Аннотация: В которой Кристофер Честон узнает, в каких случаях неуместно проявлять служебное рвение.
История вторая
В которой Кристофер Честон узнает, в каких случаях неуместно проявлять служебное рвение.
Имена лучших учеников, гравировали на массивной, в половину стены, бронзовой доске, в школьном холле. На ней еще оставалось много свободного места. Увы, приходиться признать, за двадцать три года, прошедших со дня основания школы, дюком Валентайном, примерных учеников не хватило, чтобы заполнить своими именами даже треть ее поверхности. Вероятно, директорат слишком требовательно относился к слушателям, что могли бы своими именами нарушить ее безупречную гладь.
Нерадивым и провинившимся ученикам, напротив, позволялось проводить свободное время, натирая и полируя исполинскую доску до солнечного блеска. Довелось и мне посвятить этому занятию несколько часов. Может быть поэтому, мое имя на ней так и не появилось, несмотря на то, что в свой аттестат я мог смотреть с гордостью.
Тем не менее, Техническая Школа Ванговера, отметила мои успехи. Мне позволено было выбрать место работы одним из первых.
Вместе со мной, стены ильма матер, покидали сорок два выпускника, а предложений о найме было всего восемнадцать. Большей частью, заинтересованность в честолюбивых технарях проявляли казенные ведомства, но среди запросов с короной и золотым обрезом, иногда попадались бланки коммерческих компаний.
Сидя в приемной директора, мы, счастливчики, сумевшие снискать расположение учителей, немного волнуясь, живо обсуждали возможности, которые сулило нам, то или иное назначение.
Традиционно, больше всего требований прислало сельскохозяйственное ведомство. Все сходились на том, что именно эти места позволят вести жизнь размеренную, благополучную, и спокойную. Так же единодушно, мы предостерегали друг друга от службы на военном флоте, живописуя те лишения и опасности, что поджидают неразумного в море.
По поводу коммерческих компаний, согласились, что тут, может быть и хорошо и худо. Надо иметь либо везение, либо протекцию. Департамент по делам колоний, ведомство транспорта, и комендантскую службу, хвалили за возможность быстро сделать состояние.
Я вошел в кабинет третьим. Старший инспектор, произнес короткую речь, поздравив меня с успешным завершением школы, и похвалил за успехи. Директор благосклонно кивал. Потом инспектор предложил ознакомиться со списком вакансий.
Как ни странно, вопреки тому, что мы обсуждали в приемной, единственная вакансия военно-морского флота, была уже занята. Что ж, в шестнадцать лет, мы все романтики. Нас не пугают трудности, мы не верим в смерть, а о возможности увечья просто не вспоминаем. Зато слава, почести, признание, ждут каждого юнца, прямо за этим вот поворотом. И они летят, восторженные, прямо в горнило, в яркое пламя, не замечая, что земля под ними покрыта пеплом сожженных крылышек.
Признаюсь, с некоторым стыдом, если бы флотская вакансия оставалась свободной, я сам выбрал бы ее.
В списке было и предложение от регионального представительства в Ванговере, выбрав его, я мог бы часто бывать в отчем доме, и на первых порах пользоваться поддержкой семьи. Наверное, поэтому, моя рука не остановилась, на этой строке. Подспудно я боялся, что возможность бывать дома, превратится для меня в тяжкую обязанность.
Я подумывал уже дать согласие Горно-рудничной компании - сумрачные пещеры, золотые жилы, мерцающий свет шахтных ламп, подземные озера и водопады, строгие колонны сталактитов, блеск алмазных россыпей, и схватки со злокозненными кобольдами - так я себе это представлял. К счастью или нет, строкой ниже, я обнаружил, что компания "Фредерик и Вонелли" из Ливарно ищет оператора-заклинателя, готова предоставить жилье, шесть фунтов в месяц, не считая премиальных, и подъемные.
