Тарайкевич Маргарита Леонидовна
Украина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фабула такова (сообщаю для того чтобы Вы сразу решили, стоит ли читать ЭТО): российско-украинско-постсоветско-гражданская война происходит в фантастических условиях, когда боевые действия возможны только в разветвленном подземном лабиринте, называемом Полигон; события, происходящие как в боевых подземельях так и на безопасной земной поверхности, - перемежеваны историями о самураях эпохи Бакумацу, о которых одна из героинь пишет фанфики. Это мини-роман о моей мечте: отделить пространство войны от пространства мирной жизни. Чтобы война не приходила непрошеным гостем. Чтобы не калечились те, кто не ступил ее тропу вследствие личного выбора... Мечта предсказуемо вылилась в фантастический сюжет. Красота смерти и красота войны - имеет ли это место в реальности? Боюсь задавать этот вопрос тем, у кого на этот счет есть опыт. Но так или иначе, у человечества выражена потребность в красивой войне и красивой смерти - выражена в искусстве, обильно и интернационально. Более всего меня страшит возможная реакция участников войны. У меня ведь нет военного опыта... В оправдание возможной нереалистичности напоминаю, что действие происходит в фантастических условиях, в которых война и мир разделены так, что не только участие в боевых действиях, но и риск физически пострадать от войны является личным выбором. Так как у меня нет богословского образования, богословские рассуждения некоторых героев я отметила предупреждением: "Осторожно, любительское богословие". Говоря "Украина", мы часто имеем в виду не столько страну, сколько проблему. Проблему свободы. Для многих из нас Украина - синоним свободы. Да, упрощенно. Как миф, как иероглиф. И это почти единственное, в чем текст - в котором нет ни героев-украинцев, ни действий в Украине, - соответствует названию.
  Ганна
  
  Вечер очертил трубы и микрорайоны на сиренево-розовом, обернул сизым выметенные минские улицы. Мы гуляли с Ирынкой; я рассказывала о героях эпохи Бакумацу; в частности о неубиваемом Сайто, он же инспектор Фудзита и еще несколько имён, который смог не только выжить и сохраниться в качестве воина, но и преуспеть в мире, изменившемся на его глазах от феодализма с харакири до модернизации с электрическими фонарями и новомодными течениями... Ирынка рассказывала приколы про активистов и о поддержке Майдана.
  Мы резвились как дети и не ведали, что настает новый мир, в котором зверски затарахтят "кроты", разветвляя подземелия, и будет Крым, Донбасс, "АТО", "ополченцы", "русский мир" бонжур мы к вам... В котором, если бы не Паутина, то страшно представить, как масштабно мы бы перегрызлись в этом братско-внутривидовом обострении.
  Я себя считала аполитичной. Ирынка исповедовала пацифизм - я ей еще вырезала вытинанкой цитаты из Ганди и МЛКинга на белорусском, она их расклеивала... Никогда не знаем, что история сделает с нами. Не знал этого и инспектор Фудзита, он же Сайто Хадзиме и еще несколько имен - воин, смогший не только сохраниться в этом качестве, но и преуспеть в мире, изменившемся на его глазах от феодализма с двумя мечами до эпохи Мэйдзи с электрическими фонарями и модернистской поэзией.
  
  
  
  ***
  
  Инспектор Фуджита понял, что показывать гостям иноземные вещицы стало традицией.
  На этот раз это была музыкальная шкатулка. Ёе держала, раскрыв перед господином инспектором, маленькая внучка старого товарища.
  Кружился маленький, пронзительно-белый цветок. Нежно звенела простая мелодия.
  - Волшебная шкатулка! - улыбнулся Фуджита.
  - Это механизм, - объяснила девочка.
  Мелодия остановилась.
  - Её надо снова завести, - сказала девочка, и показала, как. Звенящий напев возобновился.
  ...Следующий день, как и знал заранее инспектор, выдался непростой.
  Это был один из таких дней, в которые старания Фуджиты вырваться из равнодушно-кровавого круга, в который он попал в юности, словно исчезали, осыпаясь как горсть песка из руки. А вот рукоять меча - не исчезала.
  Это был район, прошитый сплетением системы якудза.
  Фуджита скрылся в тени заброшенного здания.
  В вечернем мраке в памяти вдруг всплыла мелодия из музыкальной шкатулки - инспектор тут же выбросил её из головы.
  В немой тишине он взялся за рукоять. Через несколько мгновений главарь банды прошёл рядом... и его шаг оборвался.
  ...Стена и пол были обагрены тёмными брызгами. Фуджита скрупулёзно удостоверился, что человек мёртв, - хотя в этом случае хватило бы одного взгляда...
  Фуджита вышел из здания и утонул в лабиринте вечерних улиц, огней и фигур.
  И там он снова услышал ту самую мелодию. На этот раз она доносилась из питейного заведения европейского типа и была полна обертонов и трагических интонаций. Фуджита понял: он снова завёл механизм. Своим непредвзятым постоянством мелодия из шкатулки была похожа на мысль о воздаянии. Впрочем, инспектор умел отбрасвать мысли.
  
  ***
  
  Фуджита услышал о том, что каждая человеческая жизнь бесконечно ценна. Ему это понравилось: если бесконечно, значит, количество не имеет значения?..
  Нет, всё же эта идея хорошо прилагалась к спасению жизней, но наоборот получалось неубедительно. А среди скверных привычек Фуджиты-сана не было подтягивания теорий. Он был человек нетеоретический.
  Потом Фуджита вспомнил тушение пожара в Киото... Всё-таки слово "бесконечно" его обнадёживало.
  
  ***
  
  Тёмно-синяя ночь окутывала и обрамляла огнистый уют полицейского корпоратива. Инспектор Фуджита внимательно слушал разговор. Обсуждали проблемматику убийства.
  Фуджиту возмущали оправдания убийства. Неужели пришло поколение слабаков, которым на всё нужны обеляющие обоснования? Почему не признаться: я поступаю скверно, потому что не нашёл лучшего способа - или не хватило чего-то там, чтобы лучший способ применить? Сам он, к примеру, знал, чего ему не хватило, чтобы включиться в поиск незапятнанных решений. Проблема - одна из проблем - была в многолетней инерции, мощно подлаживающей под себя обстоятельства.
  На молодых, которые рассуждали о ненасилии, он глядел с исследывающим любопытством: насколько у них получится? - и относился к ним с долей симпатии. Как к людям, взвалившим на себя ту часть работы, с которой он не справлялся.
  
  
  
  Ирына
  
  
  Я шла по проспекту Победителей. Зеленел май, по теплому плакатному небу бежали два облачка.
  Мимо клумбы перед гостиницей "Беларусь", навстречу мне, шагал боец "ДНР" - камужфляж, автомат, небритая ухмылка. Он шел, шатаясь.
  - Попить не будет, сестренка?
  - Слава Украине! - я выжидательно прищурилась, доставая бутылочку с водой. Он не стал отвечать как положено, а констатировал:
  - Сука!
  - На, на, пей! - Я догнала его и протянула воду. - Слава Лугандону, русский мир форэвэр.
  От бойца несло потом. И, пожалуй, не только...
  ...Я пришла в квартиру, где жил, со своей мамой, доброволец с черепно-мозговой травмой... Готовилась увидеть худшее.
  У парня была дереализация; нес бред, с простейшими действиями тоже было плохо - но ничего такого уж уродливого. Когда я уходила, было легче. Исчезла боль, не отпускавшая с того момента когда я узнала историю этого художника, который уже почти ничего не мог нарисовать... Инвалидность - феномен, прекрасно проверяющий наше отношение к человеку как к таковому, в отрыве от бонусов вроде таланта, интеллекта, внешности...
  
  Прогуливались с Ганной. Темнело. Мы шли по длинному мосту-виадуку. Асфальт под ногами чуть-чуть задрожал.
  - Наверное, полигон, - сказала я, и Ганна согласилась:
  - Наверное.
  Зажглись фонари. Из старой водонапорной башни вынесли чье-то тело. Сердце защемило, когда я увидела, что из-под простыни виднелась красивая женская рука.
  - Пойду воевать, - сказала я.
  - Ир, не надо! - попросила Ганя. И уточнила, что ей будет меня не хватать.
  
  Родители - величайшее благо и стихийное бедствие.
  "Не сдохну!" - обещала я, когда мама облепила меня громами и молниями. Понятно, не действовал аргумент, что для меня потеря Беларуси страшнее, чем потеря жизни.
  Экзамен по парамедицине я сдавала осенью, и в ноябрьский день за мной закрылись двери лифта. Внутри похолодело. Настал момент, которого я долго ждала, и я надеялась, что и вверх поднимусь самостоятельно.
  Лифт был мелодией подземелий, песней неотвратимости.
  
  Там, в мрачных лабиринтах, чувствуешь себя похороненным заживо. Запах крови и немытых тел - еще не из худших запахов Полигона.
  Как в таких условиях может проснуться желание?! Я отбивалась от товарища по имени Дима ("...пусти, дурак!..") - раздались выстрелы, и он тут же меня отпустил - и поймал пулю... Я пыталась его вытащить, хотя видела, что рана смертельна, и что пусть лучше его добьют (запах кишечника, предвестие ужаса) - но не позволить же ему почувствовать себя брошенным?!..
  Успели укрыться в одной из извилин адского DOOM'а. Где он тихо и умер. Я держала его руку, под близкий топот и голоса русомировцев.
  Потом стало тихо. В темноте капала вода; пробежала крыса. Я еще раз убедилась: Дима мертвый. Закрыла ему глаза.
  Хотелось домой.
  
  Из немногих положительных эмоций - осознание того, что я нормальный боец. Война - набор стандартных действий, вполне посильных, сквозь усталость и страх. А в остальном все плохо. Сплошное отступление.
  Внизу, в вонючем лабиринте, - грязь и усталость; но это легче видеть, чем происходящее наверху: наводнившие Минск русомировцы с георгиевскими ленточками. Так я и написала маме. Она материлась и даже проклинала, но я чувствовала ее понимание. Ведь это с ней я с детства смотрела передачи, повлиявшие на мои политические взгляды. Просто градус получился выше, чем она воспитывала.
  Забыла - то есть не хотела признаваться: Димку я там оставила. Через пару лет заберем, место я запомнила.
  Бурильные машины рыли новые туннели.
  
  Через неделю отпуск. Чем он ближе, тем мне страшнее. Если в фильме полицейскому скоро на пенсию, его обязательно убьют. Хочется еще пожить, хотя бы поесть яичницы, мороженого, поболтать с Ганькой, не говоря уже про такую мечту как нелимитированный сон...
  
  Целовали, плакали, прыгали от счастья. Батя предложил выпить водки с ним "как два мужика" - повелась, и погрузилась в желание мира и любви. Как выпью, так снова становлюсь гандистом. Где вы, хиппи, молодые люди, не желающие убивать.
  В окружающей реальности была довольно густая, но порванная местами сетка того что мне нравится: друзья демократических взглядов, "Эхо Москвы", на сайте которого я влюбилась в Нормальных Русских... Но сквозь прорехи этой сети видно, как город наполняется ДНРовцами и "георгиевскими" ленточками.
  Многие друзья и знакомые становятся сторонниками так называемого русского мира. Некоторые даже идут за него воевать. Кирочка, с которой мы было прыгали с парашютами, недавно спустилась в Полигон, присоединившись к Той Стороне. "Тебе это нахрен надо?" - спрашиваю, а она - про Америку, Обамачмо, хотятзахватить...
  Другая, Лидочка, которая в православном сестричестве, ну эти похожие на монашек в белых колпаках но не монашки, - вещает что-то про смирение, и я на нее "спускаю овчарку" и потом извиняюсь. Лидка хотя бы последовательна: говорит о необходимости смирения обеим сторонам, а не только одной... Но я как услышу про "Америку", так у меня крышу сносит.
  Толстенькая румяная продавщица с георгиевской ленточкой. Я как увидела, так сразу - всего два дня как в отпуске - захотела обратно в недры Полигона, сражаться.
  
  Когда я услышала, что прорвало Паутину, то ощутила свою вину. Неужели это случилось там где я в кафе на проспекте Победителей, за поеданием пирожного, пожелала смерти и прочих неприятностей воину русского мира?.. Наверное, моя злоба была последней каплей! И теперь убили девушку... А, нет, не убили, хорошо. Ранили в колено, это же так больно. И нет, не там, а возле ЦУМа. Впрочем, наверно все равно есть моя вина в том что Паутина порвалась и на поверхности Земли возникло пространство где можно убивать себе подобных. Какие-то мудаки (причем с нашей стороны - белорусский "Правый сектор") уже пытаются этим воспользоваться.
  ...Два дня - и Паутина восстановлена, но за это время успели взорвать магазин. Чудо что никто не погиб.
  Всё. Бросаю ненавидеть.
  
  Встречаемся с Ганной. Уговариваю ее показать мне свои фанфики. Она мямлит, что мне наверно не понравится, "ты же воевала". Ну да, говорю, и что? - Фанфики понравились.
  Мы пили кофе, Ганна рассказывала об эпохе Бакумацу с ее сложной расстановкой сил. Выражала радость, что никакой сумасшедший дом вокруг не мешает нам обсуждать эти романтические темы.
  - Ты делаешь гораздо более важную работу, - говорю я Гануле. - Кто победит, не так важно, главное чтобы Паутина была крепкой. Чтобы не прилетало мирным жителям.
  Мирным - в смысле, нон-комбаттантам.
  Чтобы колыбели и пути за хлебом были спокойны.
  Ганна работает инженером, на Паутине.
  А внизу разгорается полнейшая гадость... С каждым днем мне все страшнее, и все больше хочется вниз.
  
  Солнечная улица Немига. Иду по верху. Рюкзак на плече.
  В кафе на террассе универсама - подростки в камуфляжном стиле, с вражеской символикой.
  - Слава Украине! - кричу, поднимая аптечку, словно оружие.
  - Продажная девка Госдепа! - слышу в ответ. Рискованно было так провоцировать, а ну как агрессия прорвет Паутину.
  Слово "Украина" (или "Россия", хотя тут еще сложнее) уже обозначает больше идею чем страну. Для меня Украина - это свобода. А Россия... Зависит от контекста. "Русский мир" - не только вражеский тэг. Но и пространство, в котором я выросла, и частью которого продолжаю оставаться. И еще недаром русофобские слова органичнее всего произносить на русском языке. Может, это от желания быть услышанной. Может, и выматывает меня не ненависть, а желание выразить свою ярость.
  Перед тем как войти в лифт, выкрикиваю - солнечному воздуху, редким прохожим:
  - Жывебеларусь, славаукраине, россиябудетсвободной!
  Металлический звук лифта, скользящего вниз. Мелодия неовтратимости избранного решения. Пусть моя смерть будет такой же мягкой и лаконичной. Красные цифры: минус девятнадцать, минус двадцать... Минус двадцать пять, минус двадцать шесть. Останавливается. Открываются двери.
  
