Удянский Илья : другие произведения.

Записи минувших дней. Дети новой веры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Все последующие события, изложенные ниже, представляют собой малую компиляцию издержек из полевых дневников участников Рогинского восстания. Думаю, вам будет интересно, к тому же, многие записи в разрезе психологического фактора, дают некоторые представления о вынужденных (если не истинных) стремлениях и желаниях хозяев своих тайных записей...

Пути господни неисповедимы.

Все так говорят.

  
"По ту сторону добра, или как я полюбил атомную бомбу"
  Все последующие события, изложенные ниже, представляют собой малую компиляцию издержек из полевых дневников участников Рогинского восстания. Думаю, вам будет интересно, к тому же, многие записи в разрезе психологического фактора, дают некоторые представления о вынужденных (если не истинных) стремлениях и желаниях хозяев своих тайных записей. Свет на обстоятельство наличия последних излил рейд, предпринятый (утро 9 сентября, 50й (2033) год новой эры) против повстанческих группировок, замеченных в Гаршевом лесу. Следственный отдел Комитета Внутренней Безопасности на долгие лета упрятал кипу ценных бумаг. Гриф секретно, дело ясное. И вот, четыре столетия с лишним, строжайшая секретность исчерпалась, что дало повод для разгульных статей. В числе прочих документов намётанному глазу пишущего эти строки попались те самые полевые записи. В виду возможного "подтасовывания" и сокрытия фактов, не следует расценивать мою работу убедительным образцом исторической хроники. Отныне, читайте хронику событий в новоиспечённой колонке "По ту сторону добра".
  

Ваш покорный слуга, Вадим Голышев.

  
Дневник Сергея Платова
  21 октября, 2048й. Сегодня подступили к границе. Указания просты и ясны. Чистим лес. Снарядил два разведотряда к Отрогам и Девичьему яру - было замечено действие инфразвуковых очагов. С расширение лесных угодий вынуждены были столкнуть с этим. Правда, чаще всего это обусловлено приближением очередной бури, однако случаются некие проскоки - атмосферных волнений нет, зато источник присутствует. И спасу никакого. Обещали снабдить хоть какими-то превентивными устройствами - пока таковые отсутствуют. Эх...
  Деревушки здесь неказистые. Лачуги, босая детвора, скотина неважная. Признаться, не ожидал такого отпора со стороны жителей. На уговоры не идут, а солдат кормить надо. Жаль народец, берём силой, бесчеловечно, а что поделать? Сами не понимают ни хрена, да и должны ли.
  30 октября. Лихорадило с неделю. Градусник зашкаливает. Сбиваешь, сбиваешь и без толку. Больно было дышать. Позавчера отпустило, однако ещё пошатывает, ходить можно.
  Конец октября, а мы всё ещё топчемся на месте. С самого прибытия неспокойно мне, унылые места. Гадко, гнус съедает живьем. Спецовку снять смерти подобно. Лишены покоя и сна из-за этих вездесущих гадов. Впрочем, не только в этом дело. Народец всё никак не угомонится.
  Ноябрь - 8 декабря. Страшно. Чувство, что вот-вот нагрянет что-то. В начале ноября рубили просеку, всё облагораживаем пределы. Во время рубки шарахнуло по нам миномётами. Брали высоту близ Девичьего яра - очаг неспокойствия ликвидирован, казнили девятерых выживших, среди прочих обнаружился Неуловимый Джо. Петька Федорчук. Местная гроза империи. В 47-м спустил с рельс два локомотива. Они мчали воинские эшелоны вглубь тайги. Там шло старое доброе столкновение с такими же деклассированными, вроде Петьки. Известная страничка истории. Благо его путчи на исходе не сказались. Теперь ему разве что червей потчевать. Однако, питаю к нему уважение до сих пор. Твердый был мужик, таких бы к нам, побольше.
  Кровопийцы. С подобными не сталкивались прежде. Обнаружили во время чистки путей, что деревья кишат этими тварями. Выжигали - не помогло. Вести о том, что близится ураган (свыше девяти баллов, каково, а?), не на шутку испугали. Неизвестно, как долго придётся выжидать, ни одно убежище (люди дохнут - гнус торжествует, дайте мне ответ, кто-нибудь) толком не оснащено - обозы подступают со скоростью реакции вспыльчивого датского темперамента. Обещали многое.
  Начало декабря. Снег здесь явление редкое и совсем как бы нежеланное (по известным причинам). Вот что порадовало - генераторы. Привезли (тащили той же узкоколейкой), запустили, холодина ведь. По такому случаю запаслись арктической дизелькой. Кое-как спасаемся от здешней стужи.
  10 декабря. Узкоколейка. Насилу проложили. Аппендицит, протяженностью в 200 км. Ни поддержки, ни черта! Хоть костьми лягте, дорогу дай! Приказы не обсуждаются.
