Тихий Александр : другие произведения.

Зачем я пошел в армию

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:
  
  
  
  "Необходимо дать солдату правильную мотивацию, хорошие условия, и веру, что он не просто теряет время в армии, а защищает свою страну, чтобы у солдата были все основания гордиться собой и своей службой".
  
  Офицер нероссийской армии.
  
  В предчувствии необратимого тухеса, надвигающегося на Украину в целом, и на любимую мной Одессу в частности, я принял важное решение: переехал на историческую Родину - Приднестровье. И тогда, конечно же, я не мог предположить всего того, что произойдет после.
  
  Небольшой ликбез по вопросу: Приднестровье - это где?
  
  Для того, чтобы понять где находится Приднестровье, нужно представить себе задницу. Нет нет, это еще не Приднестровье. А вот та тонкая разделительная линия посередине - это и есть Приднестровье. Да, так уж вышло, что оно занимает очень выгодное геостратегическое положение между Молдовой и всеми любимой Украиной.
  
  Итак, с местонахождением мы определились. Теперь можно ответить на вопрос: Приднестровье - это что?
  
  Это Приднестровская Молдавская Республика. Она же - ПМР. Тут без небольшого экскурса в историю никак не обойтись. Как-то проходил в этих краях граф Рымникский и по совместительству большой затейник и энтузиаст. И так ему тут понравилось, что он решил от безделья основать город - будущую столицу орденоносный град Тирасполь. А пока Тирасполь строили, граф между делом прогнал турок, взял несколько крепостей, да и просто образовал пару городков и поселений - в общем, типичный русский оккупант. Когда граф ушел, пришли другие затейники и занялись все тем же: гонением турков, возведением и развитием поселений, торговлей, ну понятно, в общем. Так вот, подытоживая вышесказанное, можно смело утверждать, что добрая половина городов и сел ПМР основана русскими, другая половина честно отобрана у турок, поляков, румын. С переменным успехом русские оккупанты строили заводы и фабрики, плотины, университеты, школы, больницы, не забывая при этом угнетать всякого рода интервентов.
  
  В таких вот мытарствах и дожили до правления меченого и сменившего его алкоголика. На тот момент население будущего Приднестровья состояло на две трети из русских, белорусов и украинцев, в остальном же, большую часть составляли молдаване, с небольшими примесями болгар, гагаузов, немцев и может еще какой не попавшей в статистику экзотики. Итак, по моему скромному разумению, земля добытая кровью русских людей, города, построенные их трудом, и обжитые как русским, так и коренным населением, их общие победы над захватчиками - если это по сути своей не Россия, то что? Поэтому меня коробит, когда очередной журналист с большой земли пишет статейку про дружественное России Приднестровье. Так и хочется сказать: "Эй, журналист, напиши лучше про дружественную России Калиниградскую область, или дружественную России Камчатку, или дружественный Дальний Восток...". К слову, из полумиллионного населения ПМР около двухсот тысяч являются гражданами Российской Федерации. Можно с большой уверенностью утверждать, что их было бы гораздо больше, введи Россия упрощенные условия для получения гражданства, но, ноу. Изначально же, численность жителей ПМР равнялась где-то семистам тысячам человек. За годы независимости и борьбы за выживание, численность населения сократилась почти на треть. Так что еще лет двадцать - и окончательное решение приднестровского вопроса наступит само собой...
  
  Теперь можно ответить на последний вопрос: Это Приднестровье - оно вообще зачем?
  
  Тут придется порассуждать о политике. Иначе - никак, да.
  
  Вскользь я уже упомянул, что благодаря трудам меченого и алкоголика СССР успешно развалился, а на его руинах повсеместно начали образовываться различные мини-республики квази-государства. Народонаселению таких республик доходчиво объяснили, что во всех их бедах, мнимых и не очень, виноваты русские оккупанты, которые, наплевав на экологию, понастроили всякой разной промышленности и другой инфраструктуры. Вот потому от всего этого и надо срочно избавляться, а в первую очередь - от русских оккупантов. Под лозунгами: "Чемодан! Вокзал! Россия!" повсеместно прошел парад сувернитетов, принеся долгожданный ветер перемен и свободу. Но коварные русские из-за врожденной вредности не везде захотели покидать свои города и земли, в том числе и в будущем Приднестровье. Более того, они даже отстаивали право говорить на русском языке - неслыханная наглость по тем временам. Тогда их решили немножко пострелять. Но русские, как и предупреждал Бисмарк, оказались настолько непредсказуемыми и коварными, что стали стрелять в ответ. Собственно так и началась война в Приднестровье, почему-то называемая конфликтом. Конечно, в масштабах второй мировой, все произошедшее войной назвать сложно. Но, по сравнению со второй мировой, любая война, случившая после - это так, заварушка местного разлива. С другой стороны, стреляющие и пожженные танки на улицах, БТРы, БМПшки и другая бронетехника, бомбардировки, минометные и пушечные обстрелы - это конфликт? Пьяная поножовщина - вот это конфликт, а в Приднестровье шла война со всеми ее "прелестями". Со стороны ПМР оборону держали гвардейцы, милиция и добровольцы: ополченцы да казаки. Отдельно надо сказать о военнослужащих 14й армии. В отличие от командования этой армии, не все военнослужащие могли спокойно наблюдать, как убивают русских, поэтому они также оказались в рядах добровольцев. Забегая вперед отмечу - это потом раструбят, что, мол для прекращения гражданской войны были введены подразделения 14й армии и принудили всех к миру. Подразделения 14й армии изначально там находились: в Бендерах, Тирасполе, Парканах... Ну да ладно. Когда же гвардия и ополчение ПМР выбили молдавских силовиков из Бендер, и вознамерились теснить их дальше, в сторону Кишинева, на зеленом БТРе приехал генерал Лебедь и с грозным видом сказал ставшую потом крылатой фразу:
  
  - А ежели какая пуля упадет на земле Приднестровской, то отобедаю я в Кишиневе, а отужинаю - в Бухаресте!
  
  Спросил ли его кто тогда: "А где ж ты раньше был сердешный, когда косяки пуль падали вместе с минами и снарядами?.." сейчас уже неизвестно. Но стрелять почти перестали. Для мирных людей это, в общем-то, самое главное. Генерал Лебедь фигура весьма противоречивая, но, как в таких случаях говорят aut bene aut nihil, поэтому про него я ничего более не скажу, кроме того, что в ПМР вспоминают о нем с уважением. Внезапно наступивший мир оказался настолько внезапным, что маленький кусочек ПМР оказался оторванным от границ самого Приднестровья, эдакая Калиниградская область в миниатюре. Не считая этого небольшого недоразумения, в целом все оказалось неплохо. А для того, чтобы война опять не началась, на пограничных дорогах и мостах организовали миротворческие посты.
  
  С тех пор жизнь в этом регионе стала носить обыденный и рутинный характер: не без помощи всеми любимой Украины, Молдова организовала экономическую блокаду ПМР; однако, сама оказалась крепко схваченной Россией за тестикулы, которыми для Молдовы является Приднестровье. Нежно сдавливая эти самые тестикулы Россия как бы предостерегает своих молдавских коллег от резких телодвижений, иначе ведь причинное место может совсем оторваться. Тут еще можно упомянуть и про газ, поставляемый ПМР с большой Родины, из России то бишь. Долг за все время своего бренного существования у Приднестровья накопился немалый - около 4,5 млрд. долларов. И при каждом удобном случае Молдове не устают напоминать, мол вы сильно там не того, а то ведь и платить придется. Сам факт возникновения долга вызывает немало вопросов: и население и предприятия ПМР газ оплачивают, но деньги, где деньги Зин? Откуда долг? Впрочем, власть предержащим задавать подобные вопросы уже давно считается моветоном, поэтому их никто и не задает. А все это время население дружественного России Приднестровья надеется и ждет, когда же, наконец, у руководства большой Родины хватит смелости признать ПМР своей частью, или хотя бы государственным субъектом. Не понимают они, что "независимое" Приднестровье никому не нужно: для РФ исчезнет рычаг давления на Молдову, а Молдова, оставшаяся без тестикул, побежит жаловаться на ущемление своих радужных прав в ЕС и просить защиты у НАТы.
  
  Ну и в завершение, о руководстве РФ, точнее об озвученной позиции руководства по поводу Приднестровья. Не так давно по этому поводу высказался зам. министра иностранных дел РФ Карасин: "Мы видим будущее Приднестровья в качестве особого района с особыми международно-признанными гарантиями в составе нейтрального молдавского государства...". После этого активно поползли слухи что Путинслил. Поэтому, для прояснения ситуации решили задать вопрос самому Владимиру Владимировичу. И он прояснил:
  
  "У нас после крушения Советского Союза осталось много проблемных точек. Одна из них - это, безусловно, Приднестровье. И только сам приднестровский народ, и люди, живущие в Приднестровье, может определить свою судьбу. А международное сообщество, в том числе и Россия, будут к этому выбору относиться с уважением".
  
  Ответил как настоящий президент. Кто-то может, ожидал, что он ответит немного по-другому, например:
  
  "Все мы прекрасно понимаем, что так называемое международное сообщество состоит из сборища циничных, двуличных государств, проводящих грабительскую и хищническую политику в отношении более слабых стран. И с нашей стороны будет наивно полагать, что это сообщество когда-либо отнесется с уважением к какому-либо независимому от него, невыгодному ему выбору. Мы также понимаем, что конечной целью политики этого сообщества в отношении России и ее союзников всегда являлось разрушение государственности, раздроблении страны на множество мелких марионеточных банановых республик с последующим их ограблением и выкачкой ресурсов. Уже трижды за последний век, когда мы ожидали уважения от международного сообщества, наше государство оказывалось на краю пропасти, на грани полного уничтожения. Именно поэтому, со всей ответственностью я хочу заявить: На уважение так называемого международного сообщества клали мы большой прибор с мультипликатором! Что же касается Приднестровского народа - то мне хорошо известно, как он выразил свое отношение на проводимых референдумах о вступлении в состав Российской Федерации. И я могу сказать однозначно: несомненно, это мнение будет нами учтено, и, исходя из него, будет строиться приоритет в нашей политике по отношению к Приднестровью".
  
  Но озвучит подобное не каждый президент. Может потому, как только это случится, западные партнеры, снимающие фильмы про коррумпированного кровавого тирана Михал Иваныча, захлебнутся собственной желчью в припадке праведного возмущения. А тогда политику не с кем проводить будет. А может и по другой причине, но пока так. А вообще в Приднестровье хорошо - два месяца зимы, полгода лета, и тихая провинциальная жизнь, как в Помпеях.
  
  Ну да ладно. Перебравшись на старое, но немного новое место обитания, мне, как потенциальному защитнику Родины, пришлось сразу же встать на воинский учет. Надо сказать, что в местном военкомате всегда радовались тем, кто к ним приходил, особенно если вставать на учет. Радость эта носила весьма меркантильный характер - прибывших по какому-либо делу, сразу отправляли на военные сборы, за что местный военком получал премию. Собственно это событие и определило ход развития всего последующего. Отбыв на военных сборах три месяца и поучаствовав в проведении миротворческой операции со стороны ВС ПМР, я познакомился с одним российским прапорщиком. Человек этот сразу произвел на меня хорошее впечатление: заступая старшим на миротворческий блок-пост, он разругался с начшатаба батальона и недвусмысленно дал понять, что ему глубоко индифферентно, чем мы будем заниматься на посту, лишь бы не будоражили его покой. В свободное ото сна время, прапорщик занимался ремонтом различного вида электроники, начиная от ноутов, планшетов, телевизоров и прочих гаджетов, заканчивая тапиком (квадратный армейский телефон без циферблата и прочих метросексуальных примочек) и восстановлением связи между постами. Ремонтировать прапорщик любил и умел, поэтому занимался этим даже в отпуске, давая объявление в газете. В общем, подобные люди всегда вызывали у меня уважение, и к их мнению я обычно прислушивался. Прислушался я к его мнению и спустя год, когда случайно встретил в городе. Разговорившись о том да сем, он спросил:
  
  - Чем занимаешься сейчас?
  
  - Да ничем... Вот думаю работу подыскать интересную...
  
  - Давай к нам, у нас интересно.
  
  Тут прапорщик рассказал последние сплетни о недавнем происшествии на посту.
  
  Случилось это утром, первого января. Личный состав, выходивший на смену, еще допивал свой кофе, как через пост пронесся пошарканный жигуленок. Пост находился прямо на мосту, поэтому только чудом водитель не влетел в бетонные блоки и никого не сбил. Особого внимания на него сразу никто не обратил. Через полчаса этот же водитель вновь промчался мимо, едва не зацепив постового. Ну, тут уже терпение постовых кончилось, и они стали поджидать лихача. Интуиция их не обманула, и скоро на горизонте в очередной раз замаячил бешеный жигуль. Кинув на дорогу спецсредство "ЕЖ", постовые с нетерпением стали ожидать встречи. Однако, водитель оказался из буйных, поэтому решил объехать препятствие прямо через постового. Данный маневр вынудил старшего поста применить спецсредство АКС-74. Вдогонку уезжающему жигулю выпустили короткую очередь по колесам. Одна из пуль отрекошетила от дороги, пробила гнилой кузов тарантаса, сиденье и попала водиле в живот. Это только в фильмах бывает, что из изрешеченной пулями машины, целый и невредимый выходит едва не испугавшийся герой. На самом деле немного по-другому. Благо, ранение оказалось не смертельным. За непохмелившимся бэятулом быстро приехала молдавская скорая помощь, и возила его по дорогам, пока он удачно не умер от потери крови. Да да, живой молдаванин для своих властей интереса не представлял, а вот благодаря его смерти появился отличный повод для организации протестов местных жителей и нагнетания истерии вокруг российского контингента. И никто уже не вникал, что невинно убиенный находившись в нетрезвом состоянии за рулем угнанной машины, чуть не покалечил миротворца. На пост приходилось заступать под неодобрительное улюлюканье и угрозы коренного народонаселения. Но, служба есть служба. Главное в этой непростой ситуации, как говорили отцы-командиры: "Если пост подожгут или еще чего - оружие не просношайте". Как выяснилось впоследствии, молдавские партнеры объявили стрелявшего в международный розыск по Интерполу, поэтому их российские коллеги спешно отправили военного на большую землю и спрятали в одной из бесчисленных воинских частей.
  
  "В общем - то, что надо!" - подумал я, и поинтересовался:
  
  - А меня к вам возьмут? Военника российского нет...
  
  - Возьмут. - хитро улыбнувшись сказал прапорщик.
  
  Еще немного потрещав ни о чем, мы разошлись. Твердо решив попробовать себя в стези воина-миротворца, я напросился на собеседование к комбату. Подождав несколько часов на КПП, потом еще часок возле кабинета, я таки встретился с командиром 82 мотострелкового. Высокий, худощавый и лысоватый подполковник оценивающе посмотрел на меня и сказал отойти подальше. Затем у нас состоялся разговор, обстоятельный и по существу:
  
  - В армию хочешь значит?
  
  - Ну да.
  
  - Чем до армии занимался?
  
  - Аудитом. - сказал я и подумал, что надо было как-то попроще. Но комбат человек все же образованный, поэтому понимающе кивнул и продолжил:
  
  - А здесь ты будешь заниматься не тем чем до этого. Здесь ты будешь маленькой, вонючей какашкой которой все будут помыкать. Ты понял?
  
  Происходящее мне сильно напомнило сцену из прочитанной когда-то книги "Черви", про американскую морскую пехоту. Но виду я не подал и ответил:
  
  - Понял. Готов. - хотя какой нормальный человек будет готов к какашечному обращению...
  
  - Иди в группу. Там разберутся.
  
  И я пошел в группу. В штабе ГРВ - группы российских войск, перед КПП стояла довольно внушительная очередь гражданских, навскидку человек тридцать. В основном молодые парни, с папочками и в ожидании. Внутренний голос подметил, что здесь явно что-то не так, и поэтому надо уходить. Но, укорив себя за малодушие, я твердо решил остаться. Часа через полтора меня, вместе с партией из десяти человек провели в какую-то каморку, посреди которой восседал товарищ подполковник:
  
  - Чет многовато вас. Давайте ПМРовские военники.
  
  Собрав документы, он принялся неторопливо изучать каждый, называя его владельца по фамилии. Дойдя до моего, он полистал его взад-вперед и вернул:
  
  - Не.
  
  Немного разочаровавшись, я все же с каким-то облегчением забрал военник и направился к выходу.
  
  - Хотя... подожди на улице, - сказал мне подпол вдогонку.
  
  Простоял я с час в раздумьях, зачем мне все это надо и надо ли вообще. И чем больше я думал, тем больше мне хотелось попасть в армию. Объяснить столь страстное желание я пока не мог, может, дело было в самооценке, опущенной ниже нуля столь бесцеремонным отказом. Наконец вышел подпол, неторопливо закурил и задумчиво посмотрел на меня.
  
  - А ты че здесь стоишь?
  
  - Вы сказали ждать.
  
  - Да?.. А че у тебя?
  
  Я протянул ему военник и добавил:
  
  - Образование есть, высшее.
  
  Подпол почесался, снова посмотрел на меня:
  
  - Иди, заполняй анкету.
  
  Ответив на много интересных и ненужных вопросов, я сдал анкету и спросил что дальше.
  
  - Щас будем проверять че ты тут понаписывал. Приходи через две недели за ответом.
  
  Я пришел через две недели, потом пришел еще два раза через неделю и еще раз через десять дней, а потом пришел ответ. Проверку я прошел, как и восемь человек писавших вместе со мной.
  
  - Ну че мужики, - деловито сказал подпол, - будем с вами работать. Теперь надо только лишь сдать физо, потом медкомиссию и вы в армии. Так, сегодня у нас вторник. В эту субботу прибываете в воинскую часть, скажете, что от меня, там для вас организуют сдачу нормативов.
  
  - Товарищ полковник, разрешите вопрос?
  
  - Разрешаю.
  
  - Может сначала медкомиссию, а потом физо?
  
  - Никак нет. Повторяю - физо, а потом медкомиссия.
  
  Лично мне было индифферентно, что в какой последовательности проходить и сдавать, но армейская логика слегка позабавила.
  
  В субботу, в указанный час, я прибыл в расположение части. По старой доброй традиции возле КПП стояла группа ожидающих парней в спортивных костюмах. Поперезнакомившись, я быстро выяснил, что некоторые из пришедших пытаются сдать физо не в первый раз: кто месяц, кто два. Будучи физически развитым и с детства испытывая любовь к спорту, я для себя особых проблем в прохождении этого этапа квеста "Как попасть в армию" не видел. Подождав часик на КПП, мы выяснили, что сегодня принимать нас никто не будет, и что надо прийти в следующую субботу. Я пришел в следующую субботу, потом еще раз через субботу, потом во вторник, и, наконец, в субботу, которая шла после вторника, у нас таки приняли физо.
  
  Дело осталось за малым - пройти медкомиссию. Данное действо осуществлялось в военном госпитале ВС РФ. Придя в приемную, я сказал кто я и зачем, мне в ответ дали список необходимых анализов и справок, которые нужно взять у врачей по месту жительства. В общем-то, ничего сверхъестественного. В таких случаях употребляют фразу: Ничто не предвещало беды...
  
  К решению нового этапа квеста я подошел наиболее рационально: сначала сдаю анализы, а пока придут результаты, я успею обойти всех врачей, и через недельку вся необходимая макулатура будет у меня на руках. Итак, пожертвовав немного своей драгоценной кровищи и других выделений для лабораторных исследований, я отправился в тур по врачам. Обратившись к неврологу, я узнал, что на учете у него я не состою, однако получить справку о нормальности и пригодности я тоже не могу, так как у меня нет медкнижки с пометкой участкового врача. "Не такая уж и проблема!" - решил я и направился к участковому. Участковый врач, судя по возрасту еще старой советской закалки, внимательно выслушал меня и заявил:
  
  - Я не могу поставить вам запись, а вдруг у вас действительно с нервами не все в порядке. Нужна справка от невролога, что вы на учете не состоите.
  
  - Так мне не дают такую справку, пока вы запись не сделаете в мед. книжке!
  
  - Ничем не могу помочь.
  
  - Сколько?
  
  - Что сколько?
  
  - Сколько денег?
  
  Участковый презрительно посмотрел на меня и сказал:
  
  - Мне работа дороже! Я вас первый раз вижу, не знаю, откуда вы к нам приехали, и вообще, вдруг вы больны всеми болезнями сразу!
  
  - Послушайте, уважаемый доктор врач! Ну как-то же другие люди получают отметку о нормальности?
  
  - Конечно получают! Сдают анализы, проходят плановые медосмотры, флюрографию.
  
  - Я вас понял.
  
  Через несколько дней я вернулся к участковому врачу с кипой анализов, и, получив взамен долгожданную запись, направился к неврологу. Молодая девушка-врач с интересом изучила мою мед. книжку, а затем сказала:
  
  - Я не могу вам выдать справку. Это к зав. отделением.
  
  - И где я могу его найти?
  
  - Он на больничном.
  
  - А кто-то же должен его замещать?
  
  - Конечно. Наталья Алексеевна. Она в отпуске.
  
  "Просто вагинец какой-то!" - подумал я.
  
  - И когда мне прийти?
  
  - Через неделю.
  
  Через неделю, с заведомой справкой я направился в военный госпиталь. Поворошив заметно потолстевшую мед. книжку и прилагающиеся к ней справки и анализы, милая женщина сообщила:
  
  - Все хорошо, только надо общий анализ крови и мочи пересдать.
  
  - Почему?
  
  - У них срок десять дней. А уже прошло больше двух недель.
  
  Дней через пять я вернулся с обновленными анализами, но никого в госпитале из нужных мне врачей не застал.
  
  - Где все люди? - поинтересовался я в приемном отделении.
  
  - Они уехали на выездную проверку в другой гарнизон.
  
  - А когда будут?
  
  - На следующей неделе.
  
  На следующей неделе начались выходные и майские праздники, поэтому попасть к нужным мне врачам, получилось еще через неделю. Пройдя с обходным листом тех же специалистов, но уже военного госпиталя, я снова вернулся к милой женщине, помогающей абитуриентам по вопросам мед. комиссии.
  
  - Все нормально. Только вам нужно заново взять справки у врачей по месту жительства.
  
  - С этими что не так?
  
  - Все так, просто они действительны месяц. А он уже прошел. И общий анализ крови и мочи пересдайте.
  
  И я заново начал обход. Участковые врачи задавали мне глупые вопросы типа: "Неужели там думают, что вы за месяц встанете на учет к наркологу?"; "Я же выдал вам справку, зачем еще одна?" и т.д. Я лишь пожимал плечами и говорил: "Военные, что с них взять?".
  
  И вот, я снова в военном госпитале, иду на заседание военной врачебной комиссии. Внимательно изучив мои бумажки и обходной лист, председатель комиссии сказал:
  
  - Все хорошо. Но обходной надо переделать, врач не в той графе расписался.
  
  - Может корректором замазать?
  
  - Вы что?! Это же официальный документ!
  
  Нет, мне уже не хотелось ругаться или кричать. Мне хотелось взять топор, и, как Челентано, колоть дрова. Много дров. Колоть, колоть и колоть...
  
  Переделывая обходной, я попутно сдал еще раз общий анализ крови и мочи, и наконец понял, почему подполковник строго определил, что вначале физо, а потом мед. комиссия.
  
  Наконец, я все же прошел ВВК и с кипой документов отправился в штаб ГРВ. Подпол-рекрутер с напускным интересом полистал мои бумажки, потом отложил в сторону и сказал:
  
  - Ну что, жди. Где-то через месяц тебе перезвонят.
  
  Только тот, кто искал работу, знает как много глубины и двусмысленности в этой фразе: "Мы вам перезвоним". Месяца через три, когда я уже всерьез обеспокоился заработком, мне позвонил подпол и спросил:
  
  - Ну че, в армию не передумал идти?
  
  Если честно - то передумал, но по неизвестной до сих пор мне причине, я сказал:
  
  - Нет, не передумал.
  
  - Отлично, приходи в понедельник в штаб.
  
  В понедельник в штабе собралось таких же, как я, парней, навскидку штук тридцать. Тот же подпол вербовщик встретил нас и рассадил в небольшой комнатушке. Поздравив всех с этим долгожданным событием, подпол объявил, что мы уже одной ногой в армии, осталось только сделать второй шаг. А заключался он в следующем: нужно по-быстрому смотаться в Брянск и обратно. Переживать не стоит, в Брянском областном военкомате о нас знают и уже ждут, все заранее обговорено. Вот только вчера по телефону обсуждали. Ну, так уж устроен этот мир, что для службы в Приднестровье нужно съездить в Брянск. Ах да, на всякий случай нужно захватить с собой по пять бутылок коньяка. С человека. Ну, мало ли что, а бутылка хорошего коньяка в армии решает многое. А в Брянске знают, что коньяк у нас хороший. В общем, как-то так. Мы разбились на группы, и первая партия из пяти человек, в том числе и я, через неделю отбыла в Брянск.
  
  Прибыв с утречка в брянский областной военкомат, я заметил, что нам там не то чтобы не обрадовались, но скажем так, нас там слегка не ждали. Вежливая тетечка нашла нам комнатушку для времяпровождения и сказала, что нужно немного побездельничать. Где-то минут через сорок пришел майор, сказал, что он военком и спросил, зачем пожаловали. Товарищу майору на пальцах объяснили, что мы приехали служить Родине из дальнего далека. Он обрадовался, и сказал что сейчас быстренько примет у нас ФИЗО, а потом мы пройдем медкомиссию, и если все нормально, то никаких проблем. Мне почему-то стало грустно, и захотелось показать майору топор Челентано. Мои товарищи, слегка ошалевшие от услышанного, все же собрались с силами и объяснили майору, что уже все сдано, и вообще, нам сказали, что все обговорено, а от нас требуется только предоставить документы и сфоткаться на военники. Военком ответил, что ему никто ничего не говорил и завис, а мы загрустили. Тут пришла другая тетечка, которая уже сталкивалась с призывниками из Приднестровья, и заверила нас, что все будет нормально, главное найти старого военкома. А затем заговорщически прищурилась и негромко так спросила:
  
  - Коньяк привезли? Ну, тогда точно все будет хорошо! Не переживайте.
  
  Через час появился старый военком. Увидев нас, он несказанно обрадовался:
  
  - Че ребята, из Приднестровья?
  
  - Так точно.
  
  - А где?
  
  Военкому указали на старый платяной шкаф советских времен, куда мы выложили заветное зелье. Распахнув дверцы шкафа, военком застыл. Глаза его блестели как у Али Бабы, впервые узревшего пещеру сокровищ. В целом же его реакция напомнила мне рефлексию Роки из Чип и Дейла: "СЫЫЫР!!!". И дело пошло. В течении дня мы бегали по военкомату, из одного здания в другое, из одного конца города в другой. Но в целом успели и справились. Такие мелочи как отсутствие внутренних паспортов, ИНН, военников и вообще всего, никого уже не интересовали. Оформив все бумажки и справки, мы с чувством выполненного долга собрались уезжать обратно. На прощание вежливая тетечка нас обрадовала:
  
  - Удачи ребята! Через месяц увидимся!
  
  - Это зачем это?
  
  - Ну как? Поедете от нас на курсы выживания.
  
  - Это че это, куда это?!
  
  Да да, на тот момент прохождение курсов выживания для недодавших долг Родине будущих солдат только вошло в обязательную программу, и парни, удивленные этой радостной новостью слегка загрустили. Я же грустил давно, поэтому данное известие особого эффекта на меня не оказало. Наслушавшись заверений, что все будет хорошо и переживать не о чем, мы поехали обратно.
  
  Итак, у меня в запасе оказался еще один месяц ожиданий, и я решил потратить его с пользой: начать подготовку к выживанию. Обратившись за информацией к интернетам, я узнал, что курсы выживания - это не просто так, это - нереально, невообразимо адское испытание за гранью человеческих возможностей, в ходе которого новобранцы или не выдерживают и с мыслью: "Член с ней, с этой армией!" покидают ряды этой армии, или становятся нереально адскими терминаторами. В теории. На практике, конечно же, как и все в нашей российской вооруженной армии оказалось немного иначе. Но тогда я этого не знал, поэтому решил, что даже для такого тренированного человека как я, описываемые трудности станут серьезным испытанием, поэтому надо подготовиться.
  
