Борозда. Часть 2. Гл. 1-5
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
В лесном краю зреет восстание против инопланетных прогрессоров
|
1. Кадровые перестановки
Я не делал записей несколько месяцев - и скорее от лени, чем по недостатку времени. Кама в центре провела меня как своего кнехта без каких-либо четких обязанностей, и на мне оставалось по сути лишь мое кошачье повытье, которое усилиями волонтерок и Мурзика всё больше вставало на свои собственные рельсы: коты уже самостоятельно мыли друг друга у впадин и даже сами кипятили для этого воду, обмениваясь резкими гортанными замечаниями на кирасирском суржике - видимо, в гуще мохнатых по-прежнему ходили легенды о славном давнишнем бунте.
Матильда появлялась лишь изредка и всегда внезапно, сохраняя по отношению ко мне какой-то неуместно-задиристый тон.
- Тебе не надоело возиться с твоими котами? - однажды спросила она меня, появившись в пяти шагах передо мной на лесной дорожке и, как обычно, не поздоровавшись. - Или тебе теперь пришельцы в тарелках приказывают?
- Большой разум - всегда большая гуманность, - важно проговорил я где-то слышанную фразу.
- Ой! Я вас умоляю... - скривилась в пренебрежительной гримасе куница. - С чего ты взял, что в тарелках вообще хозяева? А не какие-нибудь ихние киборги-ушлёпки?
- Давно хотел спросить... - начал я.
Куница важно приосанилась.
- А кто вас учит говорить? Все эти диалектизмы, сленг, инвективы... - откуда это?
- Сами учимся! - раздраженно фыркнула Матильда. - По интернету. По связи то есть. -
Она вдруг принялась неистово чесать лапой грудь.
- Насекомые? - ядовито осведомился я. - Может, побрить?..
- И, кстати, - продолжила она, не замечая вопроса: - Дикие нас тоже охотно учат. За еду, только свистни... Ну, всё, всё, не до этих мне щас... не до теревенев. У нас семинар через полчаса по...
И Матильда, не попрощавшись, шмыгнула в лесные заросли.
"На донецком суржике размовляет животное" - с горечью подумал я и слегка помигал глазами, чтобы вернуться к реальности, но тут же сообразил, что Матильда как раз вполне реальна и мне вряд ли уже что-то поможет - надо жить, надо думать, надо ставить себе реальные цели и, как это говорится, "решать вопросы".
Первым из этих вопросов была на данный момент девочка Енисей. Любой мужчина, даже если он с прививкой от секса, понимает, хоть раз попробовав красники, что наши местные гендерные роли не вполне, как это говорится, совпадают с природными. Тут достаточно взглянуть на куниц.
Короче, движения и намерения смотрящей по флоре с момента изменения Каминого статуса не оставляли сомнений: то она протискивалась вплотную ко мне в дверной проем, то вечером во время нашей служебной беседы у нее в кабинете вдруг внезапно гас свет...
Мне потребовалось, однако, определенное время, чтобы, так сказать, боковым зрением зафиксировать и отследить эти множащиеся фактики. Так или иначе назревало объяснение - и я ждал его теперь - с тревогой и нетерпением.
- Почему у них такой странный акцент? - однажды спросила меня Енисей, когда мы вдвоем наблюдали с крыльца управы за всем этим великолепием в мире мохнатых.
Я только неопределенно хмыкнул.
Отношения со смотрящей изменились у меня радикально: Енисей больше не спрашивала про Каму, теснила меня животом в каждом узком месте, в котором мы случайно оказывались, и беспрестанно впивалась в меня взглядом, как бы желая околдовать. Не могу утверждать, что последнее ей вовсе не удавалось.
- Тебе не кажется, - продолжила нашу служебную беседу смотрящая, - что Мурзик отлично справляется со всем этим сложным хозяйством? Ну... то есть сам, без твоего контроля. Я, в общем, о том, что пора тебе, может быть, доверить другое повытье, рангом повыше.
- Какое? - невинно поинтересовался я, чуя заранее новые хлопоты.
- Смотрящий по речкам, - тут же озвучила свой план Енисей и добавила: - А кнехтом у Камы - это ведь мелковато, ты не находишь? Не твой уровень. Ведь вон ты Фаддея как удачно пристроил на пчел - просто любо-дорого! В центре на него не нарадуются. У тебя определенно есть дар к административной работе... - И она легонько похлопала меня по плечу. - Пойдем-ка теперь в кабинет.
