Сулина Владислава Николаевна : другие произведения.

Петрополь. Ангел в шкатулке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На берегу канала найдено тело молодой женщины. Капитан Карский приступает к расследованию, но скоро обнаруживает, что подозреваемых больше, чем хотелось бы, а улик - ни одной.
  ПЕТРОПОЛЬ
  АНГЕЛ В ШКАТУЛКЕ
  
  
  ГЛАВА ПЕРВАЯ
  
  
   Утро так и не наступило. Рассвет состоялся по расписанию, вот только назвать то тёмное нечто, что повисло за окном словно старая простыня, утром просто не поворачивался язык. Но хоть дождь перестал.
   Карского разбудил грохот в дверь: кто-то стучал кулаком с такой настойчивостью, что можно было заподозрить землетрясение как минимум. Или утечку газа. Или убийство.
   Павел потёр глаза, но потолок над его кроватью не стал от этого краше. Он попытался натянуть на голову одеяло, однако посетитель продолжал тарабанить в дверь и взывать голосом сержанта Стрижака:
  - Капитан, откройте! Капитан!
   Невнятно выругавшись, Карский сел на постели. Увидев, что накануне он заснул в штанах, рубашке и одном ботинке, Павел смутно порадовался, что не придётся тратить время на одевание, и поискал глазами второй ботинок. Не нашёл. Вздохнув, пошёл отпирать.
   На пороге стоял сержант Стрижак. Вихрастый парень с добродушным веснушчатым лицом, лет на пять моложе Карского.
  - Капитан! - воскликнул сержант. - Там…
  - Доброе утро, Денис, - перебил его Павел. - Проходи.
  - А… да, спасибо, - Стрижак боком вошёл в комнату, неуверенно озираясь.
   За полгода, что Карский занимал должность капитана Третьей полицейской части Фабрикантского района, сержант ни разу не бывал у него дома. Квартирка была, прямо сказать, маленькой: всего одна комната, которая служила и спальней, и столовой, и гостиной. Третий этаж красного кирпичного здания на Большой Офицерской, на соседней с полицией улице.
   Кое-кто считал, что его перевод похож на ссылку: до Карского в Фабрикантском уже почти год не было своего капитана, но Павел сам попросил о назначении, когда ему предложили повышение. И он не вернулся бы на Покровку ни за какие деньги.
  - Поищи, пожалуйста, мой второй ботинок, - попросил капитан. - А пока ищешь, расскажи, что стряслось и куда бежать. - Он направился к умывальнику, но, не услышав за спиной признаков деятельности, оглянулся.
  - Что озадачился, друг сердечный? Комната маленькая, ботинок один и бегать не научен — найдёшь за пять минут.
  - Да, капитан. - Смутившись, сержант перестал пялиться по сторонам и приступил к поискам — с перепоя своего начальника он видел тоже впервые.
   Павел снова отвернулся и заглянул в овальное зеркало, висевшее на гвоздике над умывальником. Честное стекло отразило результат беспокойной ночи: под глазами образовались тени, волосы всклокочены и с одной стороны примяты, кожа бледная. Карский провёл рукой по подбородку, уже покрывшемуся двухдневной щетиной, и решил, что времени бриться у него нет.
  - На берегу Обводного канала нашли женщину, - сообщил Стрижак. - Мёртвую.
  - Где именно?
  - Недалеко от железной дороги, в конце Складской улицы. На первый взгляд задушена, - прибавил Стрижак.
   Карский перестал пялиться на своё отражение, налил в таз из кувшина немного воды и поплескал на лицо. Мёртвой женщиной в Фабрикантском районе никого не удивишь, обычное дело: убита мужем по-пьяни или из ревности, или своим «котом», тоже по-пьяни или за то, что утаивала деньги, полученные с клиентов.
  - Кто нашёл? - спросил Павел, отфыркиваясь.
  - Рабочий с фабрики, - ответил сержант.
  - И что он там делал так поздно утром? - Карский отнял от лица полотенце, через зеркало посмотрев на сержанта. - На фабрике смены начинаются в пять.
  - На тело рабочий наткнулся в половине пятого, - глухо пояснил сержант из под кровати, - по дороге на работу. Дошёл до фабрики и рассказал дежурному, но ему не поверили, так что он проработал до восьми, дождался руководства, и сообщил уже им, а те вызвали нас.
   Павел снова глянул на себя в мутное зеркало, но с сожалением убедился, что умывание не внесло существенных изменений в его помятый облик. Стрижак тем временем выбрался из под кровати с ботинком и триумфально протянул его капитану.
  - Понятно, - бросил Павел, усевшись на краешек кровати, чтобы зашнуроваться. Затем снял со спинки кровати свой помятый плащ, достал из ящика стола револьвер и повернулся к сержанту.
  - Идёмте.
  
  - Капитан?
  - Что? - Павел посмотрел на сержанта, словно вынырнув из омута.
   Денис уже привык к этой особенности начальника: временами тот будто выпадал из реальности, погружался в себя, но, как показали наблюдения, всё равно всегда знал, что происходит вокруг. Внимательности старшего следователя мог позавидовать любой шпион.
  - Я послал человека в Громовку, но вы же знаете, у них одна карета, и та сейчас на выезде, так что забрать тело они не смогут.
  - А ножками дойти и на месте посмотреть их патологоанатом отказывается? - спросил Карский.
   Они шли по ломаной улице в сторону канала, мимо домов, в которых больше половины окон были наглухо заколочены. Приходилось внимательно посматривать себе под ноги, чтобы не наступить в выбоину в мостовой и не сломать ногу.
  - Борского в такую погоду пирогом не выманишь! - пожаловался Стрижак.
   Мысленно согласившись с сержантом, Павел достал из внутреннего кармана плаща портсигар и спички, и закурил. Доктора Борского ему иногда хотелось не то, чтобы придушить его же собственными подтяжками, но хотя бы слегка потаскать за воротник. Оказывать консультативную помощь полиции патологоанатому вменялось в обязанность, только доктор отчего-то считал иначе, и частенько заявлял, что за эту работу ему не платят. Карского он побаивался, поэтому так или иначе соглашался осматривать трупы, которые подсовывала ему полиция, однако всегда старался оттянуть осмотр, а уж заключения и отчёты делал в лучшем случае за неделю.
  - Повезло, что место тихое, - говорил Стрижак. - Зевак нет, и корреспонденты прознают не скоро.
  - И свидетелей тоже нет, - мрачно заметил Павел.
   Они повернули за угол и оказались на набережной канала. Здесь ветер ощущался сильнее. Апрель в этом году выдался холодным и дождливым, а если небо всё-таки иногда очищалось, то казалось стеклянным, и от ветра не удавалось скрыться ни на минуту.
   Вода плескалась мелкими волнами, накатывавшими на каменные ступени спусков. На противоположной стороне канала виднелись очертания фабрики, в небо, словно гигантские сигары, уходили три трубы, извергавшие густой дым. Через несколько метров полицейские вышли к небольшой площадке на берегу. Возле самого берег стояли несколько больших ящиков, потемневших от влаги и, судя по позеленевшим от плесени бокам, находившихся здесь уже давно. Через площадку, выступая из под грязи и брусчатки, тянулась труба, уходившая одним концом под дом, а вторым в сторону канала, с шумом извергая в него потоки грязной воды. Карский кинул сигарету себе под ноги и только потом двинулся к площадке. На ящиках сидел рядовой Овсянников: худенький паренёк, казавшийся значительно моложе своего возраста, гораздо больше напоминавший студента училища, даже и в мундире. При появлении следователя он вскочил и постарался незаметно выпрямить спину.
  - Доброе утро, Вениамин, - поздоровался Карский издалека.
  - Здравствуйте, Павел Константинович.
  - Появлялся тут кто-нибудь?
  - Нет.
   Павел задумчиво кивнул — всегда есть надежда, что преступник вернётся на место преступления, но чаще они поступают так спустя какое-то время.
   Труп лежал возле трубы. Так, как трупы обычно лежат в гробах, то есть в вытянутой позе, с руками, сложенными на груди.
   Перед ними была молодая женщина лет тридцати пяти. Совершенно обнажённая. Ничего, даже украшений, хотя уши проколоты. Стройная, с белоснежной кожей, уже покрывшейся смертной белизной. Ноги сведены вместе, руки покоятся на груди, длинные волосы каштанового цвета разложены аккуратным веером вокруг головы, точно ореол. На лице ни следа косметики. Карский даже присел, чтобы приглядеться получше. Конечно, ночью шёл дождь, но смыть краску полностью он не мог. Вряд ли женщина пролежала здесь долго.
   Следователь осторожно взял её за ладонь и перевернул — как он и предполагал, ни одной мозоли, это были руки, не привыкшие к труду.
   Она была бесспорно одно из самых красивых женщин, каких ему доводилось видеть: нежный овал лица, плавно сужавшийся к подбородку, глубоко посаженные глаза в фоме миндальных орехов, с чуть приподнятыми внешними уголками, с изящными, тонко выщипанными дугами век, густые и пышные ресницы, безупречной формы губы, высокий и чистый лоб…
  - Она, очевидно, мать, - произнёс Павел указав на её живот и пояснил, заметив непонимание на лице Овсянникова: - Растяжки, остались после родов.
  - Как думаете, её задушили? - спросил Стрижак, присев рядом на корточки.
   Тело женщины покрывали синяки и кровоподтёки: несколько больших гематом на боку, на груди, разбиты губы и бровь синяки на руках и багровые пятна на шее. Создавалось впечатление, что её беспорядочно избивали, нанося удары, как придётся, возможно, пытаясь заставить замолчать или в припадке ярости.
  - Очень возможно, - согласился Карский, вставая. - Вениамин, раздобудьте какой-нибудь экипаж, чтобы перевезти её к нам в часть.
  - Не в госпиталь? - Задрав голову, Стрижак вопросительно посмотрел на следователя.
  - Нет, пока что к нам, - подтвердил Карский. - Лучше как можно дольше избегать огласки, пока мы не выясним хотя бы что-то, а если отвезти её в Громовский госпиталь, через пару часов уже весь город будет знать. Так что вперёд, за работу.
  - Будет сделано! - Вениамин с готовностью побежал к началу переулка выполнять распоряжение.
   Павел перевёл взгляд обратно на труп. Размышления об огласке и журналистах уже в который раз навели его на мысль о штатном фотографе. Фотоаппарат в отделении был, вот только таскать громоздкий агрегат полицейские забывали, никак не могли к нему привыкнуть. Павел купил его недавно, на свои деньги. Поскольку собственное финансирование у отделения было невелико, лишние деньги он старался тратить на более насущные дела: плата информаторам, содержание в порядке участка, премии сотрудникам, которым, как ни крути, приходилось обеспечивать семьи. Нововведения в список необходимого не попадали.
  - Успели осмотреться? - спросил Павел. Он выпрямился, одёрнул плащ и снова достал из кармана портсигар и спички.
  - Немного, - признался Стрижак. - Я решил, что дело необычное и сразу отправился за вами.
  - Почему вы так подумали? - с любопытством спросил Карский, закурив сигарету и протянув вторую помощнику.
  - Она не похожа на местную, - ответил сержант, с благодарностью кивнув и тоже закурив. - Слишком… - Стрижак заколебался, подбирая слово.
  - Да, - кивнул Карский. - Она из состоятельной семьи, ты прав. Отпечатки сняли?
  - Да.
   Стрижак глянул на капитана, но тот смотрел куда-то в пространство, точнее, он оглядывал площадку перед каналом, чуть сощурившись от ветра.
  - Будут проблемы, - сказал Павел. - Надо оглядеться.
   Сержант с секундным запозданием присоединился к поискам.
   Вдвоём они принялись шаг за шагом осматривать площадку. Они не знали, что ищут. Что угодно могло быть уликой: оброненный платок, пепел сигареты, клочок записки… «Бумажник с документами и признанием убийцы», - подумал Стрижак.
   Погодка стояла премерзкая, с канала тянуло холодным ветром. Сержант старался не кашлять, с иронией вспоминая совет врача перебраться куда-нибудь поближе к морю. «К морю! Ха!» - Стрижак даже фыркнул, подумав об этом. Да, сырость и дым заводских труб Петрополя вряд ли благотворно сказывались на здоровье, но как уехать? Где взять денег на переезд, да и что делать на новом месте? В полиции он служил уже два года, новый старший следователь повысил его до сержанта почти сразу, как пришёл, и Стрижак думал, что вполне может надеяться дослужиться со временем до следователя. Никуда он отсюда не уедет.
   Сержант уже почти отвернулся от воды, когда что-то привлекло его внимание. Он подошёл ближе и поднял из-за ящиков предмет, почти сливавшийся с грязью — это была рогатка.
  - Денис!
   Стрижак оглянулся на оклик капитана.
  - Что-то нашли?
  - Да… Ерунда, похоже. - Стрижак подбежал к капитану и протянул находку. - Думаю, она детская, может, местные ребятишки лазают на склады, кто-то из них и обронил.
  - Может быть, - согласился Павел. - Всё равно заберите в часть и приобщите к делу.
  - Слушаюсь!
  - И продолжайте искать, вдруг нам повезёт.
   Облазив всю площадку, Карский заглянул во все соседние переулки и даже поднялся на крыши ближайших домов, но ничего полезного найти не удалось, только старые окурки, битые стёкла и разносортный хлам, скапливающийся по углам и закоулкам годами. Овсянников задерживался: достать машину, да ещё и здесь, в Фабрикантском, было задачей не из простых. Когда Павел вернулся в переулок, Стрижак уже сидел возле тела.
  - Заметили что-то? - уточнил капитан.
  - Нет, - ответил Денис немного смущённо. - Понадеялся.
   Из переулка донёсся перестук копыт и колёс по булыжнику. Вениамин постарался, как мог, но найти ему удалось только извозчика. Причём, судя по тому, как вытянулось лица мужика при виде трупа, о цели поездки Овсянников ему сообразил не рассказывать.
  - Это… это чего такое?
   Извозчик растерянно оглянулся на парня в форме, который убедил его съездить и помочь полиции в пустячном деле. Вениамин и сам выглядел бледноватым — ему хватило утреннего бдения у трупа в ожидании старшего следователя.
  - Помогите переложить её, - вместо ответа распорядился Карский. - Вениамин, подержите дверь.
   Стрижак вдвоём с извозчиком аккуратно подняли женщину, Карский сделал последнюю торопливую затяжку и кинул окурок в сторону.
  - Глухое дело, капитан, - поделился мнением Стрижак. - Ограбили и изнасиловали, ищи его теперь — не сыщешь!
   Карский промолчал, но по его лицу сержант понял, что старший следователь с ним не согласен. Вдвоём они забрались в экипаж, устроившись возле трупа. К удаче, или по расторопности Овсянникова, экипаж был крытым, так что везти по улицам тело, выставив на всеобщее обозрение, не пришлось.
  - Видел, как она лежала? - всё-таки заговорил капитан.
   Стрижак кивнул.
  - Он даже не сбросил её в канал, - сказал Карский, - а ведь собирался, похоже — затем и принёс туда. Но не смог.
   Взглянув на жертву, Павел провёл рукой по лицу, будто пытаясь стереть одним движением последствия бессонной ночи.
  - Эта женщина — не случайная жертва. Думаю, убийца её знал.
  
  
  
  ***
   Третья полицейская часть стояла на Госпитальной улице, называвшейся так по зданию госпиталя имени В. К. Громова. Участок находился на другом конце, в том месте, где Госпитальная соединялась с Фанарной. Здание располагалось как раз на острие стыка двух линий: небольшое, двухэтажное, сложенное из серого кирпича и украшенное по фасаду двумя трёхгранными колоннами. На первом этаже правую сторону холла занимали две большие камеры для содержания задержанных. В них не было кроватей, только широкие лавки вдоль стен, а через решётки, которые отделяли камеры от холла, полицейские могли спокойно наблюдать за «подопечными». Прямо напротив входной двери был длинный стол, немного похожий на барную стойку, за которым сидел лейтенант Зотов, занимавшийся регистрацией обращений. Это был подтянутый мужчина около сорока пяти лет, с маленькой бородкой. Он напоминал бы преподавателя училища, если бы не полицейская форма.
   Слева от двери, за деревянной остеклённой перегородкой, стояли столы рядового состава, шкафы с документами, а дальше была лестница, которая вела на второй этаж, и спуск в подвал, где находились камеры для длительного содержания.
   Тихо здесь не бывало, особенно в последние месяцы: камеры постоянно были переполнены людьми, попадавшимися даже не за обычные проступки вроде краж или бытового насилия — всё больше людей оказывалось в камере за буйное поведение. Полиция и прежде сталкивалась с этим, но не в таком масштабе. Казалось, весь город охвачен какой-то волной насилия и вандализма: люди, которые в другое время относились к мирным гражданами, громили аптеки и магазины, опрокидывали лавки, нападали на прохожих стаями, как волки. Молодые люди сбивались в группы, которые не являлись бандами, они действовали без плана и подготовки, а после не могли и не хотели объяснять, для чего это сделали. Преступников волнует конечная цель — прибыль, а эти группы словно совершали налёты стихийно.
   Повозка затормозила прямо перед главной дверью, но Павел, выпрыгнув, велел извозчику ехать дальше.
  - К задней двери, - сказал он Овсянникову, сидевшему на козлах. - Не вносите сразу, я найду, во что её завернуть.
   Экипаж укатил за угол, а Карский толкнул тяжёлые двери и вошёл внутрь.
  - Павел Константинович! - крикнул Зотов, едва капитан показался в дверях. - Вас…
  - Знаю! - крикнул в ответ Павел, подходя к столу быстрым шагом.
   Завидев его, народ в камере заволновался, кто-то начал выкрикивать оскорбления, а один парень схватился за прутья решётки и попытался докричаться до Карского, звериным чутьём угадав в новом лице главного:
  - Господин начальник! Господин начальник! Выпустите меня, я не виноват, я тут по ошибке!
   Павел едва покосился в сторону крикуна и повернулся с Зотову.
  - Лейтенант, принесите, пожалуйста, из камеры одеяло к чёрному ходу, и постарайтесь, чтобы вас не видели. Мы привезли тело сюда — нельзя, чтобы об этом стало известно раньше времени.
  - Сейчас сделаю, - понимающе кивнул Зотов.
  - Господин начальник! - продолжал надрываться парень в клетке. - Велите меня отпустить, у меня дома кот некормленый! И, вообще, негоже так обращаться с учеником великого Гордеева, я вам не какой-нибудь бродяга!
  - Если не бродяга, то где твои бумаги? - строго спросил его Зотов, выходя из-за стола и направляясь к подвалу.
  - Погодите.
   Павел жестом задержал лейтенанта и подошёл к камере. По ту сторону решётки люди чуть притихли, а парень струхнул и попятился от прутьев. Карский критично оглядел парня с головы до пят: среднего роста, светлые волосы торчат ёжиком, лицо скуластое и остроносое, из примечательного в нём были только глаза, слишком светлые, и поэтому сразу привлекающие к себе внимание. Одет он был точно не по погоде — рубашка, брюки и жилет, даже шляпы при нём не было. Правда, следовало отдать должное: одежда выглядела вполне сносно, особенно учитывая, что жил человек почти на улице.
  - Ты правда ученик доктора Гордеева? - спросил Карский.
   Парень подобрался, быстро облизнул губы, словно ужик, показавший язык, и кивнул.
  - Да не сойти мне с этого места!
  - За что он здесь? - спросил Карский у Зотова.
  - Его взяли во время облавы, - сообщил лейтенант. - В ночлежках, на Дёгтерном, документов при себе не имел.
  - Ночевать в ночлежке не преступление! Я сказал, кто я! - возмутился парень.
  - Прямо сейчас подтвердить делом сможете?
   Парень заколебался, с опаской глянув на полицейского.
  - Сможете — обвинения не предъявят, нет — останетесь здесь с остальными.
   Парень оглянулся на сокамерников, с которыми вряд ли успел сдружиться, и кивнул.
  - Смогу.
  - Принесите ключи от камеры, пожалуйста, - попросил Карский.
   Лейтенант неодобрительно покачал головой, но отправился выполнять распоряжение.
  - Пусть отнесут её в мой кабинет, - негромко сказал Павел вслед уходящему лейтенанту.
   Он вывел ссутулившегося парня из камеры и повёл к лестнице. Тот переставлял ноги почти не спотыкаясь, на лице его читалась неуверенность, и на капитана он посматривал с опаской, гадая, чего ожидать. Они поднялись на второй этаж. Если говорить совсем точно, это была просто мансарда, где помещался кабинет начальника участка: комната с одним прямоугольным окном, рассечённым на мелкие квадратики; письменный стол с керосиновой лампой под стеклянным, жёлтым абажуром и печатной машинкой, напротив стола кресло для посетителей, у стены большой шкаф и ширма. При необходимости из шкафа выдвигалась лёгкая раскладушка — начальник части имел обыкновение подолгу засиживаться на работе. Вся правая стена в кабинете была занята стеллажами с книгами, журналами и справочниками. Главным образом там были именно справочники и энциклопедии, причём значительную часть капитан собрал за время работы в Фабрикантском районе. За столом на стене висела единственная картина, сделанная карандашом, на которой был изображён вид сверху на ночную улицу, с фонарём, освещавшим угол дома, и человеком, шагавшим по тротуару.
  - Вы про кого? - спросил парень, когда Карский впустил его в кабинет. - Какой-то женщине плохо?
   Говорил он в спину капитану, который сразу принялся освобождать стол.
  - Там за ширмой рукомойник, - показал Карский. - У вас есть хирургические инструменты?
  - Есть, - удивил парень. - Только ваш лейтенант их забрал. - Парень кашлянул и пошёл за ширму мыть руки. - Я очень хочу быть вам полезен, правда, но, если сюда несут кого-то, кому нужна срочная медицинская помощь, лучше уж везли бы в госпиталь: вряд ли я что смогу сделать с одними полотенцами и тёплой водой.
  - Не переживайте, этому человеку помощь оказывать уже поздно, - заверил Карский.
   Дверь в кабинет открылась, вошёл Зотов, который придержал её для Овсянникова и Стрижака, нёсших завёрнутое в шерстяное одеяло тело.
  - Что? К-кто?.. - попятился парень, увидев торчащие из одеяла голые ноги.
  - Её нашли сегодня. - Карский взял парня за плечо. - Осмотрите её, мне нужна любая информация, всё, что сможете узнать.
   Полицейские бережно опустили мёртвую женщину на стол и развернули одеяло. Было в этом нечто кощунственное, даже мерзкое, будто они собирались надругаться над телом несчастной. Будто умерев, женщина превратилась в вещь, которую можно бросить на улице в грязи, или приволочь в чей-то кабинет и отдать бродяге-доктору. Павел чувствовал, что на каком-то из уровней существования они поступают неправильно, но иного пути не было.
   Парень вытаращился на женщину со смесью ужаса и недоверия.
  - Как вас зовут? - спросил Карский.
  - А? Я… я Ленар, Печора Ленар Ранелевич.
  - Нужна ваша помощь, Ленар, - произнёс Павел, стараясь, чтобы голос его звучал успокаивающе. - Вы справитесь, или про Гордеева всё выдумали?
  - Я не выдумал! - возмущённо воскликнул Ленар. Решительно сдвинув брови, он подошёл к столу.
  - Пойду работать, Павел Константинович, - попятился Зотов. - Всё равно я вам тут не нужен.
  - Принесите инструменты доктора, - бросил ему вдогонку Карский, потом взглянул на бледного Овсянникова. - Возвращайтесь к каналу, - велел он. - Постарайтесь опросить всех, кто живёт поблизости — может быть, кто-нибудь что-нибудь видел. Может, даже машину. Возьмите ещё кого-нибудь и обыщите дома поблизости, в районе квартала, подключите дворников. Её убили в другом месте, к каналу принесли. Если убийца нёс её на себе, то недалеко, значит, убил поблизости, а издалека привёз бы на машине или на упряжке, поэтому узнайте, не видел ли кто машину.
   Овсянников тоже вышел. Да, для пары человек работы много, но даже двоих выделить было уже непросто: в участке не хватало людей, а ведь дел, требовавших расследования, никогда не убавлялось.
  - Вы думаете, её туда привезли, Павел Константинович? - спросил Денис.
  - Убили точно не там, ты и сам видел, - ответил Павел.
  - А кто такой Гордеев? - спросил Стрижак, наблюдая за парнем, склонившимся над телом.
  - Академик, - просто ответил Карский. - Хирург по образованию и военный врач. Он возглавлял Первую Городскую Больницу.
  - И пошёл воевать?
  - Так и становятся легендами, - произнёс Павел. - Врач он был, что называется, от Бога.
  - И этот хлыщ — его ученик? - Стрижак ткнул в сторону Ленара незажжёной сигаретой.
   Карский пожал плечами.
  - Если и нет, он, кажется, всё равно не наврал насчёт своей подготовки. А времени у нас мало. - Карский повернулся к сержанту. - Нужно привезти сюда Борского.
   Стрижак дёрнулся к выходу, но Павел его остановил:
  - Я сам съезжу, а ты присмотри за нашим доктором. Одного не оставляй: он, вообще-то, под стражей.
   Оставив сержанта обдумывать это сообщение, Карский спустился на первый этаж с твёрдым намерением немедленно ехать в Громовку и притащить сюда зарвавшегося патологоанатома, если потребуется, то хоть в наручниках. Ему казалось, что преступник будто удаляется всё дальше вместе с уходящими часами.
   В холле он застал интересную сцену: молодая девушка стояла перед столом напротив лейтенанта Зотова, выглядевшего так, будто он сенешаль крепости, которую берут штурмом. Девушка была невысокой, с тёмными волосами, заплетёнными в короткий, тугой колосок. Под расстёгнутым плащом виднелись тёмно-синяя юбка, доходившую ей до середины икр, и серая рубашка с треугольным воротником. В запале девушка размахивала зажатой в руке шляпой-федорой, летавшей в непозволительной близости от лейтенантского носа.
  - Сударыня, успокойтесь… - страдальчески морщась, пытался увещевать смутьянку Зотов. - Дети часто сбегают из приютов — обычное дело, ничего с ним не случится. У нас нет сейчас лишних людей, чтобы искать его, приходите через три дня.
  - Три дня?! - воскликнула девушка. - Вы понимаете, что несёте? Три дня девятилетний мальчик будет один на улице? - Шляпа описала дугу в сторону двери. - Он не мог убежать, с ним что-то случилось, ему нужна помощь, а вы мне рассказываете про статистику!
  - Сударыня…
  - Даже не смейте!
  - Добрый день.
   Зотов и смутьянка одновременно посмотрели на подошедшего капитана: Зотов с облегчением, девушка с враждебностью. Тем не меняя она сразу понизила голос, взяв себя в руки, и тоже поздоровалась.
  - Капитан Карский, - представился Павел. - Пожалуйста, объясните, в чём дело.
  - Анна Анчарова, - произнесла девушка, протянув руку, затянутую в кожаную перчатку. - Вы здесь главный? - напрямую спросила она.
   Павел пожал протянутую ладонь и кивнул.
  - Отлично. Ваш человек не хочет принять заявление о пропаже ребёнка.
  - Как правило, мы принимаем заявления через три дня после исчезновения, - мягко произнёс Карский. - В половине случаев выясняется, что человек отсутствовал по вполне объяснимым причинам. А дети в самом деле часто сбегают из дома, из детских домов ещё чаще.
  - Тёма не мог сбежать, - упрямо мотнула головой Анчарова. - Всем детям в приюте хорошо. Лучше, чем на улице. Да и никто из его друзей не слышал, чтобы он думал о побеге — я уже с ними поговорила.
  - Дети не всегда искренни с воспитателями…
  - У нас не тот случай, - перебила девушка. - Поверьте, Тёма не мог убежать. С ним что-то случилось. - Взгляд её стал умоляющим. - Его нужно найти как можно быстрее.
   «Только этого не хватало, - подумал Карский. - Нам же просто не хватит людей, чтобы искать ребёнка».
  - Госпожа Анчарова… - начал Павел и запнулся. - У нас… - после секундной паузы продолжил он уже уверенным голосом, - у нас сейчас в самом деле очень мало людей, но я поручу своему лейтенанту заняться… - Павел снова замолчал. Что-то в его взгляде резко переменилось, что заставило девушку с надеждой податься вперёд.
  - Что?!
  - Вы знаете, что было при себе у мальчика, когда он пропал?
  - Я могу описать, во что он был одет с точностью до носков, - быстро сказала Анна. - Могу даже набросать его портрет, если нужно.
  - Когда пропал мальчик?
  - Мы хватились утром. Вечером он лёг спать, как все.
  - Где находится ваш приют?
  - На Обходной набережной, - снова быстро произнесла девушка. - Рядом с Гостиной улицей.
   «Почти рядом с тем местом, где нашли женщину», - отметил Карский.
  - Скажите, а дети из приюта ходят играть к складам? К тем, что на набережной, недалеко от железной дороги?
  - Нет, - мотнула головой Анна. - Но Тёма раньше жил там, его отец работал на фабрике.
   Приняв решение, Карский повернулся к Зотову:
  - Если сможете, пошлите кого-нибудь в Громовку за врачом, или позвоните им, но пусть приедет. Настаивайте. А я съезжу с госпожой Анчаровой в приют.
  - Спасибо вам! - Девушка порывисто сжала руку капитана, но сразу отпустила, вернув своему лицу строгое выражение.
  - Подождите меня здесь, я вернусь через минуту.
   Анна кивнула, взявшись двумя руками за поля своей шляпы. Капитан в самом деле скоро вернулся, и они вышли на улицу.
   День уже разгорался, но небо над городом оставалось таким же тёмным, а ветер всё так же свистел в лабиринтах переулков и гонял по дорогам обрывки объявлений и газетных листов. Анна застегнула свой плащ и одной рукой зажала под горлом воротник. Другой рукой она то и дело хваталась за шляпу, которую норовил унести ветер. Павел пытался не разглядывать её совсем уж откровенно, но любопытство оказалось сильнее.
  - Простите, госпожа Анчарова, не знаю вашего отчества…
  - Можете называть меня Анной, - ответила девушка. - Не нужно церемоний, не до них.
   Павел мысленно чертыхнулся — выяснить отчество не вышло, но ему казалось, что это именно она, Анна Николаевна Анчарова, официантка, что фигурировала в деле особиста полгода назад. Слишком редкая фамилия, чтобы поверить в совпадение.
  - Мама Тёмы умерла, - вдруг, без всяких предисловий, заговорила Анна. - Она оставалась в деревне, её муж и сын уехали в город на заработки. В деревне была эпидемия холеры, из семьи Тёмы никто не выжил, а потом его отец получил травму на фабрике, рану плохо обработали, началась гангрена… Тёма у нас уже два года, у него не осталось родственников.
  - И никого, к кому он мог бы пойти, если всё-таки сбежал?
   Анна покачала головой.
  - Нет… не думаю.
  - А ваша должность в приюте — воспитатель, как я понимаю?
  - Учитель музыки.
   На углу Разъезжей и Офицерской улиц Карский остановил извозчика, и до приюта они добрались без задержек. Экипаж притормозил у парадного входа, но Анна повела капитана в обход здания. Выстроенное в форме буквы «П», со стороны набережной оно образовывало внутренний двор, огороженный высокой каменной оградой. Во многих местах верхняя часть стены уже осыпалась, и, словно проплешины, из под слоя штукатурки на ней проступали оголённые кирпичи. Проржавевшие ворота в своё время, вероятно, обошлись приюту не дёшево, но сейчас, позеленевшие от времени и непогоды, настоятельно требовали хотя бы покраски. Да и всё здание совершенно определённо нуждалось в срочном ремонте.
  - Большая часть помещений пустует, - пояснила Анна, подходя к калитке сбоку от ворот. Из кармана плаща она достала связку ключей и выбрала из неё один длинный, который с натугой провернула в замочной скважине. - Пришлось закрыть их, чтобы не тратиться на отопление лишних комнат. Сейчас мы пользуемся только теми, что находятся ближе к кухне, поэтому и входим с чёрного хода.
   Карский оглядел пустой двор с несколькими старыми липами в углу и двумя лавочками. В стороне стоял дровяной сарай, а рядом с ним ещё несколько построек хозяйственного назначения.
  - Все двери всегда запираются. - Анна снова достала свою связку.
   Через кухню они попали в узкий коридор, и девушка уверенны шагом направилась вглубь здания.
  - Сейчас все в учебном классе, - продолжала говорить она. - Уроки длятся с десяти до двух, но в полдень мы делаем перерыв на чай.
   Она пыталась быть полезной и потому не замолкала, рассказывая обо всём, о чём успевала подумать. Держалась девушка собрано и строго, но Павел обратил внимание и на то, как она выронила ключи, отпирая чёрный ход, и как то и дело тянула руки к лицу, нервно поправляя шляпу, как быстро произносила слова. Она сильно волновалась, но пыталась не показывать чувств.
  - Вы не знаете, кто-нибудь из детей проявлял беспокойство? - спросил Павел. - Накануне или сегодня? Кто-то из них должен был знать, что Тёма собирается уйти. Ведь он ушёл сам. Как я понимаю, следов взлома и похищения не было?
  - Всё верно, - кивнула Анна. - Но я правда не заметила ничего особенного в поведении детей, - прибавила она извиняющимся тоном. - Они встревожились, когда увидели, что Тёмы нет, но это всё, что я заметила.
   Анна остановилась у двери со стеклянным окошком, из-за которой доносился размеренный голос наставницы.
  - Мне нужно будет поговорить с другими работниками, - сказал Павел. - Возможно, кто-то что-то заметил или услышал.
  - А других нет, - покачала головой Анна и впервые улыбнулась. Улыбка, впрочем, вышла невесёлой. - Если только кухарка… Кроме неё здесь только я и Ольга Аркадьевна, директор приюта.
   Словно пытаясь извиниться, девушка продолжила:
  - Дела у нас идут неважно, главным образом мы живём на пожертвования, но находить средства очень непросто, и… месяц назад последняя наша сотрудница взяла расчёт. Но если приют закроют, дети окажутся никому не нужны, скорее всего их отдадут в деревню на кормление. Среди сирот очень высока смертность, капитан, а здесь мы, по крайней мере, заботимся о них.
   Девушка постучала и вошла в класс. Шагнув следом за ней, Карский подумал, что, по крайней мере, это объясняет пустые коридоры и отсутствие сторожа.
  - Добрый день! Ребята, не вставайте, - мягко попросила Анна.
   Двадцать голов разом обернулись на вошедших. В классе было заметно теплее, чем в коридоре, но не душно; сквозь высокие окна светило бледное солнце. Почти всю дальнюю стену позади маленькой кафедры занимала большая доска, с краю висела карта мира. Вдоль стен стояли несколько книжных шкафов, забитых преимущественно старыми книгами, хотя среди корешков мелькали и не сильно обтрёпанные. Парты располагались в три коротких ряда, каждая рассчитанная на одного ученика.
   За кафедрой стояла немолодая женщина. Седые волосы её были собраны в большую кичку на затылке, на плечах лежала мягкая шаль, а старомодное длинное платье придавало ей несколько чопорный вид.
   Анна быстрым шагом подошла к женщине и что-то сказала негромким голосом. Женщина бросила взгляд на капитана и сделала приглашающий жест рукой.
  - Добрый день. Капитан Павел Карский.
  - Ольга Аркадьевна Власова, - представилась в ответ директриса. Рукопожатие у неё оказалось крепким. - Если вам нужно побеседовать с ребятами, то можно прямо сейчас.
   Павел кивнул. Готовность обеих женщин помогать приятно удивляла: на заре карьеры ему приходилось заниматься поиском детей, бежавших из приютов, и он по опыту знал, что педагоги чаще заботятся о том, чтобы выгородить себя, чем беспокоятся о беглеце.
   Карский достал из кармана рогатку, найденную Стрижаком.
  - Вы позволите?..
  - Конечно-конечно.
   Он вышел вперёд.
  - Меня зовут Павел, я из полиции…
  - Вы пришли кого-то арестовать? - спросил рыжий мальчишка с задней парты.
   Вопрос прозвучал дерзко, с вызовом, и класс с готовностью захихикал.
  - Нет, - улыбнулся Павел. - Я здесь, чтобы найти вашего друга, Тёму. Кто-нибудь знает, где он может быть?
  - Мы не знаем, - сказала девочка, сидевшая на крайней парте в левом ряду. Лицо у неё было слишком серьёзным для её возраста.
   Дети ему, ясное дело, не доверяли. Их мир был замкнут здесь, в этом обветшалом здании, и они не могли не понимать, что происходит с приютом, не видеть, как взрослые покидают его, оставляя их. Но в такой ситуации они, вероятно, верили тем, кто всё-таки остался с ними. И боялись, что они тоже уйдут.
   Павел обернулся к Анне и протянул ей рогатку.
  - Вы могли бы показать её детям? - спросил он шёпотом.
   Девушка удивлённо приподняла брови, но спрашивать, почему бы капитану не показать её самому, не стала, просто кивнула и подошла к первой парте.
  - Кто-нибудь из вас видел раньше эту рогатку? - спросил Карский. - Может быть, знаете, чья она?
   Игрушка пошла переходить от одного воспитанника к другому, а Павел внимательно вглядывался в их лица. Несколько раз он заметил узнавание.
  - Ребята, скажите, не бойтесь, - подбодрила Ольга Аркадьевна. - Вас не будут ругать за рогатку.
  - Это Тёмкина, - крикнул рыжий мальчишка.
  - Он говорил тебе, куда собирается пойти? - спросил Павел. - Что-нибудь про фабрику или канал?
   Анна быстро глянула на капитана — ей он про канал ничего не сказал.
  - Он никогда не говорил, куда уходит, - снова подала голос девочка с боковой парты.
  - Тёма уже убегал?! - воскликнула Ольга Аркадьевна, но осеклась под предостерегающим взглядом капитана.
  - Часто Тёма убегал? - спросил Карский.
   Он не пытался добавлять голосу покровительственных или снисходительных ноток. Беседа на равных девочке понравилась, она приободрилась и начала отвечать без опаски.
  - После того, как дядя Ваня ушёл, он так уже пять раз сбегал ночью! Только до утра всегда возвращался, - прибавила она.
  - Наш сторож, - пояснила Анна напряжённым голосом. - Он уволился два месяца назад.
   Когда девушка возвращала ему рогатку, руки у неё чуть-чуть подрагивали. Повернувшись спиной к классу она в упор посмотрела на капитана и тихо, но требовательно спросила:
  - Где вы её нашли?
   Ответить Карский не успел — к ним подошла Ольга Аркадьевна.
  - Аннушка, пожалуйста, продолжите урок вместо меня, - мягко попросила она. - Идёмте, капитан, побеседуем с вами в моём кабинете.
   Попрощавшись с учительницей и детьми, Карский вышел следом за директрисой. Анна несколько секунд стояла, словно заворожённая глядя на закрывшуюся дверь, пока из транса её не вывел голос девочки:
  - Анна Николаевна, а Тёму найдут?
  - Я надеюсь, Лиза, - ответила Анна.
  - Мне понравился этот полицейский, - сказала девочка и уверенно добавила: - Я думаю, он его найдёт.
   На это Анна ничего не ответила.
  
   Карский вернулся в часть уже ближе к полудню. Из беседы с директрисой он узнал много подробностей о жизни приюта, но слишком мало информации, способной помочь понять, куда мог деться мальчик. Тёма Пожаров поступил под опеку приюта два года назад, вёл себя хорошо, хулиганил, конечно, как все дети, но ничего серьёзного. С другими воспитанниками он не очень ладил, был отщепенцем, хотя его не дразнили и не преследовали — такие настроения в приюте пресекались сразу. Он заметно скучал по семье. Ольга Аркадьевна даже пыталась навести справки, чтобы узнать, не осталось ли у мальчика живых родственников. Не для того, чтобы отдать, а чтобы они могли навещать его — это приободрило бы ребёнка, но, к несчастью, все его родные умерли, а дальние родственники из деревни не интересовались ребёнком, да и не такие они были люди, чтобы порадовать своим присутствием. Кухарка об отлучках мальчика не знала, да и никто из трёх женщин не знал. Дети жили в спальнях по десять человек, и двери на ночь не запирались, поскольку ночных воспитателей, которые оставались бы и спали в смежных комнатах, там не было, а в случае, например, пожара, дети могли оказаться в ловушке в закрытом помещении. По просьбе Карского Ольга Аркадьевна предоставила списки всех детей с пометкой, кто в какой комнате спит, особенно Павла интересовали те, кто жил вместе с Тёмой.
   Уже во дворе следователя догнала Анна.
  - Где вы нашли рогатку? - спросила она без предисловий.
   Павел остановился, раздумывая, стоит ли посвящать учительницу в подробности.
  - Вы не хотели заниматься розыском, но почему-то передумали, что-то натолкнуло вас на мысль, я же видела. - Девушка смотрела требовательно, было видно, что так просто она не отстанет. - Вы подобрали рогатку где-то у канала? Почему вы решили, что она чем-то важна? Что там было?
   Карский отвёл глаза и снова взглянул на учительницу.
  - Сегодня утром, рядом с Табачной фабрикой, мы нашли мёртвую женщину. Рогатка валялась неподалёку, за ящиками, у воды. Не хочу фантазировать, но я считаю, что ваш воспитанник видел убийцу. Возможно, когда возвращался с фабрики в приют. Вероятно, он испугался и убежал, теперь его нужно найти.
  - Вы ищете свидетеля, - заявила Анна. - Не ребёнка.
  - Это не так, - горячо возразил Павел. - Я собирался поручить дело своему лучшему человеку, да и теперь им будут заниматься самым тщательным образом.
  - Хорошо, - пожала плечами Анна, показав, что не хочет спорить. - Если что-то понадобится, дайте мне знать.
  - Я предупредил Ольгу Аркадьевну, - кивнул Карский. - Нам нужно будет опросить всех детей, так что в ближайшее время к вам кто-нибудь зайдёт. И если вы вспомните что-то полезное — сообщите мне.
  - Разумеется, - рассеяно ответила девушка — она явно что-то обдумывала.
   Уже в участке он снова вызвал в памяти лицо Анны, вспомнив тонкую бороздку, пролёгшую между бровей девушки, и решил, что допустил ошибку. «Она дочь полицейского, - подумал Павел. - Если верить Котову — одного из лучших полицейских». Оставалось только надеяться, что учительница музыки не наделает глупостей.
  