Ливарно, огромный город на западном побережье, вторая столица королевства. Если и есть место, где развернуться талантам честолюбивого и упорного человека, то это Ливарно. А огни ночных проспектов, а знаменитейший королевский театр, а мачты судов на рейде, магазины и лавки с диковинами со всего света. Моя сестра Ада, живет в Ливарно, и конечно не откажет мне в помощи, а ее муж, флотский лейтенант, в протекции. Как знать, может быть, я все же попаду на флот.
За считанные мгновения, я решил свою судьбу, и подписал бумаги.
Я совершил короткий визит к отцу и матери. С каждым приездом моим, дом становился все более чужим, он словно пограничной межой встал, между детством и зрелостью. Да, с высоты своих шестнадцати лет, я считал, что вступил в пору зрелости. Свысока я внимал добродушным поучениям постаревшего отца, снисходительно принимал ласку матери, и ее трогательную навязчивую заботу, грезя о жизни в большом городе, и шалея от сознания своей значительности.
Мы провели два томительно-длинных дня все вместе, в неспешных разговорах, в размеренной работе по дому. Была и вечерняя прогулка по городским улицам. Отец и мать раскланивались с соседями, и неприкрыто гордились сыном. Мне было неловко.
Я не сдержал вздоха облегчения, когда облако пыли за дилижансом скрыло одинокие фигуры отца и мамы. Спустя много лет, я понял, что та навязчивая опека родителей, что так досаждает нам в юные годы, вовсе не свидетельство их деспотичности. Они теряют нас, теряют так же, как если бы мы умерли. Умирает ли гусеница, когда на свет появляется бабочка? Куда девается шумный малыш, когда он превращается в нескладного недоросля? Сейчас голова моя побелела, и мне все больше кажется, что смерть - часть той метаморфозы. Признаюсь, эта мысль внушает мне надежду, что за той чертой, когда врач устало опустит руки, темнота не поглотит меня. Всего то, еще одна смерть.
Мы умираем, но не они, не мы сами, не в силах понять и осознать это. И они окружают нас заботой и нравоучениями, в которых мы уже не нуждаемся. Наши лбы достаточно окрепли, чтобы разбивать их о стены. Но наши старики не видят этого, они просто длят и длят минуты прощания в стремлении быть нужными, ведь мы для них живы, пока нуждаемся в родителях.
Дороги, в наших краях, часто содержаться в небрежении, но путь от Ванговера до Ливарно, был частью континентального шоссе. Казна и почтовая компания содержали его в складчину. Как раз "Дилижансу Смита" и принадлежал мой экипаж - тяжелый четырехосный вагон. Конечно, я ехал третьим классом, в купе на девять сидячих мест, где мы едва поместились ввосьмером, из-за чрезвычайно толстой супружеской пары. Должно быть, они оплатили три места, поскольку до самого Ливарно никто не пытался к нам присоединиться.
Я впервые пустился в дальнее путешествие. На станцию Ливарно, дилижанс должен был прибыть на следующее утро. Почти сутки мне предстояло провести на деревянном сидении, имея слева острый локоть худощавого подмастерья, справа, наплывающий волнами запах лука, от хмурого мужчины в клетчатом пальто. Все свободное пространство между сидениями, под ними и на полках, над нашими головами, было завалено багажом. Мешки, тюки, сундуки, котомки, все это пребывало в состоянии неустойчивого равновесия, подскакивало на ухабах, заваливалось набок и, падало сверху на поворотах. Свой саквояж мне пришлось держать на коленях, а котомку с продуктами на дорогу, удалось втиснуть в узкую щель у двери. И совершенно некуда было вытянуть ноги. Поэтому пользовался каждой остановкой, чтобы выйти и размяться.
Увы, остановок было немного. Восьмерик лошадей, и подбадривающий их кучер, находились под действием шеструхи. Я заподозрил это, когда мы промчались, без смены лошадей, через Корнушир, и убедился, взглянув на их побелевшие губы, на одной из остановок. Кучер тоже был бледен и, чересчур оживлен, для человека проведшего утро и половину дня на передке дилижанса. Компания должна платить большие деньги своим возницам, чтобы люди соглашались работать под шеструхой. Впрочем, частенько случалось, что рабочим ничего не говорили о том, что к их спинам прильнул незаметный дух, и те сутками работали, забыв об усталости, удивляясь потом, почему дрожат руки, и откуда взялась болезненная худоба. Через месяц, или чуть позже, их увольняли, набирая вместо истощенных начавших что-то подозревать людей, новых работников, здоровых и глупых. Об этом писали в газетах.
