Свирщевский Роман Владимирович : другие произведения.

Сетро

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.30*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История об излишне романтичном ходоке по имени Сетро, рассказанная полностью. Буду благодарен всем, заметившим в тексте логические несоответствия.

  
  
  
   СЕТ
  
   Со стороны моря доносился плеск. На берег опустилась ночь, с тихим снегом. Небольшие волны, почти беззвучно набегали на заносимый снегом пляж, украдкой слизывали снежинки с песка и исчезали, словно диверсанты. Они уже смирились с поражением и потеряли всякую надежду, добраться до горящего на пустынном пляже костра. Не судьба видно хлынуть холодной декабрьской водичкой, на малиновые угли, обняться с рыжим пламенем, прянуть в небо облаком легкого пара, лизнуть босые ноги девушки, сидящей на камне у огня.
   За спиной у девушки горели, фонари на набережной, ловя юркие снежинки в конусы желтого света, и таращились темными окнами разные прибрежно-курортные заведения. Даже ресторан "девятый вал", закрывающийся позже всех, погасил свои огни, так давно, что не увидел ни костра, ни девушки. Четыре часа утра. Для зимы, это глубокая ночь. Пусто на набережной, пусто на пляже. Город, что притаился, где-то там, за голыми деревьями парка, тих и темен. Ни звука шагов, ни пьяной песни, ни простудного кашля, ни следов милицейского патруля. О чем вы? Зима на дворе. Минус десять по Цельсию.
   Только девушка об этом видимо не знает, потому что снег тает на ее плечах и стекает блестящими капельками по обнаженной спине. Отполированная морем, мертвая сосна, растопырив корявые ветки, лежит рядом на песке. Эту сосну подтащили к костру специально, метров десять-пятнадцать волокли по песку, оставив на пляже извилистую царапину. Все для того, чтоб развесить на древесном трупе, одежду для просушки. Огонь тянет оранжевые языки к мокрому красному платью, висящему на сучке. Левый рукав оторван на половину, а у девушки на левой руке длинный багровый рубец. Рядом с платьем висят чьи-то брюки, от колена, измочаленные в мелкую лапшу. Может это отблески костра, но кажется, что лохмотья окрашены красным. Еще там висит рубашка. Ей тоже досталось. Она бессильно опустила изодранные рукава, разрезанная почти пополам. Только воротник соединяет ее в единое целое.
   С моря подул заблудившийся порыв ветра, всколыхнул огонь, заставил заметаться испуганные снежинки. Девушка даже не поежилась. Казалось ей совсем не холодно, сидеть голой на камне, обняв левое колено раненой рукой. Она задумчиво рисовала тонкой шпагой, забавные рожицы на песке, потом разравнивала песок босой ногой, и рисовала снова. Время от времени она поднимала взгляд на чернеющее море и прислушивалась к всплескам и довольному фырканью.
   Падал снег, потрескивал костер.
   -Эй, хватит купаться,- крикнула девушка,- я слабая и одинокая, мне страшно.
   Ветер принес с моря смех и плеск воды, от идущего по мелководью сильного и крупного животного. Потом он появился в круге света, растирая ладонью капли воды на плечах и груди. Улыбающийся, высокий, сильный. Ноги от ступней до колен, покрыты тонкими шрамами.
   -Вот,- сказал он, протягивая ей трех небольших рыбок.
   -Они пахнут мазутом,- сказала девушка.
   -Не привередничай, здесь все пахнет мазутом. Там были еще другие, но они совсем на вид отвратительные, и держаться дальше от берега. Я за ними не стал гоняться.
   -Давай, протянула она руку, и добавила, усмехаясь,- Сетро - великий охотник.
   Он гордо выпрямился и стукнул себя кулаком в грудь.
   -За мазутными рыбками,- вздохнув, добавили девушка,- ты дашь мне выпотрошить этих несчастных головастиков?
   -Я сам, ответил он, забирая у нее шпагу,- ты посмотри лучше, как там одежда. Мне надоело ходить нагишом. Девушка встала и пошла к мертвой сосне. Он неподвижно любовался ею. Потом опомнился и принялся за рыбу. Девушка потрогала платье и брюки, перевернула их, повесив другой стороной к огню. Когда она вернулась к нему, он уже нанизывал рыбок на узкий клинок.
   -Соли у нас нет,- сказал он,- но они всю жизнь плавали в соленой воде.
   -Все еще мокрое,- сказала девушка.
   -Ладно, до утра время есть,- сказал он.
   Последняя рыбешка была устроена на кончике шпаги, и он протянул клинок над огнем. Девушка устроилась у него за спиной. Она осторожно касалась кончиками пальцев длинной раны у него между лопатками.
   -В ране яд,- сказала она.
   -Вытянешь?
   -Да. Какой-то не слишком стойкий алкалоид.
   Он неопределенно хмыкнул. В ночном воздухе уже запахло жареной рыбой, а капли жира падая, вспыхивали в огне.
   -Нам сегодня здорово досталось,- сказала она и погладила его по спине.
   -Сетро, словно большой кот, блаженно щурился на огонь.
   -В следующий раз возьмем с собой Крогана.
   -И Памелу,- добавили она.
   -Памела не пойдет, она на тебя обиделась за тот раз.
   Девушка вздохнула, привстала и легонько коснулась его плеча губами, словно извинялась.
   -Пожалуй, хватит,- сказал он,- а то сгорят.
   Одну рыбу он, содрав шкурку с чешуей, протянул ей. Другую взял сам. Третья осталась висеть на шпаге, воткнутой эфесом в песок. Девушка села рядом и принялась есть. Рыба была горячей - прямо с огня, но они не замечали этого. Брали пальцами белое дымящееся мясо, ели и улыбались друг другу.
   Потом они разделили пополам последнюю рыбку. Сетро доел первым и, улыбаясь, смотрел, как она ест, обсасывая косточки и облизывая пальцы.
   -Скале,- вдруг позвал он.
   -Ум?- она отправила в рот последний кусочек.
   Он обнял ее и поцеловал в губы, блестящие от жира.
   -Ты любишь рыбий жир?- смеясь, спросила она.
   Он снова поцеловал ее. Девушка положила руки ему на плечи и откинулась назад. Он мягко уложил ее на холодный песок.
   -Спина не болит?- улыбнулась она.
   В зеленых глазах плясало пламя костра. Они любили друг друга.
   Снег кончился, так и не успев засыпать пляж. Белело только вдоль гранитной набережной, да вокруг серых валунов. Все огромное пространство пляжа, лишь слегка припорошено белой крупой. Зима ленилась в эту ночь.
   Скале поднялась, стряхивая с себя песок.
   -Сумасшедший,- сказала она и улыбнулась,- рана разойдется. На тебе живого места нет, а ты все не угомонишься - самец.
   Он улыбнулся.
   -Надо найти Крогана,- сказал он.
   -Хорошо, что здесь зима,- сказала Скале,- и холодное море. Ты чуть не сгорел.
   -С Кроганом мы справимся.
   Девушка склонилась над ним и протянула руку.
   -Пошли купаться, воин,- сказала она,- ты весь в песке.
   Вместе они вошли в море, а огонь терпеливо и одиноко ждал на берегу. Они смеялись и резвились в воде, ныряли за по-зимнему неповоротливыми рыбами и, поймав, выпускали на волю. Дурачились как дети, брызгались водой и ловили друг друга за ноги. До рассвета было еще далеко. Но ночь уже медленно отступала на запад.
   Они вышли на берег обнявшись. Скале подбежала к одежде.
   -Уже сухое,- сказала она, потрогав свое платье,- можно одевать. А у тебя только рубашка высохла. Штаны сырые.
   Она сняла платье с ветки, и пока Сетро подбрасывал сучья в костер, натянула его прямо на голое тело. Расправила складочки и посмотрела на Сетро.
   -Ну, как?
   Он взглянул и расхохотался. Без сомнения, раньше это платье можно было назвать элегантным, теперь - оторванный рукав, дыра на плече, разодранный подол. Не спасала серебряная вышивка вокруг шеи, только выглядывающее сквозь разрез юбки стройное бедро, как-то сглаживало впечатление.
   -Прости,- сказал он,- ты бы видела себя со стороны.
   -Я посмотрю на тебя, когда ты оденешься.
   Надувшись, она подала ему одежду. Сетро натянул брюки и критически осмотрел рубашку.
   -Может выбросить ее?- спросил он.
   Скале пожала плечами. Она подобрала шпагу и молча вытирала ее песком.
   -Она все равно держаться не будет.
   Он бросил рубашку в костер. Девушка посмотрела на него из-под нахмуренных бровей, и не выдержала - засмеялась. Он улыбнулся в ответ. Голый по пояс, в брюках, от колен переходящих в потешную бахрому, из-под которой выглядывали босые ноги.
   -Прежде, чем искать Крогана, надо купить какую ни будь одежонку,- сказал он.
   -Оглянись вокруг,- сказала Скале, все еще смеясь,- это техномир. Я уверена, что золото здесь не в ходу.
   -Наше золото осталось там же, где моя куртка. Я рассчитывал продать твою шпагу.
   -Что?!
   Шпага в ее руке со свистом рассекла воздух. Скале встала в позицию. Сетро подхватил лежащий за бревном изогнутый меч с длинной рукоятью, и стряхнул с него ножны.
   -Ан гард!- крикнула Скале и атаковала с четвертой позиции.
   -Измена!- заорал Сетро на весь пляж, отбивая выпад,- Джо Кровавая Бочка предал нас за тридцать Серебренников.
   -Три тысячи чертей,- ответила Скале,- сдавайся, или отправляйся за борт кормить акул.
   Она нападала, он отступал, уйдя в глухую защиту. Звон клинков и черные проклятия дробили ночную тишину. Скале теснила его к морю, вода уже холодили босые пятки. Она сделала длинный выпад, он отбросил меч и вдруг оказался у нее за спиной, обхватил ее руками и звучно чмокнул в шею. Смеясь, они вернулись к костру.
   -Сетро, а что будет дальше,- спросила девушка.
   -Найдем Крогана, вернемся...
   -Твой Кроган - грубый, неотесанный алкаш,- сказала Скале,- он сейчас пьянствует где-то на Эспефе. Я спрашиваю, что с нами будет вообще.
   Он пожал плечами и длинной веточкой пошевелил угли.
   -Скоро ты встретишь, кого-нибудь, кого полюбишь,- сказал он,- выйдешь замуж, станешь воспитывать детей. Постепенно забудешь обо мне и проживешь долгую, счастливую жизнь.
   -Ни за что,- сказала она, никуда ты от меня не денешься.
   Он улыбнулся.
   -Я еще долго буду бродить по пути, пока не стану старым. Лет через пять, я стану слабым и неуклюжим. Тогда меня убьют, где ни будь на повороте, вроде сегодняшнего.
   Сетро протянул руку к костру. Взметнулся сноп искр, загудело пламя, вкручиваясь в небо, яростной спиралью.
   - Ты даже не надеешься на победу?- спросила она.
   Он отрицательно мотнул головой.
   -Было много людей, гораздо лучше меня, но пока никто не дошел до конца пути. Почему мне должно повезти больше?
   -И ты все равно идешь? Почему?
   Он потянулся за сапогами и стал натягивать их на ноги.
   -А что еще мне делать, если не идти? Я не знаю более достойного дела. Да и не умею ни черта.
   -Мы с тобой дойдем. И не смей мне больше говорить, про замуж и дети.
   Сетро улыбаясь, погладил ее по волосам.
   -Пожалуй, нам пора,- сказал он и встал.
   Девушка тоже поднялась. Постояла неподвижно, подняла шпагу, острием указывая на звезды, потом вдруг обернулась к нему и сказала недоуменно, хриплым голосом:
   -Я не могу повернуть крипт. Кажется мы в запертом мире.
   -Ну-ка.- Сетро повертел головой, даже потянул носом воздух.
   -Нет,- сказал он,- мир не заперт. Здесь нет блока. Просто какой-то странный изгиб потока. Давай вместе попробуем.
   -Нууу же,- простонала девушка.
   -Раскачивай крипт,- сказал Сетро сквозь зубы.
   Опять загудел, заметался костер, волосы Скале потрескивали, на кончиках пальцев зажглись огни святого Эльма.
   -Идет,- сказал Сетро.
   Негромкий хлопок и снег взвихрился на том месте, где стояли двое. Одинокий костер догорал на пустом пляже.
  
  
  
   ГЛАВА 2
  
   -Мне кажется, это не Эспеф,- сказала девушка.
   -Мне тоже,- сказал Сетро.
   -Но я же поворачивала на Эспеф. Я все сделала правильно.
   -Угу. Я же говорил, там был изгиб потока. Вероятно - центробежный вектор.
   Под ногами у них змеилась пыльная проселочная дорога. Справа щетинился редкий лесок, слева - звенящий кузнечиками луг. Дорога, виляя, словно пьяный матрос, огибала лес и терялась за поворотом. Был вечер. Красное солнце, собиралось понежиться в пушистых облаках, но не удержалось, провалилось сквозь белую перину, и теперь висело, цеплялось из последних сил за ненадежную атмосферную влагу, рискуя, в любую секунду упасть за горизонт.
   -По крайней мере, это не техномир,- сказала Скале.
   -На техномирах, тоже бывают леса и луга,- ответил Сетро,- помолчи, пожалуйста.
   Он шагнул в траву, пахнущую пылью и ромашкой. Из-под ног, зелеными брызгами, разлетались кузнечики. Повернулся к закату, прислушался, потом к восходу, втянул носом воздух, закрыл глаза, замер. Скале ждала на проселке. Таинственное искусство - видеть путь, ей пока не давалось. Она не понимала, как из запахов, звуков и красок, он складывает картину пути. Он не объяснял. Не мог, или не хотел. Утверждал, что это придет само, чем дольше идешь по пути, тем лучше его видишь. К ней, пока, ничего не приходило. Она скучала и ждала.
   Наконец он вернулся, подошел к ней, почесывая лопатку концом упрятанного в ножны меча.
   -Какая-то сволочь укусила,- сказал он.
   -Ну, что там?- спросила Скале нетерпеливо.
   -Меня тут мухи, чуть не заели, а ты пристаешь со всякой ерундой.
   -Сетро!
   -Ты права, это не техномир,- сказал он, опуская меч и пытаясь дотянуться до укушенной лопатки рукой,- и не Эспеф.
   -А что?
   -Да черт его знает. Петля это. Так что крипт вертеть бесполезно - опять к морю вернемся.
   -А что делать?
   -Что делать, что делать,- передразнил он,- да почеши же, видишь, не удобно.
   Он повернулся, и Скале стала ожесточенно скрести ему спину.
   -А, хорошо, чуть ниже. Вооо.
   -Мы так здесь и останемся?
   -Не, выберемся. Ладно, хватит. Не так быстро, как через крипт. Потихоньку, пешочком, ножками.
   -И долго пешочком?- спросила она.
   -Как повезет. Дорога есть, ноги тоже. Пойдем.
   -В какую сторону?
   Сетро посмотрел назад. Там, дорога упиралась в хлипкий дощатый мостик, переброшенный через ручей, а может канаву, отсюда не видно. Сразу за мостом, дорога раздваивалась. Один конец уходил в лес, другой терялся среди холмов.
   -Пошли вперед, не нравиться мне этот перекресток,- сказал он.
   -Почему?
   -Там придется опять думать, по какой дороге идти.
   Он положил меч на плече, и зашагал вдогонку за солнцем, которое не сумело удержаться за облака и скатывалось к горизонту. Девушка шла рядом, глядя под ноги. Шпагу она использовала как трость. Узкое лезвие даже не гнулось, упираясь в утоптанную землю - твердую, как гранит.
   Они добрались до поворота. Все так же слева зеленели луга, разве, что лес стал, потемней и погуще. И, пожалуй, повыше. Никаких следов человеческого жилья. Ни запаха дыма, ни собачьего бреха. В зеленом море, сочной травы, нигде не видать пасущихся буренок.
   -Как считаешь, ночевать придется в поле?- спросила Скале.
   -Возможно.
   -Знаешь, ходить босиком совсем не так приятно, как я раньше думала.
   Сетро остановился, и посмотрел на ноги девушки.
   -Куда ты дела сапожки, спросил он.
   -Сняла, когда мы оказались в море.
   Он покачал головой.
   -Ну что? Мы же были спиной к берегу, я не знала, что он рядом, ну взяла и сбросила сапоги. Сам знаешь, как я плаваю.
   -Подержи,- Сетро протянул ей меч и стал снимать сапоги. Голенища были располосованы на узкие ленточки и держали форму, только за счет застежек и честного слова.
   -Сетро, ну не сердись.
   -Одевай, сказал он, забирая у нее оружие.
   -Они мне по пояс будут,- сказала Скале. Она влезла в сапоги и спросила:
   -На кого я теперь похожа?
   -На переодетую фею,- мрачно сказал Сетро.
   Они двинулись дальше. За очередным поворотом, дорога нырнула в лес.
   -Нам повезло,- сказал Сетро,- в поле ночевать не придется. Ночевать нам придется в лесу.
   -Надо было идти в другую сторону,- сказала Скале.
   -Вернемся?
   Скале помотала головой.
   -Давай останемся тут. В лесу ночью опасней, вдруг здесь есть волки, или медведи.
   -Ты боишься местных хищников? Это же не мир пути, что тут может быть страшного.
   -Не знаю. Я что-то чувствую.
   Сетро замер, понюхал воздух. Он как собака, делает стойку, подумала Скале.
   -Пойдем,- позвал он, и направился в лес.
   -Сетро, уже темнеет.
   -Там жилье,- сказал он,- уже не далеко.
   -Сетро, не надо. Давай останемся, у меня предчувствие.
   Он не слушал, шагал в тень деревьев и рукой звал за собой. Скале пошла, стискивая зубы от злости, и молча, проклиная мужскую самоуверенность. Лес обступил их со всех сторон, делая дорогу темной и опасной. Солнце уже село, но последний свет дня, каким то чудом, еще держался в воздухе.
   -Ну подумай сам, что за жилье может быть в лесу,- не отставала она.- Что хорошего можно ждать, от того, кто живет в чаще леса?
   -Например, лесник,- ответил Сетро,- не бойся, даже если там живут разбойники, мы с ними справимся. Будет хоть крыша над головой, а если повезет и ужин.
   Умом она понимала, что он прав. Стая волков, голодный медведь, пяток другой головорезов им не опасны. Сетро маг и воин пути. Она сама, тоже кое-чему научилась, за то время, что провела с ним. Меньше чем хотелось бы, но все же... обузой она не будет. Но в душе, или может быть в подсознании, что-то в ужасе вопило "Не ходи туда!". Но Сетро упрямо шел вперед, и она, загребая пыль сваливающимися сапогами, спешила следом. Если придется драться, эти сапоги сделают ее беспомощной. Она прикидывала, стоит ли их снять, или положиться на то, что Сетро и один справиться с любой неожиданностью.
   Дорога вывела их к избушке. Сруб из почерневших бревен, соломенная крыша, покосившаяся дверь. Крыльцо недавно чинили - ступеньки светились в сумерках, свежей желтизной, недавно срубленного дерева. Рядом, в небольшом дворике, колодец и сарай, где сонно квохчут куры. В единственном окошке - тусклый свет.
   -Как тебе пейзаж?- спросил Сетро,- на разбойников не похоже.
   Скале молча пожала плечами и стала стаскивать сапоги. Сетро смело поднялся на крыльцо и заколотил кулаком в ветхую дверь. Внутри, что-то зашуршало и стихло. Сетро подождал немного, и снова постучал.
   -Эй, хозяин!
   За дверью послышались шаги. Медленная, шаркающая поступь древнего старца, согнутого, пережитыми годами, и множеством тяжких хворей. Сквозь щели в рассохшихся досках, мелькнула чья-то тень. Голосом хохочущей ведьмы, протяжно заскрипела дверь.
   Хозяину, на вид можно было дать лет четырнадцать. Он был одет в длинную, до колен, овчинную безрукавку, из которой торчали худые, голые руки. В нечесаных волосах, запутались опилки и мелких древесный мусор. С усыпанного веснушками лица, на гостей уставились, тусклые черные глаза.
   -Здравствуй, паренек,- сказал Сетро.
   Мальчик молчал. Стоял неподвижно в дверях, опустив руки, и шмыгал носом. Может, не понимал, а может, ждал, что еще скажут двое оборванцев с оружием.
   -С нами случилось несчастье, позволь нам переночевать в твоем доме.
   Просьба осталась без ответа. Паренек не двигался с места.
   -Он просто тебя не понимает,- сказала Скале,- попробуй другой язык.
   Помнишь, я рассказывал тебе о логемах?- Скале кивнула,- он не может не понимать, логемы понимают все.
   Мальчик повернулся, и побрел в дом, сутулясь и шаркая ногами. Дверь осталась открытой. Сетро оглянулся на Скале. Девушка пожала плечами. Он невольно усмехнулся, в рваном платье, расшитом серебром, с изодранными сапогами в одной руке, и дорогой изящной шпагой в другой, она выглядела нелепо и забавно.
   -Ну, пойдем?- спросила она.
   Сетро заглянул в дверь. Сказать, что жили здесь небогато - не сказать ничего. Убранство единственной комнаты, состояло из горбатого стола, неаккуратно сколоченного из кривых горбылей, да длинной лавки, такой же кривобокой. Еще там была печь, из необработанного серого камня, не печь даже, так, очаг. В углу, прямо на полу, пылился ворох шкур, не иначе - хозяйская постель. У окна, потрескивала лучина, вместо поставца, всунутая в щель в стене. Пахло мышами и пылью. И чем-то еще, неуловимым.
   Мальчик доковылял до лавки, сел на нее, тяжело опираясь на стол, и махнул гостям рукой - заходите. Сетро вошел. Скале стояла сзади и щекотно дышала ему в затылок.
   -Идите за стол,- сказал мальчик,- щас пошамать вам принесу.
   Голос у него был хриплый и очень тихий, как у человека, который сильно болел, или долго не ел, а может и то и другое разом. Он поднялся с лавки, тяжело добрел до печи, и поднял крышку погреба. Немного постоял, словно собираясь с силами, и полез вниз, в темноту, даже огня не взял.
   -Сет,- сказала Скале шепотом,- хочешь, смейся, но мне это все не нравится. Этот мальчик ведет себя так, словно ему лет девяносто.
   -Ну и что, видимо у местных пейзан, нелегкая жизнь, только и всего,- ответил Сетро,- парень просто болен. Ты бы подлечила его, в благодарность за ночлег и ужин.
   -А почему он живет один, в лесу?
   -Вот вернется, и спроси у него.
   Скале оставила сапоги у двери. Они вошли и сели за стол. Девушка не расставалась с оружием. Сетро беспечно прислонил меч к стене.
   -Сет, можешь потом издеваться надо мной всю жизнь, но давай уйдем отсюда,- сказала Скале.
   -Да успокойся же ты.
   Из погреба, прижимая к груди полкаравая хлеба, шматок сала и глиняную крынку, поднялся хозяин.
   -Вот, пошамайте пока,- прохрипел он,- а я пока посижу. Спать, там лягите,- он кивнул на пыльные шкуры,- клопов тута нету.
   Ножа хозяин не дал, и Сетро глянув на него - тот сидел безучастный ко всему, уронив голову на грудь - разломал хлеб на две части. Сало оказалось уже нарезанным, на крупные ломтики. А вот кружек, или стаканов, похоже, вообще в доме не водилось. Пили по очереди из крынки.
   -А что, дружище,- сказал Сетро, жуя,- ты здесь один живешь?
   Мальчик с трудом поднял голову.
   -Один,- ответил помолчав.
   -И давно?
   В ответ молчание и тусклый взгляд.
   -Давно один то?- не сдавался Сетро.
   -Грабить будете?- прохрипел мальчик,- тока у меня нету ничего. Тока три куры, вона осталось. Их берите.
   -Не,- засмеялся Сетро,- не будем грабить. Тебя звать как?
   -Бишкой,- ответил мальчик и опять уронил голову на грудь.
   -Скале, он точно болен,- сказал Сетро,- посмотрела бы.
   Скале все время сидела, выпрямившись, ела немного, то и дело бросая по сторонам настороженные взгляды. Шпагу держала на коленях. Одним словом бдела. Слова Сетро застали ее врасплох. Она даже вздрогнула. Сетро укоризненно покачал головой, рукой приглашающе показал на Бишку. Она вздохнула и протянула к мальчику руку. Нахмурилась, закрыла глаза. По комнате, словно пролетел легкий ветерок, словно запахло свежей грибной сыростью. Мальчик заметно оживился. Даже глаза заблестели.
   -Он не болен,- сказала она хмуро,- просто истощен. Если его подкормить, он быстро придет в норму.
   -Ясно. Куда родители то делись?- спросил Сетро.
   -Батьку на войну забрали, тама он и сгинул, а мамку в прошлом годе лихоманка скрутила,- паренек отвечал монотонно, всем видом давая понять, что отвечать он, вооруженному верзиле вынужден, но, боже мой, как же ему надоели эти расспросы.
   -И с тех пор один?
   -Один.
   -На жизнь чем зарабатываешь?
   -Лес кормит.
   -Это летом, а зимой как? Охотишься?
   -Грабить будите?
   -Тьфу! Да с чего ты взял?
   Бишка замолчал, тупо уставился в пол.
   -Ладно,- Сетро сладко потянулся,- не слишком обильный ужин, но все же спасибо хозяину. Будем при деньгах, непременно расплатимся.
   Бишка пробурчал, нечто нечленораздельное.
   -Скажи, а как нам добраться до ближайшего села, или может здесь город неподалеку есть?- спросил Сетро.
   -Деревня тута,- сказал Бишка,- Сохрынь. По дороге до моста, а посля моста, налево. А город далече. Трое ден идти надо.
   У Скале уже слипались глаза. Она чувствовала, что теряет нить разговора, мысли путались, все труднее становилось бдить. Все-таки, двое суток без сна, пройдено три поворота крипта, страшный бой, да дважды ей пришлось лечить. Сил осталось, лишь на то, что бы не упасть с лавки. Но стоило Сетро сказать, что пора бы готовиться ко сну, и сонливость на время отступила.
   Они улеглись на пахнущие пылью шкуры. Бишка взял из вороха одну овчину, постелил себе на лавку, накрылся своей длиннющей безрукавкой и затих. Сетро тоже не долго ворочался, закопался в шкуры и засопел. Скале сражалась со сном из последних сил. Поминутно проваливаясь в дрему, она, запредельными усилиями усталого мозга, каждый раз, выдергивала себя из черного болота забытья, в явь. Твердо зная, что спать нельзя, она суровыми щипками, покрывала свои ноги синяками. Помогало слабо. Держать глаза открытыми было уже не возможно, только если опустить веки и сразу же поднять снова, но краткого мига, когда глаза закрыты, хватало, что бы погрузиться в сон.
   Внезапно она проснулась. И едва не закричала от ужаса. В доме было темно и тихо. Ни звука. Неужели все в порядке. Шпага на месте, успокаивающе холодит руку. Тихо, даже не слыхать, как дышит рядом Сетро. Скале протянула руку. Сетро рядом не было. Зато из-за печки, глянули на нее, два горящих красными угольками глаза. Тихонько, тихонько, на грани слышимого, скрипнула половица, и еще что-то неясное, то ли вой волчьей стаи в лесу, то ли заунывная песня, где-то далеко далеко. Скале сжала в руке рукоять шпаги, осторожно высвобождая эфес из-под шкур. А неясная песня, становилась все громче, уже и не песня, какой-то шепот в ушах, в голове. Скале улыбнулась и выпустила из ладони шпагу. Чьи то прохладные пальцы погладили ее шею, симпатичные красные глаза были совсем рядом.
   Потом раздался визг. Резкий и яростный, даже ушам больно. В комнате стало светло. Языки пламени, возникнув из ниоткуда, лизали дверь, плясали вокруг печи, карабкались по стенам. Красноглазое существо, оказалось девочкой лет тринадцати. Сетро, схватив ее за волосы, отшвырнул к двери. Она громко шмякнулась о стену, но даже не упала. Пригнулась и, выставив вперед скрюченные пальцы, двинулась на Сетро. Он поднял над головой меч. Отблески огня на хищной стали. Девочка прыгнула. Сетро выкинул ей на встречу руку и схватил за горло. Он повалил ее на пол, острие меча нацелилось ей в лицо. Девочка извивалась, яростно визжала, демонстрировала длинные острые зубы, и пыталась пальцами достать его глаза.
   С хриплым рыком, на него бросился Бишка. Скале даже не поняла, где он прятался. Он прыгнул сзади, замахиваясь большим ножом. Стремительный взмах руки - мальчишка отлетел к стене и, ударившись затылком, упал. Меч снова повернулся к девочке, что бы пригвоздить к полу.
   -Не убивай ее, Сет!- крикнула Скале.
   -А что мне с ней делать?!- заорал Сетро.
   Он ударил рукоятью меча в висок. Голова девочки мотнулась от удара. Визг стал еще нестерпимей. Он ударил снова. От всей души, с размаху, от плеча. Девочка замолотила ногами, стараясь пнуть его в чувствительное место.
   -Ты видишь!- крикнул Сетро.
   Что бы уберечься от пинков, он придавил ее коленом.
   -Ей нужно башку срубить, иначе никак.
   В углу застонал, заворочался Бишка, пытаясь встать. Он поднялся на четвереньки и, морщась, разглядывал происходящее, сквозь наполняющий комнату дым.
   -Сет, убери огонь, мы задохнемся!- сказала Скале.
   -Уже,- ответил Сетро, открой окно и дверь, и свяжи эту бестию, а то я точно снесу ей голову.
   Скале метнулась к окошку, толкнула - не открывается. Широко размахнувшись, она ударила в раму эфесом шпаги. Окно вывалилось наружу. Серый дым, клубясь и вытягиваясь струйками, потек в ночное небо. Потом она отворила дверь. Сквозняк выносил дым из окна, мощным потоком, оставляя только запах гари, который выветрится еще не скоро. Огонь погас, только зловеще рдели, кое-где на стенах и полу багровые угли. Сетро оставил для света, небольшой огонек, на ножке стола. В комнату понемногу вползала ночная свежесть.
   -Ну скорее же,- крикнул Сетро,- свяжи ее.
   Он без остановки гвоздил рукоятью меча по голове девочки. Плечи и спина, у него, блестели от пота, мышцы вздулись буграми. Он с трудом удерживал взбесившегося ребенка. Удары не причиняли девочке вреда, она билась и визжала, как бесенок, упавший в чан со святой водой.
   -Скале, мне ее не удержать!- заорал Сетро.
   -Здесь нет веревки.
   Скале металась по комнате, заглядывая во все углы, в поисках веревки, или ремня.
   -Прости, мне придется ее убить,- сказал Сетро.
   -Неее!! Не нада!
   Бишка на карачках кинулся в угол, к шкурам. По пути подхватил свой нож, схватил из вороха первую попавшуюся шкуру, и стал лихорадочно полосовать ее на ремни.
   -Я щас!- кричал он,- не надо рубить, я скоро, вот... вот.
   Он бросал готовые полоски под ноги Скале, и брался за следующую шкуру. Скале опомнилась, подхватила ремни, и как коршун на зайца, кинулась на девочку. Она получила чувствительный удар в скулу, пинок в живот и длинную царапину на лбу. Вдвоем они стянули девочке руки за спиной, потом связали ноги, и как последний штрих, затолкали в рот кляп. Истошный визг, наконец, прекратился.
   -Фу,- сказал Сетро,- все равно, что в резиновый мяч стучать. Чем сильнее бьешь, тем больше прыгает.
   Он тяжело опустился на пол, рядом со связанной девочкой. Она уже перестала биться, лежала спокойно и тихонько мычала. Бишка с ножом и недорезанной шкурой в руке, замер в углу. Под глазом у него наливался фиолетовый синяк. Скале села на лавку и покачала головой.
   -Я же говорила - лучше заночевать в поле,- сказала она.
   -А я говорил, что мы справимся, ответил Сетро.
   Он отыскал на полу ножны, и спрятал в них меч. Скале фыркнула.
   -Ты всегда прав,- сказала она.
   Сетро склонился над девочкой, она не шевелилась, только негромко зарычала, когда он пальцами раздвинул ей веки, и заглянул в зрачок. Скале с интересом и нетерпением ждала, что он скажет. Бишка опустил голову и застыл, словно маленький Будда.
   -Значит, живешь ты один, так?- спросил Сетро.
   Мальчик не ответил.
   -А вампира держишь, просто так, чтоб дом охранял?
   -Она вампир?- спросила Скале.
   -Угу, самый натуральный, красноглазый, острозубый вампир. Красный зрачок - верный признак.
   Сетро зачем-то заглянул девочке в ухо, потом прижал пальцы к жилке на шее, проверяя пульс.
   -Вампиииир.- Сказал он.
   -Ты собирался скормить нас вампиру?- сказала Скале, и голос у нее дрожал от обиды.- А я тебя еще лечила.
   Ей действительно было очень обидно. Уже очень давно, она оставила наивные детские представления о мире, знала, что человек человеку волк, и чем платят за добро, и какая из рубашек ближе к телу, но каждый раз, сталкиваясь с несправедливостью, или предательством, даже просто, с отсутствием благодарности, чувствовала, как мокреют глаза и хлюпает в носу. Сету хорошо, его шкура, словно двойного плетения кольчуга. Его не удивит, если нищий, которому ты кинул монетку, плюнет тебе в след, а мальчишка, тобой подлеченный, заманит на ужин вампиру. Такова жизнь скажет он, и будет прав. Но как же это обидно.
   -Она сеструха моя,- сказал Бишка, не поднимая глаз,- ее Велкой звать.
   -А похожа,- заметил Сетро,- ну-ну, давай рассказывай, до утра еще далеко, а мне что-то спать совсем не хочется.
   -Приехала к нам, в Сохрынь, дама одна. Знатная, с ей солдаты были, еще там разные благородные. Сказывала, че ищет дорогу к Лосиному Броду, и обещалась серебряну денежку дать, тому, кто их значить проводит. Велка и пошла. Я то, знамо дело в поле, потому, как мамки с папкой уже не было, а денежки серебряны у нас под печкой не валялися.
   -Ну и?
   Возвернулась аж под утро. Деньгу принесла, все чин чином. День проходила нормальная, а к ночи жар поднялся. Я спужался, думал как с мамкой, лихоманка причепилась. А она плачет, говорит, пить хочу. Я ей воды принес, она не пьет, отпихивает. И все плачет, жалобно так. Братик, говорит, пить хочу. Я ей чашку даю, пей дуреха, а она мне как в руку вцепится зубами. И зубищи, вот такенные. Я ей в лоб, она руку то отпустила и в слезы. Ночь как-то провели, она все металась, горячая стала, как печка, а к утру все прошло. Каши поела и на речку с девками побегла. Ну а я к мельнику. Он у нас и скотину лечит, и мамку мою пользовал, когда захворала. Он как услыхал, грит народ надо звать, потому, как Велка таперича проклята, и ежели ее не убить и не сжечь, то всей деревне конец, потому как ежели она кого укусит, тот сам в проклятого оборотится. Я мельнику в ноги, уговорил кое-как день подождать. Вечером он к нам пришел, связал нас и всю ночь сидел, смотрел, че будет. Велка опять метаться стала, пить просить, а я ничего, тока связанному лежать неудобно было. Тут мельник, дядька он нам, двуродный, давай меня пытать, кусала они меня, иль нет. А че мне врать, у меня на руке следы от ее зубов. Дядька сказал, что подумает. Весь день думал. Я уже хотел Велку хватать и тикать, куда подалее. Им то че, сожгут и все, а у меня окромя сеструхи нет никого.
   Потом отвел нас дядька сюда - на заимку свою, - сюда не ходит никто. Коли, говорит, на тебя ееные укусы не действуют, живи с ней тута, да гляди, чтоб людям от вас обиды никакой не было. А ежели че, говорит, приду сюда с народом, да с огнем. Вот мы тута и живем, уже год как.
   -И никто ничего не знает?- спросила Скале.
   -Не, дядька сказал всем, что мы в город подалися, на заработки. Сам иногда приезжает, проведать, помогает кое-чем.
   -А она как?- Сетро кивнул на связанную Велку,- вампиры без крови не могут. Кого она тут пьет, не курей же?
   -Его она пьет,- сказала Скале, показывая на Бишку.
   -Черт, как же я сразу не допер,- сказал Сетро.
   -Курей тоже,- сказал Бишка.
   -Одно не ясно, почему он не вампир, сказала Скале.
   -Редко, но бывает такое,- ответил Сетро,- у него иммунитет.
   Девушка кивнула и задумалась. Подперев подбородок ладонью, она смотрела на Велку.
   -Со временем ей придется охотиться на людей,- сказала она,- или он умрет от истощения.
   Сетро кивнул соглашаясь.
   -К тому же куры кончаются.
   Он встал и подошел к окну, небо над лесом уже светлело, обещая скорый восход.
   -Светает,- сказал он.
   Бишка печально вздохнул.
   -Тебе лучше спрятать ее в погреб,- сказал ему Сетро,- солнце сожжет ее.
   -С чего бы это?- удивился Бишка.
   Сетро обернулся к мальчику.
   -Она может находиться под солнцем?- спросил он.
   -Так я же о чем?- сказал Бишка,- днем то она в себе. Как раньше, до той суки благородной.
   -А ночью?
   -Ночью с ней тяжко. Говорит, что все понимает, но удержаться не могет. Я ей говорил, чтоб вас не трогала, честно говорил. Тока она не послушала. Сказала, что я и так уже еле хожу, а вас ей на долго хватит.
   Сетро хмыкнул и улыбнулся. Скале возмущенно фыркнула.
   -Что-то здесь не так,- сказал он,- либо это интересная местная разновидность, либо еще не все пропало, и ей можно помочь.
   -Ты уверен?- спросила Скале.
   -Не бывает дневных вампиров. Солнце для них смертельно. В любом случае, ее надо показать хорошему магу.
   -А хорошего мага, можно найти только на Эспефе, так?- спросила Скале с сарказмом.
   -А что ты сразу на меня кидаешься? Сама кричала, не убивай ее. Ну, не убил. Что дальше?
   -Я еще была под гипнозом. Ну, не сердись.
   -Не сержусь,- раздраженно бросил Сетро,- нам придется тащиться с детьми на Эспеф, а потом опять лезть в петлю потока, чтоб вернуть их домой.
   Скале повернулась к мальчику.
   -Бишка, ты не знаешь, поблизости есть хороший маг?
   -Хто?
   -Ну маг, колдун, волшебник, волхв.
   Бишка испуганно замотал головой.
   -Ясно,- вздохнула Скале.
   -Что тебе ясно?- спросил Сетро.
   - Все будет так, как ты решишь,- сказала Скале.- Ты вождь, как скажешь, так мы и сделаем.
   Сетро отвернулся к окну. Золотой краешек солнца, уже поднялся над лесом. Огромный огненный шар, упрямо карабкался на небо, явно собираясь взять реванш, за вчерашнюю неудачу.
   - Можно я ее развяжу?- спросил Бишка,- она уже нормальная.
   Сетро хмуро посмотрел на девочку.
   -Давай,- разрешил он и взял в руки меч.
   Бишка проворно разрезал ремни, стягивающие локти и щиколотки. Потом вынул кляп. Вампирка плакала. По щекам текли слезы - обычные детские слезы. Тихонько поскуливая, она повисла у брата на шее, спрятав мокрое лицо у него на груди. Руки и ноги плохо ее слушались, когда Скале ее вязала, она не очень то церемонилась, и на коже остались красные рубцы. Скале опустила глаза. Почему-то ей стало стыдно.
   Брат старался ее успокоить, поглаживал по голове, говорил что-то сурово-ласковое, но слезы и всхлипы текли из нее потоком. Она просто не могла остановиться. Пускай вампир, но все же ребенок.
   Сетро молча смотрел на них и хмурился. Скале подошла к нему и встала рядом. Она молчала, только положила руку ему на плечо, и потерлась щекой, словно кошка. Она уже не сомневалась, что сейчас Бишка полезет в погреб за едой, или зажарит последних кур, а после завтрака, который пройдет в тягостном молчании, они соберут свои нехитрые пожитки и тронутся в путь. Вчетвером. И Сет будет хмуриться, обнюхивать воздух, искать дорогу из петли, а ночью, нести первую стражу, забывая разбудить ее, когда придет ее очередь. А она будет помалкивать и во всем с ним соглашаться, и вливать силы в беднягу Бишку. А Бишка с сестрой будут тихими и предупредительными днем. По ночам же Велка будет метаться, и мучиться от жажды, а Бишка станет кормить ее своей кровью. И все будет хорошо.
  
  
  
   ***********
  
  
   Небо сыпало снег на ветровое стекло, но дворники, бесшумно и бесцеремонно, сгребали его в стороны. С капота, снег сгребать было некому, но он туда и не прилипал. Скользил по блестящей черной поверхности, от легчайшего ветерка, и улетал в темноту. Что-то не устраивало его на этом гладком листе крашеной жести. Что-то мешало.
   - Выключи фары,- сказал Виктор.
   Колян выключил, и снежинки, плясавшие в двух мощных лучах ксенонового света, разочарованно улетели прочь, танцевать под широкими конусами уличных фонарей. Виктор открыл дверцу и вышел из машины. Колян зябко повел широченными плечами. С улицы, в уютный и прогретый печкой салон, ворвался декабрьский холод. Виктор отошел метров на пять от машины, закурил и оперся локтями на гранитный парапет, что отделял набережную от пляжа. Колян, досадуя на шефа, тоже выкарабкался из теплого автомобильного нутра, в холод и ночную мглу. Встал в трех шагах за спиной Виктора и принялся бдительно смотреть по сторонам.
   По-хорошему, шефа должны охранять трое. Один в машине, и чтоб нога на педали, двое - молчаливыми тенями по бокам. Ночь все-таки, и хотя горят вдоль набережной фонари, но вон там, в густой тени пляжных павильонов и закусочных, можно неплохо спрятаться. К тому же все это хозяйство давно запущено - зима, не сезон. Окажись здесь, кто ни будь, кому Виктор Борисыч наступил на мозоль, и все, и привет. Нипочем Коляну его не уберечь. А попробуй, скажи ему - так отделает, на всю оставшуюся жизнь запомнишь, как шефу советы давать. Не пуганный еще. Не взрывали его пока, и не стреляли ни разу.
   Справа и слева было чисто, снег и безлюдье. Через дорогу... там все понятно, остается только надеяться на лучшее. Пляж. Там куда думая о чем-то своем, смотрел Виктор Борисыч, ярко горел костер. Сушились на коряге какие-то тряпки, а из темноты, где шуршало волнами о берег море, доносились плеск, громкие крики и смех. Если присмотреться, то можно увидеть двух ненормальных, что плещутся в студеной воде. В такую погоду, даже думать о купании холодно, а этим ничего - весело. Моржи блин.
   Колян расстегнул куртку, и сунул руку за пазуху, к теплой рифленой рукоятке пистолета. В таком деле, как безопасность, лучше переборщить, чем недоборщить. Может они конечно и моржи, но что они, спрашивается, делают здесь ночью. Им что, дня мало? Недомерзли за день? Слишком тепло было? На дворе, между прочим, декабрь.
   Отслеживать сразу два опасных направления, плюс набережная, которую тоже нужно держать во внимании, не то чтобы невозможно, но очень трудно. Все от него зависящее Колян, разумеется, сделает, но не более. Борисыч, конечно хороший шеф, но ловить собственной грудью предназначенную ему пулю - глупо. Ни один телохранитель на это не подпишется. Принципалов много, а жизнь одна, и стоит она гораздо дороже денег.
   Пока моржи резвились в воде, Колян сосредоточился на набережной. Пока они не вышли на берег, их можно считать угрозой чисто гипотетической. Пляж широкий, да еще метров двадцать мелководья, где им купаться не интересно, Борисыч, стоя у парапета, представляет собой плохо освещенную грудную мишень, опять же снег, сильно снижает видимость. Нет, из пистолета не достанут. Можно предположить, что у них там СВД, но это уже особо тонкое извращение. Грохнуть Борисыча, можно более простым способом, чем сидя по горло в ледяной воде.
   Колян встал так, чтобы удобно было следить за набережной, оставив пляжу и моржам боковое зрение. В закоулках между ларьками и павильонами, вольготно расположилась густая тень, смешанная с пустыми картонными коробками, заносимыми снегом, и прочим мусором. Он добросовестно старался разглядеть в ней какое нибудь, движение, или след, но все было спокойно. Так спокойно, что Колян, даже расслабился, даже мысленно ругнул Борисыча, за то, что они стоят и мерзнут на ветру, когда могли бы ехать домой, сидя в теплой машине, да под тихую музычку, из право слово, очень хорошей квадро системы.
   Холод настырно лез под воротник коляновой куртки, выстужая постепенно тепло, к тому же ему пришлось расстегнуть молнию, чтобы держать руку в тепле и поближе к пистолету. Перчаток он не носил - случись стрелять, и на то, чтобы стянуть перчатку уйдут драгоценные секунды, а в перчатке, трудно просунуть палец в предохранительную скобу. Надо как нибудь спилить ее к чертовой матери.
   Он был очень ответственным человеком, никогда не позволял себе относиться к работе наплевательски, не боялся выглядеть на людях перестраховщиком, или вызвать насмешки чрезмерными мерами предосторожности. С насмешниками можно разобраться после работы, если будет охота. Но сегодня он, что называется, дал маху. Отвлекся. Сильно мешал снег, затрудняя обзор, заставляя поеживаться. Опять же, для себя он определил пляж, как наименее опасное направление, считал, что успеет среагировать, если моржи замыслят недоброе. Потому и прошляпил.
   Что моржи выходят на берег, он заметил по едва уловимому движению Борисыча. Шеф, как-то напрягся, поднял голову и вроде бы даже шею вытянул. Колян бросил на пляж быстрый взгляд, и обомлел. Купальщики уже выбегали на берег, пенили ногами прибойные волны, обнимались и весело хохотали. Мужчина и женщина. Оба обнаженные - нудисты блин. Оба безоружные. Женщина очень красивая, стройная брюнетка, таких Колян называл про себя "цыпами". Но смотреть на нее холодно. Эти двое словно не замечали, что вокруг зима, что с черного неба падает редкий снег, и становится игрушкой холодного ветерка. Для них - июль, и ласковое солнце.
   Мужик был крепок. Это Колян определил с первого взгляда. Вроде и не слишком мускулистый, но каждое движение дышит силой и уверенностью. Доведется сойтись с таким в рукопашной, и Колян не дал бы никаких гарантий, несмотря на свои девяносто восемь килограмм любовно прокачанных мускулов, и черный пояс. Вот только волосы - длинные до плеч, и схвачены на лбу, каким то ремешком, словно у хипа, или прыщавого хакера. Не любил Колян длинноволосиков.
   Двое добежали до костра. Девушка сразу направилась к коряге, стала трогать одежду. Потом, что-то крикнула своему другу, и сняла со скрюченного сучка, длинное красное платье. Когда она оделась, Колян с трудом сдержал вздох сожаления. Хотел сказать, что-то вроде "ничего бабец, я бы еще посмотрел", но, глянув на Борисыча, счел за благо промолчать.
   Лицо у Борисыча было каменное, он смотрел на пляж не отрываясь и, кажется, даже не моргая. Колян уже видел несколько раз такое лицо у шефа. Что происходит в такие моменты у Борисыча в голове, сказать невозможно, но обычно потом следовали действия. Решительные и почти всегда непредсказуемые. Девушка расправила какие-то незаметные складочки и выпрямилась перед "хакером". Такую позу женщина принимает в одном случае, когда показывает себя в новом платье, и спрашивает только одно - "как я выгляжу". Ответ на такой вопрос, тоже не допускает вариантов. Даже если новая вещь, полная безвкусица, нужно изобразить на лице восхищение и сказать "Ты еще прекрасней, чем всегда".
   Хакер, видимо не признавал в общении стереотипов, и с техникой безопасности в разговорах с женщинами знаком не был. Он засмеялся. Колян только теперь понял, что платье было порвано. Во всяком случае, насколько он мог разглядеть, одного рукава точно не хватало. Все равно, это не повод смеяться над девушкой.
   Так и есть. Девушка обиделась. Пнула в сторону своего легкомысленного друга песок, и отвернулась. Тот, все еще смеясь, сказал что-то извинительное и стал одеваться. Повертел в руках рубашку, или нечто на нее похожее, а потом бросил в костер. Надел штаны, нагнулся, натягивая ботинки. Коляну вдруг захотелось выхватить пистолет, подпереть кисть левой, прицелиться в эту склоненную спину, выбрать указательным пальцем свободный ход, да и выпустить в нее все шестнадцать латунных цилиндриков, что мирно спят сейчас в обойме. Совершенно дикое желание. Никогда Колян не был злым, не одобрял лишнюю жестокость. А убийство, просто ради самой возможности лишить кого-то жизни - считал половым извращением. К тому же не пацан уже, для которого пистолет в кармане, сам по себе повод для стрельбы. Оружие это инструмент, которым нужно пользоваться, когда в этом есть необходимость. Не более того. Будь у тебя в кармане, скажем гаечный ключ на девятнадцать, ведь не станешь ты, кидаться с ним на любую попавшуюся гайку. А пистолет, в принципе, ничем от этого ключа не отличается. Такое же механическое приспособление, для того, что нельзя сделать голой рукой.
   Моржи, меж тем, помирились. Стояли тихо у костра и разговаривали. Мужчина протянул руку, и видимо, что-то высыпал в огонь. Потому, что пламя вдруг взревело и взметнулось вверх, багровым столбом. Что бы это ни было, оно быстро сгорело, и огонь снова стал обычным ласковым, туристическим костерком.
   А потом произошло то, что Колян прежде видел только в фильмах. Девушка подхватила что-то с земли, Колян не сразу сообразил, что это, но когда она встала в фехтовальную позицию, до него дошло. Девушка держала в руках шпагу. Или рапиру, или что-то еще колюще рубящее. Колян плохо разбирался в холодном оружии. Зато, то чем ощетинился ей навстречу волосатик, не узнать было невозможно. В любом фильме, где есть самураи, таких штук навалом. Такая тыкалка называется катаной. Только у этого меча отсутствовала гарда.
   Девушка атаковала. Хакер громко прокричал "измена" и, отбиваясь своим мечем, попятился к морю. Девчонка была очень быстра. Кидалась из стороны в сторону, кружилась в пируэтах, шпага была стальной змеей, живой, верткой и опасной. Волосатик не вертелся и не прыгал. Он просто пятился к морю, и все атаки девушки натыкались на бешеное мелькание его меча.
   - Борисыч, что делать?- спросил Колян,- может пальнуть?
   - Погоди,- отозвался Виктор.
   - В воздух,- сказал Колян
   - погоди.
   - Он же ее щас зарежет.
   - Скорей она его,- ответил Виктор.
   Колян понял то, что пока не доходило до шефа. Волосатик был гораздо быстрее и опытнее девушки. Ее бешеную активность можно было приравнять к агонии.
   Так и есть. Волосатик увернулся от выпада, бросил меч и вдруг оказался у девушки за спиной. Он схватил ее, прижав ее руки к бокам. Колян выхватил пистолет. Девушка засмеялась.
   То, что Колян принимал за схватку на смерть, оказалось просто игрой. Он плюнул с досады и спрятал пистолет.
   А моржи-ниндзя, вернулись к костру. Девушка подняла шпагу вверх, и что-то сказала волосатику. Тот взял ее за руку. Снова взбесился костер. Хлопок прозвучал как выстрел. Колян снова вырвал из-за пазухи пистолет, проклиная день сюрпризов, и захлопал глазами. На пляже никого не было. Одиноко догорал костер и молчал рядом Борисыч.
  
  
   **********
  
   Даже птицы сюда не залетали, так ветрено и неуютно здесь было. Самая нелепая, и малообитаемая крыша в огромном мегаполисе. Ни вентиляционных коллекторов, ни телевизионных антенн, нет даже ограждающего поребрика по периметру. Не успели достроить. Только два ствола лифтовых шахт, в которых нет кабин, обрываются на немыслимую глубину. Кто-то собирался построить высотное здание, под аренду, в перспективном районе, но не вытянул, может, разорился, или был убит конкурентами. А район неожиданно перестал быть перспективным, после того как на химзаводе неподалеку произошло сразу несколько крупных аварий, с выбросами хлора и каких-то еще фосфатов. Стоэтажная бетонная коробка попала в ведение муниципальных властей. Надо бы ее снести, да слишком дорого. Нет-нет, снесем, конечно, обязательно, но не сейчас, немного попозже. Наркодельцы, говорите? Притоны? Террористы? Ну, знаете ли, это еще доказать надо. У нас таких данных нет, а патрульные машины регулярно объезжают район.
   Один из оказавшихся в этот вечер на крыше, достал из фирменной упаковки еще не остывший гамбургер, и широко разинув рот, откусил мало не треть, пачкая бороду майонезом и кисло сладким соусом.
   - Ты Винцент, либо дурак, либо садист и извращенец,- сказал он.
   Второй, даже не повернул головы, только изумленно приподнял левую бровь. Он стоял к первому спиной, на самом краю крыши и, сложив руки на груди, любовался закатом. Ветер, на такой высоте, не обремененный приличиями и условностями, рвал полы его широкого черного плаща, но почему-то, не осмеливался прикоснуться к длинным черным волосам. Лишь слегка касался их, приподнимая за кончики, и изредка, расхрабрясь, бросал на тонкое лицо одинокий локон.
   - Даже бандиты, и городские партизаны,- продолжал бородач,- здесь обсуждают свои дела в кафе, или барах, сидя за столиком и попивая пиво или разбавляя водой - идиоты - сорокаградусное пойло. Ты заметил? Никто тут не карабкается на высоченные башни, что бы поболтать о делах. Можешь мне поверить, если бы это было модно, они всюду понастроили бы длиннющих насестов. С лифтами, заметь, а не как здесь, с узкой лесенкой, где я даже один с трудом протиснулся. Поставили бы автоматы с колой и презервативами, и организовали бы доставку пиццы. Ничего этого нет. Вывод сделай сам.
   Винцент не ответил, но бородатого это не остановило. Он дожевал свой гамбургер и вытер рот и бороду рукавом своего серого длинного свитера, такого широкого, что даже на его могучих плечах висевшего складками.
   - Ладно, мы - люди привычные,- сказал он,- а этот фиолетовый? Он же помрет бедолага. Даже до шестидесятого этажа не доберется. Ты ему нарочно здесь встречу назначил? Чтоб замучить и не заплатить?
   - Подобный прагматизм мне не свойственен,- сказал Винцент, оборачиваясь,- уж тебе-то, мой друг это отлично известно. Просто я не раз слышал, какие великолепные в этих местах закаты. Было бы преступно, не воспользоваться возможностью и не оценить это зрелище, во всей его полноте.
   - Значит все же дурак,- сказал бородач.
   Винцент усмехнулся тонкими губами, и сказал:
   - Жизнь, Кроган, напоминает старую любовницу. И надоела, до желудочных колик, и бросить жалко. Только минуты, подобные этой, придают ей видимость смысла.
   - Уууу, хочешь водочки, Вини? Вот увидишь, сразу полегчает,- сказал Кроган.
   - Своей тягой, к разрешению всех вопросов, с помощью примитивной химии, ты напоминаешь мне Профессора. Увы, мой друг, жизнь гораздо сложней, чем тебе видится, и не вписывается в формулу этилового спирта.
   - Не напоминай мне об этой мокрице,- сказал Кроган,- да и о спирте, пожалуй, не стоит.
   - Что такое?- спросил Винцент,- мне казалось, вы друзья.
   - Мне тоже так казалось, но этот гад, что-то подмешал мне в ром, и теперь уже три месяца, я пью чистый спирт как воду, и не пьянею ни на грамм.
   Винцент рассмеялся.
   - Убил бы, этого козла,- сказал Кроган,- но он вовремя свалил куда-то, вместе со своими големами, и не оставил адреса. Даже не знаю, что теперь делать. Разыскать, и вскрыть глотку, или наоборот ползать на коленях и умолять, чтоб дал противоядие.
   - Профессор любит шутки, но он не жесток. Думаю, эффект пропадет сам, через некоторое время. Однако наш друг задерживается, и это меня беспокоит.
   - Должно быть, уже помер где-то на лестнице. Сто этажей, это тебе не сигаретку с травкой вытянуть. Из-за твоей тяги к закатам, мы лишились информатора.
   - Не преувеличивай,- сказал Винцент,- он крепкий юноша. Это упражнение только пойдет ему на пользу.
   Из люка ведущего на лестницу появилась голова подростка с фиолетовыми волосами, и лицом, испорченным пирсингом. Кроме серьги в ухе, два колечка вцепились в левую бровь, серебряная бусина красовалась в крыле носа, и еще два кольца делили на три части нижнюю губу. Подросток шатался, и тяжело дышал. Ветер принялся безжалостно трепать и без того рваную футболку, в которую он был одет.
   - Ну, вы залезли, чуваки,- сказал подросток,- я чуть тапки не кинул.
   - Рад тебя видеть, Макс,- сказал Винцент.
   Он достал из кармана и надел черные очки плексы, потом улыбнулся парню и шагнул навстречу.
   - Взгляни, какой отсюда открывается вид. Легкая усталость - невеликая цена, за такое зрелище, как ты считаешь?
   - Хитовая картинка,- согласился подросток, бросив на закат безразличный взгляд,- но здоровье блин, дороже.
   Он вытащил из кармана рваных джинсов помятую пачку сигарет, и сказал:
   - Дайте огонька.
   - Прошу, мой друг, прошу,- сказал Винцент, протягивая ему открытую ладонь, на которой, где-то между линией жизни и линией любви, трепетал на ветру крохотный язычок рыжего пламени. Макс прикурил с его ладони, и огонек погас.
   - Прикольная фишка,- сказал Макс,- научишь?
   - Чуть позже,- сказал Винцент,- сначала поговорим о делах.
   Подросток отрицательно мотнул головой, затянулся и сказал:
   - Того, что вам надо я не нарыл. Была одна примочка, но оказалось, что все чистые понты. Просто у подруги едет крыша, она и несет всякую пургу. Но есть другое. Не знаю, интересно вам будет или нет.
   - Выкладывай,- сказал Кроган,- цена та же.
   - Тут появился один джус, кто его крышует не знаю, но походу реальные гуси. Потому, что никто из стариков, его прессовать не решается. Он продает ганч, причем почти за так. Тусовка сперва думала - палево, оказалось, нет. Вполне реальная дурь. Убойный кайф, и без оттягов, и в три раза дешевле. Его, конечно, все равно грохнут, но пока он один такой - терпят. Как-то раз он по пьяни ляпнул, что цена такая, потому что за транспортировку платить не надо, и товар идет из первых рук. Ну, как, нравится?
   - Возможно,- сказал Винцент,- проверить стоит, хотя, скорее всего это не та лошадь, на которую нужно ставить.
   - Годится,- сказал Кроган,- берем.
   Он протянул парню небольшую черную коробочку, в каких продают золотые кольца или серьги. Макс поднес ее к уху и встряхнул. Внутри что-то глухо стукнуло.
   - И фишку с огоньком,- сказал он.
   - Обещаю,- ответил Винцент,- итак...
   - Этого джуса зовут Гашик,- сказал Макс,- где живет, не знаю, можете найти его в баре Адмирал, он там оттягивается, или на пятаке, у старого вокзала, где раньше была станция подземки. Только осторожней с ним, лучше без наездов, крыша у него серьезная.
   - Учтем,- сказал Кроган,- а сейчас он где?
   Макс пожал худыми плечами.
   - Скорее всего, в баре, или с подругой завис. Он сейчас с Малярией живет.
   - А Малярия?- спросил Кроган.
   Макс назвал адрес.
   - Что ж, не будем терять времени,- сказал Винцент,- проверим сначала бар, а потом Малярию. Идем Кроган.
   - Эй, а огонек? Это что кидалово?- возмутился Макс.
   - Ах да,- сказал Винцент,- извини дружище. Вот, смотри.
  
  
   ************************
  
  
   То обстоятельство, что миры пути, в массе своей, можно назвать "неблагополучными", не могло не броситься в глаза. И оно бросилось. Как и многие другие, я тоже проводил исследования. Из огромной массы собранных материалов, мне не удалось обнаружить ни одного мира, где человеку жилось бы достаточно комфортно, чтобы было не лень тратить на эту жизнь время.
  
   (Клена Можэ "Миф о множественности миров")
  
   С другой стороны, может именно такие поселения, и назывались здесь городами. Сетро доводилось видеть множество городов, как правило, они имели стену, ворота, несколько домов, и бургомистра, либо другое лицо выполняющие ту же роль. Неизвестно, как с бургомистром, но со стеной в Гулене было плохо. Здесь не было стены. Однорядный частокол, из заостренных, и местами уже трухлявых бревен, покрытых белесой плесенью - вот и вся фортификация. Местами, частокол, словно пьяный извозчик, заваливался в разные стороны. Кое-где, между покосившимися бревнами, мог протиснуться худощавый мальчишка. Видимо так худощавые мальчишки и поступали, потому что к самым большим дырам вели, по насыпи, утоптанные тропинки.
   Еще, в Гулене, не было ворот. По ночам, широкую прореху в частоколе, заслоняли рогатками. Днем рогатки отваливались в стороны, а их место занимали двое ленивых стражников. Сейчас один из стражников, изображая бдительность, висел на древке своего копья, другой валялся в жалкой тени частокола, и спал, морщась, когда на лицо садились мухи. Время послеполуденное - сиеста. Это понимать надо.
   "Бдительный" стражник даже не встрепенулся, когда компания прошествовала в заменяющую ворота дыру, только ухо почесал. Они ведь не были купцами, с которых надо брать, по желанию, либо пошлину, либо мзду.
   - Значит, это и есть Гулен,- сказал Сетро.
   Прямо от "ворот", шла улица. В Гулене она, наверное, сходила за главную, поскольку была шире прочих, прямее, и грязнее. Она вела к единственному в городе каменному зданию, что стояло на квадратной площади. Вероятно муниципалитет. На той же площади суетилась компания гусей, и лежала в подсыхающей луже, большая свинья.
   - Гулен и есть,- отозвался Бишка.
   - Что-то не похож он на город,- сказал Сетро, взглядом выискивая, где тут может находиться постоялый двор.
   - Пошто непохожий?- поразился Бишка,- А на что похожий та?
   - На болото,- непонятно сказал Сетро.
   Для Бишки, никогда и нигде, кроме Гулена, и родной деревни не бывавшего, этот город являлся небывалой вершиной цивилизации, несомненным очагом культуры, и промышленной мощи королевства. Для Велки и подавно. Она видела "настоящий" город впервые, и он казался ей грандиозным непонятным и сказочным. Лениво перепрыгивающие особо большие кучи навоза люди, одетые по городскому, лоток булочника, у пекарни, где мухи угощались выпечкой, за неимением других клиентов, вывеска сапожника - настоящий кожаный сапог, повешенный над дверью, все так ново и необычно. Только сказать об этом Сетро, она ни за что бы не решилась. Боялась. Слишком хорошо помнилось: крепкая хватка руки на горле, блескучий меч, и опасный запах огня в его крови. А еще бессилие, когда об его сознание, разбилась песня, пусть и не на него та песня пелась, все равно, не бывает такого.
   Сетро, всю дорогу держался с ней ровно, стараясь не выделять среди других спутников, даже пробовал с ней шутить. Но, увидев, как она втягивает голову в плечи, и прячет глаза, при каждом обращенном к ней слове, да что там, просто взгляде в ее сторону, перестал. И даже, странное дело, чувствовал стыд, за то, что обошелся с ней так жестко. Обрадовался, дубина здоровенная - ребенка кулаком калечить. Что ребенок - вампир, дело десятое. Сам то тоже, не из монахов.
   Вот со Скале, оба почти сразу нашли общий язык. И если с Бишкой все было ясно - благодаря ее лечению, парнишка заметно окреп. Ему уже не приходилось, отдыхать через каждые несколько поприщ, пережидая приступы слабости и головокружения. Но как ей удалось расположить к себе Велку? Однажды, Сетро заметил, как Скале, и вампирка, вместе над чем-то смеялись. Причем так дружно и весело, словно были старыми подругами.
   Было это после того, как четверо разбойников вышли на лесную дорогу, и предложили меняться - кошельки на жизни. Предложение, не блистало оригинальностью, и разбойников в этих местах стало меньше. Зато Сетро и Скале, наконец, смогли поменять свои лохмотья, на простую, но прочную и надежную разбойничью одежду. Да и в карманах, наконец, забренчали монеты. Не много, видно тяжелое в этих местах у разбойников житье, но все же на ночлег хватит.
   Переодеваясь за кустами ежевики, Скале и Велка так заразительно хохотали, что Сетро посчитал возможным поддержать веселье. Но стоило ему только спросить, над, чем так весело смеются дамы, как Велка съежилась и словно погасла. Обругав себя, он ушел разбирать остальные трофеи, и с тех пор не делал попыток разговаривать с девочкой. Сдалась ему эта вампирская соплячка. Довести до Эспефа, сдать на руки Профессору - пусть разбирается с феноменом, и все. Ему с ней детей не крестить, и в разведку не ходить.
   Скоро отыскался трактир, одновременно бывший постоялым двором. Двухэтажное бревенчатое строение, во дворе сарай и конюшня. Вывеска, гласила, что заведение называется "Веселый пропойца". Сонный паренек, сладко зевая, елозил метлой по крыльцу. Больше никого видно не было.
   Паренек метельщик безразлично посторонился, давая им дорогу. Судя по всему, их компания не вызвала у него удивления. Подумаешь, невидаль. Девка со шпагой, причем одетая по мужски, двое подростков, не иначе пейзане, да еще с ними головорез, и тоже одет не как подобает воину, или наемнику. Такой наряд больше подошел бы пастуху, хотя нет, для пастуха больно хорош - кузнецу или мельнику, в самый раз.
   Внутри, тоже было не людно. И не богато. Пол застелен соломой, причем солому эту давно не меняли. Два длинных стола посреди зала, и несколько маленьких жались к стенам. Крутая лестница ведет на второй этаж, и маленькая дверь, откуда слышны кухонные звуки и запахи. У входа на лавке дремал широкоплечий детина, с круглым, наивным лицом. Не иначе охранник, или вышибала. Значит, все же случаются в "Веселом пропойце" шумные гулянки, и время от времени приходится урезонивать слишком веселых гостей.
   Хозяин, точь в точь такой, каким положено быть содержателю постоялого двора - бородатый и пузатенький - похоже, тоже дремал, сидя на стуле у холодного очага. Двое горожан, с виду не слишком зажиточные ремесленники, обедали кашей, сидя за одним из малых столов, культурно сняв шапки, и тщательно облизывая с обеих сторон ложки, прежде чем очередной раз погрузить их в кашу. Обстоятельные, приличные люди.
   - Любезный!- позвал Сетро, усаживаясь за один из общих столов.
   - Чего господа изволят?- ответил хозяин, не поднимаясь со своего места. Впрочем, один глаз он все же открыл, видать не посчитал посетителей совсем уж никчемными оборванцами.
   - Две комнаты, до утра,- сказал Сетро,- а пока поесть и выпить. Что у тебя есть, чтоб не пришлось очень уж долго ждать?
   - Эээ,- хозяин встал и приблизился,- каша?
   Сетро поморщился, и покачал головой. Скале фыркнула.
   - Кашу, дружок, отдай курам. Есть у тебя куры?
   - Есть,- озадачено сказал толстяк.
   - Отлично, неси. Только чтоб хорошо прожаренных. Еще пива, и... да, а молоко имеется?
   - А как же.
   - Молоко тоже неси. И что бы еще такое у тебя попросить...
   - Печеночка гусиная, со сметанным соусом,- начал улыбаться хозяин.
   - Во во, трезвая мысль.
   - Жаркое. Только вчерашнее?
   - Годится, только, друг мой - поскорее.
   Толстяк кивнул и умчался на кухню.
   - Ну, вот, наконец, и поедим,- сказал Сетро.
   Скале опять фыркнула. Бишка, загрустивший, когда Сетро отказался от каши, опять повеселел. Хотя и считал, что каша тоже не помешает. Велке было все равно. Еда ее не интересовала. Обычная еда. Из всего перечисленного ей причиталось только молоко. Молоко вампирка любила, и всегда пила с удовольствием. По сути, это была единственная пища, кроме крови, которую она могла есть. Точнее пить. Но только днем. Ночью она по-прежнему становилась одержимой. И если бы не добровольное донорство брата, Сетро не рискнул бы спать по ночам.
   Из кухни появилась расторопная служаночка - конопатая и пухленькая, и стол начал заполнятся блюдами и мисками. В глиняных кружках запенилось пиво. Вкусно запахло жареным мясом с чесноком.
   - Не завтра, так послезавтра,- сказал Сетро, ломая руками золотистую курицу,- мы будем в месте, которое называется Эспеф.
   - Нет тута такого места,- сказал Бишка,- ни в дне пути, ни дальше, нету. Это скорее до самого моря надоть идтить. Тама много городов, с чудными названиями.
   - Ты уж мне поверь,- сказал Сетро,- послезавтра мы там будем.
   Бишка пожал плечами, дескать, чего спорить, будущее покажет.
   - Так вот место это необычное. Вам с сестрой многое покажется странным, и непривычным. Но боятся там ничего не надо.
   - А никто и не боится,- сказал Бишка.
   - Вот и славно. Вы там наверняка увидите, много того, что здесь у вас называют колдовством. Там живет столько колдунов, сколько вы за всю жизнь не видели. В общем, то там только колдуны и живут. Понимаете? Все умеют колдовать, кто меньше...
   - А кто очень даже больше,- сказала Скале.
   - Да. Так вот, если Велке где и могут помочь, то только там. Но это еще не значит, что помогут. Может быть и так, что Велкина трансформация необратима. Понимаешь, что это значит.
   - Угу,- ответил Бишка, выскребая печенку из миски.- Значит так вомпирой и останется.
   - Верно, так вот, возможно, что я не смогу потом проводить вас домой, а сами вы, это уж точно, дороги не найдете. Так что подумайте сами, стоит ли вам идти в Эспеф. Вы там можете надолго застрять.
   - Сет, перестань их пугать, они могут пожить у нас,- сказала Скале.
   - Они должны знать, что их ждет.
   - Чего эта, мы дома та не видели,- трезво рассудил Бишка,- тама нас все одно убьют. Не наши деревенские, так иерархи пожалуют.
   - А ты, что скажешь?- рискнул Сетро обратиться к Велке.
   Девочка потупилась и вцепилась в кружку с молоком.
   - Пойдешь с нами, или здесь останешься?
   - Пойду,- ответила тихо.
   - Решено, завтра по утру покидаем этот гостеприимный город, и как только позволит поток, поворачиваем крипт на Эспеф.
   Сетро замолчал, поскольку к столу подошел хозяин.
   - Значитца, господа, комнаты ваши под третьим и шестым нумером,- сказал он,- я вот щас велю в них убрать и, вселяйтесь на здоровье.
   - Спасибо любезный, сколько с нас за постой и обед?
   - Это значица, так куры, печенка и пиво, ага, молоко у нас бесплатно, коли, обедаете, жаркое туда же, вместе с ночлегом будет, значит, пол сильва и еще четыре грана.
   - Держи.
   - Благодарствую, господа, благодарствую. Эй, Ма!!!
   С верху лестницы, показалась взлохмаченная голова, и недовольный женский голос спросил:
   - Чего?
   - Приберись в третьем и шестом, да полы хорошенько помой, и проветри.
   - Полы то в обеих мыть?- спросила женщина.
   - В обеих,- ответил хозяин, и добавил, разводя руками,- полная дура.
   Хозяин отошел. А Ма, затопала где-то там наверху, тяжелой походкой, заскрипела половицами, забормотала недовольно. О чем не разобрать, если конечно не прислушиваться, да и так понятно о чем. О том, что, сволочи опять натоптали, а ей снова и снова убирать, а вчерась было еще хуже, и жалование ей не идет.
   Велка, допила молоко и, шепнув брату на ухо пару слов, вышла во двор. Сетро, сытый, довольный, и от того благодушный больше чем можно было себе позволить, проводил ее взглядом. Лишь когда за ней закрылась дверь, спросил у Бишки:
   - Куда это она?
   - А, до ветру,- махнул рукой Бишка. В руке он держал куриную ногу.
   - Ну что, Бишон,- сказала Скале,- давай полечимся.
   - Прям щас, че ли?- спросил Бишка, по быстрому доедая курятину.
   - Сейчас, самое время,- сказала Скале,- давай Бишон,
   Бишка нахмурился, не любил, просто бесился, когда его звали полным именем. И дернул же кто за язык, назвать им это самое полное имя. Бишон, так звали пса княжеского управляющего. Поганую зловредную зверюгу. Сколько раз драться пришлось со своими, деревенскими, за то, что дразнили, уже и не вспомнить, счет давно потерян. Так и тут теперь, та же история.
   - Смелей,- сказала Скале.
   Бишка аккуратно отложил на край блюда, куриную кость, культурно вытер руки об штаны и, придвинувшись к Скале, повернулся спиной. Скале, не обращая внимания на любопытно косящегося на них хозяина, на поглядывающих из-под тишка ремесленников, улыбнулась, прикрыла глаза - иногда ей мешал свет - и провела рукой, едва касаясь кончиками пальцев, от затылка по шее по спине, задержала руку над поясницей. Тихо, очень тихо выдохнула. По всему залу пахнуло грибной сыростью, и свежестью, что бывает только перед грозой.
   Эхм, побежали по хребту мурашки. Прохладная рука легла на затылок, мягко толкнула. Голова закружилась, закололи мозг тоненькие иголочки. Пол жизни не жалко бы отдать, за эти минуты. И пусть дразнит Бишоном, пусть придирается, поправляя каждое слово. По большому счету, даже ну его к болотным демонам это лечение, лишь бы сидеть вот так перед ней, лишь бы касалась затылка прохладная нежная рука. И голос у нее никакой не ехидный. Эхм, кончилось. Так быстро. Так жаль.
   С поверха, над лестничными перилами появилась взлохмаченная голова женщины, по имени Ма.
   - Им как господам стелить?- громко, на весь зал крикнула она.- С простынями?
   - С простынями,- ответил трактирщик, и только руками развел, виновато. Мол, простите уж, дуру убогую. Не со зла она - по скудоумию.
   Сетро добродушно усмехнулся.
   - Сет,- сказала Скале,- как ты думаешь, может нам не нужно снова идти на Лож. Мне кажется, там тупик.
   - Почему?- спросил Сетро.
   - Кажется. Чувство у меня такое,- сказала Скале,- слишком там все запущено. Травокрысы эти... Очень уж плотный заслон, там, наверное, и людей то нет.
   - Мы же не людей ищем,- сказал Сетро,- а дорогу. Если заслон плотный, значит наверняка, есть что охранять. Вдруг там прямой путь начинается, а? До самого центра спирали.
   Скале только фыркнула презрительно.
   - Ну не знаю, тупика я там не почувствовал. А вот напряжение по линии - растет. Это точно. На Лож, скорее прорыв, а не тупик.
   - Так уж и прорыв. Размечтался. Я считаю, что лучше хорошенько проверить Фиалку. Дорога там, я уверена.
   - Это не потому, что на Фиалке, делают платья с оторочкой, из меха огневицы?- спросил Сетро.
   - Дурак,- сказала Скале.- Между прочим, мне нужно платье. Долго ходить в этих тряпках, я не намерена.
   Сетро улыбнулся.
   - Сейчас устроимся, и пройдемся по местным лавкам. Ты только не рассчитывай на эксклюзивные модели, все же провинция. Да и денег у нас осталось...
   - Угу.
   - Знаешь,- задумчиво сказал Сетро, и блеснул на нее глазами,- наверное, мы с тобой переночуем в третьем "нумере", а Бишка с Велкой, пускай в шестом, а?
   Скале улыбнулась игриво.
   - Справишься, а Бишка?- спросил Сетро.
   Бишка нахмурился, стал серьезным и деловитым.
   - А чево нам? Впервой че ли.
   - Покормишь, и глаз с нее не спускай.
   - Да ладно, знаю,- ответил Бишка.
   - Знаешь, и прекрасно. По-моему, нам уже постелили простыни, как господам. Вы идите, устраивайтесь, а я пока погляжу, куда там пропала наша королева ночи. Что-то долго ее нет, не загрызла бы кого.
   Сетро подхватил меч, и вышел.
   На крыльце, он остановился. Паренек - засыпающий метельщик, уже закончил работу. Метла одиноко стояла под крыльцом, прислоненная к стене, а сам он, помогал возчикам, накрывать телеги, серыми парусиновыми полотнищами. Четыре телеги, нагруженные мешками, стояли в ряд, у забора, оглоблями упираясь в землю. А в конюшне, тепло фыркали и переступали копытами лошади. Отдыхали, и хрустели зерном. Возчики, человек шесть, зубоскалили чуть в стороне. Все крепкие, молодые мужики, бородатые и загорелые, со щегольски висящими на поясах кнутами. Только двое из них, совсем с виду сопляки, почти мальчишки, вместе с метельщиком суетились у телег. Судя по безусым лицам, долго им еще придется, чистить лошадей, собирать хворост для костра, на ночных стоянках в поле, таскать воду, и мешки на собственной спине, и спать под телегами, на дворе, пока старшие и опытные, степенно обсуждают "важные" дела, стучат в трактирах кружками, и скалятся на красивых девушек.
   Сетро осмотрелся, на него тоже бросили несколько любопытных взглядов, но не слишком пристальных. На тех, кто носит за поясом меч, не стоит смотреть слишком уж пристально, да и подходить к ним, и заговаривать, тоже не к чему. С тем, кто носит меч, не о чем говорить, тому, кто больше знаком с плугом, или лопатой. Другие они. Совсем другие. Не интересуют их виды на урожай, и почем идет капуста, на ярмарке в Начерту, и уж подавно, не интересно им, будет ли послабление податей, по случаю свадьбы старого дана Мертока, на шестнадцатилетней Пелисе Терпской. Каждому сверчку, от века свой насест положен, и это еще посмотреть надо, чей насест будет удобней. Кто в покое и мире, среди родни, и под крышей помрет, а кого в поле расклюют горластые вороны.
   Велки во дворе не было. Даже там, слева от конюшни, где высилось маленькое дощатое строение. Дверь строения, с традиционно вырезанным на ней ромбиком, была приоткрыта, и даже с крыльца, видно, что никого там нет.
   Сет прошелся по двору, заглянул в конюшню. Может Велка, зашла сюда полюбоваться на лошадей, скормить им пучок сладкой травы. Нет, конечно. Что интересного в лошадях, для выросшей в деревне девчонки. Сет напряг слух. Почти всем, кто ходит по разным мирам, дает крипт, способность хорошо слышать. Очень хорошо слышать. Сетро услышал, как один из возчиков, рассказывает друзьям, о скрытых - обычно под одеждой - достоинствах, некой Меллы, дочери шорника. Услышал, как из кухонного окна доносится звон кастрюль, и басовитое ворчание женщины по имени Ма. Как мыши в подвале, прогрызли мешок с пшеном, и мелкие зерна сыплются на деревянный пол. Как поселившиеся на чердаке мелкие птахи, что-то делят, и не могут поделить с помощью одной лишь дипломатии. А потом услышал шепот. Противный, с нервным придыханием, негромкий говорок.
   Доносился он из-за сарая, где разросшиеся лопухи, почти закрыли узкую тропинку, ведущую на задний двор.
   Туда Сет и направился, не слишком торопясь, и ступая неслышно, как выслеживающий мышь, матерый котище. Велка была там, за сараем, и опасности никакой не было. В этом шепоте была только грязь, липкая и вонючая.
   - А еще, есть у меня цепочка, серебряна. На шею одевать. А на ей три золотые розочки. Красивые страсть. Хочешь, покажу? В нумере она у меня. А если понравится тебе, так и подарить могу. А что, мне для такой девочки красивой не жалко. Ты как уснут все, приходи ко мне в двенадцатый нумер. Там я тебе все покажу, и цепочку, и ящерку с крыльями. У меня там и конфеты есть. Леденцы. Из-за моря те леденцы привозят, здеся таких нету. А сладкие, мм... и не бывает почитай вкуснее тех конфетов. Я тебя угощу, мне не жалко. Вот придешь, и ешь, сколько хочешь.
   Сетро тихо прокрался, по заросшей лопухом тропинке, и повернул за угол. Конечно, Велка была там. А еще там был обладатель слащавого голоса - начинающий толстеть, средних лет детина, с коротенькой бородкой, и зализанными, не иначе с помощью сахарной воды, волосами. Детина сидел перед Велкой на корточках, смотрел на нее снизу вверх масляными глазками, а рукой, словно невзначай, поглаживал по заду. Одет он был в белую льняную рубаху, и кожаные штаны, какие носят те, кому приходится часто и много ездить верхом. Еще на нем был богатый наборный пояс, и сапоги, расшитые бисером. Видать приказчик, из особо приближенных, или мелкий купец. Кто его знает, может и верно, есть у него цепочка.
   Велка стояла перед ним молча, опустив взгляд, теребила в руках сорванную ромашку, и кажется, даже краснела - шельма.
   Сета, детина не заметил и продолжал заливаться:
   - Ты только приходи, у меня тех конфетов, полно, бери, не хочу. Да я тебе все отдам. И цепочку отдам, и ящерку смешную, мне то они к чему. А вот такой девочке красивой, как раз и пригодится. Придешь, сладенькая?
   - А мне отдашь?- спросил Сетро.- я не такой красивый, но конфеты тоже люблю, да и на ящерку посмотрел бы.
   Велка вздрогнула, выронила истерзанный цветок. Детина отдернул руку, вскочил на ноги, разулыбался толстогубо. Сетро смотрел на него, хмурясь, и ничего хорошего этот взгляд не предвещал.
   - Славная у тебя дочка, уважаемый,- заговорил детина,- у меня такая же дома подрастает. Пол года уж не видел ее - кровиночку. Глянул на твою, и вспомнил, похожи то как, и не отличил бы.
   Только с большого перепою, можно было назвать Сетро, Велкиным отцом. Или с перепугу. Она скорее сошла бы за младшую сестренку, или малолетнюю подружку.
   - Домой вернешься, свою дочку тоже по темным углам лапать будешь?- спросил Сетро.- Иди-ка отсюда, уважаемый, а то мне очень хочется тебе руку отрубить. Да на глаза мне не попадайся, не искушай.
   Детина попятился. Бочком, прижимаясь к стене и не сводя глаз с Сетро и его меча, отступил за угол, и быстро, быстро затопал своими дорогими сапогами. Сетро подождал, пока топот стихнет, и повернулся к Велке. Посмотрел на нее сурово. Ей очень хотелось, уменьшится, стать незаметной, чтоб спрятаться от этого взгляда.
   - Пойдем,- сказал Сетро.
   - Я ему не пела,- сказала Велка, очень тихо.
   - Идем,- повторил Сетро, повернулся и зашагал к гостинице.
   - Не пела я ему, он сам стал приставать,- сказала Велка, уже громче.
   - Я знаю,- бросил Сетро через плечо,- если б пела, я бы услышал.
   - Как?- от удивления они даже забыла бояться.- Это же не слышно.
   Песня вампира, тот звук, которым он привлекает жертву, и правда не слышна. Даже тот, к кому она обращена, слышит лишь неясный шум в голове, а потом ему становится все равно, слышит он что нибудь или нет. Звук этот слышат только собаки, и впадают в тоску. Да еще летучие мыши. Для них эта песня, как свет для мотылька. От того, часто связывают вампиров с нетопырями. Кое-кто даже утверждает, что вампир может перекинуться нетопырем. Нет, конечно. Сказки это.
   - Услышал бы и все,- сказал Сетро,- я могу слышать ваши песни.
   Велка смотрела на него круглыми глазами - не верила.
   - Не в том дело, пела ты ему или нет,- сказал Сетро.- Присядь, давай поговорим.
   Он сел на лежавшее у стены сарая бревно. Кто-то очень давно собирался его распилить на чурбаки, один пропил красовался с толстого конца, но почему-то бросил. Велка осторожненько присела рядом.
   - Люди не любят вампиров,- сказал Сетро,- они их даже боятся и, в общем, то правильно делают. А когда люди чего-то боятся - они звереют. Понимаешь? А ты хотела среди белого дня, почти на глазах у всех, выпить этого бедолагу. Не то, что бы мне его жалко. Если меня спросят, я скажу, что ничего лучшего он и не заслуживает. Я просто не хочу, что бы люди, которые, заметь, ни в чем не виноваты, начали за нами охоту. Ничего приятного нет, когда тебе забивают в сердце осиновые колья, или отрезают голову. А они непременно попытаются. У них, конечно, ничего не выйдет, но тогда подоспеют местные стражники, и эти ваши, как их - иерархи да?
   - Я не стала бы его трогать сейчас,- сказала Велка,- я бы ночью к нему пришла.
   - Уже лучше,- сказал Сетро,- но все равно, опасно, и не разумно. Мы здесь чужие, а значит подозрительные. Когда обнаружат труп, подозрение сразу падет на нас. За нами пошлют погоню, и наверняка верховых. Так что мы далеко не уйдем. Опять драка.
   - А что же мне тогда делать?- с обидой спросила Велка,- если бы он на меня набросился? Терпеть?
   - Лучше всего,- ответил Сетро,- вообще было не ходить с ним за сарай. И потом, я отлично знаю, как ты умеешь визжать. Во дворе полно народу. Эти возчики, люди простые и бесхитростные, они с удовольствием защитили бы тебя от наглого приставалы. Я тебя уверяю, этот паскудник долго бы вскрикивал по ночам, и пугался при виде двенадцатилетних девочек.
   - Четырнадцать,- сказала Велка.
   - Что?
   - Мне уже четырнадцать,- повторила она, гордо расправляя плечи.
   Сетро засмеялся.
   - Пойдем, царица ночи.
  
  
  
   - Убили!!!- раздался истошный женский крик, пронзительный и высокий. И было это под утро, перед самым рассветом, когда сон человеческий, по особенному сладок и крепок.
   - Ой мамыньки, ой люди, убили, убилиии!!!
   И таким громким был, этот вопль, так резал привыкшие к тишине уши, что Сетро вскочил с кровати, еще не проснувшись, подчинившись никогда не засыпающим инстинктам бойца. Тело не желало вставать, покидать теплую кровать, где совсем недавно они со Скале обнявшись уснули. Тело хотело спать, до полудня, или подольше, но непрекращающийся женский крик, и инстинкты, ему не позволили.
   Сетро вскочил, сбросив одеяло, даже не открывая глаз подхватил меч, прислоненный к стене, рядом с изголовьем, выдернул его из ножен, повел обратив острый кончик, сначала к запертой двери, потом по темным углам комнаты. Никого. Сознание проснулось и включилось в работу. Сетро тряхнул головой, и остатки сна отлетели куда-то в темноту. Никого. Он отбросил меч на кровать и взялся за штаны.
   Скале тоже проснулась, сидела сонная на кровати, и оглядывалась. За дверью, истошный крик сменился всхлипами и невнятным бормотанием. В щели под дверью зажглась полоска света, слышно было как затопали чьи то шаги, потом прошлепал кто-то босой, хлопнула дверь в конце коридора.
   - Кого убили то?- осторожный шепот справа.
   - Огня, огня несите!
   - Ого!
   - Да че случилось то?
   Сетро натянул сапоги, взял меч и упрятав его в ножны прицепил к поясу. Скале быстро одевалась. А в коридоре становилось людно.
   - Подожди здесь,- сказал Сетро, я посмотрю что случилось.
   Скале кивнула. Сетро подошел к двери, замер не на долго, прислушиваясь, потом отодвинул засов, и вышел в коридор.
   В коридоре было темно, только в самом конце, слабый утренний свет, нерешительно лился из окошка, да из распахнутых дверей с нарисованной черным цифрой двенадцать, растекался свет фонаря или свечи. У двери, толкаясь и негромко галдя, толпились люди, не решаясь ступить в комнату. Всего человек шесть. Двое купцов приехавшие вчера вечером, кто-то из уже знакомых Сетро возчиков, хозяин постоялого двора, одетый лишь в длинную до пят рубашку, еще какой то тип, в зеленом берете с длинным крючковатым носом и бегающими черными глазками. А под дверью, прямо на полу, спиной облокотившись о стену, сидела женщина, и тихо выла, умолкая только чтоб набрать воздуха в грудь. У нее было мокрое лицо и растрепанные волосы. Руки бессильно лежали на коленях, она покачивала головой, и кажется уже ничего вокруг не замечала и не понимала.
   - Гляди тко,- сказал хозяин пораженно,- чтоб такое в моей гостинице... Даа.- А потом гаркнул в сторону лестницы,- ну где там огонь, бестолочь!
   Наверх, неуклюже спотыкаясь уже спешил, паренек-метельщик, со свечей в руке. Из комнаты напротив выбежала полуодетая женщина, и принялась брызгать водой из глиняной миски, в лицо сидящей на полу.
   - Это вишь, жонка его,- сказал хозяин неизвестно к кому обращаясь,- приехала, вишь приглядеть за муженьком, видать не дурак был до юбок то. Нарочно ночью пришла, чтобы значить застукать его, на бабе значить. Гм, вот и застукала.
   - Вот что уважаемые,- сказал один из купцов,- я так думаю, надо за стражей послать.
   - Знамо дело, за стражей,- поддержал его возчик.
   - Да какая стража!- женский голос из-за приоткрытой двери,- нечисто тут. Я как глянула, так и обмерла, нечисть это. С трактирщика надо спросить, что нечисть в доме развел.
   - Да за стражей то я сразу послал,- сказал хозяин,- как шум учинился, так и послал. Так ведь, поди, добудись их.
   Все собравшиеся, вытягивали шеи, разглядывали нечто находящееся в комнате, но никто не решался переступить порог. Носы любопытных, но боязливых выглядывали из приоткрытых дверей.
   - А ведь верно,- сказал тип в зеленом берете,- ежели его бы человек убил, неужто цепочку не взял бы. Не ладное тут что-то. Цепочка то вон она.
   Хозяин как раз принял от паренька свечу, и стал зажигать висевшие по стенам масляные лампы. Сетро протолкался на его место.
   Комната была самой обычной, слегка побогаче прочих, но все же из простых. Например, стоявший рядом с Сетро купец, в такой жить бы не стал. Небольшой стол с трехсвечным подсвечником стоял у окна. Широкая кровать с пуховым тюфяком. В углу большой окованный сундук, еще один гораздо меньше, наполовину выдвинут из-под кровати. А на полу, в луже крови, точно посередине комнаты, лежало тело. Сетро без труда узнал в нем того самого прилизанного детину, любителя маленьких, наивных девочек. Узнал в основном по приметным, бисером расшитым сапогам, потому что труп лежал ногами к двери, и сапоги сразу бросались в глаза, и еще, потому что головы у детины не было. Голова была неподалеку. Она стояла на столе, на обрубке шеи подпертая деревянной пивной кружкой и полуторным кувшином, чтоб не упала. От прилизанности не осталось и следа, волосы были всклокочены и испачканы в крови, глаза закрыты, а из улыбающегося, словно от блаженства рта, висела серебряная цепочка, с тремя золотыми розочками.
   - А кто его знает, может он тоже разбойник,- сказал возчик,- может он со своими дружками награбленное не поделил, вот они его и того, и цепочку в зубы, чтоб подавился, значит. У нас был такой случай, как раз той весной. В трактире в заречье, съехались, значит, мужики...
   - Пожалуй, верно,- перебил его купец,- надо и отцов иерархов позвать.
   - Да разбойник он, ни к чему отцов, от дела праведного отвлекать,- возразил возчик,- ясно, что разбойник, их это повадки. Я то знаю, навидался. У нас в заречье...
   - Да где ты видел, чтоб разбойников жены по ночам караулили?- сказал зеленый берет.- Стражники, еще туда сюда. А жены...
   - Ну, мало ли, бывает,- сказал возчик, уже не столь уверенно.
   Сетро оглянулся. Скале оделась и не усидела в комнате, вышла в коридор. Умница, оделась в старые разбойничьи тряпки, а не в купленное вчера голубое платье. И шпагу взяла, на всякий случай держала ее с боку, прижимая к ноге, чтоб не так было заметно. В комнате под номером шесть было тихо. Ни луча света не пробивалось из-под двери, ни скрипа, ни шороха, словно там никто и не жил. Но Сет точно знал, что жил, и еще знал, что именно там, следует искать убийцу прилизанного. Был даже момент, когда он хотел рассказать об этом остальным, но сдержался.
   Под потолком рассержено жужжала, разбуженная людьми, огромная муха. Ее не было видно, в дрожащей тени, но слышно, как она стукается о стены, не прерывая басовитого гула. Надо было уходить, если получиться, то незаметно, еще хорошо бы вывести из города Велку и Бишона, хотя никакого желания, рисковать из-за маленькой вампирки не было. Горбатого, как известно, исправит, лишь могила, а вампира - осиновый кол. Никакие увещевания, уговоры, тут не помогут. Паук не может не ловить мух, а вампир не пить крови. Если вдуматься, то она конечно не виновата, ее такой сделали, не спросив согласия, но вдумываться нет времени и желания.
   Сетро попятился. В первую очередь следовало покинуть первый ряд зрителей, куда он затесался из любопытства. Мог бы разглядеть все из-за чужих спин. Нет, полез вперед и стал слишком заметен, теперь, когда начнется разбирательство, его обязательно вспомнят. Кто нибудь обязательно наморщит лоб, и скажет "постойте, а где же этот с мечем, рядом со мной стоял". И пусть бы, если удастся часа на три опередить погоню. Тогда не догонят, тогда крипт и Эспеф. А если нет?
   Хорошо, что желающих занять более удобную для наблюдения позицию, было хоть отбавляй. Стоило Сетро отступить в сторону, как зеленый берет, тут же протолкался на его место. Присел на корточки, стараясь заглянуть под кровать, и изрек глубокомысленно:
   - А следов то нету. Кровищи кругом полно, а следов нету. Верный признак, что без кровососа не обошлось. Они следов не оставляют.
   Сетро уже оказался за спинами толпящихся в проеме людей, рядом со Скале. Уже хотел шепнуть ей на ухо, что бы незаметно вернулась в комнату, когда внизу хлопнула дверь, и раздались голоса. Голоса и уверенные шаги. Такую уверенность придает многочисленность и оттягивающее пояс оружие. Явилась городская стража. Пусть стражники, это не воины, а простые горожане, что по очереди надевая дрянные кольчужки, и обременяя плечи секирами, больше похожими на топоры лесорубов, охраняют покой горожан от шумных пьяниц и ночных воришек, не в том дело. Да они не бойцы, но они власть. Маленькая частица государства, тронь их, и не избежишь последствий. Государство похоже на стаю травокрыс - маленьких хищных зверьков, что почти повсеместно встречаются на Пути. Живущие многочисленными стаями, они наделены непомерной настырностью, а страха лишены начисто. Стоит случайно потревожить одну зверюшку, и непременно жди, когда в пятки тебе вцепится вся стая. Отступать они не умеют, или добьются своего, или погибнут все, до последней твари.
   Стражников оказалось шестеро. Старая лестница жалобно скрипела, когда они толпой поднимались на второй этаж. Старшим был плечистый седоусый десятник, похоже, ветеран, случайно уцелевший в какой нибудь войне, и осевший в городе, наставником в военном деле, для гуленских стражников. Он один, имел при себе меч, остальные вооружены топорами, и не тяжелыми, обернутыми войлоком или кожей, палицами. Гуманное оружие. Не рубить же, в самом деле, передравшихся с перепою мужиков. Иногда достаточно просто намекнуть тяжеленькой дубиной по спине. На троих, включая десятника, надеты старенькие кольчуги, латаные перелатаные, со стянутыми простой проволокой прорехами. Остальные обходились простыми бронями из толстой кожи, с нашитыми в разных местах медными бляшками и обрывками кольчужного полотна. Наряд довольно комический, но гуленцам, он внушал почтение. Люди примолкли, и присмирели, никто больше не позволял себе громких реплик и споров, пока стража шествовала по коридору. Даже важный купец, что вел себя так, будто и постоялый двор, и его хозяин, и все постояльцы, должны вечно возносить хвалу небесам, за то, что он удостоил их небывалой честью - своим посещением, и тот как-то присмирел.
   - А ну посторонись, уважаемые,- сказал десятник,- дайте пройти. Посторонись, тебе говорю, морда. Фикс, а ты встань у лестницы, и чтоб никого не пускать. И не выпускать, само собой.
   Постояльцы послушно расступились, освобождая проход, хозяин делал приглашающие жесты, в сторону открытой двери, а один из одетых в кожу стражников, вернулся к лестнице и твердо встал там на страже, поигрывая палицей.
   - Вот значит, так он и лежит,- сказал хозяин,- как мы его нашли.
   - Хм,- сказал десятник,- а кто нашел?
   - Э, правду сказать, это вот она,- сказал хозяин, указывая на безучастную женщину, все так же сидевшую на полу. Вторая, женщина, та, что брызгала ей в лицо водой, строго посмотрела на десятника, и на хозяина. Похоже, она ждала, что эти тупые мужланы, тут же потащат бедняжку в допросную и, не разбираясь, обвинят в убийстве. У этой женщины была трудная судьба, она ни кому не верила, особенно мужчинам, и готова была защищать от них свою подопечную не жалея легких. Увы, коварные мужчины снова ее обманули, десятник только взглянул на жену убитого, и снова повернулся к хозяину.
   - Ворота на ночь запираются?- спросил он.
   - А как же,- сказал хозяин,- и сторож у меня есть, тот, что за вами бегал.
   - Кровосос его кончил,- вполголоса сказал зеленый берет,- отцов надо звать.
   - Разберемся,- сказал десятник.
   Он решительно шагнул в комнату, стараясь не наступить в лужу крови. Склонился над трупом, внимательно оглядел его со всех сторон, стараясь не трогать руками. Потом подошел к голове, осмотрел ее, даже заглянул в кувшин, к которому она была прислонена.
   - Значит так,- сказал он,- Дизо, давай бегом в иерархию, постучишь, спросишь, не могут ли они послать в "веселого пропойцу" кого ни будь из братьев. Скажи, что у нас тут труп без головы, и крови скажи меньше чем должно быть. Скажи, что его, кажись, красноглазые уделали.
   - А ведь верно,- зашептали среди зрителей,- крови то мало.
   - Да бегом давай,- сказал десятник.- А вы уважаемые, расходитесь по комнатам, нечего тут глазеть. И из комнат не выходить. Если кому скажем, во двор приспичит, вот его позовите,- и указал на высокого стражника со смешно оттопыренными ушами,- он проводит.
   Сетро скрипнул зубами.
   - Позвольте,- сказал купец,- и долго ли нам ждать в своих комнатах? Я с рассветом должен ехать в Кленгаард.
   - Сколько нужно, столько и ждать,- сказал десятник.
   - Вы что же почтенный, думаете, мне больше заняться нечем,- возмутился купец,- дело ждать не может. А корабли и подавно. Вот-вот начнутся шторма, следующего корабля придется ждать три месяца. Это милый мой, знаете какие убытки?
   - Не знаю,- ответил десятник,- а только, пока не проснется господин дознаватель, никому никуда не выходить, и со двора не выезжать.
   - А когда же он проснется?
   - Когда проснется, тогда и проснется.
   - Я жаловаться буду. Префекту,- разозлился купец.- Ты еще пожалеешь, что на свет родился, да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? Хам.
   Десятник оглядел купца из-под седых бровей, рука словно невзначай легла на рукоять меча. Вздохнул тяжело.
   - Не знаю, зато знаю, что у нас в кордегардии сухой и чистый подвал. Там даже крыс почти нет, потому как их клопы заели. Ежели кто не хочет здесь ждать, милости просим, к нам в подвал. Проводим с почестями. А уж обчество там самое изысканное. Кто там у нас сегодня квартирует?
   - Пук Ухогрыз,- подсказал стражник.
   - Вот, я же говорю,- сказал десятник,- очень достойный малый. Он спьяну теще ухо откусил. Такой затейник.
   Купец смешался, и, ворча, отступил за чужие спины.
   - А мне как же?- спросил хозяин.
   - А что тебе?
   - Так ведь утро уже,- развел руками хозяин,- скоро трактир открывать надо. На рынок опять же, за продуктами.
   - Я ж сказал - ни-ко-му, ни-ку-да не вы-хо-дить
   - А клиенты как же? Сейчас народ пойдет, что же мне не пускать?
   - Именно,- сказал десятник,- ты пойми почтенный, где-то поблизости кровосос появился. А вдруг завтра ночью, у тебя еще кого убьют. А послезавтра еще, а то и двоих. Тогда тебе точно придется свое заведение закрыть. И не на день, другой, а навсегда. Нешто кто захочет ночевать там, где кровососы людей кажду ночь режут.
   Хозяин только развел руками, и, покачивая головой, побрел по коридору.
   - Завтрак бы приготовить,- пробормотал.
   - Это можно,- разрешил десятник,- Фикс, пропусти на кухню.
   Фикс посторонился.
   - А вы, уважаемые, расходитесь. Сколько говорить можно, нечего вам тут стоять, придет господин дознаватель, разберется, тогда и поглядим. А пока, по комнатам.
   Первым послушался купец, и возмущенно сопя, скрылся в своей комнате. Следом потянулись остальные. Сетро кивнул Скале и шагнул к своей двери.
   - Ты вот что, парень,- остановил его десятник,- ты бы лучше меч мне отдал. А как разберутся что к чему, я тебе его верну. И ты красавица тоже, тебе то это железо вовсе уж ни к чему.
   - Вот так просто, взять и отдать?- спросила Скале.- А ты, знаешь ли, что эта шпага стоит столько золота, сколько ты за всю жизнь не видел.
   - Нет,- сказал Сетро.
   - Вы господа, любезные лучше не ерепеньтесь,- сказал десятник,- ничего с вашими тыкалками не случится. А отдать все равно придется, не так, так эдак. Потому как все кто здесь есть, под подозрением. Ясно?
   Стражники, услышав, что кто-то осмелился возражать их командиру, подошли поближе, и встали молчаливой троицей за спиной десятника. Несмотря на бледность, у всех были такие скучающие лица, словно рубиться с заезжими головорезами, им приходится раз по пять на дню. Они все выпячивали нижнюю челюсть, разворачивали плечи, а один - самый молодой - даже похлопывал ладонью по рукояти секиры. Грозное войско. Вот только у Сетро, эта армия ничего кроме улыбки не вызывала. Достаточно было видеть, как они стоят, как бегают их глаза, и слышать их нервное дыхание, что бы стало понятно - эти люди боятся драки. Спокоен был только десятник. Не зря он сразу показался Сетро человеком бывалым, не падающим в обморок при виде крови.
   - Сам посуди,- сказал Сетро,- как же я тебе отдам меч, если где-то рядом бродит кровосос. Мне что, веником от него отбиваться?
   - На то здесь мы. Стража,- сказал десятник,- чтоб горожан оборонять от всякой беды.
   Скале ухмыльнулась.
   - Если бы на нас напала банда голодных зайцев, или там, мышей, я был бы спокоен, раз твои орлы рядом,- сказал Сетро,- а кровосос - дело совсем другое.
   Десятник побагровел, и даже усы его сердито встопорщились. Он и сам прекрасно знал, чего стоит его армия. Да все это знали. Ну и что? Им не с северными варварами сражаться. На самый худой конец, с разбойниками или конокрадами. А для этого они вполне хороши. И не дело, чтоб всякий заезжий наглец, с прямо скажем, подозрительной рожей, насмехался, над городской стражей. Люди не для того, забывают о делах и семьях, чтоб над ними смеялись. Они порядок охраняют, их только за одно это уважать надо.
   - Так ведь утро уже,- сказал молодой стражник,- вон уж солнце поднимается. Кровососы солнца хоронятся.
   - Много ты о кровососах знаешь,- сказал Сетро.
   - Зато ты, видать, знаешь,- сказал десятник,- отдавай меч по добру. Поглядим еще, не тем ли мечем, голова отрублена.
   - Голова у него не отрублена, а оторвана,- сказал Сетро,- ты и сам это знаешь.
   - Отдавай меч.
   - А если не отдам?
   - Сам знаешь,- сказал десятник, и рукой стиснул, черен меча.
   - А тебе этих олухов не жалко?- спросила Скале.
   Она шагнула вперед, и отсалютовала десятнику шпагой. Фикс, до сих пор исправно карауливший лестницу, увидев как поворачивается дело, со всех ног кинулся к ним, на бегу доставая из-за пояса топор. Остальные трое, побледнели еще сильней, и тоже взялись за оружие.
   - А ну брось тыкалку!- рявкнул десятник,- пока не выпорол!
   Скале только улыбнулась. Легко, словно танцуя, переменила позицию, острием шпаги целясь десятнику в грудь. Тот вырвал из ножен меч - широкий пехотный полуторник.
   - Лучше дай нам уйти,- сказал Сетро,- тогда никто не умрет.
   Меча он не обнажил. Незачем. Или может, надеялся, что удастся обойтись без крови. Стражников немного, вдруг получится обезоружить.
   Двое из стражников, встали рядом с десятником - справа и слева. Причем встали удивительно грамотно, так чтоб не мешать замаху. Фикс и молодой, тот, что был знатоком вампирьих повадок, остались за их спинами. Узкий коридор не позволял им встать с товарищами рядом. Почему-то Сетро не сомневался, что, несмотря на страх перед схваткой на смерть, они не замешкаются, в нужную минуту заменить раненого или уставшего товарища, или прикрыть оплошавшего, пусть даже с риском для собственной жизни. Гулен мог гордиться своей стражей.
   Предотвратить бой, уже ничто не могло, как ничто не может остановить катящийся с горы валун. Клинки столкнутся, и прольется кровь, пусть даже и малая. Но вышло иначе.
   Сетро заметил его, когда он прошел половину пути от лестницы, до стоящих друг против друга, вооруженных людей. Человек в серой хламиде. С худым вытянутым лицом, того возраста, когда годы уже наложили свой знак на чело и походку, но старость едва видна вдали. Удивительно было не то, что Сет заметил его так поздно - спины стражников закрывали коридор - а то, что он не слышал скрипа ступенек, голосистой трактирной лестницы.
   Быстро, но без спешки, он прошел по коридору, и оказался за спиной десятника, протиснувшись между Фиксом и молодым знатоком вампиров. Те заметно воспряли духом, когда он оказался среди них.
   - Воины - как дети,- сказал он печально,- сорятся, дерутся из-за пустяков, и чем моложе воин, тем, простите глупее. Оо, прекрасная дама тоже воин? Что за времена. Женщины не надеются на защиту мужчин, и сами вынуждены брать в руки оружие. Все более распространенное явление, в наше грустное время. Прогресс это, или падение нравов? Как ты думаешь, Шерек?
   - Не могу знать, отец иерарх,- ответил десятник.
  