  Февраль 49-го. Повстанческие отряды мятежников не видно вот уже два месяца. В лагере поговаривают о недобром, лес заунывно молчит. С тех пор, как казнили Федорчука, промозглые дни не покидают эти дебри. Народец всё также одаривает нас презрительными насмешками. Здесь душевный покой потерять проще пареной репы. И места здешние непригодны. Промысел спасает, вода в речушках мутная, переизбыток сероводорода. Благо очистные сооружения делают свое дело, грех жаловаться. Вот только смута, словно ОРЗ. Вакуум в головах. Сперва грешили на источники пси-излучения. Ни одного не обнаружили вплоть до демаркационки, а это ни много ни мало 20 км чистого леса. Провизия поступает всё хуже с каждым разом. Не успеваем уследить за лесными происками - вторую узкоколейку похерили. Почему не пускают авиацию - ума не приложу, хоть убейте. Энергии ведь хватает пока. Странно, что мы вообще до сих пор здесь, с такими-то непомерными затратами. Значит что-то тут ценное, важное. Это как дважды два. Иначе бы плюнули и поджарили здешний лесок. Впрочем, будь мой голос весом и беспрекословен, давно бы его сжёг подчистую.
  Начало марта. Снова предстоит рубка Леса. Необходимо прочистить подход к одной из седловин Отрога, так называемые, Гаршевы пещеры. Процесс идёт худо, условия не позволяют. Приходится выкладываться, на полную. Генераторы дышат на ладан, и до причин не докопаться. Глохнут через каждый час и всё тут.
  Забегал сегодня Рогинский на огонёк. Поболтали. Естественно, склонность вести задушевные беседы никогда не ограничивалась чаем. Водки не было, зато был спирт. Ходовое средство, надо сказать, необходимое. Потому, имея иммунитет к алкогольным отравлениям, прикончили до фига таких пузырьков. Просидев до глубокой ночи, вспоминали суворовские деньки. Не раз упомянули Гричука, был такой офицер-воспитатель, охочий до солдатских нежностей армейским ремнём. Ух, и часто же нам влетало с Кирюхой. Единственная неприятная нотка ежечасно вклинивалась в разговор - Лес. Будь он проклят!
  Прорубить подход к седловине требовали не от мирской суеты. Учёный совет должен был обследовать тамошние пещеры, взять необходимые пробы. От нашего участия ожидали грубой силы во избежание лишних энергетических затрат. Одним словом, пилить нам эту тайгу ещё долго. И об этом я упомянул вскользь в нашей закадычной компании. Мне показалось, что Кирилл как-то не естественно повел себя. Разозлился пуще привычного, на что я был немало удивлён, конечно, в силу своей трезвости. Позже утром мне четко представился вечерний разговор. Пусть Кирилл прав и не стоит ввязываться в историю с Лесом, да только нам ли этим править? Да, Лес ещё отомстит, по-своему. Солоно хлебавши назад побежим, поджав хвосты. И такое может быть. Да только я - боевая единица, юнит. Хрена ли нам этот Лес. Я никак не мог взять в толк, почему Рогинский так упорствует. Ну, сделаем мы эту вылазку, ну проведём изыскания, и что? Там, глядишь, домой отправят.
  19 апреля. Гадство. Настырность Рогинского теперь мне предельно ясна. Сукин сын! Не зря же он с такой назойливостью вечно допытывался у меня. Не будь мы друзья, сразу бы пронюхал что к чему. Продался, сволочь. Ноги его не будет в лагере, я сказал.
  Однако, пусть он подложил такую свинью, не смогу донести на него, рука не поднимется поступить так. Хотя сам получил в спину нож...
  20 апреля. Невиданное диво! Стало быть, тот самый дружок Рогинского. В лагерь явился некий, назвавшийся мессией здешних мест и провозгласил себя защитником леса и его духовных ценностей. Ей богу! Так и сказал. Кругом брызгали смехом, едва он заговорил о лесе, конечно уже после столь велеречивого представления. Провели дознания и не обрадовались - "психолог" не объявил о его лжи ни единого разу. Ни разу! Понимаете? Уже было посетовали на неисправность оборудования. Однако это свойственная чушь, присущая всем, кто не желает полагаться на "психолога" из личных побуждений. Перепроверили. Нормально работает.
  Вся беда в том, что такие ультра чувствительные установки типа "психолог" не под-даются оспариванию ни в одном аспекте рабочих процессов. Безотказный как автомат Калашникова. Ко всему прочему, насторожило невозмутимое спокойствие подозреваемого. Парень словно в гости чайку дернуть припёрся. Спокоен как слон. Ни разу не запнулся при машине. А это попахивает если не нечистой, то явно силой натренированного сознания. Всполошились! Подсадной в лагере! Звонок в штаб. Срочно допросить, выудить всё необходимое и не совсем нужное тоже. Приступили. Рогинский, ты ли это? Я всё думаю, не допустил ли я ошибки, отправив этого ублюдка обратно в лес.
  
Дневник Кирилла Рогинского
  24 октября, 48й. Этот день минул не так давно, однако предстает в памяти недосягаемым. Объясню почему. Но сперва следует предварить разъяснения тогдашней историей.
  Так вот. Садилось солнце, и я тащился через лес вместе со своим бравым товарищем. Лёша Должиков. Гнус, дело известное и неприятное, практически разделался с нами. А задание было плевое, потому выполнили с нехилым запасом - расставляли сигналки; и, возвращаясь обратно, благоговели и пахли, как бальзаковские хлыщи.
