Старые времена считают добрыми те, кто их пережил'.
(Владимир Туровский, Канада)
'Дипломатию двигают 'танкисты'
Из всех частей тела дипломату требуется
только язык - чтобы молоть чепуху
и уводить от сути пароблемы'
(Из шуток и анекдотов сотрудников МИД Узбекистана,
начало-середина 1990-х годов)
Одиннадцатая часть - тоже не запланированная, возникшая спонтанно. Нет здесь темы, а просто обрывки моей дипломатической жизни. Не ждите здесь какого-то анализа или разборок по тем или иным событиям. Просто зарисовки...
Именно зарисовки характеризуют нашу жизнь, события. Например, по только одной реплике министра Абдулазиза Камилова о Кубе я понял, насколько узок его мир, убого мышление. Или признании Останакула Мирзаева, что он хотя и юрист, однако учился так себе, стало понятным, каковы же его знания в юриспруденции, и полагаться на него, как на специалиста, не следует.
Зарисовки хороши, чтобы понимать, что мы делали и как мы жили. Не ждите от меня умных и дельных советов, я не мудрец и не пророк. Обычный человек со своими слабостями и своими сильными сторонами, таких как я - целое море и океан. Я прошел свой путь в дипломатии и понял, что это профессия не для меня. Но есть же другие, которые идут и по сей день и находят радость в этой работе. Значит, они были рождены для дипломатической службы, и флаг им в руки. У меня сложилась судьба иначе.
Но я рад, что все-таки испытал на себе эту службу. Потому что она раскрыла глаза мне на многое. На подковерные игры, на подлости, на политическую проституцию, на кадровую политику, на реалии внешних связей. Из МИДа я вынес чувства презрения к стукачам и непрофессионалам, а также ненависть к чекистам.
Итак, зарисовки... С чего бы начать?
Наверное, с работы в посольстве в Москве.
В субботние и воскресные дни, когда не было работы, я ходил в посольство, благо путь занимал не более пяти минут. Зачем? - может возникнуть вопрос. Неужели нас эксплуатировали и в дни отдыха? Нет. Лишь в экстренных случаяхз мы выходили на работу - приезд руководства или делегации из Ташкента, всякие там мероприятия. Я же ходил, чтобы писать. Заполнять свой ежедневный дневник и писал фантастические рассказы. Ведь только в это время я мог свободно творить, и икто не мог дергатьменя.
Но, видимо, это просекли. Лишь потом я узнал, что третий секретарь Хусанов Баходир выкачал с компьютера всю информацию и сдал ее советнику по безопасности. Видимо, в числе всего были и мои рассказы. Представляю, как вытягивалось лицо Бердыева, который пытался понять, о чем это я пишу и для чего. Однако он принял решение, и передал его советнику Мамаджанову.
Бахром-ака вызвал меня в кабинет и сказал:
- Я тебе сотни раз говорил, что здесь все обо всем знают...
- И что же я на этот раз натворил?
- Ты занимаешься литературой...
- Да. А разве это плохо?
Не знаю, какое мнение имел Мамаджанов к литературному процессу, может, не считал это плохим делом, но он сказал мне то, что, в свою очередь, услышал от чекиста.
- Алишер, ты же знаешь, что недавно был задержан второй секретарь Министерства иностранных дел России, который оказался шпионом иностранной державы.
Действительно, эта информация прошла все печатные издания столицы. Некий дипломат (ФИО не помню) из центрального аппарата МИД был задержан Федеральной службой контрразведки при получении оплаты и нового задания. Его отец был послом РФ то ли в Бельгии, то ли еще где-то там, короче, династия дипломатов. Представляю, как все было разрушено сыном-агентом, у всех карьера пошла по боку.
- Да, это я знаю, - ответил я. - Но причем тут я? Вы думаете, что я - шпион?
- Нет, просто тот парень был писателем, и написал много книг.