Мы прошли внутрь домика управы.
- Тебе сколько лет? - осторожно спросил я безразличным голосом, когда смотрящая снова притиснула меня к столу по пути к своему креслу.
- По документам триста, - тут же сообщила девочка. - До этого звали Кем.
- Ким? - уточнил я.
- Не придуривайся, Троша... Какой Ким? Где Корея и где я? Ты же вроде учился... тем более моряк, подводник... - Она даже слегка скривилась, но тут же снова поправилась. - А еще до этого звали Ионэси, Большая Вода. - Она много значительно подняла брови. - Русло, правда, почти не менялось... больно грунт там тяжелый. Ну, понял?
- Что понял?
- Та-аак... - протянула смотрящая.
Она, повертевшись, поудобнее уселась в кресле и уткнулась в бумаги.
- Сегодня, гражданин Степаныч, - произнесла она, не поднимая головы, - по наступлении темноты извольте явиться ко мне по месту жительства для получения инструкций и всего прочего. Оденьтесь легко - у меня жарко. Ну? Теперь, я надеюсь, вам всё наконец понятно?
- Так точно! - по-военному звонко ответил я и поднялся из кресла.
Я не любитель перемен, и настроение у меня испортилось едва только я вышел из конторы.
Должность кнехта у Камы представляла собой настоящую синекуру: я приезжал в домик к бывшей смотрящей по пятницам, привозил ей немногие безделицы, о которых она просила меня по связи, - редко-редко такой вызов случался среди недели, это было уж что-то совсем срочное и обычно несложное: зайти к кому-то, что-то взять для Камы и доставить взятое куда надо. Для таких случаев мне обычно подгоняли штрафовозку с трехпалым-водителем, и дело тогда ладилось еще быстрее.
Я занимался, в общем, одними котами - да и теми спустя рукава: никто не ставил мне цели, никто не спрашивал результатов. Фактически вся исполнительная власть, как это у нас называется, принадлежала теперь Мурзику - согласно моим указаниям, конечно. Коту-карьеристу всё это страшно нравилось - даже чип у него на загривке, через который каждый шаг его был известен чуть ли не в центре. Эта вынужденная медийность нисколько не смущала моего заместителя, наоборот - если в ходе наших служебных собеседований мне случалось допустить какую-то словесную вольность, Мурзик тут же указывал себе лапой на загривок, где находился чип, и издавал краткое шипение, как бы желая выразить недовольство мною сказанным.
В нашу ближайшую запретку, то есть ту, что по дороге к речке, Камой был для меня выправлен допуск, и теперь за утками туда можно было отправляться совершенно легально, хоть даже и днем - чего я, понятно, не делал, чтобы не настраивать против себя односельчан, по-прежнему устраивая себе это охотничье удовольствие ночью, в потемках.
Пару раз я подъехал к Каме с вопросом, за что мне со службой случилась такая лафа. На это девочка, носящая теперь впереди себя очень заметное брюшко, как-то мялась с ответом, поминала мои былые заслуги, указания из центра и какие-то "большие планы", которые у нее на меня якобы имелись.
Динаму я крутил теперь только для удовольствия. Прогресс и всеобщее Благополучие для меня не пустые слова, да и общий тонус повытчику следует держать на уровне... - в общем, "жизнь удалась", как у нас порой говорят улановские, хотя и всегда в саркастическом смысле.
И вот всему этому, похоже, наступал кирдык и, что обиднее всего, кирдык не за какие-то мои собственные прегрешения, не за "неполное служебное соответствие", из-за которого меня в свое время списали с подлодки, а исключительно благодаря каким-то особым планам на меня девочки Енисея, к которой мне надлежало сегодня явиться, и не у всех на виду, а тайком - под покровом, как это говорится, ночи.
Меня познабливало.
Я прошел мимо Мурзиковой резиденции и, не вдаваясь в детали пока еще подотчетной мне котовой жизни, велел ему после службы, ближе к сумеркам, явиться ко мне на собеседование. Затем вызвал по связи штрафовозку, а когда она подъехала, велел киборгу доставить мне в кратчайший срок по месту жительства два кило красники.
Я чувствовал, как у меня самого от этого задания краснеют щеки, но трехпалым наши эмоции обычно до лампочки, так что робот только послушно развернулся на месте, уселся за руль, дал газ и отбыл в сторону леса, к местам массового произрастания запретной ягоды.
