Аннотация: История про парня, которому сначала крупно не повезло, а потом, наоборот.
Таня Каша
Воображала
1
Чем ближе к вечеру, тем быстрее солнце начинает скатываться вниз со своего раскаленного полуденного престола. Тень наползает на пляж, накрывая зонтики, лежаки, а также последних отдыхающих, которые, расслабленно вздыхая и встряхивая полотенца от песка, лениво поднимаются с насиженных мест и расходятся по отелям, чтобы приготовиться к ужину. В это самое время, ну, разве что, выждав чуток для подстраховки, Глечик осторожно выбирается из своего убежища, чтобы полюбоваться на закат и заодно подкрепиться валяющимися тут и там крошками.
Живет он в пустом спичечном коробке, который когда-то случайно застрял между деревянными колышками низенького заборчика, отделяющего пляж с лежаками от территории маленькой лодочной станции, где в ожидании клиентов, желающих прокатиться, томятся катамараны, байдарки, надувные "бананы", лодки с парашютами, а также рабочие пляжа и спасатели. Глечик проделал дырочку в дне своего необычного дома, чтобы было удобнее забираться внутрь. Жилище получилось довольно уютным, к тому же оно почти всегда было окружено теплым песком.
Сегодня, как и всегда, он, потягиваясь, медленно выполз наружу, свернулся клубочком, чтобы перекатиться поближе к лежаку, и стал, пыхтя, взбираться по его деревянной ноге, подтягивая кверху упругое розовое тельце. Так он трудился довольно долго, пока не достиг края и вздохнул восхищенно: там, где небо сходилось с морем, полыхали ярко-розовые облака. Люди, все до одного, уже покинули пляж, и по берегу в гордом одиночестве расхаживала небольшая белая цапля. Ее белый хохолок был встопорщен, что означало обычно крайнюю степень сосредоточенности. Цапля плотоядно разглядывала добычу в прибрежных волнах.
--
Аахи! - пискнул Глечик. - Эй!
Цапля неохотно повернула голову.
--
Как дела? - Глечик изо всех сил вытянулся вверх, чтобы получше видеть, что происходит вокруг.
--
До чего же некоторые умеют удачно выбрать время для беседы..., - проворчала цапля и снова уставилась на водную гладь.
--
И я тоже рад тебя видеть, Аахи! Что нового? Как дела у Рэкса? - воодушевленно продолжил Глечик, потому что больше всего на свете он обожал разнообразные истории и каждый вечер непременно рассчитывал хотя бы на рассказ о том, что произошло на пляже за день, пока он сидел в своем убежище.
--
Объелся хлеба, которого ему накрошили туристы, - фыркнула цапля, издав горлом странный булькающий звук, так она обычно выражала свое крайнее несогласие с чьими-нибудь действиями, - и теперь сидит под понтоном, страдая от несварения желудка. Я всегда говорила, что для людей мы все равно, что цирковые собачки.
--
Но ведь Рэкс и есть рыба-клоун, - улыбнулся Глечик, но цапля не обратила на его слова никакого внимания.
--
Лично я предпочитаю исключительно натуральную пищу, - она наклонила голову и воткнула взор своего черного блестящего глаза в одну конкретную точку, это означало, что Аахи наметила жертву, и сейчас последует охотничий бросок. - И еще-как-предпочитаю, - процедила она, хорошенько прицеливаясь.
В это время под самым ее носом в воздух выпрыгнули одна за другой две длинные узкие рыбины, и, описав эффектные дуги, а также обдав обиженно фыркающую Аахи фонтаном брызг, как ни в чем ни бывало каждая с крохотной рыбешкой в зубах уплыли восвояси. Это Си и Ре - рыбы-флейты, радуясь тому, что море, наконец, освободилось от копошащихся людей, тоже вышли на вечернюю охоту.
--
До чего же некоторые удивительно удачно умеют выбрать места для прогулок, - язвительно заметила Аахи, брезгливо отряхиваясь.
--
Какие еще новости? - не унимался Глечик.
--
У Али новая белая девушка, туристка. По этому случаю он не стал убирать пляж, чтобы успеть подготовиться к вечернему свиданию. По-моему, глупо. Завтра ему придется вставать ни свет, ни заря, чтобы к завтраку здесь было чисто ...
Она вдруг сильнее наклонила голову и подозрительно уставилась на Глечика своим зорким черным глазом, как будто он был ее добычей. Глечику стало как-то не по себе.
--
Слушай, дружище, посмотри вниз, там ты ничего странного не...
Тут только он почувствовал, что деревяшка под ним сегодня какая-то непривычно мягкая. Опустив глаза, он с ужасом обнаружил, что поверхность доски покрывают ворсинки. А сверху тем временем начало что-то надвигаться. Что-то необычайно огромное. Девушка, взявшаяся неизвестно откуда, подхватила свое забытое полотенце, легко вскинула его на плечо и зашагала с пляжа.
Стараясь удержаться и не упасть, Глечик свился в тугое кольцо вокруг уголка полотенца. Его немилосердно болтало и раскачивало в разные стороны, потому что девушка рассеянно помахивала полотенцем в воздухе, тихонько напевая что-то себе под нос, и он радовался только одному: что еще не успел сегодня поесть. Девушка шла по аллее мимо отелей в ту сторону, где начинался старый город. У Глечика замерло сердце, он чувствовал, что еще немного, и обязательно свалится на землю. "Ну же, держись, - уговаривал он сам себя, - нужно потерпеть, ведь стоит только дать слабину и упасть, тебя тут же растопчут! И что самое обидное, никто этого даже не заметит!" Девушка повернула в проулок, где располагались ряды коттеджей, и перекинула полотенце с одного плеча на другой, а бедный Глечик, потеряв равновесие, полетел прямо в заросли росшей у тротуара акации.
Цепляясь за сучки и жесткие листья, он приземлился на верхушку аккуратно подстриженного кустарника, и теперь пытался устроиться поудобнее. Он кое-как примостился в развилке между ветками и пригорюнился. Было страшно неудобно. "Хоть бы Аахи догадалась проследить за девчонкой и поскорее вытащила меня отсюда, - думал он. - Фу, как ужасно, от такого путешествия у меня внутри все перемешалось. Долго я здесь не просижу, мне нечем зацепиться, ведь я же не гусеница, и у меня нет ножек."
Так как Глечику было абсолютно нечем заняться, сидя на неудобной ветке, а закат, который он так любил разглядывать, был скрыт зарослями кустарника, он мысленно продолжил развивать свою любимую тему. "Вообще-то жаль, что я не гусеница. В противном случае в будущем из меня могла бы выйти преотличная бабочка. Вот это было бы здорово! Я мог бы подняться над землей, и наконец-то как следует разглядеть, что происходит вокруг, увидеть мир таким, какой он есть на самом деле, весь, сразу! Ах! Я бы поднимался все выше, выше, выше... выше... " Ничего на свете никогда Глечик так страстно не желал, как взмыть в небо, и почему-то именно сейчас особенно ясно это ощутил. Он сам не заметил, как стал приподниматься и вытягиваться вверх все сильнее и сильнее. Представил, как парит в небе. Из чистого озорства, а также чтобы иметь обзор получше, повернулся несколько раз вокруг своей оси в воздухе. Глечик предавался своим приятным мечтам до тех пор, пока вдруг перед глазами его не возникло странное, отливающее ярким голубым светом открытое окно в коттедже напротив. Глечик никогда раньше ничего подобного не видел, и, забыв об осторожности, стал вытягиваться еще сильнее, чтобы разглядеть получше, что происходит. "Что это там такое?" - удивился он. И внезапно почувствовал, как что-то, словно невидимое упругое лассо, заарканив его, дернуло и потащило вперед. Он стремительно взмыл в воздух, и яркий голубой свет, льющийся из окна, затянул его внутрь.
--
Глечик? - удивленно вымолвил низкий и мягкий, словно плюшевый, женский голос. - Зачем ты явился сюда... один? Видать, здорово задумался, а? Так о чем тебе мечталось, бедняжке?
Внутри окна пространство было залито тем же пронзительным голубым светом. Невидимое лассо вдруг отпустило, какая-то сила остановила Глечика, и он повис в воздухе, будто бы усевшись в кресле, со всех сторон окруженный все тем же голубым сиянием.
--
О том, как было бы хорошо, если бы у меня были крылья, - робея, вымолвил он, - и я мог бы летать, и смотреть, что творится на свете. Тогда я имел бы возможность все как следует разглядеть и уж потом только решать, что хорошо, а что плохо, - продолжал Глечик уже решительнее, ему вдруг в голову пришла мысль: а вдруг он попал во владения какой-нибудь феи, и та, если ее как следует попросить, исполнит его желание. - А то снизу, с земли, все кажется таким... непонятным...
--
Для маленького глупенького червячка, - ласково засмеялся голос, - у тебя слишком много мыслей.
--
Да, вроде, нет, - смутился он, - чаще всего мне в голову приходит именно это.
--
Глечик..., - сказал голос нетерпеливо, - мечты, если не держать их в узде, приводят к беде. Вот я сейчас тебе кое-что расскажу...
Глечик заерзал. Он обожал истории.
