И Смех, И Грех
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Обещаю- будет интересно и смешно. Рабочее название "Три доли". Женские истории. Любовный роман, почти детективный. Всё, как в жизни, по одной дорожке ходят смех и грусть.
|
+
Людмила Сурская.
И СМЕХ, И ГРЕХ
Обещаю- будет интересно и смешно. Рабочее название "Три доли". Женские истории. Любовный роман, почти детективный. Всё, как в жизни, по одной дорожке ходят смех и грусть.
ВСЁ С ЧЕГО-ТО НАЧИНАЕТСЯ.
В этой обыкновенной рабочей семье было, как у всех в те годы, не хуже и не лучше. Жили по соседству. Дружили со школьных лет. Поженились, когда вернулся из армии. Устроился работать на стройке, чтоб получить квартиру. А на первых порах потеснили родителей в пригороде, добираясь в город на рейсовом автобусе. Первой родилась девочка, через шесть лет ещё одна. Получили трёхкомнатную квартиру. Обе семьи родителей поднатужились и за раз купили молодым: шкаф, сервант, диван, два кресла, стол со стульями, телевизор и холодильник. Для тех лет совсем не плохо. Зажили себе припеваючи, читая книги, посещая спектакли и толкаясь за лишним билетиком у кинотеатров и стадионов. Хозяин, недовольный двумя девочками, подпираемый дедами и надеясь на наследника, пошёл ещё на одну попытку. Но дальше всё было, как в плохой пьесе. Опять родилась девочка и к несчастью не совсем здоровая. Ручки, ножки всё на месте, но уступающая сёстрам во внешности, косоглазенькая, отстающая в развитии, да ещё и рыжая, как огонь. Получился ребёнок, как говорят в народе, с простинкой. Муж казался озабоченным и обиженным на весь свет. Обманули. Вера украдкой плакала. Больше экспериментировать поскучневший хозяин не захотел, ударившись в работу. Трёх невест обеспечить теперь надо нарядами и приданным. Время стояло шаткое. Но шабашки плохо для семьи закончились, из одной такой подработки, он просто не вернулся. Падение с лесов и перелом позвоночника - зафиксировали охрана труда и медики. Моментальная смерть. Знакомые утешали тем, что не доставил никому хлопот своими болячками. Умер и земля ему пухом. Вера, молодая ещё женщина, осталась одна с маленькими девочками. В один миг улицы навсегда стали темными, ночи одинокими, а подушка - не просыхающей от слёз. Забот было немало: шёл 1990 год, продолжалась, будь она неладна вместе с её инициатором, перестройка. Впереди ещё был развал страны, но уже рушилось всё- мечты и надежды на светлое будущее. Одна с девочками. При бешенными темпами надвигающемся на страну развале, который психологически сломал привычные представления о жизни - это вообще была катастрофа. Была страна и нет страны. Был флаг, герб, гимн и всё исчезло. Стало прошлым. Испарилась уверенность в завтрашнем дне. Народ переживал время страшное. Кое- кто называл его величайшим. Вещали о том каждый день с экранов и взахлёб. Но никакого величия в разрухе и развале не просматривалось. Они просто скрашивали и возвеличивали свои неприглядные действия. По их брехливым предположениям страна должна была из развитого социализма попасть в капитализм. Раз и там! Все уши развесили и поверили. Всем сразу захотелось стать капиталистами. А она провалилась в дикий бардак. На фоне мексиканской жизни, мыльными потоками хлынувшей в квартиры, протекал правительственный кризис, душила инфляция. Людей ловким приёмом отвлекали, уводя в чужую бесхитростную жизнь. Оно, то время, было именно страшным. Крушили всё не чувствуя, что на них лежит ответственность за отцов и дедов, за историю, но и не думая о том, что их будут проклинать собственные внуки. Опять тащили вперёд телеги идею, не думая о человеке. Так чем же они правильнее и лучше предыдущих. Люди потерялись в попытках и экспериментах нащупать опору для построения хоть какой-то новой реальности. Страшные метания забирали силы и жизнь. Прежние ценности девальвированы. Кто-то стремительно превращается в миллионеров, кто-то из последних сил карабкается в отхожей яме. Инженеры, педагоги, врачи вынуждены торговать на рынке, это те, кто не упал, кто сориентировался. Деньги заменяют всё и становятся основной мотивацией. Психологическое состояние простых людей на грани коллективного психоза. А как же иначе, если исчезли уверенность в завтрашнем дне и чувства защищённости. Дешёвая жизнь исчезла, а на дорогу денег нет. Не по зубам она многим. Что имеем - не храним, потерявши плачем. Пока маховик страны развернулся..., понеслось быстрое расслоение общества на богатых и бедных. Выживали те, кто умел крутиться. Вера крутиться не умела. Её дочери тоже. Жили непросто и тяжело.
В жизни так уж устроено главное неприятностям с чего-то начаться. Дальше они покатились, как снежный ком с горы. Потеря работы и тихий уход одних за другими его и её родителей. Муж был ни единственным сыном в семье, и расторопная его сестра совсем не бедовавшая, прибрала к рукам их участок с домом под дачу. Но Вера не в обиде, Бог с ней, ей хватит и родительского домишка с садом и огородом. Хотя от лишней копейки при такой жизни, она бы не отказалась. Выбивалась из последних сил, чтоб одеть и прокормить дочерей, дать образование и вывести в люди. От мрачных мыслей и безысходности боялась заболеть и свалиться. Но не сдаться и опустить руки помогло упорство и рабоче-крестьянская закалка. Отец был неплохим хозяином и с помощью зятя, успел провести на участок не только воду, но и газ. Они были соседями, поэтому Вера продолжала общаться с родственниками, правда не очень рвущимися в близкие отношения с беднотой. Но Вере отдавали старую мебель и выношенные вещи для неё и девчонок, чему она страшно была рада. У сестры мужа жизнь, похоже, складывалась неплохо. Занялись торговлей и преуспели. Вера даже одно время работала на них, пока не поняла, что по - родственному ей платят меньше чем всем остальным. Естественно, землю на участке родственники бросили обрабатывать и, чтоб не зарос огород, Вера, взяв его в аренду, сажала на нём картошку, которую продавала, таская тележками в город. Этим платила родственничкам и жила. Время скользило по циферблату. Остроносые стрелочки торопили час за часом. Дочки росли. Все три девочки работящие и беспроблемные. Лена и Алина умненькие легки в учении, почти отличницы. Единственные неприятности были с младшей Таней. Девочка, отстающая в развитии и ущёмлённая во внешности, рыжая, замкнутая, косоглазенькая, постоянно подвергалась насмешкам и злым шуткам сверстников. Её дразнили, безжалостно издевались над ней, задирали подол, мерзко прикалывались. В общем, пользуясь тем, что она не умела отвечать на подлость, мучили. Юность жестока. Ей тяжело давалось учение. Правильнее было сказать, оно ей не давалось никак. Научившись