   Стрижак сидел на стуле у дверей кабинета белый как мел, но держался. На появившегося капитана он посмотрел как на спасителя.
  - Доктор, как продвигается? - спросил Карский.
   Печора резко обернулся к следователю, и на лице его мелькнула польщённая улыбка — ему понравилось обращение.
  - Узнать удалось не много, - виновато признался Ленар. Он стоял над телом с закатанными по локоть рукавами и сейчас походил на врача гораздо больше, чем утром. - Без оборудования ничего толком и не…
  - Господин Печора, не скромничайте, - перебил Карский. - Рассказывайте.
  - Ей около тридцати лет, она рожала, во всяком случае, была беременной, - заговорил Ленар, направившись к умывальнику. - Умерла примерно между часом ночи и четырьмя часами утра. Её сильно избили: сломан два ребра, левая рука… - За шумом воды голос парня зазвучал слегка неразборчиво. - Били беспорядочно, может быть, она пыталась защищаться — есть характерные следы на руках. Ещё: одно сломанное ребро, похоже, пробило лёгкое, что вызвало кровотечение. Но умерла она от удушения. Душили, кстати, голыми руками, но вы и сами поняли, думаю?
   Печора выглянул из-за ширмы.
  - Эта женщина из очень состоятельных — она тщательно следила за своей внешностью. А ещё убийца её вымыл.
  - Крови на месте убийства совсем не было, - кивнул капитан.
  - Ночью прошёл дождь, - заметил Стрижак.
  - Но от неё пахнет мылом, - возразил Ленар. - И не дорогим, а очень дешёвым, сама она бы такое не купила — она явно из богатой семьи.
  - Её могли где-то держать? - спросил Павел. - Прежде чем убить.
   Ленар в сомнении покачал головой.
  - Не поручусь, но если и держали, то тогда обращались очень хорошо: не похоже, чтобы её морили голодом, и нет никаких застарелых следов побоев, её не связывали — ничего такого. Думаю, вряд ли.
  - Это всё? - спросил Карский.
  - Не думаю, что её насиловали, если вам интересно, - прибавил Ленар. - Но у неё был секс в ту ночь. Ах, да! Ещё кое-что: у неё срезана прядь волос. - Печора наклонился и слегка повернул голову женщины, чтобы показать обрезанную прядку. - На результат неудачной стрижки не похоже.
   Он и Денис смотрели на Карского, ожидая, что тот скажет. Павел думал.
  - Принеси фотоаппарат, - сказал он сержанту. - Сфотографируешь её: нужно запечатлеть все следы ударов, понимаешь? Снимки проявишь…
  - Я не умею, - смущённо опустил голову Денис.
  - Я умею, - вставил Печора. - То есть, я могу… я… вы обещали, что я буду свободен.
   Карский окинул Ленара взглядом. Ему самому заниматься снимками не хватало времени, а кому ещё поручить дело, если все полицейские заняты? Впрочем, как обычно. К тому же, фотоаппарат появился в участке недавно, и Павел подозревал, что никто из его людей не умеет им пользоваться. Тем более, что проявлять снимки нужно в самом деле было уметь.
  - Я же оставил в участке книгу, - с досадой произнёс капитан. - Вы её так и не прочитали, Денис.
   Стрижак опустил голову.
  - Ленар, - повернулся к доктору Карский. - Хотите заработать?
  - А сколько?
  - Мало.
   Печора пару секунд подумал и кивнул.
  - Тогда возьмёте его с собой, - кивнул сержанту Павел. - Всё равно он уже участвует. Отпечатки приобщили к делу?
  - Так точно!
  - Пошлите кого-нибудь в Стол справок, пусть там проверят по картотеке. Может, нам повезёт.
  - Проверять долго будут, - осторожно заметил Стрижак.
  - Вот именно поэтому мы продолжим работать, - наставительно ответил Павел. - Я еду на Покровку, если понадоблюсь — ищите там.
   Потянувшись за портсигаром, Карский бросил случайный взгляд в сторону стола и опустил руки.
  - Наш доктор говорит правильно, - негромко произнёс он. - Эта женщина из хорошей семьи. Её родственники должны были обратиться в полицию, только ищут её, думаю, не у нас, а где-нибудь в центральном районе.
   Павел секунду помолчал.
  - Ещё кое-что, - сказал он. - Мы ищем мальчика, которому принадлежала рогатка: ночью из приюта сбежал ребёнок, и я считаю, что он мог видеть убийцу. Мальчика зовут Тёма Пожаров.
   Стрижак кивнул.
  - Вот личное дело ребёнка. - Павел протянул сержанту тоненькую папку. - Проверьте в первую очередь те места, куда он мог податься, например, дом, где он жил с отцом до приюта. По словам воспитателей, у него нет в городе родных, так что вряд ли он мог ещё куда-то пойти. И опросите всех детей в приюте.
  - Хорошо, капитан.
  
  
  
  ГЛАВА ВТОРАЯ
  
  
   Покровская улица была самым безопасным местом во всём городе. А, может, и единственным. Горожане говорили, что полицейские слишком ленивы и пугливы, чтобы уезжать далеко от своей части, вот и патрулируют вокруг. С некоторых пор Павел мысленно соглашался с их нелестным мнением: за пределами центра города найти городового было задачей не из лёгких. А на Покровской улице, где располагалась «резиденция» Сыскного бюро, патрульных околачивалось определённо больше, чем требовалось.
   Извозчик натянул вожжи, остановившись перед большим зданием с башней, выходившей на перекрёсток. Позеленевший от времени купол со шпилем угрожающе торчал вверх, как штык, огромные окна, высотой в два этажа, запылённые, будто защищали внутренние помещения от весеннего солнца.
   Павел спрыгнул на мостовую и вошёл в здание. Голова всё ещё болела, во рту стоял мерзкий привкус, который не удавалось перебить даже огромным количеством сигарет. Больше всего сейчас хотелось сунуть голову в ведро с холодной водой.
   Дежурный читал газету. На Карского он едва глянул, вместо приветствия потянувшись к чашке с чаем. Павел одной рукой резко опустил газету, смяв листы, а второй достал из кармана удостоверение и сунул почти под нос коллеге.
  - Капитан Карский.
  - А… Здравия желаю…
  - Есть заявления о пропаже людей за последние двое суток? - перебил Павел.
  - Да… - протянул дежурный и полез искать.
   Копался он долго. У Зотова все документы, все заявления всегда были в образцовом порядке, любую бумагу он мог найти буквально в два счёта. Да ему и не требовалось — всё, что ни спроси, он помнил, даже если заявление подавали месяц назад.
   Едва не опрокинув на бумаги чай, дежурный, наконец, выудил нужный листок.
  - Та-ак...
  - Есть заявления о пропаже женщин?
  - Да… Да, одно есть, вот…
   Карский выхватил лист из руки полицейского и быстро пробежал глазами. Николай Яковлевич Адлербегр заявлял об исчезновении своей супруги, Иоанны Петровны. Информации в заявке не было почти никакой, поскольку показания принимал уже назначенный следователь.
  - Кто взял дело?
  - Лейтенант Алёшин, - ответил дежурный и быстро добавил: - Кабинет двадцать один. Этаж…
  - Знаю, - оборвал Павел. - Лейтенант сейчас где?
  - В кабинете, должно быть, я не знаю.
   Карский развернулся и взбежал вверх по центральной лестнице. Ему не нравилось приходить в Управу. Лучше всего было сидеть у себя в Фабрикантском, заниматься своими делами и не слышать ничего о том, что происходит в городе. Хотя слушать всё равно приходилось: Павел нарочно запрашивал сводки преступлений со всего города, так же, как он делал, когда работал на Покровке, только теперь это оказывалось сложнее.
   Он постучал и вошёл, не дожидаясь приглашения. Алёшин сидел за столом и что-то писал, точнее, в тот момент, как вошёл Павел, он задумчиво обгрызал кончик карандаша, глядя в окно.
  - Капитан Карский, Третья полицейская часть. - Павел подошёл к столу, продемонстрировав своё удостоверение. - Хочу спросить о деле, которое вы получили.
   Лейтенант смерил вошедшего взглядом, в котором сквозило явное раздражение.
  - С чего это? - спросил он хамоватым тоном.
   На секунду Павел смешался, но тут же подумал, что, вероятно, следователя действительно могло удивить и насторожить внимание к делу полицейского из совершенно другого района. Вдобавок, взвинченный ранним утром и головной болью, капитан вёл себя не очень-то любезно.
  - Сегодня утром нашли тело молодой женщины, которая может оказаться той, которую вы разыскиваете.
  - И где же? В Фабрикантском, что ли? - насмешливо спросил Алёшин. Он так и не встал из-за стола и не пытался предложить Карскому сесть. - Моя пропала у нас, с чего вы взяли, что ваш труп отсюда?
  - Если вы дадите мне посмотреть заявление, я смогу сравнить описание и сказать, может ли быть женщина, найденная в нашем районе, той, что пропала здесь, - терпеливо ответил Карский.
  - Что-то хитрое вы выдумываете, капитан, - хмыкнул Алёшин, откинувшись в кресле и сложив руки на груди. - А я ведь про вас слышал — громкое дело вы вели, громкие разоблачения. Настоящи герой города, да? Вас самого чуть не убили, сына похитили... Только преступник-то сбежал до суда, вот незадача! - Алёшин поцокал языком. - А сын ваш вдруг вернулся домой, и ничего будто и не было, да? Говорят, вас сослали в Третью часть с глаз подальше. Доказать-то иногда бывает что-то ой как трудно, но и оставлять такого фрукта под боком начальству не с руки. Что же вы теперь, хотите снова вернуться сюда, а?
   Алёшин улыбнулся, довольный своей «догадкой».
  - За мой счёт выходит, да? За уши дело притянуть не получится, уж извините, не дам! - Лейтенант развёл руками как балагур из цирка-шапито. - Иди-ка ты, капитан…
   Карский сам не понял, как оказался рядом с Алёшиным, но уже в следующую секунду он стоял над лейтенантом, крепко держа его сзади за шею и прижимая лицом к столу.
  - У меня нет ни времени, ни настроения трепаться с тобой, - отчеканил он. - Давай дело.
  - Ты сдурел?! Ты что творишь?! - Алёшин попытался вырваться, но от боли и неожиданности попытка вышла вялая.
  - День у меня с утра не задался, так что лучше не вынуждай портить настроение и тебе.
   Он выпустил лейтенанта и отступил на один шаг. Тот резко выпрямился, нервно одёрнул мундир, косясь на Павла.
  - Я подам рапорт! - пригрозил он. Впрочем, не особенно громко.
  - Уверен, что так и будет, - кивнул Карский. - А пока что давай сюда заявление.
   Алёшин прошептал что-то одними губами и выдвинул ящик стола.
   Почерк был очень аккуратный, с петельками, текст без ошибок и стилистически выверенный, хотя рука писавшего, всё-таки, немного дрожала: «Я, Николай Яковлевич Адлерберг, прошу принять заявление об исчезновении моей супруги, Иоанны Петровны Адлерберг…», - прочитал Павел. К заявлению прилагалась фотокарточка, на которой была запечатлена вся семья адвоката. С фотографии на Карского смотрела молодая женщина с тёмными волосами и мягким взглядом. Это была она.
   В заявлении указывался адрес.
  - Я заберу это, - бросил Павел.
   Он свернул бумаги, убрал во внутренний карман плаща и быстрым шагом вышел из кабинета.
   На свежем воздухе ему стало немного получше, но голова всё ещё раскалывалась на части. Павел попытался припомнить последовательность напитков, составивших ему вчера вечером компанию, но сбился уже на третьем и бросил это занятие. Остановив извозчика, Карский продиктовал ему адрес Адлербергов.
   По дороге он достал заявление, чтобы перечитать внимательнее. Судя по нему, Иоанна Петровна ушла одна вчера около девяти вечера и больше домой не возвращалась. Карский снова взял в руки фотокарточку: женщина завораживала, во взгляде её тёмных глаз было что-то почти магическое. «Как её занесло в Фабрикантский?» - подумал Павел.
   Жили Адлерберги практически на Храмовом проспекте — на набережной Грязной речки, откуда было рукой подать до Старого дворца. Фасад не выбивался из стройного ряда домов на набережной, разве что чугунными виноградными лозами на козырьке над воротами. Карский попробовал толкнуть калитку, та оказалась открыта, и он вошёл в небольшой дворик, в центре которого квадратом росли несколько сиреней. На другой стороне дворика на первом этаже здания располагалась конюшня, перед входом конюх чистил красивого гнедого мерина.
  - Любезный! - окликнул его Карский. - Я к господину Адлербергу, не подскажешь, как его найти?
   Конюх, невысокий плечистый крепыш в кепке и с закатанными по локти рукавами рубашки, повернулся к Павлу и щёткой приподнял козырёк своей кепки.
  - А зачем вам они? - спросил он, не вынимая крепко зажатую в зубах папиросу.
  - Я из полиции. - Павел подошёл ближе и показал своё удостоверение.
  - Из-за барыни, что ли? - спросил конюх. - Ну, пойдёмте, господин полицейский, полиции мы завсегда помочь готовы, это уж как водится.
   Дом оказался очень большим. Нередко домовладельцы сдают такие двум-трём семьями, но Адлерберги размещались в доме сами. Павел оценил и вычищенный ковёр на лестнице, и свежие пионы в больших вазах, доставленных, видимо, из городской оранжереи. Здесь конюх с рук на руки сдал Карского горничной.
  - Капитан Павел Карский, - представился Павел, сняв шляпу. - Я к господину Адлербергу по поводу исчезновения его супруги.
   Лицо у девушки мгновенно оживилось, едва Карский представился, а в больших глазах вспыхнули искорки любопытства.
  - Господин Адлерберг в своём кабинете, - поделилась она. - Как воротился из Сыр-бора… ой, то есть, из части, так и не выходит. Велел себя не беспокоить. Но вас я, конечно, провожу.
   Девушка показала на лестницу:
  - Сюда, пожалуйста.
   Карский последовал за ней.
  - Очень переживают, - поделилась горничная. - Ночью так и не уснули, а утром сразу в полицию поехали.
  - А во сколько ушла вчера госпожа Адлерберг? - спросил Карский.
  - Около девяти, - охотно ответила девушка.
  - Я видел внизу конюшню — ваши хозяева предпочитают экипажи машинам?
  - Нет, не совсем, - покачала головой горничная. - Господин Адлерберг ездит на машине, у них кабриолет, - мечтательно прибавила девушка. - Но госпожа Адлерберг любит лошадей.
  - Наверное, вечером она уехала в своём экипаже?
  - О, нет! - горничная замотала головой. - Госпожа уехала на извозчике.
  - Вы могли бы написать, во что была одета ваша госпожа и что у неё было при себе? - спросил Павел. - Подробнее, насколько возможно.
  - Конечно.
   Девушка остановилась перед массивной дверью, тяжёлой даже просто на вид, бросила взгляд на капитана, откашлялась и осторожно постучало. Изнутри раздалось резкое «Да?!»
  - Господин Адлерберг, к вам из полиции…
  - Войдите! - нетерпеливо крикнули из кабинета.
   Карский коротко улыбнулся горничной и вошёл.
   Николай Адлерберг сидел за письменным столом, находившемся в нише с высокими окнами, лицом к двери. В большом кабинете, выдержанном в коричневых и тёмно-фиолетовых тонах, с массивной, старой мебелью, мужчина казался очень маленьким, будто ребёнок, надевший отцовский пиджак. Он был очень невысоким. Мысленно представив женщину, Павел решил, что муж должен был быть на ладонь ниже неё. Тем не менее Николай Адлерберг обладал приятной, мягкой наружностью, хотя на лице его сейчас явственно читались последствия бессонной ночи.
  - Николай Яковлевич? - спросил Павел, подойдя ближе. - Капитан Павел Карский, Третья полицейская часть, я к вам по делу.
  - Вы нашли Иоанну? - Мужчина выскочил из-за стола, обежал его и остановился перед следователем, жадно глядя ему в глаза. - Но… кажется, её дело поручено другому следователю? Так вы нашли мою жену?
   Он выглядел очень встревоженным и нервным, что, впрочем, легко объяснялось беспокойством за супругу.
  - Мы не уверены, - ответил Павел. - Сегодня утром в Фабрикантском районе была обнаружена мёртвая женщина. Я прошу вас проехать на опознание: у нас есть основания считать, что это госпожа Адлерберг.
   Мужчина резко побледнел, он схватился за край стола, чтобы устоять, и следователю пришлось подхватить его под локти и довести до стула, чтобы тот не осел прямо на пол.
   Когда они спустя полчаса вышли в коридор, проходя мимо одной из дверей Павел заметил, как через щёлку на них смотрят две пары глаз — это была детская.
  
  
  
  ***
   До части они доехали на машине Николая Яковлевича; за рулём сидел Карский: господин Адлерберг, белый как полотно, пытался держаться, только получалось у него неважно. Несколько раз он вздыхал, будто собираясь что-то спросить, но так и не решился. Опознание было формальностью, Карский не сомневался, что женщина в его кабинете и есть госпожа Адлерберг. Пока они ехали, он размышлял, как бы получить разрешение у супруга покойницы на осмотр комнаты.
  - Это… она? - прошептал господин Адлерберг, когда капитан первым пропустил его в кабинет.
   Карский кивнул Стрижаку, тот подошёл к столу, глянул на мужчину и откинул покрывало с лица женщины.
  - О, Господи! - вскрикнул Николай Яковлевич.
   Он отвернулся и выбежал вон. Павел быстрым шагом вышел следом за Адлербергом. Он отвёл Николая Яковлевича в комнату, где обычно сидели полицейские, поскольку больше попросту было некуда. Там было пусто: весь немногочисленный личный состав был занят работой.
  - Я должен задать вам несколько вопросов, - сказал Карский, - надеюсь, вы понимаете?
  - Да, - отстранённо произнёс Адлерберг. - Да, конечно. Простите меня за эту сцену…
  - Для начала вы должны в устной форме подтвердить, что покойница, которую вы видели, является ваше женой.
  - О, Господи! - снова воскликнул мужчина. - Как можно требовать соблюдение формальностей? Ну, хорошо, это она. Вы довольны?
  - Благодарю, - наклонил голову Павел. - И простите: разумеется, я понимаю, что вы сейчас чувствуете, но таковы порядки.
  - Не думаю, что понимаете, - резко бросил Николай Яковлевич.
   Павел пару секунд помолчал, но возражать и спорить он не собирался.
  - Ещё несколько формальных вопросов: у вашей жены были враги? Чем она занималась?
  - Враги?.. Да что вы, нет! Она была председателем благотворительного общества: помощь детям, инвалидам — всё в таком духе.
   «Глава фонда и без врагов?» - засомневался Павел.
  - Насколько крупные суммы проходили через фонд?
  - Я не знаю, - покачал головой господин Адлерберг. - Но на средства, собранные фондом, за три года была построена больница на Конечной улице.
   Павел кивнул — о больнице он знал. Маленькая, но оснащённая получше некоторых городских лечебниц. Фонд должен был ворочать неплохими средствами. С другой стороны, Павел сомневался, что убийство связано с обычными интригами. Конечно, убийца в таком случае вполне мог раздеть жертву, чтобы усложнить опознание или имитировать нападение обычных бандитов, но тогда её не оставили бы лежать так аккуратно. Нет, капитан был уверен — тут что-то очень личное.
  - А у вас есть враги?
   На этот раз Адлерберг задумался, прежде чем ответить.
  - Пожалуй, что нет. Таких, которые могли бы сделать нечто подобное…
  - Всё-таки подумайте и сообщите, хорошо?
  - Конечно.
  - Когда в последний раз вы говорили с женой?
   Николай Яковлевич глотнул чая.
  - Вчера днём, - ответил он, - за обедом. Мы вместе пообедали в «Белой розе», это на набережной Софийского канала.
  - Во сколько точно?
  - В половине первого.
   Карский сделал пометку в свою записную книжку.
  - В котором часу вы вернулись домой?
  - Я приехал поздно, около полуночи, - сказал Адлерберг. Павел хотел задать вопрос, но мужчина уже сам начал объяснять: - После обеда я поехал в контору — я держу адвокатскую практику, у меня под началом несколько человек. Разбирался с делами до девяти вечера, потом поехал на деловую встречу в «Хромого Джо». После поехал домой.
  - С кем вы встречались? - спросил Карский.
  - Хотите сказать, варьете неподходящее место для делового ужина? - уточнил Адлерберг.
  - Нет, только хочу узнать, кто может подтвердить ваши слова.
  - Мы виделись с представителем моего клиента, Поздняковым Валентином Игнатьевичем.
  - Он тоже адвокат? - спросил капитан.
  - Да, - кивнул господин Адлерберг. - Дело, над которым мы теперь работем вместе, крайне серьёзное, поэтому и привлекли меня.
  - Что за дело, позвольте спросить? Не может ли оно иметь какое-то отношение к тому, что случилось с вашей супругой?
  - Нет, - категорично ответил Николай Яковлевич. - Нет, не может. Мой клиент не имеет ничего против меня, поэтому и… делать такое с Иоанной ему не было никаких причин.
  - А его оппоненту?
  - Его оппонент… - повторил Адлерберг. - Тоже вряд ли.
  - Всё-таки мне бы хотелось знать детали дела, - настойчиво произнёс Карский. - Хотя бы в общих чертах, и имя клиента. А также адрес, по которому можно найти вашего коллегу Позднякова.
  - Боюсь, что я не в праве раскрывать имя клиента, - покачал головой Николай Яковлевич. - Но адрес Валентина Игнатьевича я вам напишу.
   Павел не стал настаивать, решив сперва попробовать выяснить всё самостоятельно — испортить отношения с мужем жертвы всегда успеется.
  - Не уезжайте никуда, - попросил он напоследок. - И нам также необходимо будет осмотреть комнату вашей жены.
  - Конечно, я понимаю, - кивнул Адлерберг. - Делайте свою работу, капитан. Я окажу любую помощь. Если у вас ещё появятся вопросы, приезжайте в любое время.
   Проводив адвоката, Павел вышел в холл участка. На скамейках у двери сидели двое молодых людей щёгольского вида, вскочивших как по команде при появлении капитана.
  - Тимофей Петрович, - обратился он к лейтенанту. - Из Громовки приезжал кто-нибудь?
   Зотов поднял глаза от газеты, которую читал, и покачал головой. Карский выругался сквозь зубы.
  - Господин капитан! Позвольте несколько вопросов! - загомонили щёголи разом, потрясая карандашами и блокнотами.
  - Пошлите в Громовку Алпатова, как только увидите, - понизив голос, распорядился Карский. - Пусть он притащит сюда этого проклятого докторишку хоть за шкирку. Скажите, это мой прямой приказ.
   Зотов кивнул и улыбнулся в усы. Карский сжал зубы, успокаивая нервы, рассеяно отмахнувшись от журналистов. Доктор совсем вышел из под контроля, нужно было побеседовать с главным врачом госпиталя, но Борский числился одним из лучших специалистов, и между ним и полицией директор выберет Борского. Кроме всего прочего, формально тот на полицию не работал и отдавать ему приказы Карский не имел права.
   Однако заняться делом Павлу не дали: лейтенант заглянул в кабинет и сообщил, что капитана срочно требуют к телефону подполковник Захарьин.
   Телефон висел на стене в коридоре неподалёку от стола дежурного: с одной стороны, именно дежурному полагалось отвечать чаще всего на звонки, с другой, повесть его прямо в общем зале, где часто находятся посторонние, тоже было нельзя. «Нужно бы мне собственный аппарат иметь в кабинете», - подумал Павел, не без ностальгии вспомнив кабинет в Сыр-боре. На Покровке он был младше по званию, чем теперь, но ресурсами располагал не в пример более обширными. Сейчас у него даже машины не было, а ведь он капитан!
  - Капитан Карский слушает, - известил он телефонную трубку.
  - Павел Константинович?
  - Да.
   Захарьин помолчал. «Алёшин настучал», - подумал Павел и приготовился выслушать поток порицаний, который должен был предшествовать реальному наказанию. Но подполковник спросил:
  - Что там за дело у вас?
   Карский пересказал детали и то, что, они успели узнать, уложившись в пару минут — рассказывать всё равно особенно было нечего. Подполковник снова помолчал, обдумывая, наконец заговорил:
  - Дело передаю вам. Но, если не справитесь…
  - Мы справимся, - перебил Павел.
  - Спрошу с тебя лично, Павел Константинович, - в свою очередь перебил подполковник. - С лейтенантом я сам поговорю, - прибавил он. - Но в другой раз такого самоуправства не потерплю — ясно?
  - Так точно, - ответил Павел без выражения.
   Подполковник на том конце провода тяжело вздохнул и спросил после паузы: - Как там твои? Полю, кажется, вчера два годика стукнуло?
  - У них всё хорошо, - ответил Карский напряжённым голосом, и подполковник решил расспросы дальше не продолжать.
  - Работайте, - сказал он. - Не забывайте докладываться.
   Карский опустил трубку на рычаг. Он потёр лоб и с отсутствующим видом скользнул взглядом по стенам, потом встряхнулся и направился прочь из отделения. У него имелся адрес Позднякова, и он собирался поговорить с коллегой Адлерберга, чтобы по крайней мере подтвердить его алиби. Позже следовало допросить и сотрудников «Хромого Джо», но сейчас Карского интересовал в первую очередь Адлерберг, а ещё больше — загадочное дело, которое он вёл. В этом могло что-то быть.
  
   Было почти два часа дня, стеснительное петропольское солнце так и не показалось из-за серой-белой облачной плёнки, которая к тому же потемнела, и, кажется, готова была разразиться ливнем, а пока что покапывала мелким нудным дождичком. Надев плащ, Карский вышел из отделения. На него тут же, словно на долгожданную жертву, набросился ветер. Павел поднял ворот плаща и поплотнее нахлобучил шляпу. Ему снова предстояло ехать в центр, и нельзя сказать, чтобы он был от этого в восторге. Ясно как день, что убили несчастную не в Фабрикантском, тело, вероятнее всего, перевезли, чтобы замести следы. Или убийце не хватило мужества, чтобы инсценировать нападение, и он оставил тело просто лежать возле канала, или это был безумец, который обставил всё в соответствии со своей фантазией. Карский слышал о таких случаях в полицейской практике, хотя встречались они не часто.
   В центре движение было значительно оживлённее, чем на окраине, огромные здания возвышались над широкими улицами, поражая своей строгой геометрией украшений из каменной лепнины и металла. Он пересёк площадь и прошёл мимо настоящего дворца — старинного книжного магазины, который уже сам по себе был ценным экспонатом, а уж о книгах, которые хранились в его недрах, и говорить не стоило. Массивный козырёк над входом был загнут изящной железной лозой. Портик над козырьком напоминал развёрнутое крыло бабочки, а фасад украшала лепнина и арки, отчего оно напоминало одновременно дворец и готический собор. Здание соединялось с соседним полукруглым «отростком», коридором, протянутым над дорогой, из которого в землю уходило подножие небольшой колонны с часами. Напротив этого шедевра зодческой мысли стоял жилой дом, не сильно уступавший по красоте, правда, более практичный в своей архитектуре. Жильцы занимали здесь огромные квартиры, некоторые вовсе располагали целым этажом. В парадной сидел швейцар в ярко-красной ливрее и белых перчатках с золотыми пуговицами. Даже удостоверение начальника района не сумело убавить ему важности и чопорности, впрочем, препятствовать следователю он не стал, хотя и рассматривал удостоверение дольше, чем требовалось.
   Дом был оборудован лифтом, к которому прилагался лифтёр в такой же красной ливрее и таких же белых перчатках, как у швейцара. Он отодвинул в сторону собиравшуюся в «гармошку» решётку, открыл дверь, затем закрыл всё обратно и чинно нажал кнопку нужного этажа.
   В доме было тихо — с улицы не доносилось ни звука, в коридоре лежала длинная ковровая дорожка, в стенной нише на площадке перед лифтом стояла маленькая грациозная скульптура богини. Наблюдая всё это великолепие Карский всё больше убеждался, что обязан выяснить, кто клиент адвоката. Он дважды повернул рычажок звонка у нужной двери. Открыла ему горничная, немолодая женщина, по внешнему виду и повадкам больше напоминавшая домоправительницу.
  - Добрый день, - поздоровался Павел. - Капитан Карский, следователь сыскной полиции. Поздняков Валентин Игнатьевич дома?
  - Дома, - ровным тоном ответила женщина ничуть не смутившись. Выдержки ей было не занимать. Впрочем, Павел подозревал, что человек такого уровня, как Поздняков, не стал бы держать у себя иных работников. - Я доложу Валентину Игнатьевичу о вас. Проходите.
   Женщина провела следователя в маленькую уютную гостиную и вышла через другую дверь.
   Ждал Павел не долго, через пару минут в гостиную вошёл мужчина, сильно за сорок, с заметными залысинами надо лбом, гладко выбритый, одетый в тёмно-синий костюм элегантного покроя. Он сам подал руку, но деланного радушия в его жестах и выражениях не было, только профессиональная чёткость делового и крайне занятого человека.
   Павел объяснил суть своего визита, и адвокат, выслушав, кивнул.
  - Да, всё именно так и было. Если необходимо, я могу предоставить письменные показания прямо сейчас. - Поздняков подошёл к журнальному столику возле окна, выдвинул ящик, достав из него бумагу и письменные принадлежности. - Для меня так было бы удобнее, чем приезжать в ваше отделение, господин следователь, - заметил он.
  - Приезжать в часть вам пока что нет необходимости, - сказал Павел.
   Адвокат с мягкой улыбкой расправил бумагу на столике.
  - Возможно, что позднее у вас мнение поменяется. Я давно общаюсь с полицейскими — профессия, сами понимаете, поэтому лучше уж сейчас потрачу несколько минут.
   Он начал писать, быстро и аккуратно чиркая пером по бумаге. Карский прошёл по комнате, остановился перед пейзажем, висевшем на одной из стен и определённо стоившем больше, чем всё квартира самого капитана.
  - Скажите, о чём вы беседовали? - спросил Павел.
  - Ваш вопрос затрагивает принцип конфиденциальности, господин следователь, - покачал головой Поздняков. - Я не могу ответить без того, чтобы не раскрыть личность клиента. Если вы хотите получить эту информацию, вам придётся добиться судебного решения. Надеюсь, вы меня извините.
  - Господин Адлерберг вёл себя как обычно вчера?
  - Думаю, да. - На минуту адвокат поднял голову, оторвавшись от своего заявления. - Во всяком случае, я ничего особенного не заметил.
  - Он много пил?
  - Нет. Всё-таки мы обсуждали дело, поэтому почти не пили.
  - Вы не знаете, у господина Адлерберга были долги, или какие-то неприятности? Недоброжелатели?
  - Недоброжелателей в нашей профессии хватает, - ответил Поздняков. - Недовольные клиенты, разгневанные оппоненты, менее удачливые конкуренты. Многие из них способны и на убийство. Но конкретных имён я не знаю, об этом лучше спросить самого господин Адлерберга. А долгов он, кажется, не имел, но мы с ним не такие друзья, чтобы делиться откровениями.
   Павел кивнул.
  - Вы были вчера вдвоём? Больше никого?
  - Только я и господин Адлерберг.
   Поздняков закончил писать и протянул лист капитану. Карский кивнул.
  - Благодарю вас. Если вы ещё понадобитесь, мы с вами свяжемся.
   Адвокат попрощался всё с той же невозмутимостью, он даже лично проводил следователя до двери, попросив держать его в курсе и пообещав немедленно сообщить, если вспомнит что-то новое. Павел поймал такси — в центе это сделать было не трудно, но вместо адреса Адлербергов он продиктовал адрес «Хромого Джо»: обыск комнаты Иоанны должен был занять много времени, а вот спросить в варьете о вчерашних посетителях и проверить, не покрывает ли господин Поздняков коллегу — минутное дело. Правда, Адлерберг вернулся домой, по его же словам, около полуночи, а женщина была убита (по неподтверждённому предположению Ленара) между часом ночи и четырьмя часами утра. Горничная же не знает, когда именно вернулся хозяин, поэтому, даже если в варьете подтвердят, что Адлерберг ушёл в то время, которое он сам назвал, ничто не мешало ему убить жену и увезти тело на окраину города, а затем вернуться домой, чтобы утром заявить об исчезновении Иоанны. Даже если слова Николая Яковлевича подтвердятся, они никак не гарантируют его невиновность. Делал капитан это скорее для порядка, и, возможно, из-за смутного ощущения, что Поздняков ему врал. Капитан не мог объяснить даже самому себе, почему именно ему показалось, что адвокат не был искренен, но, в любом случае, поговорить с персоналом варьете было не лишним.
   В «Хромого Джо» он не заглядывал уже полгода, и не потому, что избегал этого места, просто сфера его интересов сократилась до подотчётного ему района, остальной город мог жить как заблагорассудится.
   До вечерней программы оставалось ещё порядочно времени, в дневные часы в варьете было пустовато. Изловив официанта, Карский показал удостоверение и попросил проводить его к управляющему. Тот, к удаче капитана, оказался на месте — уже готовился к вечернему представлению. Следователю он обрадовался как родному:
  - Заходите, заходите! Очень рад, знаете ли! Присаживайтесь. Может, выпьете что-нибудь?
  - Рады? Серьёзно? - переспросил Павел таким тоном, что управляющий смутился и умолк. - Скажите, в зале есть официанты, работавшие вчера вечером?
  - Нет, они приходят позже, - покачал головой управляющий. - А в чём, собственно…
  - А вы вчера были здесь?
  - Да, но я не понимаю…
  - Вы помните господина Позднякова? - перебил Карский. - Он ужинал у вас вместе с друзьями. Серьёзный клиент, думаю, обслуживание у него было особенное, вы не могли игнорировать присутствие такого человека в заведении.
  - Э, да, да, я помню. - кивнул управляющий, начиная волноваться, но ещё не понимая, по какому поводу.
  - Что он заказывал?
  - Что заказывал?
  - Да. - Павел прошёл по кабинету, с ленивым видом оглядывая грамоты в рамочках.
  - Кажется, кажется жаркое из кролика, устриц, и…
  - А его друзья? - на удачу спросил капитан.
  - Эм… Господин Адлерберг ел утку, а господин Комаров красную рыбу под…
  - Понятно, - перебил Павел. - В котором часу ушёл господин Адлерберг?
  - В половине первого ночи.
  - А остальные господа?
  - Господин Поздняков и господин Комаров остались досмотреть представление. Господин Поздняков ушёл в два часа, господин Комаров в половине второго.
  - Господин Поздняков частый гость в варьете?
  - Да, Валентин Игнатьевич любит бывать у нас.
  - А господин Комаров тоже?
  - Реже, но в последнее время чаще.
  - Это в какое?
  - Месяца четыре.
  - Всегда вместе с господином Адлербергом и господином Поздняковым?
  - Да.
   Капитан несколько мгновений безмолвно глядел на управляющего, что заставило того разнервничаться ещё сильнее.
  - Опишите его, - сказал он, достав из кармана блокнот и карандаш. - Поподробнее, если можно.
  
  
  
  ***
   Уроки закончились, детей повели в столовую на обед. Казалось, всё идёт, как обычно, распорядок не менялся, но все: и воспитанники, и взрослые, чувствовали это, ощущение надвигающегося шторма, будто что-то шло на приют, издалека…
  - Мне нужно в город, - сказала Анна.
   Ольга Аркадьевна остановилась с недонесённой до рта вилкой и посмотрела на девушку долгим взглядом, по которому сложно было прочесть, о чём она думала.
  - Хочу повидаться с подругой.
  - Что у вас на уме? - спросила Ольга Аркадьевна.
   Под её неотступным взглядом девушка опустила глаза, но уже через секунду выпрямилась.
  - Я только хочу повидаться с подругой, и всё.
   Женщина вздохнула.
  - Знаете, - заговорила она, - когда вы пришли к нам, я поняла что у вас нелёгкие времена. Но и у приюта не лучше, люди стали уходить, и я их не виню — многим нужно кормить семьи. - Ольга Аркадьевна поглядела на Анну. - Я рада, что ошиблась в вас: я думала, вы тоже не задержитесь надолго. Но сейчас вы, кажется, хотите поступить неразумно.
  - Ольга Аркадьевна, я всего лишь хочу навестить подругу, - повторила Анна. - И всё. Я ненадолго.
   Директриса поджала губы, но кивнула.
   Через секунду из коридора до слуха трапезничающих донёсся спешно удаляющийся перестук каблуков учительницы музыки.
  