Всё еще стесняясь интимного в разговоре с киборгом, я наконец добрался до своей берлоги.
Понятно, что интеграция сумчатых меня, как казенного служащего, никак не коснулась - разве что пришлось чисто формально освободить кухню, но я и раньше не слишком занимался готовкой, а затем из центра пришло послабление - общественных стряпчих, наградив их клонированной печенкой, отменили, и всё постепенно вернулось на старое русло. Даже резекция селезенки как-то оттянулась во времени, а затем и вообще почти позабылась, поскольку выяснилось, что биополе вампиров из числа кенгуру оказывает на вторую сигнальную систему то же действие, что и отсутствие селезенки. Тут, понятно, все кинулись отпускать на волю не склонных к вампиризму животных и заказывать кирасирцам, привыкшим возиться с сумчатыми еще раньше нашего, изловить им вампиров позлее, чтобы наверняка избежать операции. Но потом и это начинание как-то сошло на нет, как будто в центре о нас позабыли, - староста ходил по поселку растерянный, новостей по связи никаких не было, бабы, кто побойчее, первыми оставшиеся без кенгуру, снова завели себе кур и кролей. Поселок неумолимо погружался в болото патриархальности. Даже сомы теперь водились не во всякой впадине, и в таких водоемах охотно купались коты, кролики, частные козы и вообще все кому ни лень.
Я погрыз чего-то незначительного из своих запасов, и тут за окном заворчала подъехавшая штрафовозка - это киборг привез ягоды, - а едва только я успел пересыпать их в миску и вымыть, как в кухню бесшумно проскользнул Мурзик.
- Красника? - тут же принюхался он. - К Енисейке собрался? Одобряю...
- Заткнись, животное, - миролюбиво ответил я. - У нас с тобою на повестке совсем другая тема.
- Ага... - скабрезно осклабился кот. - Близкие роды у девочки Камы, ихнего полноводья... А как же!?
- У тебя только о бабах мысли, котяра, - скорбно констатировал я.
- Это Природа! - бодро возразил Мурзик. - Вот состарюсь, потом околею, и ничего этого больше не будет.
- И то правда... - согласился я. - Короче: имеется решение передать тебе всё котовое повытье. Полновластно. - И я поднял кверху палец. - Ну?.. Доволен?
Кот наморщился и встопорщил усы.
- Что тебе снова не так? - строго спросил я.
- Да всё вроде бы так... - принялся тянуть Мурзик. - Они же и так подо все мною: что свистну, то и несутся исполнять. А вот ответственности теперь добавится. И просьбы пойдут: "помоги, батюшка, защити, батюшка". Ну, то есть это на котовском, понятно, наречии.
- Это не без того, - с пониманием заметил я. - Волонтерки ваши из женских гражданок тоже без конца меня "батюшкой" осаждали. Я чуть какую прижмешь, остальные тут же крысятся и морды воротят.
- Вот-вот! - горячо согласился Мурзик. - И у нас точь-в-точь то же самое... А нельзя... - Он страшно зашевелил усами. - А нельзя ли всё это, ну, то есть должность эту... как-нибудь типа похерить? Нет ли такой для нас душевной возможности? Мне б чтоб под тобою дальше ходить, а котам подо мной... Как бы оно у нас было всё хорошо да ладно...
- Сожалею, Мурзик, - строго возразил я. - Вопрос решен на самом верху. - И я снова поднял палец, указывая в потолок. - И вот еще... что там у вас с бунтовщиками, с революционным движением? Что, наконец, с происками местных куниц?
- Душим, батюшка, куниц-то... - ответил Мурзик, слегка выгибая спину. - Активисток уж всех как есть передушили. Куда им против нашего?..
- Так уж и всех? - засомневался я.
- Вы Матильду, конечно, в виду щас имеете, господин важный начальник по речкам? - Кот теперь кривлялся и ёрничал, удерживая себя, однако, в рамках приличий и субординации. - Так Матильда как раз таки от революционно-подрывной работы полностью перековалась и стала сама уже почти как кот. То есть котик... - Мурзик многозначительно покивал головой. - Уверяет, что "Анти-Дюринга" напрочь забыла, что, дескать, как ветром из головы выдуло. А вот иероглифов зато знает теперь шестьсот штук, ее хоть сейчас к китайцам лазутчиком можно засылать. А что? Неизвестно, за кого эти китайцы и какая у них в жизни функция. И пусть куница пойдет и послушает, что там они между собой чирикают. Ты доложи-ка начальству, доложи, батюшка... - Кот снова перешел на полупочтительный тон.