  Недолго музыка играла. Вот тут-то злобное насекомое принялось за старое нехитрое дело - игра на нервах. Впрочем, было вовсе не до смеху, ибо эта тварь загрызает насмерть, уже проверено. Насекомому не объяснишь, что нам больно и совсем не хочется так скоро клеить ласты. Это веское соображение натолкнуло нас на опрометчивый и также малоприятный шаг. Дерзнуть так дерзнуть! Неподалёку обосновались развесистые кусты неизвестного почина, чья сукровица служила годным средством от всей этой нечисти. Оставалось только обмазаться зловонным продуктом. Страх перед возможностью быть осмеянным и обтыканным злорадными взглядами сослуживцев несомненно выиграл дуэль со смертью. Гнус вскоре отступил, а вонь осталась. И поделом. Только дураки тащатся в Лес без кондомов. Так был прозван маленький датчик, позволяющий отогнать слепней. Совсем нехитрое приспособление. К тому же заряда хватало на несколько лет. Устройство не нуждалось в большом количестве энергии, а с нашими генераторами учёные могли и дальше наслаждаться процессом создания своих побрякушек - заведовали целым штабом.
  Признаться, было страшновато, словно пребываешь в сонной одури. В приливе страха мы перешли на бег, всякий раз оглядываясь, падая. Тут уж на широкую ногу не попляшешь, обостряются чувства, ужас слепит, боязливо смотришь на любой лоскуток. Этот молниеносный всадник, страх, нагнал нас раньше, чем нам удалось оправиться от слепней. По пути в лагерь неоднократно слышали флейту! Да-да, флейту-флейту! Тогдашний казус не поддавался ни единому объяснению. Так мы считали. И мурашки по коже, испарина проступила. До сего момента в бога не верил. Оказалось, есть вера. И о-го-го какая. Откуда здесь может быть человеческая двуногая жизнь кроме нас самих и тех, что в лагере почивают? И это после разведгруппы! Вот буквально, минуту назад. Щелчок, на связи, понятно-чисто-отбой. И всё!
  Тогда порешили мы, с Лёхой, следующее - заляжем. Хамелеоны есть, так что, даст бог - не заметят. Тем паче, настали сумерки, что было на руку. И вот, очаг беспокойства не заставил долго ждать. Заметили фигуру, человеческая. Она мерно ползла среди стволов. Разобрать детали не представлялось возможным. Кругом расползалась неясная взвесь, и наш страх нельзя было назвать привычным. Потому как, вся эта суспензия обволакивала наше лежбище. Фарс незнакомца напугал нас не на шутку, особенно Лёху. Он резко прянул назад, в то время, как я и шагу ступить не смог, так сильно сморила дремота, ватные ноги опускались. Оставалось только наблюдать, как странник в балахоне приблизился к Лёхе. Беднягу распирало судорогами, он был беспомощен. Неизвестный повернул ко мне лицо, и оно было ангельски красиво. Кругом отдавалось гулкое эхо, как будто пространство наполнялось чем-то теплым и невозмутимо беспечным. Да, именно это. Всё мне виделось иначе с того самого дня. Возникло чувство омерзения к себе, к тому, что представлял некогда. Хотелось вылезти из прежней кожи. Вон из неё, она смердела и вызывала рвоту. Всё естество отказывалось от этой слизи. Вдруг это томное чувство мигом пронеслось передо мной. Я обернулся. Незнакомец всё ещё стоял неподалёку, и на его улыбку нельзя было не ответить взаимностью. После этого я, видимо, уснул.
  Следующий день сулил немало сюрпризов, что было исполнено в полной мере. Сейчас, описанное мною мне же кажется вполне приемлемым и никак не ужасает. Чего не могу сказать о вас, если дневник всё же всплыл наружу. Уверяю, что буду вдаваться в мельчайшие подробности, но и это не передаст и малой толики ощущений от всего увиденного мною. Тем более, что некоторые факты мне бы хотелось оставить за сценой.
  Так вот, я говорил о дне следующем. Скажу прямо. Мы, с Лёхой, пробыли вдали от нашего блокгауза пару месяцев. Ба! Но стоит внести кое-какие поправки. Как оказалось, то место, где мы гостили, живёт по иным физическим законам. Там своё течение времени, на что я немало диву дался. Ещё большее удивление вызвал апломб того странника, что манил нас своей игрой. Он пытался уверить меня в полной безопасности отсутствия в военном лагере на столь долгий срок. Мол, никак не скажется на благополучии самих отсутствующих. Я был изумлён, но потребовал доказательств, кои тут же получил.
  Впрочем, некоторое время спустя я подверг сомнению историю с часами. Именно она, невзирая на моё легкомыслие, служила подтверждением, жестом дружбы с кочевниками.
  Мне предложили обычный способ, трюк, если хотите: возле входа в Западные Чертоги (так они прозвали парадное помещение) клали любое устройство, лишь бы шло исправно, и не было шансов надуть меня. Сгодились мои старые армейские. Их уложили в ящик смертника, а кодовый набор я быстренько сварганил. Идея устройства этого ящика откуда взята - думаю, догадались. Небольшой футляр, куб со сторонами по 15 см каждая: здесь помещали стратегически важные инструкции да выписку из личного журнала, то бишь ваши физ. данные. Естественно, всё делалось во благо умершего, то есть, чтобы дяди-коновалы избавили себя от необходимости ковыряться в ваших останках. Стало быть, отныне солдат будет спокоен за будущее своих кишок.