  Прошел месяц. Середина октября 2012 года выдалась даже по нашим южным меркам теплой и солнечной. Я сидел в майке и шортах во дворике, на ротанговой качели, ел сладкий белый виноград, сорванный тут же, и наслаждался жизнью. Зазвонил телефон. Уже знакомый голос товарища полковника предложил с послезавтрашнего дня начать отдавать долг Родине по контракту. И вот, через пару дней я уже оказался на железнодорожном вокзале города экскаваторостроителей Коврова. Тяжелые серые хмурые тучи быстро проплывали над моей головой, подгоняемые холодным пронизывающим ветром. На серый потрескавшийся асфальт падали мокрые хмурые хлопья снега. Позади меня остались серо-зеленые, суровые сосны. А впереди неспешно ходили по перрону хмурые люди. По неизвестной причине, курсы выживания проводились в Коврове, и, только ступив на его гостеприимную землю, мне уже стало как-то не по себе. Но я же подготовился ко всему, поэтому слабины не дал, духом не упал, а уверенно пошел навстречу ожидающим меня трудностям.
  
  Добравшись до нужной мне части, я попал на распределитель, и вместе с другими товарищами стал заниматься тем, на что в нашей вооруженной армии уходит как минимум треть всего времяпровождения - ждать. От скуки походил по казарме. Почитал настенные газеты. Именно из них я узнал, что Ковров в первую очередь город экскаваторостроителей, а потом уже все остальное. Потом я поспал, поел, потрещал с товарищами. Дело близилось к полуночи. Неожиданно началось какое-то движение, нас всех распределили, рассадили в автобусы-пазики, задернули шторы, и полчаса куда-то везли. Каково же было наше удивление, когда мы вышли из автобусов и увидели ту же воинскую часть. Высказывались самые разные предположения, в том числе и что нас специально возили по кругу, чтобы мы забыли дорогу, запутались и не могли никуда убежать. На самом же деле все оказалось намного проще: в Коврове и его окрестностях понастроили немало однотипных частей, отличающихся друг от друга только месторасположением: Пакино, Мулино, Членулино... Убив еще пару часов времени на какую-то фигню, нас отвели в казарму, где мы наконец смогли спокойно отбиться.
  
  Первая неделя курсов выживания носила адаптационный характер, так как форму нам не выдали, и мы ходили по гражданке. Распорядок дня был такой: подъем, зарядка, завтрак, отдых после завтрака, обед, сразу после обеда ФИЗО, плавно переходящее в ужин, после ужина - заслуженный отдых. Качество кормежки оставляло желать лучшего, особенно всякие котлеты и им подобное. Тут я даже проследил прямую зависимость - чем больше с утра оставалось недоеденного хлеба и каши, тем меньше попадалось мяса в обеденных котлетах. Окончательно я от них отказался, когда поделился этим изделием с собаками, постоянно дежурившими возле столовой. Животные радостно виляя хвостами обнюхали котлету, затем сочувствующе посмотрели на меня, и разочарованно отошли, даже не пробуя ее на вкус. Что же до ФИЗО, то оно носило необязательный характер, поэтому кто хотел - играл в футбол, волейбол и тому подобное, кто страдал фигней, кто еще чем похуже. Я же обитал на турниках, а в свободное время общался на различные темы с товарищами, впоследствии так постепенно со всеми и перезнакомившись. Именно тогда я и нашел несколько человек, разделявших мои взгляды на некоторые важные жизненные проблемы. Все началось с простого вопроса, заданного Женей Черным:
  
  - Поработал я в Европе немного, заметил одну общую для всех европейцев реакцию: не любят там русских, и побаиваются. С чего вдруг?
  
  Я хотел ответить Черному, как в анекдоте: "Бьют же не по паспорту, а по роже. Ты свою физию в зеркало видел?". Но, так как Черный в душе являлся настоящим русским человеком, хоть и далеко не славянской наружности, я сказал по-другому:
  
  - Ну это еще со времен войны пошло. Не любят нас там, так как наваляли им наши предки по самые помидоры. Война то шла не с Германией, а со всей объединенной Европой. Вот с тех пор осадочек то и остался.
  
  Сей известный факт вызвал у товарищей удивление, и они попросили рассказать подробнее. Увлечение историей не прошло даром. Я вспоминал множество различных фактов, которые мы с интересом обсуждали: промышленность Европы, работающую для нужд фашистов; военные поставки американских комплектующих и сырья в Германию, многочисленные дивизии СС, собранные из европейцев всех мастей и тому подобное. Так как времени у нас хватало, то вскоре мы добрались до обсуждения первой мировой и забытых подвигов русских солдат. Даже когда курсы выживания перешли в свою "интенсивную" фазу, мы продолжали дискуссии в экспромтном клубе любителей истории, продвигаясь все дальше и дальше вглубь веков: крымская война, война с Наполеоном, русско-турецкие войны, войны со Швецией, Польшей, времена монгольского ига. Вспоминая все это, я словно пропустил сквозь себя тяжелую долю тех пор, выпавшую на судьбы простых солдат. Может этому способствовало мое воображение, тогда мне казалось, что я, пусть и самую малость, но ощутил то, что чувствовали герои наших бесед. Проникся раздумьями Пересвета, сбрасывающего с себя доспехи перед боем с Челубеем - огромным, непобедимым поединщиком, выиграть у которого не было ни малейшей возможности. И посему оставалось только одно - дать его копью пронзить себя, удержавшись при этом в седле, чтобы получить только один шанс нанести удар, но повергнуть врага, пусть и ценой собственной жизни. Почувствовал непоколебимую стойкость суворовских солдат, сутками карабкающихся по альпийским утесам, готовых в любую минуту отбиться от засад и бросаться в атаку, снова и снова. Представил безнадежную решимость, с которой солдаты Карягина брали одну крепость за другой, беспрестанно отбиваясь от многотысячной армии персов. Будто из памяти возрождались образы наспех сформированной из новобранцев дивизии Неверовского, отступающей под безостановочным натиском французской кавалерии; оборона крепости Осовец, апогеем которой явилась несправедливо забытая "атака мертвецов" и множество других известных и не очень подвигов Великой Отечественной Войны. Все это помогало мне отвлечься от происходящего и скрасить курсы выживания.
  
  Отвлекаться кстати, приходилось от следующего: примерно через недельку комоды скрупулезно собрали размеры одежд со своих подчиненных, и на следующий день роте выделили форму в ассортименте. Однако же, когда дело дошло до персональной выдачи вещевки, процесс проходил по принципу: бери что дают. Мне, в общем то, повезло, и почти все кроме берц, более менее подошло. Да и берцы оказались всего на размер больше. А вот некоторым коротышкам с 38 параметром ноги достались боевые лапти 44-45го размера. Облачившись в форму, мы тут же заключили контракт с министерством обороны Родины. Сам контракт представлял собой один листик формата А4, на котором под словами: "обязуюсь выполнять все приказы" военнослужащие ставили свою подпись. Со своей стороны министерство обороны тоже обязалось, но что именно - особо не уточнялось. В общем - мы стали настоящими солдатами, со всеми вытекающими последствиями. Трудности и лишения службы поджидали нас на каждом шагу. Первое испытание случилось в столовой, когда оказалось что оставлять бушлаты в раздевалке без присмотра нельзя, так как разлетались они как горячие пирожки. Пострадавшим оказался Казачок - двадцатилетний парнишка, невесть как попавший в армию. При отборе он завалился на психологе, и пройти его смог только с четвертого раза, получив ответы на тесты. Не то чтобы Казачок оказался дурачок - он просто отставал в психо-эмоциональном развитии, и в свои двадцать обладал интеллектом подростка. А так то все нормально. Ну, разве что ростом он еще не вышел. Про таких обычно говорят: метр с шапкой. Конечно же, это совсем не так. С шапкой то он повыше. В общем, остался Казачок без бушлата. А дело к зиме. На предложения товарищей купить бушлат в чипке, Казачок глупо улыбался и говорил что денег у него нет. К слову, в местном чипке можно было купить практически все: начиная от разнообразной снеди, что нас собственно и спасало от истощения, и заканчивая амуницией: каски, брони, штык-ножи. Я бы не удивился, если бы мне там из-под полы предложили подержанный автомат. Возвращаясь к Казачку, можно отметить первое проявление солдатской солидарности в нашем воинском коллективе. Нет, денег ему никто не дал. Но сжалившись над товарищем, на небольшом совете решили провести операцию "Бушлат". Дождавшись, когда обедавшая перед нами рота в полном составе войдет в столовую, в раздевалку проникла ДРГ в количестве трех человек. Наученные горьким опытом, будущие контрабасы из других рот верхнюю одежду оставляли под надзором выделяемых для этих целей гвардейцев. Но для нашей ДРГ это оказалось не помехой. Разыграв перед скучающими охранниками-бакланами небольшую потасовку, они отвлекли их внимание. А тем временем неприметный Казачок быстро схватил первый попавшийся бушлат и растворился. В общем, все прошло как по маслу. Ну, разве что стыренный Казачком бушлат оказался ему великоват, раза в два, но то мелочи. Хотя можно добавить, что по странному стечению обстоятельств, Казачок при выдаче имущества получил берцы 45го размера. Как сейчас помню: идем мы колонной по дороге, прямо в лес. А за нами, чуть поодаль, Казачок в свисающем по колено бушлате, с собранными в гармошку рукавами, шкандыбает берцами, как в ластах по асфальту. Эдакий домовенок Кузя, прибившийся к солдатам.
  
  Кстати да, приодев роту по последней моде, ее стали регулярно привлекать на лесовые выходы. Представляло это действо из себя следующее: с утречка мы завтракали, набирали побольше хлеба с салом, уходили в лес за 5-10 км от части и там строили себе шалашики. В этих шалашиках мы просиживали полдня, жгли костры, а потом возвращались в часть. Чтобы мы не померли от голоду, нам почти всегда выдавали сухпай, качество которого можно оценить на твердую пятерку. Меня же это мероприятие устраивало вдвойне: гулять по лесу мне нравилось куда больше, чем изнывать от безделья в части.
  
  Именно в ковровских лесах я имел счастье наблюдать на практике, как буквально из ничего зарождается солдатская смекалка, проявляя себя чудесным образом во всех сферах полной тяжести и лишений жизни обычного рядового. Быстро сообразив, что в окрестных лесах не одни мы блуждаем между сосен, мы опытным путем установили, что если хорошо поискать, то можно найти временно пустующие шалашики других выживальщиков, в которых, ко всеобщей радости, нередко находились упрятанные припасы.
  
  Или, бывало, пробирается между сосен на танкодром какой-нибудь танк. Нет-нет, да и увязнет в грязюке, в изобилии водившейся на лесных тропах в период осенней распутицы. Мучает молодой мехвод свою машину, ревет танк, а выползти из грязевой ямы не может. И тут кто-то из сердобольных солдатиков говорит:
  
  - А давайте ему бревна между траков засунем!
  
  Видел бы кто, с каким энтузиазмом и слаженностью будущие контрабасы схватили поваленные осины и бросились к застрявшему танку. Испуганный взгляд высунувшегося мехвода красноречиво говорил, о понимании того, что если он не выедет прямо сейчас, то с бревнами в траках он встрянет уже окончательно и надолго. Яростно взревев, танк крутанулся и, разбрызгивая во все стороны ошметки грязи, выбрался из ловушки. Контрабасы разочаровано побросали бревна, и пошли своей дорогой.
  
  Не знаю почему, но эта сцена тронула меня за душу, и в тот момент у меня родился небольшой экспромт:
  
  Чтобы ты знал товарищ!
  Чтобы знали твои друзья!
  Русский танк и красный борщ -
  Это мощь!
  Остальное все так - фигня!
  
  Но основным развлечением нам служил стихийный базар, возникавший во время обеда, когда оголодавшие воины распаковывали сухпай и меняли одни ништяки на другие, яростно торгуясь за каждую мелочь, доказывая, почему яблочное повидло и жвачка достойны обмену на консерву колбасного фарша. Особым почитателем повидла оказался Казачок, любивший все сладкое, и охотно менявший на него мясную снедь. Решив подшутить над ним, мы переклеили этикетку от яблочного пюре на консервированное сало, надо сказать, что их упаковки ничем не отличались, и успешно втюхали его Казачку под видом лакомого десерта. Искреннее и полное неподдельной скорби разочарование Казачка от вида вскрытой им упаковки на весь оставшийся день зарядило нас весельем. Хотя у меня на душе остался неприятный осадок - я все не мог отделаться от мысли, что обманул ребенка...
  
  Чем меньше времени оставалось до финального этапа курсов выживания, тем больше наваливалось на нас всяких трудностей и лишений. Так, проинспектировав казарму, в которой уже как недели три размещалась рота, высшее начальство решило, что она не годна для проживания, поэтому роту переселили на полигон. Жилое помещение там рассчитывалось изначально человек на двадцать, но проявив чудеса военной смекалки и сообразительности, отцы командиры все ж таки смогли разместить в нем почти полторы сотни рыл. Как говорится, в тесноте, да без сортиров. Справлять нужду бегали на улицу в специально возведенный для этих целей нужник. Правда, по некоторым причинам не все успевали добегать, поэтому, когда темнело, в целях санитарной безопасности, передвигаться приходилось только по протоптанным дорожкам. С умывальниками оказалось чуть получше - три из четырех работали почти исправно: в них мы и стирались, и купались, и сразу закалялись, так как горячая вода текла только из чайника. Те же, кто хотел побаловать себя - раз в субботу могли пройтись вечерком 10 км до части, там искупаться в солдатской бане, и потом обратно. Кстати, нет более надежного способа заболеть, чем пройтись зимним вечером после бани через лес. Поставленные перед выбором: не купаться или болеть, контрабасы, как настоящие русские воины, выбирали оба варианта. А так как условия проживания оказались идеальными для распространения всякой заразы, то в той или иной степени позаболевала почти половина роты.
  
  Перед финальным лесовым выходом командир части собрал личный состав и сказал, как он не рад нас всех видеть, что часть вообще - учебка, фигли мы сюда в таком количестве понаехали. Обеспечить нас спальниками они не могут, палатки вообще не предусмотрены, поэтому мы должны понимать, все будет как в поговорке: "Кошка бросила котят, пусть совершают половые сношения как хотят". Но так как командиры тоже люди, то никто не будет против, если мы за свой счет купим себе спальники и все остальное. Что собственно мы и сделали. Правда, денег у нас тоже не особо водилось, поэтому мы сбросились на палатку, полагая, что в остальном как-нибудь разберемся.
  
  И вот, наступил час Хэ. С утра пораньше мы собрались, долго и бессмысленно ходили. Потом всем раздали оружие разной степени годности и состояния: у кого-то отсутствовал боек на затворе, у кого-то свободно болтался курок, кто-то получил новенький АК еще в смазке, у кого-то он оказался весьма подержанным. Особо порадовал меня обрубок штык-ножа, обмотанный скотчем, на котором собственно этот обрубок и держался в ножнах. Хотя, для человека бывалого в этом нет ничего удивительного - без преувеличения можно сказать, что один из столпов, на котором держится наша армия - это, несомненно, скотч. Итак, вооружившись и экипировавшись, мы построились и снова пошли. Потом погрузились и поехали, потом разгрузились и снова пошли. Уже в лес. Шли по лесу, ведомые комбатом и начштаба, которые по навигатору пытались понять, где находится заданное место лагеря. Наконец, мы пришли и стали обустраиваться. Заготовив дров для костра, наша группа разбила палатку, разложила спальники, которые все ж таки выдали, и расслабилась.
  
  В общем, финальный лессовой выход ничем особенным не отличался от других походов в лес, за исключением того, что при раздаче сухпайков, кое-кто оставался без оного. С утра рота уходила из лагеря, оставляя несколько охранников, ближе к вечеру возвращалась. Где-то на третий день приехала какая-то проверка и постановила: все палатки изъять, ибо выживать солдаты должны исключительно за счет смекалки! Нашу палатку спасти не удалось, поэтому мы, на ночь глядя, спешно соорудили шалашик из РХБЗ резины и ельника. Новое жилище получилось отстойное, но хоть защищало от снега и ветра. Через пять дней, спозаранку, мы собрались, быстро уничтожили следы нашего пребывания, и, подождав неизвестно чего до обеда, выдвинулись обратно. По дороге народ выбрасывал из вещмешков весь лишний груз: котелки, перчатки, лопатки и прочую мелочь. Пока мы добирались до пункта сбора, отсыревшие берцы, пропускали в себя таявший на них снег, и, в конечном итоге, наполнились водой, весело хлюпавшей при каждом шаге. И вот, наконец, мы прибыли. Место сбора представляло из себя большую открытую площадку, продуваемую со всех сторон леденящим ветром. Где-то через полчаса ожиданий, стало понятно: еще немного, и мы натурально окоченеем, если ничего не предпринять. Вскоре повсеместно стали разгораться большие костры, вокруг которых, столпившись по двадцать-тридцать человек, контрабасы отогревали замерзшие ноги, засовывая их прямо в благодатное пламя. Часа через три приехал "Урал". На робкие возгласы возмущения, мол одной машины маловато для сотни рыл, отцы командиры ответили кратко: "Кто не вместится - будет ждать следующего". На тот момент каждый уже уяснил: можно ведь и не дождаться, поэтому в "Урал" поместились все. Как это получилось - отдельный разговор, лично на мне сидело три человека. Но, в общем, с горем пополам мы добрались. Надо сказать, что после недели в лесу, полигонная казарма показалась весьма комфортабельными апартаментами и все пребывали в эйфории. Немалая часть выживших решила известным способом повысить градус этой самой эйфории, плавно переводя себя в состояние катарсиса. Все бы ничего, да кто-то настучал о происходящем, и на полигон, как стервятники, учуявшие падаль, слетелись отцы-командиры. Проведя экспресс-тест на алкоголь, из всей толпы пьяных рыл выбрали человек десять, в том числе и меня. Гневно ругаясь матерными словами, нам обрисовали предстоящие перспективы позорного отчисления с курсов. Особенно мне запомнилась речь капитана с говорящей фамилией то ли Смердный, то ли Смердов:
  
  - Че вы сюда все приперлись? Че там, на гражданке вирус патриотизма свирепствует? Ниче, мы вас всех вылечим!
  
  Как выяснилось впоследствии, капитан оказался прав: действительно, ничто так хорошо не излечивает от патриотизма, как служба в армии. Но тогда я этого еще не знал, и просто наслаждался гневным монологом. Капитан долго еще разорялся, неся какой-то бред про измену Родине, начинающуюся с неподшитого подворотничка, про то, где мы все раньше шлялись и тому подобное. Слова его сопровождались истерическими выкриками и хрипом. И чем больше капитан говорил, тем громче становился его ор и хрип. В какой-то момент я стал ожидать, что он в припадке ярости упадет на землю и захлебнется исходящей от злобы слюной. Но обошлось. Капитан устал, а нас посадили в "Урал" и повезли на экспертизу к наркологу.
  
  О чем я думал, трясясь в темном кузове зимней ночью? Да ни о чем. Я устал и пытался уснуть. Через полчаса мы приехали к наркологу. До экспертизы добралось человек шесть, остальные по дороге смогли убедить сопровождающего нас ротного, что они трезвы как стеклышко, и во всей предстоящей процедуре им участвовать нет никакого смысла. Пока оставшиеся решали, кто пойдет первым, я решительно шагнул вперед. За дверью меня ждал интеллигентного вида пожилой врач с заинтересованным выражением лица.
  
  - Добрый вечер!
  
  - Да я б не сказал...
  
  - Ладно. Приступим.
  
  Я походил по прямой, несколько раз дотронулся до кончика носа из различных положений, постоял на одной ноге, на другой ноге. Потом мне предложили дунуть в прибор. Я набрал полные легкие и дунул. Прибор помигал и высветил 0,00. Наверное, доктор врач ожидал увидеть что-то другое, выражение лица у него стало равнодушно-безразличным. Достав какую-то анкету, он начал ее заполнять.
  
  - Когда вы в последний раз пили?
  
  - Лет десять назад.
  
  - Так, десять дней назад...
  
  - Десять лет назад. - поправил я.
  
  Глаза врача засветились, он снял очки и удивленно уставился на меня. Да, так уж вышло, что алкоголь мне не друг, и совсем не коллега. Этот факт всегда вызывал ко мне подозрение со стороны товарищей. Кто-то думал, что я стукач, ходили слухи, что я глубоко верующий сектант, также имела место версия, будто от выпивки мне сносит башню, и я становлюсь безумным. Не пью же я по той простой причине, что состояние опьянения не доставляет мне удовольствия, а похмелье всегда дает о себе знать.
  
  - А откуда вы?
  
  - Из Приднестровья.
  
  - А где это?
  
  - Как вам сказать...
  
  - Да не важно. Я примерно догадался. - врач взял мой военник, и медленно листая его, о чем-то глубоко задумался. В какой-то момент мне показалось, будто он всерьез размышляет о том, а не бросить ли все и махнуть в Приднестровье.
  
  - Высшее образование у вас смотрю. - прервал свое молчание врач. - Не пьете. А зачем вы вообще пошли в армию?
  
  Вопрос застал меня врасплох. Если бы я знал тогда, сколько раз мне будут его задавать, то наверняка задумался бы всерьез. Но я не знал, и ответил:
  
  - Почему бы и нет?
  
  - Ну ну...
  
  Врач пожелал мне удачи и позвал следующего.
  
  Около часа ночи мы вернулись обратно. Тех бойцов, у кого выхлопы не прошли экотестер, заставили писать объяснительные. Товарищи не растерялись и доступно пояснили, что всему виной холодная погода, от которой они и позаболевали кашлем, насморком и прочей чахоткой. А так как лекарств в округе, окромя настойки боярышника, совсем не водится, то только ей родимой и приходилось лечиться. Отсюда вот и последствия. Для придания особой убедительности своим словам, больные приложили подтверждающие документы номиналом 500 Р. В общем, всем поверили на слово и отпустили восвояси. На том собственно курсы выживания и закончились. Через пару дней я, в грязной засаленной форме, провонявшейся кострами, вместе с такими же товарищами, отправился участвовать в миротворческой операции в родные края.
  
  По прибытии в воинскую часть 13666, где мне предстояло нести службу, весь ковровский контингент тут же выгнали в отпуск. Тогда я еще не знал, что указанное мероприятие проделывают со всеми новоприбывшими, чтобы у них быстрее закончился трехмесячный испытательный срок, в период которого можно оперативно уволиться из рядов ВС МО РФ. Пока же радостный, с высоким боевым духом, новобранец, накопивший сил после отпуска, вникнет в суть происходящего в в/ч 13666, льготный срок для быстрого увольнения закончится, и потом уже хрен там, а не уволиться. Но тогда этого никто не знал, и отдых оказался весьма кстати. А после начались служивые будни.
  
  Суть службы в миротворческом контингенте состояла в следующем: на ключевых дорогах в установленной зоне безопасности устроили блок-посты, на которые личный состав обычно заступал на трое суток. Основной задачей на блок-постах являлось недопущение проникновения всего. Но только подозрительного. И полномочиями миротворцы на посту обладали чуть менее чем у президента. По идее. На практике происходило немного другое.
  
  На заре миротворческой деятельности, как рассказывали ветераны, действительно тормозили всех. Особенному досмотру подлежал всевозможный грузовой транспорт. В ту пору на посты заступали еще срочники, и именно они догадались за упрощенную процедуру досмотра не отказываться от людской благодарности. Потом срочников убрали. Но люди настойчиво продолжали благодарить постовых, вырабатывая у последних условный рефлекс. Не известно, по какой именно причине, но через какое-то время упрощенную процедуру досмотра, основанную на людской благодарности, вышестоящее командование жестко искоренило. Рефлекс у постовых быстро сошел на нет, и соответственно, пропал и сам смысл досмотра. Так, лишь по старой привычке да со скуки, постовые иногда тормозили машины. Люди же, лишенные возможности свершать добрые дела, быстро очерствели, и стали игнорировать миротворцев, порой, совсем не замечая подаваемые ими знаки на остановку для досмотра. Миротворцы также ожесточились, и начали то ежа под колеса кидать, то палить почем зря. Но, все сугубо по инструкции и согласно полномочиям. Правда и это действо продолжалось недолго. Пробили миротворцы как-то раз очередной машине колеса. А водителем оказался человек не простой, а мурчащий по жизни. В общем, слово за слово, но донес пострадавший водитель до военных, че они в натуре не правы. Дал им три дня на устранение вины, обрисовав вкратце возможное развитие ситуации по негативному сценарию. Погорюнили миротворцы, а делать нечего: скинулись всем постом на ремонт машины, и ушли восвояси, намотав себе на ус. В общем, после того, как человек мурчащий слегка нагнул военных, те и вовсе перестали обращать на машины всякое внимание. Служба на постах свелась к тому, чтобы просто отстоять четырех часовую смену, обозначив свое присутствие. Правда, скучающие лица постовых раздражали отцов-командиров. Поэтому, последние придумали следующую забаву: если через пост проезжала машина с символикой "МС" или спецномерами, то, о ее проезде тут же докладывали оперативному дежурному, фишкуя при этом товарищам. Все это действо сопровождалось криком:
  
  - Эмэска!
  
  Дежурному от этой информации, как правило, не было никакого толку. Зато солдаты заняты: просношал комбата или командира части - после поста в наряд вне очереди. Хотя, так как людей постоянно не хватало, часть личного состава обычно и так после постов заступала во внутренний наряд.
  
  Сами же посты представляли собой старые гнилые бытовки, в которых ютилось обычно семь-восемь человек, свора собак, пара кошек и выводок мышей, убогие окопы возле дороги, такой же БТР-70, для огневого прикрытия, и бетонные блоки по периметру. Правда, посты, за которые отвечали приднестровцы, все же оборудовались новыми, с признаками спартанского комфорта вагончиками.
  
  Как я уже отметил выше, времяпровождение на большинстве постов сводилось к унылому простаиванию своей вахты и наблюдению за дорогой: не едет ли ненароком ЭМЭСка. Тем не менее, пара постов находилась вдали от цивилизации, на берегу седого Днестра. Как правило, заступая туда, личный состав мог нести службу ни на что не отвлекаясь: спать, прокачивать танки, ловить рыбу, и тому подобное, надеясь, если вдруг какой ахтунг - товарищи с соседних постов оперативно фишканут. Изредка конечно случались и непредвиденные происшествия: то какой-нибудь утырок на полной скорости въедет в бетонный блок, а тот, отлетит и раскурочит вагончик, разбудив отдыхающую смену, то пост поднимут по боевой тревоге, то местные собаки подерутся. Существовал между постами и особый вид связи. Так, если приспичит, миротворцы тормозили машину и просили отвезти на следующий пост передачу. Заступит, например солдат на трое суток, а у него день рожденье как раз. Ну, товарищи с соседних постов не забудут, поздравят конечно. Свяжутся по тапику:
  
  - Братан, мы тебе тортик киевский на синей мазде передали. Минут через пять подъедет. От души братан, всего тебе хорошего!
  
  - Спасибо пацаны! Приятно и неожиданно!
  
  - Да ты че, мы ж одна семья! Мы такие вещи помним.
  
  Приедет синяя мазда, передаст тортик. Радостный именинник позовет товарищей чай пить. Откроет коробку, а там говно насрано.
  
  Да, армейский юмор настолько незамысловатый, насколько и специфичный. Причем, попав в эту среду, волей неволей начинаешь с подобных шуток ухахатываться.
  
  Помимо постов миротворцы заступали еще в группу оперативного реагирования - ГОР военной комендатуры. Специфика службы заключалась в том, что нести тяготы и лишения приходилось в одном здании совместно с молдавскими полицейскими, у которых там находилась основная база, и с приднестровскими милиционерами - эдакий воплощенный в реальности принцип кота Леопольда: "Ребята! Давайте служить дружно!". Хотя эта солянка немного и напрягала, самым неприятным фактором военной комендатуры являлся военный комендант, причем именно тогда, когда он являлся. Пока же он отсутствовал, все шло своим чередом тихо и спокойно, без происшествий как говорится. По прибытию же, комендант сразу начинал вникать в то, чем занимается личный состав, и не надо ли его лишний раз проверить на предмет готовности к боевой тревоге. Все начиналось со встречи: пока комендант паркуется, дежуривший на улице солдат немедленно докладывает постовому внутри комендатуры о прибытии Его Начальничества, затем подгадывает момент, и, делая три образцовых строевых шага, приближается к коменданту. Затем докладывается, мол, происшествий не случилось, разве что лопата сломалась и все в таком духе. Такую же встречу устраивают коменданту при входе в здание, потом Его Начальничество таким же образом встречает старший ГОР. Если встреча проходила согласно протокола, то довольный комендант удалялся в свои палаты. Если же нет - то всяко случалось. Как показывает практика, способов угнетать личный состав офицеры вооруженной российской армии знают много. В общем и целом же, характер времяпровождения в комендатуре от блок-постов не сильно отличался, но иногда и там кое-чего происходило.
  
  Как обычно, погрузившись в "Урал", мы ожидали выезда на ротацию. Кто-то втыкал в смартофон, кто-то, как всегда, говорил ни о чем. Тут вдруг Старый заметил вслух:
  
  - Че-та Тихий сегодня какой-то ненормально тихий.
  
