Холодный осенний парк. Первые ночные заморозки. Наступила та самая странная пора, когда в 9 уже темно, и время, еще недавно бывшее "детским", превратилось в глухую ночь. На аллеях пусто, под ногами шуршат подмерзшие мокроватые листья, и в голове царит такая же пустота. Парк закончился. Улица. Люди. Первый перекресток.
"Если сейчас загорится зеленый свет, значит я иду в верном направлении" - первая странная мысль.
Только нога ступает на бордюр, загорается зеленый сигнал. Это нисколько не удивляет. Лишь говорит о том, что нужно продолжать движение.
Новый перекресток, та же мысль. Снова зеленый.
Ей совсем не много лет, можно сказать, что она недавно вступила в тот возраст, который абстрактно называется юностью. Ее счастливое существование еще вчера было омрачено внезапной печалью. Он оказался женат, и его жена в лучших традициях жанра застала их в постели. Сегодня осталась только пустота и тупая апатия, и вот она идет по вечернему городу. Мимо проползают громады домов, светящиеся сотнями квадратных огоньков, редкие магазины, столь же редкие прохожие.
Тем временем новый перекресток. Зеленый. Это становится забавным.
На газоне возле тротуара парень болтает с девушкой. Он так мило и ненавящево клеит ее. На девичьем личике все признаки глубочайшего сомнения и смущения, но на самом деле она уже давно готова бросится ему на шею. В руке у парня поводок, на другом конце которого огромный "кавказец". Время замедляется до предела, воздух становится густым и вязким. Она поравнялась с беспечной парой и собакой. Последняя внезапно бросается в сторону похожей. На лицах парня и девушки выражение ужаса и недоумения. Пес приземляется лапами ей на плечи и валит на мокрый асфальт.
--
Ну-ка, фу! - кричит парень. Но он уже не в состоянии что-либо изменить.
Они смотрят друг другу в глаза - девушка и собака - долгие секунды. Пес скалится, и она испытывает непроизвольное желание сделать то же самое. Кажется, что они смотрят друг другу в глаза целую вечность. Парень истошно кричит и дергает за поводок, но не может сдвинуть собаку с места. Проходят нестерпимо долгие минуты, и собака отступает, опуская глаза. Мимо проходит мужчина в длинном черном пальто. Он спокойно оглядывает происходящее, не сбавляя шаг, и чуть заметно кивает все еще лежащей на асфальте девушке. Она медленно поднимается. Парень кричит что-то вроде: "Вы в порядке?! С ним никогда такого не было! Как вы себя чувствуете?!" Но она ничего не замечает, отвечает невнятное "все нормально" и смотрит, не отрываясь, на уходящего уже мужчину. Все меркнет.
***
Вокруг нее потрясающая белизна. Нет, вот тут что-то темное. Она фокусирует зрение на темном предмете. Он вдруг оживает и кричит голосом ее мамы:
--
Ника, Ника! Ты очнулась! Доченька, как ты?
Она надолго задумывается над тем странным обстоятельством, что темное пятно разговаривает голосом мамы, и к ней не сразу приходит понимание, что оно на самом деле и есть мама. С приходом сознания в ее голову врывается нестерпимая головная боль. Зрение то меркнет совсем, то проясняется. Комната иногда пошатывается перед глазами. Но она все же разглядела, что находится в больничной палате, одноместной, люкс. Видимо, родители постарались.
--
Голова болит, - отвечает она поморщившись.
--
У тебя сотрясение мозга. Эта собака, это просто возмутительно! Как можно такую в квартире держать! Мы на них в суд подадим, пусть деньги платят!
--
Не надо в суд. Я почти в порядке.
Мама говорит что-то еще, но Вероника уже не слушает. Просыпаются воспоминания, она мысленно восстанавливает картину событий, снова видит спину уходящего мужчины. Кто он? Глупый вопрос. Просто случайный прохожий. Она никогда больше его не увидит. Хотя нет, возможно, они и пересекутся когда-нибудь на одной из улиц, но уж точно не узнают друг друга. И все же кто он? Почему он ей кивнул? Какое-то неизвестное ранее чувство соприкосновение с судьбой охватило ее при воспоминании об этом странном мужчине. Хотя почему странном? Вполне обычный мужчина. Это она его сделала странным.
--
Вот фруктов поешь! - прорывается в ее мысли голос мамы.
