Когда цветёт багульник
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Женский роман. Барышня и хулиган -тема всегда интересная, не увядающая. Много лет назад жизнь сводит на таёжной тропе Любу- библиотекаря, и зека - водителя тяжёлого лесовоза. Но она же, на долгие годы, разбрасывает их по стране. Славка Терёхин самый простой: от баранки парень. Любаша - романтичная натура. Он пройдёт нелёгкий путь, и займёт кресло президента богатой и перспективной компании. Она - наймётся убирать к нему кабинет... Рушатся границы государства, предают друзья и только любовь, настоящая, от бога верна до последнего вздоха... Книга для женщин и о женщинах, их непростом пути, роли и предназначении. Не заскучаете. Клубок весёлого и трагичного.
|
+
Людмила Сурская.
Женский роман. Барышня и хулиган -тема всегда интересная, не увядающая. Много лет назад жизнь сводит на таёжной тропе Любу- библиотекаря, и зека - водителя тяжёлого лесовоза. Но она же, на долгие годы, разбрасывает их по стране. Славка Терёхин самый простой: от баранки парень. Любаша - романтичная натура. Он пройдёт нелёгкий путь, и займёт кресло президента богатой и перспективной компании. Она - наймётся убирать к нему кабинет... Рушатся границы государства, предают друзья и только любовь, настоящая, от бога верна до последнего вздоха...
Книга для женщин и о женщинах, их непростом пути, роли и предназначении. Не заскучаете. Клубок весёлого и трагичного.
КОГДА ЦВЕТЁТ БАГУЛЬНИК.
(Рабочее название "Багульник не цветок, а сама любовь")
Тайга. Много читала о ней, смотрела фильмов, представляла... И вот, я летела на новом аэробусе в Иркутск, а под крылом плыло, пугая своей бесконечностью, зелёное море. По-другому не скажешь и в ушах, стучат слова именно этой, некогда популярной на всю страну песни. Саму песню не помню, а несколько слов засели и не сковырнуть. Набатом бьют они, где-то внутри меня. Море, именно море, иначе не назовёшь. Плавная посадка, аэропорт. А потом многочасовая дорога в глубь этого таинственного великолепия. Машина мчит по современной трассе, а по обеим сторонам дороги только лес, лес и лес. Стеной, глухой, трудно проходимый. Не вырезанный, окультуренный и чистый, а захламлённый, упавшими стволами, прогнившими корягами и огромными раскоряками, напоминающими чудовищ, вывороченных корней, причём плотно заросший молодняком или, как его ещё называют густым подлеском. Иногда встречались, пугая и отталкивая, на сотни метров горелые проплешины. Как воткнутые в землю факелы чернели с обугленными макушками стволы. Весна, кто-то оставил костры или неосторожно поджёг траву. И вот такая беда. Заметив мой взгляд, водитель, вздохнув, сказал:
- Ужасное зрелище, когда горит тайга. Огонь бушует страх один как, пламя идёт по низу. Шипит, потрескивая, сухая подстилка - старая, слежавшаяся хвоя. Беда волнами катится по земле, раскидывая во все стороны голубоватые клубы дыма. Впереди всего этого ползут шустрые огненные змеи, шныряя в валёжник и прячась там. Но тут же вымахивая, они, как ненасытные головы дракона пожирают всё вокруг. Натыкаясь на большое дерево, огонь, крутясь и выгадывая, обходит его. Замирает, какое-то время облизываясь приноравливается, выгадывает, пробует допрыгнуть до хвои. Огненные языки, вырвавшись, облизывают ствол, устремляясь к макушкам. Которые хилее, их легче съесть, вспыхивают сразу костром. Горят ярко и на лету, как лучины в топке, даже не падая на землю. Полыхнули, протрещали и нет. У деревьев всё, как у людей. Крепкие, выставляют рога и сопротивляются, сколько хватит сил. Потом или со стоном падают или стоят вон, пугающими свечками,- махнул рассказчик в сторону обгоревшего леса.
- Вы видели сами?
- Да. Особенно страшна горящая тайга ночью. Никому не желаю попасть в такой переплёт. Представьте себе гигантский костёр. К чёрному звёздному небу рвутся золотые нетерпеливые смерчи. Поднимаясь высоченными красными столбами, рассыпаются на тысячи искр. Вдвойне страшно, когда ветер. Он безумный подхватывает эту огненную пургу в свой водоворот, кружит во всю силушку, разрисовывая небо золотыми красками и радужными всполохами. Жуть. То становится светло, как днём, то всё проваливается, как в пропасть, в бездонную темноту.
Водитель замолчал. И опять потянулся по обеим сторонам дороги тяжёлый, пугающий лес. Давила его бесконечность. Сплошная непрерывная полоса просто угнетала. Я металась от окна к окну или устав от этой мощи закрывала глаза. Мы поднимались выше в сопки. Надрывая мотор, машина ползла вверх, а всё вокруг, куда не глянь, виднелось лохматое, зёлёное с небольшими пуговками озёр и вьющихся змейками рек. И вдруг я оживилась, в груди отлегло и как-то сразу полегчало. Это потому что в глаза бросились жёлтые, беловатые, потом синие с фиолетовым отливом поляны. "Вот действительно чудо среди унылых стволов". Одна, другая, третья и ещё несколько полян. Мои глаза скачут от одной к другой. Нельзя оторвать глаз от всего этого. Не знаю почему, но душе очень радостно. Это чувство не возможно сдержать.
- Что это?- кричу восторженно не узнавая своего голоса.
- Подснежники,- смеётся водитель.
Нежной зарёй полыхнул куст, один, другой, третий ярче, огнём и вот уже несётся на нас целая поляна.
- А это?- хриплю я, потому что от такой мощной, неожиданной красоты перехватило горло.
- Багульник!
- Но ведь это не цветок, а...
- Точно - сама любовь,- загадочно улыбается мужик, отворачиваясь в каком-то романтическом порыве к окну.
"Любовь, любовь, любовь...- разрывает что-то горячее и нежное мою грудь.- Если она бывает, то непременно такая!"
Время отсчитывало свои часы старыми ходиками, висевшими на стене его стильного кабинета. Он отремонтировал даже старую кукушку, что выпрыгивала, каждый час жалобно кукуя и извещая хозяина об ушедшем в песок ещё одном отрезке времени. Почти все новые посетители этого кабинета, удивлённо упираясь в них глазами, переспрашивали хозяина: "Зачем они тут?" Он, улыбаясь, по-видимому, привыкнув к надоевшему вопросу, терпеливо отвечал, что его время должны отсчитывать именно старые ходики.