--
В одном маленьком курортном городке жил мальчик, - продолжил загадочный плюшевый голос. - С самого своего рождения он был наделен огромным, можно даже сказать, весьма непомерным воображением, которое иной раз не умещалось в его голове. А все потому, что мальчик, используя силу своей неуемной фантазии, слишком часто открывал вот это самое волшебное окно, прямо как ты сейчас. Он мечтал целыми днями напролет, и в реальной жизни от него не было никакого толку. В детстве никто не хотел играть с малышом, потому что тот придумывал игры до того замысловатые, что правила понимал только он один, к тому же, не ощущая границ между жизнью и игрой, он никогда не умел вовремя остановиться. Учиться в школе бедолага не мог, потому что не умел усидеть на одном месте и вместо примеров и упражнений в тетрадке рисовал все то, о чем ему мечталось. Когда же паренек вырос, у родителей не было времени перевести дух, потому что на их головы одно за другим обрушивались сплошные неприятности: фантазер поджигал лодки в порту, потому что ему мерещилось, что в них прячутся чудовища, невесть зачем посыпал перцем пирожные, которая готовила его мать, работающая в известной на весь городок кондитерской, уплывал на отцовской лодке, которая вечно протекала, сколько бы ее ни ремонтировали, так далеко в море, что его искали всем городом, плюс совершил еще немало таких же нелепых и опасных подвигов, крупных и мелких. За недолгую жизнь из-за своей непомерно разгулявшейся фантазии он переломал и перепортил множество вещей, расстроил массу церемоний, сорвал кучу городских мероприятий, нарушив все правила, которые существовали когда-либо на белом свете. Он также перессорился со всеми, с кем доводилось иметь дело, и в довершение всего бросил школу. Дом его родителей горожане обходили стороной. Когда же мальчик стал совсем взрослым, он увидел, что в целом мире остался один-одинешенек наедине со своими мечтами. Семейная кондитерская, некогда процветающая и горячо любимая жителями городка и заезжими туристами, была закрыта, потому что туда никто не хотел ходить, родители разорены и несчастны, а он сам совершенно не знает, куда себя деть. И вот в одно прекрасное утро в эту безбашенную голову пришла ужасная мысль. Оставив родителям записку, что он, мол, уезжает в столицу, чтобы попытать там счастья и найти хорошую работу, потому что здесь его никто не понимает, бедняга заплыл в море так далеко, как только мог, и улегся на спину, уставившись в чудесное голубое небо, на котором в этот летний день не было ни облачка. Он горько заплакал, и его слезы, такие же соленые, как и вода, одна за другой катились в зеленое море. "О, горе мне, горе! Какой же я несчастный! Приношу людям только печаль, отчаяние и разрушения! Но я не могу жить иначе, не могу существовать в мире, который кажется мне до ужаса пресным, скучным и однообразным! Если я не подхожу для такой жизни и не могу изменить ее, пусть лучше меня и не будет вовсе. Пусть меня разорвет на куски, и тогда я не стану никому мешать... Да к тому же и сам не буду больше мучаться. Надеюсь, на том свете никто и ничто не помешает мне предаваться чудесным фантазиям, там некому будет вечно твердить, что я должен держать свои мысли в узде." И так как у мальчика, как уже было сказано, и вправду было чрезвычайно буйное воображение, и он прекрасно знал дорогу в это самое волшебное окно, где ты как раз и находишься, все произошло именно так, как он вообразил. Юношу разорвало на части..."
У Глечика вырвался испуганный вздох. Он всегда принимал слишком близко к сердцу то, что ему рассказывали.
--
..." Его правая нога превратилась в весьма необычный цветок, что до сих пор преспокойненько стоит себе на окне в кабинете управляющего одного небольшого, но чрезвычайно симпатичного отеля, левая нога - увы, в обломок серфа, валяющегося у старого сарая на окраине, там, где на скалах растут одни только колючки, правая рука... О, правая рука стала очаровательной маленькой обезьянкой, живущей на Зеленом острове, весьма, правда, необычной, а левая обернулась отличной сетью с красными поплавками, которой теперь ловит рыбу хозяин маленького ресторанчика под названием "Веселая Корюшка", и, надо сказать, именно благодаря ей, дела в этом заведении идут лучше некуда. Тело круглым блестящим камнем опустилось на дно, и на него, этот камень, приплывают посмотреть рыбы чуть ли не со всего моря, потому что он совсем-совсем особенный. А вот голова... Что-то, Глечик, я и не припомню, что стало с головой... Так что, сам видишь, как тяжело порой бывает управляться с необузданными мечтами, - поспешно заключил плюшевый голос.
Глечик был потрясен. Наконец он вымолвил:
--
Но ведь он не виноват, что родился с головой в облаках, этот парень...
--
Хм, тебе что же, жалко его?
--
Ну... Я его понимаю... Мне ведь тоже иногда бывает ужасно скучно. Вам, небось, невдомек, - обиженно пробормотал Глечик, сам толком не зная к кому он сейчас, собственно, обращается, - каково это - целый день сидеть в спичечном коробке, боясь высунуться наружу, потому что тебя того и гляди растопчут, затем битый час карабкаться вверх по деревяшке, потому что всего-то радости в жизни - поглядеть на меняющееся закатное небо и узнать, что произошло на пляже за день, а также второпях, пока совсем не стемнело, успеть перехватить то, что не доели люди. Может быть, и он тоже чувствовал себя в этом мире чужим, а другой, его собственный мир был никому не нужен.
Наступило долгое молчание.
--
Что ж, Глечик, если так..., - вздохнул, наконец, низкий мягкий голос. - Может быть, и твоя мечта когда-нибудь сбудется.
--
Моя мечта? Правда? - оживился червячок и даже подпрыгнул от радости.
--
Но только в том случае, если ты не будешь слишком глубоко погружаться в свои фантазии. Помни о том, кто ты есть на самом деле, будь собой, и вот увидишь, все образуется. И еще... Имей в виду, еще раз откроешь это окно, тебе конец - сурово закончил голос.
--
А как же тот парень?... - воскликнул Глечик, но обнаружил, что уже летит над верхушками акаций, словно ему дали мощный пинок, самый грандиозный за всю его маленькую бестолковую жизнь.
Он приземлился почти у самой кромки воды, и прибой лизнул песок так близко от его хвоста, что Глечик поторопился отползти подальше и спрятался под понтон, чтобы в незнакомом месте никому ненароком не пришло в голову его обидеть. Он оказался в самом центре старого города, во все стороны от понтона по берегу тянулись кафешки, ресторанчики, пляжи, а еще дальше справа виднелся порт, куда приставали катера и яхты. Родной спичечный коробок был слишком далеко. И Глечик тяжело вздохнул.
2
Маленького червячка разбудили странные звуки. Оказалось, это Аахи, протиснув клюв в щель, куда он забился накануне, пыталась что-то ему сказать, но так как в весьма тесном пространстве как следует раскрыть клюв ей не удавалось, выходило неизвестно что.
--
О! Аахи, как мило с твоей стороны! Ты нашла меня! Нашла! - Глечик свернулся калачиком и проворно подкатился к ее черному блестящему глазу, который пришел на смену клюву, заслоняющему выход. - Дай-ка я тебя поцелую!
Цапля резко отпрянула.
--
Просто удивительно, до чего некоторые обожают доставлять другим хлопоты и неудобства, как будто мне нечего больше делать, кроме того, как разыскивать по всему побережью маленького глупого червяка, которого, прошу заметить, кое-кто из моих сородичей предпочел бы, не моргнув глазом, употребить на обед.
--
О! Спасибо тебе, - смущенно пробормотал Глечик, содрогаясь оттого, что представил, как Аахи употребляет его на обед.
--
Воробьи видели, как ты летел по воздуху. Теперь об этом все говорят. Это что, и вправду было так впечатляюще?
--
Да ну, скажешь тоже. Просто свалился с дерева.
--
Я принесла тебе моченых крошек. Хвала небесам, Рэкс сегодня не явился развлекать публику, его все еще пучит, - Аахи издала горлом насмешливый булькающий звук, - а его сородичи помельче людям надоели.
--
Слушай, Аахи, - начал Глечик осторожно, окончательно выбираясь из своего укрытия и отряхиваясь, - ты случаем не слышала про Зеленый остров?
--
Туда возят туристов, - не задумываясь, ответила цапля, - необычайно чистое море, кораллы и, кроме того, у берега плавают черепахи и даже, говорят, если повезет, можно увидеть дельфинов. На острове не живут люди, он слишком каменистый и весь покрыт какими-то колючками, зато там полно обезьян. Одним словом, якобы, дикая природа, якобы характерная для этих мест. За этим люди туда и ездят, в смысле, поглазеть на нее.
--
Слушай, Аахи, - еще осторожнее продолжил Глечик, на всякий случай зажмуриваясь, - а что бы ты сказала, если бы я попросил тебя слетать туда, а? Но не одной...
--
Чего это ради я должна туда переться? - возмутилась цапля и, наклонив голову, подозрительно уставилась на Глечика своим блестящим черным глазом.
--
Ну, понимаешь, - замялся он, - словом, я слышал, на Зеленом острове водятся стаи совершенно непуганой рыбы, стало быть, там у берега полным-полно дармовой кормежки, - Глечик, осмелев, вдохновенно сочинял на ходу.