   До окраины Фабрикантского она дошла пешком. Путь её лежал через весь город, и, добираться нужно было с пересадками. Можно было бы нанять извозчика, вот только с одного конца города на другой поездка влетела бы в копейку. Поэтому на углу улицы Анна догнала отъезжающий трамвай, который шёл в нужном направлении, и вспрыгнула на заднюю площадку, ухватившись за изогнутый поручень. С площадки наверх, на второй ярус вагончика, вела винтовая лесенка, однако в такую ветреную погоду большинство пассажиров теснились на первом ярусе. Но проезд на втором, открытом, стоил всего две копейки против пяти на первом, и Анна поднялась наверх. Вагончик трясло, паровой котёл натужно пыхтел, будто готовый взорваться. Анна одной рукой придерживала шляпу, чтобы не сдуло, и смотрела на город, как он, подпрыгивая, проплывал мимо неё, тёмный и холодный.
   Город менялся: с улиц начинали пропадать жёлтые пролётки извозчиков, их заменяли машины. В центре по маршрутам курсировали трамваи и такси, тоже жёлтые, которых становилось всё больше, достраивались новые эстакадные ветки метрополитена, пересекавшие город как вены. Извозчики оставались на дальних городских окраинах, да в центре ещё появлялись лихачи, возившие в роскошных экипажах тех, кому хотелось щегольнуть и погрузиться в уходящее прошлое. Здания поднимались всё выше, улицы становились всё более шумными, люди — всё более нервными и невнимательными.
   На Княжьем острове со стороны залива дул ветер, от которого наворачивались слёзы. Анна перешла мост пешком и вышла на проспект Масок. Ей нравился Княжий, но теперь она редко бывала здесь, и скучала по некоторым местам, да и по своей комнате, пусть маленькой и насквозь пронизанной сквозняками, зато ставшей самым первым местом, где она почувствовала себя хозяйкой.
   Над крышами с низким гулом неспешно проплыл дирижабль, он шёл достаточно высоко, но всё равно казалось, что вот-вот заденет верхушки башен или какую-нибудь трубу. Обычно в детстве всё кажется больше, и когда вырастаешь, удивляешься, какими маленькими оказываются предметы на самом деле, но в случае с Петрополем для Анны всё оказалось наоборот: она помнила дома и проспекты, смутно, но помнила, но за те годы, что она провела вдали от дома, город разительно переменился. Остались старые здания и проспекты, но над ними как отвратительные наросты поднялись огромные вышки заводов и фабрик, выросли новые здания, мрачные в своём великолепии. Город источал чёрный смог, казалось, грязь и пыль, въелись в его стены и заменили воздух. Его охватила строительная лихорадка и гигантомания. Конечно, это началось уже давно, но за двадцать лет строительство развернулось так, как не снилось даже Риму после нероновского пожара. Дома из камня в окове металла.
   В это время дня театр был закрыт, и Анна сразу направилась к чёрному ходу.
  - Добрый день, госпожа Анна! - обрадовался старик-сторож, увидев девушку. - Вы сегодня выступаете у нас?
  - Сегодня нет, Фрол, - ответила Анна, сжав морщинистую руку театрального привратника.
  - Очень жаль, очень жаль… - покачал головой Фрол. - У меня душа всякий раз прямиком в рай летает и обратно, как я слышу вашу скрипку!
  - Вы мне льстите, Фрол, - улыбнулась Анна. - Скажи, репетиции сейчас идут?
  - Ага, все в зале.
  - Тогда я схожу поздороваюсь. - Анна нырнула в тёмную утробу театра.
   Лабиринт, путь через который с первого раза смогли бы найти лишь те, кто бывал здесь. Днём в этих коридорах кипела жизнь, вечером всё перемещалось ближе к холлу и к сцене. Зрители видят лишь актёров, не замечая, что в театре гораздо больше людей: те, кто шьют костюмы и возводят декорации, кто придумывает и создаёт пугающие эффекты, чтобы на сцене у героев била фонтанами кровь, или над их головами гремела гроза. Всё это можно было заметить, лишь заглянув за изнанку сцены.
   Репетиция шла полным ходом. Анна проскользнула в зал и, встав неподалёку от сцены, помахала рукой блондинке в костюме пастушки. Та заметила и спрыгнула в проход.
  - Аня!
  - Привет Тома, - с улыбкой ответила Анна. Девушки крепко обнялись.
  - Ты так давно не появлялась! Как дела в приюте?
   Тома выглядела как всегда невероятно жизнерадостной, она была словно ртуть или живой язык пламени. Её глаза вспыхивали искорками, способными без труда разжечь любое сердце.
  - Не очень, - ответила Анна. - У нас пропал один воспитанник.
  - Сбежал?..
  - Тамарочка! - С первого ряда поднялся маленький мужчина с нервным лицом. - У нас ведь репетиция! - с укоризной произнёс он.
  - Да, Аркадий, сейчас иду! - крикнула Тома и снова повернулась к подруге. - Подождёшь, ладно? Мы через полчаса заканчиваем.
  - Конечно.
   Тома коротко улыбнулась и убежала обратно на сцену. Анна присела на одно из кресел. Она наблюдала за действием, но думала о том, что случилось утром, пропускала в голове все события одно за другим, вспоминала вопросы, которые задавал капитан и пыталась ответить на них, вспомнить хоть что-то в поведении детей, что могло дать подсказку.
  - Репетиция окончена! - объявил директор. - Вечером ещё один прогон, не опаздывайте!
   Тома выпорхнула в зал, на ходу оглянулась, помахав коллегам, и, подхватив Анну под руку, повела в гримёрку.
  - Рассказывай! - велела она. - Что случилось?
  - Один из мальчиков пропал, Тёма, - начала Анна. - Сегодня утром его не оказалось в спальне. Лиза призналась, что он уже убегал по ночам и раньше, но в этот раз не вернулся.
  - Значит, сбежал? - спросила Тома.
   Анна помотала головой.
  - Нет. Не совсем. Я ходила в полицию, оказалось, что этим утром они нашли убитую женщину возле складов у канала, и там же — рогатку Тёмы. - Анна устало потёрла глаза. - В полиции считают, он видел убийцу, испугался и убежал.
  - Они его ищут? - недоверчиво спросила Тома.
  - Должны, - пожала плечами Анна. - Он их единственный свидетель. Но я не могу полагаться на полицию, поэтому и пришла к тебе: хочу встретиться с Яном, может, он сможет помочь мне.
  - Конечно, - быстро кивнула Тома. - Он в редакции, пойдём прямо сейчас. Я только захвачу пальто.
   Если дело было срочным, Тома умела собираться очень быстро: уже через несколько минут обе девушки быстро шагали по проспекту, обходя толпу прохожих и ловко перепрыгивая через прозрачные лужи.
  - Жаль, всё-таки, что ты переехала, - посетовала Тома.
   На ветру её щёки очень мило порозовели, сделав ещё красивее. С тех пор, как она появилась в театре, директор ни разу не пожалел, что в тот вечер решился выпустить на сцену неизвестную девушку вместо сбежавшей главной актрисы. Тома держалась на сцене с уверенностью королевы, а её яркая внешность привлекала ничуть не меньше, чем её талант. Она определённо нашла себя.
  - Знаешь? В городе собираются проложить подземную железную дорогу, - произнесла Анна, чтобы хоть как-то заполнить паузу. - Наверное, хорошо — от монорельсовой слишком много в воздухе дыма.
  - Мы теперь так редко видимся, - сказала Тома, будто не услышав.
  - Да, знаю, - кивнула Анна. - Но ездить через весь город… Сама понимаешь. Да и воспитателей у нас не осталось, подмениться некем.
  - Я волнуюсь за тебя, - призналась Тома. - Ты живёшь в опасном районе, а Княжий теперь стал намного более спокойным местом.
  - Не волнуйся. - Анна улыбнулась. - Я могу за себя постоять.
   Тома недоверчиво хмыкнула, но от комментировать не стала.
  - Ты бываешь в «Небесном фарватере»? - внезапно спросила Анна.
   Тома покачала головой.
  - Нет, давно уже, - ответила она. - Времени совсем нет свободного! Да и что мне там…
   Кивнув, Анна переключилась на расспросы о делах театра. За разговором они быстрее добрались до редакции «Вестника Петрополя». Помещалась она в здании на Пекарской улице, выстроенном меньше десяти лет назад. Фасад, сложенный из серого кирпича, украшали железные переплетения в виде тонких струй дыма на круглых больших окнах. Тома поздоровалась с консьержем как со старым знакомым, и их беспрепятственно пропустили внутрь. Редакция кипела, среди картотечных шкафов и простых письменных столов сновали журналисты, клерки, многие без пиджаков и с засученными рукавами, часто с небрежно расстёгнутыми воротниками рубашек, кто-то где-то возмущался, в хаосе казалось, что вся газета разом куда-то опаздывает.
   Тома изящно протиснулась через проход, перепрыгнув через кипу газет, демонстративно не обращая внимания на восхищённые взгляды, и провела Анну к столу возле окна.
  - Привет, сладкий мой! - пропела девушка и чмокнула в щёку мужчину, сосредоточенно отстукивавшего на печатной машинке.
   Ян разулыбался, его круглые щёки зарумянились, а взгляду, каким он посмотрел на Тому, можно было только позавидовать.
  - Привет, - поздоровалась Анна, подойдя ближе.
  - Привет, Анна, - улыбнулся журналист и пожал девушке руку. - Давно не виделись. Ты в гости к нам? - Он поглядел на Тому. - Я сейчас не слишком занят, можем сходить пообедать куда-нибудь, я угощаю.
  - Спасибо, милый, но Аня по делу пришла, - сказала Тома, погладив журналиста по плечу.
   Анна снова пересказала все события утра, постаравшись не упустить деталей.
  - Подумала, ты сможешь помочь советом, - закончила она свой рассказ.
   Ян задумчиво побарабанил пальцами по столу.
  - Я знаю капитана Карского, раньше он работал в Центральном районе, но перевёлся после того дела с инкассаторами, помните?
   Девушки кивнули.
  - Он отличный полицейский, - заверил журналист, - можешь даже не сомневаться.
  - Карский расследует убийство, а не пропажу, - упрямо возразила Анна. - Каким бы отличным детективом он ни был, его занимает не исчезновение ребёнка, а убийство женщины.
   Ян вздохнул, немного помолчал, обдумывая что-то.
  - Думаю, полиция права: мальчик мог видеть убийцу, испугаться и убежать, значит, теперь он прячется где-то, скорее всего неподалёку. Может быть, у друзей или ещё где. В том районе наверняка есть какие-то ночлежки, или даже местные притоны, куда мог прибиться ребёнок, я бы поискал там. Только это не безопасно. - Ян почесал кончик носа. - В вашем районе сильна детская преступность — я читал полицейскую статистику, судя по отчётам, процентов шестьдесят всех краж приходятся на совесть детей и подростков. Это означает организованную детскую преступность. Что в свою очередь говорит о серьёзной подготовке кадров.
  - Тёма никогда не стал бы… - начала возмущённо Анна, но Ян её перебил:
  - Я хочу сказать, что детей натаскивают, кто-то учит молодых воров, они должны подбирать своих «адептов» на улице. Может быть, твоего воспитанника уже забрали. Но вероятнее он спрятался у кого-то из друзей или знакомых. Я поискал бы сперва у его друзей или родственников.
  - Спасибо! - с чувством произнесла Анна.
  - Мне нужно пять минут поговорить с нашим редактором, чтобы заняться этим делом, потом я довезу тебя назад до приюта.
   Ян поцеловал Тому в щёку и ушёл за разрешением, Анна запоздало почувствовала укол совести, ведь капитан просил её не разглашать ничего, а она тут же поехала и всё выложила журналисту. Но совесть в таких вопросах у девушки была покладистой и сговорчивой, и быстро успокоилась.
  - Не лезла бы ты в это дело, - со вздохом посоветовала Тома. - Полиция сама разберётся, найдёт, кому ходить по притонам и подворотням.
   Анна покачала головой.
  - Он мой воспитанник, - упрямо ответила она. - Я не могу объяснить как следует, но я отвечаю за них, понимаешь? Эти дети никому не нужны, ни своим родным, ни даже городу. Никто не узнает, если с ними что-то случится, не будет волноваться, если пропадут. Следователи будут заниматься трупом, а спасать нужно живого. Уж ты-то должна понимать, что от полиции помощи ждать дело бесполезное. Если этот Карский всё-таки найдёт Тёму — что же, хорошо, но полагаться на кого-то и просто ждать я не стану.
  - Ты воспринимаешь всё слишком близко к сердцу, - заметила подруга. - Не только теперь — вообще, с самого начала, с тех пор, как стала там работать. Он не твой сын. Ты не можешь стать матерью двадцати детей, - покачала головой Тома. - Ты понимаешь, что это безумие?
   Анна грустно улыбнулась.
  - Я и не пытаюсь. Но видеть, как все уходят, как постепенно они остаются одни… Что бы случилось, если бы Ольга Аркадьевна не продолжила бороться за приют? Что стало бы со всеми ними?
   Анна устало провела рукой по волосам, стало заметно, как она вымотана — бессменная работа подтачивала её силы, и душевные даже сильнее, чем физические. Тома подумала, что со своей впечатлительностью и непреклонностью Анне нельзя было устраиваться на такую работу вовсе.
  - Твой комплекс рыцаря тебя в могилу сведёт, - проворчала она.
   Анна чуть помолчала, не пытаясь спорить.
  - Знаешь, когда я была маленькой, - заговорила она. - мои родители… В общем, я осталась одна. Меня взяла к себе тётя, но ей вскоре пришлось отослать меня. Сейчас я знаю, что она сделала это, чтобы меня уберечь, но тогда я почувствовала себя совсем брошенной. Я была достаточно взрослой, чтобы осознать смерть мамы и папы. Я не нуждалась ни в чём, но то чувство, оно так и не прошло. - Анна вздохнула. - Я всегда одна, и со всем справляюсь сама, и точно знаю, что в этом мире никогда не будет человека, способного защитить меня. У них он будет.
  
  
  
  ***
   Из варьете он прямо поехал в дом Адлербергов. К счастью, имея формальное согласие хозяина дома, выбивать разрешение на обыск не приходится, что существенно экономит время. «Эх, было бы больше людей…» - с тенью досады подумал Карский. Доехал он на извозчике, дверь ему на этот раз сразу открыла служанка. По выражению её лица Карский догадался, что Николай Яковлевич уже вернулся, и в таком состоянии, что бедняжка теперь буквально умирала от любопытства.
  - Снова здравствуйте, красавица, - с улыбкой поздоровался капитан. - Простите, не спросил вашего имени утром.
  - Нина, - представилась горничная, мило зардевшись.
  - Нина, в мне поможете? Господин Адлерберг разрешил полиции обыскать комнату своей супруги. Вы могли бы проводить меня туда?
  - Ой, да, конечно!
   Поднимаясь за служанкой на второй этаж, Павел прокручивая в голове сцену, как Адлерберг опознаёт жену, как затем сидит в кабинете и отвечает на вопросы. Реакция его казалась естественной, он в самом деле был удивлён, разве что не так сильно, но уже сами обстоятельства подготовили его к тому, что он может увидеть.
  - Скажите, а не ссорились ли вчера вечером господин и госпожа Адлербреги? - спросил Карский.
  - Ссорились, сударь! - мигом отреагировала горничная. - Так кричали, что я и не подслушивала ведь даже, а всё равно услышала!
   Сказано это было с самой искренней простатой.
  - Часто ваши господа ссорятся?
  - Случается, - кивнула девушка.
  - И вы не знаете, по какому поводу? - уточнил Карский.
   Девушка надулась.
  - Вы может быть, думаете, что все слуги шпионят за своими хозяевами, сударь, - произнесла она с достоинством, - да только вы ошибаетесь.
  - Простите меня, не хотел вас обидеть. - Карский миролюбиво поднял руки.
   Девушка с достоинством кивнула.
  - Можете ещё сказать, в котором часу возвратился вчера ваш хозяин?
  - Поздно, надо думать. Я не слыхала — уже легла.
  - Вы не дожидаетесь возвращения хозяйки? - спросил Павел. - У вас так не заведено?
  - Она не велит её ждать, - ответила Нина.
  - И часто госпожа Адлерберг задерживается до ночи?
  - Нет, не часто, - просто ответила горничная. - Бывает, конечно.
   В задержках не было ничего удивительного: театры, гости, варьете — да мало ли какие развлечения находят себе люди. Для состоятельной дамы вернуться домой поздно это вполне обычное дело.
  - Скажите, Нина, а чем занималась ваша хозяйка накануне днём?
  - Ой, ну… - девушка задумалась. - До двенадцати Иоанна Петровна работала в кабинете, затем она попросила меня отнести на почту письма и уехала. Вернулась только в семь часов, а в десятом часу уехала снова, и уже всё…
   Они остановились перед дверью, Нина, повернув ручку, открыла её и отошла в сторону, чтобы пропустить капитана.
  - Пожалуйста.
  - Благодарю. Скажите, вы не запомнили случайно, кому были адресованы письма? Или куда?
  - Нет, сударь. Это были обычные письма, кажется, одно было с адресом по городу, в какую-то кондитерскую фирму.
  - И ещё: кто-нибудь звонил госпоже Адлерберг вечером? Или, может, она получила записку?
  - Нет.
  - Ясно.
  - Найдите меня, когда закончите, хорошо? - попросила Нина. - Я буду поблизости.
  - Конечно. Последний вопрос: кто-нибудь заходил сюда после того, как госпожа Адлерберг уехала из дома?
  - Нет, сударь.
  - Спасибо.
   Карский вошёл в спальню и повернул ручку включателя, чтобы зажечь светильники. Павел прошёл на середину комнаты, сунув руки в карманы плаща и скользя взглядом по предметам. Спальню явно старались сделать светлой, обставляли со вкусом, однако каждую доступную поверхность заполняли безделушки — хозяйка была склонна к собирательству: на полках стояли открытки и фотокарточки в рамках, скульптурки изящной работы, предметы, привезённые из-за границы, несколько по-настоящему ценных, насколько мог судить капитан. Карский заметил фотографии детей, они висели напротив окна, в самой светлой части комнаты, хотя всё равно терялись на фоне огромного количества акварелей, рисунков и фотографий.
   Первым делом Павел занялся письменным столом.
   Свежих писем он не нашёл, зато обнаружил множество документов, связанных с благотворительной деятельностью — госпожа Адлерберг активно занималась благотворительностью, как и многие состоятельные дамы города. Она организовывала вечера и как раз готовилась к благотворительному балу. Ещё он нашёл множество всевозможных списков, счета из ателье, от парикмахеров, цветочных магазинов и прочее в таком же духе, на первый взгляд ничего, что могло бы навести на какой-нибудь след. Замечательно было бы обнаружить письмо с угрозами, но — увы. Он потратил два часа на то, чтобы пересмотреть все документы и бумаги, которые хранились у женщины: госпожа Адлерберг вела насыщенную общественную жизнь. Многое он забрал, в том числе всё, что касалось грядущего бала. Кто знает, возможно, бумаги как-то могли помочь делу, в конце концов, это последнее, чем занималась несчастная.
   На каминной полке он заметил причудливую вещицу, металлическую шкатулку, сплошь покрытую невероятно сложным геометрическим узором, составленным из пересекающихся линий. Шкатулка была увесистой, длиной примерно в полруки, узор покрыт золотом. Карский попытался её открыть, но не вышло. Минуту или две он пыхтел над крышкой, пока не нашёл замок: шкатулка открывалась при нажатии на одну из боковых деталей: скрытая под ней пружина приводила в действие механизм, и крышка распахивалась. Внутри на пластине начал вращаться ещё один узор, казавшийся и простым и невероятно сложным одновременно: каждая из частей, составлявших целое, в точности повторяла форму всего узора в целом, кроме того, узор был трёхмерным, за счёт нескольких уровней разного цвета деталей — от золотисто-зелёного до мерцающего голубого. Внутри этой движущейся конструкции, заключённый в маленький стеклянный шарик, будто утопленный в многомерный узор, кружился крошечный, изящный ангелок. Некоторое время Павел так и стоял, глядя, как движутся детали под звучание тревожной мелодии. Ничего подобного прежде ему не приходилось видеть. Это была не простая музыкальная шкатулка, а настоящий шедевр: узор плыл, словно его рисовала невидимая рука, под звуки мелодии. Павел закрыл шкатулку. Затем открыл снова, достал из кармана маленькую складную лупу и начал искать. Ещё несколько минут ушло на поиски клейма мастера, но он знал, что у такой вещи просто не может не быть подписи. За время поисков он понял, что сама крышка чересчур толстая. Карский принялся ощупывать узоры на внутренней стороне, и почти сразу нашёл одну деталь, легко сдвинувшуюся при нажатии. Под панелью оказалась выгравирована дарственная надпись: «Моему ангелу. Ты не перегораешь, если ты огонь, так полыхай же, свет моих тёмных дней! Навсегда твой, Экобор».
  - Та-ак… - протянул Павел.
   А вот это уже было кое-что, и даже очень. Уж не по этому ли поводу ссорился Адлерберг с женой?
   Карский вышел из спальни и опечатал дверь заранее припасённым сургучом, а затем направился в кабинет Николая Яковлевича. На стук ему никто не ответил, тогда капитан постучал чуть громче. Мелькнула мысль: «Как бы чего не…», но сразу за тем он услышал вялый голос, приглашающий войти.
   Николай Яковлевич сидел за своим столом, почти в точности так же, как во время их утренней встречи, только теперь рядом с ним появился графин с прозрачной жидкостью, определённо не водой. Волосы мужчины были влажными и взъерошенными, галстук ослаблен и воротник рубашки расстёгнут.
  - А, это вы, капитан, - произнёс господин Адлерберг. - Простите за это… - он махнул рукой на стол и графин. - Я не готов сейчас принимать посетителей.
  - У меня к вам всего несколько вопросов, - сказал Карский. - Раз уж я всё равно здесь, будет удобнее задать их сразу.
  - Спрашивайте, - довольно равнодушно ответил мужчина, протянув руку к стакану.
  - Откуда у вашей жены эта шкатулка? Подарок?
   Николай Яковлевич сфокусировал взгляд на означенном предмете и спустя несколько секунд покачал головой.
  - Нет, Иоанна купила его.
  - Вещь непростая, - покачал головой Павел. - Сделана на заказ.
   Мужчина поднял глаза на следователя, вздохнул и погладил пальцами стенку графина.
  - Поймите меня, господин капитан, - произнёс он, - я не игнорирую жизнь своей жены, но наш брак — во многом партнёрские отношения, и между нами существует… существовала негласная договорённость. Я не контролирую расходы жены, у неё есть свои деньги, касательства к которым я не имею. Если Иоанна заказала шкатулку у мастера, то сколько бы она не отдала за неё, это её личное дело.
  - Понимаю. Ещё один вопрос: о чём вы спорили с супругой перед тем, как она вечером уехала?
  - Кто вам сказал? - мгновенно взвился Николай Яковлевич. - Мы не ссорились! Вам наврали. Кто-то из слуг, да? Им бы только сплетни распускать, за что я им плачу только… Вы думаете, уместно сейчас задавать мне такие вопросы, капитан? - с нотками агрессии спросил Адлерберг. - Вы что, подозреваете меня?
  - Нет, но мы обязаны задавать вопросы: сами понимаете, работа такая. Почему вы соврали, что виделись с супругой в последний раз днём?
  - Но это правда!
  - И, всё-таки, вы виделись незадолго до ухода госпожи Адлерберг, к тому же ссорились. В чём было дело?
   Адвокат сцепил пальцы в замок, немного помолчал, потом заговорил:
  - Да, мы ссорились, и я соврал, но я знаю, как ведутся такие дела, и знаю, что в первую голову подозревают всегда мужа. Вы могли неверно истолковать нашу размолвку…
  - Разъясните, попробуем истолковать верно.
  - Мы не ссорились, - устало произнёс адвокат. - Я любил эту женщину, понимаете вы? Любил. Мы только поспорили: она не хотела, чтобы я ехал в варьете, я объяснил, что еду из-за работы. Она всё равно была против.
   Адвокат замолчал и прижал руку к лицу.
  - Никогда не прощу себе. Если бы я остался, она, может быть, может быть…
   Адлерберг не договорил.
  - Скажите, могу я забрать шкатулку на время следствия? - спросил Павел, не дождавшись продолжения.
  - Если необходимо, - пожал плечами Адлерберг.
  - Благодарю за помощь.
   Перед уходом капитан заглянул к конюху, чтобы уточнить, знает ли он, в котором часу вернулся его хозяин. Тот сказал, что точно не помнит, так-как часов у него нет.
  - Поздно ночь, - сказал мужчина. - Я так думаю, первый час уже был.
  
   В участке находился только лейтенант, да один дежурный, все прочие немногочисленные сотрудники были заняты текущими делами, которых в Фабрикантском районе всегда хватало. Убийство жительницы центрального района вовсе не отменило того, что в городе всё так же продолжали грабить, воровать, мошенничать и ещё множеством разных способов обременять и без того нелёгкую жизнь полицейских.
   Карский поднялся в свой кабинет, и замер на пороге — тела не было. За этот день он, оказывается, успел привыкнуть к трупу на своём столе, что непременно ужаснуло бы капитана, если бы не факт пропажи трупа по делу.
   Вернувшись в холл он подбежал к лейтенанту, но тот, увидев круглые глаза начальника, опередил вопрос:
  - Приезжал доктор, он забрал тело из вашего кабинета. Результаты обещал завтра.
  - И на том спасибо, - проворчал Павел.
   «Пусть подтвердит слова Печоры», - подумал он. Карский вернулся в кабинет, поставил шкатулку на стол и достал с книжной полки каталог с указанием всех знаков всех ювелирных дел мастеров города. Следом за первым талмудом последовал сборник с клеймами игрушечных мастеров, часовщиков и ещё нескольких профессий, из тех, что могли приложить руку к созданию этого шедевра. Правда, Павел подозревал, что такой мастер вряд ли будет указан в списках — птица слишком уж высокого полёта. Карский не сталкивался прежде ни с чем подобным, и могло статься, что мастер вовсе не продаёт свои поделки, иначе о таких вещицах знал бы весь город.
   Карский засел за книги, но за час ему так и не удалось найти ничего похожего.
   Он бросил взгляд на часы — почти пять.
   В кабинет заглянул Стрижак.
  - Денис! - кивнул ему Павел обрадованно. - Что у вас? Удалось что-то узнать?
   Сержант виновато покачал головой.
  - Я поговорил с детьми из приюта, но никто ничего не знает. Съездил на квартиру, где раньше жил мальчик — там новые жильцы, про ребёнка они не слышали, но вспомнили, что видели, как поблизости ошивался какой-то пацан, который показался им подозрительным. Его прогнали, куда он делся дальше они не знают. Я наведался на завод и выяснил, с кем дружил отец мальчишки, тех, кто сегодня не на смене, я навестил — но Тёма к ним не заходил. Честно вам скажу, капитан, уже и не знаю, где ещё его искать.
   Павел медленно кивнул — он думал. Ребёнка, безусловно, нужно найти, хотя бы потому, что потенциально он, возможно, единственный свидетель, видевший убийцу, вот только возможности участка ограничены, подключить к делу всех людей просто невозможно, поскольку с убийством преступность в Фабрикантском районе не сошла на нет, население по-прежнему продолжало обворовывать друг друга, мошенничать и избивать. И живым людям помощь нужна ничуть не меньше. Искать же сбежавшего ребёнка всё равно что искать иголку в стоге сена.
  - Ладно, - решился Карский. - Найдите Вениамина и перепоручите ему поиски мальчика, если не найдёте, то скажите лейтенанту Зотову — пусть он сообщит ему, когда увидит, а для вас сейчас есть другое задание: Адлерберг уехала вчера из дома около девяти вечера на извозчике, так вот, его нужно непременно найти. Думаю, она не просто так взяли извозчика вместо собственного экипажа.
  - Да извозчиков в Петрополе — тьма-тьмущая! - не сдержавшись, воскликнул Денис.
  - Не преувеличивайте, - Карский улыбнулся, - в последнее время их вытесняют трамваи и машины, так что уж не тьма. Кроме того, вам нужен только центр. - Павел немного подумал и кивнул: - Хорошо, возьмите в помощники кого-нибудь из рядового состава, вдвоём поделите между собой участки. Нам нужно узнать, куда ездила госпожа Адлерберг накануне своей смерти.
  - Долго искать будем, капитан, - неуверенно заметил Стрижак.
  - Я знаю. Загляните к Печоре — он должен бы уже давно закончить со снимками. Возьмёте несколько фотокарточек с собой, чтобы показать опрашиваемым. За дело!
  
  
  
  ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  
  
   В приют Анна вернулась поздно, давно пропустив общий ужин. Её слегка пошатывало, не то от усталости, не то от нервов: обегав всех, кто был хоть как-то, хотя бы самым незначительным образом связан с мальчиком, Анна так и не смогла узнать ничего обнадёживающего: никто не видел Тёму, не слышал о нём, а большинство не пытались даже вникнуть в суть случившегося. Никого не интересовал пропавший сирота, у людей в Фабрикантском хватало своих забот.
   Прокравшись на кухню, Анна зажгла керосиновую лампу и в полутьме принялась шарить в хлебном шкафу, надеясь найти что-нибудь, чтобы перекусить. Пальцы нащупали несколько крошек, затем уткнулись в обёрнутую в салфетку булку, когда позади неё с грохотом опрокинулся ковш. Развернувшись на каблуках, Анна метнулась к полкам с ножами, но тут разглядела в свете лампы Лизу, прижимавшую к груди яблоко. Анна преграждала ей путь к двери.
  - Господи Боже, Лиза! - воскликнула девушка, справившись с испугом. - Ты почему не спишь?
   Она посмотрела на яблоко и покачала головой.
  - Мы с тобой уже говорили об этом, - с мягким упрёком напомнила Анна, - воровать нехорошо. Ты забираешь у своих же друзей.
  - Простите, Анна Николаевна, - протянула девочка. - Вы же меня не заложите?
  - Лиза, об этом мы тоже говорили — не выражайся.
  - Я же не леди какая-нибудь!
  - Наша речь и наши движения выдают нас, - сказала Анна. Она вернулась к шкафу с хлебом, прихватив с полки ножик, потом достала из соседнего шкафа банку варенья. - Одно то, как ты держишься, может помочь тебе завоевать положение. - Она отрезала два куска от булки и принялась мазать их вареньем. - Если люди признают тебя одной из своих, то примут и помогут, если они будут считать тебя чужой, то ты ничего не сможешь от них добиться.
   Анна протянула один кусок девочке. Та смело подсела к столу, положила рядом яблоко и взяла хлеб.
  - Вы так научились притворяться, да? - спросила Лиза, жуя угощение.
   Анна задумчиво надкусила свой кусок и покосилась на чайник, прикидывая, не стоит ли подогреть воды для чая?
  - В некотором роде, - ответила она.
  - Моя мама говорит, что всё это ерунда, и нам не нужно запоминать, какими вилками и ложками что едят, потому что мы всё равно никогда не будем есть то, что ими едят.
  - Если когда-нибудь доведётся, то ты не ударишь в грязь лицом, - заметила Анна. - Хорошие манеры ещё никому не мешали в жизни, главное знать, как ими пользоваться и когда.
   Лиза помолчала, пережёвывая бутерброд и размышляя.
  - А мне нравятся ваши уроки, - выдала она наконец.
  - Я рада, - улыбнулась Анна.
   Они снова замолчали. Анна всё-таки поставила чайник на плиту, сняла с полки пару фарфоровых чашек и блюдца. Лиза, быстро управившаяся с хлебом, уходить не спешила: во-первых, из фарфоровых чашек воспитанникам пить не разрешалось, им подавали оловянные кружки, а этих было всего несколько штук, и берегли их для гостей. Лиза уже однажды пила из них, тогда она болела, и лежала в комнате учительницы музыки, потому что её нужно было изолировать от других детей, а лазарет не отапливался из соображений экономии. Тогда Анна заваривала чай с малиной и сушёной мятой и подавала его в такой же чашке. Лиза готова была снова заболеть, лишь бы опять всё повторилось: чтобы она лежала в тёплой постели, а Анна читала бы ей из большой потрёпанной книги сказки и наливала горячий чай в красивую чашку, и ей одной желала бы «доброй ночи».
  - Анна Николаевна?
  - Да? - Анна отошла от плиты и села за стол, внимательно глядя на девочку.
  - Я не всё рассказала полицейскому, который приходил сегодня.
  - Не всё?
   Лиза помотала головой.
  - Не хочу, чтобы у Тёмы были неприятности.
  - Лиза, ты должна рассказать, что знаешь, - сказала Анна, стараясь, чтобы голос не звучал взволнованно. - Тёма попал в беду, его нужно найти. Обещаю, у него не будет неприятностей.
   Лиза сосредоточенно кивнула.
  - Тёма раньше дружил с одним человеком, где живёт — я не знаю. Тёма называл его Рыба.
   Анна слушала, затаив дыхание, словно боясь спугнуть внезапную откровенность.
  - Тёма помогал ему: он отвлекал, а этот Рыба дёргал.
  - Хочешь сказать, он карманник?
  - Тёма не виноват! - воскликнула Лиза. - Он больше этого не делает!
  - Я верю, Лиза. - Анна успокаивающе погладила девочку по голове. - Так где этот Рыба живёт ты знаешь?
  - Нет, - Лиза покачала головой. - Я больше совсем ничего не знаю, я бы сказала.
  - Хорошо, не переживай, - мягко произнесла Анна. - Ты помогла, ты хороший друг.
   Лиза шмыгнула носом. Анна подошла к девочке и молча обняла её, и та прижалась к ней так доверчиво, что у Анны к горлу подступил ком.
   Каждого человека должен кто-то любить, думала Анна, а дети, они должны жить, зная, что их уберегут, что их найдут, им помогут, что бы ни случилось. Потому что, когда они вырастут, этот мир не пощадит их. Этот мир никого не щадит.
  
  
  ***
   Карский вернулся в часть в десятом часу вечера. Остаток дня он провёл, опрашивая подруг и знакомых госпожи Адлерберг, особенно тех, кто занимался в месте с ней делами благотворительного общества, но ничего стоящего узнать не удалось. Иоанна была чудесной женой и матерью, друзья души в ней не чаяли, и все, с кем он успел побеседовать, были глубоко поражены известием о смерти. Благоразумно не разглашая подробностей, Павел пытался по реакциям людей вычислить, не известно ли кому-то больше, чем они показывают, но ничего не обнаружил. Днём он отрядил одного из рядовых наблюдать за местом, где нашли тело, предположив, что убийца мог вернуться туда: то, как он поступил с телом, не давало Павлу покоя, ему казалось, что убийца раскаялся, когда увидел, что сделал, во всяком случае, он не просто выкинул труп, значит, ощущал какую-то связь с жертвой, и мог прийти на то место, где её оставил.
   В кабинет он поднялся, тяжело переставляя ноги, развалился на стуле, несколько секунд так и сидел при свете настольной лампы, глядя на испещрённую царапинами и выбоинами столешницу, вероятно, ровесницу самому зданию, потом достал бумаги, которые забрал из комнаты госпожи Адлерберг — он ещё не успел просмотреть их внимательно.
   Здесь были списки гостей, приглашённых на бал, названия организаций, для которых предполагалось собирать пожертвования, план рассадки гостей и мероприятия. Карский внимательно вчитывался, надеясь, что что-то покажется ему странным или подозрительным, но снова — ничего. Вздохнув, Павел выдвинул нижний ящик, достал стакан и початую бутылку джина, плеснул в стакан, хотел выпить, но, уже поднеся стакан ко рту, передумал. Постоял так немного, потом чуть слышно помянул чёрта, резко схватил стакан, прошагал до рукомойника и вылил содержимое в раковину.
   В дверь торопливо постучали, вслед за этим заглянул Стрижак.
  - Капитан…
  - Да-да, заходите! Нашли извозчика?
  - Пока нет, - покачал головой Денис.
  - М-да, в два счёта такое не сделать, - кивнул капитан. - А что Печора?
  - Он сейчас внизу — идти-то ему некуда.
  - Пусть поспит в камере.
   У Дениса брови поползли вверх, и Карский пояснил:
  - В одной из свободных, где посуше; скажите Зотову дать ему раскладушку, одеяло и что-нибудь поесть, утром я хочу отправить его следить за Адлербергом.
  - Вы думаете, он причастен?
  - Не знаю, - ответил Павел, постучав указательным пальцем по столу. - Но он солгал, когда говорил, что виделся в последний раз с женой днём, в «Чайной розе»: служанка слышала, как они ругались перед тем, как госпожа Адлерберг уехала вечером.
  - Если жена убита, виноват обычно муж, - сказал Денис, пожав плечами. - Что справедливо и наоборот, это статистика, тут уж ничего не поделаешь.
  - Только не делайте преждевременных выводов, - посоветовал Павел. - Думая о том, что в этой истории врал не только Николай Яковлевич. Оба они: и Адлерберг, и его партнёр, врали о третьем участнике вечера, некоем Комарове, и вот узнать, что это за личность такая таинственная, было бы очень неплохо.
  
  
  