с горем пополам читать и писать, она, как не старалась, не могла больше ни в чём продвинуться ни на шаг. Вера, бегая постоянно в школу, униженно просила и девочке кое-как, скрепя сердцем, ставили тройки, переводя из класса в класс. Но после окончания восьмого, Таня запротестовала и не пошла на такую казнь сама. Как - то так получилось, что девочка нашла сама себе место, удалившись от людей и занявшись огородом. Она: худенькая, маленькая, в надвинутом на больные глаза платке, как мужичок копала и сажала у себя и у родственников рядом. С детства, привыкая донашивать за сёстрами одежонку, потихоньку вообще обрядилась в вылинявший платок и бесформенное тряпьё. Понимая, что каждая копейка на счету, девочка экономила на себе ради сестёр. Им надо, они на людях, а её никто не видит, сойдёт и как-нибудь. В семье не разбираясь приняли это как прихоть ненормальной. Плача по ночам и казня себя за ущербность ребёнка, Вера старалась держать её по возможности около себя. Со страхом, думая о том времени, когда с ней самой не дай Бог что-то случиться, вот что тогда будет с несчастной юродивой. Привыкнув летом с Верой жить в селе, обходиться малым, пасти козу и нянчиться с племянницей, она другой жизни себе уже не представляла. Ноги, обутые в старые стоптанные кеды или обрезанные резиновые сапоги закрывались ещё старой чёрной бабушкиной юбкой, которую она нашла, разбирая сундук. Ребятишки дразнили её деревенской дурочкой и она совсем перестала появляться на людях, прячась с козой в лесочке или торча с тяпкой на огороде. Прикрыв платком косившие глаза, сидела себе на пенёчке, читая сказки про красивую и счастливую жизнь. Никогда не плакала и не жаловалась, не укоряла, переживающей за такого ребёнка Вере, на свою нескладную судьбу. Попытки близких, влезть в её устоявшийся мирок или переодеть её, натыкались на агрессию. Поэтому все успокоились и перестали обращать на неё внимание. Всё шло, как и шло. Семья изо всех сил старалась выжить. Радовалась каждой удаче. Поступили ли в институт девочки или вышла замуж за хорошего парня и по любви Лена. Только вот радость за удачное замужество старшей дочери, оказалась скоротечной. Муж, лейтенант десантник, погиб в Чечне, а она с дочкой вновь перебралась к Вере. Вместе легче и спокойнее. Прошло шесть лет, но Лена так и не рискнула ещё раз найти себе пару, отдаваясь воспитанию малышки, помощи матери и любимой работе. Она работала в школе, преподавая детям физику. Родные не торопили. Все с надеждой и умилением смотрели на вторую Алину. Умницу и красавицу. Девушка, закончила университет и училась в аспирантуре, была несказанно застенчива, не по статусу мила и до чёртиков привлекательна. Семья надеялась, что уж она -то будет непременно счастлива. Кто надеждами, кто мечтами, а кто сказками, работая не покладая рук, так и выживали впятером. Пять баб, это тоже сила.
Сначала в село ездили хороводом, но постепенно жизнь внесла свои коррективы. Дети росли, и всё вокруг стремительно менялось. Особенно цены, за которыми семье было не угнаться. Билеты на дорогу опустошали кошелёк быстрее того, как его наполняли. Пришлось внести коррективы. Лена с Алиной обитали в основном в городе. Так им удобнее было добираться до работы и учёбы. Приезжая только на выходные дни помогать в село, и зная, что это хорошее для семьи подспорье, они старались по максиму использовать время для работы на грядках и по хозяйству. А Вера с внучкой и Таней всё лето крутились на приусадебном участке сами, на оставшейся от родителей делянке с маленькой недвижимостью почти на краю села. С небольшими изменениями шли год за годом. Так и жили - то тут, то там, надеждой и работой. Но в этот месяц Лена достала путёвку для дочери и отвезла её отдыхать к таким же сверстникам, как она в хороший санаторий. Потому как на участке покоя в этот год, судя по прошлому, тоже не предвидится. Конец строительства его не принёс. К соседу повалили гости. Визг девиц и стрельба петардами не давали спать посёлку до утра. А удружили Вере так с соседями дорогие родственники, что занимали участок рядом. Они продали его три года назад, какому-то толстосуму и там велось грандиозное строительство. Такая себе стройка века. Сооружался сразу трёхэтажный особняк, сауна, бассейн, зона отдыха и много чего ещё. Под что местная власть с лёгкостью отвела приплюсовав к участку ещё и свободные земли за огородами и справа до самого леса. Строители с ходу возвели из крупного камня и красного кирпича забор, отделив Верин участок от богатого дворца, чему она была несказанно рада. "Не будут пришлые строители воровать овощи. И пялящие, залитые самогоном зенки на девчонок мужики, опять же подальше". Хозяин приезжал несколько раз, давал ЦУ и исчезал вновь. Вера только успела заметить, что это рослый, хорошо сложенный молодой человек годочков 32-35. "Надо же какая прыткая теперь молодёжь, мы были не слабаки, но всё больше на стройках страны силы прилагали. А эти тоже ударно, но исключительно для себя". По тому, какими бешеными темпами рос дом, поняли, что покой всё же не за горами. И действительно, эта ранняя весна поставила точку в этом мощном строительстве, закончившемся безумным фейерверком и грандиозным банкетом со множеством нагрянувших на село гостей. Оставшийся ещё по деревенским хатам народ, по мере своей возможности, выглядывал из-за заборов пялясь на диковинные машины и наряды дам, дырявивших шпильками землю. Вздыхали и гадали в душе надеялись- закатает богач дорогу. За каждым забором старались занять позицию поудобнее, чтоб получше разглядеть всё, что творилось у крутелика. Получая заряд для бурных деревенских обсуждений не меньше чем на неделю, народ даже залезал на мелкие постройки. Так виднее. Раньше ездили в театр, смотрели концерты, а теперь вот... "Если они сожгут наш дом,- вспылила Лена, которая крутилась на пружинной кровати не в силах уснуть,- я его замок взорву к чёртовой бабушке".
Но всё обошлось. И утром вся соседская развесёлая компания, отдыхая под яркими большущими зонтами, на открытой огромной террасе, ступени которой сходили прямо к бассейну, разглядывала маленький, чистенький Верин дворик, засаженный Таниными стараниями цветами. Они разговаривали громко, не стесняясь в комментариях. Смеялись над юродивой и на все лады обсуждали двух других. От всего этого бесстыдного хамства в соседнем дворике чувствовали себя ещё ниже и ещё беспомощней. "Ну сколько можно? День ото дня одно и тоже. Нашлись, блин, хозяева жизни",- не раз дёргалась сказать им пару слов Лена, но мать и Алина вовремя одёргивали её, гася пыл. Юродивая, казалось, их вообще не замечала. Ей наплевать, что они богаты и красивы.
