Аннотация: И всё таки я её допишу. Обязательно. В ближайшее же время. Должна же я хоть что-то дописать в своей жизни, а?
Тиль терпеть не могла свои волосы...
Если бы не мамино чёткое: "Только отрежь, и увидишь, как я умею плакать", - она избавилась бы от них, не задумываясь. Они ей мешали постоянно, в первую очередь тем, что на улице её же друзья, с которыми она совсем ещё недавно беззаботно носилась по полям и оврагам, пугая ящериц и птиц, с которыми она пекла картошку в лесополосах и выкапывала кротов из их нор, стали смотреть на неё как-то совсем по-другому. Она не понимала, что произошло, а тем более не могла понять и осознать причину этого. На прямые вопросы ей никто не отвечал, её так же брали с собой, но что-то важное было безвозвратно утеряно. Не стало лёгкости, всеобщее веселье стало каким-то натянутым. И самым для неё обидным, стало понимание того, что натянутость эта появляется только тогда, когда в компании появляется она.
Как-то раз она убедилась в этом и потом долго плакала у мамы на коленях, ненавидя себя, весь белый свет и свои волосы. Золотисто-рыжие космы, которые, ниспадали ей на плечи, и которые не держала никакая заколка.
Мама гладила её по вздрагивающим плечам, по голове и молчала. Долго молчала, пока Тиль не затихла, а потом усадила её, потухшую, радом и сказала:
-Ты всё равно не сможешь отказаться от того, что дано тебе природой. Ты девочка, а совсем скоро станешь девушкой, поверь мне, очень красивой девушкой. И тогда все те, с кем ты всего лишь до этого дружила, будут рады выполнить любое из твоих желаний.
Тиль сидела прямо и понимала, что слышит свой смертный приговор. Ничего уже не вернуть. Всё кончено. Они никогда больше не посмотрят на неё как на равную, и не будет уже ничего хорошего, просто не будет. Не будет, не будет, не будет.....
- Знаешь,- мама задумчиво смотрела на листопад за окном,- Когда тебя приняли за свою в этой компании оболтусов, я сначала очень беспокоилась. До сих пор не понимаю, что ты умудрилась такого сделать, чтобы это произошло...
Тиль помнила. Она никогда этого не забудет. И хорошо, что мама никогда не узнает, что она сделала.
Это было полтора года назад, только листва на деревьях была нежно зелёная, а в воздухе пахло мокрой, после первого грозового дождя, землёй.
Тиль любила поезда, но на этот раз даже ей показалось, что это уже слишком. Как она выдержала эту неделю в постоянно стучащей железной коробочке, знал только Фенимор Купер. Она забиралась на верхнюю полку, старалась слиться со звуком ритмично поющих колёс и читала. Ей казалось, что стоило ей открыть старую потрёпанную книгу, и она проваливалась в иной мир, не замечая, что складывался он из чёрных букв на желтоватой бумаге. Тогда ей хотелось, чтобы поезд ехал бесконечно долго, и чтобы книга никогда не заканчивалась. Но потом её стаскивали за пятку вниз. Поили чаем, пытались причесать непослушные, торчащие в разные стороны завитушки, и щёлкали по носу.
-Глаза не испортишь, куколка?
Очередная соседка необъятных размеров, (и где они только такие берутся), проявляла вежливый интерес к её скромной персоне.
-Я не куколка. - голос Тиль был тихим, и только мама могла бы уловить в нём тщательно скрытую угрозу.
Она и уловила.
- Не испортит. У нас в роду ни у кого не было плохого зрения. Никаких предрасположенностей.
И быстро стрельнула глазами в сторону дочери: "Потерпи, а?"
- А как зовут вашего ангелочка.
Тиль старалась не слушать.
-Ильма.
-Странное имя....Хотя у меня знакомая есть, так она свою дочь Лаурой назвала. Красиво, говорит. А её все Ларкой кличут. Не приживаются у нас ненашенские имена. А в школе не дразнят?
Тиль вспомнила свой класс и улыбнулась.