  
  
   ******************
  
  
   - Скажи Винц, ты бы хотел, чтоб тебя звали Гашик?- спросил Кроган.
   - В детстве, я хотел, чтоб меня звали Альбертом,- ответил Винцент,- но потом смирился. А Гашик, это не имя, это производная от гашиш. Название местного наркотика.
   - Откуда знаешь?- спросил Кроган и, не отрываясь, выпил полный стакан самого крепкого и вонючего рома, который ему удалось найти в этом баре.
   Винцент пил минералку, брезгливо прикасаясь к стакану двумя пальцами. И совершенно незаслуженно, потому, что стаканы были чистыми.
   - Собираясь в дорогу,- сказал он,- я всегда беру на себя труд, узнать побольше, о тех местах, где намереваюсь останавливаться. Такая предусмотрительность, зачастую оказывается полезной.
   - Ладно умник,- сказал Кроган,- признаю, хоть ты и зануда, но твое занудство иногда приносит неплохие плоды.
   Винцент снисходительно скривил губы в усмешке.
   - Занудство? Возможно,- сказал он,- а вот твоя наглая самоуверенность, мой друг, едва не поставила все дело на грань срыва.
   - Как интересно. Это когда же моя самоуверенность нам так нагадила?
   Кроган снова наполнил свой стакан ромом до края и, понюхав, словно желая убедиться, что в стакане действительно ром, сделал огромный глоток.
   - Вот зараза,- сказал он, вытирая ладонью усы,- мало того, что никакого результата, так и на вкус дерьмо. Завязывать надо с пьянством.
   На Крогана уже косились. Бармен, поглядывал на него с отстраненным интересом профессионала, словно энтомолог, обнаруживший в своей коллекции неизвестную ему бабочку. Некоторые посетители, с плохо скрытыми ухмылками, ждали, когда же здоровяк лошадиными дозами пьющий ром свалится под стол, а трое обритых наголо "юношей", у стойки поочередно оглядывались на него, стараясь делать это незаметно.
   - Когда? Да вот буквально пару часов назад,- сказал Винцент.
   - Что-то не припоминается,- сказал Кроган.
   - Изволь. Прощаясь с нашим другом Максом, ты поинтересовался у него, как выглядит этот пресловутый Гашик, которого мы поджидаем в этом притоне,- он щелкнул крышкой карманных часов,- уже без малого час. Как ты собираешься его узнать? По тайной печати порока на лице?
   - Нее,- небрежно махнул рукой Кроган,- спрошу у парня за стойкой. Тоже мне, придумал проблему.
   - Что-то мне подсказывает, что в местах вроде этого подобные вопросы не приветствуются. Тем паче, если спрашивают чужаки вроде нас, о типах вроде Гашика, который, как нам известно, торговец дурью, сиречь наркотиками. На такой вопрос, спасибо, если плечами пожмут, а могут и наврать, или скажем, бутылкой по голове.
   - А мне что-то подсказывает, что вот за это,- Кроган вытащил из кармана толстую пачку цветной бумаги,- вон тот парень за стойкой продаст нам не только Гашика, но и свою престарелую бабушку определит на галеры, правым загребным.
   - У них тут нет галер,- сказал Винцент.
   - Но бордели то у них есть?
   - Есть, ты только не размахивай так деньгами, для местных это большой соблазн.
   - Ха, а может, мне захотелось поразвлечься.
   - Как угодно,- Винцент отпил минералки и откинулся на спинку стула,- только не забывай, что мы тут по делу, а не в рейде по трактирам.
   - Ты сам только что, всем показывал свой брегет. А он у тебя, между прочим, золотой, и весит пол килограмма. Не какая то там стопка бумажек. Так кто же соблазняет аборигенов.
   - Речь не об этом,- сказал Винцент.- Посетителей все больше, как ты намерен узнать нашего друга?
   - Ну хорошо, а ты узнал, как он выглядит?
   - Я то узнал, но ведь мы говорим о твоей самоуверенности и даже безответственности.
   - Ну ты и зануда,- Кроган пряча деньги, сокрушенно покачал головой.- Нельзя же быть таким душным.
   - Осваиваешь местный говор?
   - Сейчас пойду, и обо всем договорюсь с корчмарем.
   - Ставлю выводок бойцовых ящеров, против твоего кольца с топазом, что ничего путного ты не узнаешь.
   - Что за ящеры?- заинтересовался Кроган.
   - Второй выводок, от Гладиатора и Нимфы.
   - Уже? Быстро они у тебя.
   - Что делать - любовь.
   - Можешь с ними попрощаться, считай они уже мои.
   - Страх, самое сильное из человеческих чувств,- сказал Винцент,- именно страх не позволит ему тебе помочь. Его могут убить за это. Тебя ждет разочарование, мой друг, а меня твое кольцо.
   - Самое сильное чувство,- ответил Кроган,- это жадность. Смотри внимательно, смертельный номер - человек берущий деньги.
   Кроган поднялся со своего места и неторопливо двинулся к стойке. Он явно был слишком велик для этого бара. Он на целую голову возвышался над другими посетителями, и с трудом протискивался между столиками, хотя места там было достаточно, чтобы нормальный человек мог свободно пройти. Винцент остался, и наблюдал за ним с ленцой и уверенностью в своей правоте.
   Кроган протолкался к стойке, дождался холодно-вежливого кивка бармена, и заговорил. В огромном зеркале, за спиной бармена, отражавшем бутылки, пьяных посетителей и стройные ряды пивных бокалов, висящих в специальных зажимах, мелькнула сложенная купюра. Потом еще несколько.
   Винцент до предела обострил слух, но постоянно пищащий за спиной игровой автомат мешал разобрать слова. Еще была довольно громкая музыка, и гул голосов. Ссорящихся, что-то друг другу объясняющих, смеющихся и заигрывающих. Винцент прикрыл глаза, собрал все эти звуки вместе, и принялся запихивать в какой-то темный угол. Удавалось с трудом. Звуки сопротивлялись, топорщились в разные стороны, то и дело вырывались на волю, то громким аккордом, то манерным женским смехом. Но Винцент был упрям и настойчив. Сидя с закрытыми глазами, и улыбкой Будды на губах, он терпеливо, со свойственной ему привычкой к самодисциплине, заставлял себя не слышать все эти ненужные звуки. И постепенно они отошли на задворки сознания, смирились и перестали мешать.
   - И кто бы мог подумать, что у Гашика столько старых друзей,- сказал бармен,- и все так и рвутся его навестить. Прям паломничество сегодня, какое то.
   - А что, его уже кто-то сегодня искал?- спросил Кроган, и в зеркале мелькнула еще одна сложенная пополам бумажка.- Может по делу?
   - Нет, сказали что друзья. Не иначе вы их тоже знаете. Они, как и вы с Гашиком на одной улице росли. Хорошо когда друзья не забывают, верно? Вот только странно...
   - Что странного?
   - ...
   - А, ну да. Вот держи.
   - Странно, что один из них, никто иной, как Тито. Тито Мокрый, чтоб было понятно. А Тито, если на какой улице и рос, то эта улица была в тюрьме для несовершеннолетних.
   - И сколько их было?
   - Друзей то? Трое, вместе с Тито.
   - А, двое других...
   - Не знаю. Наверное, и правда, друзья. Может быть и с детства. Откровенно говоря, незавидное у нашего Гашика было детство, раз его такие друзья окружали. Вы то, мистер,- бармен бросил на Крогана критический взгляд,- рядом с ними смотрелись бы как сенатор.
   - Сенатор. Надо же,- восхитился Кроган.- Последний вопрос. Когда это было?
   -Сегодня утром,- ответил бармен,- десяти еще не было. Кажется. Так что вы поторопились бы. А то второй старый друг за день, это уже совсем не тот сюрприз, как первый. Вдруг он к вам уже прохладней отнесется, вот будет обидно.
   - А ты им, что нибудь сказал?- спросил Кроган.
   - То же что и вам. Это и так все знают. Нет ну какой же у Гашика сегодня удачный день. Столько друзей.
   - Тебе тоже сегодня везет,- сказал Кроган.- Вот возьми это, на случай если вдруг появятся еще друзья нашего Гашика, или даже родственники. Пусть они ничего от тебя не узнают. Во всяком случае, сегодня.
   - И, правда, удачный день,- сказал бармен, и заученным движением спрятал деньги куда то за ремень. Не иначе там у него был тайник, специально для подобных случаев.
   Торопясь, едва не переходя со скорого шага на бег, они вышли на улицу. Вслед им возмущенно выкрикивали оскорбления, пьяные, которых Кроган не особенно церемонясь, раздвигал плечами, словно ледокол льдины на полюсе. Кричать то кричали, но ни кто не рискнул выразить свое негодование иначе. Вечер только начинался, и в баре "Адмирал", где, кстати говоря, ничего морского не было, если не считать рома, не нашлось никого пьяного настолько, чтобы габариты Крогана, перестали внушать почтение.
   За стенами бара, уже сгустилась настоящая, без шуток, ночь. Даже воздух, по сравнению с обкуренной атмосферой кабака, казался свежим. И пусть, это только лишь иллюзия, пусть заблудившийся меж стенами многоэтажных халуп, растерянный ветерок, перемешивает между собой массы самых разных газов, среди которых кислород - сиротка в большой крестьянской семье, незаметный и вроде бы не нужный. Пусть, не это важно. Главное, что ночь, все еще приходит в города, не смотря на колющие огни фонарей и хвастливый неон. А ее изрядно продырявленный, личинками электрической моли плащ, укрывая отравленную, залитую гудроном и придавленную бетоном землю, напоминает о том, что бывает и по-другому. Бывает, что с неба глядят звезды, толща асфальта не мешает расти цветам, а дождь падает чистый, как вода в горных родниках, и мыши шуршат в травах.
   Они торопились. Однажды мимо пронеслось такси, но водитель не обратил внимания на взмах руки Крогана. Вернее обратил и прибавил скорость. В этом районе, было опасно брать пассажиров. Таксисты ездили сюда неохотно, как правило, за двойную плату, причем в оба конца. Здесь никого не удивляло, если по утрам, на улицах находили трупы. Удивляло, если не находили. Промышленная зона, дымный пояс, охватывающий город. Днем здесь все принадлежит химическим комбинатам, фабрикам автомобильных покрышек и гигантам алюминиевого проката. Ночью, властвуют торговцы наркотой, подростковые банды, сутенеры, и террористы.
   - Ну придурки, ну кретины,- ворчал Кроган,- сидели, выясняли, что правит миром. Страх или жадность. Оказывается ни то ни другое. Оказывается глупость. Живее Вини, живее.
   - Пешком, мы доберемся до дома Малярии, часа через два,- ответил Винцент,- если будем бежать всю дорогу - через полтора. Нужна лошадь, тьфу проклятье. Машина.
   - Вини, я не смогу угнать машину. Морду кому нибудь набить, это пожалуйста. А тут надо в технике разбираться. Профессор, наверное, смог бы, а я нет.
   - Тогда набей, вот этим господам, если больше ни на что не способен.
   - Эй, козлы!- раздался оклик,- А ну, стой!
   Из проулка, между забором из серых бетонных плит, и глухой кирпичной стеной четырехэтажного дома, им наперерез спешили, человек восемь, одетых в черную кожу, крепких парней. Оранжевые огоньки сигарет в уголках губ, руки в карманах, легкая и уверенная походка - стая.
   - Ну как не к стати!- сказал Кроган.
   - Судьба, так упорно поворачивается к нам задницей,- сказал Винцент,- что я начинаю верить, что этот Гашик не окажется пустышкой.
   - Битва нам сейчас совсем ни к чему,- сказал Кроган,- потеряем время.
   - Машина,- сказал Винцент.
   Сзади приближался свет фар, и шум мотора. Кроган оглянулся через плечо, и сказал:
   - Не остановится, это даже не такси.
   - Сам не остановится,- поправил Винцент.
   - Кому сказано, стоять!- крикнули слева.
   Винцент остановился. Кроган, прошел по инерции еще несколько шагов, и тоже встал.
   - Что, будем драться?- спросил он.
   - Драка, ничего не решает,- наставительно сказал Винцент,- посмотри, я покажу тебе, как правильно останавливать такси.
   Машина приближалась. Видимо водитель заметил, двоих странных типов стоящих на тротуаре, с явным намерением его остановить. Наверное, он заметил и спешащую из проулка стаю, потому что сильнее вдавил педаль акселератора в пол. Мотор взревел на высоких оборотах, и машина - седан кирпичного цвета, пронеслась мимо.
   В этот момент Винцент взмахнул рукой. Коротко взвизгнули покрышки, скользя по асфальту. Машину отбросило к противоположному краю дороги, и левая пара колес, стукнулась о бордюр тротуара. Машину сильно качнуло, так что казалось еще немного, и она опрокинется на бок. Стекла с правой стороны осыпались дождем блестящих осколков, и воцарилась тишина. Двигатель заглох.
   Стая сообразила, что происходит нечто незапланированное, и что добыча, что была уже почти в руках, может вот-вот уйти. На землю полетели тлеющие искорки сигарет, послышался тяжелый топот ботинок, и невнятная ругань. Стая перешла на бег.
   Но Винцент, уже рвал на себя переднюю дверцу седана, а Кроган, оказавшийся ближе к машине, уже втиснулся на заднее сидение и, положив тяжелую лапищу на плечо водителю, придавил того к сидению.
   - Заводи, и поехали,- рявкнул он, почти в самое ухо, сидящему за рулем почти лысому человечку.
   Винцент, уже устраивался на переднем сидении.
   - Быстро!
   Человечек повернул ключ. Рука у него дрожала.
   Вслед за коротким жужжанием стартера, заработал мотор. Машина дернулась, остановилась, но не заглохла, снова дернулась и, набирая скорость, двинулась по дороге. Самый ретивый, и самый настойчивый волчонок из стаи, обогнал своих метров на десять, и был уже совсем рядом с дорогой. Водитель - должно быть лысый человечек был очень законопослушным водителем - стал выворачивать со встречной полосы. То ли не соображая, от страха, то ли просто не задумавшись, и отдавшись во власть шоферских инстинктов, он вел еще не успевшую набрать скорость машину прямо на злорадно щерившегося выбитым зубом волчонка.
   Тот уже протянул руку, то ли хотел заскочить на ходу в машину, то ли наоборот выволочь из нее пассажира. Винцент, небрежно взмахнул рукой, так словно стряхивал воду с кончиков пальцев.
   Парня отбросило назад, шагов на пять, прямо под ноги набегающим друзьям. Кто-то споткнулся об него, ругань усилилась. Седан, издевательски подмигивая рубиновыми огнями габаритов, уносился в ночь. Сзади хлопнул выстрел, может даже два.
   - Мимо, засранцы,- сказал Кроган.
   Водитель, склонившись над баранкой, гнал машину, по ночному городу.
   -Вы очень любезны, уважаемый,- сказал Винцент,- что остановились. Пусть вынуждено, но все же своевременно.
   - Так хочется вернуться и размазать щенков по стене,- сказал Кроган.
   - Если хочешь, вернемся на обратном пути,- сказал Винцент.- Здесь, пожалуйста, на лево.
   Водитель повернул руль излишне резко - боялся, что странные пассажиры, заподозрят его в неисполнительности. Машину накренило, Кроган грязно выругался - его бросило на дверцу, и он здорово ушиб локоть.
   - Осторожней, уважаемый,- сказал Винцент,- совсем ни к чему так нервничать.
   Человечек украдкой косился на него, причем старался коситься незаметно, но движения его были порывисты и суетливы, а руки дрожали. Его страх не заметил бы только слепой, да и то, если завязать ему глаза.
   Дорога вела мимо магазинов, с витринами забранными глухими бронированными шторами, изредка попадались неработающие светофоры, может из-за ночного времени а, скорее всего, безнадежно испорченные и разобранные на запчасти. Здесь воровалось и продавалось все, что можно украсть и продать, будь оно даже приколочено самыми крепкими гвоздями. Пару раз мелькнули автозаправки, эти наоборот ярко освещены, двери приглашающе распахнуты, а продавцы и заправщики, выглядят спокойными и даже беспечными. Им ни к чему опасаться организованных уличных гангов и профессиональных бандитов. Все схвачено, поделено, и согласовано. Опасаться стоит лишь залетных отморозков, но с ними разговор короткий.
   Машина вылетела на пустынный перекресток, дернулась, скрежетнула тормозами, вильнула кормой, поворачивая налево. Человечек за рулем, украдкой покосился на Винцента - не рассердится ли, за такое вождение. И Винцент действительно отреагировал.
   - Да не тряситесь вы так, любезный,- сказал он,- ваша вибрация передается автомобилю. А от этого повышается возможность аварии. Просто довезите нас до места, уже не много осталось, и езжайте себе куда хотите. Потерю времени мы вам компенсируем. Возместим, оплатим, понимаете?
   - Эп эээм...
   - За машину тоже.
   Он выложил на панель несколько бумажек, и водитель заметно успокоился. Он только раз, бросил быстрый взгляд на деньги, и понял, что на самом деле ему сегодня повезло. Его, возможно не только не убьют этой ночью, но даже не отберут машину, не ограбят, и, гляди-ка, еще пожалуй, заплатят. Да как заплатят! И мимолетного взгляда хватает, чтоб понять - на панели лежит гораздо больше денег, чем стоит выбитое стекло. А потерю времени, странные чудаки оценили воистину по-королевски.
   - Вот здесь налево,- сказал Винцент,- и кажется, кажется стоп. Да точно, приехали.
   Здание было пятиэтажным, серым и старым. Все окна первого этажа, а местами и второго были забраны решетками, вдоль боковой стены, вилась ажурно-ржавая конструкция - видимо когда-то это была пожарная лестница, сейчас она топорщилась сломанными перилами, а кое-где и целыми, оторванными от стены фрагментами. По всему фасаду, шли трещины отслаивающейся штукатурки. Здание было очень старым. И все же там жили люди. Некоторые окна бросали в темноту пятна желтого света. На окнах висели занавески, и там, в глубине освещенных квартир угадывалась чужая неведомая жизнь. Кто-то отдыхал с бутылкой бренди, кто-то ругался с ближними, или смотрел телевизор. Женщина на третьем этаже, поливала из бутылки стоявшие на подоконнике растения. Небрежно наброшенный, синий, с огромными желтыми цветами халат, распахнулся на груди, но она этого не замечала.
   Винцент выбрался из машины.
   - Приехали,- сказал он.- Какая у этой Малярии квартира?
   - Восемьдесят три,- сказал Кроган.
   - Может подождать?- высунул голову из машины лысый человечек.
   - Гляди сам папаша,- ответил Кроган,- мы с деньгами не обидим, но кто знает, вдруг здесь станет опасно.
   Человечек часто закивал головой, скрылся в машине, и уже повернувшись к нему спиной, они услышали рев рвущего с места на повышенных оборотах мотора.
   Парадная дверь, была обита сталью, и закрыта на электронный кодовый замок, выполненный в антиударном варианте. Мощная металлическая пластина, с металлическими же кнопками. На кнопках выдавлены цифры. Просто и надежно. Местной шпане будет нелегко его вырвать.
   - Ты код знаешь?- спросил Кроган.
   - Откуда.
   - Сам он нас не пустит, так? И ждать нам нельзя.
   Винцент кивнул. Кроган примерился, и стукнул по замку ладонью. И стукнул вроде бы несильно, так дают подзатыльник расшалившемуся ребенку, но замок хрустнул, что-то звякнуло, и дверь вылетела, едва удержавшись на петлях. Ее словно вышибли полицейским тараном.
   - Прошу,- сказал Кроган.
   Винцент первым вошел в парадное. В своем черном элегантном плаще, и неизменных очках, он выглядел чужеродно, среди обломков какой-то мебели, мусора, окурков и жестяных банок, что валялись здесь повсеместно.
   - На третий этаж,- сказал он, глянув на номера квартир.
   Седовласая и толстая старушка буквально вжалась спиной в стену, прижимая к груди такого же толстого, черного кота, и проводила их взглядом испуганных глаз, когда они уверенно и неторопливо прошли мимо нее по загаженной лестнице.
   - Позвоним?- спросил Кроган, когда они остановились перед некрашеной деревянной дверью с криво прибитыми цифрами, восемь и три. Восьмерка еще как-то держалась, а вот тройка болталась на одном шурупе, едва удерживаясь в горизонтальном положении. С двери на них смотрел мутный глазок.
   - Давай,- сказал Винцент.
   Кроган вдавил пальцем кнопку звонка, но тот не ответил, ни раздражающим дребезжанием, ни заливистой трелью. Тишина. Кроган приложил к двери ухо. Там, в квартире, слышались шаги, чей-то негромкий голос, другие непонятные шумы. А в глазок изнутри прорывался свет.
   Кроган постучал. Быстрый шорох в квартире, свет в дверном глазке погас, внутри воцарилась тишина. Они немного подождали, Крогану казалось, что он слышит за дверью чье то прерывистое дыхание.
   - Они не откроют,- сказал Винцент,- хватит, ломай.
   Кроган встал напротив двери, и примерился. Винцент в двух шагах у него за спиной вытянул руки и сложил ладони бабочкой - щит от пуль, и быстролетящих предметов.
   Кроган ударил. Кулаком, коротко, без замаха, в середину двери. Ему нужно было, чтобы дверь не открылась, а рухнула внутрь квартиры. Если нужно, то вместе с косяком. Так и получилось.
   Кто-то сдавленно крикнул, дверь упала, задев того, кто прятался за ней. Винцент уже проскользнул мимо Крогана, в темноту квартиры. В левой руке, у него блестело лезвие короткого меча. Такой легко спрятать под полой плаща. Правую, он выставил раскрытой ладонью вперед, готовый обрушить на любого убийственную волну своего излюбленного психокинеза.
   - Свет!- заорал, врываясь вслед за ним Кроган.
   Кто-то стонал и копошился, под рухнувшей дверью, в квартиру с улицы проникал слабый свет фонарей. В углу, в полумраке, на узком диване сидела неясная фигура, по полу, грудами разбросана одежда, у окна таращился, слепым экраном, телевизор. Похоже, вся квартира состояла из одной только комнаты. Ни прихожей, ни кухни, только справа, угадывалась дверь, откуда слышалось журчание воды из протекающего крана. Видимо там была уборная.
   Винцент пошарив по стене рукой, щелкнул выключателем. Пришибленный дверью, несомненно, был Гашиком. Узкогрудое и длинноволосое городское дитя, лет, наверное, двадцати пяти, с козлиной бороденкой, и серьгой в ухе. Он уже почти оправился от удара, и совершал энергичные движения, всем телом выползая из-под двери. Вернее всего ему бы удалось, и выползти, и дотянуться до лежащего в двух шагах никелированного пистолета. Он, верно, выронил его в момент шумного появления гостей. Но Винцент наступил на дверь ногой, и показал ему, поднеся прямо к лицу, блестящий клинок.
   При свете стало видно, что сидящая на диване фигура - на самом деле девушка с коротенькими черными волосами и кукольным личиком. Она сидела, поджав под себя ноги и кутаясь в простыню. Вещи, разбросанные по всей комнате, должны были поместиться в двух спортивных сумках, что стояли возле дивана. Похоже, Гашик спешно "смазывал лыжи".
   - Гашик, дружище,- загудел Кроган, он взял длинноволосого за шиворот, выволок из-под двери и, встряхнув, поставил на ноги.- Ты никак, собрался в путешествие? Как же так, и не предупредил, не позвонил, ни слова не сказал. Вини, вон волнуется, переживает, пропал, дескать, наш Гашик, не слуху ни духу. Нехорошо.
   - Кто... Че...
   - Сядьте, молодой человек,- сказал Винцент, поднимая пистолет и пряча его в карман,- отпусти его Кроган. Сядьте, и давайте поговорим.
   Кроган толкнул Гашика к дивану. Девушка все это время сидела молча, рассеяно глядела по сторонам, и едва заметно качала из стороны в сторону головой. Она была под кайфом. Винцент спрятал меч в ножны под плащом, и встал перед диваном, внимательно глядя на Гашика из-под черных очков.
   Кроган поднял дверь и прислонил ее к косяку.
   - Вы ребята попали,- сказал Гашик,- вы хоть знаете, кто...
   - От того, насколько интересным получится наш разговор,- перебил его Винцент,- зависит ваше, молодой человек будущее. Будет ли оно блестящим, как у молодого банковского клерка, или же напротив темным и незавидным, все, подчеркиваю, все решит этот разговор.
   - Не, вы братцы, накололись. Когда до босса дойдет, про этот наезд, вам...
   - Он не понял,- сказал Кроган.
   - Вот про босса, пожалуйста, подробнее,- сказал Винцент.- Откровенно говоря, ваша персона, нас интересует весьма слабо. Нам, по сути, безразлично, останется ли в этом городишке мелкий пушер, по прозвищу Гашик, или его найдут те трое друзей, что все утро ищут его в баре "Адмирал". А они его, судя по всему, найдут. Бармен совсем не умеет хранить конфиденциальные сведения. Эти друзья на вас обижены, не так ли?
   Гашик промолчал.
   - Думается, они скоро будут здесь. Нам, наверное, даже придется поспорить, кому первому с вами разговаривать. Я думаю, это будем мы. Нам нужна от вас информация, а им голова, желательно отдельно от тела.
   - Хватит болтать, Вини,- вмешался Кроган.- Короче, или расскажешь нам, где ты берешь дурь, по доброму расскажешь, либо расскажешь по недоброму, и останешься тут связанным, дожидаться мокрого Тито. Уловил?
   - Какую дурь? Ничего я не знаю.
   - Не уловил,- Кроган поставил одну ногу на диван и навис над Гашиком мрачной глыбой.- Веришь, нет, мне даже больше охота, чтоб Тито с тобой пообщался, чем чтоб мы разбежались по-доброму. Знаешь почему?
   Кроган схватил его за волосы на затылке, и заставил смотреть себе в глаза.
   - Потому, что ты мокрица. Слизень, и засранец. Таких как ты, я люблю давить. Потом чувствуешь, что сделал доброе и полезное дело. Ты решил слинять, и это твое право, любой слиняет на твоем месте. Но девку, это ведь Малярия, да? Ее ты решил оставить. Обуза да? Накачал ее наркотой, и оставил ждать Тито. Что он с ней сделает когда не найдет тебя?
   - Говорите, молодой человек, говорите,- сказал Винцент,- вам так лучше будет. Мой друг несдержан, но у него есть свои таланты. Он таксидермист, просто от бога.
   Кроган запустил пятерню под свитер, и когда вытащил вновь, то на его кулаке красовался странный инструмент. Маленькая, бритвенно острая секирка, лезвие, с острыми краем, словно кастет надетая на пальцы.
   - Опять перчатки забыл,- сказал Кроган,- тьфу ты пропасть.
   Гашик не знал, что означает мудреное слово таксидермист, но вид блестящего инструмента, привел его в трепет, он что-то пискнул сдавленным горлом, и затрясся. На лбу выступил пот.
   - Только не обделайся поганец,- сказал Кроган,- ну, будешь говорить.
   Гашик, часто закивал головой.
   - Ну, так говори, время идет.
   - Мне по телефону встречу назначают,- сказал, дрожа голосом Гашик.
   - Дальше.
   - Всегда в разных местах, дают товар и цену говорят, по какой продавать. Завышать не разрешают, говорят сперва нужно укрепиться на рынке. Товар иногда странный попадается, я и не видел раньше такого. Кристаллики эти... или лепехи. Но и порошок тоже. Все высшего качества.
   - Кто такие? Откуда?
   - Не знаю, честно не знаю, обычно вдвоем приходят, бывает, что по одиночке. Один Странником назвался, усатый такой, другой Фраги вроде погоняло такое. Они сказали, работай, ничего не бойся, типа, мы с братвой разберемся. Поначалу верно, никто не наезжал, теперь вот Тито на меня насел. Тито у Басурмана на поводке. Звездец мне.
   Гашик беспокойно вертел головой, переводя взгляд то на нависшего над ним Крогана, то на Винцента, со скукой смотрящего в окно. Малярия, по прежнему безучастная ко всему, начала тихонечко постанывать.
   - А теперь очень хорошо подумай,- сказал Кроган,- и скажи, как нам с ними встретиться. Только очень хорошо подумай.
   - Н-не знаю.
   - Нуу, а я уже подумал, было, что ты исправился.
   - Они всегда сами звонят, я номера не знаю. На трубу мне звонят и все говорят, где встретится, когда, и там, если бабло отдать,- Гашик говорил торопливо, боялся, что заподозрят в неискренности.
   - У подъезда остановилась машина,- сказал Винцент,- выходят трое. Уж не Тито ли с сотоварищи.
   - Я... Мне... Как...,- заметался Гашик.
   - Заходят,- сказал Винцент.
   - Не бойся дурачок,- сказал Кроган совсем другим, ласковым голосом,- ты нам пожалуй, еще нужен. Так что Тито тебя не получит. Или получит, но в другой раз.
   - Я все сказал, я все сказал.
   - Спокойно, спокойно. Когда ты говоришь, они должны позвонить в следующий раз?
   - Завтра, завтра должны, они раз в три дня обязательно звонят, завтра уже третий день.
   - А теперь напряги мозги, и опиши их подробно.
   - Ага, ага,- закивал Гашик,- значит один, я говорил уже, усатый, высокий такой...
   Винцент отвернулся от окна и сказал:
   - Пора.
   Он протянул руку к двери. Раздался громкий треск. Дверь была прислонена к косяку изнутри. Она просто лопнула, сломалась вдоль волокон на две части и, сорвав косяк, вылетела на лестничную клетку. Грохот падающих в пролет обломков сопровождался истошным визгом, и ругательствами, хлопнул выстрел. Винцент свел ладони бабочкой. Он расположил щит как раз в дверном проеме. Гашик зажал уши ладонями, и мотал головой, закрыв глаза. Малярия блаженно стонала. Кроган быстро шел к двери.
   В левом нижнем углу проема показался ствол пистолета. Оглушительно грохнул выстрел, но пуля увязла в щите Винцента, и упала рядом с порогом, не пролетев и шага. Кроган был уже у проема. Кроган выскочил на площадку.
   Бандит сидевший на корточках у двери, ничего сделать не успел, он получил удар кулаком по голове, и свалился на бетонный пол. Другой сидел, привалившись спиной к стене. Он обеими руками сжимал свое бедро и, не прекращая орал, глядя на торчащую из ноги красную от крови щепку. Кровь толчками вытекала из раны, пачкала джинсы, руки и растекалась по полу. Бандит орал, глядя, как она вытекает.
   Третий, верно это и был Мокрый Тито, целил Крогану в грудь из дробовика. Он даже успел нажать на спуск, но сделал это, когда Кроган уже держал оружие за ствол. Заряд картечи влепился в стену, а Кроган, вырвав оружие из рук Тито, своротил ему кулаком челюсть. Хотя этого было достаточно, он еще добавил бандиту, прикладом ружья в грудь. Тито упал и больше не вставал.
   Кроган огляделся, поле боя осталось за ним. Он нагнулся, стянул с Тито ремень, и кинул на колени истекающему кровью бандиту.
   - Перетяни в паху, дубина,- сказал он, и вернулся в комнату, неся трофейный ремингтон на плече.
   Гашик, сидел на своем месте, зажмурившись и зажав уши, Винцент снова уставился в окно. Он скрестил руки на груди, и был похож на статую.
   - Эй, - сказал Кроган и постучал пальцем по плечу Гашика,- уже все, можно открыть глаза.
   Гашик открыл. Несмело осмотрелся.
   - Тебе я думаю, лучше поехать с нами,- сказал Кроган,- так и быть я потерплю твою компанию, пока твои друзья тебе не позвонят. И не благодари меня.
   Гашик заморгал, закивал, и метнулся куда-то, должно быть собирать вещи, но Кроган эту попытку пресек.
   - Оставь свое барахлишко,- сказал он,- опасно обременять себя вещами. Да, Вини?
   - Да, соседи уже звонят в полицию, нам пора.
   - Э... Вини,- Кроган задумчиво почесал бороду,- а что мы будем делать с малярией?
   - Наверное, надо ее, во что нибудь завернуть, и взять с собой. Хотя и опасно обременять себя вещами, но другого выхода я не вижу.
  
  
  
  
   *************************************
  
  
  
   * * *
  
   - Так что же все-таки у вас случилось?- спросил иерарх.
   Он уже миновал Фикса, и молодого вампироведа, обогнул справа Шерека, и опытный десятник ни жестом, ни словом не попытался его остановить. Так словно если кто и нуждался в защите от двух подозрительных типов с мечами, то уж никак не этот безоружный и немолодой человек, который, наверное, и крови то, иначе как в кровяной колбасе не видел. Такого человека, увидишь скорее за столом заваленным свитками, с гусиным перышком в тонких пальцах, а уж никак не меж ощетинившихся оружием бойцов, когда лица суровы, и глаза боятся моргнуть, и сталь вот, вот столкнется со сталью.
   Иерарх миновал тесное пространство, которое в любой момент могло стать полем битвы, прошел мимо Скале, даже не посмотрев на нее - ей пришлось повернуться в пол оборота к стражникам, чтобы в случае чего вовремя пресечь любую каверзу со стороны оказавшегося в тылу иерарха. Но тот о каверзах и не помышлял, шел себе, мягко ступая по некрашеному полу, и не одна половица не ответила скрипом на его шаги. А заря уже вливалась в окна с обоих сторон коридора, и свет язычков пламени над масляными светильниками становился тусклым и даже ненужным. Тонул в наступающем дне. Где-то на дворе, а может дальше, заголосил петух.
   - В двенадцатом номере он, отец Фарек,- сказал десятник в спину иерарху.
   Запоздало. Потому что отец иерарх уже сам безошибочно остановился у раскрытой двери, и молча смотрел внутрь. Потом наклонился, убрал в сторону оставленный на полу рядом с дверью горящий фонарь, и шагнул в комнату.
   Было тихо. Сетро прислушивался, но его обостренный криптом слух, в отношении отца Фарека, не помогал. Не иначе была в этом какая то своя магия. Человек не может не шуметь. Шуршит одежда, воздух свистит, проходя в горло, даже при самом легком дыхании, урчит в животе. Все это можно услышать, если захотеть. Совсем бесшумны только мертвые. А вот отец Фарек был живым. И не шумел. Человек он или тень?
   Потом Сетро заметил, что десятник Шерек словно расслабился. Нет, взгляд его был по прежнему тверд, и рука готова к удару, но если раньше читалось в его глазах сильное сомнение в том, чем закончится схватка, то теперь от него не осталось и следа. Только спокойная уверенность в победе, и, что даже стараться особенно не придется, ради этой победы. У остальных стражников, тоже, как по волшебству, проходила дрожь в коленках.
   - Да опустите же вы свое железо,- сказал иерарх, появляясь в коридоре.- Нет в нем никакой нужды. Тут и, правда, поработал проклятый. Не зря ты, Шерек меня вызвал, не зря. Научились все-таки разбираться. Молодцы, молодцы.
   - Уверены ли вы, отец?- сказал десятник,- очень уж эти двое подозрительны. Прежде то я их у нас не встречал. Впервые они в нашем городе. И безобразия такие тож впервые происходят.
   - Уверен ли?- сказал иерарх,- Конечно уверен. Это проклятый, сиречь кровосос. А эти молодые люди к кровососам не относятся. И это тоже бесспорно. Пусть уж префектура разбирается, кто они и, откуда, если есть такая нужда. Высокая иерархия к ним претензий не имеет.
   Десятник еще смотрел настороженно, еще прикидывал что-то в уме, что-то решал, но топоры в руках стражников уже опускались. Видно суждения отца Фарека считались в Гулене непогрешимыми.
   - Не относятся... да не относятся.... Знаешь, Шерек, если бы я не знал повадки проклятых так хорошо, то сказал бы, что кровосос где-то рядом. Совсем рядом,- сказал иерарх.- Но такого быть не может. Не может...
   Скале даже удивилась, сколько общего было сейчас у отца Фарека, с Сетро, когда он "обнюхивал путь". Та же поза делающей стойку гончей, тот же блуждающий потусторонний взгляд... уж не знакомы ли местные иерархи с методом ментальной проекции. Быть того не может. Или все-таки отец Фарек - ходок? Ведь как, похоже.
   - Ко мне!- вдруг крикнул иерарх.
   Он стоял сейчас как раз напротив двери шестого номера. Напряженный и настороженный, с чуть отведенной в сторону правой рукой. То ли показывая стражникам, где встать, то ли наоборот, давая понять, чтоб держались чуть поодаль.
   А десятник и стражники, даже не подумали вступать в дискуссии, или глупо спрашивать "чево" или "куда". Откликнулись на призыв иерарха, словно на приказ военного командира. Позабыв о Сетро и Скале, гулко топоча сапогами, выстроились полукругом у иерарха за спиной, держа наготове смешные свои топоры.
   - Здесь он,- сказал отец Фарек очень тихо.- Невероятно, невозможно, но он здесь. Будьте готовы, по моей команде выбить дверь и сразу в стороны.
   - Да она кажись, открыта,- шепнул кто-то из стражников.
   - Давай!- крикнул отец Фарек, и протянул к двери руку с открытой ладонью.
   Дверь вопреки уверениям стражника оказалась запертой на щеколду, но ветхая эта щеколда не выдержала слитного удара двух тяжелых тел, Шерека и Фикса. С треском распахнулась внутрь, и стукнула о стену, так что с притолки посыпалась древесная труха и какой то мелкий мусор. Десятник с Фиксом не в силах сразу остановиться влетели в комнату, и уже за порогом юркнули в стороны, освободив проем для иерарха. А того сейчас уже нельзя было спутать с книжным червем, пачкающим пальцы в чернилах, скорее с грозным и просвещенным магом, мечущим с высокого холма молнии. Неведомо откуда взявшийся ветер трепал полы его серой хламиды.
   Скале вцепилась Сетро в руку.
   Иерарх шагнул в комнату, все так же держа перед собой руку с открытой ладонью. Следом гурьбой ввалились остальные стражники. Изнутри послышался шум, там уронили что-то тяжелое, похоже, кадку с водой, какая-то возня, испуганный Велкин писк, а потом полный ужаса вопль одного из стражников, кажется Фикса:
   - Ааа, проклятый, кусаться?!!! Спасите отец Фарек, меня кровосос кусил!!!
   И спокойный голос иерарха:
   - Не он, дуралей, кровосос - девчонка. Держите крепче. Руки, руки подальше от зубов. Ничем другим она не опасна. Не ее время. Веревку принесите. Дождалась, голубушка. Молодая еще, не опытная. Не сообразила, что днем у нее сил не будет. Не схоронилась. Легко взяли. Для отца экзекутора будет работа. Несут ли веревку?
   - Дизо!- бас десятника,- чего ждешь недотыкомка!? За веревкой живо!
   - Сет,- тихо позвала Скале.
   Сетро знал, что сейчас она смотрит на его лицо, и в глазах у нее вопрос, и боялся встретиться взглядом с ее глазами и с ее вопросом. Он не знал что делать. Отбивать ли детей у гуленских стражников, которые что ни говори в своем праве. Ведь она убила того прилизанного прощелыгу. Взяли верх вампирские повадки, несмотря на уговоры и заверения, несмотря на литры Бишкиной крови. Не удержалась. Так не лучше ли оставить все как есть? Местные иерархи, похоже, хорошо знают, как, надо поступать с вампирами.
   - Тряпьем вот, тряпьем ей голову обмотайте,- громко советовал кто-то,- чтоб не кусалась стерьвь.
   - Есть веревка, вот!- радостно кричал Дизо, что не пришлось идти искать.
   - Странно, однако,- донесся голос иерарха,- что убила она не этого мальчишку, с которым вместе ночевала, а того несчастного. Совсем в другом конце коридора. Весьма, весьма.... Эй, а это что!? Ну-ка, ты, подержи ему руку. Да не ту, остолоп, правую. Рукав закатай. Вот это да! Такого даже я не видел. Ха-ха, кровосос и человек в одной компании. Воистину велик мир и много в нем непознанного. Что теперь скажет отец Летоба?
   - Да у него же вся рука искусана!- это кто-то из стражников.
   - вяжите обоих, и к нам в иерархию.
   - Это что же, отец высокий иерарх, и мальчишка тож проклятый? А он же меня кусил.
   - В иерархию, там во всем разберемся.
   Первым из комнаты появился Шерек. Он придержал дверь пока двое других, Дизо и молодой вампировед, выводили девочку. Велка была в простеньком ситцевом платье, что ей купили вчера на городском торгу. Теперь у платья был оторван рукав. Голову Велке замотали старыми тряпками, а руки крепко связали за спиной. Дизо держал их воздетыми кверху, словно на дыбе, и Велка пошатываясь, шла сильно, почти до пола, нагнувшись вперед. Второй стражник, просунув руку под тряпки, крепко держал ее за волосы на затылке.
   Следом волоком тащили Бишку. Бишка ужом извивался в сильных руках, и было ясно, что если дать ему возможность, будет драться с городской стражей до последнего дыхания. Зубами, ногтями, попавшей под руку мебелью, если не найдется более привычных ему крестьянских вил. Уж он то знал, что ждет вампира попавшего в руки высокой иерархии. Ничего хорошего его там не ждет.
   Сетро позавидовал ему. Для Бишки не существовал вопрос в глазах у Скале. Он просто знал, что младшую сестренку надо защитить любой ценой. Он сейчас в семье старший. Ему отвечать за всех. А вампир она там, или кто, это дело десятое. И вообще вопрос внутрисемейный.
   Если бы сейчас, перед Сетом, на веревке тащили беснующегося красноглазого монстра, то не известно, как все обернулось бы. Хватило бы у него решимости вмешаться? Но он видел только связанную тринадцатилетнюю девочку, ах да четырнадцати, ей ведь уже четырнадцать, которую волокут куда-то за волосы двое взрослых мужчин.
   Сетро опустился на одно колено. Дизо с товарищем посмотрели на него с удивлением - странно этот чужак выражает свое почтение к отцу высокому иерарху и гуленской страже - но ничего не сказали. А Сетро поднял над головой руку, крепко сжал кулак, и почувствовал, как забурлила, закипая в венах кровь, как мчатся по сосудам мучительно горячие зародыши огня - не рожденные еще фаерболы и огневые вихри, как собираются они расплавленным металлом в кончиках пальцев. А потом, этим кулаком, ставшим тяжелым, от скопившейся в нем силы, со всего маху ударил в пол под ногами.
   От удара треснули, вздыбились светлыми краями изломов сосновые половицы, и вспыхнуло пламя. Как круги по воде от брошенного камня, разбегались от впечатанного в пол кулака огненные волны, но, не затухая, а наоборот набирая силу. Если Дизо, вампироведу и Велке, язычки пламени только лизнули ноги, у следующих за ними Фикса и лопоухого, что волокли связанного Бишона, задымились штаны, то только что появившемся из шестого номера десятнику с последним стражем, пришлось не сладко. Ревущее пламя сбило их с ног, запалило волосы и одежду, обняло жадными рыжими руками.
   Больше всех повезло отцу Фареку. Он вообще еще не вышел в коридор, и, похоже, что сотворенное Сетом волшебство вообще его не коснулось
   - Тебе Бишка, мне Велка,- сказал Сетро.
   Он старался не слышать криков горящих людей.
   - Пробиваемся к конюшне.
   Скале кивнула, и пошла на Фикса, острием шпаги, в вытянутой руке целясь ему куда-то между глаз.
   Красивая как демон и такая же безжалостная.
   Молодой вампировед, которого миновал огонь, вознамерился, было заступить ей дорогу, но перед ним стоял уже Сетро с занесенной для удара рукой. Он даже меч обнажать не стал, просто двинул парня в грудь кулаком. Не помогла плотная кожаная куртка, да и железный нагрудник не помог бы. Удар у Сетро был, будь здоров. Конечно Кроган - человек скала - только посмеялся бы над таким ударом, но у Крогана свои ухватки, а у Сетро свои. Стражнику и этого хватило. Ударом его отбросило к стене, и припечатало крепко спиной о бревна. Там он и остался лежать, среди ленивых язычков затухающего огня.
   А в руке Сетро блестел уже покинувший ножны меч. Он держал его в левой руке клинком вниз, как держит нож неопытный хулиган. Сетро провел, мечем по веревкам, стягивающим Велкины локти, и непрочная пенька тут же лопнула под бритвенной остроты лезвием. Другой рукой он срывал тряпки с Велкиной головы.
   Дизо оставив вампирку, вырвал из-за пояса секиру, и с плеча замахнулся. Сетро достал его носком сапога в живот, а когда тот сложился пополам, мучительно стараясь снова научиться дышать, ухватил за ворот, и швырнул куда-то за спину. Тот пронесся по коридору, нелепо растопырив руки и путаясь в собственных ногах, пока громкий стук не возвестил о его встрече с каким то препятствием. Встать Дизо не пытался и Сетро, наконец, освободил Велкину голову от тряпья.
   А Скале уже танцевала, напротив Фикса. Словно издеваясь, она как будто не замечала его неловких замахов. Пятнала кончиком шпаги то в грудь, то в плечо, то в запястье, пока парень богатырски рубил топором воздух. Играла, стерва, как сытая кошка с растерянной мышью.
   - поторопись,- сказал ей Сетро, и добавил в сторону растрепанной, тяжело дышащей Велки,- иди во двор, жди нас у конюшни. Если что - кричи.
   Скале сделала пируэт, прижалась к стене, уходя от удара Фикса - его топор снова с молодецким уханьем врубился в пол - и едва не задев Бишку, уколола лопоухого стражника, туда, где, как раз кончался ворот кольчуги, в ямочку между ключицами. Стражник охнул и осел, Скале скользнула в бок. В стену, в то самое место, где она только что стояла, воткнулся топор Фикса, а Скале была уже у него за спиной. Она сделала короткий выпад. Фикс выронил топор, и упал лицом вниз.
   Скале взмахнула шпагой, крест накрест, стряхивая с лезвия капли крови.
   -Что Бишон, испугался?- сказала она.
   Бишка не ответил, только подставил руки, чтобы Скале разрезала веревку.
   - Во двор!- крикнул Сетро.
   - Взять купеческих лошадей?- спросила Скале,- у них как раз четыре телеги было.
   - Конечно взять!- сказал Сетро.
   Подталкивая Бишку в спину, Скале метнулась к лестнице, догонять Велку. Та была уже внизу, в обеденном зале. Оттуда донесся удивленный возглас трактирщика, причитания Ма, и стук опрокинутой скамьи.
   А Сетро остался. Потому что в дыму, заполнившем коридор, зашевелилась, заворочалась груда обгорелой одежды и закопченного железа. Это поднимался на ноги десятник Шерек.
   - Лежи дурак!- заорал на него Сетро, грозя мечем.- Мало тебе? Лежи, не вставай.
   Но Шерек не слушал его, натужно поднимался, опираясь на меч, закусывал губу, чтоб сдержать стон.
   - И верно, Шерек, полежи. Ни к чему тебе вставать. Я уже послал весть братьям. Скоро придет помощь.
   Иерарх появился в задымленном коридоре, холодный и спокойный, словно не лежали повсюду обожженные, раненые и мертвые люди.
   - А к тебе, любезный, у высокой иерархии появились вопросы.
   - Я ухожу,- сказал Сетро,- лучше не мешай мне.
   - Нет, ты остаешься,- сказал иерарх.- Я сегодня дважды ошибся, и из-за этого погибли люди. Свое искупление, я начну с того, что призову тебя к ответу, именем высокой иерархии.
   - Плевать мне на твою иерархию,- сказал Сетро.
   Отец Фарек прыгнул к нему, но не ударил. Замер в двух шагах. Взметнулся серый балахон, замелькали в воздухе широченные рукава, отвлекая внимание, закрывая обзор. Из-за этого мелькания Сетро едва не пропустил подкат с подсечкой. Заметил в последний миг, и отскочил назад. А за спиной у иерарха ковылял к ним десятник, морщась обожженным безбровым лицом. Не навоевался еще.
   Отца Фарека не смутила неудача с коварным подкатом. Он, приплясывая перед Сетом, разразился серией быстрых, совершенно без замаха, ударов. Норовил, поймать в захват руку с мечем и обезоружить. Сетро приходилось отступать. Ему впервые приходилось видеть, чтоб человек, не измененный криптом, двигался так быстро. И так странно. Показалось даже, что суставы у отца иерарха гнутся во все стороны. Очень интересный способ драки, и, похоже, эффективный. Должно быть веками отцы иерархи оттачивали свои боевые приемы, потому что добро должно быть с кулаками. А кто же сам признает, что служит злу? Нету таких. Кругом одно сплошное добро.
   Сетро не мог, да и не хотел, на себе испытывать мастерство отца Фарека в рукопашном бою. Нельзя было терять время. Если верить словам иерарха о посланной вести - есть, наверняка есть у них способы известить своих, слишком уж много странного в этом худощавом человеке - то уже спешат к постоялому двору братья иерархи, разгоняя по улицам пыль своими серыми балахонами.
   Сетро отпрыгнул назад - он был уже почти у самой лестницы - вытянул руку, и послал в отца Фарека фаерболт. Целился в ногу, чтоб не убить, а лишь обездвижить. Но маленькая огненная стрелка только мелькнула оранжевой вспышкой у ладони, и пропала. Отец Фарек успел вытянуть вперед открытую ладонь. Поймал фаерболт что ли? Как это?
   - Колдун да?- сказал иерарх.
   А Сетро вдруг почувствовал, что смертельно хочет спать. Меч в руке стал таким тяжелым, что будь Сетро силен как Кроган, и то не смог бы его поднять. Психомагия, вот оно что. Ментальный штурм!
   Сетро опустил свою очень тяжелую голову на грудь, пошатываясь, оперся рукой на лестничную балюстраду, и заставил кровь бежать по жилам в десять раз быстрее. Казалось, сердце сейчас проломит ребра. Кровь, полная огня, гнала к мозгу волны кислорода, вымывая чужое колдовство. Сетро боялся, что иерарх заметит, как часто и глубоко он дышит, но иерарх не заметил. Он приблизился, спокойный и уверенный в том, что Сетро можно теперь брать голыми руками.
   Когда он протянул руку, чтобы забрать из ослабевшей руки меч, Сетро вдруг окутался огнем - жарким белым пламенем. Обеими руками, ставшими двумя струями огня, толкнул иерарха в грудь, отбросив едва не на середину коридора. На сером балахоне расцвел яркий живой цветок, а Сетро сбежал по лестнице вниз, оставив на площадке свою огненную оболочку. Огонь тут же потерял человеческую форму. Став просто огромным костром, он перекрыл верхний конец лестницы. Теперь там можно было пройти, только закутавшись с головой в мокрую кожу. За постояльцев Сетро не боялся. Послушный огонь даст ему время уйти и погаснет.
   Сетро быстрым шагом, взъерошивая ногами солому, пересек трапезную. Растерянный трактирщик стоял в углу, у очага, теребил нервными пальцами передник. У кухонной двери застыла Ма, с горшком в руках. Из горшка валил пар, и пахло чем-то вкусным. Даже запах гари тянувшийся сверху, отступал перед этим мясным благоуханием. Может быть, Ма и не была самой умной, из местных дам, но поварихой была отменной. Вышибалы видно не было, не было и молодого метельщика.
   Сетро отворил дверь и вышел во двор. Ага, вышибала был здесь. Лежал перед крыльцом, с трудом пропихивая воздух в легкие. По лицу размазана вытекающая из носа кровь. Это Скале его так?
   Скале стояла в середине двора, со шпагой на изготовку. Медленно водила острием из стороны в сторону - приглашала, или предупреждала. Бишка и Велка прятались у нее за спиной, а перед ней возле ворот, полукругом стояли человек двенадцать стражников, снаряженные так же живописно, как и те, кого привел с собой в "Веселого Пропойцу" бедолага Шерек. За спинами стражников, отдельной кучкой, о чем-то тихо переговаривались семь серых балахонов.
   А хорошо работает у отцов иерархов оповещение. Пяти минут не прошло с того момента, как Сетро схватился со стражниками, а братья уже здесь. Не иначе пресловутая иерархия находится где-то рядом с постоялым двором. Впрочем, в таком городе как Гулен, все находится рядом. Скорым шагом, из конца в конец, городишко можно пересечь минут за двадцать, а то и меньше.
   Рядом с конюшней лежали две купеческие лошадки. Не мертвые, нет. Спящие. Не иначе опять, психомагия братьев.
   Гуленской страже было весело. Никто из них не воспринимал всерьез девушку с нелепым - толщиной чуть по более вязальной спицы - мечем. К тому же рядом братья иерархи. Сила. Никто из них не видел, как играючи Скале этой шпагой убила двух их товарищей. Стражники ухмылялись, скалили зубы.
   - Бросай свою тыкалку, деваха,- кричал кто-то остроумный,- я тебе другую дам поиграться! Она тебе больше понравится.
   Остальные дружно хохотали.
   Потом один из серых балахонов шагнул вперед, и уже знакомым Сетро жестом вскинул руку с открытой ладонью. Опять накатила сонливость. Не так сильно, как там, наверху, под чарами отца Фарека. Все же Сетро стоял далеко, а вот Велка закачалась и, кажется, собралась опуститься на землю.
   Но на сей раз, отцов иерархов ждала неудача. Их излюбленное оружие дало осечку. Скале криптом был дан дар целительства. Все что происходит в человеческом теле, было ей подвластно. Почти любой недуг, она могла исцелить. Потуги братьев воздействовать на сознание, для нее жалкое фиглярство. Она подобные наговоры как орешки щелкает.
   Скале взмахнула шпагой, что-то зло выкрикнула. Нет не сыростью, и грозовой свежестью запахло в воздухе, а зловонным хлевом. Резким аммиачным духом. Серые балахоны удивленно загалдели.
   Сетро сотворил самый большой фаербол, на который был способен, и швырнул его к воротам. Огненный шар, размером с хороший арбуз, громко свистя, пронесся над головами Скале и детей, и разорвался с треском под ногами стражников, разбросав людей, по всему двору разметав огненные хлопья.
   Вот и все. Вот и не стоит больше вопрос - бить или не бить, рубить или не рубить, жалеть или не жалеть. Бить, рубить, и не жалеть. Не отделаться уже малой кровью, не оторваться от погони, не добраться до того места, откуда можно открыть верную и безопасную дорогу на Эспеф. Только с боем, прорубаясь сквозь ряды не повинных ни в чем людей, которым просто не повезло оказаться на дороге двух ходоков - магов пути. Стоит ли того, та большая бочка меда, без примеси дегтя, что вроде бы ждет их в конце дороги, из скрученных в путаный клубок миров. Тем людям, что умрут сегодня, в ту бочку ложку уже не запустить. Если есть она, та бочка. Лучше бы она была. Потому что иначе, как жить?
   Сбегая с крыльца, Сетро сотворил еще один фаербол, но его всосала раскрытая ладонь кого-то из серых, так же как прежде, когда отцу Фареку удалось уничтожить огненную стрелку.
   Пока оглушенные стражники приходили в себя, сбивали с одежды языки пламени, вперед выступили иерархи. Семеро серых бойцов, не пытались больше насылать сонные чары. Разбившись на пары, они слаженно, так чтоб не мешать, друг другу, напали на Скале. Причем один остался на месте, направив на Сетро открытую ладонь, страховал остальных братьев от огненных шаров.
   У Сетро и помимо фаерболов было кое-что в запасе. С огнем он был на ты. Но применять его не стал. Потому что Скале приходилось очень туго. Она вынуждена была отступать, чтоб не оказаться окруженной серыми. Отступать очень быстро. Серые не теряли зря время. И ничего, что против шпаги у них были лишь голые руки. Судя по всему им и не нужно другого оружия.
   Брат с сестрой пятились вместе со Скале. Сетро услышал, как Велка пытается петь. Днем у нее ничего не получилось. Бишка отбежал к сараю, и подхватил деревянную лопату, прислоненную к стене. С этим инструментом он встал против двух стражников, что готовились напасть на Скале, как только иерархи дадут им шанс.
   Сетро ворвался в круг дерущихся, зарубил одного из иерархов, получил в ухо от другого, так что зазвенело в голове, ушел от второго удара, и разделил еще одну пару. Скале вздохнула свободнее. Она отогнала шпагой двух серых, что нападали слева, и выпустила с левой руки длинную светящуюся змейку. Змейка мелькнула в пыли, и клюнула в колено стражника, замахнувшегося на Бишку секирой. Стражника подбросило вверх, а вокруг разлился запах озона.
   Сзади на Сетро налетела очухавшаяся гуленская стража, он отмахнулся от них широким огненным лоскутом, отскочил вправо, отгородившись серыми спинами иерархов от ударов топоров. Скале оказалась у него за спиной.
   - Уходи криптом, как только сможешь!- крикнул он.- Постарайся попасть на Эспеф!
   Сетро надеялся, что с этого места получится повернуть крипт в нужную сторону. Пока он широкими взмахами меча сдерживал иерархов, у Скале была пара секунд, чтоб повернуть крипт, и исчезнуть из этого мира. Куда вынесет ее поток, обратно в техномир с пахнущим мазутом морем, или на Эспеф, уже не так важно. Там в любом случае будет лучше, чем здесь.
   Но Скале не воспользовалась этой возможностью. Хлестнув одного из серых шпагой по лицу, он рванулась в сторону, заслонила собой Бишку, а когда стражник промахнулся по ней топором, всадила острие шпаги ему в пах.
   - Поиграться дашь, да!- зло крикнула она, вертя перед его побелевшим лицом, окровавленным клинком.
   На нее тут же насели двое стражников и бородатый иерарх. Стражнику она распорола руку, от плеча до локтя, хитрым пируэтом ушла от удара топора. Бородатый увидел в этом свой шанс, подскочил, ударил правой в голову, но Скале быстрым змеиным движением, левой рукой остановила удар, шагнула навстречу, поймав локоть иерарха в захват, надавила, так что тот дугой прогнулся назад, и исчезла. Воздух с хлопком заполнил то место, где она только что стояла. Вместе с ней пропал и бородатый иерарх.
   Надо же! Сетро и не думал, что она способна на это. Обычно, чтобы повернуть крипт, ей нужно было сосредоточиться, красиво закатить глаза, да еще шпагой в небеса потыкать. Научилась, наконец. Еще и иерарха с собой утащила.
   - Ко мне!!!- заорал Сетро громко как мог.
   Он яростно отбивался мечем, пока не почувствовал что брат с сестрой оказались у него за спиной, совсем рядом.
   - Держитесь за меня!- крикнул он.
   Земля под ногами расцвела сполохами огня, как там, в коридоре гостиницы. Волны пламени отогнали от него нападающих, ударились о забор, о стену сарая, выплеснулись через распахнутые ворота на улицу, вызвав крики горожан собравшихся поглазеть на битву. Сетро почувствовал, как ухватил его за ремень Бишка, как боязливо взялась за край куртки Велка. Он присел, обхватил обоих руками, на которых была кровь и гарь, и повернул крипт.
  
   ***********************
  
  
   Накануне Гашику был продемонстрирован впечатляющий опыт. Винцент не вставая с дивана, и не отрывая взгляда от телевизора, продырявил холодильник. Гашик стоял от холодильника метрах в трех, возле окна, а Винцент сидел на диване в другой комнате, и смотрел какую-то нудятину по тиви, в дальней спальне ворочалась, ловя отходняк, Малярия.
   Номер был роскошный, трехкомнатный, с двумя сортирами и массажной ванной. И холодильник был номеру под стать: трехкамерный, с отделением для напитков, и специальным окошком из которого прямо в стакан, если поставить его на специальную подставку, сыпались кубики льда.
   Гашик только достал из холодильника банку с пивом, и отошел к окну, как вдруг, в гладкой белой поверхности, прямо в дверце, стали одна за другой появляться дыры. Большие, можно просунуть кулак, с рваными краями, сквозные - было видно, как что-то разбивается внутри холодильника, и как брызжут струи пива из пробитых банок. Всего пять дырок. И бородатый здоровяк Кроган, неслышно подойдя сзади, придавил Гашику плечо каменной ладонью, и сказал ласково:
   - Так то, братуха. Видал как? Мы ведь пушки не носим не потому, что стрелять не умеем. Не нужны они нам, так то.- И вздохнул вроде как печально.- Ты завтра если задумаешь ерунду, какую устроить, ты подумай сперва. Ладно?
   К слову сказать, пугал он Гашика напрасно. Гашик и без этой демонстрации был напуган, и ни о каких подлянках в адрес странной парочки и не помышлял. Мокрый Тито, был не самым страшным хищником в каменном лесу, есть и матерее и опасней, но Гашик не питал на свой счет иллюзий. Тито он был на ползуба. Заступиться за Гашика некому, хотя один из былых корешей по детским играм стал нынче правой рукой самого Мани, но он о детском друге, пожалуй, и не вспомнит. От новых же друзей, Фраги и Странника, помощь, вон какая...вполне свободно могли прошлой ночью Гашика замочить. Чудом не замочили.
   Поэтому, когда трубка телефона запиликала на Мотив пошлой песенки, Гашик не стал геройствовать. Напустив вполне реальной дрожи в голос, затылком ощущая тяжелый взгляд Крогана, он поведал Фраги о наезде Тито, рассказал, как чудом спасся, не придя, домой ночевать и, срываясь на панику, потребовал, да, да именно потребовал, личной встречи. Фраги Гашика успокоил, сказал, что с Тито все уладится, посулил сделать главой дилерской сети и поднять процентную ставку. Велел пробить насчет новых точек реализации, сказал, что товара будет больше, а когда Гашик заголосил в истерике, поддельной, но мастерски разыгранной, назначил стрелку.
   Гашик утер со лба испарину, а Кроган едва не вогнав в землю хлопком по плечу, загадочно похвалил:
   - Да ты артист, дружище Гашик. Бельмондо курит. Можешь ведь, если захочешь.
   От стоянки у пруда с утками, до причудливых серебристых корпусов "интерэкспо", Гашик шел один и пешком. Он несколько раз оглядывался, стараясь делать это незаметно. Однажды поймал свое отражение в полированном боку авторефрижератора, но Винцента и Крогана нигде не заметил. В по-летнему пестрой толпе, что накрыла дорожки и даже газоны перед павильонами выставки, мудрено было разглядеть знакомого и с десяти шагов, но такая колоритная пара, думал Гашик, не может не бросаться в глаза.
   Винцент остался верен своему стилю - закос под Ривза в Матрице - черный плащ, очки, под плащом облегающий трикотаж. Это притом, что жара не детская. Ртутные столбики тычутся в цифру 28. Кроган наоборот, напялил гавайскую рубаху, немыслимых совершенно, попугайских расцветок, которая к тому же на животе у него едва сходилась, и истрепанные в полнейший трэш джинсовые шорты - не самый лучший прикид при его то волосатых и, чего уж толерантничать, кривых ногах.
   Словом эти двое в любой толпе приковывали бы к себе внимание. Однако же они будто растворились в летнем мареве.
   Гашик сперва подумал, что они должно быть агенты из управления по борьбе с наркотой, краем уха он слышал, что создано новое подразделение, уж очень ловко они вели скрытую слежку. Потом он вдруг подумал, что его просто кинули. Намеренно или случайно оставили без поддержки, и теперь объясняться с Фраги или Странником, а то и с обоими, ему придется одному. От этой мысли Гашику стало страшно. Неизвестно ведь как отнесутся его боссы к тому факту, что Гашик ведь их по суть продал. Поменял их на целостность своей шкуры. В том мире, где вырос Гашик, и где он жил, в мире крысячих подвалов, уличных разборок, угнанных автомобилей, кислоты, сквотов, проституток, подобные обмены карались быстро и жестоко.
   Он, было, запаниковал и даже замедлил шаг, затоптавшись в том месте, где к идущей над землей никелированной трубе были пристегнуты тросы, не дающие гигантским надувным буквам INTEREXPO и надувному же, забавному слоненку с теми же буквами на животе, оторваться и улететь в небеса. Гашику вдруг захотелось шмыгнуть в сторону, затеряться в толпе, и забиться в какую нибудь щель в южном районе, а таких щелей он знал множество, и чтобы ничего этого не было. Ни побитого, а может быть и дохлого Тито, ни Винцента с Кроганом, ни этой выставки, будь она неладна, а больше всего, чтобы не было Фраги и Странника. Но он вспомнил холодильник и понял, что придется остаться до конца, каким бы этот конец не был. К тому же и работа его ждала совсем не сложная. Как втолковывал ему весь вечер громила Кроган, нужно прийти в назначенное место - между павильонами оптоволоконщиков и НР, будет макет сборного дома - реклама китайской строительной компании "Золотой Дракон" - дождаться там появления Фраги или Странника, кто придет, пожать ему руку, или иным способом поздороваться, а потом успеть отойти в сторонку.
   - Ты главное,- внушал ему Кроган,- покажи, что это именно тот, кто нам нужен, а не просто какой то клоун подошел время спросить. По плечу его хлопни, руку пожми, да хоть в рожу плюнь. Тут мы с Вини и сообразим, что это наш клиент. А сам в сторону, в сторону, нечего тебе там отсвечивать.
   И Гашик преодолел колебания. Он миновал рвущиеся к небу буквы, протолкался сквозь водоворот измученных жарой людей, облепивших тележку с мороженным, добрел до корпуса, какого то фармакологического гиганта, там остановился не на долго, изучая указатели - голубые стрелки, прикрепленные к столбу. Потом мимо охранника, покосившегося на него с подозрением, и даже в сомнении тронувшего висевшую на груди рацию, он прошел под большим экраном, между табачным ларьком и летним кафе с зелеными зонтиками, подумал было купить себе хот дог, но не стал.
   За модерновой инсталляцией возле фонтана он, подняв глаза, заметил над головами синее НР, и свернул туда. Там на самом деле, между двумя павильонами приткнулся китайский домик. Гашик повернул к нему. Он почти перестал волноваться. Ему в голову пришла мысль, что Винценту и Крогану вовсе не обязательно было следовать за ним по пятам. Ведь они знали, где назначена встреча, и могли быть уже на месте.
   На первый взгляд возле домика их не было, как не было там и Фраги. Что касается последнего, то в этом нет ничего удивительного, до назначенного времени оставалось добрых десять минут. Гашик постарался встать так, чтобы его отовсюду было хорошо видно, и стал ждать.
   Интересно было, какие такие противоречия существовали между боссами Гашика, и Винцентом с Кроганом. Судя по всему, что те, что эти - одного поля ягоды. Странности присущие Крогану и Винценту, Гашик несколько раз подмечал и у Фраги со Странником. Не то, чтобы один в один. Фраги, например, никогда не дырявил при нем холодильник, но кое-что совпадало и бросалось в глаза.
   Например, отношение к деньгам. Гашик чуть не ахнул, когда Кроган выдал горничной на чай пятисотенную купюру, она и сама рот разинула, а тот и внимания не обратил. Привычка к чрезмерно высоким чаевым отмечалась и за Странником. Гашик сперва считал это чудачеством богатых людей, но вчера вдруг понял - они просто не разбираются в деньгах. Им трудно их подсчитать. Иностранцы. Причем такие, что редко имеют дело с валютой. Другие странности, например, с выбиванием двери или дырок в холодильнике, тоже имели аналог. Как-то раз Странник, забывшись, закурил при Гашике и обошелся при этом без зажигалки. Очень просто - взял в руки сигарету, затянулся, она и зажглась. Сама.
   Гашик поднапряг мозги и решил, что обе команды - агенты иностранных служб. У этих шакалов много интересных штуковин на вооружении, а игры, в которые они играют, то всем известно, вещь запутанная и простому смертному непонятная. К тому же, опасная. Особенно, для таких, как Гашик.
   Поэтому он, стоя возле китайского домика, очень надеялся, что у Фраги с этими двумя разговор выйдет суровый и что всем хоть на десять секунд станет не до Гашика. На те десять секунд, за которые он сможет скрыться. Нырнуть в толпу и раствориться в ней. А потом ищи свищи единственную каплю в огромном море людей.
   -Ты, значит, Гашик будешь? - Перед ним остановился рослый охранник в песочно-серой форме с желтой нарукавной эмблемой: Сова, держащая в лапах меч и надпись готическими буквами по кругу: "охранное агентство Сви...т". В середине слова буквы стерлись, и выходило неясно, то ли Свист, то ли Свифт. Сам же охранник был высок и строен, как положено охраннику коротко стрижен белобрысым ежиком, а под белобрысыми же бровями прятались глубоко посаженные блекло-серые глаза. Рядом, на два шага позади, высился еще один такой же серо-униформенный "Сви...т", только чернявый. Он не разговаривал, а только лениво водил вокруг взглядом, да все похлопывал ладонью по висевшей на поясе черной резиновой дубинке.
   - Ты, говорю, Гашик, что ли? - сказал, словно плюнул, белобрысый.
   - А че?- Емко ответил ему Гашик.
   - Пойдем, - сказал белобрысый, - тебя Фраги там ждет.
   -Где?
   -Там, - мотнул белобрысый головой. Двигай за мной.
   На ремне у арийца покачивалась дубинка, футляр с наручниками и кобура, откуда выглядывала рукоять пистолета. Белобрысый повернулся и пошел, ледоколом рассекая надвое толпу возле павильона. Гашик пристроился ему в кильватер, а замыкал группу чернявый, время от времени не назойливо, но строго подталкивающий Гашика в спину.
   Вслед за белобрысым они обошли китайский домик, свернули на дорожку, но пошли не к летнему ресторану, куда зазывал указатель, а в противоположном направлении, и скоро оказались на задах выставки. Здесь было почти безлюдно, почти не было рекламы, звук репродукторов сливался в неразборчивую скороговорку, и прямо на дорожке, попирая зеленый газон двумя колесами, стоял черный автомобиль с тонированными до полной непрозрачности стеклами.
   Белобрысый подошел прямо к автомобилю.
   -Садись,- сказал он, открыв заднюю дверцу.
   Гашик опасливо заглянул внутрь. В салоне было прохладно, настоящий оазис свежести в мире иссушающего зноя. Фраги, сидящий на заднем сидении, повернул к нему лицо.
   -Здравствуй, Гаш, - сказал Фраги, - залезай, не топчись.
   Гашик кивнул ему, словно бы здороваясь, а на самом деле, надеясь, что этот кивок сойдет за сигнал Крогану, потом он уселся на мягкое сидение и белобрысый захлопнул за ним дверь. Оба охранника остались снаружи. Они тенями маячили за темными стеклами.
   Стоило дверце закрыться, как неслышный трудяга кондиционер обрушил на Гашика волну прохлады.
   -Рассказывай, что там у тебя за наезд, - разлепил губы Фраги. - Ты бабло то принес? - спросил требовательно.
   Гашик кивнул, хотя в горле застрял сухой ком. Денег у него не было. Остатки товара и все, что успел наторговать, остались на разгромленной квартире Малярии. Кое-что было припрятано в надежном месте, но эти пятьдесят две тысячи - последний шанс, неприкосновенный фонд спасения.
   Фраги же кивком вполне удовлетворился.
   -Ну, что там? Спокойней, браток. Ты говорил какой-то там Тито? Тито моченый или как там?
   -Мокрый, сказал Гашик. В горле было сухо, как в пустыне, и каждое слово царапало наждаком.
   - Мокрый, - кивнул Фраги, - И что этот недоумок хочет?
   - Он у Басурмана работает, - вытолкнул Гашик еще пару слов. Если Винц и Кроган не появятся прямо сейчас, дело плохо. Прикидываться еще хоть сколько-нибудь долго он не сможет. Фраги скоро догадается, что дело не чисто, и что тогда будет - думать не хотелось.
   - Басурман, - сказал Фраги. Он взял сигарету и затянулся. - А, помню, - сказал он, выпуская дым, - с этим козлом у нас был договор. Что ж, Гаш, пара беллум. Не бойся, она будет не долгой.
   По лицу Фраги, по тому, как он повернул голову, как прищурил глаз, Гашик вдруг понял - сейчас спросит про деньги. И тут, в том, другом мире, отделенном тонированными стеклами от уютного и прохладного мирка автомобильного салона, в мире яркого света и зноя, что-то произошло.
   Гашик увидел это боковым зрением, но осознать не успел. Силуэт охранника за левой дверцей как-то странно качнулся и вроде бы даже взмахнул руками, а затем Гашика вынесло из прохлады и тени под солнце, он покатился по жесткой и пыльной траве, больно ушибив локоть, а когда остановился, увидел совсем рядом подкованный каблук ботинка белобрысого охранника, ничком лежащего на газоне, а чуть подальше машину, яркую рубаху Крогана, протискивающегося на заднее сидение, его зад с бахромистой прорехой на джинсовом кармане.
   Хлопнули дверцы, машина заурчала мотором и покатилась, дохнув на Гашика удушливой вонью, а он поднялся, сперва на четвереньки, затем, приняв странную позу бегуна, взявшего низкий старт, и сначала потихоньку, боком, потом все быстрей, припустил в сторону, противоположную той, куда укатил автомобиль.
   В салоне Винцент, сидевший за рулем, невесомым движением тонкого пальца включил стереосистему и кивнул едва заметно головой, когда негромко зазвучала ритмичная музыка.
   - Куда поедем? - спросил он.
   -Куда-нибудь, где народу поменьше и воды побольше, - с заднего сидения ответил ему Кроган.
   Он сидел рядом с Фраги, огромной лапищей сжимая ему запястья. Другая лапа свободно лежала у Фраги на макушке. Фраги сидел абсолютно неподвижно, не рискуя даже моргнуть. Недокуренная сигарета торчала у него изо рта, сизый дымок тянулся к потолку, а столбик белесого пепла на кончике становился все длиннее и вот-вот грозил упасть Фраги на колени.
   - Не дергайся, Фра, не дергайся, - сказал ему Кроган, - ты меня знаешь, как куренка раздавлю. В кашицу, в фарш, гнида драная.
   - Мечтай пока, - ответил Фраги, и столбик пепла упал-таки и разбился в пыль о его брюки.
   - Кто второй? - жестко спросил Кроган. - Что за странник такой?
   - Раскололи крысеныша, да? - сказал Фраги, - ну, молодцы.
   - Говори, милый, - сказал Кроган, - тебе же лучше будет. Может, даже без операции обойдется. Облегчи душу. Душонку свою облегчи, говорю.
   Машину плавно качнуло на повороте. Винцент свернул на боковую дорожку. Фраги скривил губы в усмешке. Он даже не посмотрел на Крогана. Великан был слишком хорошо известен среди ходящих путем людей. Многие знали его лично и называли его приятелем, а то и другом, еще больше было тех, кто раз или два видел его своими глазами, и не счесть таких, что слышали о нем от других. Принадлежал ли Фраги ко вторым или к третьим не известно, но по тому, как он сидел, больше похожий на каменную статую, а не на человека, становилось ясно, что он знал, что рука Крогана покоящаяся на его затылке, в любой миг может стать тяжелее каменной скалы и просто раздавить череп, как яйцо.
   Винцент сбросил газ и поверх очков посмотрел на полицейского, стоящего рядом с поднятым шлагбаумом. Тот проводил автомобиль бдительным взглядом и отвернулся, а Винцент вывернул на шоссе и влился в поток машин, идущий от центра на запад. Он перестроился в третий ряд, и машина мягко рванула вперед, отчего и Фраги и Кроган влипли в спинки кресел.
   - Куда так гонишь? - Возмутился Кроган, - Или по дорожной полиции скучаешь?
   - Не отвлекайся, дружище, - сказал Винцент, поглядывая в зеркало заднего вида, на темно-синий Опель, внезапно сменивший полосу. - Предоставь вождение мне, а сам постарайся склонить сеньора Фраги к искренности. Ты сам упоминал накануне, что бьешь морды много лучше, нежели водишь автомобиль.
   - Речь шла об угоне, - сказал Кроган, - а не о вождении. Крутить баранку я могу не хуже тебя.
   Тем не менее, он снова обратил внимание свое бородатое лицо к Фраги, взял осторожно, двумя пальцами, у того из губ догоревший почти до фильтра окурок и выщелкнул большим и указательным пальцем в окошко.
   - Куренье очень сокращает жизнь, - сказал он, - а еще больше, чем табак, ее сокращает молчание и упрямое нежелание отвечать на вопросы. Тут очень простая арифметика. Или ты отвечаешь и живешь дольше или молчишь, и я ломаю тебе шею. Ну, как, проникся? Вопрос первый: кто такой Странник?
   Не обделайся от усердия, - ответил Фраги. - Ничего ты мне не сделаешь. Слишком вам важно узнать то, что знаю я. А знаю я, не много не мало, дорогу на Финал. Если ты как следует, вылижешь мои сапоги, я, может быть, намекну, в какой стороне она лежит.
   Кроган засмеялся, и даже Винцент, сосредоточенно, смотрящий на дорогу, не выдержал и фыркнул.
   -Зайди в любой кабак на Эспефе, - сказал Кроган, - и обязательно найдешь парочку оборванцев, которые знают путь к Финалу. Они тебе поклянутся чем угодно, что это правда и даже карту покажут за стакан вина. Только я никому не советую по этим картам ходить. Сам пробовал, когда был молодым и таким же дурным, как ты. У тебя-то есть карта?
   - Да что ты, - хмыкнул Фраги, - значит, вы, просто со скуки меня выслеживали, да? Крипт - салочки, да? Ну хорошо, ладно, теперь я вожу, а вы убегаете. До скольки считать?
   - Не умничай, - сказал Кроган, - убить я тебя, может, и не убью, но зубы повышибаю. Ты подсирало у Кейфеля, и мы хотим знать, что у тебя с ним за дела.
   Винцент остановился перед светофором, и подозрительный Опель пристроился позади за две машины от них. Когда светофор мигнул зеленым и Винцент свернул вправо, Опель, мигнул поворотником, повернул в другую сторону. Винцент стал высматривать, кому же водитель Опеля передал слежку, но ничего не обнаружил.
   Дорога здесь стала уже, а движение слабее, подозрительную машину заметить было легче. Сперва Винцент грешил на ярко-желтого Жука, что пристроился сзади, но тот преследовал их недолго, и скоро свернул во двор многоэтажного дома. Выходило, что он напрасно поддался паранойе, и слежки никакой не было, а метания из ряда в ряд синего Опеля были проявлениями обычной дорожной неврастении.
   Вдоль улицы росли вязы. Их широкие кроны почти смыкались над разделительной полосой. Винцент притормозил, пропуская женщину, переходящую дорогу.
   -Спокойно сиди, - сказал Кроган напрягшемуся вдруг Фраги, и сжал в кулаке его волосы. - Не дергайся, не соскочишь.
   Фраги только скривил лицо, но ничего не сказал.
   - Ты, братуха, крепко влип, - сказал ему Кроган, - знаешь, у нас есть один корешок, который делает людей разговорчивыми. Сейчас мы к нему приедем, и знаешь что?
   - Что?
   - Лучше тебе договориться с нами по хорошему, чем с ним по плохому.
   - Нудный ты Кроган,- сказал Фраги,- я слышал, что умишка ты невеликого, но что настолько скучен, не подозревал. Всего двадцать минут тебя вижу, а уже тошнит от твоего рыла.
   - Мне много ума и не надо,- сказал Кроган,- у меня сила есть.- И хлестнул Фраги ладонью по щеке.
   Хлестнул вроде бы не сильно, но голова у того мотнулась так, что казалось, сейчас хрустнут шейные позвонки, а из уголка рта потекла струйка крови.
   Вязы кончились. Перешли в пыльное и редкое подобие живой изгороди. Дорога вильнула между домами, обогнула кучу песка возле вырытого котлована и экскаватор с грозно поднятым ковшом. За окном мелькнуло несколько рабочих в оранжевых жилетах, они что-то делали рядом с воздушным компрессором, а потом их сменил пустырь, предназначенный городскими властями под застройку в будущем году.
   - Кое-что, я мог бы тебе рассказать,- сказал Фраги, осторожно вытерев кончиками пальцев, кровь с губы,- если бы ты был повежливее.
   - Что, подействовало,- обрадовался Кроган,- я всегда говорил - хорошая затрещина прочищает мозги.
   - Не скалься, придурок,- сказал Фраги, морщась,- я предлагаю тебе ответ за ответ. Если расскажешь, как вы напали на след, узнаешь кто такой Странник.
   - Вот те раз,- сказал Кроган,- слышишь Вини? Нам предлагают сделку. Расскажем ему, а? Или по ушам?
   - По ушам будет лучше,- бросил через плечо Винцент.- Впрочем, можешь и рассказать.
   - А что тут рассказывать. Вы наняли десяток человек, чтобы перетащить с Фарвелка на Веронику кучу механического оружия, а убить их всех после этого не сумели. Ай-яй-яй. Вот тебе и след, яснее некуда. Поискать, порыться в техномирах, кто из наших занимается странными делишками, и опа... это же Фраги продает тут дурь, и с ним некий странник, о котором мы скоро узнаем, так ведь? И на деньги от продажи дури, эти два героя покупают,... нет, они покупают не изумруды в ящиках, не вина, не невольниц, даже не дворцы, как вы могли подумать. Они покупают в техномирах механическое оружие. Странное хобби, правда? А кто такой Странник, Фра? Ты собирался с нами поделиться.
   Фраги хмуро поглядел в окно, на пустырь, который в тягостном ожидании застройки понемногу превращался в свалку. Вывалить здесь в тихую мусор, было дешевле, чем организовать вывоз на перерабатывающий завод, и Гималаи городских отходов, день ото дня становились выше, а мусорные каньоны заселили крысы и нищие. Еще сюда слетались голуби, и редкими гостями черноголовые чайки. Еды хватало всем. Винцент свернул здесь с дороги. Машина с сожалением покинула гладкий асфальт и закачалась на ухабистой грунтовке. Под колеса то и дело попадали картонные коробки, жестянки, битая штукатурка, а шлейф пыли грозился закрыть солнце.
   - Странник, это Мальтус Шаен,- сказал Фраги.
   Кроган присвистнул.
   - Не врешь?
   Фраги пожал плечами, он, не отрываясь от окна, разглядывал отроги мусорной Джамалунгмы, со всех сторон обступившие автомобиль.
   Винцент остановился и выключил мотор. Нищий, отдыхавший в тени большой коробки из гофрокартона, посмотрел на них взглядом острым и стремительным, как язык змеи, и поглубже зарылся в отбросы. Посчитал за благо избежать знакомства.
   - Мальтуса я уважал,- сказал Кроган,- неужели и он теперь под Кейфелем. Как плохо. Вини, ты ему веришь?
   Винцент на этот вопрос только пожал плечами. Он открыл дверцу, и выйдя из машины, принялся осматриваться.
   - Фу, ну и вонь!- скривился Кроган,- Вини, ты не мог найти место, где не так смердит?
   - Мы попусту теряем время, Кроган,- пусть этот сеньор расскажет нам все что знает и поскорее. Задерживаться в этом месте дольше мне не хочется. Терпеть не могу техномиры. Заканчивай с ним,- сказал Винцент.- погоди я отойду в сторону, меня мутит от твоих методов, невзирая на их действенность.
   Он захлопнул дверцу, и не торопясь, бросая по сторонам отрешенные взгляды, направился в сторону ржавого остова телефонной будки.
   - Чистоплюй,- процедил Кроган ему в след,- от методов его вишь ли мутит. Ну пусть поблюет, а ты мне пока расскажи, куда вы таскаете оружие, и главное, зачем вам столько?
   - Давай продолжим игру,- сказал Фраги,- скажи мне кто еще из недотеп и тугодумов в вашей компании, а я расскажу, для чего нам технооружие. А можешь и не говорить. Я сам догадаюсь, а ты скажешь, правильно или нет. Бовэр, Можэ и Пенсоль, так?
   - Нет, нет, нет,- покачал головой Кроган,- никакой игры не будет. Кончились игры. Или ты говоришь, или я ломаю твои кости. Итак...
   - Нет, так нет,- сказал Фраги, и ухмыльнулся,- тогда счастливо оставаться. Я, было, подумал, что придется вращать крипт из движущейся машины, но вы двое еще тупее, чем кажетесь.
   - эй, анну...- Кроган встрепенулся и хотел ухватить Фраги за ворот рубашки, но тот вдруг стал прозрачным, и пальцы Крогана сомкнулись, не встретив ничего, что можно было бы схватить. Сквозь ухмыляющееся лицо Фраги, хорошо был виден подголовник сидения, обтянутый коричневой кожей.
   - Вини!!!- заорал Кроган, вытаращив глаза,- Вини, он уходит!!!
   Одной рукой он все пытался схватить за что-нибудь прозрачного Фраги, а другой делал странные жесты, словно разгонял дым перед лицом.
   - Вини, помоги! Уйдет зараза!!!
   Винцент услышал его вопли и уже бежал к машине, спотыкаясь о мусор, а Фраги становился все прозрачнее, все невесомее, как льдинка в весеннем ручье.
   - Я криптовик, идиоты,- прошелестел шепот призрака.- Я уйду без полюса в любую сторону. Мне даже поток не нужен. Ну, попробуйте меня удержать.
   - Виниииииии!!!- орал Кроган.
   Винцент добежал уже до машины и рванул на себя заднюю дверцу. Фраги ставший уже прозрачней стекла, легкий контур, очерченный невесомыми линиями, и заметный лишь на более темном фоне обивки сидений, стал еще и зыбким, подернулся рябью, как нагретый воздух над костром. Показалось даже, что он вылетит сейчас из машины легким облачком, вытянутый сквозняком в распахнутую Винцентом дверь.
   Но не вылетел. Напротив, стал плотнее и заметнее, когда Винцент протянул к нему, и буквально погрузил в грудь призрака сжатую в кулак руку, а другую, закрыв глаза, сильно прижал к своему виску.
   - Деееержи гада,- сипел Кроган, лицо его стало багровым, и пот, стекая капельками со лба и по щекам, пропадал в бороде. Он уже оставил попытки схватить Фраги за шиворот, и просто водил перед ним волосатой лапищей, на которой канатами вздулись сизые вены.
   - Отводи его, отводи.
   У Винцента на неподвижном лице беззвучно шевелились посеревшие губы, и не различить было его глаз за темными стеклами очков.
   Фраги, между тем на глазах снова обретал плоть. Неуловимый контур плотнел и наполнялся чертами. Появились глаза, и даже заметно было, что глаза эти зеленые и сощуренные, лоб, и рот изогнутый в ухмылке. Не похоже было, чтобы Фраги сильно беспокоили усилия Винцента и Крогана. Когда стал, различим фактурный рисунок на его пиджаке, он весело глянул на Крогана и, сложив из прозрачных пальцев, на которых уже видны были волоски, фигу, сунул ему под нос. Потом он обеими руками схватился за подголовник переднего сидения, рванулся всем телом вперед и легко протолкнул свое тело сквозь руку Крогана и сквозь предплечье Винцента, просочился через спинку кресла, и оказался на сидении водителя. Пока растерянный Кроган пытался удержать рукой туман, он забрался на кресло с ногами, оглянулся, послал Крогану издевательскую усмешку, подпрыгнул, сильно оттолкнувшись, пронзил потолок головой, и оказался сидящим на корточках на крыше машины. Оттуда он помахал рукой Винценту и с негромким хлопком исчез. Горячий полуденный воздух, встревоженный внезапным исчезновением физического тела, устремился со всех сторон к машине - заполнять пустоту, и побеспокоил волосы на голове Винцента. Он выпрямился и опустил руки. Из машины выкарабкался рассерженный Кроган.
   - Ушел,- сказал он.- Ты видел? Ушел сука! Никогда себе не прощу.
   С досады он ударил ладонью по багажнику, отчего автомобиль сильно просел, возможно, не выдержали амортизаторы, а крышка багажника вздыбилась складками крашеной жести. Крогану этого показалось мало, он развернулся и почти босой ногой - он был обут в плетеные сандалии - пнул валявшийся тут же обломок силикатного кирпича. От пинка обломок взорвался, как шрапнель, разбросав во все стороны осколки.
   - Тебе я тоже не прощу,- уставясь на Винцента крикнул он.- Ах, ах, нас от методов мутит, мы пойдем, надушенный платочек понюхаем, нам ручки кровавить не к лицу. Ты понимаешь, хренов эстет, что это тебе...тебе благодаря он ушел! В следующий...- Кроган даже едва не подавился от ярости,- ...в следующий раз, сам будешь, своими лилейными пальчиками, сам, понял!!!
   Винцент извлек из кармана платок, и тщательно вытер руки, словно и, не замечая Крогана, брызжущего слюной. Платок он уронил на землю и приложил кончики пальцев к левому виску, постоял так несколько секунд, прикрыв глаза и отрешившись от всего, от заходящегося ором Крогана, от надоедливых мусорных мух, от вони гниющих отбросов и бьющих в темя солнечных лучей, и сказал:
   - Ничего нет. Проверь сам на всякий случай.
   И Кроган немедленно прекратил ругаться и кричать, обвинять Винцента и грозить ему карами. Он нахмурил брови, медленно повернулся к западу, потом к югу, и покачал головой.
   - Я тоже ни хрена не чую,- сказал он,- Ушел с концами. Думаешь можно?
   - Скорее всего, пора.
   Он повернулся и пошел, перешагивая через мусор, брезгливо выбирая место, куда поставить ногу, прочь от машины к мусорной горе, где прятался в зловонном тряпье, под картонной коробкой, напуганный мизерабль. Кроган зашагал за ним. Над коробкой Винцент остановился и опустился на корточки. Не сильно постучал по пыльному картону и, брезгливо взяв двумя пальцами за край, поднял и отбросил в сторону. Кроган горой возвышался за его плечами. Нищий болезненно сощурил глаза от яркого света. Он был молод и белолиц. Должно быть, ему не было еще шестнадцати. Волосы нищего были аккуратно подстрижены и уложены популярным в Тавгена и Эспефе манером, на два пробора. Это была довольно капризная прическа, лежание среди мусора не могло пойти ей на пользу, но, тем не менее, оба пробора и прядь, которая должна эффектно перечеркивать лоб, оставались в идеальном состоянии. Что их удерживало, сахарная вода или искусное заклинание - Винцент не взялся бы сказать.
   - Ну, как? - вышагивая из-за спины Винцента, спросил Кроган.
   - Есть след? Он протянул причесанному нищему руку и, когда тот ухватился за нее, вытянул его из кучи дурно пахнущих тряпок.
   - Давайте карту, - сказал нищий, поднявшись на ноги. И, пока Винцент рылся в кармане плаща, принялся отряхиваться.
   - Ушел уже на три поворота, - сказал он.
   - Не сорвется? - спросил Винцент, разворачивая перед нищим лист бумаги.
   - Пока что я держу его крепко, - ответил нищий, - по потоку я вижу на шестнадцать поворотов, против - примерно поворотов на десять. Если он не будет слишком спешить, то я еще успею помыться. Клянусь святым стремлением, господа, ваше задание самое дурно пахнущее из тех, что мне выпадали за всю мою карьеру. Сейчас он тут, - нищий показал пальцем место на карте.
   - Варгали, - сказал Кроган, подходя сбоку и заглядывая через плечо.- Третий полюс, ворота Розы.
   - Да, и пока он не собирается оттуда уходить.
   - На Варгали сейчас Жером, - подсказал Винцент, это хорошо, меньше будет беготни.
   - Жером с этим волком не справится, - сказал Кроган.
   - Жером справиться с десятком таких волков, - возразил Винцент. - Остакис, мы должны идти за ним.
   - Погоди, а мыться? - сказал Остакис.
   - Это важно, друг, - сказал Винцент, - очень важно.
  
