Аннотация: Он лежал в мусорном ящике и плакал. Не то чтобы плакал навзрыд. Но еще ясно ощущал, как чуть теплые слезы с равными промежутками и равными порциями стекают по щекам одним и тем же маршрутом.
Он лежал в мусорном ящике и плакал. Не то чтобы плакал навзрыд. Но еще ясно ощущал, как чуть теплые слезы с равными промежутками и равными порциями стекают по щекам одним и тем же маршрутом. Сначала он плакал неистово, изливал всю ту боль и злобу, которая застряла у него где-то между легкими и пищеводом. Он колошматил драное пальто, оказавшееся у него перед носом, и с какой-то демонической радостью ощущал, как его слезы смешиваются с пылью и грязью вокруг.
Потом он плакал, подвывая, гладя себя по голове и по плечам. Чуть ли не выворачиваясь наизнанку от раздиравшей его жалости к самому себе. Он вспомнил подряд и пережил, пропустил через себя все 184 обиды, нанесенные ему за всю жизнь, начиная с самого детства. Выплеснул и это драному пальто.
А потом, уже не в силах разлепить опухших глаз, затих, иногда нервно всхлипывая, но все реже и реже, пока, наконец, слезы не потекли свободно, не заставляя его при этом делать никаких усилий и движений. Он лежал так долго, ожидая того момента, когда сознание его очистится, и можно будет наконец спокойно подумать.
Каждое утро он вставал ровно в 6-45, выпивал чашку кофе и завтракал вместе с семьей. Его жена была не особенно изобретательна в блюдах, но кормила всегда вкусно и сытно. Двое детишек его росли как все детишки: с синяками, шалостями, капризами и непрекращающимся гомоном. Но были чудными созданиями и радовали его безмерно. После завтрака он наскоро просматривал пару свежих газет и, глянув на себя в зеркало, уходил.
Ожидавшая его в гараже, вылизанная до блеска машина тоже радовала его. Он не отдавал предпочтения какой-то одной марке и временами менял машины, чтобы не становилось скучно на них ездить. Неизменным оставался только цвет - классический черный.
Каждый день он приходил в свой офис и с трепетным рвением брался за работу. Он никогда не кричал и не выходил из себя, просто в худших случаях он безбожно курил. Коллеги любили его. Казалось, он никогда не уставал и после напряженной работы в офисе с легкостью отправлялся на важные переговоры, итог которых всегда был для него положительным.
Если не было аврала, в 18-30 он закрывал свой кабинет и ехал в бассейн, где не спеша и с наслаждением проплывал 3 км. Он всегда плавал один и уходил довольный и умиротворенный. По пятницам он встречался с университетскими друзьями в совершенно разных местах - в барах, в бильярдных, не природе или у кого-то дома. В его собственном доме гости бывали более, чем часто. Особенно он радовался, когда его дети приглашали своих друзей - и тогда детская, гостиная и сад (излюбленные места детворы) наполнялись звонким смехом и счастливыми улыбками.
Выходные он полностью посвящал семье, либо нежась в домашнем уюте, либо выезжая куда-нибудь подальше от поднадоевшего города - в полном составе, включая верного пса, пятнистого дога.
Иногда детей отправляли к бабушке, и тогда в его жизни наступали романтически дни наедине с его женой. Невольно вспоминалась беззаботная и наивная молодость с ее трепетными свиданиями в кафе, цветами, прогулками по вечернему парку, робкими поцелуями и запретными ласками где-нибудь на виду у всех.
По вечерам он всегда целовал детей на ночь, а перед самым сном обычно делал пробежку вместе с догом. Если шел дождь, он не расстраивался и оставался в гостиной, предаваясь чтению чего-нибудь из не умирающей классики.
А потом он засыпал и каждый раз видел один и тот же сон, как он лежит в мусорном ящике и плачет. Может быть, потому что в его жизни наяву все было слишком правильно...