутся голодными. Ведь Агафья приходила уже не в первый раз.

- У нас у самих совсем немного осталось, - растерянно пробормотала Настя. Агафья вздохнула. По щекам пожилой женщины потекли слезы.

- Ведь Кирюшка-то совсем плох, - плечи ее подрагивали от рыданий. - Я не себе, Кирюшке только. Хоть одну дай!

Настя молча дернула за кольцо люка, подняв крышку подпола. Спустилась, взяла несколько картофелин.

- Ты уж прости, больше не смогу дать, - сказала она, выкладывая картошку в дрожащие руки Агафьи.

- Ох! Рахмет, рахмет! Дай Бог тебе здоровья! - и Агафья вышла, прижимая картофелины к груди как последнюю надежду.

Голодало все село. Страшная засуха, обрушившаяся на Урал, и зверства продотрядов, выгребавших у крестьян последнее зерно, сделали свое дело. Уже осенью людям нечего было есть.

Летом старики, помнившие древние обычаи, пытались вызвать дождь. Для этого на берегу реки собрались аксакалы села и детишки. Разложили костер и поставили большой чан, в котором должна была вариться жангыр-боткасы, "дождевая каша". Дети пробежали по селу, собирая крупы, масло, яйца. Люди давали понемногу, у кого что есть. И вот пролилась на землю кровь жертвенной курицы. Голосистые женщины затянули песню с молитвой о дожде.

В таинство обряда верили все. Господь не может их не услышать, ведь все село просит его о дожде. Скоро каша была готова, ели ее всем селом. А потом сталкивали под дружный хохот друг друга в воду. Моление все продолжалось.

К вечеру на небе начали собираться облака, которые все сгущались, наливались тяжестью. Над селом пронесся вихрь, деревья закачались и согнулись в одну сторону под его напором. Повеяло холодом. Сначала упали редкие капли, и вот уже заморосил дождь. Радостные люди бросились обнимать друг друга. Но недолгой была их радость. Чуть покрапав, дождь прекратился, не смочив даже дорожной пыли. И за лето больше люди не увидели ни одной капли дождя. Солнце выжгло пастбища. Урожай пшеницы и ржи тоже высох на корню. К осени нечего было убирать. Скудного урожая не хватило бы даже на семена.

Люди ели собак, голубей, отлавливали воробьев, выкапывали коренья, ели лебеду. Жевали все, что мог хоть в какой-то степени переварить желудок. И все же смерть косила подряд. Вымерла вся семья Агафьи. Полегли другие соседи. Дома один за другим пустели. Люди начали бояться, что и хоронить их скоро некому будет. Да и похороны превратились в рутинное закапывание - лишь бы не распространилась зараза.

Зиму Васильевы хоть и с трудом, но пережили. Самое страшное началось весной. В конце апреля слегла самая маленькая - Дуняшка Ей шел лишь шестой год, и старшие братья и сестры, как могли, заботились о сэннэкеш - младшей сестренке.

Дуняшка лежала, обессилев, на полатях. Живот её вздулся, ребра торчали из-под кожи. Настя осторожно взяла её на руки, невесомое тельце податливо прильнуло к ней, хрупкие с прозрачной кожей ручки беспомощно повисли. Тяжелое дыхание распирало ребра. Настя положила Дуняшку на свою кровать. Заварила березовой коры, решив попоить хотя бы отваром, еды в доме давно не было.

- Нэнэу! Мы сходим в лес, поищем чего-нибудь, - спросила Полинка.

- Сходите. Только что же вы на ноги оденете? - всплеснула руками Настя. Вся обувь, имевшаяся в доме, за шесть лет пришла в негодность.

- Да мы так, тепло уже, - засмеялась Полинка. - Вон уже сколько проталинок на полях. Мы по ним и перебежим.

Дашутка, Полинка и Гришанька убежали. Может, накопают чего-нибудь съестного. Гришанька даже умудрялся синичек и снегирей в ловушки хватать. А однажды поймал в силки зайца - вот было радости.

Повзрослевший Илларион подрабатывал, приходя домой лишь чтобы принести сэкономленную еду да переночевать. Он тоже исхудал, но пока держался, чувствовалась в нем какая-то внутренняя сила. Он во всем походил на отца, такой же спокойный и молчаливый. Даже жесты, улыбка - все напоминало в нем Михаила. Непослушные светлые вихры, выбивавшиеся из-под шапки, - точная копия отца.

Заменяя отца, Илларион во всем помогал матери по хозяйству. Он взваливал на себя самую тяжелую работу и в поле и дома, жалея стареющую мать.

Настя заглянула в кувшин с березовой корой. Отвар настоялся. Она отлила немного в пиалку и присела на край кровати, чтобы поить Дуняшку. Но какой-то шорох у двери заставил ее оглянуться. В открытую дверь протиснулся грязный и оборванный мужик, который тут же рухнул у порога. Настя подбежала к нему, приподняла голову и ахнула:

- Федор!

Она хотела поднять его, но тот был слишком тяжелым и грузным. Тогда Настя, взяв его за руки, потащила в горницу. На Федоре была старая, потрепанная царская шинель без погон, босые ноги были покрыты струпьями и весенней грязью.

- Куда же его? - спохватилась Настя. - Ведь найдут, всем несдобровать...

Она огляделась вокруг. Прятать Федора в доме было негде. Погреб! - мелькнула спасительная мысль. Открыв люк, Настя подтащила мужика к дыре в полу.

- Прости, Господи! - прошептала она, спуская ногами вниз грузное обессиленное тело, которое тяжелым кулем упало на землю. Спустившись следом, Настя проверила, жив ли он. "Кажется, дышит! Слава тебе, Господи!" Она положила Федора поудобнее, постелив под голову прелой соломы, лежавшей рядом.

И только, когда вылезла и закрыла люк, сообразила - а ведь Федор с Михаилом всегда были вместе, может, и ее муж живой. "Очнется, спрошу", - подумала Настя, решив пока не тревожить неожиданного странника. Тем более, что она понимала - идти, кроме нее, Федору было некуда. Почти вся его многочисленная родня была расстреляна за связь с белыми. Настя молила Бога, чтобы не тронули их, ведь Михаил тоже ушел с Дутовым. Но их семью пока гнев новой власти обошел стороной.

33.

Казанское ханство. Июль 1549 года.

Несколько дней уже ждали, спрятавшись в лесу, воины Джамгула. Отряд Утямыш-Гирея залег у подножия небольшого утеса, выставив на вершине, с которой хорошо просматривались окрестности, сигнальный пост. Но пока было тихо. Люди устали от ожидания. Ведь приходилась постоянно прятаться. Даже нельзя было разогреть костер, питались всухомятку вяленым мясом, запивая его холодным айраном.

"Так можно ждать сколько угодно, - размышлял Утямыш- Гирей, лежа в высокой траве. - Может, они что-нибудь почуяли и затаились... А может, мы все-таки, несмотря на все предосторожности, ненароком обнаружили себя". Он пожевал кончик травки, разглядывая маленького зеленого кузнечика, затаившегося перед прыжком. Чуть пошевелил рукой, и кузнечик стремительно прыгнул куда-то в густую траву.

"Может, и нам вот так пошевелиться, чтобы нас, наоборот, заметили, вызвать бой? - рассуждал он. - Нет, так можно лишь все испортить. Тут надо действовать хитростью. А что, если?..." Утямыш-Гирей едва не вскочил, обрадовавшись посетившей его мысли. Он тихонько перебрался к сотнику Ишмамету и стал быстро и горячо что-то ему рассказывать. Ишмамет сделал сначала удивленное лицо, потом озадаченно покачал головой, но спорить с молодым туре не стал. Велев всем спать до вечера, он оставил в дозоре лишь нескольких караульных.

Как только на лес спустилась ночь, в лагере началось шевеление. Два гонца под покровом темноты, обмотав копыта лошадей тряпками, чтоб было поменьше топота, стремительно умчались к другим отрядам. Изготовленные из разного тряпья баулы набивали траву, грузили их на спины лошадей. Воины прятали свои доспехи, одевая сверху теплые халаты. Оружие также маскировали, ятаганы - под одежду, луки и колчаны со стрелами - в баулы с травой.