  
   Поток выбросил их с двухметровой высоты, выплюнул, словно великан людоед не догрызенную кость. Велка, самая легкая из них, перелетела через голову брата и упала на медвежью шкуру, расстеленную на полу. Сетро успел сгруппироваться, он упал на руки, мягко перекатился через голову, но врезался в ножку стола, с которого, звонко бренча, посыпались, разбиваясь, стеклянные пузырьки. Бишка крепко держал его за руку, его метнуло в другую сторону. Он ударился о высокий от потолка до пола стеллаж. Стеллаж качнулся, наверху что-то брякнуло, и на Бишку упало большое оловянное блюдо, несколько толстых книг и старый стоптанный ботинок без шнурка.
   Сетро тут же вскочил на ноги, но один из уцелевших пузырьков, подвернулся под левую ногу. Силясь удержаться, он смахнул со стола все, что там еще оставалось, и упал на Велку, сильно ударив ее в живот локтем. Девочка сдавленно пискнула и скорчилась на полу. Воздух покинул легкие и никак не хотел возвращаться обратно.
   - Что это значит господа? Вас что, не учили обращаться с криптом?
   Человек, видимо хозяин разбитых пузырьков, в длинном кожаном фартуке, одетом поверх грязного белого халата, смотрел на них с возмущением и даже обидой. Он стоял у небольшого горна в углу комнаты, держа в руках большие кузнечные клещи с зажатой в них, докрасна раскаленной, пружинкой.
   - Это же мои реактивы,- сказал он, и голос его дрожал,- моя мастерская...
   - Золотко, у тебя опять что-то взорвалось?- раздался женский голос из-за приоткрытой двери.
   Человек не ответил. Он бросил клещи с заготовкой на пол и кинулся к столу. Бухнулся перед Сетро на колени, прямо в лужу, в осколки, и стал подбирать оставшиеся целыми бутылочки, бережно прижимая их к груди.
   - Два года на сбор ингредиентов,- бормотал он,- горы золота. Что же это такое, а? а Барклай? Он больше не пойдет за ртутью. У меня же денег больше нет. И катализаторов, катализаторов тоже нет. Все, все пропало.
   - Ноэль, что случилось?- снова спросила женщина.
   Сетро встал. Человек поднял на него глаза, полные слез, и сказал:
   - Вы меня убили.
   - Простите,- сказал Сетро,- я очень тороплюсь. У меня не было времени настраивать крипт. Один мой друг в опасности.
   - Да? А мне что теперь делать? Вы, вы... вы даже не понимаете, что вы натворили.
   - Простите,- сказал Сетро.
   Бишка выбрался из-под книг, и постарался встать за спиной у Сетро. Велка сидела на корточках, пытаясь дышать. У нее получалось, но с трудом.
   - А...,- сказал Ноэль и махнул рукой с зажатым в ней пузырьком.
   - Ноэль,- сказала женщина, появляясь на пороге мастерской.
   - Ага, очень интересно. Ноэль, кто это?
   Она была босиком, кареглазая с коротко подстриженными рыжими волосами. Небрежно наброшенную на плечи простынь, она придерживала на груди рукой.
   - Белочка,- жалобно сказал Ноэль,- посмотри, что они натворили!
   - Да, вижу,- сказала она,- ничего, не расстраивайся, мы все поправим.
   Ноэль покачал головой, и мрачно уставился в лужу реактивов.
   - Здесь столько трудов,- сказал он.
   - Я же сказала, поправим,- сказала она, и повернулась к Сетро.
   - Я, Корнелия Блок, графиня Касс-Кера. Кто вы? И что тут делаете?
   - Сетро,- сказал Сетро и поклонился,- это мои спутники.
   Корнелия бросила на Бишку с Велкой один взгляд, и сказала:
   - Они не дворяне, это очевидно. Могу я услышать ваш титул?
   Сетро развел руками. Титула у него не было. Корнелия сжала губы и потерла большим пальцем подбородок.
   - Выхода я не вижу,- наконец сказала она.- Мне придется говорить с вами как с дворянином.
   Сетро опять поклонился, чувствуя себя идиотом.
   - Господин Ноэль,- графиня кивнула в сторону стоящего в луже человека,- мой близкий друг, я принимаю участие в его судьбе. Он пока не дворянин но, безусловно, заслуживает титула.
   Она строго посмотрела Сетро в глаза, словно ожидая от него возражений, а то и неприличных реплик. Он промолчал. Наряд графини, говорил о близкой дружбе красноречивей любых слов.
   - Разгром, учиненный вами, сильно расстроил господина Ноэля,- продолжала она,- а я как его близкий друг, требую от вас извинений. Если же вам не угодно их принести, прошу указать место, куда я могу прислать своих секундантов.
   - Секундантов?- переспросил Сетро.
   - Безусловно,- сказала Корнелия Блок,- и если у вас нет возражений, я назначу поединок на завтрашний вечер. Будет не так жарко, к тому же вставать на рассвете, не в моих правилах.
   - Надеюсь, такой необходимости не возникнет,- сказал Сетро,- я готов принести господину Ноэлю, и вам, благородная дама, все необходимые извинения.
   Сетро повернулся к Ноэлю, и поклонился, церемонно насколько смог, потом отвесил такой же поклон графине Касс-Кера.
   - Господин Ноэль, госпожа графиня,- он отчаянно старался припомнить все вычурные правила этикета Тавгена, которые знал или хотя бы о которых слышал,- позвольте принести наши глубочайшие извинения, и сожаления по поводу происшедшего. Виной случившемуся не наша злая воля, но лишь стечение обстоятельств, сколь нелепых, столь и досадных.
   Графиня передернула плечами, от чего наброшенная простыня шевельнулась, и сползла с правого плеча. Случайно или намеренно?
   - Вот видишь, милый,- сказала она Ноэлю,- я же говорила, что мы все поправим. Господин Сетро извинился, твоя честь восстановлена. Тебе больше не о чем беспокоиться. Да перестань же ты стонать. Подойди и поцелуй меня.
   Ноэль оптимизма графини не разделял, он не стал целовать ее, и никакой радости по поводу восстановленной чести на его лице не появилось. Ползая в луже резко пахнущих реактивов, он рылся в осколках и выуживал уцелевшие пузырьки. Причем каждая новая спасенная бутылочка, только усиливала его отчаяние.
   - Все кончено,- сказал он,- Клена может ликовать, и выдавать свои фокусы за науку. Я больше ничего не могу противопоставить этому фиглярству. Это что? Ах, это "железный пес",- он потряс в воздухе отбитым горлышком с приклеенным ярлыком. Ярлык трепетал, как белый флаг науки, капитулирующей перед жалким фиглярством.- Конечно, а чего я ждал? О витальном синтезе можно забыть. Белочка, я остался без композита. Даже если я найду ртуть, реакция не пойдет без "железного пса". Дайте мне нож, или веревку, мне надо покончить с собой. Белочка... Ааа, неактивный натрий, "дыхание феникса"... Ооо... Я должен был умереть раньше. За что? Боги! За что?!
   - Перестань Ноэль,- сказала Корнелия Блок,- ты становишься смешным. Эти стенания недостойны. Помни, что скоро ты получишь титул.
   Хотя и появилась в ее голосе некая досадливая нотка, но смотрела она на Ноэля по прежнему с умилением, как мать на маленького несмышленыша. Во взгляде ласка и спокойная мудрость, утверждающая, что упавшая в песок конфета, это еще далеко не конец света.
   - Ты не понимаешь, Белочка,- всхлипнул он,- это конец. Конец мне, как ученому. Меня удар хватит, как только я увижу ухмылку, на мерзкой физиономии этого Клена Можэ. А это.... А это "галлориум спелум", ты только посмотри, ты только посмотри, Белочка. И не капли адсорбента.
   Графиня подошла, и присела рядом с ним на корточки.
   - Ну не надо так расстраиваться,- сказала она,- у меня в подвалах от деда осталось много занятных штук. Кажется, там были и пузырьки, с чем-то зеленым. Ты можешь их взять себе.
   - Пу-узырьки,- застонал Ноэль. Потом он вскочил и, потрясая спасенными реактивами - реактивов было мало, они свободно помещались в одной руке - выкрикнул прямо в лицо Сетро:
   - Все было уже готово!!! Понимаете? Все было готово!!! Завтра утром, я собирался начать синтез диффузных элементов!!! Через четыре, нет через три дня он был бы готов. Еще шесть часов на поляризацию! Три дня и шесть часов, отделяли мироздание от величайшего открытия. Вы...- он едва не задохнулся,- вы отодвинули его на годы.
   - Поверьте, мне очень жаль,- сказал Сетро,- эти дети первый раз прошли криптом. Я вытаскивал их один, против потока, и не справился. Совсем немного не дотянул до полюса, и нас выбросило здесь в вашем доме.
   Велка уже пришла в себя. Бишка, изо всех сил стараясь не привлекать внимания, взял ее за руку, и потянул к себе за спину.
   Ноэль печально вздохнул.
   - Вы ходок?- спросил он.
   - Я воин пути и огненный маг,- сказал Сетро. Меня здесь на Эспефе многие знают.
   - Вы можете найти мне ртуть? Барклая мне больше не уговорить. Он не пойдет.
   - Это жидкий, ядовитый металл?- спросил Сетро.
   - Да, Барклай приносил его с Лерба.
   - Я постараюсь,- сказал Сет,- а может быть помогут деньги? Я готов возместить весь ущерб.
   Ноэль только махнул рукой.
   - Откуда у вас такие деньги,- сказал он,- чтобы собрать все это, мне понадобилось два года, и шесть тысяч марок золота.- Он покачал головой,- мне не собрать больше таких денег.
   Сетро удивился, для него сумма была пустяковая.
   - У вас найдется бумага и перо?- спросил он.
   - Перо?
   - Я напишу платежное поручение торговому дому "Шанлер и сыновья". Сейчас утро или вечер?
   - Сейчас день,- сказал Ноэль,- два часа пополудни.
   - Тогда вы получите деньги уже сегодня,- сказал Сетро.- Хватит ли десяти тысяч, учитывая дополнительное беспокойство?
   - Десяти?!- Ноэль даже покраснел.- Вы смеетесь? У вас есть такие деньги.
   - У меня есть намного больше,- сказал Сетро,- если хотите, я могу выделить на ваши исследования беспроцентный кредит. Еще тысяч пять, что скажете?
   - Это... Это может меня спасти,- сказал Ноэль.- У вас правда, есть такие деньги? Белочка, это может меня спасти. А вас, это не сильно обременит? По вашему виду не скажешь, что вы богач.
   - Не беспокойтесь,- сказал Сетро.- Бумага и перо.
   - Сейчас, где-то у меня это было.
   Ноэль подхватился, поставил уцелевшие пузырьки на стол, от волнения едва не уронив их снова, и вышел из мастерской. Скоро он вернулся с вечным пером и листом бумаги.
   - Видишь милый,- сказала графиня,- я же говорила, что все можно поправить. Мастер Сетро, вы, безусловно, благородный человек, как жаль, что вы не дворянин. Почему ходоки сторонятся княжеского двора? Я уверена, вы уже давно имели бы и титул, и герб.
   Сетро едва не сказал, что у ходоков, по-видимому, есть множество других, более важных дел нежели, кривляясь и пыжась, подметать шляпами полы княжеского дворца. Не такая уж большая птица этот князь, владеющий шестью городками и тридцатью деревеньками, что бы скучать на его пирах, трястись в седле в нудных охотничьих экспедициях, и неустанно восхищаться величием княжеских талантов, как в музыке, так и в военном деле. Все ради того, чтобы получить титул барона какого ни будь пойменного луга, или графа лягушачьего болотца. Он не сказал, сдержался. Однако нужно было что-то ответить.
   - Многие еще слишком хорошо помнят войну,- сказал он,- должно смениться поколение, прежде чем сгладиться горькая память, и мы снова сможем доверять князю.
   - Ерунда,- ответила графиня,- это было так давно, что в Тавгена никто уже ничего не помнит. Если не ошибусь, мне не было в то время и десяти лет. Меня даже не взяли в гвардию. Сколько я не упрашивала отца, он не позволил мне даже держать его копье. Вообразите мое отчаяние, а заодно вообразите мое злорадство, когда дружины вернулись сильно поредевшие и, не добившись ничего кроме славы. Высокое небо, я была уверена, что мы потерпели поражение только лишь потому, что отец не взял в бой меня. К счастью у меня хватило ума, не делиться этими мыслями с отцом. Старый граф частенько бывал со мной суров.
   Графиня улыбнулась. Сетро положил бумагу на злосчастный стол, быстро написал поручение своему банкиру, и передал лист Ноэлю.
   - Мой дом на третьей линии,- сказал он,- если возникнут трудности, всегда буду рад вас видеть.- Он повернулся к Корнелии,- мне тогда тоже было около десяти, но в Эспефе дорог был каждый меч. Мне доверили подавать стрелы лучникам, и помогать раненым дотащиться до лазарета. И знаете, графиня, этих раненых было так много, что я до сих пор помню тот день.
   - Быть может стрелы которые вы подавали стрелкам, летели потом во всадников моего отца,- сказала графиня,- вы не находите это забавным?
   - Я? Нет.
   - Я думаю, мы еще с вами встретимся, мастер Сетро,- сказала Корнелия.
   - Надеюсь на это,- сказал Сетро и поклонился.
  
   Рассказывают, что Эспеф основал святой отшельник, и это странно. Любой, кто бывал в Эспефе, скажет, что святости в этом городе, не больше чем в недогрызенном сухаре. Но, тем не менее, это правда.
   Случилось, что некий воин, странствующий по пути, разочаровался в своем призвании. Год за годом мерил он великий путь своими шагами, отмечая схватками повороты, платил кровью за мили, но не стал ближе к цели. Иной раз ему казалось, что сейчас он еще дальше от нее, чем в начале.
   В одном из миров, жрец Великого Бога, рассказал воину о своем учении, и тот решил поискать истину с другой стороны. Сменить воинский доспех на грубую власяницу, бой на молитву, пир с друзьями на строгий пост. Он не просто принял в сердце новую веру, но решил стать первейшим подвижником Великого Бога, и сыскать, наконец, смысл жизни в духовном приближении к божеству.
   Он выбрал мир, на глухом ответвлении пути, куда никогда не захаживали воины-маги и, построив шалашик, поселился там. Жил тем, что приносила ему щедрая земля, усердно молился и, укреплял свой дух постом и воздержанием, смиряя желания и стремления. Порой ему даже казалось, что он близок к некому порогу, и осталось лишь чуть приналечь в благочестии, что бы перешагнуть его, и достичь просветления.
   Может быть, так бы и случилось, но кто-то видел, как он повернул в этот глухой бесперспективный мир, и рассказал об этом остальным. А поскольку все знали, что он был человеком основательным, и не склонным к авантюрам, то решили, что свернул он туда не с проста.
   И вышло, что однажды утром отшельник обнаружил неподалеку, от своего шалаша, роскошный шатер мага пути. Следом еще и еще прибывали на Эспеф воины и маги, ставили палатки и шатры, и скоро вырос в этой глухомани лагерь полный героев и пройдох. Кто-то обнаружил, что с Эспефа есть дорога на мир-перекресток, до сих пор не исследованный, а с того перекрестка на добрую сотню других миров. Из лагеря на Эспефе, воины стали уходить к перекрестку, а в лагерь хлынули бурной рекой, все кто раньше безуспешно искал счастья в других местах.
   Потихоньку шатры сменились хижинами, хижины домами. Там где много героев, неизбежно появляются кабаки и бордели. Так и стал лагерь городом. И все называли этот город Эспеф - по имени отшельника, что первым поставил здесь шалаш.
   - Правда, че ли, ты был на войне?- спросил Бишка, когда они покинули дом Ноэля, оставив их вдвоем с графиней Касс-Кера.
   Дом Ноэля стоял на окраине Эспефа, в одном из новых кварталов.
   - Это была не война,- сказал Сетро,- все решилось в одной единственной битве, вот на этих вот улицах.
   К слову сказать, улицы в Эспефе не многим отличались от Гуленских, разве что были пошире, попросторнее, да в проулки между домами можно было пройти двоим в ряд, а не протискиваться боком. Не потому ли, что Эспеф никогда не был опоясан стеной или валом. Решишь построить дом, выбирай место, да укладывай в ряд бревна, или серые камни. Не придется выгадывать клочок земли и спорить с соседями. Так город и рос ничем не ограничиваемый, тот же Гулен превосходя уже, наверное, впятеро, но по-прежнему напоминавший становище кочевников, как в те времена, когда здесь и в помине не было деревянных или каменных домов, а лишь шатры и походные палатки. Не мычащими стадами скота, и не походными кибитками, не огнями костров и запахами пыльной полыни, навоза и кислого молока, а неуловимым ощущением временности, зыбкостью жизненного уклада. Почти любой в городе, приди ему в голову такая блажь, мог повесить на плечи котомку, а на пояс оружие и, заперев на замок дверь, а то и просто оставив ее распахнутой настежь - живи, кто хочет, пока хозяин не вернется - растворится в бесчисленных поворотах и перекрестках той дороги, что все здесь звали Великой Тропой, или Путем. И появиться точно так же, из ниоткуда, стряхнуть пыль с сапог у порога своего дома, или войти в любой оставшийся на время бесхозным.
   - И тебе тогда десять весен было?- спросил Бишка.
   - Не заговаривай мне зубы. Вашу мать, крестьянские дети,- сказал Сетро.
   Он остановился и повернулся лицом к детям, грозно упер в бока кулаки.
   - Я тебе велел глаз с нее не спускать,- сказал он,- а ты что? На бок и спать? Она и пошла, по корчме людей резать. Сделанного не воротишь, но там, в Гулене десять человек погибли под нашими мечами. У каждого наверное жены и дети, им теперь только по миру идти милости искать. И все из-за малолетней вампирки, и ее брата сопляка, которому одной ночи без сна не выдержать. А может мне лучше зарубить ее, вместо того чтоб спасать от хороших людей, и подтирать за ней кровавые следы? Что молчишь?
   Бишка стоял перед ним сгорбившийся, опустив глаза в пыль под ногами, даже слова сказать не смея. Сестру он держал за руку, а она все норовила спрятаться за его спиной, привыкла уже видеть в старшем брате заступу от всех бед. Казалось бы должно быть наоборот, более сильный берет на себя заботу о слабом, защищает и учит. Ведь случись что и Бишка - тщедушный недокормленный подросток - ничего не сможет поделать против тех же гуленских стражников, разве что погибнуть, тогда как для Велки, если конечно дело будет ночью, с ее силой и стремительностью, эти стражники на один зуб. В прямом смысле.
   - Что молчишь, говорю? Отвечай,- сказал Сетро.
   Бишка шмыгнул носом, и сказал:
   - Дык я и не спал. Околдовала она меня. Я ей руку то дал, чтоб пила, и дальше не помню. Потом уже, опомнился, глядь она в дверь входит. Я ей, "где была?" а она улыбается, и морда у ней вся в кровище. Я спужался, дверь то закрыл, грю,- "сиди и не пикни",- тут и шум учинился, а посля энти ворвались. Думал зарубят.
   Бишка опять шмыгнул носом. Думал он о том, что вот, вынесла же судьба из леса к их избушке этих двоих. Без них худо бедно лето бы прожили, а может и перезимовали бы. А после... что уж загадывать, жизнь показала бы. Но мысли эти почему то не вызывали у паренька досады. И даже наоборот, худое измученное голодом и потерей крови тело, вспоминало прохладные руки Скале ложащиеся на затылок, ее голос, красивый и насмешливый, ее запах, смешивающийся с другим, колдовским запахом сырых грибов. Можно ли все это забыть?
   - Твоя воля, господин Сетро,- сказал он очень тихо,- решишь рубить - руби. Тока уж и меня тож. Мне без сеструхи никак. Мне мамка наказывала ее беречь.- И сжался, втягивая голову в плечи - а ну как действительно рубанет.
   Велка всхлипнула у него за спиной.
   - Герой,- сказал Сетро,- что же мне делать с вами, такими смелыми. Самому что ли на меч кинуться?
   Он подчеркнуто обращался только к Бишке, на Велку даже не смотрел. И зря. Она могла бы многое ему рассказать. Например о том, как ночью, когда в обеденном зале стихли голоса подгулявших горожан, и угомонилась наконец скрипучая лестница, ее обостренный ночью слух уловил в гостиничном коридоре, крадкие шаги расшитых сапог, и нервное, сдерживаемое дыхание прилизанного, за дверью комнаты. Как она услышала, не заметный для Бишки шорох, будто кто-то скреб пальцем запертую на щеколду дверь, и запах паскудных желаний человека за дверью раздражал ее ноздри. И как она не смогла противиться своей проснувшейся ночной силе, помноженной на жажду крови. От ярости она так сжала зубы, что едва не разорвала Бишке артерию, а сдержавшись наскоро усыпила брата, и вытерев с губ его кровь, откинула щеколду, выскользнула из комнаты в темный коридор. И еще о том как обрадовался прилизанный, как подталкивал ее дрожащими руками к своей двери, и шептал прерывистым от похоти голосом липкие слова, не зная, что это последние слова в его жизни.
   Могла бы, но не рассказала. Боялась. Может быть когда нибудь ночью, когда силы придадут уверенности, она и соберется с духом, и сможет оправдаться перед ним. Может быть он даже ее и простит. Но только не сейчас. Ей так горько было от его жестоких слов, что даже и захоти она что нибудь сказать - не смогла бы. Еще того и гляди разревелась бы. Совсем позорище.
   - Ладно, идемте,- сказал Сетро.- И чтобы. От меня. Ни на шаг!
   И они пошли за ним, полные тоскливых предчувствий. Лошадь привязанная к забору испуганно шарахнулась и затанцевала, почуяв Велкин запах.
   Особенно бурно город стал расти после той самой войны с князем Товгена, на которой Сетро стяжал славу подавая лучникам стрелы. Некоторые здесь называли ее войной за независимость, но чаще, вспоминая о тех временах, говорили, "Это было после того как мы надавали князю по соплям". Земли на которых разместился Эспеф, князь Товгена давно и искренне считал своими, и появившиеся неведомо откуда поселение неизвестных бродяг, не могло его не встревожить. Раз уж вздумалось этому сброду селиться в княжеских землях, то могли бы и прийти поклониться владыке, и уж понятно никто не освобождал пришельцев от податей и повинностей.
   Ходокам же, почему то показалось неразумным платить налоги местному князьку. В защите они не нуждались, и издавна привыкли считать своей любую землю, на которой стояли их ноги. Так за что же платить? Выходило что не за что. И тогда на улицах Эспефа забурлило сражение. Княжеское войско превосходило защитников едва ли не в четверо, но большую его часть составляло крестьянское ополчение, не привычное к битвам, а уж магически умениям воинов пути, князь вообще ничего не мог противопоставить. Когда на улицах города полегла дружина, ополчение разбежалось само. Князь не сумел сразу же собрать и вооружить новое войско, а когда наконец такая возможность у него появилась вдруг оказалось, что есть множество других, более важных дел, чем воевать сонмище непокорных колдунов. Так вопрос о вольностях города завис в воздухе. Князья Товгена внесли в список своих владений и городок Эспеф, и даже числили его в титуловании, но в Эспефе ни разу не видели сборщиков податей, глашатаев оглашающих княжеские указы, и военных команд проводящих рекрутский набор.
   Зато беглые крепостные, прочие личности, которым неуютно было под властной княжеской рукой, текли сюда рекой. Селились, обзаводились семьями. Торговцы спешили открыть в городе лавки, и быстро богатели, избавленные от поборов в казну. Скоро подданных Товгена стало столько же, если не больше, чем ходоков. Избрали даже городского главу. Это конечно не могло не вызвать неприязни со стороны княжеского двора, но вдруг оказалось, что среди дворянства Тавгена таверны и лавки Эспефа, где можно было купить и попробовать немыслимые деликатесы и диковины, пользуются огромным успехом. А потом и самому княжескому дому понадобилась помощь ходоков-целителей. И скоро городское собрание приняло из княжеских рук золотое стремя - символ вольного города - в обмен на договор о выдаче беглых преступников.
   Сетро плохо знал эту часть города. Он вообще не часто бывал в Эспефе, и редко оставался здесь на долго. Хотя у него и был в городе свой дом - неуклюжего вида двухэтажное деревянное строение на 3 линии, но в этом доме по большей части хозяйничали мыши, едва сводя концы с концами в пустых кладовых, шмыгая между ножек грубой мебели, в бесплодных поисках съестного. Скале этот дом не любила, морщила носик и не уставала жаловаться на сырость и пустоту.
   Немощеная улица вывела их минуя старый колодец, к перекрестку. Здесь начинались кварталы оседлых жителей. Ремесленников, булочников, кабатчиков, оружейников, чуть подальше высился дом главы городского собрания, словом тут жили те, кто кормил, одевал вооружал и спаивал огромную армию непосед-ходоков. В этой части Эспеф становился похожим на любой другой город. Здесь исчезали черты кочевья, а обустроенность, уют, респектабельность, и оседлость, настырно лезли на глаза пышными садами, крашеными оградами, резьбой на стенах и крышах. У дома главы собрания даже журчал фонтан. Все это было так не похоже на остальной Эспеф, что завяжи глаза какому нибудь приезжему и покажи сперва ту исконную, первоначальную часть города, а затем эту новую, выросшую после войны. Подумает, что побывал в двух разных городах.
   Сетро повел своих подопечных налево, минуя всю эту роскошь. Мимо большого магазина "Наряды Боголя. Со всех миров!", и густых кустов обсыпанных белыми цветами с медвяным запахом, в переулок где под ногами хрустела и лопалась пугая своими бутафорскими шипами, каштановая кожура, а сами каштаны простирали над головами листья, словно растопыренные ладони. Переулок кончался тупиком, высоким забором с калиткой. Над краем забора можно было видеть черную крышу с высокой трубой. Из трубы поднимался столб дыма и пачкал небо.
   - Здесь живет мой друг,- сказал Сетро,- он колдун. Ведите себя хорошо, и ничего не трогайте. Хорошо себя вести, это значит никого не есть и не отрывать головы.
   Бишка шмыгнул носом, Велка смолчала. Насморк у него что ли, подумал Сетро, и толкнул калитку, не обращая внимания на сделанную черной краской надпись "НЕ ВХОДИТЬ, ОЧЕНЬ ОПАСНО!"
   На дворе, широком и почти пустом, изможденного вида человек, одетый в грязный серый костюм и рубашку бывшую некогда белой, доставал из колодца воду, и выливал в большую железную бочку. Разведенный под ней огонь лениво облизывал ее закопченные бока тусклыми языками.
   Человек обернулся на стук калитки, он как раз поднял тяжелое ведро, с которого срывались и плюхали где-то там в глубине тяжелые капли, и поставил его на край колодца. Увидев гостей, он аккуратно вылил воду обратно в колодец, поставил на землю ведро, и загородил собой ведущую к дому тропинку.
   - Профессор занят,- сказал он,- приходите утром, или на следующей неделе. Оборванцы, оборванцы, ах чтоб тебя... передержал!- Последние слова он выкрикнул фальцетом.
   Лицо у него было серым, и удивительно нескладным, словно ребенок, забавляясь, вылепил из глины. Рот - неровная яма, большой нос картошкой, маленькие глазки прячутся под низким лбом, гладкий череп, причем само лицо донельзя худощавое, вытянутое, со впалыми щеками.
   - Здорово, Блин,- сказал Сетро,- скажи Профессору, что я пришел.
   - Не верное имя,- отозвался человек.- Профессор занят, приходите утром, или на следующей неделе. Оборванцы, оборванцы, ах чтоб тебя... передержал!
   - Первый Блин,- разделяя слова, сказал Сетро,- иди и скажи Профессору, что пришел Сетро.
   Человек повернулся, и пошел к дому. Отворил дверь и скрылся за ней.
   - Это Первый Блин,- сказал Сетро,- слуга Профессора.
   - Чего это он, пришибленный, что ль какой,- сказал Бишка.
   - Пришибленный. Будешь тут пришибленный. Он голем, самый первый, которого сделал Профессор. Потому и нескладный такой, и туповат, немного, чего уж греха таить. Первый блин комом. Ты про големов то слышал?
   - Неа. А че это за галимы такие?
   - Искусственные слуги,- сказал Сетро,- из глины. Вернее из кремнеорганического композита. Но это для тебя пока сложно, я и сам толком не знаю, что это за композит. Хочешь, спроси у Профессора. Идемте.
   Сетро вслед за Первым Блином пошел к дому, слыша за спиной, как перешептываются Бишка с Велкой. "Мне страшно",- это Велка, - "Чего уж теперя, пошли".- Ее брат.
   В доме было темновато - окна завешаны тяжелыми шторами - и сильно пахло разогретым железом. Помещение, куда они попали, миновав коридор, больше напоминало кузницу, чем жилище. Оно и было кузницей. У горна работали двое обнаженных серокожих голема. Один налегал на меха, другой держал что-то в жаркой топке, закрывая спиной. Тут же стояла наковальня, поодаль, в углу, груда металла. Один из серых - тот, что грел в огне заготовку - повернул голову к вошедшим, и бесцветным голосом произнес:
   - Хозяин ждет в библиотеке. Надо ли проводить?
   - Сам найду,- сказал Сетро.
   Он поднялся по лестнице на второй этаж. Бишка и Велка, тенями, без звука, следовали за ним. Сет распахнул одну из трех дверей на верхней площадке, и голос от туда - очень похожий на голос Первого Блина, только живой - позвал:
   - Заходи, заходи, куда пропал то? Тут тебя все обыскались. Кроган, бедолага, каждый день приходил, все стонал, "где мой Сетро?". Едва не спился от огорчения, хорошо я ему помог.
   - Здорово, интриган,- сказал Сетро,- Я только что с одним интересным типом познакомился. Зовут Ноэль. Он тебя знает. Как он тебя хвалил, это не пересказать. И шутом называл и шарлатаном, и бездарью. Ты его случайно не знаешь?
   - Как же,- сказал Профессор,- мне его не знать. Да проходи же ты, не стой на пороге. О, а это кто с тобой? Представишь меня господам?
   Профессор сидел на столе, держа на коленях толстую книгу. Сетро подошел и крепко пожал ему руку.
   Бишка шагнул от порога вперед.
   - Здоровия и достатка почтенному хозяину. Мира и радости в дом на многия годы,- сказал он, и вежливо поклонился в пояс. Велка тоже согнулась в пояснице, и тут же завертела по сторонам головой. Ей было интересно.
   - И тебе того же,- сказал Профессор, смахнув прядь волос со лба.- Входите, садитесь. Вон там, в углу стулья, свитки с них скиньте. Да прямо на пол, здесь чисто.
   - Чем занимаешься?- спросил Сетро. Он заглянул в книгу Профессора, а потом уселся на стол рядом с ним.
   Под высокой, до потолка книжной полкой, где словно сомкнувшее ряды войско, стояли книги, хвастаясь великими именами на своих корешках, под ворохом бумаг и пергаментов был погребен ряд стульев с высокими резными спинками. Брат с сестрой, стараясь не шуметь, дабы не привлекать к себе внимания таинственного колдуна, принялись перекладывать бумаги на пол, к подножию книжных полок. К ужасу Бишки, стоило только тронуть эту бумажную кручу, как она громка шурша, осыпалась сама, а мириады пылинок взвились с пергаментных террас, и заплясали в падающих из трех широких окон, и светового люка в потолке, лучах.
   - "Сказ о том, как некий горожанин обрел несметный клад, но с ним и великие беды, и покой потерял".- Прочитал Сетро.- Что за ерунда?
   - Осторожно,- сказал Профессор.- Тебе такие вещи никогда не встречались?
   Он взял со стола блеснувший золотом диск, размером с чайное блюдце, на который Сетро едва не сел. Обе стороны диска покрывал замысловатый узор, а в центре красовалась дырка.
   - Какая то варварская монета?- сказал Сетро и протянул руку - взять и рассмотреть поближе.
   - Не трогай,- сказал Профессор,- мало ли что. Это артефакт с невыясненными свойствами. Явно магической природы. Очень интересный, мне не доводилось с такими сталкиваться. Значит, не попадалось ничего похожего?
   - Нет,- покачал головой Сетро.
   - Представляешь, появляются утром у меня на пороге заросшие до бровей бородами личности, от них разит хлевом на сорок верст, одеты как самые дикие из землепашцев, числом трое. Напугали до икоты моих мальчиков, с порога рухнули на колени и заныли,- "избавь, батюшка, от напасти, не дай пропасть, век благодарить будем...",- и протягивают мне эту, как ты говоришь, варварскую монету. Теперь вот сижу разбираюсь, что это за подарок. По их словам выходит, что позапрошлой весной забрел к ним в село путник, живут они возле самого кордона, с одной стороны лес, с другой отроги Белого хребта. Из-за хребта этот путник и пришел. Попросил у них поесть - оголодал в дороге, а они ему, - "проваливай, самим мало",- пейзане народ, сам знаешь, прижимистый. Он им предложил в уплату за еду эту самую монету, как свое последнее достояние. Они и рады. Не поскупились, накормили и в дорогу целый окорок дали. В ней золота - всю деревню можно купить. Но тот спорить не стал, взял окорок и ушел.
   Профессор уставился на исчерченную ломаным узором поверхность диска.
   - Что-то есть знакомое в этих линиях,- сказал он.
   - Дальше то, что было?- спросил Сетро.
   - Вот с тех пор, на село обрушилось счастье.
   - Обрушилось?
   - Именно. Пойдет, кто нибудь рыбу ловить, обязательно выудит кувшин с монетами. Начнут огород копать, найдут котелок серебра. Поле пашут - так обязательно плугом вывернут сундучок с жемчужинами. Появиться в селе чужак, непременно потеряет на майдане кошелек. Скоро у последнего подпаска, пальцы были в самоцветных перстнях, а любая баба к колодцу ходила в бриллиантовом колье.
   - Хорошая напасть,- сказал Сетро.
   - Напасть в том, что ни в том году, ни в следующем, урожая они так и не дождались. Не собрали и половины того, что посеяли. Я в сельских делах не дока, но, судя по их словам так быть не должно. Птица перестала нестись, коровы доиться, вместо рыбы, из реки доставали только деньги и дорогую утварь. Ставили в лесу силки, нет, чтоб попался фазан или куропатка - только краснозобки. Они конечно красивые, их перья ценятся шляпниками и портными, но мяса в этих птичках и кошку не накормить. Бедолаги пытались менять золото на продукты, но вышло еще хуже. Во-первых, живут они на отшибе, до городка, где есть рынок три дня пути, в соседних селах быстро узнали про напасть, и теперь не пускают их дальше околицы, и денег их не берут, боятся, как бы беда не перекинулась. В городе от денег не отказываются, но такие цены ломят... и, наконец, местный властелин узнал, что в его деревне люди живут богаче, чем он сам, и послал дружину, с приказом все найденное золото отныне сдавать в сокровищницу, поскольку земля и недра принадлежат ему, и все что в недрах тоже. В селе теперь постоянно живет мытарь и сорок солдат. Утаить удается лишь самые крохи.
   - Не позавидуешь,- сказал Сетро.
   - Да,- согласился Профессор.- Потом кто-то их надоумил, что на них лежит проклятье, собрались они почесали затылки, и вышло что никто, кроме того путника их наказать не мог. Вспомнили, что есть в княжестве Тавгена город, где плюнь, в колдуна попадешь, собрали делегатов в дорогу, сунули им злосчастный артефакт, и в добрый путь. Пока эти трое дошли, едва не погибли от голода. Ты бы их видел - худые, как палки, еле ноги переставляют. На ржаной сухарь кидаются как тигры на антилопу. За избавление сулят горы золота, и своих дочерей. Дикий народ, совсем дикий.
   - Неужто отказался?- спросил Сетро.
   - Ну их. Потребовал воз глины. Знаешь, мне ведь для големов железистые монтмориллонитовые глины нужны, чтоб окиси алюминия не меньше тридцати шести процентов. В округе таких почти нет.
   - А у них есть?
   - Откуда мне знать? Пусть ищут.
   - А я к тебе тоже, за избавлением,- сказал Сетро.
   Распахнулась дверь, на пороге возник Первый Блин. В одной руке голем держал пыльную бутылку с замазанным сургучом горлышком, и четыре серебряных кубка, ловко ухватив их одним пальцем за ножки, словно букет. В другой исходило пряным ванильным духом, блюдо свежего печенья.
   Первый Блин остановился перед столом, где сидели Профессор и Сетро, и не найдя свободного места, чтобы поставить вино и кубки, сказал:
   - Не могу выполнить приказ.
   Профессор спрыгнул со стола и, захлопнул книгу. Спрятанная давным-давно и неизвестно кем золотая монета, скользнула меж страниц, и, зазвенев, покатилась по полу. Первый Блин аккуратно расставил на столе кубки и вино, в центр водрузил блюдо с печеньем, повернулся и вышел. А монета все катилась, подскакивая на неровностях, по широкой дуге, и упала на аверс у левой ноги Велки. Девочка, желая услужить, подняла монетку, и протянула Профессору.
   - У вас денежка упала, господин,- сказал она.
   - А, спасибо.
   Профессор взял монету и с любопытством на нее посмотрел.
   - Надо же,- сказал он,- Сечной дукат. Как он, интересно, тут оказался? Знаешь, Сет, это одна из золотых монет, которые стоят дороже своего номинала примерно в тысячу раз. Может и больше.- Он подбросил монету, и, она закружилась в воздухе,- Большая редкость,- монета шлепнулась на его раскрытую ладонь,- и большая удача. Людям вроде меня не должно так везти. Как считаешь, Сет?
   - Думаешь, заработал твой артефакт?- спросил Сетро.
   - Не исключено,- сказал профессор.- Ну-ка, проверим. Угощайтесь печеньем, молодая леди.
   Велка покосилась на блюдо с бисквитиками, не зная как поступить. Взять ли кусочек теплого хлеба, если с души воротит от одного только запаха, или можно отказаться от угощения, не боясь вызвать гнев волосатого колдуна. Выручил Сетро. Ухватил с блюда сочащийся медвяным ароматом хлебец и, разом запихал в рот. Заработал челюстями.
   - Она такого не ест,- сказал он,- она вампир. А ничего, приличные печенюшки у твоих големов получаются. Мои поздравления. Неужели Блин научился.
   - Где ему,- вздохнул Профессор,- кухарку я завел. Давай смейся, не поверишь, как мне надоели... Постой, как это вампир?!
   Профессор вмиг забыл про монету, про кухарку и загадочный артефакт. Слова Сетро взбудоражили его настолько, что, швырнув, не глядя Сечной дукат на стол, где тот и нашел временное пристанище, звякнув о бутылку, Профессор схватил Велку за плечи, развернул к свету и, остолбенело, уставился в ее глаза.
   - Потрясающе, леди, потрясающе,- сказал он тихо,- Сет ты всегда появляешься с такими сюрпризами, и всегда вовремя. Позволишь мне обследовать твою даму.
   - Она для этого к тебе и пришла,- сказал Сетро.- Скажи, бывает ли так, чтобы вампир не боялся солнечного света? И чтобы днем ее способности никак не проявлялись? Может быть девочку еще можно спасти? Ты не слышал, кому нибудь удавалась обратная трансформация?
   - Сколько вопросов,- сказал Профессор, осторожно подняв девочке веко.- Блин, ко мне!!!
   На пороге возник серолицый голем.
   - Медицинский сундучок, и Ассистента сюда,- приказал Профессор.- Нет Сетро, про обратную трансформацию я не слышал. Боюсь что это невозможно. Я бы знал, если бы кому-то это удалось. А вот солярные вампиры, явление хоть и редкое, но широко известное. Это Старые, или как еще говорят Высшие вампиры. Существа, прожившие много сотен, а то и тысяч лет. Очень древние и мудрые. И могучие. Про некоторых сложены легенды, у меня есть кое-что почитать про это, я дам тебе, если захочешь. Чуть-чуть влево леди, к свету, вот так.
   - Девочку зовут Велка,- сказал Сетро,- ее брата Бишон.
   Бишка злобно шмыгнул носом, в ответ на ненавистное имя, но промолчал.
   - Значит Велианора,- сказал Профессор.- Удивительно, никакой реакции на свет. Зрачки вообще не реагируют. А может, трансгенный процесс еще не завершен? Давно ты стала вампиром леди?
   - Давно,- сказала Велка.
   - Больше года,- сказал Сетро.
   - Значит мимо,- сказал Профессор.
   Он оставил девочку, подошел к столу и взял в руки бутылку.
   - Что тебе сказать, Сет? Она, конечно, не может быть высшим. Высшими становятся, только пройдя суровый естественный отбор, на протяжении веков. У нас явно не тот случай. И задержкой мутации, это тоже не может быть. Трансформация редко занимает больше двух декад, а мы имеем дело с почти двухгодичным вампирским стажем. Да, не бывает такого. За месяц, один из генотипов подавляет другой, более слабый. Жертва либо пережигает в себе вампирский геном, либо им подавляется. А тут два года. Какая-то окопная вирусная война.
   - Так значит, бывает, что жертва вампира остается человеком?
   - Чаще всего,- сказал Профессор. Он уже очистил горлышко бутылки от сургуча и до желтой костяной рукоятки ввинтил в пробку штопор,- так и бывает. Вампир передает реципиенту свой геном. Свой собственный, понимаешь? Индивидуальный. И если донор молод, конечно, по меркам ночного народа, то его передаточный код несовершенен, изобилует дырами, слабыми местами, в которые тут же вгрызаются защитные структуры здорового человеческого организма. Как правило, жертва молодого вампира, провалявшись несколько дней в горячке, встает с постели совершенно здоровой. Так происходит с подавляющим большинством укушенных.
   - Ты хочешь сказать, что кусаются только молодые вампиры?- спросил Сетро.
   Профессор с эффектным хлопком выдернул из бутылочного горлышка пробку и, расплескал по бокалам розоватое вино.
   - Прошу господа,- сказал он,- из подвалов Молениса, выдержка восемнадцать лет. Лучшего в Тавгена нет.
   Бишка шагнул к столу, Велка несмело протянула руку и взяла один из кубков.
   - Реакция на серебро тоже отрицательная,- сказал Профессор.- Конечно, кусают не только молодые. Просто зрелые не оставляют живых жертв. А Старые не охотятся и не пьют из вен. Вообще, молодость вампира понятие довольно туманное. Вспомни, что даже человеку, чтобы достичь зрелости требуется не менее двадцати лет, а некоторым, как нашему Крогану, и тридцати мало. У вампира же, пубертатный период растягивается на столетие, или больше. Честно говоря, я не слишком силен в этом вопросе. Можно обратиться к монографии Кристобаля Колона.
   Велка принюхалась к вину и чуть заметно поморщилась, так словно один запах гордости Тавгенских виноделов внушал ей отвращение, но вежливость не позволяла наотрез отказаться от угощения. Ее сморщенный носик не ушел от внимания Профессора.
   - Интересно,- сказал он,- я не слышал, чтобы вампиры являлись абстинентами.
   Профессор отхлебнул из своего бокала, прежде чем поставить его на стол, и тут же вытаращив глаза, выплюнул вино на паркет.
   - Проклятие, чистый уксус,- сказал он.
   Сетро тоже смочил губы, и поставил кубок на стол.
   - Плохо дело, если ничего лучшего в Тавгена нет.
   - Ну-ка, ну-ка,- оживился Профессор,- надо попробовать другие бутылки. Если весь мой погребок скис, значит, наш артефакт,- он кивнул на золотой диск,- работает.
   - Давай сначала с Велкой разберемся,- сказал Сетро.
   - Да. И так, что мы имеем. Либо в момент нападения девочка была больна, и ее организм не смог защититься от чужого кода, либо на нее напал кто-то из зрелых вампиров, с целью, не просто подкрепиться, а именно обратить. Произвести трансформацию. Но это никак не объясняет ее странностей. Ей надо остаться здесь. Для обследования, на пару дней. У вас есть пара дней?
   - Конечно, - сказал Сетро, - я собирался пройти через Лож на Каскорию, но это не к спеху. К тому же, нужны будут помощники.
   Дверь библиотеки распахнулась и стукнулась о стену. Не иначе, как Первый Блин открыл ее ногой. Голем, покачиваясь, обеими руками держал перед собой чудовищных размеров сундучище. Почти правильной кубической формы, обитый кожей с тисненым орнаментом из сплетающихся змей, сундук был установлен големом в центре комнаты. Он впечатлял не только своими размерами, но еще монументальностью и неосязаемым налетом древности. Если и было на свете что-либо достойное храниться в этом вместилище, то это только старинные фамильные тайны, ветхие карты с крестом обозначенными кладами, перстни с сокрытыми в самоцветах желтоватыми кристаллами яда, кинжал в бурой ржавчине, или локоны неизвестных красавиц. Держать в таком сундуке медицинские инструменты, как это делал Клена Можэ, по прозвищу Профессор - кощунство.
   - Отлично,- сказал Профессор.
   Вслед за Первым Блином и сундуком в библиотеке появился еще один голем. Щуплое длиннорукое создание, похожее на паука, одетое в белый полотняный халат.
   - Ассистент, распакуй,- приказал Профессор.
   - Этого я у тебя раньше не видел,- сказал Сетро.- Сколько же ты их всего насотворял?
   Рукастый голем склонился над сундуком, щелкнул замком, отбросил крышку, передняя стенка подалась вперед, открыв ряд выдвигающихся ящиков.
   - Штук тридцать, надо полагать,- сказал Профессор,- большинство я сдал в аренду городскому совету. Ты же не знаешь, вокруг города решили строить стену. А это Ассистент, из моих остолопов, пожалуй, самый смышленый.
   Голем вздрогнул и замер на миг, услышав свое имя, но, не дождавшись приказа, продолжил раскладывать сундук. Отброшенная крышка, установленная на подпорки, превратилась в лабораторный стол. С внутренней стороны она оказалась обитой золотыми листами.
   - Удобно, если работаешь с кислотой,- сказал Профессор.
   Ассистент извлек из сундука железный штатив, спиртовую горелку, микроскоп, и установил все на крышке сундука.
   - Ассистент, анализ крови,- приказал Профессор.
   Голем зарылся в недрах сундука, доставая пробирки, стеклышки, пузырьки с неизвестными жидкостями.
   - Многие,- Профессор помахал в воздухе пальцем,- до сих пор утверждают, что у вампиров вообще нет крови. Дескать, это мертвецы, поднятые из могил заклятием, и злокозненно сосущие кровь из жил своих родственников и соседей. Смехотворность этого утверждения настолько очевидна, что я не стану тратить время на теоретические выкладки, и развенчаю это махровое мракобесие простым и наглядным опытом.
   Он взял из протянутого Ассистентом футляра острую длинную иглу и, повернулся к Велке,- Позвольте ваш пальчик, сударыня, мне нужна лишь капля вашей крови.
   Велка бесстрашно протянула ему руку с выставленным средним пальцем. Профессор хмыкнул и ткнул в него иглой. Выступившую капельку алой крови он тут же подобрал стеклянной трубочкой.
   - Благодарю,- сказал он,- еще один анализ сделаем после заката, или нет, лучше в полночь. Тогда станет ясно, в чем разница между дневной и ночной фазой цикла.
   - Ночью она станет опасной,- сказал Сетро,- даже Бишке не удается ее контролировать. Ты ей иглу в палец, а она тебе голову открутит.
   - Ничего,- сказал Профессор,- размазывая Велкину кровь по предметному стеклышку,- к вечеру придут со стройки мои мальчики. Как ты думаешь, тридцать рыл ее удержат?
  
  
  
  
   **************************
  
  
  
   Выпученные глаза какого-то иерарха, так близко, что можно увидеть лопнувшие от натуги сосудики, гуленский стражник, с окровавленным плечом, забывший о драке, другой иерарх в горящей одежде, чей-то оглушительный визг, Сетро, щедро рассыпающий фаерболы, жмущиеся к заборам горожане, атакующие иерархи, Бишка старающийся стать незаметным, все вдруг стало плоским, как на картинке, стремительно сдвинулось влево, и пропало. Словно повернулась вращающаяся сцена в театре, разом сменив декорации. Только что была прячущаяся под слоем навоза улица Гулена, с жаркой схваткой, огнем и кровью, а теперь мирный и тихий ночной пляж. Все как в прошлый раз, четыре дня назад, только снега нет. Ломит в висках, после слишком быстрого поворота, и куда-то подевалось чувство равновесия. Ничего, оно вернется. Уже возвращается. Хуже то, что это опять не Эспеф.
   - Ведьма!!!- завизжал кто-то под ухом.
   Скале, наконец, пришла в себя настолько, что заметила иерарха, того самого, с выпученными глазами. Бедняга, до хруста в позвоночнике выгибался назад, чтоб хоть чуть-чуть ослабить давление, на зажатую в пыточном захвате руку. Прихватила с собой, и даже не заметила.
   - Отпусти, ведьма. Именем высокой иерархии приказываю!- сказал иерарх.
   Ну не дурак ли? Скале еще немного усилила нажим. Пучеглазый взвыл, заваливаясь на спину. Ругаться он больше не мог. Сильная, на грани запредельного боль, заставила забыть обо всем, кроме трещащих суставов.
   - Приказываешь?- сквозь зубы спросила Скале, и подняла шпагу, чтобы прикончить монаха, но вместо этого от всего сердца врезала ему эфесом по зубам. Кровь с осколками зубов, из разбитого рта хлынула на бороду. Скале добавила еще один удар под ребра, и швырнула бедолагу на песок. Потом горячка неоконченного боя отпустила ее, оставив в душе сожаление о ненужной жестокости. Она огляделась.
   Место, похоже, и, правда, было то самое, где они с Сетро отдыхали после неудачного прорыва на Лож. Следов от их костра уже не осталось, должно быть смыло штормом, а вот коряга, на которой они сушили одежду, и камень, где она сидела, дожидаясь пока Сетро накупается и наловит рыбы, были на месте. Сомневаться не приходилось, ее снова забросило в петлю потока. Несмотря на все старания, попасть на Эспеф опять не удалось.
   Скале откинула со лба волосы и позвала:
   - Сет!!!
   Молчание. Копошится и постанывает под ногами иерарх.
   -Сет, Бишка!!!- крикнула Скале, но никто ей не ответил.
   - Ладно, подождем,- сказала она.
   - Жди ведьма, жди,- хрипло сказал иерарх,- скоро твое время придет.
   - Да уймись ты, юродивый,- сказала Скале,- пока не придушила. Из-за вас все, отцы инквизиторы. Могла бы уже завтра дома быть, а теперь начинай все сначала. Хоть бы Сетро появился, без него даже не знаю, справлюсь ли.
   Иерарх негромко засмеялся, выплевывая кровь и осколки зубов.
   - Полюбовника своего можешь не ждать,- сказал он,- он должно быть уже на дыбе, в подвале у отца Багре. И тебе, ведьма, там быть. Десница высокой иерархии, настигнет и на дне морском. Не спрячешься, не сбежишь.
   Скале повернулась, и наступила ему на руку сапожком, не со зла, а просто, чтоб замолчал. Совсем не было настроения слушать фанатичный бред иерарха. Ей было тревожно, что Сетро опаздывает. Она знала, что детей он не бросит, значит, может задержаться, собирая их рядом с собой. Если подождать, они наверняка появятся все трое, но все равно, на душе не спокойно, а тут еще тявканье толстого иерарха.
   Впрочем, толстым он не был. Скорее плотным. Невысокого роста, с выкаченными на лоб глазами, и рыжей бородой. Там в Гулене, во время боя, Скале прониклась почтением к боевой выучке отцов иерархов. Городские стражники даже рядом с ними не стояли, не говоря о простых горожанах. Пожалуй, собравшись толпой, иерархи действительно могли представлять угрозу даже для вампира, а для такого юного и неопытного кровососа, как Велка, и подавно. И ведь самое обидное, что ей лично, да и Сетро тоже, драться с ними совсем не нужно. Откуда ей знать, может мир Гулена, страдает от засилья вампиров, может там ночью на улицу не выйти, без того, чтобы не расстаться с литром, другим крови, а каждый третий из встреченных ими горожан - маскирующийся красноглазый кровосос. Может Высокая Иерархия, в том мире, последняя линия обороны отчаявшихся людей, единственная защита, от ночных монстров. Где там, отцам иерархам, день за днем ведущим неравную битву, разбираться какой вампир плохой, а какой хороший. Встретил врага - убей, на войне как на войне. Вот и получается, что нет неправых в том побоище, на улице Гулена. Все правы.
   - Ну, успокоился?- сказала Скале,- ты пойми - мы вам не враги. Если бы вы на нас не напали, мы бы ушли тихо и незаметно.
   - После того, как ваш вампир вырезал бы пол города?- сказал иерарх.
   - Наш вампир, никого бы не тронул.
   Иерарх усмехнулся, криво и презрительно. На испачканных кровью губах, усмешка выглядела горько, и значительно.
   - Расскажи это тому купцу, которому она оторвала голову, в корчме Фалькони,- сказал он,- или его жене.
   - Я бы этому купцу, не только голову оторвала,- сказала Скале.- Если бы он больше думал о жене, а не соблазнял подарками молоденьких девочек, никто бы его не тронул. Велка, пила только молоко, а кровь брала, только у своего брата. У него иммунитет, и трансформация в вампира ему не грозит. Вы бы, отцы, сперва потрудились разобраться.
   Иерарх рассмеялся.
   - Вампир, который предпочитает молочко. Мне двадцать девять лет, я уже давно не верю в сказки. Неужели ты сама не видишь, как нелепо это звучит. Ручной вампир. Ха!
   - Мне нет дела, веришь ты мне, или нет,- сказала Скале.- Ты сам себя поставил в глупейшее положение, я бы с тобой меняться не стала. Мне нужно всего-то дождаться Сетро, а вот что с тобой теперь будет, даже ума не приложу. Знаешь, что, это за место?
   Скале, собиралась рассказать иерарху, о техномирах, об опасности, которая в них таится, для несведущего, как легко в них попасть и непросто выбраться, но не успела. Монах неожиданно и сильно пнул ее в голень, вскочил, и бросился бежать по пустому пляжу, бросаясь из стороны в сторону, словно убегал не от одинокой девушки, а от десятка, не меньше, лучников.
   Скале, шипя, потирала ударенную ногу. С удовольствием швырнула бы вслед дураку фаербол, если б умела. Жаль, что ей не подчиняется огонь. Все же огонь намного убедительней, ее незрелищного целительского дара, и дилетантских электрических фокусов. А если серьезно, то недоумка хорошо бы вернуть. А то пропадет здесь. Ведь она, его единственный шанс, вернуться домой, когда он это сообразит и захочет вернуться, может быть уже поздно. Уж во всяком случае, глупо дожидаться, пока у иерарха наступит просветление в голове.
   Она подхватила шпагу и кинулась за монахом, надеясь, что избитый иерарх, быстро бежать, не сможет. Куда там. Он летел как на крыльях, взметывал ногами песок, перелетал через небольшие валуны, и скоро уже должен был добраться до того места, где кончались освещавшие набережную фонари. Скоро он скроется в спасительную тень, и тогда изловить его будет намного труднее, да и нельзя отходить далеко от пляжа, потому что Сетро скоро появиться здесь вместе с вампирьим семейством.
   Последнее дело, бросать человека в техномире, но что делать, если он сам не желает спасаться. Наверное, он принял ее последний вопрос, за угрозу, так что кричать, звать и уговаривать, бесполезно. Не поверит.
   В техномирах, несведущему человеку легко пропасть. Легко умереть с голоду, потому что все здесь поделено и от травинки до горного пика, имеет хозяина, а купить что-либо, невозможно, потому что аборигены ценят особым образом раскрашенную бумагу, а к золоту относятся с подозрением. Причем бумага эта, в разных местах разрисовывается по-разному, и попробуй только ошибись. Здесь легко стать преступником, потому что, невозможно не нарушить хоть один из нелепых законов, по которым здесь живут. А уж странно одетому монаху, который не говорит на местном языке, и понятия не имеет о логемах, трудно рассчитывать, на что ни будь хорошее.
   Иерарх добежал до темного места, где обрывалась набережная, высоко подпрыгнул, ухватился руками, и легко забросил свое тело на парапет, мелькнул серым балахоном на гребне стены, и исчез. А Скале пришлось остановиться. Во-первых, она боялась уходить далеко. В любую секунду мог появиться Сетро. Во вторых, прямо к ней навстречу, по рыхлому песку, решительно шагали двое местных.
   Один, высокий и черноволосый, одетый в длинный черный плащ местного покроя, шел первым. Второй, лысый и коренастый, догонял скорым шагом. Он был одет во вполне приличную кожаную куртку. Неужто и в техномирах бывает нормальная одежда.
   Скале с надеждой оглянулась назад, вдруг сейчас появится Сетро. Все же сильно ей не хватает опыта. Сколько угодно можно говорить себе "могу" и "справлюсь сама", а реальность все время подкидывает ситуации, когда помощь сильного и опытного Сета становится необходимой.
   Пляж позади был пуст, ни Сета, ни Велки с братом, а аборигены приближались. Передний держал руки в карманах, и, не отрываясь, смотрел на Скале. В кармане у высокого, мог скрываться маленький и смертоносный сюрприз. На техномирах встречается очень опасное оружие, и довольно коварное. Жители подобных миров, словно соревнуясь, друг с другом в подлости, предпочитают убивать друг друга издалека, не подвергая себя риску. В этом они преуспели настолько, что презираемый во многих мирах пути лук, в любом техномире, будет жалким примитивом.
   Когда между ними осталось пять шагов, Скале мысленно произнесла логему, подняла шпагу, и сказала:
   - Стой.
   Высокий послушно остановился, как-то растерянно посмотрел на шпагу, острием нацеленную ему в грудь, и вынул руки из карманов. Пустые, без оружия.
   - Не бойся,- сказал он,- я видел, как тот тип тебя ударил. Ты хромаешь. Может нужно помочь?
   Второй абориген, остановился рядом, беспокойно поглядывая на Скале маленькими глазками.
   - Не нужно,- сказала Скале и опустила шпагу.
   - Мне не трудно,- сказал высокий,- хочешь, к врачу отвезу. Не бойся.
   Скале заставила себя рассмеяться.
   - Я не боюсь.
   - Да и одета ты не по погоде, замерзнешь ведь. Пойдем, хоть погреешься в машине.
   У них на все случаи жизни есть машины.
   - Спасибо не нужно,- сказала Скале,- я здесь жду кое-кого.
   - Ну так жди себе,- сказал высокий,- машина вон там, на набережной, от туда весь пляж как на ладони. А еще тепло и музыка. Мы с Колей не торопимся, нам до утра все равно заняться нечем. Да, Коль?
   Коренастый странно хмыкнул и ничего не ответил. Он часто оглядывался по сторонам, и неосознанно теребил пальцами застежку своей куртки. Застежка была занятная. Не шнуровка, не популярные кое-где пуговицы - полы куртки соединялись узкой черной полоской с чуть заметными рубчиками. У самого Колиного подбородка полоска расходилась на две еще более узкие, и болтался маленький язычок. Этот язычок, коренастый и теребил постоянно нервной рукой.
   Коренастый Скале не нравился. Как-то она чувствовала, что он опасен.
   - Спасибо,- сказала Скале,- но я уже сказала, нет.
   Высокий тоже был опасен, но по-другому. Если бритый выставлял свою силу на показ - широченные плечи, пудовые кулаки, мрачный и пристальный взгляд, словно каменный подбородок, то высокий свою силу прятал, скрывал до поры. Зато если эта пора придет, то горе тому, кто не разглядел за мирной внешностью, опасной силы.
   А еще он был красив. Той строгой мужской красотой, что заставляет женское сердце биться чаще.
   - А своего слова, ты не меняешь,- сказал высокий.- Полезное качество. Я сам такой. Если решил, что угощу тебя кофе, значит, так оно и будет. Коля, принеси термос.
   - Борисыч...- сказал Коля.
   - Перестраховщик ты, Николай,- сказал высокий.
   - За это ты мне деньги платишь,- сказал коренастый.
   - Вот именно. Иди, ничего со мной за тридцать секунд не случится.
   Колян мог бы сказать, что в таком деле, и одной секунды бывает достаточно, но понял уже, - спорить бесполезно. Он покачал сокрушенно головой и быстрым шагом пошел к набережной, где блестел под желтым фонарем красавец BМW. Высокий проводил его коротким взглядом, а потом стал молча разглядывать Скале. Девушка сообразила, что нравится этому красивому аборигену. Это было приятно.
   - Давай знакомиться,- сказал он,- меня зовут Виктор.
   - Борисыч?- спросила Скале.
   - Это Коля меня так называет,- сказал Виктор,- а я не люблю эти церемонии. Но вот попробуй, объясни им. Хозяина надо по отчеству звать, и все тут.
   - Скале,- сказала она.
   - Красивое имя,- сказал он,- эстонское да?
   Скале пожала плечами, не желая вдаваться в подробности.
   - А ты молодец,- сказал он,- здорово двинула этому бородатому. Мне еще не встречалась девушка, которая может так ловко по зубам дать.- Он улыбнулся, так просто, и открыто, что Скале не удержалась и улыбнулась в ответ.
   - Одет он странно как-то, да? Сектант, какой?
   - Вроде того,- согласилась Скале. Ведь гуленскую Высокую иерархию, можно было назвать и сектой. А что сказать, если этот Виктор спросит про ее собственную странную одежду? Эти жуткие кожаные штаны, простецкую полотняную рубаху под кожаной же курткой. Прочной и непроницаемой для воды и ветра, но такой бесформенной, что Скале чуть не покраснела со стыда. Хоть бы то голубенькое платье одела, дура. Оно пусть простое, но лучше, этой сбруи, снятой с убитого Сетом разбойника.
   Чтобы хоть немного сгладить впечатление от своего кошмарного наряда, Скале тряхнула головой, рассыпая по плечам волосы. А уж ее волосам можно обзавидоваться. Черные, живые, волнистые, как речная вода, под лунным светом. Только вот из-за Сета и его огненных фокусов, пахнут гарью. Впору заплакать, как неудачно все складывается. Неужто нельзя было обойтись без огня. Этим тюленям хватило бы и меча.
   - Может быть расскажешь, что у тебя с ним произошло? Или хочешь, я ребят вызову? Обшарят тут все, найдут твоего сектанта, и ноги повыдергивают, чтоб не пинался.
   - Не надо,- сказала Скале,- ему сегодня уже досталось. Это долго объяснять.
   - А все-таки?
   - Если в двух словах, то мы с друзьями попали в неприятную ситуацию. Пришлось подраться, но самое плохое, что мы разделились. Я должна их дождаться, иначе мы совсем потеряемся.
   Вернулся Колян. Он принес серебристый термос, и две мельхиоровые рюмки.
   - Это же под коньяк,- сказал Виктор, он взял обе рюмки и держал в руках, пока телохранитель наливал в них крепко пахнущий черный кофе.
   - Так нет у нас кофейного сервиза, Борисыч,- сказал Колян,- не в пластиковые же наливать.
   - Тоже верно,- сказал Виктор, и протянул одну из рюмочек Скале.
   Она помедлила и взяла, незаметно принюхавшись. Если бы в напитке был яд она бы сумела его почувствовать. Но яда не было. Только горячий бодрящий южноамериканский напиток, открытый конкистадорами.
   - За знакомство,- сказал Виктор, и, улыбнувшись, сделал глоток.- Скале, а ты спортом занимаешься?
   - Спортом?- не поняла она.
   - Фехтованием,- он кивнул на ее шпагу.
   Скале пришлось глотнуть кофе, чтобы скрыть замешательство.
   - Да немного,- сказала она
   - Хороший спорт,- сказал Виктор,- жаль только, что не очень популярный. С этой неуемной модой на восточные искусства, народ больше тянется к кэндо. Знаешь, самураи, бусидо, ниндзя... голливудский культ, ничего не поделаешь. Массовая культура.
   Скале не нашлась, что ответить. Она даже приблизительно не представляла, о чем идет речь.
   - Вдвойне приятно, познакомиться с тобой, Скале.- Сказал Виктор,- мало того, что ты очень красивая девушка, мы с тобой оказывается оба приверженцы классических традиций.
   Колян стоял чуть позади Виктора, и поглядывал по сторонам, лишь на Скале избегая останавливать взгляд. И хорошо, потому что Скале почувствовала, что краснеет. Хорошо еще, что темно, и позорный девичий румянец на ее щеках не заметен. Скале очень строго себя обругала, напомнила, что глупо млеть от неуклюжих комплементов этого туземца, и что время наивных грез для нее уже давно миновало, но это почти ей не помогло.
   - А холодно сегодня, да?- сказал Виктор.
   Скале пожала плечами и отхлебнула кофе. Мельхиоровый стаканчик обжигал пальцы.
   - Тебе хорошо,- продолжал он,- ты девушка спортивная, закаленная, на такие мелочи, как минус пятнадцать, вообще внимания не обращаешь,... а Коля вот замерзает. Да Коля, мерзнешь?
   Колян сделал каменное лицо, и ничего не ответил, про себя пожелав Борисычу поперхнуться кофейком.
   - Будь человеком, Скале, не дай парню пропасть. Он же у меня ответственный до жути, без меня греться ни за что не пойдет. А я не пойду без тебя.
   Скале улыбнулась. А в самом деле, почему бы нет. Все равно надо ждать Сетро, почему же не ждать в тепле? Бояться вроде бы нечего, эти двое, похоже, безобидны. А ей вообще стыдно. На клинке шпаги еще не обсохла кровь убитых ею людей.
   Бывают люди, Скале несколько раз встречались такие, которых жизнь била недостаточно крепко, или не била вовсе, или повезло им, вырасти среди добрых и отзывчивых людей, в волшебном месте, где не слыхали о жадности или зависти. Такие люди просты душой и открыты. Про них говорят: "О чем думает, по лицу видать". Так оно и есть. Грустит такой человек или радуется, досадует или ликует, всегда можно угадать с одного взгляда. Скале себя к таким никогда не причисляла, и относилась к таким с пренебрежением, а то и с легким презрением. В самом деле, мир, то есть миры, какой из них ни возьми - место суровое и жестокое. Каждый здесь рад воспользоваться слабостью ближнего, а неумение скрывать свои чувства, это, безусловно, слабость.
   Скале эта слабость, как она всегда считала, была не присуща. Напротив она всегда гордилась способностью скрывать свои чувства, а тем более мысли. Должно быть, это ей только мнилось. А может, это Виктор был из тех, для кого самая сокровенная дума, не тайна, а любое лицо - открытая книга. Так или нет, но то, что непреклонность Скале дала трещину, он разглядел сразу. И разглядев, тут же постарался развить успех. Одним глотком допил кофе, и передал пустой бокальчик Коляну, отступил на пол шага, поклонился Скале быстрым, но глубоким кивком.
   - Сударыня,- сказал он и протянул ей руку, галантным жестом,- окажите мне честь, будьте моей гостьей. Я буду, счастлив, если скромный уют моего экипажа и неторопливая беседа, помогут скоротать время томительного ожидания.
   Сказал и улыбнулся так легко, что Скале вдруг поверилось: за такой улыбкой не может скрываться коварный замысел. Это улыбка человека честного и благородного, и воспользоваться его гостеприимством можно не опасаясь, что после с тебя потребуют платы за выпитое кофе, как это бывает в иных местах, и с иными людьми.
   И Скале улыбнулась ему в ответ, так легко, словно и не мучилась недавно сомнениями, можно ли доверять аборигенам? Колян, сам от себя такого не ожидавший, покорно принял из ее рук недопитый бокальчик, словно он не телохранитель, вовсе, отвечающий лишь за безопасность хозяина, а более не за что, а ни дать, ни взять - лакей, разносящий напитки на званном вечере, живая подставка для подноса со стаканами.
   Секунду Колян стоял столбом, сознавая глубину своего падения, а когда дурная кровь уже готова была броситься в голову, вдруг понял, что не глубина это, и вовсе никакое не падение, а нечто совершенно другое, чему название никак не хотело приходить на ум. И еще он понял, что отныне, что бы ни попросила у него, чего бы ни потребовала эта девчонка, в нелепом панковском наряде, Колян выполнит и не задумается, по понятиям ли поступает. Ну а если случиться что-то такое, для чего люди и заводят себе телохранителей, то закрывать ли, нет, собою Борисыча, Колян еще подумает, а вот пулю предназначенную ей, словит не размышляя. И не сочтет это за подвиг.
   Скале подала Виктору руку. Левую, в правой была шпага, и он, приняв ее в свою ладонь, как в менуэте повел ее к машине, резавшей фарами темноту на набережной.
   Оказывается ей сильно не хватало всего этого. Изысканных комплементов, галантных жестов, склоняющихся в поклонах кавалеров. В прежних жизнях, а их у Скале было две, точнее одна прежняя, и одна нынешняя, она ничего подобного и близко не видела. В родной деревне, куда Скале, если бы и захотела, не вспомнила бы дорогу, верхом куртуазности, среди местных галантов, было угостить девушку калеными орешками. После этого отпускался незамысловатый комплимент, вроде "волоса у тя красивые", и девушку начинали подталкивать в сторону сеновала. Сперва ненавязчиво и как бы невзначай, а потом, особенно, если нет родни - заступиться - все настойчивей. А упирается, сучка, так и за волосы.
   Жизнь нынешняя, тоже не баловала. Последний комплимент, который ей довелось слышать был от Профессора. Он похвалил ее за то, что она мастерски заговорила гнойный свищ на лодыжке одного горожанина. И это Профессор - человек наиболее приятный из их с Сетро окружения. Остальные много круче, это если не вспоминать грубого верзилу и пьяницу Крогана с его тупыми шуточками. И даже сам Сет... Ну, неужели трудно хоть раз в день сказать что-нибудь приятное...
   Виктор распахнул перед ней дверцу, отчего внутри машины сам собой вспыхнул свет из двух светильничков по бокам и подождал, пока она устроится на мягком сидении и устроит, так чтоб не мешала, шпагу. Ооо, здесь и, правда, было тепло и уютно. Сетро наложил на нее заклятие против холода, и оно пока еще не ослабло. Благодаря этому заклятию никакой холод не мог причинить ей вреда, даже если вокруг будут трескаться от мороза стволы деревьев, она спокойно сможет спать нагишом на снегу, но вот удовольствие от такого сна мало. Ночевка в снегу, на морозе, и рядом не стоит, несмотря на всю экзотику, с такими привычными атрибутами сна, как жаркий огонь в печи, теплая постель, мягкая перина... Да не во сне дело - подивилась Скале повернувшимся не туда мыслям, просто уют и тепло живого огня плохо заменяются заклинаниями. Их вообще трудно чем-либо заменить.
   Внутри машины было по-настоящему тепло. И уютно тоже было по-настоящему. Ничего подобного Скале не ожидала. Прежде ей только раз довелось бывать в техномире. Техномир - явление на тропе не исключительное, но и ординарным его не назовешь. Возникают они обычно там, где разветвления пути порождают завихрения потока. Профессор называл такие завихрения хаотической турбулентностью и, наверное, это она и была. Скале не знала никого, кто знал бы о потоках, пути или крипте больше, чем Профессор.
   Чтобы компенсировать оную турбулентность, объяснял Профессор, мир закукливается, закрывает сам себя в оболочку из вероятностных связей, что позволяет ему избежать нестабильности, увы, при этом закрываются каналы, которые в других более спокойных местах, позволяют активно взаимодействовать с потоком. Обитателям закукленного мира не остается ничего иного, как искать другие возможности для выживания и находят их в техническом прогрессе. Вместо эфирных и астральных воздействий на поток, простое обращение к свойствам элементов. Этакая кастрированная алхимия.
   Скале знала, что проникнуть в техномир всегда сложнее, чем в любой линейный, и вырваться из него тоже трудно, но зато количество полюсов потока - фиксированных точек, куда всего охотней вынесет путешественника крипт - может превышать несколько сотен.
   Это здорово облегчает перемещение внутри мира, если, конечно, эти полюса разведаны и у тебя есть подробный атлас. Иначе легче заблудиться, чем достичь цели.
   Из первого своего посещения техномира, Скале вынесла стойкое неприятие простого обращения к свойствам элементов и что-то вроде презрительного сочувствия к людям, вынужденным к этим свойствам прибегать для того, чтобы выжить.
   Ей запомнилась красноватая равнина под низкими тучами, медные мачты для сбора атмосферного электричества, такие высокие, что их верхушки, бывало, скрывались в облаках, человеческие поселения в норах, глубоко под землей, и машины - лязгающие стальные звери, попирающие землю ногами-ходулями. Всюду преследовал запах окалины и озона, а люди там жили приземистые, узкогрудые и жидковолосые, с неприятными блеклыми глазами и кирпично-красными лицами. Хвала Туманным Берегам, что их пребывание в том мире было недолгим, даже местная пища - дары подземных грибниц - не успела надоесть до отвращения. Тот мир в атласах назывался Эфолопу и был помечен, как бесперспективный. А сами его обитатели называли себя У Дох Тохрад и, ведя между собой постоянные войны за удобные плоскогорья, считали себя властителями вселенной.
   Так вот, эта машина, если и была для исполинских творений Эфолопцев родственницей, то разве что сводной. Машина понравилась Скале даже снаружи, плавными линиями блестящей обшивкой и празднично горящими оранжевыми фонариками. А уж внутри... Скале и припомнить не могла, когда, за последние два года, ей доводилось так мягко сидеть.
   В машине приятно пахло, в большое окно спереди можно было видеть весь пляж, а когда Виктор, усевшись на кресло рядом, коснулся пальцами ряда серебристых точек, неведомо откуда зазвучала нежная музыка.
   Колян в машину не сел. Остался снаружи маячить темным силуэтом.
   - Не слишком громко? - спросил Виктор.
   Скале не сразу поняла, что он спрашивает про музыку.
   - Нет. Кто это поет? - спросила она.
   - Не знаю, - Виктор взял в руки плоскую коробочку, посмотрел на нее и пожал плечами. - Сборник какой-то.
   Ответ для Скале ничего не пояснил, она так и не поняла, откуда взялась музыка.
   - Что с тобой случилось, Скале? - спросил Виктор.
   Он открыл термос и принялся вновь наполнять бокальчики горячим горьковатым кофе.
   - Со мной? Ничего, - насторожилась Скале.
   - С первого взгляда ясно, что ты девушка, способная управлять обстоятельствами, - сказал он, протягивая ей бокальчик, - Но ведь помощь может понадобиться кому угодно, как бы он не был крут.
   Скале взяла у него рюмку левой рукой, решив держать правую поближе к эфесу шпаги. Должно быть трудно будет ею воспользоваться в такой тесноте.
   - Почему ты думаешь, что мне может понадобиться помощь? - спросила она.
   - У тебя рукав в крови, - сказал Виктор.
   Он смотрел прямо перед собой в ночь, растворенную двумя снопами электрического света.
   Скале выругалась про себя. Манжет рубахи, выглянувший из-под рукава куртки, когда она брала кофе, и впрямь был покрыт буроватыми пятнами. Она и не помнила, когда успела замараться.
   - Наверное, испачкала, когда разбила губы этому сектанту, - сказала она, и порадовалась, как спокойно это прозвучало.
   Виктор кивнул и отпил глоточек кофе.
   - И шпага у тебя в крови до середины лезвия, - сказал он. - Фехтование опасный спорт. Кому-то не повезло, не так ли?
   Скале молчала, нахмурившись. Она подумала, что зря доверилась этому туземцу. Гостеприимство в техномирах - штука подозрительная и редко бывает бескорыстной.
   - Что дальше? - сказала она помолчав.
   - Ничего, - ответил он, - я не имею отношения к закону, мне все равно, кого ты зарезала. И ты напрасно думаешь, что тебе следует ждать от меня неприятностей. Все с точностью до наоборот. Ведь мы с тобой уже встречались, Скале.
   - Не припомню, - сказала она, - я была в этих местах только однажды и ни с кем не встречалась.
   - И все-таки мы встречались, - сказал Виктор, - хотя ты этого и не заметила. Несколько дней назад. Вон там, дальше по набережной, у парапета, я стоял и смотрел на море, было холодно, шел снег, помнишь? Я увидел огонь на берегу и тебя. Ты купалась в море. Ты была не одна, и я не решился тогда подойти.
   - Я видел, как ты сражалась со своим другом. Колян чуть не полез за тебя заступаться, но я почти сразу понял, что это не настоящий бой. А потом вы с ним исчезли. Внезапно, как в кино. Это было так странно, так ирреально. Я много думал, пытаясь, это объяснить, но так ничего и не нашел.
   - С тех пор я прихожу сюда каждую ночь. Бедняга Колян, должно быть, устал меня проклинать. И знаешь, я отлично понимал, какой у меня призрачный шанс увидеть тебя опять, но даже ради этого невесомого шанса я готов был караулить на пляже хоть каждую ночь в течение года.
   Виктор усмехнулся.
   - В деле я никогда не стал бы ловить на такой мизер. И вдруг такая удача. Ты появилась, но опять не одна, а с этим сектантом. Расскажешь, как тебе это удается? Если, конечно, не секрет.
   -Ты извини меня, возможно, я влез не в свое дело, но когда он тебя ударил и сбежал, я позвонил своим мальчикам. Они обшарят все вокруг и найдут твоего сектанта. Я велел взять его живым, так что ты сможешь закончить с ним свои дела.
   - Мне все равно, что будет с этим иерархом, - сказала Скале.
   - Иерархом? - переспросил он.
   - Так они себя называют.
   - Я хочу побольше узнать о тебе Скале, - сказал Виктор.
   - Это очень долгая история, - сказала она.
   Слушая Виктора, Скале совсем забыла о кофе, и он почти остыл.
   - Я бы не пожалел времени, - сказал он.
   - Скоро здесь будут мои друзья, - сказала Скале, так что у меня совсем нет времени на такой рассказ.
   - Тогда хотя бы начни, - сказал он. - Больше всего я боюсь, что ты опять исчезнешь из моей жизни и не оставишь никаких следов.
   - Но я все равно исчезну, - сказала она, - это моя судьба, моя жизнь.
   - Судьбу можно переломить, жизнь изменить, - махнул рукой Виктор. По его тону было видно, что он не рисуется, не повторяет расхожее мнение, а действительно не считает такие мелочи, как судьба, фатум или рок серьезным препятствием.
   Скале же думала по-другому. Ей доводилось слышать рассказы о людях, изменивших свою судьбу. Конец их всегда был величественным и всегда трагичным. Другое дело, что даже узнать ее, свою судьбу, не всякому дано.
   Колян стойко и безропотно гулял по набережной, не отходя от машины дальше десяти шагов. Пляж оставался тихим и безлюдным. Море беззвучно лизало берег, черное и непознаваемое в своем величии. Скале вздохнула.
   **************************
  
  
  
