Я заметил ее утром, когда уже готов был выйти на работу. Вертикальная трещина по всей стене, от потолка до пола. Возможно, она тут уже давно, но располагается она в неосвещенном углу, закрытая краем комода от того скудного света, который пропускают занавески. Она не выглядела критично опасной, не создавалось впечатления, что дом вот-вот рухнет, но вызывала определенное беспокойство. Трещина в стене - это ненормально.

Я позвонил в коммунальные услуги, чтобы своевременно предупредить о своей находке и потребовать принятия мер, но услышал только череду длинных гудков, которую никто не собирался прерывать. Я ждал, пока на том конце возьмут трубку, но там будто никого и не было, я простоял, прижав трубку к уху, минут десять, терпеливо перезванивал несколько раз, но безрезультатно. Больше ждать я не мог, я рисковал опоздать на работу, я и так уже пропустил восьмичасовой автобус, и мне придется поспешить, чтобы не пропустить автобус в четверть девятого.

На улице моросило, небо было бесцветным и тяжелым, невозможно было определить время суток, если не знать его. Мне пришлось ускорить шаг на пути к остановке, только благодаря этому я успел сесть на свой автобус. В нем я встретил своего коллегу, он мне не нравится, но, действуя по негласным правилам корпоративного этикета, я сел рядом с ним, улыбнувшись, как мне показалось, вполне искренне. Я отрабатывал "улыбку для коллег" несколько недель, прочитал о ней в книге "Семь шагов по карьерной лестнице". Она должна отличаться от дружеской улыбки, но нельзя допускать фальшь. Даже улыбкой нужно говорить коллегам, что я их уважаю, мне нравится работать с ними ради общего блага, но не более. Раньше у меня плохо получалось изображать именно эту улыбку, из-за чего меня несколько раз звали в бар после работы, хотя, возможно, как сказано в "Семи шагах", это лишь из вежливости. В любом случае, не хотелось бы, чтобы это повторилось, мне всегда неловко, когда приходится придумывать причины для отказа.

- Странно, раньше я не встречал тебя в автобусе,- коллега все еще улыбался. Я бы назвал его улыбку избыточной. Как и его самого. Он занимал полтора сиденья, умудряясь еще и нависать надо мной.

 - Я пропустил восьмичасовой автобус. Обычно я не опаздываю на работу.

Улыбка этого борова изменилась, и я понял, что сказал не так. Я случайно намекнул на то, что он, в отличие от меня, не считает необходимым безукоризненное соблюдение рабочего графика. Мне стало неловко, поэтому я начал говорить то, что его совершенно не касалось.

- В моей комнате по стене пошла трещина, я пытался решить эту проблему.

- Как? Залить цементом? - это, почему-то, показалось борову невероятно остроумным, и он громко засмеялся, обнажая большие, явно искусственные зубы.  Кто-то на переднем сиденье вздрогнул от его гогота и обернулся. Я с досадой улыбнулся.

- Нет, я звонил в...- но он перебил меня.

- Я тут недавно делал ремонт, ты представляешь, оказалось, стена кривая, на выравнивание две недели ушло, нет, ну ты подумай, за это время можно весь ремонт сделать, а из-за этой стены проклятой, надо было рабочих нанять, хотя я, знаешь, не доверяю этим, она прямо дугой шла,- он изобразил рукой, как именно выглядела дуга, но я не совсем понял, что он имеет в виду.

Он не закрывал рот всю дорогу, я дергался от его оглушительного хохота и мечтал,  чтобы он оказался в другом автобусе, на протяжении всех одиннадцати остановок. К счастью, мы, наконец, добрались, хотя путь мне показался бесконечным, и к началу смены я был уже порядком вымотан.

В результате я опоздал на работу на одну минуту. К моему удивлению, этого никто не заметил, я сел за свое рабочее место, подготавливая про себя оправдательную речь для начальника, но его претензий так и не последовало. Видимо, мне решили простить эту мелочь в силу того, что я уже долгие годы работаю безукоризненно.

Рабочий день, в целом, прошел без эксцессов, если не считать того момента, когда я допустил ошибку в счете, и мне пришлось пересчитывать целый столбец повторно. Видимо, стресс от утренней автобусной поездки повлиял на мое внимание.

Я задержался после работы, делая вид, что не доделал отчет за день, хотя на самом деле я сделал все гораздо раньше, но мне нужно было дождаться, пока боров, наконец, уйдет домой. Не хотелось бы снова с ним ехать. Погруженный в мысли о том, как избежать встречи с ним в дальнейшем, я совершенно забыл о своей проблеме дома. Возможно, если бы я больше думал об этом, то у меня не вылетело бы из головы, как именно выглядела трещина с утра, потому что теперь мне стало казаться, что она расширилась, но я не был уверен, и сравнить было не с чем. Я снова попытался дозвониться в коммунальную службу, но с тем же результатом. Это начинало меня раздражать.

Поужинав, я решил рассмотреть трещину детально. Это выглядело так, будто обои набухли кривой вертикальной полосой, но кое-где они прорвались, что меня особенно беспокоило, и сквозь небольшую бесформенную щель в них можно было увидеть саму трещину, которую они с переменным успехом скрывали. Слава небесам, она была не сквозная. Возможно, если она здесь давно, то ничего не изменится, она останется прежних размеров, не предоставляя никакой опасности, но все равно это необходимо проверить.

Я не оставил ее в покое, пока не убедился, что досконально изучил ее, чтобы с утра проверить, не изменилась ли она. Затем я предпринял еще несколько безрезультатных попыток дозвониться до коммунальной службы, попытался почитать, но был слишком раздражен, поэтому закончил день просмотром популярного голливудского блокбастера по телевизору.

Следующее утро началось со звонка в коммунальную службу, но и на этот раз никто не взял трубку, и, кроме бесконечной череды длинных гудков, я ничего не добился. По моим наблюдениям трещина не изменилась, но стала меня еще больше беспокоить. Возможно, во сне я наивно полагал, что за ночь она исчезнет, а утро принесло мне разочарование.

Сегодня я не допустил себе задержки, чем уберег себя от встречи с боровом в автобусе, так что мог всю дорогу читать выходящую по средам газету, которую не забыл забрать из почтового ящика. Рабочий день прошел без происшествий.

Вернувшись домой, я вновь и вновь пытался дозвониться до коммунальной службы, все тщетно. В голову пришла неприятная догадка, чтобы ее проверить, я открыл районный справочник. Да, так и есть, коммунальные службы работают с девяти до шести, как и я. Следовательно, из дома я до них дозвониться не смогу. Поэтому на следующее утро я даже не пытался этого сделать, приехал на работу вовремя и, сидя за своим столом, обдумывал, когда лучше выкроить минуточку, чтобы позвонить туда с рабочего телефона.

