Танцующая С Вранами : другие произведения.

Близнецы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нельзя разбить единственную душу,
    Что в двух телах была заключена,
    Единство кровных уз нельзя разрушить...
    Что двое нас - не наша в том вина.(с)
    Осторожно!! ТВИНЦЕСТ. Противникам такого лучше не читать. Я и сама всегда недолюбливала инцест в произведениях, но эта история родилась сама и увиделась такой.
  
  БЛИЗНЕЦЫ
  
  Нельзя разбить единственную душу,
  Что в двух телах была заключена,
  Единство кровных уз нельзя разрушить...
  Что двое нас - не наша в том вина.
  (с)Тэм и Йовин
  
  Пролог.
  
  Мама и папа рассказывали, что когда были беременны нами, то папа мог целый час держать руку на мамином животе, но ничего не почувствовать - ни пинка, ни движения. Мама жутко переживала и постоянно ездила в больницу, убедиться, что все хорошо, плод не замер... Потом только она узнала, что нас там двое. Мы лежали тихо. Мама вообще поняла, что беременна, на четвертом месяце - так прекрасно себя чувствовала. Все девять месяцев мы сидели тихо, как мыши - так родители говорят, вспоминая. Но роды были тяжелыми...
   Сейчас, сидя у постели Ляны, и глядя на ее синюшное, с уродливыми синяками, лицо, я даже не могу плакать. И не потому, что я мужик. Моя близняшка в коме, она может не открыть больше глаза. Это значит, что половина меня в том же коматозном состоянии, половина меня может больше никогда не открыть свои веселые хитрые глаза. И я сижу, сгорбившись, тут, рядом - и впервые в жизни ничего сделать не могу, не могу помочь нести то, что выпало на долю Лянки.
   - Слышишь, - у меня жар, я брежу, но уверен - она слышит, - Ляна...
   Склоняюсь к ее уху.
   - Ты должна в этот раз сама. Пожалуйста. Не уходи. Попытайся сама выбраться. Я тут, я руку дам, но сначала ты сама должна...
   Перехожу на другую сторону кровати, где у нее рука не проткнута иглой капельницы. Только заклеено на внутренней стороне локтя - туда вливали мою кровь. Переношу с собой стул, сажусь и беру ее ладонь - чуть уже моей, но идентичную по форме и строению. И привычным для нее жестом закрываю себе рот ее рукой. Если ты умрешь, я следом. Ведь так было всегда: ты первей заговорила, я на другой день; я пошел первым, ты побежала следом... Соревновались в учебе, нагоняя и перегоняя, в спорте, любви родителей, друзей и самого бога. И только к одному мы пришли как-то удивительно единодушно... Это не было громом среди ясного неба. Мы всегда любили друг друга, с начала времен. Просто всегда любили.
   Знаете, родители, почему мы так тихо сидели в животе мамы? Потому что мы были вместе, неразрывно, единым целым. Мне иногда даже снятся сны, как я обнимаю ее ноги, а она мои - инь-ян, блядь, ни дать ни взять. Я почувствовал, как при воспоминании об этом слезы покатились по щекам и по руке сестры. И знаешь, мам, почему ты едва не умерла при родах, а мы вместе с тобой? Потому что мы боялись расцепляться. Потому что знали - в этом холодном, ярком и злом мире нам, неразрывно слившимся, места нет.
   Вот и вся правда. Если Ляна очнется и выздоровеет - мне придется все-таки уйти и оставить ее, как того требуют родители, родственники, общество и законы морали, чести и религии. Не знаю, как буду жить вдали от нее. Но если не очнется - я не буду жить вообще.
   Открой глаза, Лянка. Открой.
  
  
  
  
  Илья.
  
