Город был по-весеннему мокр, и скользок, и машины весело обрызгивали прохожих, а прохожие весело же обругивали машины - почему-то никому не хотелось ссориться из-за таких пустяков, как испачканная белая юбка, или заляпанные грязной снежной жижей ботинки.
...А хотелось подставить лицо весеннему солнышку, или улыбнуться веснушчатой девчушке, или вдохнуть полной грудью резковатый и прохладный, но так явно пахнущий весной ветер, что ему прощалась и резкость, и прохлада, и даже то, что пробирал до костей, и заставлял ёжиться и тонкие плечики барышень, которые по случаю весны уже вырядились в хорошенькие и коротенькие кожаные курточки, и нарядные сиреневые плащики, да и не только сиреневые, а ещё и розовые, и жёлтые, и...
Ветерок заставлял передёргиваться невольно и мощные плечи парней, и мужиков, которые по случаю весны ходили в расстёгнутых куртках, косясь на барышень в плащиках и курточках, поигрывая кокетливо грудными мышцами, обрисованными тонкими джемперами и футболками.
В общем, всем хотелось улыбаться, и перемигиваться, и многозначительно хмыкать, и целоваться на непросохших ещё лавочках, и в подъездах, и в кинотеатрах, и...
Весна вступала в свои права.
Да так вступала уверенно, что даже Павлу, спешащему озабоченно в офис, и никогда не обращавшему внимания ни на весну, ни на солнце, ни на барышень в плащиках, - захотелось остановиться и вдохнуть полной грудью весенний ветер, да так вдруг захотелось, что он застыл посреди улицы с блаженным выражением лица, и заулыбался совершенно по-дурацки.
- Чего стал? Ни пройти, ни проехать! - ругались беззлобно прохожие, но обтекали Павла, и сами улыбались дурацкой улыбкой, и блаженно щурились на солнышко. И вдруг...
Он даже сам не понял, что произошло, только будто получил удар поддых. Потряс головой и вновь поднял глаза. В аккурат на третьем этаже самого обычного старинного дома с эркером и облупленными нимфами, какими изобилует Сумская, главная и самая старая улица города , на балконе курила женщина.
Самая обычная женщина, примерно одних с Павлом лет, не слишком красивая, но ухоженная и хорошо одетая. Павел сморгнул, женщина посмотрела на него и вдруг озорно, совсем по-девчоночьи, подмигнула ему и показала язык. А потом как ни в чём ни бывало, перевела взгляд на небо, и невозмутимо выпустила новое колечко дыма. Павел заморгал, как будто дым попал в глаза, у него невольно зачесалось в носу и он оглушительно чихнул. Женщина щелчком выбросила сигарету, зябко передёрнула плечами и закурила новую. На Павла она уже больше внимания не обращала, да и у него зашевелилось в душе неприятное ощущение анекдотичности ситуации - стоит посреди улицы, клоунски лыбится, пялится на незнакомую женщину, а, между прочим, опаздывает на планёрку, да и вообще - кругом опаздывает.
И Павел, независимо пожав плечами, зашагал дальше, потом перешёл через дорогу, но, отойдя метров на двадцать, не выдержал, обернулся. Женщина всё так же курила на балконе, и рассматривала белое облако, зацепившееся за строительные леса - реставрировали полуобвалившийся балкон когда-то шикарного купеческого дома, а ныне - его выкупил под офис какой-то местный богатей.
Павел пожал ещё раз плечами и нырнул в подъезд своего офиса.
***
Вика порассматривала немного облако, докурила сигарету, и вернулась в офис, к делам - у неё на сегодня были назначены три встречи, и два совещания.
- Виктория Николаевна! - это, конечно, Катя, младший офис-менеджер, а попросту - секретарь. - Вас с Мишкой соединять? Он по поводу программы капитализации! - Катюша с таким вкусом выговорила последнее слово, что Вика невольно фыркнула. Катя вообще любила длинные и красивые слова, вроде капитализации, секъюритизации. И ещё "модернизации". Она их - в смысле, Катя слова - словно постоянно смаковала, обсасывала и перекатывала во рту, как леденцы.