Из-за этих мыслей я вновь допустил ошибку в счете. Это меня обескуражило, хорошо еще, что я заметил это до того, как занести в учетную книгу. Я все исправил и решил, что лучше дозвониться сейчас, чтобы это больше меня не тревожило.

Я набрал номер, который за эти дни мне стал привычнее, чем свой собственный. Донеслось четыре длинных гудка, и на том конце подняли трубку.

- Алло, - женский голос даже не удосужился представиться и объявить, куда именно я дозвонился, поэтому мне пришлось уточнить коммунальная ли это служба. Девица на том конце раздраженно бросила "Да, говорите", я представился и назвал свой адрес.

- У меня на стене появилась трещина. Она не широкая, но заметная, сейчас скрыта за обоями, которые уже начали рваться. Что мне следует делать в этой ситуации?

- Трещина? По какому адресу вы живете?

Я вновь назвал свой адрес,  удивляясь ее невнимательности и безалаберности.

- Измерьте ее.

- Я не могу сделать этого сейчас, я на работе.

- У вас трещина на  работе?

- Нет, я звоню с работы, но трещина дома, я не мог дозвониться до..., - я прерываюсь, потому что ко мне подходит начальник. Почему именно сейчас? Не помню даже, чтобы он вообще когда-либо ко мне подходил за все эти годы.

- У тебя ошибка в итоге.

- Что?- я недоумевающее смотрю на бумаги, которые он мне протягивает. Мой вчерашний отчет.

- Если трещина в офисном здании, то скажите об этом коммунальной службе, обслуживающей вашу компанию, мы отвечаем только за жилые помещения, - верещит девица в трубке.

- Извините, подождите минуту,- говорю я ей и снова смотрю на начальника, положив трубку на стол. Я слышу, как из нее доносится голос девицы, но я не могу разобрать, что он говорит.

- У тебя отрицательный итог, - начальник показывает толстым пальцем с отполированным ногтем на графу с итогом. Голос его очень глубокий и громкий, думаю, когда он его повышает, вся посуда в помещении звенит.

- Не может быть, - выдыхаю я, не веря своим глазам.

- Вот именно, не может, - хмыкает начальник. Кажется, он недоволен, но не критически. Возможно, у него просто плохое настроение, или он не выспался. Он возвышается надо мной во весь свой рост, и мне приходится задирать голову, чтобы увидеть его лицо.

- Я... сейчас исправлю, - бормочу я, забирая у него бумаги.

Он молча уходит. Я снова смотрю на отчет, не в силах поверить, что мог допустить такую чудовищную и нелепейшую ошибку. Я работаю бухгалтером уже пятнадцать лет, и ни разу у меня не было таких промашек, даже когда я ходил на работу с температурой из-за подхваченной во время эпидемии простуды несколько лет назад.

Я листаю отчет, пытаясь понять, где все начинает не сходиться и как я мог не обнаружить это вчера, когда замечаю, что трубка до сих пор на столе. Из нее доносятся короткие гудки, девица из коммунальной службы отсоединилась. Черт с ней, думаю я, за один день дом не развалится, во всяком случае, хочется в это верить. Я кладу трубку на место и погружаюсь в исправление отчета.

Мне пришлось задержаться на работе на целый час, итоги никак не сходились, а кроме исправления вчерашнего отчета, мне нужно было составлять сегодняшний. Я уже был близок к отчаянию, когда все наконец сошлось. Придя домой, я чувствовал себя изнеможенным, поэтому сразу лег спать.

На следующее утро я вскочил, только открыв глаза, потому что понял, что не слышал будильника, а на улице, насколько это позволяют понять плотные серые занавески, уже вовсю светит солнце. Оказалось, что я либо  не завел будильник, либо не услышал его, в любом случае, я сильно проспал. Пришлось выбежать из дома, успев только одеться, и даже такими усилиями я с трудом успел на автобус в восемь пятнадцать. Мне было ужасно неловко заходить в остановившийся специально для меня автобус, потому что мне казалось, что все пассажиры высмеивали то, как я за ним бежал. Я взмок и чувствовал себя неопрятно и растрепано, я мечтал оказаться дома в душе и почистить, наконец, зубы.

Только подумав про зубы, я наткнулся взглядом на разинутую пасть своего тучного коллеги, который всем своим видом давал понять, что ждал меня здесь.

- Ооо, ну давай, присаживайся, бегун! - заорал он на весь автобус и громко усмехнулся. Я хотел сквозь землю провалиться.

Мне пришлось опять сесть к нему, я готов был развалиться на куски от досады, но все равно попытался изобразить "улыбку для коллег". Надеюсь, от меня хотя бы не пахнет.

- Что-то у тебя видок неважный, перебрал что ли вчера? - он снова засмеялся, вот уж не знаю, что смешного он нашел в этой фразе.

- Н-нет, я не пью, - пробормотал я, стараясь улыбнуться, но, кажется, вышла только мученическая гримаса.

- Я вот тоже вчера выпивал, да ты знаешь, друг приехал из другого города, надо было встретить, - кажется, он меня не услышал, но мне было все равно, я хотел только, чтобы он перестал похлопывать по моему плечу так, будто пытался его вправить или вбить в него ладонью несуществующий гвоздь. Он говорил что-то еще, но я его прослушал, с омерзением глядя на его грязные длинные ногти.

- А ты как думаешь? - спросил он, уставившись на  меня. Его покрытое слоем сала лицо было слишком близко от меня, к своему глубочайшему сожалению, я видел каждую его забитую пору.

Я не слышал вопрос, а он все молчал и смотрел на меня, казалось, его глаза становятся все больше, а лицо все ближе, я думал, он сейчас попросту уткнется своим носом в мою щеку. Вероятно, если я открою рот, он почувствует, что я не чистил сегодня зубы.

Молчание длилось слишком долго, и он не думал вежливо его прерывать, да и невежливо тоже, он порождал это молчание, вытягивал его из моих и своих жил, из жил всех пассажиров в автобусе, которые, казалось, тоже не смели произнести ни слова от близости его пор.

- С-скорее всего, - тихо пискнул я наугад, стараясь не открывать рот широко.

- Ну, вот и правильно, я же говорю, - к моему облегчению, он убрал руку с моего плеча, принявшись вяло ей жестикулировать: - Так и нужно. А мне в пригород нужно было, ну вот, думаю, и заеду.

Он говорил, говорил, говорил, говорил, но я не мог его слушать, я абсолютно не мог сосредоточиться на его речи. Я бы не удивился, если узнал, что он сам ее не понимает. Периодически он снова задавал вопросы, но я выработал правильную технику отвечания на них, я кивал, бормоча что-то вроде "Угу". Боров казался удовлетворенным.

Никогда...НИКОГДА больше не опаздывать на восьмичасовой автобус.