- Мысль интересная... - одобрил я неожиданную инициативу.
Мы помолчали, я пока что давил впрок старинным латунным пестом красничную ягоду в миске.
- Ну... мне пора, - проговорил наконец Мурзик серьезно и как будто даже расстроенно. - Заботы вконец одолели. Котят вон за истекший период народилось просто немеряно.
- От кого бы это они так вот таки народились? - поинтересовался я, отрываясь от давленой ягоды. - Прямо стесняюсь спросить...
Но вопрос мой повис в воздухе - кот бесшумно и не прощаясь уже скрылся за дверью.
2. Енисей
- Поздравляю! - с порога приветствовала меня Енисей. - Твое назначение одобрено на самом высоком уровне. Поздравляю.
- Постой-ка... - недоуменно проговорил я. От красники во всем теле покалывали невидимые иголочки. - Я что-то не понял прикола. Только сейчас дошло... Вот ты - смотрящая по фауне, так ведь?
- Так, - с лукавым видом согласилась девочка.
- А я теперь - смотрящий по речкам, верно?
- Да, - снова согласилась она, улыбаясь во весь свой соблазнительный рот.
- И при этом я - фауна. Или нет?
- Да не тяни уже! - фыркнула наконец Енисей. - Мы смотрим за фауной, ты смотришь за нами - что непонятного? Гены у тебя хорошие. Как оказалось. Ничего личного...
- Во как... - задумчиво протянул я.
- Давай, давай, времени мало... - заторопила меня смотрящая и потянула за собой в какую-то комнатку.
И тут в доме как бы случайно погас свет.
Когда Енисей принялась меня расталкивать, рассвет еще только брезжил.
- Подъем! Поднимаемся... - торопила она, подавая мне одежду. - Поменьше будет досужих глаз. Не надо, чтобы такие вещи становились известны всей деревне.
- Какие вещи? - спросонья уточнил я.
- Такие... Что делал смотрящий по речкам в доме у речки. Ночью.
- Аа-а... - сообразил я, зевая.
- Лишние знания - лишние горести, - продолжала витийствовать Енисей. - Ты ведь не хочешь горестей своим согражданам? - Она засмеялась. - И всей моей подопечной фауне.
- Не хочу, - тупо согласился я.
- Ну и правильно! - заключила Енисей с довольным видом. - Ты и сам моя любезная фауна. Очаровательная фауна...
Я медленно приходил в себя. Енисей тем временем, несмотря на минувшую ночь, на глазах преображалась: теперь вся она была уже стиль и строгость, как и положено смотрящей.
- А потому ты пойдешь сейчас огородами и дашь хорошего крюка от поселка, а затем вернешься обратно - будто из леса, - завершила она приказным тоном.
Наконец я взял себя в руки, скоро оделся и прополоскал рот от красничного послевкусья.
- Положишь эту штуку в карман.
Енисей достала из шкафчика и протянула мне какую-то коробку.
- Что это? - поинтересовался я.
- Визатор, - непонятно пояснила речка. - Точнее, антивизатор. Для пятипалых ты будешь невидим, а киборгам, надеюсь, вообще до лампочки, где и куда шляется на рассвете повытчик по речкам. Очень на это надеюсь. Коробочку позже оставишь у старосты в управе. И не напугай там никого невидимкой, помни о фауне.
Она на секунду задумалась.
- Кстати... можешь по этому случаю проведать свою пассию. Она, поди, заждалась смотрящего. - И Енисей неприятно хохотнула.
- Что ты имеешь в виду, речка? - спросил я строго и с вызовом, как бы осваиваясь в своей новой должности.
- А то, моя милая фауна, - загримасничала она, - что твои страсти по местной речушке давно ни для кого не секрет. И вообще - зря ты стараешься, Троша.
- В смысле...
- Ты отлично понял, о чем я. Зачем тебе это? Ведь у нее ни стабильного русла, ни имени - статуса полноводия она никогда не получит, так и останется девочкой на побегушках. Оно тебе надо?
