Тихая музыка играла в комнате женщины бальзаковского возраста. Она сидела и смотрела в окно, за которым светило солнце и резвились дети. Продолжалась депрессия, из которой не могла найти выход вот уже второй год, после смерти мужа. Казалось, что ей не зачем жить, и сейчас она просто существует. Музыка Шопена перестала играть, и игла проигрывателя со скрипом ушла с пластинки. Старый проигрыватель был катализатором в жизни Елизаветы. Взрослые дети навещали изредка мать, и к приезду внуков она тщательно готовилась. Теперь детей привезут на следующие каникулы, и дом прекратит хранить свое молчание и скуку.
Из объятий собственных дум вырвал телефонный звонок. Звонила Маша, сестра покойного Михаила.
- Лизонька, что делаешь, опять скучаешь и смотришь в окно? - весело спросила Маша.
- А что мне еще делать? - со вздохом ответила женщина.
- Да что угодно! Развлечься как-нибудь! Ты из дома почти не выходишь... В мире столько интересного...
- Ты наверно забыла, что мне не шестнадцать... - перебила ее Лиза.
- Да, но ты красивая женщина, и можешь обольстить кого угодно! - бодро и весело пропела Маша.
- Дорогая, ты льстишь... Если ты не забыла, то брат твой был мне мужем! Он бы меня осудил...
- Но... мне кажется, он бы похвалил мою затею, и хотел бы видеть тебя вновь счастливой. Тебе пора развлечься, что думаешь? - с интересом задала вопрос сестра Михаила.
- Что ты опять придумала? Я не буду ни с кем знакомиться, и в гости не пойду.....
- Милая моя, никто тебя не заставляет, единственное, о чем я прошу, сходить с нами в театр. К нам из Москвы приезжает знаменитая "Летучая мышь". Это же шедевр мировой классики! Ты обязательно должна к нам присоединиться! - на одном дыхании выговорила Маша.
- Опера? Театр? Раньше я была заядлой театристкой, но было это лет двадцать назад... наверно... - с ностальгией произнесла Елизавета.
- Значит, договорились?
- Я посмотрю... по настроению... - ответила она, кладя трубку на рычаг. (Новгород)
2.
Старые занавески легко и непринужденно колыхнулись у раскрытого окна. Теплое вечернее дыхание ранней осени наполняло комнату. Продолговатые полосы пурпурно-красного, и едкого фиолетового небрежно разбросаны по бескрайному небу. Облака не наигравшись за день, строили воздушные замки и фигурки из своей белой ваты. Женщина налила себе стакан холодной воды из-под крана. Сделав три больших глотка, шумно поставила его на стол, посмотрела вдаль. Вздохнула. Солнце укуталось в темных, грозных тучках которые жаждали выпустить свою влагу, и, прогибаясь, опускались к земле.
Простояв, какое то время, женщина поднялась наверх, в свою комнату. Идея развеяться, сходить в театр, казалась ей странной и наивной. Ее душа уже давно жаждала новых впечатлений, новых волнений. Она хотела снова переживать, думать и мечтать. Понимала, мол, возраст, вдова, взрослые дети... Внуки пойдут во второй класс. Бабушка.... Но душа не стареет, как это объяснить? Как объяснить, что сердце требует новых впечатлений, увлечений... Нет, не любви. Любовь удел молодых, неопытных девушек без опыта и незнания, что жизнь не стих, что она никогда не оканчивается на удачные рифмы. А если вдруг это происходит, то крайне редко. И это называется "счастьем".
Расстелив кровать, она посмотрела на деревянное распятие у изголовья на стене. Прочла что-то одними губами и перекрестилась. За окном молния своим хвостом как у жар-птицы осветила неспокойное небо.