  ***
   Огонёк в керосиновой лампе едва теплился — экономить приходилось на всём. Времена для приюта настали не просто тяжёлые, они находились на грани. Средства, которые выделялись на содержание городом, были ничтожно малы, как и все приюты, они жили в основном за счёт пожертвований, а с пожертвованиями в последний год дела обстояли совсем плохо. Какой смысл давать денег приюту, находящемуся так далеко от центра, что можно легко поспорить, принадлежит ли он вообще городу? Кто оценит помощь, если об их существовании даже никто и не слышал? Ольга Аркадьевна старалась, обращалась к меценатам, но чаще всего её даже не допускали до «аудиенции». Последней надеждой был благотворительный вечер, на который ей удалось вымолить приглашение, главным образом потом, что Анна произвела впечатление на госпожу Адлерберг, которая организовывала вечер. Анна должна была бесплатно играть весь вечер, в знак поддержки сирот и обездоленных, а взамен Ольге Аркадьевне позволили появиться в зале. Ожидалось, что соберётся весь цвет Петрополя, и директриса надеялась, что ей удастся переговорить хотя бы с несколькими людьми. С тех пор, как разбежался весь персонал, у директора приюта не оставалось времени на то, чтобы ездить в город на поиски благодетелей, три женщины с трудом справлялись с работой, и как долго это ещё будет продолжаться, никто не знал.
   Анна читала, склонившись к самой книге, но строчки расплывались, буквы сливались в сплошную линию. Заметив, что в третий раз перечитывает один абзац, девушка захлопнула книгу и устало уронила голову на руки. За окном уже давно стемнело. В комнате было холодно, Анна куталась в платок и всё равно мёрзла. Она не могла заставить себя лечь в постель. Без толку, всё равно не уснуть. Мысли крутились сейчас только вокруг одного.
   Резко встав, Анна подошла к шкафу и распахнула дверцы. За эти месяцы гардероб её не слишком обогатился, выбирать приходилось между платьем, в котором она прибыла в город, синей юбкой и вечерним платьем, купленным для выступления на празднике купца. Тёмно-синее, длинное, покрытое чёрным узором, такое красивое, что у неё не хватило духу в тот раз пройти мимо витрины.
   Анна провела рукой по струящемуся силуэту туники. Вечер помнился ей смутно. Его голос застал её врасплох: «Аня?». Он тоже не ожидал увидеть её там. Он смотрел так, как никто никогда не смотрел на неё. Она не смогла решить, боялась ли его. Ей казалось, что должна, но страха не было. Анна так и не узнала, что стало с тем ребёнком, которого он вынес из резиденции купца, но не сомневалась, что малыш вернулся к родителям. Она ему верила. Без каких-либо оснований, без подтверждений. И это тоже не пугало её. Но всё же было то, что стояло непроницаемой стеной между ними, что-то удерживало его там, в темноте, непосильная тяжесть, которую он не мог сбросить.
   «Сыграй ещё один раз».
   Он был башней, лишённой входов. Одно окно на самой верхушке, и лишь иногда кажется, что там мелькает свет и виден силуэт. Всё, что было в нём, что он пережил, что знал, что чувствовал, всё было заперто внутри. Башня несокрушима, но однажды она будет разрушена изнутри. И тогда его не станет.
   Анна тряхнула головой, отгоняя странные мысли. Быстро оделась, сунул во внутренний карман плаща тонкий кошелёк, расплела косу и расчесала локоны. Подумала. Достала из ящика помаду и накрасила губы. Взглянула в зеркало, одарив себя тяжёлым взглядом. Быстро подошла к прикроватной тумбочке, несколько секунд стояла, будто чего-то ждала, затем резко выдвинула верхний ящик и достала маленький револьвер. От него пахло маслом. По короткому стволу пробежал жёлтый блик от огонька лампы, когда девушка повернула его, проверяя, заряжен ли. Хотя она и так знала, что — да, заряжен. Всегда.
   Через десять минут Анна выскользнула в ночь, охватившую город.
   Улицы погрузились во мрак, здесь, на окраине, попросту не было уличного освещение, разве что поближе к границе, к городу. Анна шла быстро но тихо, тёмная одежда не выдавала её, руки не были заняты сумкой, в боковом кармане ощущалась успокаивающая тяжесть.
   В этом районе кабачков и рюмочных было едва ли не больше, чем жителей, Анна знала по меньшей мере половину из них — приходилось. В приюте жили не только сироты, но и дети, чьи родители не могли заботиться о них, по большей части это были люди несчастные и сильно пьющие. Анне иногда приходилось убеждать их отказаться от ребёнка, для детей жизнь в приюте не была сахаром, но всё равно это было лучше, чем попрошайничать и голодать, терпеть побои и унижение. Удивительнее всего было то, что многие дети не хотели расставаться с отцом и матерью, даже если ходили синие от побоев и с торчащими от голода рёбрами. Для Анны это не имело разумного объяснения, но Ольга Аркадьевна повторяла, что чувства слишком сложна вещь, чтобы объяснять их логикой. Таких детей они кормили раз в день обедом, они посещали занятия, и Анне постоянно приходилось разговаривать с их родителями, ходить к ним, когда ребёнок не появлялся в приюте, проверять, угрожать полицией, разбираться с пьяными отцами и матерями, время от времени приходившими в приют ругаться, и говорить, говорить, говорить… Каждый раз, когда она шла узнавать причины отсутствия подопечного на уроках, её охватывал страх: что, если ребёнок мёртв? Убит в пьяном угаре тем, кто дал ему жизнь и должен был защищать, защищать до последнего вздоха?
   Анна уже совсем было отчаялась. В конце концов почему она вообще решила, что сможет так просто разобраться с тем, что и полиция-то, похоже, решить не может? Не смотря на свои предубеждения, она всё-таки полагала, что проблема не в отдельных людях, а в несовершенстве системы. «Этот капитан, кажется, что-то из себя представляет», - подумала Анна. Во всяком случае, ему, кажется, в самом деле было не всё равно: он, как и обещал, прислал человека в приют, и тот добросовестно опросил каждого ребёнка.
   Толку от этого, правда, не было никакого.
   Деньги постепенно заканчивались, даже с учётом того, что покупала она самую дешёвую выпивку, но, наконец, ей улыбнулась удача.
   Ей повезло только в четвёртом кабаке. Это был маленький паб, называвшийся «Мост», и находившийся возле канала и маленького горбатого мостика — одно из самых дурных и низкопробных мест в Фабрикантском. Здесь собирались люди самого низкого сорта, Анна лишь однажды отважилась прийти сюда, и то тогда её сопровождал их сторож.
   К счастью, алкоголь в таких заведениях тоже был дешёвый: разбавленное пиво, самогон вместо водки, вино, креплёное чуть ли не скипидаром. Анна действовала по простейшей схеме: брала бутылку горячительного, выбирала «жертву» и подсаживалась рядом, а затем подливала и заводила разговор. Главное было следить, чтобы пьяница не напился слишком быстро, иначе проку от такого уже не будет. Говорила она о политике, ценах, семейных проблемах, работе и задержке зарплаты, поддерживая любую тему, за которую цеплялся её собеседник. За выпивку, да ещё и привлекательной девушке они готовы были рассказать всё.
   Ей попался бывший владелец бакалейной лавки. За несколько минут она узнала всю его историю. Из полубессвязных причитаний и восклицаний она поняла, что мужчину надули жена и её любовник, которые прикарманили его бизнес, правда, для Анны так же быстро стало очевидно, что мужчина игрок, и в правдивости его рассказа она несколько усомнилась. Нет, любовник, может, и был, но весьма вероятно, что большую часть средств мужчина попросту проиграл на скачках. Почувствовав, что это верное направление, Анна поддержала разговор о ставках и пари, и через короткое время поняла, что поиски её увенчались успехом: мужчина рассказал о месте, где ставки делались буквально на всё. И находилось оно примерно в получасе ходьбы от приюта, между Обходной набережной и Вольной улицей.
   «Бинго!» - мысленно воскликнула Анна. Поспешно расплатившись, она выскочила на улицу и быстрым шагом направилась в сторону Вольной.
   Притон был устроен в подвале старой аптеки, закрывшейся лет тридцать как. Вход с улицы оставался заколоченным, «посетители» пользовались задней дверью. Анна остановилась в переулке и наблюдала — со стороны всё выглядело тихо, никакого движения. Она думала. Если даже горький пропойца мог попасть туда, значит, пускают всех подряд, но вот женщины, кажется, в таких местах так просто не появляются. Во всяком случае, это должны быть женщины особого сорта. Анна оглядела себя, прикидывая, не слишком ли прилично выглядит для такого места. Расстегнула плащ и несколько верхних пуговиц у рубашки, слегка взлохматила волосы и, расправив плечи, двинулась вперёд.
   На стук дверь открыл небритый мужик в кепке и с папиросой в зубах. При виде Анны он осклабился.
  - Чего тебе тут, куколка?
  - Мой приятель рассказал про это место, - ответила Анна, постаравшись придать лицу глупое выражение, а голосу — побольше развязности. - Дай, думаю, посмотрю.
  - Это место не для таких цыпочек, но, если хочешь, я могу показать тебе кое-что другое. - Он хохотнул и взял папиросу двумя пальцами.
  - Может, попозже, красавчик, если, конечно, ты не пустой.
  - Сколько берёшь?
  - Сегодня будет зависеть от того, повезёт ли мне. - Анна подмигнула и проскользнула внутрь мимо охранника.
   Оставив его мечтать у двери, девушка пошла по тёмному коридору на звуки, пока не добралась до двери в подвал. Снизу разило спиртом и потом. Толпа неистовствовала. Люди таким плотным кольцом окружили площадку, что разглядеть из задних ядов, что там творится, было почти невозможно. Но с верхней ступени лестницы Анне было видно всё. От беснующейся толпы бойцов отделяли четыре натянутые верёвки, и люди напирали на них, наваливаясь и пихая друг друга. По земляному полу кружили двое. Фаворитом этого боя был широкоплечий парень, сплошь покрытый татуировками, двигался он легко, почти танцующе, играючи обходя противника и нанося ощутимые удары по бокам. Он был стройнее, легче и подвижнее, его противник был как кряжистое дерево, он — гибкий прут, уклонявшийся и хлеставший в ответ на каждый удар. Соперник его был из тех, с кем не хотелось бы оказаться в одной комнате. Перебитый нос, глубоко посаженные глаза и квадратная челюсть привлекательности ему не прибавляли. Он сосредоточился на том, чтобы прикрыть хотя бы голову от ударов. Почти все его удары приходились в защиту — он выдохся и устал, его начало слегка пошатывать, он уступал в скорости.
   Толпа ревела, вот-вот грозила разразиться потасовка между теми, кто поставил на «Татуированного» и теми, кто ставил на «Ломаного». В ушах Анны стояли брань и крики. Она спустилась вниз и начала обходить толпу по кругу. Если бой закончится, внимание всех этих людей обратится друг на друга, и её заметят, и что тогда? Она заметила в толпе несколько женщин, но те не сильно уступали своим спутникам. Анна слишком выделялась.
   Чтобы не чувствовать дрожь рук, девушка сжала их в кулаки. Очевидно, что дёргать за рукав каждого и спрашивать, не знают ли они Рыбу, не лучшая идея, и Анна высматривала в толпе человека, который был бы похож на того, кто торгует информацией. Возле одного из столбов, удерживавших верёвки, стоял мужик в брюках с подтяжками, котелке и жилетке прямо на голое тело. Он принимал ставки и был единственным, кого не пытались затолкать. Этот точно должен был знать всех вокруг, но Анна сомневалась, что у неё хватит денег подкупить его. Она заметила возле самого ринга тощего парня, вертевшегося рядом с судьёй, взгляд у парня был скользкий и вместе с тем будто два рыболовных крючка — он вполне был похож на карманника и мог знать Рыбу. В любом случае больше ей ничего не оставалось.
   Анна стала протискиваться к рингу.
   Зрители не сразу замечали девушку, слишком увлечённые происходящим, а заметив, могли разглядеть уже только её затылок. Возле верёвок Анна остановилась, чтобы сориентироваться. Её оглушал рёв толпы, подбадривавшей бойцов. Людей было не так уж и много, но шуму они производили по меньшей мере на сто человек. Она посмотрела на ринг и сразу отвернулась, но что-то заставило её помимо воли бросить ещё один взгляд. Ей приходилось видеть драки, не так, чтобы много, но вполне достаточно, чтобы перестать пугаться при виде расквашенной в кровь физиономии. В каждом случае она предпочитала не досматривать, чем кончится дело, а уносить ноги и как можно скорее. Но то, что она видела сейчас, от уличной драки отличалось, хотя и здесь, кажется, не было особых правил. Главное то, что на ринге были только два человека и больше ничего и никого. В трактире в ход идут стулья и бутылки, там вокруг мечутся другие люди, здесь же был поединок. Поймав себя на этой мысли, Анна сама удивилась. Она любила рыцарские романы ещё когда была девочкой, больше всего её очаровывали именно сражения на турнирах, когда два закованных в броню рыцаря неслись друг на друга в полной тишине, затем следовал удар и один оказывался поверженным, а другой получал заслуженную награду — почести ликующих зрителей. И чем та кровавая схватка, что сейчас разворачивалась в каком-то метре от неё, могла натолкнуть её на такие мысли? Бой, видимо, шёл уже не первый раунд, оба бойца устали, оба обливались кровью, у обоих лица казались одной сплошной раной. Они выдохлись, бой затягивался.
   Анна не сумела понять, что произошло, она видела, как «перебитый нос» пошатнулся, и его повело в сторону. Второй полетел вперёд и удар его должен был впечататься прямо в лицо сопернику, но тот вдруг резко подпрыгнул в воздухе и нанёс удар сверху вниз, точно рассекая лицо молодого. Парень сделал два шага и рухнул как подкошенный.
   На пару секунд стало тихо, а затем зрители взревели с новой силой. Анна поняла, что её могут затолкать, да и вести разговоры был не самый удачный момент, и она торопливо выбралась на свободное пространство, ожидая, пока все получат свои выигрыши, а проигравшие вволю накричатся. Из толпы выбрался один из тех, кто поставил на молодого. Таких было больше, как заметила Анна. Он ворчал, что бой подстроен, вот только молодой парень всё ещё лежал на ринге без сознания, и если он притворялся, то ему срочно нужно было менять профессию и идти в актёры. Проигравший заметил девушку и осклабился:
  - Эй, красотуля! Иди-ка, утешь папочку…
   Он явно перебрал лишнего и плохо пережил свой проигрыш, в противном случае, наверное, не полез бы так сразу. Анна зарядила ему оплеуху, которые стала практиковать вместо пощёчин с недавнего времени. Куда действеннее. Оплеуха вышла неплохая, только не достаточно. Когда мужчина замахнулся, Анна закрылась одной рукой, а второй ткнула в сторону ринга и заорала:
  - Я с ним! Тронешь меня, и получишь по шее, выродок!
  - Чего ты там лопочешь?
  - Я с ним! - громко повторила Анна и увидела, что указывает точно на бойца с перебитым носом, успевшего покинуть ринг.
   Анна закрыла рот, но мысленно чертыхнулась. План с самого начала был не ахти, но почему-то она не остановилась ни разу, и ни разу не доставила себе труда подумать, что, собственно, творит. А, наверное, стоило…
  - Надо же, какая крошка, - причмокнул губами организатор, тоже оказавшийся свидетелем. - Что ты тут потеряла? Шпионишь?
  - Да со мной она, - буркнул Ломаный. Он глянул на мужика, державшегося за ухо. - Так что прибери свои культяпки.
   Анна потеряла дар речи. Боец взял её за руку повыше локтя и повёл куда-то. Он был здоровенный, мокрый от крови и пота, с разбитым лицом и всем своим видом внушал оторопь. Даже если бы Анна приложила все силы, она и тогда не смогла бы освободиться.
   Боксёр впихнул её в какую-то коморку и отвернулся прикрыть дверь. В комнатке было почти пусто, только продавленный диван у стены, на котором лежала одежда, умывальник на стене, под котором стоял столик с тазиком и губкой, рядом на гвоздике висело полотенце — минимум удобств для бойцов. Даже такой «сервис», вероятно, следовало расценивать как роскошь.
   Отступив в глубину комнаты и исподлобья глядя на мужчину, Анна нащупала в кармане револьвер.
  - Ты что здесь забыла, малышка? - спросил боксёр насмешливо-снисходительным тоном, подойдя к умывальнику. Он надавил на кран, набрал в пригоршню воды и принялся обмывать лицо, шумно отфыркиваясь.
   Анна сглотнула и медленно, чтобы избежать шума, взвела курок.
  - Приключений на задницу искала? - продолжил мужчина, обернувшись. Сдёрнув с гвоздя полотенце, он принялся вытираться. После умывания раны уже выглядели не так жутко. - Или это такой способ насолить отцу?
   Не дождавшись ответа, боксёр кинул полотенце на край таза и пошёл вперёд. Анна быстро попятилась в сторону, врезалась спиной в стену, но мужчина просто прошёл мимо неё к дивану и начал одеваться.
  - О родителях, небось, не подумала? Была б моей дочкой — выдрал бы как Сидорову козу.
  - Вы не… - Анна скрипнула зубами. - Я не ищу приключений. Я из воспитательного дома на Обходной набережной, у нас пропал воспитанник, - говорила она быстро, точно боясь, что перебьют, - он стал свидетелем ужасного события, испугался и убежал. Его нужно найти, пока с ним ничего не случилось. Одна девочка в приюте, его друг, сказала, что он одно время общался с каким-то карманником по кличке Рыба, и я пришла сюда, потому что надеялась найти его или что-то узнать о нём.
   К моменту окончания своей речи Анна так сильно сжала рукоятку оружия, что у неё свело пальцы.
   Боксёр бросил короткий взгляд на руку девушки, спрятанную в кармане, и через голову натянул рубаху.
  - Я воспитывался в том доме, - заметил он после нескольких секунд молчания. - Воспитатели лупили нас — будь здоров! Чтобы кто-нибудь из них сунулся в такой гадюшник искать кого-то из нас…
   Он подошёл к Анне, и протянул руку. С некоторой опаской Анна разжала пальцы, оставив револьвер в кармане, и пожала широкую ладонь, словно деревянную от мозолей, с толстыми шишаками на костяшках.
  - Пошли, доведу тебя до дома. - Боксёр вернулся к дивану, чтобы взять куртку.
  - Мне нужно найти этого карманника, - упёрлась Анна.
   Мужчина выругался.
  - Мне правда надо найти его.
   Осторожно потерев перебитый нос, боксёр покачал головой, будто разговаривал с неразумным ребёнком.
  - Обожди тут пока, я схожу за своими деньгами.
   Он вышел из коморки, дверь хлопнула, Анна осталась одна. Представив, какими эпитетами нарекла бы её Тома, узнай она, куда подруга пошла и с какой целью, девушка невесело улыбнулась. Затея могла выгореть, просто она плохо подготовилась и ей не повезло, только и всего. Или повезло — это как посмотреть.
   Перед глазами снова мелькнуло лицо Тёмы, и Анна болезненно сжалась, закусила губу, чтобы не заплакать. Почему он не вернулся сам, неужели так сильно напуган? Ей казалось, дети доверяют им, если что-то случится, они обратятся за помощью, но получалось, что она ошибалась. В чём же? Что не доглядела? Что могла сделать лучше, правильнее? Конечно, она ведь не педагог, так, девчонка, сбежавшая из дома, и что она могла дать им, забитым, всеми брошенным, никому не нужным? Как она могла внушить им уверенность в безопасности, если сама себя в безопасности не чувствовала?
  
  
  
  ***
   Все следующие два дня Карский занимался тем, что расспрашивал всех, кто хоть как-то знал Иоанну Адлерберг, пытаясь в точности восстановить каждый её шаг накануне смерти. Расспросы не помогли продвинуться ни на йоту.
   Утро четвёртого дня было так же неблагосклонно к капитану, как и все предыдущие. Дома Карский не появлялся: вечерами он засиживался над бумагами, перечитывая письма, записки и документы покойной, пытаясь отыскать в них хоть что-то полезное, так что домой идти не имело никакого смысла.
   Проснулся он, когда едва начало светать, чувствуя себя разбитым и замёрзшим. Кое-как поднявшись с кушетки, Карский растёр затёкшую руку и отправился приводить себя в порядок. Пока он умывался и брился над тазиком с водой, в голове словно карусель вертелись обрывки разговоров и лиц, выстраиваясь ещё не в цепочку, но уже в некоторое подобие последовательных фактов. Растирая лицо жёстким казённым полотенцем, Павел остановился перед участком стены возле окна, уже начавшем заполняться заметками и фотографиями.
   «Что получается? - спросил он сам себя. - С утра и до полудня Иоанна находится дома, она работает в своё кабинете, вероятно, занимается приготовлениями к благотворительному балу — в числе отправленных писем было письмо кондитеру. Затем она едет в город, чтобы пообедать в «Чайной розе» вместе с мужем. Обедали они в половине первого, в «Чайной розе» их видели. Затем до вечера она не появляется дома, возвращается только в семь, а в девять уезжает и пропадает с концами, пока не обнаруживается утром идущим на смену рабочим. Умерла между часом ночи и четырьмя часами утра, причины смерти… - Павел скрипнул зубами, подумав о докторе, - пока не известны. Также неизвестно, пила ли она, и не отравили ли её, однако первичный осмотр позволяет предположить, что умерла женщина в результате удушения. Не изнасиловали, зато избили так, что живого места не оставили. Тем не менее, в противоположность жестокости, с которой она была убита, мы имеем акт заботы: убийца не просто выбросил её, как ненужный мусор, а уложил, аккуратно, да ещё смыл всю кровь. Он, возможно, раскаялся в сделанном? Он наверняка знал её лично. Женщина чем-то вызвала его гнев, он вышел из себя, избил и задушил её, а затем, когда понял, что натворил…
   Перестав расхаживать по кабинету, Павел остановился, ухватившись за мелькнувший хвост внезапной мысли. Перед этим она поссорилась с мужем — не была ли любовница причиной ссоры? Или, может, любовник? Иоанна не имела привычки часто задерживаться до поздней ночи, тем не менее такое случалось. Ей не звонили и не доставляли письма, а это значит, что о встрече, если таковая была, в тот вечер Иоанна условилась заранее, для неё она не стала неожиданностью.
   Дверь кабинета без предупреждения распахнулась, впустив Печору. Выглядел он намного лучше: успел где-то побриться, умыться и даже раздобыть сносную куртку. В руках у него было зажаты несколько газет, которыми он помахал в знак приветствия.
  - Доброе утро, капитан! - радостно объявил он. - А я на службу!
  - Я вас нанял? - вопросительно поднял брови Карский. Не без юмора, что приободрило Ленара.
  - Да, и я решил, что останусь и поработаю на вас ещё какое-то время.
   Карский присел на край стола, скрестив руки на груди.
  - Вам понадобилось несколько дней, чтобы прийти к этой мысли?
  - Да ладно вам, господин капитан! - Ленар по-приятельски кивнул и присел рядом, но капитану хватило одного взгляда, чтобы тот вскочил и отошёл на пару шагов. - Вам нужна помощь, а я не хочу в ночлежку.
  - Больше, чем в первый день, не заплачу, - предупредил Павел. - Может, вообще за еду и крышу поработаете.
  - Мне, конечно, понравилось спать в полицейском участке не в качестве арестованного, - кивнул Печора, - но я против эксплуатации частного…
  - Хватит, я пошутил, - перебил Павел. - Оставайтесь, дело для вас найдётся. Вы сейчас поздороваться зашли или как? Раз вам нечем заняться, отправляйтесь на Переведенскую, дом три, и последите за господином Адлербрегом, но только аккуратно. И если вас поймают, то, чтобы вы не утверждали, я стану отрицать, что посылал вас, ясно?
  - Вы ещё не читали газеты? - спросил Ленар вместо ответа. - Весь город только и говорит что об этом убийстве. О вас тоже пишут.
   Карский взял одну газету: на первой же странице большими буквами чернел заголовок: «Убийство на Обходной!», а дальше шёл текст: «Прекрасная роза срезана в самом сердце зловонного Фабрикантского района — именно здесь, на холодной и продуваемой всеми ветрами набережной, на фоне грязи и запустенья, нашла свою смерть известнейшая в Петрополе меценатка и благодетельница госпожа Иоанна Петровна Адлерберг, тридцати шести лет отроду, мать двоих детей и одна из самых уважаемых жительниц нашего прекрасного города. Несчастную жестоко избили и задушили, бросив обнажённое тело бедняжки в грязи на берегу канала. Начальник полиции Фабрикантского района, капитан Павел Карский, известный нашим дорогим читателям своими заслугами в расправе над бандой «Чёрных извозчиков», лично ведёт следствие, однако пока что у полиции нет никаких версий или зацепок. Предоставить нам комментарии господин капитан отказался». Остальное Павел читать не стал, просто пробежав глазами ещё несколько статей. Большинство репортёров критиковали полицию и осторожно намекали на то, что прежние заслуги вовсе не обязательно гарантируют успех капитана на сей раз.
  - Нынче стало модно ругать полицию, - произнёс Павел тихо, обращаясь к самому себе.
  - И не говорите! - подхватил Печора.
   Карский тяжело взглянул на бродягу, и тот неловко потёр руки. Капитан достал из кошелька несколько банкнот и передал Ленару.
  - Только не прогуляйте — это на дорогу. Если Адлербег покинет дом, вы должны следовать за ним, поняли?
  - Так точно, господин капитан! - бодро воскликнул Печора.
   С мрачным предчувствием глядя вслед удаляющемуся врачу, капитан подумал, что дальше, кажется, им катиться уже некуда, раз в помощь приходится нанимать задержанных. Пока что он мог платить только из собственного кармана, но, если парень сумеет проявить себя, было бы неплохо выбить на него дотацию — собственный доктор им бы очень пригодился, да и воевать с городским Павел уже устал.
   Карский с усилием потёр лицо — нужно было позавтракать.
   На этой мысли его прервала учительница музыки, вошедшая в кабинет после короткого и нервного стука, не дожидаясь позволения.
  - Здравствуйте, капитан, - поприветствовала она, быстрым шагом подходя к столу.
   Анна выглядела точно так же, как вчера, только волосы были собраны в небрежный пучок и заколоты карандашом — девушка торопилась.
  - Доброе утро, - поздоровался капитан, жестом пригласив гостью сесть, но Анна жест или проигнорировала, или не заметила вовсе.
  - Вот! - Скрипачка достала из внутреннего кармана плаща свёрнутый в трубочку лист бумаги и протянула капитану.
   Развернув его, Карский увидел очень неплохо исполненный портрет ребёнка. Узкоплечий мальчик, с глазами, казавшимися огромными на худом лице, слегка оттопыренными ушами и неуверенной улыбкой. Он смотрел исподлобья, настороженно и беспокойно, и этот взгляд вызывал чувство тревоги.
  - Закончила сегодня, - пояснила учительница. - Это Тёма. У нас нет фотографий детей — слишком дорого, хотя к Рождеству мы хотим собрать денег и сделать общую фотографию. Я подумала, вы сможете напечатать его портрет, чтобы расклеить по району, это могло бы помочь поискам.
  - Да… да, идея правильная, - кивнул Павел, рассматривая портрет. - Но, боюсь, не осуществимая.
  - Почему?
  - Нам не позволит финансирование.
  - То есть как? А на что вы, в таком случае, тратите деньги? Разве ваша задача не искать пропавшего ребёнка?
  - Не совсем. Да, полиция занимается поисками, но, если и вывешивает сообщения об исчезновении, то делает это за счёт родителей или какой-нибудь организации. Управа не выдаст мне денег на подобные расходы и не оплатит, если я предоставлю счёт.
  - Он ваш единственный свидетель! - возмущённо воскликнула Анна. - Если уж вам не жалко ребёнка, то подумайте о своём драгоценном расследовании.
  - Послушайте! - перебил девушку Павел, увидев, что та набрала в грудь воздуха, готовясь продолжать. - Поверьте, мне правда жаль, но оглянитесь — наша часть в запустении, мы не потянем такое мероприятие. Нам даже не хватает денег, чтобы платить жалование. Людей у нас тоже мало.
  - Город не выделяет вам деньги? А, может, они идут не по назначению? - запальчиво спросила Анна.
   Лицо капитана резко переменилось, и девушка поняла, что зашла слишком далеко.
  - Простите, - быстро произнесла она. - Я не подозреваю вас, конечно же. Правда, простите.
   Она устало опустилась на стул, на секунду прикрыла глаза, проведя рукой по лбу. Капитан отметил, что сегодня она бледнее, а под глазами обозначились тёмные круги.
  - Вы мало спите, - заметил Карский.
   Девушка пропустила замечание мимо ушей и прямо взглянула на капитана — он уже раньше подметил эту её привычку смотреть прямо в глаза собеседнику, будто сыщик.
  - Вот что, - Анна резко переменила тему разговора, осознавая, что спор с начальником участка точно не поможет в поисках воспитанника. - Одна из моих учениц рассказала, что Тёма общался раньше с каким-то Рыбой. Он вор, карманник. Тёма дружил с ним до того, как попал к нам.
  - Мальчик мог пойти искать убежища у него, - кивнул Павел и отошёл на свою сторону стола. - Я передам это своему человеку, который занимается поисками.
  - Могу я узнать, кому вы поручили поиски? - спросила Анна, встав. - Если мне удастся узнать что-то новое, я смогу сразу связаться с ним и не буду надоедать вам, - прибавила она с улыбкой.
   Капитан пытливо посмотрел в лицо девушки, выражавшее самое искреннее желание помочь. Резон в её словах был, но Карский готов был поставить недельный заработок на то, что эта миниатюрная скрипачка измотает несчастному Овсянникову всю душу.
  - Любопытство сгубило кошку, госпожа Анчарова.
  - Но я не кошка. - Анна опёрлась двумя руками о стол и наклонилась к капитану.
   Карский пожевал губы, тяжело глянул на скрипачку и сдался.
  - Сейчас я поручил поиски рядовому Овсянникову, - сказал он, мысленно попросив у подчинённого прощения. - Мои люди поговорили со всеми знакомыми отца мальчика и побывали на его старой квартире, нынешние жильцы признались, что видели какого-то мальчишку, но он показался им подозрительным, и они его прогнали.
  - Это был Тёма! - в волнении воскликнула Анна, вскочив со стула.
  - Наверняка мы не знаем…
  - Это был он! - упрямо повторила Анна, не слушая капитана. Ей пришлось замолчать на минуту, чтобы справиться с волнением.
   Капитан сходил к крану и принёс девушке стакан воды, та поблагодарила кивком, сделала несколько глотков.
  - Вы беспокоитесь так, как не всякая мать волнуется, - заметил Карский.
   Глянув на капитана поверх стакана, Анна промолчала — просто она не знала, что ответить. Взгляд её скользнул по столу, и она заметила шкатулку.
  - Ого! Это подарок? - спросила она, проведя пальцами по крышке. - Можно?
   Карский кивнул. Анна поставила стакан на стол и осторожно подняла шкатулку, заворожённо разглядывая орнамент.
  - И на что вам пришлось закрыть глаза, чтобы получить такое чудо? - спросила она с улыбкой. - Простите, неудачная шутка. Кажется, меня опять несёт.
  - Это не подарок, - сказал Карский, усевшись в своё кресло. - Это улика. Я надеюсь.
   Анна снова перевела взгляд на шкатулку, поставила на стол, и её пальцы проворно пробежались по узорам. Через несколько секунд последовал щелчок, и крышка откинулась наверх. Изнутри полилась мелодия, узор пришёл в движение. Казалось, он перетекал, в течении создавая сам себя. Движущиеся части рядом с ангелом в выглядели почти угрожающе, казалось, узор мог бы перемолоть хрупкую фигурку, если бы не стекло шарика.
  - Вы знаете, как её открыть? - удивился Карский, внимательно наблюдавший за девушкой.
   Та отвела от шкатулки заворожённый взгляд.
  - Да, видела похожие вещицы на выставке, хотя они были попроще. Эта — настоящий шедевр, она должна стоить очень дорого. Даже те, которые видела я, стоят больше моего годового заработка.
  - И вы знаете, кто их делает? - напряжённо, словно готовящаяся к броску гончая, спросил Карский.
   Анна кивнула. Она заметила, как подобрался капитан, поняла, что дело серьёзное и закрыла шкатулку, оборвав печальные, щемящие сердце звуки.
  - Экобор Александэр.
  - Экобор? - быстро переспросил Павел и достал из кармана блокнот и карандаш.
  - Да, - кивнула Анна. - Вам знакомо это имя, капитан? Он изобретатель, некоторые полагают его настоящим гением, кем-то вроде Да Винчи нашего времени.
  - Только некоторые?
  - Он ведёт затворнический образ жизни, не гонится за славой. Главным образом специализируется на изготовлении механических протезов, поэтому о нём мало кто знает за пределами узкого сообщества учёных.
  - Протезы и музыкальные шкатулки? - произнёс Карский, сделав пометку в блокноте. - Этим он зарабатывает на жизнь? И что же такого выдающегося он совершил, чтобы считаться гением?
  - Если честно, я мало о нём знаю — только то, что услышала на выставке от человека, показывавшего шкатулки и кое-какие другие игрушки его работы, - сказала Анна. - Но зарабатывает, я думаю, он не этим: выставка была благотворительной, все вырученные средства шли на помощь калекам. Это человек, который мог себе позволить просто отдать такие сложные и ценные поделки. Что до его гениальности: капитан, посмотрите как следует на это. - Анна открыла шкатулку и развернула к Павлу. - А теперь представьте себе, как должен быть устроен мозг человека, способного сконструировать такую машину. И подумайте.
  - Вы правы, - кивнул Карский. - Знаете ещё что-нибудь о нём?
   Девушка развела руками.
  - Я не интересуюсь наукой, капитан. На сколько я поняла, Александэр сторонится общества, так что о его жизни в принципе мало кто осведомлён. Я даже не знаю, молод он или стар — просто не спрашивала. Знаю только, что живёт в Петрополе, иначе не принимал бы участия в выставке.
   Карский кивнул и задумчиво потёр подбородок. Музыка, звучавшая из раскрытой шкатулки, заполняла комнату печальным и мелодичным звоном, от которого сердце готово было, кажется, разрыдаться. На лице девушки промелькнуло выражение заинтересованности, она взяла шкатулку в руки и принялась вертеть. Задумавшись о своём, капитан слишком поздно спохватился — Анна отыскала потайное отделение и её взгляду открылась надпись.
  - Ого! Вы это видели?! - Она повернула шкатулку, но по выражению лица капитана догадалась, что надпись для него не новость. - Шкатулка имеет отношение к вашему делу? - спросила Анна. - Как она к вам попала? Этот Экобор как-то связан с Иоанной Адлерберг?
  - Можете ответить ещё на один вопрос? - спросил Павел.
  - Только если вы подучите манеры и перестанете задавать встречные вопросы вместо ответов. - Анна скрестила руки на груди.
  - Простите, - повинился Павел. - Но я не могу раскрывать вам детали дела.
  - Но помощь вам моя нужна.
  - Вы поможете?
   Анна вздохнула и опустила руки.
  - Конечно, капитан. Куда я денусь?
  - Вы узнаёте мелодию?
  - Нет, - Анна покачала головой. - То есть… хм. - Девушка склонила голову на бок и с полминуты стояла, слушая. - Это Шуман. Композитор, если вам интересно, - прибавила она, не удержавшись от колкости.
  - Тот, что построил Китайскую стену? - спросил Павел.
   Девушка покраснела.
  - Простите, - пробормотала она. - Не хотела вас обидеть.
   «То есть, видимо, хотела, но не нарочно», - договорила она мысленно.
  - Ничего, все полицейские — глупые солдафоны, я уже понял, какого вы мнения. Продолжайте.
   Анна сконфуженно потёрла переносицу.
  - Это «Прощание с Францией», из цикла «Стихотворения королевы Марии Антуанетты», - сказала она. - Вокальное произведение для голоса и фортепьяно. В песне королева прощается с Францией, где провела детство, и говорит, что навсегда оставляет там частицу своей души.
  - Очень трогательно.
   Анна сердито посмотрела на капитана.
  - Так вы не скажете, в чём тут дело?
  - Ни в коем случае, - заверил тот. - Между прочим, забавно, что вы упомянули благотворительную выставку, я ведь как раз хотел спросить у вас о благотворительном бале, на который приглашена директор вашей школы.
  - Да, это так, - несколько удивлённо кивнула Анна. - Пришлось постараться, чтобы заполучить приглашение, но на вечере будет много богатых гостей, готовых пожертвовать немного наличности, чтобы потом с полным правом считать себя добрыми христианами, да заодно списать часть налогов. Ольга Аркадьевна попытается найти нам спонсора.
  - Вы знали, что вечер организован Иоанной Адлерберг?
  - Нет! - воскликнула Анна. - Вы серьёзно?
   Павел кивнул. Что ж, учительница музыки могла и не знать организатора, но директор возможно. Он ещё не понимал, какая именно тут может быть связь, но то, что Иоанну нашли чуть ли не в двух шагах от приюта… Могло оказаться простым совпадением.
   Павел вздохнул.
  - Вы извините меня, Анна Николаевна?.. Мне нужно работать, и…
  - Да-да, вам некогда болтать со мной, - кивнула девушка. Она посмотрела на портрет и сжала губы. - Всего хорошего, капитан.
  - До свидания. - Капитан встал, прощаясь с девушкой, но слова его прозвучали уже в спину скрипачки.
   Минуту он стоял, глядя на закрывшуюся двери и ни о чём не думая, потом закрыл шкатулку, взял со стола портрет и спустился в холл.
  - Доброе утро, капитан, - поздоровался Зотов, уже стоявший на своём посту бодрый и свежий.
  - Здравствуйте Тимофей Петрович. - Павел положил на стол перед лейтенантом рисунок и полез в карман за кошельком. - Пошлите кого-нибудь из ребят, пусть напечатают столько копий, на сколько хватит этого, - он положил несколько банкнот поверх портрета. - В типографии пусть напишут крупно «пропал ребёнок», приметы и пусть укажут, что обращаться нужно к нам, хорошо?
  - Да, капитан, - понимающе кивнул Зотов.
  - И ещё передайте Вениамину, что мальчик прежде, до приюта, был в шайке вора Рыбы, щипача. Если он что-нибудь узнает, пусть немедленно доложит.
  - Слушаюсь.
  - Спасибо, - кивнул Павел.
   Зотов проводил лейтенанта сочувствующим взглядом.
  
  
  
  ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  
   Из участка Карский поехал в Стол справок, чтобы получить адрес изобретателя. К тому времени, как он добрался, рабочий день уже начался, но из-за раннего времени сотрудники ходили ещё вялые и сонные. Правда, одного вида капитана хватило, чтобы заставить их пошевеливаться.
   Дом Александэра стоял на Береговой набережной, рядом с Гвардейским мостом, соединявшим город и Княжий остров. Двухэтажное, внушительных размеров здание, облицованное серо-зелёным кирпичом. На втором этаже позеленевшие рамы центральных окон были словно застывшая патока. Над входом крышу стерегли башенки горгульи. Дом казался замороженным, будто время не текло здесь свободным потоком, а застоялось, сгустившись в топкое болото. От набережной особняк отделяла живая изгородь и кованые ворота, скрипучие и старые. Карский поднялся по лесенке к массивной двери с витражными цветными вставками в виде стрекозиных крыльев, расходящихся от центра. В такое раннее время хозяин должен был ещё спать сном праведника (изобретатель не состоял на службе, значит, ему не было нужды уезжать из дома с утра), поднятый с постели внезапным визитом полиции, он занервничает, может быть, проявит неосторожность.
   Карский покрутил звонок и стал ждать. Прошло несколько минут, прежде чем дверь открылась, и капитана обдало ледяной волной призрения — в дверном проёме возник высохший и совершенно лысый старик в чёрном костюме, с надменно запрокинутой головой и взглядом по меньшей мере принца крови.
  - Что вам угодно?
   Достав из внутреннего кармана удостоверение, капитан ткнул им под нос старику.
  - Угодно видеть Экобора Александэра.
   Дворецкий глянул в книжку, и уголки его губ дёрнулись.
  - Проходите, я узнаю, дома ли господин Александэр.
  - Вы не знаете, дома ли ваш хозяин?
   Дворецкий, прикрыв дверь, прошёл в холл, но на вопрос обернулся, и, выдержав исполненную достоинства паузу, ответил:
  - Его присутствие зависит от того, пожелает ли господин Александэр видеться с полицией, - ничуть не смутившись, пояснил дворецкий и скрылся в боковой двери.
   Павел только приподнял одну бровь и покачал головой.
   Белая лестница спиральным ободком уводила на второй этаж, тонкие колонны устремлялись вверх, расплываясь по потолку лозообразными узорами. Под ногами пестрел мозаичный узор, напоминавший растение и щупальца морского чудовища одновременно. В холле стоял золотистый полумрак, какой бывает утром или на закате, воздух был чист и лишён каких либо запахов. Павел прошёлся туда-сюда, заглянул во обе двери, ведущие из холла: за одной оказалась столовая, за другой неосвещённый коридор с наглухо задёрнутыми шторами на окнах. Через несколько минут снова появился дворецкий.
  - Ну, что, ваш хозяин уже вылезает в кухонное окошко? - спросил Карский.
   Дворецкий взглянул на капитана, давая понять, что отвечать на этот выпад ниже его достоинства.
  - Господин Александэр просил проводить вас в кабинет, если вам будет угодно.
  - Будет, - подтвердил Павел.
   Дворецкий наклонил голову в намёке — не поклон, а лишь намёк на него — и пригласил капитана следовать за ним на второй этаж. Кабинет находился в дальней части особняка, окнами он смотрел на маленький сад позади дома, обнесённый высокой оградой из серого камня. Оставив капитана дожидаться хозяина дома, дворецкий снова исчез, зато Павел получил возможность без помех осмотреть кабинет. Он был заполнен книжными шкафами и причудливыми украшениями, которые хозяин дома явно привёз из дальних путешествий. Ни одной картины и ни одной фотографии, зато возле стеклянных дверей на балкон декоративные пальмы в кадках, покрашенных под камни. Несколько напольных ламп с витыми ножками и плафонами, похожими на чащи для жаровен, освещали кабинет электрическим светом.
   На столе лежала пачка писчей бумаги с оттиском герба. Многие состоятельные семьи заказывали герб у геральдистов, чтобы придать блеска фамилии, но капитану показалось, что этот герб настоящий, и Александэр в самом деле благородных кровей. В геральдике капитан ничего не понимал и гадать о значении элементов не стал. Кроме бумаги на столе стоял набор письменных принадлежностей: на прямоугольной подставке слева пресс-папье с ручкой в виде крошечной женской головки, справа квадратная чернильница, в центре фантастически изящная скульптурка девушки в египетской тоге, с разведёнными руками: в одной она удерживала нож для бумаги, в во второй перо из латуни, покрытое тончайшим узором. Перед девушкой из подставки выступал куб со стеклянным верхом, под стеклом — узор, похожий на тот, что капитан видел внутри музыкальной шкатулки. Он, наверняка, тоже каким-то образом приводился в движение, но и здесь кнопка, запускающая механизм, была замаскирована.
   Капитан отошёл от стола, и как раз в этот момент на галерее сверху раздался звук шагов. Вскинув голову, Павел увидел хозяина дома.
  - Доброе утро, господин сыщик! - поздоровался Александэр, подняв руку в приветственном жесте. - Простите, что заставил ждать.
   Изобретатель сбежал вниз по лесенке и лёгким шагом приблизился к капитану, протянув руку для рукопожатия. Он казался ровесником Павлу. Волосы белые, словно цвет вытравлен каким-то ядом, лицо узкое, с красивыми, спокойными чертам, гладко выбритое, кожа не бледная, как бывает у альбиносов, а, напротив, даже чуть темнее, чем у обычных петрпольцев. Глаза ясные и холодные, как речная галька. Улыбался он больше левым уголком губ, но улыбка не выглядела усмешкой, в ней сквозила мягкая ирония. Он был замечательно сложен, одет с элегантной простотой и всё в нём — от внешности до голоса, — излучало вдумчивую уравновешенность.
   Не было похоже, чтобы визит полицейского поднял его с постели.
  - Экобор Александэр, - представился он.
  - Капитан Павел Карский. - Павел ответил на рукопожатие. - Извините, что беспокою в такую рань, но у меня есть несколько вопросов к вам.
  - Не страшно, я давно встал и как раз работал. Уверен, дело важное, - прибавил он и указал на кресла. - Садитесь. Вы завтракали? Я попросил Германа подать кофе и тосты, надеюсь, вы составите мне компанию?
   В животе у капитана было пусто как в участке перед ночью облавы, но он поблагодарил и вежливо соврал, что не голоден.
  - А я слышал о вас, капитан, - заметил изобретатель. - Читал в газетах, и довольно часто — пресса вас обожала.
   Капитан неопределённо кашлянул.
  - «Вестник Петрополя» однажды назвал вас самым порядочным полицейским города, я потому и запомнил: забавный оксюморон. Но, кажется, они не преувеличивали. - Александэр хлопнул в ладоши. - Что ж, я готов помочь нашей доблестной полиции, чем смогу. Хотя, право, не представляю, чем. - Он улыбнулся и выжидающе посмотрел на капитана.
  - Вы знакомы с Иоанной Адлерберг? - спросил Павел, пропуская предисловия.
   На несколько секунд задумавшись, изобретательно покачал головой.
  - Нет, к сожалению, не знаком.
  - Уверены? - Карский достал из внутреннего кармана семейную фотографию Адлербергов и через столик протянул Александэру. - Это Иоанна Петровна Адлерберг, это её муж, Николай Яковлевич, адвокат.
   Александэр взял фотокарточку, внимательно рассмотрел, даже нахмурился, но снова покачал головой.
  - Увы, господин Карский, мне не знакома ни эта женщина, ни её муж.
   Лицо изобретателя оставалось безмятежным.
  - Я спрашиваю потому, что в комнате госпожи Адлерберг была найдена музыкальная шкатулка вашей работы.
  - Вы уверены, что моей?
  - Вашу работу ни с какой другой не спутать.
  - Вы правы. - Александэр польщённо улыбнулся. - Значит, госпожа Адлерберг где-то купила мою шкатулку. Они, конечно, не продаются в каждой бакалейной лавке, но купить одну из моих работ не так уж и трудно. Скажите, а почему вы интересуетесь этим? Что случилось?
  - Вы не читаете газет?
  - И не слушаю радио, - кивнул Александэр. - Слишком занят работой.
  - Иоанна Адлерберг была убита.
   Изобретатель перестал улыбаться, отвёл глаза и кивнул.
  - Это ужасно. Мать двоих детей… Настоящий кошмар. - Он взглянул на капитана. - Значит, вы ведёте дело об убийстве. - Изобретатель снова умолк на несколько секунд. Он не выглядел потрясённым и вёл себя так, как повёл бы любой человек на сообщение о смерти незнакомца. - Но, всё-таки, не понимаю, почему вы пришли ко мне: уверен, раз у семьи Адлерберг достаточно средств, чтобы купить одну из моих поделок, у них дома должно быть много ценных и эксклюзивных предметов, вы ведь не навещаете каждого художника и мастера?
  - Нет, вы правы, для вас сделано исключение, - кивнул Павел. - Потому что на шкатулке есть скрытая дарственная надпись. Это не серийная вещь, и к убитой она попала не случайно. - Павел достал из кармана блокнот, открыл и процитировал: «Моему ангелу. Ты не перегораешь, если ты огонь, так полыхай же, свет моих тёмных дней! Навсегда твой, Экобор».
   Карский закрыл блокнот и пристально посмотрел на изобретателя. Тот сидел, опустив глаза.
  - Да… - прошептал он. - Это… это написал я, всё так. - Он слабо улыбнулся, взглянув на капитана. - Вряд ли в городе найдётся ещё один Экобор.
  - Редкое имя, - кивнул Павел, продолжая буравить взглядом мужчину.
  - Мой отец был физиком и большим оригиналом.
  - Так как шкатулка с вашей дарственной попала к покойной? - напомнил Павел.
  - Я не дарил её госпоже Адлерберг, - покачал головой Александэр. - Я дарил её другой женщине, но почему она оказалась у госпожи Адлерберг не имею представления. Может быть, она передарила её, может быть, продала или шкатулку украли. Я потерял связь с… с ней.
  - Можете сказать, кому вы подарили шкатулку? - спросил Павел, достав свой блокнот, чтобы записать, но Александэр покачал головой.
  - Нет, капитан, прошу меня простить. Понимаю, как выглядит мой отказ, но та женщина желала, чтобы наши отношения сохранились в тайне для всех, и пусть так и останется.
  - Мне нужно её имя только чтобы подтвердить ваши слова, - сказал Карский. - Уверяю, дальше меня эти сведения не пойдут.
  - Не хочу поставить под сомнение честность полиции, но тайна, известная третьей стороне, очень скоро перестаёт быть тайной. Если о наших отношениях станет известно, то не от меня, - твёрдо произнёс Александэр. - В конце концов, я могу предоставить алиби — мой дворецкий подтвердит, что я был здесь. Я не знал госпожу Адлерберг. Соболезную потере её семьи, однако у меня не было не возможности, ни мотива для убийства, поэтому боюсь, вы ищете не там. Оправдываться мне нет нужды.
   Дверь в кабинет открылась, Герман вошёл, пяться задом, потому что руки были заняты подносом с кофейником и приборами.
  - Вы не передумали насчёт завтрака, господин капитан? - спросил Александэр.
   Павел взглянул на дворецкого, затем на изобретателя.
  - Герман, скажите, где был господин Александэр вечером двадцать четвёртого числа?
   Дворецкий повернулся к хозяину, и тот кивнул.
  - Господин Александэр находился в своей мастерской.
  - И всю ночь?
  - Да. Господин Александэр ночевал в мастерской.
  - Он был всё время один?
  - Нет, здесь находился я.
  - Вы заходили к нему?
  - Несколько раз за ночь, да.
  - Спасибо.
   Дворецкий с достоинством поклонился. Александэр улыбнулся.
  - Вы удовлетворены, капитан? - спросил он. - Я всё ещё подозреваемый?
  - Буду признателен вам, если вы не станете покидать город в ближайшее время, господин Александэр, - сказал Павел, намеренно пропустив вопрос изобретателя.
  - Я никуда не собираюсь, - заверил Александэр.
  - Спасибо, что уделили время.
   Павел встал, изобретатель тоже поднялся.
  - Обращайтесь, если вам что-нибудь понадобится, господин капитан, - сказал он. - Буду рад помочь.
   Тёплое нутро особняка выпустило капитана в холодный город, небо над которым словно звенело от ледяного ветра.
   Сколько прошло часов с момента, как он увидел её на набережной канала?
   Капитан медленно спустился по ступням, вышел за ограду. Они все врали, каждый. Но только один из них знает, какими были последние часы самой прекрасной женщины города. Чем была её жизнь, что она делала, чего хотела, о чём думала?
   Нет, не то.
   Зачем она уехала из дома в тот вечер?
  