Рано утром странная процессия тронулась в путь. Целый день шел "караван", взяв направление на Хиву. Лишь однажды днем останавливались на привал, чтобы передохнуть. Наконец-то спокойно разожгли костер и стали варить в большом казане ароматный плов. Люди, заскучавшие по привычной еде, нетерпеливо топтались поблизости, жадно глядя на варево.

Покушав и немного отдохнув, вновь тронулись в путь. Утямыш-Гирей однажды заметил, как на горизонте показалось несколько всадников и тут же пропало вдали. "Заметили! - облегченно подумал он. - Теперь надо ждать нападения".

К вечеру они добрались до предполагаемого места ночлега. Сюда к ночи должны подтянуться и другие отряды. Солнце клонилось к закату, опускаясь в густые, окрасившиеся в розовый цвет, облака. Небо также было затянуто облаками.

"Плохо, луны не будет, - подумал Утямыш-Гирей. - В такой темени можно и своих порубить". Сумерки надвигались. Люди торопились закончить с едой до прихода темноты. "Караванщики" вели себя шумно, громко разговаривали, смеялись, толпились около костра. Постепенно все стихло. Люди, укладывались спать, стелили на землю старые шкуры и войлок, под голову клали баулы. Через некоторое время все стихло. Лишь Утямыш-Гирей с Ишмаметом остались у костра.

- Ты расставил людей в караул? - спросил Утямыш-Гирей, задумчиво глядя на танцующее в ночи пламя костра.

- Да, туре.

- Остальные предупреждены?

- Никто не будет спать, мой господин. Все ждут. Оружие приготовлено.

Из-за густых облаков на несколько секунд выплыла луна, ненадолго осветив окрестности. Этих мгновений Утямыш-Гирею хватило для того, чтобы заметить в лесу шевеление. Ухнул коростель. Это был сигнал караульных о приближающейся опасности. Утямыш-Гирей напрягся. Теперь надо было проявить сдержанность, чтобы ни он, ни кто-то из людей не разоблачил себя раньше времени.

Тонкий свист стрелы раздался совсем рядом, и пронзительная боль обожгла плечо. В это же мгновение с гиком с свистом ушкуйники ворвались на поляну, обнажив ножи и короткие мечи. Но воины Утямыш-Гирея готовы были к такому сюрпризу. Они вскочили уже держа в руках ятаганы и луки. Началась схватка.

Утямыш-Гирей с трудом преодолевая боль, разорвал рукав халата. Стрела впилась довольно глубоко. Сжав зубы, он взялся за ее древко и резко, застонав от боли, выдернул наконечник. Из раны хлынула кровь. В глазах потемнело, и он чуть было не упал. Подоспевший вовремя Ишмамет поддержал его. Сдавив рану тряпьем, чтобы не лилась кровь, Ишмамет осторожно положил Утямыш-Гирея на траву.

- Лежи, туре, мы справимся. Скоро должна подоспеть подмога.

Утямыш-Гирей разозлился. Он придумал этот план с караваном, он заманил ушкуйников в засаду. А теперь с ним обращаются как с мальчишкой! Нет, он тоже будет драться!

Он попытался встать. Резкая боль пронзила всю руку от плеча. Слезы брызнули из глаз. Нет! Он не мальчик, он уже мужчина, воин. Сердито вытерев слезы, Утямыш-Гирей, покачиваясь, встал на ноги. Сквозь пелену, все еще застилавшую глаза, он увидел подбегавшего к нему бородатого ушкуйника с занесенным для удара коротким мечом. Утямыш-Гирей успел выбросить вперед руку с ятаганом, ушкуйник, напоровшийся на лезвие, свалился прямо на него. Противники покатились по мокрой ночной траве. Утямыш-Гирей с отвращением отпихнул от себя убитого, встал и кинулся в бой, размахивая ятаганом и злобно выкрикивая, когда оружие настигало цели.

Но сил было слишком мало. Ушкуйники превосходили в количестве и, понимая это, озверело дрались, надеясь одержать победу. Они все теснили и теснили нокеров, прижимая к лесу. И тут радостные возгласы раздались где-то неподалеку. Пришли на подмогу два отряда Джамгула.

Скоро головы ушкуйников валялись около костра. Вокруг сидели Джумгул, Ишмамет и Утямыш-Гирей.

- Победа, достойная настоящего воина, - сказал, глядя на Утямыш-Гирея, Джамгул. Ишмамет кивнул в знак согласия. Такая оценка этих скупых на похвалу людей приободрила Утямыш-Гирея. Он боялся, что они станут ругать его за излишний риск. Ведь ему пришлось рисковать жизнью, и не только своей, но и вверенных ему людей. Но все обошлось благополучно.

Утром они тронулись в обратный путь. Ушкуйники, которым преподан хороший урок, теперь долго не сунутся в ханские земли. Утямыш-Гирей, обессиленный от ранения, лежал в повозке. Ишмамет лечил его какими-то травами и отварами. И сейчас его одолевал сон. Мысли уже путались и как будто растворялись где-то в голове. Скоро они приедут в Казань. И мать его встретит и, наверное, тоже похвалит. А может, она, как слабая женщина, испугается, что он ранен, и станет жалеть его. Но теперь Утямыш-Гирей не позволит жалеть себя. Детство осталось позади. Теперь он стал настоящим мужчиной, воином.

Пролог.

Через несколько лет его мать Сеюмбике в результате очередного дворцового переворота будет отстранена от власти. В 1551 году она, преданная своей свитой, свергнута с ханского престола и отправлена вместе с сыном в Москву. Там она и проведет остаток своей жизни, будучи погребенной в Касимове. В честь этой любимой в народе царицы будет возведена башня в г.Казани, которая сохранилась до сих пор. Много легенд сложено в народе о Сеюмбике. Память о ней дошла и до наших дней. Утямыш-Гирей, после крещения Александр Сафагареев, будет верой и правдой служить русскому престолу. И в Русско-Ливонской войне он станет крупным военачальником, возглавив полк солдат. Похоронен в Успенском Соборе Москвы. Шестьсот джигитов, сопровождавших Сеюмбике во время перехода в Казань, не ассимилировавшись с татарским населением, обзаведутся семьями, сохранив христианские традиции. От них, по одной из версий, и произошла народность нагайбаков.

34

Фершампенуаз. Май 200... года.

За выходные, как друзья ни надеялись, последствия "битвы" не прошли, а наоборот лица их припухли, глаз у Герасима заплыл совсем, а вокруг него расплылось ярко-фиолетовое пятно. На разбитой губе красовались запекшиеся корочки. Олегу досталось меньше. Но и он пострадал от драчливого остроленца. Побаливала скула, на затылке ныла шишка. Видно, кто-то в пылу драки огрел его чем-то сзади, а он и не заметил.

Герасим, чтобы избежать лишних вопросов, оформил больничный и теперь отлеживался дома. Олег, как обычно, ходил на работу. Но друзья по нескольку раз в день созванивались, а вечером Олег заглядывал к Герасиму и они долго обсуждали дальнейшие планы.

- Надо было сразу догадаться, что в клубе мы ничего не найдем, - вздохнул Герасим.

- Кто ж знал, что так получится,- Олег достал из стола тетрадку. И они вместе стали разглядывать карту.

- Думаю, это все-таки Остроленка, - помолчав, сказал Герасим. -Видишь, вот речка, она как раз вот так проходит с этой стороны села, а дальше делает поворот.

- Ну и что? - возразил Олег. - Мы и так знаем, что сокровища спрятаны где-то в районе Остроленки. Но ведь за столько лет все изменилось. И лес уже не тот, и деревьев тех уже нет.

- Но ты же говорил, что во время того сеанса, когда мы вызывали твоего прадеда, он все тебе рассказал.

- Он рассказал, что они спрятаны с северной стороны Остроленки, в этом лабиринте, - начал объяснять Олег. - А про вход он сказал то же самое - что один вход под церковью, а другой в лесу, у кривой березы.

Друзья задумались. Герасим продолжал рассматривать карту, надеясь найти на ней хоть что-то, что может помочь в поисках.