  Но вернёмся к часам. Велико было моё удивление, когда часы извлекли из ящика и сверили с Лёхиными. Прошли ровно сутки, а экспериментальный образец отклонил свою стрелку не более, чем на час. Один час! Ничего себе разница. В условиях подобной разбежности временных течений понятно, кто имел явное преимущество. Я заставил себя поверить этим беженцам. Себя же они называли просто жителями близлежащих мест и покидать их явно отказывались. Более того, эти самаритяне желали обезопасить лесные угодья. В надежде, что они поступятся, я неоднократно вступал в споры, но оппонентская сторона этой полемики не впечатляла лесных аскетов. Мои теории начали трещать по швам, не найдя ни в ком ответа, и я бросил этот ненужный труд.
  Веретено странных обстоятельств исправно давало оборот за оборотом. С каждым прожитом днём мне открывались всякие всячины, что были в диковинку пришлому. Ортодоксальность их быта восхищала не меньше стороны технического прогресса. Практически каждая безделица аутентичная нашим, являлась своего рода анаграммой к уже существующему. Неотступно преследовало чувство того, что попал в параллельную вселенную, где нет места нелепым жестам и грязным носкам. Здешние жители были сдержаны и радушны, расчётливы и пунктуальны, воспитаны и образованы. Короче, являли полную противоположность злобному обитателю наземных просторов. Главное, они действовали словно нераздельный организм. Каждый винтик был на своём месте. Такое полное единомыслие достойно восхищения. Что я, собственно, и делал все те дни. Раболепствовал и пах восторгом, разглядывая хитроумные устройства, барельефы, живописные полотна, хозяйственную утварь, короче говоря, восхищался культурой. Чтобы польстить своё самолюбие я принимался рассказывать что ж у нас такого есть, за что не жалко в бубен получить. И что характерно, меня слушали, я млел от радостей таких. У многих возникал живой интерес к моим рассказам, но радость на этом быстро заканчивалась, так как целевой аудиторией были исключительно детвора. В их глазах я уподоблялся примату в клетке. Оно живое! Оно разговаривает! Оно думает! Это несколько огорчало.
  Человек, что встретил нас в лесу, приходился обитателям нечто вроде гуру, религиозного наставника и говорителя всяких дивных вещей. Звали его Володькой. Здесь не признавали фамилий да по батюшке не кликали, в обиходе только имя. Так и ко мне обращались просто, Кирилл. Всё так по-простецки; по-братски фамильярно, и это было здорово.
  Лес для них служил опорой, пристанищем во всём: это и духовная обитель, и самое малое, что может быть - кров. Здесь верили, надеялись и любили. Лес не мог быть плохим, он - сосредоточие всего хорошего, что отведено свыше. Так мне говорил Володька. И он ещё много чего говорил, и заставлял поверить. Человек извне - агрессор, убийца. Он грязен мыслями и поступками, телом и душой. Недоброе залегло в его сердце. Лес это чувствует и не подпускает к себе, он боится, но зла ни на кого не держит. Он защищается. Эти добрые люди прожили с ним свою жизнь поныне и не хотят рабства, они боятся потерять свой дом. Мне было жаль их, стыдно перед ними. Просить прощение, всё равно, что оправдываться без зазрения совести. Однако они чувствовали, как никто другой, врет стоящий пред тобой, или же честен в своих словах. Я верил им, они - мне.
  Я осознал, что их кучерявая правда никак не ровнялась с моей аккурат подстриженной. Её вышколили армейским уставом и подворотнями серых улиц. Серые лица, со столь же серой внутренностью. Их серые умы меркантильно сдабривали мою правду, нашу правду своим идеологическим перегноем. И она всё равно была жиденькой, потому что почва не фарт. Причинно-следственные связи не рассматривались нами, равно как и сама причина. Достаточно следствия, шедшего из морали наших никчемных наставников. Приказ отдан - только посмей нарушить, ни то, прикладом насмерть! Это правда сердобольного сапога, и нечем здесь хвастать.
  Вот помните, как Лем сказал? Человеку нужен человек, ни к чему ему призрачные дали вселенской скуки. Человека определяют хорошие деяния: то, что он произнёс, а не как; что сделал для того, я не как много или мало. Пусть он ретроград, мракобес не по воспитанию, но от нехотения понимания (или неумения понимать), главное чтоб он это знал. Мириться или нет с этим, это уже другой вопрос. Я так считаю. И то, что вопреки всем нуждам, такой вот незатейливый малый жаждет быть ближе к другому сгустку кровеносных сосудов, мышц, костей и ЦНС, обличает в нём человека, самого настоящего, простого, но человека.
  Люди Гаршевых пещер были благосклонны и старались понять нас, пришельцев. Мы осмелились потревожить Лес, за что были лишены покоя. Многое прояснилось, стоило мне узнать чуть ближе этот народец. Их не завлекали такие бренные и в то же время извечные частности, как власть, жажда роскоши и признания. Удивительным образом, они переросли эту алчную ступень в человеческом сознании. От них я ни разу не услышал гневного, лицемерия. Всё это вода на мельницу фарисеев и ханжей, что так открыто практикуется в нашем свете. Мы можем дать дюжину дельных советов, но ни к одному чужому не прислушиваемся, потому что гордыня берёт своё, нас захлёстывает от полноты этих чувств. Мы словно разбрехавшиеся собаки, отстаиваем своё непомерно великое и ничтожное, свою зарытую кость. Мы жжем свечу с обеих сторон. Потому солончаковая тоска, потому страх.