--
Да. Спасибо.
Есть совсем не хочется.
Он.
Замерзший город пробегает стороной. Чувства обострены и кажется, что сегодня проходит какой-то рубеж между вчера и завтра. Завтра будет совсем не таким, как вчера. Бывают такие странные моменты, когда душа переполняется ощущением перемен, и он летит навстречу новому, чуждый этим продрогшим людям. Дом, семья, работа - все это остается вчера. Развод, увольнение, гибель сына - это уже сегодня. А завтра? Оно уже смутно чувствуется в воздухе, в освободившейся от тяжкого бремени боли походке, в пустой от мыслей голове, оно мерещится за каждым перекрестком, манит из-за угла, но ускользает в самый последний момент.
Темнеет быстро. Мягкая, пронизанная зеленоватым светом витрин и желтоватым сиянием фонарей мгла окутывает его, освобождая все больше. Ему кажется, что он идет невидимый среди этих людей, никем не замеченный и не опознанный, и это наполняет его потрясающей легкостью и еще странными, совершенно неизвестными ощущениями сопричастности к чему-то тайному и грандиозному.
--
Время не подскажете?
--
Вы что-то спросили?
Поздно. Вопрошающий уже скрылся из поля зрения.
Город становится мало знакомым. В этом районе он очень редко бывал, вряд ли он смог бы теперь точно сказать, где он и как добраться до дома. Но разве это важно? Мир меняется, в этом новом мире больше нет дороги домой.
Что-то привлекает его внимание. Странная сцена: девушка лежит на асфальте, в грудь ей лапами упирается огромный пес, хозяин которого всеми силами пытается оттащить питомца. "Она моя. Уходи" - промелькнула странная мысль в голове. Но пес как будто и ждал этого. Зверь отступил сначала на шаг, а потом и вовсе сел у ног хозяина как образец воспитания и спокойствия.
"Она красивая" - вторая внезапная мысль. Но асфальт под ногами неумолимо несет его вперед, как огромная беговая дорожка, и он успевает лишь слегка кивнуть ей на прощание.
В голове осталась всего одна мысль: "Свершилось".
***
Потом были еще проспекты, улицы, закоулки. Город мелькает, несется, отдаляется от него. Открытая дверь, нежный, оранжеватый свет изнутри. Его толкнуло к этой двери, как будто он пришел домой. Маленькая комната: старый диван, ветхий шкаф и мольберт посредине с чистым листом бумаги. Рядом лежат краски и кисти. Это было предложение самой судьбы, от которого немыслимо было отказаться. Он сел за мольберт и стал рисовать Ее. Отныне он рисовал только Ее. В каждом лице был кусочек ее незабываемых черт, в пейзаже едва заметно угадывалась ее фигура, из абстракции смотрели прощально и ожидающе ее глаза.
В углу комнаты была дверь, которая медленно открылась, и из нее вышел очень дряхлый старик. Он сказал: "Это теперь твой дом, как когда-то стал моим. Я не удержал то, что обрел. Но ты можешь оказаться успешнее." Он ушел в свою дверь, и она больше никогда не открывалась. А на листе бумаги остались разводы краски, дышавшие осенней ночью. Теперь это была именно ночь, и диван показался гораздо привлекательнее мольберта. Человек, нашедший свою мечту, мог спать спокойно.
Они.
Маленькая девочка лет 10 идет по свежевыпавшему снегу. Снег тает, едва касаясь земли, и кружится в воздухе пушистыми комочками, оседая на одежде прохожих. Волосы вылезли из-под шапки и треплются на ветру, покрытые снегом. Она еще достаточно мала, но уже ходит домой одна. Ее путь проходит через безумно красивую аллею парка, где на разноцветных листьях кусочками сахара лежит белейший снег, а среди осенних деревьев темнеют зеленые старые ели. Девочка любуется этой красотой, не замечая времени и прохожих. Ей бы уже пора быть дома, но она знает, что родителей нет и они не станут о ней беспокоиться раньше 6 вечера. Да и возвращаются они обычно позднее окончания рабочего дня. Если мама все же старается уделять ей внимание, то отца она почти не видит. Ей не хочется в этом признаваться, но она боится своего отца. Он иногда бывает таким зловещим, как злодей в глупом кино. Его даже мама боится. Она старается этого не показывать дочери, но ребенок видит все, вопреки мнению наивных взрослых.