Шеструха по классификации - вредоносная сущность, но используют ее часто. Под шеструхой идут в бой солдаты, шахтеры под ней разбирают завалы, спасая своих товарищей, даже врачи применяют иной раз, чтобы заставить колотиться остановившиеся вдруг сердце.
Мы пронеслись мимо Хастона, миновали стороной Барз, с его знаменитым собором, и уже в темноте прокатились по гулким деревянным мостовым Пиленбурга. Здесь сделали, наконец, долгий перерыв и сменили лошадей. Я имел возможность наблюдать за работой оператора компании, когда он с помощью конопляной метелки, и костяного шарика пересаживал шеструху на новых лошадей. Кучер тоже сменился, и я порадовался, что новый возница не был одержим.
Ночь в пути стала настоящим испытанием. Днем тяготы дорожной жизни скрашивались разговорами и видами проносящихся мимо городов и деревень, ночь же залепила окно черной тканью, попутчики мои клевали носами, кто-то уже храпел, не смущаясь ни тряской, ни теснотой. Я провел ночь в мучительных и безуспешных попытках задремать, только раз, на короткое время, провалившись в забытье, прерванное громким шепотом пожилого фермера и его жены.
Рассвет стал избавлением. А скоро колеса дилижанса загремели по улицам Ливарно. Я даже забыл о сне, глядя на древний город, погруженный в мягкий утренний туман. Я видел высокую стену, из исполинских валунов, помнящих еще те времена, когда нордлинги высаживались на побережье со своих узконосых кораблей. Я глядел на гладкое зеркало реки, со спины изящного арочного моста, на статуи трех королей на площади, и чувствовал, что вот-вот полюблю все это. Я не видел набережной, и гавани, но знал, что здесь рядом, стройный лес мачт, и неутихающая суета на причалах. Даже грязную, пропахшую навозом пассажирскую станцию, я готов был простить моему городу. Ибо, когда я ступил с подножки на мостовую, он стал моим.
Первым делом я решил навестить Аду. Мне показалось неудобным, вот так, с колес, с саквояжем в руках явиться к месту работы. Для нового работника, к тому же приезжего, чрезвычайно важно произвести выгодное впечатление. Мне же, после трудной дороги, необходимо было по крайней мере выспаться, и почистить платье.
Едва я, озираясь, вышел на площадь, меня ухватил за рукав неопрятный человек. Из-под шляпы с обвисшими полями, выглядывали красные мутные глаза, и давно не бритый подбородок.
- Дешевые комнаты внаем,- громко затараторил он, обдав меня запахом скверного вина,- с мебелью и пансионом.
Я попытался освободиться, но это было не так то легко. Этот тип цепко держал меня за рукав, и все тянул куда-то в сторону. Его грязно-серое пальто выглядело так, будто он всю ночь спал в опилках.
-Чудесная домашняя кухня,- хрипел он, увлекая меня за собой,- и совсем рядом с центром. Сюда сударик мой.
Я был растерян, и не решался вырваться, или даже крикнуть, привлекая внимание стоявшего поодаль полисмена, из боязни показаться смешным. Тип тянул и тянул меня за рукав, и я даже сделал шаг или два в том направлении, куда он так настойчиво меня тащил. Я поддался его напору, остро ощущая, что поступаю неправильно но, не зная что, надлежит делать в таком положении.
- С дороги, прощелыга,- раздался властный голос, и следом воздух свистнул, от взмаха черной с серебром трости.
Бродяга вскрикнул, подхватывая ушибленную руку, и я сразу стал свободен. Зло ощерясь, он отступил, выплевывая неслышные слова, и юркнул за угол.
