Аннотация: Санитар московской больницы неожиданно оказывается окружен персонажами М.Булгакова
Второе пришествие
Я с натугой дернул каталку влево, немазаные поворотные колеса взвизгнули, голова больного клюнула в сторону, и телега краем чиркнула по стенке, выбив облачко пыли из процарапанной уже тысячами каталок штукатурки. "Сука!" - прошипел я и, зло дернув ручку каталки вправо, вырулил телегу в последний кусок коридора. Лампа под потолком в дальнем его конце мигала и вздрагивала, как бы силясь взорваться. Колеса каталки методично защелкали по стыкам метлахской плитки, как мы ее тут называем: метлахская - от слова "метла", почему так - мне непонятно, никогда не задумывался - уборщицы моют ее тряпкой, тут что-то левое, какая-то местная фишка, которой я еще не знаю, полгода здесь всего, неудивительно. И, в общем, плевать...
Из ординаторской слышались приглушенные голоса. Я застопорил телегу возле двери и негромко постучал.
На стук вышел сам Преображенский - профессор, умница, душка, нестарый еще допотопного вида врачишка с бородкой, с бейджиком на английском, в морщинках и с жилками на лиловом носу, свойственными сами знаете кому...
- Что у вас? - спросил он, изображая деловитость на отстраненном лице, как бы продолжавшем находиться еще в ординаторской, среди наших плотных и гладких докториц-дежурных - хохотух и, я бы сказал, выпивох: других тут на ночные дежурства не ставят, хотя стресса у нас и днем предостаточно.
- Сказали к вам... - без выражения проговорил я. - Писатель какой-то. Булгаков, что ли... Там медкарта под матрасом, где и всегда.
- Так он же мёртвый! - возмущенно выкатил глаза из-под пенсне Преображенский. - Вон и зелень уже на щеках проступается... - И он потянулся прикрыть за собой дверь в ординаторскую, из-за которой по-прежнему неслись гомон и даже выкрики.
"Не проступается, а проступает... - злобно подумал я про себя. - Сраное село..."
- Велели к вам... - хмуро возразил я. - Главврач приказали.
- В процедурную катите, - вяло махнул Преображенский своей профессорской ладошкой в сторону ближайшей процедурной. Тяжелые дорогие часы скользнули по запястью следом, полуслышно щелкнув звеньями браслета.
И тут негромкое курлыканье из радио на сестричкином посту сменили гудки. "В Москве три часа ночи..." - пропел по-ночному бравурно-бодрый голос дикторши.
"Наконец-то!" - фыркнул я под нос, загнал каталку с Булгаковым в процедурную и, прикрыв за собой двери, отправился сдавать смену.
До дома мне и пешком-то недалеко, минут десять-пятнадцать, а тут подвернусь скорая по вызову, и они подвезли меня чуть ли не к самому дому, так что в четыре утра я, хлопнув по приходе полстакана прозрачной и закусив бочковым огурчиком с рынка, уже досматривал третий сон... - когда на балконе что-то брякнуло.
"Бездомный спустил сверху петлю и тырит мои запасы..." - лениво подумал я в полусне и принялся неспешно соображать куда засунул с последнего раза травмат.
Звук повторился. Царапали по стеклу.
Я подскочил, как ужаленный, тут же подцепил за темляк травмат с журнального столика и, в пять шагов преодолев простор моей холостяцкой однушки, на цыпочках приблизился к задернутой на ночь портьере.
Скребнуло еще раз.
Перехватив пистолет поудобнее, я принял какую-то боевую стойку... - и рывком отдернул гардину...
В воздухе перед балконной дверью стоймя парил Коровьев - в клетчатом костюмчике-тройке бурого цвета, как его обычно изображают, и в пенсне без стекол. До пола ногам его недоставало буквально с ладонь, но что-то мешало ему приземлиться окончательно, какая-то сила держала его в подвешенном состоянии и мешала действовать. Тросточкой Коровьев царапал в мое стекло.
Коровьев клюнул вперед подбородком, как бы изображая смирение, и плавно приземлился на обе ступни.
Я задернул гардину.
...И тут же в прихожей затренькал звонок - длинно, безостановочно.
- Иду, иду!.. - заорал я в голос и метнулся открывать.