Первые большие, тяжелые капли влаги разбивались о землю, тяжело вздыхая. Сверкающий зигзаг разрезал мрачное небо, и гром ударил кулаком. Размытый рисунок пейзажа был виден из окна. Ставни на нижнем этаже резко хлопнули. Послышался звон стекла. Большая фарфоровая ваза, подаренная свекровью на свадьбу, лежала на дощатом полу. Усыпанная многочисленными осколками она обдувалась теплым ветром. Елизавета спешно начала спускаться вниз. Закрыв окно, без эмоций собрала осколки реликвии и выкинула в ведро. Кинув взгляд на недопитый стакан воды, все-таки взяла с собой. Свет в комнате начал прерывисто мигать, и вскоре явно потускнел. Что-то читая про себя, наверное, молитву, женщина очутилась у себя в комнате. Вылив оставшуюся воду в цветы, она, сложив руки ладонями вместе, смотрела на деревянный крест.
Дождь пошел на убыль, и редкие капли совершали самоубийство, падая вниз с карнизов окон. Она посмотрела на фотографию мужа в лиловой рамке с какой-то странной улыбкой. Вспомнив разговор с сестрой давно ушедшего мужа, задумалась. Очень богобоязненная женщина, отодвинула край одеяла и, легла в постель. Еще около часа лежала с открытыми глазами в абсолютной темноте, прислушиваясь чему-то внутри. Мысли вскоре ушли в темноту, и мозг выключил питание.
3.
Яркие лучи солнца уже почти не греющего, осторожно коснулись лица женщины. Часы на столе показали ровно семь утра. Вставать рано вырабатывалось годами, и под конец жизни, как считала Елизавета, организм "на ура" выучил привычку. От вечернего дождя остались небольшие лужицы на асфальте и тусклые потеки на стеклах. Во вчерашней разбитой вазе узнала предназначение - перестать жить прошлым и жить настоящим. Открыв шифоньер, в ночнушке она стала рассматривать одежду. В театр надо идти в чем-то особенно красивом, нарядном. Смущение и какое-то волнение совершенно неописуемое охватило женщину. Она уже более года никуда не выходила. Ни в свет, ни к друзьям, ни на крыльцо своего покосившегося от старости на одну сторону дома. Проведя почти полдня выбирая наряд, Елизавета так увлеклась, что забыла совсем про домашние заботы.
Ровно в шесть за ней зашла Маша.
Тень двух женщин аккуратно ложилась им под ноги, обгоняя дома, людей. Пожелтевшие листья по одиночке срывались с деревьев. Падая под ноги, как бы признавались в любви. Небольшой лист клена, чуть ранее поцелованный наступающей осенью, запутался в волосах Елизаветы. Выйдя из автобуса с номером 28, женщины прошли мимо ларьков на остановке. За поворотом они натолкнулись на свадебную "чайку", с двумя кольцами на верху. У входа стояли люди, расступившись, пропускали жениха и невесту. Жених невысокий блондин, худенький, совсем мальчишка приготовился переносить красивую высокую девушку- невесту, в простом белом платье через порог. Женщины решили быстрее пройти, чтобы не мешать оператору снимать эту процессию.
Когда Маша с женой брата прошла пол квартала, то заметила какую-то грусть в глазах рядом идущей женщины. Нечего не стала спрашивать, и так было понятно, отчего на глазах выступила слеза. Свернув еще раз, показалось высокое белое здание.
Театр имени Ф.М. Достоевского находится на берегу реки Волхов, с противоположной стороны набережной Александра Невского. Вблизи здания находятся летний театр, но им не пользуются уже много лет. За мою память, там никто не выступал. Стулья проржавели и в них пол слоем ржавчины оказались пустоты. Само здание белого цвета и впечатление, что оно сложено с огромных колец бетона, из-за чего форма здания не поддается точному описанию. На территории находится фонтан, к сожалению не работающий. Если посмотреть на театр, стоя на мосту через реку, то покажется, что огромное белое здание более 13 метров высотой утопает в зелени летом, а зимой кажется кораблем с другой планеты. Проект этого белого "чудовища" планировал сам Макаревич, известный лидер группы "Машина Времени".