- Да нет на ней никаких знаков, - махнул рукой Олег. - Я уже обрабатывал изображение на компьютере. Повышал контрастность, осветлял, бесполезно. Нарисованы деревня, река, лес. Вот и все.

- Знаешь, надо все-таки поехать туда еще раз, - стал уверять Герасим, - Надо в лесу искать. Ведь березы живут не один десяток лет. Может, действительно сохранилось то самое кривое дерево. Чем черт не шутит.

Олег пожал плечами.

- А что? Мы ничего не теряем, - продолжал его убеждать Герасим. - Давай, пока погода стоит хорошая, съездим.

Через некоторое время, заверив мать Герасима, что больше они ни в какие драки лезть не будут, друзья ехали в сторону Остроленки.

С северной стороны села проходила дорога на Кассель. Свернув на нее, друзья остановили машину.

- Давай проведем регонсцировку, - предложил Герасим. Они вышли из машины. С северной стороны села по левую сторону дороги были сеновалы и какие-то склады. С правой стороны - помойка, которая начиналась от самой дороги и занимала довольно большую площадь. Ближайший лес находился через несколько километров.

- Что-то трудно предположить, что от центра села, где стояла церковь, и до леса можно вырыть ход, - задумчиво произнес Герасим. - Уж больно большое расстояние.

- Знаешь, когда мне приснилось, что я иду по этому лабиринту, то действительно мы шли очень долго.

- Давай проедем еще, может, будет какой-нибудь спуск в эту сторону, - предложил Герасим.

- Спуск-то будет, люди же как-то весь этот хлам сюда притащили, - кивнул Олег на горы мусора у дороги. - Только вот куда он нас приведет.

Они тихонько ехали, посматривая в обе стороны. За пригорком на середине дороги увидели какое-то движение. Люди в оранжевых жилетах проводили измерения приборами.

- Говорят, тут дорогу будут ремонтировать, - пояснил всезнающий Герасим.

- Знаешь, а у меня складывается другое впечатление, - произнес Олег, глядя на друга.

- В смысле?

- Ведь о наших поисках уже, по-моему, полрайона знает. Может, под видом дороги решили провести разведку - есть ли что под землей?

- Ну, ты уж совсем хватил, - засмеялся Герасим. - Это у тебя мания преследования началась.

- Может быть... Но почему эти исследования проводятся именно в это время и именно в этом месте?

Герасим пожал плечами. Возразить, конечно, было нечего. Но и версия Олега явно на правду не тянула. Они проехали мимо "оранжевых жилетов".

- Вот видишь, они просто уровень выверяют, - кивнул в их сторону Герасим. - А ты уж напридумывал не знаю что. Чтобы вглубь заглянуть, тут более серьезная техника нужна. Для этого бурить нужно в нескольких местах, брать пробы пород. Это геологов надо, специалистов.

- А в администрации у нас кто работает? Есть кое-кто и из таких специалистов.

- И все равно это нереально, - махнул рукой Герасим. - Вот спуск, съезжай направо, проедемся там, посмотрим.

Они спустились с трассы. Полевая дорога петляла по помойке. Чего тут только не валялось. И прохудившиеся ведра, и ржавые корпуса холодильников, и битое стекло, и горы, горы навоза. Наконец дорога привела в небольшой редкий лесок, недалеко находились еще несколько небольших рощиц. Поставив машину в тенек от деревьев, друзья открыли дверцы.

- Давай покурим для начала, - предложил Олег. - Может, и надумаем чего хорошего.

- Давай, - согласился Герасим. Они задымили сигаретами.

- Даже отсюда видать, что кривых берез столько же, как и прямых, - усмехнулся Олег.

-Да! Вот задачка-то, - почесал Герасим затылок. - Думали, что березу не найдем. А теперь что - у каждого кривого дерева искать? Да мы тут за год не управимся!

Они вышли из машины. Огляделись по сторонам.

- Давай ты этот лесок посмотришь, а я соседний, - предложил Олег. - Все-таки быстрее будет.

- Еще бы знать точно, что искать, - вздохнул Герасим.

Друзья разошлись в разные стороны. Они не видели, как из остановившегося на дороге черного "Джипа" за ними пристально наблюдают в бинокль. В машине сидело четверо.

- Сколько можно этих придурков пасти! - сквозь зубы произнес один из бритых мужиков. - Полгода уже за ними катаемся, и все без толку. Сколько бензина уже сожгли! Прижать их получше да и все, сами расколются!

- Ты, Мосол, помолчи, не тебе решать, - рявкнул на него сидевший впереди бригадир. - Раз сказано близко не подходить, значит, нельзя светиться. Хозяин знает, что делает.

Мосол что-то пробурчал себе под нос, но под взглядом бригадира замолк.

- Наверное, там бабла так много зарыто или цацки такие спрятаны, раз пасем их столько времени, - вздохнул сидевший за рулем Плинтус. - А еще братки говорили, что даже не в бабках и цацках дело. Говорят, что хозяин какой-то предмет ищет, который ему какие-то мечты исполнит. Прям как в сказке, е-мое.

- Хватит базарить! Всякую чушь несете уже от безделья. Не нам знать, чего хозяин хочет. Нам надо сделать, как он сказал, и все, - бригадир выразительно почесал за ухом блестящим дулом "Макарова", и все от греха подальше примолкли.

- Ну, что там они делают, говори, - обратился бригадир к мужику, сидящему у окна и в бинокль наблюдающим за леском.

- Да бродят по лесу, как будто что-то высматривают.

- Ну, посидим, подождем. Только ты сразу говори, как они к машине пойдут, надо успеть отъехать, чтоб не засекли.

- Лады.

Герасим решил разбить свою территорию на квадратики и, мысленно разделив лес, исследовал его со всей тщательностью. Олег просто бродил туда-сюда, надеясь на удачу. Кривых берез было действительно много. Складывалось такое впечатление, что лес мутировал и почти все деревья в нем стали калеками. Некоторые были лишь немного наклоненными, другие покорежились сильнее, были и такие, что зависли почти параллельно земле. И как они еще в таком положении находили силу держаться за землю и жить, удивлялся Олег. Он подходил к каждой березе и осматривал все вокруг. Но что можно увидеть в этой высокой лесной траве? Олег надеялся лишь на то, что сердце ему подскажет, где нужно искать.

Местами из земли торчали почерневшие от времени и дождей старые пеньки. Олег присел на один из них, вытащил сигареты и закурил.

- Ищи здесь! - услышал он знакомый женский голос из сна. - Олег оглянулся, никого не было. Может, померещилось?

- Ищи! Ты совсем рядом! - опять раздался голос.

- Герасим! Иди сюда! - крикнул он другу.

- Что? - не понял тот. Легкий ветерок, дующий чуть в сторону, уносил слова.

- Иди сюда! - замахал Олег руками. Герасим наконец-то понял и подошел.

- Что, нашел что-нибудь? - спросил он, радостно глядя на друга.

- Пока нет, но знаю, что искать нужно где-то здесь. Наверное, этот пенек, - Олег постучал по нему зажигалкой, - и есть та самая кривая береза.

- Все может быть, - согласился Герасим. - Так что ты расселся, давай искать.

Друзья шаг за шагом стали обследовать пространство вокруг пенька.

- Камень, - обрадовался Олег, - Я точно помню, такой был у меня во сне! Надо сдвинуть его немного. Они, взявшись за края, попытались сдвинуть валун. Но не тут-то было. Огромный камень врос в землю. И сколько ни тужились, ни пыхтели друзья, он не сдвинулся ни на миллиметр.

- Может, его подкопать? - предположил Герасим. - Давай я схожу за лопатой, у меня в багажнике еще с зимы валяется.

- Да нет, это вряд ли поможет. Ты бы еще с десяток мужиков на помощь предложил позвать...В чем-то другом здесь причина.

Они молча сидели на камне, тяжело дыша. Джип тем временем тоже спустился с трассы и заехал за большую навозную кучу.

- Ну и вонь тут, - зажал нос бригадир, выходя из машины. - Плинтус, ты что, не нашел другого места, где припарковаться?

- В другом месте нас будет видно, - хмуро возразил водитель.