Он рассчитал всё правильно: лес нужен строителям и мебельщикам. Дела шли неплохо, империя росла и процветала. Теперь в его руках было всё от заготовки до поставки древесины, и даже перерабатывающие заводы, мебельные комбинаты, магазины по продаже мебели тоже у него есть. Что удивляться ведь те лесозаготовки, на которых он гнул спину пятнадцать лет назад, сегодня принадлежат ему. Просто Славка для друзей, а для сотрудников и деловых партнёров Вячеслав Николаевич Терёхин постояв у окна, прошёлся по кабинету. Что-то с самого утра сегодня тревожило душу и не давало покоя. "Ну не из-за нового контракта же. Там всё чисто, проверено и перепроверено юристами, по буковке, по запятой. Тогда что? Дела не в счёт, там всё в полном порядке. Железнодорожные составы и корабли: с лесом, брусом, досками, плитами для мебели и самой мебелью, бегут и плывут по всей некогда единой страны и даже за кордон. Непонятное состояние с самого утра, смесь ожидания и беспокойства не покидало. Что? Какой ещё сюрприз приготовила жизнь?" Его раздумья прервал секретарь доложивший о том, что юристы, замы и деловой эскорт готовы к поездке и ждут его команды в холле.
- Да, иду. Пусть выходят к машинам и караулят меня там. Саша,- повернулся он к секретарю,- если срочное дело, то найдёшь меня, остальное к замам или подождёт до нашего возвращения.
Он шёл в окружении охраны и почти у выхода, вспомнив о вновь вводимой должности и создании самостоятельного направления по внешним связям, развернул в сторону отдела кадров или как теперь называют отдел по персоналу, менеджеры по персоналу. Любит наш народ почудить. Охрана, не меняясь в лице и всегда готовая к таким поворотам шефа, не суетясь, последовала следом. Озадаченные его неожиданным появлением сотрудники, обречённого на появление шефа отдела, повскакали с мест.
- Добрый день Валентин Семёнович, как работается над моим заданием?- протянул он руку вскочившему в приветствии начальнику.
- Трудимся,- развёл тот руками,- поймите Вячеслав Николаевич, абы кого не наберёшь туда. Вы ж понимаете уровень...
Да, он понимал, оттого и не торопил. Терёхин мельком оглядел стол. На глаза попалась аккуратная стопка бумаг.
- А это что у вас за фотовыставка,- толкнул он согнутым пальцем небрежно фотографии, прикреплённые к листам с ответами на тесты психологов.
Начальник по военному отрапортовал:
- Подбираем уборщицу для вашего кабинета.
Терёхин потёр нос и усмехнулся:
- Неужели, а кажется, минимум директора. Фотографии-то зачем? Это же уборщица...
Почувствовав лазейку начальник ринулся в объяснения:
- Психолог работает, чтоб всё было надёжно, так сказать, без осечки.
- Вот юмористы,- засмеялся он не понятным смехом: одобряя или критикуя, - и подобрали?
- А как же,- последовал бодрый ответ.
Терёхин опять усмехнулся. На этот раз улыбка прошлась по второй половине лица и, засунув руки в карманы брюк, покачался на каблуках туда-сюда. Потом резко протянул руку и потребовал:
- Дайте взглянуть.
Сотрудники напряглись. Валентин Семёнович, не разобрав, прикалывается шеф или в серьёз, замешкался.
- Ну, давай, давай, не тяни,- поторопил Терёхин.- Меня люди ждут.
А, получив фото в руку, скривился.
- Дай все,- протянул он обе руки к папке с фотографиями,- интересно, мой выбор совпадёт с психологом или нет?!
Народ заинтригованно следил за ним, не понимая происходящего: юморит шеф или всерьёз. Сотрудники отдела просто стояли часовыми у своих рабочих столов, не зная, как в такой ситуации себя вести. Конечно, они не просто стояли, а вытянув шеи и напрягая уши. Может, правильнее было бы всем сесть на места и уткнуться в бумаги, занявшись работой, но кто его знает, как надо и что в подобных случаях делать. Никто и подумать не мог, что такое на голову упадёт. Президент компании до этого дня кабинет своим посещением не баловал. Лучше перестраховаться, оказав уважение. Тем временем, Терёхин улыбаясь, перекладывал одну фотографию за другой... Начальник, внимательно следивший за ним, заметил, как на седьмой шеф побледнел.
"Пироги с укропом, что там за дребедень?"- Вытянул шею, заглядывая через плечо Терёхина, Валентин Семёнович. Видя, как шеф, промокнув платком покрывшееся потом лицо, принялся изучать ответы на тесты..., кадровик занервничал.
- А биографии нет?- развернулся тот тем временем к притихшему начальнику.
Валентин Семёнович пожал плечами. "С чего шефа так колбасит? То смеялся над тестами и фото, а теперь ещё и биографию подавай. Какая муха его укусила?"
- Нет. Это психологами не предусмотрено, а нам ни к чему. Сами же заметили, не директора берём, уборщицу,- ввернул он.
Но тому по всему видно было не до шпилек.
- Хорошо,- кинул Терёхин перед Валентином Семёновичем прикреплённую к заявлению фотографию только что рассматриваемой им женщины.- Эту возьмёте и завтра же.
Валентин Семёнович поправил очки и закрутил в непонимании головой.
- Так нельзя, выбор специалиста другая кандидатура,- пытался отстоять право на свою должность начальник отдела.
О! Конечно, конечно... кто против -то. Только Терёхин, не удержавшись на демократически деловой волне, вспыхнул. Казалось, волосы на голове и те встали дыбом. Такого его видеть ещё не приходилось никому. Всегда сдержанный и невозмутимый Терёхин напоминал сейчас забияку мальчишку.
- Мне всё равно, возьмёшь, кого я сказал,- отчеканил он жестко.- Это, в конце-то концов, мой кабинет.
Ошарашенный начальник на сей раз промолчал. Но не слабого десятка мужик подумал-подумал, опять поправил очки и ещё раз попробовал возразить:
- Но вы же сами предупреждали, что все должны заниматься своим делом профессионально. Только тогда будет толк.
А возбуждённый Терёхин, не слушая подчинённого, уже шёл из кабинета, напрочь забыв, зачем вообще зашёл в отдел, но, не дойдя до предусмотрительно распахнутой двери, вернулся и, забрав фотографию выбранной им работницы, торопливо спрятал во внутренний карман пиджака.
Ооо! Пронеслось лёгким ветерком по кабинету.
- Фотография-то вам зачем?- не понял Валентин Семёнович.
Долетевшая до спины фраза, поставила Терёхина вкопанным столбом у двери, он хмыкнул и развернулся:
- А, чтоб другую не подсунули,- уже, как обычно с насмешкой, бросил он.