  Все замолчали и уставились на меня. Не знаю почему, но я ответил:
  
  - Да сон нехороший приснился...
  
  И тут же понял, что надо было промолчать, но уже поздно.
  
  - А ну, а ну - давай рассказывай! Тихо все! Тихий рассказывает!
  
  - Да ниче такого... - немного смутившись всеобщим вниманием, начал я, - Короче сижу я на первом посту, тут выходит полицай из дежурки, смотрит на меня, а потом достает пистолет из кобуры, и взводит. Ну, я, не долго думая, прикрываясь партой подскакиваю, и кидаюсь на полицая. Мы падаем, я хватаю его за пистолет, боремся, и тут раздается выстрел. Короче, полицай сам в себя случайно попал. Я забираю пистолет, встаю. Тут на шум из дежурки выбегают еще трое полицаев. И видят картину: стою я с пестиком, а возле меня валяется их комрад в кровищи...
  
  - Ну а ты че?
  
  - Да ниче. Пока они оружие доставали, я их замочил. Выбегаю на улицу, а там - патрульный навстречу несется. Ну, я и его положил. В общем как понял, что пятерых человек за пару минут угрохал, аж проснулся. Сердце колотится, одышка... Короче, не очень сон...
  
  В кузове "Урала" повисло непривычное молчание. Все с каким-то недоумением и напряжением смотрели на меня.
  
  - Сон такой. Бывает... - как бы оправдываясь, повторил я.
  
  - Да, бывает... - ответил Старый.
  
  Дениска, сидевший возле Старого, наклонился, и прошептал ему на ухо, так, чтоб все слышали, сказал:
  
  - Старый, ну его на член! Когда приедем, надо у Тихого незаметно затвор из трахтомата вытащить...
  
  Ротация прошла рутинно, и как говорится, без происшествий. Служба началась так же буднично, не считая небольшого нюанса: меняясь с постов, мы вместо отдыхающей смены заступали в рабочую бригаду по ремонту комендантской казармы, в которой сами же и проживали. Во время последнего своего визита в наше служебное помещение, коменданту не понравилось его морально-психологическое состояние, и он поставил боевую задачу: отремонтировать все что ремонтируется, побелить все что белится, покрасить все что красится и т.д. и т.п. Причем за наш счет. Но к этому уже почти все привыкли.
  
  В полночь, когда я, пребывал в расслабленном состоянии, в смысле бдительно нес службу на своем посту, входная дверь резко распахнулась, и появившаяся в проеме голова дежурившего на улице товарища прокричала:
  
  - Alarm! Der Kommandant eingetroffen!
  
  Прибытие коменданта в столь поздний час могло означать только ничего хорошего. Подозрения вскоре подтвердились: словно перепутав ночь с утром, один за другим стали приходить и полицейские с озабоченным выражением лиц. "Видимо, что-то случилось!" - подумал я, не сводя глаз с дежурной комнаты, в которой вновь прибывшие наверняка получали оружие. Вскоре меня сменил напарник, поинтересовавшись как у самого осведомленного:
  
  - Тихий, шо за кипишь нездоровый?
  
  - Я сношаю?.. - ответил я и ушел.
  
  Дверь в казарму открыл экипированный и вооруженный до зубов дневальный, что само по себе являлось признаком нездорового фэншуя. Не успел я зайти, как меня, со стволом наперевес, встретил старший ГОР, сержант Пиф:
  
  - Экипируйся, вооружайся и ложись спать, пока есть возможность.
  
  Атмосфера нездорового фэншуя царила повсюду: в углу казармы, как морские котики, на сдвинутых кроватях развалились сменившиеся с постов товарищи, в броне и с автоматами. Посреди комнаты, на расстеленных газетах стояла стремянка и банки с краской. Другая часть комнаты еще подсыхала, слегка пованивая растворителем.
  
  Выдавая мне оружие, Старый не смог удержаться от наставлений:
  
  - Тихий, только не надо никого валить! Без команды...
  
  - А че случилось то?
  
  - Я сношаю? Война по ходу начинается.
  
  - Понятно. Пойду, посплю.
  
  Извертевшись около получаса в поисках наиболее удобного положения, я наконец уснул. Как это всегда бывает - отдыхающая смена пролетела в одно мгновение. Разбудил меня сонный дневальный, что-то невнятно бормоча себе под нос. Немного придя в себя, я пошел менять напарника.
  
  - Тихий млять! - из сумрака окликнул меня Старый, - куда ты со стволом поперся?!
  
  - Так война же...
  
  - Какая на член война? Снимай всю дрочь и иди куда шел!
  
  Я высказал несколько пространных соображений: "На пуркуа экипироваться и вооружаться, находясь в защищенной казарме, если на пост, кишащий полицаями с пестиками, я выхожу без оружия?". Ко мне подошел Пиф, и грустно глядя в глаза, поделился жизненной мудростью:
  
  - Самые большие проблемы в армии у солдата возникают тогда, когда он начинает думать. Приказ коменданта: на пост выходить без оружия, в казарме сидеть с оружием. И пока ты в армии - не надо думать, иначе сойдешь с ума...
  
  - И кидаться партами ни в кого не надо! И пистолеты ни у кого не забирай! - твердил мне в след Старый.
  
  Придя на пост, я растормошил спящего Голубя и отправил его отдыхать. "Раз птицын спал - значит все нормализовалось" - рассудил я, и, устроившись поудобнее, начал нести службу, ни на что не отвлекаясь.
  
  Утром, из сообщений новостной службы ОБС и других телевизорных передач, я узнал, что же именно произошло:
  
  В Задрищенском районе села Распупены приднестровцы установили то ли таможенную, то ли пограничную будку со всеми вытекающими. Как только это случилось, жители Распупен резко ощутили ущемление своих прав, свобод и много еще чего, поэтому собрались возле будки и путем народного вече стали решать, как дальше быть: то ли сжечь будку, то ли выбросить ее в мутные воды седого Днестра. Просматривая телевизорный репортаж с места событий, я отметил, что довольно много полицейских из комендатуры оказались коренными распупенцами. Остальные жители Распупен, все как на подбор, были, судя по всему, спортсменами - лысые, здоровые мужики в спортивных костюмах. В общем, пока распупенцы решали, что да как, приплыл приднестровский спецназ и своим присутствием добавил неопределенности и многозадачности в сложившуюся ситуацию. Примерно в это же время, в комендатуру стали прибывать полицейские, нешуточно переживающие за своих товарищей из Распупен. Как оказалось, приднестровские силовики добавили многозадачности и возле самой комендатуры, оцепив ее по периметру, и как бы намекая. Наверное, именно так и начинаются вооруженные конфликты - смотря телевизорную версию случившегося, меня посетила мысль, что если бы кто-то кинул возле распупенцев петарду, то народное вече в один миг превратилось бы экшн из разряда: мирные демонстранты расстреливают стреляющих по мирным демонстрантам. Так как все это действо происходило неподалеку от миротворческого поста, то ГОР комендатуры, в таких случаях, должен оперативно реагировать. По идее.
  
  С криками: "Я за руль не сяду! Не сяду я!" водитель "Урала", кое-как объяснил, что водить его он не умеет, а в состав ГОРа водителем его поставили от балды. В дополнение, у оперативного БТРа один двигатель все никак не заводился, потому что двигатели столько не живут. Да и вообще...
  
  Но, к счастью, оперативно реагировать не пришлось. Находясь в двойном оцеплении мы могли не переживать: если полицейские нас постреляют, то приднестровцы им отомстят. А раз так - то можно смело заканчивать ремонт казармы. Чем мы и занимались до ротации...
  
  Погрузившись в "Урал", мы ждали Пифа, сдающего постовые ведомости коменданту. Старый долго смотрел на меня, затем не выдержал:
  
  - Тихий!
  
  - Че?
  
  - Ну тебя на хрен с твоими снами!
  
  - Согласен...
  
  Трехсуточное дежурство заканчивалось ротацией, и с обеда до утра следующего дня личный состав обычно распускали по домам. На следующий день часть роты заступала во внутренний наряд, другая часть привлекалась к различным хозработам. Половина дня, перед следующей ротацией, также загружалась различными мероприятиями. А затем рота снова заступала на трое суток. Через пару месяцев я стал поднимать вопрос: Когда у меня будет выходной? На что отцы командиры удивленно на меня посмотрели и ответили:
  
  - Ты че, очленел? Ты после ротации отдыхал полдня? Вот спасибо и скажи.
  
  Да, такая вот членота баранья называлась выходным. Позже мне объяснили, что служба в миротворческом контингенте, сокращенно МС - это еще шара. Вот когда батальон переведут в Тирасполь, вот там начнется настоящий мрак. Год спустя от такой шары у меня потихоньку поехала кукушка. Но я решил не сдаваться, и держаться до последнего.
  
  Пришло время ротации батальонов: один заступил в миротворческий контингент, другой - на службу в ГРВ - типа оперативную группу российских войск. Служба в ГРВ качественно отличалась от шары в МС следующим образом: к шести утра личный состав прибывал на зарядку, потом занятия, сводившиеся к разнообразным хозработам, основу которых составляла уборка мусора, щипание травы, побелка, покраска, попилка, копалка, курилка и т.д. и т.п. до двух часов дня. С двух до четырех солдатам предоставлялось личное время на обед. Вечером - заступление в суточный наряд. Под конец следующего дня наряд менялся, и, - на тебе отдых, аж до шести часов утра. И так каждый день. Целый год. Выходной, правда, немного отличался от других дней недели - просто физо до полудня, а потом до четырех вечера можно отдыхать. Физо конечно носило формальный характер - никто загонять себя в гроб не спешил. Но сам факт того, что нужно в пять утра ломиться на нахрен ни кому не нужное занятие, напрягал сурово. Конечно же, у некоторых слабаков сдавали нервы.
  
  Обычно, вновь прибывшим, добрые люди тут же объясняли, что их ожидает. Как показывает статистика, две трети новобранцев думают поначалу, что их просто наобманывают, рассказывая всякие небылицы и страшилки. Но находились и другие. Прислали к нам как-то с большой воронежской земли сержанта Кураша. Тот, не будь дураком, послужил пару месяцев и сказал:
  
  - Ну на член такую службу! Увольняюсь!
  
  Курашу ответили:
  
  - Какая проблема?! Пиши рапорт - через месяц уволим!
  
  Сказано - да хрен сделано. Это ж армия. Через месяца полтора Кураш снова поднял данный вопрос. Его заверили, мол, все будет нормально, надо только подождать. Прошел еще месяц. Кураш занервничал. Оказалось, что рапорт потерялся, нужно написать еще раз. Написал. Прошел еще месяц. И тут Кураш понял, что его наобманывают. Поэтому он решил ускорить процедуру и не заступил в наряд. Его поругали, но не уволили. И Кураш принял единственное на его взгляд верное решение: он напился и пришел на службу. Не просто пришел, а так, чтобы каждый звездоносец его заметил и уяснил - да этот солдат пьян как скотина! Кстати, на счет пьянства - практически все миротворцы, с которыми мне довелось служить, почти не пили. По очень простой причине - некогда. Но были и исключения. И вот эти вот исключения пили тогда, когда им хотелось. Поэтому временами случалось всякое. Так и вот, Кураша сильно поругали, снова пообещали, что обязательно уволят и... ничего. Через полгода непосильных мытарств и страданий Кураш вместе с батальоном перешел на службу в ГРВ. Надо сказать, он оказался парнем с несгибаемым намерением - процесс забивания на службу с его стороны стал более регулярным и настойчивым. Получив годовую премию, Кураш, потерявший всякую надежду, улетел в Воронеж, не дожидаясь увольнения. Тут можно еще сказать пару слов о водителе-механике Мише Чайнике, вкалывавшем весь год как робокоп, но лишенном премии за несданное физо. Миша Чайник очень оскорбился тем фактом, что оказывается можно как Кураш, а мы, пытаясь поддержать Мишу в его горе, всячески посмеивались над ним, ласково называя его лошарой. Потом Кураш правда, все же прилетел, будучи уверенным что его наконец-то уволили. Но, как говорят в армии - член там! И тогда у парня сдали нервы. Он показушно пописал себе руки лезвием и, бегая по казарме, разбрызгивал кровищу с криками:
  
  - Суки! Увольте меня! Лучше умереть, чем служить в этой дрочи! АААА!!!
  
  Это было уже серьезно. Отцы командиры отправили Кураша на аттестацию. Специально собранная комиссия посовещалась и решила - судя по всему, этот солдат действительно не хочет служить. Не силком же его удерживать, поэтому надо пойти товарищу на встречу. И сержанта Кураша уволили. Через пару месяцев.
  
  Да, как показывает практика, желание военнослужащего уволиться не является основанием для увольнения. Хотя Конституция и запрещает принудительный труд, но кто в армии читает какие-то Конституции? Не говоря уже об их соблюдении...
  
  Опыт Кураша попробовали применить на практике и другие военнослужащие. Однако, попытка пройтись по протоптанной дорожке успеха не принесла. Всех кто желал уволиться заносили в черный список психолога, регулярно вызывали на обследования и тестирования. Также не допускали в наряды с оружием. При этом не считалось зазорным отправлять таких солдат на боевые стрельбы. Или ставить дневальными, нисколько не переживая за вверенные "психам" жизни спящих товарищей. Раз в год в часть приезжал психиатр с большой земли и лично осматривал всех военных. В первую очередь работал он с людьми из списка.
  
  Сидел я как-то, значит, с товарищем Фоксом на приеме у психиатра. Выдал нам доктор врач разные тесты и попросил нарисовать несуществующее животное. Фокс тут же сообразил - вот он шанс! И нарисовал прикованного цепями к скале горящего в огне адского дьявола, пожираемого червями. Во всех тестах написал, что он слышит голоса, поддается гипнозу, плохо спит и думает, что дальнейшая жизнь ему ничего хорошего не сулит. С довольным видом Фокс зашел к психиатру. Заколебавшись ждать, когда же они там наговорятся, я собрался уходить. Но тут открылась дверь, и из кабинета вышел понурый Фокс.
  
  - Ну че?
  
  - Да ниче. Назвал меня балаболом и направил к психологу.
  
  Штатную должность психолога занимала баба Ряба - профессиональная жена военного. Злые языки утверждали, будто она за свою карьеру сменила уже четырех мужей, каждый раз подбирая более звездатого и перспективного. На этот счет могу сказать так - свечку не держал. Но то, что крайний свой выбор баба Ряба остановила на генералиссимусе Горячем, подтвердить могу. Их лав стори не обсуждал только ленивый, коим я и являлся до сего момента. Поэтому, скажу только то, что знал со слов злопыхателей: будучи женатым, Горячий обвенчался с бабой Рябой в местной церквушке, расположенной на территории части.
  
  Архипоп, заведующий сиим храмом божьим, раз в неделю читал на общем построении личного состава проповеди о том, что надо смириться, терпеть, не роптать и беспрекословно слушаться командиров, ибо сие действо является исключительно богоугодным. Аминь. Поначалу во время этих наставлений мне хотелось кричать: "И ты поп?!", но потом я привык к его болтовне и перестал обращать внимание.
  
  Свидетелей назначили подобающих уровню мероприятия: Машку и начальника штаба Калякина. Машкой солдаты ласково называли замполита ГРВ Машэнко. Редко когда человека можно охарактеризовать одним словом, но Машэнко являл собой исключение. И если кто-то скажет: " Да Машка - просто рыжая гнида!", то это будет 100% попаданием.
  
  Рядовой же состав на счет бракосочетания генералиссимуса сошелся во мнении, что это как-то не по-христиански. По части поползли слухи будто Горячий - сатанист. На этот счет достоверно сказать ничего не могу. Но данное событие вызывало определенный диссонанс между словами Горячего, частенько твердившего личному составу: "Семья для военного - это балласт, от которого нужно избавляться!" и собственно его поступками. Баба Ряба же, пользуясь новым статусом, по своему хотению включала в черные списки психолога всех, кто ей по какой-то причине не нравился, или чем-то не угодил. Отказался, например дежурный по КПП нести ей сумки до дому - в список! Ну и т.п., во всех смыслах т.п...
  
  В общем, пока, Фокс общался с бабой Рябой, я беседовал с психиатром. Врачом оказался среднего возраста майор. Мы как-то быстро разговорились. Я пожаловался ему, он пожаловался мне. Спросил, зачем я вообще в армию пошел.
  
  - Дибил... Наверное поэтому... - ответил я.
  
  - Да не, ты нормальный, это я как специалист говорю. Вот тебе и печать в мед. книжку. Ну, удачи и скорейшего увольнения.
  
  - Спасибо на добром слове.
  
  Покинув в задумчивости пункт психологической поддержки, я по дороге встретил спешащего куда-то Старого.
  
  - Тихий млять! Че у вас там опять случилось?
  
  - А че случилось?
  
  - Это я спрашиваю че случилось!
  
  - Да ниче вроде ...
  
  - Какой на член ниче?! Фокс вены себе вскрыл!
  
  Старый, будучи командиром отделения, в котором числился Фокс, по Уставу нес за него персональную ответственность. Поэтому делал вид что переживал, иначе могли лишить премии, а если Фокс склеит ласты - то наверняка и должности.
  
  - Да не гони Старый! Я вот только с ним болтал. К тому же он адекватный, он на такое не пойдет.
  
  Старый сплюнул себе под ноги, и раздраженно бубня:
  
  - Все вы млять адекватные, пока в армию не попадете... - пошел к психологу.
  
  По пути в казарму мимо меня промчался комбат на бобике, потом такая же фигня с Машкой. "Видимо, что-то случилось" - подумал я.
  
  Как выяснилось позже, Фокс достал бабу Рябу, и она пообещала, что будет лично хлопотать о созыве аттестационной комиссии по его увольнению. Но пока та соберется, пока там будут решать чего да как - в общем, уволят его нескоро. Тогда Фокс поинтересовался:
  
  - А если я скажу, что вскрою себе вены, чтоб меня быстрей уволили?..
  
  Свежая кровь Кураша еще будоражила своим дурманящим ароматом командирские умы. Отсюда и возникла небольшая паника. Для предотвращения подобных инсинуаций с комодами батальона провели срочное собрание, требуя более тщательной работы по воспитанию личного состава. Все комоды молча кивали головами, все, кроме Старого:
  
  - И как их воспитывать? Премии их лишили, выходных нет, бить нельзя. Че вы от нас требуете, если вы их даже уволить не можете?
  
  - Воспитывайте мать вашу! Вам Родина такие бабки платит! Воспитывайте!..
  
   К слову, испробовав всевозможные варианты, Фокс плюнул на все, устроился на работу, и раз в десять дней приходил в часть отмечаться. Через год эпопея с армией для него закончилась.
  
  Вообще с переводом и уж тем более с увольнением дело обстояло тяжко. Желающих оказалось много, и если бы всем пошли навстречу, то Родина осталась бы без защиты своих неразумных сыновей. Поэтому командование части делало все возможное, чтобы люди не увольнялись: лишало премии за любую фигню, лепило выговора за каждую мелочь, не предоставляло выходные от слова совсем, и постоянно гнобило личный состав по поводу и без - все это происходило на фоне непрекращающихся тупых хозработ и прочих мероприятий. Находились люди, которые просто забивали на службу и играли в десяточку, кое-кто из солдат сам решал, как часто ему появляться на службе, но основная масса ломалась и, покорно терпела все тяготы и лишения, засунув язык в одно место. Хотя нет, возмущались, конечно же, но за пределы курилки это возмущение никуда не выходило. В общем и целом моральное состояние большинства военных напоминало одно животное из анекдота: "Козел конечно весьма замученный, но жить будет".
  
  Так как в вооруженной российской армии нельзя просто так взять и уволиться, люди изыскивали более экзотичные способы для решения этой задачи. Первое время, желающих все же увольняли, через год-полтора. Но потом прекратили. Затем пошла волна увольнений по семейным обстоятельствам, но и эту хитрость командование быстро раскусило и прикрыло. Тогда на помощь солдатам пришел сам случай.
  
  Служил у нас один ефрейтор Миша, по кличе Грыша. Как известно, ефрейтором может стать только солдат, образцово исполняющий обязанности военной службы. И Миша Грыша не стал исключением. Но, как говорится, и ефрейторы тоже плачут - Миша Грыша постоянно боролся с двумя очень грозными противниками: самим собой и зеленым Змием. Так как двое на одного - нечестно, то в этой безжалостной борьбе Грыша частенько проигрывал. Но, как настоящий русский солдат, Грыша обладал несгибаемой силой духа, посему, несмотря на многочисленные поражения, он продолжал сражаться до последнего. Придет, бывало, Грыша на автопилоте в часть, весь избитый зеленным Змием, а там физо. И вот Грыша уже бежит три километра, падает, встает и снова бежит, проблюется возле елочки, утрется - и вперед! Другой бы сдался или умер, а Грыша умудрялся пробегать на отлично. Или взберется зачем-то Грыша на рукоход, доползет до самого верха, а дальше не может. Товарищи его подбадривают:
  
  - Давай Грыша - я тебе два литра нефильтрованного выставлю!
  
  - Не, грохнется...
  
  - Грыша, не слушай их! Ты солдат российской армии! Вперед!
  
  Грыша дрыгается из последних сил, перехватывает руками турник, цепляется за воздух и метром на секунду в квадрате падает оземь. Кто-то бы поломался, застонал от боли, а Грыша, все еще рефлекторно шевеля руками, просто сказал:
  
  - Не получилось...
  
  Когда Грыше до дембеля оставалось месяцев восемь, он разоткровенничался:
  
  - Саня, я больше не могу...
  
  Да, даже закаленный в суровых боях Миша Грыша пал духом. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Заболел у Грыши отец, и Грыша, взяв отпуск, вылетел на большую землю. Всеми любимая Украина уже перекрыла транзит всего из России, поэтому оставался только один путь отхода: через вражескую территорию, - кишиневский аэропорт. В отношении российских военных аэропорт работал по принципу - выпускай, но не впускай. Поэтому по обратному прилету Грышу благополучно депортировали. Надо сказать, что тут наши молдавские коллеги с правовой точки зрения действовали легально. Соглашение о миротворческой деятельности подразумевало присутствие военных только в составе миротворческого контингента. Военнослужащие же в составе ГРВ под это соглашение не подпадали, поэтому обоснованно депортировались из Молдовы. Вряд ли какая страна согласится впускать к себе военных потенциального противника. Грыша поначалу растерялся. Но после того, как в России его поставили на учет в военкомате, и стали выплачивать денежное довольствие, пока он дожидался прихода личного дела из Приднестровья, Грыша повеселел. А судя по срокам, личное дело именно шло. И тут снова проявилась легендарная солдатская смекалка: в массовом порядке военнослужащие стали писать рапорта на отпуск в Россию. Так как по упомянутым выше причинам, военных не переводили, то открывшееся в кишиневском аэропорту окно возможностей стало единственным способом для перевода и увольнения. И этой форточкой пользовались все кому не лень - от солдат и прапорщиков до офицеров. По российским новостям крутили душераздирающие ролики про то, как миротворцев давят со всех сторон, а злые молдавские пограничники и вовсе не пускают их, тем самым препятствуя процессу мирного урегулирования. И невдомек никому - да военные просто счастливы этим обстоятельством! Так что еще года полтора-два и беспокоиться вообще не о ком будет.
  
  Вскоре командование запаниковало. Выход из ситуации нашли весьма простой и банальный - военным запретили проводить отпуск на территории России. Да, это незаконно, но когда и кого в армии волновали такие мелочи как соблюдение законов? В общем, поток отпускников заметно иссяк, но серьезно настроенные парни через суд добивались разрешения на проведение отпуска в России и успешно депортировались.
  
  Некоторые находили весьма экзотические способы для увольнения, но они носили разовый, штучный характер. Так, например, служил я с товарищем Москвой. Как-то зимой Москва ни с того, ни с сего заявил:
  
  - Засношала меня эта членота. Щас уволюсь, и поеду летом на море отдыхать. А вы и дальше здесь гнить будете!
  
  Все тогда с него посмеялись, ибо понимали - если Москва и уволится к лету, то только годика через два. Но Москва удивил. Через пару недель его представили к увольнению, и спустя месяц он уже вышел на свободу. Естественно, такой экспресс метод очень заинтересовал других военнослужащих и Москву постоянно пытали: "Братан, как? КАК?!". Москва мялся и не особо хотел раскрывать тайну, но все же сдался:
  
  - У меня ж мать и брат живут в Турции. Ну и я себе паспорт турецкий заимел. Правда, когда в армию устраивался, никому не сказал. А щас вот подошел к Машке и во всем признался. Сказал, мол, я - гражданин страны члена НАТы. Я не умею хранить секреты, я предам своих товарищей при первой возможности. Увольте меня.
  
  В общем, Москва со своим паспортом неплохо доставил разленившимся фээсбэшникам. Понимая, что в случае разбирательства по существу, кому-то хорошо присунут, Москву уволили быстро и тихо. Пытаясь воспользоваться прецедентом, солдаты массово стали признаваться о наличии у них гражданств других государств: Молдовы и Украины. Так как паспорта ПМР нигде не признавались, служивые из местных всегда в загашнике имели запасной документ. Но не прокатило. На тот момент уже приняли изменения в законы, согласно которым в российской вооруженной армии могут служить иностранные граждане. А чтобы пресечь подобные инсинуации, Машка собрал личный состав части и выступил с пламенной речью, на грани истерики. Поначалу солдаты решили, что у Машки ПМС, но потом убедились - ничего страшного, просто очередной приступ красноречия.
  
  - Все, кто хочет уволиться - предатели! Изменники Родины! Нам такие не нужны!
  
  На вопрос:
  
  - Почему тогда не увольняете?
  
  Машка ответил по существу:
  
  - Наберем узбеков - будете знать! Мне же вас жалко! Кому вы нужны за забором? Думаете, вас там кто-то ждет? Да вас даже на шлагбаум открывать-закрывать не посадят! Там вы станете отбросами общества! Только в армии у вас есть шанс выбиться в люди, а вы еще носом воротите. Армия - это стабильность! Неблагодарные вы, не буду говорить кто!
  
  - Почему у нас выходных нет? - продолжали возмущаться солдаты.
  
  - Вы сами виноваты! - парировал Машка, - Кто же вы служите в части постоянной готовности, поэтому вам выходные не положены!
  
  Тут Машка, мягко говоря, немного приврал. Да, в российской армии есть части постоянной готовности, например РВСН или РЭБ. От обычной части они отличаются следующими признаками: в них служат только контрактники, они входят в засекреченный список таких частей и им выделяется повышенное финансирование. По законам, военнослужащие в таких частях имеют всего четыре выходных в месяц, остальное им компенсируется повышенной надбавкой к денежному довольствию. И если уж кто попал в такую часть, то он может рассчитывать только на то, что шесть дней в неделю его круглосуточно будут сношать, но только по боевой подготовке, а потом - день отдыха. Часть 13666 отвечала только одному признаку части постоянной готовности - в ней проходили службу только контрактники. Правда, имелось и пару срочников, но их от всех прятали. В остальном же дело обстояло так - в секретном перечне часть не значилась, повышенное финансирование ей не выделялось, военнослужащие получали обычное денежное довольствие, выходных не имели и круглосуточно вкалывали как крабы на галерах.
  
  В общем, для поддержания боевого духа, Машка напоследок рассказал, что у нас тут не служба - а один шоколад. И кроме армии нам надеяться не на что.
  
  К слову, служба в приднестровском филиале российской армии полна перспектив: во-первых, карьерный рост. Конечно, головокружительный скачок с лейтенанта до генерала как у министра обороны никто не обещал, но лет за шесть вполне реально дослужиться до ефрейтора, и... все. Не, ну кое-то и сержантом становился. И даже прапором. Но злые языки в таких случаях говорили про какой-то прейскурант. Достоверно не знаю, врать не буду. Зато ефрейторов, выходивших на пенсию с первой, второй тарифной сетки я повидал немало. Вторым перспективным фактором являлась главная армейская замануха - обеспечение жильем. Законодательством РФ предполагается, что отслужив определенный срок, военнослужащий получит от государства заветную жилплощадь. По идее. В реальности все обстояло немного иначе. До определенных изменений в законы, было примерно так: отслужил двадцать календарей - получаешь право на недвижимость. Или если дослужил до предельного срока - 45 лет. Или когда здоровья уже хватает только на то, чтобы таблетки принимать - то есть увольнение по заключению ВВК. Ну, если конечно соберешь все нужные справки, а иначе - хрен. Причем хрен вместо жилья выдавали не так уж и редко. А потом верховный главнокомандующий решил, что в сорок пять военный ягодка опять, поэтому надо служить до пятидесяти. И всем местным ветеранам, отмотавшим двадцатилетний срок в армии, и раскатавшим губу на скорое получение хатинки, эту саму губу пришлось подзакатать.
  