  
  
  ***
   Анна успела вернуться в приют до завтрака. Ольга Аркадьевна не сказала ничего, вполне возможно, она вовсе не заметила её утреннее отсутствие, а о ночных похождениях догадаться не могла. Но, когда дети выходили из столовой, направляясь в классы, она задержала Анну в дверях.
  - Вы плохо выглядите, дорогая, - сказала она, мягко сжав плечо девушки. - Вы не спали?
  - Нет, спала.
   Директриса вздохнула.
  - Поберегите себя, моя милая, если вам безразлично ваше здоровье, подумайте хотя бы о том, кто станет заботиться о детях, если вы сляжете? Мы с вами не можем себе позволить такую роскошь, как болеть.
  - Конечно, Ольга Аркадьевна. - Анна улыбнулась. - Всё хорошо, всё в порядке.
   Женщина с сомнением покачала головой.
  - Послушайте, от нас сейчас зависит слишком многое. Я только надеюсь, что вы не поддадитесь эмоциям и не наделаете глупостей. Вы педагог в первую очередь, вы понимаете?
  - Да. Да, конечно.
  - Вот и ведите себя соответственно.
  - Да. Простите.
  - Хорошо. - Директриса сложила руки на груди. - Теперь насчёт благотворительного бала: знаю, вы идёте в качестве скрипачки, но на вас также возлагается задание — найдите нашему приюту поддержку.
  - Что? Почему? - Анна удивлённо вскинула брови. - Вы директор приюта! Что я смогу сказать? Как я буду убеждать?
  - Послушай, - прервала её Ольга Аркадьевна. - Этот вечер посетят очень важные люди, важные, но не самые приятные в общении. Чтобы убедить их, красноречия не хватит. Только не поймите меня неправильно, я лишь пытаюсь сказать, что вам они поверят куда охотнее: вы молодая, милая девушка, вы умеете быть обходительной, если захотите. И кто-то должен остаться здесь и присмотреть за детьми: после того, как сбежал Тёма, я не могу оставить их на кухарку.
   Анна стояла, опустив руки и глядя на неё с ничего не выражающим лицом.
  - Нам нужна помощь, - с мольбой в голосе воскликнула Ольга Аркадьевна. - Аннушка, я объясню тебе, что и как говорить, пойти должна ты. Мы ведь собираемся просить подаяние, а хорошеньким девушкам с печальными глазами подают охотнее!
   Анна закусила губы и отвернулась, схватив себя за локти.
  - Прости, что я так прямолинейна, - сказала Ольга Аркадьевна. - Я не предлагаю тебе делать ничего непристойного, просто улыбайся.
  - С этим у меня как раз проблемы, - прошептала Анна.
  
   Занятия прошли как обычно, вот только в классе чувствовалось напряжение. Дети не перешёптывались, но их молчание было выразительнее голоса. Все они, и их учительница тоже, думали только об одном, и избавиться от этих мыслей было невозможно. Анна считала, что должна как-то ободрить их, поддержать и успокоить, но что она могла? Что можно сказать? Эти дети не были наивны, они видели в своей жизни такое, о чём многие взрослые даже не помышляли, они прошли через отчуждение, насилие, потери… и что она могла сказать им, чтобы убедить, что всё будет хорошо?
   Беспомощность — самое ужасное чувство.
   За обедом Анна поняла, что есть ещё один способ найти вора, может, более верный, но по сути не отличающийся от первой попытки. Нужно было найти людей, которые знали его, но для этого не обязательно же лезть в притон — она только чудом унесла ноги из боксёрского клуба. Трезво смотреть на вещи ей мешали гордость и отчаяние. Днём, когда дети вышли на прогулку, Анна отпросилась у директрисы и отправилась на Вольную улицу, в ту часть района, что находилась ближе к госпиталю и к центральной части города, а заодно подальше от полицейского участка, складов и железной дороги. Здесь стояли доходные дома, сдававшиеся по комнатам разным людям. Большей частью съёмщиками числились женщины, даже если фактическими владельцами являлись их мужья. Здесь было много крошечных комнатушек, ещё меньше той, в которой жила Анна, когда только приехала в город. На Вольной и на Флигельном переулке постоянно бродили женщины, чаще они стояли в дверях домов или выглядывали из окон. Местные эти улицы в шутку называли «Цветником». Некоторых женщин Анна знала лично: они были матерями детей, находившихся под её опекой.
   Узкие улицы и высокие дома из разноцветного кирпича, с узкими окошками, зачастую до третьего этажа закрытые решётками. На уровне земли тянулись окна полуподвальных помещений, на первые этажи вели лестницы — предосторожность на случай наводнения: окраины города появились позднее, и строили их с учётом разливов реки, так что поднятые на некоторую высоту первые этажи помогали жильцами избежать затопления. А вот тем, кто снимал дешёвые подвалы, приходилось, конечно, несладко.
   Анна завернула во внутренний двор и поднялась по внешней лестнице к галерее третьего этажа, постучала в чёрную дверь со следами вмятин на уровне ног. Если хозяйки не окажется дома, её можно было попытаться найти в кафе в конце переулка.
   Но дверь открылась, в щели появилась слегка встрёпанная голова молодой женщины со следами от румян, осоловелым взглядом и последствиями весёлой ночи. До конца двери мешала открыться цепочка.
  - А, Скрипачка… - пробормотала женщина.
   Она оглянулась назад, сказала: «Погоди», и снова закрыла дверь. Через секунду шаркнула цепочка, женщина снова появилась на пороге.
  - Ну, что случилось? Лиза в порядке?
   Только произнеся вопрос женщина ощутила беспокойство, и выражение рассеянного равнодушия сменилось озабоченностью.
  - Что-то с Лизой? - повторила она уже более осмысленно.
  - Нет, Марта, - Анна покачала головой. - С ней всё хорошо, не волнуйтесь. Я по личному вопросу: речь о другом моём воспитаннике.
   Из комнаты донёсся мужской голос, призывающий женщину «тащить свою задницу назад в постель». Марта беспокойно оглянулась, снова посмотрела на Анну, шепнула:
  - Подождите.
   Она скрылась внутри, но через минуту вернулась, закутанная в платок, вышла в галерею и плотно прикрыла за собой дверь.
  - Я слушаю.
   Анна, опустив подробности, обрисовала ситуацию. Марта выслушала внимательно и в конце кивнула.
  - Я поспрашиваю, но, если до Рыбы дойдёт слух, что его ищут, он исчезнет.
  - Скажите, что кто-то ищет вора, чтобы проникнуть в дом и выкрасть завещание, - сказала Анна. - Не говорите, что я ищу именно Рыбу, но, когда будете расспрашивать о нём, то упомяните, что заказчик хотел лучшего вора, а вы сами слышали от кого-то, что Рыба тот, кто нужен. У вас ведь есть такой знакомый, который знает всех вокруг, кто мог бы теоретически рассказать вам? Район не такой большой, хотя бы через трёх знакомых тут все друг другу знают.
  - А если Рыба узнает, что я врала?
  - Но вы ведь ни при чём, - успокоила её Анна. - И я не собираюсь сдавать его полиции.
  - Ладно, попробую узнать, вечером приду. - Женщина замялась. - А как там Лиза?
  - Хорошо, она умница, - заверила Анна. - Очень способная девочка.
  - Я ей, тут, купила кое-что, - пробормотала Марта. - Ленты, очень красивые, атласные… Вы проследите, чтобы другие не отобрали?
  - У нас дети очень дружные…
  - Да знаю я, какие дети дружные! - перебила Марта. - Проследите, ладно?
  - Конечно, - мягко ответила Анна. - Я прослежу.
   Лицо Марты сморщилось как от зубной боли, она отвернулась.
  - Вы ей ближе меня. Когда была у неё месяц назад, только и слышала: «Анна Николаевна то, Анна Николаевна сё…» Родную мать забывает, а вас…
  - Лиза вас любит, - возразила Анна. - Вы посмотрите только, как у неё глаза загораются, когда вы приходите. Вам нужно бывать чаще.
  - В последний раз она меня обнять не захотела, я видела — она колебалась.
   Анна промолчала, но взгляд её оказался достаточно красноречив.
  - Да, знаю я! - с раздражением воскликнула Марта. - Ну, выпила немного, и что? Я не пьяная была.
  - Дети всё замечают.
   Марта насупилась. Ей хочется что-то ответить, но она только вздохнула.
  - Знаю, знаю, не учите, - проворчала она. - Всё, идите, мне работать надо.
  
  
  
  ***
   Во всём здании не осталось ни души, только Зотов, бессменно на своём посту. Камера в холле опустела, всех задержанных либо отправили в тюрьму временного содержания, либо отпустили. Капитан сидел совершенно один в своём кабинете, перечитывая уже в который раз документы Иоанны. Ему уже начинало казаться, будто он знал её. Может быть, отчасти так оно и выходило, возможно, он уже проник в её дела гораздо дальше, чем её собственный муж. Он словно подглядывал за жизнью погибшей.
   Иоанна была очень занятой женщиной, её целиком захватили благотворительные балы и праздники, встречи с советами попечителей, с представителями церкви, врачами и чиновниками. Она делала заказы, получала товары даже из других городов — ей присылали предметы искусства, книги, наряды, она вела переписку с редакторами женских журналов… и все эти документы, бумаги и письма хранились в совершенном беспорядке. Иоанна также тщательно записывала свои расходы, и, на сколько Павел успел изучить записи, деньги у неё водились. Об этом упоминал и муж. Неясно, откуда, но Адлерберг регулярно получала различные суммы. Возможно, она тянула деньги из благотворительных фондов, пользуясь тем, что имеет доступ к кассе? Могло ли так случиться, что кто-то узнал о вороватой стороне её натуры и по-своему поквитался?
   Карский со стоном взъерошил волосы на голове и встал. Голова шла кругом от предположений.
   В кабинет, одновременно со стуком, влетел Печора, промокший, но с жутко довольным лицом, словно отхватил первый приз.
  - Капитан! Как хорошо, что я вас застал!
  - Здравствуйте, Ленар. - Павел отодвинул стул для посетителей, чтобы доктор мог сесть. - Вы с новостями?
  - Да! - Ленар уселся в кресло, но сразу вскочил. - Ой, капитан, а нет у вас ничего пожевать? Я на ногах целый день, едва пирожок один перехватил, и…
  - Я вам обед куплю, если сейчас расскажете что-то хоть вполовину такое стоящее, как сигнализирует ваша физиономия, - пообещал Карский.
   Печора разочарованно поник, но потом подумал, видимо, что отложенный обед лучше, чем перекус немедленно, и воодушевлённо продолжил:
  - Ваш Адлерберг очень непоседливый человек: весь день пришлось мотаться за ним по городу. Вам все его перемещения пересказать?
  - Переходите сразу к той части, которая вызвала у вас такой ажиотаж, - поторопил Павел.
  - Значит, так, - Ленар поплотнее утвердился на стуле. - Вечером Адлерберг поехал на встречу в «Хромого Джо», у него был ужин с одним господином, таким щуплым типом, с тонюсенькими усиками, в круглых очках…
  - Комаров! - воскликнул Павел, узнав описание.
  - Точно, - подтвердил Ленар. - Я официанту сунул рубль, и тот сказал, этот Комаров у них часто бывает, и всегда за одним столиком с Адлербергом сидит. Когда они разошлись, я решил проследить за этим типом. Он живёт уже пять месяцев в отеле «да Римини» на Большой Слободской улице. Так я заслужил премию или как? - напомнил о себе Ленар.
  - Езжайте домой, - сказал капитан. - Отдохните, а завтра снова вернётесь к слежке, но следить будете теперь за другим человеком.
  - За кем это?
  - Его зовут Экобор Александэр, - сказал Павел. Передвинув к себе лист бумаги, он карандашом написал адрес, имя и описание внешности. - На расходы деньги получите утром. И не опаздывайте.
  - Да, капитан, как скажете, - уныло согласился Ленар и вышел из кабинета.
   Работа на полицию не могла озолотить, зато были свои плюсы: например то, что ему выдали временные документы, удостоверяющие личность.
   На лестнице навстречу Ленару попался мужчина в клетчатом пальто, поднимавшийся к капитану. Печора хотел проскользнуть мимо, пробормотав «Здрасьте», но человек задержал его.
  - Прошу прощения, вы работаете здесь? - спросил он.
  - А то! - хвастливо ответил Ленар.
  - А вы, часом, не в курсе происходящего? - обрадовался незнакомец. - Я имею ввиду дело Адлерберг.
  - Я не имею права распространяться о деле… - сказал Ленар, но достаточно неуверенным тоном, чтобы дать понять — он готов пересмотреть своё отношение к вопросу.
  - Фокин Ян, «Вестник Петрополя», - быстро представился мужчина. В его руках будто по волшебству возникли блокнот и карандаш. А ещё манящая, свеженькая трёхрублёвая бумажка. - Буду рад выслушать вас.
   Губы Печоры растянулись в улыбке.
  - Буду рад поделиться информацией с родной прессой!
  
  
  
  ***
   Она покинула приют так же, как и прошлой ночью. При ней снова был револьвер, все наличные, какие удалось собрать, и остатки мужества. Анна уговаривала себя, что только убедится, что Тёма там. На сей раз она всё продумала. Она наймёт Рыбу, даже сможет заплатить ему аванс, а если не хватит денег, то какая разница? Не договорятся, и всё. Нанимать его по-настоящему не нужно. Потом отправится прямиком в полицию и всё расскажет капитану.
   Фабрикантский район захватила ночь. Над улицами поднялся туман, растушевавший свет редких фонарей. Со стороны канала веяло холодом, ветер катал газетные обрывки, гонял их вдоль тротуаров, закручивая в крошечные смерчи. Анна надеялась не заблудиться в темноте. Она добралась до моста и увидела трёхэтажное здание, втиснутое между заколоченной обувной лавкой и жилым домом. Обогнув его, Анна нашла неосвещённую дверь, от которой вела вниз короткая лестница. Марта говорила, что Рыба был предупреждён о её приходе. Больше всего Анна волновалась, что тот захочет встретиться где-то в городе, но Марта подошла к вопросу творчески, ей удалось подвести вора к нужной мысли.
   Девушка в который уже раз ощупала в кармане револьвер, взялась за ручку двери, но остановилась, на миг задумавшись, быстро достала револьвер и перепрятала его в сапог. Попробовав подвигать ногой, почувствовала, что не удобно. Вытащила опять. Наконец, спрятала сзади за пояс и постучала.
   Дверь открылась только спустя минуту, без вопросов, стало быть, где-то рядом была щель или глазок, через который обитатели убежища могли видеть гостей. Открыл мальчишка-подросток, худой и оборванный, с заложенной за ухо папироской, в кепке, в драных штанах на подтяжках с верёвочкой вместо одной лямки.
   Она оказалась в полутёмном коридоре. Свет попадал сюда из открытого проёма в самом конце, освещая отслоившиеся обои. Вдоль стен в коридоре стояла старая, поломанная мебель. Под ногами иногда что-то хрустело, что-то маленькое и легко давившееся под подошвой. Парнишка быстро ушёл вперёд и, оглянувшись, скрылся в комнате. Анна ускорила шаг.
   Она вошла в жарко натопленную гостиную, освещённую несколькими керосиновыми лампами. Жар шёл от камина в углу, когда-то очень красивого, украшенного изразцами, но сейчас почерневшего, с отбитыми плитками и местами заляпанного краской. В центре комнаты стоял большой круглый стол, над которым висела лампа, вокруг в беспорядке была расставлена прочая мебель: кресла, комоды, маленькие диваны, почти всё старое, заплесневевшее. Окна изнутри наглухо заколочены уже подгнившими досками. Стены чёрные от многолетних слоёв копоти и пыли.
   В гостиной собралось человек десять детей и подростков, самому старшему уже исполнилось семнадцать, самому маленькому было не больше шести. Ни единой улыбки, взгляды злые, дерзкие. За столом сидел молодой мужчина в котелке, жилете, рубашке с закатанными рукавами и широких брюках в полоску. Закинутые на стол ноги обуты в штиблеты. Небритое, острое лицо, маленькие, неровные баки, взгляд хозяйский и приценивающийся. Он не предложил Анне сесть и ничего не спросил, продолжая глядеть так же нагло и вызывающе. Анна тоже молчала. Она подумала, не сесть ли без приглашения, но решила, что случай для демонстрации характера неподходящий.
   Игра в гляделки затягивалась. Рыба, наконец, сухо рассмеялся и скинул ноги на пол, облокотившись о стол.
  - Так это ты, что ли, кого-то там обчистить хочешь?
  - Да. - Анна глотнула, чтобы не раскашляться. - Мне сказали, ты можешь посодействовать. Нужно забрать кое-что из дома — документ, всё прочее меня не интересует: деньги, вещи можете оставить себе. Я покажу, как попасть внутрь, скажу, когда в доме никого не будет.
  - О как! - Рыба заулыбался, продемонстрировав дырку на месте переднего зуба. - Шустрая девочка. Что же такое ценное ты хочешь заполучить?
  - Предпочла бы не говорить, - ответила Анна и подчёркнуто оглядела комнату. - Пролезть в дом можно через окно, но оно слишком маленькое для взрослого. Здесь все твои ребята? Есть кто-нибудь худенький и юркий, кому такое по силам?
  - Все ли здесь? - повторил Рыба и поднял на Анну взгляд, от которого у девушки всё внутри оборвалось. Выражение лени и развязности словно ветром сдуло. - Кто послал? - спросил он огрубевшим голосом.
  - Никто, - быстро ответила Анна. - Не понимаю, про что ты. Меня не посылали, я сказала, что ищу человека, чтобы…
  - Хватит пороть чушь! - заорал Рыба, вскочив на ноги и в два счёта оказавшись рядом с девушкой.
   Мальчишки не издали ни звука, некоторые наклонились вперёд, чтобы лучше видеть происходящее.
  - Кто тебя подослал? - повторил Рыба, схватив девушку за плечо и сжав.
   Анна присела от боли и попыталась вырваться.
  - Пусти!
  - А ну, говори!
   Безуспешно дёрнувшись ещё раз, Анна размахнулась свободной рукой, влепив вору оплеуху. На сей раз получилось лучше, чем в боксёрском клубе. Больше от неожиданности он выпустил её, сдавленно зарычав. На несколько мгновений удар его оглушил, мужчина с проклятиями прижал ладонь к глазу, из которого брызнули слёзы.
  - Стерва!
   Девушка быстро отступила на несколько шагов назад и увидела, что многие мальчишки встали со своих мест, пока ещё переглядываясь — они ждали команды.
   Она сглупила. Вот, почему Рыба согласился принять её у себя, он с самого начала заподозрил подставу и захотел проверить, в чём дело. Как она не задумалась? Ведь он показал постороннему человеку убежище собственной банды. Живой её отсюда не выпустят.
   Все эти мысли пронеслись у неё в голове в одно мгновение. Додумывала Анна уже набегу. Дорогу ей заступил паренёк, в руках которого она успела увидеть ножик. Не останавливаясь, девушка метнулась в сторону, взбежав на диван, стоявший на отдалении от стены, оттолкнулась от диванной спинки, спрыгнула на пол, запнулась, но не упала и метнулась к двери. В коридоре, на четверти пути к выходу, парень её нагнал и схватил сзади за воротник. Анна вцепилась в его пальцы, развернулась, поднырнув под его руки и, оказавшись с ним лицом к лицу, согнула ногу и лягнула, врезав парню в грудь. По весу они не сильно отличались, окажись на месте мальчишки взрослый мужчина, и номер бы не прошёл. Освободившись, Анна дёрнула ручку первой попавшейся двери, понимая, что до выхода если и добежит, то на улице всё равно не уйдёт от погони. Дверь распахнулась, Анна заскочила в комнату, захлопнула её за собой и зашарила в поисках замка. Нашла задвижку, едва вогнала её в пазы, как с той стороны кто-то влетел в доски, попытавшись вломиться в комнату. Анна спешно подтащила к двери кресло, затем бросилась к окнам, в полутьме натыкаясь на предметы. В этой комнате окна тоже были заколочены, как и во всём здании, вероятно.
   В дверь ударили. Анна подтащила к ней второе кресло, придвинула трюмо, которое от движение развалилось и рухнуло, но зато создало небольшое препятствие. Анна подбежала к белевшей в темноте печи, зашарила по полу. С ликующим возгласом нащупав на каменной ступеньке кочергу, девушка бегом вернулась к окну и с яростью принялась отдирать доски. Прогнившие рамы поддавались, но с трудом, доски крошились, на дверь сыпались беспорядочные удары — Рыба орал и ругался на той стороне, слишком обозлённый, чтобы приложить нужное усилие и высадить дверь, впустую тратя злобу на бессмысленные толчки.
   Вторая доска полетела на пол, дверь затрещала. Анна не обернулась. Кочергой выбила стёкла. За её спиной послышался грохот мебели. Девушка протиснулась в образовавшуюся в окне щель, просунув сперва руки, затем голову, извиваясь всем телом, почувствовала, как кто-то коснулся её ноги, не видя ничего пнула, услышала приглушённый вскрик и вывалилась наружу, рухнув животом на землю. Осколки стекла обрезали плащ и изрезали руки. В голове грохотало. Анна поднялась на четвереньки, шатаясь, и бросилась бежать.
  
   Анна с трудом помнила, как добралась до приюта. Только зайдя под знакомую крышу, она смогла отдышаться и вернула себе способность соображать. Поднявшись к себе в комнату, девушка сбросила порванный плащ на пол, разделась, с трудом шевеля непослушными пальцами. Револьвер, про который она забыла, со стуком упал на ворох одежды. Анна не обратила внимания. Склонившись над умывальником, она налила в тазик воды и смочила полотенце, чтобы промыть порезы на руках и животе. Хуже всего дело обстояло с руками, осколки глубоко порезали кожу, кровь никак не останавливалась. Анна достала из шкафа аптечку и бинты. Ей ещё не приходилось заниматься серьёзными ранами, тем более на себе, но дети попадали в приют в разном состоянии, иногда после сильных побоев, и кое-какое представление об оказании первой помощи у неё имелось.
   Закончив, она забралась в постели и мгновенно уснула.
   Утром её разбудил громкий стук в дверь, от которого девушка в ужасе подскочила на кровати и несколько секунд сидела, не шевелясь и ничего не понимая.
  - Анна Николаевна! - позвала из-за двери Ольга Аркадьевна. - Анна Николаевна! Вы в порядке?
   Девушка бросила взгляд на часы на тумбочке — завтрак она проспала, начало первого занятия тоже.
  - Минуту!
   Она встала с постели, одёрнула ночную рубашку, но увидела, что за ночь кровь проступила через повязку и испачкала рукава. Завернувшись в одеяло, Анна открыла дверь, но не настолько широко, чтобы директор смогла войти и увидеть окровавленную одежду на полу.
  - Что с вами? Вам нездоровится? - спросила Ольга Аркадьевна, с тревогой вглядываясь в бледное лицо девушки с синими кругами под глазами.
  - Кажется, да, - прошептала Анна. - Я проспала, простите.
  - Да что вы! Не извиняйтесь! - воскликнула директор. - Ох, Господи, не хватало нам ещё и вас потерять!
  - Может быть, я попробую отлежаться до обеда? - спросила Анна.
  - Оставайтесь-ка вы лучше у себя до вечера, - покачала головой Ольга Аркадьевна. - И детей не заразите, и сами уж… лучше сейчас отдохнёте, чем потом сляжете на неделю.
  - Спасибо. - Анна с благодарностью кивнула и прикрыла дверь.
   Блузка и юбка оказались испачканы кровью и грязью. Переодевшись в своё старое платье, Анна спрятала револьвер в ящик и улеглась обратно на кровать. Её немного знобило, порезы болели, но беспокоило другое: Тёмы в том притоне не было. Если бы он прибился к банде Рыбы, то находился бы вместе с остальными мальчишками в комнате. Его там не было, и это означало, что она находилась там же, где и четыре дня назад.
   Девушка закрыла глаза. Она, похоже, снова задремала, потому что из небытия её вернул стук. Анна пошла открывать. На пороге стояла Тома.
  - Чертовски плохи выглядишь, - сообщила она, увидев Анну.
  - И тебе привет, - проворчала девушка, отпустив дверь и шаркающей походкой вернувшись к кровати.
  - Что случилось? - Тома вошла, на ходу сбросив пальто на стол.
  - Ничего, просто приболела, - ответила Анна.
  - Ага, ясно, - кивнула Тома, задержав взгляд на окровавленной блузке на полу.
  - А у тебя? Почему ты вдруг приехала? - Анна оглянулась на подругу. - Всё нормально?
  - Конечно! - кивнула Тома. - Но я кое-что узнала и решила, что нужно рассказать тебе.
  - Садись, - быстро произнесла Анна, кивнув на стул.
  - Значит, слушай, - начала Тома. - Я сейчас ещё общаюсь кое с кем из наших девочек, так вот вчера Ася приходила на мой спектакль, после мы посидели с ней немного у меня в гримёрке, выпили, ну и она упомянула, что знала эту нимфу, которую кокнули тут у вас.
  - Адлерберг? - переспросила Анна.
  - Да. Ася видела её на одном вечере. Это не такой вечер, который посещают дамы, если ты понимаешь, о чём я.
  - Не совсем, - помотала головой Анна.
  - Их называют «Греческими», - объяснила Тома. - Разные богатые мужчины играют там в карты и бильярд, выпивают, едят — всё как везде, только напитки и еду разносят полуголые красавицы, одетые в венки из листьев или вроде того, на столах среди фруктов лежат девушки, и прочее в таком духе. Они изображают из себя древнегреческих богов, это модно. Есть несколько заведений, которые устраивают подобные вакханалии.
  - При чём здесь Адлерберг?
  - Она была на одном таком вечере, в отеле «Европа». Эля там работала, изображала золотую статую, и видела её. Запомнила, потому что, говорит, в жизни не видела такой красавицы, и мужчины вокруг неё так и увивались.
  - Она, всё-таки, дама из высокого общества…
  - Да ты не понимаешь! - нетерпеливо перебила Тома. - Не ходят на подобные вечера обычные женщины просто так — дамочка была куртизанкой, она продавала себя. Не так, как девочки, само собой, значительно дороже, но суть та же.
  - Погоди, получается… это что же получается? - пробормотала Анна. - Нужно рассказать капитану, - заявила она твёрдо. - Они могут искать совершенно не там, если не знают!
  - Насчёт твоего капитана, - прибавила Тома. - Ян вчера рассказал кое-что: они, кажется, напали на след.
  - Правда?!
  - Капитан поручил своему человеку следить за каким-то Экобором Александэром…
  - Это изобретатель! Его шкатулку с дарственной надписью нашли в комнате убитой! - воскликнула Анна. - Так убил он?
  - Мне-то откуда знать? - обиделась Тома на требовательный тон. - Говорю, что слышала.
  - Извини. Да, ты права… - Анна нервно поднесла руку ко рту и принялась постукивать по зубам.
  - А что за шкатулка?
  - Музыкальная, - сказала Анна. - Очень, очень дорогая. Александэр сделал её сам, и внутри оставил надпись: «Моему ангелу. Ты не перегораешь, если огонь, так полыхай же, свет моих тёмных дней! Навсегда твой, Экобор».
  - Так что тут думать, он спал с ней! - заявила Тома. - Барышня в деньгах не нуждалась и продавала себя не задёшево. Может, у него деньги закончились, или он ей надоел, но она дала ему отставку, и тут-то парень сорвался, а?
   Анна задумалась, прокручивая в голове полученную информацию.
  - Слушай, ты можешь поговорить с Асей ещё раз? Расспроси её, может, она знает кого-то из девочек, кто работал в отеле дольше и был близко знаком с Иоанной Адлерберг. Кто-то, кто может рассказать подробнее.
  - Хорошо, попробую, - кивнула Тома.
   Анна кивнула, взяла свой плащ, от волнения попав в рукав только с третьего раза.
  - Аня, а откуда кровь? - вкрадчиво поинтересовалась Тома. - Что случилось?
  - Долго рассказывать.
  - Расскажи коротко.
   Анна повторила, что должна идти, но подруга удержала её.
  - Да в чём дело, в конце концов? Почему ты так надрываешься? Только не делай такие глаза! Мне тоже жалко мальчика, и я не против того, что ты его ищешь, но ты словно одержима! Что происходит?
   Прижав ладонь ко лбу, Анна отступила на шаг и прижалась спиной к стене, глубоко вздохнув.
  - Я не знаю, - произнесла она. - Просто не могу остановиться, мне всё время кажется, что я делаю недостаточно. - Анна подняла на подругу глаза. - У этих ребят нет того, кто защищал бы их, кто любил бы, но они дети, у них должен быть такой человек, понимаешь? Потому что они не могут ещё постоять за себя сами.
  - Я понимаю, но это чересчур. - Тома взяла подруга за плечи. - Ты изводишь себя. Ты пытаешься спасти не мальчика, - сказала она. - Ты пытаешься защитить ту маленькую Аню, которая осталась в прошлом.
   Анна вскинула на подругу глаза.
  - Ты не сможешь, - продолжала Тома. - Той девочки больше нет, ты не в состоянии спасти её, не можешь изменить прошлое.
  - Думаешь, я не понимаю? - усмехнулась Анна. - Если бы со своим сердцем было так просто договориться! Но, если остановлюсь, буду знать, что могла что-то сделать для Тёмы, и не сделала.
  - Послушай, тебе ведь нехорошо. Может, лучше полежишь немного? Не хочешь рассказывать — не нужно, но я и же вижу, что ты загналась за эти дни так, что того и гляди рухнешь.
  - Всё в порядке, - заверила Анна. - Не о чем беспокоиться.
   Покачав головой, Тома взяла своё пальто и открыла дверь.
  - Пойду вместе с тобой. И давай сперва найдём тебе какую-нибудь накидку: если ты заявишься в участок в таком виде, нас могут неправильно понять.
  
  
  
  ***
   Снова поднялся ветер, облака по небу скользили рваные, а само небо казалось стеклянным. До участка девушки доехали на извозчике, Тома попросила его обождать, и они вошли внутрь. Зотов, узнав Анну, незаметно вздохнул, пряча недовольство. Ему не нравилось, что девушка околачивается в участке, да и вообще суёт нос в дела полиции.
  - Доброе утро! - поздоровалась Тома. - Капитан Карский у себя? Мы по делу.
  - По какому?
  - Всё по тому же, - сказала Анна. - Мы можем помочь. Вам, что, помощь не нужна?
   Девушка выглядела слегка измождённой, а голос её звучал чуть напряжённо. Зотов снова украдкой вздохнул.
  - Хорошо, идите.
   Подруги поднялись наверх, Тома следовала за Анной, не без нервозности посматривая по сторонам — находиться в полицейском участке ей было неприятно.
   Капитан сидел за столом, перебирая многочисленные записи Иоанны Адлерберг, при виде Анна и Томы он встал, чтобы приветствовать девушек.
  - Здравствуйте, капитан.
  - Доброе утро, Анна. - Капитан не стал комментировать, но утомлённый вид девушки не мог не броситься в глаза. - Сударыня?.. - Он повернулся к Томе.
  - Тамара Юрьевна, - представилась Тома. Анна даже отвлеклась на секунду от свои мыслей, сообразив, что до сих пор не слышала полного имени подруги.
  - Присаживайтесь.
   Тома села на предложенный стул, но, поскольку Анна осталась стоять, капитан тоже остался на ногах. Девушка этого не заметила.
  - Тома кое-что узнала о вашей убитой, - без предисловий начала Анна.
  - Слушаю.
  - Моя подруга видела госпожу Адлерберг на особом вечере, - заговорила Тома, сделав ударение на слово «особый». - В отеле «Европа», ещё до того, как его закрыли. Думаю, что она оказывала мужчинам услуги специального рода. Понимаете, о чём я?
  - Да, - кивнул Павел, задумчиво потерев подбородок. - Ваша подруга видела фото в газете, вероятно? - Он прошёл по кабинету, раздумывая, под пристальными взглядами девушек. - Госпожа Адлерберг видный деятель, председатель попечительского совета благотворительного фонда, дама с положением…
  - По-вашему, дама из высшего света не может быть шлюхой? - с иронией уточнила Тома.
  - Почему же? - Карский остановился. - Кроме барышень, зарабатывающих на жизнь на улицах и в домах терпимости, тем же занимаются и дамы, для которых это дело не является основным источником дохода.
  - Вы так спокойно говорите об этом? - удивилась Анна.
   Карский развёл руками.
  - Устройством свиданий занимаются сводни. Любой мужчина, которому понравилась какая-нибудь женщина в театре или на балу, может обратиться к сводне с просьбой. Та приходит к даме и договаривается о цене и месте. Женщина не обязана соглашаться, но многие не отказывают, правда, берут куда больше, чем куртизанки.
  - Вот ведь!.. - с досадой пробормотала Тома.
   Карский удивлённо взглянул на девушку.
  - Значит, вы верите? - спросила Анна.
  - Я проверю, - кивнул Павел. - Если госпожа Адлерберг оказывала подобные услуги, у неё может быть несколько любовников.
  - Она могла отказать кому-то, - заметила Анна. - Разозлить кого-то влиятельного.
  - Возможно, - кивнул Павел. - Спасибо, что поделились.
  - Рады помочь, - улыбнулась Тома.
  - А что насчёт Тёмы? - спросила Анна, вцепившись в край стола. - Вы что-нибудь нашли? Хоть что-то?
   Когда его отчитывал подполковник, Карский даже вполовину так плохо себя не чувствовал. Но что он мог? Бросить все жалкие силы на поиски мальчика? Настоящая иголка в чёртовом стоге сена.
   Разжав пальцы, Анна отодвинулась и зябко обхватила себя руками.
  - Вы не ищете, - прошептала она. - Вам всё равно. Если бы пропал ваш ребёнок, вы заговорили бы по-другому!
   В запале Карский хотел возразить, но слова застряли у него в горле — девушка говорила абсолютную правду: если бы пропал Поль, он пошёл бы на что угодно, он и пошёл на «что угодно». Но разве возможно, в самом деле, относиться к каждому ребёнку как к своему?
  - Аня, не нужно. - Тома встала и мягко приобняла подругу за плечи. - Нужно быть святым, чтобы любить всех вокруг одинаково. Уверена, капитан делает всё, чтобы найти мальчика.
  - А вот я не уверена.
   Пусть подруга права, сейчас девушка была не в том состоянии, чтобы слушать.
  - Капитан! - Дверь распахнулась, в кабинет вбежал Овсянников. Он торопился, даже покраснел от бега. Заметив, что капитан не один, парень нерешительно остановился посреди комнаты.
  - Вениамин, в чём дело?
  - Я нашёл ребёнка, господин капитан, - сказал Овсянников. Он переводил взгляд с капитана на девушек, не уверенный, можно ли говорить при них. - Я подумал, подумал, что, раз он не вернулся в приют, и нигде не объявлялся…
  - Да говорите уже!
  - Я подумал, что искать надо… - Овсянников сглотнул. - В общем, я попросил рабочих с фабрики, они ныряли в канал… В общем, он сейчас там, его вытащили. Я хотел рассказать вам как можно скорее, капитан. Он сейчас там лежит… - Под взглядом Анны рядовой испуганно попятился назад.
   Капитан не глядя нащупал кресло позади себя и сел, не произнеся ни слова. Тома потянулась к подруге, прижав ко рту ладонь.
  - Анечка…
   Девушка широко улыбнулась и кинулась к двери до того, как кто-то успел опомниться.
  - Задержите её! - закричал капитан, вскочив с кресла, но запнулся о ножку стола.
   Овсянников просто испуганно отскочил, уступив девушке дорогу, Тома даже не пошевелилась, с ужасом глядя на хлопнувшую о стену дверь. Карский выбежал следом за Анной с небольшим запозданием. Внизу он пролетел мимо Зотова, выбежал на улицу и увидел быстро удаляющуюся пролётку, закричал, попытался догнать, но отстал.
   Обхватив себя руками за плечи, Анна с безумным нетерпением вглядывалась в дорогу, на пробегающие мимо дома, верхние этажи которых были так высоко, что следовало запрокидывать голову, чтобы посмотреть на них. Она ни о чём не думала, ей только казалось, будто что-то пульсирует в мозгу, как жирный червь, ото лба до затылка. Бесконечный путь словно пролетел в одно мгновение, когда они подкатили к набережной и маленькой площадке перед каналом. Анна соскочила ещё до остановки, вслед её донёсся гневный оклик извозчика.
   Возле огня, разведённого в железной бочке, собрались трое рабочих с фабрики, отогревавшихся после холодной воды, вместе с ними стоял дворник, оставленный полицейским присматривать за порядком. Поодаль лежало прикрытое куском мешковины тельце. Анна тонко вскрикнула и побежала к нему, в трёх шагах она затормозила так резко, что не удержалась на ногах и упала, больно сев на мостовую, выпрямилась, сделала несколько спотыкающихся шагов, упала на колени рядом. Позади неё загремела вторая подкатившая коляска, из которой выпрыгнул капитан.
  - Аня! - закричал он.
   Девушка протянула руку и откинула кусок ткани. Руки её сами собой взлетели к лицу, она вцепилась ногтями себе в волосы и дважды выкрикнула:
  - Нет! Нет!
   Сжала руками голову так, точно хотела раздавить её.
  - Нет!
   Слёз не было, голос пропал, на лбу выступила жила, и Анне показалось, что сейчас её голова просто взорвётся. Она открывала рот, но издавала лишь едва слышный звук, будто кричала, но кто-то убавил громкость, как на приёмнике. Попытавшись отползти, девушка села на мостовую и вдруг заорала, хрипло и страшно. Эхо прокатилось по дворику, эхо звука, мало похожего на что-то живое, как скрежет металла в машине.
   К ней подбежал Павел, он накрыл обезображенное водой тело. Упав на колени рядом, капитан обнял девушку, и она схватила его за руки с такой силой, что, кажется, могла переломить ему кости. Она смогла прокричать ещё несколько раз, прежде чем голос её оборвался. Раскачиваясь, Анна беззвучно выла, впившись зубами в свой рукав, и Павел прижимал её к себе, будто объятия могли что-то поправить.
  - Мама, мамочка, - невнятно бормотала девушка. - Господи, Господи… мама, пожалуйста, мама, мама…
  
  
  
  ГЛАВА ПЯТАЯ
  
  
   Оставив девушку в приюте на попечении подруги, Павел вернулся на набережную, чтобы распорядиться насчёт тела. Об Анне он старался на думать, но её крик всё ещё отдавался у него в ушах.
  - Осторожнее! - напустился он на мужиков, поднимавших мальчика.
  - Куда его прикажете, господин капитан? - спросил Овсянников.
  - В госпиталь, - велел Павел. - К Борскому. И скажите этому прохвосту, что, если он вздумает тянуть, я ему усы на подтяжки намотаю!
   Рядовой кивнул, повернулся, чтобы исполнять приказание, но замешкался, бросив на капитана жалобный взгляд.
  - Павел Константинович, как же так-то?.. - пробормотал он.
   Погружённый в собственные невесёлые мысли Карский глянул на Овсянникова, и лицо его немного смягчилось. Он слегка потрепал парня по плечу, тяжело вздохнув.
  - Ничего, Вениамин, ничего, мы его поймаем.
   Вениамин неуверенно кивнул. Конечно, поимка убийцы мальчика не воскресит, что свершилось, то свершилось, но наказание виновного приносит успокоение тем, кто остался жить.
  - Вы молодец, очень хорошая работа, - добавил Павел. - Поезжайте в госпиталь, а после возвращайтесь в часть.
  - Да, капитан.
   Как только тело увезли, Карский пешком направился обратно — он хотел немного подумать.
   Итак, теперь становилось ясным, откуда Иона Адлерберг получала деньги. Удивляться особенно нечему, такой способ приработка почитался немалым количеством дам, как правило, актрисами варьете, певицами выездных хоров, балеринами, но и знатные дамы не брезговали, хотя брали больше. Во все времена существовали как куртизанки из элиты, так и уличные «работницы». Однако, Павел не думал, что Адлерберг входит в их число. Известие немного выбило его из колеи. Сразу напрашивался вопрос, знал ли супруг?
   Что получалось? Господин Адлерберг соврал насчёт того, когда последний раз видел жену: по его словам, это было днём, когда они обедали в «Чайной розе», но вечером, перед её отъездом, он тоже был дома, и, как говорит служанка, они крупно поссорились. Адвокат утверждает, что имел место лишь спор из-за его отъезда в варьете, однако что, если он знал о том, чем занимается жена, или узнал накануне, и ругались и спорили они не из-за отъезда адвоката, а отъезда жены? В котором часу вернулся Адлерберг домой, служанка не знает, она говорит, что около полуночи, конюх отчасти подтверждает слова хозяина, но точно времени не помнит, по его словам — поздно, вероятно, в первом часу ночи. Управляющий говорит, что Адлерберг ушёл из «Хромого Джо» в половине первого. Если Иоанну убили около часа ночи, мог ли супруг успеть сделать это, затем привести тело в порядок и вернуться домой? Сомнительно. Выйдя из ресторана в половине первого, он мог минут за двадцать-тридцать добраться до дома, или даже быстрее, если гнал: улицы пусты, ехать можно свободно. Но на то, чтобы проделать все манипуляции с телом, отвезти его в Фабрикантский район, а затем вернуться, времени ему не хватало. Странно только, что он соврал насчёт того, во сколько вернулся домой, но это могло быть и простой ошибкой… «Да какая там ошибка! - мысленно воскликнул Павел. - Адвокат деловой человек, уверен, он всегда точно следит за временем. Но убить он не мог, тогда в чём дело?»
   Да, ревность прекрасный мотив для убийства, но ревновать мог не только муж: капитан и прежде думал о том, что у Иоанны мог быть поклонник, теперь выходило, их наверняка было даже несколько, и кто-то из любовников, либо отвергнутых притязателей… Шкатулка с дарственной надписью от Экобора Александэра найдена в комнате Адлерберг, он утверждает, что не был с ней знаком, а шкатулку подарил другой женщине, у которой её, очевидно, украли. Алиби изобретателя трещало по швам.
   А ведь ещё есть Дмитрий Филимонович Комаров, который живёт уже пять месяцев в отеле «да Римини» на Большой Слободской улице, и встречается в «Хромом Джо» с господином Адлербергом и Поздняковым Валентином Игнатьевиче. Представитель загадочного клиента Адлерберга. Павел созвонился со Столом справок и через них выяснил, что человек с такой фамилией в самом деле занимает комнату в отеле, Печора не наврал. Что ни совершил бы их клиент, дело должно быть серьёзным, иначе адвокаты не скрывали бы его.
   Необходимо было найти доказательства, подтверждавшие связь госпожи Адлерберг и изобретателя, либо связь с другим мужчиной.
   Прошла уже почти неделя, а в расследовании так и не наметилось никаких подвижек.
   Заскочив в часть, Павел собирался поднялся в свой кабинет, чтобы захватить кое-какие бумаги, и ехать к Адлербергам, но на первом этаже его остановил Зотов.
  - Павел Константинович! - окликнул он.
  - Да?
   Лейтенант выглядел сконфуженным и на удивление несчастным.
  - Значит, нашёл Вениамин мальчика? Что с ним хоть?
   Павел заметил, что остальные полицейские, как раз принимавшие наряды, тоже настороженно ожидают ответа. Он и не думал, что дело так сильно захватило людей. Но они, конечно, были в курсе расследования, многие стали свидетелями того, как Анчарова спорила в первый день с лейтенантом, и, конечно же, они знали, что Овсянников разыскивает ребёнка. Когда они всей толпой пронеслись сегодня, Вениамин, понятно, не успел ничего сообщить коллегам, но они и без того догадались, что хорошие новости так не принимают.
  - Убили его, - произнёс Карский, и сам удивился, как хрипло прозвучал его голос.
  - Тот же, кто и женщину?.. - нерешительно спросил кто-то из полицейских.
  - Возможно. - Он помолчал, но, не найдя, что ещё сказать, махнул всем рукой: - Возвращайтесь к работе, ребята.
   Карский подошёл к Зотову.
  - Печора ещё не объявлялся?
  - Ждёт вас в кабинете.
  - Спасибо.
   Павел почти бегом поднялся в кабинет. Ленар дремал в кресле для посетителей, от хлопка двери он проснулся и едва на свалился на пол.
  - Доброе утро, доктор, - поздоровался Карский. - Чем порадуете?
  - Простите, капитан, но ваш подопечный очень скучный человек! - пожаловался Ленар. - Он совсем не выходит из дома. Нет, может, и выходит, когда я отбегаю по нужде или там перехватить чего, но я ведь быстро возвращаюсь!
  - Ничего, у вас сегодня появится напарник, - успокоил Павел. - Попозже пришлю к вам Вениамина, а сейчас поезжайте.
   Он протянул Печоре обычную сумму на расходы и тот моментально испарился. Павел спустился вниз и наскоро переговорил с лейтенантом, попросив того отправить Овсянникова в обед на Береговую набережную, в штатском, с инструкцией подменить Печору на несколько часов. Затем он поймал на улице коляску и назвал адрес адвоката.
  