Вера просила:
- Лена, остынь... На оскорбления ещё нарвёшься. Оно тебе надо. Пусть себе болтают Бог им судья. Трудитесь себе. Быстрее посадим картошку и уйдём в дом. От греха подальше. Праздник он по тому и праздник, что быстро проходит. Пройдёт и у них.
Всё переходило в плоскость молчаливой ругани. Это когда внутри себя человек ругается, а вслух молчит. Но через какое-то время девушка вновь взрывалась:
- Чёрт возьми, надоело! Неужели нельзя понять, что мы тоже люди.
Алина, работавшая, как и Лена в купальнике, стараясь загореть под весенним солнышком, смутившись от пристальных взглядов весёлых и чересчур наглых мужчин, пошла оделась. Мотивируя это тем, что: "Спокойная жизнь кончилась. Находимся теперь, как на арене цирка". Но Лену не так просто было заставить сдаться.
- Напрасно,- заметила она сестре,- я свою и так нелёгкую жизнь из-за этих баранов усложнять не намерена. Подумаешь, вешалок тощих притащили, мы лучше, пусть пузыри пускают.
Оно, конечно, так. Да и человек такое существо, что ко всему привыкает. И к жаркому солнцу и к холодной зиме. Быстро осваиваясь в богатстве и приспосабливаясь выживать в безденежье. Так уж он устроен. Вот и Вера, куда деваться, привыкла и к большому дому, с правой стороны закрывающему обзор на рощу, и к этому шумному соседству. Провожая, отъезжающую домой в город на старой отцовской "копейке" старшую дочь, она искоса посматривала на приехавшую, на двух машинах к соседу многочисленную компанию. "Опять гудёшь до утра. Как они не устают от этого вертепа".
- Повезло нам, ничего не скажешь с соседями. Опять всю ночь спать не будите.
- Езжай Лена с Богом. Отпуск у тебя. С первого сентября опять дурдом. Бросала бы ты уж эту школу. Самоистязание, а не работа.
- Мам, ради Бога!- приложила та в мольбе руки к груди.
Вера ж хотела как лучше.
- Как мёдом тебя там намазали. Дети сейчас тяжёлые. Зачем тебе такая морока. На море собралась. Вот и съезди, покались, пока девочка в санатории. А мы с Танюшкой уже привыкли к этому бедламу. Деньги есть, вот и гуляют. Не будет -бутылки пойдут сдавать.
Лена не склонна была так к этому вопросу подходить. Бросив уничтожающий взгляд на веранду, заявила:
- Привыкли, не привыкли, дать бы им в ухо, да силёнок у нас нет. Чувствую, выживет он нас отсюда, расширяя себе территорию.
Мать в знак несогласия замотала руками:
- Да у него же всё есть...
На что Лена дальновидно заявила:
- Таким всегда мало. Гольф какой-нибудь организует или теннисный корд поставит.
- Продержимся, если прикинемся, глухими и слепыми,- бодренько заверила Вера. Ей не хотелось думать о плохом.
- Не знаю, на сколько вас тут хватит,- скептически заметила Лена.
Мать подтолкнула её к машине.
- Давай езжай, а то смеркается уже. Волноваться буду. Машина старая, дорога забита транспортом. Не дай Бог...
Расцеловавшись с матерью и помахав молчаливой сестре, Лена включила зажигание. Машина зафыркала и покатила потихоньку по сельским дорогам, выезжая на трассу. Весна в разгаре и на каждом участке непременно кипит работа, а так же идут череззаборные разговоры. Зима такие общения сильно сокращает. А тут стоят кумушки у заборов оперевшись на черенки лопат и ля-ля-ля... Работают. Через забор делились не только семенами и саженцами, но и обсуждали важные семейные и соседские вопросы. На третьем, последнем повороте, остолбенела. Красивенная чёрная машина, сверкающая краской и лаком на всей скорости врезалась в росшие вдоль дороги дубы. "С ума же он не сошёл, значит, пробили колесо или убили?"- пронеслось у неё в голове. Выскочив из машины, она побежала к аварийной тачке. Заметила, как сидевший на пеньке бомж с сумкой бутылок и собравшийся двинуть поживиться туда же, увидев её, сел на место. Распахнув дверь - поняла без слов, водитель мёртв. Один из мужчин на заднем сидении тоже. Другой, моложе, стонал. Приложив всю силу, что наскребла в себе, Лена вытащила парня и под неимоверные стоны потянула к своей "копейке".
- Портфель забери,- проскрипел он, бледный, как полотно.
Лена, оставив раненного под напором, вернулась за ним, и, определив тяжёлый чемоданчик на грудь раненного, поволокла дальше. Она видела, как, дождавшись её ухода, в машину нырнул бомж и тут взрыв потряс лес, полыхнув зарницами по полю. Лена упала, прикрывая собой парня, а потом с новым рвением потянула его в свою машину. В голове монотонно стучало: "Надо убираться отсюда быстрее".
- Ты живой?- отдышавшись, потрепала она его по щекам.
- Не знаю, кажется, что-то с позвоночником,- простонал тот.
- Надо срочно в больницу,- заторопилась за руль Лена.
- Нельзя. Не тормози время, двигай подальше, пока не схватились,- воспротивился парень.
- Не схватятся,- обернувшись, улыбнулась она.
- Почему так думаешь?- не понял он.
- Третьим туда влез бомж. Так, что обгорелых трупов будет три. Вот такие пироги.
- Сообразительная. Медики, родные, знакомые есть?- покрываясь потом, простонал он.
- По СНГ да,- выложила бестолково ведя себя она.
Он вытер ладонью лоб и перекривился:
- Ох и название... После СССР, как куча дерьма.- Он полежал с закрытыми глазами молча и перетерпев боль резко спросил:- Где?
Подумав, всё же сказала правду.
- На Украине. В киевском госпитале работает. Начальником отделения, мамин брат.
- Как на Украину попал?- продолжал допрос он.
Она наморщила лоб вспоминая:
- В Ленинграде учился. Распределили туда. Женился на хохлушке, там и остался. Почему-то лицо твоё мне знакомым кажется...
Он, отвернув лицо от зеркального просмотра, отрезал:
- Мало ли нам что кажется...
Но Лену с толку не сбить:
- Нет, у меня на лица память профессиональная.
Не без язвы он буркнул:
- Милиционер или учитель?
- Учитель,- кивнула она, внимательно следя за дорогой. Автомобилей пруд пруди и все не дешёвого десятка, чирк и не расплатишься. А после только что пережитого, ещё и трясёт не только изнутри, но и руки прыгают.
- Понятно....- он помолчал и неожиданно предложил:- Заработать хочешь?
Лена даже не обернулась. "Кто не хочет".