Я промолчал и нахмурился. Местная речка уже пару раз появлялась у меня в снах и просила содействия. А сны свои я с похода к космической борозде считал провидческими - с большим или меньшим для того основанием.
В рассветном сумраке и тумане я быстренько добрался до дома. Забавно было ощущать себя невидимым и при этом оставлять на сырой заоколичной тропке четкие и глубокие следы. Я не видел ни рук, ни ног, ни даже кончика носа. "Как это всё-таки здорово - быть ученым", - подумалось мне. - Приходить поутру на работу, смотреть в микроскоп, на дисплеи различных приборов - и выдумывать для людей всевозможные нужные вещи: трехпалых, куниц-неформалок, клонированное пюре из яблок и всё прочее". Мне вдруг припомнился кран на подлодке, от которого, кажется, правый кулак у меня стал заметно побольше левого - и привычная меланхолия незаметно наполнила всё мое существо.
Антивизатор я бросил дома - какая разница! К тому же мне не хотелось пугать старика-старосту своим внезапным превращением из невидимки в осязаемого речного смотрящего.
Я наскоро прожевал последний кусок утки, имевшийся у меня в запасе...
А кстати утки... При нашем повальном поветрии трансформаций и перераспределения ролей мне следовало бы и раньше задуматься об этих водных пернатых. Как-то с трудом верилось, что вакханалия перманентных изменений их никак не коснулась. "А красняки? - попытался я себя успокоить. - Ведь они же никак не изменились?".
Мне было стыдно признаться себе, что я просто ищу повод отправиться к речке.
Еще какое-то время я бесцельно кружил внутри домика, поправляя, не глядя, одно и другое, а затем, махнув рукою на стыд, выкатился на крыльцо и бодрой трусцой двинулся в сторону моей новой подопечной без стабильного русла и имени.
Допуск в запретку - это конечно огромное преимущество.
Солнце уже встало, но светило неярко, постепенно выбираясь на небосвод из темных ало-лиловых облаков у горизонта. Речка вся искрилась красноватыми отблесками, утки орали как сумасшедшие, а я всё сидел на прохладном камне у берега, глазел на воду, на стайки уток с детенышами - и думал о разном. Мысли вертелись, сменяя друг друга и не оставляя в сознании даже следа.
"Наверняка красника еще действует..." - зло проворчал я вставая и расправляя застывшие в утренней прохладе плечи.
На другом берегу над морем зелени тем временем сперва показался сачок, потом голова в широкополой шляпе с сеткой, а затем у берега затрещали кусты и к воде из них выбрался Фаддей - в сапогах и плаще до пят не по погоде.
- Привет, дружбан! - заорал он через речку. - Чего пришел спозаранку? Не спится?
- С чего тут спаться? - в тон ему прокричал я.
- И то верно... - согласился мой старый приятель. - А ты не знаешь?.. ну, может там у начальства...
- Что? - не понял я вопроса.
- Когда всё это кончится?
Я отрицательно покачал головой.
Фаддей бессильно махнул рукой, затем поднял ладонь к лицу, как бы прощаясь, без слов развернулся - и снова исчез в кустах.
"Вот-вот... - подумал я. - Вот она, эта мыслишка, которую я с утра не могу ухватить. Когда всё это кончится? Спасибо, приятель".
И я тоже развернулся и отправился по влажной тропке к дому.
3. У Камы
Утренняя прохлада, влажный речной воздух и, наверное, еще что-то, замешанное на моей меланхолии, заставили меня включить дома печку.
Пока она нагревала комнату, я улегся на свой диванчик, положил себе рядом на стул кипу листов старых записей и, ухватив карандаш, решил было отдать себя корректуре и правке... - но сон сморил меня в считаные минуты.
Когда я снова продрал глаза, солнце уже подбиралось к зениту.
Кое-как спрыснув лицо холодной водичкой, я, набравшийся сил и отдохнувший, выскочил в палисадник, по старой привычке призывно свистнул коня и, махнув рукой на свою забывчивость, хлопнул калиткой, скорым шагом направляясь прямиком к управе. Конем моим давно уже занималась специальная тетка из наших женских гражданок.
Сегодня, как оказалось, в управе сельчанам давали по миске казенного студня из кенгурятины. Вот это я называю социальной дивергенцией в положительном смысле, когда наши бьют себе красняков для всеобщей коллективной пользы, а кирасирцы заготавливают кенгурятину из бывших животных, которые не слишком удачно интегрировались, да и культура быта у них, как рассказывают наши улановские, оказалась, вопреки ожиданиям ученых из центра, весьма подозрительной.