Люди потихоньку собирались у подножия здания. Солнце садилось медленно, и многие засматривались на закат. Ко входу то и дело подъезжали такси, и из них выходили красиво одетые дамы. Некоторые в одиночестве, некоторые, с мужьями или любовниками. Но были и те, кто решил сходить в театр просто так, с давно знакомой подругой. Пожилых людей пришло вровень с молодыми. Красиво одетые пожилые женщины явно перебарщивали с бижутерией. Это последняя отдушина для забытой интеллигенции одарить своим присутствием хороший спектакль. Внутренние стеклянные двери раскрывались в разные стороны автоматически. Огромный холл с зеркалами и вместительным гардеробом создавал потрясающее впечатление роскоши. Гулкое эхо могло и жило здесь, внутри здания. По бокам от дверей стояли небольшие кожаные диванчики, чтобы люди могли положить одежду, а не держать ее в руках. Многие брали с собой сменную обувь, и тогда диванчики просто необходимы для юных и пожилых дам. Туфельки на стройных ножках четко отдавали стук по мраморному полу.
Елизавета с Машей зашли в холл. Лиза отдала билет женщине у входа, и прошла внутрь. Ее подруга воспользовалась наличием небольшой толпы, и вышла из здания. Небольшая очередь уже скопилась у гардероба. Маленькие дети баловались, и бегали по холлу, приводя отцов иногда в ярость. Раздевшись, женщина стала искать Марию, но не нашла. Прозвенел второй звонок, и женщина в красивом не очень длинном синем платье впилась взглядом в витрину - там стояла Маша и махала ей рукой. Разозлившись, Елизавета повернулась и демонстративно начала подниматься по широкой лестнице.
Зайдя в зал, Ася начала искать место. Оказалось, что место у нее на балконе, и, забравшись по узкой лестнице, села на место. Занавес закрыт. Множество голосов на разный лад сливались в некий гам. Прозвенел третий, последний звонок. Зал притих. Одиночное хлопанье в ладоши тут же поддерживалось всем залом. Скоро зал раздавал аплодисменты закрытому занавесу из темно-синего плюша.
Почти потух свет, как дверь открылась на балкон и, пригибая голову вошел молодой человек. Он поспешно занял место около Елизаветы, хотя мест было достаточно рядом с ней. Тонкая полоска обжигающего света скользнула по полу и через секунду исчезла.
- Я Вам не мешаю? - задал вопрос молодой человек.
- Нет, не мешаете... - тихо ответила женщина, не взглянув на нового соседа.
Зал взрывался аплодисментами. Хор рук задавал определенный ритм звука. Наконец, тяжелые шторы открыты, и певец в обтягивающих белых галифе, и просторной красной рубахе с вышивкой запел.
- Простите, - обратился молодой человек к Елизавете, - Не подскажите, как называется эта опера?
"Как ужасна эта современная молодежь! Отправляться в театр, не зная даже названия!" - подумала женщина. - Летучая мышь.
- Спасибо,
Какая-то странная злость проснулась в ней, оттого, что она не одна на этом балконе. Ей хотелось покоя, и совсем не знала, зачем тут с ней, сидит этот юнец.
- Простите, что отвлекаю... - опять обратился он.
Женщина с недовольным видом повернулась к мужчине. Но, всмотревшись в его силуэт, глаза, улыбнулась.
- Да?
- Простите, вы не скажете, антракт предусмотрен? - спросил он, улыбаясь одними углами губ, а глаза оставались строгими и неучасными к действию. Тут женщина почувствовала некую дрожь внутри. Она всмотрелась в холодные глаза, и подумала "Как у Миши". Молодому человеку пришлось повторить вопрос.
- Думаю, да - неузнаваемым для себя голосом ответила она.
- А ваш муж придет?
- Нет, не придет.
- Тогда я вас смогу провести домой? - заглядывая в глаза, спросил Леонид.
- Знаете, а вы нахал! - фыркнула от возмущения женщина.
- Может быть... - тихо ответил он. - Меня Леонид зовут, - как бы между прочим представился молодой человек.
- Я- Незнакомка из Блока... - не поворачиваясь, ответила она.
- А я обожаю Блока!