  Декабрь. Я и Лёха из разу в раз наведывались в пещеры. Думаю, так мы подсознательно старались привести самих к себе. Здесь нас ждали. Вот уже кончается декабрь, и нигде нет столько теплоты и заботы. Мне хотелось пуститься в пляс, словно ошалелый Вакх. Выйдя наружу, вдруг становишься нелюдим, ненужный, и озлобленный Лес хмурит брови. Урчит, хрипит, шумит ветвями. Я на правах друга сочувствовал ему. Меня больше не дони-мали слепни. Видимо, проделки Володи, а может Лес помнит давно пришедших.
  Начало марта, 49й. Был вырублен подход к Гаршевым. Кажется, я начинаю понимать, откуда растут ноги всей этой кампании. Никому не нужно бесполезное укрепление границ. Ученый круг, под курированием властей, открыто заинтересовался феноменом Гаршевых пещер. Этими новостями поделился со мной Платов ещё вчера. Ни он, ни Володя не поступятся принципами, никто не хочет на попятную. Крови не избежать, Володя так сказал. Володя! Боже! Я места себе не нахожу. Ужели ничего нельзя придумать? А что я могу? Поговорить с Серегой? Тогда невольно выдам мирный народец с потрохами, и неизвестно, поступится ли Платов. Да что я несу? Чем он поступится? Он не сделает этого по самому определению. Он - орудие.
  2 апреля. Под видом расширения бывшей системы укреплений сюда пригоняют провианты и оборудование, призванное обеспечить нас на многие лета пребывания в Лесу. Ведутся разработки изысканий. Всё бурлит!
  В свете этих событий наведываться в пещеры стало исключительно трудно. Володя был хмур. Никто не знал, где кончается у жителя подземелья терпение и где берёт своё начало гнев. Володино беспокойство было заразным. Это вызывало нескромные мысли, появились вопросы, и я их огласил. Меня интересовало, что же будет дальше, ранее я бы побоялся поднять эту тему. Однако положение грозило своей катастрофичностью, и хотелось услышать мысли на этот счёт самих заложников ситуации. Возможность кровопролития уже была взята за основу дальнейшего сюжета. Опомнившись, я переспросил. А может всё-таки обойдётся? Нет. Володя и сам с трудом верил в происходящее. Они не знали сути физических процессов своего мирка. Однако, здесь безопасно и спокойно. Лес позволял им ютится в своём лоне. Они крепко верили, что выйдя наружу, их постигнет крах. Можно ли жить там, извне? Конечно, говорил Володя. Вот только они не хотели ничего иного. Либо так, либо никак вообще! Умри или сражайся! Мне было тяжело поверить в это.
  3 апреля. Пробыв трое суток в Гаршевых (по их временному ходу), я и Леша вернулись в лагерь. В который раз повеяло духом смерти. Иначе не передать. А те первые не-сколько месяцев, проведённых там, в пещерах? Они вылечили и меня, и Лёху от промозглого уныния. Здесь же всё дышало апатичностью и злобой. Словно русский эмигрант воротился в отчие пенаты, встреченный пылью ухабистых дорог и запахом скверных улиц.
  Платов снова слёг с лихорадкой. Лёха утверждал, что это только на руку - легче будет смываться в Лес. Кстати, о нём, о Лёхе. Сама загадка! Оказывается, мало чего знаю о нём. Если б не моя пытливость, быть мне идиотом. Всё это время я гостевал у "зелёных" неспроста. И не совсем спроста притерся ко мне Лёха в ту вылазку. И это "не совсем спроста" позволило мне своевольничать совсем просто. Платов моему порыву подивился, плюнул и благословил. Иди, мол, со своим Лёхой. Да только, чтоб маяки стояли на месте. И кто к кому притерся? А вот кто!
  Леху вербанули ещё задолго до нашего совместного ужина в Гаршевых! Им нужен был кто-то помаститее, важный, с лишней звёздочкой. Тактика "слови языка". У Лёхи на счету был уже второй, то бишь я. Хо! Солдат спит - служба идет. Ничего себе, подумал. И только теперь, когда пещерный мир трещит подобно ореху, я дознаюсь немаловажные обстоятельства замеса. Как выяснилось, Володя знал о предстоящей гибели подземной цивилизации. Теперь он просит привести его в лагерь. Я поинтересовался, чего же он добьется этим опрометчивым шагом. А Володя только-то посмеялся и сказал, что давно всё обдумал. Мол, нужно их прогнать, хотя бы попытаться. Тамошняя свора, в лагере, на отнюдь не законных основаниях здесь. Требовалось одно - момент для нападения. Пребывание Володи в лагере обеспечило бы нам достойную партию краплеными картами. Мы с Лехой на собственной шкуре опробовали хитроумные приспособления, способные усыпить сознание. Пусть даже ненадолго. Однако, это действенно. Частоту настроят, изменят высоту, посему не стоит ждать массового анабиоза. Это война интересов.