  ...Похоже на DOOM. Тот ужас, когда идешь по корридору фантастического лабиринта и знаешь, что враг где-то рядом, но не знаешь в какой момент он выскочит, и что именно выскочит... Полигон - это DOOM, умноженный на реальность.
  Как ни странно, там исчезает ненависть. Я почти от нее излечилась.
  Подземелье. Корридоры и залы. Мутные лампочки. Трубы и плесень. Сырость, мерные капли. Лифты, стальные шахты. Большие пространства, где ведутся танковые бои. Полуфантастические машины - боевые и строительные, а чаще гибрид того и другого.
  Ощущаешь себя пушечным мясом, но при этом приятно быть его ратифицированным и негнилым куском. Быть боевой единицей. Это приносит удовлетворение. Лучше пушечным мясом, чем диванным патриотом.
  На отношение начальства не жалуюсь. Ощущение себя пешкой идет скорее от того, что я не понимаю, как это все работает.
  Как этот лабиринт возник и разросся так быстро? Ведь не прошло и года с тех пор как Землю охватила Паутина и включила запрет на убийство себе подобных. С финансированием тоже много чего не понимаю. И главное, не понимаю, каким образом происходящее в недрах Полигона влияет на политическую обстановку на поверхности.
  Как это работает? Впрочем, я не ищу ответа. Роль пешки меня устраивает. Особенно хорошо, что не надо убивать - только спасать раненых. Нет, я не ангел и даже не особо хороший человек. Убивать оппонентов хочется, но страшно отягощать себя этим поступком. Я стреляла только раз, не знаю результата.
  Скорее бы снова под землю, где не снится снов. Наверху снятся кошмары: белые, похожие на корни растений, щупальца. Это от того ужаса, который внушают непонятные звуки в подземельях. Там иногда слышатся как будто голоса на непонятных языках, глухой рев, шипение; вдруг становится тепло; странные свечения... Все это редко, неизученно и потому страшно. Не надо было юной Ирынке играть в DOOM-2 - материализовался полностью, причем в том самом переводе с русскими матюгами. "Ка-злыыыыы!" "Ой убил падла!"...
  DOOM - это когда тебя тянет броситься на смерть. От тягучего ужаса.
  
  
  
  ***
  
  Cослуживцы щедро угощали инспектора Фуджиту - в их восхищённой благодарности сквозило чувство вины за тенденцию сваливать на него самую опасую и грязную работу.
  Разгар коллективной попойки был озарён золотистым электрическим светом, оживлён смехом, рождённым от близко прошедшей опасности. Заведение было приятным, суши - прекрасно приготовленными, официантка - своей приятностью в обращении похожей на Тайю, любовь юности Сайто-Фуджиты в Киото...
  В который раз в жизни легендарного мечника, шпиона и спецназовца пьянка следовала за кровопролитием. "Хуже, если наоборот", - подумал инспектор, напиваясь. Впрочем, в таких вещах у "хуже" нет параллельного "лучше"...
  Юный полицейский наливал Фуджите сакэ, щедро растворённое словами восхищения... Но шум уже утихал, и кто-то уже расходился, а ночь оборачивалась в бархат тишины...
  ...Фуджита проснулся на в предрассветный час. Голова не болела, но болел желудок. Опьянение сменилось мутноватой трезвостью.
  Инспектор вышел на улицу. Под небом, из синего становившегося туманно-серым, разлилось безмолвие.
  ...С детства он хотел быть великим воином и в этом качестве служить обществу. Охранять порядок, бороться со злом и злодеями. Это была не мечта, а стезя... На которой он многократно вляпывался в дерьмо. И столь же многократно методично вылазил. Отмывался, как мог, и продолжал идти, - хоть и с некоторыми модификациями обстоятельств и сделанных выводов, но всё тем же путём.
  Было ли это мужество неотступности, или же единственность накатанной колеи, или же просто единственная способность, в которой он был уверен? И в каких пропорциях соединялись эти компоненты мотивации?
  Во всяком случае, зарождавшиеся городские легенды про "инспектора Фуджиту" косвенно свидетельствовали, что общество в нём нуждается.Наверно, теперешнюю его жизнь можно было назвать воплощением его юношеских намерений. А прозаичность этого воплощения вселяла приятное чувство незыблемости.
  Действо, начинающееся касанием рукояти катаны, было склонно заканчиваться безобразием - бесславным зрелищем смерти или просто ужаса на лице преступника... Тёплый электрический свет сакэ истощался до тоскливого похмелья... А в несвежем белье бессонницы пряталось знакомое неприятное чувство. Осадок от убийств, словно вонь из щелей сознания, соединялся с ощущением безрадостной неизменности.
  Против этого нехорошего чувства у него был несовершенный, но давний рецепт. По предрассветным улицам инспектор побрёл к городской речке... Рябь ручья отливала серо-стальным. Когда инспектор наклонился над водой, её движение и шум на миг - перед тем как исчезнуть в шуме в ушах и в кругах перед глазами - напомнили мельничное колесо, колесо сансары...
  Основательно проблевавшись, - через многовение после чего вода перед глазами снова стала чистой, как ни в чём ни бывало, - он умылся. И, не надеясь снова заснуть, побрёл - как всегда, с верной катаной за поясом, - в сторону улочек, на которые, как подсказывало ему чутьё, стоило обратить внимание... Небо начал окутывать мягкий шёлк рассвета. Родился новый день.
  
  
  
  Сестра Лидия
  
  Почему, почему, почему?! Больно и обидно. Наши братья нас ненавидят. Почему они верят Америке, а не нам? Отраву принимают за добро, отвергают нашу любовь и заботу. Почему обменяли настоящую свободу, дух православных народов - на ложные обещания? Кто их заколдовал?
  И с другой стороны: как может Ваня брать автомат и идти их убивать? Уныние охватывает меня. Мир расколот, друзья на противоположных сторонах. Убивают друг друга. Но страшнее всего даже не это, а то, что становятся равнодушными к страданиям и смертям друг друга...
  Проклятая...
  Америка? - Нет, не думаю... Что-то подсказывает: дело не только в ней.
  Больно, что мир Запада, мир, согревающий душу воспоминаниями о фильмах, музыке и компьютерных играх из детства, - этот мир проникся злом и лицемерием. Более же всего обидно, что антихристов дух прикрывается маской свободы. О, если бы какой угодно другой маской! Хоть свастикой, хоть сталинщиной! Но мне невыносимо видеть, как девушки с веселыми свободолюбивыми лицами и протестными браслетами маршируют под знаменем лицемерной недосвободы. Дух молодежной демонстрации, дерзости, даже бунта - как бы я хотела, чтобы это было христианским, православных! Как украсть у дьявола это сокровище? Хочу реализовать этот дух свободы (вольности, как говорит моя милая Ирынка, выдавая польские корни) - в христианском русле.
  Не отдам. Украду. Присвою, как Крым. Как это сделать, как исправить ошибки друзей? - Пока что размышляю. Продолжаю свои опасные штудии. И еще я не верю, что Запад - сплошное зло. Может, ошибаюсь...
  
  
  
  ***
  
  ...Эта ученица слегка хромала, но очень просила позволить ей тренироваться и старалась с отчаянием, вызывавшим у Фуджиты-сенсея какое-то дежа вю... Фуджита понял, какое именно, когда наконец она достаралась до приступа туберкулёза.
  Дежа-вю его совсем не обрадовало, ибо сейчас на месте выдающегося мечника было существо, неспособное победить даже в соревнованиях женского училища. Неужели в эту сторону меняется мир?.. Фуджита ей безжалостно запретил, несмотря на слёзные возражения в ключе "какой смысл отказываться от тренировок, когда всё равно помру". После этого ученица просто сидела на скамейке и наблюдала, как девушки с бокенами, словно стайка бабочек, кружатся вокруг старика, - с той разницей, что бабочки сами отлетают от взмаха руки; а ученицы, напротив, стремились хоть слегка затронуть пожилого сенсея, но все их попытки оборачивались воздухом...
  Иногда она делала какие-то зарисовки. В бессмысленного вида разводах чёрной и красной туши Фуджита приметил траектории. Она рисовала потоки энергии.
  Сенсей, может, и сказал бы ей что-нибудь утешительное, да нечего ему было сказать.
  Потом вдруг эту девушку ещё и кто-то изнасиловал и убил. На теле её были следы жестоких побоев.
  Такие события для инспектора именовались привычным словом: работа. Когда человек занимается делом, к которому он особенно пригоден, работа настигает его и на пенсии. Даже рискуя быть идентифицированным после своих очередных похорон - прошедших с большим пиаром, чем все предыдущие - отставной испектор связался с друзьями из полиции и стал собирать мозаику из фактов и свидетельств от семьи и знакомых. Возможно, им двигало сострадание, но скорее - интерес: какова должна быть мотивация, чтобы напасть на такое жалкое существо?
  Это тебе не якудза или коррупционеры: здесь картина собралась удивительно легко. Злодеев - их было двое - коллеги Фуджиты нашли настолько быстро, что у одного из них ещё не успел отойти впечатляющий синяк под глазом, а у другого - зарасти перелом пальца и исчезнуть следы от укусов... Следы избиения на теле жертвы, таким образом, объяснялись не столько садизмом, сколько раздражением и упорством нападавших...
  Попивая сакэ, после всего узнанного, Фуджита неожиданно рассмеялся. Ему на память пришли слова из дневника убитой девушки, датированные тем днём, когда он запретил ей тренироваться: "Сегодня перед моим носом закрылась ещё одна дверь в тот мир, которого я всю жизнь болезненно жажду... Двери закрываются одна за другой, но я верю, что способна не только изображать эту сторону жизни, но однажды вдохну её обжигающий ветер".
  
  
  
  Ирына
  
  Железная лестница впивается в руки и ноги. Лезу на свет.
  В зоне ДНР.
  Силуэт вверху. И подтверждается наихудшее опасение. Пуля отцепливает меня от лестницы, тоннель тянет вниз... до удара...
  Выживу?!.. Непохоже... Это менее страшно чем я думала...
  ...Парень с вражеской ленточкой - присел, смотрит... И вижу - с потолка - что он опустился на колени над моим окровавленным телом, дотрагивается до него и матерится.
  
  
  
  ***
  
  Сын вернулся из додзё,
  и спросила кроха:
  "Что такое бусидо?
  Знать бы без подвоха!"
  "Э-м-м... Присядь-ка ты сюда..." -
  Батя почесался:
  этой темой никогда
  он не загонялся.
  "Вот идёт крутой ронин;
  Кто за ним вприпрыжку
  ("Будь наставником моим!!!")-
  славный то мальчишка.
  И, похоже, он потом
  супроть целой кучи
  будет мчаться, как осёл...
  Тьфу - как вихрь могучий!
  Кто орёт на весь Гион,
  кто и за каким он, -
  тот отваги не лишён,
  правильно воспитан.
  Если баб совсем забыл,
  так как господину
  верно служишь со всех сил, -
  то ты молодчина!
  Если ж хочешь долго жить
  и считать монеты -
  вида тут не покажи:
  неприлично это.
  Если кончилась еда -
  в поле покопайся,
  но к ремёслам и весам
  и не прикасайся!
  Ах да, точно, Будда был,
  был такой Конфуций,
  и китайский Ван Янмин,
  ну и наших куча...
  Надо хроники читать,
  чтобы вдохновляться.
  Думать надо! Только так -
  сильно не вдаваться". -
  "Ну а как соединить -
  чем салат заправить?" -
  "Это, как бы объяснить, -
  мало чётких правил.
  Чуют тут не головой,
  практика важнее...
  Да пошёл ты, дорогой,
  например, к сенсею".
  Тут сынишка унялся:
  "Что мозги-то мучить?
  Вот в Киото подамся -
  там меня научат!".
  
  
  
  Иван
  
  Б...!!! Это же медсестра!.. - Лезу вниз, рискуя грохнуься, в шахту, за ней... Вся в крови. Еще жива, явно ненадолго, через минуту или сутки - мой третий труп. Первый то был - тупой укроп, которого я скосил очередью возле лифта, легкая смерть. А второй - это правда тяжело, тому пацану было лет восемнадцать от силы. Это было в сыром корридоре, в закутке лабиринта. Я видел, сквозь адреналин, как с потолка свисали жирные пауки. Показалось, что они надо мной смеются... Мальчишка выскочил на меня - я моментально всадил ему в горло нож (с днем рождения, чуть медленнее реакция и меня бы не стало). Тот парень... Нет, не буду про подробности, главное что я его уважаю. Мы оба мужчины, мы сражались. В такой ситуации ни возраст не важен, ни пол. Завтра или через полвека мы все будем сидеть на облаке, свесив ножки, и пить вместе, я налью водки, они нарежут сала. Девчонка та, бедная, хотя чего она бедная она же так же как и я познала сражение, - нальет чаю, я посмотрю какая она наверно красивая, а в вырез принципиально смотреть не стану, потому что она такой же боец как и я, хотя нет, если красивая то посмотрю... А сегодня - Империя возрождается. Да здравствует Полигон. Прочь лицемерие, манипулирование трупами мирных жителей. В Полигон спускаются только мужчины. И та медсестричка - она посмертно тоже мужик... Автомат на плече, я - в своей стихии. И главное - Россия. Она встала с колен и уверенно отвоевывает свои территории. Пиндосы организовали шоу "Майдан", это они сделали тот прорыв паутины, превратили несчастных майдаунов в сакральные жертвы. Но теперь все четко, их обман провалился. Им никогда не удастся, потому что сила за нами, и правда как следствие тоже. Я русский! И в Полигоне я нашел Россию, о которой мечтал.
  
  
  
  ***
  
  Фуджита лежал в больнице, мучаясь страшными болями в желудке. Всё чаще нападало желание, чтобы это поскорее закончилось... "Да уж, лёгкой смерти я не заслужил", - думал отставной инспектор, в прошлом легендарный мечник Синсенгуми. - "Хотя с другой стороны..." - он вдруг осознал, что никогдане стремился продлить чьи-либо страдания. Напротив...
  - Куда вы идёте, господин Фуджита? - спросила медсестра, дежурившая ночью. Старик объяснил, что решил подышать воздухом в саду, так как всё равно не может уснуть.
  Над садом сияли такие яркие звёзды, каких Фуджита ещё не видел. Вдруг эти звёзды запрыгали перед глазами... и собрались в серебряный иероглиф "макото". Непохоже, подумал старый мечник, чтобы такие видения предвещали что-то хорошее. Хотя...
  В шорохе осенней листвы под фонярями бесшумно приближался человек, которого он узнал бы даже в тысячной толпе.
  - Добрый вечер, Сайто, - отчётливо промолвил Хиджиката.
  Сайто-Фуджита поприветствовал замкомандира и заверил, что бесконечно рад его видеть. И добавил:
  - Как же вам тяжело пришлось... - в сердце старика возникла вся горестная цепь ассоциаций, вызванная словом "Хакодате", и на его глаза навернулись слёзы...
  Но ещё мелькнула мысль: а вы, фукутё, не представляете, как мне - как нам было тяжело. Самурай, переживший модернизацию, - больше, чем самурай.
  - Не время говорить об этом, - каким родным и знакомым был холодный спокойный взгляд фукутё! - Сайто, пора возвращаться в отряд.
  - Синсэнгуми действительно нужен больной старик? - промолвил Фуджита. С надеждой.
  - С этим как-нибудь разберёмся. Тем более что ты, Сайто, - тёмные зрачки Хиджикаты таили знакомую беспощадность, - нарушил устав.
  - Что? Это я-то нарушил устав? Да скорее вы нарушили устав! Отдыхали себе на Хокадате, пока я за всех вас воевал с бандитами!
  - Ты так разговариваешь с командиром? - это холодное изображение удивления тоже было незабвенным в репертуаре Хиджикаты Тосидзо.
  - Извините, фукутё.
  - Так ты идёшь, или?.. - замкомандира коснулся рукояти меча.
  - Нет, - усмехнулся старый волк Фуджита, - так просто меня не возьмёшь... Сначала, Тоси, я научу тебя разговаривать со старшими!!!..
  Фуджита выхватил катану - и начался знакомый танец высвободившейся стали... В стремительном звоне клинков возникали всё новые аккорды - ведь откуда-то появились и Окита, и Накагура, и Харада... Клинки множества воинов победно окружали инспектора сетью атак.
  - Мне присоединяться, или с тебя хватит? - весело загремел голос Кондо.
  И несколько мечей вонзились в живот - Фуджита закричал от неожиданной и страшной боли... просыпаясь на больничной койке. На крик даже прибежала медсестра. Естественно, это был сон... хотя в душе зашевелилась надежда, что сон содержит что-то от правды.
  В тот же день инспектор выписался из больницы. Вскоре свершился последний эпизод его жизни:
  "За больным Сайто ухаживала невестка Мидори. Перед смертью она палочками для еды удаляла слизь из его горла, чтобы он мог дышать.
  Сайто не пожелал умирать в постели. Родные помогли ему подняться, переодеться в белое и дойти до главной комнаты, где он сел на футон перед токонома, приняв позу "сейза" (традиционная японская сидячая поза - на коленях с выпрямленной спиной). В час ночи 28 сентября 1915 года Сайто Хаджиме умер"
  "Умирающего Сайто спросили, каким должно быть его каймё. "У меня к этому дню накопилось много имен, - ответил бывший командир Третьего подразделения. - Поэтому в новых нет необходимости". Так и стоит табличка пустой - в нарушение буддистской техники безопасности. С другой стороны, с покойником и при жизни-то мало кто хотел ссориться - а уж после смерти...".
  