Случайно она замечает странного мужчину, который тоже никуда не спешит и медленно прогуливается по еще зеленой траве вдоль аллеи. Но разве может взрослый мужчина никуда не спешить? Ведь есть же работа, компаньоны, неотложные сделки и командировки, есть масса странных дел, которые нужно обязательно успеть сделать взрослому. Но он по прежнему никуда не бежал и все так же неспешно прогуливался по парку. Его клетчатый шарф поверх серого пальто запорошило снегом, но он не стряхивал его и, казалось, даже не замечал. Среди темных волос попадались совсем белые, и виски уже слегка поседели. Вдруг он достал блокнот и стал очень быстро в нем что-то черкать. Прошло всего минут 5, и он внезапно подошел к девочке, вырвал страницу блокнота и протянул ей. Тут она поняла, что все это время стояла и, не отрываясь, смотрела на незнакомца. Ей стало очень неловко, ведь это так неприлично! Маленькая школьница, смущаясь, украдкой взглянула ему в лицо, а затем на листок бумаги и с удивлением обнаружила там свой маленький портретик. Девочка на бумаге была как две капли воды похожа на нее и выглядела поразительно живой, но очень растрепанной. Тут девочка подумала о том, какая же она, наверное, неряха, но эта мысль не задержалась долго в ее голове как несущественная и к делу не относящаяся. Она снова осторожно подняла глаза на мужчину и увидела, что он смотрит на нее с немного лукавой улыбкой, словно он прочитал все до единой ее мысли.
--
Это мне?
--
Да, тебе, - ответил он, продолжая улыбаться.
--
Спасибо.
Она не нашла больше что сказать, взяла листок, постояла еще немного напротив улыбающегося незнакомца и пошла домой уже быстрым шагом.
Дома девочка достала рисунок и долго смотрела на него. Образ художника (а это несомненно был художник) снова всплыл в ее сознании. Она чувствовала себя очень странно, думая о нем. Ей показалось, что этот человек появится еще в ее жизни.
***
Месяцы, годы. Картинная галерея, любопытные взгляды: "Вот он, самородок!". Картины разлетаются по частным коллекциям, принося взамен деньги, славу, новые свободы и несвободы. Но вот напротив портрета лицо. Затем рядом с пейзажем. Теперь за колонной улыбается и болтает с подругой.
--
Ника! Ты посмотри, а она на тебя похожа.
--
Может быть... Но кто бы стал рисовать меня? Нет, это просто натурщица была на меня похожа.
--
А вдруг у тебя есть тайный поклонник!
Лукавые улыбки, смешки. Какие-то еще разговоры. Мужья, дети, новый магазин. Он идет незаметно за ней следом, не веря своим глазам. Художник провожает женщину до самого дома, до ее прекрасного дорогого дома, где ее ждут муж и ребенок. Ему хочется подбежать к ней, крикнуть, пасть на колени. Но ему страшно. Его мечта сбылась, но держит страх заглянуть на следующую страницу.
Чуть постаревший уже художник приходит каждый день к дому своей единственной модели и знает теперь все ее маршруты. Ее муж - красивый и богатый деспот - пропадает на работе целыми днями. Он изменяет ей, но она об этом не знает. Дочка похожа на нее как две капли воды. И вот однажды: "Привет". Тень узнавания пробежала по ее лицу:
--
Мы знакомы?
--
Нет.
--
Ну, привет.
Он не знал, что делать дальше. Он никогда вот так не знакомился, не знал, что нужно делать дальше. У него не было никакого алгоритма действий в голове, но он протянул ей свою руку, а она боязливо подала свою. Они шли молча, смотря каждый в свою сторону, вдруг он сказал:
--
Меня Игорь зовут.
--
А меня Вероника.
И они пошли дальше, пока не дошли до нужного ей подъезда. Игорь сказал: "Я приду завтра". А Вероника ответила: "Приходи".