Ах, да, правильно. Этот дипломат отличился и литературными делами, писал детективы, причем книги пользовались успехом. Кстати, своих антигероев он наделял именами и чертами своих начальников и тех людей, которых он ненавидел. Более того, в свое оправдание, почему он стал шпионом, парень пояснял тем моментом, что хотел набрать материала для своей новой книги - о шпионах и для этого 'внедрился' в профессиональную среду агентов. Хорошее оправдание, но глупое и безнравственное. Теперь я стал понимать, почему так встревожился Бердыев. Он думал, что в своих рассказах я отражу какие-то тайны узбекского государства, хотя моя фантастика не имела никакого отношения к дипломатии и тем более государственной кухне.
Я попытался пояснить это Мамаджанову, но увидел по его лицу, что он не хочет понимать, потому что боится иметь дело с Бердыевым.
- Алишер, не осложняй себе жизнь, - попросил он. - Ты нормально работаешь, зачем тебе какие-то проблемы с контрразведкой? Сиди и не занимайся тем, что тревожит СНБ.
'Ба-а-а, теперь чекисты за литераторов взялись?' - подумал я.
Я писал, но только на бумагу, и сидя дома. Вот эти записи не могли попасть в поле зрения стукачей и чекистов, кто тревожлся за безопасность дипмиссии через литературную 'диверсию'.
А вообще ограничений было не мало. Например, не рекомендовалось расширять число членов семьи. Непонятно? Короче, нам руководство намекало, что не следует женам дипломатов рожать в Москве. Потому что:
- работающие в посольстве жены лишатся работы, так как никто не собирается выплачивать им пособия;
- если в семье рождается третий ребенок, то страховку и прочее на него посольство не оплачивает - это делает дипломат за счет своей зарплаты;
- если ребенок заболеет, то иногда нужно оставаться дома по бюллетеню по уходу за ребенком, а это дипмиссия не приветствует;
- в общежитии нет нормальных условий для грудных детей, и они могут часто болеть, своими криками и плачем тревожить соседей.
Сами понимаете, что мы вынуждены были взять на себя такие обязательства, хотя для меня это звучало дико. Мне было 31 год, только одна дочка, хотелось еще детей, пока у супруги есть желание и здоровье. А тут такой шлагбаум на жизненном пути.
Хотя скажу, что женщины рожали. Да только не из числа дипломатов или супруги дипломатов, а технического персонала, например, главный инженер из Узбекистана плюнул и вместе с женой завел ребенка. Ему, видимо, никто не ставил в укор.
Хотя это было характерно для нашей дипмиссии в России. Может, в других странах было все иначе? Не знаю. Мне лишь рассказали, что жена одного из дипломатов решила родить в Ташкенте, так как на Западе это было дорого (видимо, посольство платить не хотело), она прилетела в Узбекистан, думая, что дома и дешевле, и тоже медицина неплохая. Но здесь акушеры сделали так, что ребенок умер. Я представляю горе родителей.
Естественно, мы думали о том, что делать с Азизой, мой тогда единственной дочерью. За ней нужно было следить и ухаживать, потому что она часто болела и не могла ходить в садик. Ведь се-таки климат в Москве более суров, чем в Средней Азии.
Такие проблемы были у многих семей. Но кто как мог выкручивался. Например, когда у Хусановых заболела дочь, то дома с ней остался Баходир, открыл бюллетень, мол, он сам болеет, хотя мы все прекрасно знали о реальном состоянии его здоровья. Жена Гелия не могла остаться с ребенком, потому что только-только устроилась ведущим специалистом в консульский отдел. Но работу в отделе эти три дня делали мы с Мамаджановым, а нужно признать, что их было немало - намечался визит делегации из Ташкента.
- Что случилось, Баходир? - спрашивал советник Хусанова на следующей неделе.
Ни покраснев и не моргнув глазом, Баходир врал, что простудился и пытался даже прокашляться. Было видно со стороны, как все это наиграно, да и кашель был 'здоровым'.
Мамаджанову оставалось только пожать плечами. Спорить с этим бездарем он не хотел.
Я же понимал, что ситуация действителоьно не из легких, и мы с женой, посоветовавшись, решили вызвать в Москву тещу, чтобы она занималась детьми, пока мы работали. Мою супругу вначале устроили дежурным администратором в гостиницу посольства, а потом перевели в канцелярию на должность оператора множительной техники. Она готовила копии с документов, газет, брошюр для сотрудников разных отделов. В ее кабинете стоял всегда специфический запах краски (тонера), и поэтому супруге, имевшей аллергию на химикаты, приходилось постоянно проветривать помещение. Получала она около 200 долларов, что было немного для Москвы, но хорошо для Ташкента.