  Да, вполне доходчиво так и пояснили: "Квартиры только после пятидесяти. Очередь не занимайте!". Старики, начинавшие службу со срочки, узнав, что получат они заветное жилье не в сорок лет, а еще через десять лет службы, преисполнились счастьем, радостью и благодарностью к Родине. Находились, конечно, везунчики, которые отслужив двадцать лет, становились инвалидами здоровья, а чаще еще и ума, и все ж таки выбивали себе квартиру. Но, тут тоже имелся подвох: заключение ВВК о непригодности к дальнейшей службе по состоянию здоровья получали не только лишь все, мало кто мог это сделать. И их менее удачливым товарищам оставалось лишь одно - терпеть и завидовать. Утешали они себя обсуждением чужих успехов, лелея в себе надежду на лучшее. Одна из таких бесед ветеранов мне особо запомнилась.
  
  Наша рота шла на хозработы в парк боевых машин. Возглавляли строевую коробочку замки и комоды. Такие должности перепадали только старикам, и только за особые заслуги перед отечеством. А старики, собранные вместе, всегда начинают вспоминать прошлое.
  
  - Серый, помнишь Лысого?
  
  - Ну.
  
  - Он успел хату себе по пределке выбить.
  
  - Давно не видел. А откуда знаешь?
  
  - Да сына его недавно встретил.
  
  - И че, где живет?
  
  - В Питере.
  
  - Вместе с детьми?
  
  - Не, Лысый умер. А хата детям осталась.
  
  - Понятно. А за Албу не слышал? Он по ВВК уволился, ждал в Подмосковье квартиру.
  
  - Слышал. Получил. Начал синячить и умер.
  
  - А помнишь Седого. Он года два назад еще уволилися?
  
  - С шестой роты?
  
  - Да. Доходяга такой.
  
  - Ну.
  
  - Он же где-то в Мытищах хату получил, год пожил и сердце отказало...
  
  В общем, пока мы добрались до парка, я подвел небольшую статистику: из девяти человек, помянутых ветеранами, семеро уже того, за двоих оставшихся точно никто сказать не мог, ибо их давно не видели. Но жильем все вроде обеспечены. Что же касается молодых, то они по закону могли рассчитывать на ипотеку. Но на деле обстояло немного иначе. Так, если кто и оставался служить дальше, то в основном ребята из местных. А внутренних паспортов у них не имелось. Поэтому влезать в ипотеку для них не было ни смысла, ни возможности. Тем же, кто получал внутренний паспорт, с задержкой в два-три года открывали накопительный счет. Счастливые обладатели оного тешили себя розовыми грезами о том, что к моменту увольнения на этот счет набежит много денег, и потом случится сбыча всех мечт. Но в России, по старой традиции, кучка рублей, словно в сказке, имеет обыкновение регулярно превращаться в тыкву... Помимо этого, об обеспечении военных жильем можно указать еще и на тот факт, что до сих пор не все ветераны ВОВ этим самым жильем обеспечены.
  
  Что еще можно добавить о перспективах? Это здоровье. Каждый второй солдат, отслуживший более пяти лет, имел проблемы с ногами или спиной. А чаще и с тем и другим сразу. У тех же, кто задерживался в армии подольше, мед. книжка по толщине не уступала трехтомнику "Война и мир", наглядно отражая текущее состояние индивидуума. Каждый второй прихрамывал или переваливался - у кого чашечка вылезла, у кого нерв защемило. Ну и, соответственно, так как все болезни от головы, умственное здоровье солдат также оставляло желать лучшего.
  
  Ну и напоследок можно сказать пару слов о семейной жизни: так как обычный солдат уходил на службу когда его родные еще спали, а приходил - когда уже спали, то не будет преувеличением сказать, что семейная жизнь, как таковая, для солдата переставала существовать. И если раньше мамы на вопрос ребенка:
  
  - А где мой папа?
  
  Отвечали:
  
  - Твой папа в космосе, потому что космонавт.
  
  То сейчас все гораздо упростилось:
  
  - Нету! В армию забрали твоего папу!
  
  Далеко не всякая женщина выдерживала такие отношения, поэтому семьи часто рушились, и где-то каждый второй военный разводился. Тех же, кто не успел обзавестись семьей до прихода в армию, эта печальная участь обходила стороной. Правда, вместе с возможностью обзавестись семьей в принципе.
  
  Подытожить это небольшое отступление можно словами Джонни Рисыча:
  
  - Служба в армии настолько престижна, что тебя потом даже на шлагбаум не возьмут...
  
  Поэтому сообразительные товарищи, глядя на окружавшее их непотребство, старались любыми средствами уволиться или перевестись в Россию. У менее решительных и более терпеливых товарищей оставался лишь один выход - ждать и увольняться по окончанию контракта.
  
  А пока контракт кончался, служба шла своим чередом: взамен старых командующих прибывали новые. Командующий миротворческим контингентом - полковник Печкин, тут же стал вникать в каждую мелочь: почему перегородки на заборах не на одном уровне, почему комендантский БТР пыльный, почему на бочке с водой нет плашки с печатью и все в таком духе. Командующий ОГРВ - полковник Горячий, по мелочам не разменивался - он тут же занялся боевой подготовкой. Вообще, еще до его приезда поползли слухи, что с большой земли прислали гения тактики и стратегии. Бонапарт с Кутузовым при сравнении с ним нервно курили в сторонке, а сам Суворов, будь бы он жив, уж точно признал бы его лучшим своим учеником. В общем, мне, как и остальным товарищам, невероятно повезло - мы имели счастье обучаться военной мудрости под руководством Горячего. Дабы не жадничать и не утаивать столь бесценный опыт, я поделюсь здесь секретами боевой подготовке от гуру.
  
  Одним из видов суточного наряда являлся ПАТ - подразделение антитеррора. В случае нападения террористов, да и просто их появления - задача ПАТ состояла в оперативном реагировании, и уничтожении заразы прямо в зародыше, или на корню. А лучше и то и другое сразу. По идее. По факту же ПАТ представлял собой взвод военнослужащих, отряженный для проведения хозработ по части: уборка мусора, собирание собачьих какашек и прочее. Но все это не мешало пребывать ПАТу в постоянной готовности. Горячий не любил отрывать личный состав от трудовой деятельности, поэтому по тревоге ПАТ подрывали ночью. Проходило это следующим образом - включался свет, дневальный вяло кричал: "Тревога вроде..." и сонные тела, бубня себе под нос матюки, неспешно одевались и получали оружие. Минут через пятнадцать вооруженные и экипированные солдаты выстраивались перед казармой, и старший ПАТ их пересчитывал, а потом доводил: "Так, на первое КПП напали террористы". После чего, в полном составе, ПАТ пробегал триста метров до другой казармы, где находился дежурный по части, и уже там ПАТ получал боеприпасы к оружию. По моему скромному разумению этот без сомнения гениальный тактический ход должен вводить потенциального врага в полное недоумение. Итак, пока враг недоумевал, ПАТ снова выстраивался перед казармой дежурного, пересчитывался, погружал боеприпасы и начинал действовать. В общей сложности эта процедура длилась около получаса. И тут надо отметить мужество наряда по КПП, вооруженного только штык-ножами, и все это время сдерживающего натиск врага. После разгрома банд-формирований с ПАТом проводился разбор полетов. Личному составу доходчиво разъяснялось:
  
  - Вы, кузнецы мать вашу! Не можете ни куя!
  
  Причем как именно надо, никто из командиров сказать не мог. Я думаю, это делалось специально для того, чтобы у солдат развивалось логическое мышление и смекалка.
  
  Помимо отражения нападений бесчисленных орд террористов, личный состав в лице гранатометчиков и снайперов обучался военной науке по дополнительной программе, организованной по принципу сборов. Собирались все гранатометчики части, и в течение месяца по двенадцать часов в день ходили в полной экипировке. А так как людей не хватало, то все это время гранатометчики находились в составе суточного наряда ПАТ. Двойная эффективность так сказать. Помимо отработки навыка хождения, случались и тактические занятия. Выведут, бывало, нас отцы командиры в чисто поле, выстроят в полный рост стрелковую цепь, и по сигналу бежим мы штурмовать условные окопы условного противника. Некоторые снайпера поначалу артачились:
  
  - Я не побегу!
  
  - С чего вдруг?
  
  - Потому что я снайпер, а не долбень! Мля, кто вообще додумался до такой хрени?
  
  - Ты не умничай! Ты в армии! Это приказ солдат!
  
  Какой конкретно тактический навык отрабатывался на этих занятиях я, как и полагается тупому солдату, не совсем понял, но про себя обозвал его так: "Как угробить взвод за пять минут". Решив как-то, что неплохо бы добавить реалистичности в программу обучения, Горячий посоветовал вместо условных окопов рыть окопы настоящие. Так что к хождению добавилось еще и копание. Мне также посчастливилось попасть на тактическое занятие, максимально приближенное к боевым условиям. С утра пораньше нас загрузили в БТРы и час возили вокруг полигона, пока два БТРа не закипели. Через полчаса водители реанимировали своих ржавых старушек, и колона вновь куда-то поехала. По прибытию на место прорыва, нас рассадили по окопам, выдали холостяка и приказали держать позицию. Вскоре, из ближайшего оврага, в открытом поле, на удалении около километра, появилось штук пять террористов. Дело происходило летом, при сорокаградусной жаре. Первые минуты две террористы, вооруженные до зубов и закованные в броню, делали вид что наступают. Потом они замедлились, и, по мере приближения к нашим окопам, их энтузиазм постепенно сходил на нет. На их измученных лицах читался призыв: "Убейте нас скорее и закончим эту порнографию!". В общем, в очередной раз героически защитив рубежи Родины, мы отправились заступать в наряд.
  
   Проводились, конечно же, и стрельбы. Но в нашей армии, даже такое интересное для любого мужчины занятие как пострелять, можно превратить в унылый гумус. Выглядело это так: утренняя огневая подготовка начиналась в девять утра. Чтобы успеть все организовать, командиры требовали от солдат прибытия к шести. В семь личный состав получал оружие. В восемь выдвигался на полигон. На месте получали боеприпасы, и начиналась пальба. По плану, стрельбы длились четыре часа. Поэтому, не важно, сколько у тебя патронов, гранат и прочих запасов - присутствовать на стрельбах ты будешь четыре часа, даже если на восемь гранатометчиков выписано шесть выстрелов, что случалось довольно часто. Самая первая моя стрельба проходила с использованием боевых гранат. Более опытные товарищи научили меня подбивать одиноко стоящий в поле каркас БТРа, так как директриса давно не работала. В последующем боевые выстрелы заменили на инертные. А под конец службы, стрельбы из гранатомета проводились из ПУСа - приспособления для учебной стрельбы. Болванка ПУСа по внешнему виду напоминала гранату РПГ-7, только в нее заряжался трассирующий патрон. То, что баллистика, траектория и поправки для пули и гранаты совсем разные - то еще полбеды. Особо радовали сами трассеры - из десяти загоралось два-три, не более. В общем, процесс стрельбы по своей увлекательности и полезности напоминал подрыв питард или хлопушек...
  
  Уяснил я для себя на сборах только одно: если ходить в течение месяца по десять часов в день с 25 килограммовой амуницией, то суставы и спина очень быстро снашиваются в хлам. После, похромав полгода, я дал себе обещание - больше никаких сборов!
  
  Примером военного мастерства и выучки также всегда служат действия личного состава по боевой тревоге. Для безупречной отработки данного мероприятия выделалась целая неделя. В шесть утра личный состав прибывал в часть и ждал внезапного объявления тревоги. Через сорок минут весь батальон стоял на плацу и отцы командиры проводили проверку. Потом получение оружия и экипировки, потом стояние на плацу, потом ходьба в район формирования колон и там уже великое стояние. Правда, длилось это до первой инспекции Горячего. Осмотревшись с напускной вдумчивостью, генералиссимус молвил:
  
  - А что это они просто так стоят? Газы!
  
  В ту холодную февральскую пору я вдоволь извалялся в снегу, выполняя на морозе такие команды как "Воздух!", "Химическая тревога!" и прочие извращения с резиной РХБЗ. Раскрывая задубевшими от холода пальцами в десятый раз плащ в рукава, личный состав как никогда ощущал свою важность в нелегком и опасном деле по защите Родины. После обеда в отделение пришел водитель с большим стилизованным бейджиком на шее "201".
  
  - А где БТР?
  
  - Я за него. ГСМ экономим.
  
  Впрочем, в последний день недели боевой готовности топливо решили не экономить, и погрузили личный состав в холодное нутро примчавшихся БТРов. После чего пришел Горячий, и начал принимать у личного состава нормативы по РХБЗ прямо в машинах. Не ленился генералиссимус и залазить солдатам в штаны, проверяя, правильно ли солдат надел подштанники. Обед в тот день подвезли ближе к вечеру. Голодные, измотанные на холоде военные, хаотичной массой устремились к полевой кухне. Опасаясь быть затоптанным, я решил начать трапезу с конца и согреться каким-то питьем. На радость солдатам привезли подмерзший сок. Взяв брикет, я уныло направился к месту сбора. По дороге меня вежливо окликнул старшина:
  
  - Лаврентьев! Кусок дибила, какого члена ты тут ходишь?
  
  И я ответил. Попросив старшину не кричать, я сравнил его с половым органом, отсеченным ятаганом, и посоветовал больше не нервничать, так как напрасные переживания могут сильно навредить здоровью оскопленного старшины.
  
  Надо сказать за скромное и послушное поведение я получил прозвище Тихий. И старшина Храброе Сердце ошалел от услышанного, застыв как помороженный. Но ему на выручку бросились два капитана, со смехом наблюдавшие за толпящимися у раздачи еды солдатами. Начав верещать, они укоряли меня за непристойное поведение по отношению к старшему по званию и вообще по всему. Тогда я потихоньку начал впадать в амок. Уже не различая смысла говоримых мне слов, я полностью сосредоточился на единственной мысли в моей голове, все громче и громче звенящей с каждым ударом пульса: "А щас я буду сношать вас гранатометом!". Возможно, я произнес это вслух. В общем, пока я стаскивал с себя РПГ, капитаны быстро развернулись и ушли, оставив меня в полной растерянности относительно дальнейших моих действий. За что я им от всей души и благодарен. Впоследствии я не раз задумывался о вскрытии саперной лопаткой черепушки какого-нибудь офицера, намереваясь воочию убедиться, есть ли там все-таки мозги или хотя бы какой-нибудь протез, их заменяющий. Особенно рьяно на лоботомию напрашивалась кандидатура ротного. И когда на предстоящем полевом выходе я всерьез вознамерился совершить задуманное, мне вдруг стало не по себе. Отбросив в сторону все подобные мысли, я дал себе обещание в такой ерунде как недели БГ и прочее больше не участвовать.
  
  Тут, можно еще отметить, что хоть все боевые тревоги и похожи, тем не менее, иногда случалось и непредвиденное. Так, например, прибыв как-то ни свет, ни заря, я получил команду:
  
  - Ниче не получай. Возьми ведро, швабру, там тряпку подыщи не самую новую. Короче, надо от извести вымыть плац.
  
  Накануне поступила команда срочно побелить бордюры. Пребывавший в постоянной готовности ПАТ успешно справился с боевой задачей. И все бы ничего, да только воевал с бордюрами ПАТ во время дождя. Вот известь и потекла. А потом подсохла. А сейчас проверка боеготовности. Приедет командующий. А у нас плац в гуано. А плац - это святое. В общем, пока вооруженный до зубов батальон ждал инспекции, я, и еще несколько счастливчиков, мыли швабрами асфальт. Строй военных смотрел на нас, мы смотрели на них, и мысленно мы как бы говорили друг другу:
  
  - А у нас сегодня в части волк с утра украл зайчат! А у вас?
  
  - А у нас обанаврот, вот!
  
   Творческий подход Горячего к обеспечению боеготовности проявлялся везде и во всем. Так, с началом революции гидности на всеми любимой Украине, с центра пришло указание усилить бдительность на складах боеприпасов, находящихся возле ненькиной границы в селе Колбасное. Специально для этого отрядили резервный взвод военнослужащих.
  
  По приезду в Колбасное с нами провели короткий инструктаж на тему что можно и что нельзя. Можно круглосуточно патрулировать периметр, нельзя подходить к псарне. Собаки там большие, злые и были случаи. Первый же патруль направился к псарне, с намерением на личном опыте убедиться, почему нельзя подходить к собакам. Побродив вокруг да около, патрульные разочаровались непоколебимым спокойствием овчарок, и тогда один из солдат начал петь. Судя по всему, собаки тоже скучали, поэтому с охотой отозвались, наполнив округу задорным лаем. Подразнив их немного, патрульные все же решили уйти. По дороге им встретился едущий на велосипеде собачник, с двумя огромными псинами. Видимо, услышав волнение своих подопечных, он решил проверить мало ли че. И тут, на прощание, один из патрульных замяукал. Овчарки с радостью приняли это приглашение, и резво ломанулись к солдатам, таща за собой кувыркающегося в грязи собачника. Вечером всех ждал еще один инструктаж.
  
  А потом солдат начали тренировать.
  
  Из одной хорошей, любимой мною с детства книги будущих командиров, я узнал, что ярчайшим примером успешного введения в бой резерва в месте прорыва фронта являлся примененный еще Гаем Юлием Цезарем прием, в битве при Фарсале. С тех пор это простое и весьма эффективное действие в критический момент использовал любой ленивый и не очень полководец. Но генералиссимус Горячий не искал легких путей. Совмещая в себе гений Суворова и Лобачевского, он придумал свою науку побеждать. Резервный взвод равномерно размазали по десятикилометровому периметру, приказав солдатам в случае прорыва немедленно купировать его своей никчемной жизнью. Одиноко стоя в поле, пронизываемый холодным февральским ветром перемен, дующим со стороны всеми любимой Украины, я вдруг понял истинное предназначение российского миротворца на гостеприимной приднестровской земле. После чего дал себе обещание больше в Колбасное не ездить.
  
  Первое время все происходящее казалось мне апогеем какого-то махрового идиотизма и бессмысленности. Я часто изводил себя вопросом: Зачем вообще все это надо? Но, привыкнув и успокоившись, меня вдруг осенило. Взглянув со стороны, я смог по достоинству оценить гениальность этой системы. Никто всерьез и не рассматривает российский контингент как силу, способную в случае военного конфликта внести существенный вклад в победу. Как показывает опыт недавней войны с Грузией, миротворцы нужны лишь для того, чтобы их начали убивать. Тогда появится повод для ввода войск и принуждения вражины к миру. А раз так, то и отношение к миротворцам как к расходному материалу вполне себя оправдывает. Все эти тупые работы и занятия - всё для того, чтобы разучить солдата думать. Нет ничего страшнее для отцов-командиров, чем умный солдат. Во-первых, он их дискредитирует, во-вторых - с ним тяжело во всех отношениях. Также, данным процессом достигается и вторая, не менее важная цель - чем дольше человек служит, тем глупее он становится. И куда потом идти военному после пяти лет службы? Правильно, особо некуда. Поэтому, армейский тупизм на самом деле является субстанцией высокой и незаменимой, как темная энергия, пронизывающая все мирозданье. Перефразируя одного известного ученого можно смело утверждать: "Есть две бесконечные вещи - вселенная и армия". И не надо думать, будто это так просто. Те формы, тот полет фантазии и способы воплощения этих самых фантазий в реальность, живо свидетельствуют о поистине неисчерпаемом, творческом потенциале командиров всех уровней. Одна беда - в попытке инициации и передачи творческого импульса, сталкиваясь с инертной, темной массой рядового состава, эта потенциальная энергия гасится множеством субэлементарных солдатских частиц. Однако, сам факт столкновения столь противоположных начал рождает причудливые и невероятные ситуации на горизонте событий, рассказывая о которых можно исписать не одну тысячу страниц. Сущность всех этих историй полностью постигнуть нельзя, ее можно лишь прочувствовать, и только тогда ощутить ту бездну дихотомии между солдатом и командиром. Но главный парадокс, благодаря которому каким-то чудесным магическим образом существует армия можно сформулировать фразой: "Они такие разные, и все-таки они вместе!".
  
  Прежде чем перейти к самим историям, отражающим скрытое глубинное взаимодействие между двумя противоположными началами одного целого, следует эти две противоположности сформулировать и обозначить.
  
  Офицеров обычно присылали с большой земли по двум направлениям: одних в миротворческий контингент, других - на командирские должности в пехотные батальоны. По странному стечению обстоятельств, офицеры из состава миротворцев в большинстве своем оказывались вполне толковые и вменяемые, имелись, конечно, исключения, но, в общем и целом, ничего особенного. В пехоте же находились в большинстве своем альтернативно адекватные. Служба в ПМР для офицерского состава являлась весьма выгодным мероприятием: повышенная выслуга лет плюс статус горячей точки без особо риска для жизни. Поэтому звездоносцы изыскивали любые способы задержаться здесь подольше. Злые языки утверждали, будто по закону находиться за пределами Российской Федерации офицер не может более года, а солдат - более трех лет, но благодаря какому-то прейскуранту отдельные офицеры служили по пять лет и более. По данному факту могу сообщить следующее: в том, что российские законы и указы президента для воинской части 13666 не являются обязательными для исполнения, я убедился на личном опыте, поэтому все может быть.
  
  Все пехотные офицеры делились на две группы: кадровых, то есть типа обучавшихся чему-то, и десятимесячных - прошедших специальные курсы. О командующем группе генералиссимусе Горячем вкратце я уже поведал, могу лишь добавить про его однажды высказанное отношение к личному составу: "Эти молдавашки за тридцать штук будут у меня землю жрать!". Так как Горячий являлся самым главным, то он не боялся ничего, кроме проверок с большой земли. Первое время проверяющие раз через раз заезжали к нам на огонек. Начинался большой кипиш, солдат тут же прятали на полигоне, по нарядам, ленинкам и коптеркам. Следили за ними строго и даже запрещали работать! В эти редкие и благодатные дни хозработы по части выполняли невесть откуда повылазившие работники ООО "Славянка". Злые языки утверждали, что в дополнение к этому коньяк, баня и прости... Господи продажные женщины убеждали проверяющих, что у нас тут все хорошо, и можно со спокойной совестью улетать обратно. Когда же молдавские коллеги перекрыли сообщение с большой землей, то Горячий расправил крылья во всю длину и ощутил себя настоящим латифундистом.
  
  К счастью, командующие группой менялись в среднем раз в полтора года, чего нельзя сказать о замах, прописавшихся в части надолго. Кроме Машки особо радовал личный состав начштаба Калякин. Страдая приступами риторики, он любил нести всякую ересь, временами угрожая забить в голову ржавый гвоздь всем тем, кто на его взгляд не это самое. К замполиту и начштаба солдаты относились как к Машке и Петрушке: снисходительно и настороженно - в любой момент эти два персонажа могли выкинуть непредвиденный фортель. Боялись замы только командующего и проверок. Перед каждой проверкой Калякин толкал душещипательную речь о боевом братстве, Машка же упирал на слезодавилово, рассуждая о гордой миссии защитника Родины. Впрочем, все кардинально менялось, когда проверка уезжала.
  
  Дальше по важности и старшинству шли комбаты. Обычно солдаты их уважали и старались лишний раз на глаза не попадаться. Комбаты боялись начальника, его замов, проверок и больше никого. Замы комбатов в дополнение к перечисленной категории боялись еще и самих комбатов. Но, правда, не все. Служил у нас как-то, на должности начальника штаба батальона, капитан Конь. Прозвище свое он получил за потрясающее визуальное сходство с одноименной шахматной фигурой. Осанка и выражение лица у него были соответствующие. В свои двадцать шесть Конь, несомненно, благодаря только природным талантам сделал неплохую карьеру. Но злые языки утверждали, будто мать Коня имела какие-то отношения с Генштабом, поэтому Конь часто фыркал и храбрился. Однажды его решил поставить в стойло сам генералиссимус, на что Конь ответил:
  
  - Товарищ полковник, вы предвзято ко мне относитесь. Я пожалуюсь маме!
  
  У Горячего тут же нашлась уйма других дел, и Коня больше никто не дрессировал.
  
  После шли командиры рот. Они боялись всех, так как отвечали за все, и всегда оставались виноватыми. На последнем месте этой пищевой цепочки звездоносцев находились взводники. Обычно эту должность занимали присланные после учебки молодые лейтехи или обученные на курсах контрабасы. Взводники ближе всего стояли к солдатам, поэтому, как и солдаты, или не боялись ничего и ко всему относились наплевательски, чаще же наоборот, дрожали от каждого шороха.
  
  Отдельной кастой являлись офицеры группы контроля. В целях повышения своего ЧСВ они любили проверять пехоту с пристрастием: после их визитов солдатам частенько прилетали выговора. Злые языки утверждали, будто генералиссимус жестко сношал контролеров, не принесших с проверки дело на выговор. Это, по его мнению, являлось доказательством того, что проверяющий не выполняет свои обязанности, со всеми вытекающими. В общем, офицеры старательно подтверждали свое армейское прозвище: "шакалы". По отношению к ним солдаты проявляли особую любовь и заботу. Так, например, когда еще будущий начфиз лейтенант Ослеев заступал старшим на миротворческие посты, он озадачивал солдат мытьем своей грязной посуды. Солдаты же перепоручали по команде это ответственное дело постовому псу Петровичу. Вылизывая до блеска тарелки Ослеева, Петрович, в качестве вознаграждения, получал доп пай за отлично проделанную работу.
  
  Придя однажды в казарму с проверкой, Ослеев долго и нудно бродил в поисках недостатков, и не найдя ничего достойного своего внимания, спустился в туалет, интуитивно чувствуя, что там уж точно найдется какое-то дерьмо. Чутье Ослеева не подвело - сортиры оказались засранными. С радостью ухватившись за этот недостаток, он начал отчитывать дневального, почему тот не поддерживает чистоту. Дневальный молча слушал, а потом посоветовал Ослееву идти в известном направлении. Ослеев возмутился, и начал кричать:
  
  - Я тебя посажу! Я тебя в прокуратуру сдам!
  
  Что ответил дневальный достоверно не известно, но, после его ответа, Ослеев кричал уже другое:
  
  - Не смотри на меня так! Смирно! Стой! Дежурный! Дежурный!
  
  Прибежал дежурный. Последовал нудный разговор о дисциплине и уважении. На вопрос дневального:
  
  - А че я его уважать должен?!..
  
  Ослеев разродился тирадой о том, что он Офицер Российской Армии! Им он стал не просто так, а обучаясь, в трудностях и лишениях, военной науке аж пять лет! Но дневальный снова все испортил:
  
  - Пять лет учился, чтобы потом сортиры проверять?
  
  После чего Ослеев обиделся, сказал, что он все расскажет Машке, и ушел. Не являясь одиночным примером, Ослеев был эталонным образцом шакала как такового. Впрочем, проверять сортиры не гнушался и сам комбат. Видимо, есть какая-то прямая зависимость, между чистотой нужника и уровнем патриотизма в подразделении.
  
   Даже когда Горячий перевелся служить на большую землю, шакалы по привычке захаживали посношать солдат, пока одному не пробили четыре колеса на машине, как бы намекая: в следующий раз можем пробить кое-что другое. Намек подействовал, и с тех пор в казарму никто без особой нужды не заглядывал. У тех же, кто с первого раза не понимал, в машинах заводился полтергейст, и они самовозгорались.
  
  Скажу теперь о редких исключениях. Из общего стада заметно выделялись офицеры от ВДВ, разведки и авиации. Грамотные, спокойные и не подлизывающие у начальства, они, к сожалению, надолго не задерживались. Как правило, их начинали заклевывать местные петухи, и, они, не желая служить по системе курятника, переводились обратно в Россию. В общем и целом же, если бы меня кто спросил в трех словах охарактеризовать офицерский состав части, я бы сказал так: "Тупорез на тупорезе сидит и тупорезом погоняет". Но, меня никто не спрашивал, поэтому я промолчу, сохранив только в памяти светлый образ, вызвавший у меня особое умиление. Как-то, будучи приглашенным в принудительном порядке на концерт в честь ГРВ, мне посчастливилось наблюдать, как под песню на слова О. Газманова "Офицеры", последние с одухотворенными выражениями лиц повставали, говоря всем своим видом: "О да! Это про нас!". Я же вспомнил лишь крылатые и незабвенные слова моего любимого министра С. Лаврова: "ДБ!"
  
  Теперь о солдатах. Общая направленность всех мероприятий по отношению к рядовому составу несла в себе цель сделать из солдата затурканное быдло, рефлектирующее на приказы командиров по принципу: "Слушаюсь и повинуюсь мой господин!". И чем дольше служил солдат, тем больше отражалось на его физическом и морально-психологическом состоянии влияние указанных процедур. Цинизм, выхолащивание этических и нравственных понятий, полный нигилизм по отношению ко всему, и в первую очередь к государству, забота только о себе и стремление в любой ситуации зашариться - все эти качества в той или иной степени проявлялись у каждого рядового военнослужащего. Однако, это являлось всего лишь ответной реакцией индивидуума, пытавшегося выжить в условиях карательно-психиатрического воспитания любви к Родине.
  