***
Они идут по осенней улице. На ней длинное бордовое пальто с желтоватым рисунком. Ника осторожно отвечает на его вопросы, робко высказывает суждения и мысли. Навстречу им летят разноцветные листья, весело играя в воздухе и ложась всюду свободно и беспечно. На каменном мосту они стоят друг напротив друга, и их разделяет маленькое озерцо дождевой воды. Их отражения соединяются в воде, дрожа от легкого ветра. Солнце бросает на воду свой яркий закатный луч, и она начинает мерцать желто-красными огоньками. На воду становится больно смотреть, и Вероника отворачивается в сторону заката. Краем глаза она замечает движение с той стороны, где стоял ее спутник. Она быстро оборачивается, но его уже нет. Нет ни грусти, ни беспокойства, словно так и должно было быть. Она знает, что они встретятся снова.
Быстро темнеет. Город наполняется электрическим светом, который отражается в мокром асфальте, делая улицы похожими на рукава огромного вечернего платья. Она останавливается на светофоре, ожидая, когда красный перестанет гореть. Но он явно медлит, будто давая ей подумать о правильности ее действий. Но счастливая женщина не замечает этого, дожидается зеленого и идет привычной дорогой. Останавливается на следующем перекрестке. Снова красный. Ей в руки падает странный красноватый листок с багровыми прожилками, и она идет дальше, задумчиво теребя руками подарок осени. Вероника заходит в знакомый двор. У ее подъезда стоит машина с зажженными "стопами". Машина готовится отъехать, но вдруг двигатель перестает работать, красные огни гаснут, и из салона выходит ее муж. Он смотрит на нее с иронично-жестокой улыбкой, произнося заветные:
--
Где ты была?
--
Я? Гуляла...
--
Что-то ты раньше не занималась пешими прогулками.
Он бросил в ее сторону еще один ироничный взгляд, сел в машину и уехал, не дав ей сказать ни слова. Когда-то муж сказал ей: "Если ты мне изменишь, я тебя убью". Тогда юная еще Вероника приняла эти слова за доказательство любви. Теперь в голове назойливо крутились иные мысли. Муж еще никогда не давал повода сомневаться в своих словах. Ее охватили тревога, страх, граничащий с паникой. Она едва нашла в себе силы зайти в подъезд и подняться на лифте на свой этаж. Зайдя в квартиру, она упала на кровать. Дочка зашла к ней и спросила, что случилось. "Все в порядке, милая. Я устала" - ответила она шепотом.
***
В первом серебристом инее отражаются огни города. Фонари, вывески, фары - непередаваемое смешение цветов и оттенков. Игорь неожиданно заговаривает с ней:
--
На дне темного колодца стоит человек. Над ним светит луна. Он может выбраться оттуда, но не делает этого. Почему?
--
Наверное, он боится того, что может ждать его снаружи.
--
Над ним летают птицы. Кто они?
--
Это его стражи. Он их боится. Их красные крылья пугают его. Он знает, что как только он перестанет их бояться, они исчезнут. Но не может ничего с собой поделать.
Они идут дальше по пустеющим и сужающимся улицам. Над ними пролетают стаи птиц, покидающих замерзающий город. Нет машин, нет перекрестков, нет обычно повсеместных светофоров. Перед ними оранжевый свет из небольшого окна. Он открывает низкую дверь и приглашает ее войти. Он заходит сам, оставляя Веронику одну перед открытой дверью. Тишина растягивает время, сомнениям не за что зацепиться, чтобы исчезнуть или окончательно победить. В окнах напротив меркнет свет. Она тихо переступает порог и прикрывает за собой дверь. Странная комната: под дверью иней, но в комнате тепло, ветхий диван, оранжеватая керосинка, которой пользовались, наверное, еще до революции. Посреди комнаты стоит мольберт с незаконченным рисунком и всюду картины. А на них - о боже! - она. Иные написаны искуснее, но менее естественно. Другие совсем старые, немного неряшливые, но там она, словно живая. Ника обходит комнату, прикасаясь к картинам кончиками пальцев, будто знакомясь со своими портретами. Бросает на художника короткий взгляд и ловит его улыбку. Она смущенно отводит глаза и робко спрашивает:
--
Ну, и что мы будем делать?
--
Рисовать, - все с той же улыбкой ответил ей его голос. - Мы будем рисовать.
--
Но я же не умею.
--
Это ты так думаешь.
--
И что же мы будем рисовать?
--
Тебя. Раздевайся.
--
Я не собираюсь позировать голой! - возмущение и смущение одновременно волной охватили ее.
--
И не будешь, - он почти уже смеялся и добавил мягче. - Раздевайся.