  - Господин капитан! - удивлённо и обрадованно воскликнула Нина, увидев Карского на пороге. - Простите, господина Адлерберга нет дома.
  - А я не к нему, - ответил Павел, - Мне нужно было повидать вас.
  - Меня? - Девушка залилась румянцем. - Заходите. Хотите чаю?
  - Благодарю, не утруждайтесь, - отказался Карский. - Скажите, Нина, вы знаете женщину по фамилии Симохина?
  - Нет, - покачала головой Нина. - Кажется, не знаю.
  - Подумайте, пожалуйста, - попросил Карский. - Вот, эта записка была среди бумаг вашей хозяйки. - Павел протянул девушке небольшой прямоугольник белой бумаги, сложенный вдвое, внутри — всего пара строчек, написанных некрасивым, но старательным почерком: «Симохина Е. Л. просит госпожу Адлерберг принять её сегодня в любое удобное для неё время по деликатному вопросу, требующему частной беседы».
   Павел не обратил внимание на записку — подобных писем у Иоанны хранилось много, она часто принимала дома. До сообщения Томары он был уверен, что Симохина — очередная просительница, искавшая помощи у председательницы благотворительного фонда.
  - Судя по сгибам, записка написана давно, - прибавил Павел, - но, скорее всего, именно вы передавали её своей хозяйке. Вы не припоминаете?
   Нина нахмурилась. Она выглядела немного разочарованной, но очень хотела помочь.
  - Да, наверно, - сказала она, подумав. - Я знаю эту даму, но имя подзабыла. Обычно она не представляется, только передаёт записку для госпожи, и я впускаю её или прошу прийти позже. Она бывает не очень часто.
  - Так. - Взгляд у Павла загорелся. - Вы знаете о ней хоть что-то? Где она живёт, например?
   Горничная в ответ только сокрушённо развела руками.
  - Хорошо, как она выглядит?
   Девушка призадумалась.
  - Немолодая дама, лет пятидесяти, невысокая такая… Полненькая, волосы крашеные в рыжий, лицо обычное, даже не знаю, как описать. Она носит очень пышные шляпки.
  - Спасибо, вы очень помогли, - сказал Карский. Он хотел сделать запись примет в своей записной книжке, но, похлопав по карманам, понял, что её нет. «Забыл в кабинете», - решил он.
  - Вы позволите позвонить от вас?
  - О… о, да, конечно! Телефон есть в гостиной, идёмте.
   Оставив капитана в гостиной, горничная деликатно вышла. Павел поднял трубку и попросил соединить с управлением. Несколько переключений, и вот он уже разговаривал со своим давним знакомым, занимавший должность во врачебно-полицейском ведомстве.
  - Здравствуй, Антон, это Карский… да… ага… конечно, все крутимся, как можем. Слушай, такой вопрос: есть одна дама, зовут Симохиной Е. Л., пятьдесят лет, рыжая, маленькая, полная, носит пышные шляпы. Она занимается посредничеством для богатых клиентов, ищет женщин среди состоятельных горожанок, сводня, одним словом. Знаешь такую? Нет? А поспрашивать можешь? Да, спасибо. Перезвони ко мне в часть, я там буду в течении часа. Спасибо!
   Он повесил трубку и вышел в холл, где с нетерпением ждала Нина.
  - Если припомните ещё что-то, то звоните сразу и в любове время, расскажете дежурному, а он мне всё передаст.
  - Конечно-конечно, господин капитан! - заверила девушка.
  
   Попрощавшись с почему-то погрустневшей горничной, Павел поехал обратно на Госпитальную улицу.
   Ожидая звонка от Антона, Карский впервые за пять дней засел за текущие дела участка. Работая, он время от времени поглядывал на часы и принимался нетерпеливо постукивать пером по столу. Наконец в кабинет заглянул Зотов, позвав к телефону. Павел сбежал по лестнице вниз.
  - Нашлась тут одна Симохина, точь-в-точь твоя, как ты описал. Известная сводня, - сообщил Антон, - работает с богатыми дамочками, да и девочек приезжих вербует для публичных домов, разыскивает отчаявшихся посимпатичнее. Записывай адрес.
  - Записал, - подтвердил Павел. - Я твой должник.
  - Сочтёмся, - согласился приятель.
   Павел чуть не бегом бросился вон из части. Предупредив Зотова и оставив ему адрес, Карский на извозчике покатил в центр. Проезд за Калинку был затруднён: с приходом тепла в городе возобновили постройку подземных станций, в дополнении к эстакадным железным путям, так что местами дороги перерыли и огородили. Добравшись до места, Павел расплатился с извозчиком и уже в который раз подумал, что машина участку нужна просто как воздух — она сильно сэкономила бы время.
   Сводня обитала во вполне респектабельном районе, на втором этаже небольшого домика, втиснутого во внутреннем дворе, под «надзором» соседних, устремлённых в небо старых вышек. Домик был выкрашен в нежно-фиолетовый цвет, на окнах квартир, по большей части, висели весёлые, разноцветные занавески. На второй этаж вела отдельная лестница.
   Капитан несколько раз крутанул ручку дверного звонка, пока не услышал по ту сторону торопливые шаги. В окне рядом с дверью отодвинулась занавеска, и в щель выглянула рыжеволосая женщина.
  - Да?
  - Капитан Карский, полиция. Могу я с вами побеседовать?
  - А в чём дело?
  - В том, что я могу или поговорить с вами о моём деле, или с вашими соседями о роде вашей работы.
   Женщина встревоженно оглядела капитана.
  - Хорошо, заходите.
   Щёлкнул замок, дверь приоткрылась сперва неуверенно, на небольшую щель, затем распахнулась. Женщина стояла в маленькой прихожей, придерживая на гуди шерстяной платок и неприязненно и взволнованно глядя на следователя.
   Павел вошёл, снял шляпу и огляделся.
  - Пройдёмте в гостиную, - предложила женщина.
  - Ваша фамилия Симохина? - спросил Павел.
  - Елена Леонтьевна, - кивнула женщина.
   Она выглядела немолодо, её фигура, утянутая в платье с низкой талией и розой на груди, имела лишние округлости, хотя, вероятнее всего, в молодости она обладала очень привлекательным телом. Её короткие, завитые волосы перетягивал бархатный обруч с маленьким пером во лбу, она курила папиросу, вставленную в длинны мундштук, а в её ушах покачивались тяжёлые серьги, давно оттянувшие мочки ушей так, что они напоминали уши китайских божков. У неё было лицо, похожее на печёное яблоко, тонкие губы, ярко накрашенные красной помадой, густо подведённые глаза и подслеповатый прищур. Держалась она настороженно, но без особого беспокойства — женщина давно привыкла иметь дело с полицией.
  - Меня интересует одна ваша знакомая дама, Иоанна Адлерберг, - сказал Карский, вынув из внутреннего кармана фотографию молодой женщины.
  - А документик ваш можно глянуть? - спросила Симохина, сощурившись на капитана.
   Карский достал удостоверение и раскрыл перед женщиной, подержав несколько секунд, затем спрятав обратно в карман.
  - Так что вы можете мне сказать?
   Женщина вздохнула, затянувшись.
  - Красивая была, этого не отнять, - сказал она. - Мужики от неё просто вешались.
  - У вас есть список мужчин, с которыми Адлерберг проводила время?
  - Да о чём вы тут толкуете, господин капитан? - искренне удивилась женщина. - Иоанна была замужней женщиной! Какие мужчины?
   Удивление на лице женщины было неподдельным. Карский растеряно повёл глазами, осматривая гостиную, как будто в поисках подсказки. Елена Леонтьевна терпеливо ожидала продолжения, не предпринимая попыток выяснить, что натолкнуло капитана на подобные нелепые предположения. «Молодец», - мысленно похвалил сводню капитан.
  - Но вы ведь знали Иоанну Адлерберг? - спросил он. - Вы бывали у неё.
  - Да, мы были добрыми приятельницами, - подтвердила женщина.
  - Такими «добрыми», что вы ни разу не пришли выразить соболезнования, узнать, когда похороны, нужна ли помощь… не послали даже письма с выражением скорби? - спросил Павел.
   Симохина дёрнула носом и села, закинув ногу на ногу и откинувшись назад с независимым видом.
  - В конце концов, не понимаю, почему я должна…
  - Бросьте это, - посоветовал Карский. - Полиция отлично осведомлена о вашей деятельности. Вы знаете, я знаю — к чему ходить вокруг да около? Ваши дела меня не интересуют, я не из врачебно-полицейского ведомства, моё дело убийства.
  - Что ж… - Симохина передвинулась, облокотившись о подлокотник дивана. - Бедняжечке уже ни к чему сохранять свою тайну. - Она чуть помолчала. - А хороша была. Могла бы миллионы зарабатывать — уж такие господа с ума по ней сходили! Но разборчивой была. И капризной: то благосклонна, то к чертям шлёт. Мужики от того и бегали за ней, что такую королеву из себя строила. Умела она ими вертеть.
  - Можете показать мне список мужчин, с которыми была госпожа Адлерберг?
  - А почём вы знаете, что у меня такой есть? - хмыкнула Симохина.
  - Вы аккуратная женщина, - заметил Карский, обведя взглядом комнату. - Вы ведь вели собственный бухгалтерский учёт, я полагаю, и записывали всех женщин, работавших через вас, и всех мужчин, с которыми они работали.
  - Среди них ни один не пожелал бы огласки, - задумчиво заметила сводня. - Они платят хорошие деньги именно за конфиденциальность.
  - Повторяю, меня не волнуют нравы этих господ. Принесите ваши записи, пожалуйста.
   Симохина пожала плечами и вышла из гостиной. Через пару минут она вернулась с двумя большими папками, которые положила перед капитаном.
  - Здесь все записи с того времени, когда Иоанна стала откликаться на заказы. Но из дома уносить папки не дам! - предупредила она. - Тут смотрите.
   Не став спорить, Карский полез в карман за блокнотом, забыв, что его там нет. Симохина без слов отошла к секретеру, достала лист бумаги, перо, и подала капитану.
  - Благодарю. - Карский склонился над записями.
  - Заварю пока чай, - вздохнула женщина. Присутствие полицейского её не сильно смущало — за свою жизнь она общалась с самыми разными людьми, удивить её или выбить из колеи было непросто.
   Карский открыл первую папку и сразу понял, что работать предстоит долго: в записях отсутствовала какая-либо классификация, все шли сплошным текстом, по порядку записывалось каждое устроенное свидание начиная с прошлого года. В первом столбике стояла дата, затем имя мужчины, имя женщины, оговорённая сумма и процент, который получала сводня. И так строка за строкой.
   Но ничего не поделаешь. Он засел за работу.
   Женщины, подрабатывавшие таким образом, различались количеством встреч: некоторые соглашались на пару раз в месяц, чья-то фамилия появлялась не чаще чем один раз в полгода, другие оказывались более активными, и их фамилии возникали по несколько раз в неделю. Они делали перерывы, иногда долгие, иногда совсем короткие, что могло быть связано как с их личным желанием, так и с потерей «спроса» — никаких пояснений Симохина, разумеется, не давала.
   Адлербег, не нуждавшаяся в деньгах, на встречи соглашалась не часто. При этом она, видимо, предпочитала какое-то постоянство, либо же мужчины, с которыми она виделась, в самом деле не могли просто забыть её, и назначали повторные встречи: с начала года Адлерберг виделась более-менее регулярно с тремя, и ещё две встречи носили единичный характер. Карский выписал имена и даты.
  - Вы закончили? - спросила Симохина нетерпеливо. - Меня дела ждут, господин капитан.
  - Да. Но меня интересуют также и те, кто не попал в списки.
  - Это кто же? - настороженно спросила сводня.
  - Те, кому госпожа Адлерберг отказала. Вы говорили, она была разборчива.
  - Господин капитан, да как же я их упомню!
  - Может, был кто-то, кто особенно злился на отказ?
  - Нет, таких не было. Мужчины не расстраиваются из-за отказов, господин капитан — они просто ищут ту, которая согласится.
  - Спасибо за помощь. - Карский сложил исписанный лист и убрал в карман. - Простите за неудобство.
  - Что вы, что вы! - замахала руками Симохина. - Какие там неудобства, господин капитан! Очень рада была помочь.
   Павел на «рада помочь» не купился, но попрощался и покинул дом в приподнятом настроение — список давал шанс, с этим можно было работать. Блуждать в потёмках капитану уже надоело.
  
  
  
  ***
   Карский был убеждён, что женщину привезли к каналу: как бы ни были равнодушны жители Фабрикантского района, как бы они ни придерживались принципа «не моё дело, значит, меня не касается», если бы кто-то протащил труп на собственных плечах через город, его бы заметили. Не гарантированно, разумеется, всё же освещение есть не на всех улицах, но, тем не менее. Да и, не будь у преступника возможности перевезти тело, он оставил бы его в другом месте, а тут — практически край города, за каналом уже пустыри да скотобойни. Павел был почти убеждён, что убийство случилось не на окраине — Адлерберг незачем было ехать сюда. Убийца или водил машину, или имел упряжку. Людей для опросов не хватало, а свидетели требовались просто как воздух, поэтому Карский отправился в газету, навестить знакомого журналиста. Фокин быстро уловил суть проблемы и пообещал помочь: уже к вечеру все газеты и радио города должны были узнать номер телефона полицейского участка, куда можно было бы позвонить и рассказать, что видел. Полиция искала свидетелей, видевших с часу до пяти утра машину или упряжку в районе между Гостиной улицей и Старым проспектом, а также любого таксиста или извозчика, подвозившего в ту самую ночь женщину, по описанию похожую на Адлерберг. Фокин пообещал, что в его статье снова появится фотография Адлерберг, а по радио дадут словесный портрет убитой.
   «Нужно было сделать это намного раньше», - думал Карский. Но у полиции не входило в практику сотрудничать с газетами, скорее напротив. Прямого запрета не существовало, однако к капитану могли появиться вопросы. «А и к чёрту, - подумал Павел. - Стрижак и за половину жизни не обойдёт всех извозчиков в городе».
   Покончив с этим, Павел поехал в Стол справок, выяснять адреса мужчин из тетради Симохиной.
   То, что было важно: Экобора Александэра среди них не оказалось.
   Через час у него были все адреса. Конечно же, не следует полагаться на них целиком и полностью: кто-то из разыскиваемых всегда мог переехать и не сообщить об этом властям, кто-то мог дать ложный адрес — в конце концов, их не проверяли без особенно необходимости, но Иоанна Адлерберг встречалась с представителями своего круга, людьми законопослушными (по крайней мере на людях), у них не было причин скрываться. До конца дня капитан ездил по городу, расспрашивая коллег, соседей, друзей пятерых поклонников Адлерберг.
   К концу дня Карский имел небольшое досье на троих из списка Симохиной.
   Первый — Алейников Борис Гаврилович, сорок три года, владелец маленькой типографии, принимавшей заказы на изготовление рекламных листовок, плакатов, буклетов и тому подобного. Жил он на Новом переулке, всего в паре кварталов от Печорского собора, то есть — центр. Полчаса до места, где нашли Адлерберг. Семьи не имел. Встречался с Иоанной раз в месяц, иногда чаще. Судя по записям, в этом месяце он с женщиной не виделся. Павел заехал к нему на работу и поговорил с сотрудниками — те мало чем смогли помочь, кроме того, что подтвердили, что их начальник не был вспыльчивым или грубым человеком, а всегда сохранял корректный тон, не повышал голоса, хотя и не либеральничал. С капитаном Алейников поговорил подчёркнуто вежливо, поначалу стал отрицать, что встречался с Адлерберг, но, увидев, что следователь точно знает дни всех свиданий, сдался и подтвердил, что отношения были, но никаких ссор или обид. Он платил — Иоанна с ним виделась, вот и всё. Он заметно волновался, когда говорил о неё — её убийство стало для него настоящим шоком. В момент убийства Алейников сидел в баре. Его запомнила официантка, к которой он приставал.
   Второй — Димарский Игорь Валерьевич, тридцать два года, служащий в министерстве городского водоснабжения, занимающий достаточно высокий пост. Жил в часе езды от набережной Обходного. Женат два года, детей не имел. Упорно отрицал, что знал Адлерберг, упирался долго. Карский предупредил, что в таком случае ему придётся как-то доказать, что в ту ночь он не выходил из дома, либо капитан пообещал искать подтверждение у супруги служащего. От перспективы посвятить жену в суть ситуации, Димарский пришёл в более сговорчивое расположение духа и рассказал всё. Жену, тем не менее, пришлось расспросить, чтобы убедиться в непричастности её благоверного. Павел старался изъясняться в мягких выражениях, но объяснять пришлось всё равно. Услышав про убийство и измену, женщина переволновалась, и с ней едва не случилась истерика. Соседи рассказали, что супруги иногда ссорятся, но границ не переходят, а, вообще, считают Димарского приличным человеком, не способного на жестокость. С Адлерберг он виделся не часто: раз в пару месяцев. Говорил, что хотел хранить верность супруге, но, помня суммы, записанные в соответствующей графе, и посмотрев на быт Димарских, Павел решил, что у Игоря Валерьевича попросту не хватало денег платить Адлерберг чаще.
   Третий — Смышляев Андрей Андреевич, сорок лет, директор варьете, не женатый, бездетный, жил примерно в полутора часах езды от Обходного. Смышляев с первых же слов подтвердил, что встречался с Иоанной один раз, выразил сожаление в связи с её смертью, но расстроенным притвориться не пытался. По записям сводни он на более-менее постоянной основе встречался с другой женщиной. Человеком он был резким. Из бесед с работниками варьете Павел заключил, что Смышляев мог и ударить, однако в ночь убийства он находился в своём варьете, что подтвердили все работники.
   Уже поздно вечером капитан вернулся в часть, валясь с ног от усталости. В первом часу ночи, покончив с кое-какими бумажными делами, он вышел на воздух.
   На Фонарной улице находилось маленькое заведение под названием «Молли», работавшее почти до утра. Оно стояло через дорогу от участка, так что закономерно стало для полицейских «своим» местом. За барной стойкой неизменно стояла сама Молли, миниатюрная шатенка с мягкими руками и полными губками, сводившими с ума всех рядовых личного состава третьего полицейского участка.
  - Капитан! - Женщина, как раз убиравшая со стола стаканы, немного удивлённо, но обрадованно взглянула на вошедшего Карского. - Вы уже несколько дней не появлялись, что-то случилось?
  - Дело, - коротко ответил Павел.
  - Вам как обычно?
  - Налей кофе, пожалуйста.
  - Сейчас.
   Молли плавно проскользнула за стойку.
  - Молли, скажи, тебя правда так и зовут? - спросил Карский.
   Женщина прыснула от смеха.
  - С чего вдруг такие вопросы, капитан?
   Павел улыбнулся и пожал плечами.
  - Ничего. Не бери в голову.
   Женщина поставила перед ним чашку и участливо похлопала капитана по руке.
  - Всё наладится, - произнесла она. - Вы его поймаете, я уверена.
   Она отошла, чутко угадав, что лучше оставить капитана одного. Карский взял чашку, но, не отпив, поставил на место.
   Что-то он делал не так. С самого начала он задавался вопросом «кто?», а нужно было спрашивать «почему?». Почему убита именно Иоанна Адлерберг? Что в ней такого?
   Карский взял чашку двумя руками и уставился на неё так, словно это был магических шар с ответами.
   Её избили, очень жестоко. Она защищалась, поэтому возможно, ненависть убийцы вызвало именно сопротивление, но почему нет травм на голове? Если её били в процессе борьбы, то голова должна была бы пострадать, бьют всегда по лицу, по голове, чтобы дезориентировать, чтобы перестал сопротивляться. «Хорошо, - подумал Павел, - допустим, убийца в процессе действительно не старался попасть по лицу, он хотел просто избить, наказать, и, может быть, перестарался. Или же изначально собирался задушить, и нанёс удары, чтобы повалить на землю. Глупости! Её били, чтобы причинить боль. Вопрос — почему не изнасиловали?»
   «То, как обошлись с телом, доказывает, что нападение не случайно. Нападают и для простого ограбления, но здесь не тот случай. Если бы её раздели ради вещей, то бросил бы где-то в канаве, скинули бы в канал, наконец, но не уложили так аккуратно и не стали бы мыть. Чёрт возьми, да над ней целый ритуал провели!» Именно, ритуал! Её омыли, подготовили к погребению, убийца «позаботился» о ней. «Как же так: сперва избил, не оставив живого места, а потом раскаялся в сделанном? Может быть, может быть. Он знал её, знал», - думал Павел. Да, это была первая мысль, которая посетила его при виде трупа — женщину убил знакомый ей человек, близкий. Кто-то очень близкий, но при этом страшно злой на неё за что-то. Искать следовало среди её любовников, Павел был убеждён. Остались ещё двое, кто виделся с ней лишь однажды. А что, если у Адлерберг были другие? Помимо тех, с которыми её сводила Симохина?
   Но Адлерберг была очень избирательна, сомнительно, чтобы у неё имелся целый полк любовников. Мог быть кто-то ещё. Один, возможно, ведь мужа она вряд ли любила. И этот один не платил ей за встречи. Что же могло пойти не так? Она разозлила его? Попыталась разорвать отношения?
   Экобор Александэр — вот кто соответствовал всем критериям, предъявляемым Иоанной к мужчинам. Он хорош собой, умён, образован, и богат, наконец! И шкатулка… Подобных случайностей не бывает, шкатулка не могла попасть к Иоанне просто так, Александэр сделал женщине подарок, интимный, личный, зная, как она любит диковинки.
   Это он был тем самым шестым любовником. Он убил Иоанну.
  
  
  
  ***
   Комната словно плыла вокруг неё, медленно закручиваясь в водоворот.
  - Анечка, ну посмотри на меня, пожалуйста! - шёпотом просила Тома, заглядывая в её раскрытые глаза.
   Девушка наклонилась ближе, чтобы понять, что шепчет подруга, но та молчала. Она уже очнулась и смотрела перед собой неподвижными глазами, не отвечая, будто всё ещё находилась в забытьи.
  - Аня! - с испугом повторила Тома и, сжав её плечо, слегка встряхнула.
   Глаза девушки внезапно обратились на Тому, и она произнесла чётко, но едва разлепив губы:
  - Уйди.
   Повернувшись на бок, Анна отвернулась к стене.
   Тома в растерянности посмотрела на её затылок, но всё-таки встала и пересела на стул возле окна — уходить она не собиралась, оставлять подругу в таком состоянии не годилось.
   За несколько часов Анна едва ли пошевелилась пару раз. Тома почти не выходила из комнаты, только когда Ольга Аркадьевна позвала обедать. Она и для Анны передала поднос, но девушка никак не отреагировала. С приближением вечера Тома беспокоилась всё сильнее, однако по собственному опыту знала, что иногда нужно оставить человека в покое, позволить ему справиться самому, не вынуждая изображать спокойствие для окружающих. Коротая время, она починила порванный плащ подруги и отстирала пятна, а вот блузка оказалась испорчена безвозвратно. Когда стемнело, Тома заглянула к директрисе, попросив разрешения остаться на ночь. Ольга Аркадьевна, разумеется, дала согласие, и помогла перенести в комнату Анны кресло-качалку, чтобы Томе было хоть немного удобнее. Зажгли лампу. Пересмотрев книжную полку подруги, девушка выбрала книжку. Ничего захватывающего найти не удалось, и Томе пришлось довольствоваться историческим трактатом. Тишина и чтение очень скоро сморили её, Тома уснула, свесив голову набок и уронив книгу на колени. Когда её дыхание выровнялось, и шелест страниц перестал тревожить спокойствие комнаты, Анна пошевелилась и приподнялась на постели. Посидев несколько секунд неподвижно, она убедилась, что подруга спит, и мягко встала. Бесшумно пройдя по комнате, Анна медленно выдвинула ящик, в котором хранился револьвер. Забрав оружие, девушка взяла плащ и сапоги и покинула комнату. Открыв своим ключом входную дверь, она вышла на улицу.
   Часы показывали десятый час. Анна вышла без шляпы, без перчаток и без сумочки. В кармане лежал заряженный револьвер.
   От набережной она повернула направо, к Флигельному переулку. До «Цветника» отсюда было рукой подать, и переулок считался неспокойным, поэтому Анна постаралась миновать его побыстрее. Флигельный упирался в Госпитальную улицу, здесь Анна свернула налево, к Старому проспекту, пересекавшему Калинку и тянувшемуся дальше, до самой Конной площади и Софийского канала. Площадь со всех сторон обступали кабаки и старые здания, здесь же находился страшный Ямской рынок — шумное, захламлённое место, стихийное и неконтролируемое, словно отдельный живой организм, живущий и разрастающийся сам по себе. В позднее время появляться здесь было безрассудством, даже после уничтожения банды «Чёрных извозчиков», поэтому, не доходя до площади, Анна повернула налево, вдоль по Софийской набережной до Мастерового моста. Оттуда она пошла к Театральной улице. Ближе к центру она немного успокоилась и сбавила шаг. Улица упиралась в Грязную речку. Перебравшись по изящному мостику на правый берег, Анна, уже больше не сворачивая, дошла до Береговой набережной и длинного Гвардейского моста, который соединял город с Княжим островом. К этому времени уже миновало одиннадцать вечера.
   Анна остановилась на перекрёстке, глядя на огни на той стороне реки. Её оглушал ветер, глаза слезились. Вынув из внутреннего кармана плаща записную книжку с инициалами «П. К.», она открыла её и перелистнула до нужной страницы. Здесь быстрым, разборчивым почерком было записано: «Экобор Александэр. Береговая набережная, дом сорок четыре. Отрицает, что знал убитую. Врёт. Алиби — слуга». Она глубоко вздохнула, спрятала книжку назад в карман и пошла вдоль улицы, пока не дошла до ворот в живой изгороди.
   Отрешённое состояние не покидало её с того момента, как что-то словно переключилось в ней там, на берегу канала. Ей показалось, она соскользнула вниз, и теперь посматривала на всё откуда-то со дна. Её будто окунули в воду и оставили там. Кто-то другой, не она протянул руку и вытащил записную книжку из кармана капитана, хладнокровно рассчитав, что там должны быть все детали дела, кто-то другой терпеливо лежал на кровати, зная, что рано или поздно подруга уснёт… нет, не она теперь смотрела на тёмный дом за оградой, и думала, думала, думала…
   Анна обошла особняк. Живая изгородь была чересчур высока, она служила не только украшением фасада, позади небольшой садик был обнесён менее привлекательной каменной оградой, тоже высокой, но старой, как и весь дом. Анна медленно шла вдоль стены, внимательно вглядываясь, наконец, она нашла подходящий участок. Башенки стены состояли из блоков, между которыми имелись зазоры. Чтобы удержаться, требовались сильные и цепкие пальцы, требовалось быть достаточно проворным и лёгким, чтобы влезть на высоту почти два с половиной метра.
   Пальцы скрипачки обладали нужно цепкостью, а, искрошившаяся в этом месте старая кладка облегчала задачу. Попыток у неё имелось не много — на холодном ветру силы покидают быстро. И вряд ли она сумеет осилить такой подъём ещё раз на обратном пути, но возвращение Анну не волновало.
   Когда она добралась до вершины ограды, её руки и ноги страшно дрожали, из порезов снова начала сочиться кровь. Пришлось немного переждать, иначе ей не удалось бы приземлиться достаточно мягко на той стороне. Повиснув на руках, девушка спрыгнула в сад. Пригнулась, огляделась. Несколько окон особняка выходили в сад, но на первом этаже их закрывали решётки.
   Деревья довольно близко подступали к дому, высадили их, вероятно, ещё когда закладывали фундамент, так что макушки их успели добраться до крыши. В полутьме рассмотреть всё как следует не удавалось, но Анна прикинула, что ветки одного из деревьев могли бы выдержать её. Вскарабкаться на него оказалось не в пример легче, чем на стену. Двигаясь осторожно, Анна поползла по ветке к окну, молясь только о том, чтобы та не подломилась под ней. В самом конце вышла заминка: чтобы перебраться на тонкий декоративный поребрик, окаймлявший дом как раз на уровне второго этажа, требовалось встать, но уцепиться для баланса было не за что, а ветка и так прогибалась и покачивалась под тяжестью. Медленно-медленно Анна подтянула ноги, распрямила руки, потом осторожно приподнялась, боясь даже дышать. Полусогнувшись и расставив руки в стороны, она привстала и шагнула вперёд, едва не полетев вниз. Несколько секунд девушка не шевелилась, прижимаясь к стене всем телом, затем осторожно двинулась к окну. Оказавшись у цели, она снова остановилась, пытаясь разглядеть, что находится в комнате. Если это спальня, то её проникновение обнаружат сразу, или же, если кто-то услышит её… Но иного выбора не было, а долго так стоять она не могла. Достав револьвер, Анна с размаху ударила рукояткой по стеклу рядом с задвижкой. Через пару мгновений она уже попала внутрь. В комнате царила темнота, света с улицы не мог пробиться через ветки деревьев, но глаза девушки быстро привыкли, и она стала слабо различать предметы. Похоже, она оказалась в кабинете. На шум никто не прибежал, возможно, все обитатели дома находились в другой его части. Впрочем, она ведь знала, что изобретатель живёт уединённо, наверняка он не держит большого штата прислуги, и в записной книжке капитана были только сведения и допросе дворецкого, а, на сколько успела узнать его Анна, капитан был дотошным следователем и непременно опросил бы всех слуг, если таковые водились бы в особняке.
   Нащупав лампу возле кресла, Анна повернула рычажок включателя и комната осветилась электрическим светом. От неожиданности девушке пришлось зажмуриться. Электричество — это необычно. Далеко не все в городе пользовались им, хотя владельцы разнообразных варьете и театров уже давно поняли выгоду и применяли электричество в рекламных вывесках. Но, даже не смотря на это, в жизнь горожан искусственный свет входил с трудом. Да что там, даже газовое освещение было далеко не у всех: многие дома так и освещались переносными лампами да свечками. О богатстве хозяина свидетельствовала и обстановка: не смотря на то, что снаружи поместье казалось запущенным, внутри оно содержалось в образцовом порядке, следуя всем современным тенденциям. Мебель, отделка комнаты — всё было на самом высоком уровне. Но гораздо больше Анну поразило книжное собрание: кажется, на полках стояло несколько сотен книг, многие, судя по корешкам, старинные. Вот что было настоящим сокровищем.
   В абсолютной тишине щелчок открывшейся двери прозвучал как треск сухой ветки в осеннем лесу. Взгляд девушки метнулся на галеею, огибавшую кабинет сверху, где только что появился человек, молодой мужчина с белыми как асбест волосами. Одет он был в мягкие домашние брюки, жилет и свободную серую рубашку с закатанными по локти рукавами, на лбу причудливыми рогами смотрелись поднятые окуляры. Руки испачканы маслом — похоже, что вторжение застало его не в постели, а за работой. На девушку он смотрел с удивлением, но спокойно. Прежде, чем он успел что-то произнести, Анна подняла револьвер и направила на изобретателя.
  - Подними руки! - велела она.
   Голос, а, что вернее, оружие, подействовали, и мужчина поднял раскрытые ладони на уровне груди.
  - Спускайся! Живо!
   Мужчина повиновался. По дороге он снял громоздкие окуляры, и, оказавшись внизу, потянулся положить их на столик.
  - Я велела держать руки! - прикрикнула Анна.
   Не сводя взгляда с лица девушки, Александэр медленно положил окуляры на столик и опять выпрямился. Если он и боялся, то очень хорошо скрывал это.
  - В кабинете нет ничего ценного, - заметил он. - Ничего такого, что вы могли бы легко унести. Но, если согласитесь не поднимать шума и убрать оружие, то я выплачу вам, скажем…
  - Замолчи! - перебила Анна глухим от ненависти голосом. - Убийца!
   Рука девушки плотнее сжала рукоятку. Она слегка дрожала, лицо сильно побледнело. Она не шутила.
  - Послушайте, - Экобор взглянул на чёрный глаз дула револьвер, подрагивавшего в каком-то полуметре от его лица, - не знаю, почему вы так говорите, но вы ошибаетесь. За всю жизнь я не убил ни одного человека, даже случайно.
   Девушка коротко рассмеялась, несколько слезинок скатились по щекам, она с раздражением стёрла их тыльной стороной ладони.
  - Можешь не пытаться, я знаю, что это сделал ты. Ребёнка!.. - прошептала она хриплым голосом. - Ему было девять лет, ты, ты… чудовище, ты можешь это понять? Ты убил его и выбросил в канал, как мусор. Он ведь даже не сделал тебе ничего! Просто оказался поблизости.
   Александэр снова взглянул на револьвер и произнёс ровным голосом:
  - Не понимаю, о чём вы говорите, сударыня. Вы ошибаетесь…
  - Твоя шкатулка была у той женщины, - сказала Анна. - Ты встречался с ней, ты соврал полиции, что не знал её, твой слуга тебя покрывает, но что же ещё ему делать?
  - Вы говорите о той убитой, о которой пишут в газетах?
  - Не прикидывайся!
  - Разве там ещё был мальчик? Капитан, который приходил ко мне, не упоминал ничего о…
  - Замолчи! - Анна взяла револьвер двумя руками.
   Александэр инстинктивно вытянул вперёд руки.
  - Вы не знаете наверняка, - сказал он. - Неужели вы рискнёте убить невиновного?
   Он увидел — на короткий миг девушка заколебалась, и в тот же момент Александэр прыгнул вперёд, снизу вверх ударив её по рукам. Дуло револьвера задралось к потолку, девушка вскрикнула, Экобор опрокинул её на пол, одной рукой прижал её ладони к полу, другой вырвал оружие. Она извивалась и рычала как схваченная за хвост ласка, но изобретатель уселся сверху так, что не скинуть, не выскользнуть она не могла.
  - Угомонись! - резко приказал он. - Угомонись!
   Но девушка продолжала сопротивляться. Ему пришлось сильнее сжать её запястья, и вдруг она тонко и жалобно вскрикнула, а по её лицу пробежала судорога боли. Александэр не понял, что произошло, но тут же ослабил захват и быстро встал. Анна сел на полу, подобравшись. Он выдохнул, спрятал оружие в карман, немного постоял, обдумывая сложившееся положение, потом подошёл к столику с графином, и наполнил пару стаканов.
  - Выпьете? - предложил он. - Нам, кажется, нужно побеседовать.
   Девушка промолчала.
  - Вы так не считаете, похоже, - констатировал Экобор. - Послушайте, - начал он, - я в самом деле никого не убивал. Подумайте сами! Ведь ваши доказательства — домыслы. Поразмыслите хотя бы минуту, и вы поймёте, что сейчас едва не совершили самую страшную ошибку в вашей жизни. Вы готовы были убить невиновного! Я так же, как и ваш ребёнок, видимо, просто попался на пути. Мне жаль его, и я хотел бы как-то помочь вам, но я не тот, кого вы ищете.
   Анна опустила глаза. Её вдруг сильно затрясло как в ознобе, она обхватила себя руками, но это не помогло. Заметив это, Александэр хотел подойти, но натолкнулся на яростный взгляд, и остановился. Всё-таки он взял со столика стакан и протянул девушке.
  - Выпейте, - посоветовал он. - Вам станет лучше. И сядьте на диван. Не бойтесь, я не приближусь к вам без вашего согласия.
   Взяв стакан двумя руками, Анна села на краешек дивана и сделала большой глоток, закашлявшись. Экобор изучающе оглядел её: бледная, худая, растрёпанная… но бледность ей, пожалуй, даже шла. Пальцы, державшие стакан, длинные, музыкальные.
  - Мне жаль, что вы потеряли сына, - произнёс Экобор.
   Девушка устало качнула головой.
  - Я не была ему матерью.
  - Сестра?..
   Снова отрицательное покачивание.
  - Я никого не убивал.
   Анна подняла голову.
  - Вы соврали капитану. Вы знали Иоанну Адлерберг, вы встречались.
   Экобор потёр висок и сделал маленький глоток из своего стакана. После короткого молчания он, наконец, тяжело произнёс:
  - Мы не встречались. Мы виделись лишь один раз, она… Она была похожа на ангела: неземная, чистая, прекрасная и недостижимая. А я ценю красоту.
  - Я не дура, - бросила Анна. - В подписи на шкатулке вы практически признались в любви к ней, так что не пудрите мне мозги!
   Александэр встал и нервно прошёлся по комнате.
  - Иона была со мной один раз, только один. Она ведь замужняя женщина, и…
  - Она продавала себя за деньги, - перебила Анна. - Тем, кто хорошо платил, а у вас денег хватит, чтобы купить половину женщин этого города! Хотите сказать, она отказалась от вашего повторного предложения? Всё было так плохо?
   Взгляд, которым её наградил изобретатель, заставил Анну поёжиться.
  - Я желал её сильнее, чем какую либо другую женщину. Но я не хотел платить за любовь. Не ей. - Затуманенными воспоминаниями глазами Экобор обвёл кабинет. - Она была слишком прекрасна, понимаете? Знаю, глупо, - изобретатель горько усмехнулся, - конечно, она брала деньги у других мужчин, но я… мне… мне хотелось, чтобы она была со мной просто потому, что хочет, а не из-за платы.
  - Она, конечно же, не согласилась, - констатировала Анна.
  - Нет, не согласилась, - подтвердил Экобор. - Мы больше не виделись. Прошло уже много времени, но забыть её не так просто. Можете представить себе мой шок, когда я узнал, что она мертва? - с жаром спросил Экобор, но тут же поправился. - Простите. Всё это пустое, в сравнении с вашей потерей.
   Анна помотала головой, то ли говоря, что нет, не пустое, то ли не желая слушать продолжения. Сейчас до неё начало доходить, что она едва не убила человека, основываясь на косвенных, почти ничего не значащих уликах. И ещё то, что она, собственно, вломилась в чужой дом и пыталась кого-то убить. За такое штрафом не отделаешься.
  - Как вы себя чувствуете? - спросил изобретатель. - Простите за вопрос, но вы так бледны, и, кажется, вам нехорошо?
  - Всё в порядке.
   Правда, Анна в самом деле ощущала слабость: переживания и события последних дней, бессонные ночи, вдобавок с утра она ничего не ела, и алкоголь подействовал на неё мгновенно и сильно.
  - Вы можете остаться здесь до утра, - предложил Экобор.
  - Вы серьёзно? - скептично переспросила Анна.
   Александэр усмехнулся и показал на кабинет стаканом.
  - Совершенно серьёзно. Можете расположиться здесь или в комнате для гостей. Как пожелаете.
  - Вы не заявите в полицию? - недоверчиво уточнила Анна.
  - Конечно заявлю! Но утром, - сказал Экобор, но тут же хмыкнул. - Нет, не заявлю. У вас стресс, очевидно. Вы бы не причинили мне вреда.
   «Ещё как бы причинила» бы, - подумала Анна. Александэр, кажется, считал так же, но благородно сделал вид, что верит в свои слова.
  - Мне нужно возвращаться в приют, - сказала Анна, поднявшись и, пошатнувшись, ухватилась за подлокотник.
   Изобретатель подскочил к ней, мягко забрал стакан и поддержал под руку.
  - Утром вас отвезёт мой дворецкий, - сказал он. - Оставайтесь. В таком состоянии вы далеко не уйдёте.
   Анна промолчала.
  - Вот что, идёмте, - пригласил Александэр. - Вы прекрасно устроитесь в гостевой комнате. Не спорьте! Вы меня чуть не пристрелили, считайте, что я изъявляю последнее желание.
   Девушка веселья изобретателя не разделяла, но отчасти он был прав, и ей в самом деле было не осилить сейчас обратный путь, поэтому она последовала за ним.
   Александэр первым вошёл в комнату и зажёг свет. Спальня была обставлена с хорошим чувством вкуса. Массивную кровать с балдахином украшали резные столбики, шкаф красного дерева старинной работы, серебряное зеркало над туалетным столиком — ничего подобного Анна не видела. Она представила, какой мягкой должна быть перина на постели, и всё её тело заныло от желания повалиться на кровать и не вставать, а спать, спать, так долго, чтобы голова разболелась! Тело отказывало с каждой секундой. Угадав её состояние, Александэр быстро попрощался и вышел, но перед уходом положил на туалетный столик револьвер, впрочем, вынув из него все пули. Девушка осталась одна. Она слишком устала, чтобы думать о том, в какую нелепую ситуацию попала, её едва хватило на то, чтобы раздеться. Упав на кровать, она уснула глубоким сном без сновидений.
  