   Сетро увидел Профессора во дворе, возле колодца. Бишка поливал ему из ведра на руки. Отдуваясь и фыркая, приплясывая и ежась на утреннем холодке, подставляя худую спину, с гребнем острых позвонков, холодной струе, он бросил на друга веселый взгляд и сказал:
   - Заходи, я щас.
   Первый Блин, стоявший рядом, с вышитым полотенцем наготове, с безразличием вешалки наблюдал за умыванием хозяина. Профессор сдернул полотенце с его руки, развернул и закутался в льняное полотнище.
   Сетро стало немного спокойней. Никуда не делось беспокойство за Скале, но, по крайней мере, Велка никого не покусала за минувшую ночь. Оба обитателя Профессорского дома, имеющие кровь, живы и здоровы. К тому же сама вампирица тоже не понесла урона, иначе ее брат не выглядел бы таким спокойным.
   Сетро замедлил шаг, присматриваясь. Бишка, тоже раздетый по пояс, босой, в одних только парусиновых штанах, закатанных по колено, не спеша, и сосредоточенно хмурясь, прибирал после умывания. Он аккуратно вылил из ведерка оставшуюся воду на куст смородины, и протянул его Блину, втолковывая что-то непонятливому голему, даже показал пальцем в сторону дома. Потом отставил в сторону деревянную скамеечку, сняв с нее бутылку с жидким мылом, да еще покачал ее, крепко ли стоит? Нет с Велкой, точно все в порядке. Одной заботой меньше.
   Профессор уже шлепал к нему босиком по дорожке выложенной круглыми камнями, вытирая волосы полотенцем.
   - Входи, входи, чего стоишь,- сказал он из-под полотенца.- Сейчас я тебе все расскажу.
   Он подтолкнул Сетро к двери, и сам зашагал рядом.
   - Поднимайся пока наверх,- сказал Профессор,- не в кузнице же разговаривать. Раскусил я твою вампирку. Ух, леди вамп. Сейчас расскажу, закачаешься. А губа у тебя не дура,- и расхохотался в восторге.
   - Ты про что это? - не понял Сетро.
   - Давай, давай, я сейчас тоже поднимусь. Халат вот только одену.
   Дом Профессора был странен. Даже по меркам Эспефа, где можно было найти самые вычурные строения от семиугольных палаток до, напоминающего лежащее на боку яйцо, дома Сокма Риса - священника непознаваемого бога. Но дом Профессора был странен по-другому. Во-первых, глухим забором в два человеческих роста из толстых тесаных бревен. Казалось бы, за такой могучей огородой должна скрываться не меньше, чем крепость, рубленная из твердого негорючего дерева Хак, а то и вовсе каменная, с узкими бойницами и могучими вратами. Но там обычный городской дом из двух этажей, с легкой кровлей из дранки и широкими светлыми окнами. Весь первый этаж, где в иных домах устраивают трапезную, кухню, гостевую и кладовые, у Профессора занят мастерской. Тут у него кузня с огромным горном - и не боится ведь пожара - в задней комнате, поговаривают, есть даже плавильная печь. Направо комната без окон. Там хранятся в полной темноте компоненты, необходимые алхимику для работы. И, кстати говоря, хорошо, что лежат они в темноте, ибо на некоторые из них лучше вообще не смотреть. Еще там есть комната, где из дыр в полу всегда дует горячий ветер. Там, под потолком, сушатся связки трав, и есть среди них такие, которые не всякий ходок топтал в своих странствиях по великой тропе. И комната, где застыли десятки глиняных изваяний, вернее изваяний из кремнеорганического композита, в ожидании, когда алхимик вдохнет в них сумрачное подобие жизни. Среди этих статуй есть такие, что созданы явно не для мирных дел.
   Зато на втором уровне, где у людей обычно спальни да горницы, у него огромная библиотека, а спальня всего одна. У него заведено, что гости, вдруг решившие остаться, спят, кто, где устроится, как, впрочем, и сам хозяин, который в своей спальне спит редко. И трапезная у него тоже на втором уровне, и кухня, где Профессор уже который год учит кухарничать непонятливых големов.
   Сетро бывал у Профессора не раз, знал его дом досконально, едва не лучше, чем свой собственный. Он уверенно миновал кузницу, где все так же трудились двое полуголых, чтоб не прожечь одежду, големов.
   Он поднялся по певучей лестнице, отчаявшейся уже за долгие годы перескрипеть извечный звон кузнечных молотов, и, отворив дверь в трапезную, уселся за длинный и широкий стол ждать хозяина, едва смиряя нетерпение. Спроси кто, не ответил бы, почему душа так настойчиво требует торопиться. Вроде бы нет к тому необходимости. Ведь ни один ходок, даже самый завзятый гордец и задира, не назовет уже Скале зеленым новичком на тропе. Главные методы работы с криптом, без которых на Тропе нечего делать, она освоила давно, а за последующие три года, участвуя вместе с Сетро во многих походах и торговых экспедициях, освоила некоторые тонкости. Крипт открыл в ней способности к исцелению и к власти над электромагнитными полями, а она развила эти качества и если не достигла мастерства, то, по крайней мере, уверенно к нему приближалась. И шпагой своей - легкой и смертоносной - она владела не хуже, чем целительским даром. А то и лучше, не зря же она то и дело моталась за три перехода от Эспефа в провинциальный Айвориум. Там жил отошедший от дел мастер клинка, однорукий Сайварди. Уроки угрюмого мастера стоили дорого, но очень многим помогли в отнятии чужих жизней и сохранении своей.
   Решительно все говорило за то, что Скале не пропадет в сложной ситуации, к тому же мир, куда наверняка вынес ее поток, пусть и был до оскомины техничным, но не самым опасным. Бывали места и похуже, и даже гораздо похуже.
   Несмотря на это, ему хотелось, бросив все, в том числе и детей, на произвол судьбы, схватить меч и, повернув крипт, взбудоражить мыслью плавное течение потока. Ворваться, взрезать невидимые воды, и против течения, разрывая жилы в водоворотах, наплевав на полюса, рваться на холодный берег, пахнущего мазутом моря, где лежат еще, должно быть, на песке угли от их костра.
   Сетро сдерживался. Прошло уже достаточно времени, чтобы лишняя минута или час что-то могли изменить. Если суждено было случиться беде, она уже случилась. Если можно что-то поправить, то эта возможность не исчезнет немедленно, а останется на какое-то время. И он ждал, пока придет Профессор. От нетерпения он готовил огненные заклинания. Не рожденное еще пламя горячими толчками текло по рукам, собиралось в кончиках пальцев, заставляя их дрожать, и напоминало о себе мучительным жжением.
   Клена вошел, сильно хлопнув дверью. Стремительно пересек трапезную - он был явно на взводе - полы синего шелкового халата развевались вокруг его ног.
   От неожиданности Сетро чуть не упустил огненную змейку, сновавшую у него между пальцами.
   - Осторожней со своими духами. Пожар мне устроишь,- сказал Профессор, усаживаясь за стол напротив Сетро.
   Сетро успел поймать змейку за хвост и втянул в ладонь.
   - У тебя все пропитано какой-то гадостью от огня,- сказал он,- даже мне трудно поджечь.
   Клена довольно улыбнулся.
   - Особый состав,- похвастался он.- Марта-2. назвал так в честь одной знакомой. Очень уж трудно было ее зажечь.
   - Ты сказал, что разобрался в Велкиной проблеме.
   - Разобрался,- кивнул Профессор.- Проблемы никакой нет. Знаешь, кого ты ко мне привел? Высшего вампира!
   Профессор замолчал, любуясь лицом Сетро. И даже хихикнул от восторга.
   - Не может быть,- сказал Сетро.- Ты напутал. Она в вампирах не больше двух лет. Когда она могла стать высшей? Да будь она высшей, я нипочем не справился бы с ней, там в лесу. Ни с огнем, ни без.
   - Да, да,- замахал рукой Профессор,- я такой дурак, я только вчера закончил университет и не отличу красного льва от меркурия. Да что там, я и синтез от анализа не отличаю. Великая Наука! Да конечно я ничего не путаю! Я на все сто уверен, готов поспорить на три литра крови.
   - У тебя нет крови. В твоих венах течет спирт. Это все знают.
   - Я сделал анализы крови. Все, какие только есть, и почитал кое какие материалы. Сошлось практически все.
   - Практически?
   - Да. Не перебивай меня. Помнишь, я рассказывал вчера, как вампир внедряет свой генокод в кровь человека, и как происходит борьба двух генотипов. Чем старше вампир, тем больше шансов, что его геном займет доминантное положение.
   - Помню, помню.
   - Браво, молодец. Это успех. Так вот, есть категория вампиров - это высшие - чей код заведомо сильнее, чем у самого здорового человека. Эти звери вытворяют с жертвой все что захотят. По Лавлат экспериментировал с лимфой высшего вампира, и с его слюной. Он выяснил, что высший подавляет человеческий генотип уже в момент контакта. Только вонзил клыки, и все ты уже не человек. Это не все. Они могут тут же, не выдирая зубов из раны задавать параметры новой сущности. Понимаешь, что это значит?
   - Попробую догадаться. Дама, которая обратила Велку, была высшей, так? А кстати, где этот По Лавлат, взял кровь и слюни высшего?
   - Лимфу, а не кровь,- сказал Профессор.- По Лавлат сам был высшим вампиром. Что Велку укусила высшая, это само собой. Я о другом. Захоти, например, высший, чтобы у жертвы вырос хобот, или, скажем, шея как у жирафа, будь уверен - вырастет. И хобот, и шея, и еще шерстью обрастет. Так они могут создавать жутких монстров, и, надо тебе сказать, создают. В одной монографии я нашел описание существ, стороживших стада одного из высших. Хочешь, я тебе зачитаю? Это изумительно.
   Профессор вытащил из кармана халата тонкую стопку сшитых листов.
   - Вот, сейчас найду. Где это?
   - Невероятно интересно,- сказал Сетро,- но давай отложим чтение. Ты хочешь сказать, что Велка - монстр, созданный высшим вампиром для каких то там целей?
   - Не то,- сказал Клена.- Вечно не дослушают и берутся делать выводы. Да, ты уж извини, что ничем не угощаю. Дома не осталось ни вина, ни пива. Все скисло и забродило. И съестного тоже ничего не осталось. Вообрази, а? Каково? Это все та "варварская монета". Если я с ней в ближайшее время не разберусь - помру с голоду, и мои мальчики осиротеют.
   - Ближе к делу, умоляю,- сказал Сетро. Клена, у меня совсем нет времени. Даже ни минуты.
   - Вот те раз,- удивился Профессор,- вчера ты говорил, что не спешишь.
   - Многое изменилось,- сказал Сетро,- я боюсь, что Скале в беде.
   - Да?- Профессор в замешательстве погладил ладонью мокрые волосы, а потом вытер руку о полу халата.- Расскажи, что стряслось.
   - Потом. Что там Велка?
   - Велка... да... тут, видишь ли, все дело в традициях. Традиции есть даже у вампиров, а у высших - тем более. Это сам по себе интересный феномен. Как удается этим почти бессмертным существам, живущим сотни, а то и тысячи лет, не терять связь с современностью, да и вообще с реальностью? Этот вопрос необходимо серьезно исследовать. Может быть, настоящий переворот в психологии, а возможно и в психиатрии.
   - Клена!
   - А, ну да. Так вот. Ты знаешь, что вампиры не знают полового размножения. Они своего рода паразиты на человечестве. Единственный способ пополнения популяции - это трансформация человеческой особи. Великая Трещина. У меня глотка высохла от этих разговоров, а дома нет даже кофе. Знаешь, что случилось с кофе? В него мыши нагадили. Ну, на кой они туда полезли. Они же не едят кофе.
   Разумеется, чтобы обратить человека, вампир должен быть, я уже говорил об этом, достаточно зрелым. Примерно от восьмидесяти до трехсот лет вампирского стажа. Но!- Профессор поднял вверх палец,- высшие - это своего рода аристократия вампирского социума. Даже нет, это слово не подходит. Каждый высший, это монарх. Но владеет он не землями, а другими вампирами. У них, у кровососов вообще очень структурированное общество.
   - Ты можешь сказать, что с Велкой?- спросил Сетро.
   - Какой же ты Сет бываешь нудный. Не понимаю, ну неужели не хочется узнать побольше? Мир полон потрясающих тайн, жить в нем, видеть своими глазами удивительное, постигать его своим умом... так интересно. И вот находятся такие как ты, видят только дорогу впереди, и прут по ней, как буйволы, не замечая ни того, что ждет по обочинам, ни боковых тропинок, ни даже перекрестков. И шпарят по этой дороге к своей цели, даже если цель эта - загон на бойне.
   - Клена, я тебе зуб выбью,- сказал Сетро устало.
   - Попробуй, големы тебя измордуют. У них приоритетный приказ меня защищать. Это я не против тебя их настроил, это против Крогана. А то он шуток не понимает.
   Сетро ничего ему не ответил, только вздохнул.
   - Так вот, с некоторых пор,- сказал Профессор,- с каких сказать трудно. Наверное, наши с тобой предки только-только научились искать друг у друга блох, а предки Крогана впервые сумели отрастить ложноножки. С тех самых пор у высших появилась традиция - не просто обращать, как придется, людей, а создавать из них наследников. Ведь даже человеческие монархи не полагаются на случай в таком деле, как продолжение династии. Вот и у высших стало модно иметь династии. Боги Серных Круч, где только они этого нахватались, может у нас, или наоборот мы у них? Не важно. Высший, ощутивший необходимость в укреплении династии, находит подходящего человека... чаще всего это не ребенок и не взрослый. Выбирают почему-то подростков. Задает ему разработанный специально генокод. Это, Сет, уже готовый геном высшего. Шашка сразу прыгает в дамки. Понимаешь теперь, что с твоей барышней? Она высшая, Сет, вне всяких сомнений. Таких называют приемышами. Низшие классы кровососов относятся к ним с завистью и презрением, как к выскочкам и карьеристам. Могут строить козни по мелочам, но серьезно нагадить не позволяет авторитет обратившего.
   Поэтому то Велка и не боится солнечного света. Высшим на него наплевать. И серебро ей ни почем, хотя среди высших не принято пользоваться серебром, но это только правила этикета.
   А дальше, Сет, сплошной туман. Обративший должен провести над своим приемышем обряд инициации, якобы только тогда наследник обретает полную силу высшего вампира. Как правило, они называют себя Лордами или Леди. Но вот в чем этот обряд заключается, мне не удалось узнать. Я даже не знаю, так ли уж он необходим, может быть, приемыш со временем и сам обретет полную силу.
   И главное, не понятно, почему обратив Велку, вампир не провел инициацию. Она ведь, как я понимаю, важна не только для обретения сил. Это еще и ... ммм, как бы тебе это сказать, ритуал признания наследника. Без этого молодой высший не защищен от своих агрессивных собратьев. И уж тем более от людей. Я имею в виду все эти штуки, осиновые палки, чеснок...
   Ты не знаешь в чем причина?
   - Нет, - Сетро покачал головой, - боюсь, что никто теперь не узнает. Скажи, можно сделать так, чтобы она не теряла контроль над собой по ночам?
   - Высшие вампиры, - сказал Профессор, - по общему мнению, всех исследователей, существа холодные, трезвые и никогда не теряющие над собой контроль. Возможно, это у нее болезнь роста, и пройдет сама собой. Со временем.
   - Сколько голов она еще за это время оторвет? - сказал Сетро.
   Профессор пожал плечами, встал, взял с полочки трубку и раскурил от свечи.
   - Хорошо, что на табак "варварская монета" не действует. Насчет голов не знаю. Отсутствует статистика. Но отчаиваться рано. Возможно, есть кое-какие амулеты и эликсиры. Я постараюсь выяснить. Займет какое-то время, и придется съездить в Тавгена, в библиотеку дворянского собрания. Там есть редкие рукописи.
   - Сделай мне одолжение, - сказал Сетро, - пусть они с братом поживут пока у тебя. Мне надо срочно уходить. Через Лож, в петлю потока. Там есть один техномирок. Скале сейчас там.
   - Конечно, - сказал Профессор, - мальчики за ней приглядят. Тут им, боюсь, будет голодно, но можно договориться, чтобы их кормили в трактире. Только бы и там пиво не скисло. Надо мне поскорее придумать, как нейтрализовать артефакт.
   - Спасибо, Профессор, - сказал Сетро, - я тебе отплачу, когда будет нужда.
   - Ага, ловлю на слове. Смотри, не отказывайся, когда я принесу тебе котят. Обещай, что возьмешь не меньше троих.
   - Опять котята? - удивился Сетро.
   - Угу.
   - Поздравляю.
   - Ее поздравь, леди Винтер. Объясни мне, почему у белой кошки год за годом родятся черные котята? Ни у одного, ни единого былого пятнышка.
   - Ты доктор, тебе видней.
   - Я не доктор, а только магистр. Ты давай, рассказывай, что стряслось со Скале?
   - Я сам не знаю. Мы бежали с одного места... это в петле потока. Долго рассказывать, похоже, это место не отмечено на карте, там есть городок Гулен.
   - Ты нашел новый мир? - сказал Профессор. - Перспективный?
   - Не знаю. У меня не было времени его исследовать. Там мы наткнулись на детей. Я удивился, узнав, что Велка не боится света, и подумал о тебе. Мне показалось, что ее еще можно спасти, я ведь не слыхал раньше о высших и обо всех этих ритуалах. Думал просто вылечить девчонку. Они бы там не пережили зиму, в своем лесу.
   - Мальчишка - да, - согласился Профессор, - а вампиры избегают голодной смерти, впадая в спячку. Но она не стала бы голодать. Как только бы брат умер, она стала бы наведываться в деревню.
   - Вот я и взял их на Эспеф. Думал показать тебе, или еще кому, из здешних умников. А ночью, в этом самом Гулене, она зарезала в трактире постояльца. Голову ему оторвала.
   - Ооо,- восхитился Профессор.
   - Я бы и сам ему голову оторвал. Гадкий был человек.
   - И это дело не осталось незамеченным,- сказал Профессор.
   - Да. Ты слышал, что нибудь о высокой иерархии.
   - Нет, а что это?
   - Сам теряюсь,- сказал Сетро.- Что-то вроде ордена монашествующих охотников за вампирами. Насколько я понял, это серьезная организация.
   - Даже для тебя?
   - Им несколько раз удалось меня удивить. Словом, уходить нам пришлось очень срочно.
   - Криптом?
   - Да, по петле потока. Я взял детей, а Скале пошла одна. Я был уверен, что она попала на Эспеф. Сам то я с довеском в виде двух подростков, легко преодолел центробежный вектор. Прошел как по торговому тракту. Только в конце сорвался. Не удержал направление, и меня вышвырнуло в стороне от полюса Эспефа, в дом этого Ноэля. Помнишь, я тебе говорил?
   - Ну, ну.
   - Оттуда мы пошли сразу к тебе. Потом я побывал дома. Скале там не было. Я подождал немного, но она не пришла. Я наведался к полюсу. Спросил у попечителя. Вчера там стоял Воганг, ты его знаешь. Он сказал, что Скале на полюсе не появлялась. Она не могла пройти в стороне от полюса. Попасть в полюс легче всего.
   - Она не была ранена?- спросил Профессор.
   - Нет, я не заметил на ней ран. А мы бились рядом. Я думаю, ее отбросило назад центробежным вектором.
   - Ну и что?- сказал Профессор.- Придет через пару дней. Снова через Гулен, пешочком. Я ей объяснял механизм. Теорию она знает, дело только за практикой.
   - Ты не понял. Там в Гулене, мы здорово растревожили осиное гнездо. Думаю, общественность взбудоражена, и нас рьяно ищут.
   Профессор пожал плечами.
   - Что, она не справится?- спросил он.- Эти иерархи так опасны?
   - Один из них поймал ладонью огненную стрелу. Мою. Я считал раньше, себя мастером огневых стрел. А потом, он едва не усыпил меня какой то разновидностью психомагии.
   - Профессор покачал головой.
   - Так сходи туда и проверь.
   - Схожу.
   - Сходи.
   Сетро поднялся со скамьи.
   - Так ты присмотришь за...
   - Не волнуйся папаша,- перебил его Профессор,- лети. Если где встретишь Крогана, передай от меня приветик. И скажи, что я пью за его здоровье.
   Сетро пожал Профессору руку и вышел. Профессор не стал его провожать, и, спускаясь в одиночестве по лестнице, Сетро думал о том, что хорошо бы сейчас не встретить ни Велку, ни Бишку. Не хотелось с ними прощаться. Не хотелось им что-то объяснять. Даже видеть их не хотелось.
   Голые серокожие кузнецы, все так же били по металлу тяжелыми молотами. Сетро миновал звоном наполненную кузню, вышел во двор и, конечно же, столкнулся нос к носу с Бишкой. Закон подлости перещеголял себя в это утро. Между желанием и исполнением его полной противоположности прошло рекордно короткое время. Впрочем, нет. Этот поворот событий был не самым нежеланным. Куда хуже для Сетро было бы сейчас встретить Велку.
   Бишка остановился, степенно вытер чем-то перепачканные руки о рубашку на животе и после этого коротко поклонился. За спиной его топтался Первый Блин с охапкой лебеды в руках.
   - У хозяина от, у Мастера Можа, от колдовства весь хлеб перепортился, - сказал Бишка. - А мы от, лябеды нарвали, вдоль забора растет. Длиннюща, зеленюща. Ежели ее, заразу, выварить хорошо - похлебка толковая получается.
   - У мастера Можэ, - сказал Сетро, отвечая на Бишкин поклон кивком головы, - денег столько, что он может купить себе целый трактир. Но ты все равно свари лебеды. Ему интересно будет узнать, подействует ли колдовство на лебединую похлебку.
   - Сварю, - пообещал Бишка. - А спасибо тебе, господин Сетро, что нас сюда привел. Тута-то Велке не поозоровать будет. Вчерась, значит, ночью, как обступят ее эти серые, хнолемы, ровно каменные. Она давай своим швистом усыплять. Меня усыпила, мастера Можу и то усыпила, а хнолемы и ухом не ведут. С ними не забалует. А мастер Можа обещался, что вылечит ее. Могет быть и правда вылечит, да господин Сетро?
   - Этот вылечит, - сказал Сетро, оглянувшись через плечо на дом.
   - Ухожу я, Бишка. На некоторое время, может, два дня, может, три. Вы пока тут поживите. Профессор за вами присмотрит. А там мы со Скале появимся.
   - Здорова ли госпожа Скале? - вежливо поинтересовался Бишка.
   - Это я и собираюсь выяснить, - сказал Сетро.
   Он хлопнул Бишку по плечу и вышел за ворота.
   За воротами ветер мел пыль и листья. Двое прохожих, мужчина и женщина, шли по пустому переулку, прикрываясь ладонями от присыпанного пылью ветра. Сетро вызвал, было в воображении темно-серую громаду крипта. Увидел словно воочию многочисленные монолитные грани нагромождения тяжких каменных кубов, висящее в багровой темноте, мириады вычурных знаков на этих гранях, и собирался уже повернуть его так, чтобы нужный знак оказался напротив нужной грани. Если сделать так, то он вступит на путь, ведущий к месту Лож.
   Неизвестно почему, но те, кто посвящал жизнь путешествиям по мирам пути, никогда не звали мир миром. Предпочитали говорить о месте. "Был в таком-то месте" и всем ясно, о чем речь.
   Сетро помедлил и не стал поворачивать крипт. Решил сначала наведаться к полюсу. Вдруг Скале прошла через него этим утром, и они разминулись, когда он спешил к Профессору.
   С десяток лет назад, ходили слухи, что в мире, где расположен Эспеф, есть еще один полюс. Дескать, находится он в горах, кажется даже на другом континенте, и добраться до него почти невозможно. Разве что по воздуху. И были такие, кто слышал о тех, кто знал смельчаков, которым эта экспедиция удалась. Поговаривали, что со второго полюса лежит почти прямой путь к последнему перекрестку - миру, с которого открывается дорога к концу пути, а может быть не к концу, а к его началу. Никто ведь не знает, где у пути начало, а где конец.
   Слух этот был необыкновенно популярен несколько сезонов, а после, когда было уже продано положенное количество карт с маршрутами ко второму полюсу, и необходимое количество проходимцев нажились на простаках, этот слух стал затихать, пока не пропал совсем. Несколько лет, Сетро не слышал рассказов о втором эспефском полюсе, и привык уже считать, что полюс всего один, и находится он на окраине города Эспефа, на пустыре между улицей медников, и дворцом предсказателя погоды. И это место, едва ли не самое интересное, во всем Эспефе.
   Во-первых, там всегда полно людей. И мужчин и женщин, и детей - особенно мальчишек. Одни отправляются в поход, другие ждут чьего то возвращения, а третьи просто смотрят, в нетерпеливом ожидании, когда сами смогут, покрытые ранами, с обнаженным оружием в руках, и мужеством в глазах, появиться как из воздуха, в мощеном красным кирпичом кругу, трех шагов в диаметре.
   В прежние времена, город рос вокруг полюса, но после уличных боев с пехотой Тавгена, часть города, впрочем, далеко не лучшая, дотла сгорела, да так на старом месте и не возродилась. Эспеф ширился на юг запад и север, только восточная сторона оставалась черным пепелищем. Не надолго, через пять лет здесь уже непроходимыми зарослями кустарника зеленел пустырь, любимое место для звенящих пчел, а по вечерам для влюбленных пар. Эти заросли, так хорошо скрывали от бестактных чужих глаз, что даже если сильно захотеть, все равно ничего лучше не придумать. Конечно, влюбленные ходят туда не напрямик, через полюс, где нескромных глаз и языков - пруд пруди, а в обход, по путевой улице, мимо брошенных амбаров. Сетро не надо было давать такой крюк, и он пошел от дома Профессора, через площадь с фонтаном, по пыльной Каменной улице.
   Час ранний. Хотя трудолюбивые горожане уже брались за дела, спешили, наскоро чмокнув в щеку жен и детишек, в лавки и мастерские, но это касалось только лишь горожан. Никого из ходоков в этакую то рань на улице не встретишь. Разве что спящего на земле рядом с кабаком, откуда выставили вчера тычками, за веселое буйство во хмелю.
   Двоих ходоков Сетро все же встретил, и пусть они попались ему и в самом деле на крыльце кабака "Дохлый Мур", но как ни странно в полном сознании. И даже на первый взгляд трезвые. Протирая штанами грязные ступеньки, они уныло, без всякого интереса шлепали по не метенным еще ступенькам старыми картами. Играли, для того чтоб скоротать время. Видно дожидались открытия кабака. Долгонько же придется им ждать. "Дохлый Мур" один из тех кабаков, куда редко захаживают горожане, зато прочно облюбовали для себя ходоки. Раньше полудня такие заведения не открываются. Зато и закрываются они лишь под утро.
   Сетро, двое игроков проводили мутными и вполне безразличными взглядами. Насколько он понял, один из них хотел поставить на кон сапог, а второй не соглашался, заявляя, что один сапог это только полставки. Спорили они беззлобно, и ясно было, что когда им надоест, они без труда придут к согласию. Гораздо больше беспокойства причинял им ветер, норовивший сдуть с крыльца карты. Приходилось придерживать взятки руками.
   У полюса, Сетро удивило необычное, даже для такого раннего часа малолюдье. Богато одетая горожанка, хмуро не отводила глаз от круглой площадки, сидя в плетеном кресле. Ей было за тридцать, она куталась от ветра в пуховую серую шаль, позади за спинкой кресла стоял слуга, держащий в руке медный кофейник. Дама время от времени прихлебывала из маленькой чашечки, и то и дело клевала носом. Больше не было никого, если не считать попечителя.
   Как-то так само повелось, что у площадки, стал постоянно дежурить попечитель. На тот случай, если вдруг прибывшему на Эспеф срочно потребуется помощь. Не раз ведь бывало, что люди появлялись на полюсе и раненые, и больные и просто без сил, чтобы тут же упасть на красные кирпичи, и уже не двигаться. И видать случались все же минуты, когда у площадки не оказывалось ни одной живой души, чтобы поддержать, унять кровь, перевязать раны, а то и просто оттащить в сторону в тенек.
   Попечительствовали по очереди. По началу это происходило стихийно, когда на посту стояло трое, а когда вообще никого, но скоро нашелся кто-то настолько любящий порядок, что не поленился и организовал дневные и ночные смены. Теперь каждый, кому выпадал жребий стоять на посту, на полюсе, извещался о сей обязанности заранее, а кому особенно не терпелось, мог справиться о своей очереди в городском совете.
   А ветер все усиливался. Он рвал с плеч женщины шаль, и дергал за полы кафтана ее слугу, и, пользуясь тем, что бедняга не может даже рукой прикрыть лицо, мешает кофейник, сыпал ему в глаза горстями пыль. Воганг уже сменился, но еще не ушел домой спать, или в трактир пить. Его задержал разговор с двумя горожанами и сменным попечителем - незнакомым Сетро черноволосым ходоком средних лет. Они стояли под дощатым навесом, специально сколоченным для того, чтобы попечителю не капало на голову в дождливую погоду, и тихо беседовали. Слов за порывами ветра было не слыхать, даже когда Сетро подошел к навесу почти в плотную. Его тоже не сразу заметили, только когда он ступил на гулкий настил из досок, на него обернулся один из горожан и сказал что-то остальным. Разговор тут же стих, четверка молча дожидалась приближения Сетро, и каждый неловко пытался сделать вид, будто эта пауза в разговоре возникла совершенно естественно, сама собой, и появление пятого нежданного собеседника к ней никакого отношения не имеет.
   Воганг зевнул, деликатно прикрывая рот ладонью, один из горожан заметил, что конец его пояса висит не так как должно, и сосредоточенно принялся его поправлять, другой внимательно разглядывал щели в навесе над головой, а незнакомый ходок взялся беспечно глазеть по сторонам, небрежно положив руку на рукоять меча.
   Сетро поднял руку, приветствуя всех собравшихся разом. Воганг и один из горожан, тот, у которого на голове был смешной, похожий на горшок берет, кивнули ему в ответ.
   - Воганг, Скале не появлялась?- спросил Сетро.
   - Нет, Сет,- ответил тот,- не было. Я никуда не отлучался, заметил бы, если б она прошла полюсом.- Воганг покачал головой, сочувствуя,- не переживай, появиться, сам говорил не меньше трех дней уйдет.
   Сетро кивнул.
   - Что, сильный поток в той петле?- поинтересовался Воганг. Незнакомый ходок внимательно прислушивался к разговору.
   - Поток не очень сильный, но крутая циркуляция,- ответил Сетро.
   - Ааа,- сказал Воганг.- Нет, не проходила здесь Скале, я ее знаю, не спутал бы. Нет, не проходила. Появится она, ты не переживай. Такая как она не пропадет.
   - Ты, если она вдруг появится, а меня не будет, скажи ей, чтобы ждала меня дома. Или у Профессора пусть оставит весточку.
   - Конечно,- закивал Воганг,- передам обязательно. Не сомневайся, не забуду. И по дежурству передадим.
   Он повернулся к незнакомому ходоку, и сказал:
   - Передашь Шлежеку, хорошо? Тебе ведь Шлежек меняет?
   Незнакомец кивнул.
   - Не забудешь?
   Незнакомец хмыкнул.
   - Передаст он, не забудет,- перетолмачил Воганг это междометье.
   - Спасибо,- поблагодарил Сетро,- я этой услуги не забуду.
   - Что ты,- замахал на него Воганг руками,- что ты, кто же поможет как не свой брат ходок. Верно говорю?
   Горожане слаженно закивали головами, давая понять, что да, разумеется, свой брат ходок всегда готов помочь, а как же иначе.
   Сетро кивнул всем четверым, скорым шагом покинул навес, наискось пересек площадь, бросив последний взгляд на печальную даму в креслах. Она, видать, уже давно ждала, здесь не сводя с красной площадки воспаленных бессонницей глаз, и усталость, несмотря на взбадривающие порции напитка, брала свое. Зачем она обрекла себя на утомительное бдение? Кого ждала?
   Сетро повернул крипт.
   Багровая пелена сгустилась перед ним, заволокла очертания громады крипта, и ушла в сторону словно отдернутый занавес. За занавесом прятался Лож. Он открылся Сетро пыльной травяной степью, обрушившимся на непокрытую голову и плечи тяжелым зноем, бледно голубым небом, и теряющимся в мареве горизонтом, одинаковым на все четыре стороны. На этот раз Лож был совсем не похож на ту холмистую поросшую редколесьем равнину, где им со Скале пришлось пробиваться с боем, и отступить криптом, прикрываясь огнем и сталью. Сегодня он не стал рисковать, и оборвал переход прежде, чем поток вынес его к полюсу. Так и оказался в этой жаркой степи.
   Сегодня задача была легче, чем в тот раз. Не нужно было прорываться дальше, искать дорогу, и вынюхивать перекрестки, только лишь поддаться воле потока, скользнуть в петлю, и постараться, чтобы она, петля, выбросила его в нужном месте. На берегу пахнущего нефтью моря. Головокружение за трудности принимать не стоит.
   Сетро сделал шаг, другой. Времена, когда сердце усиленно билось о ребра с первыми шагами по земле нового мира, остались в прошлом. Столько их было - новых миров, что все они начинали казаться похожими один на другой, даже если на деле были разными как север и юг, как аверс и реверс, как черное и белое. Все одно и то же, или части одного и того же. А ведь разница то, если вдуматься невелика. В самом деле, открывая тропу на новый мир, никто не боится оказаться в месте, где человеку невозможно будет жить; кое-где чтобы жить приходится прилагать значительные усилия, это верно. Ходока первопроходца может встретить нешуточный холод, или палящий зной, воздух может быть разряжен, или полон зловония, но можно сказать уверенно, что он будет, и его можно с определенным усилием втянуть в легкие, и не умереть на месте; что даже если этот ходок отправился покорять новый мир голышом, то у него будет несколько минут, чтобы, скорчившись на хрустящем снегу, или ловя языком капли стремительно испаряющегося пота - осознать свою ошибку.
   При известной доле выносливости, или удачливости, можно смело торить новые тропы, не обременяя себя лишней экипировкой. Всюду будет земля, на которую можно поставить ногу, воздух, которым можно дышать, солнце в небе днем, и луна, иногда две, ночью. Безлунные миры никому не встречались, или же были настолько негостеприимными, что оттуда никто не возвращался. Ни атласы, ни путевые заметки о таких местах не упоминали.
   А трава то здесь совсем сухая. Облачка бурой пыли взлетали из-под сапог с каждым шагом, а убитые зноем стебли жестко шуршали под подошвами, падали, бессильные даже оплести ноги пришельца. Сетро шагал, впитывая в себя звуки, запахи и ощущения, краски и образы, чтобы все это преобразованное и сплавленное подсознанием воедино, родило бы локальную карту потока. Это делалось на грани сна и интуиции, он сам не мог объяснить, да и никто из его знакомых не мог, как это происходит. Скале обижалась совершенно напрасно - это приходит со временем, точнее с количеством пройденных поворотов крипта. Еще одна необъяснимая способность, вырабатывающаяся методом ментальной проекции. Одной больше, одной меньше - ничего странного.
   Картина же складывалась неутешительная. Судя по всему Сетро находился в низине, существенно сужающей горизонт, и даже здесь, почва была тверда как камень и суха как сердце банкира. Сетро не мог пока разобраться как, но эта сушь, и этот зной влияли как-то на картину потока. Может быть, неявное завихрение породило изменение потока в этой части Лож, или наоборот, небывалая засуха, оказала влияние на нестабильное течение, Сетро затруднялся сказать что причина, а что следствие, но встать на путь с этого места - все равно, что прыгнуть с края ущелья в бурлящую горную реку, где воды-то по колено.
   Предстояло отыскать место, откуда можно без опаски повернуть крипт. Место это, чувствовал Сетро, было не так далеко, пожалуй, если пару часов идти на восход, не слишком медленно, но и не спеша.
   Воды он не взял, хотя следовало бы, но уж два то часа без воды продержаться можно даже в такой зной.
   Мельком, он бросил взгляд на небо, щуря глаза. Если на Лож сейчас утро, то восток справа, если же время после полудня, то совсем наоборот, слева. Выяснить истину было только два способа, и оба выводили его из себя тем, что требовали уйму времени. Можно было оставаться на месте, и отмечать в какую сторону тащат солнце местные небесные кони. Бездельное ожидание вполне могло свести его с ума. Гипотетическая опасность, угрожающая Скале, с каждой прошедшей минутой становилась все серьезнее. Второй способ, рекомендовал идти немедленно в одном из двух направлений. Наугад, а уже в пути по солнцу ли, по собственным ли интуитивным ощущениям пути, выяснить, верен ли выбор. Этот метод был хорош тем, что при удаче сводил потери времени к минимуму, а плох, потому что существенно увеличивал их, если выбор будет ошибочен.
   Сетро не высокого был мнения о своей удаче, и все-таки решил не ждать. Злое предчувствие толкало вперед. Он зашагал на право, после недолгого колебания. Низина здесь повышалась круче, и был шанс подняться на возвышенность и окинуть все же взглядом горизонт.
   Настораживала тишина. Не слышно было даже насекомых. В прошлый визит на Лож, воздух звенел от бронзовокрылых туч. От жары попрятались?
   Сначала Сетро показалось, что он видит среди засохших стеблей, чудом уцелевшее под ударами беспощадного солнечного жала, растение - серо бурую метелку степной травы, но оказалось, что метелка эта растет не на стебле, а на круглой, гладкобокой шишке. Еще немного и над морем мертвой травы поднялись голова и плечи человека, а шишка с метелкой, оказались кожаной шапкой, украшенной на макушке конским хвостом. Сетро с интересом наблюдал происходящее на его глазах, буквально в десятке шагов, чудо - вырастающего из земли человека.
   Человек кряхтел, видно произрастание из такой сухой и твердой почвы давалось с трудом, плечи присыпанные землей горбатились над травами, он упирался, руками вытаскивая себя из чрева земли. Вот он уже по пояс поднялся над травой, вот выдрал колени, поднялся в полный рост, потянулся, разгибая спину, и стал отряхиваться, пустив по ветру тучи легкой пыли. Он охлопал себя по плотным стеганым штанам, по бокам и плечам ветхой серой рубахи до середины бедер, потом нагнулся, поднял с земли и положил на плечо лопату. Деревянную, окованную железом. То, что показалось со стороны чудом, человеком-ботвой, на деле было просто землекопом, выбирающемся из выкопанной ямы. В гуще сухой травы, Сетро не заметил ни ямы, ни отвала безжизненного серого суглинка.
   Потом человек обернулся через плечо, отчего штык лопаты описал в воздухе широченную дугу, и с досадой плюнул в только что вырытую яму. И заметил Сетро.
   Он медленно спустил с плеча лопату, держа ее в опущенных руках. Пока еще, в том как он держал инструмент, не было ничего угрожающего. Так дают понять, что мы люди мирные, но наша лопата...
   - Асты акрь, кази мыгрова?- спросил человек.
   Сетро произнес логему, но землекоп не торопился повторить вопрос, он смотрел на Сетро, и ждал, тревожно поблескивая влажными темными глазами. Он был широколиц, из-под кожаной шапки выбилась спутанная прядь черных волос. Щеки лоб, все лицо было мокрым от пота, и бронзовым от загара.
   - Нет?- сказал человек, отчаявшись дождаться от Сетро слова.- Колдун? Водопой?
   - Здравствуй, почтенный,- сказал Сетро, досадуя что, несмотря на логему не улавливает смысла в словах землекопа.- Я чужой в этих краях. Мир тебе, и твоему дому.
   Землекоп попятился, не сводя с него глаз. Лопату он сжал так крепко, что побелели пальцы.
   - Колдун,- сказал он почти шепотом, но Сетро услышал,- воду заговорил, солнце заговорил. Урух.
   В прошлый визит на Лож, им пришлось сражаться с местной фауной, и отчасти флорой. Люди здесь оказывается не дружелюбнее травокрыс.
   - Эй, постой,- позвал Сетро.
   Куда там. Землекоп развернулся, отшвырнул лопату, она, брякнув, ударилась о землю, и побежал. То и дело он оглядывался на Сета, и тому очень не нравились его глаза. Такие глаза бывают у человека донельзя, не на шутку испуганного. Сперва Сетро подумывал его догнать, не хорошо, если где-то поблизости у землекопа есть друзья, которые, выслушав путаный рассказ насмерть перепуганного человека, решат пойти да и разобраться, что за напасть ему повстречалась. Объясниться с ними наверняка не удастся, кто же будет слушать чужака, если свой брат землекоп в нем безошибочно учуял колдуна. Лопатой его, лопатой.
   Землекоп, вовсю работая лопатками, рассекал животом ковыли, а Сетро вздохнул. Бедняга бежал как раз в том направлении, которое Сетро выбрал для себя, решив, что там восток. Надо было либо идти за землекопом вслед, и навстречу возможным его собратьям, либо уступить облюбованное направление ему, а самому двигаться в другую сторону.
   - Понесло же тебя...- сказал Сетро вслед землекопу, и, повернувшись, пошел в другую сторону, прислушиваясь к своим ощущениям, а заодно обострив слух, к затухающему топоту босых пяток.
   Солнце безжалостно било горячими лучами в землю, и в затылок Сетро. Он успел пожалеть, что не взял хотя бы шляпу. Шляпа бы сейчас пригодилась.
  
  
  
  
   *************************************************
   Черная плита неправильной формы из гранита. Если смотреть на нее сверху, она напоминает яйцо, вылитое на сковороду. Она причудливо и чуждо смотрится здесь, в пустыне, в царстве желтого песка и шустрых ящериц. Черный камень идеально отполирован, как крышка рояля, отраженное в нем небо черно, и солнце черно тоже.
   На этом постаменте трое. Юноша с соломенными волосами стоит на краю гранитной кляксы, змейки песка скользя по гладкой поверхности, целуют его ноги. Он задумчив. Закрыв глаза, он прижимает подбородком к плечу скрипку цвета гречишного меда, и звуки тягучие как этот мед стекают медленно со смычка, путаются в его зеленом робоне, наброшенном небрежно на плечи и растворяются в песках. Он играет и слушает музыку. Глаза его закрыты. Кажется, что ему нет дела до двух остальных, до пустыни и до черной плиты гранита.
   Женщина с волосами черными как сердце ночи, в алом платье с пояском из жемчужин стоит поодаль. Ее, казалось бы, не занимает игра музыканта, хотя это по ее воле юноша терзает скрипку. Она увлечена чтением. Большая книга, на переплете которой явственно видны следы огня, раскрыта на середине. У женщины красивое тонкое лицо, но когда свет падает на него под определенным углом, в глазах вспыхивают красные искры. Женщина хмурится и кусает тонкие губы. Возможно ей не нравиться то, что она прочла в книге. На переплете можно разобрать название, оно частично стерлось и буквы кое-где испорчены огнем. "Миф о множественности миров". Знаток, оглядев книгу со всех сторон, нашел бы имя автора: Клена Можэ.
   Третий сидит прямо на полированном граните. У него резкие черты лица, и блеклые глаза, наводящие на мысль о безумии. Волосы коротко острижены, на поясе длинный и широкий нож. Удивительно как ему не жарко в черном кожаном колете. На запястье левой руки намотан тонкий шелковый шнур. На камне перед ним расстелена карта - широкий бумажный лист. Он прижимает карту рукой, что бы ветер не унес ее в пустыню. Ветер любит необычные игрушки.
   Довольно долго все молчали, кроме скрипки и ветра пересыпающего песчинки. Горизонт на западе становится багровым, там поднимается мгла.
   Мужчина отрывает взгляд от карты и, послав к горизонту долгий взгляд водянистых глаз, цедит сквозь зубы:
   - Идет самум, Леди. Скоро и здесь нам станет неуютно.
   Женщина перелистывает страницу, ее брови смыкаются, как две грозовые тучи. Скрипач играет, не поднимая век.
   - Нам нужен Эспеф,- говорит женщина,- посмотри, где находится это место.
   Мужчина в черном опускает голову и смотрит в карту. Он водит пальцем по изогнутым линиям, и, хмурясь, нет-нет, да и бросает беспокойный взгляд на запад.
   - Вновь увидеть солнце, это прекрасно,- скрипит его голос,- но в самуме нет ничего хорошего. Этот ветер способен даже с нас содрать кожу.
   - Ты нашел Эспеф?- спрашивает женщина.
   Он молчит. Играет скрипач. Ветер треплет уголок карты, и тот трепещет как крыло птицы.
   - Вот он, Эспеф,- палец человека в черном прижал точку на карте,- нашел. Довольно далеко забрались. Может леди найдет, что нибудь поближе, и хорошо бы побыстрее. Самум идет.
   -Женщина опускает книгу, заложив пальцем страницу, она кривит губы в досаде.
   - Ты боишься содранной кожи?- говорит она.- Давно ли посещают тебя такие страхи? Может быть, ты так же боишься темноты, или высоких зданий?
   - Я уже давно ничего не боюсь,- мужчину с глазами безумца не трогают насмешки,- Ты знаешь, Леди, с каких пор я потерял страх. Но идет самум, с востока и с севера. Ветер попутный, сейчас мы еще успеем вырваться из клещей бури. Нам нельзя оставаться здесь дольше. Ветер несет тучи песка, они подобно шлифовальной бумаге, сотрут кожу и мясо с наших костей.
   - Твоему скелету не суждено украсить собой пустыню,- говорит леди в алом.
   - Тебе ли не знать, что все эти миры и тайные тропы - сказка, выдумка однодневок. Глупо принимать их на веру. Возьми любую книгу - в ней ложь. Все книги лгут в большом или малом. Эта тоже лжет. Ты уже дважды пыталась и не смогла. Страшусь, что если ты будешь упорствовать и дальше - над тобой станут смеяться.
   - В книге подробно описан метод проникновения в другие миры,- женщина не хочет больше спорить с ним, она открывает книгу и ищет взглядом нужную строку,- однодневки это могут, значит, могу и я.
   - Мы не успеем до бури,- говорит мужчина.
   - Тогда тебе придется научиться танцевать меж песчинок,- бросает она.
   Скрипач улыбается серыми губами, не открывая глаз. Ветер все злее, все настойчивее вырывает карту из-под рук безумца в черном, мгла на востоке становится серой, и от туда слышен шум, как будто гудят крылья насекомых. На севере горизонт пропадает в мареве. Песчинки то и дело падают на страницы книги, женщина в алом в досаде кривит губы, и смахивает их ладонью в красной перчатке.
   - Существует, или нет в реальности множество миров,- читает женщина вслух,- или же каждый новый мир лишь порождение сознания, вызванное ментальным трансом? В пользу той и другой гипотезы есть множество аргументов, впрочем, как и против. Я не возьмусь отстаивать ни одну из них.
   - Они сами не знают, о чем пишут,- говорит человек в черном колете.
   - С уверенностью можно сказать лишь то, что приведенная выше последовательность действий, приводит к определенному результату. Реальны ли эти результаты - вопрос академический.
   Человек в черном хрипло смеется, будто услышал что-то забавное, и сворачивает карту. Он прячет ее на груди и остается сидеть на плите, опустив голову.
   - Должно быть такова плата, за возможность видеть солнце.
   - Ты стал высшим, но остался ребенком,- говорит ему женщина.- Она переворачивает страницу, и читает дальше.- Объект называемый здесь криптом, не встречался никому в действительности, но проведенные мной исследования, свидетельствуют со всей определенностью, что каждый пользующийся методом ментальной проекции, представляет себе одну и ту же картину. Не существует вариаций даже в мелочах. Это наводит на мысль о том, что хотя крипт, может быть как реальным, так и воображаемым объектом, но его проекция на сознание каждого ходока - непреложный факт.
   Солнце померкло за тучей багровой пыли. Ветер, злой и резкий, толкает в спины, дергает за одежду, засыпает песком глаза. Шум приближающейся бури, становится громче, и голос скрипки почти теряется в нем. Женщина прикрывает ладонью глаза. Листки книги трепещут под напором ветра. Женщина напрягает голос, чтобы перекричать близкий самум.
   - Существуют места! В которых! Ментальная проекция! Полней, и образ крипта! Ярче, чем в других! В этих местах! Переход осуществляется! Значительно легче! Это полюса и истоки! В полюсах легче выход! В истоках проще вход!
   Сдается скрипка, музыкант не может больше играть. Ветер сечет ему лицо и руки. Человек в черном закрывается рукавом. Теперь единственный музыкант, это ветер. Симфония для песка в мажоре, но голос женщины еще звучит сквозь рев бури.
   - Каждый знак, на гранях крипта! Соответствует направлению в общем, течении потока! Комбинируя знаки мысленным усилием, мы подобно навигаторам в море! Прокладываем курс от маяка к маяку, до самого порта назначения! Изменить сочетание знаков! А значит и курс перемещения! Невозможно!
   Буря падает на них сверху, и голос женщины более не слышен, в сплошных потоках песка, теряются силуэты людей. Все заволакивает мгла.
  
  
  
   ***********************************
  
  
   За три дня, Скале постаралась хоть немного узнать этот мир. Он без сомнения, относился к техномирам. Тут не могло быть двух мнений. Техномиры в массе скучные, неприятные для жизни места, этот же был поразительным. За столь недолгий срок, Скале увидела столько удивительных и прекрасных вещей, сколько за все три года, что провела на Пути. Но на пути чудеса разбросаны редко, здесь одно, там другое, а тут... все в одном месте.
   А Виктор говорит, что все это ерунда, не стоящая внимания. Вот если выбрать время, и слетать в Штаты... Что это за волшебное такое место Штаты?
   Про "слетать", Скале сначала подумала, что это просто такое у Виктора иносказание, нечто вроде быстро съездить. Оказалось, нет! Ничего подобного. Они тут на самом деле умели летать, и как она скоро поняла - довольно быстро. Не сами конечно. Летали специальные машины, и несли на себе людей. Сначала она с трудом поверила словам Виктора. Потом увидела эти огромные машины на экране, и была поражена, а потом... потом Виктор уговорил ее совершить небольшое путешествие на одной из них. Небольшое это по их меркам. Скале потом посмотрела по карте, путь который самолет проделал за три с половиной часа, потребовал бы от всадника трех месяцев путешествия. Это если не учитывать, что крылатая машина оставляла далеко внизу покрытые снегом горы, и подобно стерху, без отдыха пересекала моря.
   Поднимаясь по трапу на борт самолета, она куталась от ветра в шубку из удивительно мягкого голубого меха, кстати, подаренную Виктором, через три с небольшим часа полета, она вышла из салона в теплое лето, в яркую зелень под синим небом, в крики пестрых птиц, в улыбки встречавших их услужливых людей. Это называлось у Виктора "слетать к теплому морю". Вечером того же дня тот же самолет без труда перенес их обратно, из лета в зиму. У Виктора были важные дела, к тому же он скрупулезно выполнял свое обещание - вернуть ее к тому месту, где должен был появиться Сетро. За время их отсутствия на зимнем пляже должны были неотлучно находиться Викторовы "пацаны". Им же полагалось и встретить Сета, если он появиться. Сет не появился.
   А чудесное, удивительное приключение Скале в техномире продолжалось. Ей довелось увидеть еще много удивительного, и почти всегда рядом был Виктор. Она видела прекрасные дома, построенные людьми много лет назад, и гордые, величественные постройки современников. Побывала в боулинге. Видела красивое представление в огромном, пышно убранном театре, перепробовала множество блюд в роскошных тавернах, которые были и не таверны вовсе, а рестораны. Каталась на автомобиле, и даже попыталась сама им управлять. Видела множество чудес, созданных не магией, не завихрением потоков энергии, а руками и умом обычных людей. Она спускалась в подземный город, где с шумом носятся поезда, перевозя во всех направлениях толпы людей, и поднималась в прозрачных кабинах на высоту стоэтажных небоскребов.
   Каждое утро, просыпаясь, она, видела огромные пышные букеты цветов, а Виктор никогда не позволял себе напомнить хоть словом об этом роскошном великолепии. Встречаясь с ней за завтраком, он делал вид, что не знает, что он даже и не подозревает, о том, что в ее комнате неизменно появляются эти охапки лилий, роз, флоксов, и астр, и орхидей, и каких то особенных, похожих на тюльпаны. Скале делала вид, что сердится, требовала прекратить это нелепое ухаживание, но он делал каменное лицо, и переводил разговор на другое; на планы на сегодняшний день, советовал ей куда следует сходить и на что посмотреть. Сердиться на него было трудно. Вообще трудно, почти невозможно сердиться на того, кто каждый день дарит тебе цветы.
   Утром за завтраком, когда она запивала соком горячую булочку, зазвонил телефон. Виктор извинился, приложил к уху трубку, и встал из-за стола. Он почти сразу отвернулся, и отошел в сторону, а по его односложным ответам, трудно было догадаться, о чем идет речь, но по побагровевшим ушам Скале поняла, что случилось что-то важное для него, и очень при этом неприятное и неожиданное.
   - Хорош,- говорил он в трубку,- давно? Это ты должен знать. Нет. Да. Да. А вот как.... Ну так сделать. И Фадееву так скажи. Туда не суйся. Это уже не твоего ума дело. А ты бы ему намекнул.
   И дальше в таком духе. Скале жевала булочку, воспитанно делала вид, что не прислушивается, а сама старалась обострить слух, чтобы узнать, что такого говорит Виктору телефонный собеседник. Увы, крипт еще не успел наложить на нее все свои печати. Обостренный слух ей был до сих пор недоступен. А может быть и так, что она так и останется безухой. Такое хоть и редко, но бывало. Крипт дарит сверхъестественный слух почти каждому ходоку, но дело именно в этом "почти", около двух процентов, говорил ей Профессор, так и остаются с тем, что дала им природа и родители при рождении. Хорошо это или плохо, и вообще как влияли изменения от крипта в долгосрочной перспективе, Профессор сказать не брался. Сам он в эти два процента не попал.
   - Тебе объяснять не надо. Подключи Слава, пусть пробьет. Хорошо, все. Все говорю.- Виктор закончил разговор, и вернулся за стол.
   Скале взглянула на него. Он улыбался, но там, в глубине глаз поселилось беспокойство. Она это чувствовала, и еще чувствовала участившийся пульс, уже впрочем, успокаивающийся, и подскочившее давление. Не сильно, Виктор был на редкость здоров.
   Он еще раз извинился, подливая себе горячего кофе.
   - Чертовски жаль,- сказал он,- но мне придется сегодня лишить себя твоего общества.
   - Неприятности?- подразнила его Скале.
   - Какие там неприятности,- он пренебрежительно дернул пальцами,- просто неотложное дело, и подождать оно, к сожалению не может. Простишь меня.
   - За что?- Скале пожала плечами.- Дело есть дело. Ты не обязан меня развлекать.
   - Не обязан, но мне бы хотелось. Ты найдешь, чем себя занять? Позвони Чите, если хочешь, сходите куда нибудь вместе.
   Чита была невысоким и коротко стриженым существом, смотревшим на мир всегда широко раскрытыми удивленными глазами. Это была просто особенность фенотипа, но от этого Чита казалась глупенькой и наивной старшеклассницей. Впечатление это было обманчивым, под внешностью ангелоподобного котенка пряталась прожженная стерва. А как еще можно стать любовницей заместителя министра, кажется сельского хозяйства, или мелиорации. Их познакомил Виктор, когда они случайно встретились там, на островах окруженных теплым морем.
   - Не думаю,- сказала Скале.- Я хочу поехать на пляж. Чита будет там лишней.
   Виктор пожал плечами.
   - Как желаешь. Ребята постоянно дежурят на пляже. Если бы там кто-то появился, мне бы доложили. Давай лучше Коля тебя отвезет в Коксовицы. Там есть руины старой ливонской крепости. Тринадцатый, или не помню какой там век. Словом давно. Ты говорила, что тебе нравятся такие вещи. Я бы показал тебе "Хавана клаб" там сегодня хорошая программа. Место достойное и безопасное. Мы туда еще обязательно сходим.
   Скале подивилась его уверенности. В любой момент может появиться Сетро, и тогда ни в какой "Хавана клаб" они уже не пойдут, по крайней мере, с Виктором, и хорошо бы обошлось без кровопролития. Что Виктор, что Сетро, оба сильны, уверены в себе, и не привыкли сворачивать с дороги. Такие не смогут не подраться, если их дороги хоть в чем-то, хоть в одной точке пересекутся, а Скале казалось, что она, для этих мужчин, повод для драки более чем значительный. Так два кобеля не разойдутся на дорожке, не выяснив, кто из них главный, и, чья кость зарыта под кустом.
   - Я хочу поехать на пляж,- повторила Скале.
   О, она давно уже не заблуждалась, по поводу отношения к ней Виктора. Его мотивы стали понятны ей в ту самую ночь, когда она появилась на пляже с толстым иерархом в обнимку, в измызганной кровью разбойничьей куртке. Его радушие и гостеприимство не были совсем уж бескорыстными. Она ему нравилась, нравилась настолько, что он предложил ей покои в своем доме, прекрасном, надо сказать доме, не жалел для нее времени, да и денег тоже. Скале не знала цену местным деньгам, точнее тем бумажкам, что служили тут деньгами, но по некоторым признакам, по приглушенным разговорам слуг, по подобострастию, с которым их встречали повсюду, в ресторане ли, в театре, или на зарубежном курорте, понимала, что потрачено их, за три не полных дня, было не мало.
   У Виктора побледнели губы. Была у него такая особенность, на безмятежном лице, вдруг бледнели губы. Такое случалось, иной раз, когда он говорил по телефону, или читал газету, очень часто так бывало, когда Виктор смотрел на нее. Он очень хорошо умел владеть собой, но Скале заметила эту его особенность - от волнения у него бледнели губы. Не сильно, почти не заметно, но ей с ее целительским даром, этого было достаточно. И сейчас, едва она дала понять, что хочет непременно побывать на пляже, губы Виктора изменили цвет, а со стороны ничего особенного - пьет человек кофе, жует булочку с маслом.
   "Ничего, ничего",- подумала Скале,- "будешь знать, как оно - выбирать между мной и делами".
   - Хорошо,- сказал Виктор.- Колян и Олег будут с тобой, и, если тебе чего нибудь захочется, бери их за химод, и требуй, не стесняйся. Я все же посмотрел бы на твоем месте Косовицы. Руины, рыцари, все такое.
   - Ну их, этих рыцарей,- насмотрелась уже,- сказала Скале.
   - Ты, правда, в живую видела рыцарей?- спросил Виктор, и улыбнулся по детски.- Не могу поверить, что у вас там,- он покрутил в воздухе пальцем,- встретить рыцаря - как у нас увидеть мента.
   - Видела, конечно,- ответила она,- ничего особенного в них нет, поверь. Мужики как мужики, только очень уж спесивые. Я думаю, это потому, что их не каждый из железной скорлупы достанет. Они чувствуют это, вот и наглеют.
   - Все-таки похоже на сказку,- сказал Виктор.
   После завтрака он уехал. Дом почти опустел. Колян и Олег, крутились во дворе, возле машины, разговаривали, держа в карманах руки, лениво попинывали колеса носками ботинок. Дома остались трое охранников из дежурной смены, и повар где-то на кухне, вершил таинства над рыбой и овощами.
   Скале вышла из дверей, одетая в голубой плащик, сокрушаясь про себя, что искусство ходить на высоких каблуках, доведенное туземками до совершенства ей, увы, пока, не доступно. Оба "мальчика", как по команде повернулись в ее сторону. Колян полез на водительское сиденье, Олег открыл для Скале дверцу. А ведь я им нравлюсь, подумала Скале, причем обоим. Все же жизнь приятная штука.
   - Олежка, я спереди,- она пробежала мимо Олега, державшего заднюю дверцу открытой, и устроилась рядом с Коляном.
   - Переднее место для охраны,- сказал Колян, и посмотрел на нее искоса, как смотрит собака на досуха высосавших ее щенков.
   - Коля, а ты зануда,- сказала Скале, и показала ему кончик языка.
   Колян покачал головой, и опустил ручник. Олег уселся сзади, он и не думал протестовать.
   - Куда едем?- спросил Колян.
   - Отвезите меня на пляж, а дальше я сама,- сказала Скале.
   - Сама нельзя,- сказал Колян,- заблудишься.
   - Не заблужусь.
   - Нет, в натуре, че тебе одной? Мы мешать не будем, куда скажешь, отвезем, когда надо привезем, к тому же нам Борисыч... Виктор, в смысле Борисыч бабла для тебя отсыпал. Ты же все равно не рубишь, что почем.
   - С нами спокойней,- подал реплику Олег, с заднего сидения.
   - Едем.
   Скале решила ничего не обещать. Пусть в воздухе повиснет вопрос, она поступит, как захочет, и никто ее не сможет формально упрекнуть в нарушении слова. Она гость, и может делать все, что заблагорассудится. Колян молча принял предложенные ему правила игры, но Скале почему-то не сомневалась, что, улучив момент, он наберет номер Виктора, и доложит о ее желании остаться одной. Можно так же не сомневаться каким будет ответ: не мешать и наблюдать издали. Это ее тоже устраивало. Она была уверена, что от любого наблюдения, ей не сложно будет, избавится, но еще не решила, помешает ли ей присутствие Коляна и Олега, если те останутся в отдалении.
   Ничего плохого или тайного она делать не собиралась. У нее был каприз, посмотреть на подземку. Она узнала, что люди в этом городе, пробили в толще земли, длинные тоннели, построили красиво убранные залы, и пустили электрических чудищ с воем носиться по специально проложенным для них колеям. Это показалось ей не менее чудесным, чем самолеты, и неуемно хотелось самой осмотреть и исследовать эти удивительные подземелья.
   Когда седая с вечно согнутой спиной старушка, одетая почему-то всегда в черное, рассказывала маленькой Скале сказки, самыми любимыми ею историями, были те, где говорилось о хитром и коварном народе кобольдов, живущих в глубоких подземных пещерах, об их сокровищах достающихся находчивым и смелым героям. Бабушка умерла давно, и Скале не помнила, как ее хоронили, была еще мала, но, едва услышала об удивительных подземельях техномира, и голос ее бабушки, тихий и хриплый, словно вновь зазвучал в ушах. Рассказывать кому-либо о своих детских желаниях она не хотела.
   Пляж днем выглядел, совсем иначе, и, если бы у Скале спросили, она предпочла бы бывать здесь только ночью. Ночь - время тайн, под темным небом, пусть даже и безлунным, приятно мечтать, или думать о важном. Сейчас же, серые и безрадостные волны, бестолково тычутся в захламленный водорослями и плавником берег, рождая желание, чтоб ударили скорее морозы, и остановили это никому не нужное мельтешение водных масс. Наверное, в солнечный день, побережье представляет собой более радостную картину. Скале вдруг подумалось, что из проведенных здесь трех дней ни один не был солнечным. Может ли быть так, что солнце в этом мире появляется только над теми теплыми островами, куда они летали на самолете с Виктором. Если так, то жить здесь зимой, должно быть очень уж тоскливо.
   Тут же она на себя рассердилась. Ей то, спрашивается, какое дело, до здешнего климата. Ни летом, ни зимой, она здесь жить не собирается, разве что погостить, если выпадет случай. Хотелось впрочем, чтобы этот случай выпал.
   Колян остановил машину на набережной, там, где стоянка была запрещена, и вообще позволялось находиться только гуляющим у моря пешеходам, будь они не ладны. Он выключил мотор, и откинулся на спинку. В застывшем мгновении покоя слышно было, как он барабанит пальцами по рулю.
   - Где там наши,- сказал Олег.
   Он открыл заднюю дверцу, и наполовину высунулся из машины, одной ногой ступив на асфальт.
   - О, вон Филин, и Сенька-зараза,- Олег замахал кому-то рукой, а потом даже свистнул.
   - Посигналь им,- сказал он,- не слышат.
   Колян коротко стукнул по клаксону, и Скале увидела, как двое плечистых парней, один из которых курил, облокотившись на парапет, а второй опирался на него спиной, держа в руке бутылку пива, и даже не глядел в сторону моря, повернули головы на звонкий БАНГ, автомобильного сигнала. Тот, кто курил, отбросил сигарету, и подошел к знакомой машине. Второй остался на месте, только повернулся лицом к морю. Мало ли, вдруг в машине сам шеф.
   Курильщик приблизился. Еще на полпути разглядев, что босса в машине нет, узнав сидящего за рулем Коляна, он подошел к машине с водительской стороны, и пригнулся к окну.
   - Здоров, Сенька,- сказал Колян, опустив стекло.
   - Привет,- сказал курильщик.
   - Привет,- бросил Олег с заднего сиденья.
   - Как служба?- спросил Колян.- Видели че нибудь?
   - Неа,- ответил Сенька-Зараза.- Ни хрена.
   Он покосился на Скале, не зная как ему воспринимать эту незнакомую девицу. Как чью то жену, как делового партнера шефа, или может журналистку? Борисыч последнее время полюбил заигрывать с прессой, по слухам готовился к выборам. Всего логичнее было считать ее платной подружкой, но ни на проститутку, ни на занимающуюся тем же делом, но не за деньги, а за дорогие подарки, эта девица была не похожа. Сенька решил не рисковать, и коротко извинился за невольно вылетевшее "ни хрена".
   Скале фыркнула в ответ.
   - Никто не появлялся,- доложил Сенька-Зараза,- даже чаек нет. Подевались куда-то. Колян, может хоть ты знаешь, че за ботва такая. Блин призраков, что ли караулим?
   Сенька смущенно пожал плечами, дескать, приказ босса для нас закон, но уж больно странные у Борисыча случаются приказы...
   - Никакая это тебе не ботва,- сурово сказал Колян,- Глядите в оба. Смотри, Сенька, не дай боже, прогребете гостя, я тебе обещаю, мало вам не покажется. Посерьезнее давайте.
   Когда Колян говорил таким тоном, спорить с ним не хотелось. Задавать вопросы тоже, а уж сомнения отпадали сами собой.
   - Не прогребем,- заверил Сенька.
   - Давай,- сказал Колян, и коротко кивнул стриженой головой.
   Сенька отошел.
   - Не появлялся тут никто,- Колян повернулся к Скале,- подождем, или поехали?
   Скале смотрела в лобовое стекло. Сенька-Зараза, подойдя к напарнику, что-то ему говорил. Филин, бросив взгляд на автомобиль, поставил еще наполовину полную бутылку на землю, запустил руки в карманы, и стал глядеть на пляж втрое бдительнее. Скале вдруг от чего-то стало грустно. Перехотелось вылезать из машины в сырость и холод, под пронизывающий ветер. Даже в метро идти расхотелось.
   - Поехали,- сказала она.
   Колян кивнул, и повернул ключ. Тихо заурчал мотор.
   - Куда?- спросил Колян, трогаясь с места.
   - В аэропорт,- сказала Скале,- хочу посмотреть на самолеты.
   Машина мягко развернулась, съехала с набережной, подмигнув на прощание морю оранжевыми стоп-сигналами, и унеслась по улице, разбрызгивая лужи рифлеными колесами. Сенька-Зараза проводил ее взглядом и достал из пачки сигарету.
   - Видал, какая цыпа?- сказал он Филину.
   - Где?- безразлично поинтересовался Филин, поднимая с асфальта бутылку и делая глоток.
   - С Коляном в машине.
   - Борисыч пристегнул Коляна к своей новой девочке,- поделился Филин.
   - Может она и была,- сказал Сенька-Зараза,- ничего так бабец. Черненькая, маленькая, мне такие нравятся.
   - А мне нахрать,- сказал Филин.
   - А прошлая где?- спросил Сенька-Зараза,- помнишь, такая была дылда с ногами.
   - На пенсию ушла,- сказал Филин.
   Сенька хмыкнул, затягиваясь сигаретой, и посмотрел вдоль набережной. Она была почти пуста. Куда-то спешили двое студентов с тубусами, мамаша выгуливала поодаль двух малышей, у ларька возвышалась фигура Мухомора. Лехи Ковыля видно не было, отошел за сигаретами, или еще по какой нужде.
   Кроме Сеньки-Заразы, Филина, Мухомора и Лехи, на набережной дежурили Балда и Квентин, но их место было дальше, за поворотом с другой стороны ресторана "Девятый вал". Отсюда их нельзя было увидеть. А со вчерашнего дня, по распоряжению Виктора Борисовича, неподалеку находился микроавтобус с группой поддержки из четырех ребят. У этих были даже автоматы. Два "клина" и один "калаш". Учитывая это, Сенькины вопросы были не более чем пустым манерничаньем. И дурак бы догадался, что дело, или как предпочитал говорить Сенька, операция - далеко не шутка.
   Филин допил пиво, и бросил бутылку вниз с набережной, на песок.
   - Дай сигарету,- сказал он.
   Сенька протянул ему пачку. Филин вытащил сигарету, и прикурил от стильной зажигалки в виде голой женщины.
   - Ты в больницу ездил вчера?
   - Ездил,- сказал Филин, хмуря белобрысые брови.
   - Как там Бугор?
   - Рука в гипсе, морда вся забинтованная, кормят размазней с ложечки,- Филин затянулся, и плюнул вниз,- все апельсины-бананы сестрам отдал. Хай жрут, у Бугра челюсть в трех местах сломана. Шрамы останутся. Айболиты говорят, что нужна пластическая операция.
   - Бугор всегда хлебальником гордился,- сказал Сенька,- чисто Клинт Иствуд.
   - Починят,- сказал Филин, и опять замолчал.
   Сенька, поддернув рукав куртки, посмотрел на часы.
   - Два часа до смены,- сообщил он.
   Филин не ответил.
   - Кто нас меняет, не знаешь?- спросил Сенька.
   - Колыма, со своими,- сказал Филин.
   В этот момент все и случилось. Внизу на пляже негромко хлопнуло, и, когда Сенька бросил туда взгляд, там стоял, чуть пригнувшись человек в легкой белой рубашке, которого, Сенька мог в этом поклясться, только что там не было. И этот человек, как статья вору, подходил к данному Борисычем и Коляном описанию. Крепкого сложения, длинные черные волосы, пренебрежительное отношение к холоду, и, тут уж ни с чем не спутаешь, в руке блестит тусклым металлом обнаженный японский меч.
   Покуда Сенька промаргивался, и пытался справиться с удивлением, длинноволосый сделал быстрый шаг вперед, резко повернулся, занося руку с чем-то ярким и светящимся, зажатым в кулаке. Было, похоже, что он хочет двинуть этой светящейся штукой в лоб кому-то стоящему сзади. Но сзади никого не было, пляж вплоть до теряющейся в бледной дымке кручи с едва различимыми отсюда антеннами релейной связи, был пуст. Гость опустил руку, и то светящееся в ней погасло. Сеньку и Филина он пока не замечал. Подвинув рукой ножны, стал вкладывать в них меч.
   Филин уже достал пистолет и передернул затвор. Сенька-Зараза спохватился и тоже полез за пазуху за оружием. Пистолет Филина три раза громко помкнул, длинноволосый повернул голову на звук выстрела, и его тут же бросило на песок. На белой рубашке расплылось красное пятно. Он был еще жив, ему хватило сил перекатиться на бок и выставить вперед руку с открытой ладонью, словно бы он умолял их больше не стрелять.
   Мухомор тоже услышал выстрелы, и уже бежал к ним, на ходу выдергивая из кармана пистолет. Должно быть, Квентин и Балда тоже спешили сюда. Где шлялся Леха, по-прежнему было неясно.
   Сенька поднял пистолет, подпер правую руку ладонью левой, как в кино, и послал в длинноволосого две пули подряд. Промазал. Гость поднялся на ноги, теперь стало ясно, что ранен он не смертельно. Багровое пятно расплылось с правой стороны на боку, возможно даже легкое не задето. Сенька выстрелил еще, и еще, досадуя на себя за промахи. Рядом под ухом помкал пистолет Филина. Все мимо. Песок рядом с гостем то и дело взлетал фонтанчиками, принимая в себя их с Филином пули, но в длинноволосого они как на грех не попадали. Несколько раз Сеньке казалось, что он видит вокруг гостя неяркие оранжевые искры, словно пули плавились и сгорали, не долетая до цели, но это, конечно, была чушь.
   Гость, пошатываясь, шагнул вперед, по-прежнему держа перед собой вытянутую руку, но теперь, когда он стоял на ногах этот жест ни капли не напоминал мольбу о пощаде. Будь на месте Сеньки-Заразы кто-нибудь поумнее да пообразованнее - назвал бы это жестом отрицания и отвращения, но Сеньке, понятно, ничего похожего в голову не пришло.
   Филин отстрелял обойму, и нырнул за гранитный барьер, выщелкнул пустой магазин, и вогнал в рукоятку новый. Мухомор добежал до парапета, сосредоточенно насупясь, выстрелил несколько раз, толком не целясь из "Стечкина".
   Гость сделал к ним еще несколько шагов, и Сенька даже разглядел его лицо поверх пистолетного ствола. На этом лице была боль от раны, усталость, и еще нечеловеческое равнодушие как будто это не в него сейчас летела смерть из трех стволов разом.
   Затвор пистолета в последний раз дернулся, да и замер в заднем положении, явив взгляду блестящую трубку ствола. Сенька по примеру Филина нырнул за барьер, и запустил руку в карман, нашаривая запасную обойму. Снизу, сидя на корточках, он и увидел, как загорелся Филин. Куртка Сенькиного напарника вспыхнула в один миг, словно облитая бензином, он завертелся на месте, выронил пистолет, захлопал себя по бокам огненными руками-крыльями, враз став похожим на выскочившего из подбитой машины танкиста, из фильма про войну. Должно быть, гость достал его каким то зажигательным боеприпасом. Сенька и не знал, что такие есть. Потом Филин упал на землю и закричал. В ушах звенело от выстрелов, а еще больше от этого крика.
   Сенька растерялся, он не знал, как помочь Филину, и на помощь пришел Мухомор. Он подскочил к горящему на земле человеку, на ходу срывая с себя куртку, и набросил на этот шевелящийся и орущий костер. Сенька вскинул оружие и снова открыл огонь. И опять безрезультатно.
   "Я же не могу так мазать",- подумал он,- "я же хорошо стреляю". Эта мысль едва не стала для него последней. Куртка, которой Мухомор пытался сбить огонь с Филина, едва коснувшись пламени, сама вспыхнула как спичка. Мухомор едва успел ее отбросить, а Сенька встретился взглядом с гостем. И, несмотря на то, что он по прежнему не видел у длинноволосого никакого оружия, кроме разве этого реликтового меча на боку, он понял, что сейчас произойдет что-то страшное, что-то очень плохое, и не с кем нибудь, а с ним, Сенькой.
   Он успел выстрелить еще два раза, и тут в грохот выстрелов, в жуткий крик Филина ворвался еще один звук - визг автомобильных покрышек оскальзывающихся на асфальте. На набережную, без дороги, подминая под днище чахлые кусты, сильно накренившись, вылетел микроавтобус с группой усиления. Боковая дверца уже была открыта, и едва автобус развернулся к морю бортом, из нее посыпались частым горохом автоматные очереди. Двое бойцов поливали пляж и гостя свинцовым дождем, и Сеньке показалось, что искр вокруг того стало гораздо больше. Из задней дверцы вывалился еще один боец, с калашниковым в руках, и присоединился к дуэту, а спустя секунду подал голос и пистолет водителя.
   Длинноволосый попятился, вокруг него, словно скорлупа гигантского яйца, загорелась сеть из огненных искр, а потом вдруг вспыхнула рубашка. Гость сам стал похож на живой костер. Сенька понадеялся, что неведомая огненная пушка гостя дала сбой, и он поджарил сам себя, но было странным, что огонь объяв рубаху, не касался длинных распущенных по плечам волос.
   Со стороны ресторана тоже раздались выстрелы. Балда и Квентин, бежали к ним вдоль набережной, на бегу стреляя по длинноволосому. Наконец то замолчал Филин.
   В ладони гостя что-то сверкнуло, и Сенька увидел, как действует огненная пушка гостя. В его руке вдруг возник пылающий шар, размером с детский мяч, а в следующий миг этот шар уже летел Сеньке в лицо.
   И тут все кончилось. Еще грохотали выстрелы, огненный шар разбился о борт микроавтобуса, расплескавшись по лобовому стеклу, которое тут же лопнуло миллионом осколков, еще были стиснуты зубы у стрелков, Квентин и Балда все бежали по набережной, но на пляже было пусто. Длинноволосый человек в горящей рубашке исчез, как его и не было. Может и правда, не было?
   Обгорелой грудой, в пятне копоти лежал на асфальте Филин, а жадный огонь вылизывал внутренности микроавтобуса, вздымая в небо столб жирного и вонючего дыма. Того и гляди, рванут баки. Хорошо, что бойцы из группы усиления успели выскочить, еще бы чуть-чуть...
   - Беги ... твою мать!!!- крикнули ему.- Щас рванет!!!
   Сенька опомнился, и побежал, ища взглядом какое нибудь укрытие, опасливо пригибая голову. Мелькнула мысль, оттащить подальше Филина, но пропала, стоило взгляду наткнуться на останки. На обгоревшего Филина не хотелось смотреть, и подавно не хотелось прикасаться к нему руками.
  
  
   Собака еще взлаивала строго, просовывая морду в щель под воротами, но значительно реже, не так остервенело, как в первые минуты знакомства. Каменная ограда, местами совершенно скрытая под бородой ползучего плюща, тянулась в обе стороны от ворот, нагретая солнцем. Кроган сидел на корточках перед воротами, и соблазнял собаку сосиской.
   -На, зараза рыжая, жри. Ууу, морда.
   Винцент, уставший крутить ручку звонка, снисходительно наблюдал за ним. Остакис устроился на корточках неподалеку, прислонившись спиной к стволу липы.
   Собака, заинтересованная предложением Крогана, взять сосиску все же не решалась, но надеялась утащить хотя бы целлофановую обертку, брошенную Кроганом рядом. Дом, двухскатная красная крыша которого, утопала в зелени разросшегося сада, хранил молчание, не хлопали двери, не хрустел гравий под ногами привратника. Звонок надрывался напрасно.
   -Не, бросать не буду, не надейся,- водил Кроган сосиской перед собачим носом,- из рук бери, на. Иди, позови Жерома, псина.
   -Напрасно стараешься,- сказал Винцент,- собаки не едят крахмал.
   Где-то вдалеке раздался прерывистый гудок поезда.
   -Двух часовой экспресс,- сказал Винцент, щелкнув крышкой часов.
   -Так что, будем вламываться, или пойдем по-тихому?- спросил Кроган.
   Винцент поднял голову, осматривая улицу. Она была безлюдной, если не считать невысокой женщины в длинном синем платье и чепце, в сопровождении пожилого седоватого господина в сюртуке, при котелке и трости. Пара быстро приближалась к дому Жерома.
   -Думаю лучше войти тихо,- сказал Винцент.- Опыт подсказывает, что заборов без лазеек не существует. Иначе как мальчишки будут воровать яблоки? Увы, боюсь, что человек, твоей, дружище комплекции, не во всякую дырку пролезет.
   Кроган фыркнул носом, и сказал:
   -Всякую дыру можно расширить. Зато если придется лезть через забор, то я справлюсь, а вот другой человек, одетый франтом, наверняка побоится порвать панталоны. Ты лучше скажи, будем мы брать Фраги и Странника, или продолжим эту лисью слежку.
   -Ты, безусловно, предпочел бы брать,- сказал Винцент.
   -Я предпочел бы покончить с этим поскорей. Любым доступным способом.
   -Мы все еще мало знаем,- сказал Винцент.- Сколько еще людей, кроме Фраги и Мальтуса участвуют в этом деле? Кто? Сколько у них наемников из техномиров? Каким именно оружием они располагают?
   -Что они кушают по утрам, и какой ручкой берут туалетную бумажку, когда идут в сортир?- перебил Кроган.- Почему ты думаешь, что Фраги с Мальтусом нам не выложат все, когда мы их возьмем за химод?
   -Что у нас есть, кроме твоей бычьей силы, чтобы купить их откровенность?- спросил Винцент.
   -А моей бычьей силы мало?
   -Боюсь, что недостаточно.
   -Хорошо, срисуем мы Мальтуса, а ты подумал, что если они разделятся? Остакис сможет взять сразу два следа?
   -Спроси у него,- сказал Винцент.
   -А что, и спрошу.
   -Спроси.
   -Эй, Оси,- позвал Кроган,- сколько человек ты сможешь вести
   Одновременно?
   -От шести до двенадцати,- поднял голову Остакис.- Все зависит от того, далеко ли они уйдут. Чем больше поворотов между мной и целью, тем труднее держаться в контакте.
   -Есть еще вопросы?- поинтересовался Винцент.
   -Есть, конечно, есть. Как мы будем их преследовать, если нас всего трое, а Остакис у нас вообще один.
   -Уверен,- сказал Винцент,- что они рано или поздно встретятся, там, где у них лагерь. Где они хранят оружие, и где ждут их наемники.
   -Ты уверен, а я нет,- сказал Кроган.
   -Прошу прощения, господа.
   Дама и господин с тростью остановились рядом. Седоватый слегка наклонив голову, вежливо приподнял свой котелок, внимательно изучая всех троих, цепким взглядом светло-зеленых глаз. Женщина держалась в нескольких шагах позади него, мяла в волнении кружевной платочек.
   -Джеймс Уилкинс,- представился седоватый,- коннетабль его величества. Наблюдаю за порядком в этих местах.
   Винцент сдержанно поклонился.
   -Рад знакомству,- сказал он.- Винцент Амальри. Это мои друзья, нурс Блайн,- кивок на Крогана, который встал на ноги и отряхнул руки,- и нурс Эйвор Генри.
   Остакис кивнул.
   -Очень приятно, господа,- Уилкинс вернул поклон.- Надолго к нам? Могу ли я порекомендовать хорошую гостиницу?
   -И мне, и мне приятно,- Кроган подскочил к коннетаблю, и протянул руку, хоть и вытертую, но следы жира от сосиски виднелись на ней явственно.
   Уилкинс не моргнув глазом, эту жирную руку пожал. Потом достал платок, и демонстративно вытер пальцы.
   -Счастлив познакомиться, мадам,- Кроган склонился перед женщиной с намерением той же обляпанной рукой ухватить ее за кисть и облобызать.- Нурс Блайн. Всегда к вашим услугам, мадам.
   Бедняжка попятилась на шаг, скрывая желание спрятать руки за спину, но желание это все равно читалось на ее не слишком красивом лице. Бесцветные, близко посаженные глазки смотрели на Крогана с испугом.
   -Это госпожа Флавикэн,- представил ее Уилкинс.
   Винцент дождался, когда Кроган перестанет поясничать.
   -Благодарю,- сказал он,- думаю, гостиница нам не понадобится. Нурс Жером, это ведь его дом? Он мой старый приятель. Хотелось повидаться, не виделись с ним, уже господь знает сколько лет. Жаль, совсем нет времени остаться подольше. Мы должны вернуться вечерним экспрессом. Увы, его, кажется, нет дома,- Винцент развел руками.- Никто не вышел на стук.
   -Должен огорчить вас, господа,- сказал Уилкинс,- Нурс Жером с супругой в отъезде уже более недели.
   -После дня рождения его величества,- подала голос госпожа Флавикэн.
   -С супругой?!- удивился Кроган.
   -Интересно,- поднял бровь Винцент.- Когда же старина Жером успел жениться?
   -Не уверен, нурс,- сказал коннетабль,- но мне кажется, что около полугода назад. Впрочем, госпожа Флавикэн знает точно. Она служит экономкой у нурса Жерома, и живет в доме, когда хозяева в отъезде.
   -Я не знаю,- сказала экономка,- я живу в доме почти весь год. Когда приезжают хозяева, они привозят своих городских слуг. Я не знаю. Когда они меня наняли, то были уже женаты. А это было после фестиваля кошек, в том году.
   -А когда хозяева вернуться, мадам,- спросил Кроган.
   Экономка покосилась на него, и ответила, повернувшись к Винценту.
   -Следующим летом, нурс. Они извещают меня телеграммой за две недели.
   -Великолепно,- Кроган и не думал скрывать досаду.
   -Может быть, вы скажете нам его городской адрес?- спросил Винцент.
   -Почтовое отделение номер пятнадцать, до востребования,- ответила госпожа Флавикэн.- Я отправляю письма по этому адресу, если что-то случается, или у меня возникает в чем-либо необходимость. Ответ всегда приходит в течение трех дней.
   -Это странно, не находите?- сказал Винцент женщине.
   -Господина Жерома трудно назвать заурядным человеком,- ответил за нее Уилкинс.
   -Отец леди Липенс - влиятельный человек. Он служит в военной коллегии,- сказала экономка.- Я думаю, он не хочет, чтобы кто-то из провинции мог влиять на него через дочь или зятя.
   -Да, это многое объясняет,- согласился Винцент.
   -Но ведь вы можете теперь написать ему письмо.
   -Боюсь, что в этом нет смысла,- сказал Винцент,- мы уезжаем в колонии. Впрочем, если вы будете писать ему, упомяните, не сочтите за труд, что Винцент из Эспефа заходил, но не застал его дома.
   -Эспеф?- заинтересовался Уилкинс.- Никогда не слышал. Где это?
   -Довольно далеко,- сказал Винцент,- на востоке.
   -Должно быть действительно далеко.
   -Что ж, приятно было познакомиться нурс,- Винцент поклонился Уилкинсу,- мадам,- кивок в сторону экономки.- Думаю, нас больше ничто здесь не задерживает. Ждать вечера мы не станем. Уедем сейчас.
   -Вы еще успеете на двухчасовой пассажирский,- сказал Уилкинс, глянув на карманные часы.- Или можно нанять экипаж на каретном дворе у Хавла.
   -Благодарю,- Винцент тоже щелкнул крышкой часов.- Мы воспользуемся поездом. Прогресс - великая вещь.
  
   -Что ты делаешь, Вини?- сказал Кроган, когда они скорым шагом шли по дороге к станции.- Ты иной раз заворачиваешь такое, что я отказываюсь тебя понимать. То на двухсотсаженную башню лезешь, чтоб на закат поглазеть, теперь вот это. Жером сбежал, тебе не ясно? Съехал из дома и адреса не оставил. Ты не подумал, что ему, возможно, нужна помощь? Если бы мы покопались в доме, глядишь нашли бы какую нибудь зацепку.
   -Зацепок у нас хватает,- сказал Винцент.- Если бы ты сдержал свою страсть - эпатировать окружающих - их было бы еще больше.
   Они свернули на липовую аллею, ведущую к станции. Остакис шел позади, поглядывая по сторонам.
   -С Жеромом же все ясно. Помощь ему не нужна. Я бы даже сказал, что меньше всего ему хотелось бы видеть нас. Он женился, разве ты не слышал?
   -Ты хочешь сказать, что Жером...
   -Вот именно.
   -Не может быть. Чтобы такой человек как наш Жером... Любовь, там всякие такие поцелуйчики... "Ах, дорогая, посмотри, какую я принес тебе незабудку... О, какая прелесть, милый..." Тьфу! Не верю. А как же дело?
   -Ну подумай сам, ради чего человек может уйти с тропы. Поселиться в глуши. Это место ведь не на каждой карте обозначено. Жениться на туземке. Любовь, Кроган, это тяжкое гормональное заболевание, и лечению не поддается.
   -Чума на тебя.
   -Я имею в виду ЛЮБОВЬ, Кроган, а не последствия посещения борделя.
   -Понял я, что ты имеешь в виду. Проверить все же надо.
   -Проверить не трудно. Во-первых, почта.
   -Ага, эта клуша говорила, что ответ приходит за три дня. Значит наш Жеромчик ходит на почту каждый день.
   -Или, что вернее, посылает слугу.
   -Какая разница. Дело денег и времени.
   -А во вторых...
   -Его тесть большая шишка в военной коллегии. А все равно, мало ли в этой коллегии шишек. Их там не меньше, чем в сосновом бору. Слово то, какое - кол-легия. Что ж каждого проверять?
   -Я уже говорил тебе, Кроган,- усмехнулся Винцент,- прежде чем отправиться куда либо, неплохо узнать хоть что-то об этом месте.
   -И что ты узнал такое?
   -То, что женщины здесь не меняют фамилию, выходя замуж.
   -Значит, наша шишка называется Липенс. Уел, уел, собака.
   Поезд - шесть пузатеньких синих вагонов, прицепившихся к паровому локомотиву, с длинной черной трубой, открытой кабиной и шарообразным котлом - уже стоял на станции. Двухчасовой пассажирский. Кондуктор ждал у первого вагона, похожий на мухомор, в красной форменной шапке и белом мундире.
   -Отдельное купе,- сказал ему Кроган.
   -Второй вагон, прошу,- сказал кондуктор.- Три места - шесть лен, или двенадцать, колониальными кредитами. Отправляемся,- он бросил взгляд на станционные часы,- отправляемся через четыре минуты. В Ковен, поезд прибывает в семь вечера. Сюда господа.
   Он распахнул перед ними дверь вагона.
   -Зараза,- сказал Кроган,- я даже пирожок не купил.
   В купе их ждали невысокий угловой диванчик, столик у стены, крохотный умывальник в углу. На столике свежая газета.
   -Пять часов телепаться,- сказал Кроган.- Высплюсь, наконец.
   Он растянулся на диванчике, заняв сразу половину.
   -До спальных мест тут еще не додумались.
   Винцент и Остакис устроились на оставшихся местах. К окну спиной.
   -Странное место,- сказал Остакис.
   Раздался свисток, вагон дернулся - поехал. За окном поплыли назад перрон, здание станции с часами на башенке. Паровоз загудел, набирая скорость.
   -Здесь есть магический поток, я его чувствую,- сказал Остакис,- но они развивают технику. Паровозы, револьверы, газовое освещение. Или они слишком ленивы, чтобы открыть магические взаимодействия?
   -Уникальный мир,- сказал Винцент,- глушь. Поток у них не стабильный, блуждающий. Думаю, на серьезные дела он не годится. Так, сглаз, порча... Ни к чему не обязывающее общение с духами.
   -А я, вот, бывал в Умече,- сказал Кроган,- там даже колеса не изобрели. Ни к чему им, понимаешь. Магия отовсюду так и прет, как тесто из кадки. Все колдуны. Вот такой вот шпингалет,- он вытянул руку над полом,- только из пеленок, а уже колдует. Там на улице не пройти, потому что все левитируют. Вот так сядут, ноги скрестят, и шпарят над землей в двух саженях. А если идешь пешком, все оглядываются, считают тебя ущербным, вроде калеки, и норовят подать монетку. Намучился я там.
   Винцент усмехнулся.
   Маленький поезд неторопливо набирал скорость, даже колеса на стыках рельс постукивали не спеша, лениво. Проплыли за окном одноэтажные постройки, коляска с лошадью, ждущая на переезде, водонапорная башня из красного кирпича. Гуднув, на прощание, поезд выкатился в луга.
   - Значит, Жерома искать не будем, ну и счастья ему,- сказал Кроган.- Тогда, давай искать Фраги. Я предлагаю так: возвращаемся к Воротам Розы и ищем кого-то, кто что-либо видел. Предпочтение отдаем местным пьяницам и мальчишкам.
   - А в качестве мотивации, ты будешь их бить?- спросил Винцент.
   - В качестве мотивации я предлагаю использовать два метода,- сказал Кроган,- метод убеждения - это если абориген с готовностью идет на сотрудничество, я даю ему денежку. Кстати, ты озаботился местной валютой?
   - Конечно, мой непредусмотрительный друг. Я озаботился.
   - Ну вот, все складывается замечательно.
   - А второй метод?- спросил Остакис.
   - Второй? Если клиент запирается, мы переходим к методу принуждения. Издалека показываем ему нашего Вини. От страха он забывает обо всем, и чтобы избежать этого ужаса в дальнейшем, все нам рассказывает.
   - Меня?- с морозцем в голосе удивился Винцент.- А почему не тебя? На мой взгляд, на роль пугала ты больше подходишь.
   - Меня не получится,- сказал Кроган,- слишком уж я красивый.
   Остакис хихикнул, но звук этот затерялся в стуке колес.
   - Если серьезно,- Кроган спустил ноги на пол и, наконец, сел по человечески,- метод принуждения мне нравится больше. Он гораздо результативней. Редко, но бывает, что люди не поддаются жадности, а страху они поддаются всегда. Это печально, чтоб мне не пить больше пива без мух, но таким как мы помогает жить.
   - Не ты ли недавно, в неком баре утверждал обратное,- спросил Винцент,- и даже провел психологический опыт, размахивая пачкой денег перед глазами бармена?
   То совсем другой случай,- сказал Кроган. Он отодвинул занавеску, и на Винцента не смотрел, любовался медленной сменой пейзажа за окном.
   - Там опасность была неявной. Узнают ли друзья нашего Гашика, или мокрого Тито, что сей корчмарь так болтлив, или нет, неизвестно. А денежки вот они в руке, услаждают взор, греют душу. Как тут устоять? А если бы ему показали деньги, а за спиной с пистолетом стоял мокрый Тито, это был бы совсем другой опыт. Тонкая штука - психология.
   - Дело не в психологии, а в психологе,- сказал Винцент.- Как бы ты не любил второй метод, мы ограничимся первым. Ворота Розы почти в центре города, неподалеку резиденция местного монарха, соответственно на каждом углу стоит страж порядка, и тут появляется небритая звероподобная личность, начинает раздавать тумаки и затрещины прохожим, задавать странные вопросы...
   - Можно сделать все умно, и не один страж порядка ничего не прочухает,- перебил Кроган.
   -Можно, но у тебя не получится. Может оставить тебя в гостинице, сторожить вещи?
   - Ха.
   Одновременно с этим "Ха", поезд лязгнул и затормозил. За окном, растущие вдоль полотна буки сменились высокой живой изгородью. Вместо поросшей травой насыпи появилась мощенная камнем платформа, маленькая желтая будочка станционного смотрителя, с бронзовым колоколом. Поезд свистнул и остановился.
   - Экспресс промчался бы здесь не останавливаясь,- сказал Кроган.- со скоростью молодого, но беременного страуса. Вини, мы можем отсюда прыгнуть прямо к Розе.
   - Можем,- согласился Винцент.
   -Тогда какого?
   - Тебе не нравится?
   -Нет.
   -Напрасно. Неторопливая поездка на архаичном поезде, стук колес, гудки, замечательные сельские виды, все это очень успокаивает. Не так ли?
   -Иди ты в жопу.
   Дверь купе отворилась. На пороге стоял проводник в белом кителе, с небольшим дорожным кофром в руке. За спиной железнодорожника, как в легкое облачко, одетая в белое платье, в широкой шляпке с цветами и короткой вуалью, стояла девушка, и пахло ландышами.
   - Сюда леди,- сказал проводник.
   Он шагнул в купе.
   -Тысячи извинений господа, леди оплатила место в этом купе.
   Он поставил кофр на багажную полку и прижал ремешком, потом ужом выскользнул из купе, освободив девушке дорогу.
   -Сюда. Располагайтесь,- донесся его голос снаружи.
   Попутчица перешагнула порог, и взмахнула длинными ресницами. Запах ландышей стал еще сильней. Бледное, почти кукольное личико, тонкая талия, схваченная корсетом, букетик незабудок в длинных тонких пальцах.
   Винцент немедленно встал и учтиво поклонился. Глядя на него, Остакис тоже поднялся и кивнул, тряхнув немытыми волосами. Кроган покраснел, крякнул, и, достав из кармана мятый черный платок с белыми черепами, обмахнул сиденье в том месте, где недавно лежали его ноги.
   -Не желаете сесть у окна, леди?- сказал Винцент.- Здесь не так душно.
   -Благодарю вас,- сказала девушка шепотом.
   Винцент сел рядом с Кроганом, Остакис подвинулся, пропуская девушку. Она села на краешек дивана, сложив руки на коленях, теребя пальцами букетик. По тому, как старательно она избегала смотреть на Крогана, можно было догадаться, что последние слова достигли ее ушей.
  
  
  
  
  
  
   Большая серая ворона, сидя на сосновой ветке, теребила клювом шишку, и время от времени косилась на человека медленно бредущего хорошо знакомой ему дорогой. Шишка была не так уж и нужна вороне, скорее она занималась ею из озорства, ей интересно было смотреть, как падают вниз, вертясь, вышелушенные острым клювом семечки, что же до человека, то ворона, даже умей она говорить по человечески, и знай логемы, не смогла бы объяснить, почему ей показалось, будто человек этот идет знакомой дорогой. Уж по повадкам человека, этого точно было не понять. Шел он, сгорбившись, короткими шагами, правой ногой то и дело, загребая покрытую упавшими хвоинками дорожную пыль. К тому же, из всех виденных вороной людей, этот, похоже, был самым никудышным. Весь грязный, слипшиеся волосы падают на лицо и на плечи, одетые в лохмотья, толи обгоревшие, толи истлевшие от старости. Бредет, пошатывается, какая то дурацкая палка приторочена к спине, взял бы ее в руки, как многие люди делают, и опирался на нее, вот и идти было бы легче. Но человек предпочитал тащить палку на себе. Он был слишком глуп и не понимал простых вещей, доступных даже вороне.
   Ворона примерилась, было, удастся ли уронить шишку человеку на голову, но оборванца качнуло в сторону, так что он едва не упал. Пьян он был, устал, или просто настолько бестолков, что не мог держаться на ногах, но теперь о блестящей идее можно было забыть. Даже сядь ворона на самый кончик ветки, с шишкой в клюве, нипочем теперь не попасть ей в человека. Швырнуть шишку можно и в полете, но это уже совсем не тот интерес. Ворона каркнула с досады, клюнула на последок шишку, потерявшую для нее всякую привлекательность, спрыгнула с ветки и, распластав крылья, исчезла в тенях леса.
   Сетро остановился и посмотрел вверх. Ему послышалось что-то резкое, диссонирующее с привычным уже шумом в голове. Стоило ему поднять глаза, как голова закружилась, и он пошатнулся, взмахнув рукой, чтобы обрести утраченное равновесие. Он нечего не смог разглядеть сквозь пелену в глазах, и мелькание темных пятен, но слух, все тот же обостренный криптом слух различил хлопанье крыльев. Птица.
   Так он постоял немного, покачиваясь, тронул повязку на боку, снова набрякшую кровью. На повязку пришлось пустить левую штанину, рубаха обгорела и на бинты уже не годилась. Увы, штаны из плотной ткани, хорошие дорожные штаны, способные уцелеть в зарослях колючего кустарника, почти не пропускающие воду, для перевязки тоже почти не годились. Кровь остановить не удавалось. Где-то под ребрами - Сетро чувствовал его - застрял кусочек металла. Скорее всего, пистолетная пуля. И нет рядом Скале, способной одним словом унять кровь, и закрыть рану, которую другой лекарь назовет безнадежной.
   Сетро поднял руку, стереть заливающий глаза пот, но лицо оказалось сухим. Он покачал головой, и плюнул на дорогу. Где-то здесь начиналась развилка, ведущая в лес, к избушке, где почти год прожили Бишка и Велка. Сетро подумал, что неплохо было бы до нее добраться. Там можно сделать нормальную повязку, может быть даже попытаться вытащить пулю, хотя это вряд ли. Без длинных щипцов, или нужного слова, эту пулю не вытащить. Зато можно будет отлежаться на пыльных шкурах, поднабраться сил, в конце концов, эта пуля не так уж и мешает. Жить с ней можно, а в Эспефе найдется лекарь, способный ее удалить. Хотя бы даже Профессор. Главное не пропустить тропинку.
   Чтобы сделать шаг вперед, ему надо было оторвать от земли одну ногу. Сетро не был уверен, что сумеет не упасть. Он шагнул, у него вышло. Шагнул еще, еще раз. Прямо у дороги, он заметил растущее деревце. Кривясь от боли, вытянул из ножен меч. Рубить пришлось левой рукой, правая слушалась плохо, и бок от каждого движения заливало расплавленным свинцом боли. Какая же это гадость - огнестрельное оружие... Чтобы срубить деревце, пришлось бить трижды. Хороший замах все почему-то не получался. Потом он, пошатываясь и хрипло ругаясь, отсек верхушку и веточки. На получившийся посох можно было опираться.
   Он начал было считать шаги, чтобы чем-то занять голову, забыть о боли и усталости, но ничего у него не вышло. Он сбился со счета где-то на шестом десятке, обнаружив, что после шестидесяти четырех перескочил каким то образом на сорок два, или даже на восемьдесят шесть. Он попробовал восстановить счет, но сбился окончательно, и подумал снова, что было очень глупо, в одиночку пройдя через Лож, отгородившись тремя огненными стенами от неистовых друзей землекопа, в уголья, обратив стаю травокрыс, нелепо попасть в засаду на пляже техномира.
   Он не знал, кто устроил на него охоту. И на него ли, или же он стал случайной дичью в этой ловушке. Он прошел через крипт и сразу попал под обстрел. Никого из нападавших он не узнал, говорить с ним даже не пытались, сразу постарались убить. Хорошо постарались, не их вина, что не получилось... не совсем получилось. Восемьдесят девять, тропинка, засада, Скале. Что после восьмидесяти девять... тридцать, нет девяносто. Девяносто один.
   А еще небо... низкое и серое, как из дерюги, оно легло Сетро на плечи, навалилось мягким, но тяжелым грузом, словно мало ему было раны в боку и тяжелого меча. Неси, и не спорь, если хочешь куда-нибудь дойти.
   Девяносто восемь, девяносто десять, сто. Где-то недалеко должен быть этот злосчастный поворот, за ним дорога нырнет в лес, там, конечно же, будет легче. Кроны деревьев примут на себя хоть часть тяжести неба, и не так будет пригибать к земле. Тропинка там узкая, и небо не сможет провиснуть до земли. Удастся вздохнуть свободно. Надо было постараться продвинутся в потоке подальше. Хорошо было бы выйти где-нибудь там, за Гуленом, но этого не позволит петля. Туда дороги нет, только пешком... нудно и почти бессмысленно переставляя ноги. Три, а таким темпом как сейчас, четыре, а то и пять дней пути. Сто двадцать шесть...
   На ста тридцати он оступился, и едва не упал. Постоял несколько вздохов, пережидая, когда небо успокоится и уляжется на плечах, и двинулся дальше.
   Ворона мечтавшая сбросить шишку ему на голову, была уже далеко, сильные крылья отнесли ее почти на другой край леса, где ее вниманием завладел новый объект - заяц объедающий клеверную полянку, когда дорога вильнула под ногами Сетро и устремилась в лес. Он даже не сразу сообразил, что это означает, и почему перед глазами, средь мельтешения черных пятен проступает обочина дороги и зеленый луг за ней. Понадобилось всмотреться, прищуриваясь, чтобы обнаружить продолжение дороги, слева уходящее за деревья.
   Там в лесу, оказалось, что высокие стволы и раскидистые кроны для неба вовсе не препятствие. Напротив, нанизав себя на деревья, оно навалилось на Сетро, и теперь кроме неподъемной своей тяжести, цеплялось за ветки, тянуло то в одну сторону, то в другую, и нести его стало совсем невозможно. Чудо уже то, что даже с этакой тяжестью, Сетро прошагал по тропинке с полсотни шагов. С шестисот восьмидесяти, до семьсот сорока пяти. Возможно, ему удалось бы пройти и дальше, но здесь в лесу, было гораздо больше черных пятен, чем на открытом месте. Тут они просто роились, заслоняли собой все, кружились в воздухе, сливались, двоились и множились, дрались с темно зелеными и фиолетовыми. Сетро казалось что там, дальше их гораздо меньше, может быть нет совсем, но вокруг него они устроили настоящее гульбище, и продраться сквозь их хороводы, от которых кружилась голова, и в висках что-то стучало, не было никакой возможности.
   Сетро хотел, было разогнать их огнем, и уже поднял, было руку, но потом почему-то забыл, и потом уже не вспомнил, потому что небо, решив, наверное, что Сетро слишком медленно его несет, или по другой неведомой причине, обрушилось на Сетро тяжкими складками, и придавило к земле. Далеко за лесом, над деревенькой Сохрынь пророкотал раскат грома, а черные пятна метнулись и облепили Сетро со всех сторон. Он сделал два неверных шага, семьсот сорок восьмой, и семьсот сорок девятый, по его счету, наткнулся на куст бузины и упал, не в силах больше держать небо.
  
  
   - Хибару тоже сжечь,- услышал Сетро.
   Уже сгустились сумерки, но видно было хорошо. Двор Бишкиной хижины и причудливые изломанные тени людей. Четырех коней держит за поводья широкоплечий горбун. Кони беспокоятся, и тревожно косят глазами на пылающий сарай. Пламя уже объело дочерна солому на крыше, лижет стропила и высовывает из-под застрех жадные рыжие руки. Сетро беснуется и пирует вместе с огнем, пожирая вкусное легкое дерево, тянет жадно в себя воздух, тугой спиралью взвивается в начинающее чернеть небо, рассыпая вокруг яркие искры, гордясь, что они много ярче начавших появляться первых блеклых звезд.
   Ему хорошо слышно. Не надо и напрягать слух.
   - Жгите все,- сказал бледный человек в красном плаще и алом колете.
   Второй человек, в кожаной рубахе до середины бедер и с мечем на поясе, бросается к Сетро со жгутом соломы в руках. Он касается пучка одной из своих бесчисленных рук, и солома ярко вспыхивает. Роняя на траву горящие травинки, человек подбегает к Бишкиной избушке, и швыряет огонь на крышу. Сетро осторожно пробует на вкус старую солому, и находит ее сыроватой. Он сердито дымит и хочет вообще отказаться от трапезы, но потом разгадывает под первым прелым и влажным слоем более свежую пищу, и принимается за дело.
   С крыши избушки видно еще лучше, видно даже дорогу за поворотом. Тот в красном неторопливо натягивает на руки тонкие замшевые перчатки. Он даже не глядит на пожар. С ним рядом еще один, рослый и плечистый, грозного вида человек, весь как горящим золотом облитый блестящей кольчужной рубахой. На голове у него круглый шлем, а рукой он крепко держит за ворот бородатого мужика в белом фартуке мельника. Взгляд мужика мечется в испуге, и Сетро отражается в его серых глазах багровыми отблесками.
   - Если ты, дурак,- говорит человек в красном,- не вспомнишь, куда могла подеваться девочка, я сожгу и тебя.
   К мельнику он не поворачивает головы, но тот в кольчуге, встряхивает мужика за шиворот. Не со зла, а чтоб лучше доходили слова господина. Мельник хочет упасть на колени, но кольчужник на диво силен, и держит крепко. Мужик, подогнув ноги, едва не болтается в воздухе.
   - Ваша Светлость!- голосит он,- помилуйте! Господа мои, откуда мне знать, милостивцы, куда ж они, распроклятые убегли. Ни на гран вам старый не соврал. Тут они и жили, уж год как. Не далече чем две недели назад, заезжал я к ним, зерна завез, дети все ж. Тута они были. Клянусь, господа мои, чтоб мне деток своих не видеть. Пожале-ейте старого.
   Красный, не мигая, следит, как лениво занимается огнем кровля.
   - Не знаешь, тем хуже для тебя, дурак. Судьба тебе доверила сокровище, а ты не сумел сохранить. В огонь.- Молвит он, повернув голову к кольчужному.- И отправьте весть Декану.
   Воин толкает мельника в спину, отчего тот падает таки на колени, как только что хотел, а затем тащит того, жалобно воющего, по земле, к разгорающемуся дому.
   - Помилу-уйте... Вашсвесть!!!- голосит мужик.
   Чудовищно сильная рука тащит его неумолимо, все ближе и ближе к страшному концу.
   - Знаю я!!!- вопит он.- В Гулен они ушли, в Гулен!!!
   - В Гулен?- красный делает знак рукой, и кольчужник останавливается на полдороги к избе и к Сетро пировавшему на кровле.- Почему в Гулен?
   - Акромя Гулена некуда,- едва не захлебывается словами мельник, так торопится сказать,- мальчишка, раз али два в Гулене бывал, а девка,- тут его прерывает звонкая затрещина кольчужного, и красный одобрительно кивает, глядя, как мотнулась от удара Мельникова голова.- А прошу прощения нижайше, ее светлость, госпожа Велианора, вообче, окромя Сохрыни нигде не бывала. Ежели живы они, то только в Гулен и подадутся. Опять жеж ежели их кто силой увез, то однова, Гулена не миновать. Рабский торг то в Черпсте в аккурат за Гуленом. Дорога одна. Помилуйте, Ваше Сиясьтво. Я вам как еще пригожусь. Места я все тут знаю, лучше, чем кто, и в Гулене бываю часто.
   Тут ему показалось, что страж дергает его за ворот, а может так оно и было. От объятой огнем избы дохнуло жарким ветром, и мельник заскреб по земле руками в надежде ухватиться за пустое место, удержаться подальше от огненной смерти.
   - Отслужу за милость!!!- вопит он.
   Сетро смеется, глядя на него и на его страх.
   - Хорошо,- кивает красный,- будем считать, что несколько дней жизни ты заработал. Но помни, если обманешь, пожалеешь, что сегодня не сгорел.
   - Век...- заплакал мельник,- век за вас... буду молить.
   - Олье,- говорит красный,- в дорогу не медля. И весть Декану. Мы продолжаем поиск.
   Кольчужный дает мельнику несильный тычок в спину, и мужик, на всякий случай валится навзничь.
   Горбун завозился у лошадей, а Сетро, которому наскучила кровля, обрушил горящие стропила, вместе с массой черной, но еще не до конца прогоревшей соломы, вниз, внутрь сруба, и прянул в сумрак мириадом веселых искр. Дело пошло веселее. До людей во дворе ему, в общем-то, дела не было. Разве что, они вдруг забегают по двору с ведрами, от колодца к дому, примутся плескать на него холодной водой... Пока же они ведут себя примерно. И все же, Сетро нет-нет, да и поглядывал на них. Береженного боги берегут.
   Он втянул сквозь окна, сквозь настеж распахнутые двери, свежий ночной воздух. Тяга получилась хорошей, он накинулся на деревянную мебель, груда пыльных овечьих шкур вспыхнула в углу. Он лизнул нетерпеливыми пламенными языками уже тронутые им не так давно стены. В тот раз ему так и не дали развернуться.
   А во дворе, тот в коже, встал рядом с красным, по левую руку, как и господин, любуясь пожаром. Сетро это нравилось, он любил, когда на него смотрят со страхом, или восхищением. Он прянул вверх своими многочисленными языками, и загудел, наслаждаясь ровной, мощной тягой. Это вышло случайно, у него не было намерения покрасоваться перед людьми.
   - В Гулене есть пост иерархии, рыцарь,- сказал кожаный тихо.
   Красный, которого назвали рыцарем, помолчал, и лишь когда горбун подвел ему коня, вдевая ногу в стремя, он снизошел до ответа слуге.
   - Кровь иерархов так же красна, как у всех прочих. Приказ же, данный нам ясен - "сделать все". Это мой шанс увидеть солнце.
   Слуга коротко поклонился и тоже принял повод из рук горбуна.
   Воин в кольчуге, кажется, это его назвали Олье, уже сидел в седле, и его конь топтался вокруг мельника, вставшего на колени, но все еще не решавшегося подняться в рост.
   Горбун, взгромоздясь на последнего из коней, направился к ним.
   - А ну, встань, ты, крысиный корм,- приказал он.
   Мужик поднялся на ноги.
   - Лезь ко мне на перед.
   Нагнувшись с седла, он ухватил бедолагу за многострадальный воротник и едва не поднял в воздух, помогая вскарабкаться на холку лошади.
   - И сиди смирно,- ощерил он зубы.
   - Даже в помыслах ничего такого не держал...- забожился мельник.
   - Руки я тебе все же свяжу,- свистящим шепотом сказал горбун.- Руки назад, говорю.
   Откуда-то он извлек кусок лохматого шнура, и когда мельник послушно завел за спину руки, намотал его вокруг крест накрест сложенных запястий, и затянул узлом.
   - Не бойся, не свалишься,- сказал он.- У меня не падают. Довезу в лучшем виде. Спокойней только у верховного иерарха за пазухой.
   Он хрипло рассмеялся, а мельник поежился и втянул голову в плечи, стараясь повернее устроиться своим грузным телом на конской спине.
   Раздался резкий разбойничий свист, и кони рванули с места в галоп, чему Сетро был только рад. Когда дробь аллюра стихла, заблудившись между деревьями, он вздохнул наконец свободно.
   От людей можно ожидать всяких пакостей, даже если с виду они не опасны. Где люди - там вода, где вода - там смерть. Там опадающее пламя, бессильно исходящие паром угли, и полное бешенства пустое шипенье.
   Он вздохнул облегченно - никто более не сможет помешать его пиршеству, и заплясал ярче в полном одиночестве, приводя в трепет ярким зрелищем лишь разбуженных громкими человеческими голосами соек, и волчьи стаи в глубине леса, тревожным запахом дыма. Волки сторожко поводили носами, оглядывались в его сторону, прислушивались, пока старый вожак с рваным ухом, тоскливым воем не позвал их прочь. Подальше от этого опасного места.
   Но Сетро этого не видел.
  