Мама же уже начала терять терпение
-Мы в военном городке жили. Детей мало было. Даже и дразнить то было не кому.
-Тогда ещё натерпится.
- Не думаю. - в голосе мамы промелькнули металлически нотки.- Она вообще терпением не отличается.
Приехали они поздно ночью, точнее сказать рано утром. На перроне Тиль слегка пошатывало, как матроса после долгого плавания. От незнакомой женщины, которая оказалась бабушкой, пахло молоком и свежескошенной травой. От деда бензином и маслом. Старый москвичонок, бывший когда-то зелёным, оказался таким уютным, что Тиль почти сразу заснула и проснулась только тогда, когда машина остановилась.
-Приехали. Эй, будите сонного кролика!
Но Тиль уже сама выползала на белый свет, удивлённо понимая, что ей нравится то место, куда она приехала. Нравится и всё.
Дом был большим и очень уютным. Даже скрипучие полы понравились Тиль сразу и навсегда. Она устроила себе испытание, и, представляя себя индейцем, и пыталась пройтись по полу так, чтобы не скрипнула ни одна половица. А ещё был двор, огромный и тоже очень уютный, с дорожками, уводящими в маленький сад, с постройками в которых, помимо коров и свиней, обнаружилось целое семейство странных животных, похожих на бобров, только с хвостами крыс.
-Нутрии.- Дед потрепал её по затылку,- скажи-ка, мне, внученька, ты хоть знаешь, что такое клубника, а?
Тиль знала. Но видела её только на картинках. И когда у неё во рту взорвалась вкусом эта самая красненькая ягода со смешными зёрнышками, она окончательно поняла, что приехала домой.
В этот день клубники она объелась. Дед старательно обходил бабушку стороной, а та гневно сверкала в его сторону глазами. Совсем как мама. А Тиль лежала с болью в животе и думала, что, увы, за все удовольствия нужно платить. Но клубнику после этого она любить не перестала. Ещё чего!
Дня три ушло на то, чтобы обследовать дом и познакомиться со школой, в которой ей предстояло учиться.
Школа показалась Тиль просто огромной. Количество же детей её просто поразило. Вокруг носилось, прыгало, орало, захлёстывало волнами её и маму, разноцветное море, которое встрепенулось при звуке звонка и отхлынуло по направлению к классам.
Когда её завели в какую-то довольно таки светлую огромную комнату, в которой сидело человек тридцать, она вдруг почувствовала себя делаваром в лагере англичан. И только гордость не позволила ей спрятаться за маму или убежать куда-нибудь подальше. Она с вызовом вздёрнула подбородок и встретилась глазами с взъерошенным мальчишкой, сидящем на последней парте. Его глаза были тёмными, почти чёрными, это притом, что волосы отливали медью, а кожа была молочно- белой с россыпью золотистых веснушек.
Что-то в его взгляде царапнуло Тиль, но в этот момент её начали представлять.
-Ильма Лазарева.
По классу прошёлся шёпот ветерком и затих. А Тиль, стоя под перекрёстным огнём взглядами, вдруг поняла, что всё может оказаться не так радужно, как хотелось бы. Внутри она уже готовилась к войне и составляла планы обороны, и, на всякий случай, отступления. Ей было совершенно ясно, что для того, чтобы выжить в незнакомой обстановке ей необходимо найти как можно больше союзников. Только как это сделать она совершенно не представляла.
Посадили её к тихенькой девочке с пепельными, словно прибитыми пылью, волосами. От неё не исходило никакой, даже маломальской угрозы, только какой-то шершавый интерес. И голос оказался таким же шершавым.
-Ты говорят, с Сибири приехала.
-Если Камчатка - это Сибирь, то да.
Девочка посмотрела на неё как на лягушку, но вопросов больше не задавала.