  
  
  ***
   Утром, когда изобретатель постучался в комнату девушки, ему никто не ответил — гостья исчезла. Кровать была застелена, все предметы стояли на своих местах. Девушка ушла рано утром.
  - Ваша ночная посетительница покинула нас? - флегматично спросил дворецкий, который как раз подошёл с подносом, накрытым для завтрака.
   Александэр улыбнулся, но едва заметная морщинка выдала его беспокойство. Он щёлкнул языком и вышел из комнаты.
  - Нужно осмотреть дом и убедиться, что девушка не решила, всё-таки, задержаться.
  - Или прихватить что-нибудь на память?
  - Мастерская заперта на замок моего изготовления, - обронил Александэр, - а всё, что она могла позаимствовать в других комнатах, не жалко.
  
   Отсутствие Анна не осталось незамеченным: утром Тома, увидев, что подруга опять отправилась гулять, в надежде на лучшее, пробежалась по помещениям приюта, но, не найдя её, поспешила в полицейский участок. Капитан, к счастью, оказался на месте. Надо отдать ему должное, лишних вопросов задавать не стал, а сразу же вместе с Томой отправился к приюту. По пути он пытался понять, где теперь искать девушку. В то, что она решила свести счёты с жизнью, как-то не верилось, скорее уж затеяла новую авантюру…
  - У вашей подруги есть оружие? - спросил Павел.
   Ответить Тома не успела — возле приюта они увидели Анну, которая заметила их раньше и теперь поджидала у ворот. Девушка ускорила шаг, и капитану пришлось её догонять.
  - Ты как? - с волнением спросила Тома, взяв подругу за плечи и заглянув ей в лицо.
  - В порядке, - уверила Анна, мягко отстранившись.
  - Где вы были? - спросил Карский.
   Скрипачка поглядела на полицейского устало.
  - Вы ведь не сделали ничего необдуманного?
  - Нет, - ответила Анна, - сперва я всё как следует обдумала.
   Карский осуждающе взглянул на девушку. Конечно, такого обращения он не заслужил, и та призналась:
  - Я побывала в доме Экобора Александэра.
   У Томы рука взлетела к губам, Павел мысленно выругался.
  - Что вы сделали? - спросил он, предполагая худшее.
  - Не сделала, - сказала Анна. - Кажется, он даже не собирается на меня заявлять, так что всё нормально.
   Сделав над собой усилие, Карский просто кивнул.
  - Изобретатель признал, что был знаком с вашей убитой, - сообщила Анна. - Александэр был влюблён в неё, но у них состоялась только одна встреча. После, как он говорит, он не захотел платить, а она не захотела встречаться с ним бесплатно.
  - Он сам рассказал вам это? - усомнился Карский.
  - Да. Не знаю, правда или нет, но, надеюсь, что смогла хоть немного помочь. И вот ещё что… - девушка виновато опустила глаза и протянула капитану записную книжку. - Простите меня, я очень сожалею, честное слово. Простите.
   Павел взял книжку, сунул в карман, не зная, злится ли он на самом деле.
  - Я не стану забирать у вас оружие или сажать под замок, хотя могу, - сказал Павел. - Взамен вы пообещаете мне не выходить из приюта, пока не поправитесь, вернее, пока Тамара Юрьевна не согласится, что вы поправились. Договорились?
   Анна кивнула.
  - Хорошо, капитан, обещаю.
  - Верю, - кивнул Павел. - Мне очень жаль, - прибавил он после продолжительного молчания.
  - Спасибо, - глухо произнесла Анна. - Мне тоже.
  
  
  
  ***
   «Он с ней встречался, - думал Карский по дороге к участку. - Встречался, и не один раз. Но зачем признался Анне?»
   Вызвав в воспоминаниях разговор с Александэром, капитан снова попытался понять, что осталось за словами. Он и тогда не сомневался, что изобретатель лжёт, и Александэр тоже понимал, что капитан не купился на его историю с украденной шкатулкой. Но, пока он не подтвердил сомнения, для закона они так и оставались сомнениями.
   А что значат его слова, сказанные девчонке, вломившейся к нему в дом? Свидетелем она выступить не сможет, ясно как день. Он ничем не рисковал, рассказав ей приукрашенную правду.
   «Почему же его имени нет в записях, если они с Иоанной виделись? - думал Карский. - Даже если помимо сводни, хотя бы одна запись должна быть наверняка». Ответ напрашивался сам собой.
  - Павел Константинович! - окликнул рядовой капитана, когда он вошёл в холл участка. - Вам из Сыр-бора звонили, подполковник Захарьин.
  - Спасибо.
   Карский снял трубку и попросил соединить с Покровкой. Через минуту из телефона раздался недовольный голос Ефима Корнильевича:
  - Пашенька, что у тебя там за бардак такой происходит?
  - О чём вы, Ефим Корнильевич? - спокойно спросил Карский.
  - Почему в прессе пишут о деле подробности? И что это за план такой, помощи у населения просить? Нас и так ни в грош уже не ставят, а теперь что люди скажут? Что полиция не справляется?
  - Ефим Корнильевич, а вы сами газеты читали? - спросил Павел, предчувствуя ответ.
  - Конечно!
  - Может, вам на словах просто передали? - настаивал Павел. - Почитайте. Подумайте. Глупо от прессы шарахаться. Они ведь почему додумывают всегда всё сами, расследовать пытаются? Потому что мы им ничего не говорим, вот и выходит один вред. Я ведь тоже не все подробности им рассказал, кое-что оставил для контроля, чтобы проверить, когда подозреваемый попадётся. С помощью прессы и свидетелей найти проще, а то всех не опросишь.
   Подполковник покряхтел недовольно, но, наконец, вздохнул.
  - Ладно, Паша, работай. Но методы у тебя, знаешь ли…
  - Главное же результат, - не удержался от того, чтобы не поддеть, ответил Карский. - Вы сами велели раскрыть дело как можно скорее, вот я и прилагаю все усилия. Мне тоже возиться не резон — других дел хватает.
  - Ну, работай, работай, - смутился подполковник.
   Карский повесил трубку. Да, подполковник начал сдавать: легко вспыхивает, легко успокаивается. Кто-то настучал ему на капитана, он бросился звонить, капитан оправдался, он отступил.
   Захарьину раскрытие этого убийства, может быть, ещё важнее, чем их участку, если дела в городе станут хуже, то начальника полиции заменят.
  
   Из участка Карский заехал сперва на Покровку, а затем отправился прямо домой к Симохиной.
   Сводня капитану не обрадовалась.
  - Я всё вам рассказала! - запротестовала она с порога, едва увидев в дверной щели следователя. - Что вам ещё от меня надо? Вы мешаете моему делу! Я, в конце концов, пожилая женщина, кто меня станет кормить, может быть, вы?
  - Тихо.
   Карский без приглашения вошёл в дом, оттеснив сводню. Вместе с ним в прихожую вошёл высокий парень в пальто и шляпе, выглядевший как самый обычный служащий, однако опытная сводня мигом признала в нём полицейского.
  - Собирайтесь, Елена Леонтьевна, - велел он.
  - Это зачем это? - испуганно спросила женщина.
  - В часть поедем, - объяснил полицейский, продемонстрировав удостоверение.
  - За что?!
  - Сами знаете, не надо невинность разыгрывать.
   Женщина прижала руки к груди и замотала головой.
  - Не поеду! Вы ничего не докажете! Слышите? Попробуйте доказать!
  - Как же, Елена Леонтьевна? - с наигранным удивлением спросил полицейский. - Вот мой товарищ говорит, что у вас есть папки с некими списками, которые он сам видел, и которые вы ему показали. А товарищ мой капитан, как никак, его показаний мне вполне хватает. Всё законно. Да вы не переживайте: если папок нет, то и доказательств тоже, и бояться вам нечего.
  - Да что же за произвол такой? - Сводня выдернула из рукава платок и присела на краешек стула, принявшись жалобно всхлипывать.
   Полицейские переглянулись.
  - Антон, можно?.. - Карский указал на женщину. Его приятель согласно поднял раскрытые ладони и отступил на шаг. - Экобор Александэр просил вас убрать его имя из списков? - резко спросил Карский.
   Перестав причитать, Симохина подняла на полицейского совершенно сухие глаза и кивнула.
  - Изобретатель, да, - быстро произнесла она. - Он с самого начала запретил. Догадался, как вы, что я веду записи. Он хорошо доплачивал, чтобы я не вносила его в списки. Я честная женщина! Он платил, я и не вносила.
  - Как часто они виделись?
  - Раза два в неделю, иногда чаще.
  - Александэр платил госпоже Адлерберг за встречи?
  - Конечно!
   Карский помолчал, раздумывая.
  - Почему они платили вам процент? Почему бы не встречаться помимо вас?
  - Платили не они, а Адлерберг, - вмешался Антон. - Они все платят процент, потому что знают, что, если обманут, сводня всё расскажет их мужьям.
  - Ясно.
   Что-то в выражении лица подсказало женщине, о чём подумал капитан. Её губы искривились в гримасе ненависти.
  - Думаете, я плохая? - выкрикнула она. - Не отвечайте, я вижу, что вы меня презираете. Но почему бы вам не обратить своё презрение на тех дамочек? У каждой: семья, муж, дети, положение! Я честно работаю, никого не обманываю: мужчины видят хорошенькую женщину, хотят заполучить её, и они приходят ко мне, а я всё устраиваю. Я прихожу к женщине и предлагаю ей сумму, и они все соглашаются, всегда! Могут запросить больше, если им покажется, что предлагают мало! Ни одна не отказалась, ни разу, ни разу!
   Покраснев от крика и гнева, женщина глубоко дышала, с ненавистью глядя на полицейских.
  - Не уезжайте никуда, - сказал Карский. - Вы можете ещё понадобиться.
   Полицейские вышли на улицу, за спиной у них с силой захлопнулась дверь. Антон достал папиросу и закурил, предложил Павлу, но тот отрицательно качнул головой.
  - Спасибо, что выручил.
  - Не в первый раз, - рассмеялся Антон. - Как расследование-то?
  - Работаем, - уклончиво ответил Павел.
  - По городу только о том и толкуют. Все думают, подполковник у тебя его всё-таки заберёт, хотя и на твоей земле произошло.
  - Посмотрим.
  
   Дмитрий Иванович Кочетов был третьим постоянным любовником Адлерберг, встречались они раз в месяц. Он служил метрдотелем одной из крупнейших гостиниц города, в часе езды от Обходного канала. Тридцать девять лет, не женат. Он не поддерживал дружеских отношений на работе (что, правда, отчасти объяснялось его положением), и никто не знал ни его друзей, ни есть ли у Кочетова женщина или женщины. Его считали очень сдержанным человеком, не способным на грубость. Он всегда оставался корректным и вежливым. В ночь убийства он находился в гостинице, в своём номере, что подтверждали швейцары, которые не видели, чтобы метрдотель выходил из здания.
   Пятого звали Незорин Василий Семёнович. Тридцать лет, женат, трое детей. Он служил в посольстве. В ночь, когда убили Адлерберг, его не было в городе, и он до сих по ещё не вернулся. Коллеги дали ему хорошую характеристику, соседи ничего особенного о его семье сказать не могли, жена так же дала положительный отзыв (с другой стороны, это ни о чём не говорило).
   Все пятеро были привлекательными, интеллигентными, образованными людьми. Ни один не оказывался в полиции за драку, побои или вообще за какую-либо провинность.
   Обстоятельства смерти Адлерберг указывали на то, что убийцы впал в ярость, но, затем, наступил момент раскаяния, когда он осознал, что натворил: он постарался убрать следы побоев, смыл кровь и очень аккуратно уложил тело на берегу канала, не решившись скинуть в воду,а, возможно, оставив так нарочно, чтобы её нашли и предали земле как полагается. Из пятерых любовников дурным характером отличался только Смышляев Андрей Андреевич. Правда, соседи и друзья не всегда могут верно определить, что представляет из себя человек. К примеру, Дмитрий Иванович Кочетов имеет хорошую характеристику от коллег, однако чрезмерная сдержанность обладает тенденцией выливаться в такие вспышки, что человек словно раздваивается, превращаясь в свою злобную версию. Если на работе ему приходится сдерживать, чтобы не потерять место, в лично жизни он может оказаться тираном и деспотом. Или Алейников Борис Гаврилович: его считают хорошим парнем, тем не менее, он из тех, кто не привык себе отказывать. Его алиби — это официантка, к которой он приставал. Сильно сдержанным человеком его тоже не назвать.
   Но все они имели более-менее твёрдое алиби. И оставались подозреваемыми.
   Кроме них был ещё один человек, которого Карский не собирался списывать со счетов — Экобор Александэр. Он был шестым любовником Иоанны, но лгал, что не знал её, а проверить, действительно ли он находился дома в ночь убийства, не представлялось возможным. Изобретатель был физически сильным человеком и мог задушить женщину. Его очевидно не расстроила смерть любовницы, даже Смышляев выказал больше эмоций, чем изобретатель — тот будто ждал прихода полиции.
   Павел думал, стоит ли отвлекаться на прочих подозреваемых и тратить драгоценное время, и на ум ему снова пришёл изобретатель. Капитан не имел ни малейшего представления, как к нему подступиться: улик нет, свидетелей нет, всё, что сейчас могла предоставить полиция, это безосновательные догадки. Даже Симохина вряд ли сгодится как свидетель, скорее всего, заставить её в суде подтвердить связь Александэра и Адлерберг не получится. А то, что Экобор сказал Анне при встрече вовсе не годилось, потому что грозило неприятностями разве что самой учительнице. Вот если бы удалось обыскать дом изобретателя и найти что-то, хоть что-то… Но, прежде чем полиции разрешат войти в дом уважаемого горожанина, им придётся предоставить убедительные обоснования своей теории.
   Как подступиться к нему? Изобретатель умён, он знает о своей безнаказанности и чувствует себя свободно, настолько, что признался Анне, что встречался с Адлерберг.
   «Зачем?» - подумал Павел. Для чего могло потребоваться рассказывать выдумку? Не для того ли, что она показывала самого Экобора в выгодном свете?
   Павел попытался представить себе Анну, угрожающую изобретателю. Он должен был как-то уболтать её, доказать, что не причастен, но девушка имела веские основания для подозрений — шкатулка. Тогда он соглашается с её правотой: да, шкатулку преподнёс Иоанне он. И на том всё, он был влюблён в убитую женщину и скорбит о ней. «Что-то при нашем разговоре он мне скорбящим не показался», - подумал Карский.
   Нужно было ещё раз побеседовать с ним, но теперь в участке. Капитан не надеялся вытянуть признание, но Александэр знал, что умом превосходит окружающих, он достаточно самоуверен, чтобы совершить какую-нибудь ошибку и проговориться.
  
  
  
  ***
   Анна закрыла коробочку с помадой и в последний раз поглядела на себя в зеркало. С причёской она постаралась: тяжёлые, завитые локоны ниспадали на плечи блестящим каскадом, изящно прихваченные шпильками на затылке. Спору нет, к такой причёске и таком вечеру лучше подошло бы длинное платье, но короткие рукава и её изрезанные руки не позволяли надеть его. Анна с улыбкой провела ладонью по складкам коричневого платья. Днём она пришила к воротнику и рукавам чёрные кружева, сделав его немного наряднее. Только теперь она выглядела как курсистка. «Ну и пусть», - подумала девушка. Надев чёрные, кружевные митенки, она сняла с вешалки свой плащ и, прихватив футляр со скрипкой, вышла из комнаты.
   Ольга Аркадьевна укладывала детей. Из комнаты мальчиков доносился шум и голос директрисы — в последние дни дети вели себя беспокойно. Анна подумала, не заглянуть ли к девочкам, но не решилась, едва представив их взгляды. Ей казалось, дети всё знают. Нет, она была убеждена. И потому избегала их. Если бы кто-то из детей прямо спросил, что на самом деле случилось с Тёмой, она не смогла бы солгать.
  
   Вечер устраивали в доме председателя городской думы, Бориса Фёдоровича Назарова, любезно предоставившего бальный зал и сад для гостей благотворительного общества. Едва войдя, Анна поняла, что с платьем прогадала бы в любом случае: все гости пришли в чёрном. Девушка остановилась в дверях, с любопытством оглядывая зал с громадной, многоярусной люстрой и зеркалами выше человеческого роста. Позолоченные узоры и фигурки амуров по углам намекали на барочный стиль и любовь хозяина к откровенной роскоши. В дальней части, на великолепном балконе, оркестр играл что-то лёгкое и энергичное, пары внизу танцевали фокстрот.
   Отловив одного из официантов, Анна попросила отвести её к распорядителю вечера.
  - Вы опоздали! - воскликнула дама в сильно декольтированном платье, невыгодно облегавшем фигуру. - Идите немедленно наверх!
  - Я не с оркестром, - терпеливо объяснила девушка. - Я Анна Анчарова, из приюта: была договорённость, что я буду играть в перерывах, как раз когда оркестр отдыхает.
  - Вот как? - Дама скрестила руки на груди. - Я ничего об этом не знаю, дорогая. Не знаю, откуда вы придумали…
  - Мне не нужно платить, - перебила Анна. - Я из сиротского приюта в Фабрикантском районе, помните? Госпожа Адлерберг…
  - Ах, да! - с облегчением воскликнула женщина. - Да, конечно. - Она улыбнулась. Но, всё равно, сходите наверх и предупредите остальных, что вы играете, чтобы они не волновались. Подберите что-нибудь весёлое, главное, не утомительное, идёт?
  - Да. Спасибо.
  - Вы ведь переоденетесь? - спросила женщина.
  - Нет, это и есть моё бальное платье, - мягко улыбнулась Анна.
  - Действительно? - Женщина поджала губы. - Но нужно траурное, бал посвятили памяти нашей дорогой Иоанны.
  - Мне не сообщили.
   Дама передёрнула плечами, снова поджала губы, махнула кончиками пальцев и отвернулась.
   Пристроив скрипку на балконе, девушка спустилась обратно в зал и встала у стены, не имея представления, что делать дальше. Во время танцев пообщаться с кем-то надежды мало, возможно, позже, если ей удастся завести беседу, а затем невзначай перевести разговор на приют?.. После танцев мужчины обычно уходят в гостиные играть в карты, дамы тоже — так, по крайней мере, проходили вечера в доме тёти. Но за карточные столы её не пустят.
  - Добрый вечер, - прошептала Анна. - Да, это такая трагедия, вы ведь читали в газетах о госпоже Адлерберг? Знаете, её ведь нашли буквально в двух шагах от нашего приюта. Да, я как раз работаю в сиротском приюте. Госпожа Адлерберг лично пригласила меня сыграть на этом вечере, она всегда была такой внимательно к сиротам, и нам тоже хотела помочь, и… - Девушка с раздражением умолкла и на несколько секунд прикрыла глаза рукой. - Какая чушь, чёрт возьми!.. - пробормотала она.
   Анна с неприязнью посмотрела на танцующих и улыбающихся людей — праздник не слишком напоминал вечер памяти погибшей, все веселились, что, разумеется, было хорошо, ведь в положительном настроении люди охотнее жертвуют деньги.
  - Так… Ладно. - Анна прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. - Добрый вечер…
  - Добрый вечер.
   Девушка так и подпрыгнула.
  - Простите, я вас напугал, - произнёс Экобор.
   Он стоял слишком близко, и Анна непроизвольно сделала шаг назад, но упёрлась в стену спиной.
  - Здравствуйте, - пробормотала она, всё ещё пытаясь оправиться от неожиданности. - Вас тоже не предупредили, что бал будет траурным?
   Александэр опустил глаза на свой фрак тёмно-винного цвета.
  - Да, так уж получилось, - кивнул он.
   Взгляд Александэра переместился на Анну, скользнул по её ногам, задержался на талии и выше, добрался, наконец, до лица. Девушка ответила прямым взглядом, но по улыбке, промелькнувшей во взгляде изобретателя, поняла, что скрыть смущение полностью ей не удалось.
  - Принести вам что-нибудь выпить? - спросил Александэр.
  - Нет. Благодарю.
  - Потанцуете со мной?
   Анна промолчала. Изобретатель покачал головой.
  - Вы всё ещё боитесь меня, Анна Николаевна?
  - Не боюсь. - Анна сжала губы.
  - Но не верите.
   Не ответив, Анна скрестила руки на груди и отвернула голову.
  - Пожалуйста, вы должны мне верить! Я никогда бы не убил ребёнка, и то, что сделали с Иоанной…
   В голосе изобретателя звенело такое отчаяние, что Анна невольно взглянула на него.
  - Я не знаю, - наконец произнесла она. - Чужая душа — потёмки.
  - Но глаза — зеркало души, - произнёс Экобор порывисто. - Взгляните в мои, и вы сразу поймёте, что я не совершал тех зверств, в которых вы меня вините. Взгляните! - Он схватил Анну за запястье, и она вскинула голову.
   Он наклонился так близко, что она почти чувствовала его дыхание. Александэр смотрел не мигая.
   «Не знаю, - мысленно прошептала Анна. - Я не знаю…»
  - Отпустите, - сдавленно попросила она.
   Изобретатель разжал руку и отступил на полшага. Анне казалось, её словно оглушили, на короткое время она даже перестала слышать музыку и другие голоса.
  - Извините, - прошептала она. - Но я не могу быть уверена…
  - Понимаю, - коротко кивнул Экобор. - Но вы можете хотя бы попытаться поверить?
  - Почему вам так важно, чтобы я поверила? - спросила Анна. - Что вам до того?
  - Мне нужно, чтобы вы верили мне, - повторил Александэр.
   Девушка кивнула, в знак того, что услышала. Музыканты играли танго, Экобор протянул девушке раскрытую ладонь. Анна поглядела на неё со смешанными чувствами. Она так и не поняла, согласилась бы или нет: музыка остановилась, Анна подняла голову и с облегчением увидела, что сверху ей подают знаки.
  - Нужно идти, - сказала она.
   Пары разошлись по беседующим группкам. С колотящимся сердцем девушка нерешительно подняла смычок, перелистнула свои ноты. Мысли её блуждали совершенно в других сферах.
   «Что-нибудь не утомительное?» - вспомнила она. Никто не смотрел на балкон, все были слишком заняты беседами и смехом. Вряд ли кто-то из них думал сейчас о зверски убитой Иоанне, и знал ли кто-то о мальчике, погибшем вместе с ней? А если бы узнали, было бы им до этого дело? Конечно, они пожалеют о нём, но какой смысл? Какой смысл сожалеть, если не собираешься ничего делать?
   Изобретатель стоял там же, где они расстались. Может быть, он ждал её возвращения.
   «Вы должны мне верить!»
   «Почему? - мысленно спросила Анна. - Зачем ему моя вера?»
   Казалось, Александэр говорит правду, с такой искренностью он требовал признать его невиновность, да и там, в доме, вёл себя не как уличённый преступник.
   «Посмотрим, удастся ли мне расшевелить тебя», - подумала Анна.
   Она хорошо помнила мелодию шкатулки, и знала, что, если и ошибётся в нескольких нотах, Экобор всё равно не сможет не узнать её.
  
   Он узнал. На несколько секунд Экобора охватило заметное волнение, он так глянул на Анну, что у девушки сердце ушло в пятки. Затем изобретатель поспешно вышел из зала, расталкивая людей.
   «Ну и что ты доказала? - с насмешкой спросил внутренний голос. - То, что он переживает смерть любимой женщины, как и сказал». «Ага, как же, - сама себе ответила Анна. - Если он — убитый горем влюблённый, то я — Поганини».
   Но червь сомнения всё равно грыз её. Пытаясь убедить себя в том, что Александэр виновен, она будто упиралась в стену, её разум просто отказывался принимать решения, заваленный нагромождением доводов «за» и «против». Изобретатель был странным человеком, очень. Наверное, как и большинство очень умных людей. Она не знала его раньше и не могла судить, достоверно его горе, или он ведёт себя неестественно.
   Получив скудные аплодисменты озадаченных гостей, Анна сыграла ещё несколько песен повеселее, и спустилась в зал.
  - Чудесное исполнение, зайка, вы очень хорошо играете! - восхитилась дама в чёрной, обшитой бисером, тунике со шлейфом.
   Анна вспыхнула, услышав про «зайку», но огромным усилием сдержалась и выдавила вымученную улыбку. Взгляд её сказал всё сам за себя, поэтому девушка заговорила с непринуждённостью в голосе, стремясь сгладить впечатление.
  - Благодарю вас.
  - Только не бросайте ни в коем случае! - продолжала дама. - Это ваше призвание, серьёзно вам говорю, не бросайте!
   С недоумением, перерастающим в раздражение, Анна в течении минуты слушала убеждения гостьи не бросать занятия скрипкой и не переставать играть. Её так и подмывало сказать, что она, в общем, и не собиралась, да и вообще вряд ли человек, достигший определённого уровня профессионализма в каком-либо деле, вот так вдруг бросит его. А, если и решится на подобный шаг под действием обстоятельств или некоего травмирующего или судьбоносного события, то слова какой-то посторонней дамочки на каком-то вечере вряд ли его переубедят. Но, вместо того, чтобы высказать всё, что она думает по этому поводу, Анна улыбалась, кивала, соглашалась, что, да, не бросит, и топила свою гордость как котёнка в бочке.
  - Госпожа Адлерберг организовала прекрасный вечер. - Анна выбросила белый флаг, когда поняла, что ещё полминуты, и она точно не удержится от какой-нибудь колкости. - Ужасно, что с ней случилось, она была очень великодушной.
  - Да уж, никому не могла отказать, - встряла другая дама, стоявшая поблизости и услышавшая часть разговора. - Если вы понимаете, о чём я.
  - Не понимаю, - резко ответила Анна.
  - Да вы ещё слишком юны, деточка, чтобы понимать такие вещи, - снисходительно сказала первая, похлопав Анну по руке.
   Девушка убрала руку за спину и покачала головой.
  - Думаю, мы все можем согласиться, что госпожа Адлерберг была хорошим человеком, она ведь помогала детским домам… - снова попыталась девушка направить разговор в нужное для себя русло.
  - Ох, деточка, в тихом омуте черти водятся! - перебила дама в тунике со шлейфом.
   Анна сдалась — женщинам явно хотелось посплетничать, перевести разговор не получится, по крайней мере не раньше, чем они всласть обольют грязью покойницу.
  - Да уж, омут у Иоанны был глубокий, столько мужчин в нём утонуло, что просто диву даёшься — что такого в ней особенного? - снова заговорила вторая. - Нет, я не спорю, Иоанна, конечно, была привлекательной…
   «Не завидуйте», - с насмешкой подумала Анна, которая видела фотографию Адлерберг и считала, что назвать её всего лишь привлекательной, это не сказать ничего. К ногам таких женщин в древние времена бросали целые царства, да и в современном мире мужчины готовы идти на любое безумство. И нет разницы, глупый мужчина или умный, его умственные способности красоты женщины не отменяют.
  - И это при живом муже! - закудахтали дамы. - Подумать только, а Николай всё знал?
  - Разумеется! Знал, но помалкивал. Иной раз, правда, срывался: я сама как-то слышала их ссору в ресторане. Знал он, голубчик.
  - А что же на развод не подал?
  - Ой, да какой развод?
  - Измена же, она бы и копейки не получила!
  - Таких женщин не бросают, - наставительно заметила дама. - Таких обычно мужья застреливают в гостиничном номере вместе с любовником.
  - Всех любовников Иоанны чтобы перестрелять, надо такую шеренгу выстроить, что она через весь Храмовый проспект протянется! - рассмеялась собеседница.
  - Ох, знаете, - Анна изобразила озабоченность, - я кажется забыла, я, это… - Она поглядела на повернувшихся к ней женщин. - Свою гордость. Пойду поищу, - закончила она и, развернувшись на каблуках, ушла, оставив болтушек непонимающе хлопать глазами.
  
   Ночь была готова отдаться дню, когда Анна, наконец, вернулась в приют. Ещё не рассвело, дом стоял тихий и казался пустым. Едва переставляя ноги от усталости, девушка вошла на кухню, развела огонь и поставила на плиту чайник.
   Половину вечера она пыталась придумать, что сказать благородным представителям лучших домов Петрополя, чтобы убедить их дать денег приюту, а теперь гадала, как объяснить Ольге Аркадьевне, что у неё ничего не вышло. Возможно, план хромал с самого начала: на таких приёмах денег никто не просит, явившиеся туда люди сами их дают, вручают благотворительному обществу, которое распределяет полученное согласно своему списку, среди тех, кто входит в сферу внимания общества. «Боюсь, к появлению попрошайки они оказались просто не готовы», - грустно подумала Анна. И хотя она была уверена, что этим вечером стала настоящим олицетворением тактичности и мастером красноречия, все её старания ни к чему не привели.
   «А, может, всё дело в том, что ты думала не о приюте, а о чём-то другом? О ком-то другом?» - с насмешкой спросил внутренний голос.
   Анна с негодованием отвергла его предположение.
   Чуть позже она отправилась к себе в комнату, чтобы хоть немного поспать перед подъёмом, но, разумеется, проспала.
   В десять часов Анна заглянула в класс, чтобы извиниться перед директрисой. Увидев девушку, та торопливо вышла в коридор.
  - Анна, зачем же вы поднялись? Вы ведь поздно вернулись, не так ли? Следовало выспаться, вы и без того плохо выглядите!
  - Простите, Ольга Аркадьевна, мне хотелось с вами поговорить…
  - Вы молодец! - перебила директриса.
  - Что?
  - Сегодня утром пришло письмо, я совершенно не ожидала ничего подобного! Отныне вы станете заниматься всеми переговорами, - шутливо прибавила директриса, погрозив девушке пальцем.
  - Простите, я ничего не понимаю.
  - Да как же? - Ольга Аркадьевна всплеснула руками. - У нашего приюта теперь есть покровитель, и очень богатый. Сегодня приедет человек, он составит список всего необходимого нам, и это только начало! Приют отремонтируют, у нас будут деньги нанять учителей и работников, у нас всё будет! Вы просто умница!
   В порыве чувств Ольга Аркадьевна даже обняла Анну.
  - Покровитель? - повторила девушка с волнением в голосе. - Как его зовут?
  - Я получила письмо от Экобора Александэра. Правда, этого господина я не знаю…
   Она продолжала говорить что-то ещё, но Анна её уже не слушала. В голове у неё бил колокол, который раскачивался, на каждый удар звеня: «Виновен-невиновен, виновен-невиновен».
  
  
  
  ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
  
   Утром капитан ещё засветло явился в часть. Просмотрев отчёты и сводки, Карский бросил тяжёлый взгляд на стену кабинета, увешанную документами, фотографиями и пометками по делу Адлерберг. Взгляд его задержался на фотографии Иоанны, той самой, которую адвокат отдал полиции вместе с заявлением о пропаже.
   Симпатичных, милых, эффектных, привлекательных — много, а по-настоящему красивые женщины появляются редко. Карский подумал о Таис и невольно сравнил её с Иоанной. Таисия обладала нежной, воздушной внешностью, плавными чертами. Если бы поставить двух этих женщин рядом, наверное, признать превосходство одной из них над другой было бы трудно, но в итоге победу одержала бы жена адвоката. Иоанна была идеальной во всех отношениях, без изъяна, как если бы её создали лучшие мастера. Она, несомненно, знала это. Павел бросил взгляд на коробки с бумагами: записки к портным, устроителям праздником, общественным организациям, списки, множество списков… Её деятельная натура вряд ли находила удовлетворения в том, чем она занималась. Отчего они могли ссориться с мужем? Карский снова подумал о Таис: красивая женщина, осознающая, что она представляет из себя, запертая в доме, и понимающая, что она может больше, чем вести хозяйство и растить детей, но что может предложить ей мир? Иоанна не нуждалась в деньгах — Адлерберг зарабатывает достаточно, чтобы содержать большой дом, собственную конюшню, штат прислуги. Может быть, ей требовались победы, или она просто не знала, что делать.
   Капитан закрыл глаза и постарался представить себе Иоанну. Вечер, она в своей комнате. Вот она выходит из дома и уезжает на наёмном экипаже в неизвестном направлении. Наёмном, потому что в доме не должны знать, куда она едет. Потому что она едет к любовнику. Но в списках Симохиной о встрече в этот день нет ни слова.
   Потому что Иоанна едет к тому, чьё имя в списки не попало. У неё свидание с Экобором Александэром. Но домой она уже не возвращается.
   Проблема в том, что против изобретателя нет ничего, кроме догадок и домыслов: нет мотива, нет свидетелей — ничего. Александэр достаточно умён, да что там, он настоящий гений, и прекрасно осознаёт сей факт. То, как свободно он держался с капитаном, как легко признался Анне в связи с Адлерберг, говорило о его самоуверенности. Но, как бы хорошо Экобор не держал себя, он должен был ошибиться. То, как он поступил с телом, говорило, что он сожалел о сделанном, во всяком случае, что он питал определённые чувства к убитой, и капитан был уверен, что в таком случае Экобор должен был попытается вернуться к месту, где оставил тело, но за прошедшую неделю возле канала никто подозрительный так и не появился, хотя там постоянно дежурил один человек. Каждые несколько часов рядовые сменяли друг друга, но люди уже вымотались. Убийца мог прийти и на кладбище, поэтому Павел всячески оттягивал, не соглашаясь выдавать тело для похорон, иначе ему пришлось бы искать людей и для дежурства на кладбище, а на эту акцию сил участка уже не хватало. Но с убийства прошла уже неделя, предлогов для перенесения похорон больше не было. Карский подумал, что и дежурство на канале придётся снять, его люди слишком устали. Давно им не приходилось так выкладываться. Нет, убийство в Фабрикантском хватало, но все они происходили на бытовой почве, или из-за разборок банд, и там всё, как правило, было довольно очевидно. В этом же случае… Какие бы зверства не творились в душах людей, какими бы пропащими они ни были, но убийство ребёнка всегда оставалось чем-то из ряда вон.
   Павел сам не знал, почему так вцепился в это дело. Потому ли, что оно оказалось слишком необычным для их района, или потому что оно касалось ребёнка. И не одного: у Иоанны осталось двое детей, и тот, кто убил её, искалечил ещё как минимум две жизни.
   В ушах у него снова прозвучал страшный крик скрипачки, перед глазами как наяву поднялись красные стены домов, серый камень набережной ограды, тёмные фигуры рабочих, отогревавшихся у огня, и изуродованное водой лицо Тёмы. С ним убийца, в отличие от Иоанны, обошёлся как с мусором. Мальчик стал случайной жертвой, и убийца не заколебался, избавляясь от тела.
   В дверь постучали, на предложение войти появилась Анна. Карский встал быстрее, чем того требовали приличия, и поспешил навстречу.
  - Как вы? - спросил он. - Присядьте.
  - Всё хорошо, - ответила девушка. - Я ненадолго, только сказать вам кое-что.
  - Слушаю вас.
  - Вчера на благотворительном вечере я встретила Экобора Александэра.
  - Так.
  - Я сыграла мелодию из шкатулки, и видела, что она взволновала его. Очень сильно.
  - Понятно.
  - Да, я знаю, что это ерунда, но вдруг вам как-то поможет… в смысле… - девушка выдохнула. - Да, это ерунда. Простите, отнимаю у вас время с глупостями.
  - Вовсе нет, - возразил Павел. - Лучше рассказать, чем смолчать. А уж мы сами разберёмся, как использовать факты.
  - Ещё я слышала, что гости говорили про Иоанну, - сказала девушка. - Похоже, её измены не были секретом, и для мужа в том числе.
  - Это интересно, - кивнул Павел. Теперь появлялся мотив у мужа.
   В кабинет без стука заглянул Печора.
  - Утро доброе, господин капитан! - объявил доктор радостно. - А я за получкой. Сегодня же снова следить, да?
   Карский полез за кошельком, но задумался и остановился: скрытая слежка не приносила результатов, тактику следовало менять, придумать что-то, что выбьет Экобора из колеи, заставит совершить ошибку.
  - Э, капитан? - напомнил о себе Печора, но Карский не обращал на доктора внимания, погрузившись в свои мысли.
   До сих пор Экобор вёл себя безукоризненно, что могло заставить его нервничать?
   Дверь снова распахнулась без стука, чуть не припечатав Ленара, но тот умудрился звериным чутьём ощутить угрозу и нелепо рвануться вперёд.
  - Ты совсем?! - напустился он на влетевшего в кабинет Дениса, однако парень пронёсся мимо, кажется, даже не заметив, что что-то случилось.
  - Капитан! Мы нашли!
  - Извозчика?! - Карский вскочил со стула.
  - Да! - волнуясь, кивнул Стрижак. - Но не того, другого.
  - Какого другого?
  - Не того, который отвозил госпожу Адлерберг, а того, который забирал её.
  - Откуда? - быстро спросил Павел.
  - Из дома Экобора Александэра.
   Карский быстро переварил информацию.
  - Он здесь?
  - Да, внизу ждёт.
  - Идёмте. Госпожа Анчарова, простите, меня ждёт работа.
   Капитан и сержант вышли из кабинета, оставив ничего не понимающего Ленара стоять посреди комнаты.
  - Так мне продолжать слежку? - крикнул он, высунувшись в дверь. - Капитан?.. Ушли… - понуро сообщил он девушке.
   Анна изобразила улыбку поддержки и тоже вышла в коридор.
  
