По лесистой дороге.

По хрустящему снегу,
да по раннему солнцу,
по лесистой дороге
шёл я торной тропой.

Впереди меня двое,
позади меня трое,
и один чуть поодаль
воздух слушал чужой.

Там куда я шагаю,
побывали под вечер,
посмотрели предметно,
вывод вышел простой,

если враз спозаранку,
да ещё вполобхвата,
да коли подметелит
на сватов бог войны,

так и я не спасую,
распишусь за Россию!
Свадебку отгуляю.
И домой. До жены.

Только что-то учуял
тот, что щурился в небо.
Чуркнул чижиком звонким
и за кочку залёг.

И тотчас засвистели,
закурлыкали сверху,
да посыпались мины.
За сватов нынче бог.

В колею упал ровно,
натоптали коровки,
вжался ниже копытца,
жду своей тишины.

Не проспали сватушки!
Не пустили невесту!
Набивают на выкуп.
Не сдадут вполцены.

Впереди меня двое.
Позади меня трое.
Им, что был чуть поодаль
орёт матом ползти,

не катиться по лесу,
не бежать, а дать задом,
всё вдоль торной дорожки,
как вдоль сольной струны.

Да не всем докричишься,
позади меня двое,
тащат третьего к яме,
отползаю и я.

Слышно, с севера где-то,
Наш бог вдарил в ответ им,
и притихло в округе
и остыла земля.

Не сгулял я на свадьбе.
Расписались другие.
Из невестиной туфли
выпил жадно жених.

А тому, что шёл сзади,
не гулять больше свадеб,
не смеяться, ни плакать,
и не пить на троих.

Тот что чижиком может,
рассказал мне с досады,
что нас вёл он парадом,
как манок сатане.

Повинился и новых,
повёл прибывших, чистых,
по хрустящему снегу,
да по торной тропе.