  
   Он упал, когда звезды еще только прихорашивались, за ширмами низких туч, готовясь выйти на небосвод, и сиять, поражая своим множественным великолепием смертных и богов, а очнулся утром, когда почти все участники звездного бала, удалились уже на отдых. Лишь одна или две звездочки - самые молодые и неистовые гуляки - старались изо всех сил продлить ночное развлечение. Но и они понимали уже, что бал кончился, блеск их померк, и спешили догулять и докрасоваться напоказ, просто чтоб все видели и знали, что ожидаемое с минуты на минуту появление дневного хозяина небесного купола, нисколько их не беспокоит, и что уступают они ему место не под давлением слепящих лучей, а так, в силу сложившихся традиций.
   Сетро пришел в себя и сразу ощутил боль в правом боку, она никуда не ушла, и вспомнил, все, что было вчера. И схватку на берегу, как он жег людей и машину, и как они стреляли в него. Как он ушел криптом, не справляясь с дождем металла, не успевая сжигать пули, во множестве посылаемые в него врагами. Вспомнил, как он брел, спотыкаясь по дороге, стремясь дойти до Бишкиного дома, отдохнуть там несколько часов, перевязать, а если удастся, то и затянуть рану на боку. Как он упал и потерял сознание, он вспомнить не смог, зато возник в памяти яркий и живой сон, который он смотрел, валяясь в беспамятстве на обочине лесной дороги.
   Он сел, придерживая рукой бок. Сочилась кровь. Проверил, здесь ли меч, тот был на своем месте. Мучаясь от боли и сухости в горле, он попытался встать, но ничего у него не вышло. За ночь, неудобно прижатая левая нога, полностью потеряла чувствительность, и более напоминала бревно, чем конечность. Пришлось долго сидеть, привалившись спиной к шершавому стволу сосны, чувствуя кожей, сквозь прорехи в рубахе, ее колючую смолистую кору.
   В ноге появилось ощущение тепла. Потом он переждал мучительное покалывание множества иголочек и, наконец, чувствительность вернулась.
   Он встал. На сей раз это удалось. Неподалеку нашел свою палку, и, опираясь на нее, побрел по дороге, все глубже удаляясь в лес.
   Неотвязно его преследовал запах горелой ткани. Сгоревшая вчера прямо на теле рубаха, распространяла неприятный запах, а из-за отсутствия в лесу хоть какого-нибудь ветерка, запах этот окутывал его словно кокон гусеницу.
   Затраты на то и дело сгоравшую одежду, были наиболее существенными в его бюджете. Больше денег он тратил только на еду и питье. Увы, Сетро не знал, как бороться с этой бедой. Это издержки его дара, досадные и неизбежные. До сих пор ему никак не удавалось избавиться от этой напасти. Стоило перенапрячь силы, пользуясь огнем, и температура тела, начиная с какого-то порога, стремительно повышалась. Профессор, к которому Сетро привык обращаться со своими бедами, выявил квадратичную зависимость, но помочь смог только лишь советом - не напрягаться. Сам Сетро повышения температуры не ощущал. В тесной связи с огнем он был избавлен от неприятных ощущений, и вспыхивающая на плечах рубаха была для него знаком, что пришло время остыть. Однажды, когда остыть возможности не было, он поплатился за перегрев не только платьем, но и волосами и ногтями. Они вылезли сами собой, спустя несколько дней. Сетро был в отчаянии, но все обошлось. Шевелюра отросла такой же как раньше, а ногти стали заметно толще.
   Отсутствие ветра, собственный запах гари, злая пуля, засевшая в боку, послужили причиной того, что он не насторожился, подходя к Бишкиному дому.
   Свой сон он ни на миг не связывал с реальностью. Посчитал его простым бредом, хотя и ярким, достоверным до тактильных ощущений. Играми великого бессознательного. У него никогда не случалось вещих снов, или пророческих видений, как например у Скале. Ее то видения посещали с пугающей регулярностью, и были также ярки сколь бесполезны. Поступающая с ними информация становилось понятной только тогда, когда она утрачивала всякую актуальность. Вся выгода от этих снов состояла в возможности потом сказать, подобно Кассандре "я же говорила, что что-то случиться".
   И вот он вышел на знакомую поляну. Над грудой сизого пепла еще курился в нескольких местах дымок. Сарайчик выгорел весь дотла. Жалкое дощатое строение долго противиться огню не могло - сгорело со скоростью вспыхнувшей спички. Сетро вспомнил, как в своем сне бесновался внутри остова из пылающих досок, бросая в небо фонтаны искр и тучи дыма.
   Чуть дальше за колодцем, в конце протоптанной дорожки, дымились развалины дома. Посреди кучи углей и пепла высился почерневший очаг.
   Сетро доковылял до этого места, постоял там немного. Он пытался вспомнить, где находился лаз в погреб, там могли сохраниться нехитрые Бишкины припасы. Они здорово ему помогли бы. Сетро смог оценить это место лишь очень приблизительно. Здесь была стена, вон там крыльцо, это точно - остались еще кое какие следы. Хранящиеся под ступеньками старые глиняные горшки не сгорели, только почернели от копоти, а некоторые потрескались. Вот очаг, а здесь под окном, скорее всего, стоял стол. Погреб должен быть тут, под этой грудой обугленных обломков.
   Сетро подошел и поковырял в куче пепла концом палки. Крышка лаза деревянная, и могла сгореть. Но никакого провала палкой он не нащупал. Потыкал в другом месте, поискал в третьем, но напрасно. Везде под мягкой и летучей подушкой пепла, конец палки натыкался на твердое. Скорее всего, земляной пол. Налегать на палку сильно он не мог. Стоило чуть усилить нажим, и бок, раскаленным прутом, пронзала боль. С трудом наклонившись, он потянул за комель толстого не до конца сгоревшего бревна. Боль тут же проснулась и радостно вцепилась в бок. Сетро почувствовал, как по ребрам течет что-то липкое и теплое - кровь. Он потянул сильнее, рука соскользнула, он едва не упал. Присел, снова ухватился покрепче и потянул, одновременно распрямляя колени. Бревно поддалось - зашевелилась и куча под ним. Стиснув зубы, он еще подналег. Что-то негромко треснуло и в руках у него оказался обломок, в два шага длинной. Однако груда, побеспокоенная его усилием, дрогнула и сползла в сторону.
   Он подождал, покачиваясь, пока пройдет головокружение, и успокоятся, снова невесть откуда взявшиеся черные пятна. Потом вытер со лба пот, размазав заодно по лицу копоть и грязь. Было душно и пахло пожаром. Пепел летал вокруг серым облаком.
   Он снова осмотрел груду и нашел под ней угол черного провала. Сетро воткнул туда палку и налег на нее, как на рычаг. Ему удалось еще ненамного сдвинуть груду. Он присел и заглянул в глубь провала. Темно.
   Сетро, кривясь от боли, поднял вверх палец, по жилам пробежала волна огня, отдаваясь в боку жестокой болью, и на кончике пальца вспыхнул огонек. Сетро наклонил палец к земле, огонек сполз с него и горящей искоркой канул вниз. Сквозь мельтешение черных пятен Сетро увидел, что лаз доверху завален обломками. Видимо часть кровли, обрушившись, завалила его.
   Люди неизвестного рыцаря обыскивали дом, лазали, наверное, и в погреб, а потом забыли, или поленились закрыть крышку. Туда и ухнули горящие стропила, а после должно быть, и часть стены завалилась внутрь. Сетро долго сидел на корточках, и смотрел вглубь провала.
   Будь он здоров и не так измучен, наверное, смог бы разобрать завал. Повытаскивать бревна, разгрести обломки поменьше, или скинуть их вниз. Но сейчас он не был на это способен. Даже та малость, которую он только что проделал, дорого ему досталась.
   Сетро помянул недобрым словом неизвестного рыцаря и его прихлебателей. На всякий случай; вдруг в высказанных вслух словах и правда кроется какая-то сила. Пусть этим гадам хоть икнется на их долгом пути. Пусть, даже если их на самом деле не существует, а образы их, лишь забава Повелителя Снов, или того же великого бессознательного.
   Сетро с трудом поднялся и пошел, прихрамывая, прочь, ни разу даже не оглянувшись. Дорога вела его на северо-запад, к Гулену. Туда, где капризы потоков вновь позволят ему повернуть крипт. Гулен он предпочел бы оставить в стороне, слишком уж недобрая осталась о нем в этом городе память. Но пока дорога вела его в ту сторону, и он решил не спорить с ней. Разойтись они еще успеют, до Гулена три долгих дня пути, а ему, ковыляющему с самодельным костылем, все семь.
   - Что же за чепуха мне приснилась?- спросил он.
   Никто ему не ответил. Ни белка, распушившая хвост на низкой ветке, ни муравьи, самозабвенно возводившие циклопический купол сбоку трухлявого пня. Он и не ждал ответа.
   Был ли рыцарь с горбуном и двумя слугами? И искали ли они и вправду Велку, называя ее почтительно госпожой Велианорой? Может ли быть, что часть сна - о пожаре - вещая, а остальное наслоения ночных теней, и шутки возбужденного сознания?
   Связь с огнем у него действительно есть, этого никто не станет отрицать, да и глупо было бы. Могла эта связь проявиться таким экзотическим способом? А ведь могла. Мало ли чего он еще сам о себе не знает. Он регулярно ходит криптом, а то, что крипт как-то влияет на способности ходоков известно даже начинающим, тут не надо быть Профессором.
   Могло. А все остальное могло быть, а могло и нет. Он решил, что бесполезно думать об этом сейчас.
   Хотелось пить. Там на пепелище остался колодец, но набрать из него воды, Сетро все равно бы не смог. Веревку и деревянное ведерко, хозяйственный Бишка всегда держал дома. Там они и сгорели. Сетро помнил, что неподалеку есть болотце с тихой, стоячей водой. На худой конец сойдет и она. Хорошо еще, что голода он не чувствовал, хотя и не ел уже давно. Виной ли тому рана, или усталость, но желудок усердно притворялся, что его вовсе нету. Сетро этому был только рад, хотя и понимал, что поесть необходимо.
   Он миновал два поворота, и высокий раскидистый дуб, половина которого была покрыта зелеными листьями, а другая почему-то была голой. Где-то здесь, если память ему не изменяла, было то самое болотце.
   Сетро свернул с дороги и долго ковылял, то и дело, перебираясь через гнилые покрытые мхом стволы, и спотыкаясь о сухие ветки. Болота он не нашел, но неожиданно натолкнулся на ручей. Он вытекал из-под замшелого камня, и струился куда то в сторону дебрей. Возможно, где-то неподалеку бил родник.
   В три приема Сетро опустился у ручья на колени, и напился студеной, зуболомной воды. Встал и потом долго пытался выйти на дорогу. Она все никак не появлялась в просветах меж деревьев, и он стал уже опасаться, что заблудился. Дорога появилась перед ним неожиданно, мелькнула серым полотном, за зарослями кустарника, и Сетро вздохнул облегченно.
   Должно быть, был уже полдень. Солнце довольно высоко поднялось над лесом, когда он понял, что идти больше не может. Перед глазами опять мелькали черные пятна. Все окружающее; лента дороги, деревья, кусты, виделось ему как через грязное стекло - серым и ненастоящим. Как картина плохого художника. Пуля в боку становилась все злее, и кусала его на каждом шаге, даже если шаги делать очень короткими. Сетро впервые подумал, что может и не дойти. Весь правый бок, и штанина до колена были покрыты спекшейся коркой крови. Все новые ее порции выплескивались из раны, стоило сделать хоть какое-то усилие. А сейчас любое усилие было для него запредельным. Рана и не думала закрываться. Маленький кусочек стали, намертво засел в теле, и был полон решимости закончить то дело, ради которого его мертвый уже хозяин нажимал на спусковую скобу, заставляя боек бить по капсюлю, а пороховые газы толкали его в спину в узком и тесном канале ствола.
   Сетро остановился, переводя дух. Голова кружилась. Он добрался, морщась до обочины, и опустился на мягкую моховую кочку. Не сразу, но ему удалось устроиться так, что резкие прострелы боли стали тише, и хоть немного успокоились. Он осторожно перевернулся на спину, нарвал мха, где мог дотянуться руками и облепил им рану, прижав моховую подушку ремнем. Подумал, что следовало сделать это раньше, для верности прижал локтем, и стал смотреть как в небе высоко над ним, плывут неторопливо облака.
  
  
   - Осторожней, дети мои,- услышал Сетро, и очнулся,- пики на него. Не приближайтесь к нему близко.
   Он открыл глаза и увидел шесть наконечников на длинных древках, направленные на него. Несколько верховых обступили его, и целили в грудь и в голову легкими пиками. Всадники все как один были одеты в толстые стеганые куртки с двухцветными - красное с желтым - ромбами на груди. Лошади под ними тяжело водили боками, как после долгого и быстрого бега. Все они были зрелыми бородатыми мужчинами, и выглядели уверенными в себе людьми. Они обступили Сетро полукругом, забыв по какой-то причине перекрыть ему дорогу в лес. Еще один всадник маячил за их спинами. Лошадь у него была получше прочих. В этом животном, даже несведущий человек угадал бы благородную кровь. Устала она не так сильно, может быть потому, что всадник ей достался легче других - дородных и могучих мужиков. Он был худ, и молод настолько, что Сетро не взялся бы сказать, касалась ли его щек бритва цирюльника. Одно слово - сосунок. Но лучше бы, вместо этого мальчишки увидеть десяток, или даже два зрелых и хорошо вооруженных бойцов. На плечах молокососа, висел складками серый балахон иерарха.
   - У него меч, отец иерарх,- сказал всадник с бесцветными глазами, и роскошными рыжими усами, свисающими книзу.
   - Сейчас, дети мои, я его проверю,- сказал молодой отец иерарх. Он проворно рылся в складках одежды, словно позабыл, куда подевал нужную вещь. Потом в его руке появился круглый предмет похожий на яйцо.
   - Лошади его не боятся,- сказал другой всадник,- должно быть не кровосос.
   - На лошадей они слово знают,- буркнул еще кто-то.
   - Что там, отец иерарх?- спросил третий.
   Иерарх пристально всматривался в свое яйцо, держа его перед собой на ладони, и хмуря белесые брови, шевелил губами.
   - Да он кажись, ранен,- сказал усач.- Глядите, отец иерарх, бок весь в кровище.
   - Нет, дети мои,- сказал, наконец, подросток в серой хламиде,- этот человек не принадлежит к проклятым. Теперь это ясно.
   - Не повезло бедняге,- сказал один из всадников.
   Пики поднялись, а глаза воинов утратили настороженность. Только лошади косились на Сетро с недоверием. Их тревожил запах крови.
   - Надо бы его спросить,- сказал вислоусый,- не видал ли он кровососов.
   - Да, да,- торопливо сказал иерарх, пряча яйцо за пазуху,- спроси его Вато.
   Вислоусый передал свою пику товарищу справа, и легко спрыгнул с коня. Он подошел к Сетро, и опустился рядом на корточки. Усатое лицо склонилось над ним, из-под круглой шапки выбилась прядь рыжих волос.
   - Эй, слышишь меня, приятель?- усатый тронул Сетро за плечо.
   - Слышу,- сказал Сетро.
   - Куда тебя? Дай посмотрю.
   Он осторожно распустил ремень и приподнял моховую подушку. Сетро почувствовал, как чужие пальцы осторожно прикасаются к телу.
   - Хреново,- сказал усатый,- края горячие. Стрелой да?
   Сетро осторожно кивнул.
   - Наконечник там остался,- сказал он.
   - Хреново,- повторил Вато.- Не жжет? Что чувствуешь?
   - Устал я,- сказал Сетро.
   Вато кивнул.
   - Полдаг, дай полотна,- велел он, повернув голову к своим.
   Один из всадников, самый молодой, пожалуй, из шестерки, спешился и подал ему кусок полотна.
   - Что он знает о проклятых, Вато?- спросил иерарх.
   - Щас спрошу.
   Усатый разодрал полотно на две длинные полосы, потом, поддерживая за плечи, помог Сетро сесть.
   - Глубоко твой наконечник сидит, мне не достать. Надо тебе к лекарю поскорей. Он клещами вытянет. Ты посиди, я тебе рану полотном перетяну. Кровь глядишь уймется.
   Он сноровисто стал бинтовать Сетро бок.
   - А скажи, друг, ты часом никого на дороге не видел?
   Врать не было смысла. Дорога одна, и иерарх не мог не видеть пожарища. К тому же Сетро не нравились люди искавшие Велку, хотя он и не был уверен, что они существовали на самом деле.
   - Двое проклятых, прошлой ночью, схватили мельника из Сохрыни, и увезли с собой,- сказал Вато.
   - Четверо,- сказал Сетро,- не двое. Мельник пятый. Проехали тут ночью, может ближе к утру. Я плохо помню.
   - Четверо? Не путаешь? Отец иерарх, идите-ка сюда.
   Мальчишка иерарх подъехал поближе и слез с седла.
   - Парень говорит, их было четверо.
   - Так ли?- засомневался иерарх,- нам сообщили о двоих.
   - Один в красном - главный,- сказал Сетро,- еще один в броне, в кольчуге, другой в коже с мечом, четвертый без оружия, горбатый.
   - С нами вечное небо,- промолвил иерарх.- Четверо. А нас только семь человек.
   - К ночи можно ждать засады,- сказал Вато.- Отец иерарх, что нам делать с парнем? Нельзя его бросать.
   - Взять его мы не можем,- сказал мальчишка,- на нас возложена миссия.
   - Нельзя бросать раненого на дороге,- сказал Вато.
   - Нам нельзя терять времени,- лицо иерарха стало надменным,- враг сильнее, чем мы думали. Пусть один скачет в Ковицы, и еще один в Телячий Лог. Нам нужна подмога. В Логу есть иерарх, отец Зонар. Необходимо позвать его. А раненому оставь воды и хлеба. Ближе отсюда Ковицы, или Телячий Лог?
   - Ковицы ближе, отец иерарх,- сказал Полдак.- Напрямик совсем рядом, а по дороге верхами, до заката поспеть можно. У меня там знакомец есть.
   - Вот хорошо, значит, ты туда и поедешь,- сказал иерарх. Соберешь моим именем людей, сколько сможешь, и лошадей не забудь. Чтоб все были конные. Людей побольше надо. Четверо проклятых,- он покачал головой,- и отправь двух мужиков с телегой сюда. Пусть подберут раненого. Нагоним проклятых, надо будет опросить его, что с ним случилось.
   - Мне показалось, что они спешили,- сказал Сетро.
   - Что? Повтори-ка, парень,- Вато наклонился пониже.
   - Они торопились,- сказал Сетро.
   - Ясно.
   Вато поднялся, снял со своего седла кожаную флягу, и положил на грудь Сетро.
   - Это тебе. Сам напьешься, или помочь? Сможешь, а?
   - Смогу,- сказал Сетро.
   Кто-то передал Вато краюху хлеба и пару яблок. Их усатый тоже положил рядом.
   - Поешь вот. И держись давай. Мы видишь, ждать не можем, а подмогу пришлем. Дождись.
   Сетро кивнул.
  
  
  
  
  
   Под утро ей приснился сон. Наверное, всему виной, был лишний коктейль. "Тропикана" плохо сочетается с пивом, которое они пили по дороге домой. Вообще не надо было ехать на эту презентацию. Скучно, не нужно и на душе гадкий осадок, будто зашла на экскурсию в бордель, и старалась произвести впечатление на шлюх и постоянных клиентов. Теперь вот, в награду этот сон. Страшно. Ей приснился Сетро. А страшно, потому что прежде, у нее случались пророческие сны. Не часто, но все же. Нет глупости конечно, просто лишняя "Тропикана" с пивом.
   Вещие сны, это все в прошлом. Вон за окном, матово горят электрические фонари, и шуршат шинами по мокрому асфальту, редкие автомобили. И бояться нечего. За мониторами бдит, верный бодигард Колян. Еще двое бритоголовых и широкоплечих "мальчиков" обходят территорию. У каждого под мышкой приторочена тяжелая "берета". Вздор это все, вздор, вздор.
   Но в окно, издеваясь, заглядывает полная луна, и каждое пятнышко на лунном диске, заставляет сердце тревожно биться. Лунный свет тревожит. Он маскируется, смешивается с желтыми лучами фонарей, что бы его не узнали, и неосторожно взглянули. И он поселит в душе тревогу, и он напомнит, что пол с подогревом, одеяло из шерсти ламы и бодигарды за стенами - все это призраки. А настоящая, только луна с ее древним светом, и пылью в мертвых морях.
   Скале встала, и тихонько ступая, пошла на кухню. Виктор спал. Она бросила на него только один взгляд - не разбудила ли, и вышла из спальни.
   Свет на кухне включился, с бодрым щелчком, и тут же присоединился к драке, между лунными лучами и подстанциями городской электросети. Скале, не глядя, включила кофеварку, и встала у окна, совсем не заботясь, о том, что снизу ее могут увидеть охранники. Не посмеют увидеть.
   Сердце все не утихало, трепыхалось в груди, бешено барабаня по ребрам. И дрожали пальцы. Там во сне, она видела Сетро. То ли, на каком то пустыре, то ли на заднем дворе. Он стоял на коленях, под дождем, левой рукой опираясь на трухлявую колоду. Вместо правой руки - окровавленный обрубок, меч сломан и валяется в грязи. Волосы мокрые и слипшиеся, падают на лоб, и закрывают глаза. Он скалит зубы, и силится встать на ноги, но кто-то большой и черный, за спиной, уже заносит огромный, иззубренный топор, покрытый кровью.
   А неподалеку, бьется и корчится, визжа, Велка, прибитая грубо отесанным колом к бревенчатой стене. Еще трое каких-то монахов, с капюшонами, уткнулись носами в требники. Заклинают, кадят едким, ядовито желтым дымом.
   Бишка извивается в руках трех здоровенных обломов, что крутят ему руки, жесткой веревкой. Он избит до черноты, но пытается дотянуться, до кого ни будь из них, хотя бы зубами.
   Привидится же такое.
   Кофеварка щелкнула, переключаясь на подогрев, а Скале не шевелясь, стояла у окна - смотрела на луну. Никаким монахам, не суметь пригвоздить Велку к стене. Ни колами, ни молитвами. Она вампир, в ее детских руках сила десяти взрослых мужчин, и быстрота летучей мыши. Верный как пес Бишка, никогда бы не позволил никому подобраться к Сету сзади с топором, будь этот кто-то сколь угодно большим, и хоть до умопомрачения черным. А Сетро, шутя, изрубил бы троих здоровяков, на тонкие ломтики, да еще поджарил бы огненным заклятьем. Тогда почему так тревожно?
   За спиной тихо скрипнула дверь. Виктор в махровом белоснежном халате, щурился на яркий свет. Скале бросила на него беспокойный взгляд через плечо - разбудила все-таки.
   - Чего не спишь?- сонно спросил он.
   Подошел, встал рядом, положил на плечо руку.
   - Случилось что-то?
   - Просто плохой сон,- сказала Скале.
   - Че снилось?- спросил он.
   - Так ерунда,- вздохнула она.
   Он неловко помолчал. Знал уже, какие сны у нее бывают, но так и не придумал, что ей в таких случаях говорить. Считал, что она, тоскует по прежней жизни, которую оставила ради него. Глупый.
   - Пошли спать, а?- сказал он, и добавил досадливо,- у меня правление завтра, потом еще дела делать, базары тереть,- и сочно зевнул.
   - Сейчас,- сказала Скале тихо.
   - И перестань кофе по ночам хлестать,- сказал Виктор и выключил кофеварку.
   - Пойдем, пойдем,- он взял ее за руку и потащил в спальню,- три часа только, можно еще спать и спать.
   - Знаешь, я боюсь,- сказала Скале, когда они легли, и теплое одеяло приятно заволокло их тела.
   - Чего?- буркнул Виктор, устраиваясь поудобнее.
   Он обнял ее и притянул к себе.
   - Спи давай, не бойся.
   - Вдруг он придет.
   - Кто?- спросил Виктор, мгновенно оторвав голову от подушки. Он уже понял, кто.
   - Сетро,- сказала Скале,- вдруг он придет.- Она и в темноте видела, как он нахмурился.
   - Тут у нас трое быков, ходят с волынами. Хочешь, еще десять поставлю? Не бойся, ничего он тебе не сделает. Обещаю.
   - Зуб даешь?- улыбнулась Скале.
   - О чем базар, начальник?- подхватил Виктор,- крест на пузе, век воли не видать, в натуре.
   Скале засмеялась и чмокнула его в щеку. Он тоже улыбнулся, погладил ее по бедру, и скоро заснул. Скале лежала тихо, слушала, как он дышит, и думала, что десяток быков, не остановят даже Велку, а уж Сет пройдет мимо них, и не заметит. И не того она боится, что Сет причинит ей вред. Боится она совсем, совсем другого.
  
  
  
   *****************************************
  
   - Шобы два раза не бегать, ты поперва к Селарею поди, а после вертай на погост. Скажи Олену, что плох этот, который. Как бы не понадобилось нам к утру домовина. Пусть придет, и мерку чтоль сымет.
   Старуха оглянулась через плечо, на широкую лавку, где накрытый кошмой лежал на спине Сетро. Пожевала задумчиво морщинистыми губами, подошла к столу и задула яркую лучину. К потолку потянулся сизый дымок. Светало. В распахнутые ставни вливался серый сумрак - предвестник рассвета.
   - Так мне что, идтить, стало быть,- спросил бородач до того стоящий у двери, и внимательно слушавший старухины наставления.
   - Иди уж, иди,- сказала она,- поспешай. Кончается он. Не успеет Селарей, как раз Олен впору придется.
   Дверь хлопнула. Бородач вышел. Бабка, мелко семеня подошла к печи. Половицы под ней вразнобой заголосили. Послышался стук глиняной посуды. Старуха переставляла горшки.
   Кто-то сунулся снаружи в окно, закрыв собою и без того тусклый утренний свет. Бабка обернулась.
   - Тебя то кто сюда принес?- спросила она появившуюся в оконном проеме, темную на фоне светлеющего неба голову. Только и можно было разглядеть, что гость лохмат.
   - А я кобылу уже распряг,- сказал молодой голос.- Батя то отсыпаться пошел. Ночь поди не спал.
   - Лето на дворе,- проворчала старуха,- покос. Зимой отоспится.
   - Угу,- скучно согласилась лохматая голова.- А он как? Не кричал больше?
   - Тебе что за дело?- сказала старуха, и загрохотала горшками.- Али заняться нечем? К мамке поди. Она ужо тебе найдет работу.
   - Бабушка Калина, а хочешь, я тебе воды натаскаю.
   - Плох он, за Селареем я Осапа послала.
   - Отец говорил, он дорогой все кричал. Звал кого-то. Только по имени чудному. Я таких в округе и не знаю.
   - Аш, ты умный какой,- сказала Калина.- Вестимо ты не знаешь. Что ты вообще знаешь? Разве как девкам подол задирать?
   - А вот знаю,- сказал парень.
   - И што ж ты знаешь, умник?
   - Солдат это, вот што. Из дезертиров. Которые из войска по домам бегут. Он должно быть от своей ватаги отстал. Можа он из тех, которые у скотника Макеша дом разорили.
   - С чего же ты это взял?- озадачилась Калина.
   - А вон у него меч какой. Ясно же, что солдат. А раз войны поблизости нет никакой, стало быть, дезертир.
   - Дурень ты,- сказала старушка.
   - Почему это?- удивилась голова.
   - Ты меч этот видел?
   - Видел. Когда его к вам в дом несли, я меч то в телеге взял и посмотрел.
   - Значит вдвойне ты дурень,- сказала Калина.- Я тож поглядела. Не бывает у солдат таких мечей. Этакое железо только лишь благородному по руке да по карману. Уж я то на веку солдат повидала. Отец твой еще мальчонкой бегал, когда пособачился нашего государя батюшка с Беловердцами. Вот тут у нашей деревни войско их стояло. На Гулен они шли. Ой, что творили мерзавцы. Девок неиспорченных и мужиков не поротых почитай никого не осталось. Кого и насмерть убили.
   Подобно всем старикам, вспоминать былое Калина могла долго.
   - А кто же он тогда?- перебил ее парень.
   - А? Да ведь я сказала - из благородных. Человек воинский. Руки вон сильные, ровно кузнец. Меч опять же. Не податной. И вообще, не нашего ума это дело. Ты иди давай отсель.
   - А он не кричал больше?
   - Тихо лежит. Да иди ты уже, дезертир. Не ровен час придет Бенекша, будешь ему обсказывать, кто скотника разорил.
   Голова из окна исчезла, в горнице стало светлей.
   - Держала бы кобеля, ей же ей, спустила бы по твои штаны,- проворчала старуха.
   - Где я?- спросил Сетро.
   - Очнулся,- удивилась Калина.- Видать зря я послала Олена упредить. В Ковицах ты батюшка. Деревня наша так называется, Ковицы. Тебя раненого отец иерарх со стражниками на дороге нашли, да к нам за телегой послали. В моем дому ты, старой Калиной меня здесь все кличут.
   - Где... иерарх,- спросил Сетро.
   - Дальше они поскакали,- сказала старушка.- Кровососы в Сохрынь нагрянули, большим числом. Мельника тамошнего Кверия, с собой увели. Отец иерарх народ исполчать поехал. Всем миром за проклятыми пойдут.
   - А Гулен далеко?
   - Недалече, батюшка. До тракта добраться, а там ужо рядышком. День, али полтора, ужо как дорога выпадет.
   Сетро замолчал. Боль в боку никуда не делась, притихла немного и все, словно бы заснула, задремала, как собака над костью, порыкивая с прищуренными глазами, вот попробуй только, вот пошевелись, ну я тебя...
   Весь правый бок горел, словно куда то под лопатку сунули горячую кочергу, и осторожно так пошевеливают. Спина тоже болела, хотя почему спина? Ведь ранен он в бок. Пуля тоже была на месте, злая и настороженная, во рту же было сухо и гадко. Как Сетро не старался сглотнуть, ему не удавалось насобирать слюны даже на маленький глоток.
   - Воды,- сказал он.
   Веки были слишком тяжелые, их пришлось прикрыть. Все равно, чтобы узреть что-то кроме потемневших стропил, надо было повернуть голову, а на такое он не решался.
   - А сейчас, батюшка, сейчас напою,- услышал он голос хозяйки.
   Со стороны донесся плеск воды, а потом в губы ему ткнулся холодный и мокрый край деревянной чашки, и чья то рука просунулась под затылок и приподняла ему голову.
   Сетро пил, холодные струйки текли на кошму, пробирались к телу. Вода в чашке кончилась. Старуха бережно опустила его голову на мягкий валик в изголовье. Ему показалось, что стало легче.
   - Ты поспи, батюшка, отдохни,- посоветовала Калина.
   - Давно... меня нашли?- спросил Сетро.
   - После полудня, сказывают, дело было, аль вечеряло ужо... На тракте тебя, батюшка нашли, ну а к нам гонец, от, к темноте поспел. Покудова Авер кобылу запряг, покудова место нашли впотьмах, сюда то тебя, батюшка уже перед светом привезли. Ох, и страшно то должно быть ночью на тракте, да в лесу. Кровососы от...
   Старушка присела на лавку у него в ногах, и тихонько покачивалась, рассказывая, спрятав руки под передник.
   - Иерарх... сюда... приедет?- спросил Сетро.
   Он вспомнил вчерашнюю встречу на дороге, и молодого мальчишку иерарха, которого слушались беспрекословно рослые воины. После Гуленского бегства ничего хорошего встреча с представителями этого братства, или ордена, не сулила.
   - Кто же ж знает,- сказала Калина.- Их дело великое: от непотребства и черного колдовства народ боронить. Может и будет время у него на обратном пути заехать. Ох, боюсь я за них. Проклятых сказывают, сотня в Сохрыни собралась, а отец иерарх от совсем ешо молоденький. Справятся ли? А в Сохрыни то тяперь как? Поди, там и живых не осталось, а ежли и осталось, так не прокляты ли они теперича то? А если с ними слово перемолвить, то не перекинется ли. Проклятье то от? Сказывают оно, проклятье стал быть, навроде лихоманки. Ох, сходить надо в Телячий лог, спросить у высоких отцов, да боязно мне старой, а ну как осерчают? Люди то занятые.
   Под бормотание хозяйки Сетро провалился в неровное забытье, и даже увидел сон. Снилась ему почему-то Бишкина избушка в лесу, ныне сгоревшая. Он сам, Бишка с сестрой, и Скале, сидели за столом, пили из серебряных кубков Кара-Герез, хотя ни того, ни другого у Бишке в хозяйстве и в заводе не было. Скале загадочно улыбалась, показывала то на окно, то на золотое кольцо на своем пальце. Бишка голосом Профессора, и его же поучающим тоном рассказывал о вампирах, о том, что их боязнь серебра не более чем суеверие, а на самом деле оно даже полезно молодым вампирам для пищеварения, потому что по роду деятельности им приходится высоко прыгать. Сетро слушал, и про себя дивился мудрости деревенского паренька. Велка стреляла из-за края кубка в сторону Сетро глазами, и пела свой вампирский наговор, нацеленный именно на него. На голове у нее красовался венок из голубых и желтых луговых цветов.
   Очнувшись, как-то странно, мучительным рывком, он услышал шепот - то, что во сне принял за песнь вампира. Двое, хозяйка, и еще кто-то неизвестный шушукались в углу. Далеко, и тихо - слов было не разобрать, а прислушаться Сетро не мог. От одной мысли об этом его тошнило. Бок болел, а на лбу Сетро чувствовал испарину. Уж не горячка ли? Тогда совсем худо.
   Возможно он пошевелился, просыпаясь, дрогнула рука, сползла немного кошма, или голова повернулась, но старушка заметила, что он больше не спит. Сетро услышал ее легкие семенящие шаги, и разлепил веки.
   Калина торопилась к нему, ловко огибая кадушку с водой. В комнате было светло, из открытых окон пахло ясным, солнечным утром. Собеседником Калины оказался высокий мужик с кудлатыми волосами, рыжей бородой, одетый в длинную подпоясанную зеленым кушаком рубаху. Обладатель цепкого и недоброго взгляда. Мужик сидел на лавке у самой двери, и рылся в холщевом мешке, разложенном на коленях.
   - А вот и Селарей пришел, батюшка,- сказала хозяйка.- Травник он, знахарь наш. Хороший лекарь. Все к нему приходят, и наши ковицынские и из Телячьего лога, из Побудок, из Сохрыни раньше приходили. Меня зимой от поясничной ломоты спас. Уж как окаянная болела. И не встать и не сесть, не согнуться не разогнуться. Вот он тебя, батюшка мой, попользует, глядишь, и отступит болезнь от. Так он мне помог, так помог, уж я благодарила его, и медом и водкой, а не берет ничего Селареюшка наш сверх положенного. В долгу я теперь у него.
   - Твоя спина, Калина, это так... это не труд даже, а плюнуть и растереть. А лишнего не беру, поскольку я знахарь податной, на свою работу бирку имею от высокой иерархии. А как, скажи мне с твоей водки десятину эконому заплатить? Стакан налить? Так это мзда. За нее на кол. Экономы монету берут, а не мед и не сено. А утаишь - накажут. Рад будешь, если вдесятеро возьмут.
   - Да нешто же я, Селареюшка, кому проболтаюсь,- сказала Калина.- Я ведь едино, штоб вежество соблюсти. Штоб ты сердца на меня не держал, уж так ты помог мне, сердешный...
   - Все, стара,- знахарь голоса не поднимал, но как-то ставил точку на споре,- раз отцами иерархами сказано, со старых людей за помогу денег не брать, значит так и быть. А спина твоя, я же говорю - тьфу.
   Сетро заметил, что со старухой, другие мужики вели себя крайне почтительно, и бородач, которого она посылала за знахарем, и лохматая голова в окне, а вот перед Селареем, сама Калина гнулась и лебезила. Видать немалую власть в селе имел этот травник с хищным взглядом. Чем-то цепко держал он односельчан.
   Знахарь извлек из своего мешка маленький узелок и корявую деревянную палочку, аккуратно и не спеша, завязал горловину тесемкой, подошел к Сетро и положил ему на лоб тяжелую жесткую ладонь.
   - Что ж с тобой, воитель, приключилось?- сказал он.
   - Наконечник,- сказал Сетро,- в боку застрял.
   - Это я вижу,- протянул Селарей, отбросив кошму,- Стрела то не охотничья, дыра махонькая. Крови то много вытекло?
   - Много,- сказал Сетро.
   - Я и вижу.
   Знахарь зубами распустил узелок, высыпал на ладонь бурого порошка, и понюхал.
   - Горячка у тебя,- сказал он,- дурная кровь из раны в жилы пошла. Не знобит?
   - Нет, жарко,- сказал Сетро.
   - Что и говорю. Калина, ты вот что, ты принеси-ка мне огня.
   Хозяйка сунулась к печи, и поднесла на глиняной плошке уголек. Селарей в эту плошку высыпал свой порошок, от туда немедленно заструился дымок. Знахарь поставил плошку Сетро на грудь.
   - Ты дыши дымом от,- сказал он,- хошь кашляй, хошь морщись, а дыши. Он жар вытянет.
   Сетро был уверен, если он хоть раз кашлянет, то может, не помрет немедленно, но сознания от боли точно лишится. Оказалось, нет. Дым был сладковатым и легким, в горле почти не першило, зато рана болеть стала меньше. Боль ушла из спины, из-под лопатки, собралась вся вокруг раны и не пекла больше так мучительно. Зато голова стала легче, лучше стали слышны звуки, и ему даже показалось, что если понадобиться он сможет встать.
   Знахарь поводил над Сетро своей палочкой, и повернулся к хозяйке.
   - Ты бы Калина не стояла тут,- сказал он,- а пошла на огород, надергала укропу, и к колодцу сходи, подорожника нарви. Только смотри, чтоб у колодца, с другого места не годится.
   - Схожу. А на што тебе Селареюшка?- сказала Калина.
   - Надо,- ответил Знахарь,- отвар буду делать, для болящего. Дурную кровь изводить.
   Старуха ушла, а Селарей еще некоторое время сидел рядом, не двигаясь, о чем-то размышляя, вертел в руках палочку. Потом он встал, подошел к окну, растворил пошире скрипнувший ставень, и выглянул во двор, едва не по пояс, высунувшись в окно. Повертел туда сюда головой, подошел к другому окну, и так же внимательно осмотрелся. В душу к Сетро закралось беспокойство. Для чего бы податному травнику с биркой от высокой иерархии, так стеречься?
   Знахарь, меж тем плотно закрыл ставни, так что в комнате стало почти совсем темно, и вернулся к Сетро. Кряхтя, уселся рядом, потер руки, словно умывал их водой.
   - От пошто тебе так везет?- спросил он.- Не знаю я, откель у людей такое везенье. От никому другому я бы наконечник не стал вытаскивать, потому как запретное это черное колдовство. А не умею я по иному, без колдовства от. Эт в городе лекаря, шыпцами могут, и то неведомо получится или нет, а я по-другому, без колдовства чтобы, не могу. А и не доедешь ты до города, раньше помрешь. Так почему же тебе так везет, что я тебя ради запретное творить стану? Своим задом на кол напрашиваться?
   Он покачал головой, сокрушаясь.
   - Так почему же?- спросил Сетро.
   - Вот ты и скажи мне, почему за тебя просят те, кому я отказать не смею.
   - Кто?- спросил Сетро.
   - Выходит те, кому ты очень нужен живой. А более не спрашивай. Коли не знаешь, то и ни к чему тебе. Только помни, что тебя ради, я задом своим рискую. Так што долг на тебе, и не передо мной, грешным. Не забудь.
   - А ты не боишься,- спросил Сетро,- что я твоими стараниями на ноги встану, и приду к тебе, по-другому ответов спрашивать.
   - Придешь, а как же, вестимо придешь. А теперя помолчи, и глаза закрой, и дыши дымом от, не забывай.
   Сетро закрыл глаза, и не видел, как травник поднес палочку торцом к ране на боку, и тоже смежил веки. Он почувствовал, как по дому повеяло сквозняком, принесшим запахи сандала и полыни, бок вокруг раны похолодел, словно в лютую стужу, из-под сомкнутых век сами собой потекли слезы. Что-то кольнуло в боку.
   - От и все,- сказал травник,- кровь мы щас уймем. Быстро уймем, без повязки, одним токмо словом. На два кола, все едино, не посодют.
   Он прошептал что-то, быстро и неразличимо, и бросил покрывшуюся инеем палочку рядом на лавку.
   - Ну совсем красота,- сказал он.- Однако занятная штуковина. Не видал я прежде таких. Это ж как она на древко насаживается? И пошто тупая? И как только так глубоко забралась, с таким то носом?
   Сетро открыл глаза. Селарей вертел в толстых пальцах тупорылую пистолетную пулю, и с интересом ее разглядывал.
   - Не иначе тож колдовство, какое, запретное. Заберу ко я ее с собой. В лесу закопаю от греха. А ты, везунец таперича лежи, сил набирайся. Два дня тебе вставать никак нельзя. Крови из тебя много вытекло. Калину я по дороге встречу, скажу, штоб подорожник с укропом заварила и пополам с молоком смешала. А там уж хош пей его, хош вылей, толку от него все одно никакого. Я ведь ее отослал, штоб под рукой не вертелась, не увидела чего ей не надо. Теперя спи лучше, и ешь побольше. Как проснешься, ешь, потом снова спи. А я завтрева еще зайду. Не забывай, долг на тебе.
   Сетро спать не собирался. От дыма ли, от запретного черного колдовства, неизвестно, но чувствовал он себя так хорошо, что намеревался, как только знахарь выйдет за порог, попробовать встать, и если не покинуть гостеприимный дом, то хотя бы поглядеть на крипт, обнюхать дорогу. Кто знает, может в этих Ковицах, петля потока позволит вернуться на Эспеф.
   Сбыться этим намерениям было не суждено. Селарей аккуратно сложил в мешок узелок с бурым порошком, и кривую палочку, завязал горловину, закинул мешок на плечо, задержался у двери, и махнул в сторону Сетро рукой, словно прощаясь. Глаза у Сетро сами собой закрылись, и он заснул, не успев даже подумать о том, что второй раз в этих местах испытывает на себе действие непонятной психомагии.
   Просыпался он несколько раз. Сначала, открыв глаза, он обнаружил рядом с собой суетливого человечка с крючковатым носом, в нарядной рубахе вышитой красными петухами. Тот вился вокруг, напевая себе под нос, веревочкой с узелками измеряя Сетро в длину, и в ширину.
   Сетро с ним разговаривать не стал, и снова заснул.
   Потом он очнулся уже к вечеру. Сквозь полуприкрытые ставни пробивался золотой закатный луч. С улицы доносилось мычание коров, и звонкое щелканье кнутов. Пастухи гнали по дворам деревенское стадо.
   Бабушка Калина, сидя у окна, что-то вязала. Заметив, что Сетро открыл глаза, кинулась к печи, и накормила его горячей кашей с салом, на последок попытавшись напоить молоком, горьким от подорожника и укропа. Сетро после еды так устал, что пить ничего не стал, а снова заснул.
  
   Осенью отцу Зонару стукнуло сорок два года. Десять из этих сорока двух ушло на беспечное, босоногое детство. Было оно не хуже и не лучше, чем у прочих мальчишек из не обремененных достатком семей. Скудная пища, поиски заработка, игры со сверстниками, материнские подзатыльники, вырезанные из дерева отцом, столяром, игрушки. Беспощадные драки, улица на улицу, попрошайничество, чурки и бабки вместо ученья.
   Детство закончилось в тот день, когда Зонар, дурея от собственной смелости, запустил руку в кошель на поясе прохожего, одетого в серую хламиду. Накануне Певус-карманник - очень уважаемый молодыми крысятами с ореховой улицы вор, показал ему, как легко и просто можно срезать у лопуха кошелек с помощью заточенной на камне монетки, чтобы лопух этот и ухом не повел. В исполнении Певуса, это и впрямь выходило легко. На деньги из уворованного у растяпы подмастерья, Певус угощал мальчишек медовыми пряниками, и обещал самым смышленым показать еще несколько ловких фокусов.
   Зонару смерть как хотелось попасть в число этих везунчиков, и постичь до тонкостей мастерство виртуоза Певуса. Вот он и отличился. Увидев на рыночном углу молодого иерарха с тяжелым кожаным кошельком, подумал, что это будет добыча, которой даже наставнику не придется стыдиться, сжал в кулаке со тщанием заточенный за вчерашний вечер медяк, и двинулся на подвиги.
   И был, что называется, пойман за руку. Под тяжестью каменного взгляда иерарха, Зонар, почти моментально осознал, что применять свои таланты он взялся совсем не в той сфере. Он был достаточно юн, чтобы не верить в то, что может умереть, или оказаться на каторге, или, что вернее для согрешившего в первый раз, лишится руки, но все же не настолько, чтобы не понимать, порку лозой в этой ситуации, можно считать прощением неба, и величайшим благодеянием.
   Так оно и вышло. Квартальный судья с легкостью отправил бы мальчишку к палачу, на площадь перед лесным рынком, где каждый день падали в корзину руки неудачников, попавшихся на воровстве, но иерарх Зонара к судье не повел.
   Он строго расспросил воришку, где он живет, и кто его родители. Зонар не решился соврать, и скоро обнаружил, что иерарх за руку ведет его домой. У него успела родиться и окрепнуть надежда, что мечты о порке превратятся в действительность. Мысленно он уже возносил хвалу высокому небу, за счастливое избавление, и высокому иерарху, за милосердие, но все оказалось совсем не так просто.
   Иерарх без прикрас рассказал отцу о происшествии, и предложил выбор. Либо решить дело судом - он ясно дал понять, что на решение суда, высокая иерархия в его лице, постарается повлиять всем своим авторитетом, дабы оно не было чрезмерно мягким - либо мальчик становится рабом консистории, в будущем, возможно послушником, а родители получают отступного.
   Мать заплакала, отец, качая головой, приложил палец под листом согласной записи, и на плечи десятилетнего Зонара тяжким камнем легла линялая и штопанная хламида консисторского холопа. В придачу он получил право терпеть тычки послушников, работать на кухне, убирать в казармах и аудиториях, и горько рыдать ночами, лежа на жестких досках, над своей пропащей судьбой.
   По праздникам его навещала мать - чаще было нельзя - приносила пироги с капустой, и плакала вместе с ним. Отец тоже иногда заходил, дарил мелкую монету, и все больше молчал.
   Два года он тонул и пускал пузыри в пучине беспросветного отчаяния, а потом вдруг случилось настоящее чудо. Видно небо посчитало, что он сполна заплатил за свою попытку пойти по стезе уличного карманника, и сбросило ему на дно жизни, спасительную веревку. Карабкаться по ней он должен был сам.
   Его, и еще троих рабов примерно такого же возраста, забрали с кухни, где они скоблили к завтраку овощи, и поставили перед хмурым бровастым стариком. Старик оглядел всех четверых, не сказал ни слова, кивнул головой, и бесцветная рабская хламида свалилась с их плеч, уступив короткой черной мантии послушника. А ведь много было таких, кто до седых волос и дрожащих рук, так и не смог сбросить рабских одежд.
   Жизнь не стала легче, но стала радостней. Место черной работы заняла учеба. Вставать приходилось так же рано, наставники выжимали из него семь потов, готовя к трудам тело, учителя сдирали розгами семь шкур, оттачивая разум, но спал он теперь не в подвале, а в казарме на душистом тюфяке, брюхо время от времени бывало сытым, по вечерам можно было, покидать стены консистории, и невозбранно гулять по городу до первой ночной стражи. А главное у него появились приятели, о чем он в холопах мечтать не мог. В подвалах, где обитали рабы, царила жестокая грызня, за лишнюю корку, за место посуше, за любую возможность возвыситься над остальными, и хоть часть своей тяжелой ноши свалить на другие плечи.
   Пять лет в послушниках, еще восемь в "академиках". На плечах серая хламида иерарха, сердце подскакивает, когда встречные кланяются новоиспеченному отцу иерарху. Еще два года, он набирался опыта в западных провинциях, под рукой старого отца Мелея. Потом, горячие деньки. Три года он руководил сикстеллой "охотников" в Салере. С шестеркой добровольцев охранял ночные улицы огромного портового города от проклятых. Там он пристрастился к вину. Стал пить немного больше, чем это прилично отцу иерарху.
   И следом, перевод в Телячий лог. Тихое место и необременительные обязанности. Благословение новорожденных, праздники трав и пашни, пригляд за сборщиками податей. Зимнее вещение, солнцеворот, и праздник пробуждения соков.
   Здесь он обжился. В маленькой усадьбе, за выгоном, теплый камин зимними вечерами. Завел даже кур, а выпивать стал гораздо реже - когда налетят черным вороньем воспоминания, опустошал кувшин полтора кисленького местного вина, бродил по темному двору, посылая небесам пьяные упреки, мочил слезами бороду.
   Вскорости, однако, одна молодая вдова стала захаживать за благословлением чаще прочих, неизменно угощая иерарха чем-то вкусным, домашним. Она жаловалась ему на одинокую жизнь, он, будучи человеком, в сущности отзывчивым и добрым, ее слушал, и бывало сам рассказывал ей что-нибудь о своем прошлом. Вдовушка ахала, подпирая щеку рукой, а скоро перебралась жить к нему, объединила хозяйства и судьбы.
   Зонар совсем размяк. К курам присоединились поросята и пара козочек, а прошлое из Салеры посещало его все реже.
   Редко, может раз в год, он получал послания от однокашников, из тех, с кем особенно был дружен в академии. Некоторые из них сумели высоко подняться, но Зонара это как-то не тревожило и ни к чему не побуждало. Ну и что же, что медвежий угол, глухомань и ни прибытку, ни авторитета, зато спокойно здесь, умиротворительно, и места такие красивые... К тому же в иерархии, как известно, нет ни старших братьев, ни младших, а каждый делает все, что может на своем месте. Даже сам БРАТ ФЭСО, формально может в любой день, если нужно это высокой иерархии, покинуть свои апартаменты в столице, и уехать за тридевять земель, да хоть тому же отцу Зонару на замену.
   Так жил отец иерарх, и радовался своему тихому счастью, ожидая, что вот не в этом году, так в следующем непременно, воспоминания о жестокой Салере, его окончательно оставят, как вдруг проклятый город напомнил о себе.
   Случилось все прямо как встарь. Ввечеру - Зонар с женой успели уже отужинать - прилетел к усадьбе гонец. Зонар помнил его - паренек из наместничьей стражи, вот имя только забыл. Запаленного коня гонец вываживать не стал, кинулся сразу к сидевшему у крыльца иерарху, и захлебываясь поведал, что в Сохрынь - деревеньку неподалеку - наведались проклятые. Числом аж четверо. Многих бед, правда, не натворили, разорили лишь мельницу, а мельника увели с собой, для каких-то своих надобностей. Молодой брат Играм, иерарх при наместничестве, с помощью "куриного глаза" проверил место, и подтвердил - действительно проклятые, лишь с количеством ошибся. Посчитал, что имеет дело с одиночкой.
   И, правда, откуда тут взяться четверым кровососам. Играм с шестью всадниками поспешил в погоню, но дорогой встретил раненого, от которого и узнал, что проклятых в четыре раза больше, чем он поначалу думал.
   Играм хоть и молод был, и жаден до славы, сообразил, что сам ничего не добьется, лишь себя и людей погубит, отправил гонцов в Ковицы, и Телячий лог к Зонару. Чтоб именем иерархии собрали всех кого возможно. Сам он будет ждать у моста на Поросячьей протоке.
   Зонар, хоть и поежился спиной, от неприятных предчувствий, но медлить не стал. Гонца он тут же отправил поднимать село, сам поспешил в дом. Мимо жены, что смотрела на него округлившимися глазами, к сундуку, где на дне, годами пылились за невостребованостью пузырьки с вещанкой.
   Играм, слов нет, молодец, что за помощью послал, а вот весть подать, не догадался по молодости, рассудил, раз проклятые верхами, да на дневки останавливаются, да мельник еще с ними, а мельники щуплыми бывают редко, то даже с задержкой потребной на сбор ополчения догнать их будет нетрудно. А того не сообразил, что в охоте на такую дичь, много людей не бывает, и раз уж едут они по гуленской дороге, то неплохо, чтоб из Гулена, где пост, где братьев и стражи достаточно, вышел отряд им навстречу. Вот так сжать их с двух сторон, и растереть, как между двумя жерновами - это уже дело верное.
   А вернее просто не взял Играм с собою вещанки. Забыл, или не посчитал нужным.
   Со дна сундука Зонар достал на свет шкатулку, отнес к столу, откинул крышку. Там двумя рядками стояли шесть флаконов, каждый с фалангу большого пальца, из мутного стекла. Иерарх взял один, сорвал пробку, понюхал - не испортилась ли, сколько лет прошло. Из пузырька пахло медуницей. Вещанка штука долговечная.
   Зонар сел на лавку, закрыл глаза, голову запрокинул и вылил вещанку в рот.
   Небо обожгло. В висках, мягко и почти приятно, застучали молоточки. Их стук сменился звоном серебряных колокольчиков, а на внутренней стороне смеженных век поплыли разноцветные фантасмагорические фигуры и пятна, сплетаясь и переходя одна в другую.
   Зонар постарался найти среди них зеленый треугольник с вогнутыми сторонами, и удержать его, не дать расплыться. Треугольник немного посопротивлялся, норовя спрятаться за фиолетовым геометрическим цветком, и пурпурной спиральной змейкой, но скоро подчинился, и утвердился в центре. Позади все также переливались пятна, фигуры и сполохи, но иерарх стойко не обращал на них внимания, глядел только в центр треугольника - знака Гуленского поста.
   - Кто?- спросили его.
   - Брат Зонар, надзирающий из Телячьего лога,- сказал он.
   - Что у вас, брат?- сказал голос, безразлично и устало.
   - Четверо проклятых едут по дороге от Сохрыни в Гулен,- сказал Зонар,- Я с братом Играмом собираю погоню. Они опережают нас приблизительно на ночь. Я думаю, мы нагоним их на перегоне от Поросячьей протоки до Вешенкиного оврага. Вы сможете отправить отряд им на встречу?
   - Чего нам и не хватало,- ответили из Гулена.
   Отец Зонар стал торопливо объяснять, боялся, что незнакомый брат прервет сеанс, дав указание разбираться своими силами. А ему очень хотелось получить помощь Гуленского поста.
   - У нас только шестеро стражников наместничества, и несколько местных жителей, а брат Играм... Я боюсь, он не слишком опытен. Мы удержим не больше двоих. И еще - с ними человек. Они могут уйти, и ведь не известно, где появятся... Нам бы...
   - Опять?!- возмутились в Гулене. Что творится с этим миром? Люди помогают кровососам.
   - Помогают? Нет, я думаю, он для них скорее заложник, и запас пищи на дорогу. Среди них один носит красное. Может быть рыцарь.
   - Откуда вы знаете?- спросили из Гулена.
   - По дороге брату Играму встретился свидетель, он их видел.
   - Видел и до сих пор жив?- удивился собеседник.
   - Насколько мне известно, он ранен. Его должны были отвезти в Ковицы.
   - Хорошо, помощь мы вам вышлем. Отряд пойдет... пойдет...- голос зазвучал глуше - собеседник отвлекся, изучая карту,- пойдет по краю Осочной Топи, так выйдет быстрее. У Вишенкиного оврага встретитесь. Сигналом будет изумрудная стрекоза. А в Ковицы я пошлю дознавателя.
   -Благодарю, брат,- сказал Зонар, и вздохнул с облегчением. Он начинал уже сомневаться, что Гуленский пост прислушается к его просьбе. Отсюда, из захолустного села, Гулен казался огромным и могучим центром многих земель. Там кипела настоящая жизнь, решались важные вопросы, и пересыпались из кошелька в кошель несчитанные богатства. Для большинства телячинцев, и один единственный золотой был великим состоянием, позволявшим год прожить, не думая о насущном хлебе. Отец Зонар забыл уже, как пропивал в солернских тавернах больше, чем иной землепашец, стирая мозоли, зарабатывал за сезон. За прошедшие долгие годы, он успел стать коренным телячинцем. До его ли мелких неприятностей, братьям из великого Гулена. И то, что Гулен откликнулся на его просьбу, неожиданно согрело его душу. Значит помнят. Значит иерархия по-прежнему несокрушимый монолит, и трещин на этом монолите за годы, что провел он в глуши, не появилось.
   - Берегитесь там,- сказал гуленский брат. Голос его звучал все тише - кончалось действие вещанки,- в округе бродит еще одна банда кровососов. Мы опасаемся, что двое старших и пара подпёсков. Они вырвались из города на днях. Не получилось их взять.
   - Слышу, брат,- сказал Зонар.- Будем на чеку.
   - К вя... ... высо...,- донесся до него неразличимый шепот. Вещанка больше не соединяла собеседников.
   - К вящей славе высокой иерархии,- повторил отец Зонар, уже открыв глаза.
   Зеленый треугольник тут же пропал, как его и не было. Иерарх посидел еще несколько вдохов, потом хлопнул себя по коленям, повернул голову, поймав встревоженный взгляд жены.
   - Собери кa мне,- сказал он,- служба у меня.
   - Ой,- сказала жена, и замерла, не зная за что хвататься.
   Зонар, из того же сундука, где хранилась заветная вещанка, достал серую хламиду, встряхнул, и принялся облачаться.
   - Да поторопись,- сказал он,- дело недосужное.
   Женщина опомнилась и заметалась по дому. Зонар в сундуке разыскал "куриный глаз", и уложил в поясной кошель. На самом дне раскопал красные кожаные рукавицы, что закрывали руки почти по локоть - солернский трофей, заткнул их за пояс.
   - Паси тебя небо, Зонарушка,- причитала жена, складывая в узел какую-то снедь,- не оставь меня опять одну. Саблю хоть возьми, с саблей то вернее. В чулане она, за кадушкой.
   - Проклятому эта сабля, что быку хворостина,- сказал иерарх,- мешать лишь будет, в ногах путаться,- и, толкнув дверь, вышел во двор. Седлать коня.
   Оглянувшись вокруг, не видит ли кто, иерарх нанес несколько ударов колодезному срубу. Очень уж давно не приходилось ему вспоминать академическую науку - боялся, что позабыл многое за годы. Он и верно остался собой недоволен. Тело было расслабленным, медлительным. Работать не хотело.
   Он подумал, было все-таки взять саблю, но махнул рукой - не стоит.
   Конь, чалый холощеный трехлеток, больше привыкший к крестьянскому труду, чем к седлу, стоял уже во дворе оседланный, когда стали прибывать первые мобилизованные. Отец Зонар подвязывал к седлу мешок с припасами, жена охала рядом, пряча за спиной пресловутую саблю, надеясь всучить все же мужу в последний момент оружие.
   Мужики подходили по одному, по двое, кланялись иерарху, здоровались с хозяйкой, чесали в затылках. Двое работников Твола - жмота и богатея, привели аж пятерых лошадей, сообщив, что сам хозяин тяжко недужен, и в поход идти не может, но коней для общего дела не пожалеет. А ежели еще что понадобится, отдаст не раздумывая.
   Твола, иерарх видел не далее, чем сегодня в полдень, здоровехонького, но лошади были очень кстати, и Зонар разбираться не стал.
   Мало помалу набралось шестнадцать человек. Они заполнили собой двор, и некоторым из вновь прибывших пришлось ждать на улице у ворот. Двое явились безлошадными, еще у троих были такие древние клячи, что Зонар понял, эти люди надеются безнадежно отстать от отряда, и пропустить жаркое дело. Двоих иерарх пересадил на Тволовых лошадок, а третьего, Мераша подкузнечника, отправил домой, пригрозив карой. Он знал точно, что в конюшне у Мераша топчется резвая кобылка, просто хитрец решил ее поберечь.
   - Все собрались?- громко, чтобы перекричать разговаривающих мужиков, спросил иерарх.
   - Все,- ответили ему от конюшни.
   - Нет ишшо!- ответил голос от амбара.
   - Хто его знает!- крикнули из темноты.
   - Ждать не будем,- решил отец Зонар.- Кто опоздал, пусть догоняют. В седла дети. Небеса помогут.
   "Дети", покряхтывая, неторопливо и обстоятельно забирались на конские спины. Звенели уздечки, мужики поудобней пристраивали за поясом топоры. У двух или трех, в руках, грозили небу остриями вилы. Кистень, как водится, в рукаве у каждого. Отряд, топоча копытами, вылился за ворота, оставив за спинами одинокую женскую фигуру в темном дворе.
   За селом, телячинское ополчение растянулось по дороге змеей. Отец Зонар ехал впереди, как и подобает иерарху. Замыкать отряд, следить, чтобы никто не отстал, он поставил наместнического стража. Коня парню заменили. Теперь он, и его лежащая поперек седла, длинная пика, легко справлялись со своей работой - подгонять отстающих.
   Зажгли факелы. На ночной дороге кони могли споткнуться и захромать. Пришлось ехать медленнее. С галопа отряд перешел на легкую рысь. Лес слева пугал темнотой, и странными звуками, справа шуршали под ночным ветром овсы.
   К полуночи, должно быть - небесное око поднялось уже довольно высоко, и скоро должно было заскользить вниз, к восточному горизонту, знаменуя прошедшие пол ночи - добрались до края Осочей Топи, того, что по эту сторону протоки. Топь тянулась по левую руку, почти до самого Гулена. Из нее и вытекала Поросячья протока, названная так, потому что на ее болотистых берегах любили нежиться в грязи дикие свиньи.
   Местами болото подбиралось вплотную к дороге, и отряд ехал под ругань лягушек, разбуженных стуком копыт и светом факелов. Где-то в стороне сипло кричала и хлопала крыльями болотная птица - бычуг или пига. Отец Зонар старался в ту сторону не смотреть, опасаясь увидеть болотный огонек - хуже нет приметы.
   После поворота, можно было смело считать, что две трети пути уже позади. Зонар понадеялся, что еще до рассвета, соединившись с Играмом и дождавшись ковиценских, отряд сможет двинуться дальше. Он даже поглядывал вперед, привставая в стременах, не мелькнет ли в темноте костер маленького лагеря, разожженный людьми Играма.
   Огня не было. Отряд двигался дальше, заменяя сгоревшие факелы новыми. На удивление благополучно. Ни одна лошадь не захромала, споткнувшись в темноте, никто не свалился с седла, и не отстал. Иерарх не мог этому не радоваться.
   Где-то впереди тревожно заржала лошадь. Ополчение вылетело к протоке, и скучилось перед мостом. Лошадь, встретившая их ржанием, стояла тут же, низко склонив голову, обнюхивая нечто лежащее на земле. Был тут и костер, что тщетно высматривал иерарх с дороги, но уже почти погасший, едва теплящийся. Лошадь Зонара едва не ступила ногой в чуть теплые угли. Иерарх заставил лошадь остановиться, она даже немного попятилась, замотала головой, и осмотрелся, вертясь в седле.
   Вперед протолкались факельщики, которых наиболее нетерпеливые затерли, было, спинами, и крупами коней. Стало светлее. Еще не успев толком разглядеть, что же творится вокруг, над, чем это таким склонила шею бесхозная лошадь, в желто-красной попонке, и что там за груда валяется у моста, Зонар понял, что произошло несчастье. Остальные тоже, что-то сообразили. Кто видел больше, кто меньше, кто чутьем догадался, что происходит нечто скверное, но даже по задним рядам, которые уж точно ничего не могли разглядеть из-за спин товарищей, прошелестел недоуменный страшненький шепоток.
   Отец Зонар тронул пятками коня, медленно объехал небольшую полянку перед мостом, запустил руку в кошель на поясе, нащупал пальцами "куриный глаз". Больше никто с места не тронулся.
   Все они были здесь. Весь маленький отряд отца Играма. Все пятеро. Сам молодой иерарх лежал неподалеку от костра, лицом вниз, голова неестественно подвернута вниз. Серая хламида задралась выше бедер, на спине отчетливый отпечаток подковы, наступила, чья то лошадь.
   В кустах, отец Зонар, разглядел конский труп, а рядом одного из стражников. Тот стоял под елью, буквально приколоченный к стволу обломком кавалерийской пики. Отец Зонар не стал приближаться, боялся, что может узнать убитого в лицо. Он многих знал, из стражи наместника.
   Еще один труп нашелся у самых зарослей. Бедняга пытался спастись в подлеске, но его настигли, и разрубили спину мечем. Как глупо. Все знают, что бегством не спастись от проклятого. Они всегда быстрее. Зелены оказались стражи в охоте на красноглазых. Будь на их месте его сикстелла охотников, могло быть все по-другому. Нет, не отбились бы, но глядишь, и вырвали бы у проклятых хоть пару жизней в уплату за собственные.
   Зонар подъехал к мосту, стражник, что лежал на первых бревнах настила, все еще сжимал свою пику в руке. На наконечнике ни следа крови, зато куртка убитого разорвана от ворота до полы, и темная от крови - не различить цвета. Последний, пятый, тот, что лежал под ногами лошади, видимо собирался вскочить в седло, даже ногу вдел в стремя, когда его настиг удар. Сверху. Проклятый обрушился ему на плечи с высоты, и проломил голову.
   "Куриный глаз" потеплел в руке у иерарха, начал понемногу разворачивать картину произошедшего. Этот немудреный артефакт, знающий человек мог изготовить его из любого подходящего голыша, чуял присутствие проклятых. Чем дольше кровопийца оставался на месте, тем легче "куриный глаз" его засекал. Сейчас иерарх уже знал, что отряд Играма попал в засаду. Проклятые довольно долго ждали, "куриный глаз" заметно теплел и дергал держащую его руку вперед к протоке. Скорей всего они скрывались под мостом. Потом выскочили сюда, где уже расположились, и разожгли костер не ждущие нападения стражники. Тут камень метался и дрожал, то холодел, то обжигал руку. Здесь происходила беспорядочная и скорая расправа, люди и проклятые метались, нападали друг на друга. Невеликих возможностей "куриного глаза" не хватало, чтобы быстро и точно выявить всю картину.
   У отца Играма должен был быть с собой точно такой же камень. Он мог бы без труда обнаружить затаившихся вампиров, но видно не догадался сунуть руку в карман. И камень никак не мог его предупредить. Зонар дал себе слово, что ни за что не выпустит "куриный глаз" из пальцев, до самого конца.
   Иерарх вернулся к мертвому Играму, спешился, склонился над трупом. Мужики молча ждали у него за спиной. Потрескивали факелы. Ничего нельзя было сделать. Играму сломали шею. Он был мертв. Мертв уже давно. Зонар ощупал тело. Ни котомки, ни кошелька на поясе. В карманах полотняных штанов, несколько монеток, кругляш "куриного глаза" не спасший хозяина. Охотничий нож на поясе. Все. Ах да, на шее блеснула серебряная цепочка. Отец Зонар потянул за нее, и жестом подозвал кого-нибудь, чтоб посветили. На цепочке блеснул круглый медальон, с женским профилем. Невеста? Или сестра? Мать? Теперь уже не узнать.
   - Что ж теперь то, отец иерарх?- спросил мужик с факелом, подъехавший на его зов.
   Другой рукой, мужик придерживал лежащие поперек седла, как рыцарское копье, трезубые вилы.
   Зонар подумал, что они, пожалуй, будут получше, на проклятого, чем кавалерийская пика. Кровосос способен сам нанизать себя на гладкое древко, и добраться до держащего его, а вилы ему такой возможности не дадут. Будет трепыхаться как жук на булавке.
   - Дальше, Кириш,- сказал иерарх, глянув с низу вверх на мужика,- будем ждать ковицынских. С места не тронемся. Все глядите в оба глаза, и в три уха слушайте.
   Сам он еще плотнее сжал в кулаке "куриный глаз".
   - Как же их так,- покачал головой Кириш,- врасполошку видать застали. Ай-яй.
   Иерарх не ответил. Он спустился к мосту, забрав у мужика факел. Тот горел плохо, трещал и плевался искрами.
   Под мостом он обнаружил довольно обширное пространство. Здесь вполне могли разместиться несколько верховых, так, что сверху их никто бы не заметил. Трава всюду примята, в одном месте раскопана земля. Широко, в углубление можно было поместить двоих, не слишком тощих людей.
   Да ведь они здесь на дневку устраивались, догадался Зонар. Выкопали яму, двое улеглись, остальные присыпали их землей, и остались стеречь коней и пленника. Мост то узкий. Впятером под ним можно спрятаться от человеческого глаза, но не от солнечных лучей.
   Не было никакой засады. Проклятые остановились переждать под мостом день, а к вечеру здесь же расположились Играм и стражники, поджидать помощи, его Зонара поджидать. Солнце село, красноглазые вылезли из-под моста, и устроили резню. Перебили всех и поехали дальше, в Гулен. Видно есть у них в этом городке важное дело, раз лезут туда в открытую, не считаясь ни с чем.
   Зонар еще раз все осмотрел, и ничего противоречащего своим выводам не нашел. Это его порадовало. Потому что, раз так, раз проклятые вынуждены скрываться от солнца, значит среди них нет Старых. Значит нужно только найти место, где они остановятся в следующий раз, ибо за эту ночь они не доберутся до Гулена, даже если очень будут спешить, даже с заводными конями. У Зонара же, и у гуленских братьев в запасе будет целый день. Сейчас лето, ночи короткие, далеко сволочи не уйдут. Найти вас до заката, и на вилы, да в огонь. Узнаете, паскуды.
   Мужики снесли мертвецов в сторонку, сложили рядком, накрыли мокрыми от ночной росы ветками. Будут ехать обратно, заберут. Либо похоронят у себя на жальнике, либо отдадут родным, если те явятся. Грех хоронить храбрых людей.
   у дороги, на краю болота, где всякая проезжая сволочь может оскорбить мертвеца нескромным или недобрым взглядом, где лесная и болотная нечисть бродит невозбранно.
   Управившись с трупами, затеплили на том же месте маленький костерок. Не для тепла - ночи стояли теплые - для света. Стражник, которому повезло остаться в живых потому, что брат Играм отправил его к Зонару гонцом, организовал из мужиков три караульных поста, по два человека. Двоих отправил на полверсты назад по дороге, двоим, велел пройти за мост, и маячить там, так чтобы видели свет костра, еще двоих послал в лес, наказав спрятаться там не далеко от опушки, да не спать, а постоянно перекликаться ночной птицей, одному сычом, другому филином. А сам отошел к кустам, куда сложили мертвых, сел там на землю, и свесил голову. Иерарх вспомнил, парня звали Везя. Может, был у него среди погибших верный друг, и он теперь винил себя, что не оказался с ним рядом, может, нет, а просто парень ошеломлен крутыми поворотами судьбы? Ведь повернись все по-другому, пошли Играм к Зонару не его, а, например того долговязого, что умер приколоченный к сосне, и сидел бы сейчас долговязый понурив голову, а, Везя, лежал бы рядом, прикрытый ветками. Многим такие игры рока кажутся странными. Отцу Зонару тоже казались раньше, никак он не мог понять, чем руководствуется провидение, посылая одному смертельный сюрприз, а другому оставляя возможность ходить по земле, дышать воздухом, спать и видеть сны. Потом как-то раз в одну из пьяных ночей, снизошло на него откровение: ничем судьба не руководствуется, рассыпает свои подарки щедрой рукой направо и налево, кому что попадет. Потому что сука. Потому что судьба.
   Отец Зонар хотел подойти к парню, поговорить, если надо утешить. В академии был специальный курс прикладной риторики, как словами облегчить человеку ношу, отвалить с души камень, коий многие самолично на себя взваливают, а потом прут всю жизнь, дрожа коленками и треща хребтом. Кому, как ни иерарху оберегать души паствы. Хотел, но не стал. Успеется. У Зонара было еще дело, которое нужно было сделать в первую очередь.
   Он снял с седла мешок, что собрала ему в дорогу жена. Там завернутая в смену исподнего, рядом со склянкой бальзама закрывающего раны отыскалась заветная шкатулка. Иерарх достал флакончик с вещанкой, пересчитал взглядом оставшиеся. Еще четыре, должно хватить. Он сел у костра, мужики подвинулись, учтиво предложили ему чей-то потник, зажмурился и выпил.
   Среди мельтешения цветных пятен, он не сразу нашел изумрудную стрекозу, досадуя на себя за промедление. Действие вещанки кончалось быстро - чем дольше провозишься, разыскивая сигнал, тем меньше останется времени на разговор. Не успеешь сказать что-то важное, пей снова. А вещанку ведь в лавке не купишь, да и пить ее ковшами не следует. В темной пахучей жидкости скрывается безумие.
   Стрекоза нашлась, Зонар ухватил ее, и вытащил вперед, приколол к месту внутренним взглядом, подождал один вздох.
   - Кто?- спросила стрекоза.
   - Брат Зонар, из Телячьего Лога.
   - Слушаю тебя, брат,- голос стрекозы показался Зонару знакомым.
   - Не нужно больше рассчитывать на брата Играма,- холодно сказал Зонар,- он и его люди покинули сей мир.
   Стрекоза помолчала немного, и Зонар даже не сердился на нее за промедление.
   - Досадно и прискорбно,- сказала наконец, стрекоза.- Засада?
   - Нет. Беспечность и неудачливость. Они остановились на привал там же, где красноглазые расположились на дневку, и не заметили их.
   - Досадно,- сказал знакомый голос.- Будь начеку брат. Мы идем по дороге, скоро увидим овраг. Укрепись сердцем. Со мной трое братьев, два "академика" практиканта, и два десятка стражи.
   - Я дождусь, подкрепления из Ковиц, и с рассветом двинусь вам навстречу,- сказал отец Зонар.- Кто ты брат?
   - Болев, не узнал? Я сразу понял, что это ты.
   Зонар слегка опешил. Не ожидал встретить вот так старого друга, с которым в академии выпил тайком не одну баклажку водки.
   - Рад тебя слышать,- сказал он, наконец, и поспешил добавить, потому что контакт хирел и истончался, изумрудная стрекоза побледнела и пыталась уплыть за ромб с фиолетовыми разводами.- Среди них нет Старых, Болев.
   Неизвестно расслышал ли его Болев. Стрекоза сорвалась с привязи, и пропала.
   Иерарх открыл глаза. Сидящие у костра мужики, все это время неотрывно за ним наблюдавшие, тут же поопускали глаза, закряхтели, завозились. Один стал подкладывать в костер хворост. Боятся - понял Зонар. Боятся оказаться под ветками, как те, Играмовы стражники. Плохо. Само его присутствие, иерарха Зонара, должно исключать всякие страхи. Не может быть ничего плохого, там, где есть иерарх. На этом высокая иерархия и держится. Увы, сегодня брат Играм всем этим людям показал, что может. Может и случается.
   - Кхм...,- сказал тележник Допога, глядя в огонь,- одначе, ковицынские то, отец Зонар, должны уж и подойти, кхм, мыслю так. От Ковиц то, ближе, нежели от нас.
   - Это от Сохрыни ближе,- сказал кто-то по ту сторону костра, по голосу младший Дроге,- а отседова дальчее.
   - Все одно, пора уж,- сказал Допога.
   Остальные молчали. Языки огня играли тенями на лицах мужиков.
   - Братья из Гулена идут нам на встречу. Завтра, еще до вечера настигнем красноглазых, и насадим на колья. Теперь сил хватит, даже и без ковицынских. Гулен пятерых иерархов отправил нам в помощь,- не дрогнув голосом, соврал Зонар, причислив двух студентов академии к полноправным братьям,- и два десятка стражи.
   - Стражи?- вперив взор в огонь, сказал тележник, и добавил, повергнув Зонара в ужас.- Лучшее бы дружинников.
   Вот так рушится мир. Когда крестьянин, услыхав о пяти иерархах - неодолимой силе, идущей ему на помощь, вздыхает и печалится, что нет с ними дружинников.
  
  
  
   Там, за спиной Тифонии, переулок заканчивался, сливаясь с ярко освещенным проспектом. Отсюда, из тени, можно было видеть краешек афишной тумбы, ажурные стойки газовых фонарей, лаковые экипажи, катящиеся в это время - ранний вечер - по Виктории сплошным потоком, без просветов. Время от времени появлялся полицейский капрал. Его силуэт в синем мундире пересекал проем между домами, пропадал из виду, а через некоторое время шествовал в обратном направлении. На другой стороне проспекта Виктории, ярким пятном раздражал глаза магазин "Лучшие ткани". Со стороны проспекта, переулок выглядел узкой темной щелью. Тусклый свет падал туда, только из окон домов. Их было немного, и если бы капрал и бросил в эту сторону безразличный взгляд, ровным счетом ничего бы не увидел.
   Неподалеку, в помойке под лестницей, ведущей на захламленную террасу, опоясывающую второй этаж доходного дома, шуршали осмелевшие крысы. За минувшее время они привыкли к присутствию двух людей, тем более что те вели себя тихо, и в сложное течение крысиной жизни не вмешивались.
   -Я сплю и грежу,- сказала Тифония. Она сидела на деревянном ящике и мягкой меловой тряпочкой полировала короткий клинок. - Старый орден возрождается. Кто бы мог подумать.
   Ходоки, как правило, люди скрытные. О большинстве тех, кто населяет Эспеф, и другие подобные места, никто не расскажет ничего кроме слухов. И никто эти слухи не опровергнет, и не подтвердит их достоверность. Хочешь, верь, хочешь, нет. Не любят эти люди рассказывать о своем прошлом, по крайней мере, рассказывать правду. Так же и расспрашивать друг друга, "Кем ты был, до того как впервые ступил на путь?" не принято. Таковы принятые среди них правила. Тифония была одним из немногочисленных исключений.
   Каждый знал, что прежде, она была помощницей в книжной лавке, в месте, которое на картах пути обозначается Вращ, или реже, Ки. С ней случилась там неприятная история. Один молодой человек, в которого она имела неосторожность влюбиться, поступил не так как подобает порядочному человеку.
   Вращ - место, где царят традиции. Большинство туземцев все свое свободное время употребляют на то, чтобы в многословных обсуждениях с родственниками и знакомыми выяснить, не произошло ли где нарушение этих традиций. Если ко всеобщей радости, такое нарушение удалось выявить, виновника с воодушевлением и показным негодованием, подвергают остракизму и даже травле.
   Почему-то с наибольшим рвением аборигены набрасываются на тех, кто согрешил против правил в той сфере, что охватывает интимные отношения. Причем больше всего достается женщинам, опять же, в силу сложившихся традиций, существам наименее виноватым. С ума сойти.
   Тифония собиралась повеситься на шнурке от гардины, в задней комнате, где хранились старые нераспроданные книги. Как, положено поплакав над своей загубленной молодостью, она верная велению традиций, встала на стопку фолиантов, и перекинула петлю через балку. В таком виде ее застал хозяин лавки, Дово Тек. Он открыл ей глаза, и цинично посмеялся над ее горем. Потом взял за руку, повернул крипт, и притащил на Эспеф.
   С тех пор прошло шесть лет, Тифонии стукнуло двадцать два, она научилась обращаться с криптом, освоила ментальное кодирование, и холодное оружие. Часто ходила в экспедиции, одевалась всегда очень вызывающе, как сегодня в кожаные лосины в облипку, и тесную куртку черной кожи. Свои маршруты она прокладывала так, чтобы проездом побывать на Вращ. Говорят, и она этого не отрицает, что каждый раз, когда она посещает родной город, там происходят разные неприятности.
   -Такое только в сказках бывает,- сказала Тифония.
   -Не думаю,- сказал Винцент,- такое действительно бывает только в сказках.
   Он щелкнул крышкой карманных часов, и посветил себе крохотным огоньком вспыхнувшим на ладони. Зазвучала музыка серебряных колокольчиков, упрятанных в золотой корпус неизвестным мастером.
   -Кейфель наступил разом на множество мозолей, соответственно, множество рук протянулось щелкнуть его по носу.
   -Ты уверен, что это Кейфель?- спросила Тифония.
   Винцент убрал часы. Смолкла музыка.
   -Нет, но так уж повелось в последнее время. Если происходит нечто гадкое, с душком грязных денег, то стоит вглядеться, и окажется, что руку приложил Кейфель. Сам, или науськал кого-либо из своих клевретов.
   -Может его убить?- спросила Тифония.
   -Я с удовольствием вызвал бы его, и убил,- Винцент спрятал руки в карманы плаща,- но он вдруг стал поклонником нелепого кодекса Тавгена. Эти смешные правила позволяют вышестоящему дворянину отказывать в удовлетворении младшему. Сам он объявил себя императором пути, и теперь прячет свою трусость за щитом высокого положения.
   -Чушь, какая то,- сказала Тифония.
   -Его прихлебалы, такую извращенную логику признают, а на прочих он не обращает внимания. Подстеречь же его в темном переулке мне пока не удается. Он не выходит без охраны. Живет при дворе князя Тавгена. В Эспефе не появляется.
   -Хренов император,- сказала Тифония.
   Винцент в темноте кивнул головой.
   -Мне остается только вылавливать на тропе его лизоблюдов, и наставлять их на истинный путь. Но их так много, что придется бросить все прочие дела... Или ждать, когда он совершит ошибку.
   Крысы затихли в помоях. В глубине переулка обозначилось движение, и пьяный голос запел:
   Ночь за ночью, день за днем,
   Лесной дорогою идем,
   Слева чаща, справа чаща.
   Кто в кустах глаза таращит?
   Выходи, а то обидим.
   Мы тебя, заразу, видим.
   -Кроган,- сказал Винцент.
   -Напился что ли, перед работой?- удивилась Тифония.
   -Дурачится,- сказал Винцент.- Он теперь не пьет. Профессор помог ему бросить.
   -Надо же.
   Из темноты возникло громадное тело Крогана, в мешковатом сером свитере.
   -Не шуми,- сказал ему Винцент.
   -Я не шумлю. Это песня,- сказал великан.- Темный ты человек Вини, ни хрена не смыслишь в искусстве. Привет Тифа.
   Из-за спины Крогана появился Остакис. Тифонии он кивнул как старый знакомый и махнул рукой. Она кивнула в ответ, и поправила волосы.
   -Привет,- бросила она Крогану.
   Ее слово совпало с громким хлопком, похожим на выстрел. Все покосились в сторону проспекта. Полицейского капрала в светлом проеме не, оказалось, равнодушно катили конные экипажи.
   -Плохое место выбрали,- сказала Тифония.- С проспекта нас могут услышать. Там все время отираются полицейские.
   -Будем надеяться,- сказал Винцент,- что стук подков, и колес по мостовой скроет посторонние шумы. Особенно если Кроган перестанет орать,- он вгляделся в сумрак на террасе,- а Аспид будет осторожней в использовании крипта.
   -Я давно молчу,- сказал Кроган.
   -Прекрасный вечер, друзья,- раздался голос сверху.
   По гулким железным ступеням, загромыхали шаги. С террасы спустился невысокий человек в зеленом камзоле с бирюзовой вышивкой на груди и плечах. Вороной парик сбился на бок, и прибывший пытался поправить его концом белеющей в полумраке деревянной трости. В другой руке человек держал кожаный мешок.
   -Вечер действительно хорош,- сказал Винцент,- присоединяйся к нам, Аспид.
   -Здорово, укротитель тараканов,- сказал Кроган.
   Остакис махнул рукой. Аспид остановился перед Тифонией, низко ей поклонился, и она, вот диво, улыбнулась ему в темноте, и спрятала клинок. Более сдержанных поклонов удостоились мужчины. Даже Крогану достался небрежный кивок.
   -Здесь и предстоит работать?- спросил Аспид.- Не очень хорошее место. Здесь мне не собрать достаточных сил. Удачно, что я догадался взять с собой малюток.
   -Сегодня не нам выбирать место,- сказал Винцент.- Мы ждем еще двоих участников. Если не ошибаюсь, это они выходят из ландо.
   Аспид оглянулся на яркий проспект, туда же повернулись головы остальных.
   Экипаж укатил, высадив пассажиров. Два силуэта, темных, на фоне освещенного проспекта, вошли в переулок. Полицейский капрал некоторое время встревожено смотрел вслед, двум хорошо одетым господам, потом, решив, что они, наверное, знают, что делают, вернулся к своим обязанностям.
   -Тосы, старший, и младший,- сказал Винцент.- Сейчас они присоединятся к нам, и Кроган с Остакисом, расскажут, что им удалось выяснить.
   Пассажиры ландо углубились в переулок, и даже если бы капрал захотел, уже не смог бы увидеть их в темноте. Тот, что шел впереди был коренаст, и широк в плечах, одет в дорогой темно серый костюм. Звездочками блестели камни в дорогих запонках. Седые бакенбарды и усы белели на смуглом морщинистом лице. Второй оказался совсем молод, и одет в форму младшего офицера колониальных войск. Светло-зеленый мундир выглядел совсем новым, а сабля на боку, напротив, бывалым и заслуженным оружием. В их лицах можно было без труда заметить семейное сходство. Дед и внук, Тосы.
   -Прошу извинить нас за опоздание, господа,- сказал старший Тос.- Рад снова видеть ваши лица. Я уже имел честь представить вам моего внука? Эдвард Дюрон.
   Молодой офицер шагнул вперед и коротко поклонился.
   -А это мои старые друзья,- сказал старик.- Винцент Амальри, госпожа Тифония Ченкош, Нил Остакис, мастер зверей Аспид, именно так он предпочитает называться, и господин Кроган, не самая лучшая компания для молодого человека.
   Кроган, медведем, вывалился вперед, вытянул растопыренную пятерню.
   -Рад чертовски, что ты к нам присоединился, Эдвард,- сказал он, и офицер пожал ему руку.- А деда ты не слушай. Ган меня давно знает, и по-своему любит. Да. По своему.
   -Добро пожаловать, Эдвард,- сказал Винцент.- Очень удачно, что вы изменили свое мнение, и решили к нам присоединиться.
   -Господа,- сказал Эдвард, незаметно разминая смятую Кроганом кисть,- нурс Иоганн, убедил меня принять участие в вашем деле, но я должен повторить вам то, что уже высказал ему. Если вы ждете от меня каких либо действий, которые будут противоречить интересам монархии, или моей чести офицера, вы будете разочарованы. Я не только откажусь от участия, но и постараюсь всеми силами вам помешать.
   -Блестяще,- сказала Тифония, и похлопала в ладоши.
   -Эдвард,- старый Тос с укоризной покачал головой.
   Винценту ночное зрение позволило увидеть, что щеки офицера покраснели.
   -Что вы, молодой человек,- сказал он, и покосился на Крогана,- вы имеете дело с благородными людьми. Никаких идущих в разрез действий, мы от вас не потребуем. Нам предстоит наведаться в логово опасных господ, которые промышляют контрабандой. Что их действия противоречат интересам правящего дома, я могу сказать со всей уверенностью. Во время этого приключения, вы обязательно увидите много необычного, но уверяю, никакого ущерба вашей чести нанесено не будет.
   -Ну ты скажешь, Эдвард,- не удержался Кроган,- действия, ха! Мы тут все верные подданные его величества, как там его...
   -Ее величества,- холодно поправил Иоганн Тос,- Ее Величества Анны второй.
   -Вот, вот,- сказал Кроган,- как я мог запамятовать.
   -Вы еще привыкнете к нашему Крогану,- сказал Винцент.- Я знаком с ним давно, он бывает несдержан.
   -В таком случае, господа,- сказал офицер,- я к вашим услугам. Но если дело обещает быть опасным, не лучше ли, даме подождать нас в более безопасном месте?
   Тифония фыркнула.
   -В данном случае,- сказал Винцент,- самое безопасное место - рядом с нами. Кроган и Остакис только что провели небольшую рекогносцировку. Нам полезно их послушать.
   -Значит так,- сказал Кроган,- особняк в два этажа, недалеко отсюда. Окружен стеной и парком. Свет не горит, но Остакис уверяет, что наши друзья там.
   -Фраги, наверняка,- сказал Остакис.
   -У ворот трется какой-то дедушка, должно быть привратник из местных. В парке бегают собачки. Здоровые такие, кудрявые. Почуяли нас, но лай не подняли. Я думаю, они из таких, которые сперва порвут, а лаять начинают уже над трупом.
   -Собаки это очень удачно,- сказал Аспид.- Сколько их?
   -Три вот таких зверюги,- Кроган показал руками.
   -Очень славно.
   -Тебе видней. Окна на первом этаже с решетками, изнутри закрыты ставнями. У парадной двери крутятся двое. Я на их счет не уверен. Не ходоки, но и на местных непохожи. Друг с другом почти не разговаривают, скорей всего в карманах пистолеты. Так, что еще? Задней калитки в ограде нет, но есть дыра, вот такая примерно. Я могу ее расширить, ограда каменная, но старая.
   -Не бывает забора без дыры,- сказала Тифония.- Привратника я возьму на себя, и тех двоих, если они не ходоки.
   -Значит плюс три,- сказал Винцент.- Дальше.
   -Дальше. В доме есть второй вход, с обратной стороны. Дверь, заперта на замок, и охраны я там не заметил. Еще окошко в подвал. Туда можно при желании пролезть. Оно без решетки, закрыто деревянными ставнями. Но Вини там испачкает пальтишко. Очень грязно. Они в него грузят уголь. Сколько в доме человек, мы узнать не смогли. Я слышал двоих, Оси говорит, что трое, никак не меньше.
   -Думаю там от десятка до двух,- сказал Винцент.- После Шелеста они настороже.
   -Может быть,- сказал Кроган,- только я их не слышал.
   -Ковры на стенах,- предположил Винцент, пробковые панели...
   -Спят с головой под одеялом и не пукнут,- перебил Кроган.
   -Заклинание,- вставила Тифония,- я о таком слышала.
   -Все что угодно,- сказал Винцент,- лучше считать по верхнему пределу, чем быть потом неприятно удивленными.
   Что еще, Кроган?
   -У меня все,- пожал он плечами.- Оси, может добавить.
   -Пока мы кружили вокруг дома, дважды повернулся крипт,- сказал Остакис.- кто-то прибыл с Бип, и кто-то отправился на Пастораль. Это все.
   -Что ж, спасибо,- сказал Винцент.- Если все готовы, можно приступать.
   -Только один вопрос,- сказал Эдвард.- Господа, вы уверены, что нам не следует привлекать полицию?
   Тифония повернувшая было к офицеру лицо, закатила глаза, досадуя на человеческую глупость, и отвернулась.
   -Увы, нурс Дюрон,- сказал Винцент,- это невозможно. Если хотите, я могу объяснить вам, почему, но ей богу, не стоит тратить на это время. Вы сами все поймете.
   -Я уже говорил тебе, Эдвард,- сурово проговорил Иоганн Тос,- главари этой шайки обладают возможностями сродни тем, что я тебе показывал. Если даже полиция получит все доказательства, которых у нас нет, они не допустят, чтобы в аресте участвовали штатские. Я удивлен, мой мальчик, что мне приходится повторять это дважды. Без нас полиция, как всегда, сумеет поймать лишь мелкую рыбу. Нельзя допустить, чтобы главная добыча ушла.
   -Может ему лучше подождать в безопасном месте?- сказала Тифония.
   Офицер гордо вскинул голову, собираясь ответить, но промолчал.
   -Брось Тифа, парень просто еще не въехал,- сказал Кроган.
   -Итак, мы готовы?- спросил Винцент.
   -Пошли.
   Тифония встала со своего ящика, и поправила спрятанный под курткой клинок.
   Крысы, лишившись беспокойного соседства, вновь зашуршали в отбросах.
  