  ***
  
  Холодный осенний сумрак пах мокрой листвой. В домах появлялись огни. Два старика пили подогретое сакэ.
  -Кстати, ты будешь смеяться, - промолвил один, - но нашего Сайто снова похоронили.
  -Опять? - улыбнулся другой. - Да знаю я. Ещё билеты на его похороны продавались. Уж нам-то мог бы и прислать пригласительные!
  -Ты говоришь про те известные похороны. Но вот недавно были ещё одни...
  Наступило молчание.
  ...Начал накрапывать дождь.
  Старики употребяли в своей речи буддистские формулировки о мимолётности и исчезновении - но в глубине души всё же ощущали, что никакие дожди, пройди их хоть в сотни раз больше, чем пролилось со времени служения в отряде Сисэнгуми, не могут вымыть их юность из щелей старого Киото.
  
  
  
  Сестра Лидия
  (Осторожно, любительское богословие! - Прим.авт.)
  
  Третья смерть в кругу друзей. Из каких щелей, из каких кошмаров вылезла эта война?
  Уже не верю теориям. Вообще никому и ничему уже не верю. Кроме Бога. Кроме Церкви - но нужен немалый труд, или скорее благодать, чтобы услышать ее настоящий голос...
  Так больно, что погружаюсь в апокалиптические размышления. Когда припрется антихрист - как это будет? Какая часть населения Земли его поддержит? Современная культура, с ее борьбой за свободу, с ее правами человека, правами меньшинств, с Западом, где соседствуют геи и мусульмане в традиционных одеждах, - все это примет антихриста? Или нет? Или - не все?..
  Хочу верить, что антихрист будет проповедовать не свободу, равенство и разнообразие, а скорее всякую вертикаль и смутно понимаемые традиционные ценности. Что дух западной свободы, майданов, хиппи, панков, пацифистов, анархистов, прав меньшинств, мультикультурализма, - что этот дух, который многие клеймят, еще покажет себя так православно, как и не снилось ревнителям! Что вся эта либеральная милота, мягкотелая с виду, нежданно станет в оппозицию ко злу...
  ...Интересно, кто будет в числе Не Принявших Печать Антихриста? Только православные христиане? Христиане разных конфессий? Или в доблестной компании, противостоящей тоталитаризму, вдруг окажутся люди всех народов и даже всех вероисповеданий включая атеизм? А может, соединятся первая и третья из указанных версий, и наша Церковь наконец станет видимо вселенской, вбирающей в себя все лучшее, прекрасное и просто привлекательное (бывает ли привлекательность совсем на пустом месте?..) из окружающего мира?.. А может, можно даже предположить, что недостатки теперешней церковной жизни, точнее, боль, причиняемая несовершенством там где должна быть только красота и совершенство, - это муки Жены, облеченной в солнце, которая рожает, вот-вот родит, дитя - христианство, избавленное от всякого ощущения несвободы и запретительства, наконец вобравшее в себя все народы, культуры и субкультуры?..
  Трудно сказать. Я, пожалуй, расфантазировалась.
  Больно, что Ваня стал убийцей. Еще больнее - что он стал ненавистником, борцом против борьбы за свободу. В майданах бывает много греха, но есть и импульс свободы, вложенный в человеческое сердце; и в антимайданной и антицветной идеологии бесовщины не меньше .
  
  
  
  Ганна
  
  Ирынка умерла. В подземном госпитале.
  Как я могла не видеть, что к этому шло. Она говорила: "Мне все пофиг. Делаю свое дело". Была в своей стихии. Лицо посветлело, и вся она выглядела цельной и спокойной. Особенно должно было меня насторожить ее примирение, слова о том что уже нет ненависти, ни к Путину, ни к России, ни к "пророссийским", и даже все равно, какова ситуация на фронтах. Я должна была услышать в этом холодный голос Хидзикаты: "Это уже не моя забота", - как он сказал на Хоккайдо... Но её голос был теплый как золотистое солнце, ласкавшее мост над товарной станцией и тёмно-красный кирпич романтической водонапорной башни. Надо было тогда обнять и умолять не спускаться. Хотя, конечно, не помогло бы. И теперь моя Бакумацу - только моя. Какой ужас. Никогда не могла лакомиться в одиночку. Потому выкладываю мои опусы в сеть, со всеми ляпами, развесистыми клюквами. И посвящаю ей эти околоисторические вольности.
  Береги Паутину, сказала мне Ирынка, превращаясь в бесплотный солнечный сгусток в памяти.
  На какой тайный нерв нажимает Паутина? И на что еще в человеческой природе можно техногенно нажать?! Я боюсь. А Ирынка меня на этот счет успокаивала: свободная воля, ее никто и ничто не может нарушить! - Ей это Лидка сказала. Смотри, Ганька, добавила Ира: как только возникла Паутина, возник и Полигон! Сразу же возобновилась возможность воевать. С той разницей, что в Полигоне не живут, то есть не рожают, не обзаводятся квартирами и машинами, не растят детей, так что пути за хлебом не пересекаются с траекториями снарядов. Там нет людей, не рассчитывающих, что их могут убить. Там нет даже диванных воинов, все комбаттанты в реале.
  А вверху Паутина актуализирует инстинкт, свойственный большинству животных и временно дремавший в человеке: невозможность убийства собратьев.
  По-прежнему работаю на нее. Вычисляю места, где может прорвать.
  А личная жизнь - развод и уютная тишина. Свободное время - фильмы про самураев, написание фанфиков, ну и вытирание пыли. Я счастлива - за минусом того, что Ирки нет рядом. И еще того что хочется разделить с кем-то сияние фильмов и книг, но когда кто-то рядом, то есть угроза что он вторгнется в мое пространство, как русский мир, и оттяпает куски территории. В этом проблема.
  
  
  
  ***
  
  Что такое смешанное чувство, господин Фуджита понял, когда невестка спрятала от него сакэ... Невыразимая ярость - она была именно невыразимая, т.е. лишённая выхода.Вся его спецподготовка и растяжимость диапазона приемлемости не распространялись на то, чтобы ударить женщину. Во всяком случае, невооруженную. Это с одной стороны.
  А с другой - Фуджита удивлённо осознал: Мидори хочет, чтобы он жил.
  Через пятнадцать минут после сего экзистенциального открытия Мидори пришла домой, через пятнадцать минут и полторы секунды - была обругана.
  Выждав паузу, женщина спокойно сказала:
  - Свёкр, я принесла вам пиво. Это тоже выпивка, только для желудка лучше.
  - ...Чтоб моим врагам пить это свиное пойло, - пробурчал Фуджита, выпивая напиток цвета осенней листвы. Настроение тоже было смешанным: в общем-то паршивое, но какая-то струйка теплоты согревала глубину сердца... легко но неуклонно, - и незаметно истаивала обыденная паршивость психофизического состояния.
  
  ***
  
  Мидори посмотрела в сад. Солнце, выйдя из холодных облаков, позолотило осеннюю листву.
  Взгляд на кристалльное кружево осени, глоток радостного холодного воздуха - и силы женщины восстановились... Что облегчало жизнь Мидори, так это привычка не думать о том, сколько забот навалилось, а только делать одно дело за другим. Или несколько одновременно. У неё было семеро детей и, конечно же, муж, о котором она заботилась со всей неустанностью духа бусидо в его традиционно-женских проявлениях. И плюс - свёкр... Пока тот был относительно здоров, он не причинял хлопот - напротив: был аккуратен, имел привычку сам себя обстирывать, да и внуками занимался. Но теперь старика всё-таки свалила болезнь, и он стал беспомощным.
  Из-за перегородки послышался сдавленный стон. Женщина не шелохнулась, делая вид, что не услышала, - ведь старый воин настойчиво подавлял стоны; вот когда он её позвал, тогда Мидори и поспешила к нему.
  Если раньше ей бы показалось эгоистичным желание, чтобы старик поскорее умер, то теперь ещё более безжалостным представлялось ей противоположное желание: чтобы он оставался рядом. Ведь это означало продление его страданий. Но Мидори не могла с собой ничего поделать. Она привыкла к нему. Более того, только сейчас она осознала, в какой именно момент точно ощутила, что хочет войти в эту семью. Они с Цутоми, её тогда ещё будущим её мужем, сидели в саду, когда в дом вошёл высокий человек в мундире полицейского и с настоящей катаной за поясом. Он был нетороплив; он был вежлив и приятен с Мидори. И он словно аккумулировал плотную энергию... Это был инспектор Фуджита Горо, отец Цутоми... Он привносил в семью сильное и чёткое чувство жизни, неторопливый боевой дух. Но ещё он приносил с собой что-то ужасное. Она ощущала: это было некоторое - хотя и вовсе не полное - равнудушие. Точнее, глубинная непроницаемость к крови, к жизням и смертям людей... Мидори понимала, что большего сострадания, в его цепи жизненных ситуаций, Фуджита не может понести. Собственно, Мидори была из немногих людей, знавших о наличии у инспектора этого качества... Но всё же это было ужасно.
  С детства её зачаровывали самурайские повествования. Но она ощущала, что о сострадании хоть и сказано, но недостаточно, глубоко недостаточно... Болезненно недоставало чего-то важного: внимания к каждому человеку, к его жизни и смерти... И она как могла восполняла это, и так они с Фуджитой в разных отношениях помогали друг другу под крышей неброского самурайского жилища... Подобная конструкция более или менее её устраивала. Хотя, если честно, не совсем: ведь кто и когда придумал, что дело мужчины - убивать, а уж сострадать - дело женщины?.. Такой жуткой теории она и в самых экстремальных трактатах не встречала.
  Она верила, что можно реализовать что-то лучшее... И когда приподнимался ветер, когда ветер вырисовывался в траекториях дорожной пыли, осенних листьев, морозных снежинок, росчерков дождя или туманных лепесков вишен в ночи, - Мидори глядела на это с надеждой, как на ветер времени, ветер будущего... И, отдавая время и силы семье, особенно детям, она вкладывала и распространяла эту надежду.
  Но теперь печальный дул осенний ветер, и инспектор Фуджита уходил. Вместе с ним уходил и Сайто Хаджиме, юноша с верным сердцем и с обширным и страшным опытом, и мальчишка Ямагучи Хаджиме, и... Можно не перечислять все имена, достаточно отметить, что их воспоминания - как и большинство воспоминаний на земле - остались по большей части несказанными.
  Снова слух невестки уловил подавленный обрубок стона. Жизнь, которую мечник крепко держал при себе (усилием воли, каковой мог бы позавидовать боец, на пределе нервов бросающийся с мечом против артиллерии) - жизнь не была в его власти...
  В ранней юности Сайто хотел бы, чтобы над его мёртвым телом плакала прекрасная женщина. Мечта исчезла с остатками желания умирать - и уж в старости он точно не предпологал, что это сбудется.
  
  
  
  Ганна
  
  Добровольцы в фэйсбуке молоды и прекрасны, как герои Бакумацу.
  Слухи о чудовищах обретают все большую достоверность. Совершенно не знаю, что за галлюцинации там случаются.
  "Все прикидываются, что не любят Полигон"... - Ирынка, мне тебя так не хватает!
  Ушедшие друзья становятся мифологизированными источниками света.
  Паутина шевелится на экранах. Недавно случился большой разрыв, над пустыней. Туда как тараканы сбежались воюющие и изрядно поубивали друг друга. Что хуже, погибли нон-комбаттанты. Прорыв ликвидирован, восстанавливают деревни и коммуникации в Ираке, Сирии и Ливане. А на стихийном мемориале - фотография девочки по имени Самира, семилетнего мальчика по имени Азис и еще несколько имен, еще фотографии, с человечным и правильным указанием на то, что они любили по жизни.
  Как быстро народ пронюхивает, где прорыв. С чего такое желание подраться под открытым небом? Наверно, романтичнее. Во всяком случае, в каждом втором художественном тексте война переносится на поверхность, как в старые времена.
  
  А в своей постели недавно, в стиле "Иронии судьбы", обнаружила пьяного бойца "русского мира". Он сломал замок и завалился спать. Вообще они давно уже появляются не только в общественных местах, но, как тараканы, везде. Хорошо еще, что Паутина препятствует также серьезным травмам и изнасилованиям.
  - Драников хочешь? - спросила я, прищурясь. И назвала цену: пятикратное "Жыве Беларусь!" из форточки. ВДВшник Леша, к моему удивлению, беспроблемно согласился.
  - Жыве - это в смысле живет?
  - Да. - Я дотерла картошку. Добавила пару яиц.
  - Так давай я еще крикну: "Да здравствует Белоруссия" или еще что-нибудь такое.
  - Лучше замок новый поставь. У нас обычный лозунг "Жыве Беларусь". Наверно, потому что не до жиру, быть бы живу.
  Драники радостно затрещали на подсолнечном масле.
  - А чё вы в Россию не хотите?
  - Независимость дорога.
  - Ну, в смысле тогда патрнерство.
  - Хорошенькое партнерство... Это большая тема. Не хотим мы быть не с Россией вообще, а с Россией в ее теперешнем виде.
  - А чё не устраивает?
  - Хотим демократии. Ты не заметил, что все, кто хочет свободы, от России шарахаются?
  Его ответ был просто подарком: "Это потому что Госдеп США хочет Россию дискредитировать".
  - Замечательно, - положила первую порцию на тарелку, по два драника на нос. - Именно в Госдепе все и дело.
  Ненависть исчезла. Да и это была не ненависть. А ярость. Желающая себя выразить. Сказать им, что я думаю об их хваленой империи. И вдруг эта мучительная потребность исчезла. В душе стояло металлическое спокойствие. Долгожданное.
  
  
  
  Алексей (онлайн)
  
  Фото "У бандеровки, ел драники". Одиннадцать лайков.
  
  Ivan Fedorov Так это же белорусское блюдо.
  Alexei Dubrovsky А она белоруска.
  Ivan Fedorov Бульбобандеровка?
  Alexei Dubrovsky Хорошая девчонка. Только Америка мозги обработала.
  Ivan Fedorov Что, и в Белоруссии есть бандеровцы? Много?
  Alexei Dubrovsky Я под Белоруссией воевал. Сражаются, суки, безумно.
  Ivan Fedorov Некоторые белорусы не любят русских???
  Alexei Dubrovsky Есть такие.
  Hanna Herasimovich Жаль, что я не сняла на айфон как ты у меня из окна на весь Минск орал.
  Alexei Dubrovsky От души, всегда пожалуйста!
  Ivan Fedorov Пел "Боже, царя храни"?
  Hanna Herasimovich Почти )
  
  
  
  Двеннадцать с половиной убийств
  
  
  Рассказ.
  
  Автор: Воля Бульба
  
  
  Это война гражданская. Но... не в том смысле, в котором представляется кремлевской пропагандой, гражданская война на Украине ... Это русская гражданская война... между двумя группами русских, придерживающихся разных политических взглядов... Основные участники говорят на русском языке ... Второе, это российская гражданская война, потому что в большой степени эта война пришла на территорию России, и в части информационной войны, и в части разделения нашего общества на лагери она является российской гражданской войной.
  
  Андрей Илларионов (Эхо Москвы, передача "В круге света" от 16 сентября 2014 г.)
  
