К моему приходу Раста с нечленораздельными воплями носился по веранде, потрясая стебельком какой-то совершенно невзрачной травки. Джерри привзвизгивая, заливалась хохотом, лежа на подушке из поролона. Том отрешенно сидел в углу.
Раста: АГХАА!!! Джерри: ВИИ!!! Така, маста Раста! Раста: Все, стебелек, тебе предстоит нечто тяжкое, мучительное и ужасное - я тебя разрублю, сожгу, но перед этим выдеру тебе все листики до одного! Джерри (тихо стонет от невыносимого удовольствия): ууф... ууф... Я: Том, что произошло? Том: Нуу... Это вообще-то долгая история, но суть в том... что.
Постепенно мне удалось выяснить, в чем именно стебелек провинился перед Растой. Мало того, что он жестоко надул Расту, выдав себя поутру за "канабис сатива". Ко всему прочему, наебка случилась, когда Раста вышел во двор почистить зубы. Раста опустил глаза и от потрясения выронил зубную щетку на землю. Раста бросился на колени, не веря глазам своим. Какие уж там зубы и щетки! Однако, приглядевшись, Раста оказался жестоко разочарован, а стебелек, как уверяют очевидцы, наоборот очень даже был преисполнен жестокого самодовольства. Даже, будучи вырванным. Рев обиженного "ребенка" поднял сладко спавших Джерри и Тома. Ну а мы с вами застали момент истины. Но настало время познакомиться, наверное?
Раста. Огромный громила с грубым, похожим на индейское, лицом. Светло русой копной волос, на которой непонятно как накручены дрэды. Местами. В данный момент Раста носится в длинной самодельной рубахе, навевающей мысли о славянах и прочей пасторали. Без штанов. Джерри. Миловидная худощавая девушка с длинными ногами и руками. И волосами. Длинными, в смысле. Каштановые ее локоны (фублянах! :) ), согласно заветам хиппи, с расческой встречаются крайне нерегулярно. По большей части предоставлены сами себе. От макушки и до груди спускается самая длинная, мной виденная, раста-косичка. Кто не в курсе - берется прядка волос, заплетается в обыкновенную тонкую косичку. Затем, полученное обматывается, ряд к ряду, яркими цветными нитками. Фантазия поощряется. У Джерри там встречаются все цвета радуги, и даже бисеринки. Лицо у Джерри освещено той скрытой красотой, которая прячется от первого взгляда. Однако второй взгляд отвести уже трудно. Черты лица тонкие. К моему приходу Джерри уже была одета в рыжую рубашку и жутко попиленные джинсы бывшие ранее светло-голубыми.
Том. Том выглядит цивильнее обоих вместе взятых. Русые волосы не достают и до плеч. Некоторое разнообразие в его локонах достигается за счет непонятно как сделанной кисточки, щекочущей правое плечо. Том одевается как фермер с Оклахомы - джинсовый комбез, клетчатая рубашка. Выражение лица Тома намекает, что хозяин еще спит, а не любуется восходящим солнцем и буйствующими друзьями. На самом деле, это его обычное выражение. Том отрешенно наблюдает за причудливым течением жизни, тихо удивляясь про себя. Том сидит в углу на корточках, порождая у Джерри все новые и новые остроты насчет "вуглускра", хотя столько смеяться ей, мне кажется, вредно. Том худощавый, среднего роста.
Все благородное собрание живет в частном доме Расты, большей частью на веранде, по причине летнего времени года. Владения Расты окружены высоким забором и находятся в 10 минутах от троллейбусной остановки. Никто не знает, как Раста завладел этим домом и как все мы туда попали. Раста не просит денег за вписку, однако радуется еде и дешевому, за 50 рублей, вину. Несмотря на свои устрашающие габариты, своим друзья Раста никогда не сказал ни одного грубого слова. Веранда Расты украшена общими стараниями и выглядит достаточно экзотично. Плакаты творчески дополнены жизнеутверждающими надписями. Вот фотография теракта 11 сентября с комментарием: "Смерть Вавилону!", это Растино творчество. Боб Марли ласково смотрит на каждого входящего: "Поверь! Трава на самом деле общая!", это Джерри. Вклад Тома психоделичен на грани фола. Картина, изображающая дерево с конопляными листьями, на котором густо сидят некие сну-смумрики с жалобными глазами. Комментировать ни у кого не хватило сил. Еще - звенят во всех неподходящих местах музыки ветра, купленные мной в магазине и сделанные безумным Растой. Еще маски, развешанные на стенах, Том утверждает, что это Боги Крутой Травы. Еще - грандиозное по размерам (куда там новогодней елке!) сооружение, носящее гордое имя Вселенский Ништяк. Вокруг Ништяка как раз и носился Раста, угрожая уничтожить.
Я: Раста! Погоди!!!
Джерри и Раста поворачиваются в мою сторону. Джерри от изумления падает на спину, смешно задрав ноги. Вскакивает. Раста трет глаза, не веря своему счастью, воздевает руки, благодаря Джа за такой подарок.
Хором: Сааанта!!!!!!!!!!!!!
Это меня так зовут - Санта. Джерри и Раста наконец добираются до меня с целью заключить в объятья. Джерри берет хитростью, а Раста - габаритами. Мне кажется, тайный их замысел - уничтожить мою гитару и подавить рюкзак. Раста восторженно ревет.
Джерри: Санта! Сколько ж тебя не было? А почему тебя не было? Ты снова пьешь алкоголь, да? Санта, ну почему ты так много пьешь? И почему без нас? Санта! Не пей больше непонятно с кем! Не уходи больше, Санта! Ладно?
Раста молча меня тискает и тетешкает. А что я могу сказать Джерри? Что душа моя и сердце мое разбито на тысячи осколков? Что я не знаю, что мне нужно и зачем это все? Что пью я иногда по необходимости, а потом я пью, чтобы забыть весь этот ебаный Вавилон (алкоголизм нуждается в оправданиях). И что не хочет Санта приходить, будучи во хмелю и злости на весь мир. Что я хуже их, злее, испорченнее Вавилоном. Что нельзя мне к ним. Часто - нельзя. Поэтому я отшучиваюсь.
Я: Джерри! Ты же знаешь, что зверюги семейства кошачьих на одном месте не усидят? Джерри и Раста взвыли в рецидиве беспредельной радости. Хором: Сааанта!!! Наш иркя-песэй (капризный котенок (башкир. уменшит. ласкат.)!!! Раста: Санта! А что это у тебя так соблазнительно звякает в твоем джинсовом рюкзаке, который был, кстати, у меня злодейски похищен, но я тебя давно простил, потому что там всегда что-то звякает? Он снимает с меня рюкзак и, вместе с Джерри, задумчиво там роется. Хором: Мммм!!! Муууррр!!! Вино! "Саперави"! Ага - усмехаюсь - ваше любимое, за 50 рублей. Дешево, потому что разбавленное.
Тут Джерри добирается до главного сюрприза. Она победным жестом вскидывает вверх стеклянную банку из-под кофе, доверху набитую "беспонтовкой". Немая сцена. Лица вытягиваются.
Том, поднимая голову: Санта... а ты ведь и вправду - Санта... Раста: Так. С этим все ясно - ему и так хорошо. Но... откуда?
Я: ну вчера, когда меня притащили на какую то вписку и положили трезветь в углу, там оказалась девушка с огромным рюкзаком, проезжавшая через Город стопом. Она трогательно выслушала мое нытье относительно того, что все плохо, помыла мою голову холодной водой и мы сели пить пиво. Пока вся компания целеустремленно накачивалась плохим алкоголем и слушала громкую музыку, мы на кухне беседовали за Вавилон и Джунгли. Потом она достала из рюкзака эту банку и подарила мне, потому что тащить с собой ей было беспонтово и стремно, а если появился в этом бардаке хороший человек, почему бы не отдать Божественное Растение? Так она сказала. Хау.
Заканчивая свой рассказ, я поднимаю руку, подражая гордым коренным американцам и дразня Расту.
Раста, несколько раздраженно: Это опять эти твои... шпана подзаборная?!
Я прячусь за Джерри и оттуда корчу рожи. Высунутый язык действует как красная тряпка на быка.
Джерри шепчет мне: Ой, не дергай тигра за усы.
Джерри вскидывает руки: Остановись, нечестивец! Ибо сказано - не угнетайте траву приносящих!