  Нам по семь лет. Стоит теплая весна, вишня под окном кухни цветет, солнце светит ласково и мягко, к закату стало свежее. Ляна вышла во двор в очках, которые прописали только вчера, она стесняется и уверена, что уродина и ущербная. Вечером накануне, за ужином, она плакала и выла, что не будет, не будет, не будет носить эти "кретинские" очки. Мама встала, дала Ляне по заднице и прогнала из кухни. Мне пришлось целый час, не меньше, упорно гладить Ляну по голове, чтобы перестала реветь. Я говорил, что очки на время, что она не страшная и что скоро мультики. Мультики оказались решающим фактором.
  И вот Ляна стеснительно улыбается своей любимой подружке Катьке, которая с любопытством рассматривает ее в очках. Пацаны, с которыми играем в фантики, срываются с места и тоже окружают мою сестру. У нее длинные белые волосы, зелено-голубые глаза, ее тайно обожает половина пацанов района, а тут такое - очки. Подтягиваются две змеюки - чуть более старшие девчонки Руська и Ленка, вроде как тоже подружки Ляны. Ехидный отзыв от одной из дур. Вижу, что еще немного - и Иляна в слезах убежит домой. Быстро организую катание на карусели, что стоит во дворе. Ляну подсаживаю на сиденье, Катьку тоже приходится. Две дуры садятся рядом - одна на стандартное деревянное сиденье, другая - на железо рядом. Пацаны прыгают, я и мой друг Лешка вдвоем начинаем разгонять карусель.
   В разгар катания Руська и Ленка, шептавшиеся и хихикавшие до этого, начинают орать: "Четыре глаза - страшная зараза". Ляна, вцепившаяся в поручни своего сиденья, бледна и на нее смотреть жалко. Останавливаю карусель, снимаю Ляну, у которой уже дергается нижняя губа. Слазят Катька и пацаны, недоуменно подходят к нам - мы с сестрой вроде лидеров в компании одногодок. Вонючие дуры гнусно хихикают, сидя на месте, довольные, что выжили нас. Я отодвигаю Ляну за себя, берусь за ближайшую сидушку и изо всех сил резко дергаю из стороны в сторону. Сил не так много, но на двух восьмилетних писек хватает. Обе падают с качели, Ленка - на колени, Руська, пытаясь как-то удержаться, все же падает на колено и разбивает с размаха лоб о железо карусели.
   Вопли, сопли, кровь, нытье, родители, скандал, подзатыльник от отца, несколько ударов по спине от матери, неделя без улицы и две - без сладкого.
   Все фигня. Ее бирюзовые глаза светятся благодарностью.
   Ложимся спать - она вскакивает в темноте после того, как мама выключила свет в нашей комнате, падает сверху и обнимает. Отбиваюсь, как могу, но она шепчет: "Спасибо, спасибо, спасибо, ты самый лучший". Все две недели носит мне откуда-то конфеты и жвачки. Оказывается - стырила у матери и отца деньги и покупала. Не попалась.
  Попался я, потому что когда начался допрос - кто брал деньги, я понял, что Ляне сейчас влетит похуже, чем мне. Сознался, что хотел сладкого. Разревелся. Сладкое разрешили, но перестали давать деньги и опять дали по спине. Ляна плакала, так что перепало меньше, сестру родители любят больше. Что же, я их понимаю - я тоже люблю ее больше всех. Ночью она просила прощения.
  И с тех пор Ляна никогда не попадалась ни на чем. Я не знаю, где она научилась читерить, но эта девка с годами развила такие навыки шпиона, дипломата и нахалки, что ей сходило все. А благодаря ее содействию и мне сходило примерно две трети.
  