   Два фонаря над решетчатыми воротами не столько лили свет, сколько умножали неверные тени. Еще одно светлое пятно - окно сторожки привратника. Там горела масляная лампа, и видна была голова привратника, седого, с остатками рыжины в поредевших волосах, старика. Он склонял морщинистое лицо над каким-то рукоделием, тыкал во что-то шильцем, возможно, починял старый башмак.
   -На что он нам,- сказала Тифония,- какой из него боец. Над теми двумя действительно стоит поработать.
   Она кивком показала на крыльцо, где коротали время два широкоплечих молодца. От ворот к крыльцу вела прямая мощенная кирпичом дорожка, и они могли видеть крыльцо, и центральную часть дома с высокими и узкими темными окнами. Остальное скрывала глухая ограда и шелестящие листвой на легком ветру деревья парка.
   -Не время что-то менять,- сказал Винцент,- он может подать сигнал.
   -Те двое не ходоки,- сказала Тифония,- я могу их взять.
   -Они не ходоки, но и не местные, хотя одеты в ливреи. Кроган не сообразил, что никто из местных не стрижется под ежик. Я думаю это наемники, из другого места.
   -Моим малышкам нужно время,- сказал Аспид.
   Он развязал свой мешок, и вытряхнул на мостовую с десяток свившихся в клубок, тускло блестящих чешуей змей. Гады копошились, безмолвно открывали пасти, словно зевали, извивались длинными черными телами.
   -Холодно маленькие,- Аспид присел над ними на корточки, водил над змеями руками, трогал пальцем плоские головки,- надо родные, помогите малышки.
   -Гадость какая,- сказала Тифония.
   -Хорошие мои,- ворковал над змеями Аспид,- давайте, малышки, ползите. Вон в тот домик. Там тепло, там мыши.
   Змеи, одна за другой, разворачивали кольца, то и дело пробуя ночь раздвоенными язычками, и устремлялись через улицу, к воротам.
   Кроган, Остакис и оба Тоса, уже обошли ограду, и стояли у неприметной дыры, скрытой кустом чертополоха, оглядываясь по сторонам. В этом глухом месте, патрульный полицейский появлялся раз в неделю, но случайный прохожий может встретиться и в лесной чаще. Ждали сигнала. Кроган натягивал толстые перчатки из свиной кожи, сверху облитые ажурной стальной чешуей.
   Змеи скрылись в тени за воротами. Привратник, так и не заметил их, за своим рукоделием.
   -Тифа,- сказал Винцент.
   Тифония посмотрела на сторожку.
   -Готово,- сказала она.- Сейчас откроет нам ворота.
   Винцент повернулся в темноту опоясывающей дом улицы, и тоскливо крикнул козодоем.
   -Не забудь про собак,- сказал он Аспиду.- Пошли.
   И первым шагнул под свет фонарей. Тифония и Аспид последовали за ним.
   Привратник выскочил из сторожки. Он действительно чинил там башмак, потому что, спеша к воротам, смешно прихрамывал на левую ногу в зеленом носке.
   -Сюда, господа, уже открываю,- приговаривал он, громыхая замком.
   -Баз, ты спятил там, мудель старый?- крикнул один из молодцов в ливреях, и даже покинул свое место у крыльца.
   Запустив руку в карман, он направился к воротам.
   -Кого впускаешь, дебил?
   -Тифа, почему он кричит?- бросил через плечо Винцент.
   -Сейчас,- поморщилась она.
   Старик уже отворил створки, и ждал, держась за левую воротину, кланялся и поджимал босую ногу. Охранник преодолел половину пути от крыльца до ворот, и вытащил из кармана маленький черный пистолет, но Тифония посмотрела на него, сдвинув брови, и он, почесав затылок, спрятал пистолет обратно, и махнул им рукой, мол, давайте за мной, я вам все тут покажу.
   -Что за срань,- удивился его напарник, и тоже достал оружие. Потом таким же жестом почесал затылок, снял пистолет с предохранителя и внимательно огляделся по сторонам. Винцент вытащил из-под плаща короткий меч, узкий клинок Тифонии уже блестел у нее в руке, Аспид перехватил свою трость поудобней. Теперь она стала оружием.
   -Корнилов,- представился охранник у крыльца.
   Второй, тот, что сопровождал их от ворот, тоже спохватился.
   -Чумаков, старший сержант. Какие будут распоряжения?
   -Винцент, я отправлю старика домой,- сказала Тифония,- он нам больше не нужен.
   -Хорошо,- сказал Винцент.- Сколько человек в доме?
   -Наших шестеро,- сказал Корнилов,- трое слуг, две девки горничная и кухарка, и старый гумус, как его, мажордом. Четверо командиров, наши заказчики, бляха. Главный этот седой, погремуха Странник.
   -Хорошо. Аспид, где собаки?
   -У меня. Позвать?
   Из темных зарослей, призраками возникли три серых кудлатых пса. Блестя пуговицами глаз на мохнатых мордах, звери, бесшумными прыжками подлетели к людям, и завертелись вокруг Аспида, заюлили хвостами.
   С другой стороны дома, старший Тос, прямой как палка, сверху вниз смотрел на Крогана. Тот, выдрав куст чертополоха, отшвырнул растение за спину, присел на корточки, и ударил кулаком в перчатке по ограде, в край дыры. По серым камням, многие годы лежащим тут бок о бок, схваченным прочным раствором, пробежала дрожь. Сверху на голову Крогану посыпались, вертясь в воздухе жухлые листья, залежавшиеся на гребне стены еще возможно с прошлой осени. Он ударил еще раз, и большой серый валун вывалился из стены, ухнул в дыру, зашуршал там, в темноте сада, катясь по траве.
   -Крепко строят, сволочи,- сказал Кроган, и, примерившись к следующему камню, ударил еще.
   Эдвард рассеяно поглядывал по сторонам. Можно было подумать, что молодому человеку скучно, но левой рукой он теребил и нещадно мял кисточку на рукоятке сабли. Знак принадлежности к отличившемуся в бою полку колониальных войск, стал похож на мочалку. Остакис присел на корточки рядом и чуть позади Крогана и, прикрывая лицо от летящей во все стороны каменной крошки и известковой пыли, с интересом наблюдал за его работой.
   Кроган выломал еще три валуна, по краям провала, и легонько толкнул верхние. Лишенные поддержки снизу, они обрушились пыльной грудой.
   -Даже я пролезу,- сказал Кроган выпрямляясь.
   В темноте показалось, что лицо его стало серым, как камни из стены, борода выглядела на нем неестественно, словно приклеенная. Дерни и останется в руках. И голос звучал как эхо горного обвала - глухо и мощно.
   -Я пойду вперед,- сказал Иоганн Тос и, пригнувшись, исчез по ту сторону, в темноте парка.
   Эдвард Дюрон оставил в покое саблю, достал из кармана вороненый револьвер, и намерился, было лезть в пролом вслед за дедом, но Кроган вытянул поперек руку.
   -Погоди, давай я сейчас, застряну тут, будет кому меня обратно вытаскивать. Ося у нас хлипкий, не справится. За мной пойдешь, Ося.
   Он и верно едва не застрял, заклинившись в дыре мощной грудью.
   -Говорят, если голова пройдет, то и остальное пролезет,- посетовал он, обратив искаженное натугой лицо к Остакису и Эдварду.- А зад у любого человека больше головы.
   -Зато мягче,- напутствовал его Остакис.
   -Эхм,- выдохнул Кроган и протиснулся в лаз, вывернув еще один небольшой камень.
   -Осторожно тут,- послышался его шепот,- куча какая-то... Твари, на навоз похоже.
   Вслед за ним Эдвард и Остакис канули в темноту и ночные шорохи парка.
   -Ах, вы сладкие мои,- причитал над волкодавами Аспид, охлопывая псов по загривкам,- лапушки мои мохнатые. Соскучились, морды зубастые. Скучно вам тут, у-у-у.
   -Пора,- сказал Винцент,- Кроган и Тосы уже в парке. Нашумел громила. Его могли услышать.
   -Да уж,- согласилась Тифония,- грохотало как в грозу. Головы у него нет что ли? Надо же думать.
   Корнилов сплюнул в сторону. Он тоже был в негодовании.
   -Это для него болезненный процесс,- сказал Винцент.- Поспешим. Аспид, собак вперед. Дверь.
   Чумаков вырвал из кармана ливреи пистолет, щелкнул затвором. Корнилов распахнул настежь дверь, собаки тихо и грозно зарычали и ринулись вперед. Мелькнули в дверном проеме мохнатые хвосты.
   Особняк этот, большой и просторный, но несколько нелепый, строился как дом призрения для военных инвалидов, калек-ветеранов, оставшихся без попечения родных. Снаружи выглядевший как городское гнездо богатого и родовитого аристократа, за респектабельным фасадом, за большим, хотя и неухоженным парком он скрывал унылый мирок казенного приюта.
   Неизвестно, почему попавшие сюда герои колониальных войн спешили любыми правдами и кривдами покинуть эти гостеприимные стены. Но это так. Не желали они влачить свои костыли по зарастающим парковым дорожкам, вздрагивая от окриков санитаров-попечителей. Не хотели вкушать с благодарственной молитвой тушеную капусту, от щедрот интенданта столичного гарнизона, и петь хриплыми от водки и порохового дыма голосами в церковном хоре. Одни из них тихо отошли, корчась от малярии, других доконали старые раны, иные сбежали от казенной заботы и влились в ряды попрошаек у стен соборов, и у кладбища патриотов. Горожане добры, того, что подавали героям, хватало на чарочку, нескудный ужин и дешевый ночлег. Никто из ветеранов, сумевших улизнуть из приюта, не спешил вернуться к капусте и хоровому пению. Даже если их ловили - казенная забота может быть навязчивой - они уходили снова.
   Несколько лет назад приют закрыли, и долго он стоял пустым. Никто не спешил его купить, а ведь и место было хорошим, пусть на задворках, но близко к центру. В городе уже успели возникнуть слухи, что в доме нечисто - они всегда с легкостью возникают вокруг любого долго пустующего строения - когда у особняка вновь появились хозяева. И тогда там действительно стало нечисто.
   Винцент готов был увидеть просторную переднюю, где в былые времена хозяева встречали бы гостей - но увидел мохнатые зады собак бегущих по длинному коридору. Тускло горели газовые рожки, выхватывающие из темноты два ряда некрашеных дверей. Впереди, в конце коридора - темная лестница. Туда и устремились Аспидовы псы. Только один замер у двери, ничем не отличающейся от прочих, уставился на нее черными злыми глазами, напрягая горло в неслышном рыке.
   За псами следом, в коридор, с оружием наготове, устремились Корнилов и Чумаков. Нелепо поблескивали пряжки на их лакейских башмаках, развевались полы ярких ливрей. Эти знали в доме все, и если бы не Тифония, били бы из своих бесшумных пистолетов совсем не в тех, в кого собирались сейчас.
   Оба на миг замерли у той двери, где напружинилась готовая рвать собака. Корнилов повернул ручку, толкнул дверь от себя. Пес все же не удержался. Приученный нападать бесшумно, позволил вырваться глухому рычанию из напряженной глотки, исчез за дверью. Следом за ним ворвался Чумаков. Корнилов остался на пороге, вытянув руку с пистолетом. Короткий вскрик тут же смолк, сменился тихим, почти нежным рычанием. За дверью четырежды щелкнул пистолет Чумакова, два раза с порога выстрелил Корнилов. По коридору потянулся кислый запах сгоревшего пороха. Потом из комнаты вышла собака, и потрусила по коридору, догоняя своих. Следом появился Чумаков, меняя в пистолете обойму.
   -Группа усиления,- сказал Корнилов, подоспевшему Винценту.- Если на периметре заваруха, они первыми встревают.
   Тифония заглянула за порог.
   -Трое,- сказала она.- Поторопились, я могла их взять.
   Корнилов пожал плечами - чего уж теперь. На ментальном крючке у Тифонии, он не чувствовал жалости к своим бывшим товарищам. Это все придет потом, если удастся ему пережить эту ночь.
   -Здесь больше никого нет,- сказал он.- Там вон кухня, девки часто там сидят допоздна. У Мозеля, мажордома каморка в другом крыле. Остальные наверху. Еще на чердаке есть пост. Два бойца с ручником, но у них окна на зады выходят, нас они не видели.
   -Наверх,- велел Винцент, и сам пошел вперед.
   Корнилов и Чумаков, держа стволами вверх свои пистолеты, двинулись за ним. Собаки у лестницы, присевшие было на лохматые зады, в ожидании приказов, вскочили, заглядывая людям в глаза, шевелением хвостов показывая готовность выполнять приказы.
   -В подвале кто-то есть,- сказал Аспид.
   Все замерли.
   -Кто такие, знаешь?- спросил Винцент.
   Аспид виновато развел руками.
   -Малышам холодно, и много запахов. Мыши, ветчина...
   -Корнилов,- позвал Винцент,- кто может быть в подвале?
   Тот пожал плечами.
   -Кто угодно. Там под трубой брага стоит. Могут наши, а может прислуга, за харчами полезла.
   -Понятно. Аспид, присматривай за ними. Если попробуют подняться наверх - кусай.
   -Ладно,- сказала Аспид, и вздохнул.
   -Так мы идем, или нет?- спросила Тифония
   -Непременно, владычица,- сказал Винцент.
   Тифония фыркнула, и отбросила со лба прядь волос.
   Собаки, от нетерпения поскуливая, брызнули по лестнице вверх. Корнилов и Чумаков следом, прижимаясь спинами к стене, выцеливая кого-то наверху. Винцент, невозмутимо спокойный, словно пришел сюда по приглашению, ступил на лестницу на пролет позади них. Аспид и Тифония за ним. Старая лестница не скрипела под их ногами.
   На площадке, шедший впереди Корнилов, вдруг упал на колено, и его пистолет щелкнул негромко, посылая вверх, чью то смерть. Тут же взвизгнула наверху собака, и заскулила громко и жалобно. Брызнула щепа из дубовых перил. Сверху вели огонь.
   -Офонарел Корнилов?!- крикнули оттуда.
   В ответ Корнилов, упрямо сощурившись, опустошал обойму. Чумаков встал у него за спиной, и тоже открыл огонь, держа пистолет двумя руками.
   -... твою мать!- заорал кто-то наверху.- Сюда! Корнилов сука шизанулся.
   Несколько пуль выбили крошку из стены над головой Чумакова, но Винцент уже был рядом. Он вытянул вперед руку в тонкой черной перчатке, и пули летевшие сверху вдруг стали вязнуть в воздухе, ставшим подобным тесту. Потом он щелкнул пальцами, и там наверху, что-то обвалилось с грохотом. Потянуло дымом.
   Кроган Тосы и Остакис пересекли парк, как на прогулке. Какая-то ночная птица просвистела им с ветки свое напутствие. Что это было, пожелание удачи, или проклятие - неясно. Кроган на миг остановился перед дверью черного хода, дощатой, освещенной тусклой масляной лампой, дождался пока подтянулись остальные.
   -Готовы?- спросил он.- Входим.
   В этот момент, с чердака в левом крыле, по ним зло и неразборчиво ударил пулемет.
   Юра Жалейчиков, заметив посторонних, прижал триггер "гранита", доложил старшему, и услышал четкий приказ, "вали". Но валить он стал не сразу. Дождался, когда четверо оппонентов - любил он так, на американский манер называть врага - сгрудятся на освещенной площадке у двери, и тогда, уперев приклад в плечо, дал длинную очередь, надеясь срезать сразу всех четверых. РПК выхаркнул десятка полтора быстрых маленьких снарядов (на три обычных один трассирующий), замолчал на миг, и снова забился в руках.
   Старший Тос охнул, согнулся пополам, получив две пули, в бедро и в живот. Остальные защелкали по мощеной камнем дорожке, выбили пыль и крошку из кирпичной стены, ударили Крогана в голову и грудь, в клочья, разрывая мешковатый серый свитер. Эдвард прижался к стене, взводя курок револьвера, озирался, искал, откуда стреляют. Остакис юркнул за широкую спину Крогана.
   -Ган, сними его!- крикнул Кроган.
   Он шагнул вперед, прикрывая собой остальных, прочно утвердился на расставленных ногах, еще и руки развел в стороны, чтобы прикрыть большую площадь. Только голову по-бычьи нагнул вперед. Пулемет хлестал его жгучей стальной плетью, и свитер и рубаха, спереди превратились в одну большую прореху, сквозь которую пулеметчик должен был видеть белый и круглый, волосатый живот. По щеке Крогана стекала струйка крови, казавшаяся черной, в слабом свете масляной лампы, но эта струйка была единственной. Пули били Крогана в грудь и живот, щелкая, рикошетили от черепа, а он только морщился от боли и скалил из бороды крупные желтые зубы.
   -Ган, больно же, сука!
   -Не могу,- дребезжащим голосом, так не похожим на сочный баритон прежнего Тоса, сказал старик.- В меня попали,- и выругался так, что Эдвард оглянулся на него с удивлением. Прежде ему не приходилось слышать от деда таких выражений. Иоганн Тос казался ему воплощением сдержанности с самого детства.
   -Пять минут,- проскрипел Иоганн сквозь треск пулемета,- пять минут и я приду в себя.
   -Ни хрена себе!- заорал Кроган.- Мне все это время изображать мишень?
   Эдвард уже высмотрел себе цель на темной двухскатной крыше и, вскинув руку с револьвером, трижды выстрелил, но расстояние и темнота, играли против. Офицер снова прижался к стене.
   -Ломайте дверь!- крикнул Кроган.
   На чердаке, Юра Жалейчиков, ветеран двух региональных войн, и солдат фортуны, недоумевал, почему этот толстяк, в которого он засадил весь магазин, до сих пор не мертв, и грешил на неизвестную ему, продвинутую броню. Он отщелкнул сдвоенный рожок, подбросил его, так что тот перевернулся в воздухе, ловко поймал, и присоединил к пулемету. В это время, Траволтыч - солдат еще молодой, совсем чуть-чуть нюхнувший пороху в первую чеченскую - прикрывал его из "калаша". Потом Юра снова прижался плечом к прикладу, а Траволтыч доработал магазин, и стал возиться с "гранитом", докладывая старшему о том, что враг сплошь в броне, и нужен гранатомет, хотя бы подствольник.
   -Дай-ка мне,- Остакис протянул руку, и забрал у Эдварда револьвер.
   Он всадил оставшиеся в барабане четыре патрона, в замок висящий на двери, и два раза попал. Замок брякнул, и отвалился. Эдвард толкнул дверь, но она не открылась, видимо была заперта с той стороны на засов. Он налег плечом, и зашипел, попав локтем по бронзовой ручке.
   -Хрень какая, держитесь за мной,- сказал Кроган, и бочком, медленно, по пяди, переступая на напряженных ногах, стал приближаться к проклятой двери. Больше всего, он боялся, что пули опрокинут его, и лишат остальных прикрытия. Шаг и еще шажок, он уже мог дотянуться до проклятой двери пальцем вытянутой руки. Остакис, помогая старшему Тосу, перемещался вместе с ним. Еще шажок, и Кроган шлепнул по злополучной двери ладонью. И расквитался с ней за все. Он был так зол, что дверь разлетелась в щепу. Остакис юркнул туда первым, и втащил за собой Иоганна. Потом в темном проеме скрылся Эдвард. Кроган на последок показал пулеметчикам неприличный жест, хлопнув ладонью правой руки, по локтю сжатой в кулак левой, и ушел с линии огня.
   -Вот это да,- сказал Остакис.- Господа, за такое надо платить премиальные.
   Эдвард склонился над стариком, но тот уже самостоятельно поднимался на ноги.
   -Ничего, Эдвард,- сказал он, тяжело дыша,- рана не опасна. Сейчас... Сейчас я приду в себя.
   -Будут тебе премиальные,- сказал Кроган Остакису.- Вот мне кто-то заплатит. Хороший же был свитер... И штаны.
   Лоскутами, как обгоревший пляжник кожу, он снимал с себя в лохмотья измочаленную одежду. Эдвард взял из руки Остакиса свой револьвер, и деловито стал снаряжать барабан патронами, доставая их из кармана.
   -Нурс Кроган,- сказал он,- мне уже известно, что каждый член вашего братства, имеет какие-то сверхъестественные способности. Первое время, это меня поражало, но, общаясь с дедом, я как-то привык видеть в нем великого врача. Ваше же выступление вновь повергло меня в трепет,- он защелкнул барабан, и посмотрел на полураздетого здоровяка.- Ваше амплуа - без вреда стоять под пулями?
   -Кроган - человек скала,- ответил ему старший Тос.- человек камень. В нужный момент он обретает чудовищную силу и может бесчувственно принимать любые удары.
   -Не бесчувственно, и не любые,- буркнул Кроган.
   -Там, где требуется грубая сила, нурс Кроган творит чудеса,- закончил Иоганн.
   -Твой дед, Эдвард, тоже не просто лекарь,- сказал Кроган.- Убивает он так же легко.
   Иоганн промолчал.
   -А вы, нурс... Остакис?
   -Оси наш интеллектуал,- сказал Кроган.- Берет на раз любой поворот крипта. Кто-то где-то ступил на тропу, а Оси об этом уже все знает.
   -Не любой, и не все,- сказал Остакис.
   Винцент обошел Корнилова и Чумакова, держащих на площадке оборону, и ступил на последний оставшийся пролет. На встречу ему протрещала автоматная очередь. Потом о ступеньку ударилась, и запрыгала мячиком вниз по лестнице ручная граната. Не докатившись до Винцента пяти ступенек, она вдруг свечей взмыла к потолку - как гранаты никогда себя не ведут - и улетела назад. Там наверху она взорвалась. Осколки с визгом изрешетили потолок и стены, но по неизвестной причине, в сторону лестницы не полетел ни один.
   -Вот называется, проникли скрытно,- сказала Тифония, останавливаясь рядом с Чумаковым.
   Тот перезарядил пистолет. Аспид хмыкнул в ответ. Сверху долетел протяжный стон. Кому-то было очень больно.
   -Значит, гости,- раздался снизу, из коридора бывшего только что пустым, неприятный своей самоуверенностью голос.- И опять Винцент, неугомонный наш аристократ. А где же толстяк?
   Чумаков мгновенно развернулся, вскинул пистолет и открыл огонь, целясь в фигуру в темно синем костюме с галстуком. До фигуры было шагов пять. Из "грача", профессионал подобный Чумакову, свалил бы противника с первого выстрела. Но этого не произошло, а произошло странное. Фигура пропала, как только старший сержант выбрал свободный ход, и тут же появилась на два шага левее. Пуля выбила щепу из пола, как и следующие, покинувшие обойму чумаковского пистолета. Фигура же стала полупрозрачной, сквозь нее был виден коридор, и двери, и выщерблины на полу. Она стояла, скрестив руки на груди, и улыбалась уверенно и нагло, так что каждому становилось понятно - в запасе у нее еще много неприятных сюрпризов.
   -Я не могу его взять,- сказала Тифония.- Его вообще здесь нет,- добавила она озадачено.
   -Конечно меня здесь нет, милая,- сказала фигура,- и все-таки ты ошибаешься.
   Аспид, стараясь быть незаметным, переместился за спины Тифонии и Чумакова.
   -Вернись на место, Фраги, сказал Винцент, неторопливо спускаясь вниз. Корнилов, повинуясь его быстрому жесту, застыл монументом, держа под прицелом верхнюю площадку.
   -Вернись. Я обещаю - тебя не убьют.
   -О нет,- засмеялся Фраги.- Я лучше останусь здесь. Пока.
   -Вернись, так будет лучше. Ты же знаешь, от меня тебе не уйти.
   -Хорошо, уговорил. Я испугался. Сдаюсь на вашу милость, господа,- силуэт Фраги стал четким, но улыбка на тонких губах продолжала издеваться.- Я только не знаю, что делать с этим,- он показал маленькую черную коробочку, держа ее двумя пальцами.
   -Чтобы вам, неучам знать, это дистанционный взрыватель. А дом заминирован. Я отпускаю кнопку, и ффф. А сам ухожу криптом. Вы тоже можете попытаться успеть, но не знаю, не знаю. Это так грандиозно, ни один огневик не сделает такого. Огненный смерч, адский грохот. Вулканы просыпаются тише. Чистое пламя и обломки, и трупы никто никогда не найдет.
   -А твои люди, а Странник? Их ты тоже взорвешь?
   -Стареешь Винцент. Потянуло на философию, значит, пора искать спокойное занятие.
   -А ты становишься многословным. Если у тебя в руках бомба, почему ты медлишь? У тебя шанс от нас избавиться. Я ведь не брошу след, пока ты жив. Ты знаешь.
   Винцент продолжал спускаться по лестнице, не спеша, ступенька за ступенькой, приближаясь к Фраги. Тифония посторонилась, пропуская его.
   -Избавлюсь чуть позднее. Сперва я хочу предложить вам одну интересную игру. Нет, нет, не приближайся. Стой там.
   -Никаких игр, Фраги. Разоружи свою бомбу, брось оружие, если оно у тебя есть, и подойди ко мне.
   До конца лестницы ему оставалось пять ступенек. Четыре.
   -Стой, последний раз тебе говорю!- выкрикнул Фраги, но Винцент шел, как не слыша.
   -Ты сам этого захотел,- сказал Фраги, когда Винцент ступил на последнюю ступеньку.
   Руку со взрывателем он вытянул вперед, и отпустил кнопку. Тифония испугалась. Прекрасно понимая, что не успеет, она вызвала образ крипта. Тягучим диким медом протащилась секунда. Ничего не происходило. Винцент сошел с лестницы. До Фраги ему оставалось пять не слишком широких шагов.
   -Твои фокусы?- спросил Фраги, он потряс коробочку, снова прижал кнопку и отпустил.
   -Не получается?- спросил Винцент приближаясь.
   -Отпусти, гниль,- сказал Фраги, и в следующий миг исчез с громким хлопком.
   Тифония вздрогнула, Аспид закрыл глаза. Винцент остановился, повернулся назад, достал из кармана и надел темные очки, потом поднял правую руку. Ничего не происходило, жалобно стонал наверху раненый наемник. Тишина.
   Тишина взорвалась на шестом вдохе, считая от исчезновения Фраги. На площадке, за спиной Тифы, громко хлопнуло, как выстрел. Чумаков и Корнилов среагировали на знакомый звук как учили. Дернулись один влево, другой вправо, поднимая оружие. Корнилов успел выстрелить, но упругий толчок воздуха качнул его, и пуля ушла в потолок. Тифонию мягко толкнуло в спину, Аспида, наоборот, в грудь. Она потеряла равновесие и, взмахнув рукой, упала на колено.
   Между ними, с победной гримасой на толстом лице, материализовался Фраги, со своим взрывателем. Палец его готов был отпустить кнопку, а безучастный крипт унести отсюда прочь, как только взрыватель коротким писком подтвердит, что сигнал на подрыв послан на детонаторы мин. Кнопка обрела свободу, но не отжалась, словно ей и так было хорошо и уютно, в черном пластиковом гнездышке. Взрыватель хранил тишину, крипт холод и равнодушие, а Фраги летел спиной вперед к стене, так быстро, как только мог разогнать его невидимый удар Винцента. В эту стену, едва не задев Аспида, он и влепился спиной. Выпученные глаза сомкнулись, рот наоборот открылся, в бесплодной попытке сделать вдох, и Фраги сполз на пол тряпичным паяцем.
   -Он способный криптовик,- сказал Винцент,- но слишком предсказуем, для сложной игры. Страннику не следовало оставлять его одного.
   -Я ничего не поняла,- сказала Тифония.- Он блефовал? Никаких мин не было?
   -Не думаю, что это был блеф,- сказал Винцент.- Лучше кому нибудь подобрать этот,- он пожевал губами, словно пробуя слово на вкус,- взрыватель. И прижать кнопку. Я ее держу, но мало ли...
   -В жизни не притронусь к этой гадости,- сказала Тифония, косясь на черную коробочку, вывалившуюся из обмякшей руки.
   Взрыватель поднял Корнилов. Нагнулся, осторожно взял в руку, прижал кнопку большим пальцем, и кивнул Винценту, что все в порядке.
   -Что ж, дело сделано,- сказал Винцент. Осталось дождаться Тосов, Крогана, и Остакиса, и можно покинуть этот гостеприимный дом, и это место.
   Он присел над Фраги на корточки, стянул перчатку, и приложил два пальца к сонной артерии.
   -Надеюсь, он не умрет по пути на Эспеф. Допрашивать мертвых - такая морока. Все они и косноязычны, и велеречивы одновременно. И упрямы, как попугаи.
   -Ты уверен, что надо везти его на Эспеф?- спросила Тифония.
   -А куда?- Винцент не вставая, обернулся и посмотрел на нее снизу вверх.
   -На Эспефе Кейфель, и его друг, этот Странник...
   -Я не верю, что они попытаются его отбить,- Винцент встал и отряхнул руки.- Если даже... Что ж, убьем сразу трех зайцев.
   -Только подождите,- сказал Аспид,- я позову моих малышек. И собачка одна осталась, я возьму ее с собой.
   На втором этаже, куда им так и не довелось попасть, загремели тяжелые шаги, и пол заскрипел под неподъемной тяжестью. Тифония встрепенулась, оба рекрута, Корнилов и Чумаков, тоже встревожились, щелкнули предохранителями пистолетов.
   -Это Кроган,- сказал Винцент,- удивительно, что он не поет. У него на редкость сочный, но мерзкий голос.
   Это и впрямь оказался Кроган. Он спускался по лестнице, и деревянная конструкция скрипела так жалобно, под чудовищным весом, что казалось, вот-вот рухнет.
   Кроган был голый по пояс, с серым окровавленным лицом и красными пятнами на груди и животе. Левой рукой он тащил по полу за ремень ручной пулемет без магазина, и тот брякал и стучал, ударяясь о ступеньки, а в вытянутой правой, как котят за шкирку, на весу, он нес двух солдат, в камуфляже и бессознательном состоянии. Остакис и Эдвард шли за ним. Остакис победно улыбался.
   -Второй этаж, и чердак свободны,- провозгласил Кроган, сгружая своих пленников на пол.- В живых только эти двое, и еще один раненый. Иоганн им сейчас занимается. Усыпит, наверное. Черствый он, бездушный.
   Наверное, Эдвард успел уже немного привыкнуть к Крогану, потому что за деда заступаться не стал.
   -А у вас как?- спросил Кроган.
   -У нас Фраги,- сказал Винцент.- Странника нет. Ушел, или не было его вообще.
   -На безрыбье, хоть шерсти клок,- сказал Кроган.- Обидно, что весь огород напрасно городили. Все ты, стратег. Зря время потеряли. Фраги можно было еще там взять, на Гашика. Свитер вот мне попортили.
   Винцент промолчал.
   -Как он, не сильно брыкался?
   -Немного подергался, но не слишком,- сказал Винцент,- он предсказуем.
   -Что все-таки случилось?- жалобно спросила Тифония.- Я ничего не поняла. Все так быстро. Никогда не буду связываться с криптовиками.
   -Все только кажется сложным,- пояснил Винцент.- Когда я к нему приблизился, он решил инициировать взрыв. Отпустил кнопку, но ее уже держал я. Психокинез, моя специальность. Мне это было не трудно. Он молодец, быстро сообразил, что это моих рук дело, и повернул крипт. Отпрыгнул куда-то в сторону, чтобы сбить меня. Если бы он материализовался, где нибудь поблизости, во дворе, например, все бы у него получилось, но ему нужен был триумф. Эффект. Увидеть наши испуганные глаза, насладиться нашими безнадежными попытками спастись, и самому исчезнуть в последний момент, когда взрыв уже вспучит пол. Я это предвидел, и когда он появился за нашими спинами, был готов. Снова прижал кнопку, а его шмякнул о стену.
   -Тактик, стратэ-эг,- Кроган поднял в воздух палец.
   -Расслабься, мой друг,- сказал Винцент.- Лестница может не выдержать нашего веса. Ты слишком тяжел сейчас.
   -Верно,- согласился Кроган.
   Его серая кожа посветлела, и красные пятна на ней налились фиолетовым. Кроган шумно выпустил воздух.
   -Зараза,- сказал он,- даже печень прихватывает.
   На лестнице появился Иоганн Тос. Он был задумчив, и потирал руки, словно умывая их.
   -Пора уходить на Эспеф,- Винцент оглянулся.- Я и Кроган, возьмем Фраги, Аспид своих животных, Иоганн поможет Эдварду. Тифония, как дама, налегке. Остакис подстрахует нас, на случай если наш гость очнется.
   -Я этих двух гусей возьму,- сказал Кроган, носком ноги тронув бесчувственных пленников.
   -Куда?- не понял Винцент.
   -На Эспеф.
   -Для чего?
   -Они со мной за свитер не рассчитались, хороший был свитер. Сносу не было. А этот вот, за три минуты, из пулемета.
   -А второй?- спросила Тифония.
   -Я почем знаю?- Кроган развел руками.- Может, он патроны подносил?
   -Охота с ними возиться?- спросил Аспид.
   -Я их перевоспитаю,- сказал Кроган,- или подарю кому нибудь.
   Тифония бросила задумчивый взгляд на Чумакова, потом перевела его на Корнилова. Оба молодцевато выпрямились, расправили плечи, ловя драгоценное внимание хозяйки.
   -Может и моих взять,- сказала она.
   -О-о-о!- сказал Кроган.
   -Заткнись,- бросила Тифония и, кажется, покраснела.- На всякий случай, вдруг пригодятся. И возможно они знают что-то важное.
   -Хорошие ребята,- поддакнул Кроган, и теперь уж, несомненно, Тифония покраснела.
   -Хорошо,- Винцент хлопнул перчаткой по руке.- Кроган тащит своих пленников, Фраги - мы с Остакисом. Конечный пункт, полюс Эспефа.
   -Там всегда людно,- возразил Иоганн Тос.
   -Нас это устраивает. Чем больше свидетелей, тем лучше.
   Со всех сторон к Аспиду сползались змеи. Он бережно поднимал их, и укладывал в мешок.
  
   ?????????????????????
  
   Утром заходил Селарей. Сетро его не видел - спал. О визите знахаря ему поведала Калина. Уже после полудня. Селарей оставил горшок с неведомым варевом, и наказ: пить по два глотка, перед едой, и прикладывать смоченное в нем полотно к ране.
   Сетро выпил, как было сказано, а потом бабушка Калина накормила его мясной вытяжкой и яблочным пирогом. Он поел с аппетитом. Вообще чувствовал себя гораздо лучше. "Черное колдовство" деревенского знахаря, оказалось эффективным. Он даже отважился потрогать рану рукой. На нажим она реагировала тупой несильной болью. Он понял, что идет на поправку. Была бы с ним Скале, эту рану вообще не стоило бы принимать во внимание. Скале затянула бы ее часа за три. Селарей возился уже сутки, и не известно, сколько еще времени ему понадобится, чтобы поставить Сетро не ноги.
   Чтобы прояснить этот вопрос, Сетро отбросил кошму и сел на лавке. Подождал пока пройдет головокружение. Вошла Калина, стукнув в сенях ведрами. Увидев сидящего Сетро, подхватилась.
   -Куда ж ты, батюшка! Рано тебе ишо вставать. Селарей от не велел. Говаривал спать да есть токмо. Уж ты ляг, кормилец. Ноги то не удержат, упадешь, как я тебя, старая, поднимать буду?
   Сетро не стал отвечать, подождал пока перестанут вращаться стены, и осторожно, придерживаясь за лавку рукой, встал на ноги. Они держали, хоть и с дрожью в коленях. Он обрел равновесие, отпустил лавку, выпрямился, вздохнул глубоко. Снова закружилась голова. Сетро покачнулся. Старушка тут же оказалась рядом, подхватила, не дала упасть. Постаралась вновь мягко уложить на лавку. Сетро не поддался, несмотря на то, что поддаться очень хотелось.
   Старушкино сопротивление он преодолел легко, она не решалась настаивать на своем, только поддерживала, как хрупкую фарфоровую вазу, да причитала, кляня непослушного пациента, и свою не легкую долю.
   С ее помощью Сетро добрался до окна, оперся о стену рукой, постоял несколько ударов сердца, оценивая предстоящий обратный путь, и мелкими шагами, на подгибающихся ногах пошел обратно. На лавку рухнул уже беспомощный, в липком поту, с бешено колотящимся сердцем. Калина, кряхтя и охая, подняла на лавку его ноги, и прикрыла кошмой. Он закрыл глаза, не слушая причитаний старушки. Рановато он встал. А со Скале беда, теперь он знал это точно. Не стали бы его ждать на выходе стрелки, не стала бы судьба жадная на приятные сюрпризы, подсылать одну беду за другой, если бы все было хорошо. Со Скале беда. С этой мыслью он провалился в беспамятство.
  
  
   Отец Зонар повел свое воинство дальше, только когда солнце, на востоке поднялось над острыми макушками елей. Боялся рисковать даже в малом. Очень хотелось вернуть мужиков по домам живыми. Ему жить с ними дальше, ему смотреть в глаза женам, слышать злые шепотки в спину. "Увел кормильцев на гибель, а сам то живехонек".
   Охота на проклятых, дело опасное. Без потерь обходится, если человек пять братьев, на одного, двоих. Ну еще охотники бывает, справляются - люди тертые, видавшие многие виды, защищенные нужными амулетами. Вести на кровососов простых селян, хотя и разрешено уставом, а иногда прямо предписывается, но дело это крайнее. Когда другого выхода нет. К сожалению слишком часто такое бывает, когда нет другого выхода. И каждый такой случай отцу Зонару как нож острый. Это ведь он, иерарх, этих мужиков защищать должен, а не они его.
   Из-за того он и оставил службу в Салере. Слишком часто приходилось возвращать префекту трупы мобилизованных им горожан.
   Ковицынские мужики подошли ночью, не успел еще Зонар дважды сменить караулы. Их привел еще один стражник, его Зонар тоже знал. Полдак родом из Бербенца. Эти судьбой отца Играма и людей наместника, оказались обескуражены куда меньше. Может потому, что более привыкли использовать вилы да топоры не по прямому назначению. Ковицы до сих пор оставались не ленным или податным селом, а вольным поселением. Из всех повинностей несли только фуражную и рекрутскую, а в недалеком прошлом, при покойном государе, считались селом откровенно разбойничьим. Настолько, что одинокий купец не рисковал провести в Ковицах ночь. Теперь их поприжали, и шалить ковицынские больше не смели, но повадка, повадка то осталась.
   Ковицынские молча выслушали рассказ, как все, было, поглядели на мертвых, поскребли затылки, отпуская многозначительные замечания, вроде "Иш ты" или "вот ведь", потом затеплили еще один костер, и принялись подкреплять тело домашним харчем, а дух, домашней же брагой.
   Зонар начал было успокаивать их, рассказывая, что из Гулена идет подмога, но ему только махнули рукой, сказав,- "Ништо, сдюжим", и предложили браги. Иерарх от браги отказался, но на душе стало как-то спокойнее.
   Утром двинулись. Вместе с ковицынскими Зонарова армия увеличилась больше чем вдвое. Полдак привел двадцать четыре человека, все на конях, и с оружием. Кое у кого Зонар заметил длинные пехотные топоры, и даже настоящий, боевой самострел, хоть и завернутый до поры в тряпицу, но не узнать знакомые очертания невозможно. Интересно, что еще можно найти на ковицынских сеновалах и в погребах? Рыцарский доспех? Осадную башню?
   Отец Зонар подумал, и решил для себя, что не станет докладывать наместнику о виденном оружии. Во-первых, это совсем не его обязанность, хотя устав и рекомендует сотрудничать с властями. Рекомендует, но не настаивает. А во вторых, случись настоящая, не шуточная, война, вот эти самые ковицынские вольнодумцы, извлекут из своих арсеналов мечи и гизармы, кольчуги и, кто их знает, боевые колесницы, да явятся с этим железом на сборный пункт. Не раньше конечно, чем королевские рати пару раз обгадятся, и война подступит к родному порогу. Не раньше, но уж точно не позже.
   Несмотря на то, что солнце уже поднялось, Зонар решил лишний раз поберечься - выдвинуть дозоры вперед и на правый фланг. Левый лучше всяких разъездов стерегло болото. Тихой, черной водой, оно подбиралось почти вплотную к дороге. Съедешь на обочину, и под копытами тут же зачавкает. Еще на несколько шагов в сторону, и коню уже по брюхо.
   Сначала в головном дозоре он ехал сам, грея ладонью "куриный глаз", но чем дальше, тем больше его стало одолевать беспокойство за оставленных позади мужиков. Беспокойство совершенно иррациональное, но не ослабевающее. Без "куриного глаза" заметить вовремя нападение проклятых селянам не под силу. Как и некоторым иерархам, вспомнил он брата Играма.
   К счастью "куриный глаз" Играма лежал у него в кошеле. Зонар подозвал Полдака, и вручил ему осиротевший амулет, научив как пользоваться, и отправил вперед, с наказом ни на миг не выпускать из руки. Братство этого не одобряло, но пусть уж.
   Сам Зонар поехал в авангарде. Полдак, конечно же, не сможет взять след, или узнать, сколько прошло времени, с тех пор, как по дороге прошли кровососы, но если камень начнет дрожать в руке, или жечь ладонь, значит враг близко. Иерарх строго наставил стража, случись такое, не кидаться на проклятых с пикой, а немедленно возвращаться к отряду. А взять след? На это есть отец Зонар, и каменный голыш в его руке.
   А след был. Отец Зонар, читал его без труда. Изрядно поостывший, проклятые прошли тут в начале ночи, он тянулся прямо по дороге, не разветвляясь и не сворачивая. Камень равномерно теплел, изредка толкал иерарха в ладонь. След читался легко. Проклятые шли не останавливаясь, быстро, но не галопом.
   Солнце, встав высоко над лесом, принялось ощутимо припекать голову. Зонар спиной почувствовал, как зреет в его войске недовольство. Известно, для землепашца, лето весь год кормит, а тут приходится ради погони терять погожий денек. Наверное, многие из ковицынских, предпочли бы гнать проклятых всю ночь, а к утру уже вернуться в поле. Трудно им было понять, что повстречай их ватага ночной порою четверых красноглазых, на поле не вернулся бы никто.
   Дорога здесь была узка, едва хватило бы разминуться двум телегам, и отряд растянулся по ней змеей. Хвост колонны терялся в серой пыли. Каждый из всадников норовил вырваться вперед, чтоб эту пыль не глотать, те же, кто и так находился в авангарде, старались этого не допустить, охотно делая исключение лишь для своих родственников и друзей. Из-за этого постоянно возникали заминки, то и дело вспыхивали перебранки. Ковицынские старались провести вперед своих, телячинцы отдавали предпочтение своим односельчанам. Само собой вышло, что отряд разделился на две фракции, и согласия между ними было все меньше. Того и гляди, передерутся, не добравшись до проклятых.
   Войско... Любой кавалерийский командир в ужас бы пришел от такой армии, призванной привести в трепет красноглазых. Впрочем, любой кавалерийский командир, употребив пол дня, и пару дюжин палок, сумел бы привести это формирование в надлежащий вид. Уж, по крайней мере, сороки бы над ним не смеялись.
   У Зонара ни палок, ни времени на это не было. Он понадеялся, что все само как-нибудь утрясется.
   След становился все гуще, все насыщенней, становился тревожный холодок в животе. Несмотря на то, что видимых признаков врага не появлялось, Зонар чувствовал, что схватка близка.
   Ближе к полудню, он решил еще поберечься. Отправил вперед двух гонцов - вернуть дозоры, и остановил отряд. Всадники остановились, легкий ветерок потащил облако пыли в сторону топи, и Зонар смог обозреть отряд целиком. Все было в порядке. Люди стирали с лиц пыль, лошади потянулись к траве вдоль обочины.
   -Отец Зонар, случилось что?
   -Чего стоим?- услышал он недовольные голоса.
   -Тихо!- крикнул он.- Рты не разевать, не на проулке. Смотреть и слушать!
   С головным дозором вернулся Полдак. Зонар подозвал его взмахом руки.
   -Не потерял камешек то?- спросил он.
   -Как можно.
   -Я, Полдак, с братьями хочу поговорить,- сказал Зонар,- не слышать, ни видеть ничего не смогу. А ты тем временем будь на стороже. Если с камнем что-то случится, потеплеет он, или похолодеет, или биться в руке начнет, сразу меня растолкай, хоть морду мне в кровь разбей, но чтоб я глаза открыл.
   -Да что вы это говорите, отец иерарх, как я посмею,- испугался Полдак.
   -Посмеешь,- сказал Зонар, ногтями сдирая крышку с пузырька вещанки.- А не посмеешь - на колу повиснешь. Понял ли?
   -Понял отец.
   Иерарх взглянул ему в глаза, и решил, что стражник точно посмеет, и если понадобится, свернет ему челюсть, испытав при этом некоторое удовольствие.
   -Вот вы двое,- позвал иерарх,- Малк, и ты, как тебя...
   -Свистом кличут, отец иерарх.
   -Встаньте ближе. Смотреть будете, чтоб я из седла не вывалился.
   Отец Зонар опрокинул в рот флакончик. Стрекоза сама выплыла вперед. В это же самое время, когда Зонар пил свою вещанку, кто-то, там впереди, на дороге, проглотил содержимое такого же флакона. Обоюдный контакт прочнее и дольше.
   -Ты, Зонар?
   -Я, Болев.
   -Как у вас?
   -След теплый. Они где-то рядом.
   -Притаились,- уверенно сказал Болев.- Смотри внимательно на лесную сторону. В зарослях можно полк красноглазых укрыть от солнца.
   -Где вы, Болев?- спросил Зонар.
   -Проехали каменные лбы.
   Зонар кивнул. Это место было знакомо ему. Там из травы, как макушки великанов, выглядывали серые каменные глыбы, облизанные древним ледником.
   -След у вас есть?- спросил он.
   -Следа нет,- ответил, Болев,- а у тебя.
   -У меня есть. Теплый и прямой. Они между нами, Болев.
   -Замечательно, старик. Если встретишь их раньше меня, оставь хоть одного.
   -Нужны пособия для "академиков"?
   Болев усмехнулся.
   -Нужен хоть один живьем. В допросную. У брата Фарека к ним много вопросов. Они устроили настоящее побоище в городе, на той декаде. Такого я еще не видел. И ты должно быть тоже. Среди белого дня, Зонар.
   -Должно быть, это не наши,- сказал Зонар,- из Старых. Среди наших Старых нет. Иначе не стали бы они пережидать день под мостом.
   -Может быть,- сказал Болев,- они тоже были вчетвером. Мужчина, женщина, отрок и девчонка. Ни один из них не боялся дня, и "куриный глаз" только в девочке опознал красноглазую. Остальные были как люди. И ушли они странно, Зонар, просто пропали. Были и нету. Средь белого дня, при стечении народа. И брата Крепса уволокли с собой. Ты когда-либо видал такое?
   -Нет,- сказал Зонар,- такого не видел.
   -И у нас никто не видел. Теперь многие хотят посмотреть. А вопросы задать все хотят.
   -Хорошо,- сказал Зонар,- я сделаю что смогу.
   -Сделай, Зонар, и я тебе обещаю, что многие братья, кому назначено решать, заинтересуются твоей судьбой. Сделай, и будешь вспоминать свою деревню, как глупый сон.
   Зонар не стал объяснять старому другу, что вовсе не стремится забыть Телячий Лог. Забыть он хотел Салеру. Но Болеву ни к чему это знать. Иногда, встретив старого друга, замечаешь, что он стал совсем другим человеком, с коим и поговорить то не о чем. Распиваешь с ним в память старой дружбы баклажку вина, и замечаешь, что смотрит он в сторону, и явно твоим обществом тяготится. А если этот друг еще и успел повыше тебя подняться, то не известно, что хуже, пренебрежительный взгляд, или проявленное свысока желание "принять участие" в твоей судьбе.
   -Хорошо,- сказал Зонар,- надеюсь скоро увидеть тебя, брат.
   -К вящей славе, брат.
   -К вящей,- сказал Зонар и отпустил стрекозу. Она вспорхнула, и исчезла за фантасмагорическим лесом красных змей, растолкав скопище парящих над ним квадратов.
   Зонар открыл глаза.
   -Что?- спросил он пытливо глядящего на него Полдака.
   -Ничего, отец иерарх,- ответил Полдак,- не теплеет, не холоднеет, и не дергается.
   -Хорошо, теперь так. Вперед поеду я с Везей, а ты останься с отрядом. Но камень из рук не выпускай. Следи внимательно, они хитрые твари. На тебя надеюсь. Как доеду вон, видишь, до той елки...
   -Кривая, чтоль которая?
   -Да, как доеду, пускайтесь следом. Не спеша, шагом. Но нас с Везей, из виду не упускать. Случись что, сразу к нам, на выручку.
   -Понял, отец иерарх.
   -Хорошо, что понял.
   Зонар позвал хмурого Везю, и тронул коня. Шагом поехали вперед. Везя, молчал, ехал рядом, держа пику наконечником вверх, поглядывал вперед, а больше направо, где топорщились жесткие заросли на опушке леса. Если где и прятаться проклятым, то только там, в зеленых дебрях.
   Миновали кривую ель, и Зонар обернулся, проверить. Оставленный отряд, вновь подняв облако пыли, пореже, чем когда шли наметом, следовал за ними.
   Хорошо.
   -Боишься?- спросил иерарх.
   Везя упрямо мотнул головой, но потом признался:
   -Страшновато.
   -Не доводилось прежде, с кровососами встречаться?
   -Нет. Труп однажды видел, высосанный. Его к нам на сожжение привезли. Правда, говорят, что кровососы слово знают, как человека воли лишить?
   -Правда,- сказал иерарх.- Но этого ты не бойся. Много нас, всех не зачаруют. А на меня, и на других братьев, это слово не действует.
   -Как же наших то побили, отец Зонар? Ведь отец Играм там был, дядька Вато. Как же...
   -Зевать не надо,- жестко выплюнул Зонар.- Брат Играм, большого дурня свалял, за то и поплатился. Даже один проклятый, сильней и быстрей человека вдесятеро. Нельзя с ними беспечность проявлять. Ему миг нужен, чтоб человеку шею свернуть как куренку. Силой с ним не справиться. Умом и навыком только. И не зевать ни в коем случае. Вот болтаем мы с тобой... А вот из тех кустов выскочат двое... Три удара сердца, и они уже рядом. Еще три удара и нет их, а мы лежим и не дышим.
   Везя, поежился и развернул пику к кустарнику.
   -Не бойся,- сказал иерарх,- нет их там.
   -Почему?
   -Чую я их. Не в кустах они. Впереди.
   "Куриный глаз" был почти горячим. Еще немного и станет жечь ладонь. За разговором иерарх не забывал поглядывать по сторонам. Он и разговаривал с Везей для того лишь, чтобы заглушить свою собственную тревогу.
   Шаг за шагом, лошади били копытами в мягкую дорожную пыль. Солнце жгло так, что даже лягушки притихли в болоте, только в лесу краснозобки треском разгоняли тишину. Другого, мало сведущего человека, насторожил бы птичий гомон, но Зонар хорошо знал повадку этих мелких птах. Сейчас у них самая пора, для завязывания брачных союзов. Так что будут они гомонить без устали, и ночью и днем, привлекая подруг, еще несколько декад, пока не успокоит их приближающиеся солнцестояние.
   -Отец Зонар,- позвал Везя.- Глядите.
   Впереди на дороге, вспухало в знойном мареве облако пыли.
   -Что это?
   Зонар глянул из-под ладони. Потом посмотрел назад, на тянущийся следом отряд.
   -Это, сын мой, одно из двух. Либо торговый караван, возов на пять, и с охраной. Ежели так, то нужно будет остановить, и со тщанием досмотреть. Либо же, братья из Гулена поспешают. По всему выходит, что пора нам с ними уж встретиться. Одного лишь быть не может - что это наши кровососы едут навстречу. Слишком много пыли, для четверых конных.
   -А может не навстречь, а наоборот, от нас бегут?- с надеждой спросил Везя.
   Зонар только головой покачал, и поехал дольше, вперясь взглядом в пыльный покров, стараясь проникнуть за него, узнать, что он скрывает. До встречных было еще далеко, но временами ему казалось, что он видит впереди две фигурки верховых.
   Мимоходом он пожалел, что не хватит времени связаться с Болевом, расспросить, не он ли это с братьями, а может, обгонял их по дороге кто... Нет, не мог их никто обогнать, Болев бы предупредил.
   -Может позвать наших то?- Спросил Везя.
   -Позови,- кивнул иерарх.
   Страж надел на кончик пики шапку, поднял высоко вверх, несколько раз качнул из стороны в сторону, и наклонил вперед. Врят ли кто из мужиков знал войсковые сигналы, но там был Полдак, а он то уж, сигнал "все вперед" не пропустит, и не спутает ни с чем.
   Зонар с Везей продолжали медленно двигаться вперед, а сзади приближался дробный стук копыт сорвавшейся в галоп конной массы. Конечно не тот, что порождает летящая по бранному полю регулярная кавалерия, пожиже и в разнобой, но все же внушающий уверенность.
   Встречный отряд приближался, а голыш, в кулаке иерарха стал таким горячим, что возникло побуждение переложить его в другую руку. Он этого не сделал, но в груди кольнуло неприятным предчувствием. Ну как ошибся, и он, и мертвый ныне отец Играм, и тот раненый на дороге, от которого узнал Играм о том, что проклятых четверо. Вдруг спешит навстречу банда десятка в два кровопийцев, прикрытых от смертельных для них солнечных лучей, сильным колдовством Старых. Если так, то никому не избежать сегодня смерти.
   Когда поравнялся с ним Полдак, вырвавшийся немного вперед, и осадил коня, жаждущего продолжить бег, отец Зонар вздохнул с облегчением. Мысленно конечно. Нельзя, чтобы люди видели его неуверенность, а если, по чести сказать - страх.
   Сзади наперли мужики, стало тесно. Кто-то уже выдернул из-за пояса топор, кто помахивал игриво кистенем. У Полдака, направленная меж конских ушей пика, грозно блестела солнечным бликом на остром наконечнике. Вот сейчас кинутся рубить и колоть, не зная кого.
   Нет, не кинулись. Остановили бег коней, позвякивая оружием и сбруей. Принялись переговариваться, с прищуром поглядывая вперед, сплевывая в пыль, под конские ноги. И хорошо, что не кинулись. Те, впереди, тоже не будь дураками, выслали вперед дозор. И дозорных можно было разглядеть уже вполне ясно. На одном из них, отец Зонар, с облегчением рассмотрел черную мантию "академика".
   -Стойте на месте,- велел он Полдаку, и выехал вперед, чтоб те тоже увидели его, и серую хламиду иерарха.
   Поднял вверх руку. Его заметили. "Академик" взмахнул рукой в ответ, и кажется, что-то прокричал. Один из стражников ехавший рядом, остановился, развернул коня, и помчал назад, упредить своих, что встретили местное ополчение, а кровососов нет как нет. Там тоже, наверное, волнуются, по поводу пыли впереди.
   Оставшиеся вдвоем дозорные умерили прыть своих коней, и приблизились легкой рысью, почти шагом. Высокий и худой "академик", известно, не растолстеешь, если обедать в академической трапезной, со смешной бороденкой, которая должна была придавать мужественности наивному улыбчивому лицу, и плечистый коротконогий Гуленский стражник, глаза которого почти спрятались под низким лбом.
   -Приветствую, старший брат,- улыбаясь, выкрикнул "академик",- я Пирц, из Малшевской академии высшего смысла.
   -Зонар,- представился иерарх, и подумал, что отроку должно быть все это нравится. Вон как горят глаза. Погоня, проклятые, оружие, кони, дорога, все это ему интересно. Куда лучше, чем глотать книжную пыль в библиотеке, и засыпать на исторических штудиях. Опять же будет что рассказать приятелям и подружкам, когда придет осень и начнется семестр.
   -На дороге мы проклятых не встретили,- сказал Пирц,- а камни отозвались совсем недавно. Зажглись быстро и ровно.
   -Мы тоже не встретили,- сказал Зонар.- И мой камень горяч как свеча.
   Мальчишка поспешно сунул руку под мантию, нащупал там "куриный глаз", покраснел и смутился. Забыл, небось, об амулете, как увидел что впереди иерарх, теперь боится, как бы старший брат не наябедничал о его оплошности куратору. Оценка за полевую практику войдет в годовую аттестацию.
   -Что же получается, старший брат Зонар,- сказал он,- проклятые прямо здесь?
   Он встревожено заозирался, даже в лица телячинских и ковицынских мужиков вглядывался, не среди них ли притаился кровосос.
   -Так и получается, брат иерарх,- польстил ему Зонар.- Подтянуться твои, начнем прочесывать лес. Больше им укрыться негде.
   "Академик" гордо выпрямил узкие плечи, еще бы, назвали полноценным иерархом, не сопляком зеленым. Старший брат назвал. Он оглянулся через плечо, на подходящие шеренги гуленского отряда. Зонар забыв об отроке, двинулся им навстречу. Увидел, как там красуется на белом в яблоках коне, старый друг и однокашник Болев.
   Тот тоже заметил приятеля, расплылся широкой улыбкой на немного обрюзгшем с академических лет лице, махнул рукой. Крикнул что-то своим, и гуленские стражи, завернули коней, растянулись цепью в сторону леса. Белый в яблоках пританцовывая, приблизился к Зонару. Иерарх заметил, что конь нисколько не запыхался, словно не провел в пути ночь и половину дня. И где они там, в Гулене берут таких замечательных зверей.
   -Здравствуй, старый ворюга!- крикнул Болев. Он то знал, как Зонар попал в иерархию.- А ты, брат растолстел, эге, да и полысел, я гляжу. Это о чьи же подушки ты так макушку протер?
   Зонара неожиданно растрогала неподдельная радость в голосе Болева. Он поймал себя на том, что довольно глупо улыбается, а Болев уже склонился с седла, облапил за плечи, сдавил, затряс.
   -Жив значит. А я и не слышал о тебе ничего, как ты из Салеры уехал. Думал пропал.
   -Жив, что мне сделается,- ответил Зонар,- ты то, как тут оказался? Давно в Гулене? Я и не знал, что ты в наших краях.
   -Я брат, в ваших краях три дня. Отослали меня из столицы, помочь братьям разобраться со странными местными проклятыми. Ну я тебе уже говорил, о побоище в городе. Такие брат дела. А я еще ехать не хотел, дурак, отказывался. Куда, говорю, меня в захолустье? Своей работы воз, за год не разгрести. Знал бы, что тебя, старина, тут встречу, сам бы напросился.
   -Так уж и напросился бы, - Зонар сделал вид, что не поверил, хотя улыбка предательски так и лезла на лицо.- Сколь лет прошло. Кабы не надобность, оставил бы ты столицу. Цыпочки поди слезы проливают.
   -Старая дружба не ржавеет, а как вино, с годами только крепче становится,- сказал Болев, отпуская Зонаровы плечи,- на том стоит мир и высокая иерархия. А у цыпочек судьба такая - слезы лить, что в столице, что в деревне. Ни на миг не поверю, что твои селянки не вздыхают сейчас, глядя на тракт. Уж я знаю тебя. Ты мне всегда в делах касаемых женского полу фору дать мог. Погоди-ка, я сейчас вспомню, как звали ту аристократочку... Марцылией? Нет. Мальтонией, верно?
   Зонар, вот так с налету не смог вспомнить, что за аристократочку имеет в виду Болев, и чем именно эта девица ему запомнилась, да и не жаждал вспоминать.
   -Я брат нынче изменился,- сказал он,- другого теперь от жизни ищу.
   -И я другого ищу,- тут же согласился с ним Болев.- Сейчас, например, ищу четверых кровососов, и мельника из Сохрыни, если жив еще.
   -Может и жив. Трупа мы дорогой не находили,- сказал Зонар.- Могли и прикопать, хотя не в их положении время терять. Скорее кинули бы в болотину. Но зачем его вообще с собой везли, понять не могу.
   -И я не могу, но пойму обязательно, когда хоть одного из этих паскудников поставлю к столбу в допросной,- сказал Болев.- Для этого давай тряхнем стариной, и хоть одного возьмем живьем. А лучше всех.
   -Одного бы взять,- Зонар с сомнением покачал головой,- на большее замахиваться - самим тут остаться можно. Маловато нас. Троих удержали бы, четверых шиш. "Академики" твои, уж прости, вдвоем лишь за пол иерарха сойдут.
   -Ну не скажи.
   -Жидковаты.
   -Все равно, попытаться надо. Не выйдет, и ладно. Но одного, слышишь, одного надо оставить обязательно.
   -Одного осилим, пожалуй. Ты как думаешь дальше поступить?
   Болев отстранился, привстал в стременах, оглядывая место, поверх голов смешавшихся отрядов. Он махнул рукой, и на краю, наглухо перекрывшей дорогу конной толпы, возникло движение. Расталкивая ополченцев, к ним двинулись всадники в сером. Оба "академика" тоже заметили жест старшего, и направили коней к старшим братьям, рассудив, что и они здесь не последние люди.
   -Моя вина, братья,- сказал Болев, когда иерархи сгрудились вокруг тесной группой,- меня извиняет то, что мы в поле. Спешу исправить упущение, и представить вам брата Зонара, из гуленской периферийной ветви. Нам повезло, что среди нас почтенный Зонар. У него огромный опыт именно полевой работы.
   Зонар немного смутился, как никак, а полевой работы он не касался больше лет, чем присутствующие "академики" насчитывали на своем веку.
   - А тебе, брат Зонар, представлю брата Пину,- Худощавый иерарх с льдистыми глазами, поклонился Зонару,- зауряд-дознавателя гуленской иерархии,- Зонар приложив руку к сердцу, поклонился в ответ.- Брата Ибола, занимающего ответственный пост отца-наставника, в той же гуленской иерархии,- взаимный поклон,- и брата Мосса, моего друга и спутника в сем приключении, куратора фискальной коллегии, в Столичной иерархии,- томный взгляд молодого куратора из-под длинный пушистых ресниц, вежливый кивок, и ответный поклон Зонара.- И, наконец, наше будущее и наша надежда, господа слушатели Малшевской Академии Высшего Смысла, Пирц и Энон. "Академики" согнулись в поясницах.
   - В настоящий момент, братья, положение таково. Проклятые, предположительно четверо, свернули с тракта где-то в этом месте, возможно чуть дальше к Сохрыни. Брат Зонар полагает, что они остановились на дневку в лесу. Если это так, то мы можем надеяться, что среди них нет Старых. Молодые люди, как вы считаете, на каком основании мы делаем этот вывод?
   Пирц склонил голову, и нахмурил брови, изображая глубокую работу мысли. Энон же оглянувшись на товарища, и выждав несколько вздохов, ради приличия - вдруг тот родит здравую мысль - ответил:
   - Старые, или же Старшие, имеют способность черным колдовством ограждать некоторое число своих вассалов, от действия солнечных лучей, губительных для низших классов проклятых.
   - Какое же число проклятых может оградить один высший?- хитро прищурился на него Болев.
   - От пяти до двух десятков, как утверждает в своем трактате отец Геневэ. Практика его выводы подтверждает,- ответил Энон, не моргнув глазом.
   - Блестяще,- сказал Болев.- Итак.
   - Прочешем цепью лес у тракта,- сказал Ибол.- Братья встанут равномерно по всей цепи меж стражи и добрых поселян. Ориентируясь по камням, найдем их лежку, окружим и захватим.
   Болев, благосклонно ему кивнул.
   - Следует договориться о сигналах,- решился встрять Зонар.- например крик зяблика - горячее, кукушка - холодно. У кого камни горячее, пусть задержится, у кого холодные - поторопится. Главное не разорвать цепь.
   - Прекрасно,- сказал Болев,- так и решим.
   - Только не кукушка,- сказал Пину.- Лучше водянка, или перелест.
   - Хорошо. Водянка.
   Людей решили перемешать. По мысли иерархов, более опытные в полицейских облавах стражники, и привычные к тайным браконьерским экспедициям селяне, должны были дополнить друг друга, подойти к врагу по браконьерски скрытно, и среагировать со свойственным страже проворством. Зонару идея показалась ни хорошей, ни плохой. Могло быть так, а могло случиться иначе.
   Людей поставили в цепь, лицом к лесу. Брат Болев, встал на левом крыле, через десяток от него, Брат Пину с "академиком" Пирцем, Мосс с Эноном в центре, ближе к правому крылу, Зонар на правом фланге. Поразмыслив, Болев решил поставить "академиков" рядом со старшими братьями. Зонар мысленно его одобрил. Молодежь следовало беречь. Неизвестно, как они покажут себя самостоятельно, а в паре с опытным братом, всяко будут полезны.
   Людям строго наказали двигаться по лесу так, чтобы видеть соседей с обоих сторон. Особо густые заросли не обходить, а напротив, осматривать со всем вниманием. То же с ямами и выворотнями. Проклятые в лес не по грибы пошли, а прятаться от солнца. Потому ясно, что искать их нужно не на поляне, а в зарослях, ямах, овражках. Словом в местах темных и труднодоступных.
   Лошадей, в лесу бесполезных, стреножили и оставили под присмотром молодого парня, из Телячьего Лога.
   Болев махнул рукой, цепь изогнулась, как проколотый гвоздем червяк, зашуршала по траве подошвами, затрещала ветками кустов на опушке, и канула под сень деревьев.
   Справа от отца Зонара продирался сквозь кусты, чревастый стражник, помогая себе топором на длинной рукояти, слева Полдак, решивший, видимо, до конца держаться с Зонаром. Пику он оставил у дороги, в лесу с ней было не повернуться. Раздвигал ветки обнаженным палашом. Еще левее мелькали средь листвы рыжие вихры кого-то из ковицынских.
   Проверещала неподалеку водянка. Ей откликнулась еще одна, подальше. Отец Зонар, сам, не выпускавший из ладони "куриный глаз", тоже отметил, что камень вроде начал остывать. Еще через два десятка шагов, это стало очевидным. Он приложил ко рту ладонь, и издал птичий крик, боясь, что оплошает. В академии есть специальный курс, подражания звериным и птичьим голосам, но любое умение забывается без практики. Он напрасно боялся. Получилось хорошо. Ни дать, ни взять, водяная курочка отвлекает от кладки разбойника хорька.
   Рыжий поселянин слева, ускорил шаг, едва не припустив трусцой. Короткие вилы он воздел над головой, чтобы не цеплялись за ветки кустов. Полдак тоже заторопился, вломившись в заросли ежевики. Зонар и сам наддал, но скоро вынужден был сбавить, потому что чревастый, с печальным взглядом, стражник, стал заметно отставать. Чтобы не потерять этого раскормленного воина из виду, Зонару пришлось самому немного приотстать.
   Спереди открылись заросли береды. Густые, плотные и многообещающие. Полдак и рыжий, посунулись было к ним, помня наказ отцов иерархов, но Зонар махнул им рукой. Пустое мол, он и так знал, что в береде проклятых нет. "Куриный глаз" остывал в кулаке.
   Шли дальше. Полдак оступился, и чуть не упал, издав тихое богохульство. Рыжий ухмыльнулся конопатой рожей, глядя, как стражник выпутывается из силков, поставленных кем-то на лисицу. Слева опять заголосили водянки. Одна, вторая, третья... Зонар тоже откликнулся птичьим криком. Молчала только последняя слева пташка - волоокий брат Мосс, кажется. Зонар немного обеспокоился, не случилось ли чего со столичным братом. По верному спутнику Болева, не скажешь, что он привык к прогулкам в диком лесу. Может и выезжал поохотится, в столичных парках, но скорей всего, наиболее почитаемая им твердь под ногами, это ковер в гостиной.
   Тревожного сигнала по цепи не пришло, но Мосс, мог и свалиться в ловчую яму, или распороть ногу о корягу. Очень было бы не кстати.
   Он весь обратился в слух, вдруг столичная пташка опомнится, и запоет зябликом, или водянкой. Мосс молчал, а солнце купавшееся в кружеве листвы, постепенно перемещалось от левого плеча, и норовило встать над головой. Цепь загонщиков заворачивала влево.
   Зонар подавил грязное ругательство, чуть не пробравшееся в мысли. Оказался бы на левом фланге, не пришлось бы зайцем бегать по лесу.
   Потом идти стало легче, вступили в сырую низину. Зонара и его спутников тут же облепили тучей комары. Злые и голодные, вот ирония, кровопийцы. Мелкие крылатые твари насели так плотно, что захотелось пуститься бегом, или обрушить на звенящую тучу "сонное склонение", несмотря на то, что сих примитивных тварей сонное заклятие верней всего не утихомирит. Полдаку тоже приходилось не сладко. Страж наместника едва не отмахивался от комаров палашом. Чревастый ругался сквозь зубы, посекундно омахиваясь сорванной веткой, а рыжему, похоже, было на комаров наплевать. Может, не нравился он им, а скорее привык.
   Едва не бегом поднялись на взгорок, оставив комариную лощину за спиной, но гнусные стаи еще долго не отставали, тучами вися над плечами, путаясь в бородах. Особенно привлекали их вспотевшие лица людей.
   Шагов через двести, враг, решив, что дерзкие пришельцы достаточно наказаны, отступил, триумфально унося в полосатых брюшках изрядную толику крови. Отец Зонар сбросил с головы клобук, и посмотрел на солнце. Полдак тоже шарил взглядом в древесных кронах, потом обратил вопрошающий взор на иерарха. Зонар ответил ему успокаивающим жестом, хотя самому происходящее казалось странным. Судя по положению солнца, выходило, что правое плечо цепи, описав широкую дугу по лесным дебрям, обратилось лицом в обратном направлении - к дороге. В то время как левое, продвинулось вперед едва на сотню шагов, став центром круга, описываемого Зонаром и его соседями. В этом не было бы ничего странного, если бы Мосс откликнулся зябликом, но он молчал, а камень Зонара упрямо терял тепло.
   Стоило сомнениям окрепнуть в душе иерарха, как зяблик отозвался, но не на левом фланге, а где-то в середине цепи, изрядно озадачив Зонара. Не мог же его собственный камень врать. Или мог? Прежде ему о таком слышать не доводилось.
   Он прибавил шагу, стараясь не обращать внимания на усталость, поселившуюся в привыкших к покою членах. Раскормленный стражник начал отставать, Зонар решил на него попросту плюнуть. Не тот случай, когда надо заботится об отставших. Не оставляло чувство, что он что-то делает не правильно. В таких случаях следует остановиться, перевести дух, и спокойно обдумать, что же упущено из внимания, где ошибка? Но зяблик требовал, и звал вперед. Остановиться нельзя.
   Но прошлое, подернутое кровавой салернской дымкой, научило отца Зонара никогда не переть дуром. Не кулаки, не крепкие ноги, не острая сталь - ум, вот оружие иерарха.
   Вот серая лента дороги, шелестит камышом болото, вот лес и бредущая цепочка загонщиков. Это застрявший, и не подающий сигналов левый фланг. Здесь центр с холодеющими амулетами. Это он сам на правом фланге, и его камень холоден. Холоден? Или теплеет? Пока не разобрать. Что получается? На дороге камни пугали своим теплом, и едва цепь двинулась в лес, стали остывать.
   Его мысли прервал крик водянки, донесшийся издалека, с левой стороны. Новое дело! Что же? Проклятые не сидят на месте, а пытаются уйти от погони? Возможно и такое. Плотный плащ с клобуком, маска на лицо, перчатки. Глазам больно, но в полутемном лесу, они имеют шанс сохранить зрение.
   Если он не ошибся, то сейчас цепь развернулась в сторону гулена, и движется параллельно дороге. Скоро правый фланг будет подперт оврагом. Справа и слева холодно. В центре горячо. Цепь складывается пополам. Ничего не складывается.
   Еще раз. Дорога, болото, лес.
   Опять крик водянки донесшийся издалека. Стоп. Вот оно! Иерарха прошибло, словно кнутом, вдоль хребта. Водянка! Водяная курочка, уводящая хищника от гнезда. Болото. Красноглазых нет в лесу. Один единственный проклятый, уводящий погоню в кущи. Остальные там, у дороги.
   Отец Зонар замер как вкопанный, развернулся и побежал, торопясь назад.
   - За мной все. Назад!!!- крикнул он и зашелся на ходу зябличьим криком.
   -Куда, отец Зонар?- удивленный голос Полдака за спиной.
   - За мной, дети мои. Все за мной,- и снова птичий крик.
   Поймут ли, нет, а делать нечего. О сигнале призывающем к ретираде не условливались. Не думали, что может понадобиться. Остается только бежать, и непрестанно звать птичьим криком. Кто поймет - повернет к дороге, кто нет - пусть ловят кровососа сделавшего себя приманкой.
   Сорока двух летний иерарх летел по лесу словно лось, не разбирая дороги, грудью вламываясь в кусты, оленем сигая через упавшие лесины, взметая мелкий лесной сор полою серой хламиды. Позади отец Зонар слышал гулкий топот, и треск валежника под ногами Полдака, легкий рысий скок рыжего поселянина, еще кто-то слева откликнулся на его зов и ругался, с треском продираясь сквозь гибкие плети багряники. Мелькнуло навстречу потное лицо чревастого. Он остановился озадаченный, радуясь возможности перевести дыхание.
   -За мной, бегом!- позвал Зонар. И заверещал тутже зябликом.
   Пошел ли за ним толстяк, он так и не узнал. Где уж такому угнаться, за иерархом. Без дороги, да по лесу.
   Вообще о том, кто услышал его призыв, и решил последовать за ним, он старался не думать. Надеялся, что кто-то из братьев спешит сейчас следом, решившись забыть о первоначальном плане. Крепко надеялся. О том, что сам сумеет справиться с тремя кровососами, он и не помышлял. Хорошо, если хоть двое братьев окажутся рядом в нужный момент.
   Он нырял под ветки, перепрыгивал кочки и ямины, рвал лицом сети, развешенные лесными ткачами-пауками и, стараясь сберечь дыхание, звал и звал своих зябличьим криком.
   Дважды ему ответили зябликом, и лишь в дали, уже почти не слышно, заливалась настойчиво водянка.
   Отец Зонар позволил себе остановится, только когда лес расступился перед ним, и глаза утомленные мельканием ветвей узрели серый безлюдный тракт, и спокойную воду Осочьей Топи за ним.
   Табунок лошадей под охраной телячинского отрока, выщипывал траву у дороги, в двухстах шагах от вышедшего из лесу иерарха. "Куриный глаз" жег ладонь.
   Треща кустами, как медведь в малиннике, выдрался из лесу Полдак, дыша тяжело и часто. Рыжий уже стоял тут, в десятке шагов, опираясь на вилы, и сплевывая в траву. Чревастого видно не было, но еще подалее выбрались на опушку двое незнакомых стражников из гуленского отряда.
   Чуть погодя народ повалил из лесу валом. Запыхавшиеся, в порванной одежде, с обрывками паутины в волосах, вываливались, шумно дыша, бросали на Зонара вопросительные взгляды. Подходили ближе.
   -Стряслось что, отец иерарх,- спросил Полдак, выплевывая слова с шумным дыханием.
   Зонар не ответил ему. Ждал.
   Сперва появился брат Ибол. Следом на свет вышел "академик" Пирц, а за ним отдуваясь зауряд-дознаватель Пину. Отец Зонар, оставив озадаченного Полдака, направился к ним.
   - Что-то вам открылось, брат?- спросил Ибол.
   Вместо ответа Зонар протянул братьям "куриный глаз" на ладони.
   -А и верно,- сказал Пину отдуваясь,- я тоже заметил. Горячо только у дороги.
   -Ясно,- сказал Ибол.
   Один Пирц тревожно водил взглядом с одного брата на другого.
   -Нас водили за нос,- сказал Зонар.- Они тут рядом.
   -Разумно, брат Зонар, мне тоже все это показалось странным,- Ибол огляделся.- Но где же...?
   Пину уставился на "куриный глаз" в своей ладони, словно серая поверхность камня могла указать ему точное место, где прячутся красноглазые.
   -Где-то рядом. А где?- сказал он.- Я бы на их месте выкопал схрон в земле, укрылся дерном, и лежал спокойненько. Трава тут густая довольно. Лишнюю землю побросать в болото. Дышать они могут и так, а могут через тростиночку...
   -Возможно, брат,- сказал Ибол, вытирая рукавом пот с лица.- А вы как думаете, почтенный Зонар.
   -Так они и сделали на прошлой стоянке,- сказал Зонар.- выкопали яму под мостом, накрылись плащами. Один присыпал их землей, а сам остался стеречь мельника. Должно быть закутавшись в тряпки.
   -Неглупо,- сказал Ибол.- Раз удавшийся фокус могли и повторить. Только мельник, думается мне, лежит сейчас под землей, рядом с одним из кровопийцев, с ножом у горла. А тот, что взялся уводить нас от дневки, бегает по лесу налегке.
   Зонар окинул взглядом ополченцев выбравшихся из лесу. На первый взгляд, на опушке собралось десятка три, не считая иерархов и "академика" Пирца. Утомленные бегом по дебрям люди, переводили дыхание, искоса поглядывали на отцов иерархов, ждали команды.
   Другого пути я не вижу, братья,- сказал Пину,- кроме как рассеяться вдоль дороги, и надеяться, что камни подскажут. Начать можно прямо отсюда, и да поможет небо.
   Льдистые глаза зауряд-дознавателя обвели всех четверых взглядом, и остановились на отце-наставнике, выжидая, не придумает ли брат Ибол способа вернее. Решил, должно быть, что ни мальчишка "академик", ни Зонар - смотритель захолустного села, не изобретут ничего более путного.
   И напрасно. Потому что отец Зонар, как раз знал способ, как облегчить задачу. Не рассредоточивая силы найти ухоронки проклятых. В то время как голова отца наставника согласно кивала, сдвинув в задумчивости брови. Ибол тоже не видел другого способа.
   - Есть одна хитрость,- сказал Зонар, и когда лица иерархов повернулись к нему, в ожидании, пояснил,- мы делали так в Салере. Хорошо помогает, когда ищешь в заброшенных домах, или в подземельях. Там где много закоулков, где легко спрятаться.
   -Ну,- прервал Ибол,- в чем хитрость?
   Зонар оглянулся, и жестом подозвал Полдака, отирающегося неподалеку от группы иерархов.
   -Сын мой, подойди.
   -Да, отец иерарх.
   -Камень, что я тебе давал, не потерял ли?
   Полдак запустил руку в карман, и извлек "куриный глаз", облепленный хлебными крошками. Смутился, обдул со всех сторон, протер рукавом, и положил в протянутую ладонь отца Зонара.
   -Вот, отец иерарх.
   Зонар кивнул. Из-за голенища сапога он достал короткую веточку осины, старую высохшую до звона, и зажал ее посередке в зубах. В правую руку взял свой камень, в левую амулет покойного брата Играма. Вытянул руки перед собой, и развел их в стороны. Правый кулак указывал на болото, левый вдоль опушки леса, куда-то в то место, где паслись стреноженные кони. Потом он зажмурил глаза, стал дышать глубоко и ровно, расслабился так, что вот, вот подогнутся колени. Голова иерарха медленно повернулась к правому плечу. Он открыл глаза, бросил один короткий взгляд на поросший камышом берег, и вновь смежил веки. Голова его дернулась и пошла в другую сторону. Казалось, что не сам иерарх вертит головой, а зажатая в зубах палочка заставляет шею поворачиваться. Когда лицо Зонара повернулось к левому плечу, он снова открыл глаза, сбросил в поясной кошель стукнувшие друг о друга камни, выплюнул в ладонь палочку, пристроил ее в сапог и, достав из-за пояса красные рукавицы, принялся натягивать их на руки.
   -Что?- спросил Пину.
   -Три ухоронки,- сказал Зонар.
   -Как?- удивился Ибол.- Как тебе это удалось, брат?
   -Меня этому научил наставник, отец Мелей, да будет небо к нему благосклонно. Он умел найти нужное направление с одной только осиновой веткой в руках. Потом уже мы обнаружили, что камни хорошо помогают осине.
   -Суха теория,- закивал Ибол.- Непременно выберу время, и напишу трактат, обобщающий практический опыт охотничьих отрядов. Сколько дивных открытий это может принести в сокровищницу знаний высокой иерархии.
   -Истинно,- согласился Пину.- Так, где же их змеилища?
   -Вон там, на берегу, видите две кочки? Одна в том направлении. Две другие почти на одной линии. Если смотреть отсюда вон на тот клен. Видите, который выступает над кустами. И чуть левее. Между кленом и лошадьми. Одна ухоронка на этой линии, другая немного левее, а близко или далеко, не берусь сказать.
   -Сказано достаточно,- заявил Ибол.- Мы втроем пойдем вдоль леса, с нами,- он оглянулся,- два десятка. Брат Пирц.
   -Да,- вскинулся академик.
   -Тебе с оставшимися людьми, надлежит остаться здесь. Ты должен не сводить глаз с тех двух кочек, и ежели проклятый проявит себя, упредить нас тревожным криком, и задержать его сколь возможно. Как отвращать обессиливающий зов проклятого?
   Пирц возвел глаза к небу и стал отвечать, подбирая слова тщательно, словно на экзаменах.
   -Первыми признаками обессиливающего зова являются тяжесть в затылке, и стук в висках, следом возникает... Возникает как бы неясный шум, сходный с шумом ветра, потом слабость членов и... И медлительное течение мыслей...
   -Как отвратить?- перебил его Ибол
   -Отвращается он с помощью сонного склонения, направленного на проклятого в купе... Со знаком огня творимым посолонь, и отвращающим знаком с молитвой восточным небесам.
   -Прилично,- кивнул Ибол.- Так и действуй.
   Пирц шумно выдохнул. Зонар невольно ему улыбнулся.
   -Вперед, братья,- сказал Ибол.- Брат Пину, отбери два десятка, и постарайся растолковать, что они должны делать.
   Выдвинулись следующим порядком. Впереди трое иерархов, в трех шагах один от другого. За ними, широким полукругом, приготовив оружие, двадцать ополченцев, в большинстве гуленская стража, и ковицынские мужики. Оставшиеся восемь, собрались вокруг Пирца, который добросовестно пялился на болотистый берег. Мужики поплевывали в траву, и Пирцу явно не доверяли, обводили окрестности внимательными взглядами.
   Паренек, присматривающий за конями, с беспокойством поглядывал на приближающуюся группу. Желание подойти и порасспросить отцов иерархов, что произошло в лесу, боролось со строгим наказом смотреть в оба за лошадьми. Второе побуждение взяло верх. Наверно сохранность скотины в крестьянской голове, была важнее охоты за красноглазыми. Потеряешь лошадь, как потом будешь отвечать перед хозяином? О проклятых иерархи позаботятся, а кто позаботится о нем, если за пропажу придется отдать свою собственную лошадку кормилицу?
   Едва пол пути прошли иерархи до небольшого табунка, когда перед отцом Зонаром горбом вспучилась земля.
   Хотя и ожидал чего-то подобного отец Зонар, но в первый миг опешил. Не от страха, от неожиданности. Отпрянул назад, взмахнул руками, едва не упав, запутавшись в густой траве.
   Из ямы выбирался, глухо рыча, и щуря глаза от яркого убийственного света, высокий светловолосый проклятый, запахнутый в длинную кожаную куртку, перепачканную землей. Земля было и на полотняных штанах, и в волосах, серой пудрой покрывала лицо. Он закричал хрипло, прикрыл лицо рукавом. От светлых волос потянулся уже дымок, а лицо - даже под маской пыли было заметно - почернело и скривилось от боли.
   Проклятый прыгнул вперед, прямо на отца Зонара. Руку от сгорающего лица он отнял, и молниеносно выдернул из-за пояса длинный узкий меч, намереваясь полуоборотом снести Зонару голову.
   Будь сейчас ночь, иерарх уже лежал бы на земле, глядя в небо мертвыми глазами, жизнью заплатив за свое замешательство. Но проклятые так и зовутся, потому что не смеют показаться великому небесному оку. Жестоко карает оно эту погань, посмевшую возникнуть на подвластной ему земле.
   Красноглазый был лишен большей части своей ночной силы, а солнце убивало его сейчас вернее огня и осиновой пики. Отец Зонар успел повернуться, пропустить мимо свистнувший около уха меч и, довершая разворот по-крестьянски двинуть красноглазого в зубы. От удара проклятый покатился по земле, не выпустив из руки меча, но тут же вскочил. Кожа его дымилась, распространяя отвратительный запах. Справа к нему подскочил отец Ибол, намереваясь "волчьим молотом" перешибить проклятому хребет. Возможно ли такое? Зонар не знал. Днем, может и возможно.
   От "волчьего молота" проклятый ушел, перекатившись через плечо. Отмахнулся клинком, едва не отрубив Иболу кисть, но подняться на ноги не успел. Сапог Зонара врезался ему в горло, опрокинув на спину.
   Кровосос закричал. Не голосом. Услышать его было нельзя, но Зонар почувствовал, как зашевелились волосы у него на затылке, и липкая дрожь пробежала вдоль хребта. Иерарх отпрянул на шаг, собираясь творить знак огня, но не успел. Брат Пину, который в схватку не полез, уже выставил вперед руку, и знак огненной стихии, сплетясь с "сонным склонением", завернули опасное колдовство, лишив его силы.
   Рядом с отцом Зонаром возник один из поселян, с воздетым над плечом топором. Отточенный плотницкий инструмент опустился проклятому на голову, и вывалился из держащей его руки. Поселянин забулькал, и осел наземь, рядом с окутанным дымом кровососом. Узкий меч проклятого вошел ему в шею, прямо под бороду. Их кровь смешалась в траве.
   Поселянин упал на спину, и остался лежать, а его убийца ворочался с разрубленной головой, тяжело поднимаясь с земли. Даже такая рана не была для него смертельной. Если бы довелось ему дожить до ночи, он был бы спасен. Но никто не собирался ему этого позволить. Ни яростное солнце на небе, ни иерархи, понесшие первые потери.
   Зонар подскочил, и ударил вставшему на четвереньки кровососу в поясницу, присовокупив к силе удара "медный клин". Удар с заклятием бросили проклятого наземь. Он распластался, словно лягушка под сапогом, а брат Пину, скомкав огненный знак, уже читал "небесный водопад", многократно усиливая действие солнечных лучей. Дым повалил клубами. У отца Зонара перехватило в горле, от зловония - он стоял к проклятому ближе всех. Иерарх попятился, кашляя. Конец был очевиден, но там, в дыму, еще шевелился ком обгорелой плоти, уже бессильный встать, но скребущий по земле дымящимися руками.
   Отец Зонар сплюнул в траву горелую горечь.
   -Там!!! Еще один!!!- закричали сразу несколько голосов.
   Иерарх повернулся в ту сторону, куда показывали вытянутые руки. В глаза бросился блеск стального шлема, на голове высокого воина, облаченного в кольчужную броню. Потом он заметил еще одну разрытую ямину, шагах в тридцати от первой.
   -Да не один, двое!
   И верно, за спиной окольчуженого выбирался из земли еще один. В плотном красном плаще, с клобуком почти полностью скрывавшем лицо.
   Кольчужник быстро и уверенно шел им навстречу, держа в опущенной руке меч, и выглядел так спокойно, будто и не сжигало его солнце. Шлем его не был глухим, закрывающим всю голову. Не от солнца он должен был защищать - от стали. Глаза и нос были прикрыты стальной маской, но щеки и подбородок уже почернели.
   Над ухом отца Зонара тренькнула тетива. У кого-то из поселян оказался в руках самострел, и тот поспешил разрядить его в приближающуюся фигуру.
   Кольчужник взмахнул рукой, и тяжелая стрела, стукнув о блестящий наруч, канула в траву. Кольчужник подобрался, и перешел на бег, с каждым вздохом становясь все ближе, все неотвратимее, все страшней. Поселянин юркнул за широкую спину отца Зонара, и торопливо завертел вороток своего оружия, взводя его для нового выстрела. Брат Пину отвернулся от истерзанного тела первого врага, вытянул руку, перенося "небесный водопад" на кольчужника. Тот был еще силен и свеж. На заклинание отреагировал тем, что еще ускорил бег, и стало ясно, прежде чем свет свалит его, он успеет добраться до людей, и пару тройку жертв его меч найдет обязательно.
   -Сюда!- донеслось сзади.
   Отец Зонар быстро оглянулся, и успел заметить, как над гладью болота оседает водяной фонтан. Словно нечто большое и тяжелое плюхнулось в болото с изрядной высоты. Это было не так. Не плюхнулось, а наоборот, вылетело. Тучная человеческая фигура, взмыла из-под воды на два роста, в туче брызг, отчаянно размахивая руками и визжа, и упала в камыши, подняв еще один фонтан. Следом, из того же места, как матерая щука, "свечкой", стремящаяся избегнуть невода, в ореоле сверкающих капель, из-под воды взметнулась еще одна фигура. Приземистая, и коренастая. Словно лось, раздвигая грудью воду, на берег выбрался из топи, приземистый, но очень широкоплечий горбун.
   "Держись Пирц",- подумал Зонар.
   Меж тем кольчужник, все больше окутываясь дымом, приближался. Отец Ибол шагнул вперед, заступив ему дорогу. Он широко раскинул руки, низко присел, почти касаясь правым коленом земли. Поза говорила о том, что сейчас, отец-наставник растечется танцем мягких, неуловимых движений, сонмом пируэтов, подскоков и уклонов, терзая неожиданными атаками. Не убить, нет. Отвлечь, задержать, дать больше времени солнцу и "небесному водопаду" довершить дело.
   Красный, до этого спокойно стоявший на месте, неплохо защищенный от света своим плащем, вдруг двинулся вперед. В несколько мощных приемистых прыжков он почти догнал кольчужного, оттолкнулся и взмыл в воздух. Клобук слетел с его головы, и стало видно, что лицо его скрыто красной маской. Снова щелкнул за плечом Зонара самострел.
   Красный в высоком прыжке пронесся над головами кольчужного и отца Ибола. Пола алого плаща полыхнула перед самым лицом Зонара, и на его плечи обрушилась страшная тяжесть.
   -Коли!
   -Ааа!!!- ударили в уши вопли поселян.
   Земля мягко, но сильно ударила отца Зонара в затылок. Потом его голова вывернулась так, что от боли потемнело в глазах. Иерарх ударил в навалившуюся тяжесть обеими руками, но она уже исчезла, мелькнув красным перед помутившимся взором. Он с удивлением осознал, что жив. Рядом с его головой, холодя ухо железными зубьями, из земли торчали вилы. Кто-то закричал, истошно и жалобно.
   Зонар тяжело перекатился на живот, встал на четвереньки, боясь, что не сможет удержать голову. Шея болела, словно облитая расплавленным свинцом. Он увидел Полдака, замахивающегося кавалерийским палашом на красного, повисшего на плечах седого бородатого мужика. Полдак ударил, но только рассек воздух. Мужик осел на землю, глаза его остекленели, а проклятый красной змеей мелькнул у него за правым плечом. Толчком в грудь он смел с дороги поселянина с выпрямленной косой, и оказался в пяти шагах от брата Пину. Тот не видел его, жег "небесным водопадом" кольчужника, занятого схваткой с отцом Иболом. Хламида отца-наставника была запятнана на бедре кровью, проклятый зацепил таки иерарха клинком. Рана видно серьезная. Ибол стал много осторожнее, вился вокруг проклятого уже не так резво. Почти не пытался достать врага, все силы отдавая тому, чтобы избегнуть меча. Спасало его то, что кольчужник, стоя под "небесным водопадом" Пину, уже изрядно обгорел. Его лицо, там, где оно не было закрыто шлемом, стало угольно черным. Губы сгорели полностью, открыв длинные серые зубы. Рука державшая меч, напоминала десницу скелета.
   -Красный рыцарь!- заорал Зонар, в надежде, что Пину его услышит и поостережется.- Сзади!
   Он вырвал из земли вилы, едва не приколовшие его самого к зеленому лугу, и с ними наперевес, согнувшись почти пополам, кинулся красному вдогонку.
   Он не успел. Не ему суждено было спасти брата Пину от гибели. Кто-то из людей швырнул в проклятого топор. Тот - не иначе глаза на затылке - шарахнулся в сторону. Зонар заметил по самое оперение торчащую у него в боку стрелу. Попали все-таки. Топор мелькнул у красного перед лицом и ударил брата Пину по ноге. Хвала небу - рукоятью. Зауряд-дознаватель обернулся, и как раз вовремя, чтобы отвести руку в красной перчатке от своей шеи. А в следующий миг рухнул на землю сбитый с ног новым ударом. Отец Зонар был уже рядом. Ткнул проклятого вилами, не убить, так отогнать от поверженного брата Пину. Это ему в полной мере удалось. Красный отпрыгнул в сторону, уходя от удара. На него тут же насели двое рослых ополченцев, похожие друг на друга словно братья, и взяли кровососа в топоры.
   Увы, тот был слишком могуч, чтобы погибнуть под крестьянскими топорами. Избежав обоих ударов, он ужом проскользнул между парнями. Один, отброшенный плечом, потерял топор, и покатился по земле, второй побледнел, попытался левой рукой свести вместе края широкой раны на животе, да так и упал. Не больше полувздоха красный затратил на обоих. Он был чудовищно быстр. Зонар никак не мог его догнать. Проклятый был уже в нескольких шагах от отца Ибола, занятого поединком с обугливающимся кольчужником. Тот воспрял духом, и усилил ярость своих атак - "небесный водопад" больше не лил на него обжигающую смерть.
   На пути красного возник гуленский стражник - длинноволосый седой муж, где-то потерявший шапку. Должно быть, кто-то просветил этого стража, что колющий удар, не лучший прием против проклятого. Юркий кровосос легко избежит острия, и не оставит времени на новый удар. Седой хотел остановить красного, действуя двухростовой пикой, как длинной палкой. Держа ее обеими руками за середину, стражник успел нанести красному три быстрых удара концами, прежде чем оружие вырвалась из его рук, а сам он рухнул с переломанными бедрами.
   За то короткое время, что красный потратил на стражника, Зонар сумел его догнать. Иерарх перепрыгнул через воющего от боли стражника, и ударил вилами, едва не вывернув плечо, и сам удивился, когда железные зубья встретились с плотью, и прибили развевающийся красный плащ к спине проклятого. Тот резко повернулся. Древко вил вырвалось из рук, да так и осталось торчать у красного из спины. А на иерарха обрушился град беспощадных ударов. От первого он увернулся, второй умудрился перехватить предплечьем, и увести вниз, а потом так получил в правый бок, что обвис у красного на кулаке, забыв обо всем, кроме боли раздирающей печень. Его хватило еще на бессильный удар, погладивший проклятого по скуле, а потом, красный воздел его над головой, и грянул оземь, так что воздух тут же покинул грудь, солнце померкло, а звуки битвы доносились до него, как сквозь вату.
   Он не увидел, как зауряд-дознаватель Пину, поднялся на ноги, оправившись от удара, и вновь обрушил на голову кольчужного "небесный водопад". Тому было нужно совсем не много. Он остановился, опустил бессильно меч, и окутался бесцветным дымным пламенем. Как брат Ибол выхватил из-за пояса что-то маленькое, блестящее, и взмахнул рукой. Маленький и тяжелый намоленный нож, ударил красного сзади в шею, заставив выгнуться от боли. Бесстрашный Полдак перечеркнул ему грудь палашом слева на право. Окровавленный клинок тут же задымился на солнце.
   Где-то вдалеке, отец Зонар этого тоже не видел, широкоплечий горбун, истекая дымом, сомкнул на шее лежащего "академика" Пирца, короткие, сильные пальцы, и душил, зло щерясь в покрасневшее лицо. Шестеро ополченцев рубили его горб и спину топорами.
   -Живьем! Именем иерархии!
   Со стороны леса приближались Болев, Мосс и Энон, со своими людьми.
   Красный поймал голой рукой палаш Полдака, готовый обрушиться на голову, выкрутил из пальцев и хотел ударить, но ему не дали. Двое телячинцев навалились на торчащие из спины вилы, и развернули в другую сторону. Отец Ибол швырнул еще один намоленный нож, но проклятый поймал его в воздухе, и отбросил в траву. Брат Пину обрушился было на него "небесным водопадом", но тут же опомнился, и вывел "оковы грома". На проклятого навалилась неподъемная тяжесть. Его пригнуло к земле, но он еще сумел резким поворотом избавиться от вил в спине, и от вцепившихся в них телячинцев.
   Сильно хромающий Ибол добавил ему "медным клином", и чудовищно сильным "сонным склонением".
   Тут на него навалились. Вилами, кажется теми же самыми, что вырвали из спины, пригвоздили к земле. Древком пики - налегли по двое с каждой стороны - прижали шею. Еще парой вил ковицынские мужики, норовили приколоть к земле ноги. Это пока не удавалось. Красный пинками отбрасывал от себя врагов, но ковицынским было не занимать настойчивости. Они непременно добились бы своего, особенно после того, как кто-то, изловчившись, тюкнул топором, отделив правую руку красного от плеча, но над барахтающейся кучей появился отец Болев.
   Он простер над проклятым ладонь, с которой готов был сорваться беспощадный "вечный сон".
   -Смирись, или умри, исчадье,- сказал Болев.
   Красный сверкнул из-под маски налитыми кровью глазами, и перестал брыкаться.
   -В твоей власти, враг,- сказал он.
   Болев триумфально улыбнулся, но руку не убрал.
   С этого момента, отец Зонар, снова стал воспринимать окружающее. Он приподнялся на локте, сквозь застилающую взор мглу увидел, как двое поселян ведут под руки, пошатывающегося "академика" Пирца, а другие волокут за ноги дымящегося горбуна. Бледный и усталый отец Ибол, послал двоих стражников за кожаными мешками. В них укроют от солнца пленного красного, и горбуна, если тот еще жив, чтобы невредимыми доставить в Гулен, где грозить им будет уже не солнечный свет, а рвение отцов дознавателей.
   Пину и Энон вышагивали по полю битвы, останавливаясь над распростертыми телами. Высматривали раненых, даруя им, избавление от боли "сонным склонением". Энон перевязывал усыпленных кусками полотна. Мосс пил вещанку - сказать, чтобы из Гулена прислали телеги.
   Горбун оказался жив. Когда его бросили рядом с безучастным ко всему происходящему красным, он еще шевелился под тучей вонючего дыма. С красного сорвали плащ, и укрыли им горбуна. Может быть, ему повезет, и до Гулена он доедет живым, несмотря на то, как сильно он обожжен, и изрублен топорами. Совсем не просто убить проклятого. Верных способов - по пальцам перечесть.
   Обоих упихали в мешки, и плотно обвязали крепкими веревками. Из болота вытащили толстого сохрынинского мельника. Тот был жив, и даже не покусан. Несказанно повезло мужику. Мокрый и насмерть перепуганный, он не мог говорить - заикался и вращал глазами, то и дело вздрагивая. Что смерть прошла рядом, не тронув, он еще не понял.
   Ему дали глотнуть самогону. От этого он порозовел, но все равно, смотрел испуганно, и вздрагивать не перестал. А когда рядом оказывался кто-то из иерархов, смотрел на него взглядом побитой собаки.
  
  
   -Что ж с того, что вечор?- сказал Селарей,- еще и стадо не вернулось. Не спорь старая, а давай ко поспешай на огород за укропом. Нешто мне недосужному по грядкам ползать?
   -Да ведь есть еще, батюшка, отвар то твой,- удивилась Калина,- вон в крынке стоит.
   -Есть? А нук дай ко погляжу.
   Не дожидаясь, когда старушка ему подаст крынку, он сграбастал со стола кувшин, и сунул в него нос.
   -Куда ж ты смотришь, старая? Скис он у тебя давно. Ты его что же, убить хочешь? Он сейчас котенка слабей, вот вспучит его от кислого молока, и вся моя работа псу под хвост. На выплесни это. Нового заварим.
   -Да как же это кислое?- поразилась Калина.- Я ить его в холодке держала. В погребе.
   Она тоже понюхала, покачала сокрушенно головой.
   -Что же мне идти?
   -Иди, иди. Да к колодцу не позабудь, за подорожником. Сила в нем большая.
   Старушка накинула на плечи платок. Потопталась у двери с крынкой в руках.
   -А ежли я энтот отвар свинкам вылью, батюшка? Не будет ли беды?
   -Не будет, выливай,- Селарей махнул рукой.
   Калина вышла. Сетро догадался уже, что знахарь не спроста гонит старушку за порог, за ненужными ему травами. Что то хочет сказать, или сделать, для чужих ушей и глаз непредназначенное. Лежал и ждал продолжения, на всякий случай прокатывая по жилам волну жара. Мало ли? Совсем не прост этот деревенский травник. Может случиться что придется подпалить ему рыжую бороду.
   Селарей подождал, пока во дворе не стукнет калитка, и подсел к Сетро на лавку.
   -Что ж воитель... Дай ко погляжу я на тебя.
   Знахарь склонился над ним, заглянул в глаза, обдал густым запахом чеснока и сала.
   -Ну, везунец, хоть и сыплет тебе небо полной горстью, а все ж не судьба мне тебя на ноги поставить. Ну ништо, другие, по умней меня долечат. Ты, я слышал, таких лекарей знаешь, что дырку твою за пол дня заштопают. Ну помогай им небо. А здесь тебе оставаться более нельзя. Так то.
   -Почему нельзя?- спросил Сетро.
   -Почему? Да вот дошел до меня слух, что едет к нам из самого Гулена иерарх дознаватель. Стемнеет как, он должно уж тут будет. Постучится к Калине в дверь, да спросит, а не знаешь ли ты, везунец, кто на той неделе в Гулене побоище учинил, городской стражи перебил несчитано, троих отцов иерархов покалечил едва не до смерти, одного по сю пору найти не могут. А еще девку красноглазую из рук отцов умыкнул, а купцову приказчику в трактире голову с плеч как есть оторвал? Да нет ли тут связи с теми кровососами, коих ты в лесу на дороге видел? И как так вышло, что ты их видел в подробностях, и жив остался? Случаем, не знакомым ли им показался?
   Сетро знахарю не ответил.
   -Конечное дело,- продолжал Селарей,- ежели тебе есть, что отцу иерарху ответить, так я токмо рад буду. Тагды оставайся, я тебя далее пользовать буду. Ну а ежели на те вопросы ты ответить не сумеешь, то слушай внимательно.
   Я сейчас уйду, а ты, покуда Калина у колодца подорожник рвет, собирайся, не мешкая, бери меч, одежку свою, и со двора выбирайся. Калинин дом на краю села стоит. По задам пройдешь, а после за амбарами. Там поле будет. Рожь растет. В этом годе рожь густая, высокая, вот ты по ржи то хорем пробирайся, штоб ни одна душа тебя не видала. За полем лесок. В том леске меня дожидайся. Как стемнеет, я на телеге подъеду, лосем пореву, ты и выходи. Понял ли? А чтоб ты дорогой с ног не свалился, вот тебе мензурка. Ту гадость, што в ней налита, прямо сейчас выпей. Тошна она конечным делом, но зато бодрит.
   -Этот слух, про дознавателя, до тебя случайно не от тех людей дошел, которым ты ни в чем отказать не можешь?- спросил Сетро.
   -Хе,- усмехнулся знахарь.- Ну догадлив ты, везунец. Откуда только у таких догадливых в боках дыры появляются? От них, от них родимых. Держи вот, мензурку. Да поторопись. Мне тоже поторопиться надо. Хочу дорогой Калину встретить, потолковать с ней о делах.
   Сетро принял у него склянку, заткнутую деревянной пробкой. Откупорил, понюхал.
   -Лучше не нюхай, так пей,- запоздало предупредил знахарь.
   Сетро подавил тошноту и выпил залпом бурую жидкость. Закашлялся. Поискал, чем запить мерзкую затхлость, не нашел, и занюхал рукавом. Порадовался мимоходом, что рана отозвалась на кашель всего то лишь несильной коликой.
   -От так ее,- засмеялся Селарей,- по-нашему, по мужицки. Так ты помни, что я тебе сейчас сказал. Не мешкай.
   Он вышел, притворив за собой дверь. Сетро отбросил кошму, спустил с лавки ноги, посидел, привыкая к стуку в висках. Селареево снадобье породило в голове чрезвычайную легкость. Сейчас ему все казалось по плечу. Он поднес к лицу руку, сжал кулак, и тихо засмеялся, когда кулак вспыхнул огнем. Разжал пальцы, и пламя исчезло.
   Кто-то из добродеев, может быть Калина, может Селарей, или тот бородатый мужик, которого старушка гоняла за знахарем, наделил его новой рубахой взамен сгоревшей в техномире. Простая и добротная сельская одежда. Сетро подумал, что уже третий раз за неполные десять дней, ему приходится менять одежду. Если и дальше так пойдет, придется последовать примеру Профессора, который скупает по всему Эспефу обноски, чтобы наряжать в них своих големов. Тем безразлично, что носить, а экономия получается хорошая. Глиняные слуги не привыкли беречь одежду. Не задумываясь, встанут в бархатном камзоле к горну, или в лаковых ботинках - месить ногами глину.
   Сетро встал на ноги, легко и упруго, как не всегда бывало, когда он был здоров. Огляделся. Собраться было не долго, он пришел сюда в одних штанах. Кстати, спасибо Калине за рубаху. Он достал из кармана пухлый кошель, и заглянул внутрь. Там масляно блеснуло золото. Сетро удивился, как это никто из селян не отсыпал себе понемногу, не соотносилось это с тем, что он слышал о крестьянской хозяйственной сметке. Потом вспомнил, как тот же Селарей отказывался брать с Калины за лечение. Должно быть под властью вездесущих иерархов, у людей и мысли не возникало брать чужое. Как говорил Селарей, хорошо, если вдесятеро заплатишь.
   Сетро щедро сыпанул из кошеля. Монетки раскатились по столу. Должно хватить старушке, чтобы до смерти можно было забросить огород.
   Единственная вышла трудность. Он никак не мог найти свой меч. Помнил, что видел его в один из моментов, когда приходил в сознание. Меч лежал на лавке у окна. Сейчас его там не было. Калина куда-то переложила. В просторном и пустом деревенском доме не так много было мест, куда можно спрятать меч, Сетро осмотрел их все, но меч не попадался на глаза. Он уже начал злиться, и поминать Калину недобрым словом, когда оружие нашлось в углу за печкой, аккуратно завернутое в рогожку.
   Во дворе бродили деловитые куры. За загородкой хрюкали свинки. Солнце висело над лесом, примеривалось, как бы половчее за него упасть. Сетро пробрался вдоль стены, увидел за высокой крапивой крыши двух амбаров. Калинин, и соседский. Нашел заднюю калитку, открыл, и выглянул наружу. Никого. Тихо и пусто.
   За амбарами и впрямь колосилась рожь. Он канул в нее, словно камень в воду, а когда стебли расступились перед ним, увидел рощу стройных березок. Здесь он нашел себе место, под кустом ракиты, и прилег, вдруг почувствовав страшную усталость. Он бы заснул, но побоялся проспать лосиный рев, знаменующий появление Селарея.
   Сетро то и дело прогонял по жилам жидкий огонь, на время возвращавший ему бодрость, и ждал когда закатится за горизонт солнце. Чем дальше, тем труднее становилось ждать. Лося он расслышал уже сквозь дрему.
   Подскочил, зашипел от боли в боку - вернулась подлая, как только кончилось действие тошнотворного эликсира, и побрел на звук. Лось кричал еще дважды, когда, наконец, в темноте мелькнула белая рубаха знахаря. Селарей его тоже заметил, подбежал, подставил плечо - опереться. Помог добрести до телеги.
   Тут Сетро, почти счастливый, упал на душистое колкое сено, а Селарей запрыгнув на передок, щелкнул вожжами. Каурая кобылка махнула хвостом, и потащила скрипучий экипаж по тропинке.
   -Вовремя ты везунец ноги сделал,- сказал знахарь, блеснув в темноте зубами.- Иерарх уже в селе. Уже хватились тебя. Но не бойсь. Я тебя вывезу. Лесом проберемся, куды скажешь, ни один дознаватель не найдет. Хоть тыщу лет по нашим лесам будет шастать. Тебя куда отвести то? Есть место, где укрыться? А то подскажу.
   -Есть,- сказал Сетро.
   -Надежное ли? Иерархи, оне сам знаш какие. Не любят добычу из рук выпускать. Не надейся, что забудут. Искать станут рьяно.
   -Надежное,- сказал Сетро.- Иерархов там ту самую тыщу лет никто в глаза не видел.
   -Ну добро. И где это? Куды ехать то?
   -Можешь отвезти поближе к Гулену?
   -Э, в Гулен тебе то и нельзя, везунец,- покачал головой Селарей.
   -Не в Гулен,- сказал Сетро,- рядом, где нибудь. Сам знаю, что в городе мне делать нечего. Мне бы его только издали увидеть, а дальше я сам. Довезешь? Я в долгу не останусь. Заплачу, сколько скажешь.
   -За тебя, везунец, давно все уплочено.
   -Людьми, которым ты ни в чем отказать не можешь?
   -На лету схватываешь. Ими родимымя. Попросили оне родимыя тебя от иерархии, от пастырей наших милостивых, укрыть, и проводить куда скажешь, а там разойдутся наши дорожки. А про долг просили напомнить, висит он на тебе. Далее не мое уж дело.
   -Селарей,- сказал Сетро, глядя в звездное небо,- ты Старый?
   Долгое время ответом ему был скрип тележных колес.
   -Не молодой вестимо,- наконец ответил знахарь,- да и стариком меня еще не называли.
   -Ты Старший? Высший? Как еще вас называют?
   -Лордами нас зовут, ежели вежливо. Иш, догадливый какой. Когда понял то?- ответил, помолчав Селарей.
   -Недавно. Когда ты мне в глаза смотрел. Ты хотя и лорд, а один бес, зрачок у тебя красный.
   Селарей усмехнулся.
   -Надо же, хворый, а глазастый. Давно уже мне никто не осмеливается в глаза смотреть, привык, вот и не поостерегся.
   -Что теперь?- спросил Сетро,- будешь меня за шею кусать?
   -Нужна мне твоя шея,- сказал знахарь и причмокнул кобыле.- Понадобится, найду кого укусить. Лежи не бойся.
   -Так зачем я тебе?
   -Сказал уже все. Про долг свой не забудь. Можешь еще к нему прибавить то, что алого рыцаря, и трех его слуг, о которых ты рассказал иерарху, сегодня убили неподалеку от Гулена. Иерархи сожгли. А я вот тебе от них теперь бежать помогаю. Н-но, шевелись, худоба.
  