Теща приехала в августе 1997 года. ее приезд я соглосовал с руководством, и оно дало добро. Выделили машину, на которой я поехал встречать в 'Домодедово'. Она была у нас два месяца, и все это время ухаживала за Азизой, готовила обед. По вечерам и в выходные мы прогуливались по городу.
Так уж ей повезло, что она попала на празднование 800-летия Москвы. Это был интересный и массовый праздник. Слишком массовый, если честно признаться. Мы через ул.Большая Полянка пошли в сторону Кремля и Красной площади, чтобы влиться в толпу празднующих.
Тут нас остановил милиционер. Он сказал:
- Я задержал тут одного пьяного, можете ли вы быть свидетелем?
Я ответил, что не имею права, так как дипломат, и показал ему аккредитационную карточку. Тот извинился и отошел.
А пьяных было действительно немало. Потому что везде продавалось спиртное, народ шастал туда-сюда, махал флагами, стрелял их хлопушек. Везде площадки с танцами, театрализованными выступлениями, игры и аттракционы. Если попал в поток людей, то выбраться из него было практическ и невозможно. Не знаю, какова была численность всех тогда присутствующих, но пару миллионов - это точно. Но такое обилие людей оказывалось психическое давление, вызывало дискомфорт.
Не только супруге, но и мне казалось, что воздуха не хватает. Не знаю как, но мы выбрались оттуда и вернулись в общежитие. Лучше уж за всем этим смотреть через телевизор, решили мы.
По телевизору показывали все, в том числе и театрализованную постановку, как строили Москву, защищали от врагов, жили люди тех времен. Кстати, царя Ивана Грозного играл там... наш дипломат Исмоил Шарапов, первый секретарь пресс-службы, из агентства 'Жахон'. Не знаю, как он туда попал, видимо, по заданию посла посетил мероприятие, посвященное организации праздника, чтобы написать доклад, и там ему предложили принять участие, не подозревая, что он - дипломат, причем потомок тех татар (считай, тюрков, в числе которых были предки узбеков), которые завоевывали Русь. Так вот, он на театрализованных подмостках сыграл роль царя, а когда узнали, что он - узбек, то все просто обалдели: 'Как? Вы не русский?.. Надо же, даже русских царей теперь играют иностранцы!'
Наверное, это было одно из комичных ситуаций, в которую попадал наш брат-дипломат. Но об этом сам Шарапов особенно не распространялся, видимо, не хотел лишнего внимания к себе привлекать.
Вообще, Исмоил-ака - отличный человек. Веселый, общительный, интеллигентный. Разговаривать с ним - одно удовольствие. Особенно нравилось мне то, что он - журналист, то есть близок ко мне по духу. Но это вызывало какую-то ревность у Мамаджанова, и он предлагал не особенно контактировать с коллегой из другого подразделения, типа, у него свои задачи, а у нас - свои. Такого принципа я не понимал, если честно сказать.
Так вот, теща прожила немного, но стало ей тоскливо в Москве. И решила она вернутся домой, забрав с собой внучку. В сентябре она и Азиза улетели в Ташкент. В этот же день, точнее вечер, я должен был встречать Аллу Бекмухамедовну Каримову, замначальника УПАП. Выделили мне 'жигуленок', а не 'Волгу': на ней я привез тещу и дочь, и должен был забрать А.Каримову.
Я ее ждал, причем довольно долго, у общего выхода (корридора, откуда выходят пассажиры с Ташкента), а она, оказывается, ожидала меня в ВИП-зале. Мне никто не говорил, что она воспользуется ВИПом, видимо, это была ее личная инициатива. Но нашла меня Асаль Абассова, которая прилетела вместе с начальницей - они летели транзитом, в Италию или куда-то там еще. Асаль позвала Каримову, та пришла и даже не ответила на приветствие, поскольку была разъярена 'моим неуважением'. А увидев, на каком транспорте я приехал, то вообще села в осадок. Она уселась впереди и всю дорогу уставилась вперед, в одну точку, пока я взади с Асаль болтал о том, о сем. Мне было наплевать на ту холодность, которую окатила меня мой бывшая руководительница - я ее не уважал тогда, и сейчас не ставил ни во что. Потому что подлые и коварные люди были для меня теми, с кем я не хотел иметь никакого общения.