Я почувствовал себя комфортно, только усевшись за свое рабочее место. Я снова опоздал на минуту, но это опять никто не заметил. Искренне надеясь, что сегодня ни с кем больше не придется разговаривать, я углубился в цифры. Они успокоили меня и, кажется, привели мою голову в порядок, по крайней мере, внутри.

В конце дня я вспомнил о трещине. Я долго размышлял над тем, звонить ли в коммунальную службу. Я не смог бы сказать той девице ничего нового, я не измерил трещину, я вообще на нее не смотрел ни с утра, ни вчера вечером. Конечно, за это время она не могла вдруг исчезнуть, хотя такой возможный поворот событий показался мне тогда очень заманчивым и вполне реальным. Но мне все равно необходимо было убедиться, что она на месте, я стал сомневаться, что она мне не приснилась. Поэтому я решил отложить звонок на следующий день, чтобы не выглядеть глупо.

Вернуться домой было настоящим облегчением, день был ни к черту. Я зашел в свою единственную комнату с целью взять сменное белье, чтобы сразу же принять душ. Подойдя к комоду, я заодно посмотрел и на стену рядом с ним.

Трещина не просто была на месте, она еще и увеличилась в размерах. Я точно это понял, потому что вздувшиеся полосой обои слегка потемнели, как будто от влажности, а место разрыва стало еще больше, трещина за обоями была видна еще отчетливей.

Я не на шутку встревожился. Ощупав вздувшиеся обои, я пришел к выводу, что они действительно слегка влажные, но откуда бы там взяться влаге? Эта стена выходит не на улицу, она смежная с соседской квартирой, в которой живет пренеприятнейшая многодетная семья.

Я решил, что необходимо их навестить, но, вспомнив утренний инцидент в автобусе, решил, что не выдержу сегодня еще одну тягостную встречу с малознакомыми мне людьми. Оставлю это на завтра.

Весь вечер не мог выкинуть трещину в стене из головы. После душа принимался читать пособие по построению карьеры, но наткнулся в нем на фразу "Ваше благополучие может дать трещину", которая выбила меня из колеи и заставила отбросить книгу.

Я стал слишком рассеян и не собран с тех пор, как заметил эту злосчастную трещину.

Телевизор тоже не дал мне успокоения. По нелепейшему совпадению я наткнулся на образовательный канал, по которому показывали передачу про землетрясения и сейсмоустойчивость, и после этого до самой ночи думал о возможности землетрясения здесь. Не стало ли землетрясение, не замеченное мной, причиной, по которой по стене пошла трещина?

Весь вечер ходил по комнате, не находя себе места. Сначала расхаживал так, чтобы угол с трещиной не попадал в поле зрения, представляя, что ее там нет. Потом вдруг решил, что если сейчас начнется землетрясение, то я узнаю об этом по трещине, а так как она почти у самой двери, я успею выбежать из комнаты. Поэтому остаток вечера я провел на кресле напротив трещины, решая огромный японский кроссворд из великолепного сборника, который подарила мне мать, когда я в прошлый раз к ней заезжал. Периодически я поглядывал на трещину, как вдруг сам над собой засмеялся. Что я хочу там увидеть? Что она расползается? Завтра я позвоню в коммунальную службу и все наконец решу.

Я лег спать, кое-как успокоившись, но на утро меня ждало неприятное изменение. Обои на трещине еще больше вздулись, потемнели, кое-где даже почернели, на месте разрыва свисал неправильной формы лоскут с выцветшими изображениями хризантем. На полу лежала мелкая крошка осыпавшегося цемента.

Я взял себя в руки, собрался и пошел на работу, успев на восьмичасовой автобус. Первым же делом, усевшись за свое рабочее место, я позвонил в коммунальную службу, потому что вспомнил, что умудрился допустить нелепейшие ошибки в счетах из-за того, что мысли были заняты не тем.

Мне ответила та же девица, что и в прошлый раз. Это мне не понравилось, потому что я вспомнил, что она требовала измерить трещину, а я это сделать забыл.

-Здравствуйте, я вам уже звонил, у меня в квартире на стене появилась трещина, - начал я.

- Трещина? По какому адресу вы живете?

Я назвал свой адрес

- Измерьте ее, - сказала она.

- Извините, я не могу сделать это в данный момент, но я могу подробнейше ее описать, если это требуется. Хотя я бы предпочел, чтобы вы послали кого-нибудь посмотреть на нее.

- Не указывайте тут, - фыркнула девица. Ужасная хамка!

- Простите, но меня очень беспокоит эта проблема, я бы хотел незамедлительного ее решения. Понимаете, эта трещина увеличивается в размерах, - я нервно накручивал провод на палец, стараясь говорить как можно вежливее: - Я не специалист в этом, но, мне кажется, она осыпается. И она сырая. Я боюсь, что...

- Да, да, я все поняла, - перебила меня девица скучающим голосом:- Повторите свой адрес.

Я повторил адрес, стараясь сохранить терпение.

- Когда кто-нибудь придет посмотреть, в чем дело?

- Через неделю. Сейчас все в отпуске и на больничном.

- Что? Но это...

- Я все записала, к вам придут в следующий четверг или пятницу примерно с трех до шести часов.

- Но я работаю и...

- Мы тоже работаем, мужчина! - передразнила меня девица: - Придумайте что-нибудь. До свидания.

Она повесила трубку, оставив меня в полнейшем ошеломлении.

Уповая на то, что стена продержится еще неделю, я постарался включиться в работу.

На пути домой меня ждало еще одно неприятное событие. Из-за произошедшего по неизвестным мне причинам сбоя в работе автобусов, на остановке у нашего офиса столпилось двадцать семь человек моих сотрудников. Я встал за ними, стараясь остаться незамеченным, хотя осознавал, что, если мы поедем по одному маршруту, они меня все равно увидят в автобусе. Какое-то время мне удавалось оставаться в тени, только изредка меня замечали и улыбались. Я без труда выдавал им "улыбку для коллег". Но когда подъехал мой автобус, я попал в неприятнейшую ситуацию. Я уже залезал в него, как вдруг услышал со спины громкий радостный возглас борова.

- Дружище! Вот мы и встретились, ха-ха!- я нервно обернулся, стоя уже в автобусе. Боров залез за мной.

Внутри была страшная давка, из-за чего я оказался буквально прижат к его выступающему животу, обтянутому неопрятной рубахой.

- Вот так пробки сегодня, да? А все из-за этой ерунды. А мы все пропускаем на этой работе, только пробки получаем, - поддаваясь своему странному представлению об остроумном, он загоготал.

Я не понял, про какую ерунду он говорит, но спрашивать не захотел, глупо улыбнулся и отвел взгляд от его лица, которое снова оказалось слишком близко ко мне.