  
  Знай, что ненавидеть незнакомых тебе людей - это заболевание.
  
  Народная мудрость из Интернета
  
  
  Ночь пахнет осенью, звездами. Вдали - вспышки, выстрелы, и ложится что-то тяжёлое, глухо сотрясая землю. Ужасно, когда война выходит из берегов и начинает затрагивать людей, для которых она чужая, которые становятся заложниками - сначала агрессивных новостей, потом столь же двинутых вооруженных парней.
  
  Священник выступал в российском политическом ток-шоу, критиковал либерализм и ещё говорил о необходимости единого для всех понимания истории. "Мученической смерти бы тебе, батюшка", - прошипела я. И этим перешла страшный барьер. Ненавидеть братьев и сестёр, тех, с кем я причащаюсь из одной Чаши, - эта грань уже пройдена. Но раньше я бы не подняла руку на священника. А теперь шарю в фэйсбуке в поисках экстремистов, сочувствующих ИГИЛ, ненавидящих христиан. Ведь это благо - пострадать за Христа, так, батюшка? Вот я вам и организую такую возможность. Уверена, вы не отречётесь...
  Мои сребреники - месть. За все те случаи, когда мои либеральные и белорусско-националистические взгляды попирались, уничижались в церковной среде. Когда имперцы использовали мою Церковь в качестве форпоста пророссийщины. Когда исподволь внушали мысль о нежелательности, подозрительности белорусского патриотизма и "западных" ценностей. Когда давили брошюрками, причиняли боль лекциями всяких монахинь нин о войне против русской духовности. Запретить бы вас всех, с вашими традиционными ценностями. Чтобы вы почувствовали такую же боль отсутствия поддержки, в Церкви и в обществе.
  Если бы государство топтало мои свободолюбивые взгляды, я стерпела бы. Но меня мучили имперской пропагандой там, откуда я не могу уйти - в моей Церкви.
  Хотя - неужели убийство, точнее наводка, не является уже уходом из Церкви?
  Батюшка не очень-то виноват в моих обидах. Но он подвернулся под руку в этот момент.
  После двух ночи выключаю компьютер. Как темно. Уходит радость. Преддверие ада.
  Совсем не хочу в ад. Надеюсь, успею исповедаться.
  
  Прямо в Минске - пикет с георгиевскими ленточками, триколорами, палестинистыми причитаниями о детях Донбасса.
  Не то чтобы я не сочувствовала заложникам войны. Но было хорошо, когда Лукашенко запрещал георгиевские ленточки.
  Как гадко было, когда он вытеснял белорусский язык, когда топтали сапоги омоновцев бело-красно-белые флаги. А вот когда запретили символику российских оккупантов, чувство было уже смешанное... Я за свободу, но - наконец-то запрещают не только моих единомышленников!..
  Но вот - изменилось! И тётка в церковного вида платочке держит плакат с какой-то борьбой за святуюрусь. Поджечь бы её платочек - но у меня план покрупнее. Покупаю бензин.
  Последний луч заката. Больше я не смогу любоваться красотой.
  Искра зажигалки превращает всё в жуть. Чёрный вечер, мутный вечер, крик и оранжевый огонь.
  Я наплодила мучеников для лагеря оппонентов. Как непредусмотрительно! И георгиевские цвета теперь повсюду.
  Уношу ноги. Так же быстро меня покидает жизнь.
  Там было три человека. Точнее, четверо, но та тётка выжила и даже почти не обожглась.
  
  Крым. Как это было бы прекрасно - тёплый юг, изумрудные листья в золотистом солнечном обрамлении, песок под ногами во вьетнамках...
  Если бы я была жива! Но уже нет радости. Звуки и запахи отделены от души глухонемым стеклом.
  Российский флаг.
  Здание администрации.
  Взрыв. Крики, пожар.
  Думала написать "Слава Украине!" - не стала. Ни Беларусь, ни Украина не имеют отношения к моей ненависти. Ни Россия. Ни даже мои обиды.
  Ненависть, как и любовь, не так уж зависит от обстоятельств. Они просто ищут объект. И моему поведению нет никакой причины. Кроме слабости с отчаянным желанием показать свою силу.
  Я просто всегда ненавидела слово "ненавижу", оно мне казалось бессильным. Хотелось продемонстрировать власть... Желание маленькой девочки показать, какой она может быть злой и неконтролируемой. "Матушка" Россия, империя - фрейдистски сцепилась с образом авторитарного родителя. А из-за моей недисциплинированности, замаскированной под романтическую ярость, - страдают люди. И мстим мы всегда - не тем. В здании было семь человек, из них одна женщина.
  Ночь - безжизненные чернила. Нет дороги к праву радоваться жизни, краситься, слушать музыку. В чернилах тонут Ганди и Виктор Франкл.
  Выбраться бы из этого кошмара, похожего на графоманию подростка который жаждет впечатлить своей близостью к недетскому ужасу.
  Отделение милиции тепло светит сквозь резьбу каштанов. Но мёртвое стекло не исчезает. Не так просто исправить.
  Терроризм - не только вообще аморальное, но и в частности инфантильно-эгоцентрично-эгоистическое дело. Ты-то сам выбираешь трагическую гамму - а падает на голову тому, кто этого не избирал, просто за хлебом шёл. А ты его, его, её, поименно - спросил?!! Подумал, что (имя) может другой путь выбрал(а), мог(ла) бы реализовать что-то стоящее на свой вкус?! - Так вот, ты исключен из числа трагических героев. Сначала из памперсов вырасти, сопли научись утирать а не размазывать по всему окружающему миру.
  
  Ночь пахнет тёплой листвой, крупными звездами.
  Какое счастье, что те убийства нарисовались только в моем воображении.
  Бойцов бандитской автономии изрядно повеселили мои записи.
  В ведро в углу камеры вылито и выблевано всё содержимое организма; тело превратилось в дрожащую тряпку - стыд, если завтра не смогу сама пойти. "Завтра расстреляем", - весело сказал мужик в камуфляже, закрывая решетчатую дверь. Похоже, серьезно.
  От его удара еще пол-лица распухло, это когда сказала "забирай мое тело вместе с любовью к Украине". Верно, у него волшебным образом опустилось от этих слов.
  "Тщеславие, - пишу на листке. - Грёзы о смерти с тщеславием, сладострастием и нарциссизмом. Трусость..." - Бумажку попрошу передать священнику, надеюсь такая исповедь считается.
  Свет фонарика с шагами, голос:
  - Инна, это ты?!
  - Сашка!!..
  Лицо давнего друга возмужало, фигура обросла опытом. Откуда взялся? А, в качестве корреспондента. Конечно, ведь потрясающе пишет. Собственно, по записям, по их слогу, он и определил, что это я.
  - Прости меня, - говорю. Есть за что. В моих комментариях преднамеренно сквозила ненависть. Потому он и удалил меня из френдов - после Одессы...
  
  Утешаюсь мыслью, что иногда нужно дать оппоненту напиться своей крови; когда напьется, тогда, вероятно, начнет думать.
  Дверца машины открывается в степь.
  Никакого выстрела в спину. То было бы красиво - но в такие моменты больше привлекает тезис о том, что на наших восточноевропейских просторах надо жить долго.
  Выжженные цветы, поржавевшие указатели. Под рев кузнечиков радостными кругами бегает кровь - те самые несколько литров на брата, которыми нам дано распоряжаться.
  
  
  
  Ганна (онлайн)
  
  Alexei Dubrovsky запостил на стене Hanna Herasimovich ссылку на рассказ "Двеннадцать с половиной убийств".
  
  Alexei Dubrovsky Как тебе?
  Hanna Herasimovich Понравилось. А тебе?
  Alexei Dubrovsky Интересно. В плане того, что у вас там насрано в головах.
  Alexei Dubrovsky Я это написал, чтобы понять.
  Hanna Herasimovich В смысле?
  Alexei Dubrovsky Чтобы понять вас.
  Alexei Dubrovsky Воля Бульба - мой псевдоним.
  Hanna Herasimovich Ничего себе!!!
  Alexei Dubrovsky Я правильно понял?
  Hanna Herasimovich Возможно...
  Alexei Dubrovsky Я это написал, чтобы ты меня не считала большим дебилом чем я есть )))
  Alexei Dubrovsky Как вспомню, как я пьяный завалился!
  Hanna Herasimovich Бывает )
  Alexei Dubrovsky Тогда, я не просто так набухался...
  Alexei Dubrovsky Я перед этим девушку убил.
  Hanna Herasimovich Маленькую такую, дохлого телосложения?
  Alexei Dubrovsky Откуда знаешь?
  Hanna Herasimovich Похоже, ты убил мою подругу.
  Alexei Dubrovsky ...ц.
  Alexei Dubrovsky Прости что появился, исчезаю навсегда.
  Hanna Herasimovich В Полигоне нет пола. В Полигоне нет нон-комбаттантов. И дна там тоже нет, периодически снизу стучат.
  Alexei Dubrovsky Стучат. Я слышал.
  Hanna Herasimovich Расскажи! Что там за аномальные явления?
  Hanna Herasimovich Я занимаюсь Паутиной.
  Alexei Dubrovsky Непонятно. Стуки, шумы. Вроде каких-то чудищ видели, наверное чьи-то глюки. Я слышал стук. Может, какое-то эхо.
  
  (Hanna Herasimovich отправила фотографию)
  
  Hanna Herasimovich Эта?
  Alexei Dubrovsky Нет, не она. Стопудово. Хотя всех жаль.
  Hanna Herasimovich Жалко?
  Alexei Dubrovsky Ну да.
  Hanna Herasimovich За что ты воюешь?
  Alexei Dubrovsky За то чтобы быть мужчиной.
  Hanna Herasimovich Интересно.
  Alexei Dubrovsky И кажется, это помогает.
  Alexei Dubrovsky Яйца уже настолько прорезались, что смог признаться в своей гомосексуальности.
  Hanna Herasimovich ))))) То-то думаю ты такой брутальный муШЧЫна! ))
  Alexei Dubrovsky Да ))
  
  
  
  ***
  
  ...Они напились - каждый в свою меру, но в одинаковой степени. Августовские звёзды летели в глаза Сайто, растянувшегося на татами. Тайю обнимала его и была похожа на кошку, которая трётся о любимого хозяина. Девица до того опьянела, что начала допытываться, сколько человек он убил, и обращаться со странными просьбами, - например, по возможности не лишать жизни того, кто "не готов": "...Я вообще не жалостливая! Если два мужика порубились - на то они и мужики. Но жалкая, недостойная смерть - этого я никому не желаю!.." - Тайю вдруг всхлипнула и уткнулась в живот Сайто. Тот лениво тронул её за шею.
  Нежно поглаживая его руки, Тайю сказала: "А убей меня!".
  - Вот так дурёха! - отозвался Сайто.
  - А я стану бабочкой. Нет, лучше кошкой! Буду свободно ходить по всему Киото. Ласкаться к детям. К тебе прибегу... Сделай это сегодня! А то завтра снова наведается один извращенец. Как он мне надоел!
  - А, хочешь сбежать от своих проблем? В таком случае ты переродишься не кошкой, а снова официанткой в Шамобари.
  Тайю не была обидчивой и только заметила, что официантками, равно как и убийцами, не рождаются.
  - А что за извращенец?
  - Нет, что ты!.. - испугалась девушка.
  - Вообще-то раз ты не боишься умереть, значит, ты можешь изменить свою жизнь как угодно, - вдруг произнёс Сайто.
  Тайю разлила по чашечкам оставшееся сакэ. Проходивший по той улице спустя десятилетия инспектор Фуджита подумал, что нужно было или попытаться выкупить девушку - или же не читать ей нотаций.
  Пьяный сон сделал их похожими на трупы влюблённых, убитых по нелепой случайности... Так Сайто распоряжался средствами господина Ито.
  
  
  
  Алексей
  
  Отпуск кончается, завтра снова в бой. Лег пораньше.
  Молодые добровольцы позируют на фото, сияющих вопросом, чьи странички скоро перестанут обновляться.
  Как и моя, наверное. Интрига: будет ли кто-то плакать?
  Лампочка гаснет - и превращается в ореол золотистых волос. Это она, моя смерть. Опускается на колени над моим онемевающим телом, гладит по голове. Уже не больно. Прости, что я тебя убил. Вижу, простила, и не только потому что кровь за кровь...
  Леха, кончай дрочить головой! Красота смерти есть, случается, но при чем тут сопливое самоуслаждение. Это как если бы ты мастурбировал на Венеру Милосскую.
  Хорошо, что это не наша забота - как и когда умереть. Может, всех переживу.
  И увижу возрождение империи.
  Та минская девчонка говорила о свободе. Стояла ли ее европейская свобода рядом - с вольностью крепких парней с автоматами, с русским полем.
  (Внутренний голос - голосом Ганны): Что же вы ищете в Украине? Почему не наслаждаетесь этой самой волюшкой на своих полях?
  Прочь. Хотя...
  Нет. Не мы первые возжелали войны. А украинские революционеры. Тогда когда начала рваться Паутина над Майданом. Чем отличаются их сраные цветные технологии от захвата территорий? Да, таки отличаются - лицемерием! Не так уж радикально они придерживались ненасилия - только побили чуть-чуть, как мирные демонстранты вцепились в глотку обидчиков.
  Но почему, и правда, мы делаем это только на Украине? Почему не было ни одной попытки, ни одной такой бойцовской республики - где-то в Сибири, или на Кубани? Может, у укропов в воздухе витамин, наполняющий веселой бардачной свободой, и мы на него прилетели, как мухи на мед, а мед-то и правда чужой?
  А у кого свой? Неужели кто-то, кто хоть раз читал учебник истории, может верить в отмену права сильного?
  Разве не должны мы защищать своих?
  ...Ваня снимает гимнастерку. Его мускулы... Парни отдыхают на солнышке, обнаженные торсы...
  Нет. Я бросил.
  ...Вспышки - несколько пуль - голос Вани "Лёха, ...ь, нет!!.." - Смерть на руках товарища, простая и стремительная. Закрывает мне глаза. Нелепая смерть нереализовавшегося гомика...
  Нет. Фу. О хорошем! О здоровом! Может еще всех переживу.
  
  
  ***
  
  Когда инспектор Фуджита встретил Тайю, то понял, что сам ещё хорошо сохранился. Она торговала на улицах сладостями, дешёвыми украшениями и прочими вещицами. Это была почти старуха, вся какая-то кривая - возможно, это подчёркивалось её подвижностью, - да ещё и щербатая. Но при взгляде на её лицо - загорелое, с глубокими морщинами, - казалось, что городской воздух подзаряжал её каким-то весельем.
  - Купите сладостей, господин инспектор! - крикнула торговка; Фуджита остановился и спросил о цене.
  - Для вас - бесплатно! - заулыбалась Тайю. - Вот, берите! Сейчас я вам положу... где-то у меня был подарочный мешочек, славненький такой - вот, тёмно-синий с блёстками - как августовская ночь в Шамобари... - Она рассмеялась. - Вы мне напоминаете одного человека.
  - Запомни, Тайю, - тихо сказал инспектор: - Хаджиме умер. Поняла?
  - Бедненький! Таки доигрался в своих тусовках с мечами. А я каждый день молилась за него Христу. Теперь буду молиться за упокой!
  - Не надо за упокой! - зашипел Фуджита.
  Тайю прыснула со смеху, и он понял, что она не изменилась. Хотя нет, перемены были. Она и раньше была смешливой, но сейчас появился некий органичный оптимизм. Непонятно откуда, учитывая то, как жестоко жизнь потрепала её тело.
  - Хорошо, что он не может увидеть, какая я стала безобразная...
  - Нет, Тайю, - уверенно сказал инспектор. - Ты не безобразная.
  "И с чего я взял, что она не выжила? Такая дурёха - ками хранят таких! Просто для того, чтобы посмеяться".
  Воспоминание о Тайю было в его жизни одним из немногих аккордов лунной поэтичности, похожей на трагические рассказы о влюблённых. Печальная листва этой поэзии сгорела в костре одной уличной встречи - зато аромате её дыма было нечто такое основательное, что более соответствовало натуре инспектора Фуджиты Горо.
  В тот вечер он посмотрелся в зеркало и понял, что сам немногим лучше - разве что его внешность "вытягивали" мундир, катана и наличие зубов.
  