За порогом кабинета, его обступила охрана. У машин ждала свита. Всем казалось, что он был немного возбуждён, чаще обычного улыбался, а в основном всё было как всегда. Но в салоне мчащегося по улицам Москвы "мeрседеса", он опять достал это злополучное для работников кадров фото. Долго рассматривал, не спеша спрятать назад.
- Я нашёл тебя Любочка, нашёл,- прошептал он, целуя усталые, но такие родные на фото глаза.
Глаза, непроизвольно наполнившись слезами, заблестели. Улыбка на губах и слёзы в глазах на что это похоже? На счастливую минуту. Поймавший всё это в зеркало водитель моргнул: "Ничего себе!"
Вложив карточку в карман, чтоб не заметили ребята охраны улыбку, отвернулся к окну. Мимо неслись кадры чужой жизни, которой до сегодняшнего дня жил и он, и вот сейчас, сию минуту в один миг всё изменилось. Теперь у него будет отличная от всего мира жизнь, только своя, его личная. Славка ощутил странное чувство, словно только сейчас, после стольких-то лет стал вновь самим собой. Не зря с самого утра беспокоилось сердечко, а ноги не находили себе места. Искал целых четырнадцать лет. Особенно, когда появились деньги и возможность использовать всё. Но судьба жестоко обрубила концы. Все поиски, подведя к Москве, на этом и заканчивались. Сухие строки отчётов он помнит наизусть:- "Её родители, продав квартиру, выехали в неизвестном направлении". Этим ограничивался каждый отчёт детектива. Другого никто, ничего сообщить не мог. И вот сегодня такой подарок. Она нашлась сама и ни где-то, а именно в Москве. И не просто в Москве, а в его отделе по персоналу. Не выдержав, он открыл окно и поймал в ладонь ветерок. Пыльный город впервые его не раздражал. Зачем... Пусть себе живёт. Пройдёт хороший дождь, всё заблестит и засверкает под солнцем. Любаша нашлась, его Любаша...
Он слушал компаньонов, подписывал контракты, сидел в ресторане, обмывая сделку, загадочно улыбаясь, думал о ней. Понимая, что во всей этой суете участвует его тело, а душа неслась назад, во времена четырнадцатилетней давности. Да и разве бы он мог запретить ей это сделать. У него не было ни одного её фото и память, затягивая паутиной дорожки к прошлому, замалёвывала её образ, но он узнал бы её из миллиона. Это была она, его Любочка, Любаша... Распрощавшись, Терёхин, впервые изменяя себе, поехал не в свой рабочий офис, а домой. Где его никто не ждал, кроме охраны и обслуги. Поехал, чтоб именно сегодня остаться один на один с собой. Отказавшись от ужина, забрав с собой коньяк и стакан, ушёл в спальню. Повалившись, в чём был на кровать, распустил галстук, достал из кармана фото и, выкинув первую же попавшуюся под руки фотографию, вставил его в опустевшую рамку и, пристроив к изголовью, откинулся на подушку рядом. Так чтоб смотреть... Ох, уж сколько было дум, ох, как он надумался - голова шла от них каруселью... И вот теперь всё, конец.
- Люба, Любочка, я нашёл тебя, нашёл, нашёл. Наконец-то пришёл конец моим поискам.
Он, перевернувшись на спину, закрыл усталые глаза и, забрав фото, не выпуская из руки, положил его на грудь. На самое сердце. Именно там она была у него всегда. Память услужливо, словно только этого момента и ожидая, унесла в прошлое... Тайга. Затерянный в глубине её, Богом забытый леспромхозовский посёлок под сопкой. Крутая дорога, лентой вьющаяся вверх на гору, а потом тонущая в толще вековых деревьев. Ох, какая это была дорога! Идущая каждый день по ней из посёлка в военный городок, что расположен в пяти километрах в глубь тайги от него, девушка. И крепко сжимающая, баранки мощных лесовозов шоферня - заключённые, работающие на лесозаготовках. Казённые мужики, перевозящие, на ревущих машинах лес с таёжных разработок в леспромхоз. Они мчались на лесовозах мимо неё, даже не предлагая подвезти, хотя идти ей так ножками, среди вековых деревьев великанов более пяти километров. Мужики не раз видели, как она, пройдя посёлок, останавливалась на окраине, переобувала модные туфли на тапочки, и шла дальше. Не брали потому, что знали - не сядет. Никто никогда не садился. Все в курсе - за рулём зеки. Видимо утром, она пристраивалась к армейской машине, что возила школьников до поселковой школы, а по окончанию работы у неё такой лафы не выгорало. И каждый день, она почти девочка, шла пешим ходом эти пять километров по глухой, тревожными перешёптываниями, пугающей тайге. Сходящиеся над дорогой верхушки деревьев образовывали шатёр, в который, как через дырявое решето проскакивали лучи солнца. Попадались и другие женщины одиночные, группами и с детьми, но он, Славка, запомнил именно её. Наверное, потому, что видел ежедневно, и чем-то необъяснимым притягивала она его. Не высокая, худенькая, с длинными русыми волосами, стянутыми в хвост или косу. "Наверное, очень мягкими",- всегда не забывал подумать Славка объезжая её. Ничего особенного и всё же не такая, как все. Он привык уже видеть девушку на трассе каждый день. Устраивая себе что-то вроде игры. Загадывая, где сегодня её встретит, мчался вперёд. А когда не находил проскочив весь путь от посёлка до городка, начинал волноваться. В голову лезло: "Не заболела ли? Не случилось ли несчастья, это тайга?" И только промчав мимо неё на следующий день, облегчённо переводил дух: "Нормалёк!" Вот и в тот день, разгрузившись на складе леспромхоза, гнал порожняком, догоняя её. Проехать мимо в кайф! То, что он увидел, заставило резко тормознуть. Громадину лесовоз занесло и чуть-чуть не развернуло поперёк от таких резких "стоп-кранов". Думать было уже некогда, ситуация просто не оставляла на это время, только действовать. Встречная, гружёная под завязку лесом машина стояла на дороге и водила, нарушая все законы и запреты, тащил извивающуюся девчонку в голубом цепляющимся за кусты платьице в тайгу. Огромные кулачищи мужика с остервенением лупили, худенькое тело по чему попало. Особенно доставалось маленьким, цепким рукам. Вооружившись монтировкой, Славка спрыгнул с колеса. Подминая под себя молодую поросль и кусты, тяжело дыша, гнал на выручку. Он узнал водителя, это был Кабан. Славка и сам был малый не хиляк, но с Кабаном не в какое сравнение не шёл. Мужик не малого роста и неукротимого нраву, лет под сорок, а может и моложе. Кто его при такой жизни разберёт. Все здесь выглядят не лучшим образом. Славка понял одно: "Придётся биться, легко этот кретин удовольствие не отдаст. Я-то думал один малышкой любуюсь, а оказывается Кабан на пташку запал". Успел в самый не подходящий для мужика момент. Привязав за руки девчонку к дереву, он раскинул её на траве и, упав на колени, успев спустить штаны, этот боров пристраивался к жертве. Приход ещё одного, Кабана явно не обрадовал. Но, решив обтяпать всё миром, предложил поделиться. Соблюдая очерёдность, естественно. Славка не согласился. Упёрся рогом. Наклонив стриженую голову, он заявил:
- Только один и только всё...