- Да, Кать, соединяй Алло, Миша! Да, Мишенька, вноси те пункты. Да-да, как договаривались. Отлично, Миша!
Положив трубку, Вика привычно поправила волосы - кудрявая прядь всё норовила упасть на бровь, и крикнула Кате:
- Кать, скажи Иванычу, пусть минут через пять подгоняет машину. Я уехала. - просмотрела бегло нужные бумаги, сунула их в портфель, накинула снятую было и небрежно брошенную на стул шубку из щипаной норки, и застучала каблучками по роскошному паркетному полу.
Уже садясь в машину, Вика вдруг вспомнила того мужика, которому она показала язык. Слегка дрогнуло что-то в груди, мимолётная улыбка тронула губы, какая-то тень воспоминания промелькнула и пропала, и Вика выбросила мужика, и свою детскую шалость из головы.
***
- Павел Петрович!
- Да, Зинаида?
- Павел Петрович, я так больше не могу! Эта идиотка опять напутала в отчёте! Или дайте мне другую помощницу, или я уволюсь!
- Зинаида, прекратите истерику. Ваша задача научить подрастающее поколение, а не увольняться.
- Да нет, не шучу. Зиночка, вспомните себя в её возрасте.
- Мне некогда вспоминать! Мне отчёт нужен без ошибок! Я вам не нанималась всяких там...! Учить! - Зинаида вновь завелась, и, похоже, начала хлюпать носом.
Павел невольно поморщился - он не любил женских слёз и Зинаиду не любил - вздорная, скандальная, но что поделаешь - бухгалтер от бога.
- Ладно, Зинаида, скажите Оксане, что я её вызываю. На ковёр.
- Да, хорошо, Павел Петрович! - с воодушевлением. И в сторону, со тщательно дозированным злорадством. - ...Оксана! Вас главный вызывает!
Павел тяжело вздохнул - ох уж эти бабы, и положил трубку. Встал, потянулся, потёр затёкшую спину. Подошёл к окну. Солнышко, хорошо. Зажмурился, и внезапно вспомнил незнакомую женщину на балконе. Эк она ему... язык показала. Совсем как.. но додумать ему не удалось - промелькнувшее было воспоминание прервалось вошедшей Оксаной.
- Павел Петрович! Она ко мне нарочно придирается! А я... - Оксана, разбитная девица в джинсах и прозрачной совершенно блузочке, тоже всхлипывала, и между делом строила ему глазки, и быстро оглядывала кабинет, и нервно - а ей, вероятно, казалось, что очень сексуально - облизывала тонкие губы, и...
- Оксана! Избавьте меня от ваших истерик! Присядьте!
***
Вика, после второго клиента измотанная, как сто чертей, и злая, как они же, вошла, нет, ворвалась в приёмную. Видите ли, шеф отсутствовал две недели, никто не может подписать документы - так ей отвечал сладенький голосочек секретарши третьего клиента. И вот сегодня наконец шеф прибыл, чёрт бы его побрал! Ну я ему!
- Шеф на месте? - не поздоровавшись, бросила она растрёпанной девице за компьютером. Девица испуганно вскинулась - вероятно, занималась чем-то совсем уж непозволительным на рабочем месте - перепиской по аське, или играми в "морской бой" - промямлила что-то вроде:
- Да... Он у себя, но... Как Вас представить?! Эй, вы куда, туда нельзя!
- Представьте меня в душе! - рявкнула Вика и рванула на себя дверь кабинета, на котором сияла позолоченными буквами табличка "президент компании", поморщившись мимолётно "фу, какая безвкусица!".
- Здравствуйте!