Недавно я связался с другом, который ныне работает в арабских странах. Нет, он не из узбекского МИДа, хочу сразу сказать, хотя когда-то работал там в качестве первого секретаря, а до этого - в узбекском посольстве в России. Мы с ним поболтали немного, и я спросил:
- Ну, как тебе там? Похоже на работу в нашем посольстве в Москве?
Тот ответил:
- Алишер, в целом все порядки в таких учреждениях одинаковы, просто с прибабахи разные. Где-то больше дуризма, где-то - подозрительности, где-то - еще чего-то такого. Особой разницы между узбекским МИДом и моим нет. Просто в моем берут в большей части спецов, а не идиотов по протеже. Хотя и таких тут тоже хватает, да только они не делают погоду в управлениях, и с них требуют также много, как с любого другого. Типа назвался дипломатом - выполняй работу, за тебя никто ничего делать не станет.
Хороший принцип. Я же помню, как вынужден был в МИДе делать работу, например, за того же Хусанова Баходира, который курировал Грузию и Украину, а писать материалы к визитам приходилось мне. Баходир же катался по Турции или еще где-нибудь, поскольку его дядя из Совета безопасности обеспечил ему хорошее плавание по дипломатическому пространству. И такова была его привелегия. У меня же никого за спиной не было, и я был элементарной 'ломовой лошадью', на которую взваливали все. Хотя были и самостоятельные парни, которые делали сами и причем грамотно - Алишер Гулямов, Бекзод Расулов, Саидмурат Максудов, Шамиль Бекмухаммедов. Это были достаточно взрослые люди с хорошим зарядом ума в голове.
Кстати, когда я уезжал из Москвы, то провожать меня вышли все, даже советник Бердыев. Думаю, он знал настоящую причину, по которой меня отзывают, но мне ничего не говорил, может, боялся, что решусь остаться в Москве и побегу в какое-нибудь посольство, чтобы попросить политического убежища - кто его знает. Но на тот момент я был немного в смятении, так как не понимал прчину такой короткой моей командировки - всего один год, тогда как другие жили здесь по три-пять лет. Баходир со своей семьей остались в комнате и в тот день пили за победу. Надо мной. На самом деле они радовались своей безнравственности и коварству. А победа в итоге была не за ними.
По тому что ушел я непобежденным.
Может быть, я своими мемуарами сбил кого-то с желания стать дипломатом. Увы, я этого не хотел, просто у меня сложилась такая судьба. Если кто-то хочет побывать за границей, то для этого не обязательно быть сотрудником посольства. Можно ездит как турист, журналист, ученый, студент, практикант, бизнесмен - выбор велик. На крайний случай, можно быть просто гастарбайтером. Работ в МИДе накладывает определенный отпечаток и обязанности, и если кто-то согласен принимать порой и негласные правила игры, то может попытать счастья и на дипломатическом поприще.
Я как-то разговаривал с одним иностранцем, и тот честно признался: 'Посольство моей страны - это последнее учреждение, к которой я обращусь за помощью, если со мной что-то случится за границей'. Заметьте - последнее. В ранге его предпочтение это ведомство остается самым неуважаемым, третьестепенным.
И я его понимал, потому что помнил, как относились дипломаты к тем или иным призывам о помощи, и вообще, как относятся работники этого учреждения к посетителям. Вспомните сами, как часто испытываете вы добродушие и уважение, когда идете в консульство за визой? Как на вас смотрит консул или иной чиновник? Может, в этом виноваты и сами посетители, но в любом случае - это мое убеждение! - дипломат должен оставаться тем, кто устанавливает мосты взаимопонимания и сотрудничества, а не возводит стены отчуждения и ненависти.