- Кем это интересно было сказано?! - бурчит Раста. Том индифферентным тоном информирует: Судя по стилю, это было сказано как раз Сантой... Джерри поспешно сует кофейную банку Расте в руки. Я все же не удерживаюсь и промурлыкиваю напоследок: "Джа все знает \ Джа все видит \ Значит Санту не обидят!". Джерри, улыбаясь, разворачивается и чмокает Санту в щечку. Раста занят созерцанием банки, Том занят созерцанием Расты с банкой. Джерри уже открыла вино, сделала нехилый глоток и сейчас мурлычет под гитару "Ом Намах Шивайя".
Я: Раста! Раста: Что? Я: Может, не надо стебелек так жестоко уничтожать? Раста: Добрые все... а что же мы с ним сделаем? Я: Ну... Мы его посадим! Да! Посадим!!! Раста: Чи-ито, простите?! Раста снова злится на меня, а Джерри занята распеванием на разные голоса "Харе Кришна \ Харе Рама" и помочь мне уже не в силах. Поэтому приходится срочно изворачиваться. Козырь с банкой уже отыгран.
Я: Ну! Мы его посадим. Погоди, Раста, не бей меня! Мы посадим его и соберем семена и отправим их в Америку! Тут уж даже Том заинтересовался полетом моей фантазии. Том: И что же будет дальше с семенами? Я: Ну, мы их отправим в Америку и 36 миллионов американцев, соблазнившись, посадят их и потом жестоко обломаются! И потомкам этого стебелька ввалят совсем уж запредельно. Ну, и американцы обломаются.
На лице Расты задумчиво-мечтательная улыбка. Том на минутку вышел из состояния прострации. Джерри втихую снова пьет вино.
Том: а почему именно 36 миллионов? Я: А! не знаю, откуда-то взялось. Я улыбаюсь. Раста, мечтательно: Подумать только! 36 миллионов!
Потом мы все сели пить вино. В центре импровизированного достархана (его изображала газета) стояла банка. Все мы сидели в тени Великого Ништяка. И пили вино. Джерри долго ерзала, не зная на чьи колени привалиться, на мои или на Томовы. Наконец упала на Тома. Вообще-то, они как бы вместе, Том и Джерри. Но это так расплывчато. Спим мы вповалку. Гуляем мы вместе. Секс? Секс нас мало заботит как таковой. Во всяком случае, не так, как авторов глянцевых журналов.
Я: Том! Джерри! А что вы думаете о сексе как таковом? Задумчивый Том: Сейчас я о нем не думаю... Игривая Джерри: О! ООО!!! Это так неожиданно, Санта! Но! Если настаиваешь? Раста тоже принял участие в беседе, а что вы думаете? Раста: Нее... щас что-то не хочется... даже посмотреть. Давайте потом? Пошляки. На меня накатывает ощущение блаженства, комфорта какого-то. Я падаю на спину и нелепо смеюсь. Смех мой просто выражает, как мне хорошо здесь, в тени Великого Ништяка. Как я люблю все-таки этих глупых, Расту, Тома и Джерри. Джерри прыгает сверху, заливисто хохоча. Раста подгребает Тома и нас к себе, мы устраиваем кучу-малу, игру, не надоевшую с детского сада. Через несколько минут, когда смеяться уже нет сил, Джерри встает и заплетающейся походкой идет к компьютеру, включить музыку.
Джерри: Эй! Пиплы! Что поставить? Ох, лучше бы поставила уже что-нибудь. Том заикается, что у него, СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНО (!), есть с собой диск с какими-то мегарулез новыми зикрами (это нечто вроде мантр, исполняемых самодеятельно). Благородное собрание возмущено. Сквозь шквал гневных филлипик в адрес Тома, в том плане, что он, Том, желает нашей всеобщей смерти, чтоб впоследствии сплясать на наших могилах в обнимку со своими долбанными сектантами, продирается голос Расты.
Раста: Давайте послушаем, ну это... Джерри, помнишь, мы это слушали поза поза... тогда... когда... когда? Я строю Джерри огромные глаза, в смысле, поставь хоть что нибудь! Джерри наконец выбирает "The Jahngle". "За окном снег \ за окном ветер \ а мы сидим и читаем вам сказки о лете". Все приумолкли. Джерри в экстазе набирает плейлист. Ко второму припеву мы уже, обнявшись за плечи, исполняем нечто вроде сертаке, хором выкрикивая "Растафа Real!!!".
Джерри присоединяется к нам с криком: Смотри!!! За окном снег \ И только ветер \ А мы сидим и читаем вам \ Сказки о лете!!!
А за окном действительно, как будто снег. Тополя облетают. Пуха много - тополя решили обозначить всю трехмерность пространства. В том измененном состоянии сознания, в котором мы все большую часть времени находимся, это выглядит потрясающе. Поэтому - колонки на окно и погромче звук. А мы выходим во двор, продолжая свой непонятный хоровод. Мы задираем головы. Мы вслух выражаем изумление и подпеваем колонкам. *** И тут вино неожиданно кончилось. Но это нас, как понимаете, не остановило. Раста удосужился одеть штаны, дабы не смущать жлобье снаружи своими семейниками, как он выразился. Джерри решила идти босиком и сейчас приплясывает возле двери, как собачка, которую, наконец, решили выгулять. Я тоже пойду босиком. Сейчас я сижу на земле возле Джерри и мы выводим дуэтом под гитару: "Ту собачку, что бежит за мной зовут Последний Шанс \ Звон гитары и немного слов это все, что есть у нас". Том оделся как обычно цивильно. То есть, даже носки одел, мерзавец! Сейчас выйдет Раста. "На моих шузах лежит пыль многих городов". Шузы Расты и впрямь одиозны. Ему их, ну естественно, подарили, они сшиты из кожи, по образцам средневековой обувки, как уверяет Раста. Все готовы? Все. Гитару мы оставили дома. Нужно будет пройти минут 10 по частному сектору, потом перейти через пыльную дорогу. Мы с Джерри, взявшись за руки, идем по газону, в тени тополей, которым еще не обрезали ветви, и тополя победно осыпают нас пухом, щекочут нам носы. Раста и Том идут по дороге, рядом. Переходить пыльную дорогу - это у нас целый ритуал. Мы толпимся перед светофором, наперебой спрашивая друг друга: "Ну что, уже можно? Где эти зеленые человечки?! Ну, пойдемте!". Машины едут мимо, машинам жарко. Мне кажется, машины недовольны находящимися внутри хозяевами, которые заставляют их ездить по такой жаре. Наконец, мы переходим через дорогу. Точнее, бестолково перебегаем, толкаясь и вопя: "ДААВЮТ!". Перебежав, облегченно переводим дух, поздравляя друг друга. Чувствуем себя, как заново родившиеся. Идем в магазин. Там даже целый супермаркет. Охрана каждый раз недовольно косится, но что поделаешь? Законы капитализма - улыбайся, барбос, каждому клиенту! Когда-нибудь, охранники всего города объединятся в "Эскадроне Муэртос" и устроят Варфоломеевскую ночь всем клиентам всех супермаркетов. Нужно будет заготовить соль, спички, сухарей, а потом бродить по пустому Городу и мародерствовать.
Джерри не выдерживает первой и обиженно дует губы: Саанта!!! Ну почему тебе всегда мракотуха такая в голову лезет? И вы, два дурака, рады любую гадость обсудить! Давайте тогда уж и о какашках поговорим?!
Какая-то бабка с изморщенным жизнью лицом недовольно шикает. Джерри аж разворачивает. Джерри фыркает, как кошка, изготовившаяся к неплохой драке. Джерри сверлит бабку взглядом. Бабка ретируется. Мы лениво двигаемся в сторону винного отдела. Придирчиво оглядываем ассортимент. Кривим губы, подобно владельцам кадиллаков. Потом кореллируем пиво "Жигулевское" (много!) и вино красное сухое (вкусно!). А потом я беру и того и другого. А как же? Пока есть деньги, нужно конвертировать их в радость для друзей - кто-то со мной не согласен?! Наконец, усталые и довольные мы двигаемся в сторону кассы.
Я, в угаре, картинно машу рукой: Друзья! Город ваш! Три ночи на разграбление!