А с красняками и прочей дичью, как я считаю, да с той же динамой - тут все должны потрудиться, каждый на своем месте. Иначе у нас наступят мрак и унынье, а не Прогресс и Процветание.
- А как же я? - печально спросил я старосту, подходя к крыльцу. - Как мне теперь без студня?
- Вам, господин Степаныч, - не растерялся староста, проникшийся ко мне с недавних пор особым пиететом, - вам полезный продукт в термобоксе уже доставлен на дом с нарочным. То есть с курьером-киборгом.
- Вот как? - важно удивился я. - Ну, значит разминулись с трехпалым. Благодарю за заботу и службу.
- Рады стараться, господин смотрящий... - грустно проговорил староста, очевидно смертельно уставший от ежедневных изменений в поселке, и мне тут же стало стыдно за давнишнее донесение, где я писал о его профнепригодности. Я мягко подхватил пожилого человека под локоток и помог ему пройти внутрь конторского помещения.
Енисей, как ни в чем не бывало, уже сидела на месте - из-за приоткрытой двери слышался разговор.
- Заняты... - тут же пояснил староста. - Фаддея твоего прорабатывают. Маловато меда несут пчелы, несмотря на размер. Не делом очевидно заняты, пчёлы-то, вот оно как. А Фаддею за это взбучка.
"А речки вообще наверно не спят... - подумалось мне не к месту. - Текут себе от истока к устью, и все дела..."
Я еще поболтал со старостой, затем вызвал штафовозку, а пока она добиралась до конторы, посидел в общей приемной, размышляя о преимуществах жизни в высокой должности.
Наконец снаружи зажурчал мотор.
- К Каме, - коротко приказал я, усевшись в кабину рядом с водителем-киборгом.
Путь на машине к лесному домику занял считаные минуты. У ворот я отпустил свой транспорт и еще некоторое время присматривался и озирался, рассчитывая приметить китайца, с которым не виделся уже пару месяцев. Но подлесок стоял себе тихий, безмолвный, и только лесные птички чирикали что-то не очень понятное.
- А я в понедельник рожаю! - встретила меня на пороге Кама, живот которой зримо подтверждал, что она, вероятно, не ошибается.
- Так сегодня же понедельник... - решил пошутить я.
- Через неделю, дурашка!
Кама была весела, аккуратно причесана... но что-то виделось мне в ее движениях, что заставляло не верить деланому благополучию.
- Ты только не вздумай сердиться, смотрящий, - продолжила она примирительно. - Мне даже нравится, что ты оставишь теперь котов... И особенно этих твоих тёток-помощниц, которые таскались за Трошей следом как какой-то гарем.
- Никто за мной не таскался, - уверенно возразил я. - У всех ведь заботы, идеи, планы... С кем им и поделиться, этим несчастным теткам, как не с родным повытчиком? Ты просто не представляешь себе, что устроили в домах кенгуру, пока не затихла вся эта история с селезенкой.
- Я знаю, что ты употребляешь краснику, - вдруг с исказившимся от злости лицом зашипела на меня Кама. - Мне все-все известно про этих теток!
- Знаете, речка... - нисколько не растерялся я. - Коты меня по-прежнему любят. И тётки-помощницы тоже. Не вашего это, простите, ума дело - что употребляет в пищу ваше прямое начальство. Или вы хотите состариться?
- Ты мне угрожаешь?! - вдруг завопила Кама, белея лицом. - Ты?! Лишенец! Лузер с индексом четыре.
Мои опасения насчет ее состояния оправдывались самым неприятным образом.
- Пять! - ответил я бесцветным голосом.
- Что "пять"? - снова завопила Кама.
- Индекс, - беззлобно пояснил я. - Индекс значимости у меня пять. А скоро дадут восемь.
- Не было бы без меня у тебя и пяти! Не было! - Лицо Камы теперь угрожающе покраснело.
"Сейчас зарыдает..." - подумал я про себя.
- Ты только уток душить горазд! - вдруг заявила не в тему речка. - Тебе и красника не помогает!
- Вот-вот... - протянул я. - Это к вопросу "мой спаситель, мой могучий избавитель". О темпора, о морес...
- А этого-то ты где нахватался? - Кама бесилась не на шутку.