- Вечно так, кто-то получает, кто-то теряет, но почему- то теряют всегда одни и те же, - я понятия не имел, о чем он толкует, но просто молча кивал головой.

Неожиданно послышался голос какой-то старухи, которая стояла за моей спиной. Я не мог повернуться, чтобы посмотреть на нее.

- Да это все скоты из власти виноваты, сосут у нас кровь, все катаклизмы на нас посылают, - что-то в ее произношении слова "катаклизмы" меня смутило, но я не мог понять что именно. Кажется, она сделала ударение на неверном слоге.

- Правильно, мать, - кивнул ей боров: - это всегда оно так и было. Кому война, а кому мать родна. Они наши убытки подсчитывают, да свои достатки.

- Все, говорят, стихийное бедствие, - верещала старуха: - Конечно!

Я вздрогнул, прокрутил в голове фразу "стихийное бедствие" и  произнес, неожиданно для себя:

- Это... это землетрясение?

Старуха молчала. Боров смотрел на меня недоуменно. На самом деле, мне казалось, что весь автобус смотрит на меня недоуменно.

- Какое землетрясение? - спросил боров.

- Ну... вы говорите... про землетрясение? - и я почему-то совершенно не вовремя изобразил "улыбку для коллег".

- Ты о чем толкуешь, дружище, - боров загоготал, сквозь его густой смех я слышал, как старушка сзади охнула:

- Еще и землетрясение, что ли?

Тут автобус остановился, я пробормотал извинения и неожиданно вытолкал себя наружу, хотя проехал всего одну остановку из одиннадцати. Я поспешно отошел от остановки, чтобы не видеть, как весь автобус недоуменно на меня уставился. Дальше я решил идти пешком. Никогда еще я не чувствовал себя так глупо. Хотя меня утешало то, что землетрясения все-таки не было. Я долго размышлял об этом по пути и понял, что это ничуть не облегчает мне жизнь. Трещина все равно появилась на стене, с землетрясением или без него.

На дорогу я потратил почти два часа, неимоверно утомился, но вспомнил, что врач советовал  мне пешие прогулки, потому что они полезны для сердца, и немного приободрился.

Когда я пришел домой, на улице было уже совсем темно. Зайдя в квартиру, я услышал трель телефонного звонка, не разуваясь, прошел в комнату и взял трубку.

- Дорогой, я звоню тебе уже целый час, - услышал я хриплый голос матери: - Где ты пропадаешь?

- Задержался на работе. Там, отчет...,- сказав это, я сразу понял, что совершил ошибку. Мать обожает обсуждать мою работу.

- Они используют  тебя там, как раба. Сколько можно на них горбиться за эти копейки?

Я молчал. Сел на кресло напротив комода и уставился на трещину.

- Ты тратишь свою жизнь зря. Ты еще в полном расцвете сил.

- Мам...

- Давно пора бросить эту контору, они из тебя все соки выжмут.

- Мам, у меня в стене трещина.

- Трещина?

Я подошел к стене, проводя свободной рукой по взбухшим обоям, как будто хотел убедиться в очередной раз, что это не обман зрения.

Она стала еще заметнее. Обои еще больше расползлись, по всей длине покрывшись черной влажной плесенью. В стене появилась выемка глубиной в пару сантиметров, отвалившийся кусок бетона лежал на полу. Поддавшись неясному порыву, я понюхал трещину. Она источала сырой затхлый запах.

Я не сразу обратил внимание, что все это время мать что-то говорила в трубку. Я начал ее слушать на упреках меня в том, что за пятнадцать лет своего каторжного труда я даже не заработал на приличную квартиру.

- Живешь в этих трущобах. Не удивляйся, если завтра на тебя потолок обрушится.

- Мама, я тебе потом перезвоню, пока, - не дав ей ничего ответить, я повесил трубку.

Я не смогу ждать целую неделю. Эта трещина пугает меня. Вдруг дом действительно рухнет?

Внезапно я вспомнил о своей задумке зайти к соседям. Было еще не слишком поздно, я, так и не разувшись, вышел на лестничную площадку и позвонился в соседнюю дверь.

Прозвучал приглушенный звук звонка, и в квартире заревел маленький ребенок. Через минуту мне открыл мужчина в растянутой засаленной майке и семейных трусах. Из квартиры по площадке разнесся неприятный запах готовки.

Мужчина поздоровался, довольно вежливо для своего вида.

- Здравствуйте, я живу в этой квартире, - я указал на свою дверь, хотя, вполне возможно, за  десять лет он мог заметить, что я его сосед: - У меня появилась трещина на смежной с вами стене. Вы не замечали ничего странного?

Он непонимающе посмотрел на меня.

- Кажется, нет.

- Можно, я посмотрю? - в обычной ситуации  я бы никогда в жизни не сунулся в его наполненную запахами еды и старой мебели и криками детей квартиру, но сейчас я был сильно обеспокоен, поэтому сделал шаг внутрь, даже не дождавшись приглашения.

Впрочем, сосед не возражал.

- Вы бы позвонили коммунальщикам, они должны решать...

-Да, да, - перебил я его, проходя мимо полной женщины, неодобрительно посмотревшей на мою обувь.

- Только пол помыла, - чуть слышно пробормотала она.

Я не мог сосчитать, мимо скольких детей я прошел, все они казались мне одинаковыми и носились, визжа, как ненормальные. Сориентировавшись, я прошел в комнату, где стены между нашими квартирами были смежными. Оказалось, именно в этой комнате плачет ребенок. Трещина должна была располагаться как раз за его кроваткой. Но стена была целой.

- Вы не делали здесь ремонт? - спросил я.

- Да нет, уже лет семь, наверное, - растерянно ответил сосед, пожав плечами.

Впрочем, это мне стало очевидно и без него. Обои на стене выцвели и кое-где уже отклеивались, было ясно, что ни о каких новшествах и речи быть не могло, но никаких признаков разрушения не было. Все было в порядке. Я даже наклонился над кроваткой, не обращая внимания на рев ребенка, чтобы провести рукой по стене. Гладко, никаких претензий.

- Странно...

- Вам стоит позвонить коммунальщикам, они проверят.

Я развернулся, пробормотал извинения и быстро ушел в свою квартиру.

Кажется, за время моего отсутствия трещина стала еще чудовищней. Я боялся смотреть на нее. Я лег в постель, не переодеваясь, только сняв ботинки, и зажмурил глаза, силясь уснуть.

Но за несколько часов я так и не смог провалиться в сон. Кажется, я только слегка задремал, когда услышал шум в углу комнаты за комодом. Я слышал, как со стены осыпаются мелкие камешки, как,  потрескивая, отходят отсыревшие обои. Сначала этот шорох был тихим, но, чем больше  я пытался не обращать на него внимания, не слышать его, тем громче и навязчивее он становился.