  ***
  Нам по восемь лет. Мы играем с младшей сестрой - Лерочкой. Лерочке пять, она еще спит с мамой и папой, потому что боится и плачет, а мама и папа трясутся над ней. Лерочка родилась очень больной потому что.
  Мы достали из серванта бокалы и тарелки, накрыли шикарный пиршественный стол, Ляна замотала сестренку в цветные мамины шарфы и платки, сама нарядилась в кусок блестящей ткани. Они были восточными царевнами, а я их по очереди воровал, я был грозным супергероем и любил воровать царевен и слушать их визги, таскать на руках и вообще всячески мешать их дурацким девчоночьим игрищам.
  Нечаянно Лерочка опрокидывает дорогой мамин бокал, тот раскалывается ровно на две части - ножку и саму чашу. И тут же в рев, поняв, что натворила. Я сам готов был реветь - за этот набор мама нас всех прибьет, ну, может, маленькую пощадит, но я не уверен. Ляна хватает бутылку ПВА и без хи-хи склеивает бокал. Держит в вытянутых руках несколько минут с самым напряженным лицом. Мы с маленькой уже не поддаемся панике, завороженно следим за сестрой. Ляна прячет бокал в самый дальний угол серванта, за другую посуду. Мы дня два ходим на цыпочках, боясь чихнуть, чтоб бокал не распался.
  Он не распался, хоть им пользовались и в хвост, и в гриву на всех праздниках и торжествах. В день нашего с Ляной 18-летия мы с сестрами со смехом сознались, что произошло с драгоценным маминым бокалом десять лет назад. Лянка по обыкновению ржала и закрывала мне ладонью рот, чтоб рассказать самой. Вся родня изумлялась и бокал шел по рукам, особенно тщательно искала место склейки бабушка Нина, папина мать - это она маме подарила набор.
  Конечно, нам ничего не сделали, посмеялись и все. А что ж, сказал тогда отец, чуть пьяно глядя на меня, я этому здоровяку боюсь уже подзатыльники давать. Мама счастливо улыбалась сквозь слезы. Нет, ей не было жалко бокала. Она просто в тот момент поняла, что какой бы матерью ни была, но вырастила отличных, любящих друг друга детей.
  
  ***
  Нам по девять лет. Умерла бабушка Люба, мамина мать. Мы любили ее - добрую, малость суетливую, трудолюбивую, ласковую, умелую во всем, от готовки и шитья до починки телевизора и искусной игры в "Тетрис". Она нас ведь так любила - и мы любили ее.
  Была слякотная серая зима. Снег падал и таял под ногами скорбящей толпы. Папины друзья скользили опасно по глинистой кладбищенской земле, неся бордовый гроб. Папин папа, дедушка Арсентий, держал за руки Ляну и Лерочку, неуклюже, неумело, кое-как вытирая их зареванные лица насквозь промокшим платком. Я держусь в стороне, пряча слезы. Мама и ее сестры от горя и валерьянки сами не свои, папа с трудом держит маму, у которой подкашиваются ноги. Дядья заняты установкой гроба и прочими делами. Я сам по себе, бабушка Нина не пошла на похороны, потому что сердце слабое.
  Ляна вырывается из руки дедушки и несется ко мне, когда видит запухшими глазами, что я стою один. Тот зовет ее, потом плюет и берет на руки Лерочку, одной сопли подтирать легче.
  И мы стоим вдвоем - она за моей спиной, близко-близко, схватив под руку и спрятав красный нос на моем плече. На нас никто не обращает внимания - прощаются с бабушкой, целуя в лоб.
  Потом отец, передав маму на руки своему брату, берет нас за плечи и подводит к гробу.
   - Надо целовать в полоску бумаги на лбу, - учит он, держа сперва ее, а потом меня за шиворот, чтоб не поскользнулись и не рухнули. - И не говорите "до свидания", надо говорить "прощай".
  Целуем бабушку, Ляна сквозь слезы лепечет "До свидания", я слышу это.
  Потом снова становимся в сторонке, она так же близко и так же тесно, так же за моим плечом. Вдвоем. Одни. Одно.
  Так было всегда - вдвоем против всех. Ничего не изменилось. Она всегда за моим плечом, а я всегда согрет ее теплом.
  