  
  
  Алексей (онлайн)
  
  Alexei Dubrovsky написал на своей стене:
  
  С немалым удовольствием наблюдал я разгон гей-парада. Горстка сопляков с младенческим рвением сопротивлялась, когда их запихивали в автозак, крича насчет вынеимеетеправа.
  Они, конечно, не все иностранные агенты. Большая часть питается грантами собственной глупости с нарциссизмом. Но эффективное очищение центра Москвы убедило: день, когда мы сваримся в глобальном супе, не так близок.
  Эти зловонные цветы мне противны еще и тем, из-за них получается: если ты гомосексуальный и не притворяешься натуралом, значит ты либераст. А я ни разу не либераст. Хотя и люблю мужиков - две медали "За отвагу" дали мне смелости, чтобы наконец признаться в этом. Не бойтесь, дорогие побратимы, я не пялюсь на вас в душе. Даже когда позволял себе позорно онанировать, я честно отказывался воображать знакомых людей. Впрочем, я бросил дрочить, чем страшно горжусь.
  (Осторожно, любительское богословие! - Прим.авт.)
  ...Возвращаясь к теме: прозападные ЛГТБ, на пару со столь же одноклеточными гомофобами, заслоняют реальные вопросы по теме. Например.
  Всегда ли "легализовать" значит "признать за норму"? Почему тот пиетет, с которым мы сражаемся с гомосексуализмом, не проявляется в отношении к другим сексуальным грехам (внебрачные связи, многоженство)?
  Библейский сюжет с жителями Содома, которые собрались перед домом Лота, требуя выдать нашедших у него приют странников дабы их "познать" - это точно про гомосексуализм? Что осуждает Писание - однополый секс? Или все проявления гомосексуальности? А почему однополые браки мы видим только в христианских странах? И как так случилось, что в эпоху размывания института семьи именно геи и лесбиянки косвенно свидетельствуют о необходимости заключения брака?
  Придерживаясь традиционного подхода ("противоестественный грех") - можем ли мы применить такую оценку ко всем проявлениям однополой любви? Или - только к тем, которые ниже пояса, минуя тему влюбленности, эмоций, восхищения?
  Можно ли считать гомосексуальность причиной запрета на усыновление (особенно вспомнив, что никто не требует забирать детей у неверных супругов, к примеру)? Может, все же надо исходить из интересов ребенка, из того, где ему более гарантированно искалечат психику и жизнь - в однополой семье или в приюте в какой-нибудь банановой республике?
  Почему гомофобия шагает рука об руку с дискриминацией женщин, расизмом и прочим фашизмом? Почему "традиционные ценности" и неприятие разнообразия подозрительно объединяют отечественных гомофобов с укрофашистами из "Правого сектора"?
  Интересно, наконец, что люди находят в идеологии прав ЛГТБ. Может, подсознательно их привлекает идея свободы и любви, перешагивающей через все границы, как русский мир, который плевал на условности вроде Украины или Белоруссии?.. Да, идея выражается извращенно; самому противно видеть этих либерастов с радужными флажками. Но, как говорил, припоминаю, один батюшка, грех - это всегда нормальная человеческая потребность, выраженная извращенным образом. Вроде того как, например, исконная русская жажда вольности выливается в майданы и скакания с портретами Бандеры, и даже каким-то боком прививается к сухим механизмам западной демократии, навязывающей свой диктат всему миру.
  Возвращаясь к теме гомосексуальности и вопросу, как решать проблему. На уровне общества - хорошо бы просто заключать защищающий все права контракт на совместное проживание, без уточнения, какие отношения соединяют двух совместно ведущих хозяйство людей. Тем более чтот война выкашивает преимущественно мужиков, так что скоро бабы безо всякого лесбиянства будут объединяться в союзы для совместного выживания. А как решать проблему для себя - не знаю. Может, останусть один, секс не главное в жизни, особенно если в ней хватает дружбы, любви и братства. И в общем-то это ерунда по сравнению с угрозой мировой цветной революции.
  
  
  Hanna Herasimovich Тебя что, из роты выгнали?
  Alexei Dubrovsky Да ))
  Hanna Herasimovich За то что ты гей???
  Alexei Dubrovsky За то что признался )
  Hanna Herasimovich Уроды! Сочувствую.
  Hanna Herasimovich Всё наладится!
  Hanna Herasimovich По ходу, посмотри что я написала. Специально для тебя перевела, правда, гуглом.
  Alexei Dubrovsky С какого языка?
  Hanna Herasimovich С белорусского.
  Наnna Herasimovich Вот.
  
  
  
  Валькирия
  
  На девушке был топик камуфляжных цветов и джинсы. Темные, ровно подстриженные волосы чуть касались ключиц, - а за плечами было сине-золотистое небо.
  Она появилась перед глазами молодого солдата внезапно - на том месте, где только что был боец ​​кавказской внешности, что направил на него автомат. Впрочем, на ее лице был тот же выражение - без ненависти, даже со снисходительным пониманием, но и с принятием кровавое действительности как порядка вещей. Только, конечно, взгляд девушки был нежнее. Она коснулась руки солдата:
  - Пойдем отсюда. Давай, я тебе помогу.
  Он удивился тому, как легко сумел подняться и пойти за ней по границе кукурузного поля.
  - Куда мы идём?
  - В безопасное место, - ответила девушка. Небо золотилось. Полями-степями гулял ветер, трепля ее темные волосы над голыми костлявыми плечами. В безопасное место? Что же, он как никогда не против... Раньше ему, интеллигентному мальчику которого сильно опекала мама, так хотелось экстремального опыта! Но теперь он получил желаемую дозу, наверное хватит. Баррикады, чудовищные выстрелы, смерть знакомых. А потом эта невероятная война. "Я-знаю-точно-невозможное-возможно!" - шутливо пропела, возле баррикады, знакомая активистка, - и впоследствие это сделалось рефреном событий. Особенно когда сосед начал вводить войска; особенно когда эти войска потекли уже не тонкой струйкой с обвинениями в паранойе, а плотным потоком без опознавательных знаков...
  - А ты чего колорадскую ленточку нацепила? - спросил солдат.
  - Ой, прости! - испуганно воскликнула девушка и тут же отвязала коричнево-оранжевую ленту от бретельки топика. - Это я только что встречала одного отважного ополченца. Поехал защищать Русь от гомосексуальных фашистов... Кстати, предупреждаю: компания там разношерстая. Но все храбрые люди, так что вы поладите.
  - Вот как, - сказал солдат.
  Под пронзительно-синим небом, в золотистых лучах заката, сепаратисты ходили по кукурузным полям и достреливали тех кто выжил. Степной оркестр кузнечиков соперничал со стрекотом автоматных очередей - и, надо сказать, не без успеха. Ведь очереди утихали во времени, а неустанная песня степи летела в бесконечность.
  - Ой, любители русского мира - еще не самый экзотический контингент. Ты не представляешь, какие раздолбаи были в ИРА. А еще же самураи ... О-о! .. Посмотришь. Выставка головных тараканов. Наберись толерантности и получишь удовольствие.
  - А как там наши?
  - Твои побратимы? Их там уже много. Больше, чем с той стороны.
  - Вот как ... А кто победит?
  - Ну, там есть монитор, можно будет следить за событиями. Это если ты про ситуативные победы. А вообще - не боись, однажды все идейные объединятся и прогонят всех бандитов! ..
  Небо пронзили выстрелы металлических лестниц.
  По ним, словно муравьи по стеблям, взбирались бойцы.
  С различными нашивками и без них, они шагали по ажурным металличных ступеням сквозь облака, растворенные багровым закатом. Кровавый небосвод обещал дождь на опаленные степи.
  Тьфу, язычество, подумал боец, проснувшись в больнице и думая о том сне. Привлекательно, но зачем же я за ней попёрся? Мало ли какая сила может притвориться и валькирией! .. Ну да ладно, сон ...
  Главное, он жив, значит мама не будет ... Ох, эти мамы! .. Если бы за детство, политое любовью и заботой, не приходилось платить комплексом вины. Но может быть, это и неплохо - железная обязанность выжить.
  Ручка дверей повернулась, и вошла медсестра с черными подстриженными волосами.
  
  
  
  Алексей (онлайн)
  
  Alexei Dubrovsky написал на своей стене:
  
  Дерьмо. Хоть ты подайся в ненасильственное сопротивление. Но в том и беда, что ненасильственное есть только сопротивление, а не наступление и возрождение Союза.
  Хотя... Это же теоретически возможно. Будет в качестве запасного варианта. Сначала постараюсь пойти в другой батальон. Могу еще покачать права; но тогда я - готовый гей-активист, а меня воротит от их либерально-розовых соплей.
  Если бы либерасты хотя бы не раззвездели о нарушении моих прав! Лезут куда их не просят, в этом вся их правозащитная сущность.
  
  
  Hanna Herasimovich Кажется, это я проболталась... ((((
  Alexei Dubrovsky Ниче, прорвемся.
  Hanna Herasimovich Зато Крым ваш.
  Hanna Herasimovich И духовные скрепы на месте.
  Alexei Dubrovsky Вот какое отношение Крым имеет к теме?
  Hanna Herasimovich Корреляция.
  Hanna Herasimovich Прости!
  
  
  Ганна
  
  В меня словно вселилась часть Ирынкиной души. Я стала интересоваться белорущиной, писать по-белорусски. Усилились эмоциональные реакции на происходяещее. Так можно кончить Полигоном. Хотя нет, это точно не мое.
  Желание помочь Лехе было прикрытием, теперь я это понимаю. Сердцевина поступка была прогнившей: злорадство. По поводу того, что воина русского мира ударило по голове духовной скрепой.
  А ведь настоящего дол...ба, наверно, не ударяет. Сложноорганизованные - более уязвимы. Будь он дол...бом, он бы скрывал свои проблемы с ориентацией и только наращивал бы патриотические яйца и мускулы. И не писал бы правдивых рассказов, особенно от имени врагов. Классическая ошибка: не имея возможности справиться с зомбированными, срываемся на нормальных русских.
  
  
  ***
  
  Акико была одета в белое с красным. Шея и руки были обвешаны новыми украшениями - именно за ними, по легенде, она ходила в город... Её плечи под тяжёлой тканью кимоно, как и почти все мышцы тела, болели от непривычных упражнений - от стоек и движений с деревянным мечом. "Наверно, я скоро умру", - подумала Акико, осознав, что не припоминает более счастливого дня в своей жизни.
  Словно страшащий ответ на её мысли, на другой стороне улицы появился инспектор Фуджита. С ним шли ещё несколько полицейских.
  -Ты знаешь, кто это?-послышался негромкий голос. Это говорил один из знакомых ей забулдыг - юноша, который с непутёвой регулярностью ошивался на этой улице. - Это инспектор Фуджита!
  -Кто это такой? - спросила Акико.
  -Раньше, - зашептал молодой человек,- он был в отряде Синсенгуми. Слыхала про таких? Жуткие убийцы, наводили страх на всю старую столицу. Да к тому же имели на это санкцию старого правительства. А этот, который теперь работает в полиции - он сам зарубил около двух сотен человек! С ним никто не мог справиться, говорят, на нём заклятие на неубиваемость. А теперь он работает в полиции и уже уничтожил десятки якудза!
  -Вот как? - промолвила Акико и тут же отвлеклась на музыку, фонари и своё основное занятие. Её глаза заблестели, как мокрый переулок в мерцании фонарей. Настроение было испорчено, что уравновешивалось улыбкой...
  - ...Что не так?- строго спросил её Фуджита при следующей встрече.
  -Всё в порядке.
  -Ты не должна от меня ничего скрывать, иначе и сама умрёшь, и пользы от тебя не будет. Кто-то догадался? Ты что-то почувствовала?
  -Нет. Я только кое-что услышала. О вас, - желая, чтобы слышанное было неправдой, Акико посмотрела в глаза инспектора, в которых она всегда видела только размеренное спокойствие - и ничего такого, что ассоциировалось у неё со словом "убийца".- Да ладно, кто-то наговорил ерунды, а я и уши развесила!
  -Какой ерунды?
  -Что вы убили сотни человек!
  -Так много?- удивился инспектор. - Глупости. Вряд ли кто-то за мной подсчитывал.
  -Что ж, бывает, - заключила девица, ощущая, как где-то между горлом и грудью твердеет ком разочарования. - Но... Эх, мне не следовало верить другой глупости о вас.
  -Какой?
  -Я слышала раньше, будто вы никогда никого не убиваете. И я даже поверила.
  -Это заблуждение. Меня явно перепутали с одним хитокири, который бросил убивать и стал бродягой.
  -Вот как! Пожалуйста, расскажите в двух словах!!! - Глаза девицы по-детски засияли, несмотря на глубокую усталость после работы в ночную смену. - Извините за любопытство...
  -Я только что-то слышал, вот и всё. Вроде как один юноша - страшно талантливый мечник - был хитокири, но потом поклялся никого не убивать. И, - инспектор усмехнулся, - пытается служить людям другими способами. Его меч не заточен. Но он им так хорошо владеет, что вроде ещё жив.
  -Это прекрасно! Значит, такое бывает!
  -Не знаю, не проверял. Впрочем, всегда должен быть идеал, чтобы к нему стремиться.
  Акико с неожиданной эмоциональностью согласилась и тут же засмущалась, боясь, что лезет не в своё дело. Но потом ещё и добавила:
  -Наверно, это как для меня - пытаться заработать на жизнь по-другому?..
  -Пожалуй, так, - отметил инспектор.
  ...Трудно сказать, в какой момент родился легендарный бродяга Кеншин. Тогда ли, когда об этом воине рассказала Акико её подруга Миё, мягкость сердца и воображение которой не смогли выжечь ни гибель родителей, ни поступок тётки, продавшей её в публичный дом, ни все издержки профессии? Или в тот момент, когда Миё сама услышала эту историю? Быть может, инспектор Фуджита cчёл, что преждевременно разрушать иллюзии юности значит нарушать порядок, - или он и вправду что-то припомнил?.. Во всяком случае, встречаемость подобного сюжета в азиатских фильмах заставляет нас предположить, что это было нечто большее, чем плод фантазии, и, возможно, нечто исторически обусловленное...
  -...Ах, да! - воскликнула Акико. - Про ваше прошлое в Синсенгуми мне рассказал... - она назвала имя молодого человека. А про "меч, возрождающий людей", - Акико слегка улыбнулась, - Миё, моя приятельница. Она фантазёрка.
  -У меня нет фантазии, - сказал инспектор. - Но это интересно технически.
  