- Глупый вопрос.
Согласившись, что, наверное, точно не умный, он обрисовал свои требование вкратце:
- Заезжаем к тебе. Берёшь вещи, документы и поехали. Я хорошо заплачу.
Подумав о том, что от её согласия мало что зависит, он может и заставить, а по-хорошему можно и договориться, к тому же деньги не просто нужны, они необходимы. Спросила лишь одно:
- Куда?
- К брату матери твоей. Только никому ни слова. Понятно?
Ещё бы ей не понять. Кивнула:
- Да.
Объезжая выбоину, машина вильнула, он застонал. Лицо приобрело землистый цвет, но стараясь улыбнуться, парень выдохнул из себя:
- Тогда вперёд.
Лена убавила скорость и долго тянув всё же решилась на вопрос:
- А, если ты умрёшь?
Он отмалчивался не долго:
- Значит, скинешь в канаву, и поедешь себе, куда хочется.- И резко:- Чего кочевряжишься, помоги, деньги не нужны?
Лена решилась:
- Ещё, как нужны... А была, не была. Пусть думают, что я на отдыхе.
Она действительно решилась. Заскочив, домой побросала в сумку вещи, захватив документы, написала сестре записку, что срочно на машине уезжает со знакомыми к морю отдыхать и бегом вниз.
Вернувшаяся с сумками из гастронома Алина была поражена такой скорой перемене настроения и планов сестры. Но, решив, что дело хозяйское, как поступать сестре со своим отпуском, не насторожилась, а принялась за раскладку купленных продуктов в маленький старый холодильник. В пятницу поехала помогать в село. Без старенькой машины сестры добираться оказалось не просто. Пересаживаясь с автобуса на автобус, устала в доску, измучилась, но всё же приехала. Шла, думая: "Всё-таки машина, это вещь, даже такая старая как у Лены". Издалека заметила стоящую у калитки Таню. "Что-то случилось не иначе. Юродивая подпирает ворота только когда беда". Неслась уже на всех парах. Оказалось, не ошиблась, так оно и было. Слегла мать. Бледная, терпя боль в обеих ладонях и за грудиной, она полулежала в кресле. Таня, размазывая слёзы, толком не могла ничего объяснить. А Алина, наклонившись осторожно, спрашивала:
- Мама, почему не на кровати?
Та, с трудом шевеля губами, пыталась объяснить:
- Не могу лежать дочка, плохо мне. Ничего из того, что пила раньше не помогает.
Растерявшись в такой ситуации, Алина спрашивала:
- Почему "скорую" не вызвали?
Тяня захлёбываясь слезами, как могла, объясняла:
- Думали, что отпустит. Да и кто за ней пойдёт? Куда?
Алина, выскочив во двор, заметалась, соображая, где искать телефонный аппарат. "Сельсовет закрыт, почта тоже и далеко. Остаётся одно, сосед крутелик. Неужели пожалеет телефона? Пусть тогда бережётся, я ему всё скажу". Но скандалить не пришлось, его просто дома не было, а охранник разрешил позвонить без объяснений. Поблагодарив, за услугу, вернулась к матери. Твёрдо решила, вывернуться наизнанку, а купить им сюда мобильный. Порывшись по шкафам, собрала на всякий случай ей с собой вещи. "А вдруг госпитализация".
- Аля, а где Лена-то?- хлюпала носом поникшая от горя юродивая.
- Отдыхать уехала, никто же не знал такой канители. Надо насобирать деньги и купить вам сюда мобильный. Таня, перестань хныкать и тащи таз с водой, протрём маму, чтоб доктора не кривились.
Не успели они закончить водные обтирания, как подкатила "неотложка". Врачи долго ругались на дороги, потом на отсутствующую номерацию домов и сбитые дощечки с названиями улиц. Всё, как всегда, пока Алина не опустила денежный знак в карман. Та мельком вытянула, посмотрела, перекривилась. "Значит, мало,- промелькнуло в её взвинченной голове,- но добавлять не с чего обойдутся". Веру посмотрели, сделали кардиограмму и, предположив инфаркт, велели собираться в больницу. Из дома мать несли уже на носилках. Алина, захватив сумку с вещами, отправилась вместе с ней.
ТАНЯ.
Таня с каменным лицом осталась стоять у калитки. Думать связно не могла ни о чём. Она словно выключилась, ушла в себя. Ещё бы после такого потрясения. Юродивая обхватила руками столб, на который была прицеплена калитка, и, замерев, окунулась, как в воду в думы. Её голова, лихорадочно работая, пыталась думать, думать, думать... Отъезжающая от ворот карета скорой помощи с трудом разъехалась с мчащимся к дому на всех парах "джипом" соседа.
- Что там за забором стряслось?- спросил Виктор торопящегося открыть ворота, впуская хозяина, охранника.
- Предположительно инфаркт.
- Хреновое дело.
- А то...- тянул мужик, не зная, как быть с разговором: продолжить или завязать. Хозяин заговорил сам:
- Старуха навряд ли выкарабкается.
- Без денег нынче лучше не болеть... Юродивую жалко. Что с ней будет теперь. Беда!
Охраннику хотелось сказать хозяину, что этой старухе всего-то с маленьким хвостиком за пятьдесят, но, прикусив язычок, молодёжь нынче резка и бескомпромиссна, промямлил совсем другое:- Да, похоже, осиротеет домишко на курьих ножках скоро. Дочери продадут им времени на него не хватит... А юродивая с сумой пойдёт.
- Как думаешь, Тимофеевич, сколько дурочке лет?
- А кто ж его знает... Они без возраста.
Хозяин помучил нос и как-то не решительно сказал:
- Может ещё спасут, мало ли, случается. А с чего юродивой пропадать? Не пропадёт, у неё две нормальных родственницы есть. Позаботятся о ней. Да и сколько ей надо...
Посчитав, что соседям и так уделили достаточно времени, влез начальник охраны и враз перевёл на другое.
- Вы что сумный такой, Виктор Николаевич? О брате новости есть?
Виктор свёл брови.
- Не знаю, что и сказать... Менты предполагают, что взорвавшаяся машина здесь, у нас, около дубовой посадки, это его "мерс" и один из трёх обгорелых трупов он. Опознали уже водителя и Славика, охранника, что был неотлучно при нём. Сам понимаешь, Пётр Николаевич, уж лучше быть в неведении, чем знать, что этот ужас реальность.
- Будем надеяться на ошибку, - перекрестился стоявший в шаге от них охранник.
Хозяин повернулся, соглашаясь кивнул.
- Сам желаю того же. Смотрите, а ненормальная всё стоит. Вот чудо в перьях. Как приклеили её к столбу.