Мой спаситель с достоинством прошествовал мимо меня. Я уже видел его прежде. Он был пассажиром из первого класса на нашем дилижансе. Аристократ, с прямой как мачта спиной, светлыми волосами, убранными под шляпу с серебряной тесьмой, в синем бархатном камзоле. Его спутница, осталась в моей памяти, как легкое облачко, с пронзительно синими глазами.
- Не зевай, олух,- бросил он,- останешься без штанов.
Что ж, упрек был справедлив. Тот оборванец вполне мог, воспользовавшись моей растерянностью увлечь меня в ближайшую подворотню, где поджидали его дружки, ограбить, и даже убить. Я твердо решил на будущее проявлять осторожность, и решительно миновал ряд извозчиков, назойливо звавших всех прохожих в свои экипажи.
- Сюда сударь, с ветерком поедем!
- На рысях в любой конец!
- Куда едем, господин?
Наученный горьким опытом, я выбрал пожилого возницу, который, в отличие от других, молча и безучастно сидел на козлах.
Аристократ, со спутницей, сели в поджидавший их роскошный экипаж, даже в это туманное утро блестевший лаком и позолотой.
Мне отчетливо казалось, что путь до пороховой улицы, где жила с мужем Ада, не так далек, мы же петляли по городу не меньше часа. Я даже задремал, когда экипаж остановился у серого дома с кустами шиповника под окнами.
- Полтора шиллинга,- сказал возница.
- Полтора шиллинга?- изумился я.
Мой билет третьего класса, от Ванговера до Ливарно, обошелся мне всего в два.
- Будешь платить,- спросил извозчик, достав из кармана свисток,- или звать полисмена?
Стиснув зубы, я отсчитал нужную сумму, и поклялся, что меня последний раз надули в этом городе.
Все неприятности этого утра отступили, когда я увидел радостное изумление в глазах Ады, и смог обнять, наконец, свою сестру.
Артур снял для Ады небольшую, но очень уютную квартирку, на третьем этаже. Сам он только месяц тому назад ушел в плавание, и скоро его не ждали. Ада доверила мне, что к зиме надеется подарить мужу наследника, ибо по всем признакам это будет мальчик. Она открыто радовалась, моему приезду, поскольку боялась в такой момент остаться одна.
Я пообещал, как только обзаведусь нужными инструментами, проверить все вокруг. Нет ничего опасней для женщины в интересном положении, чем внимание недоброго духа.
Утром я вышел из дому в настроении приподнятом, но тревожном. Предстояло знакомство с моими работодателями. В воображении я рисовал мистерса Фредерика почтенным седовласым джентльменом, возможно немного полноватым, добродушным с виду, но прожженным дельцом, сведущим во всяких хитростях. Мистерс Вонелли, был, по моим представлениям, тонким экспрессивным южанином, с черной черточкой усов на загорелом лице - научным гением компании, постоянно сажающем в лужу признанные авторитеты.
Контора компании располагалась в старой части города, как объяснила мне Ада, несколько в стороне от делового центра, и довольно далеко от пороховой улицы. Волей неволей, мне пришлось искать извозчика. После вчерашнего плута, я относился к ним с предубеждением, и прежде, чем сесть в коляску, поинтересовался:
- Сколько до старого города?
Извозчик вздохнул, видимо потому, что честь научить деревенского болвана предприимчивости выпала не ему, а более удачливому собрату.
-Недорого,- сказал он, в безнадежной последней попытке меня обжулить, но я был хорошим учеником.
- Сколько?- настойчиво переспросил я.
- Шесть пенсов,- сдался он.- Едете или нет мистерс?
Эта цена была близка к тому, что мне говорила Ада. Я сел в экипаж и назвал адрес.
Ливарно, впечатлял еще сильнее, чем в день приезда. Мы проехали по центральным улицам, и даже выбрались ненадолго на Морской проспект. Количество экипажей снующих во все стороны потрясало. Всюду слышалась ругань извозчиков, щелканье кнутов, тротуары по обеим сторонам полны спешащими горожанами. Дома... Величественные фасады поднимались над головой на пять этажей, а то и выше, украшенные причудливой лепниной, и даже настоящими статуями. Любое строение здесь, представлялось краше и роскошнее летнего дворца губернатора в Ванговере. Позже я узнал, что выставляя на показ нарядные фасады, эти дома стыдливо прятали свои унылые задние дворы, покрытые кучами отбросов.