  ***
  
  Ночь завершилась. Миё и Акико ввалились в комнату, полную сизого сумрака, наполняя эту комнату запахом дешёвых духов, пятнами ярких нарядов и стонами усталости... Они повалились на татами и лежали в обнимку, словно две кошки из одного помёта.
  -Всё болит. Вот сволочь! - промурлыкала Акико.
  -Ага, - отозвалась Миё... - Я тоже, кажись, сейчас лягу и помру... Давай умрём вместе!
  -Угу. Попросим этих отморозков (Акико имела в виду якудза, которых им пришлось этой ночью обслуживать) нас пристрелить? Может, кровь смоет с нас скверну, и мы будем совсем как невинные жертвы... - Акико прижалась щекой к спине подруги. Миё поёжилась:
  -Ну и мысли у тебя! Нет уж, сначала я хочу выспаться... как минимум... - Миё уткнулась лицом в рукав, уютно сворачиваясь клубочком.
  Инспектор Фуджита должен был дежурить в ту ночь, но смог передвинуть дежурство. Это был тот редкий случай, когда его, как ни странно, вызвали на поединок. Письмом. И это был тот редкий случай, когда противник был ему вполне интересен технически. Это был среднего масштаба якудза из самурайской семьи; превосходный фехтовальщик, ранее посещавший тренировки в хорошем додзё. Фуджита с коллегами (группой полицейских, которых инспектор хорошо подготовил, в плане фехтования и не только) недавно частично перебил, а частично арестовал всех подчинённых этого бандита. И тот решил, что это дело чести. А Фуджита решил, что если уж отвлекаться на какие-то внеочередные поединки, то не в рабочее время; в частности - не в ночное дежурство, когда в городе может происходить что угодно.
  Ему на всю жизнь запомнился ужин, за которым он провёл то время, в которое произошло убийство Сакамото. В котором и заподозрили Сайто, патрулировавшего именно тот квартал и решившего, что будет эффективнее делать это на сытый желудок... И поделом, подумал Сайто тогда, ощущая, что роль дежурной версии для нерасследованных случаев перестает ему льстить.
  ...На добрый толк, это было не по правилам. По правилам надо было бы не в экзистенциальном одиночестве натягивать перчатки в предрассветном сумраке, предвкушая нечто из старых добрых времён, - но доложить начальству и прихватить с собой на поимку преступника пару-тройку коллег. Тем более что одно из отличий инспектора Фуджиты от Этой Сволочи Сайто Хаджиме и состояло в том, что первый, в отличие от последнего, предпочитал не одиночные операции, но действие, скоординированное с группой коллег, им же самим на это натасканных. Ведь действовать плечо к плечу с товарищами, чувствуя их преданную и напряжённую поддержку - это так верно напоминало дух Синсенгуми... Но в случае с этим нелепо-старомодным вызовом, - разве так делается?..
  Фуджита предупредил Мидори - кого же ещё? Не жене ведь рассказывать про подобные приключения. Жена-то узнает, но пост фактум. Мидори, узнав про вызов, удивлённо подняла брови:
  - Как в книжках с картинками!.. - Конечно, она не стала добавлять "дешёвых". - Смотрите, не подведите. А то кто сможет как следует приструнить ваших внуков? Они уже похожи на самураев эпохи Муромаси!..
  ...Кого-то предупредить - это должно было быть для инспектора скорее формальностью. Хотя это был и достойный противник, но вряд ли ему было суждено сравниться с великим мечником сёгуната... Но теперь наступил особый случай, когда могло произойти что угодно и рассказать, куда он идёт и зачем, было необходимостью...
  Инспектор ещё раз пороверил верёвку. Две верёвки. Одну, подлиннее, он прикрепил к поясу, а вторую определённыем образом засунул в правый рукав...
  Эта девчонка искусила его стремлением к совершенству...
  -Ты плачешь? - удивлённо-участливо спросила Миё, проведя пальцами по лицу подруги. Акико мысленно укорила себя за подобное обнаружение и отнесла слёзы на счёт всё тех же грубых бандитов. Миё принялась её утешать.
  Небо за деревянной решёткой светлело; виднелась утренняя звезда. Акико несколько дней не видала инспектора. И она чуяла: что-то происходит. И переживала.
  В ту ночь не явился её постоянный клиент, якудза, глава небольшой группировки... Акико ощутила, что между этими двумя отсутствиями есть связь. Тем более что именно его делами и интересовался Фуджита. Именно с этим человеком и именно по этой причине Акико была особенно обходительна. Наливая ему саке, Акико думала: сколько раз ещё ему придётся пить? - И старалась как можно лучше выполнять свою работу... Обе своих работы.
  Сейчас она вдруг стала ужасно переживать за инспектора...
  - Успокойся, всё закончилось, - Миё гладила Акико по волосам. - Во всяком случае, до следующей недели.
  Инспектор подошел к огромному - в несколько этажей - недостроенному зданию из кирпича. Вот ещё одно преимущество противника: он наверняка прекрасно знал это здание. И наверняка сейчас за ним следил. Инспектор аккуратно сломал замок и вошёл внутрь... Проверяя все углы, он продвигался по корридорам и лестницам. Голос позвал его наверх, куда Фуджита и последовал. Обладатель голоса сделал попытку напасть из-за угла... Бой продлился несколько десятков секунд, - это для Фуджиты было долго... Инспектор ранил противника, порезав ему правую руку и плечо - меч якудза упал, и инспектор отбросил оттолкнул его прочь ногой. Якудза издал истошный крик со стоном и бросился на инспектора с ножом - с такой ловкостью, что едва не выиграл бой; но инспектор успел молниеносно схватить верёвку и, отведя удар ножом, затем выкрутил человеку руку. Через мгновение якудза лежал со связанными руками, касаясь щекой холодного пола. Руки обоих были в крови.
  -Убей меня! - попросил побеждённый.
  Инспектор связал его как следует и, заламывая руки, приказал подниматься...
  Он не увидел выражения лица человека, но что-то ощутил. Ужас того, что для них обоих было хуже смерти: унижения. Фуджита, сам испытавший плен - и не осознававший, что именно этот опыт удвоил его силу, - в один момент даже подумал, что ошибся; и, когда побеждённый противник снова попросил о смерти (правда, с меньшим надрывом) - Фуджита был уже готов выполнить его просьбу...
  Удержало не сострадание (которое инспектор и не отождествлял с воздержанием от кровопролития). Удержала последовательность. В тот день он решил не убивать. По возможности. Ему это было интересно технически.
  -Будь проклят! Ты не человек! - промолвил якудза, когда инспектор с трудом выводил его на улицу.
  В тот момент он не знал, что его жизнь не закончится в тюрьме, что он выйдет и даже увидит в жизни новые преимущества, не связанные ни с феодальной системой (крах которой стал катастрофой для его семьи), ни с животной силой и ожесточённой моралью преступной группировки. Он не знал, что в старости будет подучивать бедных соседских ребятишек фехтованию и немного участвовать в деятельности общества, помогающего вышедшим из тюрьмы преступникам; что даже напишет небольшую, но содержательную статью, которую опубликует в соавторстве с одним журналистом...
  Но чего он не узнал вообще никогда - о чём он не подумал, в свете своих новых (христианских) убеждений горестно вздыхая при виде раскрашенных девиц-проституток, - так это о том, кому он был частично обязан жизнью.
  ...Миё тихо выругалась, увидев банду всё тех же якудза.
  -Подонки! - согласилась Акико, мастерски изображая досаду в тот момент, когда её душу наполнила бурлящая радость: с полицейским патрулем по улице проходил инспектор Фуджита.
  
  
  
  Лидия (онлайн)
  
  Lidia Shabanova поделилась фотографией
  
  Hanna Herasimovich Не лезь туда.
  Hanna Herasimovich Там будет мясо, бессмысленное и беспощадное.
  Lidia Shabanova Нужна альтернатива войне.
  Hanna Herasimovich Альтернатива - не ходить на войну. Правда, Alexei Dubrovsky ?
  Alexei Dubrovsky Америка использует таких дур в качестве пушечного мяса.
  Hanna Herasimovich Пусть использует. Обратная сторона в том, что и Америку используют ) все кому не лень ))
  Alexei Dubrovsky Во дуреха!
  
  
  
  ***
  
  Инспектор Фуджита решил, что в Киото ему лучше отправиться в полицейской форме. Это не увеличит, а уменьшит вероятность быть неожиданно узнанным. И город встретил своего старого знакомого плотно облечённым в мундир с пуговицами потемневшего металла.
  Киото переменился, но не так радикально, как Токио. В полном соответствии с ассоциациями, пробуждаемыми самим словом "Киото", город был полон всё тем же духом старой Японии с её закоулками и теневыми сюжетами...
  Фуджите казалось, что здесь он научился думать.
  Проникая в тень. Догадываясь о ситуации по мгновенной тени.
  И здесь же он научился не думать...
  Налёт новизны, принимаемой за "западное", был тут и там, словно мазки наспех нанесённой краски. Но инстикнктивная оценка пространства вокруг, ощущение возможных углов и линий нападения - всё это здесь включалось быстрее и полнее, чем в Токио. Это было несколько странно, так как инспектор Фуджита уже давно боролся с преступностью в Токио, и стиль этой борьбы был таков, что скорее подходило слово "сражался". Но и глубоко логично - ведь здесь, в Киото, в отряде Синсенгуми служил Сайто Хаджиме, превосходный мечник как в групповом взаимодействии, так и в одиночных операциях...
  Инспектор Фуджита заметил, что пробуждающийся в нём Сайто реагирует не только на боевые параметры пространства, но и на другие параметры, такие как трактиры и чайные домики... Время стёрло вкус всех неприятностей, и прошлое наполняло радостью, словно крепкий и разнообразный настой.
  Целью путешествия инспектора был старый храм. Точнее, его сторож.
  В былые времена в этом храме располагался отряд Синсенгуми...
  Параноидально не доверяя почте (не в плане доставки, а в плане возможностей преступной системы), инспектор Фуджита решил не предупреждать Шимаду.
  Он прошёл через храмовые ворота. Дорожка была подметена и выполота, сад - достаточно ухожен. В глубине сада виднелись грядки, с которых, пожалуй, и питался Шимада, работавший здесь сторожем за самую жалкую зарплату, по единственной причине: здесь когда-то располагался штаб Синсенгуми...
  Глаза Шимады засветились радостью. "Тебя и не узнать!" - откомментировал он, увидев постаревшего Сайто, застёгнутого на все пуговицы полицейского мундира новой эпохи.
  -Зато ты совсем не изменился,- улыбнулся Фуджита.
  -Я не это хотел сказать! Ты очень молодо выглядишь! - То ли голос Шимады был так полон искренности, то ли Фуджита достаточно хорошо его знал, чтобы не подозревать во лжи. - Но ты стал такой подтянутый, дисциплинированный. Сразу видно, что в полиции работаешь!
  Трудно было бы упрекнуть Сайто в недисциплинированности ; но молчаливый консерватизм инспектора Фуджиты, его параноидальное следование писаным и неписаным правилам, - это действительно появилось позже. Дело тут было не в работе, но в реакции на пережитое поражение и на новую эпоху с её переменами.
  Инспектор Фуджита тоже был искренен в своих словах. Шимада постарел, его глаза сузились от морщин; но в нём была живость, была и прежняя согревающая доброта; и главное, он остался бескомпромиссным. Видя перед собой этого человека, Фуджита испытывал противоречивые чувства, которые хотел подавить. С одной стороны, это была жалость. Шимада так и не шагнул в новую эпоху. Он жил прошлым - воспоминаниями, мемуарами. Не согласившись сотрудничать с новым правительством, он за самую нищенскую зарплату сторожил этот храм, вместилище их прошлого. Это был его выбор. И с другой стороны, в свете этой бескомпромиссности, Фуджите было неудобно от собственной успешной интеграции в новое пространство, охватившее страну своими конструкциями.
  А вот Шимада совсем не стеснялся. Он был просто до ребячества рад снова увидеть Сайто. Шимада предложил саке. Он сделал это всё в той же забавной и тепло-радостной манере: суетясь и чуть ли не подпрыгивая в поисках бутылочки, которая, уверял он, была у него припрятана для такого случая.
  -Вообще-то, как началась эра Мэйдзи, я бросил пить, - (Удивление на лице Шимады было ещё более забавным, чем смог бы нарисовать автор манга). - Как выпью, так сразу хочется кого-то убить.
  -Понятное желание! - рассмеялся Шимада. - Но ведь ты себя контролируешь? - Получив утвердительный ответ, он начал разогревать саке... Потом, когда они уже немного выпили, Шимада показывал страницы, неровно исписанные иероглифами мемуаров. Вспоминал былые дни...
  Странно, но для Фуджиты, приспособившегося к новой эпохе, воспоминания были намного более болезненны, чем для Шимады, её отвергнувшего. Шимада с удивлением лицезрел странное превращение. Обыкновенно чётко-немногословный и таинственно-сдержанный, теперь инспектор Фуджита - говорил... Его речь было не остановить - потому что любой бы побоялся перебить этот горячий поток энергии, бурлящий в cловах о боях и расстановках, решавших судьбу страны, о товарищах, о командирах...
  Его глаза налились кровью.
  -Успокойся, Сайто! - ласково промолвил Шимада.
  -Сайто давно погиб.
  -Ты кого дуришь? - улыбнулся Шимада...
  Фуджите не хотелось признаваться, что он пришёл по делу. Надо было сказать об этом раньше. Но уже некогда было оттягивать. Извинившись и заверив, что, как только сможет, он с огромным желанием придёт с единственной целью повидать Шимаду, - инспектор объяснил суть дела. Состоявшую в том, что группировка токийских бандитов имеет связи с преступным миром в Киото, и надо бы кое за кем проследить. Фуджита заверил, что не сомневается в отсутствии у Шимады и тени намерения сотрудничать с правительством, - но дело тут не касается политики, зато вполне соответствует принципу "зло уничтожить немедленно".
  Шимада согласился - хотя и посетовал, что жаль молодых, которые становятся бандитами. Сие явление он списывал на дурное время и на государственный строй, не дающий возможности достойно реализовать себя молодым людям, имеющим мечты и амбиции и способным держать оружие. Фуджита не стал его разубеждать.
  
  ***
  
  ...Эти капли, объяснил инспектор, вызывают рвоту, а эти - вот такие ещё симптомы... Таким образом можно сказаться больной, чтобы не идти на запланированную пирушку.
  -Неужели?..- глаза Акико загорелись. - Будет штурм?
  -Нет, - солгал инспектор. - Но тебе там лучше не появляться.
  -Это приказ? - спросила Акико.
  -Нет, это рекомендация.
  -Тогдая пойду! - Сердце Акико (которая правильно различила верную информацию и привирание) заколотилось, в животе вспыхнул острый страх. - Я думаю... Вот меня вы знаете. Если там будет хоть кто-то, с кем вы знакомы, это поможет вам... быть более осторожным... чтобы кто-нибудь не попался случайно... Как вы думаете?.
  - Интересная мысль, - сказал Фуджита. - Только осторожно. Если выдашь себя - убью!
  - Хорошо! - засмеялась Акико.
  На следующий день страха в животе прибавилось настолко, что при желании она могла бы притвориться больной и без капель. Слегка пробирала дрожь. Но страх уравновешивался доверием... Акико дышала намеренно глубоко и спокойно, и ощущала с каждым вдохом, как хочется жить...
  
  -...Кто хоть случайно ранит какую-нибудь... женщину - будет наказан! - инструктировал Фуджита коллег. Идея его осведомительницы была действительно хорошей...
  
  Акико притворялась более опьяневшей, чем была, и старалась расслабиться. Поэтому в тот вечер она и привлекала к себе нежданно много внимания - ведь вовсе не внимание гостей её в тот час занимало. Миё, превратившаяся рядом с ней в серую мышь, удивлённо замечала, что происходит нечто ей непонятное.
  Огни, музыка, сакэ, блюда. Как вкусно! "Может, мы хоть как следует поесть успеем?" - понадеялась Акико.
  Только она успела об этом подумать, как начался штурм. Вбежали вооружённые люди, крича: "Полиция! Сдавайтесь" - в форме и в штатском. Якудза выхватили оружие. Началась резня, стрельба и крики женщин. Пронзительно визжала Акико, закрываясь руками и прижимаясь к полу, в то время как рядом с ней полицейский пытался скрутить бандита.
  -Сюда, сюда, в угол! - кричала Миё девицам. - Это полицейские, они не будут нас убивать! Только не мешайтесь!!..
  ...Через двадцать минут весь ужас закончился. Пол был испачкам развёрнутой едой и пятнами крови. Несколько бандитов были связаны полицейскими, три человека лежали мёртвые. Кому-то удалось и сбежать.
  Инспектор Фуджита спрятал катану в ножны.
  Слышался плач и всхлипывание.
  Один из полицейских подошёл к женщине, у которой оказалось порезано плечо. Убедился, что рана несерьёзная.
  - Я перевяжу! -Миё вскочила. Полицейский сказал, что есть перевязочный материал... Испуг уходил, сменяясь у женщин радостью о том, что все живы.
  - Креветки вкусные! - сказала Миё, поднимая одну. - А может, - (она обратилась к хозяйке) - доедим то, что осталось?
  Этот вечер остался бы в памяти Акико задорным эпизодом юности, если бы не...
  