Она простояла весь вечер. Потом ночь. Утром Виктор бегал со своим боксёром в роще, она всё так же стояла. Солнце уже высунулось из-за крыш. Посветлели деревья и заборы. А она к месту привинченная стоит. Её тень темнеет большим вопросительным знаком на весь двор. "Столбом стоит. Коза блеет на весь двор, а она даже не моргает",- удивился взбудораженный таким явлением сосед. Пожалев мучающееся животное, он отправил охранника, чтоб тот отвёл в рощу на верёвке козу, завязав рогатую за дерево. Но, как только мужик протиснулся мимо юродивой во двор, коза, выставив голову, чуть не посадила спасителя на крутые рога. Тот пулей выскочил, толкнув нечаянно юродивую. Та, очнувшись, мутным взглядом смерила мужика и поплелась в дом.
- Чёрт с ними с этими ненормальными, Виктор Николаевич. Одна хлещи другой. Это не коза, а овчарка. - Оправдывался мужик вяло за неудачную попытку, даже не спеша реабилитироваться.
А хозяин, который пристально, но издалека наблюдал за всем, что происходило в соседнем дворе, не имея чёткого представления что со всем этим странным соседством делать, смеётся, словно рад всему этому цирку.
- Да матери Терезы из тебя не вышло. Но, кажись, очнулась юродивая. Теперь она разберётся сама. Надо было сразу догадаться её пхнуть. Пойдём отсюда. Ловко эта бородатая бестия башкой крутит, а как профессионально тебя на рога, Тимофеевич, чуть не надела, это отдельный разговор.
Тимофеевич вынужден согласиться с правдой хозяина, но не удержавшись поддевает:
- Да, круто стервозина орудует. Ваш породистый против её дрессировки крепко проигрывает.
- Ты считаешь?! Вообще-то странная реакция для мирного животного? - посмеивался тот.
- Знамо дело с ненормальной водится, чего ж другого-то от скотинки ожидать, - заметил охранник философски.
Вроде б о козе поговорили и вопрос закрыли. Но вдруг хозяин от козы переключился на юродивую. Выражение любопытства и бесшабашной весёлости на его лице сменилось на другое, задумчивое, которое говорило о размышлении. Охранник не привык к этому. Однако так и было, присматривался, присматривался и изрёк:
- А чего юродивая так столбенеет, как думаешь?
Охранник почесал макушку: "А бес его знает, ему оно надо". Но со знанием дела принялся мудрить с ответом.
- Чикает в ней что-то должно быть при стрессе. А чтобы снова запустить механизм вновь, нужен раздражитель.
Хозяин получается, как бы и соглашается со всеми его рассуждениями.
- Похоже так. Вроде тихая, не буйная. Ребятня вон у забора потешается, уйдёт в сад хнычет, но их не гоняет. Иногда мне самому, хочется спрыгнуть с веранды и надрать крапивой им жопы, а она молчит. Только работает, как вол.
Тимофеевич подтверждает:
- Это так. Работает она у них за мужика, хотя откуда у кнопки такая сила непонятно. Я к тому, что бабёнка росточкам мала.
- Помню, у нашей бабки в селе юродивый был, так тот тоже вместо лошади плуг таскал,- припоминает Виктор.
Вероятно для того чтоб мысли шевелились, охранник опять почесал затылок и подумал: "Ему, конечно, невдомёк, что таскал он его, потому что впрягли. Да и эта работала с утра до ночи потому, как больше некому". Но богатому в том копаться недосуг, а свои рассуждения лучше приберечь при себе. Оттого и молчит охранник.
Днём при пробежке по петляющей вдоль деревьев тропинке, выгуливая в роще своего боксёра, здоровенного пса по кличке Джек, пышущего, как и его хозяин сытостью и наслаждением, Виктор опять увидел дурочку. И зимой, и летом одетая в старый ватник с фартуком поверх, она сидела на большом поваленном стволе дерева со спиленными ветвями и держала в руке книгу, а ещё малюсенького утёнка. Хотя смотрела совершенно в другую сторону, книгу не выпускала. Он с любопытством принялся наблюдать за всей этой разномастной компанией. "Совсем обалдела, утёнка в книгу тычет, не иначе, как учит читать. Вот потеха". Коза паинькой, чинно бродила рядом. Степенно подходя к хозяйке, что-то слизывала с рук и топала дальше щипать травку и по своим козлиным делам. Парень, засмотревшись на тот цирк, споткнулся о выпирающий из земли корень, чуть не упал. Ругаясь, спрятался за дерево, решив понаблюдать. Юродивая, заметив его прятки, не испугалась. Поняла по вечеру, что он не причинит ей никакого вреда. Джек же не выдержал маскировки и с жаром выдал козе залп оскорблений. Гав, гав, гав!... Виктор вынужден был слегка шлёпнуть его и прочесть нравоучение, мол, он, боксёр, выше какой-то там деревенской козы, но это мало охладило пыл пса. Да, он выслушал и даже поморгал, но и всего лишь... У тебя, мол, хозяин свои дела, у меня свои. Пёс, хитро свернув со своего пути, не слушая окриков старающегося остановить его хозяина, припустился, виляя между кустами на рогатую. Ох, раздеру! Но хватило ума не лезть сходу на рога, а только полаять. Разведка боем, так сказать. Он с грозным лаем крутился возле неё, демонстрируя уроки дорогой дрессировки. Пока парень, сорвав голос от крика, добежал до места возможной схватки, коза, изловчившись, уже поддала, правда, пока только крутым лбом, надоевшему ей лаем псу в бок. Получи забияка! Пёс визжал от обиды- коза не соблюдала правил. И вместо того, чтоб благоразумно отвалить, ведь всё уже получил, избалованный любовью и вниманием боксёр, ринулся в лобовую атаку. Виктор чертыхнулся. Шкуру дурень попортит. Так что топчись не топчись, а меры надо принимать. Да и что уж теперь гадать, что можно бы и как избежать... приходится плясать из того, что есть. И Виктор, поняв, что одному ему не справится и, если он даже оттащит пса, рассерженная коза всё равно двинет ему под зад, и если б одному, а то оба попадут под раздачу, закричал, спокойно продолжающей держать перед собой книгу и смотреть в стену его забора, ненормальной:
- Эй ты, барышня, забери свою рогатую овчарку, а то могут быть неприятности.- И видя, что та не пошевелилась, пригрозил. - Спущу пса, растерзает эту бестию, останешься без молока.