Немолодой мужик расхаживал по кабинету, и выговаривал за какую-то провинность молоденькой, уже пошедшей красными пятнами и залитой слезами, девице. Девица стояла посреди кабинета навытяжку - как перед директором школы - и нервно шмыгала распухшим носом, и вытирала его рукавом неприлично прозрачной блузки, и непрестанно облизывала губы, и что-то порывалась ответить, но мужик это в корне пресекал, рявкая:
- Молчать!
На Викино приветствие мужик ответил машинально, и только закончив начатую фразу, повернулся наконец к Вике и девице с таким грозным видом, что Вике захотелось тоже стать навытяжку, как эта девица, а девица и вовсе вжала голову в плечи, и затряслась.
- Оксана, вы всё поняли? Прошу покинуть мой кабинет! И чтоб впредь...! Здравствуйте, извините, пожалуйста! - мужик на глазах менялся - из разъяренного начальника становился вальяжным и спокойным владельцем фирмы. Вика невольно залюбовалась картиной. И вдруг покраснела - это был тот самый...! Да-да, тот самый мужик, которому она... да, не далее как утром...
Девица, что-то бормоча вроде - я больше не буду, Пал Петрович, никогда-никогда! - вышмыгнула за дверь, а Вика осталась, и вместе с ней в комнате как будто сгустилось что-то ещё, какая-то неловкость и... Еще что-то...
Павел смотрел на женщину, ворвавшуюся в его кабинет, и... Не мог оторвать от неё глаз, от её нежно розовеющего лица, от кудрявой прядки, упавшей, как всегда, на бровь, от...
И дрогнуло что-то в груди, какое-то давнее, полузабытое...
- Вы кто? - наконец спросил он.
- Я .. Виктория, Виктория Николаевна Зарецкая..- боже мой, что со мной, почему я лепечу, как второклассница, раздраженно подумала Вика, и встряхнув головой, заговорила уверенно и громко: - Вас не было две недели! У нас контракт! Или может быть, вы передумали? Так и скажите!
И в этот момент Павел всё вспомнил.
- Вика...? Викушка, это ты или не ты?!
- А по какому праву...? - возмущенно начала было Вика и вдруг.. - Паша...?
И без сил опустилась на кожаный диван.
***
...Это было... дай бог памяти, ну да, слишком давно, так долго не живут, но - было же, не приснилось - и зима, и аэропорт, и толпа народу, и все толкаются, и все тянут какие-то баулы, и бабы в пуховых платках, и Викина ладошка в его руке, и её прядка кудрявая, непослушная, падающая на бровь, которую она нетерпеливо отбрасывала, и её глаза, и его глаза, и всё, и объявлена регистрация на рейс "Новосибирск. - ...", и надо прощаться, и кажется, что навсегда, хотя так не хочется, чтобы навсегда, но...
...У них было, конечно же, не "три счастливых дня" - две недели. Павла занесло в Новосибирск случайно, а может, и нет, ну он уже не помнил, почему, но отлично помнил, как он не втиснулся в трамвай, и девушка в трамвайном окошке вдруг улыбнулась ему светло и озорно, и - вот те раз - вдруг показала язык. И он втиснулся в почти закрывающиеся створки, и протиснулся-таки к девушке, и даже познакомился с девушкой Викой, и гуляли они по Новосибирску, а потом она поила Павла чаем на маленькой кухоньке, а потом стонали пружины старого диванчика, и они стонали, и всё у них было так хорошо, что лучше, кажется, и не бывает, не надо, и....
.. А потом был аэропорт, и снег, и её глаза, Викушки, его Викушки, и её ладошка, и... он, кажется, успел ей сунуть листочек со своим телефоном, но она не позвонила, и Павла долго преследовало чувство, что судьба прошла мимо него, а потом он как-то закрутился, и женился на Амалии, дочке генерала, и родил двух сыновей, старшего и младшего, и Павел загнал мысли о неслучившейся судьбе далеко-далеко, и, а потом, много погодя, и внук Егорка родился, и...