Я не помнил, как уснул. На следующее утро я вскочил с кровати, как только разомкнул глаза. Сегодня был выходной, но чувство тревоги не позволяло мне оставаться в постели.

Я прошел мимо стены, не взглянув на трещину. Помылся, позавтракал и решил выйти на улицу. Оделся во вчерашнюю одежду, в которой спал, потому что не хотел подходить к комоду. Обулся и сел в прихожей.

Я просидел так минут двадцать, пытаясь разбудить в себе здравый рассудок. Что мне может сделать эта стена? Если трещина не прошла до соседской квартиры, то вряд ли она так просто может обрушиться. С другой стороны, мне нужно удостовериться, что все не стало еще хуже, прежде чем выходить из дома. Вдруг придется принимать экстренные меры?

Я заставил себя вернуться в комнату. Встал напротив стены у комода, сделал глубокий вдох. Трещина стала еще безобразнее. Дыра в ней уже чернела, я мог бы просунуть в нее палец. Она стала и шире, и глубже, и длиннее. Со стены до самого пола висели влажные лохмотья обоев, покрытые черной плесенью.

Прошло не меньше минуты, прежде чем я смог выйти из оцепенения. От ужаса у меня волосы на голове будто шевелились. Я вдруг осознал, что выбежал из дома и иду по улице. Редкие прохожие  отстраняются при моем приближении.

Я бродил так весь день. Через несколько часов я обнаружил себя сидящим на качелях на детской площадке. Я мрачно уставился себе в ноги, а дети с любопытством поглядывали на меня.

И вдруг я захохотал, что привело некоторых детей в необъяснимый восторг. Многие засмеялись надо мной, только одна девочка почему-то заревела.

- Я боюсь стены, - вслух сказал я, все еще хохоча, как ненормальный: - Чертовой СТЕНЫ!

Что она может мне сделать? Сожрет меня ночью? Впустит в мою комнату исчадий ада? Какой абсурд, я взрослый человек.

Маленький паренек в измазанном песком комбинезоне подошел ко мне с неопределенным выражением лица.

- Дяденька, не бойтесь,- сказал он.

- Да, малыш, - я улыбнулся ему. К счастью, я уже перестал хохотать.

- Я боялся темноты, но папа сказал, что все спят в темноте. И если там кто-то есть, то он тоже спит, - сказав это, он потянулся пальцем в ноздрю, вероятно, ожидая там большой улов.

Внезапно почувствовав к нему отвращение, я встал и пошел к дому.

Так глупо, я совсем сошел с ума, если боюсь какой-то трещины в стене. Чушь.

Дома я спокойно разулся, подошел к злосчастной трещине и сорвал все отсыревшие обои. Бетон под ними был влажным и черным от плесени. Теперь на стене красовалось огромное черное пятно с трещиной от пола до потолка.

Я подмел пол, попытался привести комнату в порядок, хотя это довольно сложно, когда почти метровое пространство в ней занимает плесневеющая расщелина. Подумал, что можно было бы завесить ее ковром, даже решил позвонить матери, чтобы спросить, нет ли у нее лишних.

Но вместо этого я подошел к трещине и вгляделся в черную дыру в ее центре. От нее веяло сыростью, запах гнили был удушающим. Невозможно было на глаз определить, какова глубина дыры. Я просунул в нее палец, он вошел, не встретив сопротивления. Он не мог достигнуть предела, дыра казалось бесконечной.

Я вытащил палец. Он был измазан в чем-то вязком, буром, источающем тошнотворный запах гниения. В следующую секунду меня уже рвало в ванной.

Я не знал, что мне делать. Я понимал, что уходить из дома глупо, что это всего лишь стена, скорее всего, какой-то материал сильно отсырел за годы, что этот дом существует, и сгнил. Странно, что у соседа не было никаких следов, но, возможно, стена достаточно толстая, чтобы следы разрушения еще не успели добраться до его квартиры. Я понимал, что через несколько дней приедут рабочие из коммунальной службы, проверят все, измерят, сделают выводы и скажут мне, как мне дальше действовать. Возможно, придется переехать к матери на время или ночевать у себя на кухне, если все не так страшно и можно обойтись ремонтом. Все решаемо, нужно немного подождать, ничего ужасного не может, не должно произойти.

Но мне хотелось сбежать от этой стены немедленно. Ее вид вызывал во мне непреодолимый страх и отвращение. Мне казалось, вся квартира смердела гниением от нее.

Неимоверным усилием воли я заставил себя вернуться в комнату. Я сел напротив трещины, нервно дергая ногой. Это глупо. Я рациональный человек, я не могу бояться этого. Я останусь здесь, проветрю помещение, чтобы устранить вонь, буду жить своей жизнью, дожидаясь рабочих из коммунальных услуг. Придется делать масштабный ремонт, но у меня достаточно сбережений для этого. У всех проблем есть решение.

Я распахнул окна, для чего мне потребовалось отодрать утеплитель с рам, не снимаемый уже несколько лет. Я очень быстро мерзну, да и квартира моя постоянно холодная, поэтому окон я не открываю, тем более что с улицы могут залететь насекомые. Но сейчас пришлось принять определенные меры, благо в комнате, кажется, моментально посвежело. Подумав немного, я передвинул комод на место трещины. Он не закрыл ее целиком, но самые жуткие ее места были скрыты, это меня удовлетворило. Успокоившись, я взял сборник японских кроссвордов, уселся на кресло и принялся решать уже начатый. Я успел решить его уже наполовину, но рисунок все равно был непонятен, это могло оказаться всем, чем угодно.

Остаток дня тянулся невероятно медленно, но без происшествий. К ночи я окончательно успокоил себя и лег спать без чувства тревоги.

Однако спокойно спать я смог недолго. В середине ночи меня разбудило нечто, ползущее по моей щеке. Видимо, раз или два я смахнул это во сне, но нечто навязчиво садилось обратно. Я открыл глаза. В темноте ничего не было  видно, но, прислушавшись, я уловил назойливое гудение летающей мухи. Включив свет, я увидел ее. Она была огромной, черной, описывала неровные восьмерки в воздухе над моей постелью.

Я тут же закрыл окно. Определенно, она залетела именно с улицы, нельзя допустить, чтобы к ней присоединились ее омерзительные собратья. Я скрутил газету и принялся охотиться за ней. Оказалось, это чертовски сложно. Несмотря на свои огромные размеры, муха уворачивалась и молниеносно вылетала из-под надвигающейся на нее газеты. Мне потребовалось залезать на мебель, бегать по кровати и преследовать ее по комнате почти целый час, чтобы, наконец, прихлопнуть ее. Только после этого, выкинув ее зелено-черное тельце в мусорное ведро, я смог вернуться ко сну.