Джерри с восторженным воплем - Все кто любит меня - за мной!!! - устремляется к молочному отделу и хватает сыр. Том вдумчиво берет пару пакетов макарон быстрого приготовления и майонез. Раста разворачивается и вскоре возвращается с еще одной бутылкой вина. У кассы мы требуем беломора. Тягомотно роемся в карманах, картинно пересчитывая мелочь. Охрана, судя по выражению подобий их лиц, нас раскусила и вот-вот примет меры. Вид денег, кочующих в кассу из наших карманов, их несколько утешает. Ну вот, мы и направили стопы свои обратно. Приятно греет душу чувство обладания вином. Вино звякает у меня в рюкзаке. Раста порывается отобрать рюкзак, типа помочь, тяжело же (!), но я проворнее и еще Джерри кидается коршуном на Расту, прыгает на плечи и с диким мявом кусает затылок. Раста как дикий лось ломится и бегает кругами вокруг нас с Томом. Накатавшись, Джерри спускается вниз. Приятно, черт возьми, идти домой. И чтобы вино. Да. А что с того, что, формально, я в гостях? Неважно. Если любят и ждут - значит дом. А здесь меня любят!
Я: Раста! Том и Джерри! Если я умру, вы огорчитесь? Джерри подскакивает и молча бьет меня по губам. Легонько. Потом чмокает в щечку. Том высказывается в том смысле, что Джерри выразила общее мнение. Потом они окружают меня и обнимают. Все трое. Не думайте, что Санте свойственна инфантильность. Просто мне хочется, чтобы меня любили. И любить. Хочется, чтобы в мире было много тепла, чтобы хватило на всех. Мне хочется улыбаться прохожим и видеть улыбки в ответ. Мне надоели эти пронзительно-настороженные взгляды незнакомых и оценивающие прищуры знакомых. Мне надоело, что во всем мире все выдаивают друг из друга пользу. И только мы четверо скрылись в своей скорлупе, в своей башне из слоновой кости. Мы чужие, как жемчужина в отвратительном моллюске. Скажете - это самодовольство? Наверное. А мы идем дальше. Идем домой. Я выдаю экспромтом: На четверых нам сотня лет, но это не гнетет, Пускай сейчас несу я бред, и это не гнетет. Дай руку, друг, налей вина, скажи, что все ништяк, Нам хорошо и мир вокруг, My Lord, такой пустяк!
Раста: Все - Ништяк! Особенно мы! Том не погрешил против истины: Эмоционально, живописно, но могло быть и получше. Хотя... Для экспромта...
Вот стервец! Я поворачиваюсь к Джерри: Защити меня! Джерри говорит, что щас, вот только выберет палку потяжелее. Я говорю, ладно, мол, потерплю, но палка должна быть еще и сучковатой. Раста не удержался, спошлил. Обыграл слово "сучковатость" и, развил тему в смысле применения такой палки. Всем смешно. Минут пять назад мне казалось, что батарейки мои подсели, а сейчас снова все нормально. *** Не доходя до дома, я валюсь мешком на траву, тащу за собой Джерри и мы хором заявляем, что никуда дальше не пойдем! Надо же отдохнуть, в конце концов! И вообще! Мы не нанялись такие марш-броски без передыха совершать! А если вы, дорогие мои, не устали, то сгоняли бы лучше за гитарой. Том с Растой пошли за гитарой, на самом деле ходить им минуты три, мы могли бы и дойти до веранды, но надо же покапризничать? Я: Джерри, расскажи что-нибудь? Джерри: Что именно? Джерри, улыбаясь, растягивается на траве. Я: Ну... чем бы ты хотела заниматься? Всю жизнь? Чтоб было интересно? Что тебе интересно, Джерри? Кажется, Джерри что-то задело. Джерри: А ты, Санта? Ты всю жизнь собираешься менять работу по три раза в месяц? Увольняться и пропивать с нами расчет? Ты же пьешь! Ты же пьешь каждый день, то с нами, то не с нами! Саанта!!!
Она уже не лежит, она приподнялась на локтях и почти кричит мне в лицо. Мне кажется, сейчас она замахнется на меня. Она как сжатая пружина, сейчас пружина сломается и брызнет осколками во все стороны. И мне в лицо.
Джерри: Санта!!! Ну, сколько можно? Почему все так?! Почему ты пьешь? Ты же знаешь, я не люблю, когда ты пьешь каждый день. Этим то дуракам наплевать на тебя, а мне не наплевать! И тем, к кому ты уходишь от нас, им еще больше наплевать на тебя! Ты им песни поешь, а им наплевать! Ты им, небось, Круга поешь? "Владимирский Централ", да?! Им от тебя только и нужно, чтобы Круга им пели! Или еще какую-то муру! Они тебя используют, Санта! Используют и выбрасывают, а ты приходишь к нам. Ты знаешь, что ты вечно как выжатый лимон приходишь?! И сегодня и тогда...
Я лежу и закрываю лицо руками. Я плачу. Потому что все, что она сказала - это правда. Да, правда! Она кричит на меня. Она сейчас меня ударит. И пусть кричит! Пусть - ударит. Она кричит от обиды за меня. Кричит на меня, от любви. Я всхлипываю. Джерри обмякает Я шепчу сквозь слезы: Джерри... Ударь меня, Джерри... Убей меня Джерри, мне так все надоело... Ты права Джерри... И тут приходят люди с гитарой. Мы с Джерри сидим и рыдаем в обнимку. Том бросает гитару на траву, падает на колени, прижимает Джерри к себе. Раста поднимает мне голову, вытирает мне лицо рукавом своей рубахи.
Раста: Ну что случилось? Санта, кто вас обидел? Что случилось? Говори! Я поднимаю голову: Да никто, Раста. Мир нас обидел. Я через силу улыбаюсь. Том и Раста сволокли нас на веранду. Усадили на пол. Всунули в дрожащие руки по стакану.
Я: Знаешь, Джерри, чего я НА САМОМ ДЕЛЕ хочу? Я хочу писать песни. И петь их. Только петь - для друзей и только. Не нужно мне стадионов, кокаина и толп фанатов. Петь песни друзьям.
Нос Джерри опух и покраснел. На лице выражение обиженного ребенка, как всегда, когда человек только что плакал. И разводы от слез.
Она говорит: Только пообещай, Санта, петь свои песни ТОЛЬКО друзьям, ладно?
И я обещаю. А куда мне деваться? Том и Раста ничего не понимают. Они не видели другой моей жизни, а Джерри однажды случайно видела. Она как-то проходила мимо, на улице. Она увидела, как Санта пьет водку из горлышка, обливая гитару. В компании малоприятных людей, гогочущих на скамейке вокруг Санты. Что им нужно от Санты? Ну, понятно, чего. Она увидела, что Санте все равно, что петь. И все равно, с кем пить. У Санты были разбиты пальцы о металлические струны и кровь брызгала на гитару. А у Санты требовали сыграть "Чайф" что ли или еще какую херню, что можно хором поорать. И орошалась гитара кровью Санты, а никто ничего не замечал. Джерри подошла, гремя всеми фенечками. Джерри трясло от бешенства. Джерри вырвала у Санты бутылку и грохнула о край скамейки, требуя тишины. Джерри обозвали дрянью и предложили убираться на хуй. Гитара Санты в развороте вышибла чьи-то зубы, а "розочка" Джерри отмахнулась от тянущейся жадной руки, пропарывая запястье. Джерри прошипела: "Ссуки...". Потом Джерри взяла Санту за руку, и они долго бежали, петляя по дворам, боясь услышать за спиной топот и радостный мат. А потом мы пришли к Расте, падая от усталости и трясясь от запоздалого страха. Джерри, что случилось? Да ничего, Раста, ничего. Так мы и познакомились. Привет, Раста, меня зовут - Санта. Но это было давно, а теперь я стараюсь так не напиваться, по крайней мере, на улице. Теперь я знаю, где меня любят. Где мне рады.
Я говорю: Спасибо, Джерри! Она понимает, о чем я. Спасибо, Раста, спасибо, Том. Это я про себя думаю. Я: Раста! Том и Джерри! Спасибо вам за то, что вы есть.
- Спой нам Санта - это Том сказал. - Спой нам Санта, что-нибудь доброе - это Раста добавил. Иногда в них просыпается удивительное чувство момента. Мне и вправду хочется спеть.
Я пою: "Неизбежность войны предвкушает страх, \ если я говорю - значит, он прав"... Я выплескиваю свою грусть и грусть расползается по щелям, потому что грусти не выжить там, где меня любят. Пусть боится грусть!
И мы орем уже хором: "Черное на белом - кто-то был не прав! \ Я внеплановый сын африканских трав! \ Я танцую регги на грязном снегу \ Моя тень на твоем берегу, Африка!".