Первое действие закончилось, и в зале зажглись лампы. Зал опять наполнился голосами, и шуршанием. Многие вышли из него, чтобы что-то купить в буфете, находящейся этажом ниже. Елизавета продолжала сидеть на балконе, благосклонно взирая с высоты. Ее сосед, спешно поднялся и вышел.
Прошло минут десять, как внутрь опять стекались люди. Зал начал постепенно погружаться во мрак. Занавес еще закрыт, и люди начали вызывать артистов под рукоплескание ладоней.
4
Поздний вечер. Над городом растелился туман. Высокие фонарные столбы выстроились у дорог, небрежно бросая желтые блики на серый асфальт. Легкая тень шла поступью за шагами прохожих. Мелкий снег застилал мерзлую землю, накрывая ее, и согревая. Автобусная остановка простилась с последним гостем и закрыла умиротворенно глаза. Кто-то обернулся, почувствовав на себе взгляд. Никого. Мокрый снег обрамлял лицо Леонида. Он шел, закутавшись в черный плащ. Большие шаги твердо отмеряли асфальт, припорошенный снежком. Оглянувшись назад, он увидел свои следы от ботинок.
Мерзли руки. Леонид поднес их ко рту и дунул, пытаясь хоть ненадолго согреть закоченевшие пальцы. Его обогнал автобус, и смесь из вязкой лужи, не успевшей еще замерзнуть и выпавшего снега, неуклюже плеснулась на бордюр. В окне его комнаты горел свет, сунув руки обратно, в карманы парень ускорил шаг. В кармане лежал клочок бумаги с номером телефона блоковской незнакомки. Леонид относился к той категории мужчин, которая любила женщин старше себя. Эту особенность он перенял от отца.
Заваривая чай, женщина посмотрела на экран телевизора. В Южной Осетии опять стреляют, Грузия не разберется со своими проблемами, а в Афинах на Олимпиаде первую золотую медаль получил М. Неструев по стрельбе. Вся Россия ему благодарна. Зато Кафельников проигрывает сет за сетом, и прессе объясняет: "Для меня это не важно, я просто вынужден представлять свою страну". Низко. Она почувствовала боль в груди. Боль, что охватывает, при виде распущенности молодежи. Да, когда ей было 14ть, она не ходила на каблуках, не пила пиво и не красилась. И была счастлива. Нет, она ни за что не хотела снова жить при коммунистах, но и так жить тоже не хочется. Все-таки стоило бы ввести хоть малые запреты, и научить правильному русскому. Хотя теперь Елизавета не понимала,
Юлия Брайн повесть "История в опере"
какой русский правильный? Ударения все поменялись местами, и иностранные слова уже так хорошо вклинились в наш обиход, что трудно теперь отчистить русский язык.
Размешивая ложечкой сахар, она думала о вечере в театре. Часом ранее ей звонила Мария, интересовалась как опера. Ответив дежурные слова, женщина положила трубку. Разговора не получилось, на что очень надеялись на другом конце провода.
Погода опять поменялась: теперь из-под серых хмурых косматых туч виднелись клочки голубого свода. Робкие лучи солнца, чередуясь падали на уставшую землю. Сколько еще придется терпеть нашей стране, чтобы набраться ума? Сколько должно пройти времени, чтобы Россия нашла свой путь и шла по нему твердо и прямо, не спотыкаясь и не пропадая в никуда? Трудно ответить. Великие умы цивилизации пытаются выдать Россию за Запад, но видимо, ей не нужен такой жених. И она всеми способами старается "косить" под недалекую девчушку из провинции, скрывая таланты.
Больно слышать по телевизору о вновь убитых и раненых. Война началась, и люди неверующие, но знающие сносно Библию начинают верить в ее слово. Страх везде и снаружи и внутри... Она смотрела телевизор, и ее мысли я только что описала.
Во дворе залаяла собака. Вторая подхватила, и они обе стали выть. Вой неприятен, и лицо женщины превратилось в гримасу.