Воображение у него разыгралось не на шутку, и он принялся описывать остолбеневшей цапле кулинарные прелести никогда не виданного им Зеленого острова.
--
Да-а-а? - недоверчиво протянула Аахи. - Сказать по правде, эти местные тощие селедки уже набили оскомину у меня в желудке. Что ж, - она встрепенулась и распустила хохолок, что означало только одно - Аахи настроена весьма решительно, - отчего бы не проветриться! Но ты сказал, что я полечу не одна. Что это значит?
--
Это значит... Это значит, что я полечу с тобой, - быстро выпалил червячок и застыл, сам удивляясь словам, которые только что осмелился сказать.
--
Ты? - насмешливо булькнула цапля, но, видимо, вспомнив рассказы воробьев про недавний полет маленького смелого червячка, прикусила язык, - а что ты-то там забыл?
--
Есть дело. Нужно кое-кого разыскать. Но сначала я должен проверить еще одну вещь. Ты давно видела Брунхольда?
Брунхольд, большой серый скат, старый и совершенно безобидный, обычно развлекался весьма оригинальным способом. Таинственно шевеля своими обширными плавниками по краям невероятно плоского туловища, он подныривал под брюхо купающихся людей, пугая их тем самым до полусмерти. Особенно он любил проделывать этот трюк с молодыми девушками, потому что их визг, разносящийся по всему побережью, был поистине истошным и вызывал большой общественный резонанс, что для повидавшего виды пожилого ската звучало слаще любой музыки, а также с мужчинами зрелого возраста, потому что тогда он по-настоящему чувствовал, что еще способен кое-кому посерьезнее задать жару.
--
До чего же некоторые все-таки любят забивать чужие головы своими глупыми загадками, - завела свою сварливую пластинку Аахи, но Глечик так и не узнал, что она хотела сказать, потому что неподалеку от них у берега внезапно раздался удивленный и испуганный детский крик. - Несчастные! - не то фыркнула, не то булькнула Аахи, - думают, будто он способен метать электричество. Он способен исключительно придуряться. Кому это интересно, я спрашиваю? Разве что каким-нибудь недавно народившимся младенцам-морским звездам, которые ходят за ним табунами в ожидании представлений.
Как видно, на побережье этого небольшого курортного городка все животные были весьма выдающимися личностями. После долгих уговоров Аахи согласилась, наконец, подставить свое крыло и постоять какое-то время спокойно. Глечик, изнывая от страха, пыхтя и, то и дело соскальзывая, забрался, наконец, к ней на шею. Вдвоем они отправились в сторону Брунхольда, который расположился у самой кромки воды, чтобы получше прогреть на солнышке свою заслуженную, видавшую виды спину. По дороге время от времени Аахи наклонялась вперед, чтобы не терять времени и успеть сцапать какую-нибудь рыбешку. В этот момент у Глечика внутри все переворачивалось, потому что он сам едва ли не переворачивался вниз головой, ему казалось, что он вот-вот свалится вниз, в зеленую морскую воду, и пару раз он и вправду был довольно близок к этому.
Брунхольд, очень довольный тем, что получил очередную порцию человеческого внимания, колыхался на волне и тихонько напевал. Дети, которых он напугал, разбежались. Обычно Аахи вообще не обращала на людей никакого внимания. Уж она-то знала, что через пару недель все они разъедутся по домам, приедут новые и новые партии отдыхающих, и так без конца и краю, а она, уважаемая белая цапля, живет на этом берегу уже много лет, и проживет еще столько же, если конечно, здесь, на побережье не переведется рыба. Глечика болтало в разные стороны от каждого ее шага, но он крепко вцепился в пух.
--
Пожалуйста, не щипайся, - возмутилась птица, - сиди тихо, если уж тебе обязательно нужно было туда забираться, хотя ума не приложу, что за дело может заставить такое бестолковое существо, как ты, залезать так высоко, - и Аахи возмущенно булькнула.
--
Эй, Брунхольд! - заорал изо всех сил Глечик, не обращая внимания на нравоучения, - скажи, будь любезен, не доводилось ли тебе встречать на дне моря совершенно гладкий белый камень?
--
Это ты говоришь, Аахи? - Брунхольд расслабленно шевелил своими плавниками и выпучил глаза, чтобы лучше видеть то, что творится не в воде. - Что-то у тебя с голосом. Ты что это, наелась замерзшей рыбы?
Цапля снова не то булькнула, не то фыркнула.
--
Это я, Брунхольд. Я, Глечик. Ну ответь же!
--
В море полно камней... - глубокомысленно изрек скат и вильнул острым, как маленькая пика, хвостом.
Глечик недовольно заерзал. Ну до чего же некоторые, как говорит иной раз Аахи, бывают ужасно непонятливыми!
--
Брунхольд, миленький, это должен быть совсем-совсем необыкновенный камень. Какой-то не такой, как все. Особенный. На него даже специально приплывают посмотреть.
--
Я знаю морское дно лучше, чем развилку у себя на хвосте. Там полно кораллов, которые наполовину окаменели, потому что по ним то и дело шастают люди, там есть ракушки, клацающие створками и хватающие за палец всех, кто к ним сунется, и поделом, у самой скалы, куда людям добраться труднее, живет чудная семейка водорослей, похожих на рубленную капусту, а еще дальше в каменной пещере обитает мурена, ума не приложу, почему она не начнет охотиться за этими глупыми пловцами в масках с трубками, которые каждый раз бесцеремонно тычут в нее пальцами.
--
Но я говорю о камне...
--
Я не плавал дальше каменной гряды, где кончаются кораллы, и начинается сплошной песок. Там орудует парочка моих наглых молодых сородичей, с которыми я не желаю иметь ничего общего, - он встрепенулся, поднял песок со дна, и вода вокруг него помутнела, видимо скату неприятно было говорить об этом. - Помнится, они что-то болтали про круглый кусок белого мрамора, который издает свечение, и будто бы поет, когда волны посильнее. Какая несусветная глупость! Молодежь нынче изобретает весьма странные способы, чтобы проводить досуг! Им нужно поучиться этому у нас, бывалых!
--
Так значит, это правда. И все, что рассказала фея, случилось именно здесь. Так, так, - рассеянно сказал Глечик.
Он так глубоко призадумался, что ослабил хватку и едва не свалился с гладкой Аахиной шеи.
--
А где?... - начал было он, но пожилой скат уже куда-то уплыл, оставив за собой лишь мутный песчаный след.
Видимо, разговоры о родственниках его расстроили.
--
До чего же некоторым иногда бывает совершенно наплевать на других, - заныла цапля. - Что ты там копаешься? У меня затекли ноги, я не привыкла вот так подолгу стоять на одном месте, я люблю расхаживать. Кроме того, я специально оставила в желудке место для тех абсолютно непуганых косяков рыбы, про которых ты рассказывал. Мне уже страх как не терпится начать их пугать. Так мы летим или нет?
Ничего не успел ответить Глечик, потому что цапля, потеряв терпение, взмыла в воздух.
--
А-а-а-а-а-а-а-а-а! - только и смог возразить Глечик, потому что в рот тут же набился воздух, который, казалось, вот-вот разорвет его на части.
Он пригнулся, как мог, пониже и буквально впился своим гибким тельцем в гладкий цаплин пух. "Только бы не свалиться, только бы не свалиться вниз!" - твердил Глечик. Аахи, набрав высоту, уже скользила над зеленой морской гладью.
3
Зеленый остров весьма живописно расположился посреди моря. Вокруг него не было ничего, кроме огромных просторов воды, и она облизывала его со всех сторон, словно он был лакомой круглой печенюшкой с пышной цветной глазурью посередине. Родной берег Глечика и Аахи с толпами туристов, коттеджами, лодками, ресторанчиками, отелями, маленьким приморским городком и рыбацким портом почти скрылся из виду и превратился в узкую полоску на горизонте. "Да, далековато", - подумал Глечик, отважившийся, наконец, высунуть голову наружу из птичьих перьев. Он тут же пожалел об этом. Потому что немедленно кубарем полетел на горячий песок. Аахи бесцеремонно стряхнула его и тут же забыла про маленького червячка. Растопырив хохолок, она расхаживала по берегу и восторженно причитала:
--
Роскошно! Великолепно! Ах! Боже мой! Какие экземпляры! Вы подумайте! Прожить всю жизнь в каком-то тухлом городишке, вдали от истинной природы, и не удосужиться ни разу здесь побывать! Ах! Какая красота! Курорт! - она на время вынуждена была прервать свой горячий монолог, потому что торопливо заглотила весьма упитанную рыбину, - если бы не это бестолковое существо, я бы никогда, никогда... - и она снова замолчала, потрясенная, потому что ей на глаза попалась рыба куда жирней, и Аахи огорченно подумала, что эта, пожалуй, не пролезет в ее глотку, а жаль.
Последнее, что услышал Глечик, было: "Я остаюсь здесь жить!" и удаляющееся шлепанье цаплиных ног по мокрому прибрежному песку возвестило о том, что Аахи обрела свое счастье. Червячок с удовольствием разделил бы ее радость, но ему было не до того, потому что в этот миг беднягу окружили мартышки. Маленькие, вертлявые, визгливые, а одна из них подняла его за хвост и приготовилась, по всей видимости, отправить к себе в рот.