А потом сразу без передышки: "Панки любят грязь, а хиппи цветы \ И тех и других берут менты \ Ты можешь жить любя, а можешь жить грубя \ Но если ты не мент - возьмут и тебя".
А потом мы разливаем вино, а Раста пьет пиво. После вина мы тоже будем пить пиво, но Раста нетерпелив.
Я цитирую Кинчева: РАста! Завтрашний день будет потом? А все что нам нужно - нам нужно сейчас? Раста меня не понял. Иногда я очень странно шучу - никто не понимает. А иногда я шучу зло. Но меня понимают и прощают. Раста кивает и делает гигантский глоток прямо из двухлитровой бутылки. И как это у него всегда удается? Я скромно отпиваю из стакана. Стаканы у Расты все разные. Есть стеклянные стаканы, есть бокалы, есть глиняные кружки. Их ему приносим мы. И бьем - тоже мы, как ни странно :).
Потом я все же спрашиваю: Раста! Том и Джерри! Ну а чем бы вы хотели бы заниматься? Что бы вам приносило бы радость? Джерри подумала: Я? Я не знаю даже. Наверное, писать стихи? Или нет, играть в театре я хотела бы. И стихи тоже! Том: А я хотел бы рисовать. Продавать плохие картины, а хорошие дарил бы хорошим людям. Раста как всегда отшучивается: А я хотел бы принимать гостей на своей веранде! Таких, как вы. А потом, когда я стану старым и бедным, а вы станете знаменитыми, вы купите мне домик на берегу моря, и будете приезжать ко мне в гости, устав от столичной суеты. И учтите! Я все записываю! Так что, домик должен быть как минимум выше всех по соседству! Раста мечтательно замолкает на секунду. Отпивает вновь. Раста говорит: Джерри, почитай нам стихи. Почитай? Джерри: почитай, почитай... Джерри встает, простирает руку, задевая какую-то звенящую висюльку: Живут на ивах птицы Зовут - Наивняки Хорошие и добрые, и славные они! А тот, кому не нравится Пичуга Наивняк Кто жлобится и хмурится - наверное, Дурак! Мы смеемся и аплодируем. Джерри картинно раскланивается, посылает воздушные поцелуи всем стенам. Вот какие надо экспромты писать! А завтра мы поедем на рок фестиваль. На два замечательных дня.
Я: Никто, надеюсь, не забыл, что мы завтра на концерт едем? Нет, никто не забыл. Даже палатка есть, одна на всех. И деньги есть, тоже одни на всех, а как же иначе? И тут, как-то случайно, мы вспоминаем про банку из-под кофе, сиротливо стоящую возле Великого Ништяка. Лица наши озаряются. Раста лезет в мой рюкзак за беломором, потом картинно бьет себя по лбу и бежит за кальянчиком. Том вдумчиво высыпает немного беспонтовки на лист бумаги, перебирает в руках, нюхает ее. Джерри сидит уже в позе "лотос" и поет "Ом Мане падме хум". Я тихонько ей подыгрываю. И вдруг меня осеняет. Я прекращаю играть.
Я: Раста! Стой, фашист! Раста недовольно прекращает набивать кальянчик. Я: Пиплы! Дорогие мои! Мне подумалось - можно же выбрать немного семян и посадить! Раста! Можно? Раста: Да! И кстати! Туда же мы посадим гнусный стебелек, чтобы он учился быть хорошим! Мы высыпаем всю зеленку и, путаясь друг у друга под руками, отбираем семена. Потом ссыпаемся с веранды прямо через широкое окно в небольшой Растин сад. Вечереет уже, гудит комарье, солнце еще не село, но близко к закату. Солнце освещает место действия рыжим светом. Раста, похожий на шамана, протыкает землю карандашом, кидает семечко, зарывает. Мы стоим вокруг и умильно смотрим, как Раста самозабвенно трудится. Потом, Джерри берет леечку и поливает клумбу. Том наклоняется и рисует пальцем на мокрой земле схематичное изображение-символ "канабис сатива". Мы возвращаемся на веранду, уже через дверь. Сегодня мы еще пьем. Но алкоголь, вопреки расхожему мнению, отказывается действовать на нас как депрессант. Наверное, потому что мы хорошие? А потом мы будем курить кальян. Раста раскладывает на полу матрасы, подушки, накрывает получившееся одеялом. Мы с Джерри валимся поперек. Раскидываем руки и ноги в разные стороны, стремясь завладеть всем доступным пространством. - Притуши свет, Раста! - кричим мы. Раста из вежливости интересуется, не подвинется ли кто. И тут же, не дождавшись ответа, валится на кровать. Мы стремительно откатываемся в разные стороны. Том скромно садится на угол лежбища, как обычно. У него в руках кальян. Джерри, и я за ней следом, придвигаемся к Тому. Обиженно фыркая на бесчувственную скотину Расту, которому человека задавить как комара прихлопнуть. - Дай нам Том курить кальян? - это мы хором, и я продолжаю - А ты, Раста, редкостный болван! Играет "Аквариум". Мы лениво обсуждаем, пишет ли БГ свои песни по зеленой грусти или трезвый, от избытка гениальности? Мнения расходятся, но драться почему-то не хочется. Все потихоньку засыпают. Мне становится скучно, я встаю и закуриваю беломорину. Том и Джерри уже спят, мило обнявшись. Неожиданно Раста открывает глаз.
Раста: Санта? А почему ты много куришь так? И беломор? Это же, наверное, вредно? Сам то он не курит, вроде даже не начинал совсем. Но, в отличие от многих некурящих спокойно относится к табачному дыму. Он величественно поднимается и садится рядом со мной на полу.
Раста: О чем ты думаешь, Санта? Я: О чем думаю? Я думаю, Раста, что, наверное, я уеду в другой Город. Хочется что-то поменять. В себе, может быть, понимаешь? Точнее, мне хочется что-то изменить в своей жизни, а самый легкий путь - уехать в другой Город. Этот Город тоже хороший, но... И вообще! Чем один Город отличается от другого? Раста прищурился, он всегда прищуривается, когда злится: Чем отличается? Да всего лишь тем, что во всех остальных городах, кроме этого, НЕ БУДЕТ НАС!!! Меня, Тома и Джерри! Если тебе все равно - давай, вали! А если ты хоть немножечко нас любишь... Зачем ты говоришь такое? У Расты опускаются плечи, он весь как-то горбится. Мне щекотно в глазах, но я тоже завожусь Я: Да?! А скажи, Раста, как мне жить? Упиваться тем, что у меня ничего нет?! Ни счастья, ни любви, ни работы... Денег толком нет. Да хер на них, на деньги! Как мне жить, Раста, когда душа разбита на тысячу осколков? Кто мне душу склеит? Молчишь?! Скажи, Раста, Скажи мне... Есть вообще рецепт для меня? Скажи мне, Раста... Раста вздыхает, осторожно кладет мне руку на плечо. Чья-то рука обнимает меня с другой стороны. Это неслышно подошла Джерри, она, видимо, давно проснулась. Я: Понимаете... я просто не могу найти своего места. Мне у вас хорошо. Очень даже хорошо. Я считаю, Раста, твою веранду своим домом. Но, думаете, звери семейства кошачьих шарахаются туда сюда от счастья беспредельного? Да нет, от одиночества, что поселилось в груди и скребет в самый неподходящий момент. От непонятной грусти, гонящей дальше, хотя и сердце и рассудок говорят - оставайся здесь, куда тебя тащит? И когда все ложатся спать, я тихо собираю свой рюкзак, беру гитару, стараясь не греметь, и выхожу на ночную улицу. Щурюсь, вдыхаю свежий воздух, накручиваю себя, что так и надо. Вперед, Санта! И ангелы-хранители просыпаются, устало вздыхают и пашут за троих, оберегая меня от ненужных встреч. А встречи все равно рано или поздно случаются. А меня это ничему не учит. И сегодня утром было все то же самое. И вот я здесь. Теперь они вздыхают вдвоем. И еще сильнее меня обнимают. Не уходи, Санта, говорят их руки. Не уходи - мы же тебя любим!