На следующий день тоже был выходной, поэтому я проснулся без будильника около десяти утра. Не успел я встать, как услышал знакомое гудение. Где-то в комнате летала очередная муха. Кажется, она тоже успела залететь в окно, а ночью я ее не заметил. Я осмотрел комнату, но так и не понял, где именно она летает,  зато увидел еще двух, ползающих по люстре. Откуда они взялись?! Отвратительные создания.

Придя к выводу, что гоняться с газетой за ними всеми по очереди у меня не хватит сил и терпения, я решил купить средство против насекомых. Собрался, позавтракал и вышел в супермаркет. Из всего ассортимента средств я выбрал аэрозоль. На баллончике было написано, что его не следует использовать в непроветриваемых помещениях, но я не собирался открывать окно, чтобы напустить еще больше мух. Я прицельно брызгал на них из баллончика, они дергались, пытаясь удержаться слабеющими лапками за поверхность люстры, и беспомощно падали. Так я убил всех мух, которых обнаружил, но гудение продолжалось. Я не мог найти оставшуюся муху, казалось, она летает вокруг, периодически садится на мебель и продолжает свой бессмысленный полет. Я подумал, ладно, когда она покажется, я сразу ее прикончу, буду держать аэрозоль под рукой. Я собрал с пола дохлых мух, (их оказалось уже четыре, хотя мне показалось, что перед моим выходом в супермаркет их было всего две) и выкинул их. Чтобы следить за обстановкой в комнате, я решил скоротать время, решая японский кроссворд. У рисунка уже начали проклевываться очертания, что меня всегда радовало, но все равно было неясно, что именно там нарисовано. Я предполагал, что это морда собаки или, может быть, лошади. Хотя немного напоминает лягушку.

Я заметил муху, ползущую вверх по моей брючине. Кажется, именно она раньше гудела, потому что звук прекратился, когда она приземлилась. Я замер, от неожиданности забыв про аэрозоль, зажал в руке сборник японских кроссвордов. Переждал три секунды, мгновенно замахнулся и хлопнул сборником по мухе. Но я не убил ее, а только ранил, во всяком случае, повалившись с моей штанины на пол, она еще пыталась ползти, хотя некоторые из ее лапок были явно переломаны, да и у нее самой был довольно сплющенный вид.  Я встал и раздавил ее носком, размазал ее по полу так, что от нее осталась только влажная черная дорожка из  внутренностей и частей тела. Не знаю, почему я не воспользовался аэрозолем. Я испачкал носок и светло-серый ковролин. Даже когда я собрал останки мухи в мусорное ведро, мокрое пятно от нее осталось темнеть на полу. Носок я кинул в стиральную машину.

Вернувшись в комнату, я осмотрел ее и прислушался. Кажется, мух больше нет, можно быть спокойным. Я с сожалением посмотрел на помятый сборник японских кроссвордов, попытался его разгладить, но это не помогло. Я отложил его и решил прогуляться.

Вернулся я через несколько часов. Никаких происшествий за это время не случилось. Периодически в голове возникали мысли о трещине, но я их упорно отгонял. Придя в свою квартиру, я переоделся в домашнее, улегся на кровать с пособием по построению карьеры и окунулся в чтение.

Когда я примерял под себя высказанные в книге гипотезы, пытаясь разобрать, каким типом авторитета обладает мой начальник, я вдруг услышал странный звук. Как будто что-то  скреблось и тихонько шуршало. Я не мог понять, откуда доносится шум, но источник определенно находился в самой комнате. Я не шевелился, стараясь прислушаться как можно лучше. И тогда шум изменился, что-то коротко зашуршало, затем пискнуло, издало короткое звонкое жужжание, которое после превратилось в равномерное гудение.

Муха! Это гудит муха! Опять! Ужасная тварь, где она? Откуда она взялась?

Схватив аэрозоль, я стал метаться по комнате в поисках нее. Некоторое время она не показывалась, но потом я увидел, как ее жирное черное тело вылетает из-за комода. Она появилась...из трещины?

Я быстро прикончил ее аэрозолем, переусердствовав с распылением, из-за чего у меня запершило в горле. Я сел, дождался, пока дыхание придет в  норму, и посмотрел на комод. Муха вылетела из-за него. Может, у них в этой трещине гнездо? Какая мерзость! Не уверен, что у мух бывают гнезда, никак не мог вспомнить, что об этом рассказывали на уроках биологии. Скорее всего, они откладывают яйца. Возможно, первая муха, залетевшая в окно, успела отложить в трещине свои яйца, они невероятно проворные существа. Не думал, что они так быстро вылупляются и растут, но другого объяснения я не видел.

С аэрозолем в руке, я подошел к комоду. Приложив небольшие усилия, я отодвинул его от стены. Меня чуть не стошнило от хлынувшего мне в нос запаха гниения и сырости.

Трещина стала гораздо больше. В дыру в центре можно было просунуть кулак, если не два. Меня поразило то, что следы черной плесени появились и на спинке комода, прилегавшей к стене. Новая волна отвращения и страха накатила на меня, мне показалось, что из дыры ползут мухи, одна за другой, целой кучей, друг на друге и по отдельности. Я закрыл лицо рукавом и, направив аэрозоль на дыру, зажал кнопку распылителя и выпускал аэрозоль, как безумный, пока даже сквозь рукав у меня не защипало глаза и не запершило невыносимо в горле. Я закашлялся, попытался посмотреть на дыру, но глаза слезились. Голова немного кружилась, мне пришлось выйти из комнаты. Я умылся, прополоскал горло. Обнаружил, что распылил аэрозоль целиком. Неудивительно, что я чуть не задохнулся.

В комнату я зашел через несколько минут, в воздухе все еще стояло удушливое облако аэрозоля, но уже были силы его вытерпеть. Я подошел к стене и охнул от изумления.

Никаких мух не было. Черные тельца не валялись на полу, дергаясь в агонии, не прилипли конечностями к краю дыры, не пытались уползти по стене. Их не было. Они мне просто причудились.

Пораженный, я поспешно задвинул комод обратно, скрыв проклятую дыру. Чертовщина какая-то. Такого не бывает.

Необходимо было проверить, не сошел ли я с ума, но я не знал, как это сделать. Я стал вслух перечислять вещи, о которых знал, что они нормальные, и в которых не было ничего странного. Я пытался понять, достаточно ли странно появление этой трещины и то, что с ней происходит, чтобы считать это действительно странным. Я пытался вспомнить то, что я считаю странным. Но вдруг я испугался. Может, это перечисление и есть нечто странное? Нормально ли вслух перечислять все это? Может, это и значит, что я сошел с ума? Может, если бы я не сошел с ума, то ничего в этой трещине не показалось бы мне странным? Может, у меня уже начались галлюцинации? Может, трещины и вовсе нет? Я ее никому не показывал. Но откуда я узнаю, что действительно кому-то ее покажу, если я сошел с ума? Может, это мне тоже покажется? Может, каждый мой день галлюцинация! Может, все вокруг странное, кроме этой трещины. Может, только она и есть единственное нормальное, а остального не существует вовсе. Как я могу знать точно? Кто мне может это подтвердить или опровергнуть? Чему можно верить вокруг?