На ночь я, если не забываю, закрываюсь на два замка и на цепочку - мало ли что? Ну и теперь, понятно, пришлось повторить процедуру в обратном порядке. Звонок дребезжал не переставая.
В проеме стоял Коровин - крепко, обеими ногами упираясь в коврик с надписью "Welcome" и подстраховывая себя дополнительно тросточкой.
- Написано "Welcome"... и вот...
- Что надо? - снова грубо спросил я.
- Закурю, облокотившись... - с какой-то нежностью в голосе промурлыкал мой гость и продолжил: - На оконный подоконник... Начинайся, русский бред и жизни творческий ликбез...
- Ты на дверной поддверник лучше обопрись, - снова загрубил я. - И Азазелло своего обопри... - Я развернулся на пятках и двинулся назад в комнату, к дивану, понимая невольно, что Коровьев просто так не отвяжется.
Когда я, натянув домашний найк и внырнув в тапки, появился в кухне, Коровьев, развалясь и покачивая из стороны в сторону упертой в пол тросточкой, уютно развалился за столом, щурясь от утреннего пологого солнышка.
- Пол мне не ковыряйте тростью, - тут же проворчал я. - Это ламинат... только похоже на плитку.
Вытянутые длинные ноги Коровьева в клетчатых штанах и каких-то диковинных полусапожках с пряжками торчали из-под стола с другой его стороны. От них заметно тянуло кошатиной.
- Соблаговолите полпорции водочки бывшему регенту... - проговорил гость, наклоняя голову несколько набок и делая невинное лицо. - В грудях пересохло...
- Куда водочки? - продолжал грубить я, уже открывая холодильник и доставая бутылку "Московской" и банку с огурцами. - Куда вот? пять утра на дворе...
- Это ничаво... - важно возразил регент и покивал головой. - Мы это... - Он подвигал носом и ртом из стороны в сторону. - Мы привышные...
Мы молча, не чокаясь, выпили по рюмочке, а потом еще по одной.
- Хороший, наверное был человек, - наконец шмыгнул носом Коровьев. - И как его так угораздило?..
- Саркома лёгкого, - мрачно уточнил я. - Чего тут такого?
Взгляд у Коровьева после водки заметно увлажнился.
- Мягчит "Московская"-то, - одобрительно кивнул он в сторону бутылки. - И укрепляет ягодицы...
- Патриотично опять же... - согласился я. - Не "Абсолют" небось враждебный...
- Однако оставим ламентации, - снова принял важный вид мой утренний посетитель. - Я к вам по делу, как вы конечно догадываетесь, почтеннейший...
- ...Акакий Акакиевич... - радушно подсказал я в порядке застольной шутки.
- Так вот, почтеннейший Игорь Денисович... - не дал сбить себя с толку регент. - ...Тут к вам в клинику поступил один человечишка...
- У меня смена в шесть! - грубо перебил я.
- А я вас и не тороплю, добронравнейший Ака... то есть Игорь Денисович. Я вас не тороплю. Вот вам флакончик... - Он мигом достал из внутреннего кармана небольшой темный аптечный флакон с крышкой. - Вольете жидкость Михаил Афанасьичу в ушко, в ушко - ну, как Лаэрт Калибану, помните у классика? Только тут не отрава, а так... лечебная живая водичка из экологически чистого источника. И будет у вас пациент как новенький...
Я открыл было рот, но Коровьев тут же выставил вперед руку, как бы защищаясь от взгляда Медузы.
- Отказаться нельзя, любезнейший Порфи... пардон, любезнейший Игорь Денисович. Даже и не мыслите, и не грезьте - дело это ответственное, можно сказать энтропическое. Тут, как это говорится, нити Мирозданья...
- Уходите, Коровьев, - грубо констатировал я. - А я спать дальше буду.
- Всенепременнейше, высокочтимый...
- Акакий Акакиевич, - снова подсказал я.
- Как вам будет угодно, - строго заметил регент, поднимаясь, и безошибочно направился к выходу, как будто не раз бывал у меня в квартире.
Я снова запер входную дверь и двинулся было к дивану, но тут в балконную дверь опять заскреблись.
Я, слегка расслабленный после утренней водки, лениво отдернул гардину. Коровьев парил, как и прежде, не касаясь ступнями земли.