- Ладно, вы наблюдайте, а я подальше от этого дерьма отойду, - он попробовал отойти от этой кучи, но навоз был раскидан по все помойке, и бригадир, поматерившись, закрыл нос платком, подошел к машине, сел в нее, закрыл все двери и окна и включил кондиционер. Но стойкий запах навоза, налипшего на ботинки, не давал покоя.

- Твою мать! - заорал он, вылезая из машины. - Как эти аборигены здесь живут, не понимаю. Я скоро сдохну от этой вони!

- Командир! Кажется, они что-то нашли, - крикнул Мосол. - Вон у какого-то камня корячатся!

- Опа-на! Секите повнимательнее! Смотрите, не пропустите, а то хозяин башки всем нам поотрывает, если упустим сопляков.

- Да вот они, куда денутся!

Бандиты продолжали некоторое время наблюдать за друзьями, возившимися с камне.

- Ну, что там? - нетерпеливо спросил бригадир, выхватил у Мосла бинокль и стал смотреть сам. - Во! Блин! Уселись! Устали, ё-п-р-с-т!

Он почесал глаз и вновь приложил к глазам бинокль.

- Я не понял, - озадаченно произнес бригадир.- Где они, твою мать, куда они исчезли?

Бандиты переполошились.

- Быстро за ними! - заорал бригадир. - Из-под земли их достать!

Бандюки поторопились выполнить указание. И уже не скрываясь, побежали к тому месту, где еще секунду назад сидели пацаны.

35.

Сарашлы. Апрель 1924 года.

Напоив Дуняшку отваром, Настя вышла во двор. С улицы к их дому на грязных островках снега и проталинках ясно виднелся след от стоптанных ботинок Федора, который вел к их крыльцу. "Если спросят, кто приходил, и сказать-то нечего", - промелькнуло в голове. Она увидела, как вдалеке, у леска, показались ребятишки. Они бежали, перепрыгивая с проталинки на проталинку. Вскоре Полинка, Дашутка, Гришанька и Павлушка подбежали к ней, в подолах рубах у них было что-то грязное и непонятное.

- Что это вы притащили? - удивилась Настя.

- Нэнэу, мы нашли картошку! Она, правда, мерзлая, но ничего, съедим.

- Ну, заносите в дом, кормильцы вы мои!

Помыв принесенную "добычу", Настя вздохнула, картошка была почти вся гнилая. Она выбрала получше, отрезав черную гниль, хорошенько промыла и поставила варить в чугунке. Аромат забытого варева разнесся по дому. Когда было готово, ребятишки обступили мать.

- Всем по одной, остальное назавтра! - строго сказала она, и никто не стал с ней спорить. Все знали, что придет завтра и послезавтра, а есть будет все так же нечего. Даже отвар, в котором варилась картошка, Настя не вылила, а потихоньку поила им обессилевшую Дуняшку. Та изредка открывала глаза, а потом погружалась в сон.

Тихий стон раздался из погреба. Ребятишки переглянулись. Настя закусила губу. Придется им все рассказать.

- Нэнэу, что это? - спросила любопытная Полинка. Остальные вопросительно глядели на мать.

- Вы только никому не рассказывайте, - начала Настя. - К нам пришел дядя Федор, они с отцом вместе служили, его нужно пока спрятать.

Ребятишки не задавали вопросов. Они прекрасно понимали, почему и от кого надо прятать пришедшего. Они только попросили:

- А можно нам его посмотреть?

Помявшись, Настя согласилась. Что такого, если ребятишки заглянут в погреб. Пусть они кормят его, ухаживают, ведь ей не до того. Она, поднатужившись, открыла люк погреба. Ребятишки, кто встав на колени у края, кто наклонившись, дружно заглянули в темноту люка. И, когда их глаза привыкли к темноте, они разглядели лежавшую на соломе мужскую фигуру.

Во дворе раздался лай собаки. Настя, отогнав детей от погреба, быстро закрыла люк и накинула сверху старый полосатый половичок. Дверь без стука резко отворилась, и несколько человек ворвались в дом. Среди них был председатель сельсовета Матвей и приехавший из какого-то города "проводить революцию в массы" Тихон Шапошников. Остальные были из бедных крестьян, которых нынешняя власть вывела в начальство. Тихон и Матвей были вооружены наганом и револьвером. Солдаты держали на плече винтовки.

- Рассказывай, где спрятала! - не поздоровавшись, заорал Шапошников, размахивая револьвером.

- Кого? - сделала удивленные глаза Настя.

- Сама, дура, знаешь кого. Белогвардейского выродка!

- Да про что вы говорите? - всплеснула руками Настя. Ребятишки испуганно забились по углам, мальчишки заскочили на полати, девчонки спрятались за печь.

- Не упрямься, Настя, - пытался увещевать Матвей. - Следы ведут к твоему двору. Да и люди указали, что кто-то заходил к тебе в дом.

- Не хочешь, сами найдем! - зарычал Шапошников и рявкнул красноармейцам: "Ищите!"

В двух комнатах искать было недолго. Пока двое шарили во дворе, остальные перерыли весь дом. Заглянули под кровати, поглядели на полатях. Никого. Настя, поставившая табуретку на люк погреба, молилась, чтобы они ничего не заметили. И тут снова раздался стон.

- Тихо! - скомандовал Шапошников. Стон повторился.

- Ищите погреб! - обрадовался он. И, оттолкнув Настю, отпиннул в сторону табуретку. Сдернув половик, он радостно потряс револьвером у ее лица.

- Что, думала, не найдем? - он махнул револьвером, красноармейцы послушно открыли люк.

- Посвети, Матвей, - распорядился Шапошников. Матвей, оглянувшись, взял с подоконника керосинку, поджег ее и, встав на колени перед погребом, осторожно посветил вниз.

Шапошников заглянул внутрь.

- Ага! Вот и наш классовый враг! Хотел спрятаться от народного гнева! Не вышло! От пролетарской революции еще никто не спрятался! - он вложил наган в кобуру и приказал: - Вытащить!

Настя, сжав губы, смотрела, как красноармейцы спускаются в погреб и выволакивают Федора. Ребятишки из своих углов тоже испуганно смотрели на чужих дяденек, ворвавшихся в дом. Бросив на пол Федора, красноармейцы вздохнули:

- Тяжелый!

- Грузите его в телегу. Повезем в уезд, больно уж важная птица, - распорядился Шапошников. - И вы тоже все собирайтесь!

- Да детей-то за что! - всплеснула руками Настя. - Берите меня, я прятала. А они ничего и знать не знали!

- Все вы белогвардейское отродье, - рявкнул Шапошников, - Под корень вас надо уничтожать!

Он вышел во двор. Красноармейцы прикладами стали подталкивать Настю и забившихся по углам ребятишек. Те в спешке одевались, чтобы хоть какую-то одежонку прихватить с собой. Один из красноармейцев подошел к лежавшей на кровати Дуняшке, толкнул ее прикладом.

- А с этой что будем делать? - спросил он, повернувшись к Матвею.

- Не берите грех на душу, - взмолилась Настя. - Она и так скоро умрет!

- Да ладно, оставь, - махнул рукой Матвей.

Выйдя под конвоем красноармейцев с ребятишками во двор, Настя увидела, как в их собственную телегу, запряженную их лошадью, погрузили Федора. Шапошников сел рядом. Матвей остался стоять.

- Ну, я пойду, в сельсовете еще дела... - сказал Матвей.

- Давай, иди, - согласился Тихон. - Этих я сам доставлю.

Он повернулся к Насте:

- А вы все пешком пойдете, белогвардейские выродки.

Процессия тронулась в путь. Попадавшиеся навстречу случайные прохожие торопились свернуть в переулок или зайти в первый попавшийся двор, лишь бы не показываться на глаза Шапошникову. В одном из дворов Настя увидела промелькнувшую фигуру давней подруги.

- Наталья! - крикнула Настя. Та испуганно прильнула глазом к щели в заборе. - Присмотри за Дуняшкой!

Ничего не ответила подруга. И Настя не знала, что будет теперь с ее умирающей дочуркой. По дороге, по распоряжению Шапошникова, красноармейцы арестовали и Иллариона, который батрачил в соседнем селе.

