Она достала из тумбочки перевязанную розовой атласной лентой пачку писем, с таким до боли знакомым почерком. Каждое из них прочитала много раз, давно знала наизусть. Тонкие пальцы развязали ленту, взяли первый конверт.
"Уходили из Таллинна. Меня смыло за борт, всю ночь пробыл в море. Повезло: рядом оказался крупный деревянный обломок, держался за него. Утром меня заметили с проходящего мимо корабля, подобрали. Сейчас я в госпитале".
Она хорошо знала, как холодна в это время вода Балтики. Еще бы! Там ее город, оставленный навсегда дом, родина. Отложила первое письмо, взяла второе.
"Меня выписали. Я во флотском экипаже под Ульяновском. Жду распределения. Получил твое письмо, рад, что у тебя все в порядке".
Да, она писала ему, что у нее все в порядке. На самом деле наоборот: жилья постоянного не было, работы постоянной - тоже, скитались с квартиры на квартиру. Денег мало, талоны на еду дали только на двоих, а делить приходилось на четверых. Встретила двух знакомых мальчишек, у которых умерла мама, подруга семьи, тоже попавшая в эвакуацию в этот небольшой поволжский город, и не смогла их бросить. Так и жили вчетвером. Мама ранена, работать не могла. Мальчишки маленькие. Надежда только на ее заработок. Приходилось за небольшую плату ходить на сбор картофеля и моркови или месить замазку для окон. Иногда денег не давали, расплачивались супом. Чаще всего гороховым. Гороха в нем не попадалось. Только белые полупрозрачные оболочки, которые называли парашютиками.
Третье письмо: "У нас бои. Река узкая, берег постоянно под обстрелом. Много раненых, убитых. А где-то рядом девушки ходят на танцы, встречаются с ребятами".
Да, танцы. Она в то время уже работала на заводе. Станки, на которых точили снаряды, стояли прямо на земле. А вокруг них спешно возводили стены цехов. Из одежды - только фуфайка, темный шерстяной платок, валенки сорок второго размера. Чтобы они не сваливались с ног, кто-то из женщин дал ей рукава от старого пальто. Еще была юбка, сшитая из рабочего халата, и взятая из вещей умершей землячки блузка. То нарядное платье и любимое зеленое пальто, в которых она ушла из родного города, давно обменены на еду.
Следующее письмо.
"Лежал в госпитале. Сейчас все нормально. Я женился".
В это время она приготовила для него свою фотографию. Отослать не успела. Стояла, как обухом огретая, прочитав его письмо. Ее город уже освободили. И многие земляки уезжали. Ее не отпустили с завода. Дали комнату в общежитии. Барак на тридцать человек. В первый же день украли карточки. И они жили на то, что давали соседи.
За мальчишками приехал их старший брат. Нашел через эвакуационные списки Кирова.
После их отъезда они с матерью впервые поели досыта.
Она взяла последнее письмо. Почерк торопливый. Писал явно на коленке.
"Уезжаю на Дальний Восток. Пока не пиши. Напишу сам".
На обороте крупно: "Я не женат".
Она присела возле топящейся печки, открыла дверцу и одно за другим положила письма в огонь. Смотрела без слез, как огонь жадно пожирает бумагу, как корчатся в огне строчки. Горели ее надежды, мечты и девять лет жизни, которые она ждала его после Победы. Закрыла дверцу печи, поднялась. Обернулась. Позади нее стояла возле двери мать и внимательно смотрела.
- Сожгла?
- Да.
- Есть хочешь?
- Нет. Я пойду, погуляю. На берег Волги схожу.
По дороге ей встретилась подружка, и она охотно пошла с ней, слушая ее новости. На берегу, возле красивой белоснежной ротонды, она повернулась к спутнице, чтобы ответить ей на какой-то вопрос, как вдруг в глубине аллеи увидела статного парня.
- Матрос...
Какая-то неведомая сила подхватила ее, и она бросилась к нему навстречу.
Он! Это он нашел ее! Приехал!..
Добежала до парня и позвала:
- Леша!..
Парень обернулся.
- Вы ошиблись.
Она и сама уже видела, что ошиблась.
Огромные синие глаза наполнились слезами, и она пошла назад.
Матрос задумчиво провожал ее взглядом, когда его окликнули:
- Борис, пойдешь с нами?
Друг Степан. Рядом с ним - две девушки. Одну он знал. Раиса. Невеста Степана. Другая - симпатичная брюнетка - не скрывала, что не прочь познакомиться с ним. Он сделал несколько шагов в сторону компании, потом неожиданно для себя ответил:
- Извини, Степан! Счастье от меня уходит!
Повернулся и бросился догонять уходящую от него девушку.
Он догнал ее в конце аллеи. И они больше не расставались.
Прошло много лет. У нее была семья, дети, внуки, муж. Но иногда она видела во сне, как из калитки дома выходит ее бабушка и, показывая рукой на подбегающего Лешку, говорит ей:
- Смотри, твой курносый бежит!
Однажды она не выдержала, и написала запрос. Потом были письма. Много писем. Где скупым казенным языком сообщалось:
- Не числится. Сведений не имеем.
Только через два года после ее смерти ее дочь нашла его сына и внука.