Тиль понимала, что сразу ссорится или вступать в противодействие с кем- либо, ей не выгодно, но ничего с собой не смогла поделать. Ей совсем не понравилась её новая соседка. Чем, она не понимала, но привыкла доверять своему чувству, которое мама называла интуицией. А вот мальчишка на последней парте понравился. Чем? А как раз тем, что как раз от него угроза то и исходила. Он не был ещё ей ни другом, ни врагом, но то, что он обязательно будет ей либо тем, либо другим, наполняло Тиль радостью.
- Люби своих друзей, но никогда не забывай ценить своих врагов, - говорил отец, а ему она привыкла верить.
Отец...Тиль вздохнула, закрыла глаза и постаралась сконцентрироваться, как он учил её. Ага, и в этот раз удалось.
Мир стал зеленоватым полем, вокруг заплясали, замерцали живые цветные пятна. На все пятна поле реагировало по-разному - возле ярких, оно изгибалось и пульсировало, возле более спокойных было безмятежным, и лишь иногда по нему проходило что-то вроде ряби. Ярких пятен оказалось меньше, чем Тиль рассчитывала. Всего шесть. Из тридцати то. Не густо.
-Ильма!- голос учительницы выбил её из любимого состояния.- Ты что, уснула? Или голова болит?
По классу опять прошёлся ветерок, только теперь к нему примешивался смех и кое-какие словечки. Прошёлся и стих.
Тиль встала и посмотрела учительнице прямо в глаза.
-Это я так думаю. С закрытыми глазами. Это запрещено?
Учительница посмотрела на неё так, как будто первый раз видела. На мгновение от неё пахнуло такой силой, что у Тиль правда немного закружилась голова.
-Нет. Не запрещено. Но я не рекомендую тебе делать это слишком часто. Во всяком случае, во время урока.
" Так,- подумала Тиль.- Одно из пятен нашлось. Осталось вычислить остальные пять."
В это время прозвенел звонок.
Из школы её забрал дедушка. Мама устраивалась на работу, поэтому у Тиль оказалось лишнее время, чтобы подумать. А где лучше всего думается? На природе.
-Дед, а здесь сопок нигде нет?
-Ты бы ещё про море спросила. Погулять хочешь? Овраги у нас есть. Поля. Лесок есть. Чуть подальше и лес найти можно. Пойдём- ка, погуляем- ка... Не помешаю? А то заблудишься ненароком с непривычки.
Тиль задумчиво покачала головой. Способность ориентироваться в любом месте и безошибочно чувствовать направление была привита ей отцом ещё в раннем детстве. Но говорить это деду она не стала. Пришли совсем другие слова:
-Дед, а можно я сама, а? Ты не беспокойся, я кое-что с собой возьму.
Она упрыгала на одной ноге в комнату и скоро уже демонстрировала деду свою руку, на которой был тщательно закреплён её любимый компас.
-И охота тебе с такой махиной таскаться. Тяжёлый, небось.
-А, привыкла.
Дед покачал головой, погладил её по волосам, немного опасаясь в душе обжечься об её солнечные завитушки, заглянул в глаза и сказал:
-Компас это хорошо, внученька, но если хочешь найти дорогу домой, слушай своё сердце, оно не обманет.
Идти оказалось дальше, чем она думала, нет, она не устала, просто ей хотелось побыстрее оказаться одной, подальше от скопления людей, от которого она с непривычки быстро уставала.
Тиль было совершенно не важно, что эти люди могли её просто не видеть и не обращать на неё никакого внимания, их присутствие она ощущала кожей, периодически её задевало всполохами выплеснутых чувств - кто-то обижался, ругался, радовался, плакал. А она продиралась сквозь это всё к покою, туда, где она не будет всё это чувствовать, во всяком случае, не так сильно.
Когда отец впервые обратил внимание на то, что она реагирует на его эмоции и мысли , а было это когда Тиль едва-едва начала лепетать, он нахмурился, взял дочку на руки и ушёл с ней так далеко от их военного городка, как только смог. Что там произошло, Тиль помнила весьма смутно, но с этого времени он проводил с ней практически всё свободное время. Он начал её учить, чему мама сначала весьма решительно воспротивилась. Но отец умел убеждать:
-Чем раньше она войдёт в пору осознания, тем лучше будет для неё. Сейчас самое благоприятное время. Поверь мне, потом может быть поздно.