Я блуждал по улицам, был уже поздний вечер. Я бормотал что-то себе под нос. Я купил несколько баллончиков аэрозоля против насекомых и носил их, прижав к груди. Я так и не смог убедиться в том, что не сошел с ума. Я спрашивал прохожих, но они пугались и шарахались. Я вернулся домой и повалил аэрозоли на пол.

Если мне все равно это не узнать самостоятельно, если ничего не причинило мне до сих пор вреда и, кажется, мне не угрожает опасность, то я просто продолжу жить, как жил. Завтра у меня рабочий день, я проснусь, как обычно, в семь, соберусь за пятьдесят минут, подойду к остановке, сяду на восьмичасовой автобус, проеду одиннадцать остановок, что займет у меня сорок две минуты, и через пять минут уже буду на рабочем месте, где проведу девять часов с двумя неоплачиваемыми перерывами.

Я  завел будильник, выключил свет и, раздевшись,  лег в свою кровать. В темноте я слышал, как в комнате вьются с десяток мух, они садились мне на лицо и руки, но я не обращал на них внимания. Кажется, посреди ночи меня разбудил шум, доносящийся из-за комода, но я сделал вид, что не слышу его, и заставил себя уснуть.

С утра в комнате вилось уже порядка пяти десятков мух. Я собрался на работу, распылил на них два баллончика аэрозоля, прихватил японские кроссворды и ушел.

Дойдя до остановки, я вдруг почувствовал непередаваемое желание увидеться с моим коллегой-боровом. Возможно, я смогу ненароком спросить его, не сошел ли я с ума. Может, если его ответ внушит мне доверие, я приглашу его вечером в гости, скажу, что... зачем обычно зовут в гости? Скажу, что у меня есть... коньяк. Кажется, он любит алкоголь. Он придет, а я покажу ему между делом трещину, спрошу, реальна ли она, и что он о ней думает.

Я решил так и сделать. Правда, коньяка у меня нет, но я что-нибудь придумаю. Я сел на скамейку на остановке, намереваясь пропустить восьмичасовой автобус, чтобы попасть в один автобус с боровом, в восемь пятнадцать. Чтобы скоротать время, я принялся решать японский кроссворд. Мой автобус проехал мимо, я даже не взглянул на него, оставшись на остановке один.

Я дорешал кроссворд как раз к приезду следующего автобуса, то есть через пятнадцать минут. Мелкие черные квадратики складывались в крупный схематический рисунок. Я отдалил его от себя, подумав, что мне причудилось. Приблизил. Прищурился. Удивительно.

Автобус остановился, я поспешно зашел в него и, увидев глядящего на меня веселого борова, изобразил самую лучшую в своей жизни "улыбку для коллег". Я сел на сиденье рядом с ним, поздоровался, он сказал что-то вроде "Понедельник - день тяжелый" и загоготал, что, впрочем, меня ничуть не удивило. Кажется, он, как и я, совершенно забыл о том инциденте в переполненном автобусе несколько дней назад.

- Уважаемый коллега, - я хотел обратиться к нему по имени, но понял, что не помню, как его зовут: - Что, на ваш взгляд, здесь изображено?

Я показал ему свой только что довершенный японский кроссворд.

Он бегло прошелся по листу глазами и уверенно сказал:

- Муха.

- В самом деле? - я улыбнулся.

- Да, точно муха, - кивнул он и начал водить пальцем с грязным ногтем по изображению: - Вот крылья, вот лапы, брюхо, глаза. Даже этот ее хоботок. Ни с чем не спутаешь.

Я заулыбался еще шире:

- Я так и думал.

- Удивительно, как же вы это делаете, эти кроссворды, - заговорил он: - квадратики какие-то, цифры. Сын решает тоже, а я совсем не понимаю... А ты сегодня в хорошем настроении, я смотрю.

Я все еще улыбался, не могу объяснить почему.

- Да, да. Чудесный день. Удивительный.

Боров почему-то насторожился.

- Да, наверное, - он вдруг зашевелил носом: - Слушай, тут как-то странно запахло. Сыростью какой-то, или гнилью. Чувствуешь? Фу, смрад.

Я ничего не чувствовал.

- Они в этих автобусах совсем не убираются. Небось, стухло что-то под сиденьем.

- Послушайте, коллега, - перебил я его: - А как вы думаете, как можно понять человеку, сошел ли он с ума?

Выражение лица борова стало вдруг бессмысленным, потом серьезным. Он нахмурил брови и сказал:

- Я думаю, все мы сумасшедшие.

Я задумался. Он начал говорить о чем-то другом, совершенно не требуя моего внимания, а я думал о том, что не стоит звать его к себе, если он думает, что он сумасшедший. Он все равно не сможет дать достоверные сведения насчет существования или несуществования трещины, если не уверен даже в своей собственной нормальности.

По пути он еще спросил, что со мной, и сказал, что я какой-то странный. Так как он замолчал, явно ожидая от меня объяснений или комментариев, мне пришлось задуматься над тем, что нужно ответить.

- Да это все... трещина эта, - невнятно пробубнил я и понял, что надеюсь на какое-то сострадание.

- О, - кажется, боров вспомнил, что я говорил о ней раньше: - Кстати, как она?

Я молчал некоторое время, потом мрачно ответил:

- Прекрасно себя чувствует.

Боров неистово захохотал, возможно, обнаружив во мне отличного шутника. К тому времени, как он успокоился, я уже и не думал говорить ему что-либо еще.

На одиннадцатой остановке мы вышли. Он пошел в свой корпус, я в свой. Я сел на рабочее место, опоздав на одну минуту.

Я спокойно и неторопливо фиксировал цифры в тетраде, складывая и умножая их с помощью калькулятора, вычислял проценты, аккуратно записывал все результаты. Одна страница исписана числами, вторая, третья...

Я отбросил ручку, поняв, что я больше так не выдержу. Если я вернусь домой в это скопище мух, существующих или нет, выползающих из этой чудовищной трещины, существующей или нет, то мне уже не придется решать, сошел ли я с ума. Я точно с него сойду. Я взял телефон и набрал номер.

Через два гудка трубку сняли.

- Алло, - звонко сказали на том конце провода. Это не мама. Я набрал не тот номер?

- Я..., - я растерялся, но вдруг понял, что голос мне знаком: - Это коммунальная служба?