Помню, как я был свидетелем беседы второго секретаря консульства в Москве с каким-то посетителем. Разговор был грубым, в итоге посетителя выпроводили чуть ли не силой. 'Зачем ты так?' - спросил я его тогда. 'Да, козел, пришел ко мне с такими понтами, мол, я сейчас перед ним растелюсь и выдам визу, - ответил он. - Разговор шел со мной какой-то полублатной, харыпский. Такого способа общения я не понимаю, это ему не базар и не чайхана (в криминальном мире, чайхана - место разборок, прим.А.Т.)'. Понятно, что посетитель решил действовать нелегальными способами, чтобы получить разрешение на въезд. Хотя я уверен, что подобное вытворяют и наши граждане в иностранных консульствах. Но ведь можно было ответить коротко, пояснить невозможность и неприемлемость подобного, и попросить больше не обращаться с такими просьбами. Повышенный тон - это не способ общения.
А такое, увы, бывает. Моя старшая сестра, гражданка Германии с 1997 года, в 2006 году обратилась в консульство Узбекистана во Франкфурте-на-Майне за въездной визой. Умерла в сентябре моя мать, сестра хотела прибыть на похоронные процессы. В консульстве ей ответили, что поскольку она не вышла из узбекского гражданства, то ей неположено выдавать визу.
- Странно, но ведь раньше вы мне давали! - ответила сестра. На что на другом конце провода грубо ответил, что это было раньше, а сейчас другое время. Но если за сестрой сохранилось узбекское гражданство, то она может въехать по узбекскому паспорту? - таков был ее следующий вопрос.
- Нет, не можете, поскольку ваш паспорт не действителен - вы имеете гражданство Германии, а наше законодательство не допускает двойного гражданства.
То есть с точки зрения Узбкистана моя сестра совершила правонарушение, приняв гражданство другого государства. Я думаю, вина могла заключаться в том, что в момент получения германского она не оформила выход из узбекского. Но ведь это можно решить. Увы, это оказалось не так просто. Заполнение бумаг и оплата всяких сборов не гарантировало быстрого решения. Лишь через два с половиной года она получила документ о лишении узбекского гражданства. Причем сам процесс заполнения вызвал массу вопросов у сестры и ее мужа (который тоже подавал документы вместе с женой), отвечать на которые сотрудники консульства не хотели, а если и отвечали, то очень грубо, нервно.
Зачем нервничать? Если не можешь работать с людьми, то лучше поменяй профессию. Ты же не милиционер и не прокурор, которые видят в себе только репрессивную часть, карающую, и людей за людей не считают. Дипломат - это профессия иного уровня. Работа дипломатов - помогать соотечественникам.
В 1996 году раздался звонок в нашем управлении стран СНГ. Шел одиннадцатый час вечера. Давно не рабочий режим. Но мы сидели по кабинетам, так как команды отпустить нас еще не поступило. Все были заняты всякой чепухой: кто-то усердно палил по бегущим мишеням в компьютерной игре, кто-то пил чай и вел беседы, кто-то читал книги.
Понятно, что никто не хотел идти к телефону. Но звонок был настойчивый и упорный, минуты три не останавливался. Наконец я не выдержал, вошел в соседний кабинет и поднял трубку.
- Алло, я вас слушаю, - сказал я.
На тот конце были взвинчены:
- Это что такое! Почему я должен вас так долго ждать! Где вы ходите? Я звоню уже столько времени!
Ба, мелькнула мысль, неужели кто-то из начальства? Надо же нарваться мне...
Оказалось, нет, простой гражданин. Решил под ночь позвонить в МИД, чтобы решить одну проблему. И был возмущен тем, что никто не отзывался.
- А вам известно, что сейчас не рабочий час? - спросил я. - Могли же вы позвонить утром? Есть дежурный дипломат в приемной МИД, если уж так срочно.
- Нет, не мог, - ответили на том конце провода. - А вы знаете, что творится с нашими в Туркменистане?
Кстати, на тот момент я почему-то не удосужился узнать, откуда звонивший знает номер нашего Управления, причем именно отдела Центральной Азии, - он не публиковался в открытых справочниках. Или кто-то с приемной МИД отпихнулся и передал наш номер?
- С какими - вашими? - не понял я.
- С узбекскими! - продолжать вопить кто-то. - С гражданами Узбекистана!
- Гм, нет... не было никакой информации на сей счет! - я говорил спокойно.