Старый город оказался не столь помпезен, но более честен. В тот момент я этого не понимал, роскошь центра застила мне глаза, но именно здесь сосредоточена душа Ливарно, города защитника, стража побережья. Узкие улицы, где не разъедутся две кареты, легко защищать даже десятку храбрых бойцов. Окна, назначение которых не столько служить для доступа света и воздуха, сколько быть укрытием для стрелков. Стены из серого гранита, такие же крепкие, как и древние защитники города, каждый дом делали маленькой крепостью. В нашей школе преподавали историю королевства, благодаря чему я знал, что в древности Ливарно несколько раз был взят неприятелем. Нордлинги, рамгенцы, бранки, многие испытывали здесь прочность своих мечей и кольчуг. Теперь я мог представить, чего мог стоить захватчикам этот подвиг.
Коляска остановилась.
- Приехали,- сказал извозчик.- Южное подворье.
Я расплатился.
Совсем не так я представлял себе контору уважаемой компании.
Начать с того, что вывеска, которой полагалось быть солидной и внушать уважение, оказалась старым деревянным щитом, небрежно прибитым над дверью. На нем в лохмотьях отстающей краски еще можно было прочесть нечто вроде "...рдри ... елли". Дверь скрипела, в чем я убедился, едва взявшись за ручку. Начинался скрип с тонкого пронзительного и-и-и, и заканчивался тяжеловесным басовитым х-р-р-у.
В передней было пусто. Я отметил старое бюро в углу, несколько стульев стоящих вдоль стен, и запах пыли от зеленых бархатных драпировок. Рядом с бюро высился несгораемый шкаф, а чуть поодаль, у окна, еще один, деревянный с картотекой. И ни одной живой души.
Я поспешил себя успокоить. Конечно же, никому не известного выпускника технической школы, не пригласят в головную контору компании. Кто я такой, чтобы господа Фредерик и Вонелли лично жали мне руку? Скорее всего, я попал в один из филиалов компании, где мною займется средней руки клерк.
За несгораемым шкафом находилась еще одна дверь, выкрашенная в зеленый цвет. Прекрасно понимая, что мне следует проявить терпение, и подождать на одном из стульев, пока не появится кто-нибудь из служащих, я, тем не менее, подошел к ней, и взялся за ручку.
Из-за двери явственно слышались голоса. Слов было не разобрать, но там явно спорили, или с жаром что-то обсуждали.
Я отворил дверь и переступил порог.
С огромной картины, на противоположной стене, на меня строго смотрел пожилой джентльмен, в адмиральском мундире. В ногах джентльмена, располагался письменный стол, с чернильным прибором. У стены, под двумя подсвечниками, стоял длинный диван, а на диване сидел человек, который мне очень не понравился.
Одет он был, как пристало авантюристу, а не служащему уважаемой компании. Кожаную куртку, опоясывал широкий ремень, из-под воротника выглядывал серый шейный платок. Серые же штаны из прочной парусины, были заправлены в голенища сапог, к правому бедру, пристегнута пустая кобура. Черные волосы туго стянуты вокруг головы, и схвачены на затылке в косицу. Я не взялся бы сказать, какого цвета у него глаза, мне пришло на ум слово змеиные. От левого виска к углу рта с тонкими, прямыми губами, тянулся белый шрам. Он держал за ствол настоящий пистолет, и со скрежетом трамбовал шомполом заряд. Это был совсем не тот человек, с которым мне хотелось бы работать рядом.
Я даже не сразу заметил еще троих обитателей комнаты, настолько заворожил меня вид авантюриста заряжающего пистолет. Правду сказать эта компания тоже выглядела не обычно. Все они стояли на четвереньках, буквально уткнувшись носами в пол. Это их голоса я услыхал из-за двери.
- Давай прижучим,- настойчиво убеждал один.
- Рано, говорю. Собьем этап.
- Активнее посылай,- требовал третий, тыча в пол карандашом,- не дай боже передержать.