Дорога до уездного города была долгой. Но и Настя, и ребятишки привыкли ходить пешком и не жаловались, хотя Настя видела, как озябли, шагая по весенней грязи, у них ноги. Но никто не хныкал, все молча шли за телегой. Красноармейцы, шедшие по бокам, и то иногда просили утроить привал. Но Шапошников, окрыленный очередной победой над классовым врагом, сердито командовал:

- Некогда отдыхать. До ночи надо успеть дойти. А то разбегутся по темноте, ищи их потом!

К вечеру дошли до Верхнеуральска. Долго шли по городу, петляя по широким улицам. Наконец дошли до места. Это было мрачное и огромное здание уездной тюрьмы. Здесь располагалось ОГПУ.

- Заводи всех! - махнул Шапошников наганом.

Настю вместе с детьми затолкали в одну камеру. Там сидели еще несколько человек. Сюда же немного погодя бросили и Федора. Обессиленные, ребятишки повалились на пол. Настя тоже сильно устала, но заснуть никак не могла.

"Вот и пришло время помирать. Жаль только, что так и не увидела Мишеньку", - думала она. Настя подошла к Федору, отерла краем рукава его лицо.

- Пить! - тихо попросил тот. Настя огляделась. В углу стоял железный бак с кружкой, привязанной цепью. Настя подошла и, набрав немого воды, смочила платок. Приложила к губам.

Не было у нее ни злости, ни ненависти к этому человеку, накликавшему в ее дом беду. Она только хотела узнать, что же с мужем.

- Федор, - тихонько потрясла Настя его за плечо. - А с Михаилом-то что? Где он? Почему с тобой не пришел?

Федор приоткрыл глаза.

- Помер твой Михаил, - с трудом произнес он. - Там, в Китае, и помер. От чахотки.

Пелена слез застлала глаза. Комок подступил к горлу.

- Значит, нет больше моего Мишеньки...

- Он так хотел вернуться. И меня все время уговаривал. А потом заболел, - Федор из последних сил пытался рассказывать. - Когда умирал, велел мне обязательно найти тебя. Вот я и пришел.

Настя положила его голову к себе на колени. Федор, и без того обессиленный, был теперь еще и избит, видно, постарались следователи ОГПУ на допросе. Ночь тянулась медленно. Но Насте теперь некуда было торопиться. Она понимала - это последние часы на этом свете.

Весь следующий день прошел в бесконечных многочасовых допросах. Настю допрашивали по очереди несколько следователей. Они сменяли друг друга, отдыхали, курили, а она все сидела на этой табуретке, прибитой к полу, и собирала последние силы, чтоб не упасть. Яркая лампа светила в слезящиеся от этого постоянного света глаза. Темные круги разбегались перед глазами.

Молодой статный офицер, в хорошо подогнанной форменной рубашке потерял терпение.

- Ты нам скажешь, наконец, где эти самые сокровища? - с размаху ударил он ее кулаком по лицу. - Васильев уже рассказал нам, что вернулся сюда, чтобы найти их. Он сказал, что твой муженек все знал про них, и ты должна знать! Рассказывай.

Офицер вновь ударил, Настя чуть не упала с табуретки, едва сохранив равновесие. Но что она могла рассказать им, кроме самой легенды о сокровищах. О месте, где они хранятся, Михаил никогда ей не рассказывал.

Настю вновь бросили в камеру. Она увидела, что ребятишки, прижавшись друг у другу, тоже сидят все избитые. "Господи, их-то за что? Что они-то сказать могут, дети неразумные..."

Она подошла, и ,присев на пол, обняла детей. В камеру бросили хлеб. Настя, поднявшись, взяла несколько кусков, разделила поровну между детьми. Самой ей есть не хотелось. А вот сон сморил сразу. Ребятишки, пожевав, тоже прислонились к матери и задремали.

На рассвете дверь камеры опять со скрипом отворилась. Несколько красноармейцев стояли у входа.

- Выходи, - сказал Насте уже знакомый молодой офицер. "Опять на допрос", - подумала она. Но вывели и детей. Их вели по длинным, узким коридорам тюрьмы. "Вот и конец", - поняла Настя, но старалась сохранять спокойный вид, чтобы не пугать детей. Во дворе тюрьмы их построили у стены.

- Оденьте на голову! - кинули им мешки красноармейцы. Мать и Илларион одели их младшим детям. Пусть не видят свою смерть, решили они. Полинка и Дашутка прижались к матери. Павлик и Гришанька обхватили Иллариона.

- Именем революции за пособничество классовым врагам приговариваетесь к расстрелу! - огласил недолгий приговор офицер и скомандовал:

- Огонь!

Вместе с грохотом выстрелов жгучая боль пронзила тело. Настя осела, стараясь удержать падавших детишек. Выстрелы раздались еще раз. Но пленники их уже не слышали, всем посчастливилось быстро умереть.

...В Остроленке, в темном, нетопленном доме Дуняшка открыла глаза.

- Эй! Ты живая? - склонилась над ней незнакомая женщина.

Наталья завернула невесомое тельце в одеяло, вышла на крыльцо и огородами, прячась, пробежала к себе домой.

36.

Окрестности Остроленки. Май 200... года.

Сдвинуть камень оказалось намного проще, чем они предполагали. Для этого надо было лишь нажать на специальную выемку с одного из углов. Когда это в попытках сдвинуть валун случайно произошло, раздался тихий щелчок, и огромная каменная масса со скрежетом поехала в сторону. В открывшуюся темноту довольно широкого лаза Олег спустился первым. За ним полез и Герасим. Когда он спускался, увидел приближавшихся бандитов.

- Смотри, кажется, здесь появились еще желающие найти сокровища, - крикнул он Олегу.

- Черт! Значит, они за нами все это время следили! - с досадой ответил тот. - Попробуй закрыть люк.

- Ты что смеешься? Как?

- Ладно, спускайся, может, оторвемся. Сами они в этом лабиринте все равно ничего не найдут.

Герасим спустился за другом.

- А темень тут какая! Мы же не кроты какие-нибудь! Тут же ничего не видно, - бормотал Герасим, идя на ощупь, держась руками за холодные земляные стены и освещая небольшое пространство перед собой зажигалкой.

- Где-то здесь должен быть факел, - отозвался Олег. - А, вот он. Сейчас зажгу.

Он поднес свою зажигалку к факелу, который сразу ярко вспыхнул.

- Как будто вчера приготовили, - восхитился Герасим.

- Пойдем быстрее, некогда рассуждать, - поторопил Олег. Они побежали по узким темным коридорам. Лабиринт местами раздваивался, от него отходили боковые ответвления в разные стороны. Олег шел не останавливаясь, иногда сворачивая.

- Ты точно знаешь, куда идти? - спросил запыхавшийся Герасим.

- Да, я помню, во сне все было очень подробно, - обернулся к нему Олег. - Вот сейчас будут два скелета.

И точно, как по заказу за поворотом на земле распластались высохшие кости.

- Ни фига себе! - удивился Герасим. - Я бы так не запомнил.

- А у меня хорошая зрительная память, - улыбнулся Олег.

Сзади послышались приглушенные ругательства. Преследователи явно не собирались отставать.

- Похоже, они нас скоро догонят, - Герасим прибавил шагу, наступив другу на пятки.

- Скорее всего, они на наш факел и ориентируются, - предположил Олег. - А то давно бы заблудились.

Раздался крик и злобные маты следом.

- Кажется, они на что-то напоролись.

... Подбежав к открывшемуся в земле отверстию, бандиты замешкались. Подошедший следом бригадир заорал:

- Что встали, идиоты! Быстрее за ними, пока не упустили. Вдруг там есть другой выход!

Переглянувшись, мужики начали спускаться. Первым полез Мосол, за ним остальные.

- А ты стой на стрёме, - распорядился бригадир одному из братков. Тот обрадованно кивнул, не очень-то хотелось мараться в земле.

Скоро все скрылись в темноте. Оставшийся, присев на корточки, заглянул вниз, ничего не разглядел, махнул рукой и присел на лежавший рядом валун. Но тот неожиданно заскрежетал и стал двигаться.