- А если вам, например, девочку... - затараторил он, гримасничая и делая знаки, - то соблаговолите мигнуть, благодетельнейший Акакий Денисович. - У нас тут одна крутится, из земных... За комбригом каким-то замужем, но в целом очень и очень еще ничего-с. Какая-то Маргарита...
- Замётано, - покивал я через стекло головой и сделал Коровьеву ручкой. Невидимая сила тут же неспешно подняла его выше балконных перил и потащила куда-то в сторону Речного вокзала.
Я задернул гардину, стащил с себя найк и нырнул под одеяло. Часы на стене показывали полшестого утра. Солнце утром у меня с другой стороны, в кухне, так что заснул я скоро и спал без сновидений.
На отделении всё произошло как по писаному. Я справился в журнале учета о давешнем пациенте, спустился на лифте в морг, быстро нашел его на одной из каталок, резко повернул мертвому набок голову, так что внутри у Булгакова что-то хрустнуло, и разом влил ему в ухо жидкость из принесенного с собой пузырька.
Результат, как это говорится, не замедлил сказаться: Булгаков сперва порозовел, затем задышал с какими-то хрипами и наконец, поморгав, плавно открыл глаза.
- Где я? - проговорил от слабым еще голосом вернувшегося к жизни.
- В пи... - хотел было пошутить я, но мне припомнились коровьевские "ламентации", его "нити Мироздания", и я оборвал себя на полуслове.
В остальном смена прошла как обычно, если не считать прокатившейся по отделению волны ажиотажа, когда к нам ворвался прозектор с сообщением об ожившем пациенте.
- Стареет Преображенский-то... - шепнула мне на ходу в коридоре медсестричка Гелла, пухлая смугловатая татарочка с рядом достоинств. - Ну как это... прощелкать живого пациента, отправить его на вскрытие... Наверняка теперь будет буча. Заигрался профессор со своими яичниками. И ко мне уже не раз подкатывал, кстати...
Мы многообещающе переглянулись, подтверждая друг другу взаимную симпатию и готовность в ближайшее время перейти от взглядов к делу, и разошлись каждый по своим делам.
В эту ночь мне удалось поспать три часа, ровно до семи утра. Затем в прихожей позвонили.
Зевая и потягиваясь, я откинул цепочку, открыл оба замка и распахнул дверь.
На пороге стояла девица. Или, скорее, моложавая тётка лет тридцати.
- Что надо? - на свой обычный манер поприветствовал я посетительницу.
- Доброе утро, - без выражения поздоровалась она. - Маргарита... Коровьев прислал. Я не хотела рано будить, сидела тут на лестнице, замерзла. Чай есть?
- Есть конечно, - тоже без выражения проговорил я. - Входите... Но у вас ведь... - я замялся, - ну, Мастер... Как я слышал.
- А что Мастер? - с каким-то надрывом тут же вскинулась Маргарита. - Это Мишане всё надо переписать! В психушке Мастер, состояние безнадежное. Несмотря на литий и кетамины. Да и вообще он... не хочу сейчас об интимном. - Она скривила гримаску. - Потом, может быть, расскажу... и давай на ты, договорились?
Я кивнул, набрал в кипятильник воды, водрузил его на поставку и щелкнул тумблером.
- Вот зачем вы пьете всякую нерусскую дрянь? - фыркнул я, сам не понимая причин своего раздражения.
- Ооой, патриот, взгляните на него... - тут же подхватила эстафету Марго.
- Короче... - перевел я стрелку. - Сейчас пьем чай и идем досыпать. И чтоб без этого...
- Как скажешь, - легко согласилась супруга комбрига. - Мне это вообще похер...
- Довели страну... - продолжила она, стаскивая с себя верхнее, когда мы после чая перешли к дивану. - ...Потрахаться не с кем несчастной женщине. - На лице у нее подрагивала гримаса отвращения.
- Я после смены, - буркнул я примирительно и полез под одеяло.
Всё вышло конечно не так как я планировал. Теплое женское тело имеет свойство будить разного рода желания, и, подремав с полчасика, мы вдруг оба, вздрогнув, проснулись как по сигналу и впились друг в друга с удивительным для этого времени суток остервенением.
- Вот это другое дело... - проговорила Маргарита, когда транзакция естественным образом завершилась. - Теперь еще пожрать чего-нибудь - и можно дрыхнуть вообще до обеда. Хотя я бы сейчас погуляла... милый... - И она принялась мягко тормошить меня за плечо.