  В связи с тем, что суточные наряды, часто длившиеся от одних до пяти суток, сменялись то тревогой, то ночной стрельбой переходящей в утреннюю, то внезапным сбором или еще чем-то внезапным, солдаты при любом удобном случае старались вздремнуть: на парте, на тактике, на полигоне, на караульной вышке и т.д. Второе правило логично вытекало из первого: чем меньше ты делаешь - тем меньше ты устаешь. А так как величина денежного довольствия никоим образом не зависит от твоих действий, следовательно, нужно любым способом зашариться, причем желательно так, чтобы все думали, что ты пашешь как черт. И длилось это изо дня в день, из года в год. Поэтому, если человек не увольнялся после первого контракта, он естественно эволюционировал в homo soldatikus.
  
  Общей чертой этих гоминид являлось слабое умственное развитие, так как интеллектуальная деятельность в армии не приветствуется, от слова совсем. Однако, этот недостаток с лихвой компенсировался солдатской смекалкой, пиком развития которой являлась, не побоюсь этого слова, мудрость. Правда, своеобразная, так сказать камуфлированная мудрость специфической направленности, выражающаяся в искусстве шариться. Одним из эталонных носителей такой мудрости, несомненно, являлся сержант Тимон-Патифон.
  
  Голова Тимона, здоровенного дылды, выделялась над общим строем, как громкоговоритель на столбе. И каждый раз, исполняя гимн, Тимон заливался пением, заунывно протягивая, переходя с фальцета на бас во всю свою луженную глотку, громко и ужасно фальшивя. Пение Тимона вызывало припадки неконтролируемого смеха у двух соседних отделений, пытавшихся подпевать сквозь колики и слезы. На все претензии отцов-командиров Тимон отвечал, что по-другому исполнять не умеет. В попытке повысить обороноспособность взвода, Тимона выставили на поднятие флага. Но там он строил рожи и корчился так, что пение гимна превращалось в святотатство. После чего Тимона вновь поставили в строй, а репрессивные меры стали применять к тем, кто терял над собой контроль и смеялся слишком нагло и неприкрыто. Кроме российского гимна, Патифон иногда исполнял и украинский.
  
  Как-то летом, на очередном сто пятьсот тысячном построении, кто-то обмолвился:
  
  - У меня знакомые на море поехали. Под Одессой. Звонили, говорят супер - никого нет, они одни там. Всем довольны. А вот вчера резко приехали. К ним хохлы на пляже пристали, и заставили гимн незалежной петь.
  
  - Ну и че такого? - спросил Патифон.
  
  - Как че? Нахрен нужен такой отдых!
  
  - Подумаешь, ябспел!
  
  - Ну спой!
  
  Патифон приложил руку к груди, скорчил возвышенно одухотворенную рожу и затянул:
  
  - Шиырли мырли Украино, всеэ мы люуди брааатя...
  
  Патифон отслужил пятнадцать лет, поэтому кроме неподражаемого исполнения гимнов, мог еще извлечь выгоду из любой ситуации, даже из своих косяков. Как-то, прибыв с ротации, мы дожидались в спорт уголке дежурного, для сдачи оружия. Настроение с утра нам поднял комендант, устроив срез по знанию обязанностей, поэтому все сидели унылые и неразговорчивые. Патифон скинул ствол, взял двухпудовую гирю и нарушил общее молчание:
  
  - Эй, кисломордые! Зырьте как я умею!
  
  Высоко подбросив гирю левой рукой, Патифон ловко развернулся вокруг себя, перехватил снаряд правой, затем еще раз подкинул, снова развернулся, выкинул навстречу гире левую руку, и ухватился за воздух. Раскрученная гиря с грохотом упала на пол, в щепки разломав доску. Нисколько не удивившись, Патифон взял асбестовый коврик из-под штанги и прикрыл им пробоину. Минут через десять, когда все успокоились, Пиф сказал:
  
  - Ну че Тимон, иди с челобитной к Императору. А то все встрянут...
  
  Императором звали ротного - десятимесячного тупореза, бывшего контрабаса. Выбившись, по его мнению, в князья, он при каждом удобном случае старался показать ту пропасть, которая пролегла между ним и прочими контрабасами, не уставая повторять: "Я в армию пошел, чтобы не работать!".
  
  Через полчаса довольный Патифон вернулся от Императора и сообщил:
  
  - Короче, я себе выходной выбил.
  
  У всех округлились глаза. На что способны некоторые миротворцы ради выходного знали все - обычно эта неслыханная щедрость с барского плеча предоставлялась всяким стукачам и лизунам. Но Патифон на такое никогда бы не пошел. Выяснилось, что Тимон нашел изящный и простой выход из ситуации. Поднявшись к ротному, он доложил:
  
  - Тварищ лейтнант, там какой-то утырок пол в спортзале поломал. Давайте я починю, а вы мне выходной на завтра. Мне очень надо!
  
  - Не лейтенант, а старший лейтенант! Ладно, иди, чини.
  
  Найдя кусок жести, Патифон прибил его на место разлома, покрасил в цвет пола и ушел на заслуженный отдых.
  
  Однажды Патифон подошел ко мне и спросил:
  
  - Тихий, хочешь зашариться?
  
  - Идем! А как?
  
  - Нужно найти три мины. Противотанковые.
  
  Отойдя от казармы, Тимон выдернул стоящую на углу палку с табличкой, гласившей: " Территория 2 МСБ".
  
  - Это еще зачем?
  
  - Тихий, запомни, чтобы тебя никто не тормознул, нужно взять в руки какую-то хрень и ходить с ней по части. Тогда все будут думать, что ты озадачен работой, и никто не пристанет. Лучше всего таскать лопату. Но, не удобно. Я для этих целей нашел ржавое ведро и спрятал возле КПП. Тоже хороший вариант.
  
  - А где мины искать будем?
  
  - По дороге на полигон. Там в развалинах дофига всего.
  
  Вообще, от 14й армии действительно осталось много чего. Но в большинстве своем руин. Так, на территории части 13666 половина всех построек являлась аварийными. Чтобы никто не пострадал, на них написали большими красными буквами по-румынски: "NU VA APROPIACI!". Как я понимаю, написали для того, чтобы снять с себя ответственность, если какого-нибудь румынского диверсанта убьет куском обвалившейся штукатурки. А так как не все отцы-командиры владели limba romania, то солдат регулярно посылали в эти аварийные казармы добывать доску. Вдоль дороги, ведущей на полигон, также стояли развалины бывших складов, гаражей, аккумуляторных, ангаров, ремонтных цехов и прочего. Из краткой справки Патифона, я узнал, что когда разоружали 14ю армию, стоящие на консервации БТРы, танки и БМПшки разрезали и увозили вагонами, а старье и хлам оставили для проведения миротворческой деятельности. Та же участь постигла артиллерийское и стрелковое вооружение. Под бдительным присмотром ОБСЕ второпях уничтожали все, до чего успевали дотянуться. Когда же дело коснулось боеприпасов, то их поначалу показушно утилизировали, а потом плюнули на этот трудоемкий процесс, выкопали несколько котлованов и свалили туда вперемешку все что можно и нельзя: цинки с патронами, ящики с гранатами, танковые снаряды, патроны для КПВТ - и насыпали курганы. Вот туда мы и направлялись. Я предложил Тимону самостоятельно собирать мины, пока я буду рубить фишку. Тимон заверил меня, что это лишнее. У мин повыкручивали взрыватели и просто разбросали вокруг складов, чтобы гражданские не лазали. Найдя несколько насквозь проржавевших болванок, Тимон критически осмотрел их и сказал:
  
  - Не пойдут. Ищем дальше.
  
  - А зачем они вообще?
  
  - Горячий опять какую-то хрень придумал. Типа для для матбазы.
  
  И мы пошли дальше. Покружили возле курганов с боеприпасами. Кое-где виднелись следы ручной разработки карьерного типа. Видимо, местные прознали о хранящихся под землей залежах, и сугубо для хозяйственных целей долгими зимними вечерами занимались добычей полезных ископаемых. Потом мы осмотрели какую-то свалку. Но там мин тоже не обнаружили. Решили углубиться в разрушенные ангары. Все это напоминало мне какую-то компьютерную бродилку, где персонажи среди куч мусора и брошенного хлама пытаются отыскать артефакты или другую полезную хрень. Вместо заветных мин мы наткнулись на разложившийся труп бомжа. Постояв немного в замешательстве, мы решили, что мин, скорее всего, у него тоже нет, и, зажав носы, ретировались.
  
  - Че будем делать?
  
  - Тихий, ты же чуял вонь. Нафиг ты меня туда потащил?
  
  - Так я за тобой шел...
  
  - А... ну да. Ладно, ты постой пока, а я пойду блевану...
  
  Закончив, Тимон закурил.
  
  - Че, расскажем про трупака? - спросил я.
  
  - Засношаемся объяснительные писать. Вот что я тебе скажу, Тихий. Служил у нас как-то один товарищ. Однажды утром, по дороге в часть, он наткнулся на тело. Позвонил в милицию. Менты приехали и закрыли его как главного подозреваемого. Пока в КПЗ держали, разбирались че да как, в части на него дело за дезертирство завели.
  
  - А мы тут причем?
  
  - Я тебе так скажу: к моему другу как-то пристал нарик с ножом. Пырнул его брата, ну друг мой кое-как нож забрал, и нарика того чикнул. Так вот, дали ему семь лет. Такие вот дела...
  
  - И че?
  
  - Да ниче! Скажут, что мы с тобой по предварительному сговору замочили бомжару. И посадят нас. А это групповое убийство. Срок немаленький. Показатели выполнять всем надо.
  
  - Зачем нам его убивать? - удивился я.
  
  - Тихий. Не тупи! На почве внезапно возникшей неприязни. И попробуй доказать что это не так. Идем короче, я еще одно место вспомнил...
  
  Мины мы так и не нашли, но Тимон все равно отмазал нас от работ, и у меня в запасе осталось аж пять часов выходных.
  
  Безудержная и неуемная энергия Горячего искала все новые способы сублимации. В какой-то момент Горячий внезапно понял - основным источником всех происшествий в части, и главной причиной того, что солдаты служат не так хорошо, как ему бы хотелось, безусловно, являются два убогих чипка. И чипки закрыли. Злые языки утверждали, будто закрыли их совсем по другой причине - будто их хозяин недостаточно откатил генералиссимусу. Но, как известно, русский офицер взяток не берет, поэтому данную версию всерьез рассматривать не стоит. В общем, если раньше солдат мог спокойно попить чаю и снова ринуться в бой с пожухлой листвой, мусором, и прочими трудностями и лишениями, то теперь его такой возможности лишили. В этой ситуации военные поступили так, как обычно поступают в таких случаях - ходить на перерыв за пределы части. Эти похождения быстро пресекли ужесточив режим пропуска через КП - каждого записывали, докладывали и на следующий день устраивали показательное место имения солдата, его командира и командира командира. Как известно, русский воин просто так не сдается. Поток военных, жаждущих промочить горло горячим чаем или минеральной водичкой и перекусить пирожным нисколько не иссяк. Все стали лазать через забор. Причем, ни сколько не заботясь скрыть этот путь отхода - по периметру части то тут, то там на серых стенах уныло свисала перекушенная проволока. В бессмысленной попытке пресечь данное преступление против Родины командиры приказали солдатам проволоку натянуть, заборы намазать солидолом. Это примерно как поставить волка охранять овец. Итог этого противостояния подвел один ветеран:
  
  - Ничего они не добьются - как лазали, так лазать и будут. Помню, служил я как-то на Дальнем Востоке... Так там тоже все через забор ходили. И чего только не придумывали, как только не извращались: и солидолом мазали. И проволоку в три ряда натягивали, и битым стеклом стены посыпали, - все без толку. Единственное что помогло - кто-то додумался набрать говна из сортиров и им все измазать. Тогда лазать перестали. Но я об этом никому не скажу...
  
  Со временем, камуфлированная мудрость становилась главным фактором выживания, наиважнейшим из основных инстинктов. Поэтому, попав на гражданку, homo soldatikus просто обалдевает от того, как там легко зашариться. И первым делом начинает удовлетворять основные потребности, которых его длительное время лишали - отсыпаться, отжираться, и сношаться. Естественно, если его не остановить, то он станет или патологическим лентяем, или сопьется, или скурвится. А чаще все сразу. Но, проявив невероятную волю, homo soldatikus, иногда вполне может достигнуть успеха. Некоторые азы выживания, усвоенные в армии, могут принести большую пользу и на свободе. Так, привыкнув к тому, что при первой возможности тебя обманут, у homo soldatikus вырабатывается два рефлекса: никому не верить, и обманывать первым. Ну и главное правило армии: "наказывают не за то, что нарушил, а за то, что попался" - ключ, который откроет все двери на пути к успеху. Но если попался - пеняй на себя!
  
  Заступил как-то дежурным на полигонное КП старшина Рудик. Путь на полигон пролегал рядом с дачным поселком. Местные с удовольствием пользовались оставшейся после тоталитарных советских времен дорогой с крупными вкраплениями раздолбанного асфальта, пока генералиссимус не решил пресечь этот непорядок, и всех гражданских перенаправили по окружному пути, через кладбище. Для контроля данного процесса организовали КПП. Все бы ничего, но подошла к нему бабушка с потрепанным жизнью велосипедом и попросила:
  
  - Сынок, дай пройти! У меня тут огород почти в самом начале, мне такой крюк делать надо...
  
  Рудик огляделся по сторонам, и сказал:
  
  - Только пошустрее! И если что - мы тебя не пропускали.
  
  - Ой, спасибо сынок!
  
  Спустя несколько часов, бабуля вернулась обратно, и в знак признательности сунула Рудику пакет с клубникой. Старшина отказался, но бабуля проявила настойчивость, и, помявшись, Рудик все же принял благодарность. И только бабушка скрылась из виду, с проверкой на КП нагрянул комбат Птеродактиль. Рудик встретил командира со всеми полагающимися почестями согласно этикету. Комбат уже собрался уходить, и тут его взгляд пал на кулек с клубникой.
  
  - Это что?
  
  - Клубника товарищ полковник. Угощайтесь!
  
  - Откуда?
  
  - С дома взял...
  
  Птеродактиль задумался и завис, что случалось с ним довольно часто. Через несколько минут выйдя из транса, Птеродактиль продолжил:
  
  - Старшина, че ты мне в уши ссышь? Ты че, своего комбата за идиота держишь? А я тебе расскажу, как все было: ты отправил помощника на патруль, а он вместо этого залез в чей-то огород и там наворовал клубники! Вот как вы тут службу несете! Ниче, я вас выведу на чистую воду!
  
  Расследуя обстоятельства совершенного против Родины преступления, комбат разбудил помощника, наломав ему отдыхающую смену. На все квадратные вопросы Птеродактиля, сонный помощник отвечал коротко и емко:
  
  - Мммбеэээээ...
  
  Наконец, удовлетворенный проделанной работой, Птеродактиль уехал, приказав всему наряду написать объяснительные по факту совершенного ими проступка.
  
  Через полчаса на КП примчался начальник штаба батальона и с ходу, не снимая лыж, начал интим с Рудиком:
  
  - Старшина! Че за хрень у тебя тут творится?!
  
  - Не могу знать тварищ капитан... - обреченно отвечал Рудик.
  
  - А на кой тебя тут посадили тогда? Кто должен за твоими подчиненными следить? Я что ли? Где этот дибил?
  
  Помощника снова подняли на допрос.
  
  - Ладно, пошел ты тырить клубнику - хрен с тобой! Но мля, как ты тупизень перед комбатом спалилися?
  
  На что помощник, округлив глаза, ответил:
  
  - Мммбеэээээ...
  
   Пытаясь замять ситуацию, Рудик предложил кэпу клубники. Тот не побрезговал, и, развалившись на стуле, аппетитно поедал ее, сплевывая хвостики на пол. Промурыжив мозги наряду, капитан с чувством выполненного долга удалился, строго указав:
  
   - Не сменитесь, пока объяснительные не предоставите!
  
   Проводив начальника, Рудик взял пакет с остатками ягод и в сердцах швырнул его о забор. Вечером, после сдачи наряда, старшину вызвал командир роты.
  
   - У тебя совесть есть?
  
   - Мммбеэээээ... - ответил Рудик.
  
  - Я тебя целый час перед комбатом отмазывал, мог бы хоть одно ведерко клубники подогнать! Вот делай после этого людям добро...
  
  Длительный процесс превращения человека в homo soldatikus проходил у всех по- разному, но в любом случае болезненно и психопатично. Поэтому, у многих включались защитные механизмы. Кто-то, как Миша Грыша, постоянно боролся с зеленым Змием. Пока длилось захватывающее и увлекательное противостояние, бремя службы стремительно проносилось мимо. Плюсы данной стратегии заключались еще и в том, что алкоголизм, приобретенный в армии, считается инвалидностью и основанием для увольнения по ВВК, со всеми причитающимися бонусами. Но, желающих пойти по этому пути находилось совсем немного.
  
  Кто-то, как ефрейтор Дмитрий Натощак, обретал Веру, и, подчиняясь Божьему провидению, шел по тернистой стези воина, благодаря Всевышнего за ниспосланные трудности и лишения. Стараясь образцово исполнять обязанности солдата, Дмитрий Натощак выучил все инструкции, пункты и положения, в совершенстве овладел личным оружием, являл собой безупречность и дисциплину. Мне такой подход импонировал, но мне, как и всем остальным, казалось, что у Дмитрия рано или поздно крякнет кукушка. Как оказалось - не казалось. Вскоре на все вопросы Дмитрий отвечал: "Не вижу проблем! Ступай своей дорогой!", и, улыбаясь, говорил: "Читссс..." имитируя издаваемый "Уралом" звук.
  
  В попытках защититься от окружающей действительности, каждый сходил с ума по своему, ну, в смысле адаптировался. Интересный способ придумал товарищ Дениска. Маленький, сильный и коренастый, он всем своим видом и повадками походил на обритого и остриженного гнома в зеленой униформе. Эдакий боевой лепрекон. Дениска спасался постоянными разговорами о спорте и половом сношении, а также бесконечной травлей шуток. Он непрерывно общался с товарищами, с телефоном, с телевизором. Помню, сменившись ночью с поста, я, подходя к казарме, услышал знакомое бурчание Дениски. Удивляясь, с кем это он так поздно лясы точит, я увидел сидящих возле Дениски котов, сосредоточенно внимающих каждому его слову. Дениска, посмеиваясь, что-то им увлеченно рассказывал, а кошаки заворожено слушали. В знак признательности столь благодарным слушателям, Дениска время от времени чем-то их подкармливал и продолжал свое повествование. Общительный Дениска, страдающий от нехватки внимания, завел себе кота и дома. В те же редкие моменты, когда поговорить оказывалось совсем не с кем, Дениска что-то тихо бубнил себе под нос и усмехался.
  
  Оригинальный, и, как показала практика, весьма эффективный метод изобрел товарищ Голубь. Поначалу, наблюдая за Голубем, я на сто процентов уверился в том, что этот утырок просто создан для армии. Всегда на позитиве, беспрестанно кривляющийся, несущий какую-то ересь, и всем своим поведением показывая, что он в эту ересь свято верит, Голубь производил впечатление идеального солдата. Но однажды Голубь себя выдал. В те редкие моменты, когда нас по каким-то причинам не озадачивали тупой работой, всех собирали в ленинке. После двухчасового сидения один из молодых не выдержал:
  
  - Мля! Ну че мы здесь сидим? Че нас домой не отпустят?
  
  На что Голубь ему ответил:
  
  - Э! Ты не просто так сидишь - ты Родину защищаешь! Тебе Родина за это бабло платит!
  
  - Боже! Как меня все это засношало...
  
  И тут Голубь раскрылся:
  
  - Все вы Богу ноете когда вам членово, а когда все хорошо - фиг кто вспомнит и спасибо скажет!
  
  Я удивленно посмотрел на Голубя. Он посмотрел на меня, и понял, что спалился, причем понял, что и я это понял. Позже, пытаясь разгадать его феномен, я напрямую спросил у Голубя:
  
  - Малый, ну ты же нормальный человек. Как, КАК?! Ты можешь быть таким утырком?
  
  - Братан, я когда КПП переступаю, у меня в голове чета щелкает и все, я - солдат! А на свободе я совсем другой. Тут иначе нельзя, а то станешь таким же зомбаком как старослужащие.
  
  Немного понаблюдав за ним, я воочию убедился, как подходя к части, обычный парень Рома в один миг превращается в Голубя, словно Билли Миллиган, отдавая свое сознание в распоряжение другой личности.
  
  Пример этот оказался заразительным. И вскоре к Голубю присоединился сержант Потеря. На каждом построении эти два дебила корчили друг другу рожи, плевались, обменивались пенделями и лещами, гонялись друг за дружкой, а поймав - имитировали половое сношение и дико ржали. Следуя каким-то своим тайным соображениям, сержант Потеря на местах построения втихаря оставлял использованные одноразовые шприцы. На вопрос:
  
  - Зачем ты это делаешь?
  
  Потеря ответил:
  
  - Пусть шакалы думают что мы все здесь нарики и боятся...
  
  Впрочем, защита срабатывала далеко не у всех. Молодежь просто терпела, ожидая конца контракта, большинство же ломались и потихоньку превращались в homo soldatikus. Но особенно тяжко приходилось тем, кто терпеть не хотел, а защита не срабатывала. То есть мне. Постоянно раздумывая над тем, что я потерял в этой богадельне с военным уклоном, я становился все более угрюмым и замкнутым. Вскоре, мое внутренне состояние стало проявляться во внешних признаках...
  
  Собрав как-то личный состав на ПХД, Горячий в сотый раз толкнул речь, что нам надеяться не на кого, за нами следят все разведки мира, и мы в ответе за судьбу России. Тут я понял, почему в России все так непросто. Потом Горячий упомянул о соблюдении техники безопасности, и рассказал историю про то, как пять человек и один контрактник нашли на полигоне боеприпас. И, вместо того чтобы разбежаться, они скучковались и решили его разобрать. В итоге - пять трупов и один мертвый контрактник. Во время пламенной речи Горячего, стоявший рядом Патифон толкнул меня и сказал:
  
  - Тихий! У тебя взгляд безумный. Иди в госпиталь!
  
  Пока я обдумывал его предложение, нас быстро организовали и направили рыть траншеи на полигон. Пытаясь найти утешение на дне ямы, я, как настоящий трудоголик, ухватился за лопату и начал, как говориться, копать по-черному. Сняв дерн, щебень, я наткнулся на пару артефактов: алюминиевую посуду и медный паяльник. Процесс рытья оказался увлекательным - следующий культурный слой таил в себе патрон от ПТРК и закисшую гранату с чекой. Бережно выложив находку, я показал ее старшему раскопок. Вокруг гранаты тут же столпилось человек семь, и стало решать, как с ней поступить. Я на всякий случай отошел подальше. Солдатское вече решило боеприпасы не взрывать, а переложить их в другой окоп. Немного передохнув, я вновь принялся за работу. И результат не заставил себя ждать - в недрах обнаружился ржавый штык от трехлинейки. Меня охватил трудовой экстаз. Уверив себя, что стоит еще немного углубиться, и я наверняка откопаю скелет динозавра, или на худой конец какого-нибудь солдата, я с удвоенной энергией орудовал лопатой. Тут Голубь, ставший к тому времени моим боевым товарищем и верным соратником, решил тоже поработать. Отрыв толстый кабель, мы стали спорить, чем лучше его перерубить, и кто будет это делать. Тут Голубь не выдержал:
  
  - Тихий, посмотри вокруг. Одни мы работаем! Бросай все нафиг.
  
  - Малый, ты не понимаешь. Тяжелая работа - сама по себе награда!
  
  Голубь как-то странно посмотрел на меня, и сказал:
  
  - Тихий, сношать ты больной человек! Тебе лечиться надо, а ты в армию пошел...
  
  - Да... Может быть...
  
  И я пошел лечиться.
  
  Военный госпиталь, как тихая гавань, служил для солдат местом, где можно расслабиться и отдохнуть. Во время правления Горячего, в эту гавань стало швартоваться очень много кораблей. На что Горячий запретил солдатам болеть, и обязал всех купить оксалиновую мазь. Нарушив приказ генералиссимуса, мой организм, на фоне длительной простуженности и непрерывной эксплуатации заболел воспалением среднего уха. Обратившись к врачу, я тут же получил путевку на стационар. Про госпиталь можно говорить много хорошего: жизнь в нем скучна и однообразна - поел, поспал, почитал, поел, поспал. В промежутках этого плотного графика случалось посмотреть фильмы. Я еще ходил на ближайший стадион побегать, чем вызывал беспокойство у эскулапов. В госпитале царила своя атмосфера, что сказывалось, в том числе, и на докторах.
  
  Мой лечащий врач, разглядывая рентген черепа, весело сообщил, что у меня воот такой вот гайморит, и сейчас будет прокол. Засунув мне в нос спицу, он рассказал уморительную историю:
  
  - Пришел ко мне как-то солдат со снимком. Я взглянул - и сразу все понял. Двусторонний гайморит. Делаю прокол левой пазухи - и ничего! Странно думаю. Посмотрел еще раз снимок. Ну ладно, думаю, вдруг рассосалось. Делаю прокол правой пазухи - и опять ничего! Вот скажи мне, ты веришь в чудеса?
  
  Я перевел взгляд с торчащей из моей ноздри спицы на открытое улыбающееся лицо врача, прозвав про себя его доктором Ливси, и ответил:
  
  - Никому не верю...
  
  - Ха-ха! И это мудро! Вот и я не поверил! А решил проверить - и сделал промывание. И опять никакого гноя! Да что ж такое то... И тут меня осенило! Спрашиваю солдатика: "Товарищ, как твое фамилие?"
  
  - Иванов...
  
  - Что ж ты товарищ Иванов, даешь мне снимок с фамилией Соколов? Ха-ха-ха! Так, Саша, давай-ка я тебе тоже промывание сделаю...
  
  Доктор Ливси нашел у меня пару сопутствующих болячек и показаний для оперативного вмешательства в мою бренную плоть. Но я нисколько не опечалился, и просто смирился с тем, что мне еще не раз предстоит побывать в этом благородном заведении.
  
  Пока я лечился, Горячий беспрерывно проверял боевую готовность. Процедура эта коснулась и медперсонала: с утра пораньше все врачи и медсестры прибывали на свои рабочие места и активно общались, будто годами не виделись, а тут вдруг такая встреча! Так уж вышло, что моя палата находилась рядом с местом сбора, поэтому невольно я слушал все их истории и байки:
  
  - Знаете, я раньше работала в реанимации. У нас там стоял такой аппарат специальный, для промывания желудка. Ну, там если кто уксуса напьется или еще чем отравится. Так и вот, хочу я вам сказать, эта вот вся откачка, по внешнему виду так похожа на окрошку. С тех пор я ее как-то не очень...
  
  Не знаю, зачем я это услышал, но с тех пор я окрошку тоже как-то не очень...
  
  Из окна лазарета я наблюдал за снующими туда-сюда военными и думал: "Вот это солдат. Он как человек-муравей почти не спит и постоянно бегает из стороны в сторону. С другой стороны - я. Как человек-котофей: ем, сплю и валяюсь на кровати. Но при этом я тоже солдат. Парадокс...".
  
  В общем, несчастье пришло оттуда, откуда я его совсем не ждал. Как известно, от безделья в голове рождаются самые разные мысли. И не всегда они безобидные. Я вдруг начал размышлять о том, действительно ли я в ответе за судьбу России, и почему оно вот все так, а не иначе. Прослеживая путь развития армии от суворовских времен до настоящего времени, я увидел те точки бифуркации, приведшие армию к ее текущему состоянию. Главным поворотным событием, на мой взгляд, безусловно, стало бездумное подражание и наведение дисциплины путем муштры в прусской манере, что уже в те далекие времена под корень уничтожило всякую инициативу у русского солдата. Одновременно, отношение к солдату как к быдлу, и раздачи оному по мордасам в офицерской среде стало нормой. Все это привело в 1917 году к известной ротации офицерского состава на солдатских штыках. Далее - создание армии с нуля. Но архитекторы остались старой школы, соответственно и муштра, как единственный известный способ наведения дисциплины, успешно перекочевала в новую структуру. Как следствие - и безынициативность. Великая Отечественная Война на время изменила внутреннюю сущность армии. Отношение к солдату, от которого зачастую зависела жизнь самого офицера, стало другим. Но потом все быстро вернулось на свои места. И чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что этот порочный круг не будет разорван. В целом же, наша армия напоминала мне печально известную омскую казарму, за нарядным фасадом которой скрывался гнилой каркас, готовый обрушиться в любую минуту. Кто знает, до чего бы я тогда еще додумался, если бы не выздоровел.
  