  Камнем преткновения служил тот факт, что не каждые мозги приходились по зубам этому устройству - работа колебаний с неуловимой человеческому уху частотой. Это инфразвук. Притом мне не ясно, почему он действует выборочно, однако влияние волн несёт убийственный характер. Результат воздействия варьировался: от впадения в спячку, до легкого головокружения при малых нагрузках. Повышенные параметры: кровь из ушей, разрыв альвеол - смерть в муках. Естественно, никого щадить не будут. Тут-то в ход вступала группа поддержки в нашем лице. Только-то и всего. Однако, первым, кто примет удар, был, несомненно, Володя. Ему просто нужна клюка и пропускной во время странствий. И мне, агенту-устроителю, личному импресарио, всем этим набором надлежало стать. Я не верил. Нет, я отказывался поверить в этот немыслимый абсурд! Это исключено, говорил я. Незачем тебе туда соваться. Ты станешь в лучшем случае экспериментальным образцом, лабораторной крысой! На все мои доводы Володя добродушно улыбался да пожимал плечами: "Ну и что? Кому-то будет от этого хуже? Не думаю". Я отказывался верить.
  17 апреля. Рой мыслей не покидает эту несчастную голову. Сегодня я решился стать опорой правдивых, и это не Серёжа. Пусть не выглядит мой жест чем-то неблаговидным, гнусью. Я не попрал законы дружбы, ибо верен им. Однако, следует делать чёткие выводы, мыслить объективно.
  Мы с Платовым при распределении попали сюда. Кореша, кончали Суворовское вместе. И судьба так умело подогнала встык, что в скором времени мы снова свиделись. Вот только он уже успел словить в стакане полковника, я же был на три позиции ниже. И не важно, и все равно друзья, да вот обидно и хочется того же. Серега меня держал при себе, и ведал я многим. И было чувство стыдливости перед этим низеньким, коренастым мужичком; и корил себя не понапрасну. Потому как в марте меня представили к майору. Доволен был как слон после купания. Вот почему тяжко. Почему горько. Да и не только из-за этого, из-за всего. Но! Выходит я крыса, а не друг, и грош цена мне за такую дружбу. Вот моя дилемма, и дело не в лишней звёздочке. Либо персона грата останется таковой, либо подполковника шлепнут. Или Комитет, или здесь, на чужбине - неважно где. Я не могу представить ход мыслей Володи. За этим скрывается, быть может, благой умысел. Если же судьба не соблаговолит оставить в покое пещеры, быть войне! Это знаю точно. И даже не в судьбе дело. Даже не она, а дальновидность учетов всех нюансов победит. Лесные победят. Сегодня же, ибо они в большинстве. Они - это Лес.
  Хотя не нужно иметь семь пядей во лбу, чтоб знать, как ловить рыбку в прорубе. По-тому выбор пал на меня. И вот я, подсадная уточка, должен привести коня в Трою. И сделаю, а знаете почему? Потому что миллионы Платовых не стоят веры в правое дело. А меня обмахали, ибо я был верен своему делу. Когда-то. Прошлым месяцем, год-два назад. Не сейчас. Не тогда, когда видно ничем не прикрытый срам действий руководства. Уж лучше врагом, но с правдой в кармане. Я так считаю. А правда была, и отнюдь не в армейских штиблетах. Её можно найти там, в Гаршевых пещерах.
  18 апреля. Я всё ломал голову на счёт притязаний военных и властей в их лице. Что ж там такого архиважного должно быть в пещерах, что подвигло гос. деятелей к радикальным и решительным мерам экстенсивного изучения. Узнав нехитрую весть, я ещё долго смеялся. Смех был вызван неспроста, ибо выглядело всё так закономерно и навязчиво правильно. Ах вы, старые жлобы! Вопрос энергоресурсов - самый важный, самый-самый, и вообще невероятно живучий злободневный вопрос. На ряду с земельным он актуален, особенно сейчас. И это высшая прерогатива власть имущих, силу имущих, короче - главных кукловодов. Возьмите-ка учебник истории. Вспомните миротворческие миссии США в "неправильные" страны, где "стоит" навести порядок. А то они там как-то не совсем правильно живут. Плеснём-ка им тоже, демократии в смысле, в их недемократический стакан. Правильно, не в демократии дело. Ресурс - разменная валюта. Вот зачем научный штаб при военных, вот зачем сами военные! Наши власти не хотят делиться. Всё моё и никому ни-ни! Пришел, увидел, отобрал! Предварительно похлопотал о "покойной" стороне вопроса своих жертв и негодяев. Убить, значится. А то ещё отберут игрушку. Скоты, они даже не ищут взаимовыгодных решений. К чему делить, если можно отобрать, и за это ничего не будет! Ясно вам? Не будет!