Мартышка, услышав тоненький пронзительный голос, от удивления слегка ослабила хватку и стала разглядывать червячка.
--
Я прибыл издалека, - изо всех сил надрывался Глечик, чтобы его лучше было слышно. Он весь вытянулся вверх, если бы у него были цыпочки, он непременно бы на них встал. - Я разыскиваю... Словом... Скажите, пожалуйста, нет ли среди вас какой-нибудь особенной обезьянки? Такой, что была бы не как все? Я слышал, здесь, на Зеленом острове, живет одна весьма уважаемая особа..., - не моргнув глазом, соврал Глечик.
--
Малы-ы-ыш! - противно раздвинув рот, пропела та, что поймала его, - разве у таких никчемных созданий, как ты, могут быть дела? Как же ты жив-то до сих пор, такой деловой? Червяки должны сидеть в земле и не высовываться.
--
Червяки нужны для того, чтобы их есть! Что это ты с ним разболталась? Дай сюда! - вторая мартышка резко дернула Глечика за голову, едва не разорвав его на две части, первой обезьяне явно не понравилось, что у нее отбирают трофей, она швырнула Глечика в песок, и они стали драться и с визгом носиться друг за дружкой по берегу.
--
Позовите Дурочку, что вам жалко, что ли, - вмешалась третья. - Интересно, зачем она понадобилась этой шмокодявке? А съесть его мы всегда успеем. Вернее, я успею. Хи-хи.
Обезъянка, которую все называли Дурочкой, робко появилась под дружное гиканье сородичей, вытолкнувших ее на середину. В руке она держала маленькую недоплетеную корзиночку. "Неужели это правда, неужели правда?" - застучало в голове у Глечика, как только он увидел робкую маленькую обезьянку со смешным растерянным личиком.
--
Привет, - сказал он таким бодрым и веселым тоном, каким только смог, как будто это не его только что попытались съесть несколько кровожадных злых мартышек.
Обезьянка робко покосилась на него и уткнулась в свою корзиночку. Она стала быстро-быстро перебирать лапками, плетя узор, делая вид, что не расслышала, что он сказал.
--
Что это ты делаешь? - продолжил беседу Глечик.
Обезьянка снова покосилась, на этот раз на своих товарок, которым наскучило созерцать червяка, и они все дружно ввязались в драку между первой и второй мартышкой, и теперь по берегу каталась визжащая и улюлюкающая куча-мала.
--
Знаешь, - шепотом сказала она, - здесь не очень-то любят меня об этом спрашивать. Поэтому лучше не продолжать. А самым лучшим для тебя было бы побыстрее смотаться, пока они не вспомнили, из-за чего начали драться.
--
Классная корзинка! - с искренним восхищением в голосе воскликнул Глечик.
--
Еще я сплела гамак, чтобы спать, крышу, чтобы не капало сверху, ловушку для гусениц, капкан для нахалок, сачок для собирания манго, и вот теперь меня потянуло на прекрасное. Абсолютно не знаю, что буду с ней делать. Может быть, хранить орехи или еще какую-нибудь еду. Совершенно не могу сидеть сложа руки. Все время так и подмывает что-нибудь мастерить.
--
Вот здорово! - удивился Глечик. - А я только и умею, что смотреть на закат да болтать. Ну, еще мог бы, пожалуй, вырыть небольшую норку, если потребуется. Но это наверняка все.
--
Они, - обезьянка покосилась на шумную толпу, все еще выясняющую отношения, - этого не одобряют. Считают, что я задавака, что хочу казаться умнее их всех...
--
Попался! Мой! Мой! Фи, какой тощий! - заверещала еще одна мартышка, которая подскочила к Глечику сзади и немедленно потащила его к себе в пасть.
--
Послушайте, вы! - возмущенно заорал червячок, изо всех сил извиваясь и норовя хлестнуть нахалку хвостом, который, впрочем, был слишком коротким для этого, - я бы хотел поговорить с дамой наедине, если вы не про...
Но мартышка слушать его не желала. Она распахнула рот, и Глечик уже увидел очень близко ее неровные желтые зубы, как вдруг она обиженно взвизгнула, выпустила червячка и схватилась обеими лапами за голову, потому что как раз в это время получила изрядную затрещину от Аахи, вернее, от ее острого клюва.
--
До чего же некоторые бывают непонятливыми, - услышал он знакомый недовольный голос, - говорят им, что хотят побыть наедине, говорят... ой, - Аахи сыто и неожиданно громко рыгнула, - последний раз я так объедалась на свадьбе моей двоюродной племянницы, которая живет в Африке. Послушай, Глечик, как там твое дело? Ты не мог бы поторопиться? Сюда плывет катер, и держу пари, там сидит десяток-другой любителей дикой экзотической природы, так что нам пора вставать на крыло, потому что съесть еще что-нибудь я больше не в силах, честное слово. А если я еще хоть десять минут пробуду в этом райском местечке, я уже никогда не смогу подняться в воздух, я стану толстой и неповоротливой как индюк, который только и делает, что вальсирует по заднему двору в ожидании, пока его съедят.
--
Это то, что нужно! - воскликнул Глечик, - то есть, я вовсе не хочу, Аахи, чтобы тебя съели, как индюка, я имею в виду лодку с туристами. Послушай, Дуро..., - обратился он к обезьянке. - Ну нет уж, я буду называть тебя Думочкой, потому что ты здесь и вправду самая умная. Скажи, есть ли у тебя мечта? - Глечика снова понесло, и он, отчаянно торопясь, соображал на ходу, - ну, чего ты хочешь больше всего на свете?
--
Я...я, - обезьянка засмущалась. - Хотела бы смастерить нечто особенное, то, чего до меня никто еще не делал, но пока мне что-то ничего серьезного не приходит в голову. Так, всякие мелочи. И чтобы мне не мешали... А то я никак не могу сосредоточиться. И отсюда результат - пока что лучшее мое произведение - это специальная палка с неким подобием болтающегося блина на конце, по виду вроде мухобойки, чтобы отбиваться от назойливых сородичей, которые все время норовят меня ущипнуть или что-нибудь утащить.
--
Я знаю такое место, - горячо зашептал Глечик, - где исполняются мечты. Нечто вроде комнаты, где, вся окруженная голубым сиянием, живет фея-исполнительница желаний. Но туда нельзя ходить в одиночку. Она не велела. Мы должны собрать команду, понимаешь? Тогда эта дама сможет нам помочь. Она так и сказала: "Не открывай окно... То есть... Не приходи... один!" - Глечик поперхнулся, оттого, что сам от себя не ожидал такого откровенного вранья. - Если бы ты согласилась помочь мне, ну мне, и еще парочке таких же, как я, твоя мечта тоже сбылась бы. Когда люди поплывут обратно на побережье, прыгни в лодку и затаись там. Лодка причалит к понтону. Спрячься за ней, а вечером Аахи тебя найдет и скажет, что делать...
--
Скорее! - завопила цапля и бесцеремонно подбросила Глечика крылом вверх, - смотрите, к берегу плывет такая упитанная, такая потрясающая стая. Ах, нет, я остаюсь!
--
Только не пугайся, если увидишь под понтоном стонущую огромную рыбу. Это Рэкс, его лучше пожалеть, потому что судьба артиста-обжоры невероятно печальна и трудна! - прокричал он.
Аахи попробовала было презрительно булькнуть, но поперхнулась подступившей к горлу рыбой. И вскоре смешная озабоченная мордочка обезьянки превратилась вместе с ней самой в маленькую коричневую точку далеко внизу.
4
Глечик размышлял о том, что это он вообще, собственно говоря, затеял. От себя самого он никак не ожидал, что окажется таким впечатлительным. И таким смелым. И таким вруном. Его настолько потряс рассказ про несчастного мальчика, которого разорвало на части, что он сломя голову бросился ему на помощь. Но было бы неправильным сказать, будто бы сам он не надеялся, что заодно и его желание сбудется.
Он попросил Аахи перетащить его спичечный коробок под понтон в старом городе, потому что на время спасательной операции решил обосноваться там. Наступил вечер. Они вдвоем сидели на прежнем месте у воды и ждали возвращения лодки. Аахи все время блаженно вздыхала, вспоминая непуганые стада жирной рыбы на Зеленом острове. Она больше не могла съесть ни кусочка и лишь жадными глазами провожала маленьких рыбешек, снующих около ее ног. Солнце садилось, и люди уже давно разошлись по своим отелям, чтобы готовиться к ужину. На пляже было тихо.
--
А что бы ты сказала, Аахи, - задумчиво сказал Глечик, - если бы у тебя каждый день был такой обед, как сегодня?
Цапля подозрительно вытаращила на него глаза:
--
Не хочешь ли ты сказать, что я каждый день должна несколько часов лететь сломя голову невесть куда, чтобы поесть? Ну нет уж, - фыркнула она, а потом сказала неуверенно, - ну, разве что по выходным... Это был бы отличный, отличный, праздничный обед.