Это был страшный бой. Жестокий и бессмысленный. Бились насмерть. Из-за чего трещат копья, и дуреет мужичьё до бычьих глаз? И нечего гадать долго, конечно, из-за денег и баб. Славке всегда помогала служба в десантных войсках. Хоть какая-то польза от пребывания в армии и проведённых там лет. Научили быть мужиком и драться. А когда призвали из института, ругался. В тот год завалил сессию. Всё просто, как божий день. Влюбился, женился и должен был впрягаться в роль мужа и добытчика. Много работал и доработался, естественно. Отчислили за неуспеваемость. Пришлось послужить. Только не раз потом, после этого, он вспоминал те годы с благодарностью, особенно залетев на зону. Этот раз не исключение. Хотя с Кабаном всё не так просто. Пришлось попотеть... Опасно, но Славка решил, будет биться, а девчонку он этому уроду просто так не подарит. И дрался, до крови, до изнеможения. Кабан отступил. Матерясь и отпуская угрозы с проклятиями, он, рыча, отходил, уползая зализывать раны. Отвязав от дерева почти не живую от страха и борьбы девушку, Славка, наскребя после такой бойни ещё неведомо из каких запасов силы, понёс её к машине. Закинув ношу в кабину, вернулся, чтоб собрать раскиданные по лесу вещи: сумки, туфли. Кинув всё это ей и вытерев своё лицо от крови, сел за руль. Отъехав немного и свернув в просеку, встал. Пассажирка, сверкнув сумасшедшими глазами, попробовала выскочить из кабины.
.- Не дури,- предупредил он, вовремя схватив за руку. Огромные глазищи её от страха лезли на лоб.- Я ничего тебе не сделаю. Возьми иголку с нитками, зашей платье и приведи себя в норму. Тебе идти среди своих. Очень прошу, не говори никому об этом. Из-за одного кретина нам всем там будет не сладко. Поняла?
Девчонка, согласно кивая головой, всё же отодвигалась от него подальше. Не верила. Оно понятно.
- Бери, шей, я выйду. Да не на себе, сними.
Он вернулся через двадцать минут. Стоял за машиной и ковырял ногой сухие бугорки трав над дорогой, поднимая тем самым облачко пыли. Она сидела уже причёсанная с приведённым, более-менее в порядок, лицом. Облизнув разбитые губы, Славка влез в кабину. Ехали молча. Он довёз её до городка, но она попросила проехать ещё немного, чтоб попасть в него с тыла. Её маленький финский домик стоял последним. "Тоже дело,- подумал он тогда,- мимо штаба и казармы в таком виде идти сразу нарваться на ЧП".
- Мне так удобнее и меньше глаз на пути,- объяснила она, одарив его виноватой улыбкой, открывшей ряд ослепительно белых, ровных зубов. Таких белых, что Славки захотелось зажмуриться, как от первого снега. Зона таким жемчугом не блещет. Ямочки на её щеках при этом мило прыгнули.
"Где-то я уже это видел",- подумал он, тут же забыв об этом. Но ночью, на нарах это улыбающееся явление всплыло. Он явно её видел раньше, а может просто на кого-то похожа... Тасуя в памяти знакомых и не знакомых людей, никак ни до чего не мог докопаться, пока сосед не стал рассказывать историю о поселившихся на даче под крыльцом семейке ужей. "Я вспомнил!"- сел подпрыгнув Славка, от неожиданности трахнувшись макушкой о верхние нары. Поджав под себя ноги, он привалился к деревянной стене старого барака. "Пацанами были, кажется, в классе восьмом. Поймали ужа в парке. Принесли к друзьям во двор и пугали сопливых девчонок. Все визжали разбегаясь, а одна стояла столбом. Огромные глаза в пол лица вылезли на лоб, и маленький ротик хватал воздух, от чего ямочки на щеках пустились в пляс. Точно она. Эта тоже не орала, когда её тащил Кабан, а только кусалась и упиралась... Куда же она делась тогда? В аккурат уехала с родителями на новое место службы отца. Отец у неё, так и есть, был военным. Двор, в котором жили его друзья, состоял из общежитий военной академии. Точно, точно. Малявкой ещё была. Ввалили потом за неё, потому и запомнил. Сколько же той пацанке должно быть теперь годков 20-21, не больше. И здесь на лицо та же картина, по крайней мере, очень похоже". С воспоминаниями о московском дворе выскочили и другие. Как всё время хотелось кушать. Причём он искренне не понимал детей, которые просили родителей купить шоколадку, ирисок или пряников. Ему всегда хотелось супа или щей: наваристых с куском мяса, картофельного пюре с котлетой. А ещё, как завидовал недовольно бурчащим одноклассникам, когда их вечером, перед ужином звали родные зычными голосами домой. Его домой не звал никто. Некому было звать. И дома тоже не было. А вернуться в детский дом он мог когда угодно, хоть ночью, хоть на рассвете. Никто всё равно этого не заметил бы. Так хотелось быстрее вырасти и завести самому этот не ведомый ему семейный уют. Но увы! Он не подумал о том, что жизнь, как шахматная игра не больше и не меньше и не просчитывать ходы в ней просто нельзя. С бухты - барахты ничего не построишь, а уж семью и подавно..."
Мысли вновь вернулись к девушке в тайге. На следующий день, завидев её ещё издалека, прибавил скорость и, догнав, тормознул. Конечно, рисковал, но, во-первых, рассчитывал на то, что она его узнает и не побоится сесть в кабину, а во-вторых, надо было бегом закрепиться у неё в доверии. Поначалу испугавшись и приготовившись бежать, онемела, но мило улыбнулась, узнав его. Она так обрадовалась возможности подъехать, что ему не пришлось даже уговаривать её. Но подняться самой на высокое колесо в кабину ей было нелегко. Славка, протянув руку, втянул девушку рывком к себе.
Немного смущённо, старательно отводя от него глаза, проговорила:
- Добрый день! Спасибо за помощь. Простите, пожалуйста, вчера, я даже не поблагодарила вас.
Он не выдержал её смущения и, покашляв в кулак, назидательно буркнул:
- Не за что. Опять одна идёшь. С Кабаном шутки плохи.
Она пожала худеньким плечиком и обречённо сказала:
- Куда же деваться, надо работать.