Его слова Тиль запомнила на всю жизнь. Но смысл их стала понимать только совсем недавно.
Он мало говорил, но Тиль прекрасно видела о чём он думает. Образы были спокойными и ясными. Она узнала, почему они с мамой живут, совершенно добровольно, так далеко от Большого Мира. Отец называл это своей слабостью, и признавал, что иначе бы он просто потерял контроль над своими эмоциями и его бы сочли сумасшедшим. Он рассказывал, как ему было тяжело понимать, что он видит и чувствует то, что другим совершенно недоступно. Его никто не понимал, никто ему не верил, но он, вместо того, чтобы отчаяться, стал действовать. И искать выход. И он его нашёл. Тогда то Тиль и поняла, раз и навсегда самую главную истину - чтобы всего лишь остаться свободной и выжить, ей нужно учиться. Иначе мир чужих представлений захватит и потащит, сломает и заставит подчиняться своим законам. Учиться думать и анализировать, делать выводы и оставаться самой собой. Что бы не случилось.
Щадить отец не умел. Когда Тиль падала после многочасовой пробежки на землю и начинала хныкать, он начинал засыпались её вопросами по логике и восприятию. И говорил:
-У тебя нет времени и возможности быть слабой, и никогда не будет.
"Я сильная.... И всегда буду сильной" - говорила себе Тиль и поднималась.
И падала всё реже.
Единственное чему отец не смог её научить, так это мягкости. Не было в нём этого качества. Если бы Тиль была мальчиком, всё бы было намного проще.. И почему она родилась девочкой? Девочкой. При мысли об этом Тиль снова и снова стискивала зубы. Все девочки, которых она знала, ей не нравились. С ними ей было просто не интересно и эмоции у них отдавали запахом компота и киселя.
С подачи отца в городке к ней все относились особенно, и никто никогда и не вспоминал, что это лохматенькое существо на самом деле совсем не мальчик. Тем более что Тиль и вела себя как мальчик. По другому, она просто не умела. И лишь офицерские жёны в тесном кружке, за душистым чаем с лесными травами, осуждающе покачивали головами. Но на них никто не обращал внимания.
Мать смотрела на всё происходящее с дочерью снисходительно, она сама обладала долей силы и понимала, что пока всё это допустимо, и потом она найдёт время всё направить в нужном направлении. Это самое "потом", наступило гораздо раньше, чем все могли предполагать.
Однажды отец исчез. Когда Тиль поняла, что больше не чувствует с ним связи, она некоторое время не могла понять как это вообще возможно. Через некоторое время появилась взволнованная мама, и они обе побежали к начальнику гарнизона.
Отец пропал. Его искали долго. Очень долго. Но безрезультатно.
А через два месяца Тиль уже тряслась железной коробке поезда. Ни она, ни мама не произносили имя отца рядом со словом смерть.
-Если ему будет надо, он нас везде найдёт, - сказала как-то мама и улыбнулась.
Тиль ещё не научилась так улыбаться. Но когда-нибудь научится. Обязательно.
Лес, или лесок появился неожиданно из-за поворота. Тиль ускорила шаги, почти побежала, и, не успев понять, в чём дело, пробежала его насквозь. Впереди были поля. До горизонта. Их пересекали насаждения достаточно высоких деревьев. Лесополосы - вспомнилось новое для неё слово. Идти в поля не хотелось. Солнце пекло достаточно сильно и Тиль, не привыкшая ещё тому, что может быть так тепло, вдруг поняла, что выхода у неё два - либо искать тот самый лесок, либо довольствоваться лесополосой. Второе ей нравилось всё меньше, так как, то там, то тут, она набредала на горы мусора. Она смахнула пот со лба, резко вдохнула в себя воздух, и, наметив себе примерное направление, пошла дальше. Слова дурной детской песенки сами пришли в голову. Тиль улыбнулась и тихо запела:
-Пятачок, Пятачок,
напоролся на сучок
долго плакал и стонал,
долго плакал и стонал...