Неожиданно для себя вспомнила молодого человека. Что-то нежное тогда вспыхнуло видя его глаза. На минуту она подумала о реоркарнации, но всю науку считала глупой, и не верила в чудеса.
5.
Я скучаю! - сказал шепотом ветер сквозь редкие листья за окном. Сегодня целый день лил дождь. Небо грустило. С утра звонил этот странный парень. Мария сидела на краю дивана и жадно доказывала, что приключение это совсем безобидное. Сложив руки на коленях, Елизавета говорила о неожиданной схожести этого юного человека и ее Михаила.
- Не может быть! - возмущалась Маша, - допустим, он действительно немного похож, но не более того...
- Ты знаешь, мне тогда там, показалось, что это Миша, и я будто девчонка...
- Просто ты до сих пор оплакиваешь его. Я всегда знала, как сильно любила его, дорогая.... Но, пойми, прошло больше двух лет, и не стоит превращаться в старуху. Ты еще хороша собой...
- Странно, что ты мне это говоришь... - вздохнула она. - Я не такая, как ты...
- Ладно, ладно. Ты не такая как я. И всю жизнь мучаешься.... А я тебе советую, просто развлечься...- вставая со стула, и кинув взгляд на фото ушедшего мужа Лизы, - Ах, Миша! Как бы мне хотелось, чтоб у меня было хоть немного того, что было и есть у вас с Лизкой...
В окно бились в истерии маленькие снежинки. Мокрый снег облепил ветки деревьев, и асфальт покрылся белой простынею. На город опустилась мгла, и фонарный свет еле-еле пробивался сквозь нее. Мария прошла в коридор, и начала собираться. Тишину нарушила хозяйка дома.
- Осторожно, а то темно уже.
- Ты все-таки будь живой... Завтра позвоню, прийти не смогу, со внуками сидеть надо... Понимаешь...
- Хорошо - закрывая за гостьей двери, ответила Елизавета.
Полумрак окутывал движения женщины. Не включая свет, она прошла в комнату, где недавно сидела Маша. Собрав две пустых чашки с чаем, и обертку от песочного тортика, вернулась на кухню. Форточка колдовала над занавесками, часы зеленоватым, призрачным светом показали девять часов вечера. Как только взгляд словил смену цифр в комнате, раздался звонок. Телефонный.
- Алло? - подняв трубку, спросила женщина.
- Елизавета Петровна? - спросил осторожно мужской голос. Женщина вздрогнула, будто к ней прикоснулись. Темнота резала глаза.
- Кто говорит? - почти перепуганным голосом, спросила она.
- Вы предназначены не мне, зачем я видел вас во сне... - начал разговор мужчина - Я тоже люблю Блока. Я сидел с вами на балконе, на опере...
- Ах, да! - вспомнив молодого человека, произнесла она. - Что вам надо?
- Мне? Нечего, просто тогда показалось, что вам нужен ветерок в жизни... Чувство, будто я вас давно знаю... Полный абсурд, да? Просто мне захотелось вас услышать, и все...
- Вы молоды, и ваша увлеченность очень недолговечна. Максимум день. Так что ... - не успела договорить фразу, как ее прервали.
- Вы согласитесь на встречу? Обещаю, вы нечего не потеряете... - Ася вспомнила слова Марии - быть живой. Признаться, сегодня она думала о вечере в опере.
- Хорошо. Но не понимаю, зачем...
- Завтра у театра в семь... Вы придете? - спросил Леонид.
Юлия Брайн повесть "История в опере"
- Да.
6.
Нет, что за наглость заставлять все время мужчин ждать! Белые колоны великаны мрачно смотрели на молодого мужчину. Он одиноко прохаживался по грубому асфальту. Десять шагов вперед, десять шагов назад. Сумерки опускались на город, и небо сыпало белый бисер. Город молчал. На улице заметно похолодало, с тех пор как вышел из дома. Леонид потер рукой уши, начинающие щипать от мороза. Поднес руки ко рту, и легкие выпустили горячий мокрый воздух. Десять шагов назад, десять шагов вперед. Он посмотрел на часы. Улыбнулся... "О, женщины!". Наконец со стороны остановки послышались шаги. Леонид обернулся, и улыбнулся, глазами.