Помолчали. Дорога ползла сквозь зелёные стены леса. Девушка иногда вздыхала или покашливала, а он делал вид, что сосредоточен на дороге. Никто не решался начать разговор.
- Послушай, ты в Москве никогда не жила?- не вытерпел он.
- Жила. Отец в академии учился, у Лужников жили.
- Сколько же тебе лет?
- Двадцать два.
Он улыбнулся. Ему очень хотелось спросить про ужей, но он, усмехнувшись ребячьему своему азарту, промолчал.
- Понятно. Получается, из-за работы так страдаешь, наверное, похвально, но глупо. И где трудимся?
Прошептала одними губами:
- В библиотеке.
Он кашлянул и приглушённым голосом спросил:
- Ясно. Дома, что сказала о вчерашнем?
Кабину тряхануло на выбоине. Она, вскрикнув, схватилась за панель. Отдышавшись, продолжила отвечать на его вопрос:
- Повезло, никто не видел, какая я пришла. А потом сочинила, что упала в квартире со стула. Полезла в шкафчик и грохнулась.
Он извинился за выбоины на дороге, как будто в них его вина и кивнул:
- Действительно повезло. Если б увидели в подранной одежде то...
- Отвертеться, было бы не так просто,- докончила она.- Я понимаю...
Смущаясь, он расплылся в благодарности и улыбке:
.- Спасибо, красота лесная, ты нас выручила.
Люба помрачнела. Рот дрогнул, а щёки побелели:
- Это вам спасибо. Вы спасли меня. Не пережила бы позора, повесилась.
У Терёхина вытянулось лицо. Сжимая до белых костяшек пальцы на руле сурово, рыкнул:
- Какая чушь. Мужик без тормоза, это ещё не повод сводить счёты с жизнью.- Помолчав, глухо спросил:- Ты замужем?
Она отрицательно качнула головой.
- Нет.
Бросив в её сторону пытливый взгляд, он назидательно пробасил:
- С романтикой надо жить осторожно. Приехали,- встал он у того же места, где высадил вчера её.- Подожди, не прыгай, ноги сломаешь. Я сниму.
Спрыгнув ему на руки и соскользнув на землю, не оглядываясь, понеслась по тропинке вверх к домам. Споткнулась, раскраснелась и поскакала опять. Он посмотрел на зелёный шёлк тайги, и ему захотелось обнять всё это руками и закричать на весь лес и во всё горло: "Какая прелесть. Я люблю всё это!" Как красиво, а ведь ничего не замечал и даже ненавидел. Теперь не хотелось клясть судьбу за то, что сюда попал. Какая яркая трава. Какие бархатные кусты в зелёных атласных накидках осины. А как распушились, кружась нарядными невестами берёзы. Вон склоны сопки желты от лилий. А здесь, над обрывом, целая поляна царских кудрей. Там, дома всё это растёт на клумбах и в палисадниках, а здесь в дикой природе: любуйся, не хочу. Завтра же надо нарвать ей кукушкиных башмачков. Прячутся, бедолаги, предпочитая тенистые участки. Особенно прелестны их нежно-сиреневые пузырьки. Непременно надо найти размером не меньше чем с кулак, а как колышет ветер сиреневую и синюю бахрому травянистого мелкоцветья... Ездил мимо всего этого не один год и не зацепило. Это ж загляденье! Какими яркими красками наполнился мир, ещё вчера ведь ничего этого для него не существовало. Срок перекрывал все чувства и восприятия.
Тихо и без последствий для него случай на дороге не прошёл, да он и не ждал от Кабана такого подарка. Понятно что обиды он ему не простил. Да Славка на другой исход и не надеялся. Кабан шипел, подначивая людей, искал любой зацепки, повода ухватить самому, были и подставы. Для Терёхина наступили непростые денёчки. Несмотря на то, что он был осторожен и внимателен, жизнь его висела на волоске. Требовалось пережить и выжить. Ему в голову не пришло сдаться самому или сдать Любу. Он был настроен только на борьбу. В основном нападения шли ночью. Он отбивался, как мог, не всегда удачно. Поэтому на его теле и лице зачастую оставлялись шрамы и ссадины, а на теле ножевые порезы.
- Это из-за меня?- переживала девушка, догадываясь о причинах драк.
- Отобьюсь, не впервой. Как хоть тебя зовут, краса лесная? Общаемся каждый день. Меня - Вячеслав, Слава.
- Люба.
"Люба, Любушка, Любаша, какое чудесное и певучее имя, как трава мелкоцветья..."
- Вот и чудно! Жди-ка ты меня, девица, с завтрашнего дня на выходе из посёлка, там, на зигзаге, при подъёме на гору. Не ходи одна, прошу... Лучше двадцать минут постоять, чем опять на Кабана напороться. Второй раз так сказочно может не повести.
- Спасибо.
- Спасибо потом говорить будешь. Когда с обоими нами всё тип-топ будет. И что ты всё заладила спасибо, да спасибо,... других слов, что - ли не знаешь?
Она знала, но боялась быть навязчивой. Неожиданно словно стесняясь, девушка принялась оправдываться:
- Понимаете, меня всё время вперёд несёт. Всю дорогу бегу, знаю весь путь до метра, а всё равно хочется посмотреть что там за поворотом. Поздороваться с рощицей, постоять у поляны цветов, которая внезапно выскочит за бугорком. Вот и бегу от поворота до поворота... Такая уж я есть.
Славка таких миражей не понимал. Опасность её ни с чем не сравнишь... и подвергать ей себя ради химеры...
- Одной ходить опасно. Неужели трудно кого-то подождать,- ворчит он, смущённый её речами.
Люба краснеет.
- Не люблю ходить в паре с кем-то, не помечтаешь...- Она помолчала. Посмотрела на него, не смеётся ли. Он не смеялся. Она продолжила:- Я люблю постоять у зарослей низкого шиповника, когда он цветёт. Это такое пахучее нежно - розовое облако мимо которого не пройти или у берёзового выступа, но... если с кем-то идти рядом, то меня не поймут...
Он улыбается и тоже непонимающе моргает: "Барышня не от мира сего, ей про одно, она тебе про другое".
Так началась их дружба. Зек Слава и его огромный лесовоз не были ей страшны. Каждый день он довозил её до городка и катил себе дальше. После нападения, она ходила в джинсах даже в жару. А в тот день на ней была короткая белая юбочка в складку и совсем открытая кофточка. Славка, завидев её на дороге в таком наряде, обалдел. "Нет, не подняться ей. Придётся подсадить",- выпрыгнул он из кабины, помогая девушке забраться. Белая юбочка накрыла его голову, отдав на показ девичью красу. Славка, аж зажмурился от такой картинки. Сев рядом с ней в кабину с трудом справился с собой. Кровь кипела, как недозрелое вино. Подумал: "Только б не брызнула фонтаном из ушей". Облив себя из фляги водой, погнал лесовоз по дороге.