--
Да нет, я не об этом. Вот, скажи, у тебя есть мечта?
--
Отличный, просто отличный обед, а потом ужин, и можно даже не спать, потому что всегда есть риск, что пропустишь завтрак, - бормотала Аахи, и глаза ее блаженно закатились, будто в рот ей попало невесть какое лакомство.
--
Я так и думал, - тихо сказал Глечик. - Есть такое место.
--
Что? - встрепенулась.
--
Есть такое место, где исполняются желания. Ты же хочешь иметь много рыбы...
Аахи еще сильнее вытаращила на него свои блестящие черные глаза, и как во время охоты, чтобы получше сфокусировать зрение, наклонила голову.
--
Если бы ты, как и Думочка, согласилась помочь мне, ну и ей самой, ну и еще кое-кому, ты могла бы взамен получить все, что захочешь, - не моргнув глазом, промолвил Глечик, хотя далеко не был в этом уверен. - То есть, - отчетливо продолжил он, - рыбу, вернее, много рыбы, точнее, много жирной рыбы.
Цапля недоверчиво щелкнула клювом над самой головой Глечика, продемонстрировав тем самым всю серьезность сложившейся ситуации. В голове ее одна за другой замелькали разные мысли. Но одна из них стала решающей - Аахи прекрасно помнила, что именно Глечик привел ее на остров, кишащий рыбой. Она еще немного подумала и едва заметно кивнула. Впрочем, Глечику было вполне достаточно того, что она перестала щелкать своим ужасным клювом над его маленькой глупой головой.
--
Сегодня ночью, - загадочно прошептал он, и Аахи судорожно сглотнула.
Ночи она привыкла проводить, уютно устроившись на крыше одного небольшого отельчика, где после сытного ужина под чарующим южным небом чувствовала себя превосходно.
--
Серф, - еще более загадочно подмигнул Глечик и надолго замолчал. - Обломок, - и Аахи подпрыгнула.
В этот момент, как впрочем, и в те, что последовали далее, она пожалела, что цапли вообще не могут обходиться без рыбы. Пожалуй, они даже привязаны к ней гораздо сильнее, чем следовало бы. Ее размышления прервал шум приблизившейся лодки. Туристы цепочкой прошли по понтону и высыпали на берег. Глечика они, конечно же, не заметили, а, глядя на Аахи, заулыбались - близость животных, которые не обращали ни малейшего внимания на людей, почему-то заставляла их умиляться. Умница Думочка выждала достаточно времени, чтобы появиться. Она высунула наружу удивленную мордочку, и, оглядываясь и прижимая к груди свою все еще недоплетенную корзинку, ринулась к ним. Она дрожала от возбуждения и страха и быстро-быстро перебирала маленькими ручками.
--
Ну-ну, - сказал Глечик, в котором вдруг откуда ни возьмись объявилась и расправила крылья смелость. - Посиди-ка здесь, за лодкой, пока как следует не стемнеет. А потом... У меня для тебя есть сверх-секретное задание.
Он подмигнул обезьянке, и та вздрогнула и опасливо поджала лапки. Ни к каким заданиям она не была готова, и хотя ей приходилось иной раз отбиваться от докучавших сородичей, Думочка вовсе не считала себя отчаянной или хотя бы просто решительной.
5
Глечик, изо всех сил вцепившись в птичий пух, летел. Да, с какой стороны ни взгляни, маленький безмозглый червячок делал именно это - он летел. Цапля не стала подниматься высоко, потому что в черном вязком от цветочных ароматов ночном небе не чувствовала себя также уверенно, как днем. Она ловко лавировала между закрытыми зонтиками лежаков, открытыми кафешками и огибала стены коттеджей. Глечик осмелился и приоткрыл глаза. "Несмотря ни на что, - думал он, замирая и ожидая, что сердечко его вот-вот выпрыгнет при очередном резком движении крыльев, - как это все-таки прекрасно - летать! Видеть мир сверху, размышлять о вечном, глядя на мелочи! Ой!" Аахи резко затормозила у полуразвалившегося сарайчика, одиноко стоящего посреди пустынного пляжа, усыпанного крупной неровной галькой. Курортная зона кончилась. Берег упирался в острые скалистые камни, врезающиеся в море. Сверху них вился невысокий колючий кустарник. Ни туристы, ни местные жители не жаловали это место, им тут было совершенно нечего делать. Дно здесь было усыпано острыми камнями и обломками скалы, так что заходить в море, чтобы поплавать, было не очень приятно, и поэтому пляж слыл заброшенным. Глечик, сидя у Аахи на шее, внимательно осматривал поверхность около ветхого сарайчика. Он радостно вскрикнул, заметив желтый обломок, самую чуточку торчащий посреди камней из песка.
--
Достать будет непросто, - сообщил он сам себе, и Аахи, не долго думая, сбросила его в песок.
Добрых полночи они вдвоем только и делали, что рыли подкоп под кусок ярко-желтой пластмассы, занесенный песком, водорослями, и кое-где прижатый булыжниками. Аахи ковыряла почву своим острым клювом и сердито бурчала. Что бы она ни говорила, Глечик не желал слушать, он внедрялся в поверхность все глубже и глубже, разрыхляя ее как можно тщательнее. Внизу песок был мокрым, и копать было трудно. Все тело у Глечика болело и ныло, потому что ему приходилось постоянно извиваться. Честно говоря, в обычной жизни он нечасто утруждал себя подобными упражнениями. Ну, скажите на милость, зачем червяку, у которого есть замечательный дом из спичечного коробка, рыть норы?
--
Тяни, - время от времени кричал он цапле, и она что было сил начинала тащить и раскачивать сломанный серф, но пока что у них ничего дельного не получалось.
--
Что мы там копаем? Мою рыбу? - восклицала Аахи и, воодушевленная этой мыслью, принималась за дело с особым усердием, как уставший бегун, у которого вдруг внезапно открылось второе дыхание.
--
Осторожно, смотри, нельзя отломить ни кусочка! Иначе все пропало! Эх, - в сердцах воскликнул Глечик, - ничего не выйдет. Слишком уж глубоко эта штуковина засела. Нужно посмотреть, нет ли чего-нибудь полезного в сарайчике! Чего-нибудь, что сможет нам пригодиться.
Они прокрались внутрь. Вернее, внутрь прокралась цапля. Так как Глечику, чтобы заползти в сарай, потребовалось бы слишком много времени, а ждать было некогда, он устроился на лапе Аахи, обвив ее, будто бы она была окольцована или помолвлена, что, в принципе, одно и то же. В старом сарае на полу валялись ракушки, рваный полиэтиленовый мешок и палки, занесенные внутрь не то приливом, не то ветром.
--
Да, негусто..., - огорчился Глечик, и вдруг его осенило. - Аахи! Тащи палки! - скомандовал он.
--
До чего же некоторые любят иной раз ощутить свою значимость, понужая тех, кто на самом деле поважнее их самих будет, - проворчала Аахи, которая почувствовала, что в животе к утру у нее станет так же пусто, как и накануне, и подумывала уже, не отправиться ли ей с рассветом на свою обычную охоту, не дожидаясь исполнения каких-то там желаний. - Некоторые, кого и с первого взгляда-то не разглядишь!
--
Давай же! Толкай ее! Глубже! - пищал Глечик что было сил, и в возбуждении размахивал хвостом.
Аахи как можно усерднее пихала палку под самое основание серфа, зарывая ее во взрыхленный Глечиком мокрый песок.
--
Теперь садись на нее, ну же! - орал червячок, - да попрыгай изо всех сил! Нажми как следует!
Цапля так и сделала. С первого раза она не смогла попасть на жердь, установленную под углом, и поэтому кубарем покатилась по берегу, больно ударяясь боками о булыжники, а Глечик отлетел в сторону, стукнувшись о стену сарая. Со второго раза неповоротливый обломок, наконец, поддался и пошел наверх. Аахи поддела его клювом и с трудом выволокла наружу. От напряжения не только хохолок, но и вообще все перья у нее встали дыбом.
--
До чего... некоторые... умеют придумывать... всякую... ерунду, - она сидела на песке, растопырив лапы, и едва дышала, - только и делают, что забивают своими глупостями чужие головы, - но тут она как раз вспомнила про упитанную рыбу на Зеленом острове и захлопнула клюв.
--
Ура! - Глечик запрыгал от счастья. - Теперь бери мешок, что лежит в сарае, клади в него серф, и полетели!
--
Да-а-а-а? И полетели?! - неожиданно угрожающе зашипела Аахи и со всей злости клюнула пластмассовый обломок, который был больше нее раза в два. - Я что, летучий слон? Или, может быть, на худой конец, корова? Последний раз я так уставала на свадьбе моей двоюродной племянницы, которая живет теперь в Африке, потому что там мне пришлось общаться с целой кучей таких же как ты бестолковых родичей, и перед всеми полагалось раскланиваться.
"Пожалуй, ничего себе была свадебка, - подумал про себя Глечик, - если она до сих пор при любом удобном случае ее вспоминает", - а вслух сказал:
--
Прости, Аахи, миленькая, - червячок выглядел смущенным, потому что отчего-то представил себя на месте сломанного серфа в том момент, когда на него опускается острый клюв цапли. - Ну, хочешь, я тебя поцелую?