- А чего вы там сидите? Почему не знаете? Чем вы вообще занимаетесь там, в МИДе?
Как я мог объяснить человеку свои функции и обязанности? Как мы могли уследить за тем, что происходит в Туркменистане - мы же не всевидящие.
- Успокойтесь, и поясните, что там происходит, - попросил я. - Без эмоций, пожалуйста, иначе это просто помешает нам понять, чего вы хотите.
Мужчина орал, что туркменские полицейские задержали нескольких узбекских граждан, пытают и унижают, а мы, дипломаты, ничего не делаем для их спасения. Наверное, этот тип думал, что при каждом задержании туркмены сообщают нам об этом факте.
Я вздохнул и сказал:
- В Ашгабаде есть наш консул - первый секретарь Сагдулла Мирзаев. Вот его телефон, позвоните ему, он решает проблемы, связанные с защитой узбекских граждан. Это входит в его обязанности
- А вы?
- А я? Мне трудно отсюда звонить в полицейский участок и разбираться по этому поводу, поскольку это выходит за рамки моих полномочий. Наше управление - стран СНГ, но не Консульское управление. Но вашу проблему я передам руководству. И с утра поинтересуюсь у Сагдуллаева относительно судьбы наших граждан. Спасибо, что позвонили.
Я записал данные звонившего, описал суть проблемы. Тот успокоился и отключился.
Конечно, я отдал листок бумаги Мирзаеву Останакулу, начальнику управления. Тот даже не стал читать и бросил в урну. Меня это покоробило, но я ничего не сказал. Лишь утром дозвонился в наше посольство в столице Туркменистана. Сагдулла-ака сказал, что уже в курсе событий, ему звонили, и он уже был в полицейском участке. Оказывается, виноваты сами граждане Узбекистана, нарушившие правопорядок и поэтому задержанные по конкретным фактам. Но тот, кто звонил мне, видимо в порывах гнева не стал устанавливать причину всего этого конфликта, а стал винить во всех грехах МИД, требуя от нас каких-то решительных действий.
Однако я остался с чистой совестью перед звонившим. Я хоть постарался сделать что-то, чем ничего. Пускай результат не тот, о котором хотел неизвестный мне человек, но и это результат.
Конечно, в жизни были и проколы. В одном из приемов, по-моему в посольстве Таиланда, я познакомился с одним журналистом - он был главным редактором газеты 'Посольские новости' (или что-то в этом роде). Звали его Александр Петькун. Тощий, эмоциональный человек, зато энергичный, как я его назвал 'вездепоспевающий'. Познакомился на свою голову, так как он звонил мне чуть ли не каждый день по всяким там пустякам и мелочем. Понимая, что за связь с прессой отвечает другой человек, я переправил его Саодат Шаниязовой. Та потом подошла ко мне и долго выпытывала, что это за тип. Я сказал то, что знал.
Шаниязова его ловко отшила, однако Петькун не успокоился и звонил ко мне, просился на встречу. Я принял его. Он всучил мне кипу своих газет, попросил передать послу для ознакомления. Вздохнув, я согласился... на свою голову.
Потому что посол потом сделал выговор Мамаджанову, а тот мне, мол, куда полез, почему встречаешься с журналистами - это запрещено.
Поэтому я понимаю, когда тот или иной дипломат избегает общения с журналистами - есть запреты. Я же от Петькуна просто откупился. Дал ему сто долларов и сказал, чтобы больше не беспокоил меня. Тот взял, и больше не звонил. Оказывается, можно и так работать с журналистами, хотя я, когда стал работать в газетах, как Петькун не действовал.
Вообще, в Москве было немало разных историй. Например, взять походы по врачам. Когда приехала моя супруга с дочкой, то мы решили устроить трехлетнюю Азизу в детский сад. В сад брали, только намекали, что нужна помощь, и такое письмо от посольства я предоставил. Действительно, мы иногда оказывали кое-какую финансовую поддержку. Но прежде чем ребенок пойдет в сад, нужно было проойти медосмотр. И мы с женой повели Азизу в поликлинику. Это была правительственная поликлиника, для детей чиновников, так уж было заведено и для иностранных дипломатов тоже.