Юродивая, проведя рукавом грязного ватника по лицу, растерев слюни, криво усмехнулась, словно хотела сказать: "Это ещё неизвестно, кто без чего останется". Но, отложив книгу и посадив в травку зачуханого утёнка, поднялась. Прошлёпав мимо, присела у козы. Обняв рогатую за шею и пошептав ей что-то там, в мохнатое ухо, отправила козу гулять. К удивлению Виктора та послушалась. Потом, сделав страшные и без того от усердия глаза, погрозила, топнув обутой в высокую калошу ногой, на пса. Тот, слабо тявкнув, заткнулся, пятясь назад, и чуть не сев своим толстым задом на утёнка, предпочёл спрятаться, юркнув, за спину хозяина и там пару раз, ожидая благодарности от юродивой, тявкнул. Вот, мол, я какой послушный. Но вместо поощрения получил шлепок по неповоротливому заду от хозяина: "Ты меня, глупая псина, подведёшь под монастырь". Парень и сам бы не смог объяснить, почему он, забрав пса, не ушёл сразу, а встал тут, около неё бесформенной и непонятной. Да не просто встал, а втянулся в беседу. Он не задумывался: хорошо делает или нет, просто влез и всё. Виктор, с любопытством посматривая на это чучело и повертев оставленную на бревне книгу, как бы попытался спросить:
- Э-э-э. Ты что читать умеешь?
Юродивая из-под нахлобученного платка скосила глаз в его сторону. Приставучий сосед насторожил. Главное, смотрит так недоверчиво и улыбается.
"Да",- кивнула она головой проявляя вежливость.
"Надо же, я думал, она картинки разглядывает",- удивился он, полистав опять сказки, с красочными картинками, не удержавшись, поинтересовался:
- Какая же любимая?
Это первое, что пришло в голову. О чём с такими ещё говорить. Он даже смотреть на неё не мог- этот вывернутый рот, слюни, пампушками щёки... Его взгляд скользил мимо. А что, очень удобно. Говоришь, а не смотришь. Однако, любопытство перебарывало даже неприятные ощущения.
Юродивая забрала книгу, полистала: "Вот",- ткнула она чёрным пальцем с обломанным ногтём, разыскав "Сказку о золотой рыбке". Улыбчивый сосед, которого так ругали сёстры, ей почему-то нравился. Может быть за добрую душу, собак любит, кошек и вот ведь разговаривает же с ней, не брезгует... Добрые глаза не скрыть даже хмурыми бровями.
- Но почему?- не мог скрыть удивления такому выбору парень, не имеющий до этого опыта общения с юродивыми.
Она насупилась и, опустив голову, принялась чертить пальцем сосиской по коре дерева, на котором сидела, зигзаги и палочки.
- Ты не умеешь говорить?- истолковал он её мимику по-своему.
Она яростно замотала головой, не соглашаясь с ним, и он с изумлением услышал её голос. Очень мягкий и в то же время по-мальчишечьи звонкий.
- Желание.
Виктор покрутил головой. О! Только что боялся, что оторвётся её после крутелок, а сейчас, похоже, ждёт тоже и его голову.
- Понял, ты хочешь, чтоб рыбка выполнила твоё желание?- догадался он.
"Да",- мотнула она в знак согласия головой.
Тут уж он, почувствовав себя специалистом по юродивым (ещё бы столько рядом просидел) пустился в рассуждения:
- И какое? Подожди, догадаюсь сам. Ты хочешь быть молодой красавицей, да?
Она помрачнела, вытянутые влажные губы её дёрнулись, толстые щёки запрыгали, но это бесформенное создание внятно сказало:
- Вчера да...
- А сегодня?- разобрало его любопытство.
- Родному человеку жизнь подарить,- произнесла она и отвернулась.
Таким всех жалко только не себя. Ему вдруг пришло в голову утешить её.
- Образуется, не переживай так. - Сам удивляясь себе за эти утешительные слова, всё же произнёс их. Странно, но в своём несуразном одеянии, уродливом лице, она не казалась ему смешной или противной. Осознание того, что сила её индивидуальности настолько велика, что заставляет отбрасывать всё остальное, ошеломила его. Он просто не верил себе, убеждая, что то всё ерунда и эмоции. Юродивая, она и есть юродивая. Оправившись от шока, он только сейчас обратил внимание на Джека, пристроившегося у неё под ногами. С радостью притулив голову на её страшные от работы руки, пёс балдел. Ещё бы, она поглаживала плавными движениями его крутой лоб и морщинистую морду, а тот счастливо сопел. "Чудеса,- удивился парень,- и это сторожевой пёс. Да этот друг бесхвостый уже благополучно и продал меня, а я кругленькую сумму отвалил за его дрессировку".
Не сдержавшись, цыкнул на Джека и, пнув под толстый зад, ждал от непонимающего пса повиновения. Псина, посмотрев на него, как на ненормального, продолжала себе лежать прикидываясь не понимающим. Чтоб не оконфузиться окончательно, Виктор отвернулся от вредного пса и участливо спросил:
- Может, тебе помощь какая нужна или купить, что надо. Хлеба, кефира, скажи?
Слушал себя и удивлялся, как это его ещё до сих пор не хватил удар.
Но она, не оценив его старание, упрямо поджала вытянутые в ниточку губы.
- Я так.
Его завело: он с услугами, а его отшивают. Такого быть не должно.
- Как так, без хлеба, ты ж никуда не ходишь?
- Я так,- повторила она настырно и с дрожью в голосе. Он пожал плечами, а юродивая с грустью опустила голову.
"Ещё слёз и соплей мне не хватало,- промелькнуло в его голове.- Юродивая же". Он выпрямил спину и поиграл крутыми плечами. Лезть на стенку не имело смысла, и пошёл Виктор на попятную:
- Ну, смотри...- Он не понимал её отказа и, конечно же, ему было невдомёк, что у неё нет денег. "Надо же, сказки читает. А что ещё-то ей читать ни Мопассана же!"- посмеялся он над собой и задал следующий вопрос:- А чего ты всё время в лесу сидишь?
Она поводила заскорузлым пальцем на груди по ватнику и, уткнувшись в бесцветный подол, прошептала:
- Я обожаю лес и ещё пруд, тот, что за рощей.
"Что-что?!...- Виктор поморгал глазами, страшно удивляясь речи юродивой.- С каких пор дураки так стали говорить. Наверняка сериалов насмотрелась. Хоть какая-то от той муры польза".
С трудом забрав недовольно упирающегося пса и стараясь не припечатать копошащегося под ногами утёнка, а то шуму не оберёшься, он закруглил своё познавательное знакомство и ушёл. Раздумывая по дороге над тем, что за способность такая у юродивых, прибирать к рукам животных и каким таким способом они понимают её. Ещё чего доброго и рычать на него начнёт его же псина.
А вечером охранник, отправленный им к юродивой, принёс по-соседски батон и четвертушку хлебины, но она, спрятав руки за спину, отказалась брать.
- Почему, денег нет?- догадался тот.
Она, подумав, утвердительно мотнула головой.
- Он угощает, бери.- Сунул опять охранник ей пакет.
"Нет"- усердно замотала она вновь.
Тот почесал макушку.
- Выполешь клумбы в саду завтра. Так честно будет.- Сориентировался на ходу он.
И был награждён благодарным взглядом. Таня, обрадовано кивнув, согласилась и тут же своей чёрной похожей на карлицу собачке, отломила от батона кусочек.