- Здравствуйте! Вы прекрасно выглядите...
- Погода как всегда устраивает тест на выживаемость... - улыбаясь в ответ, бодро ответила Елизавета. - Надеюсь, вы не очень замерзли?
- Что вы?! Нет - беря под руку женщину, ответил молодой человек.
- Что вы хотите от меня?
- Общения...
- Нет, я же взрослая женщина уже, и не так наивна... как лет двадцать назад... Скажите мне правду, я не люблю ложь...
- Просто вы мне понравились. Я искал вас... - помогая спускаться со скользких ступенек, сказал Леонид.
- Искали меня? - и женщина остановилась на середине дороги. - Зачем?
- Я искал вас... так как я ... - мялся парень.
- Что вы?
- Я ваш племянник. Вот вчера приехал, и видите, само провидение нас свело...
- Племянник? - женщина в нерешительности опять позволила взять себя под руку.
- Да. У Михаила Дмитриевича есть... брат. Разве не знаете?
- У Миши... да... Кажется, припоминаю. Но какое отношение это имеет ко мне?
- Мне кажется, вы мне нравитесь...
- Брось Леня! Я знаю полно таких парней, которые приударяют за состоятельными женщинами, а потом травят их, чтобы стать собственником квартиры или состояния...
- Что Вы! Я....
- Так вот, у меня есть дети, и внуки, и все я уже завещала им. Я без ничего... Я пуста... И...
- Постойте! Ерунда... какая...
- Ни какая не ерунда. Я бедна как церковная мышь.
- Нет, вы меня не поняли...
- Отлично поняла... и не вижу смысла в дальнейшей прогулке... Тем более природа себя превзошла... Сейчас наверно все минус 30С. - ускоряя шаг, и сворачивая на остановку, твердым голосом произнесла женщина.
- Нет, не поняли! У вас есть внутренний мир, красота... и ум...
- Прекратите нести чушь! Вам не хватает молодых и красивых?
- Редко, да почти невозможно сейчас найти ... такую... - опуская голову, и сходя на шепот, произнес Леонид. - Позволите мне вам звонить? - Женщина вздрогнула, этот голос так похож на голос Миши.
- Не вижу смысла... Когда нужно, автобуса нет... - потирая руки, произнесла Елизавета.
- Я позвоню, я упертый! - прокричал Леонид, отъезжающему автобусу.
Снег заметал следы шин на дороге, фонарь потух, будто задули свечу. Леонид опустил уши у шапки, и пешком отправился через весь город - домой.
Дома его ждал отец. Как всегда выпивший, как всегда уставший, и пытающийся понять человеческую сущность. Отец еще долго сидел на кухне, что-то обсуждал воображаемым собеседником. В полночь шум на кухне разбудил парня, и тот, взяв отца за шиворот рубахи, отвел в спальню и уложил в кровать.
Долго потом не мог заснуть, анализируя встречу с человеком, непонятным образом ему близкого и родного. Откуда, взялись чужие воспоминания, и щемящее чувство внутри под твердым панцирем, закрывающего душу. Что-то изменилось в нем самом, проснувшись ранним утром в день гибели дяди.
7.
За окном стояла тишина. Утро после праздника, который отмечают только избранные, вселяло надежду на светлое будущее. Легкий морозец пробовал рисовать на окнах домов.
Мария присела на край старого почти развалившегося дивана. Ее подруга, отвернулась лицом к стене, натянув одеяло под шею.
Юлия Брайн повесть "История в опере"
- Кто не признает свое прошлое, лишен будущего! - повторила Мария, стягивая одеяло с подруги. - Не бойся. Тебе нужна свежесть, а то воспоминания твои настолько ветхи, и изношены, смотри, превратятся в пыль. Оставь их, и сохрани в целостности!
- Я Юнона и буду ждать Авось у окна, зная что он идет ко мне... - прошептала женщина.