А Азиза не любила людей в халатах. В Ташкенте ей много всяких уколов делали, вот и не любила их. Ходить по врачам оказалось какой-то пыткой. Зашли к окулисту. Нужно посмотреть глазное дно. Азиза стала орать и вырываться.
Тогда я взял ее и посадил себе на колени, сжав ноги. Моя супруга держала за руки. Медсестра вцепилась в голову. Чтобы Азиза ее не вращала, а врач открыл ее глаз и смотрел скозь свой прибор. Я тогда поразился, насколько сильным может быть ребенок, как извивался он. А крику-то было - ужас!
Когда мы вышли, то увидели, что очереди нет. К нам подошли родители и стали спрашивать:
- Слушайте. А что там было - у окулиста? Почему такие крики? Вы же были не у стоматолога, где зубы дерут...
Оказывается, дети, ожидавшие своей очереди, страшно перепугались азизкиных криков, и отказывались зайти к глазнику. Мы развели руками: простите...
Потом были у психотерапевта. Это был мужик лет сорока пяти, еврей, в очках и седыми волосами. Он сидел и писал что-то в карточке Азизы.
Сама же 'пациентка' находилась у двери и не хотела подходить к врачу. Стоит и по-узбекски говорит:
- Дохтур жини, дохтур ишак! Бормиман дохтурга!
Я краснел, но радовался, что врач не понимает. А то как можно пояснить ругательства? Моя супруга знаками показывала: Азиза, молчи!
Но вдруг врач встрепенулся.
- Ой-ой, это не хорошо, это плохо, - сказал он.
Мы с женой чуть со стыда не провалились сквозь землю. Кто мог подумать, что в России некоторые врачи знают узбекский язык. Но оказалось, дело в ином.
- Сколько лет вашей дочери? - спросил врач.
- Три года, - расстерянно ответила супруга.
Врач покачал головой.
- Это плохо...
- Что плохо?
Тот пояснил:
- Вашей дочери - три года, она не может разговаривать...
- Как не может?
- Ну, вот, сейчас она говорит на непонятном языке. То есть ребенок сам выдумывает язык и на нем разговаривает. Мы называем его рыбьем языком. Нужно срочно показать специалисту, позднее развитие...
- Но, подождите, - остановил я его. - Она говорит по-узбекски!
Тут врач очнулся. Он с недоумением посмотрел на нас. Понятно, 'фэйс-контроль' не показывал нашу принадлежность к азиатам, и он не узрел в нас иностранцев. Потом открыл обложку медицинской карточки, где было написано: 'Азиза Таксанова, 1994 год рождения, Ташкент. Родители: Таксанов Алишер - второй секретарь посольства Узбекистана, Зулфия Таксанова...'
- А-а-а, ясно, - сказал он. Но тут же решил поддержать свой статус и с умным видом поинтересовался: - Вы на каком языке разговариваете?
- С дочкой - только по-узбекски, а между собой - по-русски, - ответил я.
- Нет, говорите только на одном языке: или по-русски, или по-узбекски, - заявил нам врач.
- Почему?
- Потому что ребенок в этом возрасте не способен отличать языки, и у него все сливается в одно, он будет говорить на русском с узбекскими фразами, а это неправильно.
Я не стал ему ничего говорить. Потому что наша жизненная практика показывала, что наоборот, в этом возрасте ребенок легко усваивал языки и мог отличать один от другого. Но зачем это пояснять врачу, который не захочет слушать?
Но частично врач был прав. В отношении того, что Азизу нужно было учить русскому языку.
Потому что произошла комичная ситуация в первый же день ее посещения садика. Мы оставили ее в группе и быстро смотались. Азиза немного плакала, но потом успокоилась.
Вечером мы с женой пришли забирать свое сокровище. К нам вышла воспитательница Ирина с несколько расстерянным лицом.
- Извините, вы на каком языке говорите?
- На узбекском и русском...
- Пожалуйста, учите ребенка русскому, так как мы ничего не понимали, что она говорит. Она целый день что-то нам говорила, а что именно - не знаем... Я даже записала это слово, - тут воспитательница достает листок и читает: - 'Сияман'. Что такое 'сияман'?..
Я покраснел.
- Э-э-э, она... на горшок просилась...