  ***
  Нам по одиннадцать лет. Мама водит меня к логопеду, ее беспокоит мое заикание. Училка позвонила, сказала, что я ужасно рассказываю стихи и отвечаю на уроках, потому что заикание стало сильнее.
  Я начал заикаться лет с трех. Мама рассказывала, что мы с Лянкой ездили с бабушкой Ниной и дедушкой Арсентием на море, так как сама мама была на сносях, и папа не мог оставить ее и повезти нас на море. Я не помню, почему стал заикаться. Мама напрямую никогда не обвиняла родителей отца, однако, кажется, даже папа, хмурясь, молчаливо винил их.
  Я рос, заикание росло вместе со мной, наверное. И вот мне стало сложно отвечать на уроках, когда я волновался. Причем мое заикание мешало только училкам. В компании друзей я говорил плавно, я даже пел, нифига не заикаясь. С Лянкой говорил свободно вообще. Если в компании я начинал тормозить на каком-то слоге, друзья хором подсказывали, и я повторял за ними. Не было ни подколов, ни придирок ко мне из-за дефекта.
  Но нашлась вонючка, которой показалось смешным подразнить меня "заикой". Звали Антон, на год-два старше, наверное, крутым себя считал.
  Что ж, считал до момента, когда мы с Ляной, как волка, загнали его во дворе. Она увидела, что хмырь убегает от меня, бросила в саду у дома своих кукол и пошла наперерез. Мы с сестрой уже год играем в волейбол, оба значительно окрепли и были высоки для своего возраста.
  И вот не прошло и двух минут, как я держу его, а Ляна мочит - на ногу, в нос, под дых. Узнав, зачем бьет, раскрасневшаяся и со сверкающими от гнева глазами добавляет пацану в пах с криком: "Сам ты заика!" Даже мне его жаль.
  Скандал, родители, мы наказаны, Лянку отчитывают хуже меня - "ты же девочка!" Ору на родителей, нас под домашний арест. Сидим в комнате, хлюпаем носами, делаем уроки.
  Зато я понял, что пусть не стать за ее плечо, но опереться я смогу всегда.
  
  ***
  Нам по двенадцать лет. Осень. У нас с пацанами появилась фишка - ходим в бассейн соседней школы, после уроков там разрешают за деньги всем детям плавать. Ляна подговаривает подруженек, и "бабы прутся с нами", как говорит мой кореш Леха. А я не то чтобы против, вот от подружек сестры воротит - тупые дуры, а Лянка пусть плавает. Так и говорю пацанам - чтоб сеструху ни-ни, ни пальцем не тронули, ни каплей воды не обрызгали чтобы. Слушаются.
  Когда появляется звездный квартет тощих куриц-подружек и моя сестра, пятая, мы вовсю бесимся в воде с пацанами. Курицы начинают хихикать, привлекая внимание наше, а также пацанов других, которых тут в пять раз больше, чем девчонок. Лянка лыбится и машет нам рукой, подходит вместе с подругами к краю бассейна. Она немного стесняется того, что в купальнике, хоть и закрытом, красном таком, в белый горошек - мама купила ей самый дорогой, "с лифом", как она выразилась, рассказывая папе. Я нечаянно слышал. И вроде как они обновок Лянке недавно купили, но я понял, что за обновки, только увидав сестру в купальнике.
  Она совсем зря стеснялась, у нее были длинные ровные ноги и вполне отчетливая талия, и по сравнению с несуразными подружками она напоминала какую-нибудь Синди Кроуфорд. Но! У Лянки были СИСЬКИ!! Я был шокирован и хотелось ржать, но это было так. Утром и вечером в просторной пижаме и халате, днем в форме школьной - совсем не было видно, как изменилась моя сестра. В душе проснулась какая-то телячья нежность и в то же время беспокойство тоже проснулось, мне было неловко, что она такая взрослая и красивая. А я тут фигней страдаю с пацанами.
  Я подплыл и позаманивал девчонок в бассейн, тут же начались визги и вопли, пацаны начали арт-облив пищащих куриц... Я отплыл и не преминул сделать вошедшей осторожно в воду сестре комплимент:
   - А ты уже такая... ниче так, девушка.
  Я так и не понял, что такого сказал, но сестра вдруг ярко покраснела, ее глаза вспыхнули зеленым, она послала резко мне в лицо тонну воды с воплем "Дурак!" и вылезла быстро из воды и убежала в раздевалку.
  Я так и не понял ничего, я же не орал на нее "Дура!", когда она ввалилась в комнату, когда я встал утром со стояком в трусах. Ввалилась и как дура, точно, пялилась секунд пять, а потом так же залилась краской и выбежала. Она растет, я расту - мне отец объяснил, что все это нормально. Там, стояки-эрекции по утрам, пятна на белье и прочее. Ей что, мама ничего не рассказала?
  Домой шла молча. Мы с пацанами зашли за водой и вкусняшками, а она осталась с подругой одной (остальные свалили по домам) ждать. Выходим - а к ним какие-то трое старших пацанов подошли. И на курицу ноль внимания, а на Лянку едва ли не насели. Она была немного напугана, но держалась молодцом, как всегда. Мы с пацанами подошли ("они же здоровее, как морды бить будем?" - деловито осведомился Леха). Я вщемился между ней и ближайшим жлобом, взял Лянку за запястье и увел.
  Без последствий. Разве что пришлось гавкнуть в ответ на какие-то слабые претензии "Отвали от моей сестры".
  Она довольно резко освободилась, когда мы отошли, и не глядела на меня до самого дома.
  Я увидел в ней девушку, новое чувство, которое смутно беспокоило, жглось где-то в затылке и груди, и... чуть пониже пупка. Я смутился и растерялся, однако вовремя вспомнил, что это ж моя Лянка, моя близняшка, и все прошло.
  Тем вечером во дворе собрались дети всех возрастов, кому можно было гулять после темноты. Сгребли опавшие листья в кучу и прыгали в нее с турника, обсыпались листьями и вообще развлекались. Спрыгнув в очередной раз с турника, я увидел, как крыса Ленка подкралась к Ляне сзади, сунула ей в капюшон охапку листьев, накинула капюшон ей на голову и тянет, тянет вниз, не давая освободиться. Я подскочил и одним рывком швырнул курицу на землю. Лянке же постряхивал с белых волос грязные осенние листья. Как из ниоткуда возникла бабуля Ленки и принялась хаять меня, на чем свет стоит. Я сказал: "Отвалите", и увел испуганно притихшую сестру.
  Я понял, что буду всегда защищать ее ото всех и всего. От печали, сомнений, одиночества, пацанов, девчонок, взрослых... И это понимание было крутым, дающим сил. Я был защитником.
  Только годы спустя я понял, как тяжело порой и больно защищать ее и себя от родителей и близких.
  