- Да, говорите, - слегка раздраженно ответила девушка в трубке. Видимо, я перепутал номер и машинально позвонил в коммунальную службу.

- Девушка..., - я выдохнул, прикрыл глаза: - Девушка, у меня в стене трещина.

- Трещина? По какому адресу вы живете?

Я назвал адрес

- Измерьте ее.

- Девушка... она огромная. Просто гигантская, - мой голос дрогнул, - Она ужасно пахнет. Я боюсь ее. Я не могу вернуться домой. Девушка, пожалуйста, - кажется, из моих глаз потекли слезы: - Я очень боюсь. Сделайте что-нибудь. Пришлите хоть кого-нибудь. Пусть кто-нибудь скажет мне, существует ли она. Девушка, из нее летят...

Меня перебил подошедший неожиданно начальник. Он выглядел хмурым и озадаченным.

- Нужно поговорить, немедленно, - пробасил он.

Я затравленно смотрел на него. Руки мои дрожали, сжимая трубку. Сглотнув комок в горле, я сказал в динамик:

- Девушка, я вас умоляю, не вешайте трубку. Слышите? Всего пара минут.

Я положил трубку на стол, не выслушав ее изумленный ответ. Встал, последовал за начальником в его кабинет. Там этот широкоплечий двухметровый мужчина сел в свое кресло, предложив мне присесть напротив него на серый офисный стул, но я отчего-то отказался. Он выдержал паузу и, стараясь говорить тихо настолько, насколько позволяет его громовой голос, спросил:

- С тобой все в порядке?

-Д-да, - я не понимал, насколько этот ответ выглядит неправдоподобным в сочетании с моими трясущимися руками, дрожащим голосом и слезами, блестящими на щеках: - А в чем, с-собственно, дело? - я хотел назвать его по имени-отчеству, но неожиданно понял, что совершенно не помню, как его зовут. Я сглотнул. Я не помнил, как зовут даже меня самого.

Начальник вдруг сморщил нос.

- Это от тебя так странно пахнет?

- Я не знаю, - бесцветно ответил я.

Он хмуро посмотрел на меня, губа его была необычно искривлена.

- Слушай, я позвал тебя из-за пятничного отчета, - сказал он наконец: - Ты ничего не хочешь объяснить?

Я растерялся окончательно:

- А ч-ч-что там? Какие-то итоги н-не сходятся?

Он сдвинул брови, ничего не ответив, буравя меня взглядом своих темных глаз.

- Н-недельный итог, да? - предположил я и почему-то глупо улыбнулся.

Он продолжал молчать некоторое время, крутя в руках дорогую ручку. Потом шумно выдул воздух изо рта, поняв, что не дождется от меня адекватного ответа, отбросил ручку, взял со стола перед собой бумаги и протянул мне.

Я сделал шаг вперед, дрожащими руками взял листы и посмотрел на них. Вдруг я истерически расхохотался, когда увидел, в чем дело.

- Мухи! - воскликнул я с неописуемым восторгом, продолжая хохотать. Начальник смотрел на меня крайне настороженно.

Я нарисовал мух в пятницу. В каждой графе итога. Вместо каждого итога у меня была нарисована огромная жирная муха.

- Как ты можешь это объяснить? - прервал начальник мой хохот.

Я улыбался, с ликованием глядя на мух в отчете:

- Я не знаю, - я пожал плечами, хихикнув.

- Мне кажется, тебе лучше взять больничный, - строго, но сочувственно и с каким-то даже испугом сказал начальник.

- Да, ха-ха! Вы правы.

Он вывел меня за дверь и велел пойти домой и отдохнуть. Пятничный отчет так и остался у меня в руках. Я прижимал его к груди на протяжении всего пути до дома, который я, не задумываясь, решил осуществить пешком. Периодически я начинал хохотать,  восклицал "Мухи!", смеялся так, что у меня текли слезы. Я пытался вспомнить, появились ли мухи у меня дома в пятницу или раньше или позже, но не мог. Все смешалось в один день. Я даже не уверен, что они там были, как я могу узнать, когда они появились? Возможно, их как не существовало, так и не существует.

Я дошел до дома через два часа, скинул отчет на пол, листы разлетелись по всей прихожей вместе с мухами на них. Разулся и прошел в комнату.

Мух было целое полчище. Они ползали по мебели и стенам, терли свои лапки друг о друга, вились в воздухе, соблюдая какую-то только им известную траекторию. В некоторых местах их было так много, что предметы превращались в шевелящуюся черноту, и невозможно было определить, что за ней. Я нашел телефон, на одной только трубке сидело штук тридцать мух. Набрав номер матери, я стал прислушиваться к гудкам, приглушаемым монотонным жужжанием сотен мух.

- Алло, - услышал я родной хриплый голос.

- Алло, мама? - зачем-то спросил я, мне хотелось убедиться, что это точно не девица из коммунальной службы.

- Сынок? Что это ты с работы звонишь? Случилось что-то?

- Я дома, я... меня отпустили, - мой взгляд вдруг наткнулся на комод, вернее на торчащую за ним стену. Она была целиком черной, не разобрать было, где плесень, а где кишащие мухи. Но в ней отчетливо различался провал. Дыра стала огромной.

Я повесил трубку. Подошел к комоду и схватился за него, не обращая внимания на шевелящихся под ладонями мух. Отодвинул его от дыры, открыв ее.

Она была почти с меня ростом и в два раза меня шире. Удушающий запах гнили и плесени извергался из нее вместе с ордами мух. Ничего нельзя было рассмотреть в этой кишащей черноте. Жужжание превратилось в громкое монотонное гудение. Я даже не сразу заметил, что телефон зазвонил.

Я стоял, глядя в эту дыру, сотни мух ползали по мне, путались в моих волосах, заползали в ноздри и уши, садились мне на веки. Я шагнул в дыру. Из-за оглушающего жужжания я перестал слышать трель телефона. Наверное, это была мама.

Я стал пробираться сквозь плотную стену вьющихся передо мной насекомых вперед, в темноту. Кожа и одежда моя покрывалась чем-то вязким и теплым, но я не мог увидеть, что это было, мухи мешали мне видеть что-либо. Я обернулся, увидев только слабое мерцание света за своей спиной. Я не прекращал шагать, пространство становилось все гуще, мне стало сложнее поднимать ноги, и я опустился на колени. Свет за моей спиной окончательно затянулся, я пополз. Жужжание было невыносимым, оно слилось в непрерываемую вибрацию, переместилось внутрь моей головы. Я ничего не видел, я только чувствовал тепло чего-то вязкого, покрывающего мое тело, и копошение мушиных тел. Вскоре ползти стало невозможно. Я не мог пошевелиться, пространство стало слишком густым. Я застыл, полностью покрытый чернотой и теплом.

Мне казалось, я превратился в куколку.