- Ты что-то игривая с утра... как котик...- процедил я. - Это не к добру.
Мы наделали себе запеченных бутербродов со всякой мелкой ерундой, которая нашлась у меня в холодильнике, выпили немного портвейна из пыльной бутылки, давно скучавшей на подоконнике, затем снова залезли под одеяло... - и действительно провалялись до половины третьего, а потом Маргарита вдруг посуровела, внутренне отстранилась и принялась собираться - то есть собирать по всей комнате разбросанное исподнее.
- "Это не повод для знакомства?" - ядовито процедил я, поглядывая с дивана на ее эволюции.
- Не обижайся... - тут же подхватила фишку Маргарита. - Просто у меня забот... полная жопа. Если я всё это вот так сейчас на тебя вывалю... тебя для начала стошнит. А потом ты меня молча выставишь.
- Ладно. Проехали, - милостиво согласился я и, когда она вполне собралась, с вниманием и лаской проводил мою гостью до двери.
- Слушай... - вдруг обернулась она уже на площадке. - Раз уж ты такой... - Она на мгновение задумалась, подбирая слово. - ...Вживчивый... Вот какой аск, если можно, конечно... У меня послезавтра посещение в психушке, ты бы не мог со мной поехать? А то он никакой в натуре, наш Мастер, и клиника в Бирюлёво, за три звезды. Я от всего этого потом как пришибленная, всё биополе в дырах. Находка для гопоты и чикатиловых...
Я недоуменно поднял брови.
- А о тебя хорошо опереться... - На лице у нее промелькнула почти человеческая улыбка. - Ну что, санитар? Посанитаришь полдня слабую женщину?
- А комдив? - некстати поинтересовался я.
- Он в командировке, - ничуть не смутившись, быстро ответила Маргарита. - У них тактические учения. Ребенок у бабушки. Машины, кстати, у тебя нет?
- Вот машины кстати у меня нет, - в тон ей ответил я и немного по-клоунски поклонился, разведя руками.
- Ну и ничего... - бодро приняла это сообщение Маргарита. - И так небось доедем, не сахарные.
Она легко провела кончиками пальцев мне по руке, как бы фиксируя установившийся контакт, развернулась и двинулась к лестнице. Я стоял в дверях, провожая ее взглядом
- И это... - вдруг вновь обернулась она, остановившись в конце пролета. - Всё было очень вкусно, санитар! Спасибо! - И, хмыкнув, решительно запрыгала вниз по ступеням.
Я бессмысленно сделал в воздухе ручкой, затем запер дверь, неторопливо наковылял - весь будто в вате или тумане - с десяток кругов по квартире, наводя свой привычный порядок - и стал собираться на службу.
Наш визит в психушку продлился недолго. Сперва у Марго сверху донизу перетрясли передачу, потом нас обоих проверили специальной рамкой насчет металла, затем наконец в тяжелой двери на отделение загудел электрозамок и какая-то неопрятная сестричка преклонного возраста подхватила нас у двери и повлекла за собой к палате, в которой содержали Мастера.
Кумир Маргариты был совершенно загашен лекарствами, это я понял сразу.
- Привет, мой любимый... - произнесла моя спутница довольно неубедительно, как будто подманивая на дачном дворе курицу. - Я тут принесла тебе вкусненького.
На лице пациента появилось подобие глуповатой улыбки. "Карательная психиатрия", - горестно подумал я про себя.
- Карательная психиатрия... - как бы прочла мои мысли Маргарита, уселась на стул у кровати и принялась доставать из пакета содержимое передачи: мандаринки, яблочки, упаковку бастурмы, турецкую пахлаву и еще что-то из мелочей.
- Все персоналу достанется, - прокомментировала свои движения Марго. - В этом я даже не сомневаюсь...
Я принялся было озираться - не столько из интереса, поскольку обозревать в палате было совершенно нечего, сколько из нежелания созерцать печальный диалог Маргариты с любимым.
Мастер недвижной снежной бабой сидел на кровати, не глядя на посетительницу, и время от времени как-то подрагивал телом, как это бывает у лошадей, желающих стряхнуть с крупа слепня.
Неспешно бежали минуты...
- Ну всё... - наконец поднялась со стула моя новая приятельница. - Можно двигаться... - И она легко потрясла за плечо Мастера: - Скорей выздоравливай, любимый...