Раста: Знаешь, а я уже нашел свое место. Вот эта веранда. Мое место - Здесь и Сейчас. Не думай про Завтра, Санта, про Вчера не сокрушайся. Шучу. Нет, правда, мое место - здесь, принимать по ночам бродячих зверюшек семейства кошачьих. Я невольно улыбаюсь, а он продолжает: Да. А вот Том и Джерри, они тоже нашли свое место - у меня. И этого места хватает на всех, правда, Джерри? А вообще, есть еще одно место, которое я тоже считаю своим. Представьте себе - берег моря, природа первозданная. Людей там крайне мало, и те, кто туда приходит, они - хорошие люди. Там можно оставлять палатку и никто не полезет воровать. Можно целый день валяться на берегу, лениво полоскаясь в прибое. Смотреть, как солнце движется по небу. Потом подойти к чьему-нибудь костру и попроситься сесть. И смотреть на играющих, на танцующих у костра. Джерри! Санта! Хотите, мы туда уедем, когда-нибудь? Хотим, Раста, хотим. Кто не хочет, чтоб его пригласили в рай. Я: Хочу. Но ты, Раста, сочиняешь, наверное, все? Говорю это и думаю, только не рассмейся и не скажи, что этого места не существует! Пожалуйста! Джерри, видимо, угадывает мои мысли. Джерри: Санта! Не бойся. Мы там уже были, когда? Года два назад, да, Раста? Тут она резко поворачивается и смотрит мне в лицо Джерри: Санта! Ты что же, не знаешь, какое море? Тебя туда, что ли не заносило никогда?! Нет, ну даешь! Санта, правда, что ли? Да, правда. Меня носило по стране как осенний лист, но до моря так и не донесло никогда. А какое оно, море? Я снова уже улыбаюсь. Я: Пойдемте спать. И вы расскажете мне про море. Сказку на ночь. *** Утром мы, естественно, проспали. В спешке собирали рюкзаки. Мы с Джерри порывались пойти босиком, но нас обули насильно. Раста взвалил на себя палатку и все рюкзаки, только гитару свою я никому не доверю. Навьюченный как верблюд, он умудрился еще и двери все позакрывать. И вот мы снова натоптанной тропой идем десять минут к троллейбусной остановке, к пыльной дороге. Потом мы пересядем на электричку и поедем на берег озера, где уже построили сцены и музыканты уже разыгрываются. И первые зрители ставят палатки в художественном беспорядке и обсиживают полянки перед сценами. Вот мы уже зашли на территорию фестиваля. Прошли через вежливый шмон. Раста пронес несколько литров вина в палатке, он, оказывается, вынул "тетрапаки" из картонной коробки и засунул в палатку. Я уже не удивляюсь, когда Джерри таинственно манит меня в палатку и вынимает непонятно откуда неплохой такой шматок пластилина. Да, ребята подготовились основательно. Помимо этого у нас есть немного еды, но совсем немного. Вода есть. Вот мы поставили палатку, раздраконили один из рюкзаков на предмет одеял. Переоделись по очереди в палатке и пошли к регги - сцене. Я иду босиком по глинистой дорожке. Я несу плед. Пройти нам метров десять до сцены. Полянка, обрамленная соснами, в дальнем конце - сцена, на которой уже кто-то играет что-то такое "рутс" прямо! Мы расстилаем плед. Но энергию надо куда-то выплеснуть Я: Кто купаться? Пошли!!! Поднимается Раста. Том и Джерри говорят, что потом. Мы с Растой раздеваемся, бежим по траве к маленькому пляжику, навстречу немилосердно искрящему озеру, с размаху врезаемся в воду. УФ! Вода-то холодная! Раста, подлец, уже окунулся и сейчас примеривается облить меня холодной водой. Я сердито кидаюсь в воду, навстречу облому, и мы плывем, как бы - кто дальше. Метров через пятнадцать я устаю, разворачиваюсь, плыву назад. Плечи гудят с непривычки, руки болят. Скотина Раста все еще плывет к горизонту, пахать на таких! Кое-как я нащупываю дно, устало падаю на мелководье. Вокруг плавают дети и водоросли. На берегу сидит, весь в черном, гот. Меланхолично смотрит на меня. Мне хочется показать ему язык, ну да бог с ним, на всех идиотов не напасешься. Раста вернулся. Я беру горсть водорослей и кидаюсь в него. Я: Тюлень! Пусть Санта утопнет - ништяков на оставшихся больше будет! Раста говорит, что бы мне, как бы, не злиться. Мы возвращаемся. Ноги слегка подрагивают. Раста подмигивает: Только Джерри не ябедничай! Я, конечно же, сразу бегу к Джерри валюсь рядом и начинаю долго ныть, какая Раста скотина. Джерри гладит меня по голове и грозит скотине кулаком. Потом мы лежим и смотрим на облака, тягучий "даб" прижимает к земле. Что пушистее облаков? Нет ничего пушистее облаков, правда, ребята? Народу прибавляется, и время скручивается непонятно как. То есть, оно как бы никуда не идет и в тоже время летит с бешеной скоростью. Вот уже вся полянка заполнена людьми. Рядом со сценой бродит неприкаянно человек в арафатке. На противоположном конце поляны стоят менты. Видимо - нет ли умысла на теракты и употребление наркотиков?! Том сходил за пивом для всех. Мы пьем пиво и курим. Я лежу на коленях у Джерри. Периодически прошу Расту пересесть, чтобы солнце загораживал. "Даб" сменяется "рутс-регги", потом что-то быстрое, но не "ска". Кто-то поет про слабую долю. Мы согласны с тобой, певец, главное, играй на слабую долю, а мы будем аплодировать. Мы ходили еще купаться, теперь все вместе, потому что попросили соседей присмотреть за пледом. Купаясь, я, Том и Джерри играли в мяч с какими-то подростками. А Раста все никак наплаваться не мог. Потом незаметно стемнело. Последним был отыгран какой-то фолк, что-то вроде кельтики. И все закончилось. По толпе прошла новость, что срочно нужно бежать к главной сцене, там будут играть "хедлайнеры". К слову, хедлайнеры после целого дня регги покатили, честно сказать, не очень, хотя мы и завернули в палатку, заправиться вином. Хедлайнеры были все какие-то старые, обрюзгшие, они играли, такое ощущение, наполовину под фанеру. А, в общем, все правильно, как же их достало, наверное, всю жизнь одно и тоже петь? И народ, был тоже не ахти. Ощутимо прибавилось пьяных и злых людей. Они толкались и приставали к соседям.
Джерри: Санта! Ты что бурчишь как желудок недовольный? Спать, что ли хочешь? Все ништяк! Смотри - вон звезды нам песни поют! Это Джерри так пошутила. Но потом мы все равно пошли спать, точнее Джерри меня проводила и уложила. А в палатке все равно была слышна музыка. И прикольно так: ты в одиночестве, под уютным одеялом, и в тоже время - вот пройти минуты три, а там друзья, шум и веселье. Приятно нежиться возле праздника. Это у меня еще с детства - гулять по темным улицам недалеко от новогодней елки. И знать, что нужно то пройти немного, а там все друзья. На санках катаются. Потом вернулись Раста, Джерри и Том. Мы обнялись и уснули. *** Правда, среди ночи, меня разбудили, зажав предварительно рот, потому что вопли. Выглядели, мерзавцы, один другого хитрее.
Непонятно чей шепот: Санта! Санта, святая мать Эпона задери нас, грешников! Ты помнишь, ЧТО у нас есть? Напрягаюсь, недавно ведь совсем, совсем такое выражение лица у кого-то... Остатки сна проходят, как не было, я расплываюсь до ушей.
Я: Что, идем? А куда? Мы пошли на берег. Влюбленные парочки уже замерзли траву там мять и перебрались в палатки. Вдалеке кто-то играл на гитаре. Мы чинно прогуливались, передавая трубочку из рук в руки. Потом сели и начали смотреть на озеро. На другом берегу блестели огоньки. Там был город. Город, живущий своей ночной жизнью. Наверное, он бил пьяных, провожал влюбленных, торопил гонцов за вином. А может, город смотрел на меня в ответ и думал в ответ свои непонятные мысли. Про меня. Или, может быть, он вообще не думал про меня. А думал про кого-то другого. Про Джерри, например. Я поворачиваюсь к Джерри, но вижу только Тома.
Том: А? А ну да. Джерри захотела спать. Они ушли. Раста проводил... А я? А я остался. С тобой. Кто-то же должен был остаться с тобой? Улыбается. Я тоже улыбаюсь ему. Сталкиваясь головами, шепчу ему: Том! А город, он думает про нас? Вон тот, - который на том берегу? Том отвечает без запинки, как будто уже продумал эту тему: Нет, это чужой город, он думает про кого-то другого... Бьет других пьяных, провожает других влюбленных... Я ошарашено смотрю на него. Это что, это я вслух или он мысли где-то уже читать научился?! Том смотрит на меня с улыбкой, молчи, мол, Санта, молчи - умнее выглядишь. Бодхисатва хренов! Он положительно меня восхищает.