Он отвернулся к мольберту, деловито разложил краски и кисти, достал палитру. Не обращая на нее никакого внимания. Она стояла в замешательстве, не зная, что ей делать. Вероника подумала, что ей стало жарко, и только поэтому она решила снять свитер. И вообще ее ноги устали от слишком облегающих джинсов. Но это предел. Все, больше она ничего снимать не будет. Вроде и осталось только нижнее белье, но оно давило, сковывало ее, ей нестерпимо захотелось от него избавится, но ее сознание, ее стыд боролись упорно, медленно сдавая позиции.
Когда он обернулся к ней, перед ним стояла обнаженная с испуганными от собственного безрассудства глазами женщина. Игорь подошел к ней и она почувствовала влажное прикосновение к своему плечу, затем к груди, слегка потянуло кожу. Она едва нашла в себе силы опустить глаза и увидела, что он рисовал. Он рисовал на ней огромную птицу с распахнутыми красными крыльями. Он рисовал ее страх. Игорь не обращал на нее внимания, продолжая мягко водить кистью. Он уже стоял перед ней на одном колене, покрывая краской ее ноги. Страх сменился безумным, бесконтрольным возбуждением. Она опустилась рядом с ним на колени, смотря ему в глаза взяла из его рук кисть и краски, положила их куда-то и начала целовать его нежно и страстно, растворяясь, пропадая, теряя мысли. В глазах ее потемнело.
***
Он ведет ее знакомым маршрутом, сам того не осознавая. Он ведет ее к своей мечте, не задумываясь о том, станет ли это и ее мечтой. Вопросы появлялись спонтанно, ответы сразу опускались на самое дно сознания, не успевали осмысляться, оставляли только едва уловимый след понимания. Но оно несомненно было. Было где-то совсем рядом, было вокруг, даже вовне его, жило какой-то самостоятельной жизнью, не давая себя подчинить воле разума.
Рядом с ним шла женщина, спокойная и отрешенная, словно лишенная тела и превратившуюся целиком в мысль и восприятие. Ему вдруг показалась очень забавной мысль о том, что он мог бы идти сейчас с совершенно другой женщиной, жить совершенно другой жизнью и быть, наконец, совершенно другим человеком. Мимо них, пошатываясь, прошагал пьяный, что-то бормоча под нос. Он, по сути, уже не жив. Следом очень красивая девушка с поджатыми губами. Она никогда жива не была. Город мертвых - так поэтично, так пафосно это могло бы быть, если бы не было так реально и обыденно. Это значит, что люди хотят умирать.
Птицы, кружась, собирались в большие стаи для дальнего перелета. Так было надежнее. Был шанс выжить. Надежность...
Тени под ногами двоятся, троятся, соединяются и, пересекаясь, образуют темные дыры в асфальте. Некоторые светлые, еле заметные, другие яркие, темно-синие в желтом свете фонарей. Но едва совсем бледная тень натыкается на соседнюю, как в месте пересечения образуется синеватая тьма, яркая, самостоятельная.
Перед его глазами была его дверь. В голове не было мыслей, он просто достал ключ и открыл дверь. Затем мысли стали приходить внезапно, короткими рывками, заставляя тело реагировать немедленно, повиноваться слепо и безоговорочно.
Его кисть впервые рисовала ее душу на ее теле. Теперь ее душа была перед глазами, на нее можно было посмотреть и легко узнать. Он сразу почувствовал момент, когда кисти стали не нужны. Мысли плавно растворились в черноте ИХ ночи.
***
Он проснулся от стука ее каблуков по полу. Она лихорадочно что-то искала. Кинула на него быстрый взгляд и снова принялась за поиски.
--
Я так не хочу. Я замужем. У меня есть ребенок. Я не могу изменять. Не могу.
--
Но ведь он может.
Она замерла, оглядела машинально всю комнату, не найдя потерянного, выбежала из дома.
***
Последняя ночь.
Она сидела на диване, поджав ноги. Муж зашел в комнату пьяный, с какой-то очень хищной ухмылкой на лице. Он швырнул в стоящую перед ней пепельницу с дымящейся сигаретой предмет ее долгих утренних поисков - изящную заколку. Пепел взвился в воздух и рассыпался по журнальному столику. Она встретила мужа ледяным взглядом. Без слов было все ясно, он яростно посмотрел на нее и стал медленно к ней приближаться. Она подняла на вытянутой руке дорогой именной револьвер и нажала на курок. Удивление, страх, обида отразились на его лице. Но она стреляла метко, он упал без движения и признаков жизни.
