Ранним летним утром лесная тропинка была пуста и молчалива. Я ступал по прошлогодней хвое изосившимися лаптями, а моя не менее износившаяся душа стремилась ввысь, но не в силах прорваться сквозь густо сплетенные ветви елей над моей головой обессилевши падала вниз , все на ту же прошлогоднюю хвою. Она долго лежала на сухих, пожелтевших колючках, а затем тихо постанывая плелась за мной. С самого своего рождения я помню ее такой, изношенной, вечно усталой! В детстве я думал, что мне досталась чья-то старая душа, до того дряхлая, что жить ей осталось недолго. Но спустя годы старец из соседней деревни сказал мне, что душа каждому достается своя. И я перестал обращать на нее внимание. Лишь изредка, в холодные зимние ночи она пряталась в моих давно немытых волосах, пытаясь согретсяю Мне было неприятно ее присутствие, но я не гнал ее. Быть может из жалости...
...Про йдя через хвойный лес я вышел на поляну, где меня ждали лошади моего отца (он был ямщиком, одним из тех, кто правым глазом всегда смотрит на Юг, а левым на север). Я любил бывать здесь, вдали от деревенской суеты, ложился на густой, ароматный клевер в тени старого дуба и засыпал сном старика, а быть может младенца.
Сон мой потревожил странный тонкий звук, окутавший меня с ног до головы. Я открыл глаза и огляделся. Вечер еще не наступил, но уже и не день; свет потерял свою силу, но и темнота не вступила во власть. Странное время суток, когда все стихает, замирает в неопределенности. Все становится зыбким, таинственным, с просонья и не понять. Предметы вдруг потеряли свои аонтуры, слились с тенями.
Меня окружал столп света, спускающийся с неба, звук становился все тоньше, давил на уши, причинял невыносимую боль. Сильнее, сильнее, больнее... Темнота...
Я открыл глаза. Солнечный свет заливал поляну, лошади тонули в нем, не пытаясь спастись. Снова сон... Знакомый, приходивший ко мне не раз. Я оглянулся по сторонам, пытаясь найти свою душу. Как всегда после этих тревожных снов, моя старая душа выпрямилась во весь рост, солнце, стоящее в зените, освещало ее морщинистое лицо. Поймав на себе мой взгляд она сморщилась, смутилась и молненосно спряталась под куст. Я знал, чуствовал, что она меня не любила, боялась. Быть может от того, что я отвергал ее с самого начала времен. Однако, чаще всего мне казалось, что ее пугает осознание того, что она часть меня, неотделимая, я быть может глапвная... И я ее страшился, не хотел услыать ее голос, боялся узнать кто же я есть на самом деле. И это отчуждение, безмолвная война создавала между нами железный занавес.Но не только я не любил свою душу.
Каждое утро, еще задолго до того, как рассвет задевал верхушки деревьев, моя мать шла в хлев и спотыкалась о душу, спящую на пороге. С досады и с невиданной мне доселе нечеловеческой злобой мать пинала ее ногой, обутой в грубую калошу. Душа с визгом уползала под лавку и долго стонала. В эти минуты на долю секунды меня окутывал призрак жалости, но он растворялся в душной комнате, стоило мне увидеть мелкие гнилые зубы в оскале ненавистной души.
... Было слишком жарко, мне не хотелось покидать прохладную поляну, но нужно было идти домой, нарубить дров. Оглушенный редавним сном я не сразу смог поднятся. Эти сны, или виденя приследовали меня все пятнадцать лет моей жизни. В далеком детстве, играя в поле с редкими друзьями, я вдруг видел толпу грязных мужиков с красными тряпками, бегущих прямо на нас. Они источали запах пота вперемешку со страхом и ненавмстью. Странное видение исчезало через секунду, но чувство отвращения переполняло меня ; меня рвало прямо на на мою никчемную душу и на нежные голубые васильки. Дети с криком убегали и больше не подходили ко мне.
А вчера, сидя на шаткой табуретке, я пил чай, горький как мое существование. И тут меня понесло, закружило. Я зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел под собой широкую комнату с дорогой мебелью и множеством незнакомой мне еды нф столе. Посреди комнаты нф кушетке полулежфл мужчина. Лица его я не рассмотрел, так как он был окружен множеством обнаженных и полуобнаженных женщин, которые ласкали его и друг друга и выделывали такие отвратительные и неведомые мне доселе вещи, что я от удивления не мог пошевелится. На секунду мужчина приподнялся и я с ужасом узнал в нем свою душу. Она со злостью улыбалась мне, я в ужасе вскрикнул и проспулся.
... Неприятное ощущение, которое оставляли после себя мои сны, медленно переростало в ненависть ко всему и всем. Каждую ночь сквозь сон я чувствовал, что нахожусь глубоко под водой, мне трудно дышать, я задыхаюсь. А в боку у меня прогрызает тунель злая боль, будто кто-то пырнул меня ножом или виллами. Я просыпался в поту и уже не мог заснуть.
... Вернувшись с поляны я провел весь день в работе, надеясь вечером уснуть мертвым сном.
Подходило время скудного деревенского ужина. Я пошел к колодцу набрать воды и... Снова вспышка. И вот я вижу комнату, а вней детей: несколько девочек и мальчика, они все в крови, плачут, задыхаются от страха. Маленький мальчик извиваеется на полу как уж, тело его сводят судороги. Он протягивает ко мне свои ручки, зовет меня... Нет, не меня, он зовет мою отвратительную душу, они все взывают к той, кого я так ненавижу.
Вялый скрип колодечного журавля заставил меня очнутся. Собравшись с силами я вошел в избу и сел за стол. Мать подала мне тарелку каши на старом серебрянном подносе. Моя душа вскочила ко мне на плечо и уселась, уцепившись цепкими лапами зв мои волосы. Я не стал ее прогонять. Взгляд мой упал на зеркальную поверхность подноса. Я долго смотрел на свое отражение и , как ни странно, не видел в нем своей души. Лишь мое обыкновенное, ни чем не примечательное лицо. Что-то во мне шевельнулось и вдруг я вспомнил как меня зовут - Григорий Распутин. И тогда я все понял.