Я: Том, а ты во что-то веришь? По настоящему! Не в Бога там, или еще какую абстракщину, а в какую-то мечту?
Том: Да. Верю. Я верю, что Всеобщий Ништяк неизбежно придет. И всем станет хорошо. Всем. Независимо от возраста, пола, цвета кожи. Да это и неважно совсем будет. Потому что - Ништяк придет.
Я: Это что же? Счастье для всех и даром?
Том: Зря смеешься, Санта. Эти долбанутые Стругацкие вообще на нацистах были помешаны. Фобия такая. Замещение по Фрейду. Они говорили, что счастье для всех принципиально невозможно, в силу целевого разнообразия. Что в такое счастье будут загонять из-под палки, и это станет уже совсем даже не счастье, а прямо таки Новый Мировой Порядок. Тома зацепило. Сейчас его разум несется через все смысловые конструкции, сметая ненужные логические звенья, но, как ни странно, я его понимаю. Я не страдаю непреодолимым желанием зануды прерывать чужую мысль, домогаясь до уточнения формулировок. Истина рождается не в спорах. Она рождается в головах.
Том продолжает между тем: Тем не менее, мы приходим к пронзительному осознанию изначальной порочности подобных рассуждений. Поскольку, счастье может быть только у того, кто его захочет. Сильно захочет. Принесет к алтарю счастья свои гнусные мыслишки, желаньица. Это раз. К тому же, существуют веками выверенные формулировки. Типа, не убей, не укради. Во-вторых. Вселенский Ништяк не следует воспринимать как рецепт внешнего благополучия. Сведя вместе садиста и мазохиста, мы, однако, Ништяка не увидим. Вселенский Ништяк, как и Вавилон, есть состояние души. Научиться прощать. Научится не делать подлостей. Научиться любить. Не прятать лучшее в себе, а расплескивать по окружающему миру. Пока, как мы видим, Вселенский Ништяк существует, но существует достаточно корпускулярно, наша же задача - добиться соединения частей Ништяка в одно целое! И, наконец, третий, но не самый неважный довод. Довод, от которого уважаемые господа оппоненты пачками, штабелями начнут чахнуть и дохнуть! Том ткнул рукой куда-то на зюйд-вест, где, видимо, и находились господа оппоненты, и хитро мне подмигнул: Красиво мечтать, как, впрочем, и жить, - НЕ ЗАПРЕТИШЬ!!! Эти слова он прокричал в том же направлении: ДА ДА! Всех, дорогие мои корифеи отечественной популярной мысли, НЕ ПЕРЕВЕШАЕТЕ! За мной придут другие! И имя им будет - Легион! Вот тогда то мы и похохочем!!! Глаза на пол-лица? Это для меня не предел. Я в немом восторге прыгаю вокруг Тома, крича подходящие к случаю "Патриа ор Муэрте!", "Вперед, Герильерос!" и тому подобное. Потом падаю на колени и умоляюще смотрю на гения.
Я: Том! Я тоже хочу в Транснациональный Фронт Защиты Вселенского Ништяка! Возьми меня в Революцию? Том заставил меня преклонить колено. Хлопнул по левому плечу плановой трубочкой. Том: Встань и иди, дорогой товарищ, без страха и упрека! Автомат получите у интенданта, кстати, советую его после расстрелять. Потом мы, обнявшись, еще гуляли. А потом залезли в самую середину палатки, рассудив, что Расте с Джерри и так тепло. *** На следующее утро Санту дергали за ноги, тормошили, в конце - концов, просто вытащили на свежий воздух. Ну что?! Как что?! Чисти зубы и бегом регги слушать! И вот я устало перебираю ногами, тащу непослушное тело. Уговариваю ноги дойти только до пледа и там уж снова заснуть... Заснуть... Лежать бездыханным телом, загорать и некому меня поднять. И спать, спать, спать... Ага. Дали мне. Меня взяли под микитки и потащили купаться. Черт! Снова эта холодная вода - сколько можно?! УФ! УФ!!! Я: Раста! Джерри! Поплыли!!! Потом снова было запредельно хорошо. Мы сидели кружком, солнце уже ощутимо пригревало обожженные за вчерашний день спины. Пили холодное пиво. Иногда ходили в палатку и аккуратно пили вино. Но мир не без добрых людей - всегда найдется падла, которая все испортит. Мимо нас прошла компания молодых людей. Трое. Или четверо. Они внимательно нас осмотрели, встретились взглядом с Томом - Эй Ты! Лохматый! Эти молодые люди были из тех, что носят вкусную, дорогую, модную одежду. Ходят по красивым клубам на блядолов. И потом катают добычу на блядовозках. Боулинг. Ультрафиолет. Весь мир - праздник, а люди в нем - халдеи. Из тех, что, опровергая поговорку "Встречая по прикиду - провожай по понятиям", априори и навсегда презирают всех остальных. А таких, как мы, в первую очередь. Верхний нюх еще не атрофировался, они удивительно точно чувствуют, когда нужно промолчать, когда можно обхамить... Нет, они не тупые, как возможно, вас уверяют. Они моральные мутанты с деформированной системой ценностей. Том с неохотой задержал взгляд, отворачиваясь, показал средний палец. И развернулся к нам. Ублюдки мерзко заржали, проходя мимо. На меня что-то нашло. Пивная ополовиненная банка вылетела из руки, ударила в спину. Брызги пива, красиво сверкнув на солнце, упали на остальных. Подонки с удовольствием остановились, мысля вернуться, но наткнулись на взгляд Расты. Раста уже стоял, пригнулся. Плечи взбугрились. Рядом напружинилась Джерри. Ее пальцы сами собой согнулись в кошачьи лапы. За ними стояли мы с Томом, криво улыбаясь. Они развернулись и пошли прочь. Джерри зло крикнула вслед: Зассали?! Потом, когда мы уселись обратно, я спрашиваю: Том, а кто это? Знакомые? Том ответил только через некоторое время: Да... Это просто огонь. Огонь есть у каждого в душе. Нельзя позволять огню сжигать свою душу. Ни своему, ни чужому. Зря мы это все. Джерри непонятно усмехнулась: Да нет, Том, не зря. Ничего зря не бывает. Джерри со спины обняла Тома. Нужно было срочно придумать, как сменить тему. Я: Знаете. Мне вспомнилось. В детстве была такая... Ну, игра не игра, поверье, может быть? В общем, нужно было набрать по телефону номер 555. Чаще всего там были просто гудки. Но иногда там было молчание. Это значило, что тебя слушает твой ангел - хранитель. Можно было ему пожаловаться, загадать что-то, просто рассказать что-нибудь... Джерри треплет мне волосы. Я улыбаюсь небу. Улыбаюсь музыкантам (На дальней станции сойду \ трава по пояс!). Улыбаюсь теплу. Вновь, вроде бы, пришедшему теплу. И тут Раста неожиданно говорит, продолжая тему: Я помню такую игру. Да. Однажды я набрал этот номер на сотовом телефоне и что вы думаете, мне ответили? РАста смотрит на меня с хитрой и грустной усмешкой: Они объяснили мне, как активировать карту оплаты! Том задумчиво протянул: Воот сууки... К кому, интересно, это относилось?
Некоторое время мы молча слушаем музыку. Курим, передавая сигарету по кругу. Джерри, наплевав на все, принесла из палатки полулитровый пластиковый стаканчик с вином. Стаканчик ушел по кругу. В конце концов, мне надоело.
Я, безбожно перевирая Тарантино: Вот больше всего ненавижу такое напряженное молчание! Я пока схожу... ну, в смысле, поссать, а вы придумайте, чем заняться. Пива купите, что ли.
Я иду по тропинке до бесплатного туалета, в котором буйные "любители творчества" сломали все, что плохо было прибито. От этого туалет имел достаточно жалкий вид. Хотелось взять канистру с бензином и прекратить туалетовы мучения. Еще штрих - сильный запах аммиака. Некоторые, не утерпев, извиняюсь, обоссали бедный туалет со всех возможных сторон. Отстаиваю небольшую очередь. Захожу. Выхожу, чувствуя себя значительно лучше. Иду навстречу музыке.