- Ё-мое!- бритый вскочил, отбегая в сторону. Через несколько секунд отверстие было закрыто.

- Э! А как же братки! - трехэтажные маты разнеслись по лесу.

Он попробовал сдвинуть камень. Но, как ни пыхтел, ничего не вышло.

- Может, они снизу потом попробуют сдвинуть, - пробормотал он, понимая, что, если вернется без братков, хозяин даже спрашивать долго не будет, кивнет подручным - и те в подвале долго и мучительно будут разрывать его на части.

Братки в это время осторожно продвигались по земляным коридорам, подсвечивая путь зажигалками.

- Фонарик, идиоты, никто прихватить не догадался, - проворчал бригадир.

- В машине остался, - мрачно отозвался Мосол, шедший впереди. - Вон там, впереди, кажется, они, постоянно свет мелькает.

- Держись тогда за ними.

Лабиринт постоянно петлял резкими поворотами. Дорога то спускалась, и под ногами начинала хлюпать вода, то поднималась вверх, и приходилось тяжело взбираться на подъем по скользкой сырой земле. Изредка по земляному полу пробегала ослепленная светом факела юркая мышка. Олег не обращал ни них внимания. Он словно во сне двигался дальше и дальше, освещая путь впереди себя. Герасим поспешал за ним. Он слышал, как позади раздаются отрывистые маты бандюков, видимо, те в потемках натыкались на что-то или падали в своих скользких фирменных ботиночках, марая дорогие костюмы.

Внезапно сзади раздался громкий крик и глухой удар от падающего тела. Олег и Герасим остановились, прислушавшись. Было слышно, как бандиты что-то обсуждают.

- Здесь нельзя сворачивать с пути, - пояснил Олег. - Везде расставлены ловушки. Наверное, кто-то в одну из них свалился.

Бригадир, нагнувшись, пытался подсветить зажигалкой глубокую яму, в которую только что свалился шедший впереди него Мосол. Он и сам едва не рухнул в это чертово логово.

- Эй! Мосол! Ты живой? - спросил бригадир. Видимо, яма была очень глубокой, и внизу ничего не было видно. Но никто ему не ответил. То ли Мосол просто потерял сознание, то ли с ним произошло что-то более серьезное. Но рассуждать было некогда, бригадир боялся упустить из виду тех, кого они преследовали.

- Ладно, потом разберемся, - распорядился он, - Давайте, за ними быстрее.

Свет факела потерялся где-то вдали, видно, пацаны, воспользовавшись замешательством бандитов, ушли уже на значительное расстояние. И бандюки, чертыхаясь и матерясь, продвигались теперь в полутьме наугад.

Олег с Герасимом оторвались уже на приличное расстояние и надеялись, что преследователи отстали.

- Вот и пришли, - Олег кивнул на замшелую дверь, в которую они уперлись. - Вот теперь бы не ошибиться. Она закодирована так, что если сделаем что-то неправильно, все тут и поляжем.

Он стал внимательно изучать выемки на двери. Сзади слышались приглушенные голоса. Видно, бандиты все же приближались.

- Ты отойди на всякий случай к стене, - обратился он к Герасиму. - Мало ли что.

Герасим прижался к холодному земляному покрову стены. Затаив дыхание, он следил за другом. Но Олег не спешил ничего нажимать, все боялся ошибиться.

- Что ж вы так торопитесь, нас бы подождали, - с ехидной улыбочкой из-за угла появилась физиономия бригадира.

Олег растерялся. Теперь открывать было нельзя. Не пускать же этих подонков в пещеру Сеюмбике. Но бандиты, похоже, думали иначе.

- Давай, открывай, не томи, - скалились они. Друзья, припертые к стене тупика, переглянулись.

- Что будем делать? - шепнул Герасим, - Может, попробуем прорваться назад?

- Вряд ли. - засомневался Олег. - Они же с оружием, положат нас тут, как цыплят.

- Хватит болтать, придурки, - оборвал их бригадир и, подойдя вплотную, приставил к голове Олега пистолет. - Открывай, а то все мозги вышибу.

Он оттеснил Герасима, которого тут же взял "под опеку" Плинтус. Олег повернулся к двери и, немного поразмыслив, нажал на одну из выемок. И тут же земля начала проваливаться под их ногами.

- Ах ты, сволочь! - заорал бригадир, перескакивая ближе к стене. Плинтус с Герасимом, стоявшие также у самой стены, тоже сохранили равновесие. Другому бандиту не повезло. Он провалился в открывшуюся пропасть.

- Еще одна такая шутка, и вам обоим конец! - пригрозил бригадир.

- Так получилось, откуда же я знал, - пожал плечами Олег.

- Знал, не знал. Давай открывай по-нормальному, без фокусов, - теперь он крепко держал Олега за локоть, чтобы в случае чего утащить его вместе с собой. Но Олег явственно вспомнил, как во сне была нажата другая выемка. Он поднял руку.

-Господи, благослови, - пробормотал Герасим.

Несколько секунд ничего не происходило. Все напряженно ждали. Внезапно, заставив всех вздрогнуть, дверь заскрипела. С каменных валунов, тершихся друг о друга, полетели яркие искры, осветившие темное пространство. Через некоторое время тяжелая дверь распахнулась, обнажив темноту пещеры.

- Давай, шагай первым, - толкнул бригадир Олега. - А то опять какие-нибудь сюрпризы нам приготовите.

Олег, держа в руках факел, шагнул в темноту. За ним последовали остальные. Бригадир все не отпускал пистолета, все время тыча Олега в спину. Сзади Плинтус подгонял Герасима. Пещера, освещенная одним лишь факелом, тонула в темноте. Олег подошел и зажег другие факелы, прикрепленные к стенам. Стало светлее. Они огляделись.

Пространство пещера занимала огромное. Своды, подпираемые каменными колоннами, уходили далеко вверх. Все пространство было пустым. Лишь посередине стояло три закрытых сундука. А за ними трон.

Взглянув на него, Олег похолодел. Царица Сеюмбике гордо возвышалась на нем.

- Здравствуйте, незваные гости, - тихо произнесла она.

Бандиты, разинув рот, глядели.

- Бригадир, гляди, баба! Ни фига себе! - поразился Плинтус.

У бригадира Сеюмбике не вызвала особого восторга. Он сделал наглую мину.

- Что нам может сделать это пугало? - усмехнулся он. - Это ж просто дух, привидение!

Сеюмбике нахмурила брови.

- Я не жалую незваных гостей! Вы все будете наказаны за то, что вторглись в мои владения!

- Фигня! - махнул рукой бригадир. - Давай, делись своими долбаными сокровищами. Отойдя от Олега, он приблизился к сундукам. Сеюмбике сидела неподвижно. Бригадир открыл один из кованных железом сундуков. Россыпи драгоценных камней, блеск золота озарили пещеру.

- Так, хозяин сказал, сколько хотите, берите цацки сами, - оглянулся бригадир к Плинтусу. - А ему велел принести какой-то скипетр, черт его знает.

Бригадир пошарил в других сундуках, ища заказ хозяина. Сеюмбике хмуро смотрела на происходящее.

- Уж не это ли ты потерял? - она повертела в руках небольшой, отливавший золотым блеском предмет в виде крохотной булавы.

Бригадир двинулся к ней.

- Многие охотились за скипетром желаний, - медленно произнесла Сеюмбике. - Ради него устраивались перевороты, ради него мужчины изображали любовь ко мне. На какие только хитрости не пускались они, но ничего, даже угрозы не помогали. Скипетр желаний никогда не попадет в плохие руки.

Плинтус, разинув рот, слушал ее, но все же успевал набивать карманы.

- Не бери ничего, - шепнул Олег Герасиму.

- Да я и сам понимаю, - кивнул тот.

Бригадир продолжал приближаться к Сеюмбике, надеясь отобрать скипетр. Олег кинулся к нему и, прыгнув сзади, повалил на пол. Завязалась драка. Олег попытался вырвать у бригадира пистолет, но тот крепко припечатал его кулаком по лицу. Герасим поспешил на помощь, но Плинтус, отвлекшийся для набивания карманов, отреагировал мгновенно.