- Знаю, мой брат бы гордился тобой. Я знаю, ты верная, Лиза...
- Так о чем речь? - повернулась к собеседнику Елизавета - Ты, сестра моего мужа, царство ему небесное, и ты мне, мне такое говоришь?
- Просто хочу видеть перед собой живого человека, а не его ходячую копию! - в сердцах ответила Мария, и встала с дивана. Тот, скрипнув, прогнулся, и вытолкнул пассажирку вон.
Вечером того же дня Елизавета села за свой дневник. Эту старую, пухлую тетрадку она писала с 25 лет. Записывая самые яркие моменты своей жизни. Неразборчивым мелким подчерком были заполнены новые две странички.
На тех выходных дом наполнился детским хохотом и суетой. Дочь Аси увидела забытый дневник на кухонном столике, и не смогла удержаться. Через несколько дней пошли слухи и сплетни. Кто распускал их, осталось загадкой. Резкое осуждение вызвал интерес молодого человека, и также более резкое - упоминание в дневнике матери на схожесть внешне и внутренне на отца и дедушку, который переворачивается в гробу от всего этого. Дети прекратили общение с матерью, внуки реже наполняли опустевший дом своим смехом.
Однако звонки Леонида не прекращались. Ровно в девять вечера каждый день он звонил чтобы узнать как дела, и просто услышать голос. После двух месяцев постоянного общения Елизавета призналась себе, что трубно сделать, их отношения больше чем дружба. И в день, когда за окном бушевала метель, а ветер рвался во внутрь дома, телефонный звонок, раздавшийся по обыкновению вечером остался не востребованным. Молодой человек и сестра ее покойного мужа, единственные люди, которые не прекратили с ней общение.
8.
- Отдохни немного! Давай лучше поедим, чего-то я проголодалась... Я пошла вниз, приготовлю яичницу. У тебя ровно 15 минут. Если не спустишься, я не поленюсь подняться снова, и тогда, клянусь, этот твой рассказ разорву на клочки! - строго скороговоркой сказала Мария.
- Не раздувайся так, а то лопнешь! - что-то чиркая в толстой тетради, заполненной на две трети, не полнимая глаз, ответила женщина.
- Смотри! Я тебя предупредила! - послышалось откуда-то с лестницы.
Елизавета поправила на плечах пуховый платок, и с большей решимостью принялась выводить буквы.
Когда шум и сплетни немного поулеглись, и молодой человек перестал звонить по вечерам, Елизавета решила написать что-то в виде чистосердечного признания своему ушедшему мужу, фотография которого продолжала стоять на столе. Тетрадь, в которую изливала свою исповедь, теперь запирала на ключ в ящичке под столом. Дети решили обвинить ее в сумасбродстве. Мол, все старики под конец жизни умом не блещут. Куда им понять, все ж важные и умные! Мария, верная подруга, сестра Михаила относилась к исповеди как к бегству от одиночества. Потому как, когда двое живут вместе, становятся одним целым. А один потом уходит, то другому маяться приходится. Но никто, кроме самой Елизаветы не относился к творчеству всерьез.
Когда за окном расцвела сирень, Елизавета закончила рассказ. Яркое пение птиц ворвалось в раскрытые окна дома. Солнце скользнуло по стеклам, выявив неровные разводы от "секунды".
Надев самое парадное платье, женщина взяла исписанную тетрадь и вышла из дома. Волосы, тронутые серебром были забраны в пучок. На голове синий платок принимал свежую ванну воздуха. Елизавета по пути купила цветок.
Прошагав два часа по не ровной дороге, впереди оказалась слегка покосившаяся вывеска. Аккуратно проходя между оградками, нашла место, где покоится ее муж. Опустила алую гвоздику, и тетрадь на серую, холодную землю.
- Теперь ты знаешь, все! - прошептала Елизавета, и перекрестясь отправилась в обратный путь к дому. Утро улыбалось, долгожданная весна пришла с чувством облегчения и вздоха.
В тот вечер опять позвонил племянник Михаила, и Елизавета приняла это как знак полного ее прощения.