- Таталата-маталата, - сосредоточенно произнес в ответ Мастер, глядя прямо перед собой, и пустил слюнявый пузырь.
- С тобою меня не так плющит, - проворковала Маргарита, когда мы наконец снова оказались в фойе этого заведения. - Почти вообще нет... - Она радостно улыбалась. - И знаешь - раз уж мы всё равно выперлись в город, давай заодно заскочим к тебе в клинику... Мне Азазелло надо шепнуть пару слов.
Прошло чуть больше часа, когда мы наконец добрались до моей работы.
- Куда теперь? - поинтересовался я у моей спутницы.
- В бельевую, в цокольный этаж, - не задумываясь пояснила она.
Приятно всё же шагать по знакомым как собственный карман коридорам, когда ты не на смене, не в халате, а во вполне модном цивильном - и под руку у тебя гладкая ляля не из местных. Каждому видно по всей статуре, что вы с ней спите, сестрички опускают глаза от зависти, доктора легко кланяются, одобряя выбор, коллеги гыкают, разевают пошире лапы и примериваются обнять. Это приятно... А неприятно делается, когда из-за поворота коридора вдруг внезапно появляется татарочка Гелла с папкой историй болезни подмышкой, и понимает всё сразу, рывком, и взгляда не опускает, а смотрит тебе прямо в глаза, и во взгляде этом ясно читается: "Предатель... Ведь всё у нас было так хорошо...".
Никакую Геллу мы, по счастью, не встретили, Марго постучала в дверь бельевой каким-то условным стуком, и в проеме появился Азазелло: огненно-рыжий, с разбитой когда-то до самого носа и криво сросшейся губой, из-под которой выглядывал желтоватого оттенка клык каких-то чудовищных размеров. Он был в нелепом бандитском блейзере малинового цвета со сливками и с блестящими клубными пуговицами, в коротковатых узких брючках в полоску, в лаковых туфлях с цветными вставками и с жокейским хлыстиком - из тех, что любила описывать в юности поэт Анна Горенко.
Маргарита передала ему какой-то пакетик, он покивал ей в ответ, шепнул что-то на ухо и продолжил уже в полный голос:
- Присаживайтесь! Вон кофеварка в углу, варите себе там всякое вкусное. И с печеньками. А мы тут пока продолжим.
За простым канцелярским столом посереди комнаты сидел над кипой исписанных листов Булгаков, каким я запомнил его еще по моргу.
- И про Иисуса надо всё вымарать... - неприятно взвизгнув, продолжил Азазелло их диалог и ткнул Булгакова в бок рукоятью хлыстика.
Булгаков скорбно опустил голову. В кофеварке негромко забулькал кипяток.
- Начитался агиток Пролеткульта и гонишь теперь байду, - не отставал Азазелло. - Или у тебя поповское происхождение сказывается?.. Сало давай!
- Какое еще сало? - покривился маститый писатель.
- Голубое - какое... Когнитивный продукт! А ты всё байки гудковские пересказываешь...
- Послушайте... - Лицо у автора было такое, как будто у него болели разом все зубы. - Достаньте же наконец уже сколько-нибудь марафету...
- Привезли вон тебе как раз марафет. Ты что, и этого не понял? - вызверился рыжий Азазелло и снова ткнул автора в бок хлыстиком. - Ты вообще тут, похоже, не с нами... Работай давай! Поэт в России больше чем поэт. Не знал?
- При чем тут вообще я? - досадливо пробурчал себе под нос Михаил Афанасиевич и склонился над бумагами. - Это к Маяковскому. Он в "Паласе" сейчас, в бильярдной...
- Короче... - не унимался Азазелло. - Иисуса своего вымарай... косноязычный он у тебя какой-то. Про Персея давай напиши. Про Андромеду. Тебе ж всё равно о чем писать - лишь бы славы побольше, нет? Позитива давай! Стишков каких-то воткни... "Мычит Пенелопа в постели от долгой разлуки..." - хорошее ведь, согласись. Или с мужеством что-то... про сражения... - Демон на мгновение задумался. - Вот хорошее...
И, встав в позитуру, задекламировал:
...Шмаляют хлопцы словно очумелые,
Ряды их разметали как могли.
Гляжу: ложатся наземь гады белые...