- В подлодке... - просто пояснил я. - Ты что же, и вправду думала, что я там держал кран с паром?
- Не знаю. Не думала. - Она выглядела растерянной и очевидно уже стыдилась своей вспышки.
- Давай... если хочешь... - предложил я, - ты сейчас немного поплачешь, а я с тобой посижу и поутешаю. Идёт?
В таких делах важно переключить доминанту.
Кама совсем растерялась, слезы закапали у нее из глаз, мы уселись рядком на диване, тепло обнялись, и через секунду она уже шмыгала, причитала и неразборчиво бормотала всякую ерунду: как она боится понедельника, что говорят в центре врачи, какие порою несносные рождаются ручейки и так далее.
- А это-то у тебя откуда? Про ручейков... - поинтересовался я.
- Ты что, начальник?! - полушутя возмутилась Кама. - Не веришь, что мне тысяча лет? - Она даже пошевелила плечами для убедительности. - Во мне... как это?.. - опыт и мудрость поколений, не чета вам, пятипалым... - И она тут же прикрыла рот ладошкой. - Ну не сердись, правда. Я сегодня сама себя не узнаю. Не сердишься?
Я отрицательно помотал головой.
- Вот и правильно! Чего на нас сердиться? - Она уже вовсю улыбалась. - Мы же речки! Природный феномен. Понял?
- Понял, понял... - подтвердил я. - Кстати... давно хотел спросить. А почему это у нас в запретке по пути к речке ночами поле, так что народ от него просто лысеет? А в других запретках никакого поля, похоже, не требуется.
- А ты не знал? - Кама сделала удивленные глаза. - Там у пришельцев под землей подстанция. Потому и тарелки их у вас над поселком всегда зависают, что подстанция близко. Они так энергию экономят, пришельцы эти.
- Так надо рвануть ее, эту подстанцию... - решительно проговорил я.
Кама открыла от удивления рот и даже слегка отсела подальше, чтобы лучше меня видеть.
- Революционе-е-ер... - наконец с восхищением прошептала она. - Правильно я в тебя верила...
- А что? - продолжал я. - Стронция набрать на шахте побольше, смешать его с чем-нибудь, с чем надо, - и рвануть. Пришельцы примчатся порядок наводить - а мы и им в тарелку стронция... Ну? Как план? Может, у них тут вообще одна тарелка - единственная...
Я перевел дух от нараставшего возбуждения.
- Может, и так, - серьезно согласилась речка. - Я ее уже трижды видела, и всё со ссадиной косой на боку. Всегда со ссадиной.
- Ага-а! - я даже потер руки от удовольствия. - То есть они на ней об землю уже брякались!
- План в целом хорош, - продолжила Кама по-деловому, - хотя и не без слабины... А с чем его смешивать, этот стронций?
- Ну... - замялся я. - Можно разные вещи попробовать. Или вон чип считать у киборгов, что там у них насчет опасных веществ на шахте за информация имеется, чего им самим опасаться следует. Вот что там опасным помечено - то нам и надо. А лучше, конечно, ученых в центре спросить: эти уж точно знают, что к стронцию добавить. Ты сможешь спросить у ученых?
- Попробую, - задумчиво согласилась девочка. - Но ты пока никому, не это... - пусть в секрете останется. Особенно с местной речкой поостерегись. - Она теперь выглядела совершенно серьезной. - Неизвестно еще, чья она и под кем течет... - Кама на мгновение замолчала. - И не очень там с ней-то... ну, ты понимаешь. А то мне неприятно.
Я важно покивал головой, и мы перешли к хозяйственным вопросам.
За разговорами незаметно пролетел вечер. Засыпая, я подумал о том, что имя "Енисей" не промелькнуло у нас сегодня ни разу, и подивился Каминому такту... или выдержке. А что именно на уме у речек, понять всё равно невозможно, подумал я дальше.
Эта грустная мысль оказалась последней за этот пестрый от событий день - я наконец погрузился в глубокий сон. Моя подопечная речка уже сопела рядом со мною и тихонько бормотала во сне.
4. Староста
Наутро мы мило позавтракали, болтая о пустяках, затем я вызвал машину и вскоре уже вылез из кабины у дома, у своей калитки.
Внутри, понятное дело, всё выглядело совершенно по-прежнему, вызывая этой локальной неизменностью приятное ощущение стабильности и покоя. Я не спеша навел порядок в кухне, переоделся и, наконец, не найдя больше в доме достойных занятий, с легким сердцем решил двинуть на службу, в управу
...И тут заголосила связь.