- Ну-ка, стоять! - наставил он на друзей пистолет. Бригадир, отряхиваясь, поднялся. Пнул лежавшего на земле Олега в живот. Тот скорчился от боли.

37.

Сарашлы. Апрель 1924 года.

В здании сельсовета, где раньше располагалась усадьба зажиточных казаков, несмотря на позднее время, горел свет. Матвей медленно скручивал "козью ножку", забивая ее отменным собственным самосадом. Чиркнув спичкой, прикурил. Перед ним на столе лежала замусоленная газета, привезенная из районного центра. Сегодня он ее зачитывал почти всем жителям села, вот и помялась она. Ведь после очередной политинформации Матвей скручивал ее и засовывал за пазуху. Сейчас он разгладил газетку шершавыми ладонями и продолжал изучать написанное, как будто видел в первый раз, хотя всю газетку за сегодняшний день уже выучил наизусть.

Из горницы выскочила смущенная женщина и, оправив смятую юбку, мельком глянула на Матвея. Тот сделал вид, что не заметил соседку. Женщина быстро накинула старенькую шаль, набросила на плечи полушубок и выскочила за дверь. Следом за ней, довольно потягиваясь, вышел Шапошников. О любви красного командира к остроленским женщинам знали все. Но пока еще никто не посмел ему перечить. Даже обманутые мужья предпочитали молча давать тумаков своим бабам, но на Шапошникова и взглянуть боялись. Тем более запуганные женщины, которые готовы были на все, лишь бы их семьи не были причислены грозным Шапошниковым к "белогвардейскому отродью". А поскольку до революции в казаках, "на службе царю и Отечеству" было практически все село, то теперь большинство боялось Шапошникова как огня. Те же, кто попробовал смело поглядеть ему в глаза, давно гнили в своих могилах.

Подвязывая бечевкой штаны, Шапошников подошел к столу, где сидел Матвей. Одобрительно кивнул, глядя на газетку.

- Изучаешь? Правильно, - серьезно произнес он. - Только политически грамотное крестьянство сможет одолеть классового врага.

Он тоже сделал себе самокрутку и с наслаждением закурил.

- Ты понимаешь, главное - вовремя выявить и в корне его уничтожить, - обратился он к Матвею.

Матвей согласно кивнул, хотя не всегда по душе ему было, когда приходилась расстреливать односельчан, соседей, а то и близких родственников, оказавшихся, по заверениям Шапошникова, коварными классовыми врагами. С этими мужиками и бабами он рос с малолетства. Знал их, как свои пять пальцев. Со многими служил. Кто-то из них не раз подставлял плечо в бою. Теперь врагами их сделала революция и война.

Они молча курили некоторое время. Потом Тихон Шапошников продолжил свои размышления.

- Вот, например, сегодня! Как мы вовремя выявили гнездо белогвардейцев. Хорошо, что вовремя его уничтожили! А то расползлась бы зараза, мешая нам строить счастливое будущее!

Матвей опять согласно кивнул. Федор, которого они обнаружили в погребе у Насти, приходился ему троюродным родственником по матери. И сейчас сердце его ныло. Кого еще изберет во враги Шапошников. Неужели дальше его, Матвея, очередь? Он почти не слушал Тихона, кивая на его восторженные восклицания.

- Понимаешь! Главное - уничтожить врага в корне, выкорчевать всю эту белогвардейскую падаль, чтобы и духу ее не было, - продолжал рассуждать Шапошников. Он так увлекся своими мыслями, что вскочил со стула и, размахивая руками, кричал: - Ведь эта гниль, если останется, всю новую жизнь нам может испортить!

Матвей потушил крохотный окурок в пепельнице, стоявшей на столе. В избе стоял сизый дым, но никто не обращал на него внимания. Тихон, расхаживая из стороны в сторону, все больше распалялся. "И чего разошелся, - мрачно подумал Матвей. - Ведь не на митинге же сейчас. Чего меня то агитировать..." Но вслух ничего не сказал.

- Вот смотри! - схватил его за рукав Тихон. - Вот сегодня мы уничтожили белогвардейскую сволочь под корень. Теперь некому будет расползаться со своими злостными намерениями. Весь их сволочной выводок расстреляют!

- Да стоило ли? - вдруг тихо произнес Матвей. - Детишки-то тут при чем, они ни сном ни духом ни о чем не ведали...

Шапошников резко остановился и изумленно посмотрел на Матвея.

- Что? Ты жалеешь эту падаль? - заорал он. - Ты должен со всей ответственностью проявлять свою классовую сознательность! Или ты уже стал заодно с ними?

Тихон грозно посмотрел на председателя. У Матвея холодок пробежал по спине.

- Пожалел? - вновь спросил Шапошников. Он вдруг задумался что-то припоминая. - Так ведь мы не всех выродков увезли! Там еще один ублюдок лежал на кровати. Когда мы ехали, его не было.

Шапошников схватил Матвея за грудки.

- Куда спрятал белогвардейского выкидыша?

- Да никуда я его не прятал, - отмахнулся председатель. - Больно надо. Просто бросили там, что его таскать, он сам уже, наверное, помер.

- Вот сейчас я и проверю! - быстро надев свою кожанку и нахлобучив на голову фуражку, Шапошников выбежал в темноту ночи.

... В доме Натальи все уже собирались спать. Она, приподняв голову Дуняшки, осторожно поила ее козьим молоком. Козу, эту кормилицу всей семьи, берегли как зеницу ока. По ночам взрослые члены семьи дежурили в сарае, охраняя козу и оставшихся кур. Воровство достигло невиданных размеров. В селе почти не осталось кошек и собак. В семье Юскиных пока до голода не дошли, оставались запасы замороженных на зиму уток, выручало и козье молоко.

Наталья, приоткрыв ослабленному ребенку ротик, тихонько, чтобы малышка не захлебнулась, налила ей молока. Та судорожно проглотила, не открывая глаз.

- Намучаемся мы с ней, - проворчал свекор. - Еще как бы нам за это не досталось.

- Что ж теперь бросать, что ли, ее? Дитя ведь беспомощное, - оглянулась Наталья. - Кодай-Господь даст, выживем вместе.

Она завернула малышку в одеяльце и положила на печи, где спали младшие дети, велев им присматривать за ребенком. Но Дуняшка никого не собиралась беспокоить. Наевшись от двух ложек молока, она мирно посапывала на печи.

В дверь постучали. Поздоровавшись, забежала соседская девчонка Зойка.

- Курдегезме? Видали? - затараторила она. - Шапошников-то совсем озверел! Рыскает по селу, какого-то ребенка ищет. По всем домам обыск делает. Что творится-то, Матерь Божия!

Свекор выразительно посмотрел на Наталью, но при Зойке ничего не стал говорить. Когда девчонка убежала, он подошел к Наталье.

- Прятать надо его куда-то, килен (сноха - прим. авт.).

- Куда же ребенка малого можно спрятать? - растерялась невестка.

- Уходи, пока схоронись где-нибудь.

Наталья в растерянности стояла, задумавшись.

- Поторопись, килен, - посоветовал свекор, - Они могут прийти в любую минуту.

В соседнем дворе послышался лай собак. Наталья испуганно выглянула в окно.

- Беги! А то все пропадем! - свекор подал ей шаль, помог надеть полушубок. Наталья подбежала к печи, завернула малышку еще в какое-то тряпье и выбежала на улицу.

... Рассвирипевший Тихон ворвался в пустой дом Васильевых. Зажег стоявшую на подоконнике керосинку, посветив, походил по комнатам. Везде было пусто.

- Значит, кто-то успел пригреть гаденыша, - стукнул он кулаком по столу. - Я уничтожу всех, кто помог этой белогвардейской своре! Я выжгу их всех!

Ругаясь трехэтажными матами, он со злостью кидал на пол всю утварь.

- Выжгу! Дотла! - он схватил керосинку и, размахнувшись, с силой бросил ее на пол. Старенький половичок вспыхнул, Шапошников вскочил и, радостно захохотав, выбежал на улицу. - Я найду этого недоноска! И тогда многие пожалеют о том, что родились на белый свет!