- Ну вот и договорились.- Отправился охранник к себе, прикрыв калитку.
Договор есть договор. Рано утром, с первым только что пробившимся к земле лучом солнца, Таня стояла уже у калитки особняка, постукивая кулачком в кованые ворота. Неказистый утёнок топтался около неё.
- Пришла, в такую рань?- удивился зевая во весь рот охранник. "И этот кря-кря таскается за ней, как собачонка".- Меня Тимофеевичем кличут. Запомнила?
Она замотала головой, что, быть может, на её языке обозначало, мол, да, пришла. Потом помотала ещё, значит, запомнила.
- Пошли, покажу что делать,- опять позёвывая, повёл дурочку к клумбам Тимофеевич. Утёнок, переваливаясь, припустил следом.- Чего он за тобой таскается?
Захватив тяпку, прислонённую к забору, она потопала в своих высоких несуразных калошах за охранником. Неторопливо, отделяя каждое слово и объясняя на ходу:
- Нашла. Ничейный. Привык.
- Ясно. Вот тебе фронт работ. Цветники видишь? Справишься?- подвёл он её к клумбам роз. Получив утвердительные кивки, хмыкнул.- Работай.
Выскочивший впереди хозяина пёс и пытающийся её сходу облаять, узнав, виновато завилял обрубком хвоста, пытаясь подсунуть голову под ласки. Виктор заметил, как юродивая, не отвлекаясь от работы, быстро-быстро погладила собаку и пёс, довольный, побежал за хозяином, старательно обходя утёнка. "Нет, что там не говори, а у ненормальных, наверное, есть в душе такой ключик, что открывает доступ к их сердцам и животные тянутся к ним". Не обращая ни на кого внимания, юродивая работала. Выполов и прорыхлив клумбы, она, обойдя со всех сторон дом и полюбовавшись на красивые постройки вокруг него, заглянула в бассейн. "Что с дурочки возьмёшь. А ведь тоже божий человек",- посмеялся и повздыхал, наблюдая за ней, охранник. Устроив себе экскурсию, ушла. Виктор видел из окна, как её бесформенная фигура в рваном ватнике мелькала на ровных рядах картошки. "Должно быть, тяпает траву. Как она со всем этим управится, ведь никто помогать не приезжает". Вечером же Джек, выпущенный на прогулку, вместо рощи, выбив лбом подпирающую лаз доску, ловко нырнув под соседские ворота, припустил к юродивой, копошащейся в сенях. Виктор, кривясь, вынужден был без всякой охоты идти следом. "И даже чёрная карлица его не облаяла, приняв за своего. Сговорились, плуты".- Подумал он, оценивая обстановку.
- Расколдовывай пса,- пошутил парень, теребя своё ухо от глупой такой ситуации и пройдя без церемоний за псом на крыльцо.- Влюбился так, что, похоже, жить к тебе переберётся. Представляешь, какие дети у них с Карлушей будут? Пошёл вон,- разглядел он, шуганув, принявшего клевать его дорогой фирменный кроссовок, утёнка.
Она даже не улыбнулась своим перекошенным слюнявым ртом. Бросив из-под руки недобрый взгляд, пробурчала:
- Если не нужен и собрались выбрасывать, то оставляйте, правда, так сладко кормить, как вы я его не смогу. И не трогайте Кузю.
Он проглотил язык. Во-первых, речь мало напоминала "дебильного" человека, во-вторых, с чего она взяла, что он собрался выбрасывать пса. Скорее всего, просто не понимает шуток. А он тоже мозговой гигант, нашёл с кем шутить. Она сама - сплошная юморина. И вроде как рот на одну сторону стянуло, а прошлый раз косило на обе. Чертовщина какая-то...
- Кузя, это кто?- насмешливо посмотрел он на неё. Убрать из своей речи смешинки он уже не мог. Задор разбирал. Удовольствие посмеяться, не важно над кем и над чем, взяло верх.
- Кузя, Кузя,- поманила она утёнка, и тот вперевалочку побежал за ней.- Не лезь к нему Кузя, он чужой и глупый, но я не боюсь и спокойно воспринимаю его крик, потому что знаю - он не со зла, а просто по глупости такой.
Сказала и пошла как царица с высоко поднятой головой.
"О-о-о!... Какой удар мне в лоб! И от кого..." Впечатлённый метаморфозой с речью юродивой он протянул с решением.
- Джек, ко мне!- приказал он псу, наконец-то, собираясь показать ей класс дрессировки, но тот, отвернув морду к карлице, не двинулся с места. "Предатель, за бабу купился",- отмерил он ему упрёк.
Таня, прикрыв дверь в сени, спустилась по ступеням вниз. Его псина шла за ней хвостиком. Юродивая склонилась над ним, похлопала по лоснящейся спине, погладила по морщинистой морде, пёс завилял тем, что у него было вместо хвоста, а она, выпрямившись, прошла к калитке, открыла её, и ни словом не перемолвившись, застыла в позе милиционера, пропуская мимо себя озадаченного парня и Джека. "Чёрт меня невежливо попросили".- Злился тот, топая за дурочкой и стараясь не припечатать своим сорок четвёртым размером болтающегося под ногами утёнка. "Ничего себе Кузя, недоношенное жаркое". Та довела Джека до рощи, посадила ему под грудь утёнка, тут же разлёгшегося на тёплых лапах и пошла, отцеплять, завернувшуюся вокруг кола козу. Он расхаживал вокруг, как надсмотрщик на чайных плантациях старательно раздавая псу указания. Юродивая же, завершив дело, спокойненько села на бревно и уставилась в одну точку. На этот раз её взгляд припечатал три небольших пушистых ёлочки. Одна побольше, чуть подальше, а две поменьше с небольшой разницей в росте впереди. Они напоминали ей её саму с сёстрами. Большая пушистая - старшая Лена. Средняя красивая - лапушка Алина и маленькая невзрачная однобокая - она Таня. "Жаль, что я не психолог. Занятный экземпляр".- Посматривая на неё, присел Виктор рядом. Нащупав в кармане спортивных брюк колоду карт оставшуюся после вчерашней игры с друзьями, предложил сыграть. Она, как всегда покачала головой. Он уже понял. Это означало: "Не умею".
- Не умеешь?- уточнил он. Хотя хорошо подумав, с чего бы она могла уметь-то, удивился самому себе: "Стратег..."
"Да",- помотала головой опять она.
Он бодренько ободрил:
- Ерунда какая, научу.
Она втянула в себя стекающие с губ слюни. Получилось что-то вроде "хрю". Он поморщился. "Вот оно мне надо сижу здесь".
- У меня плохо варит голова,- посмотрела она ему прямо в глаза, дав исчерпывающий ответ.
Виктор решил, что над услышанным не слишком надо задумываться. Ну не было у него опыта общения с юродивыми, а в "дурака" умеют играть все.