  Как только я вернулся к трудностям и лишениям, ко мне подошел Голубь:
  
  - Братан, поехали во Владик!
  
  - Надо подумать...
  
  - Я все продумал, поехали!
  
  - Как-то неожиданно...
  
  Голубь обиделся и ушел.
  
  Тем временем у Горячего началось весеннее обострение, и он устроил неделю строевой. Каждый день, с утра до вечера, с перерывами на обед, весь гарнизон маршировал и пел песни. Всем своим существом я ощущал, как с каждым нашим чеканным шагом защита Родины неимоверно укреплялась. В голове же у меня снова завелись мысли о судьбе России. На третий день строевой я подошел к Голубю.
  
  - Че малый, когда во Владик едем?
  
  Голубь адски рассмеялся. В этот же день мы написали рапорта на отпуск, который нам задерживали уже почти год и три месяца. Идею с поездкой Голубю подкинуло его разумное Альтер-эго. Суть заключалась в следующем: так как мы служили за границей, то нам законом предоставлялась возможность за счет государства смотаться в отпуск в любую точку этого самого государства и обратно. Причем время пути не входило в отпуск. Голубь быстро просчитал, что это хорошая возможность зашариться. А так как самым дальним пунктом возможной поездки оказался Владивосток, то к нему мы и направились. Поездом повышенного комфорта. Неделя туда, неделя обратно, плюс по два дня пути от Кишинева до Москвы. В общем, почти двадцать дней шары! За счет государства!! За Родину, вперед!!!
  
  Как только мы вышли в отпуск, ровно в полночь мне позвонил Голубь.
  
  - Малый, там Горячий супер тревогу объявил! Всех с отпусков отзывают, батальон на казарму садят. Короче, отключай телефон, завтра встречаемся на вокзале и валим отсюда как можно быстрее.
  
  - Есть отключить телефон!
  
  На следующий день мы, довольные как слоны, пили чай в поезде Кишинев-Москва. А вскоре занимались тем же самым по пути во Владик. Захватив с собой всяких припасов, ноутбук с фильмами, планшет и картины, мы чередовали активную фазу безделья со сном. Вскоре, правда, я начал вспоминать тематический анекдот: "На третий день следования поезда Москва-Владивосток житель Люксембурга сошел с ума...". Голубь тоже слегка захандрил:
  
  - Чета пива так хочется...
  
  - Какая проблема? Иди, купи.
  
  - Да у них кроме балтики, этой гыдоты галимой, ничего больше нет. Так еще полторы сотни за банку... И одному скучно...
  
  - Не малый, терпи. Я тебе на пиво скидываться не буду.
  
  Голубь недовольно пробурчал, куда я, по его мнению, должен сходить, и надулся.
  
   Поначалу купе оказалось всецело в нашем распоряжении, но потом появились первые попутчики - молодая семья с двухгодовалым Кирюхой. Словоохотливый Голубь быстро развязал с ними беседу, я же больше слушал, изредка вставляя свои пять копеек. Парень оказался капитаном инженерных войск, и уже вечером, когда Кирюха утомился с нами играть, довольный Голубь угощался припасенным капитаном пивом, непринужденно рассказывая о специфике службы в Приднестровье. Капитан проникся к нам неподдельным сожалением, и предложил подкинуть несколько комплектов РХБЗ. Я сказал, что в свете последних событий нам будет сложно их перевезти, и поинтересовался, что он думает о скором возвращении Крыма.
  
  - Ну, неплохо наверное... Но мне больше Олимпиада по душе. Мы даже на закрытии побывали. Вот держите, на память!
  
  И кэп подарил нам выпущенные под олимпиаду монеты с еще неправильной картой России.
  
  В общем, Голубь быстро сообразил, что и как надо делать, чтобы попутчики угощали его пивом. За все время следования их сменилось немало, и почти с каждым Голубь успел пригубить. Я же проводил блиц-опросы и собирал статистику. И вот что получилось: половина, а то и более, всех пассажиров поезда Москва-Владивосток это военные, полицейские, и прочие подведомтвенные, треть приходится на железнодорожников, остальные же - какие-то случайные гражданские. Все опрошенные высказывались примерно так:
  
  - Крым?.. Да и хрен с ним, вот Олимпиада - это да!
  
  - Ну и че тот Крым? Вот у нас в Новосибе скоро выборы мэра...
  
  - Крым - это хорошо. Но вот в Чите леса горят и жизнь ни к черту...
  
  - Приднестровье это где?
  
  Когда же разговор заходил про армию, каждый вояка считал своим долгом рассказать пару-другую историй, словно соревнуясь, кому больше тупизма пришлось повидать:
  
  - У нас поначалу, когда на сенокос посылали, чтоб зашариться - ломали косы. Пока старшина не приказал их к ломам приварить.
  
  - А нас как-то на сенокос послали с лопатами и ломами. А еще мы лужи подметали - парировал Голубь.
  
  - Ну, этим в армии никого не удивишь - подметание луж это традиция.
  
  - Да, только мы их в дождь подметали. Лопатами!
  
  Собеседники удостаивали нас уважительными взглядами и пытались отыграться:
  
  - А мы в дождь бордюры белили!
  
  - А мы бордюры белили в мороз и ночью! - крыл Голубь, а потом добивал: - А еще перед смотром, мы колеса БТРов кока-колой моем, чтоб они блестели как новенькие!..
  
  Мне же особо запомнились истории одного десантника. Зайдя к нам в купе, он молча расположился и заказал чаю. Отпив половину, он наполнил стакан огненной водой и решил с нами познакомиться. Голубь принял его вызов, достал припасенную на всякий случай бутылку коньяка и пошло-поехало.
  
  Десант оказался из боевой части. Без особой охоты, но, все же разговорившись, он поделился рассказами о командировках. Суть заключалась в том, что они приезжали в горы и устраивали там засады на боевиков, иногда сами попадая в засады ФСБшников, которые также устраивали засады на боевиков. К самим же десантам, кроме боевиков, иногда в засады попадал местный спецназ, который тоже устраивал засады на боевиков. А однажды десанты вместе со спецназом сами попали в засаду боевиков. И не всегда из этих командировок все возвращались живыми и здоровыми.
  
  Уже порядочно утолив жажду, десант переключился на более приятные воспоминания, поведав нам, как они на учениях всей ротой гонялись за двумя китайцами. Браконьерствуя, те проникали на богатую русскую землю, наливали в ручьи какой-то гадости, которая разносилась по теченью, усыпляя на своем пути тритонов, жаб и прочих полезных для народной медицины тварей. После чего несчастных земноводных оставалось только собрать и использовать по назначению. Именно за этим занятием их и застали доблестные десантники. Увидев это непотребство, командир кратко изрек:
  
  - Поймать и отсношать!
  
  Первого китайца изловили быстро, поэтому били его не долго, и в щадящем режиме. За вторым, на беду последнего, пришлось побегать.
  
  - Подвесили мы его за ноги на сосну. Он чето верещит на своем, извивается как червяк, ну мы на нем удары поотрабатывали, ножом чутка потыкали...
  
  - Как ножом потыкали? Зачем? - спросил Голубь, поддерживая беседу.
  
  - Ну так, не сильно. Потом отпустили конечно... А че он наших тритонов травит?
  
  После, десант рассказал, как они в заповеднике охотились на кабанов и ловили идущего на нерест лосося с помощью БТРа, перегораживая им речку. Рыбины, перепрыгивая возникшее препятствие, попадали прямо в заготовленные ведра.
  
  Изрядно наклюкавшись, Голубь с десантом наконец завалились спать, признав боевую ничью. Сон их оказался беспокойным, они то и дело подрывались в сортир на вызов бондюЭля...
  
  В Иркутске мы решили попробовать копченого омуля. Голубь как обычно потягивал чужое пиво, бесконечно нахваливая его, и предлагая мне присоединиться. Я не выдержал и решил составить ему конкуренцию, за что потом сурово поплатился, получив с непривычки тяжелое отравление. Пытаясь облегчить мои страдания, Голубь попросил у проводницы таблеточек. Та лишь посоветовала меньше пить, и сказала:
  
  - Единственное чем могу помочь - давление померить.
  
  - И на том спасибо... - поблагодарил я.
  
  - Если очень плохо - можем тебя оставить на ближайшей станции.
  
  Перспектива зависнуть в каком-то Урюпинске меня не обрадовала.
  
  - Я лучше здесь сдохну, среди друзей...
  
  - Купи тогда лотерейный билет, вдруг повезет! - посоветовала проводница. - А то нам план по продажам выполнять надо...
  
  Голубь с охотой вступил в разговор. Проводница пожаловалась на свою нелегкую жизнь, на то, как их накалывает государство, не оплачивая переработку, на разные директивы, обязывающие проводников втюхивать пассажирам всякую хрень и прочее. Голубь сочувствующе поддакивал, и, в конце концов, купил лотерейный билет. Оставшуюся дорогу я называл его лошарой, а он меня засранцем.
  
  Наконец мы добрались до Владика. По замыслу Голубя, у нас оставалось пятнадцать часов, чтобы отметиться в комендатуре, сгонять на остров Русский, искупаться в Японском море, поесть и взять билеты в обратную сторону. Но нашим планам не суждено было сбыться.
  
  Погуляв по городу, мы зашли в какую-то забегаловку. Голубь набрал себе всякой нямки и сладострастно поглощал ее, явно издеваясь надо мной. Не выдержав, я решил тоже перекусить, за что снова жестоко поплатился. Мой ослабленный организм отреагировал на гамбургер как на отраву, и запустил дристомет на полную мощность. Кое-как добравшись до вокзала, я каждые полчаса исправно бегал на горшок. Голубь меня поддерживал, как мог:
  
  - Малый, я не понял, ты че, в море купаться не пойдешь?
  
  Ввиду моей полной нетранспортабельности, мы решили заночевать на вокзале. Заметно выделяясь среди обитавших там японцев, китайцев, узбеков и других коренных россиян, мы привлекли внимание полицейских. Пристав к Голубю с проверкой документов, прапор недоуменно рассматривал его синий паспорт. Дело в том, что у миротворцев, как и у представителей определенных профессий, при поступлении на службу, изымали загранпаспорта, а за место их выдавали дипломатические: синего цвета, в котором на русском и английском языке содержалась просьба оказывать всякое содействие обладателю такого паспорта. Но прапор, не утруждавший себя такой ерундой как чтение, никак не мог понять, что за документ попал ему в руки. Он неторопливо листал его, просвечивал фонариком, и пытался пальцем размазать напечатанные буквы. И если бы полиционер его обнюхал и попробовал на вкус, я бы нисколько не удивился. Когнитивный диссонанс, отраженный на лице блюстителя правопорядка, недвусмысленно говорил о серьезном умственном напряжении. Наработанные годами рефлексы подсказывали полицейскому, что если паспорт синий - значит можно прессовать и разводить. С другой стороны - знакомая картинка с гербом и надпись "Российская Федерация" заставляли полицейского пересмотреть имеющийся жизненный опыт. В очередной раз полистав паспорт Голубя, прапор обратился ко мне:
  
  - А у тебя что?
  
  - Срачка... - устало ответил я.
  
  - Документы покажи свои!
  
  Я достал из широких штанин обычный загранник, красного цвета. Не пожелав сдавать его на хранение в части, я ни разу не пожалел об этом. Полиционер с кислой мордой посмотрел на него и спросил:
  
  - А российский паспорт у тебя есть?
  
  Я молча продемонстрировал ему золотистый герб и надпись "Российская Федерация".
  
  - Мля, че ты умничаешь. Другой паспорт, с места жительства есть?
  
  - Есть...
  
  И я предъявил внутренний паспорт, которым пользовался в Приднестровье. Будучи слегка консервативным, я сохранил первый свой документ, выданный на бланке Госзнака, отпечатанном еще в 1975 году. На главной странице моего паспорта красовался герб с серпом, молотом и четырьмя золотоыми гордыми буквами: "СССР". Прапор, увидев это чудо, впал в полный ступор.
  
  - Я вас щас в комендатуру отведу!
  
  - Мужик, мы только оттуда! - Голубь ткнул полиционеру отпускной билет с отметкой. - Оставь нас в покое!
  
  Прапор, поняв, что ему тут ничего не перепадет, нехотя отвалил, но следить за нами не перестал.
  
  - Малый, - обратился я к Голубю, - че ты не сказал ему, что последние деньги на лотерейный билет истратил, он бы сразу отсношался от нас...
  
  - Слышь, засранец, идем на морвокзал, а то этот прапор меня напрягает.
  
   Морвокзал находился в пятистах метрах. По дороге у меня начались конвульсии, и я со стоном присел на брусчатку.
  
  - Че, опять? - участливо поинтересовался Голубь.
  
  - Братан, кажется, я щас ласты склею...
  
  - Зачем? - спросил Голубь.
  
   Увидев, однако, что мне и вправду хреново, всерьез обеспокоился:
  
  - Э, потерпи пару часов, потом на поезд сядем, там можешь подыхать. А то мне щас с твоим трупом возиться ни фига не по приколу!
  
  - Сука ты! - простонал я. - Бог тебя накажет!
  
  - А меня то за что? - искренне удивился Голубь.
  
  Все же мы добрались до морвокзала. Меня немного попустило. Голубь тем временем поймал бесплатный вай-фай, и читал мне последние вести с полей:
  
  - Старый пишет - они в яме ночуют. Ха-ха! Под дождем!
  
  - Скажи что нам тоже не легко...
  
  - Мля малый, через Украину ехать уже нельзя. Говорят, прямо в поезде вагины раздают!
  
  - Да и пофигу. Я военник спрячу, а вот ты со своим паспортом точно выхватишь! Так тебе и надо!
  
  - Да... Ну и хрен с ним, не в первой!
  
  В общем, так мы и дотянули до утра. Но сюрпризы не закончились. Попытавшись взять билеты на поезд, мы узнали, что все распродано на ближайшую неделю. Я начинал впадать в отчаяние...
  
  - Это ж каким же надо быть дибилом, чтобы поехать хрен знает зачем на край света, и там мля встрять по полной! Чтоб я еще раз тебя послушал! - сорвался я на Голубя.
  
  - Э! Если бы не я, ты бы щас в яме ночевал! Фигли ты тут разнылся как баба сопливая! Я все продумал - за час до отправления скидывают бронь, щас мы ее и перехватим!
  
  Действительно, за час до отправления, на электронном табло высветило двенадцать свободных мест, и Голубь, с видом победителя, пошел брать билеты. На кассе ему вежливо сказали, что воинский проездной документ оформлен неправильно, и обилетить его не могут. Тут уже занервничал и он.
  
  - Лети в коменду, я пока вещи из камеры хранения заберу...
  
  Благо, транспортная комендатура оказалась неподалеку. Пока Голубь занимался бумажками, я пошел за сумками. Выяснилось, что в результате короткого замыкания в голове вахтерши, сумка Голубя ошибочно уехала в Хабаровск. Чем я его и обрадовал по прибытию. Голубь начал психовать. Мы снова пошли в кассу. Свободных мест оставалось семь. Пока до нас дошла очередь, их уменьшилось до пяти. Увидев синий паспорт Голубя, кассирша зависла:
  
  - Ой, я не знаю, можно ли вам давать билет. Мне надо проконсультироваться. - после чего встала и ушла.
  
  Голубь ударился два раза головой об стойку, выругался, выругался, и еще раз ударился. Табло высвечивало цифру "3". Наконец пришла кассирша и оформила нам билеты. У нас оставалось двадцать минут, чтобы попытаться вернуть сумку. Найдя начальницу вокзала, мы ей изложили сложившуюся ситуацию. Начальница с суровым взглядом, внешне похожая на мисс Марпл, внимательно нас выслушала и сказала:
  
  - У меня сейчас посадка инвалида. Подождите.
  
  Голубь обреченно присел. А я его утешил:
  
  - Бог не Тимошка, видит немножко...
  
  Тем не менее, за оставшиеся десять минут, начальница быстро выяснила, где находится сумка и организовала ее возврат. На моей памяти это один из немногих случаев, когда человек действительно находился на своем месте.
  
  - Когда будете в Хабаровске, вам ее передадут на вокзале.
  
  По странному совпадению, мы попали в тот же вагон к тем же проводникам. Увидев нас, они немало удивились, засыпав вопросами:
  
  - А че? А как? А зачем? Билетик лотерейный купите?
  
  В Хабаровске, пока Голубь получал свое шмотье, я воочию увидел один из этапов работы почты России. Из грузового вагона, прямо на перрон, люди в униформе на скорость разгружали посылки с мягкими игрушками. Может, конечно, в коробках было и что-то другое, но после жесткого приземления об асфальт, это что-то, скорее всего, становилось именно игрушкой...
  
  По приезду в Москву, мы, для предотвращения получения вагины, решили через Украину не ехать, а смотаться в Питер. Там и зависли на неделю. Ходили по городу, смотрели на людей, посещали различные торговые центры и наслаждались жизнью.
  
  - Малый, ладно мы в отпуске, но почему в будний день столько людей нифига не на работе?
  
  - Тихий, это Питер! Чтобы здесь жить - работать не обязательно. Эх, вспоминаю я свою молодость... Знаешь, вот сейчас понимаю что я тогда был счастлив - вон в том доме жил, имел нормальную работу, никто не напрягал... - вдруг разоткровенничался Голубь.
  
  - А че в армию пошел?
  
  - Знаешь... Каждый в жизни совершает ошибки...
  
  - Малый, скажи как есть. К тому же я после лотерейного билета уже и так понял что ты - лошара!
  
  - Сам то ты че туда поперся?
  
  - Судя по всему, я такой же, как и ты...
  
  Мы замолчали. Каждый думал о своем. И тут Голубь дал слабину:
  
  - Я обратно не поеду. Я остаюсь!
  
  - Э, не гони. На самбике полетим. Не ссы!
  
  - Не в этом дело. Я в ту тюрьму не вернусь. Ну, его на хрен за двадцать штук такое гавно терпеть! Я остаюсь! - в голосе Голубя сквозила такая железная решимость, что он аж остановился посреди тротуара.
  
  - Малый, тебя под статью подведут. Все равно лететь придется. Молдаване тебя депортируют, и вот тогда уже спокойно назад прилетишь.
  
  - А если не депортируют? - засомневался Голубь.
  
  - Ты себя в зеркало видел? Они на тебя посмотрят и сразу захотят обратно отправить. Даже паспорт твой синий не понадобится!
  
  - Как-то ненадежно...
  
  - Все так и будет! - заверил я Голубя.
  
  В лучших традициях нашего путешествия, мы взяли билеты на Кишинев с пересадкой, чтобы подольше полетать. Словно рантье, я в тот день позавтракал в Питере, отобедал в Москве, а отужинал уже дома.
  
  Голубь с тяжелым сердцем хмуро смотрел в иллюминатор на улетающую свободу.
  
  - Не грусти малый, - подбадривал я его, - депортируют тебя, встанешь на учет в военкомате, а там, через годик я к тебе прилечу, замутим какую-нибудь гангсту. Жизнь наладится!
  
  - У меня плохое предчувствие...
  
  По прилету я, как коренной житель, без особых проблем прошел пограничный контроль. С Голубем, увидев его синий паспорт, как и предполагалось, решили побеседовать. Добравшись до дому, я подключил севший телефон и решил узнать, как у него дела.
  
  - Че малый, можно тебя поздравить?
  
  - Сука! Я тебе этого никогда не прощу! Меня пропустили...
  
  Выяснилось, что Голубь, как настоящий миротворец, депортации не подлежит, а потому, особых претензий к нему со стороны молдавских погранцов не имелось. Спросили только, сколько ему платят, и не хочет ли он продать секреты Родины. Голубь ответил, что платят мало, и секреты продать бы рад, но ничего не знает. В остальном же Голубь постоянно поминал мое имя всуе, а также неустанно повторял, что нет мне прощения.
  
  - Э, - оборвал я его негодование, - взял бы свой пашапорт и по щам бы этому погранцу им надавал! Приговаривая: "Я русский оккупант! Я приехал вас стрелять-убивать!". Тогда бы тебя точно депортировали.
  
  - Тогда бы меня точно закопали бы где-то на взлетке! Тихий, как я тебя ненавижу!
  
  - Мог бы денег ему дать! Короче, так хотел, значит. Харэ сопли жувать! Возьми себя в руки! Ты солдат российской армии!
  
  - Ой все!..
  
  Голубь все же меня простил. Я же, после этого путешествия понял для себя одно: терпеть дальше весь этот идиотизм, называемый службой, у меня нет ни желания, ни сил, поэтому - надо увольняться. Для придания себе большей уверенности совершить надуманное, я сделал небольшое экономическое обоснование: так, в среднем у каждого солдата, в том числе и у меня, за год службы накапливалось более двух с половиной тысяч сверхурочных часов, называемых в народе переработкой. Для сравнения, у людей в рабочем году чуть больше двух тысяч часов. А у меня - только две с половиной тысячи переработки. То есть, за свои двадцать пять кусков, я работаю как минимум в два раза больше. Причем сверхурочные часы никак не компенсируются. Минус здоровье, минус семья, минус жизнь. В общем, убедив себя, я, однако, все никак не решался начать. Обтягивал цифрой стальные каски со штампом выпуска: "1948г.", сколачивал напольные щиты для палаток из досок разваленного спортзала, красил под дождем облупленный шлагбаум - и все ждал подходящего момента. Наконец, он настал. Случилось так, что в связи с неотложными семейными делами, у меня возникла необходимость остаться на пару недель с ребенком. Особых проблем я не видел - за месяц до этого я предупредил Императора, что мне нужно будет выйти в отпуск. Однако, после пятого написанного мною рапорта, я понял, что Император их просто выкидывает. Тогда я обратился к Машке. Замполит, внимательно меня выслушав, сказал, что армия важнее и отправил восвояси. Тут как раз мое терпение и закончилось. Написав кучу рапортов о компенсации переработки, выплате подъемного пособия, предоставлении отдыха, взамен привлечения в выходные дни к службе, я отправил эти письма счастья по почте прямо Горячему и стал ждать. Надо отметить, что все это являлось категорически запрещенным, а тех, кто поднимал подобные вопросы, предавали анафеме. Через пару дней мои отцы командиры забегали, словно тараканы по кухне от внезапно включенного света. К движению присоединился и сам Машка. Пообещав мне отпуск, он приказал мне забрать поданные рапорта. Что я и сделал. После чего по данным вопросам обратился в прокуратуру.
  
  Военный прокурор обычно занимался всякими отчетами перед вышестоящим командованием на предмет: сколько солдат в части срется от дизентерии, сколько зафиксировано правонарушений по использованию лесополос и все в таком духе. Обращения военнослужащих только отвлекали его от работы, поэтому он для экономии времени давал стандартные отписки в стиле: уставом предусмотрено мужественно и стойко переносить все тяготы и лишения, поэтому терпи. Если же подобный ответ военнослужащего не устраивал, и он обращался в вышестоящую прокуратуру округа, тогда оттуда прокурору приходило поручение проверить самого себя. Прокурор очень ответственно подходил к этому вопросу - результат всегда оказывался один и тот же: в результате проверки себя нарушения не обнаруживались, а солдату-жалобщику доводилось до сведения, что прокурор имеет право прекратить с ним переписку. Таким образом, обращение в прокуратуру имело только один смысл - потрепать нервы командирам, так как их вызывали для дачи разных показаний и предоставления кучи отчетных документов, которые обычно никто не вел. Если же кто-то совсем уж сильно доставал прокурора, как например я, то он и вовсе обращения не рассматривал, при этом, не гнушаясь мелкими угрозами в стиле:
  
  - Вот ты все ноешь, как тебе тут плохо. А вот переведут тебя в Россию, на Дальний Восток куда-нибудь, вот тогда и поймешь что у тебя тут служба шоколадная!
  
  - Тварищ полковник, во-первых я только что оттуда. А во-вторых - вы меня Россией не пугайте, я не пиндос, я России не боюсь!
  
  На мои доводы о том, что судебным расследованием установлен статус части 13666, как не относящейся к частям постоянной готовности, а командование до сих пор обманывает военнослужащих, прокурор ответил, что он считает иначе и отправил меня преодолевать трудности и лишения.
  
  В общем, за обращение солдата в прокуратуру, его начинали несусветно гнобить и всячески стращать. Нарисовав мне выговоров за нарушение обязанностей, пользование мобильным телефоном и неприбытие на спортивный праздник, отцы-командиры решили, что на этом все закончится. Но я продолжал гнуть свою линию. Горячий, в приступе праведного гнева, влепил выговора замполиту батальона, ротному, взводнику, их замам и комоду. Но и это не помогло - я продолжал досаждать всему командному составу. Тогда пошли угрозы:
  
  - Ты! Я тебя в миротворческую операцию не возьму! - угрожал мне комбат.
  
  Поначалу я решил, что он шутит. Но комбат всерьез считал это железным аргументом для человека, который решил уволиться на хрен ко всем чертям.
  
  Император просто и незамысловато грозился меня посадить.
  
  Потом подключился начштаба Конь:
  
  - Ты будешь проситься обратно в армию, но мы тебя не возьмем!
  
  Лошадь есть лошадь, что с нее взять...
  
  Не дождавшись результатов, в битву вступил сам Машка. Подойдя ко мне после развода, он, состроив НКВДшную рожу, сурово произнес:
  
  - Товарищ Лаврентьев! Пройдемте со мной на допрос в ФСБ!
  
  - Ща поужинаю и пойдем! - ответил я, - А то мне еще всю ночь в наряде дежурить.
  
  Кстати, на счет кормежки - кормили в местной столовой неплохо, но за счет самих солдат, списывая продукты с их пайкового довольствия, причем, не спрашивая самих солдат.
  
  После ужина Машка куда-то пропал, поэтому, к моему разочарованию, допрос не состоялся. Тем не менее, Машка просто так сдаваться не спешил. В его замполитовском уме созрел гениальный план: на всех злостных нарушителей, жалобщиков и просто тех, кто по каким-то причинам не нравился командованию составили кляузные письма с плохой характеристикой и отослали владельцам торговой сети "Шериф", начальнику приднестровской милиции, ректору государственного университета и в приднестровскую прокуратуру. Смысл этой акции ускользнул от моего примитивного солдатского разума. Могу лишь сказать, что ничего не изменилось. Разве что владелец "Шерифа" неодобрительно цокнул, когда узнал какие негодяи служат в российской армии...
  
  Решив подлить масла в огонь, я обратился еще и в суд. На руках у меня имелся ответ Генштаба МО РФ, в котором говорилось, что часть 13666 не является частью постоянной готовности, также, в подтверждение этого, имелось решение апелляционного суда, которым установлено, что часть 13666 не является частью постоянной готовности. Все это означало только одно - военнослужащим должна компенсироваться переработка. Имея такое прикрытие, на тот момент я полагал, что без особых трудностей выиграю суд. Как говорят в таких случаях - тогда я был еще слишком молод и наивен. Тут надо отметить, что и командование части, и прокуратура, и суд - все находились в одном небольшом административном здании. И чисто случайно, все вышеназванные слуги народа ходили друг к дружке на чашечку кофе, возможно даже с коньяком. Причем поначалу эти чиновники в погонах то ли еще не совсем сдружились, то ли еще стеснялись кого-то. Но вскоре откровенно стали показывать, кто здесь хозяин, и где чье место. Как говорили злые языки, заставят отцы-командиры какого-нибудь прапора за свои деньги купить перед полевым выходом различных товаров, а он потом побежит жаловаться, допустим, президенту. Там внимательно его жалобу прочтут, и направят в генеральную прокуратуру, оттуда спустят в главную военную прокуратуру, потом по цепочке - к местному прокурору. А тот позовет Машку, судью и прапора на беседу. Придет прапор на прием, а там все в сборе. И так участливо его спросят:
  
  - На что жалуетесь товарищ? Мы тут посмотрели ваше лично дело - ни одного выговора. Наверное, это наша недоработка. А давайте мы вас по несоблюдению уволим?
  
  И начинают прапора гнобить. Бывает так - служил человек десять лет - ни одного взыскания, а тут как грибы после дождя - выговор на выговоре. А куда прапору сунуться после стольких лет службы, если его уволят по несоблюдению? Поэтому вставляет прапор свой язык в одно место и все идет своим чередом. Ну, потратил на благо Родины свою зарплату. Это ж святое. Родина отблагодарила - дала возможность служить дальше. Как-то так...
  