  ***
  Нам по тринадцать лет, Пасха. Возвращались с кладбища общественным транспортом, вымокли всей толпой родни уже на подходе к нашему дому, где собирались взрослые посидеть еще немного и выпить. Хотя немного - это я дал маху, мама накануне впрягла нас и сама впряглась готовить, даже Лерочке дала чистить вареные яйца и картошку. Холодильник ломился, даже на холодильнике стояли блюда с салатами и закусками, накрытые пленкой.
  Мы переоделись с кузенами, я раздал все шорты и самые лучшие футболки. Лянка переодела Лерочку и сама тоже в сухое облачилась, у нас была всего одна кузина, так что и ее Лянка быстро обрядила в свои вещи.
  Пока накрывали стол, мы с Лянкой стырили из холодильника открытую бутылку вина. Недавно Леха впервые выпил пива, а у Ляны все подруженьки уже пробовали алкоголь. Мы посовещались и решили тоже попробовать. У родителей просить не решились.
  Разлили по стаканам, разбавили водой, с кузенами поделились.
  Вечер прошел хорошо и весело. Мы были пьяные и ржали, как ненормальные. Недостачу вина заметила мама, но Лянка что-то наврала ей, и нам не влетело.
  Гости засиделись допоздна. Мама уложила Лерочку спать в кровать к Лянке.
  Среди ночи близняшка разбудила меня, пожаловалась, что мелкая пинается во сне. Я впустил сестру к себе в кровать, однако что-то обеспокоило и взволновало. Мы лежали спинами друг к другу, стараясь не касаться, и я слышал, что она тоже не спит. Неловко было и грустно, что мы почему-то так отдалились.
  Я лежал и думал об этом, переживая, когда Лянка вдруг повернулась.
   - Слышишь? Илю? Не спишь? - позвала она шепотом.
   - Нет.
   - Ничего, если я во сне пукну?
  Я прыснул в подушку.
   - Ничего. А если ? - я тоже повернулся к ней.
   В темноте лицо сестры было слабо видно.
   - Ничего, главное - мелкую не довести до удушья.
  Мы давились смехом еще с минуту. Мне было хорошо, что она все еще рядом и все еще близкая.
   - Ладно, давай спать, - сказал я.
  Я ничего такого не сделал - не накрыл ее ладонь своею, не обнял, она тоже, но мы касались друг друга коленями и руками. Под утро, когда я проснулся, увидел, что спим мы в идентичных позах, уперевшись лбами. Мама говорила, что маленькими мы так всегда спали - одинаково, и что часто обнимались.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"