- Да заплетается уже, не видишь? Надо жучить.
- Ужучил один такой.
- Прошу прощения, джентльмены,- сказал я.
В мою сторону повернулись три пары возбужденных глаз, и одна пара змеиных. Я почувствовал себя крайне неловко. Своим появлением я, несомненно, отвлек этих людей от важного занятия. Они смотрели на меня, я на них, и от этого неловкость росла, вспучивалась словно нарыв. Стремясь прервать это напряженное молчание, я заговорил. Сбивчиво и торопливо, путаясь в словах, как в зарослях колючих кустов. Я вообще не мастер говорить, в школе этот недостаток несколько раз стоил мне заниженных оценок, а если на меня в настойчивом ожидании смотрят сразу четверо, один из которых, явный разбойник, я становлюсь на редкость косноязычен.
- Из ванговерской школы. Э-э-э, технической. Мои бумаги, вот направлен. Вонелли и Фредерик. Я прошу прощения, не ошибся?
- Хорош,- произнес авантюрист, после небольшой паузы, видимо он первым перевел мой бред на нормальный язык.
- Постойте,- вдруг вскинулся один из коленопреклоненных господ, тот, что был в лазоревом жилете, и зеленых панталонах,- а где же объект?
Про меня мгновенно забыли. Я торчал на пороге, в полном недоумении, никто не обращал на меня внимания, даже авантюрист, перевел свой жалящий взгляд на троих служащих, азартно ползающих по полу. Они ползали, бормоча какую-то бессмыслицу, тщательно исследуя все уголки, осторожно шаря в щелях пальцами. Я, тоже поддавшись общему порыву, взглянул под ноги. Ничего значительного я на полу не обнаружил, только маленький паук, обычный безобидный крестовик, спешил мимо меня по своим делам.
Признаться, я с детства боюсь пауков. Эти твари вызывают у меня омерзенье. Однажды я чуть не упал в обморок, на ярмарке, когда там показывали огромных, с кулак величиной волосатых жирных тварей, привезенных из южных колоний. Совершенно машинально, я наступил на пробегающего мимо паука ногой. И мое движение не осталось незамеченным. Причем заметили его все сразу, даже те, кто смотрел в другую сторону.
- Вот скотство,- обратился ко мне обладатель лазоревого жилета, стоя на четвереньках,- ты ведь паука раздавил, да?
- Да, признаться,- сказал я.
Лазоревый жилет выругался вовсе непечатно.
- Очень опрометчиво,- сказал авантюрист. Он всыпал в ствол пистолета немного пороха, и прибил шомполом. Потом со щелчком взвел курок.
Я всегда считал, и считаю, себя не робкого десятка, но мне не по себе было видеть в руках этого человека заряженный пистолет.
- Простите,- сказал я,- видимо я нечаянно совершил какую-то ошибку.
Я старался говорить учтиво, стараясь убедить их, что в моем поступке не было злого умысла, но меня довольно резко прервали.
- Так, спокойно,- сказал тот из них, кто выглядел старше прочих.- Не все потеряно. Мы просто лишились паука. Мы найдем нового. Пауков на свете много. Самое главное, что дух из этой комнаты не уйдет. Мы сами укладывали под плинтус граничный шнур.
- Это было в прошлом году,- сказал лазоревый жилет.- Его могли мыши сгрызть.
Несмотря на унылые слова, он заметно оживился.
- Дайте-ка мне веер, и связку Картмана,- сказал он.- Мы его снова изловим. Несправедливо, упустить такой экземпляр, из-за деревенского остолопа.
Мне стало чрезвычайно обидно за эти слова. Пусть я из провинции, пусть я сделал что-то не то, пусть даже они мои работодатели - это все не повод оскорблять незнакомого человека.
Мне ужасно захотелось сквитаться, и я тут же нашел способ утереть нос лазоревому жилету. О нет, я не опущусь до площадной ругани, мой ответ будет гораздо изящнее - укол шпагой, в ответ на замах дубины. Он покажет, что нас действительно разделяет пропасть, но он находится вовсе не на той ее стороне, как считает сам.