  Но непонятливые солдаты все равно бегали жаловаться. Тогда у судьи с прокурором не выдержали нервы, и они собрали личный состав части. На этом сборище довели до внимания военнослужащих, которых потом даже на шлагбаум не возьмут, что жаловаться бесполезно, если кто еще не понял. Радуйтесь тому, что дают. Армия это стабильность. За забором вы никому не нужны.
  
  Однако, за неимением других судов, я обратился в тот, который есть. В суде заседал и председательствовал один и тот же судья. Злые языки утверждали, будто он подмазанный. Конечно же, быть такого не может! Но далее, исключительно для удобства, я все же буду его так и называть - судья Подмазанный. Заседания судья проводил у себя в кабинете, служившем по совместительству еще курилкой и совещательной комнатой, так сказать три в одном. Мантией судью государство, судя по всему, не обеспечило, поэтому свершать акты правосудия ему приходилось по гражданке.
  
  Пожелав уволиться по несоблюдению контракта со стороны МО РФ, я отправился со своим исковым заявлением в суд. Когда должность министра обороны занимал Сердюков, немало военных увольнялось по этой статье. Суть ее заключалось в следующем: если в период службы нарушались конституционные права военнослужащего, то у него появлялись основания для увольнения по несоблюдению со стороны МО РФ. Под такие нарушение подпадали в основном не предоставление отдыха, не выплата денежного довольствия, не обеспечение жилым помещением. Но когда министр поменялся, в российской армии права военнослужащих тут же перестали нарушаться. Бывало даже, захочет какой-нибудь нерадивый командир нарушить права военнослужащего - а ничего не получается! По крайне мере ни один военный суд не признавал такого факта. В обновленной и реформированной армии это просто невозможно. Да, случается так: служат солдаты без выходных, не дают им отпуск, или не платят положенное денежное довольствие. Но чтобы нарушались условия контракта - да ни в жизнь!
  
  Так вот, судья Подмазанный ознакомился с моим заявлением, посмеялся и назначил заседание. Кстати, как и прокурор, судья Подмазанный не чурался угроз: пытаясь заставить меня отозвать иск, он пугал меня страшилками что вызовет каких-то свидетелей из Москвы, а я, как проигравшая сторона, буду оплачивать им проезд, суточные, проживание. Надо признаться, это самая толковая угроза, услышанная мною от военных чинушей. Ну, это и не удивительно - абы кого судьей не назначат.
  
   В час, назначенный для установления торжества правосудия, явился я, Император и юристконсульт Чукавая. Злые языки утверждали, что она типичная позвоночница - так уж вышло, что муж Чукавой оказался зам. по тылу командира в/ч 13666. Совпадение, не более...
  
  По ходу процесса судья Подмазанный быстро установил мою вину в том, что мне не предоставлялся отдых. Также суд установил мою вину в том, что я не контролировал ведение командиром роты журнала учета личного времени военнослужащих. При этом судья Подмазанный не стал заострять внимание на том факте, что на собрании личного состава части он сам говорил командирам, что вести книгу переработки они не обязаны. Потом дали слово Императору. С симптоматичным выражением лица в стиле "Я ничего не понял!", он все же сказал заученные фразы, мол, все он мне предоставлял, и подтвердил свои показания честным командирским. Судья Подмазанный пришел к выводу, что не доверять показаниям Императора он не может, а доказать обратное я не в состоянии. На мои возражения, что согласно гражданскому процессуальному кодексу это Император должен подкреплять свои показания доказательствами, а честное слово таковым не является, судья Подмазанный, основываясь на глубоком убеждении суда, постановил, что я неверно истолковал процессуальные нормы. Поэтому оснований для удовлетворения моего иска нет. На этом собственно все и закончилось. Но я особо не расстроился и подал апелляцию. В апелляции мне написали, что указ Президента РФ для части 13666 не является обязательным для исполнения, что выполнение обязанностей согласно Устава ВС РФ не является исполнением служебных обязанностей, что я неверно толкую нормы законодательства и оснований для моего увольнения нет. Также суд пришел к выводу, что честное командирское является доказательством того, что часть 13666 относится к частям постоянной готовности. Несмотря на то, что ранее этот же суд признал часть 13666 не относящуюся к частям постоянной готовности. Прям не воинская часть, а кот Шредингера. Данная позиция оказалась очень удобной - солдаты лишались компенсаций, предусмотренных как для обычных частей, так и для частей постоянной готовности. И самое главное - все по закону.
  
  Пока я судился, судьба свела меня с прапорщиком Царапиным - физически крепким, морально устойчивым и духовно правильным человеком. Как и со всех прапоров, шакалы тянули с него деньги на различные нужды. В один прекрасный день, после очередных поборов, Царапин не выдержал, подошел к майору Трусову, организовавшему добровольно-принудительные сборы, взял его за грудки, и начал трясти, склоняя в различных падежах такие слова как член, вагина и место имения. Майор Трусов, как настоящий русский офицер, слабины не дал, на провокацию не повелся, мужественно и стойко перенес все гадости, высказанные Царапиным в лицо, после чего побежал жаловаться Машке. Через пару дней у Царапина задним числом нарисовались выговора, психолог признал его полностью негодным ко всему, и в прокуратуре на него завели расследование. Но Царапин оказался крепким орешком. Он добился пересмотра заключения психолога, доказал что выговора нарисованы с нарушением всего, что можно нарушить, а также каким-то образом добился того, что в отношении Трусова органы военно-следственного отдела завели уголовное дело. Пока уполномоченные товарищи разбирались в произошедшем, наступил светлый праздник 9 мая. И правоохранителям ничего не оставалось, кроме как амнистировать Трусова по не реабилитирующим обстоятельствам, что собственно они и сделали. Правда, забыли об этом известить пострадавшую сторону - Царапина. Дав слабину, Царапин взял отпуск и депортировался. Попытавшись вернуть себе хоть какие-то деньги, Царапин обратился в суд, но уже в России. Оттуда дело по подсудности спустили к судье Подмазанному. В ходе разбирательства судья Подмазанный установил следующее: прапорщик Царапин по собственной инициативе купил краску, пульверизатор и прочее. Пробрался в караульное помещение, снял со стоявших на боевом дежурстве машин оружие и боеприпасы, незаметно эти машины выкрасил, а через три дня вернулся, и загрузил все обратно. Причем проделал он все это так мастерски, что ни один состав караула ничего не заметил. Таким образом, по своему глубокому убеждению, суд решил: возвращать что-либо Царапину нет никаких оснований.
  
  Судья Подмазанный так спешил свершить правосудие, что немного нарушил процессуальные нормы, несоблюдение которых, согласно кодексу, является основанием для безусловной отмены решения суда. Этот факт придавал Царапину уверенности, что в апелляции он с легкостью выиграет дело. А пока Царапин решил изобличить судью Подмазанного и написал на него жалобу в квалификационную коллегию судей. Это такая контора, где проплатившийся проучившийся кандидат получает благословение на выдвижение в должность судьи. Эта же контора рассматривает нарушения, совершенные судьями при осуществлении своей деятельности. По идее. На практике же дело обстояло так: жалобу Царапина передали на рассмотрение председателю суда, в подчинении у которого и находился судья Подмазанный. Председатель внимательно жалобу изучил, и ответил Царапину, что по своему глубокому убеждению он не увидел никаких нарушений. Мне почему-то представилось это так, как если бы пострадавший от шпаны обратился в полицию, а полиционеры пришли бы к главному шпановоду и сказали:
  
  - Че тут люди на твоих ребят жалуются?
  
  - Да вы че! Мои не могли ниче такого сделать! Михал Иванычем клянусь! И как только людям не стыдно такие гадости писать про порядочных граждан...
  
  - Да... Ну ладно. Мы пойдем тогда. А ты на жалобу сам ответь, а то неудобно получится - человек обратился все-таки...
  
  - Даже не переживайте вы по таким пустякам!..
  
  В положенный срок пробил час установления правосудия в апелляционной инстанции. Председательствующий судья поинтересовался у Царапина:
  
  - Почему вы считаете, что решение должно быть отменено?
  
  - Меня не ознакомили с моими правами...
  
  - Это не существенно! Вы что, своих прав не знаете?
  
  - Также не велся протокол судебного заседания...
  
  - Это несущественно!
  
  - Без моего ведома суд вызывал и допрашивал каких-то свидетелей...
  
  - Это несущественно!
  
  - По заключению эксперта определения суда и решения суда подписаны четырьмя разными людьми...
  
  - Это не имеет к делу отношения!
  
  Царапин еще пытался доказать, что судья Подмазанный превысил свои полномочия, обращал внимание суда на отраженные в решении слова прокурора, защищавшего на суде интересы Царапина, что Царапин злоупотребляет своими правами, но суд все счел несущественным, и, по своему глубокому убеждению, не увидел оснований для отмены решения.
  
  Рассказывая мне о своих похождениях, Царапин озвучил крамольную мысль:
  
  - Я так понимаю, если бы Подмазанный с криками: " Я здесь закон! Что хочу - то и творю!" сжег конституцию и измазал фекалиями флаг - это тоже ничего существенного не означало бы...
  
  - Ну, я бы не удивился - ответил я.
  
  Тем не менее, Царапин сдаваться не спешил.
  
  - Напишу президенту. Он этого Подмазанного в должности утверждал, пусть знает, как его ставленники работают!
  
  Кстати, согласно Конституции РФ, источником власти в этой самой РФ, является народ. Народ выбирает президента, думу и много кого еще, но при этом, представителей судебной власти народ не выбирает. Судей назначает президент, являясь по факту источником судебной власти. Тоже согласно Конституции. При этом считается, что президент, таким образом, никак не влияет на независимость судебной власти. Действительно, причем тут зависимость? Ну назначил судью Подмазанного, но он же независимый судья. Причем настолько независимый, что сковырнуть его с насиженного места в реалиях современной России невозможно. Не нравится президент? Закончатся его полномочия - выберет народ другого. Не доволен народ работой судей? Да и хрен с ним с народом. Не он судей назначал, ни ему их и выбирать. Каждый президентский эмиссар правосудия знает это, а посему не будет преувеличением сказать - даже в самых отдаленных Чигирях судья по своим возможностям и полномочиям обладает статусом полубога и именем Российской Федерации.
  
  Примерно такой по смыслу ответ и получил Царапин на свое обращение к президенту. Не помышляя о сдаче, он обратился к адвокату для написания кассационной жалобы на решения судов. Адвокат его выслушал, и сказал:
  
  - Послушай, у меня тут людям на пустом месте по пять лет дают, жизнь ломают, а ты такой фигней занимаешься! Отказали - да забудь ты и успокойся. Ничего ты уже не добьешься. Разве что, если у тебя есть знакомый депутат или на худой конец генерал... Ты пойми: мы же людишки, смерды - никто не будет вникать и заморачиваться кто там из судей что нарушил...
  
  Кроме того, адвокат разъяснил Царапину, что для удобства свершения правосудия, в процессуальных кодексах есть небольшие закладки. Так, например, оспаривая решение апелляционной инстанции, кассационная жалоба не попадает сразу в кассационную инстанцию, а направляется к гражданину кассатору, который решает, направить ее дальше, или вернуть заявителю. Как несложно догадаться, 99% всех жалоб возвращается заявителям по той простой причине, что кассатор по своему глубокому убеждению не видит оснований для передачи жалобы в кассационную инстанцию. Самое интересное, что процессуальными кодексами рассматривается возможность того, что вышестоящие инстанции, такие как президиум верховного суда или верховный суд могут не согласиться с решением кассатора. Но на практике, механизм этого "могут не согласиться" ничем не регламентирован. Так, чисто интуитивно, адвокаты пытаются пропедалировать жалобы наверх проверенными способами. Злые языки утверждают, что на этом этапе наступает самое время проплатиться. Достоверно не знаю, но с уверенностью могу заявить: в общем, все попытки со стороны простого гражданина добиться правосудия, по сути своей являются чем-то средним между мазохизмом и онанизмом.
  
  Тут можно еще коротко сказать о самих законах РФ и о гражданском процессуальном кодексе. Законы у нас реально хорошие, как и кодексы. Без всякой иронии и сарказма. Продуманные и выверенные. Но, есть один небольшой нюанс. Любую норму судья может подменить, заменить, или просто отменить. Это раньше говорили: закон что дышло - как повернул, так и вышло. Сейчас все гораздо проще - зачем изгаляться трактовками, когда можно просто написать: в результате неверного толкования истец чего-то там себе решил, поэтому суд не увидел оснований. Причем из всех статей процессуального кодекса судье нужно знать лишь одну, согласно которой суд принимает решение по своему глубокому внутреннему убеждению. Остальные же статьи так, для простых смертных. А с учетом того, что толкование закона прерогатива судьи, то обычный человек никогда не докажет обратного. Допустим, выйдет закон, которым предусмотрено всем людям с фамилией Иванов выплатить по десять тысяч рублей. Побежит Иванов в госконтору за деньгами, а ему скажут:
  
  - Иди, как ты на три буквы сам знаешь куда!
  
  И пойдет Иванов на три буквы, в суд то есть. А там ему судья и разъяснит:
  
  - Ты ж Иванов, закон неверно истолковал! Вот я изучил его внимательно, и оснований для выплат тебе не увидел! Поэтому иди как ты Иванов отседа...
  
  Бывает, конечно, и так, что звезды на небе сложатся благоприятным образом и какая-нибудь вспышка протуберанца расположит судью к просителю Иванову, и решение суда будет в его пользу. Выигрывают же некоторые в лотерею! Так и тут. Но, в общем и целом, видя, отношение отдельной категории граждан к законам как к бумаге, которой они подтираются, испражняясь своими решениями, остальные люди также воспринимают эти самые законы как тряпку, о которую не зазорно вытереть ноги при первой возможности. Вот так вот и живем. И если бы меня вдруг кто спросил:
  
  - Так что получается: суды нужны для узаконивания беззакония?
  
  Я бы ответил:
  
  - Нет. Не только. Помнится как-то президент говорил, что через суды еще неплохо бизнес отжимают. Хотя, я наверняка его неправильно понял.
  
  Впрочем, меня никто не спрашивал...
  
  Однако, возвращаюсь к Царапину: отслужив пятнадцать лет прапором, он решил трясти пальму правосудия, пока хватит сил. В связи с депортацией, Царапина перевели в другую часть на равнозначную должность. Это по приказу командующего округом. На деле же оказалось немного по-другому: вакантной должности не нашлось, личное дело по дороге потерялось, поэтому старшего прапорщика Царапина поставили на должность курсанта со всеми вытекающими выплатами. Снова обратившись в суд уже по новому месту службы, Царапин его все же выиграл. Но, как известно, в России законы не обязательны к исполнению, в том числе и решения судов, особенно если у тебя есть карманный прокурор и судья Подмазанный. Пытаясь добиться хоть чего-то, Царапин написал заявление в прокуратуру, что в отношении него решения судов не исполняются. В прокуратуре провели проверку и ответили, что на самом деле исполняются, просто результата нет, а если он не согласен с ответом прокуратуры, он может обжаловать его в вышестоящей инстанции, но с ним прекратят переписку. По неизвестной причине, Царапин решил, будто прокуратура покрывает командира части, закрывая глаза на явное превышение служебных полномочий. В общем, облегченно вздохнув, со словами: "Наконец-то я понял - в России правды не добьешься!", даже такой несгибаемый прапор как Царапин плюнул на все и стал появляться на службе раз в десять дней, ожидая скорейшего увольнения. Через несколько месяцев у Царапина закончился контракт, потом прошел еще год, но увольнять прапорщика Царапина с курсантской должности никто не спешил...
  
  Тут можно еще добавить, что майор Трусов, ощущая за собой поддержку судьи Подмазанного, продолжал тянуть деньги с оставшихся прапоров. А прапора потихоньку продолжали депортироваться...
  
  Моя борьба с шакальим произволом дала неожиданные результаты - я стал в определенной степени знаменит и уважаем среди солдат. Многие выражали мне поддержку, приободряли и даже, можно сказать, болели. Однако, бороться за свои права решались не только лишь все, мало кто хотел это делать. Одним из немногих оказался Дениска.
  
  - Санечек, здарова!
  
  - Здарова корова!
  
  - Э! Не гони! Можешь называть меня просто - Денис Ефимович.
  
  - С чего вдруг? Всегда опарышем звали, а теперь - Денис Ефимович?
  
  - Короче, у меня такой вопрос...
  
  Оказалось, что в прошлом году Император кинул Дениску на отпуск, постоянно обещая предоставить его чуть позже. В конце концов, год закончился, и Дениска остался с обнаженным хоботом вместо отдыха. Прослышав, что я сужусь направо и налево, а также регулярно бегаю в прокуратуру, Дениска поинтересовался:
  
  - Как успехи?
  
  - Полный ноль.
  
  - А в чем прикол?
  
  - Ну... можешь молча терпеть как все. Если же ты считаешь себя не тварью дрожащей, а право имеющим - то за это придется бороться. Просто жизненная позиция: или хаваешь шакалье дерьмо молча, или талапаешься в этом дерме, но уже вместе с ними. Пусть тоже хлебнут малеха. К тому же, только в нашем суде ты можешь увидеть торжество правосудия над законом, здравым смыслом и справедливостью! Госпошлина кстати небольшая, и это прекрасная возможность зашариться.
  
  - Красиво говоришь Санечек, да чет как-то сомнительно...
  
  - Ты отнесись к этому как к походу в цирк. Разницы - никакой. Только ты еще участвуешь в представлении.
  
  Дениска помялся немного, потом кинул монетку. Судьба дала знак: надо судиться. Контракт Дениски подходил к концу, и этот факт также придал ему решительности. Посоветовав инициировать процесс, уйдя в отпуск перед самым увольнением, я заверил Дениску, что ему еще понравится. И не ошибся. Войдя в раж, Дениска так умело закомпосировал мозги всем своим командирам, что в день разбирательства, батальон остался без управления: все звездоносцы находились в суде или в качестве свидетелей, или в роли ответчиков. В ходе разбирательства судья Подмазанный быстро установил полную вину Дениски в том, что ему не предоставили отпуск, при этом указав, что никакой компенсации он не дождется. Но Дениска ни капельки не расстроился, бодро делясь впечатлениями от суда:
  
  - Знаешь Санечек, сидел я на скамеечке в суде, а рядом со мной два старпера таких грустных. Я их спрашиваю - че носы повесили? А они мне: "С хатами нас кинули...". И тут я понял - мои проблемы, это такая пыль! Ты только представь - двадцатку в этом дурдоме оттарабанить - и такой кидос под конец!..
  
  За то, что Дениска посмел судиться с командиром, ему нарисовали несколько выговоров, причем два из них, пока он находился в отпуске. Но это обстоятельство нисколько не омрачило Денискин дембель...
  
  В общем и целом, похождения в суд можно охарактеризовать одной фразой, сказанной мне тетечкой, работавшей в суде:
  
  - Знаете, был у нас один военный - ему при увольнении жилье не додали, еще чего-то там. Так вот, он судился, судился и умер. Да, сердце не выдержало. Оставьте вы это. Это ж система...
  
  Решив обдумать свои дальнейшие действия, я слег в госпиталь. Там меня с радостью встретил доктор Ливси:
  
  - О! Товарищ Лаврентьев! Резать будем?
  
  - А сколько дней на реабилитацию положено?
  
  - Думаю, недели две тебе смогу выбить.
  
  - Можете прям щас начинать!
  
  - Ха-ха! Ты спешишь куда-то? Мы пока тебя к операции подготовим, не суетись.
  
  Через неделю доктор Ливси меня прооперировал. Сама процедура оказалась хоть и неприятной, но вполне безболезненной. По ходу процесса доктор Ливси постоянно шутил и разговаривал со мной. Испытывая легкий дискомфорт от натянутой на лоб щеки, я на его шутки не реагировал и просто молчал. Тогда доктор забеспокоился:
  
  - Саша, ты как там? Че молчишь? Совсем не могу понять - ты живой или притворяешься?
  
  - Се намальна... - промычал я.
  
  - Ну, слава Богу! Вот смотри, я че думаю: тебя по старинке резать или электроскальпелем? С одной стороны - на нож у меня рука набита. А с другой стороны - когда я еще электроскальпелем смогу поработать? Ну, Саш, че скажешь?
  
  - Селано.
  
  - Что?
  
  - Поуй...
  
  - Я так и думал! Леночка, подключай!
  
  Через минуту в воздухе запахло паленым мясом.
  
  - А щас Саша, я буду ломать тебе кость. Ты только сильно не дергайся если что! Хотя у тебя и не получится - не зря же мы тебя связали! Ха-ха!
  
  Доктор Ливси не обманул - сквозь удары зубила я услышал хруст ломаемой кости.
  
  - Саш, тебе че, не больно что-ли?
  
  - Нэа...
  
  - Я просто новую методику пробую. Нам на курсах советовали в два раза меньше обезболивающего вкалывать - потом лицо не так пухнет. А то знаешь: разнесет пациента как тыкву, аж самому потом страшно становится. Вот скоро и узнаем... А вот и она! Смотрите девочки, какая киста здоровенная!
  
  Девочки-ассистентки с интересом разглядывали мою вскрытую физиономию. Я, стараясь выглядеть более миловидно, пытался улыбаться.
  
  - Саш, че скалишься? Больно? На лучше, посмотри тоже.
  
  Доктор Ливси сделал несколько ловких пассов руками и показал мне висящий на крючке кусок мяса, похожий на свежевырванный глаз.
  
  - Ну че, Саш, зашивать будем? А ладно, можешь не отвечать...
  
  Операция прошла успешно. Действие обезболивающего постепенно сходило, и я ощущал странную пульсацию внутри черепа. Казалось, что с каждым ударом пульса моя голова становится все меньше и меньше. В тот момент, когда она, по моим ощущениям, должна была совсем исчезнуть, я уснул.
  
  Находясь под наблюдением на стационаре, я снова занялся обычным для госпиталя времяпровождением: чтением книг и размышлением. Об армии я больше не думал, так как все с ней для меня уже прояснилось. Меня стали одолевать более глобальные, более страшные мысли о судьбе России. Они осаждали меня, пугая своей навязчивостью и неотвратимостью. Не давали сна и покоя. И тогда меня осенило: чтобы избавиться от всех этих мыслей - надо передать их кому-то другому, пусть у него потом голова болит! Поэтому, как в старой русской поговорке: "Икота, икота - уйди на Федота, с Федота - на Якова, с Якова - на всякого!", я решил изложить эти мысли вслух. А если кто ими заразится - то это уже не моя забота.
  
  Благо, ко мне подселили товарища с соседней роты, с которым я поделился своими соображениями по этому поводу. Им оказался еврей из Грозного Данила Громов, чья семья перед первой чеченской перебралась в Москву.
  
  Все началось с игры в шахматы. Мой напарник так охарактеризовал это занятие:
  
  - Шахматы чем хороши - далеко не всякий дибил в них играть будет!
  
  За этим интеллектуальным занятием мы начали делиться друг с другом заразными мыслями о судьбе России. С точки зрения Данилы, социально-политическое устройство современной России неминуемо приведет ее к очередной катастрофе, наподобие революции или гражданской войны. Катастрофа эта, по его мнению, очистит Россию от грязи, и власть перейдет в руки настоящих патриотов. Сопровождаться все это будет, в том числе, и небольшим насилием. Однако, ничего плохого Данила в этом не видел, более того, по его мнению, показательные дефенестрации в некоторых ветвях власти, несомненно, пойдут стране во благо. В подтверждение, Данила сослался на историю, не раз показывающую, что для нашего государства это естественный и закономерный процесс, к которому он, Данила, собственно потихоньку и готовится.
  
  Я с ним согласился в том, что система управления стала напоминать позднесоветскую, когда властная верхушка выстроила под себя привилегированный бюрократический аппарат, ставший самостоятельным правящим общественным классом, обслуживание которого легло на простых людей. Но при этом, нынешняя система имеет явно более циничный и извращенный характер, направленный на саморазрушение страны, проявляющийся в отчуждении и разобщении остальных слоев граждан от государства, представленного классом чиновников и казнокрадов. Однако, нужно любым способом избегать всяких революций, войн или других катаклизмов, потому как они, на мой взгляд, только усугубят сложившуюся ситуацию, а не разрешат ее. Хотя, против дефенестрации я не возражал. Заметив только, что в Китае вот например, чиновников регулярно отстреливают, и тем не менее, воровать продолжают.
  
  - И у нас надо ввести расстрелы. Хотя бы в тестовом режиме. Уверен, большинство будет только за. Сейчас же есть такое - если за какой либо законопроект проголосует больше ста тыщ, то этот закон выносится на рассмотрение. Надо попробовать. Неужели ты думаешь, что эта гнилая система сама себя изменит, без силового вмешательства? - задал каверзный вопрос Данила.
  
  - Ну, есть путь политической борьбы. Не нравится власть - создай свою партию.
  
  - Можешь начинать! - рассмеялся Данила.
  
  Конечно же, общались мы и на другие темы, но так или иначе, разговор всегда возвращался к размышлениям о политике. Например, вспоминая о героизме людей во время ВОВ, мы приходили к однозначному выводу: случись подобная война сейчас, мало кто проявил бы подобную жертвенность. Ибо тогда, люди со всех уголков огромной страны, куда запах войны даже и близко не донесся, сражались за идею, защищая свой дом, которым они эту самую страну и считали. Сейчас же, геройствовать ради получения всякими там капиталистами-олигархами дополнительных сверх прибылей мало кому захочется.
  
  Уже перед выпиской Данила как-то задумчиво сказал:
  
  - Хорошо все-таки, что тут фсбшники ленивые. В России за такие разговоры нами бы уже давно занялись...
  
  Я же подумал - у каждого свои тараканы в голове. Гораздо подозрительнее, когда их совсем нет. Обычно это означает, что там никто не живет...
  
  Доктор Ливси не обманул и выбил мне освобождение от всего аж на две недели. Светлый образ этого благородного эскулапа навсегда запечатлелся в моей скудной солдатской памяти.
  
  Немного ошарашенный таким неожиданным отпуском, я с непривычки не знал чем заняться. Но быстро пришел в себя и с новой силой стал размышлять. Так, отказавшись от идеи революции и противоестественного изменения сложившейся системы отношений между государством и обычным гражданином, я решил обдумать реальность воплощения политической борьбы на практике.
  
  Для начала, надо придумать серьезную программу. Ну, с этим вроде несложно: по внутренней политике - перво-наперво надо разобраться с доброй традицией класть под конец года на свежевыпавший снег нежный горячий асфальт. Так как еще ни одно из правительств России не смогло справиться с данной задачей, я решил, что политик, разрубивший этот гордиев узел, тут же станет популярным. К тому же, это серьезное подспорье для экономики - сбереженные таким образом средства послужат мощным толчком для внутреннего развития страны. А инновации, примененные на практике, в результате дадут новый виток внедрению нанотехнологий. А там уже и до промышленной добычи Не3 на Луне недалеко.
  
  Второе - это, конечно же, борьба с коррупцией. Из многолетнего опыта ведения этой самой борьбы следует один простой вывод: так как коррупция постоянно побеждает, то сражаться с ней бесполезно - ее нужно возглавить! Но, в отличие от тех, кто ей уже заправляет, я решил возглавить ее как Горбачев, и, разрушить изнутри! А потом, следуя совету Данилы, использовать опыт Китая, с поправкой на российскую действительность.
  
  Так, дальше - моя любимая судебная система. Тут можно хорошо продвинуться на идее приведения судебной власти к требованиям Конституционных норм. К тому же из интернетов я узнал, что по непонятной причине около 70 % граждан почему-то разочаровались в судебной системе после дела Васильевой, посчитав, что система правосудия жидко обделалась. На самом деле мало кто из граждан понял: им на наглядном примере показали что можно, и что нельзя различным сортам дорогих россиян. К самой Васильевой у меня претензий нет - по слухам половина всех сиделец в женских тюрьмах это главные бухгалтера и финансисты, которые, втайне от ничего не подозревающего руководства, проворачивали свои темные делишки, и справедливо остались крайними. Посадить же директора Васильевой вообще не представляется возможным: во-первых, нет оснований, но даже если предположить такие основания, то что получится? А вдруг он знал какие-то секретные тайны? В тюрьме то может и проговориться. А если он случайно самоповесится - то пойдут слухи, что эта должность проклятая и ни одного нормального человека на этот пост больше не заманишь. В конце концов - ну не строить же для него отдельную тюрьму как в Израиле!
  
  Васильева же, в отличие, например, от Шавенковой, никого не убила и не узувечила, по крайней мере, ей это не вменялось. А народ, как оказалось, в большей степени негодует, когда воров отпускают по УДО, чем когда людей безнаказанно давят и калечат. На этой волне негодования можно неплохо поднять рейтинг популярности. Я даже слоган придумал: "Лаврентьева в президенты, Васильевых в арестанты!".
  
  По внешней политике все очень просто: не надо мешать пиндосам провоцировать китайцев. Пусть сцепятся как следует, а мы потом обоим будем продавать оружие и ресурсы.
  