  
  
  
   Ему не повезло. В тот самый день, в тот самый миг, на Эспеф возвращалась крупная экспедиция. Не меньше двух десятков охотников. По одному, по двое, с короткими интервалами, появлялись на мощеном кирпичом круге люди, сгибаясь под тяжестью деревянных ящиков и ивовых корзин. Вокруг полюса, на почтительном расстоянии, толпился народ. Встречающие, знакомые и друзья экспедиционеров, любопытные, конечно вездесущие мальчишки, протиснувшиеся между взрослых, в надежде увидеть что-нибудь интересное, несколько купцов, пришедшие заранее оценить добычу, а то и договориться о сделке, пока ценный товар не уплыл в чужие руки.
   Атмосфера царила оживленная, радостная. Экспедиция, судя по всему, прошла удачно, без потерь, и с большими шансами, на большие же деньги. Кто-то радостно орал, кто-то размахивал руками, сухонький старичок с мутными, влажными глазами, обнимал плечистого молодца в меховой куртке. Нарядные женщины улыбались, мальчишки показывали друг другу на что-то важное пальцами. Они, мальчишки и заметили первыми Сетро, во всеобщей кутерьме.
   Он появился в круге вслед за двумя ходоками тащившими за боковые ручки плоский деревянный ящик. Скорее всего, в ящике находился броневой лед, который добывают в сумрачных подземных ледниках на Шазэиле, Сане, и еще в одном месте на Веши. В спины двум ледоносцам ударил порыв ветра, вызванный появлением Сетро, но они не обратили на это внимания, посчитав, должно быть, что это кто-то из их товарищей, слишком нетерпеливый, чтобы выждать положенное время.
   Радостный гам толпы встречающих на миг ошеломил Сетро. Слишком велик был контраст, с тихим ночным лесом, неподалеку от Гулена. Он не успел опомниться - сильный толчок в раненый бок бросил его на землю, следом, до ошалевшего от резкой боли сознания, дошел громкий хлопок. Был момент, когда ему помнилось, что это те, незнакомые стрелки из техномира, оказались настолько настойчивы, что нашли его и на Эспефе. конечно он ошибся. Те люди, желавшие ему смерти, были явными сидельцами, никогда не покидавшими место, где родились, и даже не подозревавшими, что такое возможно. Нет, он был сбит с ног, очередным охотником, появившимся в полюсе с плетеным коробом за плечами.
   Ходок тоже не обратил на него внимания. Этот, должно быть, принял Сетро за кого-то из встречающих, влезшего по дури в круг. Ну и сам виноват, нечего лезть под ноги. Расплаты за невежливость он не боялся, кругом были товарищи, спаянные в крепкую команду долгим и опасным походом - прошел мимо. А у Сетро ни желания, ни возможности, воздать ему по заслугам, не было. Он и на ноги то смог подняться с трудом.
   Мимо, один за другим проходили ходоки с добычей, удостаивая Сетро в лучшем случае безразличным мимолетным взглядом. Эти, наверное, принимали его за пьяного. Так и сдохнешь среди толпы. По правому боку расплылось багровое пятно - рана недолеченая вампиром Селареем открылась.
   с трудом он встал на ноги, сделал несколько пробных шагов, держась за окровавленный бок. Тут его и заметили мальчишки. Несколько детских пальцев вытянулись в его сторону.
   -Раненый! кровь!
   Теперь и взрослые заметили. Подбежали несколько человек, отвели под навес, задрали рубаху, обнажив рану.
   -Целителя!- крикнул чей-то голос.
   его подхватили в толпе.
   -К Профессору,- попросил Сетро,- помогите мне добраться к Можэ.
   Кажется, его никто не слушал. Так часто бывает. Человек, попавший в разряд пациентов, вдруг разом утрачивает самостоятельность. Окружающим начинает казаться, что они то знают, что нужно делать гораздо лучшего этого бессильного, еле ворочающего языком, одним словом, больного. Нужно приложить некоторое усилие, чтобы это отношение изменить. Тогда больного выслушают, но при этом будут считать неблагодарным чудаком.
   Сетро усилие приложил. В его руке полыхнул огонь. Это показалось ему проще, чем повышать голос. Добровольные помощники отшатнулись, глядя с опаской. Сетро погасил огонь.
   -Мне очень нужно к Профессору,- сказал он.- Дом Клена Можэ. квартал алхимиков, за старой площадью.
   -это же Сетро,- перед ним вдруг появился кто-то большой, с обширным тугим брюхом, распирающим зеленый камзол. Сетро пришлось поднять голову, чтобы увидеть красное лицо, обрамленное бакенбардами. Минани - целитель, давно забросивший тропу, и практикующий при дворе Тавгена.
   -Здравствуй, Минани,- сказал Сетро.- Отвези меня к Профессору.
   -Сейчас отвезу,- Минани присел перед ним на корточки.- Что тут у тебя? О! давно я таких не видел. Огнестрельное. А я последнее время, все больше по запорам.
   -К Профессору, Минани.
   -Сейчас. Дай-ка...
   На лоб Сетро легла тяжелая, сухая и жесткая рука целителя. Его зазнобило, потом стало жарко.
   -Тебя уже лечил кто-то,- сказал целитель.
   -Знахарь один,- сказал Сетро,- не местный.
   -Хороший знахарь,- сказал Минани,- только до конца не довел. Держись, сейчас дам.
   И дал. У Сетро поплыло перед глазами, в горле образовалась пустыня, подступила тошнота. Потом все прошло, кроме жажды. Бок больше не болел, только невыносимо чесался.
   -Все,- сказал Минани поглаживающему бок Сету,- скажешь Клена, что рану я закрыл. Пусть он даст тебе мелиенфики, у него, наверное, есть. Ты чешись, можно. Где пулю словил?
   -Хреновое место,- сказал Сетро, почесывая бок. От раны осталось красное пятнышко.- Дай воды.
   -В хороших местах другие подарки раздают,- заметил Минани.- пойдем, в карете у меня вино есть. Слабенькое, кисленькое, тебе как раз. Карета у меня неподалеку. Вон там за кустами.
   Минани, помог ему подняться. Один из доброхотов-помошников, подхватил с другой стороны. Остальные, оскорбленные Сетро в лучших чувствах, подрастеряли человеколюбие, и разошлись, поругивая неблагодарную скотину, сквозь зубы.
   Каретой оказался добротный шестиместный дорожный экипаж. Без лишней роскоши, но очень удобный в дальнем пути, снабженный даже рессорами, до чего в Тавгена еще не дошли.
   Усатый кучер, в зеленой бархатной куртке, и полосатых чулках, спрыгнул с козел, и распахнул дверцу. Сетро опираясь на чужие плечи, поднялся в купе.
   Тут было два мягких спальных дивана, обитых цветастой материей, и два кресла. Откидной столик сбоку, крохотный умывальник, ларь для продуктов и напитков, даже маленькая печка, для зимних вояжей. Сетро уложили на диван, и усатый кучер захлопнул дверцу. Минани втиснулся в кресло, откинул крышку продуктового ларя. Там в специальных мягких гнездах покоились бутылки. Одну Минани ухватил за горлышко, и вытащил на свет. Солнечный луч заиграл на желтом стекле. Хлопнула пробка, вытащенная толстыми пальцами.
   -Вот,- сказал Минани,- подержи, я достану кубок.
   И полез в темное нутро ларя, звеня там чем-то. Крикнул протяжно кучер, экипаж тронулся, покатился покачиваясь. Сетро не стал дожидаться посуды. Очень хотелось пить, и он прильнул к горлышку, как прожженный выпивоха. Кисло-сладкая, пьяная влага, потекла по иссушенному горлу. Когда Минани повернулся к нему с двумя золотыми кубками в руке, бутылка опустела на половину, а Сетро впервые за много дней улыбался.
   -Бродяга,- сказал лекарь,- пить из горла кровь солнца. Вульгарная вы публика, ходоки. Можете впитывать лучшее из множества разнообразных древних культур, но как тряпка горничной, вбираете только пыль с книжных полок.
   Сетро наполнил кубки остатками вина, поставил бутылку на крышку ларя. Экипаж качнуло на ухабе, и бутылка сделала попытку упасть, Но была подхвачена лекарем, и водружена на свое место, среди полных товарок.
   -Спасибо, Минани,- сказал Сетро,- сколько я тебе должен за лечение?
   -Пустое,- махнул рукой лекарь.- Первая помощь бесплатна.
   -Первая,- покачал головой Сетро,- ты меня на ноги поставил.
   -Не важно. Сочтемся еще. За счастливое возвращение.
   Они выпили. Сетро до дна, Минани лишь слегка пригубив.
   -Со мной теперь всякое может случиться,- сказал Сетро,- вдруг не получиться рассчитаться.
   -Наступил кому-то на ногу?- спросил Минани.
   -Похоже так. Только я не знаю кому.
   -А ты плюнь,- сказал Минани.
   -Что?- не расслышал Сетро.
   -Как я плюнул,- пояснил лекарь.- Подумай, что тебе нужно там? И нужно ли оно тебе настолько, чтобы подставлять голову под пули и топоры. Я знаю, денег у тебя много. Чтобы осесть в хорошем месте, обустроиться, начать дело, хватит наверняка. Так чего ты ждешь, старости? Напрасно. Я надеюсь, ты уже взрослый, и не веришь в легенды. В конец тропы, в счастье для всех... или веришь?
   -В счастье, не верю,- сказал Сетро,- а в конец тропы... Что-то там должно быть, Минани. Обязательно должно быть.
   -Ты оказывается идеалист,- покачал головой лекарь.- Ай-яй-яй, запущенный случай. Конец тропы, конечно же, есть. И я его нашел.
   -Где?- не понял Сетро.
   -Я нашел его прямо здесь, на Эспефе. Хочешь еще вина?
   -Нет, спасибо.
   -Ты можешь найти в другом месте. На Филее, например, на Астафии, в Боклене, в Чесаурии. Дело не в месте, Сетро, дело в тебе. Моя тропа завершилась здесь. Твоя закончится, где пожелаешь. Вот посмотри на меня,- он откинулся на спинку сидения, и Сетро понял, что сейчас начнется перечисление многочисленных благ, рухнувших на Минани, после того, как он отказался от пути.- Я богат, у меня, наверное, больше денег, чем у первых дворян Тавгена. Кстати, сам я получил титул, стоило мне высказать желание. Князек страдает циррозом, и я слежу, чтобы мои сеансы давали ему облегчение.
   -Ты ведь можешь вылечить его за один раз,- сказал Сетро.
   -Могу, но тогда он не будет от меня зависеть. Еще у меня дом. Огромный. Настоящий дворец. Всего на этаж ниже, чем у канцлера, зато два этажа подземных. У меня есть поместье. Приезжай, если захочешь поохотится.
   -Не люблю убивать для забавы,- сказал Сетро. Разговор начал его тяготить, но оборвать человека только что вылечившего его рану он не мог.
   -Это дело вкуса и воспитания,- сказал Минани.- Кроме того, я женился, Сет. Представляешь? В сорок два года, я женился на молоденькой шестнадцатилетней девушке, из очень влиятельной семьи. Жена слушается меня как бога. У меня такие связи, Сет, что я могу назначить нового канцлера, а старого сослать в предгорья, разводить овец. Но все это не главное. Главное, что я, наконец, живу. Настоящей, нормальной жизнью. Я забыл, когда я спал под открытым небом. Когда в последний раз немытые личности замахивались на меня железом. Не помню, когда ложился спать голодным. Конец тропы, Сетро. Настоящий конец тропы, и настоящее счастье.
   -Тебе проще,- сказал Сетро,- ты лекарь. А я что буду делать при твоем князьке? Фейерверки по праздникам? Не интересно.
   -Почему бы и нет,- Минани скрестил руки на животе,- почему бы не фейерверки? Радовать людей, что в этом плохого? А даже если тебе это не нравится? Мысли шире. Ты можешь тушить пожары. На войне твои способности тоже не окажутся лишними. Даже наоборот. Уверен, что очень скоро ты пробьешься в верха, в княжеской армии. Тавгена, за последние семь лет дважды подступал к лесной крепости, как ее там, вечно забываю эти тарабарские названия.
   -Жель Таули,- подсказал Сетро.
   -Верно,- Минани закивал головой.- А она между прочим, деревянная. С тобой они возьмут ее за два дня. Хочешь, я поговорю кое с кем? Обрисую, так сказать, возможности.
   -Со мной они ее не возьмут, а сожгут дотла. Минани, мне лесовики не сделали ничего плохого.
   -Они тебе и ничего хорошего не сделали. А князь сделает. Он тебе заплатит. Золотом, положением, землей, чем захочешь.
   -Минани, ты видел, как горит живой человек? Хочешь, я тебе расскажу?
   -Не надо, я видел. Не успел еще забыть.
   -Я тоже видел, и мне не хочется лишний раз вспоминать. Как ты думаешь, чего стоит такая смерть? Чем можно за нее заплатить? Деньгами, положением, поместьями?
   -Издеваешься, да? Морализируешь? Зря. Я ведь не мальчик, которому интересно дергать кошку за хвост. Меня воспитывать не надо. Я тебя почти вдвое старше. И я понимаю, знаешь что?
   -Что?
   -Что историю, прогресс, творят не розовыми соплями. У истории три движущие силы: кровь, огонь, и сталь. Если ты не поведешь войско на эту, как ее, проклятье, опять забыл. Неважно. Ее возьмут без тебя. Всей разницы, что больше будут потери, и ты останешься в стороне, с чистыми руками и пустыми карманами. Не будь дураком, Сетро, я очень тебя прошу. Не хочу в тебе разочароваться. Подумай.
   -Это ты по княжескому слову, ищешь кондотьеров?- Спросил Сетро,- или тебя Кейфель попросил? Если Кейфель, то лучше никому не говори. Тебя за это могут побить. Немытые личности с железом. Когда ты успел так скурвиться, Минани? Я же помню тебя. Ты был приличным человеком. Что заставило тебя стать подсиралом? Деньги, связи, послушная молодая жена? Останови карету, я пешком дойду.
   Он хотел еще сказать, но лекарь ему не дал. Перебил, побагровев щеками.
   -Сопля-як! да ты, да кто ты такой? Ты, щенок сопливый...
   -Ты повторяешься, Минани,- сказал Сетро.- Мне уже скучно. Останови, и пришли счет за лечение. Не люблю оставаться в долгу.
   -Ты слишком глуп,- сказал Минани,- чтобы оценить этот шанс. Был бы поумнее - руки бы целовал. Гляди, опомнишься - будет поздно. Сопляк, он учить меня будет, что хорошо, а что плохо.
   -Вызови меня на поединок,- сказал Сетро,- если чувствуешь себя оскорбленным.
   Минани перестал багроветь, и даже немного сдулся, усох в своем кресле. Дойди дело до драки, против Сетро у него было бы мало шансов. Он нашарил за собой короткий шнурок, и дернул, словно стараясь его вырвать.
   Карета остановилась посреди людной улицы.
   -Не забудь прислать счет,- сказал Сетро, открывая дверцу.
   -Пришлю,- взвизгнул лекарь,- будь уверен, за все пришлю.
   Сетро спрыгнул с подножки, покачнулся от слабости, и экипаж лекаря тут же рванул с места, обдав Сетро пылью. Прохожие оборачивались, бросали на него безразличные взгляды. К дому Профессора он добрался, когда воздух над Эспефом набряк первыми признаками сумерек. На улицах стало людно, ему даже приходилось беречься, чтобы случайный прохожий не толкнул невзначай локтем. По странной прихоти мироздания такие случайные толчки всегда достаются на долю того, кто слаб, устал или болен. Порежь случайно палец, и он обретет почти мистическую способность задевать все, что только можно задеть.
   По дороге его обогнал, шествующий колонной по трое, отряд Профессорских големов, в набедренных повязках. Истуканы из кремнеорганического композита напоминали воинское подразделение, шагали почти в ногу по обочине, привлекая к себе внимание прохожих. Ищущие развлечений дети, неорганизованной стайкой тянулись за колонной, выкрикивая обидные дразнилки:
   Здесь не цирк, не театр тут,
   Синебрюхие идут.
   Кидаться в големов камнями или огрызками яблок никто не пытался. Боялись. Всему городу было известно, что алхимик Клена Можэ, разрешил своим слугам защищать себя. А вот дразнить их можно невозбранно, они не обижаются.
   Сетро мог бы попросить големов о помощи - они довели бы его к хозяину, даже донесли бы на руках, возникни такая необходимость - но для того, чтобы големы выполнили приказ, требовалось назвать их по имени. Хватило бы имени одного, того, что шествовал слева от колонны с черной повязкой на предплечье - прораба или сержанта, как там у них называется эта должность - но Сетро имен не знал, и пропустил колонну мимо.
   Он вошел во двор, ничем не напоминая триумфатора, или знатного гостя. Пожалуй, будь у Профессора живые слуги, его погнали бы со двора, как пьяного оборванца, вздумавшего докучать хозяину. Его прогнали бы и големы, явись он немного позже. С наступлением темноты дом Профессора охранялся специальным нарядом бдительных боевых големов, никогда не спящих, не берущих мзду, даже прикормить их сахарными косточками как собак - наиболее неподкупных стражей - было невозможно. Но до наступления настоящей - без дураков - темноты, было еще далеко, и караул занимался другими, мирными делами.
   Он вошел в пустой двор, хлопнув калиткой, и остановился. В одиноком окне, под крышей, уже зажгли свет. Сетро выругался в полголоса. Отчего-то особенно трудно было сделать последний десяток шагов, и взойти на крыльцо, когда цель казалась близкой, почти достигнутой. Он сделал эти несколько шагов, борясь с дурнотой. Потянул на себя дверь.
   Горн в кузне был погашен. Двое синих усердно вжикали напильниками, трудились над чем-то, в сгущающемся полумраке. Два безразличных лица повернулись к Сетро, в то время как руки продолжали ритмично двигаться.
   -Позовите хозяина,- велел Сетро. големы отвернулись к своим заготовкам. Они не обязаны были выполнять чужие приказы.
   Сетро опустился на пыльный стул у двери, он решил передохнуть, прежде чем предпринять трудное восхождение по лестнице. Он привалился спиной к стене, и чуть было не уснул. Из полудремы его вырвали шаги спускающегося по лестнице человека. Шаги эти вызвали у него легкую досаду, на то, что и здесь ему не дают отдохнуть. Шаги замерли.
   -Господин Сетро!? Да что же это?- услышал он удивленный детский голос, и заставил себя открыть глаза.
   На третьей снизу ступеньке стояла, держась за резные перильца, Велка. В мастерской уже сгущался сумрак, но для Велки это ни в коем случае не могло быть помехой. Она наверняка видела, как бледен Сетро от усталости и, все еще дающей о себе знать кровопотери, слышала его слабое прерывистое дыхание, наверное, смогла бы даже сосчитать его пульс, если бы ей объяснили для чего это нужно. Высший вампир - лучший лекарь.
   -Лист, охранять дверь,- приказала Велка,- Тулуп, отнести господина Сетро наверх, в почивальню.
   Неплохо она тут освоилась, подумал Сетро.
   Големы немедля бросили работу, брякнув о верстак напильниками. Один, подхватив тяжелый кузнечный молот, выскочил за дверь, и замер на крыльце, занеся его над головой, поводя из подлобья глазами, ища врагов. Второй подступил к Сетро, и вознамерился взять его на руки, словно жених невесту. Сетро такого непотребства снести не мог. Он отпихнул протянутые к нему руки голема.
   -Отстань, Тулуп. Сам дойду. Помоги встать на ноги. Здравствуй Вела. Как вы тут, без меня?
   -Хорошо, господин Сетро,- затараторила Велка,- господин Можэ мне помог. Теперь благополучно все. Я никого не обижаю. Я теперь, могу есть как люди. У меня оберег.
   -Славно,- сказал Сетро.
   Одной рукой он оперся на твердое плечо голема, другой на худенькое плечико девочки, и поднял себя на ноги.
   -Где Профессор?- спросил он.
   -Господин Можэ в книжнице. Он там читает,- сказала Велка.
   -Идем к нему,- сказал Сетро,- меня, видишь, подранили. Попрошу, пусть микстуру мне смешает.
   Велка кивнула, серьезно и утвердительно, словно подтверждая, что да, надо попросить, Профессор может.
   Почти не утруждая своих провожатых, он поднялся на второй этаж.
   Профессор, сидя за столом чах, над толстым фолиантом.
   -Опля,- воскликнул он, когда Сетро в сопровождении голема и Велки появился на пороге.- Из дальних странствий возвратясь... как дела, поджигатель?
   -Хреново,- сказал Сетро, с помощью Тулупа опускаясь на свободный стул.- Зацепили меня из огнестрельного, в том месте, где я думал встретить Скале.
   -Так, так, показывай,- Профессор навис над ним, намериваясь задрать рубаху,- где?
   -Минани меня уже заштопал,- сказал Сетро,- только все равно, наблюдается некоторое негнутие ног, и склоняние головы. Что медицина, в твоем лице, говорит по этому поводу?
   Профессор поднял его голову к верху, где под потолком висел на цепочке светящийся шар, и пальцами раздвинув веки, заглянул в глаза.
   -Медицина, в моем лице, говорит,- сказал он,- что через недельку, ты будешь как новенький.
   -Я...- начал Сетро.
   -Еще она говорит,- перебил Профессор,- что ты, не дождавшись этого момента, удерешь в некий техномир, где тебя, вероятней всего опять подстрелят. Тулуп, найди Ассистента. Пусть он принесет мне "темную ночку".
   Голем вышел.
   -Сет, как это случилось? Ты что глаза где-то оставил?
   -Меня там ждали, Клена. Засада. Я двух шагов не успел сделать, как они открыли огонь. И попали с первого или второго выстрела. Я не успел...
   -Двойка тебе,- сказал Профессор,- не зачет.
   -Отстань с нотациями,- сказал Сетро,- подлечи меня на скорую руку, чтоб я мог туда вернуться.
   -Угу. Давай я тебе на лбу мишень нарисую. У меня хорошая люминесцирующая краска есть. Чтоб не промахнулись больше.
   -Клена, пойми, меня там ждали. Это значит, что они, каким то образом захватили Скале. Ничего другого быть не может. Я там ни разу не наследил, я был там второй раз в жизни. У меня там нет врагов. Скале у них, и я ее должен отбить, даже если придется спалить их мирок дотла.
   -Ждали, говоришь?- сказал Профессор.- А теперь, стало быть, не ждут? Сет, у тебя температура, ты бредишь. Спалить целый мир тебе не по силам. Никому не по силам. Придумай что нибудь более реальное. Жаль Кроган на меня обиделся, я бы его с тобой отправил, чтоб присмотрел. Вельчонок, будь другом, принеси с кухни что-нибудь пожевать, для этого героя. Вина красного прихвати, сыру там, солянка вроде бы оставалась.
   -Сейчас, господин Можэ,- сказала Велка и чуть не бегом покинула библиотеку. По коридору часто застучали ее каблучки.
   -Как она?- спросил Сетро.- Ты ей вроде бы помог?
   -Помог, не помог, но на людей больше не бросается. Я для нее амулетик сотворил. Знаешь, удачно так все сложилось. Прямо сказать - повезло. Помнишь, я тебе штуковину показывал? Артефакт, ты еще назвал его варварской монетой?
   Сетро кивнул.
   -Теперь он у Велки твоей на шее.
   -Он же помнится, действовал как проклятие для стяжательства. Специально чтоб напомнить, что золото не едят. С какой стороны тут вампиризм?
   -А что, по-твоему, заставляет ее по ночам головы откусывать?- спросил Профессор.- Голод, Сетро, голод. Кое-что я конечно подправил. Золотой наговор убрал. Ни к чему ребенку столько денег. Фактуру перебил, некоторые массивы поменял. Интересная работа. Тот, кто эту вещь в свое время смастерил, хорошо свое дело знал. Изящное решение, настоящий шедевр. А, Ассистент. Давай сюда.
   Длиннорукий голем протянул хозяину запечатанный пузырек и мерный стакан, из зеленого стекла.
   -Ваша с Велкой проблема очень вовремя подвернулась. Не будь ее, я этот амулетец заблокировал бы на хрен, или подарил кому, ради хохмы. А так, получилось распорядиться с толком.
   -Что она теперь умеет?- спросил Сетро.
   -То же, что и раньше,- сказал Профессор.- Днем, хорошая вежливая девочка. Ночью, вампир, не отдающий себе отчета в своих поступках. С амулетом, вампир, но слабый и медлительный, отдающий отчет, и равнодушный к крови. Кормить ее лучше жидкой пищей. Молоко, простокваша, бульон, жидкая кашка, хорошо идет мед. Крови лучше не давать, может сорваться. Первое время возможно расстройство сна.
   -Ты гений, Клена,- сказал Сетро.
   -Я скромный ученый,- сказал Профессор, и потер указательным пальцем сургуч на горлышке бутылки.
   -Почти свежая,- сказал он,- сварена две декады назад. Не припомню, для кого я ее варил. Тебе это поможет.
   -Давай.
   -Сперва поешь,- сказал Клена,- ее принимают после еды.
   -Что входит в состав?- спросил Сетро.- Подорожника и укропа там нет?
   -Чего? Укропа?- Профессор сломал печать и вытащил пробку.- Нет, насколько мне известно.
   -Значит должно помочь.
   -Мы согрели солянку в адской печке.
   На пороге возникла Велка. за спиной девочки бессмысленно таращил глаза Первый Блин. В правой руке голем держал поднос с бутылкой вина, желтым кругом сыра, и дымящимся горшком. Пряный аромат мгновенно распространился по библиотеке, в одночасье, превратив ее из вместилища мудрости, в филиал закусочной. За спиной голема, возникая то над правым, то над левым плечом, мелькала нетерпеливая Бишкина рожица. Первый Блин не мог похвастаться богатырским сложением, но вход в библиотеку перекрывал мальчишке не хуже коровы застрявшей в узких дверях.
   Когда, наконец, неуклюжий голем, освободил проход, Бишка, с трудом смиряя себя, остался топтаться на пороге, ибо неприлично налетать с вопросами на голодного усталого человека, допреж того, как будет ему оказано надлежащее гостеприимство. В Сохрыни жили люди вежественные, в их понятие о гостеприимстве входила обильная трапеза, баня, и сон. Пока гость не получит все сполна, расспрашивать его не годилось. Дозволялось среди воспитанных людей приветствовать гостей поклонами и пожеланиями здоровья, что Бишка и сделал, едва переступив порог.
   -Здоровья вам, господин Сетро, и покоя под нашей кровлей.
   -Здорово, Бишон,- кивнул ему Сетро,- как поживаешь? Не обидел кто?
   -Волей небес, ныне мы благополучны,- сказал подросток, и замолчал, блюдя традиции.
   Выдержки ему хватило, лишь пока Сетро выхлебав стакан вина, не запустил ложку в горшок с раскаленной пахучей солянкой. Он солидно крякнул, обращая на себя внимание, и спросил:
   -А благополучна ли госпожа Скале?
   -Не трави мне душу, Бишка,- не глядя на него сказал Сетро.- не нашел я ее. Судя по всему, в беде она.
   Бишка побледнел, но в полутьме, рассеиваемой единственным шариком под потолком и тремя свечами в плошках на столе Профессора, этого никто не заметил.
   -Вот что, Клена,- Сетро оторвался от еды и в упор посмотрел на Профессора,- я знаю, что ты мне скажешь. Что мне надо подлечиться, окрепнуть, отлежаться... так ты не говори ничего. Я завтра уйду. Опять туда.
   -Уйдешь,- сказал Профессор.- Конечно уйдешь. Куда тебе деваться? Но если ты не совсем дурак, то уйдешь не один. Возьми с собой человечка или двух.
   -Меня возьми, господин Сетро,- встрял Бишка,- я пригожусь.
   -И меня,- сказала Велка,- у меня теперь оберег есть. Я не опасная. За мной присматривать не надо.
   -Я много времени потерял, Клена,- сказал Сетро.- Пока найдешь кого-то свободного, пока уговоришь, Пока они соберутся, день пройдет, А то и три. А я очень много времени потерял.
   -Вон у тебя уже два добровольца есть,- сказал Профессор,- и уговаривать не надо. Ты жуй давай.
   -Не хочу. Наелся. Вина выпью.
   -Пей, тебе полезно.
   -Господин Сетро...,- голос Бишки, дрожащий от обиды.
   -Если серьезно,- Профессор наполовину наполнил стаканчик с темной жидкостью, вглядываясь в отметки на зеленом стекле,- Ты немного отстал от жизни. На Эспефе в последнее время наблюдается интересный парадокс - безработные ходоки. Пей. Не скажу, что это люди первого сорта, Но ходок вообще без способностей, это парадокс еще интересней. Я таких, по правде не встречал. Так что хоть кого-то полезного, ты себе подберешь. Зайди завтра в таверну подешевле, и парочку оборванцев найдешь без труда.
   -Чепуха, какая то,- Сетро опрокинул стаканчик с зельем в рот, и замер, прислушиваясь к ощущениям.- На чагу похоже.
   -Там грибы кое-какие.
   -Откуда вдруг взялись безработные?
   -От барона Кейфеля, мать его, императора пути.
   -Он же просто клоун,- удивился Сет.
   -Он завел связи. Он клоун со связями. Как-то у него получилось прибрать под себя лучшие контракты на Эспефе. Торговцы, дворяне Тавгена, теперь не бродят по трактирам в поисках желающих отправиться в экспедицию, им теперь даже не надо устраивать отвальную пирушку. Они идут к Кейфелю и оставляют заказ, за небольшие комиссионные. Кейфель снаряжает своих подлизал в дорогу, или нанимает желающих со стороны, и опа, в назначенный срок, заказчик имеет товар, Кейфель деньги и новые заказы, а те, кому не повезло, кто пропил все до нитки и не может купить снаряжение, кому не выпало от крипта полезного дара, кто, наконец, слишком ленив, чтобы, высунув язык искать клиента, но не против заработать, идут к барону, и записываются в очередь. Кого-то он принимает в свою банду жополизов, кому-то дает вожделенный контракт, а некоторых пинком под филейную часть отправляет на улицу, пропивать в дешевых кабаках все, что еще осталось.
   -Интересно,- сказал Сетро.- а что им мешает сбиться в ватагу, накопать на Сане броневого льда, продать, и поплевывать Кейфелю на лысину.
   -То, что на Эспефе стало трудно что-либо выгодно продать, помимо Кейфеля. Торговцы занижают закупочные цены. У них не иначе сговор с бароном. Или он просто продает товар достаточно дешево, и купчишки не желают отдавать лишнего. Насколько мне известно, наемники у него не жируют. Он платит им поденно, не зависимо от дохода.
   -И к нему идут?
   -Идут. Эспеф очень уж удобное место. Тут все под боком. Многие, да возьми хоть меня, здесь обжились. Хозяйство, у кого-то семьи. Срываться, все бросать не хочется. Идеалистов, готовых всю жизнь топтать тропу с надеждой найти конец почти не осталось. Я тебя знаю, да еще парочку таких же скаженных. А Кейфель, хоть и грабит, но все же у него люди получают постоянный доход. Дураки конечно. Но дураки, Сет, в отличие от идеалистов, никогда не переводятся.
   -А сам ты как к этому относишься?- спросил Сетро зевнув.
   -Паскудство это, конечно,- Профессор пожал плечами,- но что я тут могу поделать. Не бросать же големов на штурм Тавгена. Какое мне дело до тысяч дураков. Они, похоже, всем довольны. Меня кейфелевские реформы пока не касаются. К тому же я сейчас сильно занят. Обкатываю одну идейку. Расскажу, ты не поверишь. Мне тут посчастливилось набрести на такое... Сейчас обсасываю со всех сторон.
   -Я тоже, сейчас занят,- сказал Сетро.- Клена, что ты мне намешал? Глаза закрываются. Занят, а то взялся бы за этого императора, просто ради удовольствия.
   -Надумаешь взяться, мне скажи,- сказал Профессор,- с тобой интересно нарываться.
   -Черт, засыпаю,- сказал Сетро, и заснул.
  
   Он проснулся на рассвете, почти здоровым. Никаких последствий ранения, если не считать необоримого нежелания покидать постель. Профессор уступил ему свое обширное ложе с высокими спинками из светлого резного дуба. Сам, надо думать, ночевал в библиотеке.
   Сетро пересилил лень, умылся во дворе, холодной водой из колодца. Замерз до озноба, и чтобы согреться прогнал по жилам волну обжигающего огня. Огонь просился наружу, играть травой и сухим деревом. Сетро ему не позволил и, наконец, впервые после ранения ощутил себя человеком. Сильным и деятельным, как раньше. Наверное, болезнь еще гнездилась где-то, в потаенных уголках организма, может к вечеру даст о себе знать тошнотной слабостью, или колотьем в боку - Клена не стал бы говорить о неделе на выздоровление из пустой осторожности - но пока она сидела там тихо, как мышь под веником, и Сетро не думал о ней. Изволит проснуться - поборемся.
   За завтраком Бишка демонстративно дулся. На приветствие буркнул нечленораздельное, Смотрел в другую сторону, нарочито громко стучал ложкой, брякал миской. Торопливо поев, схватил веник, принялся подметать, хотя в доме полно было незанятых големов, ждущих только приказа. Весь этот комплекс мер, должен был заставить Сетро устыдиться, проникнуться сознанием того, как он был не прав, отказываясь от бескорыстно предложенной ему помощи, и что еще хуже, не принимая это предложение всерьез.
   Пришлось буквально ловить его за руку, усаживать рядом с собой, со всей возможной мягкостью преодолевая дергание и рывки пытающегося освободиться обиженного подростка, и тратить такое драгоценное время на "мужской разговор", вместо того чтобы решить вопрос обыкновенной затрещиной.
   Велка, как женщина избрала другую тактику. Она была так медово предупредительна, настолько благожелательно услужлива, с такой самоотверженной готовностью бросалась подливать ему кофе в чашку, только что не дула в ложечку, что Сетро, прекрасно понимая, что за таким поведением стоит, в глубине души засомневался в своем решении, поддался чуть-чуть, этим древним, давно известным, но все так же трудно преодолимым женским чарам. Будь Велка лет на пять постарше, может и передумал бы. Увы, юный возраст играл против нее, и Сетро, принимая все эти знаки внимания, не проникся. Сделал вид, что не понимает прозрачнейшего подтекста.
   Хлопоча по хозяйству, Велка внимательно прислушивалась к "мужскому разговору". Сет восхищался сообразительностью мрачного Бишки, его не по годам, острым умом, и рассудительностью. Сокрушался его неподготовленности для дальней экспедиции, не до конца восстановившемуся здоровью, и жалел, что из-за этих досадных фактов, лишается такого толкового спутника.
   Подействовало. Бишка еще дулся, но смотрел уже не враждебно из-под бровей, а скорей огорченно, признав, что отправится с Сетро в неведомый техномир, ему не позволяют неумолимые обстоятельства, а вовсе не самодурство последнего. Он даже пожал протянутую на прощание руку.
   Велка же, из этого разговора, сделала совсем другие выводы.
   Она догнала его за воротами, когда он с мечем за поясом, и взятым взаймы у Профессора кошельком, отправился вслед за отрядом големов-строителей, искать по трактирам ходоков наемников.
   Он услышал топот за спиной, вздохнул, и остановился. Велка подбежала, и встала перед ним, поправляя волосы, глядя в глаза.
   -Что, Вел?- спросил он.
   -Возьми меня с собой,- выпалила она.
   -Ну вот, а я думал, что все объяснил.
   Велка замолчала. Только что она думала, что готова к этому разговору, что в запасе у нее железные аргументы, неоспоримые доводы, но теперь, они куда то подевались. Высказать их вдруг стало невыносимо трудно. Кивнуть на прощание и уйти, тоже немыслимо. Не возьмет, это уже ясно - но поверить в это невозможно.
   -Я не как брат, я могу сражаться,- вытолкнула она аргумент, недавно казавшийся весомым, а теперь ставший вдруг тусклым и безжизненным.
   -Можешь?- удивился он.- Пойдем, проводишь меня. Поговорим дорогой.
   И она пошла, понимая уже, что это будет просто прогулкой, и ничего уже не изменится.
   -Видишь ли,- сказал Сетро шагавшей рядом девочке,- на самом деле ты не умеешь сражаться. Твоя сила, и быстрота, это все не твое, не настоящее. Я бы взял тебя, если бы мы шли на одну ночь. Но что ты будешь делать днем, если придется драться?
   Велка вскинулась, что-то ответить, но он не дал ей возможности.
   -Дело даже не в этом, хорош бы я был, если бы собирался использовать вас с братом как бойцов. Нет, дело в том, что я ухожу в другой мир. Как тебе объяснить. Это место, куда нельзя попасть, если просто идти долго в нужную сторону. И вернуться оттуда тоже, можно только с помощью особого колдовства. Этому нужно долго учиться. За один раз не получится. Месяц пройдет, а то и больше, прежде чем начнет получаться.
   -Но ты ведь же привел нас сюда,- сказала Велка.
   -Привел,- согласился Сетро,- и туда могу привести. Но там будет драка. Очень серьезная, нешуточная драка. Как вы вернетесь, если я погибну? Мне бы не хотелось остаться в том месте навсегда. Тебе там тоже не понравится.
   -Такого не может быть,- сказала Велка,- господин Сетро, я видела, как ты сражаешься. Тебя нельзя победить.
   -Можно,- он криво улыбнулся,- еще как можно.
   -Если я буду рядом...
   -Ты никому не позволишь приблизиться ко мне с плохими намерениями. Я тебе верю. Если будет ночь, если враги пойдут на нас в рукопашную, как ваши гуленские иерархи. Видишь, уже два если. Велка, в меня стреляли из огнестрельного. Ты еще не знаешь что это такое. Это намного опаснее и смертоноснее самострела. Пуля из карабина пробивает человека насквозь, и летит дальше. Ты ничем не сможешь мне помочь. Наоборот, мне придется отвлекаться, чтобы защитить тебя. Прошу тебя, останься здесь с братом.
   -А если я научусь этому колдовству?- спросила Велка.
   -Конечно научишься,- сказал Сетро.- если хочешь, мы со Скале, сами вам все покажем, когда вернемся.
   -Ладно,- понурилась девочка.
   -А пока, попросите Клена, он объяснит вам теоретически.
   -Как это?- спросила она.
   -Это значит на словах. Когда на деле, называется практически. Ну что, мы договорились?
   Они остановились в начале каменной улицы. Кабак "Дохлый Мур", невзирая на неурочный час, глядел на лавку напротив окнами, не закрытыми ставнями. Дверь тоже была распахнута.
   -Хорошо,- сказала Велка.
   -Молодец, теперь я буду спокоен. Ты доберешься сама до дому? Или тебя проводить?
   -Я доберусь,- сказала Велка.
   Она повернулась и пошла назад.
   -Ждите нас дней через пять!- крикнул Сетро удаляющейся худенькой спине.
   Велка не ответила, не обернулась, не махнула на прощание рукой. Сетро постоял, немного глядя ей вслед. Где-то внутри, в месте, традиционно занимаемом душой, творилось неладное, происходили странные метафизические процессы, бурлили, возгонялись, кристализовались непознаваемые ингредиенты, которые беспокоили совесть, поднимали осадок чувства вины. Что-то он сделал не правильно. Он оставался на месте, пока Велка не скрылась за углом, тщетно пытаясь понять, где же именно, в его поступках и словах образовалась трещина, через которую пролезла неискренность. Нигде он этой трещины не находил.
   А в "Дохлом Муре" что-то происходило. До Сетро доносились раздраженные голоса, громкий стук небрежно переставляемых стульев, дребезжание и звон посуды. Ее еще не бьют, но, судя по звукам, ей приходится не сладко.
   Сетро оценивал шанс, найти в трактире безработных ходоков, как очень скромный. Вернее было бы наведаться сейчас к истоку, или к полюсу, благо на Эспефе они располагались почти рядом, или потолкаться в торговых рядах... Где еще можно встретить праздных коллег? Тем не менее, решил заглянуть. Кто-то там ожесточенно спорил, и если дело еще не дошло до рукоприкладства, или того хуже, до применения боевых навыков, то вот-вот должно было. Стаканы и бутылки начнут биться о стены и головы, мебель, которую, судя по всему, пока только отшвыривают с дороги, станет с треском ломаться о спины оппонентов, а в скулы и челюсти будут смачно впечатываться кулаки.
   Не разумно влезать в готовую вспыхнуть трактирную драку, но Сетро был уверен в своей способности, нет, не развести бойцов, а самому без потерь покинуть поле боя, если станет по настоящему жарко. Он хотел только, если уж выпала оказия, и "Дохлый Мур" был открыт, перемолвиться с хозяином. Известно, что держатели трактиров, и рыночные торговцы - люди, наиболее информированные в местных событиях.
   Сетро взбежал на крыльцо, и перешагнул порог. В широких лучах утреннего солнца, падающих в открытые окна, мельтешили пылинки. Топорщились ножками, поставленные на столы стулья и табуретки. Хозяин, стоя за широкой стойкой, грозно хмурился, и постукивал по дереву тупой стороной длинного кухонного ножа. Каждый удар, сопровождался весомым, словно падающий на пол кирпич, словом.
   -Я. Ничего. Тебе. Не должен.
   Из двери ведущей на кухню, встревожено выглядывала вихрастая голова трактирного служки - мальчишки лет двенадцати. С другой стороны стойки, в угрожающей позе, опершись на нее руками, сверлил трактирщика злым взглядом тускло-серых глаз, худощавый человек, с жестким, темным лицом. Еще один участник событий, к нему больше всего подходило слово субъект, стоял за правым плечом худощавого. В руках он держал метлу, и явно не собирался подметать ей пол, скорее прикидывал, как бы половчее огреть черенком трактирщика.
   -Значит не должен?- цедил сквозь зубы худощавый.
   -Я все уже сказал.
   Хозяин "Дохлого Мура" был плечист, дороден и вооружен ножом. Своих противников он не боялся.
   -Карабин стоит половину твоей драной корчмы,- шипел худощавый.- Мы тебе уже все отработали. Отдавай.
   -Или что?- скривился трактирщик.
   -Или не будь я Авл Болич, следующий рассвет ты встретишь на кладбище.
   -Карабин ты мне заложил за три сотни,- сказал трактирщик.- Отработал только за еду и ночлег. Давай три сотни, получишь карабин. Нет денег? На!
   Хозяин ткнул худощавому в лицо дулю.
   Вот сейчас, по логике, дискуссия должна перейти в новую фазу. Хлесткий удар в лицо, тычок метлой, или взмах ножа, стали бы органичным продолжением. Но этого не случилось. Наверное, худощавый, который назвался Авлом Боличем, не добрал еще нужный градус злости, а его товарищ играл в дуэте вторую скрипку, и лезть вперед не торопился.
   -Ты поперхнешься своей жадностью,- сказал Болич, как врач произносит диагноз.
   Трактирщик только криво усмехнулся в ответ. Упрек в непомерной жадности, для него был скорее комплиментом.
   Пока присутствующие сверлили друг друга злыми и презрительными взглядами, Сетро пересек зал, и встал у стойки, по левую сторону от Болича.
   -Стаканчик,- сказал он трактирщику.
   Тот скосил на него правый глаз, причем левый, Сетро мог бы в этом поклясться, не отрывался от нависающего над стойкой Болича.
   -Мы закрыты,- бросил трактирщик.
   -Не похоже,- сказал Сетро.- Стаканчик,- и положил перед ним золотую монетку.
   Трактирщик кряхтнул, запустил руку куда-то под стойку, другую, с ножом, по прежнему держа на виду, достал оловянный стакан и бутылку. Наполнил стакан вровень с краем, и сграбастал монетку. И верно, жаден до печеночных колик. В бутылке была виноградная водка. На золотую марку можно было купить солидный запас этого напитка. Но Сетро сам назначил цену, и не уточнил, за что именно готов ее уплатить. Можно было потребовать сдачи, и даже получить ее, но этот маэстро бутылки и стакана явно надеялся выдать ее только тогда, когда посетитель надерется настолько, что будет испытывать трудности с арифметикой.
   -Тебя кажется, зовут Обрастом?- спросил Сетро.
   Он взял стакан и, поднеся ко рту, не пролив ни капли, одним глотком выпил половину.
   -Тебе что за дело?- сказал трактирщик.
   Болич как-то расслабился, и даже немного сместился в сторону. Решил продолжить выяснять отношения позже, без посторонних.
   -Никакого,- сказал Сетро.- Меня зовут Сет. Хочу у тебя спросить кое-что.
   -Ну,- трактирщик был по-прежнему недружелюбен.
   -Мне нужна пара добровольцев,- сказал Сетро.- Людей опытных, и не суетливых. Для дальнего похода.
   -Не знаю таких,- сказал трактирщик.- Зайди в контору барона Кейфеля. Допил? Еще налить!
   -Нет. Значит, не знаешь?- Сетро выложил на стойку еще один золотой.
   Трактирщик покосился на монетку, и покачал головой.
   -Сказал, не знаю.
   -Эээ... Мастер, как тебя там? Сет?
   Сетро повернул голову к Боличу.
   -Если у тебя много таких кругляшков, мы с приятелем могли бы помочь. Как только разберемся тут с нашими делами.
   Сетро оглядел Болича с ног до головы. Тот производил впечатление человека тертого. Лет сорока, лицо жесткое, с глубокими морщинами у рта. Короткие волосы с проседью. Мешки под глазами, взгляд хотя и цепкий, но немного мутный, выдают привычку к пьянству.
   -Еще два стакана того же самого, для этих господ,- сказал Сетро.
   -Мы закрыты,- заупрямился трактирщик.
   Сетро подобрал выложенный на стойку золотой, и уставился в глаза трактирщика долгим не мигающим взглядом. Воздух вокруг, вдруг стал сухим, и горячим. Лицо трактирщика покраснело, на лбу выступили капельки пота. Он буркнул что-то и достал еще два стакана. Правда, наполнил их едва на половину.
   -Поговорим,- сказал Сетро Боличу.
   Они спустили стулья со столика у окна, подальше от исходящего ядом трактирщика. Субъект, товарищ Болича, отставил в сторону метлу, принес стаканы.
   -Что вы умеете?- спросил Сетро, когда Болич смочил водкой губы, а его приятель выхлебал стакан до дна.
   -Я стрелок,- сказал Болич.- Такой у меня талант. Любая цель, на предельной для оружия дистанции. В десятку. Всегда. Никогда не промахиваюсь. Не умею. Юко,- он кивнул на своего приятеля,- целитель, и немного алхимик.
   Юко мигнул Сетро желтыми глазами.
   -Владеешь чем нибудь из огнестрельного?- спросил Сетро.
   -Всем,- сказал Болич.- Мой карабин висит у этого жлоба над макушкой.
   Сетро не слишком хорошо разбирался в огнестрельном оружии. Среди ходоков редко кто им пользовался. Защититься от пули, с помощью собственного открытого криптом дара, или сработанного магом амулета, можно было легко. Применять его против тех, кто не имел ни того, ни другого, посылая с огромного расстояния быструю смерть, было, нет, не стыдно, скорее не принято. А человека ступившего на тропу с винтовкой в руках смотрели со снисходительным презрением. Как на новичка, или инвалида, не способного пользоваться настоящим оружием ходока.
   Все, что он мог сказать о карабине, висевшем на стене, за стойкой - этим оружием пользовались много и часто. По лоснящейся шейке приклада, по стертому лаку на цевье, по потрепанному кожаному ремню, наброшенному на гвоздь.
   -Он не слишком старый?- спросил Сетро.
   -За девять лет, он меня ни разу не подводил,- сказал Болич.
   -Пропил?- спросил Сетро.
   Болич опустил глаза. Повертел в руках едва пригубленный стакан, и отодвинул в сторону. Юко вцепился в стакан взглядом, и уже не сводил с него глаз.
   -Заложил,- сказал Болич.
   -А деньги пропил?
   -До последнего гроша,- признался Болич.
   -Силен,- сказал Сетро.- Чем же ты можешь мне помочь? Без оружия. Камнями кидаться умеешь?
   -Если надо, могу и камнями,- Болич нахмурился.- Карабин - моя забота. Когда надо будет ступить на тропу, оружие будет.
   -На тропу надо сегодня,- сказал Сетро.
   Юко с сомнением хмыкнул. Болич покосился на трактирщика за стойкой, на висевший на стене карабин.
   -Два дня, мастер,- сказал он.- Дай нам два дня.
   Сетро покачал головой.
   -Нет, выйти надо сегодня.
   -Хреново,- сказал Болич.
   -Юко, ты значит целитель?
   Тот кивнул:
   -Есть немного.
   -И алхимик?
   -Чуток. Балуюсь понемногу. Там травки, камушки...
   -Как целитель, что можешь обо мне сказать?
   -Хрена там говорить,- тускло произнес Юко, уставившись на Сетро желтыми глазами,- здоров, только кровь жидковата. Ага, гм, подстрелили тебя недавно. Пуля мелкая, слабая, мимо легкого, под диафрагмой застряла. Лечили тебя через жопу, мастер. Я бы сделал лучше и быстрее.
   -Молодец,- сказал Сетро,- все как есть. А как алхимик, что умеешь?
   Юко замялся.
   -Не много. Это так, баловство. Ну, серый туман навести могу, золото делать не умею, для него вон, для Авла, патроны делал. Хорошие. Безделки всякие. Могу, чтоб собачее чучело бегало, только все одно, гавкать не будет. Стекло со светом умею варить. Три месяца светится, верняк.
   -Голема можешь сделать?- поинтересовался Сетро.
   Юко покачал головой.
   -Куда мне... Это уже, каким мастером надо быть. Одних материалов...- он снова покачал головой.
   -Не густо,- сказал Сетро.
   -Я и говорю, баловство. У меня и инструмента нет. Было кое-что, так, помаленьку.
   -Пропил?- спросил Сетро.
   -Кха... Потерял. Лечить хорошо умею. Со мной не каждый сравнится. Хочешь, при тебе кровь заговорю?
   Он вытащил из-за пояса нож, и поддернул рукав, собираясь полоснуть себя по запястью.
   -Не надо,- сказал Сетро.- Ты мне подходишь. Если сможешь не пить.
   -Я разве пью?- сказал Юко, стараясь не смотреть на нетронутый стакан Болича.
   -Платить буду пятнадцать марок в день.
   -Тридцать,- встрял Болич.
   -Двадцать, и баста,- сказал Сетро.- К тому же не о тебе речь. Стрелок без оружия мне не нужен.
   -Будет оружие,- сказал Болич.- К вечеру оружие будет.
   -Это, мастер...- сказал Юко,- я без Авла не могу. Мы с ним в спайке. Он калечит, я лечу. Симбиоз, мать его так. Сам я воевать не очень то.
   -Хреново,- сказал Сетро.
   -Будет оружие,- как заклинание повторил Болич.
   -Ладно,- Сетро вздохнул,- оружие будет. Дома у меня есть какие-то ружья. Возьмешь на время.
   -А заряды?- повеселел Болич.
   -Надо прикупить. Штук триста хватит?
   Стрелок закатил к потолку глаза.
   -Смотря, что и как,- сказал он.- Должно бы хватить.
   -Двадцать марок в день. Каждому,- сказал Сетро.- Поход дней на пять, а там, как повезет.
   -Доля в добыче будет?- спросил Болич.
   -Добычи не будет,- ответил Сетро.- Это спасательная экспедиция.
   -Святое дело,- пригорюнился Юко.
   -За каждый бой, или иной особый случай, получите отдельно. Наградные. От сотни и как себя покажете.
   -Это дело,- Юко повеселел.
   -А маршрут?- спросил Болич.- Идти далеко?
   -Рядом. Два поворота. Сперва Лож, потом один техномир. На картах его еще нет. Там надо будет пострелять.
   -Кого?
   -Местных. Думаю, они нас встретят. У них скорострелки, так что подумай.
   Болич махнул рукой.
   -Баловство эти скорострелки. Ни точности, ни силы, ни дистанции.
   -Ну смотри. И вот еще. Учитывая ваши способности... Если получится так, что надо будет работать, а вы упьетесь...
   -Понятно мастер,- сказал Юко,- уволишь без пособия.
   -Нет,- сказал Сетро.- Убью.
   Повисло молчание.
   -Вот значит как,- сказал Юко.
   -А ты сам, мастер, кто будешь?- спросил Болич.- Дай угадаю. Кинетик да? Или нет, Криптовик. Верно?
   -Не верно. Я огневик. Так что, согласны?
   Юко и Болич переглянулись.
   -Годится, мастер Сет. По рукам,- сказал Болич.- Много людей поведешь?
   -Пойдем втроем,- сказал Сетро.- Буду ждать вас у истока, в третьем часу после полудня. Авл, пойдем, подберем тебе ружьишко.
   -Это, хозяин,- сказал Юко,- как бы, так сказать авансик? Харчей прикупить, одежку... Мало ли.
   -Сколько,- Сетро запустил руку в кошель.
   -Сорок,- скороговоркой выпалил Юко,- то есть пятьдесят.
   Сетро отсчитал золотом пятьдесят марок.
   -Учти,- сказал он,- с этой минуты ты на службе.
   -Знаю, знаю,- отетил Юко.- Если напьюсь, ты меня изжаришь. Не маленький, понимаю.
  
  
  
  
   На грубой, некрашеной табуретке, она умудрялась сидеть, как на обитом бархатом, золотом троне. С ленцой и изяществом, и со странной горделивостью, свойственной некоторым императрицам, и кошкам. она была в приталенном платье, ярко алого цвета, с глухим воротничком, впрочем, расстегнутом на две пуговки. Никаких кружев и кринолинов, что так ценят местные дамы, и никаких украшений. Только обхватывает тонкую талию, своеобразным пояском, свободно спадая на бедра, нитка крупных голубых жемчужин. Простенько, но со вкусом. За такой поясок можно купить полный стальной доспех, или деревеньку с сотней акров посевной земли. Свет от свечи, стоявшей на перевернутой вверх дном пивной кружке, в центре стола, падал на ее грудь и руки, матово бликовал на жемчужинах, но не достигал лица. Случайно, или нет, женщина сидела так, что лицо оставалось в тени, глубокой и темной, как ее мысли.
   Сетро замер на пороге. Он долго смотрел на нее, жалея, что не может видеть в темноте. За последние три года, он не раз пытался освоить это несложное колдовство, но всегда неудачно. Знакомые маги, только разводили руками, и говорили в один голос, - "не дано". Как-то раз, за кружкой пива, он пожаловался на свою бездарность Профессору, и тот, раскачиваясь на стуле, от чего его длинные волосы, то и дело погружались в миску со сметаной, сказал:
   - А на кой оно тебе?- потом икнул и добавил - если станет темно, подпали, что ни будь, и все дела.
   Они тогда от души развлекались. Разводили пиво сметаной и спиртом. Сетро поджигал летучие фракции, поднимая над кружками голубые ореолы огня, а Профессор закручивал эти коктейли в стремительные водовороты. Они забавлялись и хохотали, пьяные в стельку, забрызганные пивом, испачканные сметаной. Пламя над кружками, следуя движению жидкости, тоже свивалось в красивые голубоватые смерчики, к ужасу трактирщика, норовившие взлететь к потолку.
   С тех пор Сет оставил попытки освоить волшебство ночного взгляда. Решил последовать совету профессора. Но сейчас... не поджигать же собственную мебель, для того, чтобы разглядеть лицо ночной гостьи. Во-первых - не вежливо. Во вторых - это его мебель, пусть неказистая, но своя.
   Он смотрел на нее. Женщина отвечала лукавым блеском укрытых тенью глаз, и молчала.
   Сет шагнул в комнату. Снял куртку и бросил на кровать. Женщина не шевелилась. Он расслабил руку. Фаерболт, что мог в любой миг сорваться с его ладони, угас, растекся по венам мучительным теплом.
   Потом он достал с полки над камином, два узких серебряных кубка и темную запыленную бутыль. Багровая жидкость ударила в донышки бокалов, утвердившихся на столе. Один из кубков, Сетро, подвинул гостье, и сел напротив нее, на такой же грубый, некрашеный табурет.
   Женщина рассмеялась.
   - Я рада, что не ошиблась в вас,- сказала она,- именно таким я вас себе и представляла. Вы даже внешне похожи на тот образ, что я нарисовала в воображении.
   - А я рад, что не обманул ваших ожиданий,- сказал Сетро.
   - Надеюсь, мастер Сетро, вы простите мне, мое внезапное появление,- сказала она,- в Эспефе у меня почти нет знакомых, пришлось пренебречь этикетом. Между нами, здесь ужасно скучно. Благородной даме, даже нечем занять вечер, вот и приходиться напрашиваться в гости.
   У нее был низкий грудной голос, довольно приятный. В нем была глубина, и бархатистая нежность интонаций.
   - Мы знакомы?- спросил Сетро.
   - Заочно,- ответила она,- я немного знаю о вас, вы немного знаете обо мне.
   Сетро отпил из своего кубка и сказал:
   - Ваше имя, не входит, в то немногое, что я о вас знаю. В тени, что скрывала ее лицо, родилась улыбка.
   - Друзья зовут меня Алая Леди,- сказала женщина,- мое пристрастие к этому цвету, бросается в глаза.
   - Это имя мне ни о чем не говорит,- сказал Сетро,- впрочем, как хотите, оно не хуже любого другого.
   - В этом нет ничего странного,- сказала она,- я уже говорила, что редко бываю в этих местах.- Она встала и подошла к окну,- но у нас с вами есть общие знакомые. Точнее знакомая. Отчасти из-за нее, я здесь.
   Ветер снаружи зашумел в сосновых ветках, ткнулся в оконное стекло и полетел дальше. Сет стиснул в кулаке кубок.
   - Скале,- сказал он, и голос его дрогнул.
   Женщина у окна обернулась к нему.
   - Скале?- она покачала головой,- нет, боюсь, что нет. Я говорю о моей дочери, о Велианоре.
   - Велка? Ваша дочь?- Он не смог скрыть удивления, даже не стал пытаться,- ее мать была простой крестьянкой, в одном глухом тупике. Она умерла от морового поветрия. Во всяком случае, так говорит ее брат.
   Женщина вернулась к столу. Она двигалась настолько плавно, что это казалось неестественным. Она словно перетекала по комнате.
   - Мальчишка меня не интересует,- Она оперлась о стол руками и склонилась над свечей,- отдай мне девочку. Она моя.
   Тень отступила, и Сет увидел тонкие губы на бледном лице, прямой нос и глаза с красными зрачками. Он бросил быстрый взгляд на свой меч, что мирно висел на стенке, упрятанный в ножны. Женщина улыбнулась, дав понять, что этот взгляд замечен и понят.
   - Вы были бы прекрасны, не будь вы вампиром,- сказал Сетро.
   - Перестань, огнерукий,- она улыбнулась шире, на миг, показав ему острые клыки,- ты начал хорошо,- давай же не будем опускаться до пошлой поножовщины. К тому же, твой меч тебе не поможет. Я из числа высших.
   Сетро согласно кивнул.
   - Знай, я об этом раньше, не предложил бы тебе серебряный кубок,- сказал он.
   Алая Леди протянула руку к бутылке и отпила прямо из горлышка.
   - Керра-Герез,- сказала она,- не меньше семнадцати лет. Большая редкость. Спасибо.
   Сет пожал плечами.
   - Не стоит. На Эспефе раритеты не редкость, скорее банальность. Но зачем же так. У меня найдется и золотая посуда.
   - Не вставай, не надо,- она двинулась вокруг стола, чтобы встать между Сетро и его мечем.
   - Перейдем к угрозам?- спросил он, и вино в стоящих на столе кубках, вспыхнуло оранжевым огнем.- Я могу даже воду заставить гореть, не то, что вампира.
   - Может быть,- сказала она,- а может, и нет. Верни мне девочку и между нами не будет вражды. А может быть, кто знает, у нас с тобой найдется и что-то общее. Всякое случается, в мирах великой тропы. Заглядывать в будущее, и трудно, и бессмысленно, может когда-нибудь, признательность Алой Леди пойдет тебе не пользу.
   - И правда,- ответил Сетро,- бывает всякое. Бывает, что высший обратит, для забавы понравившуюся ему девчонку, и не просто обратит, а сделает приемышем, приобщит, так сказать к высшему братству, к таинствам, что там у них еще? У этих высших.
   Сетро поднял кубок и отхлебнул горящего вина. Кубок конечно не меч, но хоть какое-то серебро.
   - А еще бывает,- продолжил он,- что, обратив девчонку, высший, позабавившись, бросает ее одну. Беспомощную, не понимающую ничего, не осознающую перемены, произошедшей в ее жизни. Одну, на ужас родственникам, на презрение, на ненависть, на крестьянские вилы и цепы, на костры иерархов.
   Какой ни будь более благодушный и милосердный высший, наверное, сам нанизал бы девочку на кол, но не тот о ком мы говорим. Наш высший кинул ей серебряную монетку, за забаву, и ушел, своей вампирячей дорогой, даже не рассказав, как ей теперь себя вести, к чему стремиться, и чего опасаться.
   Ты права, Алая Леди, странные вещи порой случаются на великой тропе.
   - Ты хочешь выдавить у меня слезу, своими святочными побасенками?- сказала она,- напрасные старания. Видишь ли, я живу очень долго. Гораздо дольше, чем ты можешь даже мечтать. И за свою долгую, долгую жизнь, я наслушалась столько подобных историй, что они совершенно перестали меня трогать. Даже та, о больном мальчике, умирающем от холода в канун праздника зимнего солнцестояния, даже та, где говорится о немом крестьянине, что собственноручно утопил свою собачку - единственное существо, которое он любил, и которое любило его. Да, да, даже история о девочке, брошенной на произвол судьбы бесчувственным красноглазым монстром, представь себе, меня ничуть не задевает. Я слышала их великое множество. Если хочешь, могу рассказать тебе несколько из них. Например, о воине, который любил одну девушку. Он дал ей все, что имел и что мог дать, а она бросила его, ради сытой жизни с каким-то богатеем в провонявшем мазутом техномире. Хочешь услышать эту историю? Но нет, пожалуй, это тебе будет не интересно. Послушай лучше о том, как некая леди, спасаясь от врагов, встретила крестьянскую девочку. Враги наступали ей на пятки, и леди не надеялась вырваться из западни. Алые рыцари, что сопровождали ее, жертвовали собой, чтобы задержать погоню, и гибли один за другим. Леди была в отчаянии, с ней остался только небольшой эскорт, и девочка, нанятая проводником. Иерархи не отставали, и гибель была неизбежна. Ты уже догадался, что эта леди была вампиром? А надо тебе сказать, что вампиры не могут размножаться, как вы однодневки. Наши женщины не рожают. Единственный способ продолжить род, это обращение.
   Сетро кивнул.
   - Знаешь? Что ж, прекрасно. Так вот эта леди не надеялась спастись, и решилась на отчаянный шаг. Она обратила девочку, что бы остался в мире след после нее. Потомок. Приемник. Ищейки иерархов не учуют новообращенную, и она сможет спастись. А леди будет не так тоскливо умирать. Вот так, эта леди бросила на произвол судьбы свое дитя. Не правда ли, очень душещипательная история. Можно рассказывать бездельникам на ярмарке. Дармовая выпивка гарантирована.
   Сетро промолчал.
   - Достань, пожалуй, свою золотую посудину,- сказала она,- у меня в горле пересохло, от этих рассказов.
   Сетро принес золоченый бокал и наполнил его вином из бутылки. У него была возможность дотянуться до меча, но он не стал.
   - Твое здоровье, Сет огнерукий,- она подняла бокал и выпила,- тебе понравилась моя сказка?
   - Понравилась.- Сказал он,- но сказки можно рассказывать долго. Про собачек, про воинов, про вампиров. Сказки не смогут изменить действительность - только приукрасить ее. Леди потеряла своего приемыша, и тут ничего нельзя поделать.
   - Так категорично?- сказала она.
   - Твое здоровье, Алая Леди,- поднял бокал Сетро.
   - Ты думаешь, я удовлетворюсь этим твоим упрямым "нет" и лицемерным тостом? Мне стоило больших трудов, разыскать ее. Я десяток раз рисковала жизнью. Мне мало простого "нет". Мне нужна Велианора. Она моя, и этого тоже не изменить никакими сказками. Она вампир, и принадлежит мне. Мне и моему народу. У тебя же, есть только два пути. Ты можешь отдать ее мне, и рассчитывать на мою вечную признательность и помощь. Это лучший вариант, для нас обоих. Или тебе придется убить ее, а это будет не просто. Как ты, наверное, понимаешь, в этом случае, я не останусь в стороне, а справиться со мной будет не легко, даже всей вашей банде бродяг и гробокопателей что околачиваются в этом городишке.
   - Ты опять права,- сказал Сетро и вновь наполнил кубки,- она вампир и этого не изменить, трансформация не обратима, я выяснял у специалистов.
   - Ну, надо же!- усмехнулась Леди.
   - Да. Но знаешь, она никогда не мечтала быть вампиром. У нее не спрашивали, когда отнимали ее прежнюю жизнь, когда ставили крест на ее детских мечтах и желаниях. Она была человеком. И пусть вы зовете нас однодневками, но свое краткое существование, она не собиралась менять, на вашу кровавую вечность.
   - Никто и никогда не спрашивает у ребенка, хочет ли он рождаться. Его просто рожают,- сказала она,- просто потому, что спрашивать некого. Вампирки Велианоры еще не было на свете, чтобы я могла спросить ее, хочет ли она жить. А спрашивать у однодневки? Глупо. Что может знать мотылек, о вечности? Высшая Велианора появилась на свет, остальное уже не имеет значения. Теперь она нуждается в должном воспитании и обучении. При всем моем уважении, ты с этими задачами, не справишься. Ты даже понятия не имеешь, ты даже представить себе не можешь, что, значит, быть вампиром.
   -Глупо спрашивать у однодневки,- сказал он,- но ты сидишь здесь, в моем доме, Леди, пьешь со мной вино, и разговариваешь. Не глупо ли? Но ты права, я не знаю, что, значит, быть вампиром, да и не хочу знать. Но я немного знаю, как быть человеком, и надеюсь, что у меня получится научить этому девочку. Пусть теперь она и вампир.
   Я знаю, это глупо. Что может знать мотылек о вечности? Но я не хочу верить, что для нее все потеряно. Она была человеком, до того как стала вампиром, а я постараюсь, чтобы она стала им вновь. Пусть даже она при этом останется вампиром.
   -Ты удивил меня, огнерукий,- сказала Алая Леди. Она поставила кубок на стол, и подошла к окну, встав к Сетро спиной.- Удивил и позабавил. А ведь я казалось, всякое видала на своем очень долгом веку. Впрочем, не буду повторяться. Значит, ты хочешь научить ее быть человеком. Научить высшую, быть мотыльком. Браво, ты сам не замечаешь, как беспомощно это звучит?
   Что ж, попытайся. Научи ее. Я даже дам тебе несколько советов, если ты не против. Сначала научи ее убивать. Убивать своих, люди особенно в этом сильны. Потом научи ее зависти, ненависти ко всему, что люди не понимают, ко всему, что от них отличается. Когда она это освоит, покажи ей, как надо предавать друзей и близких, как использовать тех, кто любит. Как вожделеть, как бояться себя и других, как продавать истину за деньги, и заключать сделки с совестью. Научи ее "быть как все", а под конец, научи ждать старость, и встречать беспомощную смерть. Ты считаешь, она будет тебе благодарна, за эту науку?
   -Ты погружаешься в болото софистики,- сказал Сетро.- Так ли необходимо изрекать гневные истины, и клеймить позором человеческий род? Я и сам человек. О наших недостатках сказано уже столько, что даже ты, с таким богатым жизненным опытом, не сможешь поразить меня чем-то новым. Впрочем, о наших достоинствах сказано не меньше. Давай же бросим эти упражнения в риторике. Кстати, мне не нужно учить ее убивать. Благодаря тебе, она уже отлично это умеет. Не как человек, как вампир.
   -Человек,- сказала Алая Леди, глядя во двор, заросший бузиной и полынью, и на пустую улицу за забором.- Ты ведь все понимаешь, но сам себе боишься признаться. Я здесь, разговариваю с тобой, пью твое вино, как раз потому, что ты не человек, огнерукий. Ты изменен криптом, тебе подвластна одна из стихий, ты не стареешь, смерть придет к тебе внезапно. Ты был человеком, но легко отказался от человеческого, шагнув на тропу. Ты ведь не колебался, мастер Сетро, когда первый раз повернул ваш крипт. Ты с легкостью отказался от человеческого. А ведь это страшно. Я сама прошла через крипт, и я боюсь тех изменений, что произойдут со мной теперь. Не потому ли ты был столь смел, что нет ничего хорошего в принадлежности к жрущему и совокупляющемуся стаду людей? Почему же для моей дочери, ты так настойчиво ищешь человеческой судьбы? Той судьбы, от которой отказался сам.
   -Опять софистика. Я был человеком, им и остался. А ты зря боишься изменений. Не раз и не десять надо пройти криптом, чтобы они проявились. Вернись к себе на родину, забудь о тропе, и не опасайся изменений. Я и сам не представляю, как крипт может изменить вампира.
   -Что ж,- сказала она, и Сетро увидел ее усмешку, отраженную в пыльном оконном стекле,- называй себя человеком, это не изменит истины. Однажды она постучит в твою дверь. Будь готов к этому, потому что она войдет как хозяйка. Кстати, не вежливо называть нас вампирами. Такие как я зовутся высшими. Есть еще алые рыцари, и прочие, дети ночи.
   -К чему ты ведешь?- спросил Сетро.
   -К тому, что как бы не были благородны твои помыслы, ты не в состоянии вернуть Велианоре человеческую судьбу. Ты сам распрощался с ней. Даже если ты вылезешь из кожи вон, она уже не вернется в свою чахлую деревню, не научиться прясть шерсть и доить коз. Ей не выйти замуж за темного крестьянина, и не нарожать десяток детей, половина из которых погибнет в младенчестве, у нее на руках. Ей уже не постареть за тяжелой работой, между печкой, колодцем и коровником. В ее судьбу уже вмешались. Вмешались я, и ты. Я изменила ее природу, а ты провел ее через крипт, и изменил еще больше. А теперь с глупым упрямством пытаешься запихать вылупившегося птенца, обратно в скорлупу.
   -Разговор грозит затянуться,- сказал Сетро.- хочешь еще вина?
   -Ну почему же ты так упрям,- сказала она.- Ты взял на себя ответственность за нее? Это я могу понять. Но почему ты стремишься вылепить из нее свое подобие? Ты не производишь впечатления человека страдающего узостью мышления. Старик счетовод, подзатыльниками заставляет сына щелкать костяшками счет, не обращая внимания на то, что мальчишка, как молодой бог играет на флейте. Дело в этом? Ты доволен своей судьбой, и думаешь, что она будет счастлива, повторить ее? Ты ошибаешься. Ни у тебя, ни у старика счетовода, нет ни единого шанса. Или за несколько дней ты так прикипел к ней душой, что не мыслишь с ней расстаться?
   -Я к ней не прикипел,- сказал Сетро.- Я разрешу твое недоумение. И долю старика счетовода, и старость между курятником и огородом, даже участь птенца, прячущегося от большого мира в расколотой скорлупе, я считаю завидней, участи одержимого жаждой крови безумца, терзающего шеи жертв в темных переулках, над сточными канавами. Жить между страхом попасть к иерархам и вечной жаждой - это ты называешь высшей судьбой?
   Она рассмеялась. Покинула свое место у окна, невесомым танцевальным движением оказалась рядом с Сетро, остановилась, прислонившись облитым алой тканью бедром к краю стола. Сверху вниз, улыбаясь, посмотрела на него.
   -Как же мало ты знаешь о ночном народе. Несмотря на то, что ты справлялся у специалистов. Ты, правда, думаешь, что жизнь наша так убога? Что она длится как нескончаемый кошмар, между двумя глотками крови? Ха ха... будь это так, нас скоро не осталось бы на свете. Я сама взошла бы на костер от тоски. Ты заблуждаешься так глубоко, что я потрачу большую часть ночи, пытаясь развенчать этот миф.
   -Боюсь тебе понадобиться гораздо больше времени,- сказал Сетро.- Может статься тебе вообще это будет не по силам. Можно захлебнуться неискренним смехом, можно восторгаться моим невежеством, и всю ночь рассказывать мне сказки о прекрасной, насыщенной жизни ночного народа, но это не изменит сути. Жизнь вампира, это жизнь паразита. Ночной народ присосался к людям, которых ты так презираешь, как клещ к собаке. Без человека вы не можете ни жить, не продолжать род. Кто вы? Если не паразиты. Я не прав? Тогда мое невежество еще глубже, чем ты можешь представить.
   -Ты переходишь к оскорблениям, мастер огня? Все слова уже сказаны, и нам осталось только в поединке отстаивать свою правоту? Чем же человек отличается от присосавшегося к собаке клеща? Может спросить об этом корову, которую ведут на бойню? Этот спор бессмыслен, как спор блохи и солитера.
   Я предложу тебе справедливое решение, которое устроит нас обоих. Давай спросим ее саму. Пусть Велианора решает, что больше ей по душе. Присоединиться к своему народу, и занять подобающее ей место среди высших, или топтать без смысла тропы захолустных миров, и выгребать каменья из древних курганов.
   -Ты так мало знаешь о ходоках, что у меня уйдет большая часть ночи, чтобы развенчать твои заблуждения. Но речь не об этом. Мы не станем ни о чем ее спрашивать, хотя для меня, это верный шанс. Она не пойдет с тобой, потому что в твоих планах нет места для ее брата. Ты ведь не возьмешь его с собой, занять подобающее место среди твоего народа. Не ошибусь, сказав, что это место куска ветчины на пиршественном столе. А Велка привязана к нему, гораздо сильнее, чем ко мне, или к тебе.
   -Я могу легко решить этот вопрос,- сказала она.- Высшим ему не стать, тут есть свои правила, но с моей помощью, дети ночи примут его к себе. Моего влияния хватит, чтобы он через несколько лет стал алым рыцарем. А после, все зависит только от него.
   -Ты обратишь его, только если я буду мертв,- сказал Сетро.
   -Как же много в тебе осталось от человека.
   -Я не отдам тебе Бишона, и у Велки мы ничего не будем спрашивать. Она слишком мала, чтобы самой принимать такие решения. Тебе, с твоим изворотливым умом, легко будет ее обмануть.
   -Да проснись же ты,- рассердилась она.- Велка высшая, это свершившийся факт. Какое отношение к ней имеет возраст? Все решают прожитые годы да? Тогда твое мнение так же мало значит, как и ее, а единственный кто может здесь что-то решать, это я. Потому что старше тебя и всех твоих родственников вместе взятых.
   -Не принято говорить с женщиной, о ее возрасте,- сказал Сетро.
   -Ах, как ты галантен,- сказала она.- Пусть моя внешность тебя не обманывает. Я не женщина. Я древнее существо, и любой облик для меня одинаково чужд. Хорошо, я сделаю еще попытку. Только одну попытку договориться с тобой.
   -Все напрасно,- сказал Сетро.- Не трать зря времени. У меня его гораздо меньше, чем у тебя. Ведь мне не светит вечность, А не сделано еще так много. Я не отдам тебе Велку.
   -Не надо делать категоричных утверждений столь поспешно. Что-то подсказывает мне, что ты можешь передумать. Я хочу предложить тебе сделку.
   Она замолчала, ожидая его реакции, но он не отвечал, словно актер, забывший роль. Он считал, что все уже сказано. Оказалось, что он ошибся.
   -Знаешь, я могла бы познакомиться с тобой немного раньше,- сказала она, отчаявшись дождаться его ответа.- Мы с тобой разминулись совсем не на много. Когда ты сражался в Гулене с иерархами, я смотрела с холма на деревню Сохрынь. Я пришла туда за Велианорой, и не нашла ее. Мне удалось узнать лишь, что мельник отправил детей в Гулен, на заработки. Так это называется у однодневок. Я поспешила в этот городок, и на торжище услышала историю, как некий пришлый колдун больно щелкнул по носу высокую иерархию, увел из-под носа отцов девочку вампира, перебил половину городской стражи, сжег колдовским огнем пол города, зарубил десяток иерархов, и средь белого дня, прямым путем сбежал в бездну к подземным владыкам. Тогда я впервые услышала о тебе. Кстати, по этим рассказам ты, среди прочего, обесчестил десятка два местных девиц, которые разрешились от бремени к вечеру, трехголовыми котами, псами, и телятами, и навел порчу на аптекаря. Ты не терял там времени даром.
   -Ты ждешь, что я стану опровергать эти слухи?- спросил Сетро.
   -Я посетила двор известной тебе корчмы, где ты жег иерархов, и напала на след. Я не слишком опытна в методах ментальной проекции, и не сразу поняла, что след раздваивается. Я думала, что иду за тобой, но оказалось, что я преследую незнакомую, и ненужную мне девушку. Понимаешь, к чему я виду?
   Сетро встал, опрокинув табуретку. Кубок стек с его руки на пол серебряным расплавом, зашипело на серебре Кара-Герез, семнадцатилетней выдержки, резко запахло винным паром. Правая рука, сжавшись в кулак, окуталась оранжевым пламенем.
   -Если ты причинила ей вред,- он старался говорить спокойно, но голос его дрожал,- то очень глупо хвастаться этим передо мной. Ты рискуешь стать дымом сегодня.
   Она отпрыгнула от него в дальний угол, словно алый всполох мелькнул в полутемной комнате.
   -Успокойся,- сказала она, закрываясь рукой,- никто из ночного народа не коснулся твоей подруги, ни рукой, ни песней. И я надеюсь, не коснется. Погаси огонь, если хочешь услышать конец моей истории.
   -Говори,- сказал он, и пламя погасло,- но будь краткой, начало мне не понравилось.
   Она улыбнулась, так, словно одержала над ним маленькую победу. От этой улыбки ему очень захотелось дать огню волю. Но он сдержался.
   -Как же ты горяч,- сказала она.- Где были такие мужчины, когда я была молода, и не думала о вечности.
   -Говори,- повторил Сетро.
   -Осталось немного, потерпи,- сказала она.- Когда я убедилась, что моей дочери со Скале нет, я разделила свой отряд. В том странном мире, где теперь находится Скале, я оставила двух рыцарей. На всякий случай. Пусть присмотрят. Я не была уверена, что мы с тобой снова не разминемся. Четверо детей ночи, по моему приказу, отправились назад, в Сохрынь. Пройти весь путь снова, в спешке я могла пропустить что-то важное. А я, направилась в самое знаменитое логово ходоков - на Эспеф. Люди здесь общительны, просты и приветливы. Многие рады были мне помочь, узнав, что я разыскиваю свою подругу. По приметам я узнала, что зовут ее Скале, что на пути она недавно, что живет она у своего друга, довольно знаменитого огненного мага Сетро. Я осталась ждать известий, и вот, дождалась. Признаюсь, я не ожидала, что с тобой будет так трудно договориться. Сначала, в моих планах, для Скале не было места, но теперь, может быть, сама того не ведая, она поможет нам найти общий язык.
   -Какое же место ты отвела ей в своих планах теперь?- спросил Сетро.- Я, наверное, не ошибусь, предположив, что это роль наживки. Теперь я должен выбрать, отдать тебе девочку, или никогда больше не увидеть Скале. Не ошиблась ли ты? Я очень плохо отношусь к шантажу, и к шантажистам. Я тебя разочарую. Скале плохой объект для торга. Она опытный ходок, вырваться из рук твоих кровососов, для нее вопрос времени. Думаю, на этом вечность для них закончится.
   -Ты выражаешься как иерарх,- сказала она.- Мои кровососы, здесь совершенно ни при чем. Они только наблюдают за ней издали, и ничего не станут предпринимать, без моего приказа. Ни во вред ей, ни на пользу. Их наблюдения и станут предметом торга. Ты хочешь узнать, где она, что с ней произошло? Верни мне девочку, и ты узнаешь все. Вплоть до имен тех людей, которые недавно не пропустили тебя в открытый тобой мир. Ты же не станешь утверждать, что они были ночным народом. Между нами все еще нет вражды. А то, что я могу тебе поведать, намного облегчит поиски. Тебе не придется обживаться в том месте, обзаводится связями, опрашивать местных, нанимать шпионов... Ты просто придешь туда, куда я укажу, и скажешь, здравствуй Скале.
   Сетро протянул руку к бутылке, и сделал глоток, длинный, как бессонная ночь.
   -Мне кажется, что ты продаешь мне прошлогодний снег,- сказал он.- Уверен, когда я появлюсь там, меня будут ждать. Те из встречающих, кто останется после обмена приветствиями, захотят ответить на мои вопросы. Вопросов у меня много, и я умею спрашивать. Эти люди будут рады на них ответить. После этого, я буду знать не меньше тебя.
   -Уверен ли ты, что справишься?- спросила она.- В прошлый раз их гостеприимство оказалось слишком горячим, даже для тебя.
   -На этот раз, я уверен. Даже если твои рыцари вмешаются, это не станет для меня неожиданностью.
   -Они могут вмешаться,- сказала Алая Леди.- Тебе еще не доводилось видеть, что такое алый рыцарь в бою? Лбы иерархов покрываются потом, когда они видят фигуру в алом плаще. Помощь моих рыцарей может быть включена в наше соглашение. Таких бойцов, ты не встретишь нигде. С ними любая неожиданность не станет для тебя сюрпризом. Обдумай мое предложение. Оно последнее.
   -Всю помощь, какая может понадобиться, я найду здесь, на Эспефе. Я вырос в этом городе, и бойцов тут хватает. Я думаю, между нами все сказано, Алая Леди. Пришло время распрощаться, если ты не собираешься прибегнуть к другим аргументам.
   -У меня нет больше аргументов, способных тебя убедить,- сказала она помолчав.- Мне осталось только прибегнуть к силе. Но я не стану этого делать.
   -Вот как?- удивился он,- мне казалось, ты пришла сюда с твердым намерением, добиться своего. Любым способом.
   -Так и есть,- она пожала плечами,- но война это последний из них, и думаю, мне не придется ее начинать. Люди так недолговечны. Твое тело может истлеть в земле раньше, чем будут исчерпаны все другие возможности. Время, огнерукий, решает любые споры. Решит и наш. Только у меня есть время ждать, а ты его лишен. Я не стану драться с тобой. Это было бы не умно. Велкина природа проявит себя, девочка скоро окажется перед выбором, жить среди однодневок, или вернуться к своему народу. Я знаю, каким будет ее решение. Узнаешь и ты. Думаю это случиться скоро, раньше, чем ты станешь добычей могильных червей, и разочарование, которое тебя ждет, будет мне достойной наградой за терпение.
   -Ты так многословна,- сказал Сетро.
   -Прощай, мастер Сетро,- сказала она.- Не провожай меня, я найду дорогу. Помни, между нами нет войны, но нет и мира.
   Она прошла мимо него, оставляя за собой легкий запах духов, у двери обернулась, и улыбнулась на прощание. М издевкой ли, как предостережение, или неосознанно, под тонкой верхней губой, мелькнули кончики клыков. Хлопнула дверь. Сетро медленно выдохнул. По жилам бежала не кровь, а расплавленный свинец. Сейчас в ней растворялись десятки огненных шаров, приготовленных для битвы с высшим вампиром, таяли не рожденные огненные стены, распадались вихри пламени.
  