--
Нет уж, уволь, - Аахи резко отпрыгнула назад.
--
Я, пожалуй, погорячился. Серф и вправду слишком тяжелый для тебя. Как же быть? Как доставить его на место?
Глечик обвил своим розовым тельцем маленький круглый, все еще сохранивший дневное тепло, камешек и стал думать. Он размышлял целую вечность, так что Аахи даже успела задремать, и ей даже успела присниться ее милая уютная крыша, где она привыкла проводить ночи.
--
Прости, Аахи, миленькая, - повторил Глечик, - но что делать, я маленький, а ты уж побольше будешь... Так что уж потерпи, ладно?
--
Что это ты хочешь сказать? - подозрительно скосила на него Аахи свой черный глаз, эффектно блеснувший при лунном свете. - Опять придумал для меня какую-нибудь пытку?
Вот что Глечик хотел сказать: спустя некоторое время Аахи плыла по волнам в ту сторону, где располагался городок. Впереди себя она подталкивала клювом обломок серфа, весьма недурно чувствовавший волну, несмотря на то, что, как ни крути, был инвалидом, а не полноценным спортивным снарядом. Его они, а правильнее будет все-таки сказать "она", поскольку речь шла об одной уставшей и невероятно сердитой цапле, с трудом подтащили к воде и столкнули в нее. Несчастная Аахи, время от времени захлебываясь соленой водой, потому что то и дело пыталась раскрыть рот и сообщить возлежавшему на серфе рядом с палкой, которая, по его словам, непременно должна им пригодиться, Глечику, что она все-таки не верблюд и уж подавно не кит. Глечик не обращал на нее никакого внимания, он смотрел в небо и изо всех сил пытался придумать, как спрятать серф, а заодно и Думочку в самом центре городского пляжа. И еще одна мысль не давала ему покоя. Но он даже не знал, с какой стороны подступиться, чтобы начать обдумывать ее как полагается, основательно и так, чтобы вышла хоть какая-то польза.
6
А тем временем маленькая смышленая обезьянка, дрожа от страха, рыла песок совсем в другом месте. Она строила себе убежище, расширяя и углубляя щель, в которой хоронился со своим спичечным коробком Глечик, прекрасно понимая, что вечно прятаться за лодками она не сможет. Глубоко вздохнув с сожалением, она растеребила свою корзиночку и смастерила подстилку, чтобы не дрожать от холода на мокром песке, который под понтоном в любое время суток оставался холодным. Покончив с этим занятием, и слегка успокоившись, Думочка присела отдохнуть. Как и обещал Глечик, она получила вполне определенное, но уж больно странное задание: выкрасть сеть. Думочка, вздохнув поглубже, перебежками рванула по берегу моря в сторону порта. Попискивая от страха и прячась как можно тщательнее, в городке, наводненном гуляющими туристами, она отыскала маленькое прибрежное кафе под названием "Веселая Корюшка" и пробралась внутрь. Обезьянка прокралась незаметно и, тяжело дыша, в основном, от боязни, что ее обнаружат, уселась под самым крайним столиком у входа.
--
О да! Рыба что надо, правда? Это все моя чудесная сеть! - загремел зычный голос сверху. - Я, знаете ли, с детства баловался рыбалкой, но раньше всегда предпочитал спининг. С тех пор, как у меня появилась эта сеть, я рыбу прямо нутром чую, она сама идет ко мне! Для того чтобы рыбачить, как профессионал, даже специально купил лодку! Раньше на этом месте был захудалый бар, где разливали сок, а теперь, вы только посмотрите! Самый лучший рыбный ресторан! Вся рыба в моем заведении самая свежая, всю ее я сам выловил! Вот этими руками! Ешьте, не сомневайтесь! Спасибо моей чудесной сети! О, не волнуйтесь! - еще громче загремел голос, отвечая на чей-то вопрос, - я храню ее в надежном месте! Чтоб не пронюхали конкуренты! Да! Ни у кого на всем берегу нет такой рыбы, как у меня! Потому что нет такой сети! Уж так и знайте! Верно говорю.
Обезьянка, расположившись под столом, тихонько пискнула от волнения. Ей не сиделось на месте без дела. Она взволнованно повертела мордочкой. Уж она-то прекрасно знала, где нужно хранить самые дорогие вещи, если не хочешь, чтобы их украли. Свои хитроумные изобретения Думочка прятала в дупле дерева, на котором жила, а на самом краю дупла ставила капкан. Иногда она хоронила их внизу под камнем или в донельзя колючих кустах, чтобы не пронюхали сородичи, а если и пронюхали бы, то уж нипочем не смогли бы утащить.
Думочка тихонько прошмыгнула из зала на кухню, уселась около плиты и перевела дух, оглядываясь. Лестница в углу наверняка вела в спальню, где жил сам хозяин заведения. Вряд ли он уходил на ночь далеко от моря, ведь у него в ресторанчике допоздна засиживались клиенты, а рано утром, пока купающиеся туристы не спугнули, к примеру, косяк тунца, гуляющий у берега, он уже должен был выходить на промысел. В кухне суетились работники. Они были так заняты приготовлением пищи - варкой, жаркой, тушением, солением рыбы, что никто не заметил маленькую обезьянку со смешным озабоченным личиком, которая для храбрости прикрыв глаза лапкой, шмыгнула по лестнице наверх. На ее счастье, дверь в спальню не была закрыта на замок, и Думочка оказалась в большой просторной комнате, стены которой от пола до потолка были сплошь увешаны фотографиями крупного мужчины, держащего в руках разнообразный улов. Было похоже на то, что добывание рыбы было единственной страстью этого человека. И только в самом углу на столе обезьянка разглядела крошечную фотографию в рамке, на которой были изображены худая смеющаяся женщина в обнимку с маленькой толстощекой девочкой.
Думочка была очень смышленой обезьянкой, поэтому она поняла, что страсть к рыбалке постепенно вытеснила из сердца этого мужчины худую смеющуюся женщину и толстощекую девочку, как фотографии с уловом вытеснили маленький снимок в рамочке, задвинув его в дальний угол стола. И если Думочка раньше сомневалась, имеет ли она право уподобляться своим противным сородичам с Зеленого острова, все время норовившим что-нибудь у нее стянуть, то теперь она решила, что кража таинственной сети с красными поплавками только пойдет на пользу крупному человеку с зычным громким голосом. Поэтому обезьянка принялась за дело. Она обшарила каждый уголок в комнате, но так ничего и не нашла. Тогда она задрала мордочку, чтобы почесать затылок и подумать, и ахнула: вот же она, висит на самом видном месте, правда, высоко под потолком, так что человеку ни за что ее не достать, даже если он встанет на самый высокий стул. Человеку, но никак не маленькой ловкой обезьянке!
Добыв трофей, Думочка обмотала сеть с красными поплавками, которая оказалась очень тонкой и легкой, вокруг своего туловища, прыгнула в открытую форточку, и, никем не замеченная съехала по водосточной трубе, плюхнувшись в песок. Она с такой силой припустила обратно к понтону, что ее розовые пятки было видно аж из самого порта.
7
--
Я боюсь воды. Ужасно боюсь, - пискнула Думочка, опасливо косясь на обломок серфа и поджимая лапки.
--
Ну пожалуйста, миленькая! - уговаривал Глечик. - Я бы сам, но, погляди, разве ж я смогу!
--
То же самое он говорил мне, когда я перла этот дурацкий желтый обломок! - проворчала цапля.
--
Ну хочешь я тебя поцелую? - Глечик прибег к последнему, на его взгляд, средству, и Думочка, немного помедлив, ко всеобщему удивлению, робко потупившись, ответила:
--
Хочу...
Аахи фыркнула так, что все с испугом от нее отпрянули.
--
Ты смотри, не утопи его! Аахи! Приготовились!
Действовать приходилось ночью. И это была уже вторая по счету безумная ночь. Днем странные действия животных привлекли бы слишком много людского внимания. К тому же все ужасно устали после предыдущих приключений, поэтому Глечик и Думочка днем отсыпались в пещере под понтоном, которую вырыла сообразительная обезьянка, а Аахи дремала под деревом, спать на крыше ей помешало раскаленное солнце.
Если бы туристам, которые приезжают на море исключительно в поисках экзотики, сейчас вздумалось прогуляться по берегу, они увидели бы то, что заставило бы их воскликнуть, что они не зря потратили деньги на путешествие. Маленькая дрожащая обезьянка, брезгливо отдергивая от воды и подбирая под себя лапки, взгромоздилась на обломок серфа, покачивающийся на волнах, уселась на сеть, сложенную тут же в несколько раз, и, орудуя палкой, как веслом, попискивая от страха, гребла, удаляясь от берега все дальше и дальше. Над ее головой кружила белая цапля, устало вздыхая так, будто бы она была филином. И если бы у туристов было бы к тому же еще и орлиное зрение, на шее цапли они разглядели бы маленького розового червячка, вопящего вовсе горло:
--
Бронхильд! Бронхильд!