-И свинью на помощь звал! - звонкий мальчишеский голос прозвучал так неожиданно, что Тиль резко остановилась.
- Ты чего это тут ходишь одна? Или совсем страх потеряла?
Тиль не видела кто говорит, но чувствовала, что этот кто-то отнюдь не один. Дуновения чувств касались её разума и позволяли примерно оценить обстановку.
Яркие шарики любопытства, разноцветная пыль вредности , пара капель выпендрёжа и бахвальства, но ни одного алого огонька агрессии, ни кислой горечи жестокости, ни тёмных жирных пятен злобы.
Тиль немного расслабилась, но её голос всё равно прозвучал немного жёстко:
- С невидимками никаких дел не имею. Себе дороже. А вопросы и я задавать умею.
-Ну, насчёт невидимок, это ты погорячилась.
Мальчишки появились словно из ниоткуда. И все они оказались её ровесниками, ну или почти.
"Старшему лет тринадцать."- промелькнуло у неё в голове. Самый младший, парнишка лет десяти, смотрел на неё, как на заморское чудо, не забывая при этом гордо вздёргивать подбородок.
-А чего это ты такая белая? Больная да? Я вот тоже болел, ангиной, гадкая, скажу тебе вещь.
Тиль поймала себя на мысли, что хочет взъерошить его льняные волосы, и удивилась сама себе.
-Нет, Шир, она просто только из Сибири приехала.
Тиль обернулась. Медный шлем волос, веснушки и темный, как омут взгляд.
-Ты Ильма, насколько я помню.
-Правильно помнишь, только вот твоё имя мне не удосужились сообщить.
-Я Эрг, это Темпи,- старший наклонил голову, - это Линк и Жанг.
Мальчишки близнецы, русоголовые, круглолицые, одновременно смешно сморщили носы.
-Странно, -Тиль удивилась,- чего это у вас такие имена, нерусские. Я таких раньше и не слышала.
- А мы свои имена сократили и чуть переделали. это для того, чтобы звать удобнее было. - Я, например Сашка, Шир улыбнулся.
-А я Тиль.
-Тиль... -Темпи задумчиво лизнул палец, -я где то читал, - так звали одного стеклянного барабанщика. Может ты тоже стеклянная?
Тиль стало смешно и щекотно, тревога прошла, и сменилась ожиданием чего-то особенного.
-Не проверяла. Может и стеклянная.
-Может её стукнуть, интересно звенеть будет? -Шир аж подпрыгнул на месте.
-Александр,- голос Эрга был серьёзен и беспощаден, - ты, что забыл один из основных законов нашего братства? Девочек мы защищаем, бить их запрещено.
-Ну я же в шутку. - Шир как будто стал ещё меньше и даже пытался улизнуть за спины рядом стоящих.
-Даже в шутку нельзя.
Тиль сузила глаза. Кажется, она таки дождалась. Особенного. Внутри неё запела тонкая струна обиды.
-Если это всё, что вы хотели от моей скромной персоны, то мне пора. Приятно было познакомиться,- она резко встряхнула головой,- Защищайте себе кого угодно, я лично обойдусь.
Ну и что, что её поступок был сильно похож на бегство. Плевать. Она бежала так быстро, что деревья по обе стороны сливались для неё в две сплошных полосы. А может виной этому были слёзы? Они были такие жгучие, что Тиль вдруг стала задыхаться, и, выбежав на поляну, просто упала в траву и расплакалась. Горько и отчаянно. Мир полыхал и искрился. Голова кружилась. Тиль настолько были незнакомы эти ощущения, что она потерялась, запуталась в них. И очнулась лишь тогда, когда кто-то коснулся её волос.
Шир стоял перед ней на коленях и сам хлюпал носом.
-Тиль, ну Тиль, прости, а? Прости.
Его глаза оказались странного бирюзового оттенка с золотыми крапинками.