"Экстренные сообщения из центра! - надрывалась железная машинка. - Всем жителям в кратчайший срок явиться в контору для информации!"
"Что там еще?" - беспокойно подумал я и скорым шагом двинулся к месту собраний.
Когда я влился в толпу наших жителей, староста уже взбирался повыше на выставленную на крыльцо трибуну.
- Сограждане! - наконец провозгласил он, прокашлявшись.
Смотрящая Енисей пристроилась в проеме двери у него за спиной.
- Сограждане! Главное - это свобода! - Староста читал по бумажке и даже не скрывал этого. - Откажемся от утятины, сограждане! Она делает нас зависимыми от нашей речки!
В толпе зашептались.
А дальше новости посыпались как из рога изобилия.
- Усилим музыкальные занятия! - резал староста, не переводя дыхания. - Необходимо снова ввести норму на красняков. С действием от нынешнего дня запрещаются смена породы и восстановление конечностей.
Староста перевел дух и продолжил:
- Со следующего понедельника объявляется акция: "Ни дня без запрета!"
Толпа загудела.
- Понедельники отменяются! - не унимался староста. - Эксперимент есть эксперимент! Всем понятно?
В народе послышались смешки.
- Участились случаи приворожения молочной железой! - вдруг не своим голосом завопил староста, не отрываясь от написанного на бумажке текста. - О них уже известно даже в центре. Мы все, как один, должны учиться у котов скромности!
Смешки и гул прекратились, затихли.
- Со следующего месяца акция! Перенимаем ум растений. Ответственным подготовить семинары для населения. - Староста ошалело впился взглядом в листок, разбирая буквы. - Зеленика опять разрешается! - наконец прокричал он.
И он стал спускаться со своего возвышения, буркнув напоследок:
- Собрание окончено, расходимся...
Енисей тоже скрылась внутри здания.
Народ постоял с минутку, хмыкая и посмеиваясь, а затем толпа начала быстро редеть.
- Стойте! - вдруг заорал староста, снова выскакивая на крыльцо. - Всем готовиться! Выходные скоро отменят! После четверга - сразу вторник! - И он, будто разом лишившись сил, оперся руками о перила крыльца. - Теперь идите...
Я решил дать старику возможность передохнуть и вместо конторы сперва отправился к домику, в котором раньше обитал Мурзик.
Внутри в беспорядке теснились не знакомые мне коты.
- Здравствуй, батюшка... - проговорил самый крупный из них. - Ты за начальником? Сейчас позовем, глазом не моргнешь...
И тут же какой-то мелкий котишка выскользнул из домика наружу и скоро скрылся из виду.
Я распрямился, не торопясь огляделся по сторонам и так же не торопясь снова двинулся к управе.
- Я не уверена, что вы путное мутите... - подняла на меня голову от бумаг Енисей, едва я прикрыл за собой дверь кабинета.
- О чем ты?
- Вы можете поиграть в заговорщиков, это не возбраняется - но я, например, не хочу обратно в Сибирь...
- В какую Сибирь?! - выкатил я на нее глаза.
- Ты что, дурачок, Троша? Ведь если вы скинете инопланетных - всем чарам конец! Кама - в русло, на свое место. Енисейка, как ты меня за глаза называешь - на свое. И эта лафа, речек трахать, для тебя разом закончится. Останешься с Ручейком на руках как кормящий отец.
- Да ладно... - не веря еще, проговорил я.
Смотрящая наморщилась и как-то по-девчоночьи покрутила носом.
- А впрочем... - продолжила она. - Та прежняя жизнь... она как-то чище, серьезнее. - И она бодро откинулась в кресле. - Так что дерзайте! Считай, что я ничего не говорила. И не слышала... - Она поправила ладонью свою шатенистую гривку. - И кстати... зайди-ка сегодня попозже. Мне кажется, что с первого раза у нас не получилось...
Я согласно наклонил голову и задом выбрался из кабинета в конторский коридор.
Староста полулежал в кресле за своим столом. Краска постепенно возвращалась к нему на лицо. Мы немного поговорили о чем-то незначимом, ни словом не касаясь новых решений центра, затем я вежливо и тепло попрощался и, сославшись на дела, оставил старика в одиночестве.