--
О боже! Что ты так пищишь! Ради такого случая я помирился со своей наглой и нахальной родней, что живет за каменной грядой, но это вовсе не повод так кричать. Кораллы дрожат под водой от твоего писка! И если бы у меня были уши, их бы непременно заложило.
--
Где же это? Где?
Странная процессия миновала череду каменных наростов под водой и двинулась в открытое море. Впереди, красиво колыхая плавниками, в полном молчании плыли три ската. Вдруг двое из них остановились и стали кружить на месте.
--
Ну что? - Глечик свесился вниз.
Казалось, он вот-вот свалится в море, и, казалось, это его ничуть не заботит.
--
Однако, глубина, - прокричал самый большой скат, выныривая на поверхность.
Обезьянка только плотнее поджала лапки и глубоко вздохнула.
--
Все вместе и... раз! - заорал Глечик. - Да смотрите, старайтесь кидать повыше! Думочка! Готовься! Не подведи!
Обезьянка, быстро-быстро перебирая лапками, опустила сеть в море и стала ждать. Цапля села на воду и уставилась в морскую глубину. Вода была прозрачной, и она увидела, что скаты на дне принялись кружить вокруг диковинного камня, светящегося ровным белым светом посреди морского дна. Забыв про червячка, как завороженная, Аахи опустила голову в воду и услышала приятный мелодичный свист, от которого ей самой захотелось петь. Тут она почувствовала, что что-то пребольно тянет ее за веко, и выдернула голову из воды.
--
Ты что? Ты что? - захлебывался Глечик. - Ты сошла с ума, да? Я же мог утонуть!
--
Смотрите! - пискнула Думочка, и все уставились туда, где орудовала подводная троица.
Один из скатов ловко поднырнул под камень, взмутив песок на дне, и водрузил его на спину. Эта ноша, видимо, была слишком тяжелой для них, и поэтому скаты по очереди передавали камень друг другу на спины, пока окончательно не выбились из сил. Но Думочка была наготове со своей сетью, и скаты ловко загнали туда белый кругляш. А обезьянка стала изо всех сил тянуть его наверх. Ей помогала цапля, веко у которой до сих пор нервно подрагивало.
На счет "три" Думочка вытащила камень наружу, и процессия двинулась домой.
--
Так мы будем плыть целую вечность, Аахи, помоги! - крикнул Глечик
--
До чего же некоторые обожают умничать, - сквозь зубы процедила цапля.
Но больше ей до самого берега ни слова не удалось вымолвить, потому что рот у нее был занят - она волокла на буксире сеть, которую крепко держала Думочка.
8
Всем известно и из книжек, и из жизни, что все темные дела и делишки обычно делаются ночью. Как только село солнце, у начала понтона состоялся тайный совет. Глечик почесывал кончиком хвоста затылок, отчаянно соображая.
--
Ровно 18 цветков, - монотонно бубнила Аахи, которой все это уже порядком надоело, но она терпела, так как однажды, щелкнув клювом над головой маленького червячка, дала свое железное согласие на помощь в этом весьма запутанном предприятии. - 10 роз в глиняных горшках по каждой на окне маленького отеля...
--
Это не то, - нетерпеливо перебил ее Глечик.
--
5 пальм. Они есть почти во всех крупных гостиницах, стоят в холлах, и их видно через окно...
--
Ммм, скорее всего, это тоже не пойдет.
--
Один кактус, кажется, стоит в столовой. Просто огромный...
--
Вряд ли.
--
На подоконнике 9 этажа в отеле "Великолепный" кто-то из туристов, а скорее, туристок, держит засушенный цветок магнолии.
--
Нет, нет, - Глечик задумчиво барабанил хвостом по песку. - Ты облетела все отели?
--
Знаешь ли, у нас тут не Рио-де-Жанейро, и даже не Африка, где живет моя двоюродная племянница! Я облетела все, что можно было бы назвать отелем, со всех сторон!
--
Ну, ладно, ладно! Что еще у нас есть?
--
Зачем мы вообще должны добывать этот цветок? - робко спросила Думочка. - Ему гораздо удобнее расти там, где он сейчас, у нас под понтоном нет ни света, ни пресной воды для полива. Мы его угробим!
--
Без цветка нам нечего даже и думать соваться в голубую комнату, где раздают желания, - горячо отозвался Глечик. - Кроме того, я совершенно точно знаю, что у бедного растения есть самая заветная мечта, о которой он никому не смеет рассказать.
--
На кухне "Большого путешествия" одна хозяйка держит бонсай.
--
Ну ... не знаю, право. А он какой-нибудь особенный?
--
Откуда мне знать? - Аахи пожала плечами. И еще один. Замухрышка, каких свет не видывал, листьев почти нет. Но бутон, что надо. Серебристый, я таких цветов отродясь не видела. Если распустится, будет просто чудо.
--
Вот оно! Скорее! - Глечик махнул хвостом. - Мы все идем туда!
Легко сказать: "мы все идем туда!" Туда - это на третий этаж небольшого уютного отельчика, в окно, выходящее во двор, где как раз и разгуливал индюк, про которого рассказывала Аахи. Цапля с Глечиком на шее и маленькая ловкая обезьянка уселись по разные стороны углового окна, которое, увы, оказалось закрытым. Долгое время никого в комнате не было, и у Думочки затекли лапки, а Аахи начала недовольно ворчать. Но вот дверь в комнату отворилась.
Управляющий отелем оказался молодым парнем. С ним была девушка. Они сели на диванчик напротив окна.
--
Какой странный цветок. Листьев совсем нет, - сказала девушка, с диванчика глядя на цветок. - Ты что же, его не поливаешь? Так он скоро даст дуба.
--
Это какая-то редкая-прередкая орхидея, - отозвался парень и махнул рукой. - Мне коллеги подарили на день рождения. Пошутили. Я... Сказать по правде, я про нее забыл. Она уже месяц собирается цвести, но все никак не распустится. Хочешь, я ее тебе подарю?
--
Ну уж нет, - прошептал Глечик, и со всей силы дернул Аахи за пух. - Давай же!
Цапля поморщилась и постучала своим длинным острым клювом в окно, хотя больше всего на свете ей хотелось клюнуть надоедливого розового червяка, болтающегося у нее на шее. Девушка подошла к окну и с удивлением открыла его, высунувшись наружу, и Аахи влетела внутрь. Она растопырила крылья и стала бесцельно носиться по комнате, создавая шум и толкотню, а парень с девушкой стали, естественно, носиться за ней.
--
Эй, - кричал Глечик, - смотри не урони меня! А то эти двое подумают, что я жук-древоточец и явился с единственной целью, чтобы пожрать их деревянные столы и стулья с кроватью заодно, и тогда мне конец. Они потравят меня ядом!
--
Я сама скоро потравлю тебя ядом, если в ближайшее же время у меня не будет обещанной жирной рыбы в таких количествах, что мне хватит до старости! - щелкнула клювом Аахи, но людям, конечно же, казалось, что она издает только странное птичье шипение.
Индюк во дворе поднял истошный крик, будто учуял, что без его поддержки никак не обойтись. А тем временем Думочка, пользуясь всеобщей суматохой, стянула цветок с подоконника и стремглав кинулась восвояси. Цапля улетела также внезапно, как и прилетела, и что ей, собственно, было нужно, парочка так и не поняла. Правда, цветок пропал.
- Наверняка, свалился вниз, когда эта ненормальная сюда заявилась. Ну и ладно, все равно он был какой-то странный, - сказал парень, и парочка снова уселась на диванчик.
9
Глечик внимательно оглядел свою команду и нахмурился. Перья на Аахи были встопорщены и торчали во все стороны. Она толком не ела вот уже несколько дней. "Я должна нагулять аппетит, чтобы, так сказать, во всеоружии встретить свое счастье!" - говорила измученная птица. Цветок действительно выглядел неважно, а бутон к тому же от тряски еще и свесился набок. Обезьянка по дороге все-таки умудрилась полить его из фонтанчика, где отдыхающие омывали ноги. Она судорожно перебирала лапками. Не в силах сидеть без дела, Думочка украшала песок у входа в пещеру ракушками. Белый камень, светясь странным светом, лежал на земле. Обломок серфа, хорошенько отмытый, валялся здесь же, неподалеку. Сеть, благодаря Думочке, аккуратно высушенная, поблескивая своими красными поплавками, была расстелена на песке. Не хватало, однако, самого главного. И Глечик голову сломал, но так и не разгадал, где же это самое главное надо искать.
--
Рискнем, пожалуй, - сказал он тихо. - Ну же, фея в синем окне, появись, самое время теперь, - запричитал Глечик и наморщил лоб. - Как же это было в первый раз? Ага! Внимание! Все! Пожалуйста, напрягите свое воображение! Подумайте о том, о чем вы всегда мечтали больше всего на свете! На счет три!
--
Раз! - обезьянка закрыла глаза и представила прекрасную картину: она окружена многочисленными предметами, которые смастерила сама.
--
Два! - о чем подумали белый камень, сеть и обломок серфа, неизвестно, и этого, вероятно, никто никогда так и не узнает.
А цветок лишь слегка пошевелил лепестками и единственный бутон его приоткрылся.
--
Три! - Глечик закрыл глаза.