***
- Вика, а можно тебя в ресторан пригласить?
Вика немного подумала, посмотрела на часы, зазвонил её сотовый, она сказала:
- Извини, Паш, - и в сотовый. - Да, солнышко? Да, только не слишком поздно, хорошо? А с кем ты собираешься....? А. С Вадиком? Ну да, Вадик очень хороший, но всё равно, не позже одиннадцати, папа будет волноваться, да и бабушка, ты же понимаешь. Что? Да и я, само собой. Да, Танька, я понимаю, что ты взрослая и самостоятельная, замужем успела побывать, но...! Ну да, я понимаю, но - не позже одиннадцати! Всё, Тань, у меня люди, и это моё последнее слово. Целую.
- Дочь?
- Угу. Они такие взрослые, Паша, что просто удивляешься. Она у меня поздняя, ветер в голове, хоть замужем уже успела побывать и развестись, а всё равно - душа болит...
- Мой младший тоже буянит, самостоятельность показывает, то на Север - бизнес там, то прогорел - опять на юга, к винограду и девочкам... - Павел усмехнулся, но тут же спохватился. - Викуш, так как?
Вика посмотрела с сомнением, тряхнула головой и ...:
--
Пожалуй... Положительно.
***
- ..Ну, а потом родители переехали сюда, я на работу устроилась, в институт на заочный поступила, вышла замуж, потом Андрюша родился, потом Танька родилась, а потом - как-то так всё потом.. некогда скучать было, но и нечего толком вспомнить. А потом бизнес, ну и по мелочи, ну и так далее.. А ты?
- А я.. ну примерно так же.. - Павел положил ладонь на Викины пальцы, Вика пальцы не отняла, а потом Павел потянулся поцеловать Вику, и Вика тоже потянулась, и они смешно столкнулись порывами, но не рассмеялись, а поцеловались, и губы вспоминали, и тела вспоминали, и ...
- Вы ещё что-то будете заказывать? - мальчик-официаант нетерпеливо переминался с ноги на ногу, и во все глаза смотрел - как же, они же такие старые, вот в точности, как мои родаки, а туда же, целуются, ну в точности, как мы с Инкой, а Инка сегодня свиданку пропустит - у неё семинар какой-то, по экономике, что ли, но врёт, наверно, новый кент, видать, у, я ей покажу, и...
- Нет, ничего не надо, хотя.. Вот мне ещё коньяку, а даме...
- А даме - воды без газа, но с лимоном.
- Понял.
***
--
Алло! .- и, ей, одними губами. - Извини, Викушка! Это мой Егорка! ...Хочешь послушать? - И Вика прижалась, и он обнял Вику, и.. - Дед, привет! А я тебе неправду сказал, что я спать не хочу. Я очень хочу. Пока, дед.
--
Внук? - Вика улыбалась, и румянилась, а он чувствовал под рукой её тело, и у него немножко туманилось в голове, и...
--
Да, пять лет, он очень умный.
--
Ну, есть в кого...
***
.-.. Вика.. Так что с нами-то будет, Викушка, я тебя... люблю, я понял, старый дурак, но.. и... всё, и всю жизнь..., и... Так как, Вика? Может, хватит нам - от себя-то? Бегать? Так как, Вика?
- Не знаю, Паш. Не знаю, честно.
***
...А Алка жалобно пела про "три счастливых дня" - бармен случайно переключил радиоприёмник с привычного "Шансона" на "радио "Алла", и весна таки вступила в свои права, и наступила на город, и город сдался весне, и первые листочки шевелились от ветра, и ветер был уже не резкий, а мягкий, и барышни щеголяли пупками с пирсингом в расстёгнутых ярких ветровочках, и мужики, и парни теперь уже без курток - щеголяли и поигрывали, и кокетничали мускулами, обрисованными всё теми же тонкими джемперочками, и хмыкали, и перемигивались с барышнями, а барышни прыскали и краснели, и...