  Гаршевы пещеры полны образцов неизвестного происхождения. Это сам Володя упоминал, он давно исполняет обязанности наставника тамошних пещерных отступников, ведает многим. Задолго до панических бед и катаклизмов был обнаружен странный прорыв, связь - неважно что. Поистине странное явление, чья трансцендентность на лицо. Однако, это явленье позволило им ступить за порог, в обитель Леса. Посему они покинули внешний окоём бед, надолго обосновавших здесь, в пещерах: эти просторы были поистине огромны; колоссы подпирали своды, этот немыслимый вес залег навеки в последних ярусах; а площади-то какие! Там расположена колыбель, сердце Леса, так было прозвано странное вместилище. Своего рода, природный ресурс в довершении участия процессов, чья физика не представляется известной - всё это невозбранно использовалось, что позволило изгнанникам покончить с энергетическими лишениями. Я долго не мог поверить в эфемерность сказанного. Пока не побывал в дальних чертогах. Я был там. Видел всё воочию. И, надо сказать, ничего красивее не встречал.... (Прим. Листы вырваны)
  19 апреля. Я имел смелости завести основательный разговор с Сережей. Он прямо вскипел и исходил коричневой пеной и грозил в генеральном порядке пустить под расстрел, когда речь зашла о моих тайных посиделках в нежелательной компании. А его нежелательный стоицизм! В общем, фиг ли мне его заставлять. Платов не клюнет на прикол с часами. Он не я, я не Платов. Но оба не с пустым карманом. У него своя правда, что ж... Пусть ведёт. Победит сильнейший.
  20 апреля. Пишу в спешке. Сейчас Володя в лагере. Что может статься с ним - дело ясное. Ещё утром проводили его до опушки Леса, что вплотную примыкает к лагерю. Теперь, когда я исчерпал свой полезный ресурс, выложив всю подноготную устройства блок-гауза, мне только и оставалось смотреть в последний раз на Володю. Он не гневался на мои опрометчивые потуги, он просто осадил осла и тронулся. Зачем понадобилось животное, не знаю. Да и нужно ли было вдаваться в такие жалкие подробности. На Володином лице виднелся отпечаток непреодолимой тоски и чего-то ещё. При последних словах он также улыбался своей привычно-ангельской улыбкой. Всем было грустно. Заунывная трескотня деревьев, удручающее зрелище. Мы только и видели, как он скрылся за воротами блокпоста...
  Справедливости ради хотел черкануть пару строк, они будут последними. Пещеры покидать мы не станем (есть ещё ходы близ Андреевского вала, близ демаркационной линии) при любом исходе. Задраены на все задрайки! Чужой вряд ли так просто попадёт вовнутрь, прописная истина. Нет, и отсиживаться мы не желаем, напротив - дадим бой. Если уловка с ультразвуком сплошает, всё пропало! Проклятые обиралы, с нас не единожды семь потов сойдёт прежде, чем мы их спровадим. Однако, этого хотел Володя, потому он там, потому нам горько. Моему остервенению нет предела! За несколько месяцев я так успел возненавидеть наши воинские устои, грязную подковёрщину властей, хватит! Или со щитом, или на щите. Другого не дано, и не надо. Провоцирование беспорядков и войн, обычное дело для чинушной ханжи. Мы - лед под ногами майора, песня есть такая.
  
А то ли ещё будет!
  Всем известно, что так называемый "Лес" давно и надменно показал добрым дядькам-учёным русский кукиш и решил совершить прогулку по девственно чистым просторам нашей родины. Поднять целину!
  Протест против неизведанного длился недолго. Поэтому все покорно сложили лапки и заняли выжидательно-созерцательную позицию за пультом народного волеизъявления. Пёрли по линии своего исключительного "правильного", политиканьё милитарское, что тут скажешь. А сказать есть чего. Надо бы. Надо бы накатить, без сто грамм - непроходимые дебри.
  А вот и стопка русской правды - формальная денуклиаризация (Некий status quo ante bellum - зачем, если всё равно всем пофиг? Кому она нужна? Ленинская уловка а-ля Бресткий договорчик? Грядёт империалистическая война с подлыми буржуями? Постоим в сторонке, пока они перегрызут друг другу глотки? Может быть.) во имя всего гуманного и... и Ленина тоже. На фоне расползающейся заразы (Лес, понятно же) по глобусу нашей великой, наши бравые ребята, по-нашенски, провели ликвидацию ЯО. Событие было воистину поразительное (я не поверил и упал со стула, когда услыхал; вся аудитория смеялась), и приурочили ко дню распада СССР. Ах, как символично! Зато какой удар, и в нужное место промежное. Измазали. Отдельная история, эпопею можно задвинуть, "Национально-патриотическую"! - всем известно, напоминать не стоит?
  С горячей острой закуской! Так вот, о закусках... Первый прогремел ещё до падения Андреевского вала!.. Ась?.. Как?! Учения?! Это вам не МЭ и ЖО перепутать впотьмах. Облик тоталитаризма принял новый облик со старыми морщинами. Свободу Юрию Деточкину! Ещё долго врали без краски стыдливости - виноваты америкосы! Таки они? Шумиху подняли. Повод обвинить во всех тяжких. Кто-то как-то неубедительно пёрднул в микрофон и понеслось. Всякая всячина да разность разная.