- Жарко?- пожалела она обливающегося потом парня.- Хотите, я озеро покажу? Недалеко от нас есть. Очень красивое. Нашла его, когда ягоды собирала в тайге. Мы только приехали сюда. Не бойтесь, туда никто не ходит, а просека есть, подъехать можно. Это чуть ниже нас, за небольшим лужком, начинается лес, в котором и располагается живописное озеро.
Он, сбивая колючки в горле, прохрипел:
- А ваши, из городка? "Окунуться бы не помешало"
Люба, прогоняя в окно влетевшую в кабину осу, объясняла перспективы купания:
- Женщины тайгу не любят, предпочитают сидеть на лавочках и тренькать языком. Так что накупаетесь, сколько захочется.
Заманчиво. Отказаться не было сил и он кивнул:
- Ну, показывай. Хочешь поговорить?
- Почему бы и нет, если вы хотите...
Славка подумал о чём бы спросить и задал самый простой вопрос:
- Ты училась где?
- В Иркутске. Политехнический. Только закончила,- с готовностью ответила она.
Теперь уже он прогнав от неё осу, улыбнулся:
- Понял, что дальше?
- Отец увольняется, будем уезжать.
- Замуж - то почему не вышла? В женихах недостатка нет, целая часть под боком. Выбор большой, от солдат до погон.
Она отвернулась к окну, её взгляд усердно принялся цепляться за всё, что пробегало за окном. Пауза затянулась, она пожала худенькими плечиками и тихо сказала:
- Сами же сказали романтическая натура.
Он не спуская глаз с дороги, всё ж нашёл минутку посмотреть на неё. От своего отступать не пожелал:
- В армейской жизни её, как раз и навалом, одна романтика и рыцари.
Она упрямо заявила:
- Значит, мне мало... К тому же я не могу назвать себя красоткой...
- Это спорный вопрос,- улыбнулся он.
Девушка в неудовольствии наклонила головку:
- Не уверена...
- Куда теперь?- напомнил он, проехав ворота со звёздочками.
Она повела пальчиком в нужном направлении.
- Объезжайте этот мысик и в просеку.
- Есть!- весело отрапортовал он.
Поворот. Ветки хлыщут по кабине. Озеро. Оно выскочило неожиданно. Вот, если б здесь, сейчас вдруг затанцевали балерины танец маленьких лебедей, Славка не удивился бы нисколько. Такая красота раскрылась перед ним.
- Ну, как?- сверкнула восторженно глазищами Люба.
- Действительно чудесное, тянул он.
- А что я говорила!- захлёбывалась она восторгом.
Славка спрыгнул на траву. Обошёл машину. Помог ей выбраться из кабины. На миг, задержав на руках, опустил на землю. Она, прося подтвердить правоту её слов, восторженно взглянула на него. Он полностью согласен с ней, озеро не могло не влюбить в себя хоть раз тут побывавшего. Вода чище не бывает, тёплая и прозрачная. Можно рассматривать каждую травинку на дне. Со всех сторон закрытое плотной стеной леса, с отливающими различным цветом, цветущими берегами, оно пьянило и сводило с ума. Такое чувство, что если закрыть глаза, а потом открыть, то непременно появятся лебеди, а воздушные балерины примутся танцевать балет. По крайней мере, носящиеся над водой огромные яркие стрекозы, очень напоминают их. А каких только цветов Славка там не разглядел. "Очуметь можно. Весь таёжный гербарий здесь!" Жарко палит солнце. Сушит на деревьях листья бессильно свешивающиеся вниз. И ни одного облачка. Склонив усталые ветки, словно задумавшись о чём-то, стоят деревья, не шелохнуться обвисшие листья. Притихли птицы. "Как кстати искупаться бы,- отмахивается сорванным широким листом от палящей жары Люба, не спуская с него глаз.- О чём он думает, интересно?"
Подставив лицо жгущим лучам, блаженно улыбается, валяясь в траве, Славка. В голове плавятся совершенно земные мысли: "Не столько сознанием, сколько чувствами человек прозревает лёжа вот так, ощущая своё родство со всей природой. А дух какой. Сильно пахнет землёй и травой... И не только с четвероногими и двулапыми, но такое чувство, что и с самой планетой роднит его природа. И может быть со скалами и огненными силами подземного царства сосредоточенными под Байкалом, а также тайнами, которые достигают нас из глубин солнечной системы, ласкающей своим теплом и светом. Ведь светит же вот оно нам, давая жизнь. Как хорошо-то! А вообще-то такая дребедень лезет в голову, что моргающая так мило в мою сторону девчонка, в жизни не догадается о чём я печалюсь".
- Ба, ещё и гуляющие по берегам глухари! Наверняка купаться пришли. Все остальные птицы просто исчезли. Смотри и не пугаются даже, как в раю.- Тихонько посмеивался он такому диву.
- Да, похоже.
- Здесь купаться-то можно?
Боясь, что он окажется в оценке её озера необъективным, Люба заторопилась:
- Запросто, я купалась. Вон там,- показала она на небольшой выступ, плавно сбегающий в воду.- Купайтесь, я отвернусь.
Она принципиально села на поваленное дерево, спиной к воде. "Это и хорошо",- подумал Славка, ему совсем не хотелось маячить своими чёрными казёнными трусами. Поплавав, он вылез на берег.
- Здорово!- вырвалось у него.
- Это так! Я знала, что понравится! Мне так очень!- сыпала Люба восторженно, не оборачиваясь.
Подставив тело лютовавшим жестоким жаром солнечным лучам, он закрыл глаза и потянулся.
- Такой тёплой воды в озёрах, я ещё не встречал. Просто прелесть.
Люба вздохнула.
- Жаль, что купальника нет, я б тоже поплескалась...
- Теперь моя очередь прятаться за кустом, тем более, он вон какой большой. Так что, давай купайся,- засмеялся он. Опередив сомнения девушки, согрешив, провокационно нахмурившись, добавил.- Или ты боишься меня?
- Нет, нет,- заторопилась Люба, боясь обидеть его недоверием, за куст.