- А, теперь ясно, - обрадовалась Ирина. - В следующий раз буду знать...
Когда мы возвращались домой, то супруга сказал: 'Бедный ребенок, целый день просилась в туалет, а те не поняли...'
Пришлось взяться за язык. Хотя все сложилось самим собой: в общежитии и в садике разговаривали дети только на русском, и поэтому Азиза усвоила его быстро... Зато с узбекским пошли небольшие проблемы...
А вообще было комично смотреть, как маленькая девочка, блондинка, с голубыми глазами, говорит по-узбекски, а никто не понимает. Однажды мы стояли в магазине, а Азиза, показывая на йогурт, заявляла:
- Ада, менга йогурт оберин, илтимос...
Рядом стоявшая бабушка засмеялась, гладя Азизу по голове:
- Марфуша, ты о чем говоришь?
'Действительно, Марфуша', - подумал я, смотря на дочь. Это девочка в три года имела дипломатический паспорт... смешно.
Еще одна зарисовка: поздка в Туркменистан. Там я был три раза, но запомнился декабрь 1995 года, Ашгабад. Тогда я испытал на себе, что такое слежка. Вечером прогуливался я по проспекту Махтымгулы. Шел снег. Скоро Новый год. Машины пролетали на большой скорости по автостраде. Среди них я заметил машину 'БМВ', которая неторопливо ехала вдоль края. Заметил не сразу. Где-то краем глаза узрел, но мозг еще не усвоил информацию, что это может означать. Потом второй раз заметил неторопливую езду, и тут не придал этому значение, а в третий раз, когда она появилась в поле зрения, я сказал сам себе: 'Стоп! По-моему, этот 'БМВ' я уже видел'. И остановился, стараясь разглядеть, кто в машине.
Сидевший там не скрывался, он буквально припечатал свое лицо в стеклу, стараясь отследить каждое мое движение. Мне аж смешно стало. Бог ты мой, нашли за кем следить!
Несмотря на то, что с дипломатией я закончил в 1998 году, однако поддерживал некоторые контакты со своими бывшими коллегами. Не совсеми, конечно. Были и комичные ситуации. В 2002 году я был в Польше, на учебе Международных курсов по правам человека. Был теплый сентябрь. Я сидел в старой части города Варшава и вместе с однокурсниками тянул пиво. Тут я заметил группу людей, гулявшей по улице. По кыргызским колпакам я понял, что это наши братья, то бишь из Союза. 'Наверное, здесь какая-то конференция', - решил я, и стал ждать дальше, кто еще появится.
После кыргызов пошла очередная группа граждан, в котором выделялись черты совков. А потом... ух, ты! По дороге бодро шагал мой друг и товарищ, коллега по Институту стратегических исследований и МИДу Шухрат Хакимов. Умнейший парень, юрист, кандидат наук.
- Шухрат! - позвал я его. - Шухрат!
Тот остановился и стал недоуменно озираться: кто его кличет? Тут увидел меня и расплылся в улыбке.
- Привет, Алишер, - поздоровался он.
Мы постояли, поболтали о том, о сем. Оказывается, здесь был семинар ОБСЕ, и Шухрата, как отвечающего по связям с международными организациями МИДа, отправили в командировку. Было приятно встретить коллегу здесь, за несколько тысяч километров от дома.
- А ты что тут делаешь? - поинтересовался Хакимов.
Хотел я вначале подшутить, что, мол, убежище мне в Польше дали, живу тут, но себя отдернул - с другом так не шутят. И признался, что учусь.
Мы еще немного постояли и поболтали, и потом Шухрат ушел.
Я знал, что и у него были проблемы на дипслужбе, и в итоге он ушел. Вначале поработал в газете 'Деловой партнер', а потом уехал. За границу, где его знаниям и опыту нашли применение. Я рад за своего товарища и за его успехи в жизни. Также, к примеру, устроился в США и мой друг Шамиль Бекмухамедов, за которого я также рад.
Так уж получается, что когда я вспоминаю о дипломатической службе, то яркими впечатлениями являются именно зарисовки.
P.S. Данная версия мемуаров не является окончательной. Автор может вносить изменения, сокращения и добавления в процессе очередного творчества, вспоминания новых фактов.
(12.06.2009)