Злость всколыхнулась и погасла. Обида сменилась неловкостью и осознанием того, что повела она себя натурально как девчонка, во всех смыслах этого слова.
-Может, ты встанешь? Мама говорит, что на холодной земле нельзя долго лежать. Особенно девочкам. Тем более, что ты уже не плачешь.
Говорить не хотелось. Сил почти не осталось. Тиль пыталась встать одним движением, как вставала всегда, но ноги подкосились. Когда она плюхнулась на землю, в кустах кто-то хихикнул. Она запустила в ту сторону своим тапочком не думая и не целясь. Она знала, что попадет.
Вскрик и последующий за ним взрыв хохота показал, что все её новые знакомые расположились в непосредственной близости. Сначала из кустов выпал Эрг, потирающий лоб, потом показались и все остальные. И тут над поляной под ум-ца-ца кто-то знакомым уже ей голосом вывел:
-Запустила Золушка туфелькой в принца.
В лоб попала бедному, чуть не погиб.
И не знает принц теперь, то ли топиться
То ли ядовитенький скушать гриб!
И Тиль поняла,- у неё всё-таки могут быть друзья.
-А Камчатка это очень далеко? А медведи там есть? Большие? Да? Много? Ого!
А эти, как их гезеры!
-Гейзеры.- Темпи поворошил палкой угли, выкатил чернющую от сажи картошку и обнаружив, что она ещё не готова, закатил её обратно.- И вообще, не приставай к человеку. День у неё сегодня ещё тот.
-Ой, совсем ты как взрослый стал говорить. Смотри, борода раньше времени расти начнёт. -фыркнул Шир, но вопросы задавать перестал.
-Как вы будете есть эти угольки? Это что, вкусно? По виду форменная горелая гадость.
Тиль смотрела на процесс приготовления походной еды с большой долей скептицизма.
-Ты что, ни разу в жизни не ела печёной картошки?
-Ни разу. И желание попробовать сей ценный продукт во мне пока не появляется.
-Ну и зря. Вкуснотища. Темпи соль всегда с собой носит, так что будет всё на самом высшем уровне.
- А руки потом как отмывать? Насколько я поняла у вас здесь родников нет.
- В этом лесу - нет. Ну и что, на пруд сходим, это близко. Километра два всего.
Тиль ярко-ярко представила себе вереницу чертенят, по уши в золе, и себя в том числе, что не удержалась и рассмеялась, причём смех её подхватили остальные, и его тёплые упругие потоки наполнили Тиль такой силой, что ещё чуть-чуть и она бы взлетела.
А потом в неё всё таки заставили съесть кусок печёной картошки. Тиль сопротивлялась с яростью кошки не желающей пить валерианку. Причём до тех пор, пока Шир, рискуя быть раздавленным не подполз сзади и не цапнул её на ногу. От неожиданности жертва раскрыла рот, за что и поплатилась. После того, как она обжигаясь и урча от удовольствия слопала картошки три подряд, парочку приёмов ей потом пришлось показать ещё раз.
-Да, - Эрг потирал ушибленный локоть,- так меня ещё никто не валял.
-Ага! Мне бы такого папу. Я бы вас всех, как семечки. Вот.
Тиль улыбнулась и вдруг поняла, что как она соскучилась по отцу.
- А чему он тебя ещё научил, а?
-Многому, но вряд ли это вам пригодится.
-Это ещё почему? -Темпи удивлённо поднял бровь. Мы что какие то не такие?
-Вы то как раз такие. Это я слегка ненормальная.
- Не поверишь, заметили.- Эрг усмехнулся. -И что? Чем ты таким от нас отличаешься?
-Ну, -Тиль ещё не знала какую правду ей сказать.,- я, например, могу со звёздами говорить. Иногда.
-Точно ненормальная. И как, получается? А как ты это делаешь? Ой, а ночью меня мама ни за что не отпустит. -Шир огорчённо сморщился.
-Зачем ночью? И сейчас можно. Звёзды ведь они всегда есть, даже тогда, когда мы их не видим....