Терёхин не собирался сидеть к воде спиной. В отличие от неё, он нагло подглядывал. Сначала чуть-чуть. Потом больше и больше и вовсе обнаглев, пялился во все глаза. Третий год без женщины. Он готов был грызть землю за этим проклятым кустом. Солнце золотило её голову, жемчугом переливались плечи. Поплескавшись, она обсыхала в своих беленьких кружевах вырисовывающих больше, чем скрывающих, ещё и после воды. "Чёрт! Сдохнуть так - то можно запросто!"- метался он. Тёмные круги вокруг сосков обрамлённые кружевом вызывали сушь в горле, язык просто западал к нёбу. А лобок, темнеющим пятном на мокром шёлке, - обильное слюновыделение. Отвернись же и не ищи на голову проблем. Но нет, глаза лупят туда, куда не след. "О, горе!- закрутился Славка за кустом, поняв, наконец, что до беды недалеко и теперь пытаясь сдержать огонь, он искал выход из ситуации в которую сам себя загнал. С ветки свалилась очумелая от жары птица и, вспорхнув у самой травы, затрещала на своём птичьем языке. Он с трудом, но очнулся.- Перво-наперво надо немедленно одеться,- поторопил он себя.- И отвлечься, лучше поговорить". Но Терёхин принадлежал к такому типу людей, у которого к себе никогда не было жалости. Вероятно поэтому никогда, никому не приходило в голову его пожалеть. Никогда никто его не утешал и не успокаивал. Он привык к диалогу и обслуживанию с самим собой. Вот и сейчас скрутив себя в баранку и уничтожив все признаки бессилия, он искал выход и нашёл. В общем, после купания выяснилось, что у него к ней есть вопросы.
- Ты, какой факультет заканчивала?- обречённо спросил он первое попавшееся лишь бы спросить. Тяжёлый язык не помогая хозяину мешал говорить. Но разговор всё-таки завязался. Люба смеясь ответила:
- Машиностроительный.
Терёхин ей тут же новый вопрос. Раз!
- А почему библиотекарь?
Любе опять сделалось смешно.
- Интересно, где вы видите здесь завод?
Славка тоже хохотнул.
- Это точно. Завода здесь с миноискателем не найдёшь. Но есть в Иркутске море всяких... Например, алюминиевый комбинат. Огромный причём. Цеха протянулись на сотни метров. Нас работать возили.
- Я знаю. Была там. Студентов предупредили, прежде чем мы вошли, чтобы сняли часы и оставили их за территорией. Алюминий выплавляется электролизом. В цеху, в проходе между современными, почти бесшумно работающими печами, действуют фантастически сильные магнитные поля. Часы в мгновение ока перестают быть часами. Они превращаются в магнит. Мне пришлось вытащить все шпильки из головы. Потому, что они встали дыбом. Мастер, сопровождающий нас выгреб из кармана ключи и, точно жонглёр или фокусник, один за другим подбросил их вверх, а они чудненько повисли в воздухе. А если ещё точнее, они встали торчком.
- Интересное кино. Почему ж не поехать?
- Родители...- тяжело вздохнула Люба.
Славка тут же проиронизировал:
- А оторваться от мамы с папой слабо?
Смех стих. Люба говорила грустно, откровенно и очень просто:
- Не отпускают. Одна дочь. Без навыков жизни. Воздушный одуванчик. Да и смысла не вижу на короткий срок искать работу, раз всё равно скоро переезжать.
Славке стало стыдно за ироничные навороты и он, перестав валять дурака, пробурчал:
- Давай-ка на "ты", барышня, переходи. Я на каких-то восемь лет тебя постарше, а ты всё выкаешь и выкаешь.
Любаша, как всегда засомневалась:
- Не знаю, удобно ли?
Для Терёхина такой вопрос не стоял. Он убедительно кивнул:
- В самый раз.
- Я попробую...
Помолчав вдруг сам не ожидая от себя такого, спросил:
- Почему не спрашиваешь, как на лесоповал попал?
Любаша не отмолчалась и глухоту не разыгрывала, а, повернув голову в его сторону, где за кустами сидел он, немного робко сказала:
- Сами скажете, если захотите. То есть сам.
Он, подняв сухую ветку и хлестнув ей несколько раз по воде, принялся рассказывать:
- На стройке работал, люди пострадали. Вот и загремел в лагеря.
- Как?- вскрикнула Люба.
Славка вздохнул и продолжил:
- После института, опыта ноль, толком-то и разглядеть не успел ничего. Уголовное дело и по этапу ту-ту.
- Разве так бывает?- с трудом усидев на месте, удивилась Люба.- Я думала, там бандиты сидят.
- Там всякие сидят и больше ни ухом, ни рылом не ведают за что.
Люба умела отступать. Уводя от неприятной темы в сторону и возвращая на исходную точку, она спросила:
- А ты, какой кончал?
- Инженерно строительный. Детдомовский я, никого нет. За свою короткую жизнь всё успел, и в армии довелось послужить, и в лагеря угодить. В общем, как народная мудрость рассказывает нам: наш пострел везде успел. Получается, что братва дровишки рубит, а я отвожу, опять же по книжке. Сплошная лирика.
- Откуда ты?- спросила и испугалась:- Прости за назойливость. Не хочешь, не отвечай.
- Из Москвы. Ещё купаться будешь?
- Нет, мне достаточно,- заторопилась она с ответом.
- Тогда мне надо ехать.
Одевшись и покинув каждый своё укрытие, они вновь сошлись на тропинке. Люба, помявшись, пробормотала:
- Извини за то, что задержала, я правда хотела только помочь немножко, отвлечь...
- Ты напрасно мучаешься, я очень рад...
Он хотел добавить, что о нём никто, никогда не заботился и это ему приятно... Но промолчал. Зачем грузить своим негативом такую пташку.
Попрощавшись, она пошла по прямой, известной ей давно тропке к городку, а он поехал на лесоповал. Всю дорогу, до которого, придумывал правдоподобную отмазку за опоздание. На следующий день всё повторялось. Вся радость дня его сводилась к тому, чтоб забрать её на окраине и довезти до городка. Очень часто она брала с собой что-нибудь вкусненькое. Смотря, что пекли в семье: печенье, кусок торта, пирожки, пончики. Позже сообразила, что не будут лишними салаты, котлеты, отбивные и прочая еда. Эта её забота о нём сжимала в пружину его сердце и жгла огнём душу. Он никогда был не нужен никому и вдруг появился в его жизни человек, который заботился о нём. Не всегда он съедал, чаще забирал с собой. Люба сначала обижалась, думая, что не нравится, а потом покопошившись в голове, пришла на думку совсем другая мысль:
- У тебя кто-то есть, с кем надо поделиться или просто не нравится моя стряпня?
Выглядел он виновато. С минуту сидел закрыв глаза, а когда открыл, то в них плескалась тоска перемешанная со смешинками.
- Ерунда какая получается,- заторопился с объяснениями он.- Всё очень вкусно, просто я действительно не один. У меня с собой сын.
Кабину качнуло.
- Это как?- сделались огромные и так её глаза, как всегда при удивлении или страхе с блюдце.