  В завершение осталось придумать какую-нибудь красивую национальную идеологию. Первую мысль подобного рода, предложил президент, и звучала она так: "Конкурентноспособность во всем!". Выполнение этой идеи ударными темпами привело к тому, что под конец 2015 года по данным Росстата общая зависимость экономики от импорта достигла 90 %, а в некоторых отраслях - под 100%. Реализация первой идеи позволила президенту переключиться на другую: "Патриотизм во всем!". По армейскому опыту мне хорошо известно: как только начинаются разговоры о патриотизме - значит, от тебя хотят, чтобы ты сделал то, что находясь в здравом уме и трезвой памяти, никогда бы ни сделал, причем нахаляву. А с учетом опыта реализации первой национальной идеи мне даже страшно представить конечный результат второй.
  
  В общем, немного подумав, я сформулировал свою национальную идею: "Справедливость во всем!". Идея, откровенно не новая, но явно актуальная. К тому же, у русских людей отчетливо прослеживается патологическое влечение к этой самой справедливости. Поэтому, начинающему политику грех этим не воспользоваться. Пытаясь развить данную мысль, я загнал себя в смысловой тупик: так как само по себе понятие справедливости довольно аморфное, то для целевого использования по назначению, его необходимо сформулировать и конкретизировать, чего никак не удавалось. Я решил пойти от обратного. Может, справедливость во всем наступит, когда мы избавимся от несправедливости? Почему-то сразу вспомнились крокодильи слезы Клинтонихи о Сибири, несправедливо доставшейся России. Над устранением этого недоразумения наши американские партнеры уже активно работают. Возможно, стоит поинтересоваться у них, что это за зверь и с чем его едят? Или отнять и поделить. Хотя нет, проходили уже... Или вот, олигархи - почти каждый согласится, что они несправедливо завладели народными заводами, газетами и пароходами, причем за счет этого самого народа. Но, нельзя не признать - все это проделано по закону. А отнимать честно наворованное тоже как-то несправедливо. Жить по законам? Да быстрее яблони на марсе зацветут. В общем, как ни крути - везде тупик. Поэтому я решил не заморачиваться, и поступить как с патриотизмом: "Справедливость во всем!" - а там каждый сам додумает, как ему нравится, главное - увлечь массы.
  
  Ну и в качестве вишенки на тортике - написать серию статей с громкими заголовками, типа: "Россия не сосредотачивается, Россия рефлексирует". Для начала пойдет.
  
  В общем, у меня неплохо получалось фантазировать о собственной партии, пока из интернетов я не узнал, что для продвижения этой самой партии потребуется как минимум миллионов пятнадцать правильных денег. Тут у меня пропала всякая охота заниматься политикой. После чего осенило: вся эта болтовня про политическую борьбу - разговоры в пользу бедных, для выпуска пара так сказать. Да и быть президентом в России - это как работать главврачом в дурдоме: дурдом никуда не денется, а вот умом наверняка тронешься. Правда, наверное, бонус за вредность неплохой.
  
  Глубоко осмыслив открывшуюся мне истину, я, как и 90% нормальных простолюдинов, населяющих Россию, увидел из сложившейся ситуации лишь один выход: забить большой болт на государство и жить дальше своей жизнью. Развлечения ради, можно еще наблюдать, как оставшийся мизер, разделившись на два лагеря - либералов и патриотов, устраивает срач в интернетах и дерибанит из бюджетной кормушки все, что ни попадя. Видимо поэтому Россия до сих пор сосредотачивается, сосредотачивается, да все никак не высосредоточится...
  
  Как я уже уяснил: идти в политику, чтобы выбить положенный по закону отдых - просто маразм. Поэтому я решил по примеру отцов-командиров, прокуроров-шмокуроров и судей-мудей наплевать на всякие там законы, приказы, уставы и прочую лабуду, и предоставлять себе выходные самостоятельно.
  
  Окончательно выздоровев, я вышел на службу. К тому времени меня перевели в другой батальон. Найдя своего нового ротного, я ему в двух словах рассказал о себе, и почему я буду появляться на службе раз в десять дней. Привычно ожидая услышать в ответ истеричные вопли, я, однако, удивился реакции ротного. Товарищ капитан как-то устало посмотрел на меня и спокойно сказал:
  
  - Да я вижу, какой тут едрючий велосипед устроили вместо армии. И тебя понимаю. Но вот смотри - из-за тебя сейчас будут моих сержантов и взводников сношать. А скоро премия годовая. Ты же сам знаешь - они сразу под приказ на лишение попадут. А люди тебя даже в глаза не видели. Давай, чисто по-человечески, сделаем так - ты пока походи на службу. Я тебя только к нарядам привлекать буду, до наряда - свободен, никто тебя не побеспокоит. Через месяц снова в отпуск уйдешь, а там глядишь - и уволят...
  
  Растерявшись от неожиданности, я нашел предложение ротного достаточно мудрым, поэтому согласился.
  
  Тем временем в части сменился командующий - на место Горячего прислали полковника Зеленого. Не будучи физиогномистом, увидев нового командира, я про себя отметил, что он, судя по всему, не то чтобы регулярно борется с зеленым Змием - скорее всего он с ним просто дружит. К такому же выводу пришли и мои товарищи, почему-то обрадовавшись этому обстоятельству. Рассуждали они просто: с таким другом новому командиру будет не до личного состава, поэтому можно спокойно нести службу, ни на что не отвлекаясь. Их радужные мечты разбились на тысячи мелких осколков в тот день, когда Зеленый, поборотый Змием, перед началом ПХД приказал для повышения боеготовности облачиться миротворцам в броню, вооружиться садово-шанцевым инвентарем, ломами и метлами, после чего в течение часа гонял батальон по части в тридцатиградусную жару. А чтобы личному составу головы не припекло, их покрыли стальными шлемами 1948 года выпуска.
  
  Быстро вникнув в сложившуюся ситуацию, Зеленый решил сделать из дерьма конфету из вверенной ему части образец чистоты, порядка и процветания. Солдаты в усиленном режиме занялись побелкой, покраской, попилкой, подметалкой и тому подобным. Все люки в части выкрасили в красный цвет с белым горошком, трещины на стенах завесили патриотичными плакатами, с которых суровые контрабасы презрительно взирали на трудности и лишения. Надписи на плакатах лаконично гласили: "Служба по контракту - работа для настоящих мужчин!". Помимо этого, на каждом углу обновились стенды с душераздирающими лозунгами: "Мы чтим Суворова законы!", "Сам погибай - товарища выручай!", "Цели ясны, задачи поставлены", "Зри в части - семью, в начальнике - отца, в товарище - родного брата" и прочее. К реальности все эти высокопарные фразы никакого отношения не имели и вызывали у военных лишь презрительную ухмылку. У меня же, каждый раз при прочтении подобных мудростей, в голове возникал лишь один афоризм, определяющий окружающую действительность: "Жизнь дерьмо, а я - муха!".
  
  Забота о чистоте и порядке не минула стороной и самих солдат. Всем приказали приобрести кучу разных нашивок для формы, естественно за свой счет. Положительное сальдо от этой операции по моим скромным прикидкам равнялось стоимости средней иномарки. На всю часть нашлось лишь несколько человек, принципиально отказавшихся сдавать деньги на нашивки, в том числе Дениска, ожидавший скоро дембеля, и я. Остальные же покорно сносили в кассу роты по полторы штуки.
  
  - Ну не олени?! - возмущенно задавался риторическим вопросом Дениска.
  
  Я же ничему уже не удивлялся и не возмущался. Потом и кровью выбитый отдых, любезно предоставленный ротным, благотворно влиял на все мое существо: я отоспался, успокоился, и стал смотреть на все философским взглядом. Перед смотром нашивок, мне молча выдали мой комплект. "Конечно же олени" - подумал я тогда, но не простые, а добровольные.
  
  Пожалуй, стоит сказать пару слов о самих смотрах, несомненно являвшихся одним из сакральных армейских ритуалов. Помимо оружия солдаты на смотр брали все предусмотренное Уставом барахло: артефакты полувековой давности - вещмешок, палатку, котелок, лопатку и флягу. Вещмешок комплектовался сухпаем, , ложкой, ножом, чашкой, пуговицами и комплектом иголок с нитками. Обязательно тетрадка и конверты для писем. Писать родным послания из горящего танка. Все это добро приобреталось за свой счет, такая вот старая добрая традиция. Ну и хознабор конечно - маленький чехол с гребешком и набором иголок с нитками. И еще набор иголок с нитками в головном уборе. Причем этому набору всегда уделялось особое внимание - черная, белая, зеленая. ЧБЗ. И не дай Боже в другом порядке! Говорят, во времена ВОВ немецких шпионов вычисляли по квадратным шляпкам сапожных гвоздей на подошве сапог и нержавеющим скрепам в документах. Традиции остались, но слегка видоизменились - теперь диверсанта легко обнаружить, посмотрев в какой последовательности у него намотаны ниточки в кепке - если не ЧБЗ - беда тебе шпион! Отсношают точно. Наверное, поэтому солдат должен при себе иметь столько наборов иголок с правильно намотанными ниточками.
  
  В общем, когда торговая операция с нашивками показала положительное сальдо, военным предложили добровольно скинуться на реставрацию бассейна. Всего-то по три штуки со штатной единицы. В Голливуде на эту тему сняли бы фильм "Загон оленей 2" с толстым намеком на продолжение.
  
  Наблюдая за тем, как недовольные военные, бурча себе под нос нехорошие слова в адрес отцов-командиров, добровольно сдают денежку, я подумал, что солдатская душа полна противоречий. Изучением этих противоречий я и занялся в оставшееся до дембеля время.
  
  Итак, по договоренности с ротным, я заступал только в наряды и только дневальным. Доверять оружие человеку, находящемуся в черном списке психолога никто не решался, поэтому мне просто выдавали штык нож и разрешали охранять ночной покой спящего личного состава. Вообще, заступать на суточное дежурство всего четыре раза в неделю, и при этом не привлекаться ни к каким другим мероприятиям, первое время казалось чем-то фантастическим. Ну, это как сорвать крупный куш в лотерее - все слышали, но ни у кого не получалось. В задачу дневального, помимо простаивания жизни возле КХО, входила еще уборка казармы, территории возле казармы и подработки на полигоне, оружейных складах, мусорках и все в таком духе. В свободное от щипания травы время, я размышлял на различные философские темы и проводил соцопросы. Все началось, когда мимо проходил Патифон, распевая народную украинскую песню:
  
  - Чому я не сокииил? Чому нэ лэтаююю? Чому пэрэмогу за зраду вважаааю?
  
  - Здарова Тимон! Слышь че?
  
  - Че надо Тихий?
  
  - Ты мне скажи - вот ты пятнадцать лет в армии. Как ты столько времени эту дрочь терпишь?
  
  - Мля Тихий, раньше то по-другому все было. Раньше я на посты ходил, там люди меня знаешь как благодарили? Я еще выходные застал - один перед нарядом, другой после. Успевал все домашние дела переделывать. Мне на службу хотелось приходить. Пострелять любил. А щас че? Мужики, давайте быстрее мусорку уберем, и нам три часа выходных дадут! Да и то наобманут. Вот поэтому и убираем одну мусорку целый день. А вся эта членота баранья началась лет пять назад.
  
  - Понятно. А вот война скоро начнется - пойдешь воевать?
  
  - Ты че, болтанулся? Какая война?
  
  - Сам ты болтанулся! Телик позырь - че в мире творится то. Я те говорю - после Украины мы следующие будем!
  
  - Тихий, не нагнетай! Иди проспись!
  
  - Не, ну а вдруг? Че, пойдешь?
  
  - Не братан. У меня контракт скоро заканчивается. Какая война?
  
  Отдав Родине пятнадцать лет жизни, сержант Тимон уволился по окончанию контракта. На комиссии отцы-командиры, уверенные, что такие динозавры как Тимон-Патифон будут служить пока не склеют ласты, всячески уговаривали его остаться, удивленно вопрошая:
  
  - Тебе че, квартира не нужна?
  
  - Не.
  
  - Да мы твоим родителям благодарное письмо напишем! Оставайся!
  
  - Не
  
  - Сделаем тебя командиром отделения!
  
  - Не.
  
  - Замком!
  
  - Не.
  
  - Хочешь, прапора дадим?
  
  Тимон задумался, и ответил:
  
  - Тварищи полковники, давайте майора - тогда остаюсь.
  
  - Да иди ты...
  
  На прощание, Патифону Родина, в лице отцов-командиров, дала служебную характеристику, описывающую сержанта Тимона как редкостного утырка, не достойного службы в российской вооруженной армии. Тимон немного расстроился и напросился на прием к Зеленому, высказав ему следующее:
  
  - Тварищ полковник! У меня за пятнадцать лет в армии ни одного взыскания. Ни разу не привлекался к дисциплинарной ответственности. Я - отличник по боевой и физической подготовке. У вас совесть есть такое писать?
  
  Судя по всему, на тот момент у Зеленого еще имелась совесть, и, пристыженный, он пообещал дать Патифону нормальную характеристику. Из известных мне военных, Тимон оказался последним, кого при увольнении отцы-командиры не обхаяли в письменном виде. Похоже, Тимон забрал с собой последние остатки их совести. Остальным же увольняемым поголовно писали в характеристиках всякую хрень, неизменно добавляя: "К службе в Вооруженных Силах РФ как внутри, так и за ее пределами не готов". Вот такое вот "Благодарю за службу!". Меня, изрядно попившего командирской кровушки, подобная характеристика лишь развеселила. Однако немало парней, выступавших за часть в разных соревнованиях и отстаивавших честь российских миротворцев, почему-то ходило с недоуменными расстроенными физиями, как бы спрашивая: "А меня то за что?". А чтоб знал сука!
  
  На самом же деле подобные действия являлись продуктом мозгового штурма высшего командного звена части 13666, питавшего глубокую уверенность в том, что страх получить говенную характеристику остановит поток желающих уволиться. Но, все вышло наоборот - к моменту моего увольнения недобор личного состава части составлял почти 25% от штатной численности. Лично на мне это сказалось следующим образом: из-за нехватки людей я заступал одновременно дневальным и в состав дежурного подразделения ПАТ. Из самого ПАТа выделялись люди, заступающие на охрану деревянного макета миротворческого поста на полигоне. А однажды я заступил дневальным, гранатометчиком в ПАТ и сторожем на полигон. Такой вот небольшой рекорд. А пока люди увольнялись, я продолжал свои статистические исследования.
  
  - Серый, вот война скоро начнется - пойдешь? - обратился я к своему напарнику дневальному - добродушному мужичку, начавшему служить еще при СССР.
  
  - Куда мне? Я ж итак еле хожу. Мне б дотянуть до увольнения...
  
  Зэбаса, так звали моего напарника, Родина, в лице чинуш из регионального управления жилищным обеспечением, исключила из очереди нуждающихся в обеспечении жильем, сославшись на то, что какая-то компьютерная программа ошибочно вписала его личные данные и данные его семьи в эту самую очередь. Затем эта программа ошибочно выделила Зэбасу квартиру. Программа, наверное, называлась skynet. И вот, когда обрадованный старикан уже планировал увольняться, ему пришел бесплатный талон на получение губозакаталки с уникальной возможностью послужить Родине еще лет восемь. Вновь открывшиеся для Зэбаса перспективы вместо радостного ожидания погрузили его в состояние полной меланхолии и нигилизма.
  
  В общем, ветераны отнекивались, ссылаясь на никудышнее здоровье и полную психологическую несовместимость с боевыми действиями, попутно высказывая крамольную мысль, что в случае начала войны, явившийся личный состав задрюкают до смерти всевозможными смотрами и проверками. Молодые же отвечали примерно так:
  
  - Ну смотри, я умею копать, косить, белить, мусор убирать, а воевать не умею. Зачем мне на войну приходить, если меня просто на убой кинут?
  
  Впрочем, встречались и исключения.
  
  - Бузун, пойдешь на войну?
  
  - Да, конечно. Я одному шакалу обещал завалить его при первой возможности...
  
  Боевой дух личного состава части 13666 подвергался все новым испытаниям. Настало время валютного кризиса. По закону, военнослужащие, проходящие службу за границей Российской Федерации, получают денежное довольствие в валюте. Но, как известно, законы в вооруженной армии из-за нехватки времени никто не читает. Поэтому миротворцы и военнослужащие ГРВ получали денежное довольствие в российских рублях, и с них удерживали подходный налог, который с военнослужащих за границей удерживаться не должен. А еще при обмене на приднестровские рубли, ласково называемые пыриками, теряли около 10% на курсовой разнице. Когда же рубль в очередной раз показал свою деревянную сущность, реальная ценность российских денег в течение недели просела в три раза, а вскоре обменники вообще перестали их принимать. Не думаю, что можно словами описать выражение лиц военных в те дни. Эдакая смесь отчаяния, злости, надежды и безысходности. Говорящие головы в телевизоре уверяли граждан, что причин для беспокойства совершенно нет - ведь экономика телевизорной России не зависит от курса доллара. Но военнослужащие, чья зарплата при обмене обесценивалась в три раза, почему-то думали иначе. Наиболее ярким примером, характеризующим в то время отношение солдат ко всему окружающему, послужило одно происшествие на разводе суточного наряда. Среди военнослужащих деловито прохаживались звездоносцы с группы контроля, наугад опрашивая солдат на знание обязанностей. Проверяющий обратился к сержанту-ветерану с дежурным вопросом:
  
  - Обязанности?
  
  - Не знаю.
  
  За годы службы солдат перечитывает, запоминает, забывает и снова перечитывает такое количество всяких разных инструкций и обязанностей, что не знать их он просто не может. Поэтому у проверяющего случилось небольшое утыкание. Каменное лицо сержанта выражало полную индифферентность к происходящему. Проверяющий решил попытать счастья еще раз.
  
  - Ну, ты ж учил?
  
  - Неа.
  
  - Ну, хоть читал?
  
  - Неа.
  
  Поняв, что с сержантом ему не справиться, проверяющий слил нерадивого солдата начальнику штаба Калякину. Тот сразу же решил показать, как надо ставить на место строптивых военных:
  
  - Товарищ сержант! Расскажите свои специальные должностные обязанности!
  
  Сержант окинул Калякина безучастным взглядом, тяжело вздохнул и спокойно произнес:
  
  - Тварищ полковник, вы курс видели? Какие обязанности?
  
  Калякин, захлебываясь от злости, разразился гневной тирадой о предателях, ржавых гвоздях, увольнении и прочей ахинеи. И все. С тех пор солдат на разводе особо никто не опрашивал, а на все претензии отцов-командиров солдаты грустно отвечали:
  
  - Вы курс видели?
  
  Курс, впрочем, видели не все. Так, время от времени прибывало молодое пополнение. Малая часть с большой земли просачивалась через кишиневский аэропорт, остальные же набирались в основном из местных. Тех, кто прибывал с России, забрасывали вопросами:
  
  - Вот скажи, нафига ты сюда приперся? Ты курс видел? Да тебя здесь засношают до смерти.
  
  Новоиспеченные солдаты удивленно мотали головой, выражая полное недоумение. Тогда им доходчиво объясняли, что к чему, и они быстро паковали чемоданы обратно. Но некоторые оставались. Так, прибыл как-то парняга, родом из Приднестровья, но давно обжившийся в Москве. На все вопросы он радостно отвечал:
  
  - Да я готов к жести! Я так и хотел!
  
  При этом он демонстрировал железную непоколебимость своих намерений.
  
  - А ты чем там, в армейке занимался? - спросил я его.
  
  - Служил в должности оператора БПЛА - беспилотного летательного аппарата! - гордо произнес москвич.
  
  - А тут будешь оператором БСЛ - большой саперной лопаты! - подбодрил я его, дружески похлопав по плечу.
  
  Через месяц службы москвич перестал улыбаться и стал какой-то дерганный, а потом вообще куда-то пропал.
  
  Приезжал как-то один пограничник. Послужив везде, где только можно, он каким-то чудом подженился на местной девчонке, а та перетащила его на свою историческую Родину - ПМР. К рассказам товарищей о нюансах миротворческой службы он отнесся скептически, сказав, что повидал много чего, и готов ко всему. При этом он достал заранее припасенные штурмовые перчатки и сопутствующую экипировку.
  
  - Красава! - похвалил я его, - хороший прикид. Жаль только штурмовать тебе в основном придется собачьи какашки.
  
  Погранец оказался парнем неглупым, и после двух недель службы стал высказывать вслух мысли, издали похожие на сожаление:
  
  - Надо срочно переводиться! Что за членота тут происходит?
  
  Через пару месяцев он вроде как перевелся. По крайней мере, больше я его не видел.
  
  Парни же из местных жестко тупили. Их, по отработанной схеме, отправляли в отпуск, а когда до них доходило, в какую кукурузу они встряли, уволиться в упрощенном порядке уже не представлялось возможным. Впрочем, общую картину это никак не меняло: на одного пришедшего приходилось до пяти увольняемых. Отчаянно пытаясь исправить сложившее положение, командование принимало новые, все более и более альтернативно-адекватные меры. Так, командиров отделений, в которых не хватало людей, снимали с должности за подрыв боевой готовности, назначая их виновными за неукомплектованность личным составом. В качестве поощрительной мотивации всем, кто приведет служить тело с гражданки, обещали аж три дня выходных! Нормальному человеку сложно понять ценность такой награды. От себя могу сказать - это очень круто. Круче только заступать в суточные наряды, не привлекаясь больше ни к каким работам.
  
  Размышляя над новыми методами вербовки в ряды миротворцев, у меня в голове возникала одна и та же назойливая мысль: этот сетевой маркетинг при заманивании, вся окружающая обстановка, отношение к людям - что-то мне сильно напоминало. И когда я вспомнил, я воистину ужаснулся! В голове моей всплыли отрывки из прочитанной однажды книги Дворкина о сектах:
  
  "Признаки секты - это обман при вербовке, психологическое насилие, контролирование всех аспектов жизни своих членов и наличие механизмов для такого контроля..."
  
  Порывшись на досуге в интернетах, я, из одной газетной заметки, почерпнул еще более леденящие душу аргументы и факты:
  
  "Маркетинг. Сектанты стараются привлечь как можно больше адептов, поэтому участники секты обычно активно занимаются пропагандой своего учения".
  
   Совпадение номер раз: у нас также с помощью сетевого маркетинга любым путем заманивают адептов людей.
  
  "Иерархия и двойное учение. Обычно инициаторы секты маскируют своё учение под общепризнанные ценности. Всей правды об истинных идеалах сектантов новичкам никогда не рассказывают. Иерархичность - одно из главных свойств построения религиозной секты".
  
   Совпадение номер два: все эти разговоры о патриотизме и защите Родины - хорошая маскировка для заманивая доверчивых простаков! Ну и жесткая иерархия по принципу: я - начальник, ты - дурак! Я шакал, а ты - мудак!
  
  "Взносы. На каком-то определённом этапе от участника секты начинают требовать взносы, пожертвования и вклады в общее дело. Для того чтобы распоряжаться средствами и имуществом своих приверженцев, сектанты могут использовать различные методы подавления сознания и психологического давления".
  
  Нет ну надо же! Совпадение номер три. И попробуй только не внеси - про шесть часов выходных в воскресенье можешь точно забыть! И про премию!
  
  "Непогрешимый лидер. Это своеобразный "диктатор", а подчинение ему по иерархическим ступеням носит тоталитарный характер".
  
   Как говорится - без комментариев.
  
  "Подавление рационального сознания. Чтобы человек не мог разумно обдумать предлагаемые ему постулаты, используется так называемый "эффект присутствия", когда человека стараются полностью и постоянно держать в поле зрения".
  
   Все эти фразочки: "Ты не должен думать! За тебя уже подумали!" - вот оказывается, откуда ноги растут!
  "Книги и собрания".
   Уставы, инструкции, обязанности и бесконечные построения - совпадение номер шесть.
  "Противопоставление миру. Участникам секты постоянно внушается некая "элитарность" их положения среди остальных людей".
   "За забором вы никому не нужны! Армия это стабильность! Вас даже на шлагбаум не возьмут!" - что это, если не совпадение номер семь?
  "Активность. Свободное посещение означает непостоянный контроль, поэтому всё свободное время адептов должно быть занято. Человека должны вырвать из привычного круга общения, изменить его поведение и подстроить его под жизненный уклад секты. Его побуждают активно действовать на благо секты, искать новых участников".
   А тут я, наконец, понял смысл всех этих тупых хозработ, которые мне приходилось выполнять. Понял причину постоянного изматывания недосыпанием. Понял, почему солдатам не оставляют времени для семьи и личной жизни. Совпадение номер восемь - самое грустное совпадение.
  "Опознавательные символы, униформа, знаки отличия. Членам секты важно отличить "своих" и "чужих".
   Что и требовалось доказать!
   "О Боже! Этого не может быть!" - подумал я тогда. И тут же нашел зацепку - в сектах квартиры отбирают, а в армии - выдают! Я облегченно вздохнул. Но тут я вспомнил всех тех, кого прокатили с заветным жильем, и подозрения вновь прокрались в мою терзаемую сомнениями душу. И я по новой принялся перебирать в уме все совпадения и различия. В общем, замучив себя этими размышлениями, я до конца так и не понял: служил ли я в армии, или попал в секту. Впрочем, ясности в этот непростой вопрос добавил один ветеран. В светлый день моего увольнения из рядов ВС РФ, я тащил кучу вещевки, которую мне не додали за три года. Душа моя переполнялась радостью, а я бодро шагал мимо казармы в сторону КПП. Ко мне подошел сержант, отмотавший двадцатку, с которым я пересекался в качалке, и без лишних слов сказал:
   - Молодец! Все правильно делаешь! Не жалей! Я жалею - жизнь на квартиру поменял. Только щас понял - оно того не стоит! А ты не жалей!
   И ветеран похлопал меня по плечу. Не знаю почему, но мне захотелось сказать ему от всей души что-то теплое и хорошее, но он быстро ушел, еще раз бросив мне вслед:
   - Все правильно делаешь! Удачи!
   Напоследок армия в очередной раз кинула меня, не оплатив проезд к месту постановки на учет, но это впрочем, не сильно омрачило той радости и облегчения, от осознания, что наконец-то все закончилось.
   Вскоре мне позвонил по компьютеру Голубь и поздравил с завершением армейской эпопеи, зазывая между делом в Питер.
   - Малый, тут у нас недавно двух омоновцев завалили, давай приезжай, пока ваканты есть.
   - Да, видел по телеку. Они вроде зарплату гастрабайтерам развозили. Не, чет не охота бабло для узбеков охранять. Хотя... Там наверняка сумма неплохая была, можно наняться и сразу свалить куда-то, черный нал фсбшники с пентами искать не будут...
   Голубь немного призадумался, а потом как-то серьезно сказал:
   - Тихий, а ты изменился. Не думал, что ты станешь таким меркатильным утырком!
   - Ой, кто бы говорил!
   - Э, не гони, я вообще-то в душе альтруист! - при этом Голубь скорчил одухотворенную рожу.
   - Ты хоть знаешь что это?
   - Ну да! Это такой лошара, который делает людям добро нахаляву, а они потом к нему жопой поворачиваются.
   После слов Голубя я вдруг понял, что никогда уже не стану альтруистом.
   Сидя на ротанговой качели под теплым октябрьским солнцем, я ел сладкий белый виноград, и думал о том, что мне дала армия. Вспомнил почему-то сержанта-ветерана, которого отрядили для ремонта сортира. Сержант ремонтировал его полгода, а мы пока бегали гадить под забор, за которым шла стройка. За это время строители с нуля выгнали каркасы десятиэтажных домов, постелили крышу, застеклили окна. Пока шел ремонт сортира, я более девяти тысяч раз выполнил команды "Строиться!", "Равнясь!", "Смирна!". А старый сержант остался в моей памяти под прозвищем Начпар - начальник параши. Остался ли я в чьей-то памяти? И под каким прозвищем? Нет, я не жалел о лучших годах своей жизни, потраченных на армию. Эта цена за разбитые вдребезги розовые очки, через которые я смотрел на мир. Но я так до конца и не понял - зачем же я пошел в армию? В очередной раз, мысленно задав себе этот вопрос, меня вдруг осенило, и мне стало как-то неудобно и немного стыдно. Я просто хотел служить Родине. Эх, каким же все-таки я был наивным лошарой!
  P.S.
  А сейчас надо встать:
  Россия - священная наша держава,
  Россия - любимая наша страна.
  Могучая воля, великая слава -
  Твоё достоянье на все времена!
  Славься, Отечество наше свободное,
  Братских народов союз вековой,
  Предками данная мудрость народная!
  СЛАВЬСЯ СТРАНА! МЫ ГОРДИМСЯ ТОБОЙ!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"