  В следующую ночь кто-то убил Миё. Её нашли в глухом переулке, с отрубленной головой. Акико долго плакала над её телом. Почему-то казалось, что Миё сейчас хорошо. Акико тихо подвывала, как покалеченный пёс, от собственного одиночества и от ужаса глубинной несправедливости и жестокости.
  
  - Кто это мог быть? - спросила она инспектора.
  - Хочу узнать, что ты думаешь по этому поводу.
  - У меня такая мысль... - Акико говорила самым тихим шёпотом. - Якудза! Ни один узел на её одежде не был тронут!.. Кажется, это угроза... И кажется, - её голос задрожал, - они ошиблись... человеком...
  - Я тоже так думаю, - сказал инспектор. - Они догадывались, что кто-то из проституток связан с полицией. А поскольку эта девица довольно храбро повела себя во время штурма - подумали на неё. Не думал, что они такие дураки.
  - Её не звали "эта девица", - тихо сказала Акико. - Её звали Миё... - Женщина сделала глубокий вдох, вытерла слёзы. - Простите... Кто именно мог это сделать? Его будут искать?
  - В этом и состоит работа полиции.
  Акико молчала несколько мгновений и вдруг сорвалась на крик:
  - Я не спрашиваю, в чём состоит работа полиции! Я спрашиваю, будете ли вы искать?! Попытаются ли найти тех мерзавцев, которые убили Миё? Или вам, конечно же, наплевать на жизнь какой-то проститутки?!..
  Акико замолчала. Её лицо было в красных пятнах. Она была почти уверена, что больше с ней не захотят иметь никаких дел, и её сотрудничество с полицией прекратится. А может, и жизнь тоже; не зарубит ли её инспектор - так, на всякий случай?..
  На второе не был способен даже Эта Сволочь Сайто Хаджиме. Что же касается первого - Сайто, пожалуй, так бы и сделал. Но перед ней был не Сайто Хаджиме, а инспектор Фуджита. Не менее великий мечник, но более опытный человек. И если Сайто полагал, что подобные приступы бескомпромиссной человечности вредят делу, то Фуджита Горо знал: с тем, у кого подобных приступов не бывает, лучше вообще не связываться.
  С лёгким стуком перед Акико на столе появился стакан воды, поставленный инспектором с приказом: "Пей". Вода утешительно дотронулась до разросшегося нервного кома в горле - словно сама надежда, что жизнь не так жестока.
  - Мы найдём этих сволочей, - сказал инспектор и про себя подумал: "...тем более что это поможет напасть на хороший след". - Ты будешь мне помогать?
  - Конечно! Если вы ещё согласны со мной работать. Простите меня!
  - Теперь ты знаешь, чем рискуешь.
  - А то я раньше не знала!
  - Хорошо. Для начала... - Инспектор сообщил, что и как ей нужно делать. Задание было масштабным - они долго не будут встречаться.
  В сумраке за окном лил дождь. Акико встала, чтобы уходить.
  - А потом начинаешь терять друзей... - глухо,как из глубины, проговорил инспектор.
  Дождь не переставал лить несколько дней, словно предупреждая, что история может затянуться надолго...
  
  
  
  Сестра Лидия
  (Осторожно, любительское богословие - Прим.авт.)
  
  Еще про Сатьяграху.
  Брат-русомировец не преминул заметить, что Америка-госдеп-пиндосы используют нас как пушечное мясо.
  Даже если так.
  Это хотя бы новая роль. После того как наша Россия использовала нас как идеологический фарш.
  Причем мясорубкой порой служило единственное место, откуда я не могу уйти - моя Церковь. И в связи с этим у меня накопилось множество обид. Со стыдом признаюсь, что я хочу мести. За каждую брошюрку о кознях Запада против Святой Руси, за каждую лекцию на эту тему. За каждый случай, когда я не позволила себе пойти на оппозиционный митинг - из благочестивых соображений.
  Терпение лопнуло - так Паутина разрывается от горящих эмоций. И теперь у меня три выхода.
  Один - убивать. За все ваши благочестивые рассуждения, поборники духовности, противники революций, использующие каждый удобный случай не допустить эволюционного развития. Первая моя фантазия - костер, вторая - бензопила; и то, и другое в моих фантазиях касается и людей, и книг, и аудио- и видеозаписей, и даже пряничных теремов и кокошников... И да, я русская.
  Другой выход связан с тем, что ненависть невозможно просто отключить - но можно трансформировать ее в любовь. Тем боле что ненависть - это тоже привязанность. Буду бороться - но без насилия. Интересно, Иисус дал всем нам пить Свою Кровь и есть Свою Плоть - не потому ли, что иногда, чтобы до человека что-то дошло, надо дать ему напиться своей крови, легши костьми?..
  Так или иначе - я безоружно выйду с плакатом и не сойду с места. Я-знаю-точно-невозможное-возможно. А вы продолжайте ругать пропаганду "цветных революций" - зачем пропагандировать ненасилие, пусть лучше у юных вольнолюбцев в головах не будет активной альтернативы коктейлю Молотова и автомату Калашникова.
  Ах да, забыла про третий выход: молчать и типа смиряться-послушаться. Этим я с переменным успехом занималась годами. То ли смиряюсь неправильно, то ли что-то не так поняла. Попробую смиряться по-другому. Чтобы выдержать удары или мертвящие дула, тоже нужно смирение.
  
  
  
  ***
  
  Шимаде можно безоговорочно доверять, констатировал про себя инспектор, возвращаясь поездом из Киото.
  Нет, пожалуй, с одной оговоркой. Если среди бандитов найдутся бывшие ученики его додзё. Наверняка он попробует их прикрыть, дать второй шанс, перевоспитать. Шимада - идеалист, достойный восхищения: свой идеализм он пронёс чрез страшные испытания.
  Шимада последовал инструкции Фуджиты и через несколько дней начал своё путешествие в неверный мир фонарей, теней и преступных структур.
  И вот в сплетениях этого мира, чарующего только на первый взгляд, в дрожащих отсветах фонарей, - он увидел знакомое лицо...
  Не имея возможности описать ситуацию подробнее, мы можем только указать, что предположение инспектора Фуджиты сбылось. Шимада действительно попробовал дать второй шанс. Этот шанс ученик использовал своеобразно - попытавшись убить наставника. Исход был предсказуем - вышло наоборот...
  Вместо того, чтобы тут же исчезнуть, Шимада спокойно опустился на колени и закрыл парню глаза.
  Он остерегался быть замеченным, но, с другой стороны, уже предпринял некоторые шаги к тому, чтобы, если что, представить себя старым самураем-одиночкой, решившим бороться с преступностью. Так что вряд ли его связь с полицией будет прослежена.
  Уходя из переулка и направляясь туда, где мерцали фонари и слышался ненатуральный женский смех, - он подумал, что был неправ, обвиняя во всём скверную эпоху. Да и не смог припомнить, какую из эпох нельзя назвать скверной.
  В грязноватых отсветах весёлого кварталла он узнал знакомую девицу. Та отвернулась. Старик поздоровался и сказал, что ей не нужно прятаться; спросил, как дела, получил предсказуемый ложный ответ. Девушка продавала себя, чтобы выплатить долги отца - тот неудачно попытался закрутить бизнес, да ещё и стал пьяницей. "Да, тяжкие сейчас времена!" - вздохнул Шимада и выразил надежду, что всё наладится. Он чувствовал, что девушка неправильно поняла свой долг, что она не обязана этого делать - но не считал себя вправе вмешиваться...
  Уходя, он подумал, что эту ситуацию ещё можно списать на эпоху. Это принесло некоторое облегчение. Он был склонен оправдывать людей. "Но вот Акайо (так звали человека, которого он только что убил)... Нет, не всё можно списать на время! Как жаль!" - Шимада знал, что минимум на несколько дней его существование будет отравлено болью. И он считал, что это справедливо. Какими оправдываемыми бы ни были мотивы, убийство не должно проходить бесследно для убийцы.
  Бедный Сайто! День ото дня он вариться в этом чудовищном супе... Так думал Шимада, возвращаясь в своё жилище при храме.
  Странно: в молодости ему приходилось видеть много ужасного- но ужас того времени был иным. То было ещё хуже. Трагически и нелепо погибали невинные и благородные люди... Да, собственно, Шимада жалел не только "невинных", а может, даже больше жалел тех, кто был явно далёк от подобного определения... Но ужас той эпохи хоть и имел более монструозный облик, но всё же склонялся перед неистребимым благородством, с некоторым великодушием признавая своё поражение. Но сейчас было иное время; вроде менее ужасное, но более удушающее низкими правдами, более жестокое к душе, чем к телу... Как Сайто может во всём этом вариться? С него, Шимады, уже хватило.
  Впрочем, насколько с него хватило - это теперь не имело значения: взявшись за дело, он решительно отбрасывал эгоистические вопросы вроде "когда это кончится". А работа обещала затянуться...
  
  
  
  Лидия (онлайн)
  
  Lidia Shabanova разместила альбом.
  (На фото - плакаты, с уточнением места встречи).
  
  Если со мной что-то случится, то без обид. Это зона боевых действий, и это мой выбор. Надеюсь на лучшее и прошу молитв.
  А если вдруг получится - это будет победа и русского мира тоже. И даже в первую очередь - его. На фотографии 1989 года с безымянным китайцем, остановивившим танк - два благородных человека. Просто второго не видно, так как он находится внутри остановившегося танка.
  
  Alexei Dubrovsky Ну и ...уета.
  Lidia Shabanova Мальчикгей-мальчикгей-будьсомной-понаглей!
  Alexei Dubrovsky Главное не звезди потом, что несправедливо побили, не имеют права...
  Lidia Shabanova Не буду.
  Lidia Shabanova Если получится - победа будет на двоих. Наша и ваша.
  Hanna Herasimovich И никто никого не ставит на колени и в прочие позы.
  Lidia Shabanova ))))
   Alexei Dubrovsky Омон разгонял демонстрацию мазохистов. Желаю получить удовольствие!
  
  
  
  ***
  
  "Здравствуй, Уме", - мысленно отметил инспектор... Эту женщину в европейском платье он приметил сидящей рядом с крупным мафиози в концертном зале.
  Вообразить, что инспектор любил европейскую классическую музыку - значит обладать недюжинной фантазией. Одна из причин его появления в штатском в полутёмном зале с западным оркестром - одна из причин как раз сидела рядом с той женщиной. Это был крупномасштабный вор, державший несколько вожжей легальной власти и тысячи - неофициальной. Один из людей, словно олицетворявших печальную реальность преступности, бесправия и нищеты массы людей в эпоху Мэйдзи - реальность, которой не смогли противостоять тысячи юношей из самурайских семей, ставшие бандитами и попавшие в этом качестве в косвенное подчинение к подобным людям.
  Были ещё две причины. Одна из них также была облечена в европейский мужской костюмом и не тяготившим, но обогащавшим её бременем власти. Третья причина - её инспектор незаметно искал глазами. Он знал, что должна была совершиться коррупционная сделка, и предполагал, что это произойдёт где-то здесь; при исполнении музыкальных произведений или, может быть, после.
  Черты лица женщины, сидевшей рядом с крупномасштабным политичекским вором, были тонкими, их выражение - мягким и с налётом печали. Единственным резким росчерком в её облике было очертание губ, подобное алому краю кленового листа. Она обмахивалась белым кружевным веером, похожим на странные одеяния, в которых кружились на сцене танцовщицы, подражая спектаклям западных балерин. Внешне женщина совсем не была похожей на Уме - любовницу Серидзаву, убитую вместе с ним. Дежа вю возникло по другому признаку: инспектор не раз видел женщин, которые зачем-то беззаветно любили злодеев и преступников и, как следствие, порой попадались под руку (а то и под прямую подставу) в разборках. Однажды Фуджита чуть не зарубил даму, бросившуюся закрывать своим телом бандюгу-любовника. После этого у него появилось больше оснований полагать, что Уме убили случайно... Во всяком случае, хотелось в это верить - то есть предполагать меньше гадостей насчёт друзей, участвовавших в убийстве Серидзавы.
  Когда Сайто узнал о гибели Уме, в нём отчего-то засияла ровная раскалённая ярость. Что за боевая подготовка, мрачно думал он. Кто-то настолько не контролировал свои движения в ситуации стресса, или же ему было безразлично, или может бессмысленно увлёкся резнёй настолько, что зарубил и женщину? Про два последних варианта любовница Кондо промолвила: "Это самое ужасное!". Впрочем, любое объяснение отрицательно характеризовало боевой дух Синсэнгуми или же умственные способности бойцов. И Сайто пил, с методичной неспешностью, привычным способом пытаясь восстановить для себя гармонию... Уме ему отчасти нравилась, но это была женщина Серидзавы, а Сайто к тому моменту был начисто лишён желания смерти; к тому же, Уме тогда казалась ему слабой, а этого он не любил. Бывшему любовнику, торговцу тканями, она была дорога в такой мере, что он, боясь сам требовать долг с неистового Серидзавы, послал Уме - ну и не получил ни денег, ни любовницы: Серидзава её изнасиловал и принудил стать его любовницей. А может, не так уж изнасиловал, или не так уж и принудил... Увидев некоторые примеры, Фуджита был склонен полагать, что у неё была привязанность к Серидзаве.
  Впрочем, для Фуджиты всё это было не предметом размышлений, а скорее мимолётными соображениями. Судьба Уме, как и некоторые другие истории, - казалась ему чем-то нелепым. Как эти странные кружевные платья на танцующих гейшах, как эта взбалмошная музыка... Впрочем, поскольку инспектор был привычно внимателен ко всему окружающему, в музыке он постепенно уловил некую упорядоченность.
  Он снова взглянул на мафиозного политика и его спутницу. Бледный отсвет от вспышек на сцене выхватывал её лицо, несколько просветлённое от звуков трогательной и величественной музыки. Словно бы сама природа старалась чем-то уравновесить выразительную сволочность людей вроде сидевшего рядом с ней... Музыка устремилась ввысь и надломилась - её металлическая линия словно коснулась земли во впечатляющем падении, впрочем, не настолько полном, чтобы нарушить структуру... А женщина вдруг повернулась и посмотрела прямо на Фуджиту. На мгновение их взгляды встретились, и на миг ему показалось, что Уме жива.
  В следующее мгновение инспектор понял, что она предупредительно тронула руку своего возлюбленного, - и Фуджита почувствовал прикосновение той же самой ярости... А за стенами театра их всех ожидал кружевной и звёздный снег.
  
  
  
  Лидия (онлайн)
  
  Бедный мальчик...
  Я это видела.
  Выскочил перед солдатами. Что-то кричал, кажется, - "Не стреляйте, Америке только это и надо!" - и... я слышала, и видела что он упал, и потом видела какую-то потасовку, узнала позже, что солдаты, не ставшие в нас стрелять, отобрали оружие у того кто убил Алексея.
  Хочется написать: "Алексей, прости!", но слова сминаются от смущения. Он назвал меня дурехой и пожалуй был прав.
  Да, "получилось". Но вместо радости скорбь. Хотя радость тоже есть. Причем в частности благодаря этому человеку, отнюдь не разделявшему наши взгляды. Он совсем не хотел быть героем нашего стана. Но вдруг все соединилось и видоизменилось. Не могу больше писать, помолчу.
  