Сзади: Эй! Оборачиваюсь. Ну, надо же! Стоит политый пивом. Сквитаться, что ли решил, урод? Отворачиваюсь. Иду дальше. Он догоняет меня, хватает за рукав: Стой. Давай поговорим. Страшно, что ли? Я, вырывая рукав и несколько ускоряя шаг: Ну а ты как думаешь? Конечно, страшно! Он хватает мое плечо. Останавливает меня. В голове мелькает лихорадочно - это же охраняемая территория, здесь меня не будут бить, не должны.
- Что ты борзееш? Давай поговорим. Ты вот скажи, вы как все трахаетесь между собой? Или ваш здоровяк всех обслуживает? Все, с меня хватит. Основанием ладони бью любопытствующему по носу. Разворачиваюсь и ору как можно громче: Рааастааа!!! На мое счастье, был перерыв между песнями. Долгих четыре секунды, за которые политый пивом, размазывая кровь, хватается за свои ноздри, замахивается, желая обидеть Санту. Инстинктивно зажмуриваюсь. Удара не последовало. Открываю глаза. Раста уже подошел, отпихнул меня в сторону. Облапил агрессора и повел в лес, что-то ему нашептывая на ухо. Я усаживаюсь на плед. Меня колотит мелкой дрожью: Джерри! Как думаешь, о чем они говорят? Джерри лениво смотрит в сторону Расты: Думаю... Думаю. А! Ну, скорее всего, Раста популярно объясняет некоторые основные положения такта. А еще говорят, не бывает плохих учеников... Джерри снова шутит. Смешно ей! Конец фестиваля был слегка испорчен. Или мне это так кажется? Может быть, батарейки немного подсели - в конце - концов, веселиться бесконечно тоже невозможно. Кончился праздник, кончился. Мы уже собрали палатку, упаковали рюкзаки. Некоторое время посидели на рюкзаках, допивая вино. Основная часть народа фанатела на основной сцене, где уже все пошло в разнос. Оборзевшая "Пятница" никак не могла выйти поиграть. До "Арии" еще около часа. Сосны, солнце. Купаться уже не хочется. Мы уже не здесь. Мы уже в дороге. Мы уже на трассе. Мы уже допили вино. Взглядом попрощались с фестом, благодаря за подаренный праздник. И пошли прочь.
*** Кто сказал, что четверым на трассе не уехать? Умный, видимо, был чувак. Но мы уехали. В автобусе. Сели, заплатили денюжек, и поехали. У меня настало осеннее настроение. "Я плыву в молоке \ В молоке в молоке... Я плыву в молоке \ По молочной реке...", я достаю гитару и тихо играю. Я смотрю в окно. Мне кажется - там уже осень и автобус несется сквозь осень. Привезет ли в лето? "Я провожаю это лето \ И этот вкус ты знаешь тоже \ Потому что, мы с тобой похожи \ Как две капли янтаря на морском берегу \ Как молочный брат на молочную сестру", Джерри присоединяется. Некоторое время мы нарушаем общественное спокойствие, но народ едет свой. Видимо, всех устраивает. Не стреляйте в пианиста - он играет, как умеет! Потом мы едем. И еще едем. Я говорю Тому: Том... Помнишь Город на том берегу? Том кивает. Я продолжаю: Знаешь, там мой детский сад, моя школа... То место, где меня родили, воспитали. То место, где меня не видели уже лет так шесть. Тома ничем не удивишь. Однако он все же интересуется: А почему так, Санта? Я: Потому что, это не мой Город. Мы чужие. Шесть лет назад мы виделись, но не смогли ничего дать друг другу. Представляешь, ходит Санта по городу как по Некрополю. Страшно Санте. Вот школьные друзья, сами себя замариновавшие, загнавшие в неизменность. Вот места, знакомые с детства, но чужие как вырванный зуб. Вот постаревшая учительница, растерявшая весь свой авторитет. Страшно Санте. И ходит Санта по Городу и мешает ему, как песчинка устрице. И Санте захотелось уехать навсегда. И Город вздохнул облегченно. Вклинилась Джерри: А родители? Санта? А как же родители? Я вздыхаю: Знаешь, мне кажется, родителям несколько проще жить и видеть повзрослевших детей пореже. Моим родителям не нужен ребенок, отзывающийся на кличку, а не на нормальное человеческое имя. Мы видимся, иногда. В другом Городе. Ненадолго. Нас все устраивает. Это я, конечно, храбрюсь. Нет заменителя ласке мамы и защите отца. Но... Так уж сложилось и... Нет у меня сил что-то менять в своей жизни! Не смогу я вернуться в детство. Да и не примет меня оно, детство. Пусть идет, как идет. Другого не дано. Хвост пистолетом, когти настежь. И ночами плакать в подушку от боли одиночества. Кто-нибудь нуждается в Санте?! Молчание. Крикнуть: Кто-нибудь! Кто нуждается в Санте?! Молчание. А как же иначе? Видимо, лицо у меня стало совсем уж грустнее некуда. Джерри гладит меня по плечу, а другой рукой перебирает мои фенечки. Мне становится лучше. Ласка и тепло - много ли Санте надо? А автобус уже въезжает в Город. От знакомых до боли городских окраин настроение мое стремится к совсем уж невиданным вершинам. Так всегда, когда я возвращаюсь в этот Город. Как поет один человек, вошедший в Вечность, для меня, только этой песней про мой Город: "Многим ты как друг, а я же здесь беру начало \ В снах моих по улицам твоим гуляю \ Что же делать без тебя - не знаю". Ну вот, мы выходим из автобуса. Я жадно, всхлипывая горлом, затягиваюсь сигаретой. Я очень много курю. Джерри с Томом курят постольку поскольку. Иногда покупают под настроение и соответствующие напитки, дорогие сигареты или сигариллы. Раста? Ну да, он курит. Все, кроме табака. Я курю, уголек растет на глазах, не успевая превратиться в пепел. Была такая игра в школе - выкурить сигарету, чтобы пепел не упал. Я загадываю - если пепел не упадет, то все будет хорошо. Все у всех будет хорошо. Скажете, не бывает? ХА! Мне плевать на ваше мнение. Пепел не падает. Раста, Том и Джерри терпеливо ждут. *** Вот мы едет в центр. Потом мы устало гуляем по раскаленному асфальту центра. Уже почти закат и Город тихо остывает, из золотого становясь рыжим. Я не выдерживаю и покупаю пива. Кроме меня никто не хочет, и я гордо пью в одиночестве. А Раста несет палатку и рюкзаки. Только гитару я никому не дам. Том и Джерри идут немного позади, о чем-то тихо беседуя. А мы с Растой молчим. Очень хорошо, когда есть о чем помолчать друг с другом. Значит, мы не чужие? Мы уже покатались на троллейбусе и вот она пыльная дорога. Вот он, супермегарулезмаркет. Надо бы купить еду и вино. Или, хотя бы, только пива. Я растерянно хлопаю глазами - денег не настолько много. Том, загадочно улыбаясь, уходит. Значит - все ясно и всем по себе. То есть, никому не становится не по себе. Или что-то в этом роде. А Раста, оказывается, не железный. Он садится на траву, как был, навьюченный. Я понимаю его, бывает такое состояние, когда можешь упасть в любую минуту, но двигаешься, двигаешься... Я сажусь рядом, протягиваю, не глядя, бутылку пива. По звуку догадываюсь, что бутылка выпита, найдена слишком легкой и отброшена в кусты. Мы сидим и смотрим на пыльную дорогу, на пришибленные частные дома по ту сторону. На кичливые проезжающие машины. На непонятно как растущие вечно-молодые деревья. На Джерри. Джерри между тем, мурлыча под нос, грациозно исполняет что-то среднее между танцем на грани эротики и каким-то древним боевым искусством. И почему меня так настораживает мелькающий между ее пальцев нож? Видимо, все же у меня не идеальное зрение. Вначале я вижу просто неопределенно смахивающий на человеческий, силуэт. Потом он формируется в Тома. У Тома большой пакет. Он подходит, прислоняет мешок к Расте. Том: Ну вот. Было сложно. Пули свистели над головой... Но! Эспешил фор джентлз! Он достает из мешка четыре ХОЛОДНЫХ (!) бутылки пива! Все. Теперь любой пакет в руках Тома будет у меня ассоциироваться с Новым Годом и подарками!