Она сидела на диване еще много часов. Ее слегка покачивало в разные стороны. Она вспомнила, откуда она знала этого незнакомца, и только один вопрос занимал ее: "Ну почему? Почему так поздно? Где была судьба, которая свела их, тогда, много лет назад? Почему так поздно?!". Она думала об этом, не прекращая. Она полностью погрузилась в глубинный смысл этого вопроса и тех событий, которые ей довелось пережить. Она пыталась разгадать, что же она сделала неправильно, должна ли она была ждать Его, было ли ее замужество предательством. Ответа не было.
Какая-то сила подняла ее на ноги и швырнула в кабинет мужа. Она достала все бумаги, расшвыривая их по полу. Она открыла все окна, давая доступ воздуху. Часть бумаг полетели в открытые окна. Из-под документов вылетел маленький портретик ее дочери с надписью: "Мы остались вдвоем - не беда. Мы идем под дождем - не беда. Мы с тобою вдвоем - навсегда". Она не успела схватить его, и он тоже полетел в окно. Ящики стремительно пустели, и она принялась за свои наряды. Она рвала в клочья дорогие платья и костюмы от известных модельеров. Она била шикарный фарфор и топтала хрустальные бокалы. Ей попалась керосиновая лампа, старинная и очень дорогая. Она вдруг остановилась, осторожно поставила ее перед собой на стол с обломанной ножкой и аккуратно зажгла фитиль. Долгие часы она сидела, смотря на огонь. А потом она яростно смахнула лампу рукой прямо на пол. Керосинка разбилась, и груды бумаги загорелись. Огонь расползался медленно, методично и очень осторожно. Она смотрела за ним с сумасшедшим восторгом. Он разгорался, охватил мебель и шторы. В комнату ворвался ветер и растрепал ее волосы, раздул белую ночную рубашку. Вероника была похожа на приговоренную инквизицией ведьму посреди пылающего костра. Не было ни боли, ни жалости. Она потеряла сознание.
***
Он оглядел свою комнату опустошенный. Перед ним предстал его мольберт с недописанной картиной: красивой, изысканной, украсившей бы любую коллекцию, но не живой. Он сорвал ее с мольберта и стал рвать на куски. Потом, не замечая обрывков бумаги под ногами, прикрепил новый лист и закрыл глаза. Руки рисовали сами, их водил не его разум, а нечто высшее, что-то, идущее из глубины души. Он не замечал времени, для него не существовало пространства. Художник творил.
Когда он открыл глаза, дрожь пробежала по его лицу. Он видел перед собой огромную белую птицу в огне, а вместо птичьей головы он увидел лицо своей любимой женщины. В ее глазах отчаянье, нежность, боль и только один вопрос: "Почему?".
Он вскочил, побежал к ее дому, не разбирая дороги в темноте. Но где-то на середине пути он остановился. Его сковала какая-то обреченность и понимание того, что уже все кончено. Шаги замедлились, и он поплелся по знакомой дороге в последний раз.
***
Пожар потушили уже к утру. На удивление, не пострадали соседние квартиры. Огненный хаос выжег дотла лишь одну, не тронув остальные. Лишь одна маленькая девочка стояла у подъезда, где уже разъезжались пожарные, скорая, милиция, и молча смотрела на свои выжженные окна. Две слезинки застыли на щеках. Он подошел к ней и сказал: "Пойдем со мной". Она посмотрела на него и почувствовала странное тепло и доверие к этому чужому взрослому человеку. Молча, она взяла его за руку, и они пошли прочь от опустевшего дома.
По темному осеннему парку, освещенному фонарями, идут две темные фигуры - одна маленькая, другая большая. Ему вспомнился стишок, который он нашел среди разбросанных у подъезда листов бумаги:
Мы остались вдвоем -
Не беда
Мы идем под дождем -
Не беда
Мы с тобою вдвоем -
Навсегда.
Он тихо улыбнулся своим мыслям. Улыбнулся искренне, всей душой впервые за эти долгие годы. Тихо ложились им под ноги промокшие осенние листья...
***
Он проснулся серым утром. Рядом мирно спала жена. Был выходной, на часах 7 утра. Это был всего лишь сон... Осень.