- На "дурака" хватит,- ляпнул он, вперёд, чем подумать, тут же с любопытством ловя её реакцию. Оказалось никакой. "Не поняла или прикинулась. Хотя, чтоб прикинуться надо понять. А чем ей понять... В общем ерунда. Не разобрать, сама себе на уме, барышня. Язык всё же сдерживать надо, хоть и дурочка, но кто её знает. Даст в ухо у них говорят рука тяжёлая. Перспектива получить фингал как-то не радует",- подумал он.
Эта ж овечка, поглядывая из-под платка косыми глазами, цвет которых невозможно было определить, задумалась. Думала, думала... И всё же кивнула.
- Хорошо, давайте попробуем... Плохо, что я ничего не понимаю.
- Тут и понимать нечего,- отрезал он, но от дальнейшего развития мысли на сей раз отказался.
Дерево широкое, места навалом. Разложив карты, показал, как ими ходить и какая масть какую бьёт. Она помотала головой, давая понять, что ничего не поняла. Он терпеливо объяснил ещё раз. Сам же пригласил, чего уж там... Она кивнула, решаясь попробовать. Играла, что-то шепча и смешно прикусив язычок. И проиграла. Виктор, смеясь, успокоил:
- У всех так. Первый блин комом. Слышала про такое?
Она, соглашаясь, кивнула. Джек, желая проверить, как идёт игра, вытянул шею, забывшись, он поменял лапы и утёнок, свалившись, проснулся. Утиное кряканье разнеслось по поляне. Боксёр виновато принялся облизывать его сочным языком, успокаивая. "Совсем собаку распаскудила, теперь моя грозная псина с дохлятиной нянчится".- Тоскливо посмотрел он на копошащегося с утёнком пса. Срывая раздражение, не желая ссориться с псом, своё добро, выплеснул на неё:
- Чего ты молчишь и киваешь. Не лошадь же. Ведь разговариваешь хорошо.
- Привычка,- пролепетала она, убавив голос от его крика до шёпота.
Но, не желая её щадить, он гаркнул:
- Не нравится говорить?
Она опустила голову до предела и, разгладив непонятного цвета ткань на юбке, не спеша и внятно сказала:
- Нравится, просто не с кем. Всё одна, да одна. Опять же, кого интересует мнение дурочки.
"Ничего себе... Высший пилотаж!" Он никогда ещё за прожитые годы так не издевался над собой. Это просто неслыханно! И главное от кого получать толчки- от юродивой. Вздохнул, щелчком сбил карабкающегося по коре жука и буркнул в её сторону:
- Ладно... Хватит мычать. Давай раздавай.
Она не решительно взяла колоду, вздыхая, да путаясь раздала и выиграла. Без каких либо эмоций уставившись опять в забор.
- А ну давай ещё раз,- удивился он такой метаморфозе.
И опять верх был за ней.
- Ещё,- взял азарт его.
Опять выигрыш оказался её. Фортуна держала её в своих объятиях. Но это никак не отразилось на её лице. Ни радости, ни удовольствия, ничего. Мумия. "Она что, не понимает что ли?" - прикидывал он.
- Дуракам везёт,- опять ляпнул он, рассерженно бросив карты на бревно. Охота играть пропала.
И тут, она улыбнулась его горячности, погладив большую вздрагивающую руку своими заскорузлыми пальцами. "Надо же, она меня ещё и жалеет! Успокаивает!- сделал открытие он.- Что я ей, в самом деле, Джек что ли".
- Всё пучком,- заявил он, борясь с подступившей хрипотцой. - А давай я покажу тебе ещё одну. Преферанс. "В этом ей ни за что не разобраться". Решил он отыграться, поставив дурочку на место, чтоб не очень умничала. "Сам - то, что несу. Нашёл с кем связаться,- спохватился он, но отступать было не солидно.- Перед юродивой сложить лапки - это уж ни в какие ворота!"
Она опять кивнула,- показывай. Хрюкнула ртом, загоняя слюни в себя и забрав утёнка к себе в подол, села на место. Джек тут же, забравшись на бревно, разлёгся рядом с ней, положив, огромную голову на её колени, обтянутые бесцветной юбкой. "Где она это барахло берёт? Старухи и те уже не ходят в таком затрапезном виде. Вонючий ватник, мужская старая рубашка в клеточку под ним, юбка до пят, резиновые высокие калоши... А сколько интересно этому чучелу может быть лет?"
Пёс заинтересованно поднял морду и заглянул в карты, но хозяин не оценил такой дружеский жест.
- Это ты, морда, подсматриваешь игру и продаёшь меня,- попенял он собаке, раскладывая карты. Джек пристыжено фыркнул и закрыл глаза. Мол, больно надо.
После пятого раза проб и ошибок, она начала опять выигрывать. Виктор разозлился. Смешал карты и пошёл гонять пса, кидая палку и заставляя тащить её ему назад. На самом же деле он пытался разобраться в феномене юродивой, но у него это плохо получалось. Таня же отвернувшись, опять уставилась в одну точку. Она и не заметила, как по щекам побежали слёзы. Почуяв её состояние, подбежавший пёс принялся лизать солёное лицо. Это привлекло к ней внимание. Но, заслышав жалкое хныканье, парень растерялся:
- Ты чего ревёшь, на меня обиделась?
- Хозяюшка моя...- прохрюкала юродивая в колени.
Забывшись, он тронул её за плечо, показавшееся сквозь ватник ему худым:
- Что, умерла?
- Не знаю,- взвыла она ещё с большей силой.
А он, опомнившись и отступив от этой кучи неприятного тряпья, пытался всё же добраться до истины:
- Тебе что, никто ничего так и не сказал, не позвонил?
"Нет",- замотала она головой.
Жалость и сострадание перебороли в нём отвращение и он, сунул ей свой платок, нашедшийся в кармане брюк. Надо, так надо. Продолжил разговор:
- У родных в городе телефон есть? И кончай мотать головой, последние мозги вытрясешь. Работай языком, на что он матушкой природой тебе дан.
- Нет.- Это всё, что ему удалось из неё выжать. Вероятно, она имела ввиду телефон.
Он даже пожалел, но, не отступая от своих правил, гаркнул:
- Адрес давай, я сгоняю, проверю.- Она молчала отворачиваясь.- Эй! Чего опять молчишь?
А молчала она по одной причине.
- Не помню я. Память плохая.
Эмоции за проигрыш требовалось куда-то деть. Его просто подмывало возмутиться, и он не стал себе отказывать в том удовольствии.
- Вот интересное кино получается с тобой. Тут помню, тут не помню, как шахматная доска. Обыграла меня, не чихнув. Это ж какие комбинации, а тут: "Не помню я",- передразнил он.
Юродивая насупилась и принялась вычерчивать носком своей чудной обуви на земле круги.