Разгоряченная Джерри внезапно оказывается возле меня, она опускается на колено, обнимает меня, мимоходом проведя холодной сталью по горлу. Целует в ухо. Ножа уже как не было. Где она его шкерит? Раста пальцами открывает бутылки. Джерри тоже хочется пофорсить - она открыла свою бутылку кольцом. Вот зачем ей кольцо из вороненой стали с эльфийскими рунами! Я, не выпендриваясь, отбираю у нее початый батл. Мы встаем и движемся в сторону дома. *** Мы расхлябанно перебираем ногами. Иногда в сорняках мне мерещится Правильная Трава. Теперь я понимаю Расту, но злиться на сорняки уже нет сил. Раста, наверное устал? Я хочу взять хоть один рюкзак, но мы уже пришли. Раста открывает калитку, мы заходим. Открываем дверь на веранду. Я, без сил абсолютно, падаю, валюсь на поролоновые подушки. Раста скидывает рюкзаки, потом они с Джерри начинают Готовить Есть. Надо встать. Сейчас. Я встаю. Куда ж деваться. Мы с Томом чистим картошку, Раста занят творчеством, Джерри на подхвате. Я не знаю, что именно будет приготовлено, но знаю, что это будет офигенно вкусно! Основная часть Томовского пакета (в пластиковых бутылках), силами Джерри, уже убрана в холодильник. Да, уважаемый Шевчук, и у нас тоже есть холодильник, мы тоже буржуи! Так что не надо тут упиваться своим падением - вы не одиноки. Раста шаманит в кухонном уголке. Наконец, мы чинно рассаживаемся на ковре вокруг ужасно вкусно пахнущей сковородки. Да, да, вы правильно догадались. Мы снова сидим в тени Великого Ништяка. Мы хаваем, кушаем, питаемся, едим. Хм, нужное подчеркнуть. Я иду доставать пиво, захватываю и стаканы - нельзя же вконец оскотиниваться! Некоторое время проходит в молчании. Стук столкнувшихся вилок, недовольное урчание голодных зверюшек. Потом, некоторое время, мы играем в "Кто у кого отнимет еду с вилки". Дико веселимся. Но... мы устали. После еды приходит желание спать. И я падаю навзничь. Я хочу спать. Я закрываю глаза и знаю, что здесь меня не обидят. Я улыбаюсь. Краем уха слушаю тихий разговор Тома, Джерри и Санты. Санта: Вот! Послушайте! "Новые ночи \ Новые простыни \ Новые женщины \ Старые вопросы!" А?! Каково?! Джерри, судя по интонации, с улыбкой: Даа... экспрессивно! Раста, нимало не смутившись, продолжает: "Утро начинается \ Жизнь продолжается \ Дождь все не кончается \ Мне это не нравится... День подгоняет \ Хлещет по нервам \ Нужно быть успешнее \ Номером первым! Вечер успокоит \ Волосы погладит \ Пивом напоит \ На кровать усадит..." Джерри проняло. Промолчала. Том: На Закате было так много знаний Что никто уже ничего не помнил Разбирались тщетно в рисунке зданий Мудрецов легионы, ученых сонмы... На Восходе тысячелетний танец Кисти с тушью по белоснежной глади В сотый раз наводил безупречный глянец Порождая статику, статики ради... В Середине новая Вера Вставала Разрушая хрупкие стенки смысла Полночь всегда была белой! Полночь останется чистой. Непонятно чей голос: Ой! А Санта уже совсем спит... Давайте перенесем? Я вяло отмахиваюсь от заботливых рук: Не трогайте меня... несете как покойника... Меня никто не слушает. Меня кладут на мягкие подушки, на теплые простыни. Новые простыни, говоришь? *** А среди ночи я просыпаюсь. Все спят. Новые простыни... Старые вопросы... Я вдруг понимаю, что мне пора. Куда?! Почему?! Какой-то части моей души хочется выть. Но... Уже пора. - Нет никаких новых вопросов, Раста - это я шепчу, собирая гитару и рюкзак. - Нет новых простынь, все старые... И уж точно не начнется новая жизнь с новыми сутками. Это ты прав. Все по старому. Все по накатанной... - Это я шепчу, закрывая дверь. Может быть, скажете, в Санте много злости? Да нет... Хм, немного... Просто... Ну да, я злюсь! Но что еще я могу, когда душа моя разбита на тысячу осколков? Мне кажется, что нет у меня Настоящего Друга. Мне кажется, что никому Санты, по большому счету не нужно! Что никто мне не обрадуется... Тоскливо. Я оглядываюсь на знакомые окна, уходя. Нет, никто не засуетился. Ну ладно, пусть спят. Пусть спят. Так называемые Друзья. Глупо-то как все! Бляд! Повыть может, действительно? Я поворачиваюсь навстречу неизвестности. Поднимаю голову. Звезды улыбаются мне, а я им. Я щурюсь на луну. Ну что, пора, Санта? Пора! Я встряхиваюсь, укладывая гитару и рюкзак на плечах. Я в Дороге. Вот я на пыльной дороге. Куда мне пойти? Только прямо! Я прохожу мимо киоска. Покупаю пива на оставшуюся мелочь. Что-то звенит в карманах и я выбрасываю это что-то на асфальт. Пусть там звенит. Сегодня что-то изменится. Я чувствую. Я иду. Перебираю в памяти адреса вписок. Перебираю имена скучных людей. Иду. А потом? А потом я останавливаюсь и вдыхаю ночь. Я сажусь на обочину, благо уже никто не ездит, осматриваю небо, облака, звезды, теплые окна. Я сижу и пью свое пиво. Не знаю, сколько времени прошло, но потом мне думается: А может быть, пойти обратно? Там теплее, чем возможно. Там меня любят. Любят? Да, любят!!! Я бреду, размахивая бутылкой и бормочу глупости, которые повторю, заходя в Растин домик. Я иду по бордюру трассы.
*** А сзади Санту освещают фары. Ничего бы необыкновенного, но как-то уж слишком медленно... Санта оборачивается. Слепящие фары останавливаются. Что им надо от Санты?! Из машины выходят один, два, три... Четыре, что ли? Они не говорят Санте не слова, подходят, но Санте и так все понятно. Рюкзак и гитару в кювет - Санта отпрыгивает на середину трассы, кроша бутылку об асфальт в розочку. Господи! Ну, хоть кто-нибудь пусть проедет мимо! Темные фигуры подходят уже совсем. Они молчат. Ближе. Розочка смазывает по лицу. Ступня бьет по колену. И все. Обжигающий удар в лицо, в живот, и вот уже Санта катается визжащим комком в кольце пинающих грязных ботинок. На выдохе: Суука! Непереносимо по ребрам. Непослушное тело на мгновение выпрямляется в судороге, но ботинки вколачивают Санту в комок обратно. Господи! Когда же кончится?! Господи!!! Мама!!! Забери меня отсюда!!!
И тут все кончилось.
Хлопнули дверцы, заворчала подлая зверюга машина. Санта распрямляется на теплом уютном асфальте. Санта смотрит на теплые окна. Безучастные окна. Такие чужие. Холодные звезды и теплые окна. Уже не больно. Звезды и окна заслоняют лица. Санта щурится. Ну да. Это Раста, Том и Джерри. Я: Раста? Том и Джерри? Вы, что ли... Ангелы? А почему вы без крыльев?! *** А было так. Да, Раста, Том и Джерри вскоре, почему то, проснулись и не нашли Санты. Они пошли следом. Они вышли на трассу, увидели открывающиеся дверцы и слепящие фары. Бегом. Свистнул камень, вырываясь из руки Джерри. Жалобно звякнуло лобовое стекло. Требуя внимания. Свистнул второй, впечатываясь в голову одного из палачей Санты. Невнятно рычал Раста, проламывая тела и сталь машины. Санту оставили в покое. Умирать на асфальте. Под теплыми окнами. Раста, Том и Джерри кинулись к Санте. Упали на колени. - Вы, что ли Ангелы? А почему без крыльев?! - шепчут разбитые губы Санты. - Да, Санта, мы твои Ангелы. - всхлипывает Джерри. Она протягивает руку к окровавленному лицу и отдергивает - Звери! Какие звери! - надрывно кричит она небу. Санта придушенно скулит, колотясь в адреналиновом отходняке. Больно плакать. Больно! А потом они берут Санту на руки. Как ребенка. И несут домой. Туда, где Санту любят. Где Санту ждут. Всегда. Ждут. Любят.
... Ну что, вам, наверное, интересно, что будет дальше? :)