  Окологазетные дармоеды наслаждались бархатным сезоном. Теперь и на их улице праздник. По своей профессиональной принадлежности рвались в огонь и воду, лишь бы поведать миру что к чему. Правда, польза от них была. И надо сказать, польза полезная, а не как всегда. Докопались хотя бы до истинных причин смерти Рогинского. Не убивался "предатель Родины" об пули своих змиев подколодных. Операция по его устранению была тщательно спланирована, вот только подготовка хреново себя показала. Оплошали ребята, не взяли с первого разу. А вот потом, в сентябре месяце, достославный Гаршевый лесок, облава - найдено тело Рогинского. И знаете что? Самоубился! Наверное, без доли колебаний. Как только услыхал, что вражьи силы на подходе, взял в свои могучие ручища двадцатизарядный маузер Лин Ван-чуня и ни разу не промахнулся. Стрелял точно в голову, дважды. Для пущей уверенности. А на самом деле беднягу измордовали в застенках великой империи, как мордовали всех, кто перечил тамошней идеологии. Говорят, кровью под себя мочился. Но терпел. Потом, братья во идеологии, пораскинув своим костным мозгом, решили устроить интермедию с последующим разоблачением при участии почившего. А ещё - хоральную прелюдию, пригласив на неё Платова. Бытовали разномастные взгляды во внезапном исчезновении с шахматной доски пешки "великого кесаря". Кто убил Платова? Расхожее мнение дало почву для подкопов. Конечно же предатели. Они первые начали. А мы вторые, ха-ха! Дело мастера боится, переборщили они с добрым человеком, вот и всё. Нужно было с душой, с тактом, понимаешь. А не шлёпать всех направо и налево. И не было б ни восстания, ни повода в надобности применения ЯО. Хотя всё это спорно и беспочвенно.
  Птичку жалко. Эней був парубок моторный та хлопець хоч куды козак. Был да сплыл. Шлепнули и Володе, что на осле явился взору смердящих горожан. И Пилат Понтийский, он же Платов, шутки явно не посмаковал как надлежит. А у Володьки с юморной стороной вопроса было всё в порядке, просто юмор элитарный, для смекающих. Что ещё раз подтверждает врожденную узколобость военруков с пятью классами образования. Как говорят, боксёра обидеть каждый может, однако не всем удаётся вовремя увернуться.
  Тут-то и полыхнула первая летчица залётчица, как по волшебству. Сияние наблюдали даже чукотские старожилы. Царь-бомба нервно курит в сторонке. А пейзажи-то какие дивные открылись, загляденье просто. Гаршевы просторы предали огню, как и полагается. Со всей пролетарской скромностью. Цимес-замес и всякое дивное доселе неявное. До сих пор камни собираем.
  И знали что, война будет; и молчали все красноречиво, потому что страшно, потому что могут постучаться в твой дом и вежливо попросить. А грузовички-то карательных спецотрядов сновали кругом. Время смут и всеобщей озлобленности. Омерзительнее всего то, что мы, добросовестные (почти) граждане, как податное сословие не голосуем, в принципе. И не нам, смертным, портить кровь великому кесарю. Слава великому кесарю!
  А негодяй Рогинский стал очередным символом свободы и непримиримой борьбы с системой господствующей идеологии. А это не искоренить, как говориться - не смыть ни водкой, ни мылом с наших душ. "Какую биографию делают нашему рыжему!"
  Потому всякий бродяга принял нарицательный облик всего "богомерзкого", идеологически вредного. Охота на ведьм открыта, якорь брошен. На излёте восьмидесятых все кочевья змеев-крамольников в Лесу сковырнули (все ли? Ну-ну), и самозабвенно предались мечтам о светлом будущем. Пласт положительных эмоций вскрыт, теперь заживём!
  А что же касается феномена Гаршевых пещер, то он ещё долго будет будоражить умы юных натуралистов. Пещеры, при обследовании, предстали взору экспедиторам тем, что от них и требовалось - простые пещеры с необычной акустикой. Эта немаловажная особенность позволяла слышать человеческому уху причудливую симфонию камня, в первую очередь - близкое уподобление к таким духовым, как флейта. Возможно, это и слышал Рогинский. Возможно, что-то видел Рогинский - сомнительны его доводы в нашем свете. Что ж, таково официальное мнение. Однако, что на самом деле обнаружил пытливый глаз военного и что извлечено охочими волосатыми руками глав правления, доподлинно никому не известно. Но в нашем бумажном деле не стоит быть знатоком, чтобы заприметить нехитрые вещи. После, у нашего государства, а именно - председателей правления, настал золотой викторианский век. Мы впереди планеты всей, что стало предметом призабавнейших полемических споров. Внезапное лидерство на экономическом и военном рынке недвусмысленно намекает нам простолюдинам. Смотрите, мол, в этой пещерке таки что-то есть. И правда было, пусть юридически теперь доказать ни черта не удастся, однако было. Гложет последний вопрос, уж он, пожалуй, не скоро предстанет в вечной сути - зачем понадобилось лупить по Лесу, не понятно.
  А лесок-то стоит и не шелохнётся. Стоит, родимый. Стоит до сих пор и Гаршева стремнина близ Отрогов. Тоже родимая и до боли в пятках знакомая. Как физиономия в утреннем зеркале. Видимо, упустили мы что-то, ребята. Уже давно и насовсем.
  

Голышев В. "Записки душевнобольного"

  
Послесловие
  Сидел я сидмя за столом и внимал звукам, дождливым и меланхолично правильным. Написал. В полном забытье и закоснелости. По моему скромному, считаю, что этот опус визжит и плачет, требуя справедливого огня инквизиции. Распечатайте и бросьте в печь. Позлорадствуем.
Таки конец

14 октября 2013

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"