  
  
  Иван
  
  Алексей был замечательным парнем. Просто лучик света. А эти его признания в гействе - то он просто дури себе в голову набрал. Да, либеральная пропаганда его отравила. И убила. Но это был Настоящий Русский Мужик. Настоящий Товарищ. Помню, как мы с ним, оба раненые, выползали из зоны, занятой укропами. Я думал, все, я, стыдно сказать, начал уже хныкать и мямлить что-то вроде "давай тут умрем, все равно не доберемся". Это было в полуразрушенном помещении, какой-то комнате, там был еще старый телефон и покосившаяса картина; все это исчезало потому что в глазах темнело, но мы пробрались узкими корридорами, почти километр, и добрались до своих. Он потом мне говорит: "Ваня, я раньше не знал что так хочу жить"...
  Надо было стрелять в этих проплаченных! Откуда у них такая численность? Все эти плакаты? Их же специально готовят. Ненасилие, ага. Волки в овечьей шкуре. Какое на хрен ненасилие в Полигоне?
  В кои-то веки появилась возможность решать вопросы силой и воинским духом, без всяких там стонов о мирных жителях. А эти твари заклеивают Полигон своими сраными картинками. Хотят превратить все в сопли. Стрелять!
  Поэтому я и застрелил Леху. Почему его, а не пальнул по майдаунам? - Иногда нужно очищать ряды. Все должно быть четко расставлено. Леха не выдержал, сломался, вот я ему и помог. Мне есть что сказать на суде, хотя много кому этого не понять.
  Мы потерпели поражение. Но это ненадолго!
  Леха, прости меня. Надо было не обращать внимание на то что у тебя сдали нервы когда прозвучал приказ. Да, надо было сразу палить по майдаунам. Тогда все было бы тип-топ, и не последовало бы каррикатурного неповиновения, другие бы тоже сориентировались и с заразой было бы покончено. Да, Америка получила бы свои сакральные жертвы, слезливые кадры с мертвыми девушками, ранеными студентами. Лучше они, чем ты. Прости. Знаю, ты поймешь.
  
  
  
  ***
  
  Сад под светлеющим небом был наполнен туманом. Шимада уже проснулся и подметал террасу. Шорох метлы и листьев и голоса птиц образовывали древнюю мелодию спокойствия, наполненного скромным и совершенным в своей простоте действием.
  Перед тем как заваривать утренний чай, Шимада хотел записать возникшее у него в сознании стихотворение, но набросал только несколько знаков, чтобы не забыть. Сначала он хотел сделать одно дело.
  Он взобрался на вершину пагоды и развернул принесённый с собой тряпочный свёрток. Это была подзорная труба, полученная от киотсткого полицейского инспектора - единственного, с кем Фуджита сказал ему контактировать.
  Шимада постепенно собрал прибор и начал пробовать им пользоваться, изучая углы и точки обзора. В круглом окошечке трубы появлялись стены домов, крыши, деревья, люди... Шимада впервые увидел сразу весь пробуждающийся город. Как это было красиво!
  Впрочем, красоту можно наблюдать и без подобных приспособлений, а с башни были видны некоторые улицы, за которыми стоило понаблюдать...
  Он увидел женщину в наряде таю - проститутки высшего ранга. Что ей делать конкретно на этой улице в столь ранний (для неё - поздний) час, откуда она возвращается, неся усталость на покрытом краской лице? Шимада это запомнил, хотя и отметил про себя, что город хранит множетсво тайн, и только некоторые из них преступны.
  
  ...Этим утром в Токио, Фуджита тоже проснулся задолго до рассвета. Подогревая лекарственный отвар, инспектор соображал, каким образом можно передать Шимаде вознаграждение, чтобы тот не отказался. Бывший разведчик Синсэнгуми Шимада Каи, - чьё мастерство было сравнимо разве что с мастерством Ямалдзаки Сусуму, трудоголика из рода ниндзя, или Кацуры Кагоро, гения-самородка из противоположного лагеря, - проделал огромную работу, умудрился проследить за множеством злачных мести и снабдил полицию впечатляющим объёмом ценной информации. Фуджита приложил усилия к тому, чтобы ему причиталось вознаграждение. Но он не сомневался, что Шимада откажется взять деньги от государства, возглавляемого новым правительством. Он такой, как это не назови - исключительным благородством или идиотизмом... Под каким соусом подать Шимаде плату, чтобы тот её взял?
  ...Но потом, на работе, Фуджита с удивлением узнал, что деньги были уже предложени Шимаде - и были приняты. Инспектор понял, что недооценивал друга. Или - переоценивал? Не хотелось верить, что это бедность довела товарища до нарушения собственных принципов.
  
  ...Шимада Каи радовался, глядя, как пробуждается город. Всё больше мужчин и женщин появлялось на улицах, занятые своими делами. "Нехорошо подглядывать!" - укорил он себя, глядя, как молодая жена лавочника старательно раскладывает посуду, обмахивая почти каждый предмет сухой тряпочкой. Потом око прибора "поймало" подростка в поношенной одежде...
  Шимада поморщился, вспомнив про деньги, которые вчера получил от киотского инспектора. Это были деньги от нового правительства - неважно, прямо или опосредованно. Шимаде это было противно, он не собирался их брать. Никогда в жизни. Только вот ему опостылела одна несправедливость... Он видел вокруг себя людей, оказавшихся в бедственном положении вследствие перемен, инициированных правительством Мэйдзи. Его возмушало, что государство не берёт на себя ответственность за людей, на которых свалились беды вследствие государственных же реформ. Шимада мог бы одобрить шутку, родившуюся в другое время в другой стране: "После того, что наше правительство сделало с народом, оно обязано на нём жениться". И вот выдалась возможность хотя бы малейшую часть государственных денег направить туда, куда они должны идти! Взять деньги у киостского инспектора - для него это было унижением (Шимада снова поморщился); но порой стоит переступить через свою гордость, чтобы сделать то, что считаешь нужным.
  Ещё раз он окинул взглядом проснувшийся город и отметил жилища людей, которым особенно хотел бы немного помочь.
  Вообще-то сначала он подумал ещё про семью девушки, которая продавала себя из-за того, что отец влез в долги - но тут Шимада не был уверен, что этот человек попросту не пропьёт эти гроши; а если выслать их дочери - достанутся ли они именно ей?.. Заваривая чай, ухаживая за храмовым садом, любуясь разноцветными листьями и тяжёлыми тыквами, Шимада предавался размышлениям того же рода, что и Фуджита несколько часов назад: как сделать так, чтобы скромная помощь была принята, и притом без чувства унижения?..
  Поскольку Шимада хотел поскорее покончить с этим, ему удалось всё проделать в течение дня.
  Стало легче, когда вопрос был исчерпан.
  Шимада прекрасно заснул под ночной шорох осенних листьев.
  
  ...В предрассветной мгле перед женщина надела ожерелье.
  Это была очень молодая женщина - она выглядела бы совсем юной, если бы горечь в глазах и уголках губ не делала её намного старше. Этой ночью её оскорбили, причём таким образом, что обижаться было теоретически не за что: по профессиональному признаку. На лице не было слёз, потому что все они были давно выплаканы. Бывало, и отец по пьяни называл её так же; похоже, она заслужила подобные эпитеты... Единственным аргументом, убеждающем в обратном, было для неё это ожерелье, которое неизвестно кто прислал. Оно было из дерева и металла; не драгоценное, но изумительно красивое. "Прошу принять этот скромный подарок как знак восхищения твоей красотой и благородством, - было написано в прилагающейся записке. - Только не надевай это, когда идёшь на улицу. Когда-нибудь ты сможешь найти занятие, достойное тебя".
  
  
  
  Ганна
  
  Пока слезы и экстаз наполняли подземную Площадь Ленина, и пока хоронили Дубровского, и пока вся расстановка вверху и внизу катилась кубарем, - мы бегали как безумные и не спали сутками, ведь Паутина стала разрываться во многих местах... Починили. Как ни странно, обошлось.
  Первый случай, когда масштабные разрывы не привели к многочисленным жертвам.
  Не повезло только Лехе Дубровскому, и то в Полигоне. Мне до бусидо как до луны - но кажется, стали более понятны чувства того даймё, который плакал о смерти другого даймё, говоря, что потерял своего самого лучшего врага.
  Весть о внезапном падении имперской диктатуры на фоне усталости воспринялась как что-то будничное и ожидаемое. Кто-то говорит о конспирологии, кто-то объясняет, насколько это было предсказуемо. Воины русского мира перестали быть зрелищем, внезапно обнаруживаемым во всех углах. А я выспалась и теперь интересуюсь следующими вопросами. Как снять у ребенка раздражение на коже? - Это мне скинули на выходные племянника, вон в углу ползает, обнимается с котом. Приятно представить, какой кайф, когда кота так много!.. И - как жили проститутки в эпоху Мэйдзи? Появились ли тогла в Японии ожерелья, или переделать в украшения для волос?
  Несколько менее интересует вопрос о том, вреден ли малышу хэви-метал. Шуршащие электрогитарные риффы тихо звучат в серебристом свете экрана и дополняют огни за окном. Если бы было что-то не то, захныкал бы. Пусть приобщается. Дети - занятная почва для экспериментов: посадить что-нибудь в их голове и потом смотреть, во что выльется. Но еще более значительное преимущество детей - в том, что их наличием и заботой о них можно оправдывать все свои придури. "Ради детей" - оправдание и выхода на площадь, и невыхода, и спуска в Полигон, и отказа от участия в боях, и всего чего угодно. Так что есть смысл ими обзавестись.
  Шутка, конечно. Главная причина, почему я хочу семью и мелких, почему зависаю последним временем не только на порталах по Бакумацу но и на сайтах знакомств - вот в чем. Я счастлива. И свободна, в своей снятой за сотку комнатушке в частном секторе, со своими друзьями и коллегами, интересной работой, фильмами про самураев и квази-историческими фанфиками. Но моя жизнь слишком эгоистична, а я хочу жить не только для себя. Хочу дарить. Вот малой сейчас тусуется в комнате и восполняет пробел ("Поцарапали? - Ну конечно! Ничего, сейчас обработаем, совсем маленькая ранка").
  В постсоветском Полигоне теперь затишье. Я бы даже сказала, мир. Тренировки и учения проходят без политических угроз. Пацифисты тоже осваивают Полигон, заклеивая его бумажными белыми бабочками. Если спросите о моем мнении, то я отвечу, что и пацифисты, и не-пацифисты - прекрасны, пока не начинают навязывать свой выбор как обязательный для всех. Пока не запрещают сражаться, и пока не осуждают сторонников ненасилия. Что до меня, то мне наиболее импонирует идея "от... дубасить и отпустить", то есть защищаться если и не без насилия, то хотя бы не убивая и не калеча на всю жизнь.
  Начала заниматься единоборствами. В углу стоит бокэн (его как раз малой сейчас тянет, пытается достать). Думаю обзавестись травматикой, или может лучше газовым пистолетом.
  Открываю окно, вдыхаю летний вечер. Минск стал мягким, пушистым и европейским. Надолго ли, спросить бы у кого.
  
  
  
  ***
  
  До Сайто не дошла записка от Кондо. Он прочёл ещё раз, но всё равно не дошла.
  
  ***
  
  Сайто подумал. Ему понравилось, он решил подумать ещё раз.
  
  ***
  
  За Ито следили. Их было семеро: Ямадзаки и шестёрка Сайто.
  Проснувшись, Сайто увидел перед своим носом мордочку маленькой собачонки.
  - Чего тебе, дурёха? - с суровой нежностью спросил Сайто.
  - Сам дурак. Я от Кондо, - прогавкал Ямадзаки, потомок древнего рода ниндзя и гений конспирации.
  
  ***
  
  Сайто вошёл во вкус... Выйти у ему удалось только в конце эпохи Мейдзи.
  
  ***
  
  Фуджита-сан пришёл на работу с расстёгнутой ширинкой, через которую виднелись красные фундоси с золотистой надписью "ак зок тан". И никто не подозревал, что он так отмечает сведение счётов с Сайго.
  
  ***
  
  Весенним вечером Фуджита отодвинул перегородку. Из сада дуло. Фуджита обнажил катану - дуло исчезло.
  
  ***
  
  Фуджита долго и внимательно смотрел в одну точку... потом в другую... Двоеточие, - подумал он.
  
  ***
  
  Инспектор Фуджита прокрался в дом к главарю банды. Хозяин дома небрежно развалился в кресле. Голова упала на пол.
  
  ***
  Фуджита свернул в тёмный переулок. В переулке воняло... Больше Воняло никто не видел.
  
  ***
  
  Якудза шёл по переулку и увидел мчащегося навстречу инспектора Фуджиту... Инспектор пробежал мимо. "Пронесло!" - подумал якудза и вздохнул с облегчением. "Тебя бы так пронесло!" - подумал Фуджита.
  
  ***
  
  Бандиты схватили инспектора за руки и за ноги. Фуджита чудом отбился. Назвтра чудо распузло и болело при ходьбьбе.
  
  ***
  
  Увидев, что бандиты напали на женщину, Фуджита выхватил катану и закричал: "Порублю!". Пока бандиты скидывались Фуджите по рублю, женщина успела убежать.
  
  ***
  
  Чтобы сбить с толку сборище якудза, перед тем как ворваться в здание, инспектор обнажил катану и выкрикнул: "Мы - Синсенгуми!!!". - "...Не один вы страдаете ностальгией", - улыбнулся немолодой коллега и, выхватывая меч, заорал: "НЕБЕСНАЯ КАРА!!!".
  
  ***
  
  Инспектор Фуджита вышел из кабака, упал в лужу и уснул. Он знал, что проснется через полчаса. Это была привычка, выработанная годами.
  
  ***
  
  Старый Фуджита отстал от жизни. Жизнь наконец вздохнула свободно.
  
  ***
  
  Фуджите казалось, что пришёл конец. Оказалось, что не казалось.
  
  
  
  Ганна
  
  Ирка жива. Ее перепутали в подземном госпитале с некой погибшей девушкой Кирой, вот и вышла ложная информация. А спас Ирыну, принес ее в госпиталь ДНР - Иван, тот самый, который застрелил Леху и сейчас в следственном изоляторе. Собственно, он сам в нее и стрелял, но потом увидел что жива. Да, рыцари разные бывают...
  Она лежит в светлой палате, и я совершенно не согласна с высказываниями в стиле "лучше бы умерла". Она меня узнает и рада видеть. И сияет той красотой, которая, говоря словами Воланда о милосердии, просачивается через самые узкие щели. Сквозь синяки под глазами, недвижность рук на простыне, возле слепящего квадрата солнца - с теплого неба в окошке, на котором алеет герань, как выстраданный праздник.
  Племянник все нормально воспринимает. Здоровается с Ирынкой, беря ее за руку.
  Мы ее не оставим, во всяком случае, я всегда буду рядом. Даже если не сбудутся надежды, навеянные положительной динамикой, восстанавливающейся речью, тремя цветочками на листе бумаги.
  
  
  
  ***
  
  Был сероватый день. Киото припорошило снегом.
  Двое людей в потёртых одеждах - пожилой мужчина и с ним женщина - подошли к храмовым воротам. Старый сторож открыл, и его лицо, покрытое сетью глубоких морщин, озарилось радостью встречи - вызывая чувство возвращения домой.
  -Это и есть твоя помощница? - спросил Шимада.
  Вокруг стояла мягкая зимняя тишина. Причёска Акико была в мелких снежинках, что делало ещё заметнее пряди седых волос.
  Опираясь на палку, старик повёл их вверх по ступеням храма.
  
  
  
  Ирына
  
  Я знаю эту молодую женщину. Мы с ней любим друг друга.
  Помню полет сквозь тьму. Помню, снился роман, о том, что ненависть - это тоже привязанность. И помню лицо солдата, испуганное и участливое. Помню, что он враг, но это не главное.
  Обязательно нарисую этот цветок. Сегодня не получилось, буду еще пробовать. И обязательно вспомню, кто я и что произошло.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"