Он так ясно вспомнил тот момент, когда Аахи с ним на шее взмывала ввысь, чтобы набрать высоту, это потрясающее, ни с чем не сравнимое чувство полета и вид, открывшийся сверху, что даже тихонько застонал от счастья.
--
Глечик! - прервал его мысли удивленный низкий женский голос, и червячок увидел, что и он сам, и обезьянка, и все предметы парят в том же вязком голубом пространстве. - Ты явился снова? Но я же...
--
Уважаемая фея, - откашлялся Глечик. - я знаю, что не имею права вторгаться вот так запросто, тем более во второй раз, тем более, когда вы меня предупредили, но... Мне не дает покоя та история, которую вы рассказали... И у меня появился план. И вы не поверите! Я собрал их всех! Я нашел, ну, вернее, не совсем я, мы все вместе это сделали... В общем, вот он, цветок, что рос на окне управляющего отеля. Никак не мог расцвести, у него такой странный серебристый бутон, будто отлитый из стали, и он еще ни разу не раскрывался, это не дело, если ты называешься цветком, так ведь? А это камень, тот самый белый камень, который светился на морском дне и напевал, полагаю, от скуки. А что же ему еще было делать там, на дне, где вокруг один только песок? Здесь с нами также маленькая обезьянка, мы называем ее Думочкой, и никак иначе, потому что она очень сообразительная и ловкая к тому же. Сказать по правде, это именно она добыла почти все эти вещи, так что мы все должны сказать ей огромное спасибо, - и он оглянулся на вытянутое от испуга удивленное личико Думочки. - Обломок серфа. Ну что можно сказать? Он очень прочный, хорошо держит волну и ни разу нас не подвел. Сеть приманивает рыбу и крепко хватает то, что в нее попадается. Вот и все, - голос Глечика задрожал, - две руки, две ноги и тело. Но... Я нигде не нашел головы. Как ни думал, как ни старался... Все попусту. Поэтому вот что я хочу предложить... Я всю жизнь мечтал... хм... иметь крылья, чтобы летать, смотреть на мир, то есть видеть его весь, целиком. Глупые мысли маленького глупого червячка. Кому они интересны! Я всю жизнь мечтал быть кем-то ну, скажем так, побольше, позначительнее что ли, чтобы меня заметили. Но теперь... Когда я познакомился с маленькой обезьянкой, я понял, что ее мечта гораздо важнее моей. Ведь она просто не может не изобретать, обломок серфа наверняка мечтает встретиться со своей второй половиной, чтобы как следует, в полную силу заскользить по волнам. Ну а что уж говорить про бедный цветок, который никак не может распуститься, сколько его ни поливай. И, знаете, пожалуй, даже белый камень хочет, чтобы его, наконец, услышали! Поэтому вот что - мне не нужны крылья. Я хочу подарить свою мечту этому парню с головой в облаках. Она, наверняка, улетела так далеко, что ее никому теперь не найти. Возьми мою мечту, фея, и пусть сбудется все, чего хочет этот мальчик - пусть его правая рука - ловкая смышленая обезьянка изобретет и смастерит много полезного, пусть его левая рука крепко держит все, что в нее попадает, и не дает себя в обиду, пускай левая нога одинаково крепко стоит на земле и легко скользит по волнам, пусть правая нога никогда не затопчет то прекрасное, что есть в жизни, даже если его и не распознать с первого взгляда, и пусть его тело будет светиться и петь, потому что в нем заключена душа, в которой нет ни капли печали. Пусть этот парень будет дарить людям только хорошее. Да! Ну и не забудь про Аахи и ее рыбу. Не будь этой храброй, сильной цапли, мы бы все пропали, - выкрикнул Глечик напоследок.
--
Глечик! - ласково сказал голос. - Что ты наделал!
Червячок испуганно заморгал.
--
Ты, глупый маленький червячок! Вот это да! Ты разработал план! Ты сделал так, чтобы он осуществился!
Повисло тягостное молчание, а Думочка, казалось, вот-вот упадет в обморок.
--
Ты и твоя команда проявили потрясающее единство. Сообразительность. Ловкость. Терпение. Сноровку. Отвагу. Смелость. Вы помогали друг другу, и каждый достоин того, чтобы его мечта осуществилась. Однако, самое главное! Где же голова, Глечик? Где голова? А? Как ты думаешь? - голос вдруг странно раскатисто засмеялся, и все вокруг червячка и его друзей закрутилось, завертелось и закружилось.
10
Он очнулся словно бы сидящим в невидимом голубом кресле. Стал ощупывать свое тело. Руки, ноги, туловище, голову, особенно долго он трогал голову. Странно, что он все помнил. Спичечный коробок, щемящее чувство полета верхом на шее цапли и то, каково это - зарываться в мокрый песок или ползти по деревянной ноге лежака.
--
Ну, Глечик, вот и пришло время исполнения желаний. Скажи, а у тебя остались мечты? Что теперь ты хочешь больше всего на свете?
Парень вскочил, пошатнулся и снова уселся на место.
--
Больше всего я хочу летать..., - воскликнул он с жаром.
--
Ох, Глечик, - разочарованно выдохнул голос. - Ты опять за свое.
--
Нет, постойте. Я совсем не то хотел сказать. Я сам придумал такую штуку, ну, аппарат, который может подняться в воздух вместе со мной. Я даже знаю, как и из чего его смастерить. Я сделаю это. Обязательно. Сам, своими руками. Но... Мне не хватает кое-чего. Некоторых знаний, я полагаю. Кое о чем я догадываюсь, а мне хотелось бы быть уверенным. Так что я хотел бы сперва вернуться в школу и закончить ее, чтобы осуществить свою мечту и построить этот аппарат. А потом я хотел бы учиться дальше, еще и еще, и чтобы в мою голову приходили новые и новые мысли, и изобретения, и я мог мастерить разные там механизмы, словом, всякие хитроумные штуковины, помогающие людям жить...
Раскатистый хохот заполнил таинственную голубую комнату. Он все звучал и звучал, наполняя пространство, и, казалось, это именно он вытолкнул Глечика наружу. Мальчик, словно пробка из бутылки вылетел на пляж и рухнул на прохладный ночной песок. Первое, что он увидел, была сердито шипящая встрепанная белая цапля, уставившаяся на него своим блестящим черным глазом.
--
Аахи, миленькая, я знаю, что ты хочешь сказать. Что некоторые иногда ведут себя просто бессовестно. Наобещают с три короба, а сами... Но погоди немного, прошу тебя. Хочешь, я тебя поцелую?
Цапля вдруг застыла, словно услышала что-то знакомое. И парень, не в силах больше ждать, со всех ног бросился домой.
--
Мама, - заорал он, влетая в родительский дом, - я придумал, как сделать так, чтобы тесто лучше поднималось. Нужно поместить его в специальный котел с подогревом. Я починю печь и месильный станок, и дело в нашей кондитерской снова пойдет на лад! Папа, я придумал, как получше заделать дыры в лодке, чтобы она не текла! И самое главное! Теперь я не пропущу ни одно урока в школе, мне столько всего хочется узнать!
--
Этому парню путешествие пошло на пользу, - одобрительно качая головами, спустя какое-то время стали говорить соседи, которые перестали обходить их дом стороной и снова с удовольствием делали покупки в семейной кондитерской. - Его просто не узнать. В столице он явно набрался ума! Подумать только! Даже вспомнить страшно, что с ним было до этого!
Иной раз они даже просили Глечика починить что-нибудь в их хозяйстве, а также придумать, как сделать так, чтобы то или иное устройство работало получше. А сам Глечик каждое утро не ленился выходить на той самой как следует проконопаченной отцовской лодке на рыбалку, чтобы к завтраку, перед тем, как пойти в школу, принести в огромном ведре белой цапле побольше свежей рыбы. Так что вскоре птица совсем обленилась, перестала охотиться и поселилась у них во дворе. Она смешно шипела и щелкала клювом, когда кто-нибудь, по ее мнению, делал что-нибудь не так. Когда Глечик плавал, он частенько обнаруживал у себя под боком огромного серого ската. Тогда он нарочно громко начинал кричать, изображая испуг. Он знал, что Брунхильду будет чрезвычайно приятно слышать, что здоровенный детина вопит как ненормальный, оттого, что испугался могучего, устрашающе прекрасного и опасного морского существа. Вместо рыбного ресторанчика крупный человек снова открыл бар, где подавали свежевыжатый сок, и где за стойкой стояла худая улыбающаяся женщина. Он махнул рукой на конкурентов и сложил в толстый альбом свои рыбацкие фотографии. И в его комнате наверху теперь звучал громкий детский смех, почти такой же зычный, как и его собственный голос.
И надо ли говорить о том, что, повзрослев немного, Глечик действительно изобрел свою собственную модель дельтаплана и даже выиграл на ней довольно серьезные соревнования в столице. Смешно вытаращив глаза, словно пытаясь впитать взглядом все, что открывалось его взору, совершенно счастливый, он летал над морем, горами и городками и радовался тому, что природа щедро одарила его неиссякаемой богатой фантазией, позволяющим простому парню, живущему в маленьком курортном городишке, конструировать замечательные вещи, делающие человеческую жизнь приятнее, и молился только об одном - чтобы воображение никогда его не покинуло.