Этот её страх сжал в нём грудь. Он его видел. В голове промелькнула и застряла мысль: "Похоже это всё". Славка, уронив голову на руль, пробормотал:
- Проще не бывает. Живёт у бабки одной, поселенки, за зоной. Я ей плачу. Пять пацану.
Люба зачем-то протёрла носовым платком стекло перед собой, потом сбоку и только потом, помучившись, спросила:
- А где его мать?
Он не собирался ничего скрывать, хотя теперь уже просто наверняка знал, что девочка будет шарахаться от него. Говорил, разглядывая лепившиеся друг к другу, образуя сплошную стену, деревья:
- Нигде, слиняла. Как я по этапу загремел, так и сдуло её. С трудом уговорил пацана не бросать в детдом. Другу спасибо, привёз сюда. Так и живём. Оба срок отбываем. Ванька хороший мальчишка, только серьёзный очень. Не улыбается совсем.
Переполнившее её возбуждение ей было не под силу сдержать.
- Как так могло случиться?- не понимала Люба,- люди сходятся по большому чувству, это ж навсегда. Где любовь там и жертва, где семья там обязанность и долг. Не понимаю, хоть убей. Предать мужа, бросить ребёнка... это нельзя ни понять, ни оправдать.
Он глубоко и тяжело вздохнул.
- Тебя смешно и больно слушать. Какое большое чувство, откуда? Выпорхнул из детдома в студенческое общежитие. На вечеринке одной, попъяне, и сочинили любовь. Хотя тогда казалось, что влюбился по уши. Чего тут удивительного. Первый секс. Уши торчком. Хвост пистолетом. А сейчас думаю, что это вообще-то такое было? Кого нашёл матерью своего ребёнка сделать? Получается даже не думал салага об этом. Правда, семью хотелось очень. Свою настоящую, какую никогда не имел. Чтоб любил кто-то, ждал. Не было этого ничего у меня. Желания-то вагон, а ума-то не хватило додумать до того, что семья, это в первую очередь женщина, которая хочет её иметь с тобой. Тогда не было времени прикидывать о таких мелочах, сношались, как кролики, гудели вечеринками.- Он, опомнившись, глянул на Любу, она покраснела, но промолчала. Отвернувшись и помолчав, вспомнив про её романтический настрой, чертыхнувшись про себя, продолжил.- Очень скоро понял, что моя жена абсолютная эгоистка, ветреная любительница дискотек и гулянок, нарядов и маникюрных салонов. Ничего из того, что я считал неизменным атрибутом семьи, у нас не было: ни вечерних чаепитий на кухне с блинами и пирогами, ни уюта в квартире. Ей даже не было времени помыть посуду, полы и постирать бельё. Жили как в свинарнике. Готовить она тоже не любила. Первое же испытание трах-бах и фигня на постном масле. Это как стоишь на обрыве, знаешь, меня всегда охватывает особое чувство... Кажется, ещё немного и оторвёшься от земли, будешь парить в синеве, не испытывая тяготения, даже не как птица, а скорее - ангел. Но через минуту понимаешь, что такое возможно только во сне. Жизнь же сделает из тебя лепёшку. К сожалению, моя реальность разительно отличалась от воздушного миража. Вот такое моё житиё.
Люба не просто прониклась его бедой, эта его боль заполнила её всю.
- Слава, но ведь это больно и страшно...
Вот тут он понял, что Люба не уйдёт и не откажется от него, и он по-прежнему будет каждый день подвозить её до городка. Конечно, обрадовался. Потупясь, пробормотал:
- Ничего уже не переиначить. Мальчонку жалко, конечно, но в детдом никогда я его не отдам. Пока жив, будет со мной. Судьба уж видно такая.
Люба наморщила лобик: "Судьба дело сложное и неизученное, а жить надо каждый день". Она смущаясь стала передавать ребёнку через Славку сгущёнку, мандарины, апельсины, яблоки, всё это, часто привозили в их "военторг". Покупала костюмчики и игрушки. Сам ни о чём не просил, а всё потому, что стеснялся взваливать на неё свои проблемы. Она не догадывалась спросить его, а он, не желая обременять её чем-то, никогда ни о чём не просил. Во- первых, понимал, что делать добро, очень скоро до чёртиков надоедает, если это ставишь под пресс и в расписание. А во-вторых, он просто не хотел вешать на неё свой груз ни в каком количестве. И так был несказанно рад. Так куда уж ещё о чём-то беспокоить хорошего человека. Он сволочью никогда не был. А Люба тем временем приноровилась делить приносимые продукты между ним и ребёнком. Поняв, что он всё отвозит сыну, часть заставляла съедать при ней, мол, иначе ребёнок не получит ничего. Он печально ворчал:- "Ты шантажистка". Она послушно соглашалась: - "Пусть, но что делать, если это единственный способ, тебя накормить". Их дружба, сталкиваясь с новыми сложностями, закалялась и крепла изо дня в день. Дорога потихоньку подталкивала друг к другу и притирала. Он стал её берегиней и ангелом хранителем. Особенно жалко ему было девчонку в дождь. Изо всех сил торопился, чтоб подобрать её. Идёт, закутавшись в розовый, клеёнчатый дождевик. Как-то она, умаявшись, с этой дорогой и работой, уснула у него на плече и он, доехав до части, стоял там до тех пор, боясь пошевелиться и разбудить, пока девушка не проснулась. Очнувшись, Любаша испугалась не за себя, а за него.
- Что с тобой теперь будет, такая задержка?
- Не бери в голову. Отбрешусь. Скажу, что обломался. Мужики подтвердят, что стоял на дороге.
Славка считал себя совершенно одичавшим, но как выяснилось дело обстояло иначе. Его душа подталкивала его на такое, что страшно неловко было самому...
Часто утром Люба находила под дверью букеты таёжных цветов. Радовалась, конечно. Несколько раз отец приносил от порога ящички или плетёные лукошки ягод. "Не иначе подарок от хозяина тайги",- шутил он. Родители не скрывали своего удивления и настороженности, не зная, что и предположить, а Люба улыбалась, догадываясь от кого всё это лесное богатство. Она в знак благодарности готовила ответное угощение. Пекла с принёсёнными им ягодами сладкий пирог и жарила блинчиков. А ещё повезло и с экзотикой. Вечером завезли в "Военторг" сок. В маленьких квадратных упаковках с прикреплённой с боку трубочкой. Люба, предупреждённая соседями о таком чуде, сбегала, купила. Обрадовалась, будет, что передать на завтра ребёнку. Но, дёрнув дверцу лесовоза, увидела в кабине маленького, худенького человечка.
- Это Ваня,- представил сына Слава.
- А я Люба. Запомнил?- посадила она мальчонку себе на колени.- Посмотри, что я тебе принесла. Достала она маленькую, красочную коробочку, вложив в неё трубочку.