  
   -И ты говоришь, что она ушла?
   -Да. Уговаривала меня, сулила помощь, намекала, что знает, где Скале, пугала местью, а потом взяла и ушла.
   -Интересно,- Профессор задумался.
   -Знаешь, что самое интересное?- спросил Сетро.
   Рассвет уже содрал с неба серое полотнище сумерек, окрасил крыши розовым золотом, и наполнил воздух щебетом пробудившихся пичуг. Нежный свет втекал в окно библиотеки. Слышно было, как внизу, в мастерской возятся големы, разжигая в горне огонь. Ночью они не работали. Не потому, что нуждались в отдыхе, а чтобы не мешать людям.
   -Что?
   -Она не сказала этого прямо, но по обмолвкам я понял: она не местная, Клена. Не с Эспефа.
   -Вот как,- сказал Профессор,- действительно интересно.
   Он сидел на столе. Груда книг, с которой он работал перед сном, башней
   высилась справа. Он небрежно опирался на нее локтем. Босые ноги торчали из-под вишневого халата. Сетро разбудил его среди ночи.
   -Как всегда,- сказал Профессор,- есть несколько вариа-а-антов,- он зевнул.- Либо старшие воспримут это как повод для экспансии, либо занятые своими делами проигнорируют это эпохальное событие, либо, наконец, секрет крипта, который вовсе не секрет, останется достоянием одной твоей знакомой, и она постарается сама вытянуть из этого максимальную пользу. Для себя. Третий вариант наиболее предпочтителен для нас.
   -Почему не второй?
   Сетро сидел рядом с Профессором, глядел в пол, покачивал ногой. Рядом кучей свалены собранные в дорогу вещи. Меч, заплечный мешок, в особом войлочном свертке - драгоценность: чешуйчатый доспех из прозрачных пластинок броневого льда.
   -Потому, что о том, что проигнорируют сейчас, они могут вспомнить потом, когда у них появится свободное время, или чуть больше ума.
   -Может быть распустить слухи, чтобы наши были готовы,- предложил Сетро.
   -Кто этим будет заниматься?- пожал плечами Профессор.- У всех дела, планы, лень, наконец. Бесполезно. Подвигнуть наше странное сообщество к осмысленным и, подчеркну, целенаправленным действиям, можно, только если гром уже грянет.
   -Так мы оглянуться не успеем, как по ночам к нам станут захаживать гости, и кусать за выи,- сказал Сетро.
   -Я, пожалуй, сделаю пяток амулетов, чтобы определяли вампиров издали.
   -Бывают такие?
   -Все бывает.
   Картина представлялась неутешительной. Сначала поодиночке, потом все больше, все чаще, любители крови станут появляться на Тропе, в тех местах, где об этой напасти и слыхом не слыхали, где не знают, как с ними бороться. Они неизбежно появятся и среди ходоков, на Эспефе, в других местах, давно ставших для ходоков привычными. Почти домом. Смогут они? Высшие точно смогут. Доказательство тому только что сидело у Сетро в комнате, и пило вино. И кто может сказать, какие еще способности даст крипт, этим и без того могучим существам?
   Появятся места, где вампиров станет больше чем людей. Может быть, они построят свои ночные города, крепости, замки. Обложат данью, в прямом смысле слова кровавой, окрестные земли, умножатся числом, создадут свои армии измененных чудовищ, завоюют новые страны и народы, и новы миры. Почему этого до сих пор не произошло? Значит можно с ними бороться, и кое-где успешно борются. Сетро знал, по крайней мере, одно такое место. В пору по нахоженной дорожке идти в Гулен, пасть на колени перед отцами иерархами: "помогите, защитите".
   Стукнуло на дворе ведро, заскрипел колодезный ворот. Первый Блин таскал для кухни воду. Дом просыпался, а с ним и город. Мимо ворот прогромыхала телега, големы в мастерской принялись со звоном плющить, и оглаживать тяжелыми молотами красное от жара железо.
   -Убить ее, пока никому не разболтала...
   -А если уже разболтала?- сказал Профессор.- А сама она откуда узнала?
   -Со всех сторон, дрянь положение,- сказал Сетро.
   -Пойдем, перекусим,- предложил Профессор.- Кухарка еще не скоро придет, но у меня там были ванильные бисквиты... То есть сухарики. Или по глоточку, для аппетита?
   -Нет, Клена, я ухожу сейчас. Там, наверное, моя гвардия уже заждалась.
   -Нашел кого-то?
   -Сразу же. Двоих. Лекарь и Стрелок. То, что надо, для моего дела.
   -В добрый час,- сказал Профессор.- Я бы тебе големов дал, но очень уж они заметные. Сколько не гримируй, видно, что не люди. И что не говори, тупы как пробки, хоть и не к лицу мне хаять свое творение. А знаешь, мне сейчас мысль в голову брякнула,- он замолчал, и прищурился на потолок.
   -Какая,- поторопил Сетро.
   Профессор еще помолчал, обсасывая начерно свою идею, потом встрепенулся.
   -Я подумал, если сделать и оснастить голема с жесткой задачей. Охотника на вампиров, а? Ведь можно так сделать. Например, засадить ему тех же амулетов на опознание, приоритеты определить, другие функции урезать, которые не охотничьи. Гм, гм... Тут над алгоритмом надо репу поморщить. И оружие. Надо что-то небольшое, а лучше встроенное в корпус. Гм, когти что ли.
   -Они же неповоротливые у тебя,- сказал Сетро,- а вампир, вон, даже Велка, вдесятеро быстрее человека.
   -Медлительные, это рабочие модели,- махнул рукой Профессор,- у меня есть бойцы, они побыстрее. Это не загвоздка. Тут как везде; теряешь в мощности, выигрываешь в скорости.
   -Все равно,- сказал Сетро,- для охраны они еще сгодятся, а пустить их на охоту, в другие места - никакого толку. Их люди перебьют. Просто от страха.
   -Все же, я это обмозгую на досуге. Чутье мне говорит, что-то получится. Сделаю опытный образец, погоняю его, посмотрю со всех сторон... А пусть даже для охраны. Если дела с вампирами пойдут хреново, на охотников будет неплохой спрос.
   -Коммерсант,- сказал Сетро.- Тебе в купцы бы пойти.
   -Я ленивый,- сказал Профессор.- Нет, это мысль хорошая. Вот только Велка. Не заломал бы девочку мой опытный образец.
   -Кто еще кого заломает,- сказал Сетро.- Я ее с собой возьму.
   -Туда?
   -Туда. Не нужно ей здесь оставаться, пока эта Красная Леди по Эспефу кружит.
   -Давай. Наверное, это ты правильно придумал. И парня возьмешь?
   -Пусть он у тебя побудет,- сказал Сет.- Он паренек старательный, и похоже сам на себя наложил нечто вроде вассальной присяги. Полезет на рожон - боюсь, не уберегу я его.
   -А мне что же взаперти его держать? Вдруг твоя красноглазая подружка надумает взять его в заложники?
   -В доме не возьмет.
   -Так он и будет сидеть в доме.
   -Нагрузи его работой. Он теперь в ходоки рвется, вот и посади его за учебу. Он старательный и упертый. Я поговорю с ним, чтоб сидел над грамматикой, а не по улицам шлялся.
   -Ну, пусть. Но ты все же здорово меня нагружаешь. Одного котенка будет мало. Двух возьмешь.
   -Возьму. Отправь, кого нибудь разбудить Велку. Пора идти.
   Но сразу уйти им не удалось.
   На беззвучный сигнал серебряного свистка, явился дежурный голем и, выслушав приказ, зашлепал глиняными ногами в другой конец дома, в комнаты отведенную для гостей. Раньше тут стоял бильярд, на случай, если хозяину приедет в голову блажь стучать палкой по костяным шарам. Там и сейчас еще оставался стол с зеленым сукном, перевернутый на бок. Прислоненный к стене он беспомощно простирал толстые лакированные ножки. На освобожденное место встали две кровати. Брат и сестра проводили здесь ночь, днем слоняясь по дому и двору, приставая к големам с разговорами, которые те не умели поддерживать, всюду суя любопытные носы, и подбирались уже к запертым кладовым Профессора, что не могло кончиться ничем хорошим.
   Еще в бывшей бильярдной нашлось место для гардероба - Можэ заказал в лавке одежду для маленького семейства - и двух истуканов охранников, с ловчей сетью и прочными ременными путами. Профессор подрядил их стеречь Велку с заката до первого солнечного луча, еще, когда только начинал работать над сдерживающим амулетом, да так и забыл отменить приказ. Или только сделал вид, что забыл.
   Они так и проводили здесь все ночи - неподвижные идолы, безучастные ко всему, кроме одного: если вдруг, их подопечная встанет с постели и попробует покинуть комнату - они оживут.
   Солнце уже взошло, и они не препятствовали дежурному кадавру разбудить девочку и отвести к хозяину.
   Что тут началось. И горящие восторгом глаза, и радостный визг, и заверения в том, что Сетро никогда-никогда не пожалеет, что передумал и взял таки ее с собой, и клятвы слушаться беспрекословно во всем и всегда, и хмурый взгляд Бишона, который, конечно же, притащился полусонный вслед за сестрой. Не так просто, оказалось, прервать восторги этого юного существа неясной природы, и настроить ее на деловой лад.
   Потом Сетро и Профессор дружно убеждали ее начать с завтрака, благо для этого не нужно было ждать прихода кухарки - на завтрак Велка пила теплое молоко. А она рвалась собирать вещи.
   После завтрака она погрузилась в бездну темного отчаяния. Оказалось, что у нее нет совершенно необходимых для такого путешествия вещей. Ни гребешка для волос, ни плетеного пояска, ни сапожек, ни деревянных бус. Все это она сквозь слезы поведала, сидя у разворошенного гардероба, когда отпущенное на сборы время успело дважды закончиться.
   Сетро сцепил зубы, чтоб не выругаться - сам впрягся, никто не заставлял - а Профессор кликнул големов, и отправил их в набег по дому, с приказом перерыть все сундука, но доставит все, что более менее подходило под описание.
   Дом алхимика, цитадель науки, поднапрягся, захлопал дверями, заскрипел половицами под тяжелыми телами спешащих големов, дохнул пылью с чердаков, и исторг к Велкиным ногам груду обуви и галантереи.
   Велка с едва успевшими просохнуть глазами принялась в ней копаться. Долго, упиваясь, со вкусом.
   Подходящих по размеру сапожек для нее тут не нашлось. Она покладисто согласилась на теплые и прочные, но неказистые ботинки. Откуда они, пыльные, взялись не смог сказать и сам Профессор. Он часто закупал старую одежду для големов, должно быть с одной оптовой партией попала к нему и эта пара.
   Гребней набралось шесть штук. Два золотых, три серебряных узорчатых, и один из черепашьего панциря, с дивной инкрустацией слоновой костью. Его Велка и выбрала, без колебаний отвергнув жгучее серебро. Взять золотой, не позволила скромность.
   За поясок сошла бронзовая змейка, из гибких сочленений, с кровавым глазом бусинкой, поразившая Велку филигранной работой. Некому было ей объяснить, что это дешевая бижутерия из одного техномира, где подобные безделушки штампуют тысячами.
   Вместо бус, Профессор повесил ей на шею ожерелье, из сверкающих стеклянных палочек.
   Истинное счастье вновь развернуло над девочкой крылья, и тут же свернуло. Потому, что пришла пора прощаться с братом. Глаза, только что лучащиеся неподдельной радостью, опять исторгли дорожки слез. Бишка хмурился, обнимая сестру за плечи.
   -Ну, ты гляди там,- шмырг носом,- не балуй. Ну чаво там. Господина Сетро слушай,- опять шмыргнул сурово нахмурясь.
   Торопясь наверстать упущенное время, Сетро ускорял шаг, и Велка чуть не бежала за ним вприпрыжку по улицам Эспефа. Волонтеры, Болич и Юко ждали их у истока.
   Эспеф тем еще выгодно отличался от иных мест, что полюс и исток тут находились рядом. Кто в незапамятные времена проложил путь? Как вышло, что полюс и исток лежат в двух верстах друг от друга, на похожих как близнецы пустырях? Игра случая. Выложенный кирпичом круг полюса на восточной окраине, выложенный серым камнем исток - на северо-западе. Идти туда от дома Профессора совсем не долго. Нужно пройти по каштановой улице, свернуть туда, где улица Стад опоясывает квартал комедиантов, снова пройти мимо дома, где живут вместе Ноэль и Белочка-графиня Корнелия, и пересечь длинную и пыльную площадь. За площадью ручей, через него переброшен легкий деревянный мосток. За ручьем пустырь, густо зарос по краям полынью. Тут и есть исток. Место для ленивых.
   Ни в Эспефе, ни в Тавгена нет мест, где причуды потока мешали бы повернуть крипт. Любой, кто умеет, может прыгнуть на тропу хоть из собственной постели. Исток облегчает путь, но он и без того не труден. Если тебе нет нужды тащить с собой тяжелый груз, или вести с собой команду неумех, которые не научились еще сами методу ментальной проекции, то к чему тебе исток? Полюсом пользуются чаще.
   -Господин Сетро, а куда мы идем?- Велка уже успела избавиться от страха, прилипшего к ее сердцу со времен короткой схватки в хибарке посреди леса.- Мы идем к тому смешному господину, у которого разбились все бутылочки? Вон его дом.
   Сетро нагрузился поклажей. Левое плечо ему режет лямкой мешок с едой, в нем же драгоценный сверток с ледяной броней. Над правым плечом черная рукоять меча. В руке легкий Велкин тючок со сменой одежды и неказистой тряпичной куклой. Куклу она сунула туда тайком, надеясь, что никто не заметит. Сетро заметил.
   -Нет не к нему,- ответил Сетро.- Нам дальше. Смотри, такая рань, а он уже работает.
   -Господин, а как ты догадался?
   -Дым из трубы.
   -Ну да. Ой, он оранжевый! А почему?
   -Он алхимик,- терпеливо пояснил Сетро.- Это такая наука, понимаешь?
   -Неа! А у нас недавно тоже дым шел, только зеленый,- за несколько дней она успела обжиться у Профессора, и невольно стала считать временное пристанище домом.
   -Клена тоже алхимик,- сказал Сетро.
   -А я думала колдун,- сказала она с легким разочарованием.
   -Ну, в общем, это похоже. И те, и другие занимаются странными вещами.
   -Делают людей из глины, да?
   -И это тоже.
   За мостом, на зеленом берегу ручья сидели его наймиты. Юко развалился на траве, закинув руки за голову, кусал былинку. Болич, склонившись, очищал яйцо. Скорлупки бросал в воду. Очистил, откусил, увидел Сетро, и замахал рукой.
   -Мы здесь мастер!
   -Вижу, что здесь,- буркнул Сетро под нос.
   Мостик проскрипел под их ногами, пропружинил досками.
   -Приветствую Мастер,- Болич поднялся ему на встречу, дожевывая яйцо.
   Юко тоже встал, отряхиваясь. Сетро пожал протянутые руки.
   -Готовы, и трезвые. Только тут закавыка, мастер, выходит.
   -Держи,- Сетро снял с шеи карабин.- Патроны купил?
   -Ага. Только закавыка тут.
   Болич принял из его рук карабин, и как-то по-особому, нежно, оттянул затвор. Покачал в руке, прикинул к плечу, погладил блестящий ствол. Хорошая машинка.
   -Штучная работа,- сказал он,- мастерская.
   -И в чем вопрос?- спросил Сетро.
   -Эти вон, говорят,- Юко мотнул головой в сторону пустыря,- что теперь, значица, если идешь истоком, надо сбор платить.
   Над полынным морем маячили в отдалении две головы, лицами друг к другу. Похоже, их владельцы играли в карты.
   -Съел? Храпа. А трефу не хочешь? Сбрык. Отвалил,- доносилось с той стороны.
   -Какой еще сбор?- не понял Сетро.
   -Пол марки с носа, по льву за тюк груза,- с охотой пояснил Болич.- Мы платить пока не стали, решили тебя дождаться. А то, ну его к носу, этот исток. И так пройдем как э-э-э,- он смерил Велку взглядом,- как нож в масло.
   -Что за дичь?- удивился Сетро.- Ну-ка, я хочу посмотреть.
   -Вон они,- тут же подсказал Юко, тыча пальцем в головы над полынью.
   -Авл, ты заряди пока, и если что...
   -Ага, работа начинается,- кивнул Болич, и принялся упихивать в магазин нарядные желтые патроны.
   -А я?- спросила Велка.
   -А ты стой здесь, и ни на шаг не отходи с этого места.
   Сетро бросил в траву мешки, и направился к угодившим в плен азарта головам.
   У них там была утоптанная площадка, и поваленные стебли сорняков пружинили и хрустели под ногами. Игроки повернули к Сетро головы. Еще один, он в игре не участвовал, дремал в густой траве, и когда Сетро приблизился, приподнялся на локте, сонно моргая.
   На свете встречаются разные виды мошенников. Одни умны и ловки, способны объегорить, кого угодно и не попасться. Другие идут проторенными тропами, годами используют одну и ту же хитрость, придумать свое новое мошенничество, да такое, чтобы все ахнули и восхищенно покачали головами, они решительно не способны. Таких не любят больше всего. Есть такие, что неспособны к этому делу от природы, но все равно, не бросают выбранную стезю. Их неспособность обжулить ближнего, вызывает жалость и невольную симпатию даже у их жертв.
   Сетро подумал, что к этому вечно бедствующему виду, и относятся эти трое недоумков. Из каких дремучих лесов они вылезли? Это же надо придумать, брать с ходоков плату за исток! Нарвутся на кого нибудь в плохом настроении, и хорошо, если успеют унести ноги.
   Сетро двигало любопытство, и немного благодушие. Болезненное, невесть откуда взявшееся желание сделать доброе дело, предупредить убогих, рассказать, как опасно шутить с ходоками. Среди них ведь встречаются мрачные, и очень мстительные личности.
   Это желание прошло, как только он рассмотрел их вблизи. Среди них не было случайных людей, забредших в город из далека, они не были подданными Тавгена, у которых предприимчивость вытеснила природную осторожность. Все трое были ходоками. Рядом с игроками лежали лук и топор, на длинной рукояти, третий, тот, что спал, имел на поясе нож. Одного Сетро даже знал в лицо.
   Это рыжее, в веснушках широкощекое лицо, мудрено было не узнать. Фолт Мровин IV был знаменит на Эспефе. Он редко покидал город, был в связи с этим небогат, никогда не считался хорошим бойцом, и в других областях не добился успеха. Он владел редким даром - наложением рук, или просто заинтересованным взглядом, открывал любые замки. Не такой уж бесполезный дар, если вдуматься, но карьера великого взломщика его не привлекала. Он был человеком тихим, даже робким, и крипт сыграл с ним дурную шутку, подарив способность, недвусмысленно толкающую к связанной с риском профессии.
   Дважды его приглашали в экспедиции, когда Джель Мирои ходил раскапывать древние некрополисы на Бетвине. Там Фолт сумел себя проявить, и считал уже, что дела его пошли на лад, но новых предложений не поступало. Сам он искать приложения для своего таланта не мог, или боялся. Долгое время он перебивался случайными заказами. Бывало, его звали отпереть сундук, от которого хозяин потерял ключ, или дверь в старом доме, перешедшем по наследству к новому владельцу. Бывали и криминальные предложения, но от таких он, вздыхая, отказывался. Ему было боязно.
   Основной статьей его доходов стало отпирание на спор разнообразных сложных устройств, и статья эта была куда как невелика. Все свое время Фолт проводил в кабаках и трактирах, где всем, кто не успевал от него сбежать, жаловался на трагическое несоответствие дара складу характера. Этим и стал знаменит.
   Двое других были Сетро незнакомы. Один, с грязно-серым лицом, худощавый и небритый, повернув к нему голову, спросил:
   -Ну?
   Второй, со щегольской аккуратной бородкой и перечеркивающей лоб прядью волос, что делала его лицо одновременно злым и аристократичным, тасовал колоду, не глядя на Сетро.
   На "ну" Сетро не ответил. Воспитанные люди сперва здороваются, а вопросы задают вежливо. Он молчал стоя над игроками, чуть заметно покачиваясь с пятки на носок, и смотрел, не отрываясь в глаза грязно-серому.
   -На исток хочешь?- грязно-серый быстро проиграл турнир в гляделки, и отвернулся к напарнику,- Сдавай. Пол марки с человека за проход. Вы я гляжу без груза, значит, вам дешевле станет. Правила такие: девять платят, десятый за так идет. Но вас только четверо, значит мимо. Еще можно бирку купить. С биркой три декады можно ходить, потом новую покупаешь. Сорок марок за бирку. Если много шляться, дешевле выходит. Понял так? Ну плати, или проваливай.
   Нет, они не были простыми незадачливыми жуликами, вздумавшими брать золотом ни за что. За воздух.
   -И кто это придумал?- спросил Сетро.
   -Тебе какое дело?- отрезал грязно-серый.
   -Не нарывайся,- добродушно посоветовал Сетро.
   Тот бросил на него короткий взгляд, снизу вверх, и подобрал сданные карты.
   -Мне просто интересно,- сказал Сетро.- Я сейчас отойду за мосток, поверну крипт, и уйду. Мне что исток, что полюс, все едино. Тут любой, кроме самого зеленого новичка, без истока справиться. И много вы насобираете? На пиво хоть хватает?
   Грязно-серый заметно смягчился, решил, как видно, принять добрый совет, и не нарываться. Снизошел до ответа.
   -Твое дело. Как хочешь, так и иди. Пока еще можно. Давай, скоро барон эту вольницу прекратит. Потому что анархия недопустима. Должен быть порядок, ясно?
   -Барон? Уж не Кейфель ли?- спросил Сетро, и в душе у него зашевелились нехорошие предчувствия.
   -А что?- сказал грязно-серый,- может быть тебе Кейфель не по душе?- и прищурился на Сетро блеклым глазом, даже сплюнул в траву.
   Он чувствовал за собой силу, даже сам в свое время с этой силой столкнулся, и решил для себя, что ей стоит служить. Это не была сила чьих то рук, или отточенного интеллекта, и не сила мощного дара, или тайного знания. Он чувствовал за своей спиной силу совсем другого рода. Силу организации. Именно она делает тысячу пигмеев сильнее одного титана. Она почти непреодолима. Она, как змей из сказок может отращивать отрубленные головы, а потерю рук, или пальцев даже не замечает. Это чудовище действительно непобедимое, и в отличие от сказочного змея реальное. Оно часто вылупляется на свет из яйца добрых намерений и необходимости, но, взрослея, покрываясь матерой броней честолюбивых устремлений, само пожирает такие яйца. И нет для него пищи желанней.
   Чудовище толкало сейчас грязно-серого между лопаток узловатым пальцем, заставляя говорить гордо и высокомерно.
   -Нет, не по душе,- сказал Сетро.
   Фолт внимательно прислушивался к разговору, и видимо ему не нравилось, к чему этот разговор ведет. Он покинул свое ложе в умятой траве, подобрался к грязно-серому, и зашептал ему на ухо. Третий, чей облик напоминал благородного флибустьера, хранил молчание, лишь чуть заметно кривил губы в усмешке.
   Серый выслушал Фолта, склонив в его сторону голову, еще раз искоса глянул на Сетро, и зашел с бубновой девятки.
   -Ну так и иди себе, куда собирался,- сказал он.
   -Мы пойдем истоком,- сказал Сетро.
   Грязно-серый не ответил. Флибустьер сбросил на девятку пятерку, но серый медлил со следующим ходом. Сосредоточено изучал карты. Сетро услышал, как за спиной масляно щелкнул затвор карабина. Болич готов к неприятностям. Стоит сейчас в отдалении, держа оружие, и если в движениях сборщиков пошлины промелькнет угроза, карабин взлетит к плечу, и юркая пуля, хоть она и дура, найдет себе цель. Ей не нужно для этого ума.
   -Ну и иди себе,- сказал грязно-серый.- Тут говорят, ты могуч, не знаю, не мое дело проверять. Я тут плату собираю. Но ты учти, барон узнает все.
   -И прекрасно,- сказал Сетро.- И еще передай ему, что я, Сетро, огненный маг оскорблен им. Если он отважится выйти на поединок со мной, я его убью. Если он струсит, я все равно доберусь до него, но тогда у него не будет шанса умереть благородно.
   -Передать я передам,- сказал грязно-серый.- А не страшно тебе так говорить?- заскорузлый палец чудовища снова подтолкнул его в спину.
   -Тебя как зовут?- спросил Сетро.
   -Отом.
   -Мне не страшно, Отом.
   Сетро показал ему ладонь, сложенную ковшиком, и слегка качнул ее. Ладонь тут же наполнилась огнем, словно жидким расплавом. Миг, и пламя как вода стекло с руки в траву. По нижним, засохшим веточкам полыни побежали рыжие язычки.
   -Ой, ой,- сказал, скривившись Отом, на всякий случай отодвигая ногу подальше, от места, куда падал жидкий огонь.- Напугал. Я же сказал, иди куда хочешь. Мне плевать. Нарушители не моя забота. Я плату собираю. А барону все передам, не сомневайся.
   -Хорошо, что мы поняли друг друга,- сказал Сетро, и стряхнул последние капли огня с ладони.
   -Поняли, поняли. До встречи,- сказал Отом, затаптывая слишком близко подбирающиеся к нему огоньки.
   Сетро повернулся и направился к своим. Он не опасался, что его ударят в спину. Болич стоял неподалеку, и зорко следил за всем происходящим.
  
  
   С верхов, с окутанного туманом и грозовыми тучами олимпа власти, громом докатилось грозное распоряжение: принять меры, активизировать работу, углубить и обеспечить. Подобные циркуляры, камнепадом сыплются с Олимпа чуть не каждую неделю. Этот оказался весомее прочих, благодаря показанному по местному телевидению сюжету, кроме того, он предлагал принять все меры для скорейшего раскрытия преступления, и наказать виновных. Начальнику областного УВД, строго поставили на вид, а дело взяла на контроль областная прокуратура. Ей не привыкать, у нее на контроле болталась целая связка подобных инцидентов.
   В ответ, на Олимп стаей ласточек взлетела пухлая пачка отчетов, о том, что меры приняты, работа активизирована, все, что можно углублено и обеспечено. Это означало, что начальник зеленоморского УВД матерно выругался, патруль, обходивший прежде парк и стихийный рынок у автовокзала, получил команду заворачивать и на пляж, а в вечернее и ночное время на набережной появлялся и стоял подолгу милицейский уазик, в котором старшина и трое сержантов слушали радио и поедали хот-доги, слизывая с пальцев потеки кетчупа. Между собой они ругали бандитов, которым приспичило устраивать "разборки" в самом центре курортного городка, будто не существует рядом уютной лесополосы, традиционно, еще с начала гремящих девяностых, используемой для этих целей.
   Прошла неделя, городок забыл о происшествии, только среди мальчишек еще обменивались на жвачки латунные гильзы (автоматная за два баблгама, пистолетная за пять), и пятно жирной копоти на асфальте, ждало, когда его смоет весенними дождями.
   Сегодня уазик появился после шести. Давно стемнело. Машина приткнулась у круглой каменной чаши неработающего по зимнему времени фонтана, и застыла там. Иной раз Никита Москалев, заглядывая за угол, видел за темными стеклами вспыхивающие огоньки сигарет. Он завидовал ментам.
   Им было там тепло, в машине. Они могли не экономить казенное горючее, гонять печку, слушать приглушенную попсу по радио, может быть, даже развлекались, разливая по пластиковым стаканчикам литровку. Никита же стоял на серьезном декабрьском ветру, пряча щеки в воротник куртки. Температура, днем державшаяся около нуля, к вечеру уверенно падала, мороз пощипывал в носу, десять с минусом, не меньше. Ветер свирепствовал, таскал по небу рваную вату серых туч, меж которыми поплавком металась обгрызенная луна. Задувало и сверху, и снизу. Все, что Никита мог сделать, это спрятаться за толстой колонной, одной из тех, на которых словно избушка Бабы Яги возвышался над набережной ресторан ''Девятый Вал''. Иногда он совершал подвиг, вытаскивал из кармана левую руку, и смотрел на часы. Ветер тут же вцеплялся в оголенное запястье, грыз ледяными зубами.
   До черного четверга, дежурство на набережной было чем-то вроде "папиной" блажи. Ходили туда неохотно, правдами и не правдами стараясь обмазаться. В мистического гостя с мечем, что должен возникнуть на берегу, никто не верил, кое-кто позволял себе высказываться о психическом здоровье ''папы''. Но "папа" был строг и непреклонен, манкировать нелепым дежурством было себе дороже, конечно большую часть времени пацаны проводили в кафешках, нежели бесцельно глядя на берег.
   В один день все изменилось. Гость объявился. Он оказался похож на свое описание как фотокарточка, вроде бы видели у него и меч. В результате погиб Филин, еще двое сильно обгорели, когда взорвался микроавтобус. Гость ушел.
   Такого щелчка по носу Виктор Борисович не получал давно. Кто-то даже сказал Никите, что в тех кругах, где вращаются подобные ''папе'' птицы, некто молодой да ранний, осмелился выразить Борисычу сочувствие. Никита был далек от той кухни, но и он понимал, что такой намек может стать сигналом для своры - ату! И если борзых поддержат легавые, то Борисыч может не устоять.
   Большинство тех, кто кормился под сенью "папиного" крыла, о такой глубокой политике не думали, им просто хотелось посчитаться, окончательно зарамсить вопрос, что бы никто, никогда не вспоминал, как один единственный лох, обидел десятерых ''папиных'' бойцов.
   Борисыч обещал, что случай представится, что гость непременно повторит визит, и теперь в его словах никто не сомневался ни на грамм. Число бойцов на набережной увеличили вдвое. Хотели больше, но из-за ментов, не решились. Три десятка молодых и крепких парней, день и ночь трущихся на набережной, обязательно наведут ментовское начальство на правильные мысли. А в данном вопросе ментам и Борисычу не прийти к общему знаменателю. УВД не против, если люди будут решать свои проблемы доступными им средствами, но только не в центре города. Сегодня стрельба на набережной, завтра уличные бои?
   Именно для того, чтобы не смущать служивых, Никита мерз на ветру. Один как перст, и без оружия, с мобильником в кармане. Четверо ждут звонка в круглосуточной игорной забегаловке. Остальные, те, что сидят в машинах - вокруг парка, и на стоянке пансионата, и те, что отдыхают в съемной хате, в шести минутах езды, все они подоспеют следом, чтобы дожать, и подвести черту.
   Никита снова поглядел на часы. Время стало тягучим, вязким, как смола, и стрелки увязли в нем. Только пятнадцать минут прошло, с прошлого раза. Он снова вперил глаза в темноту, нарезанную уличными фонарями на ломти. Пусто. Волны налетают из темноты, грызут мерзлый песок. Откуковать еще час десять, и в тепло, на квартиру, пиво пить. Да какое к свиньям пиво, горячего чаю, побольше, и послаще. Водку нельзя. За водку Колян кастрирует без наркоза. Борисыч до сих пор уверен, что лажа вышла из-за того, что бойцы либо от рождения не умеют стрелять, либо нарезались так, что мушка двоилась. Команду Мухомора теперь усиленно гноили в тире, к дежурству больше не допуская, и хотя результаты они показывали вполне приличные, прощение им пока не светило. Видимо только, когда Гость, раскинув руки, свалится на песок, "папа" отойдет сердцем.
   Сам Никита попал в засаду как раз за меткость. Мастера по пулевой он получил еще в те годы, когда на шестой части суши простирался единый могучий. Успел даже ненадолго стать знаменитостью, на международной спартакиаде, в Белграде. Надеялся уже на олимпийскую сборную, но не вышло. Потом и вовсе пришлось бросить спорт. А привычка к безбедной жизни осталась... Так и попал Никита Москалев в бандиты.
   Он до сих пор относился к оружию, в первую очередь, как к спортивному снаряду, а уж потом, как средству убийства, и вот, поди ж ты, сейчас без волыны чувствовал неуверенность в себе. Что ни говори, а если настолько не повезет, что на его вахту выпадет визит Гостя, он первым должен будет его встретить. В прошлый раз был первым Филин. Хоронили его в закрытом гробу.
   Но может быть вариант и похуже. Это если Гость появится, а Москалев его проморгает. В такую погоду это не трудно. Никита был уверен - такого зевка ''папа'' не простит. Тогда лучше сразу с пляжа на вокзал, без чемодана в Забайкалье. Осесть лесником в Нижнеангарске.
   Никита закурил, уже третью за час, и снова окинул берег взыскательным взором.
  
  
   Поднялась великая степь. Вскипела, забурлила, наполнилась криками людей, задрожала от топота табунов. В тяжкую минуту, колена забыли былую вражду. Гибель грозила всем, и только вместе можно отвратить ее. Так велело слово шаманов и вождей. Первым породил слово Камыюр, которого все давно звали за глаза старым засранцем, а в лицо мудрым. И остальные шаманы, подтвердили его, чего прежде ни разу не случалось. Следом подтвердили слово вожди, и вот небывалое - рядом стоят шатры Фаразов, и гордых Алтадыров, смешались стада Гызухов, и детей Мананаыса, и кровь не пролилась, в скрипе и грохоте прикатило на огромных колесах зимнее городище деревянных людей и подняло стены на виду у храбрых Табарканов, но не летят с них стрелы, и огонь не лижет стены неприступного городища. И всюду тянулись к небу дымы костров, непрерывно спрашивали предков шаманы, и предки благоволили, приходили в стуке бубнов слова уныния и слова надежды.
   Уныние несла тяжелая весть, о том, что лоно Великой Матери осквернено колдунами нечестивцами. Оттого и высохла степь, оскудели от горя сосцы Великой Матери, иссякли соки земли, и гибель стоит на пороге шатров. Даже великое озеро Ун отступило от свои берегов, потеряло половину своей воды, выпитой жадным солнцем, и истомленными ртами людей и скота. Все, что есть живого в степи, стеклось сюда, к его желтым водам, спасаясь от гибели. Шестьдесят шесть родов, пришли, и поставили свои шатры, окружив озеро так, что дикие звери лишь ночами, пугаясь собак, осторожно пробирались меж шатров, чтобы напиться. А люди все приходили. Из дальних кочевий, измученные и полуживые, растеряв скот, забирая кровь у собак и боевых коней, чтобы отдать ее детям, влачились дальние роды к великому озеру Ун, за спасением, за жизнью. И слово шаманов, было верной защитой от врагов, на этом горьком пути.
   Была и надежда, для детей Великой Матери. Колдуны, оскорбившие богиню, не ушли далеко. Если напоить землю их кровью, возрадуется Великая Мать, и отвратит гибель от своих детей.
   Средь шатров шепотом говорили, что одного из нечестивцев, встретили в степи храбрые Вангаызы, и гнались за ним три дня и три ночи, да упустили, ротозеи. А то уже кончилась бы напасть, и вздохнули бы с облегчением люди и звери. Из-за этого, на Вангаызов поглядывали косо, но не пустить их к воде не могли. Слово шаманов для всех.
   Теперь в белом шатре решали вожди и шаманы, где искать проклятых колдунов, как пролить их кровь. И предки шептали шаманам из дымных столбов, под грохот бубнов, идут колдуны, вчетвером, дерзко и богохульно попирают землю. Идут с восхода на закат, и если не перехватить их, долго не утешится Великая Мать.
   Лучшие воины всех степных родов, и даже от деревянных людей трое, на быстрых скакунах помчались в степь. Щедро одарило их озеро Ун водой на три дневных перехода, и каждый дал клятву, или убить обидчиков Великой матери, или остаться в траве, желтеть высохшими костями.
  
   -О, бляха, еще трое,- сказал Болич.
   Над ковылями, мячиками покачивались головы степняков, в лохматых шапках. Довольно далеко, но глаз стрелка сумел разглядеть.
   -Ага, увидели. Один развернулся, удирает,- Болич разглядывал врагов из-под ладони.
   За последние три часа, их уже дважды с самоубийственной яростью атаковали небольшие группы всадников, по три - пять человек. Сначала Сетро отогнал настырных туземцев огнем, но сухая степь вспыхнула так охотно и весело, что загасить огонь удалось не сразу. Во второй раз Сет решил довериться Авлу Боличу, и тот споро и решительно, в три выстрела решил проблему.
   -Сними того, что удирает,- велел Сетро.
   Болич поднял к плечу карабин, ветер далеко разнес грохот выстрела по степи. Одна лохматая шапка пропала с глаз. Следом исчезли и две другие.
   -Эти осторожные какие-то,- прокомментировал Болич.- Не кричат, не кидаются, в траву попрятались.
   -Плохо,- подал голос пессимист Юко,- сейчас позовут остальных, и накинуться с трех сторон. Могут и стрелами закидать.
   Юко шагал замыкающим. Первым Болич, за ним Сетро. Между Сетро и Юко, неугомонная Велка рыскала из стороны в сторону в поисках цветов. Безрезультатно, трава была сухая и ломкая.
   -Стрел можешь не бояться,- сказал Сетро.
   -Драл я на стрелы, и на все остальное,- сказал Юко, и Велка оглянулась на него с интересом.
   -Кто будет ругаться матом, получит кадилом по хлебалу,- бросил через плечо Болич.- Мастер, в двух словах, куда идем? Потом боюсь, времени не будет рассказывать. Я ж... э-э-э, сердцем чую, скоро нас обложат, как бы нам не потеряться.
   Сетро подумал, и кивнул. Болич был прав. С каждой пройденной по Лож милей, Сетро все больше уважал стрелка, хотя поначалу, там на Эспефе, видел в нем не слишком полезный довесок к талантливому врачевателю Юко. Ходячий боек, ничего более, к тому же он предвидел с обоими проблемы из-за пьянства.
   Пока что Болич не совершил еще ничего потрясающего, разве что на сбор явился трезвым, и мастерски снял троих всадников, доказав что не зря носит звание стрелка. Но все же что-то изменилось. Вот! Едва встав на путь, Болич больше не походил на пропойцу, чьи мысли не превышают объем стакана. На тропе он был на месте. На своем.
   Юко наоборот, разочаровывал. Начать с того, что Сет несколько раз ловил взглядом маленькую склянку, суетливо скрываемую у лекаря на груди. Кроме того, он, не переставая, ныл, и жаловался на несправедливость судьбы, тяжело и со смыслом вздыхал, когда ему, как не боевой единице, доверили нести два мешка.
   -Пожалуй,- сказал Сетро и остановился.
   Юко тут же со стоном сбросил на землю свои мешки.
   -И пообедать бы, мастер,- сказал он.- С утра уже идем, и конца не видать.
   -Глядите,- сказал Сетро, и замер, остекленев глазами.
   Болич шагнул к нему и тоже превратился в статую. Юко сел на землю, и глаза вообще закрыл. Все кроме Велки погрузились в ментальные проекции. Сетро показывал, как повернуть крипт, чтобы попасть в нужное место, Болич и Юко старательно запоминали. Было тихо и скучно, только ветер носился над ковылями.
   Велка потопталась на месте, она тоже попыталась замереть со значительным лицом, но ничего ровным счетом не уловила. Это было глупо, так таращиться перед собой. Ее посетила мысль, отправиться вперед одной, посмотреть как там и что, нет ли чего интересного. Она так и сделала, и даже отошла на два десятка шагов, когда перед ней прямо в воздухе, пыхнула оранжевая вспышка.
   -Я иду!- сказала она.
   С начала пути, Сетро таким способом давал ей понять, что удаляться более чем необходимо для поиска подходящих кустиков, он ей не позволит.
   -Я уже иду,- сказала она,- я просто хотела посмотреть.
   Ее посетила заманчивая мысль, если снять амулет, можно попытаться унюхать тех двоих, что скрылись в траве. Сейчас конечно день, но кто знает, вдруг да получиться? Ведь говорил колдун, по имени Профессор, что со временем она сможет быть ночью как днем. Говорил, она своими ушами слышала.
   -Велка!- строго позвал Сетро, и мысль ушла, испугавшись.
   Она вернулась к остальным, Юко уже взваливал на себя мешки.
   -Идти не далеко осталось,- сказал Сетро,- мили три, четыре. В прошлый раз я до заката топал, и за мной гнались эти неумытые личности. Под конец догнали, пришлось отбиваться. Я не хотел затягивать знакомство, но и бродить по незнакомому месту, аукать, кричать "Скале, Скале", спрашивать у аборигенов, не видели ли вы девушку со шпагой, тоже не сподручно. В общем, кого-то из них я зацепил. Должно быть, теперь друзья или родственники пострадавших, мечтают получить с меня компенсацию.
   -Угу,- сказал Болич,- а там, на бережке тебя поджидали.
   -Да, и это сильно портит мне настроение,- сказал Сет.- Клянусь, я ничем не насолил этим технарям. Стрелять в меня было свинством.
   -Думается, в этот раз они не захотят принести тебе извинения,- сказал Болич.
   -Чего мы не взяли вьючного?- сказал Юко.
   -Лошадь там будет бросаться в глаза,- ответил Сетро.
   -Оставили бы ее здесь,- Юко не унимался.
   -Никто тебе не запрещал,- не выдержал Сетро,- надо было взять.
   Юко нахмурился. Последние слова прозвучали резко, и на некоторое время повисло молчание.
   -Юко, а почему тебя зовут Юко?- пристала к страдальцу Велка.- Это что-то значит, или просто имя?
   -А ну, не вертись под ногами, пигалица,- вспылил он.
   -И нигде я не верчусь,- обиделась Велка, и убежала вперед, скорчив лекарю рожу.
   -Пить хочешь, коза,- подмигнул ей Болич.
   -Хочу, и я не коза,- девочка обрадовалась возможности поболтать, и зашагала рядом.
   Болич протянул ей обшитую кожей флягу.
   -Фу, теплая,- сказала Велка.- Спасибо.
   -Конечно теплая,- согласился Болич,- мех то медный. Вот был у меня раньше мех,- он прицокнул языком,- из Селегежского хрусталя. Нальешь туда холодную воду, она ни в какую жару не нагреется, а нальешь горячую, не остынет даже в мороз. И не портится, хоть полгода пройдет. Жаль я его... Потерял, одним словом.
   Не веришь? И зря. Спроси у мастера, он не даст соврать. Есть такое место, Селегеж, там, в горах, и еще на дне самых глубоких озер, находят кристаллы хрусталя. Из озерного и делают такие мехи. А из горного получаются звонкие колокольчики, заслушаешься. И даже, я слыхал, трубы для органов из него режут.
   И еще живет там зверь по имени вережилка. Из его рога получаются самые острые и крепкие ножи. Жаль что рожки у него коротенькие, и ничего больше ножа не сделать. Был у меня такой ножик, да я его... словом потерял. А поймать этого зверя трудно, очень уж пуглив, и питается только сопливыми девчонками.
   -Все ты врешь!- рассмеялась Велка.
   -Я вру!? Спроси кого хочешь, вон, хоть Юко спроси. Он пьяница конечно, но соврать не даст.
   -А что значит Юко? Никогда не слышала такого имени.
   -И откуда ты такая будешь, любопытная?
   -Я из Сохрыни. Там у нас у всех нормальные имена. Брата моего Бишкой зовут.
   -Из Сохрыни,- Болич покачал головой,- не слыхал. А что до имен, так каких только на свете нет. До старости доживешь, а все равно, глядишь и услышишь новое имя. Я вот одного человека знал, знаешь, как его звали? Моугперитаксис, вот как. Что ты про такое имечко скажешь?
   -Я его и выговорить не смогу,- призналась Велка.
   -Еще бы,- усмехнулся Болич.- Я сам с трудом научился. А юко... юко это такие болотные коровы.
   -Опять врешь?- прищурилась девочка.
   -Чтоб я сдох. Живут они в месте, которое называется Апычек. Живут в болоте, на вид страшные, но едят только тину, и пахнут как... хм, словом плохо они пахнут.
   -А почему Юко зовут как корову?
   -Была там, пигалица, такая история, что Юко на этом Апычеке потерялся. Долго его искали, не помню уж, три дня, или неделю, но когда нашли, воняло от него... Как от юко.
   -А это ты его нашел, да?
   -Хм, не. Но я там неподалеку был.
   -А я тоже однажды заблудилась, в лесу. Меня мама только на утро нашла. Я тогда еще маленькая была, и темноты боялась.
   -Теперь значит, не боишься?- спросил Болич.
   -Неа. А твое ружье это колдовство?
   -Какое тут к собакам колдовство. Шестнадцати зарядный карабин, под бутылочный патрон, с укороченным стволом. Понимаешь, о чем я толкую?
   Велка промолчала. Она впервые встретилась с огнестрельным оружием. Болич вздохнул.
   -Словом, это как лук, или самострел. Только сложней. Хорошая машинка, очень хорошая, но и только. Никаких чар на ней нет. Может и хорошо, что нет. Порох плохо с магией ладит. Очень хороший мастер нужен, чтобы ружье зачаровать. Все сильно горючее, или что взорваться может, плохо сочетается с магией. Тот же порох, то не горит, то еле тлеет. Нет, я бы не стал с зачарованным оружием связываться.
   -Но ведь ты же колдун,- сказала Велка.- Господин Сетро говорил, что на Эспефе все колдуны. Наверное, так и есть,- она задумалась, опустив голову,- только знаешь, они какие-то странные колдуны. Вот господин Можэ, колдун. Он из глины людей делает... конечно колдун. И амулет для меня сделал... А вот другие? Прям, не знаю даже, они к господину Можэ приходили. Всякие там, и бургомистр, и другие, токо на колдунов они вовсе не похожи.
   -А ты кем Профессору приходишься?- спросил Болич.
   -Да так, знакомая,- скромно сказала Велка.
   -Надо ж, какие у тебя знакомые,- сказал Болич.- Профессора на Эспефе все знают, да и не только на Эспефе. Он личность известная. Но ты тут пальцем в небо попала, он не колдун, а алхимик, и ученый наверное, не зря же Профессором прозвали.
   -Что это алхимик?- спросила Велка.
   -Алхимия, коза, это такая штука, это вот Юко лучше объяснит, он тоже маленько алхимик. Тот, кто её знает, может много полезных вещей сделать. Големов, например, но я не слыхал, чтобы кроме Профессора это кому нибудь удавалось, амулеты всякие, эликсиры... ну много чего. А все же это не колдовство, а наука.
   -Алхимия,- вмешался в разговор Сетро,- это тонкая грань, между наукой и искусством. В этом деле важны знания, есть много книг, труды ученых прошлого, которые алхимик обязан прочитать, если хочет достичь высот в своем ремесле, но кроме знаний, нужен еще дар. Надо уметь вкладывать душу в формулы. А это уже талант и искусство.
   -Где-то так, мастер,- прокряхтел сзади Юко,- где-то так. Но про талант, это ты загнул малость.
   -Почему?
   -А что за хрен в огороде, твой талант. Я понимаю, это как бы, забить на все, пивко попивать, на солнышке валяться, а потом раз, не напрягаясь, и сотворить голема. Посмотреть что получилось, зевнуть, и дальше за пиво. Вот талант. Если есть талант, то это халява, а не искусство, и не наука.
   -Не слушай его, коза,- сказал Болич,- он всегда бухтит, когда приходится работать.
   -Пошел ты,- сказал Юко.
   Болич показал ему три растопыренных пальца. Ни Сет, ни девочка, не поняли, что значил этот жест. Зато Юко понял. Он покраснел, даже полиловел, затряс головой, раздул ноздри, и зашипел, как клубок кобр.
   -Я тебе пальцы сломаю, ты понял, ты, выродок, я тебе их в зад вобью! Ты чем меня паскудник попрекаешь? Что ты мне припомнить хочешь? Ты что можешь знать, вообще? Скажи еще, что я не прав? Ты долго стрелять учился? Мозоль на пальце натер? Ты первый раз взял в руки револьвер, и сразу в десятку засадил, не целясь. Талант, бляха.
   В вытаращенные глаза Юко страшно было смотреть, и Велка отвела взгляд, постаралась, чтобы между ней, и разбушевавшимся целителем находился Сетро.
   -Завали фонтан, Юко,- неприятно усмехнулся Болич.- Я просто хочу, чтобы ты ничего не забыл.
   -Я тебя убью, когда нибудь, клянусь, убью,- казалось, Юко либо расплачется, либо кинется на вооруженного карабином Болича с ножом.
   -Заткнитесь оба,- сказал Сетро, и поднял руку.
   Все заткнулись. Мгновение стояла тишина. Ни звука, только гудели в воздухе мухи. Болич медленно поднял к плечу карабин, целясь куда-то в заросли сухой травы. Юко просто замер, все еще пунцовый от злости, откуда-то зная, что если он нарушит приказ, вякнет хоть слово, то немедленно вспыхнет римской свечой. Велка поглядывала то на одного, то на другого, ничего не понимая. Сетро покачал в воздухе ладонью, и Болич опустил оружие, вопросительно посмотрел на командира.
   -Живьем,- одними губами сказал Сетро.
   Болич пожал плечами. Вдвоем, они медленно двинулись вперед. Велка стараясь двигаться бесшумно, направилась следом. Предательски зашуршала под ногами сухая трава. Сетро оглянулся, наградил ее ''страшным'' взглядом, но ничего не сказал. Девочка сочла, что ей разрешили. Осторожно, отводя руками высокие стебли, ходоки приближались к чему-то неведомому, расходясь друг от друга в стороны. Что там впереди, Велка понять не могла, сколько не напрягала слух. Нос, такой чуткий по ночам, тоже ничего не улавливал. Ей опять захотелось стянуть с шеи амулет, но она не решилась, справедливо полагая, что ей и так достанется, за то, что увязалась за мужчинами. Потом, она услышала, или ей показалось, что услышала, как там, впереди, зашуршала трава. Или это ветер вернул к ней шорох стеблей тревожимых ее собственными ногами.
   Сетро и Болич, вместе бросились на неясный звук, один молниеносно вырвав из ножен меч, другой, перехватив карабин, для удара прикладом, и почти сразу пропали за стеной пыльных и ломких, даже в смерти остающихся стоять, трав. Велка замерла, растерявшись, глядя туда, на поднявшееся впереди облачко пыли, и взлетевших в воздух сухих соцветий. Мелькнула над полынью, чья то голова, меч тускло взблеснул на солнце сталью, взлетел над степью, и тут же угас яростный гортанный крик. Она опомнилась, бросилась туда, теребя на груди тяжелый диск амулета, готовая сорвать его в любой миг, нащупать своим обретенным чутьем хоть намек, хоть тень, хоть отзвук ночи, погрузиться в него, и выцарапать мельчайшую толику разлитой в ночи силы. Почему-то она ни тени сомнения не допускала, что это ей удастся.
   Но тут они появились перед ней, Сетро и новый стрелок. Безжалостно, завернув назад руки, они тащили с собой третьего. Неизвестного мальчишку, лет пятнадцати. Сетро волок его за вздернутые вверх, связанные поясом запястья, а Болич подстраховывал, ухватив за спутанные грязные волосы на затылке. Карабин он повесил на плечо, а под мышкой нес оружие неудачливого молокососа. Два дротика, не выглядевших опасными, и похожий на мясницкий инструмент тесак.
   Мальчишку сильным тычком бросили в траву, к ногам так и не сдвинувшегося с места Юко. Тот, торопливо семеня, отступил от пленного. Мальчишка тут же рванулся вскочить, и Велка даже испугалась, увидев, как яростно он скалит зубы, и вращает глазами. Болич же только усмехнулся, а Сетро снова сшиб степняка наземь, и упер в шею острое жало меча. Мальчишка остался лежать на спине, но завизжал, так тонко и пронзительно, что заломило в висках.
   -Своих зовет, псеныш,- сказал Болич, когда тот замолк, чтобы перевести дух.
   Истошный визг снова разорвал тишину над степью, и Болич сорвал пук травы, заткнуть крикуну рот, но тот сам замолчал, услышав долетевший из далека такой же визг. Он расслабился и нагло улыбнулся Боличу в лицо.
   -Услышали, суки,- сказал Болич.- теперь навалятся толпой. Мастер, надо делать ноги.
   -Глухой бы услышал,- сказал Сетро.- Уже навалились бы, если б могли.
   -Мастер, прирежьте его, и ходу,- встрял Юко.- Нам далеко еще?
   Неужели прирежет, испугалась Велка.
   -Почти пришли,- сказал Сетро,- и резать я никого не буду.
   Мальчишка залопотал что-то, отважно делая вид, что не боится. Сетро торопливо сотворил логему, следом за ним бормотнули заклинания Болич с Юко. Все склонились над пленником, вслушиваясь в слова. Одна Велка ничего не понимала.
   -Для чего?- спросил Сетро, и мальчишка разразился в ответ непроизносимой тарабарщиной, презрительно гримасничая.
   -Вот срань!- выразил свое отношение Болич.
   -Допустим, нас убили и выжали кровь, чем это поможет детям Великой матери?- спросил Сетро, и получил такой же не понятный ответ.
   -Линяем, мастер,- запричитал Юко,- он сказал шестьдесят родов. Это сколько? Все налетят, не отобьемся.
   Степняк засмеялся, натужно и зло. Видимо так должны встречать смерть сыновья Великой Матери.
   -Забавные у них тут суеверия,- сказал Болич.- Мастер, тут не просто кровная месть. Ты уверен, что в прошлый раз не встречался с этой матерью, может в запале осквернил ей лоно, и не заметил?- Болич заржал.
   -Вот уж чего точно не было,- Сетро потер подбородок.- Вот что, свяжите-ка ему и ноги.
   Болич стянул парню лодыжки, тот не сопротивлялся, лишь ругался сквозь зубы.
   -Ходу, мастер, ходу,- Юко чуть не приплясывал на месте, невзирая на тяжесть двух навьюченных на спину мешков.
   -Я ни словом, ни делом не оскорблял твою богиню,- сказал Сетро мальчишке,- готов в этом поклясться, но если твоя земля не может без моей крови, я готов ей поделиться.
   Он полоснул себя мечем по предплечью, и тонкая красная струйка сбежала в траву. Велка ахнула, Болич поморщился.
   -Залечи, Юко,- сказал Сет готовому сорваться в бег лекарю.
   Тот, ругаясь, схватил его обеими руками за предплечье, сдавил, крепко зажмурился, не переставая причитать, и отпустил. Кровь остановилась.
   -Теперь, ходу,- сказал Сетро.
  
   Чем ближе смена, тем томительнее тянутся минуты. Сто дум успеешь передумать, вспомнить половину жизни - глядь на часы, три минуты прошло. А до конца их еще пятнадцать, и все длиннющие, вдвое против обычных. Тот, кто Никиту менять будет, тоже живой человек, ему из теплого кабака, на ветер и мороз вылезать не очень хочется, так что к сроку Никита смело, добавлял минут пять, десять. Тем приятнее будет ошибиться. Он твердо решил не смотреть больше на часы. Время капризно, как женщина, почувствует внимание, и изведет кокетством. Определенно, время - женщина.
   Чтобы как-то занять себя, Москалев стал вспоминать, как они с женой ездили в круиз по средиземке, но мысли сразу перескочили на развод. Как, ругаясь, и натравливая друг на друга адвокатов, словно цепных овчарок, делили имущество. Развод у них был по-американски, с исками, слушаньями, судами и встречными исками. Вспоминать было неприятно, что-то время от времени напоминало Никите, что вел он себя не по-мужски, но и отдать этой стерве трехкомнатную квартиру за здорово живешь, ему претило. В дрожь бросало, и волна жара пробегала по позвоночнику, стоило представить, как она живет в его квартире, читает свои журналы для дебилок, и трахается в его спальне с напомаженными клубными придурками.
   Потом, мысли перескочили к тем временам, когда он еще в юниорах должен был поехать в ГДР, на чемпионат стран соц-содружества, но не поехал, потому, что некий комсомольский вожак оказался там нужнее.
   От подобных, нерадостных мыслей, ему стало казаться, что жизнь у него фатально не сложилась. Никита зло плюнул на ветер, и буквально заставил себя думать о своем успехе, тогда в Белграде. Темный круг мишени, упругий толчок оружия, сладостный свист нашей сборной, и выпученные, безумные глаза тренера, Аскольда Ивановича. Он даже услышал этот свой победный выстрел, и только секунду спустя сообразил, что звук этот ему не пригрезился. Выстрел действительно прозвучал, здесь на набережной.
   Москалев встрепенулся, бросил на берег быстрый взгляд, и обомлел еще на секунду. Гость появился. Стоял там, где его только что не было в помине, и озирался. Длинноволосый, рослый, в легкомысленной рубашке, треплемой ветром, с нелепым антикварным мечем в руке. Никита сунул в карман руку, стиснул вспотевшей ладонью мобильник, и услышал, как еще трижды сквозь свист ветра, хлопнул выстрел. С каждым хлопком на пляже прибавлялось народу.
   За гостем в рубахе, появился худощавый тип в коричневой куртке, с коротким карабином в руках, за ним низенькая девица, бывают такие, метр с кепкой, причем, как правило, пользуются среди крупных мужиков успехом. Девица тоже одета была не по погоде. Издалека не разобрать, но было на ней что-то такое светленькое, легкомысленное. Последним в этой компании оказался невзрачный тип, одетый, как показалось Никите, в длинное пальто, явно с чужого плеча. Москалев с ходу окрестил его бомжом.
   Мерзнущим пальцем, Никита, утопил клавишу быстрого набора, и прижал трубку к уху.
   -Да,- ответил бас Коляна.
   -Коля, он здесь,- сказал Никита шепотом, хотя на таком ветру, за добрых пятьдесят метров, моржи никак его не могли услышать.
   -Чего? Не слышу.
   -Гость на берегу,- повторил Никита.
   -Вынь хрен изо рта,- ответила трубка,- ни хрена не слышу.
   Никита в мыслях выматерился, говорить в голос очень не хотелось.
   -Он здесь, поднимай парней. Их четверо, Коля.
   -Кого?- донес эфир.
   -Гостей,- сказал Никита, чувствуя себя идиотом.
   -Бляха,- ответила трубка.
   Москалев убрал телефон в карман. Теперь ему оставалось только ждать. Пол, Серый, Макс, и Шеврон, будут прямо сейчас. Им только выскочить из забегаловки, да за угол повернуть. Со стоянки и от парка добираться чуть подольше, минуты три, а основная сила подвалит еще позже - минут через шесть, десять. Одно пугало. Рассчитывали, что гость будет один. А он подтянул братву.
   Никита подумал, что этого надо было ждать, любой поступил бы также. Может у Борисыча и Коляна приготовлено, что нибудь на этот случай.
   Он глянул на берег, и обомлел. Трое из гостей смотрели точно в его сторону. Только девка, вертела головой по сторонам. Заметили, услышали, как он трепался по мобильному, хотя и не могли никак услышать. Вспомнился Филин, тот хоть отстреливаться мог, а Никита, разве что мобильником швырнуть. Он отскочил за колонну, и пригнулся. От пули это спасет, но по рассказам, у того, с мечем, есть хитрая какая-то пушка, толи гранатомет, толи огнемет. Удастся укрыться от нее за колонной? Блин, блин, блин!
   Послышался нарастающий топот. Наши. Никита осторожно высунулся из-за колонны. Худощавый с винтовкой, по прежнему держал оружие в опущенных руках. Все трое по-прежнему стояли и смотрели в сторону Никиты, только девица вертелась, и легонько дергала длинноволосого за рукав. Да она же никакая не девица, дошло до Никиты, просто девчонка. Ребенок.
   В глубине души шевельнулось гадливое чувство к себе. Стрелять в ребенка ему прежде не приходилось, он всерьез считал, что не сможет. Тут же нахлынуло облегчение, пушки то у него нет, значит и в этот раз не придется. Вообще ему тут больше нечего делать, безоружному. Можно повернуться, и пойти к машине, за волыной. Но он остался. Показалось стремным, в то время как пацаны бегут сюда, улепетывать им навстречу.
   Братва была уже здесь. Все четверо, Пол со Стечкиным, остальные с кургузыми "клинами". Перед Сетро они появились вдруг, темными грудными фигурами над парапетом. Раньше увидеть их, мешал все тот же парапет, если бы не топот ног, могла бы случиться неожиданность.
   Он молча задвинул Велку за спину, щиты жара уже окутали всех четверых, хотя Болич настаивал, что ему это не нужно, дескать, его пуля не тронет, но Сетро в это не верилось. Юко задвигать не понадобилось, он сам шагнул приятелю за спину, еще и Велку придержал за руку, чтоб не дергалась. Болич то и дело бросал на мастера косые взгляды, но Сет не торопился спускать его с поводка. Ему хотелось, чтобы первый выстрел прозвучал с той стороны. И он прозвучал.
   Пол первым добежал до парапета, первым увидел цель, и спустил курок, длинной очередью разорвав мир на берегу. Остальные отстали не на много, и выступили квартетом, когда со стороны пансионата уже блеснули фары "Мазды" Торчка. "Ландкрузер" с Бориными парнями и тяжелым оружием, немного запаздывал.
   Пули взрывали песок под ногами, ярко вспыхивали на щитах, росчерками трассеров гасли в темных волнах. Сетро неприятно сощурился, и кивнул Боличу. Тот вскинул карабин к плечу, звонко щелкнул выстрел.
   -Мастер, убери эту срань, я стрелять не могу!- заорал стрелок.
   Пуля Болича сгорела в щите так же как пули врагов.
   Сетро плюнул в сердцах. До чего нелепая вещь, эти ружья. Он поколебался миг, и не стал снимать над Боличем щит, просто понизил верхнюю границу, открыв голову и плечи.
   -Давай!- крикнул он.
   -Даю,- сквозь зубы ответил стрелок.
   Карабин хлопнул четыре раза, и на короткое время на берег снизошла тишина. Для Никиты она была мертвой, зловещей, он даже дышать перестал, с того момента, как последний из ребят, Шеврон, обвис на парапете, пачкая кровью гранит, и лишь, когда, ревя мотором, на набережную вылетела "Мазда" Торчка, сделал длинный прерывистый вдох.
   Для Велки тишина была благословенной. Громкий треск автоматных очередей напугал девочку. Она скорчилась на корточках у Сетро за спиной, закрыв уши ладонями, и открыла рот в беззвучном крике. Она даже пожалеть не могла, что увязалась за Сетро. Из всех мыслей в голове осталось только "Ой, мамочка!"
   "Мазда" Торчка вылетела на набережную, словно колесница грозного бога войны, покончив с кратким мигом тишины. Еще на ходу, с переднего пассажирского места через окно открыли бесполезную, но эффектную стрельбу, в черную ночь как в копеечку. Машина еще не остановилась, а из разом открывшихся дверей уже выскакивали, дергая затворы, головорезы Торчка. Никита Торчка всегда недолюбливал, старался не пересекаться с ним лишний раз, он был отморозок самой высшей пробы, и в команду свою набирал таких же, безбашеных и безжалостных, но сейчас Москалев обрадовался Торчку как родному. Уж эти то не должны сплоховать. Они самой природой, жизнью самой предназначены убивать, с каждой потерей становясь лишь зверее, чтобы потом еще помочиться на труп жертвы. А подальше, метров за пятьдесят, где шел с набережной пологий спуск на пляж, уже подворачивал черный "Ландкрузер". Там есть и подствольники, и мухи, и эргэдэшки. С таким арсеналом и на войну можно.
   Сетро "Мазды" не увидел, ее закрывал все тот же парапет. Зато отлично были видны два пятна света от фар. По ним он и ударил, почти наугад. К тому моменту в салоне оставался один Торчок. Он уже распахнул дверцу, но задержался, пошарив в бардачке, нашел там, среди сигаретных пачек, ребристое яйцо ручной гранаты, сдернул кольцо, пригнулся, выбираясь из машины, и вдруг почувствовал сильный жар.
   Сетро с прошлого раза помнил, какое удачное сочетание дает туземная техника с огнем. Температура паров бензина в баке "Мазды" внезапно подскочила. Там еще плескалось литров тридцать девяносто пятого. Машина взбрыкнула задом, как норовистая лошадь, и окуталась клубом дымного пламени. Торчок даже крикнуть не успел. Головой его приложило о руль, сзади навалилась невыносимая тяжесть, что-то хрустнуло, и сознание милосердно погасло. Граната выкатилась из ослабевшей руки, и через положенные три с половиной секунды рванула.
   Москалев, ругнувшись, присел, один из осколков срикошетил от колонны, прямо над его головой. Бойцов Торчка, еще не успевших добежать до парапета повалило наземь, огнем опалило бритые затылки. Один из них так и остался лежать, уткнувшись головой в ботинок мертвого Пола. Трое зашевелились, заворочались, тряся головами.
   "Лэндровер", тем временем остановился, оттуда хлопая дверцами, горохом посыпались бойцы. Может быть, у них был бы шанс, подкрадись блестящая черная машина потише, с выключенными огнями, не матерись ее экипаж так громко и азартно. Возможно, в пылу перестрелки их и не заметили бы сразу, появилось бы несколько секунд, чтобы вскинуть на плечо трубу гранатомета, и тогда... тогда не известно как повела бы себя реактивная граната, столкнувшись со щитом жара. Вероятно сгорела бы, но вот ее начинке все равно от чего воспламениться, от детонатора, или колдовского огня.
   Они сами лишили себя этого шанса. Болич, оставшийся без дела, пока Сетро выжигал машину Торчка, заметил "Лэндровер" еще до того, как Юко хлопнул его по плечу, привлекая внимание, даже до того как машина остановилась, и из нее полезли вооруженные люди. Он плохо представлял себе туземную технику, не знал наиболее уязвимых мест, поэтому первый выстрел щелкнул о блестящую решетку радиатора, не причинив никому вреда, кроме, конечно самого радиатора.
   Зато куда стрелять держащему в руках оружие человеку, Болич знал прекрасно. Он бил быстро и дьявольски точно, честно отрабатывая свои премиальные. Велка со страхом смотрела, как выскакивающие из чрева черного, огненноглазого зверя люди, вдруг подламываются и падают, не успев сделать и пары шагов, а ствол карабина с грохотом дергается, и лицо прищурившего один глаз Болича озаряет неяркая вспышка. И это не колдовство?
   Один из гранатометчиков, уже падая, все же успел выстрелить, но граната прочертив небо дымным следом, унеслась куда-то в море.
   Велка осторожно отняла ладони от ушей, снова уловив короткий миг тишины, осмотрелась нерешительно. Наверху, на набережной чадила гигантским костром машина Торчка. Сетро напряженно вглядывался в огонь, Болич вертел головой, выискивая новые цели. Юко стоял и озирался, спрятав руки в карманы пальто, свалив мешки себе под ноги.
   -Уже все?- саму себя спросила Велка.
   -Нет,- не оборачиваясь, ответил Сетро,- только начало. Не высовывайся, стой позади.
   Девочка испуганно ойкнула. Рука против воли нашарила и стиснула амулет на груди.
   Над парапетом, темные на фоне багровых языков огня, появились головы, затем и плечи уцелевших торчковцев. Ночь опять затрещала автоматами, вспыхнули светлячками пули, сгорая на щитах жара. Сетро слегка пошевелил пальцами опущенной руки, и пламя за спиной туземцев загудело, заревело, жадно и очень быстро превращая масло, бензин, краску и пластик, в дым, свет и тепло. Оно вырывалось из окон, над крышей закручивалось в гудящий огненно-дымный смерч, тянулось к небу, и даже штормовой ветер не мог пригнуть его к земле. Потом смерч изогнулся щупальцем кракена и, пал на головы и спины автоматчиков. От страшного строенного крика Велка и глаза зажмурила. И правильно, три мечущихся живых факела, совсем не то зрелище, что показано девочкам.
   Один из горящих пяти шагов не добежал до оцепеневшего Никиты, скорчившегося за колонной, зашатался, взмахнул последний раз огненными руками-крыльями, и упал. Пламя окутало его с ног до головы, и не разобрать кто это. Будь Никита помоложе, не удержался бы, вытошнил фастфудовский ужин на тротуар, а так, только сглотнул, да сжал зубы.
   Все шло не так. Чего-то не додумали Колян с Борисычем. Вместо одновременного натиска всеми силами, получалось невесть что. Небольшими порциями бойцы отдавались на убой бригаде пришельцев, и те, степенно, и не слишком упираясь, раздолбали мало не половину. Конечно, и менты тут помешали, что сидели сейчас притихшие в своей темной машине, и шторм, загнавший нанятый Борисычем бот к причалу, но все равно, надо было что-то придумать. Подстраховаться как-то.
   На самом деле подстраховка была, но Никита о ней не знал.
   -Плохо стоим,- сказал Болич, когда стихли крики горящих людей.- Мы тут внизу, как... э, на ладони. Пока суки не появятся, не прижучить их никак. А я мог бы издали, на подходах.
   -Делать нечего,- сказал Сетро,- что на руках, тем и играем.
   -Может, выскочим наверх?
   -Не успеем, уже едут.
   Если отрешиться от свистящего в ушах ветра, и грохота набегающих на берег волн, обостренный слух ходока мог различить басовитый гул двух моторов, со стороны набережной. Болич прислушался и кивнул.
   -Может я один рвану? Успею,- сказал он.
   -Не нужно,- Сетро покачал головой,- так мне трудней будет держать щит. Я попробую их накрыть на слух, по площадям.
   -Смотри сам,- с сомнением сказал Болич.- Я вот все думаю, тот клоун, что за колонной прячется, из этих, или просто прохожий.
   -Ты его пока не трогай,- сказал Сетро.- Потом я его спрошу. Сейчас помолчи, я их шарахну.
   Сетро начерно прикинул свои силы. Кончики пальцев горели, как с мороза у горячей печки, лоб и тело покрылись испариной, но еще не высохли, ноги не дрожат, хотя в груди и в животе уже ворочается теплый ком. Минут пять не слишком напряженной работы, если же выложиться сразу, то кто его знает. Опять сгорит одежда, хорошо, что ледяной броне под ней огонь не страшен.
   Сетро глубоко вдохнул, прислушался, стараясь как можно точнее определить направление, опыт работы на слух, у него был не богат, мысленно поплевал через плечо, и ударил не жалея сил. Сейчас, когда рядом стоял Болич, он мог себе это позволить, только отступил на пару шагов в сторону, чтобы не обжечь ненароком своих, если сам вдруг загорится.
   Отсюда, с берега, это выглядело не слишком потрясающе, зато тем, кому повезло меньше, было на что полюбоваться. Перед головной машиной, и чуть левее, вспух огромный рыжий пузырь огня, тут же с грохотом лопнувший, растекшийся по прикрытому слежавшимся снегом асфальту багровыми языками пламени. Микроавтобус качнуло, взвизгнули покрышки, пламя лизнуло стекла, ярко осветив десять лиц с округлившимися глазами. Водила, рано поседевший коротко стриженый крепыш, коротко, но в голос матюкнулся, и машина вылетела из огня, жестко подпрыгнув, перелетела бордюр.
   Второй пузырь возник справа, и гораздо дальше, совсем не так страшно пыхнув, накрыл огнем запорошенную снегом клумбу, на которой летом пытались местными силами устроить цветочные часы, на радость отдыхающим. Сейчас она ненадолго расцвела, одним ярким оранжевым цветком. Третий пузырь полыхнул огнем прямо за кормой. Машина сильно взбрыкнула задом, но водила вдавил педаль в пол, и огонь только лизнул покрышки и заднюю дверь.
   Минивэн шедший сзади, отчаянно заскрежетал тормозами. Прямо перед ним, закрывая водителю обзор, взметнулся огонь. Водиле не хватило реакции, и опыта, отвернуть в сторону, он нечасто оказывался под подобным обстрелом. Он успел воткнуть заднюю передачу, и даже тронуться с места, когда машину накрыло четвертым пузырем. Он вспучился прямо сквозь пол, мгновенно сожрал весь кислород в машине, так, что сидевшим в салоне людям не хватило воздуха, чтобы закричать, и лопнул, выдавив наружу стекла, подняв горбом крышу, заполнив ярким веселым огнем нутро автомобиля.
   Никита смотрел на гибель машины, с каким-то отстраненным, бессильным оцепенением. Он мог бы, кинувшись вперед подобрать автомат кого-то из торчковцев, полить гостей дождем свинца, хоть как-то поучаствовать в бою, отвлечь на себя внимание пришельцев, прикрыть ребят из оставшейся машины, тем более она почти прорвалась, уже тормозила, вот-вот распахнутся дверцы, и братва размажет гадов по песку. Но он просто стоял и смотрел. На него снизошло твердое знание, что любое вмешательство бесполезно. Все козыри на руках этих инопланетян, чужих. В том, что они схлестнулись на этой набережной с пришельцами, он уверился полностью. Не бывает таких пушек, способных гвоздить навесом гигантскими огненными пузырями, огненные смерчи не валятся с небес на головы людям, автоматные пули не сгорают искорками сами собой перед целью. И парни из второй машины погибнут, и чуть позже сгорит он, Никита, а потом, наверное, придет черед Коляна, а потом Борисыча. Что же мог не поделить с чужими Борисыч? Где была его голова?
   Главный пришелец, тот, что с мечем, поднял вверх руки. Москалев зажмурился, ожидая чего-то очень плохого, а когда открыл глаза, небо расцветилось яркими фейерверками. Разноцветные огненные шары взлетали с новогодним свистом, по крутой дуге рушились на набережную, с причмокивающим уханьем, рассыпались на пламя и искры. Куда подевалась ночь? Вся набережная, между спуском и рестораном, покрылась яркими оспинами огней, и уличные фонари, казалось, стыдливо пригасили свой неяркий желтый свет.
   Один из шаров рухнул аккурат на крышу остановившейся уже машины. Он прожег, мгновенно покорежившуюся жесть и, рассыпая вокруг фиолетовые искры, ухнул внутрь. В салоне, среди зеленых и фиолетовых сполохов заметались люди. Вырваться удалось, только троим. Седоватому водиле, и тем двоим, что сидели ближе к выходу. Потом в дверях образовалась толчея, огонь жег людям спины, и каждый стремился вырваться на воздух, не видя и ничего не понимая, кроме одного: вот выход. И рванул бензобак. Совсем не так красочно, как бывает в кино.
   А на Сетро вспыхнула одежда. Болич от неожиданности отшатнулся, прикрыв лицо рукой, Юко не растерялся, щедрыми горстями загребая мокрый песок, швырял его в Сетро, в напрасной надежде сбить пламя, а Велка от испуга, дернула рукой с зажатым в кулачке амулетом. Цепочка больно резанула шею, и порвалась. Ночь, торжествуя, коснулась девочки крылом, мягким плащом легла на плечи, небывалой легкостью вошла в грудь. Велка прищурилась, улыбаясь на огни горящих машин, на сладкие запахи людей, на летучий ветер, и страх темноты, что давным-давно поселился в их душах, да так и не был полностью избыт. Она смотрела на окутанного пламенем Сетро, и ночь нашептала ей, что для него это просто неприятность, не более, что Юко и Болич пугаются зря. Еще ее немного тревожил голод, совсем чуть-чуть, ведь амулет все еще оставался в стиснутом кулачке.
   -Кажется все?- спросил из огня Сетро.- Да брось это, Юко, само погаснет.
   -Ты как, мастер?- осторожно спросил Болич.
   Сетро не ответил на вопрос, только махнул пылающим рукавом, дескать, пустяки.
   -Трое удирают,- сказал он,- приведи хоть одного живым, очень нужно. Я сейчас плохо вижу.
   -Я приведу,- сказала Велка, бочком просачиваясь мимо Болича.
   -Куда! Стой!- сказал Сетро, и осекся.- Ты что сделала?
   -Ничего,- лунным шепотом ответила девочка-ночь, и улыбнулась.- Я мигом.
   Прежде чем Сетро успел ухватить ее горящей рукой за шиворот, Велка скользнула мимо него, к трехметровой гранитной стене, легко прыгнула, уцепилась за гребень, и исчезла по ту сторону.
   -Чего-то я в этом деле не понимаю,- сказал Болич, опуская карабин.
   Сетро только шипел в бессильной злости. Пока его одежда не сгорит дотла, или пока он не опустит щиты жара, огонь не погаснет. И даже когда пламя перестанет застилать ему глаза, догнать Велку он не сможет. Она быстрей крыла летучей мыши, догнать ее способна разве что пуля... или огненный шар. Пуля Болича догонит девочку, но не остановит, а шар... В ту первую встречу Сетро мог обезглавить вампирку, и спать потом спокойно, теперь он мог сколько угодно браниться, и грозить карами, но послать за ней фаербол, или феникса... проще отрезать себе руку.
   Велкино эффектное появление на набережной наблюдали три человека.
   Никита Москалев, все не мог найти в себе силы, ни чтобы убраться с этого проклятого места, ни чтобы подобрать оружие, и погибнуть, как остальные. Он стоял и прокручивал в голове дурацкую фразу "горы трупов". Ему хорошо было видно, как главный пришелец окутался огнем, но радости он не испытал, помнил рассказы выживших, что в прошлый раз гость тоже горел. И верно, пылая как танкист, тот не кричал, не катался по земле. Стоял спокойно и, кажется, даже разговаривал со своими спутниками. Потом та низкорослая девица, что крючилась на карачках все время, пока стрелок и гость убивали Никитиных друзей, поднялась с колен, и рванула, как показалось прямо на него. На миг она пропала из виду скрытая парапетом, и вдруг оказалась на набережной, легко, опираясь одной рукой на гребень, вскочила на трехметровую высоту. Словно садовую скамейку перепрыгнула.
   Она сразу заметила Никиту, и даже мимолетно улыбнулась ему, приземлившись на асфальт. Москалев только теперь разглядел, что это не низкорослая девица, а просто подросток, девочка, и расслабился, впервые с начала боя. Его отпустила дрожь, ноги подогнулись, он сел на обледеневший асфальт, привалился спиной к колонне, и даже про ''горы трупов'' перестал думать. Легко и радостно улыбнулся девочке вслед.
   Вторым был старшина Наворожилов. Его чувство долга, загнанное глубоко в подсознание вспышками, криками и стрельбой, только-только выкарабкалось обратно, заставив взять в руки микрофон автомобильной радиостанции, чтобы доложить в отдел о повторном инциденте на набережной. Другие патрульные все еще прикрывали головы руками, скорчившись между сиденьями. Отсюда берег был не виден, и воображение старшины пережило легкий шок, когда с пляжа на набережную вымахнула маленькая девичья фигурка, и устремилась погоню за удирающими бандитами. Неужели эта пигалица одна уложила столько народу? Он тут же понял, что такого быть не может, и поднес микрофон к губам, вызывая отдел.
   Третий наблюдатель находился довольно далеко, и видел происходящее сквозь серую марь ночного прицела. С его места, на крыше девятиэтажного корпуса пансионата берег отлично просматривался в обе стороны, и на многие километры. Он носил творческий псевдоним, Канцлер, но в последнее время частенько подумывал сменить его на, Маэстро, считая, что сумел достичь в своем ремесле такого мастерства, что новое имя не будет звучать насмешкой. Он и был той подстраховкой, о которой не знал Никита Москалев.
   Канцлер с неохотой согласился на этот контракт. Операции такого рода больше подходят войсковым снайперам. Им привычно сутками сидеть в засаде, не смея почесаться, под дождем мокнуть, жариться на солнце... Все же согласился. Очень уж жирный был гонорар.
   В разгоревшемся сражении Канцлер принял деятельное участие, честно отрабатывая свой хлеб. Клиенты стояли спокойно, как мишени в тире, не делали попыток укрыться, не меняли позиции. Канцлер не имел военного опыта, не такой он дурак, чтобы влиться в стаю диких гусей, но и без опыта ясно, что в перестрелке люди себя так не ведут.
   Он всегда работал в корпус, подтверждая так свою высокую квалификацию, но когда первые выстрелы пропали втуне, заподозрил противника в применении продвинутой брони - объяснив этим заодно их малоподвижность. Канцлер стал ловить в прицел их ничем не защищенные головы, и вообще перестал что-либо понимать. Он слышал что-то об электромагнитной броне, якобы разрабатываемой штатовцами, которая, дескать, отклоняет траекторию пули от цели, но ведь это просто байка. Канцлер решил, что настала пора смазывать лыжи, тем более что аванс он честно отработал, а это тоже вкусный кусок но, увидев как загорелся один из клиентов, решил повременить. Он еще раз выстрелил в горящего, надеясь, что его загадочная защита дала сбой, но тот стоял спокойно и горел, не обращая внимания ни на огонь, ни на утяжеленные пули снайпера. Канцлер мысленно плюнул, и вторично собрался отходить, когда маленькая детская фигурка, резво рванула вперед, и вспрыгнула на набережную. Он уже как-то успел прочно связать неподвижность клиентов, с их неуязвимостью, поэтому рывок девчонки послужил для него командой "фас". Канцлер опять замешкался, нет возраст цели его не смущал, он давно отучил себя видеть в прицеле человека. Ребенок, женщина, животное, как только они попадали в перекрестье, становились просто целями. На сей раз, он просто не мог поймать добычу. Драная сучонка двигалась слишком быстро.
   Велка пронеслась мимо горящей машины Торчка, пересекла бульвар, мелькнула мимо уазика с бубнящим в рацию старшиной, в два прыжка преодолела длинную клумбу, оставила за спиной оба чадящих минивэна, и припустила за троицей убегающих бандитов. Двое, бежали довольно резво, им уже недалеко оставалось до голых каштанов приморского парка, третий сильно отстал. Он едва ковылял, приволакивая ногу. Проносясь мимо, Велка хлопнула его ладошкой по затылку. Раненый упал, и подняться больше не смог, остался лежать, слабо барахтаясь в грязном снегу.
   Сетро бесился от собственного бессилия. Сквозь окутавшее его пламя почти ничего не было видно, и гаснуть оно не собиралось. Давно осыпалась легким пеплом одежда, а огонь все ластился к нему, вылизывая ледяную броню, гладя щеки, перебирая волосы, слабея так медленно, что хотелось выть. Его питала сила, что Сетро вливал в четыре защитных заклинания.
   Он не выдержал, и сбросил щиты, оставив один для Юко. Лекарь не мог защитить себя сам. Пламя опало почти моментально, только ноги продолжали гореть - огонь доедал остатки сапог.
   -Юко, где-то под ногами должен валяться круглый амулет, найди его. Авл, за мной.
   -Как я его найду,- заныл лекарь,- темно как в преисподней.
   Сетро его уже не слышал.
   Ему не по плечу было выполнить впечатляющий вампирский прыжок. Стену он одолел в три приема. Разгон, прыжок, толчок ногой от стены, потом уцепиться руками за край, и подтянуться.
   -Не, я так не смогу,- сказал Болич.
   Юко плюнул в ответ и, опустившись на четвереньки, принялся шарить руками в песке. Болич тяжело затрусил вдоль стены, там возле волнолома высилась груда валунов, с нее он надеялся перескочить на набережную.
   Велка настигла беглецов, когда до парка оставалось с десяток шагов. Она не стала распускать руки, перемахнула через их головы в мощном тигрином прыжке, развернулась к ним лицом, в изящном пируэте, и запела. Они остановились. Они не слышали звуков, так, что-то новое появилось в свисте ветра, вроде бы как плач... То ли бури завываньем... бури... завываньем...
   Двое крепких, тертых жизнью мужчин тяжело дыша, медленно опустились перед девочкой на колени.
   Канцлер, наконец, смог поймать Велку в прицел. Прекрасная неподвижная мишень. Там творилось нечто странное, но странного сегодня было так много, а уйти, даже не открыв счет, он считал для себя оскорбительным. До сих пор, Канцлер не оставлял за собой невыполненных контрактов.
   Тяжелая пуля ударила Велку в шею, под острым углом, и вышла из правого бока. Девочка не удержалась на ногах, и упала на снег. Двое коленопреклоненных бандитов смотрели на нее поглупевшими глазами. Песня вампира отпускает не сразу.
   Сетро увидел, как она падает, он как раз миновал второй микроавтобус. Щелк - вокруг упавшей девочки поднялся непробиваемый щит жара. Глазами, Сетро искал стрелка. Искал и не мог найти.
   Болич сумевший таки перебраться на набережную, сорвал с плеча карабин, и завертел головой, ему почудился выстрел.
   Велка зашевелилась. Ее воротник был густо испачкан кровью, на снег тоже натекла багряная лужица. Девочка неловко попыталась подняться, оскользнулась, села.
   -Больно,- тихо пожаловалась она.
   Сетро несся к ней сломя голову. В правой руке яркой искрой горела огненная стрела, готовая сорваться и лететь куда пошлют. Но Сетро по-прежнему не видел врага. Он лихорадочно выколдовывал феникса - огненное заклятие с псевдоинтеллектом. Феникс сам мог найти цель, по ментальным признакам агрессии. Очень сложное заклинание, очень эффективное, и очень энергоемкое. Сетро даже тень мысли гнал, во что станет ему создание феникса.
   Канцлер закусил губу. Какой сегодня неудачный день. Обидный промах, девчонка только ранена. Теперь без ошибок, в голову.
   Выстрел. Пуля вспыхнула, и рассыпалась окалиной на щите. У Сетро загорелась правая рука, он по-прежнему не знал, куда отправить фаерболт, но вот-вот должен был родится феникс. Болич встрепенулся, повернулся в сторону высоких серых башен пансионата, вскинул карабин, и выстрелил. Он был очень талантлив, этот алкоголик, после единственного выстрела он закинул карабин на плечо и, повернувшись спиной к пансионату, зашагал туда, где под колонной отдыхал контуженный вампирской песней Никита Москалев. Болич никогда не мазал. Не умел.
   Сетро опустился на снег, рядом с ослабевшей Велкой, вгляделся в красные зрачки. Она вздохнула, позволила ему пристроить свою потяжелевшую голову на жестких, покрытых ледяной броней коленях.
   -Что же ты наделала, дуреха,- сказал он, нерожденный феникс уходил обратно в небытие.
   -Ничего,- ответила Велка, и показала ему краешек медальона, крепко зажатого в кулаке.- Ты не будешь ругаться?
   Рана на шее уже закрылась, но из выходного отверстия еще сочилась кровь.
   -Я хотела помочь,- сказала Велка.- Почему всегда, когда я хочу сделать хорошее, получается плохое? Это потому что я проклятая, да?
   Сетро покачал головой.
   -Это у всех так,- сказал он,- у всех.
   Подошел хмурый Болич, держа карабин на плече.
   -Нашумели мы тут мастер,- сказал он, и подал Сетро снятые с Никиты штаны и куртку.- Надо по скорому убедить этих засранцев, рассказать все что знают, и дуть отсюда, пока не набежал народ.
   Сетро кивнул соглашаясь.
   -Мне убеждать, или ты сам?
   -Они и так нам все расскажут,- сказал Сетро.- Правда, Вел, расскажут?
   Девочка улыбнулась.
   -Расскажут,- подтвердила она.
   Труп Канцлера найдут на крыше только весной. По запаху.
  
  
  
   Дверь ей открыл, один из викторовых "пацанов", по имени Сенька-Зараза. То есть, конечно, не по имени, а по прозвищу. Бог знает, почему, к этому спокойному, и даже немного флегматичному парню приклеилось такое "погоняло", но приклеилось и, причем накрепко. Его уже давно никто не звал иначе. "Девичье" имя Семен, по отношению к нему, вызывало лишь недоумение. "Какой Семен? Ааа, Сенька-Зараза!"
   Сам он на такое обращение не обижался, и всегда охотно откликался, должно быть, понимая, что бывают клички намного хуже. Он только грустновато улыбался, если его так называла Скале.
   Чери, Ленка, и Мартышка, остались ждать ее в машине, а она, торопясь, едва не прыгая через две ступеньки, побежала наверх, в свою комнату, чтобы быстренько сменить джинсовый костюм пригодный для пикника, на что ни будь более подобающее, для посещения ночного клуба. Лучше всего, наверное, тот шафрановый брючный костюм, в индийском стиле. Во-первых, оригинально, во-вторых, ей идет, просто по сумасшедшему, в третьих, такого уж точно ни у кого нет.
   - Виктор Борисыч, еще не приходил,- сказал Сенька-Зараза, когда она пронеслась мимо него.
   - Я знаю, я ненадолго, мы в боулинг собрались,- ответила Скале, уже взбегая по лестнице наверх,- я только за сумочкой, и переодеться.
   Когда Сеня закрыл дверь, щелкнув замком, она была почти на самом верху. Лестница, не "под мрамор", а самая натурально-мраморная, вела на широкую галерею, откуда можно было попасть в ее комнату. Еще там были двери в бильярдную, библиотеку, и зимний сад. Вообще то, Виктор отдал в ее распоряжение не одну комнату, а весь дом. И охрана, и обслуживающий персонал - так здесь назывались слуги - получили приказ слушаться Скале, как самого хозяина, но эта комната, принадлежала ей на все сто процентов. Ее обитель, будуар, ее крепость.
   Здесь, на полке, среди беллетристики, стояла книга "Миф о множественности миров", написанная Профессором, и подаренная ей лично автором. Здесь на персидском ковре, висела над креслом ее любимая шпага, вычищенная, наточенная и отполированная, и все так же без ножен. А по стенам были развешены картины, хорошего человека, художника Митяя, тоже подаренные лично автором, в обмен на обещание, завещать потомкам, чтобы ни в коем случае не продавали всю эту живопись, ни за какие деньги.
   Зато здесь было мало машин. Почти совсем не было, если не считать электрических светильников, и телефона. Никаких музыкальных центров, кондиционеров, и телевизоров. Не то что бы Скале была принципиально против техники, за время, что она жила здесь с Виктором, она подрастеряла большую долю своего презрения к техномирам и их обитателям, просто, в этой комнате, вся эта техника была бы не к месту.
   Да, оказалось в техномирах, есть очень много хорошего. Автомобили, мороженное, джакузи, бассейны с подогревом, компьютеры и мобильные телефоны. А еще газированная вода, да и хотя бы тот же боулинг. В боулинге, ее больше всего поражала та машина, которая выставляет обратно, ровными рядами, сбитые кегли. Ей даже показали и объяснили, как она работает, но все равно, было не понятно, как машине это удается, причем без малейшего присутствия магии. Это было не менее удивительно, чем переход через крипт. Только после перехода, остается ломота в висках и головокружение, а после боулинга, если много не пить, ничего, кроме удовольствия, от интересно прошедшего вечера.
   Скале, вихрем влетела в комнату, даже не включив свет, и сразу в гардероб. Это не то, на пол его, потом подберем, это тоже не то. А это откуда? Ладно, потом разберемся, на пол. Да где же костюм? Куда делся?
   Вдруг в комнате стало светло. Скале оглянулась.
   В кресле, в том самом над которым висела на ковре шпага, сидел Сетро. С его ладони, тянулся к потолку полуметровый язык пламени, и отражался, в его глазах, пляшущими саламандрами. Скале замерла, розовое боа, которое она держала в руках, выскользнуло из пальцев и мягко свернулось на ковре, у ног.
   - Здравствуй Скале,- сказал он.
   Она молчала, не зная, что ответить.
   - Еле нашел тебя,- сказал Сетро, и поднялся из кресла,- хотел уже хватать аборигенов по одному и прижигать пятки. Обошлось, к счастью.
   - Здравствуй, Сет,- сказала она.
   Он подошел к стене и щелкнул выключателем. Вспыхнул электрический свет, а живой огонь, сразу погас, словно втянулся обратно в ладонь.
   - Темно тут у тебя.
   - Сет, я должна...
   он вдруг быстро, как только он один умел, шагнул к ней, крепко взял за плечи, и сказал:
   - Ничего ты мне не должна, Скале. Все так, как должно быть. Просто, неплохо было предупредить, чтоб я не волновался.
   Сердце у Скале, билось так быстро, что казалось, еще чуть, чуть, и дробь отдельных ударов, сольется в ровный гул. Но неожиданно, глаза Сета оказались совсем близко, и в них больше не танцевали саламандры. Под светом раскаленной хитро крученой вольфрамовой нити, помещенной в наполненную пустотой колбу, исчез загадочный и мистический Сет, Сет огнерукий, воин пути, романтический искатель. Ноль, фаза, легкий щелчок, и вместо него, просто ее бывший парень. Ничего особенного, глаза как глаза. Красные от недосыпа, с морщинками в уголках, щурятся от яркого света. И Скале успокоилась. Да сцена не из приятных, но надо через это пройти, чтобы прошлое стало прошлым окончательно.
   Она повернулась, освобождая плечи, задвинула дверцу гардероба, пнула легонько носком кучу одежды на полу. Сетро наблюдал за ней молча, не пытаясь больше к ней прикоснуться.
   - Знаешь, только не надо, вот этого,- сказала Скале.- Как меня достало твое благородство. Сама себе кажусь последней стервой. Я ждала тебя на берегу, сколько могла. Ты не торопился. И потом, там постоянно дежурил, кто-нибудь из ребят.
   - Не заметил,- сказал Сетро,- но неважно. Ты права, конечно, это моя вина. Я не подумал, что у тебя может не хватить сил, вырваться из петли. Я решил, что ты ушла на Эспеф. Знал бы, не напрягался бы так. Все же тяжело тащить двоих против потока.
   Сетро отвернулся от нее и встал у окна. Он смотрел на улицу, раздвинув пальцем пластины жалюзи, и разговаривал стоя к ней спиной.
   - Когда я понял, что ты на Эспеф не попала, я пристроил ребят у Профессора, и кинулся обратно, за тобой.
   - В Гулен?- спросила Скале.
   - Нет, не в Гулен. В Гулен, нет пути из Эспефа, а если есть, я его не знаю. Это петля, я тебе уже говорил. Сюда можно попасть только через Лож.- Он немного помолчал,- Я не справился. Там теперь еще хуже, чем было в первый раз, едва удалось вернуться на Эспеф. Тогда я стал искать напарника, а еще лучше двоих, чтоб прорваться сюда. Пришлось нанять двух оборванцев,- сказал Сетро, и усмехнулся,- они здорово умели торговаться. Мы прорвались, но тебя уже не было. Стал тебя искать. Дальше все было просто. А ты, как?
   Скале вздохнула.
   - А я встретила человека, которого очень долго искала.
   - А как же "любовь навеки",- спросил Сетро с едва заметным сарказмом.
   - В тебе столько розового идеализма,- сказала Скале,- что я даже не знаю, как тебя назвать. Сколько тебе лет, Сетро? А чего ты в жизни добился? Что ты умеешь, кроме как пускать искры из пальцев?
   - Я умею пускать очень хорошие искры,- сказал Сетро.
   - Вот именно. То чем ты занимаешься, даже профессией назвать нельзя. Весь этот ваш путь, это даже не ремесло. Знаешь, какое название больше всего для этого подходит? Бродяжничество. Вот. Шатаетесь по самым глухим мирам, и сами не знаете, чего ищете. Святой Грааль, рог изобилия, панацею. Даже Профессор, и тот не знает, что там, в конце вашего драгоценного пути. Никакой конкретики, одни легенды. А я не хочу, потратить всю жизнь, на глупый миф, и сдохнуть в какой ни будь дыре, вроде этого Ложа. Брр. Как Рыжик. Я хочу жить. Жить хорошо, и сейчас. Даже, если там, в конце пути, и правда есть что-то такое, большое белое и красивое, как утверждают ваши легенды, то мне этого мало. Вы ищете конец пути уже без малого лет пятьсот, так?
   - Ты тоже его искала,- сумел вставить Сетро.
   - Да не его я искала,- сказала Скале, нагнув голову,- Мне вообще было безразлично, это ваше полное и всеобщее счастье. Так ведь? Я ничего не напутала? Это ведь его вы всем скопом разыскиваете?
   Не дожидаясь ответа, она продолжила.
   - Можешь назвать меня двуличной подлой стервой, если тебе от этого станет легче. Я пошла с тобой не для того, чтобы обеспечить счастьем миллиарды жрущих скотов, во всех связанных путем мирах. Пусть они позаботятся о себе сами. Это еще если есть на свете такая штука - счастье. А я позабочусь о себе. Будь они даже все поголовно моими внуками, или правнуками, какое мне до них дело. Хочешь знать, зачем я тогда с тобой увязалась?
   - Надоела родная деревня?- предположил Сетро.
   - А этого мало?
   - Наверное, достаточно,- сказал Сетро.
   - Еще как достаточно,- сказала Скале.
   - Ты говорила, что тебя хотели выдать замуж за мельника.
   - Да, он был на тридцать лет старше меня, почти лыс, невозможно слюняв, и его очень редко видели трезвым. К тому же обе его предыдущие жены умерли от побоев. Мне совсем не хотелось стать третьей. Но это только одна причина.
   - Есть еще одна?
   - Есть. Я хотела стать такой как ты.
   Сетро посмотрел на нее удивленно.
   - Не делай такое лицо, ничего тут нет удивительного. Просто представь себе, как ты выглядел в глазах простой деревенской девчонки. Могучий красивый, да еще колдун. Те трое ублюдков наверное, долго не могли остановиться. Но даже если бы ты тогда не показывал своих фокусов с огнем... Достаточно того, что на тебе была одежда воина, а на поясе висел меч, чтобы все наши более или менее свободные деревенские дамы, выстроились в очередь к сеновалу.
   Так чему же ты удивляешься. Стать такой же свободной и сильной. Быть хозяйкой себе и не бояться попасть под пьяный кулак мужа. А если он будет настолько глуп, что замахнется, прижарить лысого урода фаерболтом.- Скале усмехнулась,- это ли, не предел мечтаний деревенской девушки. Вот так. Будешь меня за это осуждать?
   - Нет,- сказал Сетро,- не буду.
   - И все о чем я тогда мечтала, осуществилось,- сказала Скале.- Я свободна, независима, мне удалось раскрыть свой дар. Ты видел? Там в Гулене, у меня получилось вызвать бесшумную молнию. Видел?
   - Краем глаза,- ответил Сетро,- я был слишком занят.
   Скале кивнула.
   - Все это благодаря тебе,- сказала она,- ты можешь не верить, но я всю жизнь буду тебе за это благодарна. Беда в том, что скоро мне стало этого не хватать. Оказалось, что мне мало силы и независимости, мне надо то, что они могли принести. Но пока я была с тобой, они приносили мне только жестокие драки, ночевки под открытым небом, особенно хорошо, когда дождь, или мороз, да еще боль, и смертельную усталость. Я больше не могу так. Я женщина, я хочу спать на мягкой кровати, и красиво одеваться. Я люблю украшения, и не люблю синяки на лице и шрамы на коже. Они может, и украшают мужчин, но женщин нет.
   - У тебя было много украшений,- сказал Сетро.
   - А для кого мне было их одевать? Травокрысы на Лож, их бы не оценили. Да и воины пути, далеко не эстеты. Помнишь, когда я одела ту рубиновую диадемку, Кроган спросил, что это у меня за мусор запутался в волосах.
   - Так вот почему вы не ладите,- сказал Сетро.
   - Не важно,- сказала Скале,- главное то, что я не гожусь в спутницы для тебя. Я просто устала. Если сможешь, прости меня за это. Если нет... Что ж, презирай. Я буду надеяться, что когда ни будь, ты меня все же простишь. Я бы очень хотела остаться твоим другом. Или хотя бы не быть врагом.
   Она посмотрела на Сетро с надеждой.
   - Ты не поняла меня Скале,- сказал он,- я сюда пришел, не для того, чтобы осуждать тебя, или умолять вернуться. Я просто боялся, что ты попала в беду. Среди нас, розовых идеалистов, не принято бросать своих. Кстати, не думай о нас слишком уж хорошо. Может быть, когда-то орден воинов пути и состоял из идеалистов, озабоченных всеобщим счастьем, но сейчас таковых почти не осталось. Просто, шататься по глухим мирам, оказывается довольно выгодно. Всегда найдется что-то, что в одном мире лежит как грязь под ногами, а в другом ценится на вес золота.
   Ну да ладно. Я боялся, что ты не сможешь, сама выбраться из петли потока, или с тобой здесь случилось, что нибудь плохое. Конечно, мне жаль, что наш с тобой союз распался, но ведь на то и свобода, да?
   - Я чувствую, ты все же сердишься на меня,- сказала Скале.
   Мягко ступая по пушистому ковру, она подошла к нему совсем близко, и остановилась, почти касаясь его груди своей. Он не хотел встречаться с ней взглядом, но скоро сдался, когда она положила ладони ему на плечи.
   - Нет, не сержусь,- сказал он, боясь шевельнуться.
   - Ты замечательный, Сет,- сказала она.
   Он улыбнулся невесело.
   - На нас, замечательных, слишком плохой спрос.
   - Нет,- шепнула она одними губами.
   - Надо бы придумать, что сказать Бишке,- сказал Сетро,- мальчишка в тебя влюблен, и, кажется не на шутку.
   - Что!? С чего ты взял?
   - Это видно,- сказал он,- достаточно того, как он на тебя смотрел. А как он рвался со мной, спасать тебя. Ты бы видела. Я не мог его взять, на Лож, он был бы просто обузой. Пришлось ему остаться с Профессором. Кажется, он решил, присоединится к нашей братии. Может у него и получится.
   - А Велка?- спросила Скале.
   - Велка здесь со мной,- сказал он,- увязалась, когда мы пошли на прорыв во второй раз.
   - Правда?- обрадовалась Скале,- Где она?
   - Здесь, занимается охраной.
   - Ты с ума сошел!- ужаснулась Скале,- она же их убьет. Сет, эти ребята ни в чем перед тобой не виноваты.
   - Не волнуйся, не тронет она их, просто проследит, чтоб не мешали. Оказывается, наша Велка не простой кровосос. Она из высших вампиров. Так сказал Профессор. Та дама, что ее обратила, была из верхних, причем одного из последних порядков. Крупная фигура, в их вампирьей структуре власти. Велка ее приемыш. Она еще не раскрыла полностью своих способностей, но, судя по всему эти способности, будут не слабыми, раз она уже сейчас свободно разгуливает под солнцем. Хочешь с ней повидаться?
   - Нет,- покачала головой Скале,- пожалуй, не надо. Ни к чему.
   - Наверное, ты права, ни к чему. Ну что ж, нам кажется пора. Удачи тебе Скале. Прощай.
   - Нет,- сказала она.- До свидания. Мы же еще увидимся, правда?
   - Думаешь?
   - Пообещай, что мы встретимся. Пожалуйста.
   - Ладно,- согласился он.
   Поднявшись на цыпочки, она поцеловала его в щеку.
   - И тебе удачи,- сказала она.
  
   -----------------------------------------
  
  
   Когда Сеньке-Заразе, захотелось покурить, он не сразу сдался. Во-первых, привычка вредная, что не говори, сокращает жизнь, и способствует раковым заболеваниям. Во-вторых, на посту курить не полагалось, и хотя хозяина не было дома, а новая его подруга, была бабой не вредной, и не стала бы стучать Борисычу, Семен предпочитал не расслабляться. Дашь себе поблажку, раз, потом другой, потом забудешь об осторожности, и опаньки, готово, ты спалился. Он честно протерпел, те четверть часа, что оставались ему до смены, а потом еще пять минут, уже начиная злиться и недоумевать, почему не идет сменщик. Помещение, где отдыхала смена, и где находились мониторы круглосуточно осматривающих территорию телекамер, было совсем рядом, под лестницей. Как говориться - рукой подать. Дверь было не видно с того места, где Сенька-Зараза стоял сейчас, но можно было подойти, открыть и обругать сменщика матом, и все за несколько секунд. Сенька, хоть и был зол, отцепил с пояса черную коробочку передатчика. Оставлять пост нельзя ни на секунду.
   - Халявщик, твою мать, ты дежурить собираешься?- сказал он, нажав ребристую клавишу триггера, и потом долго прислушивался, дожидаясь ответа. Так и не дождался.
   Начиная закипать, он, еще несколько раз вызывал дежурку, которую новая пассия хозяина называла "кордегардией", но с тем же результатом. Никто не отвечал, даже Мухомор, который должен сейчас не смыкая глаз следить за мониторами. Оставалось предположить, либо дурацкий розыгрыш, либо у всех троих находящихся в дежурке охранников, выключены рации. Такого не может быть.
   Сенька-Зараза, повесил рацию на ремень, быстрым шагом пересек холл и, свернув за угол, дернул на себя дверь.
   Мониторы наружного наблюдения были отключены, слепо таращились темными экранами, на успокаивающе помигивающий зеленым, пульт сигнализации. Небольшая тумбочка, где дежурная смена держала кружки, сахар и другие кофейно-чайные принадлежности, лежала на боку. Дверца открыта, и по полу вокруг, рассыпались хрустящие под ногами кристаллики сахара. Компьютерный столик, съехал со своего места, и стоял, упираясь углом в умывальник. С края стола, свешиваясь на проводе, болталась из стороны в сторону мышка.
   Халявщик, Мухомор, и Клоп, стояли рядком на коленях, перед столом. Не компьютерным, а том, на котором располагался пульт дежурного и телефоны. У Мухомора был оторван рукав, а на предплечье, запекались сгустки крови, у Клопа, в крови было ухо, а вокруг шеи несколько раз обернут провод от телефона, вырванный с корнем из гнезда. Один Халявщик, казалось, не пострадал, но при этом вид у него был самый смирный и покорный, из всей троицы.
   А по столу, с видом учительницы младших классов, разъясняющей маленьким недоумкам, сложение дробей, расхаживала девочка лет тринадцати, хотя нет, пожалуй, по старше. Пожалуй, все четырнадцать. Рыженькая, в джинсовых шортах, и рубашечке с короткими рукавами.
   - Что бы вам еще спеть, сладенькие мои,- сказала девочка.
   Голос у нее был хрипловатый, словно ей не дали выспаться. Она присела на корточки, перед стоящим к ней ближе всех Мухомором, и погладила его ладошкой по бритой голове. Мухомор, даже не шелохнулся, стоял с идиотским видом, глядя в пол, только что слюна изо рта не капала.
   Сенька-Зараза, потянул из кобуры пистолет. Девочка посмотрела на него, и строго сказала:
   - Еще один вкусненький. Иди сюда.
   Сенька со щелчком снял свой Вальтер с предохранителя, а девочка вдруг оказалась рядом с ним. Только что сидела на корточках на столе, и гладила по голове невменяемого Мухомора, и вот уже здесь, глаза в глаза. Взмахнула узкой ладошкой, и Сенькин пистолет со стуком упал на пол, а кисть правой руки онемела.
   - Ты нам мешаешь петь песенки,- сказала девочка, а он вблизи увидел какие у нее зубы.
   Не бывает таких зубов у нормальных людей. Такие зубы бывают только в кино, и в магазинах дурацких розыгрышей.
   Из Сенькиной головы пропали все мысли. Остался только какой то свист. Или это ветер воет на чердаке. Он почувствовал, как его колени стукнулись о пол. Почувствовал, но не обратил внимания. Видел только склоненное над ним лицо рыжей девочки, и то словно в тумане, или сквозь матовое стекло. А может сквозь слезы. Девочка ему улыбалась. Он тоже ей улыбнулся.
   - Велка, нам пора,- вдруг появился, откуда-то грубый мужской голос, и туман стал рассеиваться.
   - А Скале?- спросила девочка.
   - Она остается,- сказал Сетро.
   - Почему?- спросила Велка.
   - Ей тут нравится,- сказал Сетро,- идем.
   Девочка подбежала к нему.
   - В гостиницу, да?
   - Нет, домой,- сказал Сетро.
   - Ууу, давай останемся еще на день. Знаешь, какие я сегодня сапожки видела. Давай купим.
   - Ладно, если хочешь,- сказал он, уже выходя из дежурки и оглядываясь через плече, на коленопреклоненных охранников.
   Довольная девочка, едва не вприпрыжку, направилась за ним следом.
   - С ними все в порядке?- спросил Сетро про охранников,- шеи проверять не нужно?
   - Ты что?- возмутилась Велка,- мы же договорились!
   Они вышли на улицу, пересекли засыпанную снегом лужайку, с голыми шарообразно подстриженными кустами, наплевав на ведущею к воротам дорожку, и вышли через калитку сбоку. Замок в калитке был сломан.
   Были бы в этот поздний час на улице прохожие, несомненно, обратили бы внимание на шлепающую по мокрому снегу девочку, одетую, словно для пляжа. Покрутили бы пальцем у виска, или приняли бы это за чудачества избалованной дочки какого-нибудь богатея, а то и посчитали бы малолетней проституткой, над которой посмеялся клиент. Известно кто живет в таких домах, как на этой улице. Бандиты, вот кто.
   Но Велке до этого, ни какого дела не было. Ночь, и уже скоро полнолуние. Она в силе.
   А Сетро еще немного постоял, у кованной чугунной ограды, глядя вдоль улицы. Надеялся, что вот, подъедет, разбрызгивая колесами слякоть, черный BMW, остановится перед воротами, и тогда Сетро подойдет. Подойдет, сколько бы ни было там охранников. И не беда, что меч остался в гостинице, не ходить же с ним по городу, здесь это не принято. У того, второго, тоже не будет меча. Наверное, будет пистолет, но это ничего. У Сетро есть огонь, так что шансы равные.
   Но улица была пуста, и Сет, хмыкнув, зашагал за Велкой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.30*10  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"