Наталья успела лишь выбежать во двор, как увидела идущего широким шагом к их дому Шапошникова. В руках он держал свой знаменитый револьвер. "Хорошо, что не вышла за ворота, - подумала она. - А то бы нос к носу столкнулись". Она побежала к сараю и, забежав в клетушку к козе, притаилась. Коза, почуяв чье-то вторжение, встала и, подойдя к Наталье, стала тыкаться ей в лицо, видно, по запаху определив хозяйку. Но женщине, державшей в дрожащих руках завернутого в тряпье ребенка, было не до "телячьих нежностей". Она оттолкнула козу, пытаясь в щель около двери рассмотреть, что же происходит снаружи. Колени ее подгибались от страха. И Наталья в изнеможении села на опустевшую козью кормушку. Слезы тихо покатились из глаз.

Шапошников, взбежав на крыльцо, стал громко колотить в дверь. Ему тут же открыли, и он, расталкивая хозяев, прошел в дом. Заглянул везде, даже на печи посмотрел. И, ничего не найдя, уже собрался уходить.

- А где ваша сноха? Почему ее нет дома? - вдруг спросил он.

- Так мать у нее приболела в Касселе, вот она и поехала навестить, может, ухаживать останется, - на ходу придумал Николай Афанасьевич.

- Ладно, коли так, - то ли поверил, то ли сделал вид Шапошников.

- А что ищешь-то? - спросил его дед. - Какие враги, что ли, опять объявились?

Шапошников не заметил юмора, сквозившего в словах Николая Афанасьевича.

- Враги, дед! Самые заклятые! Ищем белогвардейского выродка. Кто-то пригрел у себя. Так что, если что узнаешь, мне скажи.

- Хорошо, - кивнул Николай Афанасьевич, - Конечно, скажем. Это ж такое дело, революционное.

- Вот, вот, дед, правильно мыслишь. По-пролетарски.

Когда Тихон ушел, Наталья еще долго не выходила из сарая. Все боялась, как бы свирепый красный командир, размахивавший револьвером, не вернулся. Она все сидела, дрожа от холода и страха, пока свекор, выйдя на крыльцо, не позвал ее в дом.

Лишь маленькую Дуняшку все происходившее нисколько не волновало. Она лишь один раз проснулась в сарае и, тихонько простонав, заснула снова. А теперь, снова пригревшись на печке, заснула здоровым, спокойным сном.

38.

Окрестности Остроленки. Май 200..года.

Тихо подрагивали тени от танцующего пламени нескольких, закрепленных на стенах факелов. Олег, пошатываясь, встал. Бригадир смотрел, как он поднимается, но бить больше не пытался. Плинтус вернулся к своему занятию и теперь складывал драгоценности за пазуху.

- Смотри не надорвись от жадности, - усмехнулся, глядя на него, бригадир. - Да тут и пригоршни этих камешков хватит, чтобы на всю жизнь и себя, и даже своих внуков обеспечить. Будешь купаться в деньгах, как рыба в воде.

- Денег никогда много не бывает, - резонно заметил Плинтус, не отвлекаясь от своего занятия.

Бригадир, отвернувшись от него, стал снова приближаться к Сеюмбике.

- Отдавай эту палку по-хорошему, - пригрозил он ей. - А не то мозги вышибу.

Сеюмбике громко рассмеялась. Ее смех волнами раскатов прокатился эхом по пещере, затихнув где-то в темных углах. Разозленный такой наглостью бригадир наставил на нее пистолет. Сеюмбике расхохоталась вновь.

- Неужели ты думаешь, что способен убить меня после четырех с лишним столетий со дня моей смерти?

Бригадир, подойдя еще ближе, выстрелил в упор. Пули, пролетев насквозь прозрачное тело, лишь срикошетили о каменные стены.

- А теперь слово за мной! - Сеюмбике направила на бригадира свой скипетр. - Многие хотели обладать богатством и властью, но никому при жизни не достался этот скипетр желаний. Не достанется и теперь!

Сеюмбике взмахнула скипетром. Раздался треск, и со свода пещеры один за одним начали сыпаться камни. Количество их все нарастало, и вот уже настоящий каменный дождь с грохотом обрушился на всех. Олег с Герасимом, отбежав, прижались к стене, но им все же досталось несколькими булыжниками, которые поранили спину, плечи. Плинтус, сев на корточки между сундуками, закрыл голову руками. Бригадир кинулся к Сеюмбике и схватился за скипетр с другого конца. Он пытался вырвать его, но ничего не получалось.

- Хочешь быть вечным, будь им, - крикнула Сеюмбике, и тело бригадира стало сереть и странным образом преображаться. Он замер, как будто что-то почувствовал. Опустив голову, поглядел на свои ноги, которые вдруг перестали слушаться. Он, покачнувшись, едва не упал. Скипетр ему пришлось выпустить из рук. Теперь он балансировал, пытаясь удержать равновесие. Олег с Герасимом с ужасом смотрели, как снизу вверх ноги бригадира постепенно становятся словно гипсовыми, каменея на глазах. Затем стало каменеть тело, поднимаясь все выше и выше, подбираясь к лицу. Бригадир истошно заорал. В этот момент закаменевшее лицо застыло в страшной маске.

Сеюмбике повернула голову в сторону, где стояли Олег и Герасим.

- Ты не смог сохранить сокровища, доверенные тебе! - грозно произнесла она. - И теперь никто из людей не дотронется до них.

Олег опустил голову. Ему нечего было сказать в ответ. Да, во всей этой истории виноват только он. Надо было быть осторожнее, ведь можно было предположить, что за ними будут следить. Да и стоило ли вообще из праздного любопытства сюда лезть. Веками лежали здесь эти ценности, охраняя покой и мир в домах нагайбаков, и вот теперь все может пойти прахом.

В это время, очнувшись от страха, Плинтус, всхлипывая, выбрался из-за сундуков.

- Стерва! Гадина! - орал он, но приближаться к Сеюмбике опасался.

- Никто и никогда не войдет больше в эту пещеру, - громко сказала Сеюмбике, вновь взмахнув скипетром.

Раздался глухой шум, словно где-то за стенами пещеры текла невидимая речка. Олег с Герасимом переглянулись.

- Надо рвать отсюда, - прошептал Олег. - Похоже, мы не на шутку ее рассердили. Бежим.

Они кинулись ко входу. Но в это время дверь распахнулась, мощный поток воды, хлынувший в нее, отбросил их назад. Вода, бурля, заполняла все пространство пещеры. Герасим и Олег барахтались, пытаясь удержаться на плаву. Плинтус с полными карманами камней сразу пошел ко дну. Он судорожно пытался выгрести карманы, но вскоре тело его содрогнулось и обмякло. Только выпученные глаза удивленно смотрели на так жестоко обманувший его мир.

Сеюмбике исчезла, и сейчас они остались в темном пространстве одни. Олег увидел, как Герасима, который барахтался в другом конце пещеры, затянуло под воду каким-то водоворотом. Он поспешил на помощь другу. Подплыв к этому месту, нырнул. Но в мутной воде ничего нельзя было разглядеть. Насколько хватало воздуха, Олег шарил руками по дну, но ничего не мог найти. Вынырнув, он тяжело отдышался. Вода поднималась все выше, приближаясь к потолку. Олег попробовал нырнуть еще раз, но снова ничего не нашел. Герасим пропал. Сил оставалось совсем мало. Тяжелая мокрая одежда тянула вниз. Он уже скинул обувь, но понимал, что долго так не продержится. Можно было, конечно, было попробовать прорваться через выход, но не бросишь же Герасима. Набрав побольше воздуха, Олег снова нырнул и почувствовал, как мощный поток водоворота уносит его куда-то в сторону. Олег попал в воронку, его закружило, воздуха уже не хватало, он пытался вынырнуть, но мощная круговерть засасывала его все глубже. Его понесло куда-то в сторону. В глазах потемнело, а в голове стоял голос Сеюмбике: - "Ты не смог сохранить сокровища! Теперь никто из людей не дотронется до них!" Мутные воды несли его куда-то с большой скоростью. Олег задыхался и, успев только подумать: "Как жалко умирать", - потерял сознание.