- Еще раз простите, господа,- все вновь повернулись ко мне с досадой,- если вы собираетесь пленить некого духа, обратите внимание на отдушину. Там ведь нет граничного шнура, не так ли?
- Идиот!- вскрикнул старший.
Его восклицание меня покоробило - идиот не окажется в тройке лучших выпускников школы.
-Какой же я идиот,- продолжал он.- Быстрее запечатайте вентиляцию!
Лазоревый жилет бросился к отдушине, выхватив из кармана кусок мела. Увы, отдушина располагалась под самым потолком, он не доставал до нее даже подпрыгнув. Он кинулся к столу, схватил тяжелый стул с высокой спинкой, с натугой поволок его к отдушине, да вот беда, по дороге выронил мел. Тем временем третий, более всех похожий на образцового служащего, благодаря нарукавникам, надетым поверх рукавов опрятного серого сюртука, схватив со стола длинную линейку, принялся, подпрыгивая колотить ею по краю отдушины.
Что ж громкий звук способен отпугнуть некоторых духов, но в данном случае он старался зря. Во первых, стук был недостаточно сильным, а во вторых...
Во вторых, взирая на вызванный моими словами переполох, как я надеялся, с ироничной улыбкой, я старался вспомнить, для поимки какой из сущностей применяют связку Картмана. И я вспомнил, а, прибавив сюда погубленного мной паука, окончательно прояснил для себя картину происшествия.
Барбантский Тыльник, или эманация Лозинцкого - очень редкая сущность, принадлежащая к третьему классу духов-спутников. Обнаружить и изловить его, довольно трудно, что делает такого пленника еще более ценным. Тыльник был бы вовсе никчемушной тварью; все, что он может - вызывать некоторые болезни у животных, если бы не сами животные. Жертвы Тыльника, будучи одержимы, могут, уж не знаю, видеть или как-то иначе чувствовать, других духов. И даже отличать их друг от друга. Люди моей профессии заметили эту особенность, и использовали для своих нужд. По реакции одержимого животного можно судить о сущностях находящихся поблизости.
Лучше всего, для подсадки Тыльника, подходят насекомые. Из-за их строения Тыльник не может причинить им сильного вреда, и служат они гораздо дольше. К тому же любое теплокровное, даже мышь, гораздо умнее насекомого. Собственные стремления той же мыши, ее страх, голод, или любопытство, здорово меняют всю картину, и часто приводят к досадным ошибкам. А вот пауки намного проще, и почти не дают осечек. (1) Кристофер просто не знает, что пауки, строго говоря, относятся к паукообразным.
Созданием такого ценного инструмента - одержимого паука, и занимались здесь, когда я своим появлением, сперва отвлек операторов, и помог бежать пауку, а после убил его, дав свободу Тыльнику.
Меж тем суматоха продолжалась. Лазоревый жилет подобрал мел, но теперь образцовый, который все скакал со своей линейкой, мешал ему поставить стул к стене. Секунды меж тем таяли, и по моему разумению, Тыльник уже мог покинуть помещение. В схватку кинулся старший, и привнес еще больше сумятицы. Я и сам хотел помочь, но по размышлении решил, что и так сделал все что мог. Конечно о работе в этой компании, теперь лучше даже не помышлять, но если я натворю еще что-нибудь, могут и побить.
А суета под отдушиной переходила все мыслимые границы. Старший столкнулся с образцовым, и повалил его на пол, жилет, наконец, поставил стул, и даже утвердился на нем, когда образцовый, стараясь подняться, зацепил его ногой. Жилет потерял равновесие, но удержался. Зато опять выронил мел.
-Мел!- закричал он.- Я потерял мел!
И все кинулись искать на полу мел, но кажется, кто-то на него наступил. Так или нет, я уже не узнал, потому что авантюрист, поднял пистолет, прицелился прямо в приплясывающего на стуле лазоревого жилета, и выстрелил.
От грохота заложило уши. Всю комнату заволокло клубами кислого дыма, и слышно было, как кто-то надрывно кашляет в серой мгле.