Ну, тут и мы с Анютой залегли... (Текст (иск.): Дмитрий Кимельфельд)
- С какой Анютой? - еле слышно попытался уточнить Булгаков. - С нашей? С маслом которая?
- Ноут открой, деревня... Чапаева набери - и всё тебе будет. Или не учили вас в Литинституте гуглить?
- Я не учился в Литинституте... - совсем поник автор. - Я врач.
- Та-а-ак... - Азазелло скривился и возмущенно покрутил головой. - Врач... В общем... Бездомного оставить в покое, версификатора. Что ты к нему прицепился? Он не хуже других. Пафос, короче, поприбери...
Мы наскоро допили кофе, так же коротко попрощались с Азазелло и выкатились снова в больничный коридор.
- Ну всё, миленький. Разбиваем понт. Я побежала... - Маргарита прицелилась чмокнуть меня в щеку. - ...А завтра тебя навещу утречком. Скажем, в одиннадцать. Пойдет тебе так?
- Пойдет... - без выражения ответил я... и вдруг, прижав ее к себе, сам поцеловал в лоб, и в висок, и, наконец, в угол глаза.
- Увидимся... - прокричала она, оборачиваясь, уже из конца коридора.
Я, помявшись в раздумье, поднялся к себе на этаж, взял у дежурной сестрички ключи от спальной кладовочки, и вскоре уже устраивался там на диване вздремнуть - до смены моей оставалось неполных два часа.
И опять в семь утра в балконную дверь зацарапали.
"Это входит у них в систему..." - ворчливо констатировал я, поднимаясь и всовывая ноги в тапки.
За балконной дверью висел в воздухе Коровьев. Я распахнул дверь.
- "Это - типа института, это - новые манеры, - продекламировал он вместо приветствия. - Это - долгие рассказы об Иване-Дураке"... - и мягко приземлился на обе ступни.
- Зачем снова пожаловали? - поинтересовался я.
- Я строго по делу, - тут же принял важный вид бывший регент. - Сегодня ровно в десять на Патриарших. У третьей скамьи от восточного входа. Мессир желают вас видеть... И не вздумайте манкировать.
Я молча вздохнул. Коровьев нахмурил для пущей важности брови, затем его внутренняя машина дала газ, ступни отделились от пола, и регент задним ходом, не переставая хмуриться, поплыл от меня восвояси.
...Я маялся у скамьи уже минут десять. Ем я по утрам мало, что неудивительно при ночной работе и сдвинутом графике сна и бодрствования. В животе слышимо бурчало. Я начинал злиться.
Мессир появился из воздуха внезапно, когда я совсем было уже думал плюнуть на встречу и добраться поскорей до ближайшего ларька со съестным и сладкой шипучей водичкой.
- Сервус... - проговорил он, сканируя меня сверху донизу тяжелым внимательным взглядом.
"Кроссовки проносил до дыр..." - уныло подумал я, оценивая свой аутфит.
- Кроссовки у вас будут новые, юноша, - тут же прочел в моих мыслях Воланд, удивительно похожий на одного нерусского актера. - И не только кроссовки...
- Простите... - начал было я, но Мессир перебил меня, чуть приподняв кверху ладонь останавливающим жестом:
- Хорошая работа, бро... - продолжил он. - Я вами доволен - и писателя оживили отлично, без косяков, о Маргарите вот заботитесь... И вообще... Мастера, кстати, скоро будем выписывать. Он с этой минуты пойдет у нас на поправку. Так что жизнь у вас, наверное, вскоре станет совсем интересной.
- Благодарю за доверие! - наконец вставил я свои пять копеек. - Служу силам Ада!..
- Ну зачем вы так... - видимо расстроился Воланд. - Не надо всуе... - Он почесал указательным пальцем у себя за ухом. - И это... вы, кажется, хотели машинку, не так ли? Маргарита... она ведь кого хочешь доедет...
Я горестно покивал головой.
- Так вот... - снова набрал важности Воланд. - Я не привык, так сказать, оставаться обязанным. Вот ваше водительское удостоверение, вот техталон, вот страховочка... - Он пошарил рукой в кармане. - А вот ключики от "газельки", стоит у вас перед домом, с иголочки. Всё как есть подлинное, прошло по базе. Verum veritas, как это называется. - И он легко похлопал меня по плечу. - Ездите себе на здоровье... Маргарите передавайте приветы.