   Извозчик ожидал на скамеечке возле клетки, при появлении капитана он встал и снял шляпу. Капитан провёл его в отделение за стеклянной стеной, где обычно сидели сотрудники, дал стул, а сам устроился напротив. Стрижак встал в сторонке, с нетерпением посматривая на обоих.
  - Расскажите капитану то, что рассказали мне, - попросил Стрижак.
   Извозчик кивнул.
  - Значит, я в газете как прочитал, так меня сразу осенило! - заговорил мужчина, от волнения смяв шляпу руками. - Ну, что вы, значит, ищете всех, кто может, значит, помочь. Мол, что любая мелочь. Я ведь и не думал, а тут подумал, что, наверное, не ерунда, думаю, я эту барышню видел…
  - Не волнуйтесь так, - попросил Павел. Он достал фотографию из кармана и положил на стол перед извозчиком. - Эта женщина села к вам в коляску?
  - Да, - кивнул мужчина, поглядев на фото.
  - Расскажите по порядку: в котором часу вы взяли пассажирку?
  - Простите, господин капитан, точно не скажу — часов у меня нету, но было уже заполночь, потому что до того проезжал мимо часового завода на Грязной улице, и часы у них на башенке аккурат пробили полночь.
  - Хорошо, продолжайте, - подбодрил Карский. - Где вы взяли пассажирку?
  - На Береговой набережной, у Гвардейского моста, - кивнул извозчик. - Возле такого большого дома, старого.
  - Номер дома помните?
  - Сорок четыре.
   Стрижак, не удержавшись, хлопнул в себя по коленям и поглядел на капитана с видом «ну, я же вам говорил!». Карский знаком велел сержанту помолчать и ободряюще кивнул извозчику.
  - Куда вы её повезли?
  - Ну, мужчина сказал езжать на…
  - С ней был мужчина? - взволнованно перебил Карский.
   От его голоса извозчик даже вздрогнул.
  - Ну, то есть, я же не знал, я просто…
  - Нет, погодите, - остановил его капитан. - Мужчина ждал госпожу Адлерберг возле дома сорок четыре?
  - Нет, он ждал в моём экипаже. Её должен был везти другой экипаж, но, когда она вышла, мужчина её окликнул, она его узнала, и села к нему.
  - Вы долго ждали её возле дома?
  - Часа три, но мужчина заплатил мне за половину ночи.
  - Опишите его.
  - Ну, как?.. Лет тридцать ему, одет прилично, в костюм, усы у него были такие, подкрученные… - мужчина озадаченно замолчал.
  - Блондин, брюнет, рыжий?
  - Тёмные волосы, коричневые, - сказал извозчик.
  - Какие-нибудь особенные приметы ещё запомнили? Может, очки, или родинка, бородавка, шрам?
  - Нет, ничего такого.
  - Худой, толстый?
  - Скорее худой, - кивнул мужчина. - Стройный.
  - Они ехали только вдвоём? До места тоже доехали вдвоём?
  - Ага.
  - Куда?
  - На Офицерскую улицу, это рядом с Приказной, недалеко от Театра-цирка.
   Павел помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями.
  - Это всё?
  - Да, вроде, всё, - кивнул извозчик.
   Карский поглядел на Стрижака.
  - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил он его.
   Сержант открыл рот и покачал головой.
   Павел встал.
  - Вы, - он кивнул извозчику, - будьте добры проехать с нами.
   Павел мысленно обозвал себя ослом. Столько лет полиция относилась к корреспондентам как к надоедливым мухам, хотя использовала штатских агентов из самых разных сфер. А тех, кто мог оказаться полезнее всего, игнорировали. Просто глупо. Откуда корни вражды, Карский понимал — репортёры вели расследования точно так же, как полиция, но им был важен не результат, а сенсация, так что приукрашивание или откровенное враньё было для них делом привычным. Тем не менее польза от сотрудничества просто неоценимая, особенно когда так мало собственных сотрудников.
  
  
  
  ***
   Извозчик пытался протестовать, ссылаясь на то, что теряет время и деньги, но сейчас Карский не смог бы ему посочувствовать, даже если бы захотел.
   Такси остановилось возле непримечательного, двухэтажного здания с ровными рядами узких окон, спрятанного под эстакадой городского метрополитена. В холле за полукруглым столом сидел консьерж, читавший газету. Увидев их троицу, он глянул на капитана поверх очков-половинок и вопросительно приподнял брови.
  - Чем помочь, господа? - с лёгкой долей настороженности спросил он.
  - Полиция. - Павел показал удостоверение. - Капитан Карский. Мы ищем одного человека, который занимает у вас помещение. Тридцать, или около того, лет, шатен, стройный, подкрученные усики, носит костюм. Он был здесь в ночь с воскресенья на понедельник с вот этой дамой…
   Павел показал фотографию Иоанны.
  - Она была в длинном пальто зелёного цвета и широкополой шляпе с пером. Они приехали вдвоём. Возможно, дама уже бывала здесь.
  - Да, я её узнал, - кивнул консьерж. - Она правда бывала здесь у господина Иванова.
  - Тот же мужчина, с которым она приехала в ту ночь? - уточнил Карский.
  - Да.
  - В какой он комнате? - быстро спросил Павел.
  - Его нет уже почти неделю, - ответил консьерж. Подумав, он прибавил: - Как раз с той ночи, мне кажется.
  - Покажите его комнату.
   Консьерж кивнул и, отыскав в ящике ключ, повёл полицейских на второй этаж.
  - Он давно арендует здесь жильё, платил всегда исправно, только, думаю, он не жил тут постоянно, просто приезжал время от времени с дамой.
  - Как его зовут?
  - Иванов Сергей Александрович.
  - Вы спрашиваете у своих съёмщиков документы? - спросил капитан.
  - Нет, не спрашиваем, - ответил консьерж. - Иначе у нас не останавливались бы.
   Иванов жил в угловой комнате. Он занимал одни из лучших «апартаментов» в здании, как выразился консьерж. Большая комната, прилично обставленная, отделённая от спальни широко распахнутыми створками дверей. Спальня не была полноценной комнатой, в ней помещалась лишь большая кровать.
   Консьерж и извозчик жались у двери, с любопытством вытягивая шеи, но не решаясь зайти.
  - Здесь давно никто не появлялся, - заметил Стрижак, заглянув в заварочный чайник, в котором заварка успела покрыться плесенью.
   В комнате стоял тяжёлый, спёртый дух давно не проветривавшегося помещения, жалюзи на окнах остались опущены, видимо, ещё с той самой ночи. Створки спальни раскрыты, кровать смята, но холодная — в ней никто не спал. Капитан остановился посреди комнаты, огляделся кругом.
  - Как вас зовут? - обратился он к консьержу.
  - Вавилов Михаил Иванович, - торопливо ответил мужчина.
  - Михаил Иванович, будьте добры, свяжитесь с третьим полицейским участком, скажите лейтенанту Зотову, что капитан Карский просит его отправить сюда кого-нибудь с фотоаппаратом и всеми необходимыми приборами.
   Консьерж убежал. Стрижак подошёл к капитану, спросил, понизив голос:
  - Думаете, её здесь?..
  - Очень похоже, - кивнул Павел. - Нужно всё внимательно осмотреть.
  - Понял, - кивнул Денис.
  - Начните со спальни, я займусь ванной.
   Дверь в ванную находилась за небольшой ширмой. Павел повернул рычажок включателя, осветив крошечное помещение: зеленоватая плитка, выгнутая эмалированная ванная, в которой можно было мыться только сидя — дань традиции или диктат метража. Первым делом Павел осмотрел ванную и раковину, но не нашёл ничего, тогда он опустился на колени и принялся осматривать пол.
   Консьерж скоро вернулся. Карский не гнал их с извозчиком, позволив топтаться у двери — ему нужны были свидетели обыска.
   «Значит, Александэр невиновен, - думал Павел, пока, распластавшись по полу, шарил под ванной. - Другой любовник караулил её, затем отвёз в обычное место для свиданий, и тут… они поссорились, он не справился с ревностью, или случилось что-то ещё, и он её убил. Затем раздел, вымыл в ванной и отвёз к каналу». Мог быть и второй вариант: изобретатель проследил за парой до гостиницы и убил женщину. Но разве тогда он не убил бы и любовника? Если убил, то где труп?
   Павел ничуть не сомневался, что имя «Иванов» вымышленное, но проверить, является ли он одним из тех, кто бы в списке Симохиной, не сложно — достаточно показать всех пятерых извозчику и консьержу. Проблемы возникнут, если парень окажется ещё одним «незарегистрированным». Что ж, тогда снова придётся съездить к сводне и поговорить, только на этот раз уже в участке.
   И всё же его не покидали сомнения: если изобретатель не убивал Иоанну, зачем скрывал, что знает её, почему врал полиции? Боялся, что его станут подозревать? Но он не выглядел как человек, старающийся отвести от себя подозрения.
  - Капитан! - послышался из комнаты взволнованный голос Дениса.
   Карский вернулся в комнату и подошёл к Стрижаку, стоявшему возле кровати.
  - Вот. - Стрижак продемонстрировал женский гребень для волос. - Нашёл под тумбочкой.
   В фантастическим переплетении лоз, сливаясь с ними в застывшем движении, гребень украшала изящная фигурка девушки-стекозы. Сам вид работы подтверждал, что золотое покрытие и сверкающие камни — настоящие.
  - Непростая вещь, - заметил Павел. - Не трогали?
  - Да что вы, капитан! - с ноткой обиды воскликнул Денис.
  - Дождёмся человека из отделения, снимем отпечатки, - кивнул Павел.
   Он вышел в комнату и продолжил осмотр.
  - Михаил Иванович, - окликнул его Павел. - А во всех комнатах на кроватях есть покрывала?
  - Конечно.
  - В этой вот нет, - негромко заметил Карский.
   На круглом столе в центре комнаты также не было скатерти, хотя, как правило, их стелили. Консьерж подтвердил, что и скатерть должна бы быть, хотя он, конечно, не уверен. Может, её вовсе предыдущий жилец украл.
   Они продолжили обыск. Скоро Павел нашёл то, что рассчитывал обнаружить в первую очередь: на стене рядом со спальным проёмом, на обоях виднелось несколько крупных капель крови. Их сложно было заметить, если только не опуститься на колени — в полумраке комнаты они сливались с обоями. Ещё несколько капель остались на плинтусе.
  - Он убрался здесь, - сказал Карский, обращаясь к сержанту. - Вытер кровь, забрал одежду. Но он спешил, иначе привёл бы в порядок всю комнату и не пропустил бы гребень.
   Карский выпрямился и с задумчивым видом осмотрелся по сторона.
  - Как он вышел? - спросил он шёпотом.
   Встряхнувшись, капитан бросил Стрижаку, чтобы тот продолжал осмотр, а сам подошёл к консьержу.
  - Михаил Иванович, а вы не видели, как Иванов уходил ночью?
  - Нет.
  - Вы задремали, может быть?
  - Нет, что вы! У меня бессонница, я тут часто по ночам дежурю.
  - Как же ваш постоялец смог проскользнуть? В здании есть чёрный ход?
  - Есть, но он заперт.
  - Покажите.
   Чёрный ход не запирался. Дверь легко открылась, даже не скрипнув. Карский без всякого выражения поглядел на узкую, тёмную улочку, куда вёл выход, и вернулся в коридор.
   Через час приехал младший сержант Демидов с большой коробкой для снятия отпечатков и фотокамерой. Оставив их с Денисом заниматься уликами, Карский поехал в часть вместе с извозчиком и консьержем, которого по такому случаю подменил срочно вызванный племянник. Собрав всех свободных людей, капитан раздал им адреса подозреваемых и отправил в город. Через несколько часов все пятеро любовников Иоанны сидели в холле участка, косясь друг на друга, неловко покашливая и боязливо посматривая по сторонам. Вряд ли кому-то из них за всю жизнь довелось хоть раз побывать в полиции. Даже Незорин приехал, хотя его алиби подтвердило посольство.
  - Капитан, долго нам ждать? - крикнул Смышляев, увидев Карского, выглянувшего в холл. - Мы, что, арестованы?
  - Нет, господа, - учтиво ответил Павел. - Нам только понадобилось прояснить несколько моментов, поэтому вы здесь.
  - И долго вы собираетесь прояснять? - спросил мужчина, брезгливо поджав губы.
  - Скоро закончим, - заверил Павел.
   Он вернулся в коридорчик, откуда можно было видеть холл и где дожидался извозчик
  - Вы узнаёте кого-нибудь из них? - негромко спросил он.
   Мужчины неуверенно посмотрел на капитана, тот ободряюще кивнул. Извозчик выглянул из коридорчика, потом снова посмотрел на капитана, но уже увереннее.
  - Вон тот, крайний слева.
  - Уверены?
  - Да. Думаю, да, - кивнул мужчина.
  - Хорошо, идите пока.
   Капитан отправил его к лестнице, поманив к себе дожидавшегося своей очереди консьержа.
  - Прошу. - Он указал на холл.
   Консьерж вглядывался дольше, потом решительно посмотрел на капитана.
  - Вон тот, с краю.
  - Точно?
  - Да, я уверен, это он.
  - Спасибо.
   Карский отпустил консьержа и несколько секунд стоял, раздумывая, потом вернулся в холл.
  - Всё, господа, вы можете идти. Спасибо вам за помощь. Господин Димарский, задержитесь, пожалуйста.
   Мужчина, который с первых слов капитана с облегчением выдохнул, а затем очень поспешно встал, торопясь к выходу, застыл, испуганно округлив глаза. Остальные «кандидаты» с любопытством остановились, явно непрочь задержаться и узнать, что к чему, но Зотов уже вежливо выпроваживал их к выходу.
  - Господин Димарский. - Капитан жестом указал служащему на коридор, ведущий к комнатам для допроса. - Прошу вас.
  - Почему я?! - воскликнул мужчина. - Почему они могут идти, а я — нет?
  - Прошу вас, - повторил капитан. Он говорил вежливо, но металла в его голосе хватило бы, чтобы построить мост через Велигу.
   Игорь Валерьевич ссутулился, сжался, будто шарик, из которого выпустили воздух. Он не сразу двинулся, всё в его фигуре говорило о неуверенности, он будто раздумывал, не побежать ли, но, в то же время было видно, что — нет, не побежит, и не потому, что бессмысленно, а духу не хватит.
   Карский пропустил его перед собой и повёл к комнате.
  
   Игорь Валерьевич был худощавым мужчиной, с тонкими запястьями, с внешностью утончённого ценителя. Модная стрижка, ухоженные руки, хороший костюм. Одевался он не по средствам, в чём-то семье служащего министерства приходилось ужиматься, чтобы её глава мог позволить себе такой костюм, не говоря уже об аренде второй квартиры.
  - Садитесь.
   В комнате стоял железный стол и два стула. Карский зажёг лампу и положил на стол папку, которую приготовил заранее. В папке не было ни слова на Димарского, но зато она была пухлой и выглядела внушительно.
  - В чём дело? - нервно спросил мужчина. - Уверен, вы не можете так просто задерживать человека!
   Он сел, закинув ногу на ногу и положив на колени сцепленные руки, одновременно и избегая прямо смотреть на полицейского, и вместе с тем пытаясь угадать по его лицу, о чём он думает.
  - Видите ли, у нас появились новые сведения по делу, - ответил Павел, открыв папку и рассеяно перебрав несколько листочков. Затем он в упор посмотрел на Димарского. Тот отвёл взгляд. - Убийство достаточная причина, чтобы мы могли задержать любого, кто вызывает у нас подозрение. Вы здесь, потому что седьмого мая, в девять вечера Иоанна Адлерберг уехала из дома на извозчике на свидание со своим любовником…
  - Я не встречался с ней в тот день! - запротестовал Димарский.
  - После полуночи она вышла из дома сорок четыре на Береговой набережной и села в коляску, которая её поджидала. Это был ваш экипаж. Вы отвезли Иоанну на Офицерскую улицу, дом пять, где снимаете комнату под именем Иванова Сергея Александровича, где вы прежде встречались с госпожой Адлерберг.
   По мере того, как Павел продолжал говорить, лицо мужчины всё больше бледнело, он несколько раз сглотнул, стараясь сделать это незаметно.
  - Там вы избили её и задушили, после чего отвезли к Обходному каналу, где и оставили.
  - Нет! Нет! - воскликнул Игорь Валерьевич, отшатнувшись от стола.
  - Вас увидел мальчик.
   Лицо Димарского приобрело выражение ужаса, мысль «Они и это знают!» так явственно отпечаталась на нём, что Карский уже не сомневался.
  - Вы не собирались убивать его, - мягко прибавил он. - Тёма оказался не в то время и не в том месте, так уж вышло.
   Карский сделал короткую паузу, но мужчина молчал.
  - Вас опознал извозчик, который привёз вас и госпожу Адлерберг на Офицерскую. - Карский встал и обошёл стол, оказавшись рядом с Димарским. - Консьерж тоже узнал вас. В комнате, которую вы занимали под вымышленным именем, нашли гребень для волос, который принадлежал убитой — её муж и горничная уже познали его. Там же нашли пятна крови на стене и на полу.
  - Они всё врут! - запротестовал мужчина. - Я не знаю никакого Сергея Александровича, никогда не был на Офицерской улице!
  - Мои люди сняли отпечатки пальцев в комнате, теперь нам достаточно будет только сравнить их с вашими и с отпечатками госпожи Адлерберг, чтобы доказать, что вы оба были в той комнате. Признайтесь, это вы убили её.
  - Зачем мне это?
   Карский присел на край стола и пожал плечами.
  - Она ведь была очень красивой женщиной, правда? - Капитан достал из папки фотографию и положил перед мужчиной. - И очень требовательной. Такой непросто было угодить: я знаю, сам был женат на такой же, понимаю, как иногда сдают нервы. - Капитан невесело рассмеялся. - Она просто сводила меня с ума! Ей всегда чего-то не хватало, всегда. Иногда мне просто хотелось… - Карский сжал челюсти и заметил, как Игорь Валерьевич бросил на него недоверчивый взгляд. - Вы разозлились, я понимаю. Вы ведь хороший человек, господин Димарский, а даже самые хорошие люди порой теряют самообладание, если их как следует довести.
   Мужчина помотал головой. Он избегал смотреть капитану в глаза, упорно сжав губы.
  - Я никого не убивал, я был дома, с женой, она вам всё подтвердила!
   Карский резко встал, вернулся к своему месту, открыл папку и одну за другой достал ещё несколько фотографий. На двух была Адлерберг, обнажённая, с закрытыми глазами. Мёртвая. На третьей — обезображенный труп мальчика.
   От фотографии мальчика Димарский отшатнулся, побледнев сильнее прежнего. Он промычал что-то протестующее и уронил голову на руки.
  - Расскажи, как всё было, - настойчиво произнёс Павел. - Ваша жена станет соучастницей, если решит покрывать вас и дальше. Вы не плохой человек, не то чудовище, каким вас рисует пресса. Это был несчастный случай, вам пришлось, но вы ведь оступился всего раз, так? Одна ошибка. Расскажите, вам станет легче, поверьте мне, я знаю.
   Мужчина затряс головой.
  - Рассказывайте! - повысил голос капитан, угрожающе придвинувшись ближе. - Нет смысла скрывать, сейчас вы можете только облегчить свою судьбу, покаявшись чистосердечно. Рассказывайте!
  - Да, да, всё так и было, - забормотал Димарский.
  - Громче!
  - Я убил её, убил! - выкрикнул мужчина. - Я привёз её к туда, где мы обычно встречались, и я убил её, потом вынес через чёрный ход и отвёз к каналу, да.
  - Пишите.
  
   Через полчаса Карский вернулся в свой кабинет, оставив Игоря Валерьевича в одиночной камере рыдать, забившись в угол койки. Он сидел в своём кабинете, перечитывая подписанные показания, когда к нему заглянул Стрижак.
  - Закончили? - спросил Павел.
  - Да, капитан. Всё готово. Мне снять отпечатки у подозреваемого?
  - Да, - кивнул Павел и продемонстрировал сержанту несколько исписанных нервным почерком листов. - Он сознался.
  - Правда?! - не удержался Денис. - Капитан, так это всё? Мы его взяли? Он и в убийстве мальчика сознался?
  - Да, по всем пунктам, - подтвердил Павел. - Улик и свидетелей нам хватит, чтобы его посадить. Он даже рассказал, что раздел её и вымыли в ванной. В газетах об этом не писали. Всю одежду и вещи он сжёг дома.
  - Так, это… - пробормотал Стрижак неуверенно, не понимая, почему капитан не выглядит довольным, но не зная, как спросить об этом. - Всё?
   Карский побарабанил пальцами по столу.
  - Похоже на то.
  
  
  
  ***
   Анна вошла в комнату, на ходу скинув туфли, выдернула из кички заколку и с наслаждением запустила пальцы в волосы. Шумно выдохнув, она упала в кресло-качалку, всё ещё стоявшую в её комнате. Слегка оттолкнувшись от пола носками, она закрыла глаза и стала медленно раскачиваться.
   «Он убежал не в первый раз, - подумала Анна. - Он убегал и раньше. А я не знала. Я должна была следить за ними. Если бы они доверяли мне, если бы могли, я помогла бы ему. Дети не убегают просто так: ему было здесь плохо».
   Она знала, что винить себя бессмысленно, что уследить за двумя десятками детей почти в одиночку трудно, но также знала, что права, что могла предотвратить это, могла. Если бы не была такой, если бы была другой.
  - Нет! - резко выкрикнула Анна, прижав кулаки к глазам, силясь стереть зрелище, которое навсегда отпечаталось в её памяти.
   Сегодня детей укладывала директриса, но скоро в приюте должны были появиться новые воспитатели, в том числе и ночные дежурные, и сторож. У приюта появился собственный банковский счёт, а, кроме этого, оформлялись бумаги на передачу в собственность участка земли в городе. Участок занимали магазины, платившие аренду, и это был постоянный и верный источник дохода. Что бы ни случилось, их точно не закроют. Теперь у детей должны были появиться новые вещи, книги, может, они смогут посещать музеи и театры хотя бы раз в месяц…
   И всё благодаря человеку, который, возможно, свернул шею ребёнку и выбросил его в канал.
   Взглянув на часы, Анна тяжело поднялась, обулась и вышла в коридор, прихватив фонарь. Может, у них появится электричество? Сколько может стоить установить паровой двигатель в подвале и протянуть провода?
   Она приоткрыла скрипнувшую дверь спальни и заглянула внутрь. Директрисы не было, хотя они обе через день договорились ночевать в комнате перед спальнями. Но у Ольги Аркадьевны были дела, может, она ещё не успела прийти. Анна заглянула к девочкам, и услышала торопливые шорохи одеял.
  - Почему не спите? - строго спросила она.
   Девочки притихли, но потом, увидев, что это Анна, начали приподниматься и выглядывать из-под одеял.
  - Не спится, - сказала Лиза.
   Анна подошла к её кровати и села на краешек. Она собиралась сказать: «Засыпайте, поздно уже», но вместо этого спросила:
  - Почему?
   Девочки глядели очень внимательно. Вспомнив себя в их возрасте, Анна подумала, что была совсем ребёнком, глупым и наивным. Некоторые её воспитанницы знали о жизни, наверное, даже больше, чем она теперь.
  - Тёму ещё не нашли? - спросила Лиза.
  - Он… - Анна начала и сразу замолчала. - Вот что, сбегай, позови и мальчиков, я должна кое-что рассказать вам.
  
  
  
  ***
   Ему показалось, что дома он не был целую вечность: за всю неделю он едва ли несколько раз забегал к себе принять душ и переодеться. Да и сейчас, остановившись на пороге комнаты, подумал, что жить при части — не такая уж безумная идея.
   Проверив кухонные шкафы, Карский убедился, что чуда не произошло, и еда там сама собой не появилась. Зато кофе ещё оставался. В ожидании, пока напиток закипит, капитан думал об Иоанне. День за днём он воспроизводил в памяти расследование, затем вновь вернулся к допросу Димарского. Бреши, слишком много брешей. Даже самый незначительный факт, который не согласуется с общей картиной, способен обрушить всё здание обвинения. Истина не может быть неясной. Если что-то не согласуется, значит, где-то он ошибся.
   Повернув ручку на плите и переставив кофейник в раковину, Павел выбежал из дома и быстрым шагом направился в сторону участка.
   Ночной дежурный лишь слегка удивился визиту начальства: капитан на работе бывал чаще, чем где-либо ещё. Поднявшись в кабинет, Павел включил лампу на столе, достал из сейфа показания и погрузился в чтение. Да, вот они, недосказанности, которые требовали разъяснения. И лучше прямо сейчас: может, поднятый с койки, Димарский не сможет соврать сходу, если захочет.
   Взяв у дежурного ключ, Карский спустился к камерам и разбудил Игоря Валерьевича, нервно метавшегося между сном и бодрствованием.
  - Что? Зачем? - испуганно подскочил мужчина. - Что вам надо?
  - Успокойтесь, я только хочу задать вам несколько вопросов.
  - Не понимаю… - пробормотал мужчина. - Я же сознался, что ещё вы хотите?
  - Где вы взяли транспорт, чтобы отвезти тело госпожи Адлерберг к каналу? - спросил Карский. - Вам пришлось ехать через полгорода.
  - Я… я нанял такси.
  - И спокойно посадили в машину обнажённую, избитую и мёртвую женщину? - спросил капитан. - И таксист вам ничего не сказал?
  - Я… заплатил ему за молчание.
  - Допустим. А как вы узнали, что Иоанна у господина Александэра?
  - Да ведь… я ждал её там.
  - Ждали, да, но как узнали, что нужно ждать?
  - Я… она мне сказала.
  - Чтобы вы ждали её у дома другого любовника?
  - Да.
  - Но извозчик говорил, она собиралась ехать в другом экипаже, он не знала, что вы там.
  - Просто… просто не увидела меня, вот и всё…
  - А куда вы спрятали отрезанный локон?
  - Локон? - переспросил Димарский. - Я… я не помню. Я его выбросил.
  - А одежда?
  - Тоже выбросил, да.
  - Покажете, где?
  - По дороге к каналу, не помню где.
   Карский скрестил руки на груди и привалился к косяку у двери камеры.
  - Не верю я вам, - произнёс он. - Вы врёте, но непонятно, зачем. Вы пытаетесь кого-то выгородить?
  - Нет!
  - Может быть, вашу жену?
  - Боже мой, нет! - испуганно воскликнул Игорь Валерьевич. - Я сделал это, я! Что вам надо, я ведь сознался!
   Не ответив, Карский вышел из камеры. Ждать до утра он просто не мог, кроме того, практика показывала: допрос посреди ночи благотворно влияет на правдивость истории, поэтому Карский направился пешком к ближайшей стоянке извозчиков, надеясь нанять экипаж. Ночью работало меньше, но на стоянке всегда кто-то был.
   Возле дома Симохиной Карский попросил извозчика подождать, сам поднялся на крыльцо и забарабанил в дверь. Несколько минут стояла тишина, потом Карский услышал крадущиеся шаги за дверью.
  - Открывайте, Елена Леонтьевна! - громко потребовал Павел. - Полиция!
  - Да что вы вцепились-то в меня, кровопийцы проклятые! - запричитала по ту сторону двери женщина. - Что вы всё ходите, оставьте уже меня в покое!
  - У меня только один вопрос к вам, и потом я уйду, клянусь!
  - Уходите сейчас! Я честная женщина, честно работаю! Даже ночью от вас нет покоя, что вы за люди такие?!
  - Елена Леонтьевна, откройте, пожалуйста, не то ваши соседи тоже проснутся.
   Женщина выругалась и заскрежетала ключом.
  - Ирод! - выплюнула она в лицо капитану. - Что ещё вам надо?!
  - Вы говорили кому-нибудь, что у Иоанны и Экобора свидание?
  - Да кому?
  - Кому угодно.
  - Не говорила!
  - Уверены?
   Женщина застонала.
  - Господин капитан, на дворе ночь, перестаньте меня терзать!
  - Хорошо, я правда прошу прощения, но подумайте как следует — говорили кому-то или нет?
  - Нет, не говорила. Никогда не говорю, мне ведь платят за тайну.
  - Что, если кто-то заплатил вам за сведения?
  - Нет, говорю же, нет! - почти закричала Симохина. - Никому не говорила, о свидании знала я и эти двое, и всё.
  - Спасибо.
   Павле развернулся и направился к экипажу, услышав, как с грохотом закрылась дверь.
   Как же так? Если о свидании знали лишь трое, и в записях его тоже не было, как Димарский узнал о нём? Иоанна в самом деле сказала? Но её поведение говорило о том, что она не ожидала увидеть там своего непостоянного любовника. Александэр тоже вряд ли кому-то сказал, он вообще скрытный тип, и в любом случае представить такую сложную цепочку передачи сведений от изобретателя к Димарскому, через каких-то общих знакомых — невероятно. Но кто тогда?
   «Адлерберг тоже мог знать, - подумал Павел. - Он знал про измены, может, спросил, к кому она идёт в тот вечер, вот почему они ссорились, вот почему Иоанна согласилась поехать с Димарским — она была расстроена ссорой с мужем, может, хотела ему отомстить или не хотела возвращаться домой».
   Что ж, он вернулся к тому, с чего начал — версия с мужем. Вот только каким образом были связаны муж и любовник? В то, что они вместе сговорились убить женщину, верилось слабо, и при таком раскладе к чему Димарскому покрывать Адлерберга?
   Гадать пока что было бессмысленно. Пожалуй, теперь следовало вновь побеседовать с адвокатом, но как это сделать? Необходимо было вывести его из равновесия, но Адлерберг — орешек покрепче Димарского, если он в чём-то и виноват, то так просто не расколется.
   Утром первым делом Карский позвонил в дом Адлерберга, попросив заехать в часть. Он застал адвоката дома, но тот начал ссылаться на занятость и дела.
  - Когда вы освободитесь? - спросил Павел.
  - Послушайте, - после короткой паузы заговорил Адлерберг, - поймите меня, то, что случилось с моей женой, это кошмар для всей нашей семьи, я всё ещё не сказал детям. Я пытаюсь держаться ради них, но вы понимаете, как это тяжело.
  - Ваши показания могут помочь поймать убийцу, - сказал капитан. - Поверьте, что это поможет вам справиться с горем.
  - Это не вернёт мою жену! - разозлился Адлерберг.
  - Это поможет правосудию, - возразил Павел. - Иоанна заслуживает справедливости, вы так не считаете?
  
   Адвокат приехал через час. Карский отметил, что с их последней беседы Адлерберг заметно сдал: он сильно осунулся, и, очевидно, плохо спал и много пил. «Хорошо», - подумал Павел.
  - Спасибо, что приехали. - Карский спустился в холл, чтобы встретить адвоката. Он всё ещё колебался, где провести допрос: у себя в кабинете или в камере для допросов, в итоге решил, что первый вариант лучше. Всё-таки он не представлял, каким боком к делу приходится Николай Яковлевич, кроме того, хотел начать с беседы, попробовать разговорить адвоката в более спокойной обстановке.
  - Разве у меня был выбор? - огрызнулся Адлерберг.
   Карский вежливо пропустил адвоката вперёд себя.
   В кабинете он усадил его в кресло для посетителей и перенёс свой стул на ту же сторону стола, поставив напротив, что Адлербергу сразу не понравилось: он скрестил ноги, но тут же поменял положение и сел ровно.
  - Что вы хотели узнать ещё? - нетерпеливо спросил адвокат. - Я думал, что рассказал всё, что знал.
  - Меня немного озадачило то, что вы опустили в показаниях ссору с женой.
  - Я же объяснил!
  - Но выглядит всё равно неудобно, - сказал Павел. - Поймите меня верно, моя работа — сомневаться.
  - Лучше бы вы искали убийцу!
  - Этим я и занимаюсь, - ответил Карский, в упор посмотрев на Адлерберга и отметив, как тот отвёл глаза.
   Карский огляделся и остановил взгляд на картине на стене.
  - Скажите, что вы видите вон на том рисунке?
  - Что? - удивлённо переспросил адвокат.
  - Просто скажите, что вы видите, как вам кажется?
  - Это какой-то фокус? - переспросил Адлерберг, поглядев на картину. - Ну, улицу, человека…
  - Как по вашему, что там происходит?
   Адвокат тяжело вздохнул, глянул на следователя, гадая, не шутит ли тот, затем снова на картину.
  - Там ночь. Улица пуста, этот мужчина торопится, куда-то спешит. - Адвокат задумчиво всмотрелся в картину. - Он убегает, я думаю, может быть, его преследуют…
   Сказав это, Адлерберг резко замолчал, глянул на полицейского и резко откинулся назад на стуле, вытянув перед собой ноги.
  - Не понимаю, чего вы пытаетесь этим добиться? - недовольно спросил он.
   Карский облокотился о стол, спокойно посмотрев на адвоката.
  - Давно вы узнали, что ваша жена изменяет вам? - спросил он.
   На мгновение губы Николая Яковлевича немного приоткрылись и вытянулись, брови приподнялись и дёрнулись в стороны, а глаза напряжённо застыли, но только на мгновение. Уже через секунду мужчина овладел собой, и лицо его приобрело выражение гнева.
  - Как вы смеете! Вы порочите имя моей жены! Кто вам такое сказал?! Они всё врут! Все нам завидуют!
  - Я знаю, что в тот вечер вы ссорились не из-за вашего похода в варьете, - спокойно оборвал его Карский. - Ваша жена собиралась на свидание с другим мужчиной, и вы знали.
   Адвокат отстранился чуть назад, руки его сжались в замок.
  - Вы даже знали, к кому, - продолжил Павел. - Он нравился ей больше, чем остальные, я полагаю. Может, из-за щедрости.
   Карский повёл глазами на шкатулку, стоявшую на его столе. Адлерберг тоже посмотрел на шкатулку и сглотнул.
  - Знаете, - задумчиво произнёс Павел, - когда я узнал, что делала ваша жена, то подумал, что вы умнее меня.
   Адвокат недоверчиво и удивлённо глянул на капитана. Карский невесело улыбнулся и кашлянул.
  - Моя жена… - он помедлил немного, прежде чем продолжить, - моя жена уехала полгода назад, уехала и забрала нашего маленького сына. Мы не были счастливы вместе, - прибавил Карский, глядя в сторону. - Чёрт! - он коротко рассмеялся. - Иногда я пытался понять, когда всё изменилось. Я работал, работал как проклятый, пока она сидела дома. Ей не хватало внимания, праздника. Она часто исчезала, но ещё чаще я пропадал на работе и даже не знаю, бывала ли она дома в то или иное время, и где она была, если не дома. Иногда ночью мне казалось, что её нет. Я мог бы зайти в её комнату и проверить, - Карский посмотрел на внимательно слушавшего адвоката, - но я не хотел проверять. Я оставался в неведении до того дня, как она собрала вещи и уехала, забрав моего сына. - Капитан пожал плечами и тоже откинулся назад, вытянув ноги перед собой. - Вы умнее меня, вы знали, чем занимается ваша жена. Но я понимаю, что это мало что меняет, так ведь?
   Адвокат сжал зубы и отвернулся.
  - Она проводила время с кем угодно, только не с вами. Изменяла вам, и весь город знал об этом, они смеялись у вас за спиной. И до сих пор смеются.
   Лицо адвоката дёрнулось, и Карский понял, что попал в точку.
  - Тем вечером она даже не пыталась врать, да? Вы спросили, а она сказала, что едет к этому, как его, к инженеру…
   Губы Адлерберга приоткрылись, но имя он не произнёс.
  - Я говорил с господином Димарским, - произнёс Павел, пристально следя за Адлербергом. - Он был не так аккуратен, как ему казалось, оставил следы. Он рассказал, что был не один.
   «Есть!» - воскликнул Карский мысленно, увидев, как дрогнуло лицо адвоката.
  - Вы, что, подозреваете меня?! - возмутился мужчина. - Это возмутительно! Если вы меня обвиняете, к чему весь этот цирк? Так и скажите! Если хотите арестовать меня, то давайте, вперёд!
  - Пока что нет, - спокойно ответил Павел. - Полагаю, господин Димарский сдастся со дня на день. Так что пока я посоветовал бы вам провести это время с детьми.
   Адвокат вскочил с кресла и быстрым шагом вышел из кабинета. Подождав ровно столько, сколько Адлербергу требовалось, чтобы дойти до двери, капитан сбежал вниз, где его ждали Стрижак и Печора.
  - За ним, - отрывисто скомандовал Павел. - Глаз не спускать! Голову на отсечение даю, он знает что-то, может, даже… Теперь он точно что-нибудь предпримет.
   Парни кивнули и вышли. Карский выдохнул. Сейчас ему казалось, что он будто бродил в темноте, и вдруг сейчас впереди забрезжил огонёк. Ещё нечёткий, но верный. Да, сейчас под ногами, наконец, была твёрдая почва вместо осыпающегося песка.
  
  
  ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  
  
   Не прошло и двух суток, как полиция получила результаты.
  - Так вот, я поехал за Адлербергом…
   Павел от волнения даже вскочил при этих словах, напугав Печору.
  - Продолжайте, - подбодрил капитан.
  - Вот, - осторожно заговорил Ленар. - Адвокат ездил к одному мужику, который снимает номер в отеле «да Римини», ну, к тому самому, про которого я говорил, на Большой Слободской улице, номер пятнадцать. Я поболтал с консьержем, и узнал, что мужик живёт там месяцев пять как, зовут его Комаров Дмитрий Филимонович. У него никто не бывает, и сам он часто уезжает, но комнату всё равно оставляет за собой. В общем, мне подумалось, выглядит всё крайне подозрительно.
   «Да уж, - подумал Павел. - Подозрительнее некуда».
  - Значит, Комаров, - произнёс он.
  - Что будем делать, капитан? - глаза Печоры азартно блеснули.
  - Да уж, что делать? - повторил Карский.
   Причин для обыска у полиции нет, разрешение им не дадут, но капитан был почти уверен, что Комаров связан с убийством. Раз Адлерберг заволновался — то и он тоже, во всяком случа, он знает больше, чем рассказал.
   «Если это только лишь совпадение, то меня выкинут из полиции», - подумал Павел.
  - Вы хотите пробраться туда, а? - смекнул Ленар.
   Карский поморщился.
  - Господин Печора, занимайтесь своей работой, не стройте предположения.
  - Так я помочь хочу! - возмутился доктор. - Я там уже всё разведал, могу провести.
   Капитан задумался. Помощь могла пригодиться, но, если их поймают, то обвинят во взломе и проникновении. Нарушить закон капитан собирался впервые, лучше уж не усугублять ситуацию и не втягивать подчинённых.
  - Просто продолжайте слежку. Когда Комаров уедет из номера, вы последуете за ним.
  
   Капитан оказался прав: вечером Адлерберг отправился в «Хромого Джо», а наблюдавший за «да Рамини» агент доложил, что и Комаров уехал туда же. Каким образом трое адвокатов втянуты в убийство жены одного из них, Карский не имел ни малейшего представления, а строить догадки он очень не любил. Ему нравились факты. Факты говорят сами за себя.
   Самым простым было бы показать удостоверение и потребовать запасной ключ от номера, но разрешения на обыск у Павла, разумеется, не было, и служащий отеля непременно рассказал бы постояльцу, что в его отсутствие к нему наведывалась полиция. Чёрный ход в таких отелях тоже нараспашку не оставляли, это не съёмные номера на сомнительной улице. Да и был куда более простой способ попасть, куда нужно, и Карский им воспользовался, сняв номер на том же этаже, что жил Комаров. Даже за одну ночь номер обошёлся ему в приличную сумму, но капитан решил, что ему от этой жизни нужно не так уж много, и гречка, в конце концов, это идеальная еда для любого времени суток. С гречки ещё никто не умирал.
   Взлом двери много времени не отнял. Оказавшись в номере, капитан задёрнул шторы и зажёг свет. Риск, но зато при свете обыск пройдёт быстрее и надёжнее. Номер у адвоката был не роскошным, но очень комфортабельным, обставленный новой мебелью, светлый, просторный. Комаров располагал двумя комнатами: гостиной и спальней.
   Карский повернулся кругом и приступил к методичному обыску.
   Адвокат должен был быть уверен в относительной безопасности своего дома, но, даже если он немного насторожился из-за предпринятых полицией действий, далеко прятать бумаги не стал бы. Единственное, чего боялся капитан, что у Комарова окажется сейф.
   В спальне капитан наткнулся на сейф.
  - Чёрт тебя дери! - не сдержавшись, в сердцах воскликнул Павел, пнув металлический бок. - Ну, ладно, ещё посмотрим!
   Он продолжил обшаривать комнату — что-то, хоть что-то должно найтись. Пусть самое важное спрятано, что-то должно было остаться.
   Перетряхнув ящики стола, капитан нашёл в нижнем несколько писем, любопытных, но не представляющих пользы, блокнот с вырванными страницами, порылся в корзине для бумаги — всё без толку.
   Он выпрямился и с досадой оглядел стол. И заметил несколько листов, небрежно закрытых книгами, будто кто-то перекладывал на столе предметы и забыл листы под книгами. Капитан вытянул один. Это был старый счёт за поставку свечей в отель «Европа».
   Карский проверил второй — тоже счёт, тоже направленный в отель.
   Павел удивлённо и задумчиво выдохнул «ха» и сел в кресло. Встал. Перечитал название отеля и как одержимый с удвоенными силами кинулся перерывать комнаты. Но за час ему не удалось найти больше ничего, пора было уходить.
  
  
  
  ***
   Утром Анна отправила подруге письмо по пневмопочте, и весь день ходила с тревожным ожиданием ответа.
   В приюте начали происходить изменения, пусть пока ещё небольшие, но весьма ощутимые: директор проводила собеседования, но пока что никого не наняла. К подбору персонала Ольга Аркадьевна подходила крайне внимательно, прекрасно понимая, что именно эти люди становились образцом взрослого для детей, отвечают за их безопасность, образование, и душевное состояние. Так что прошлое кандидатов рассматривалось пристальнее, чем у кандидатов на должность гувернантки в богатую семью. Для Анны это означало, что свободного времени у неё становилось ещё меньше, ведь директриса беседовала с соискателями, и с детьми всё время проводила Анна.
   Днём Анна получила ответ от Томы, и оставшуюся часть дня проходила, мучительно пытаясь придумать отговорку для директрисы, чтобы та отпустила её на встречу. Сказать правду она не могла, а убедительной причины покинуть приют и оставить детей без присмотра, на одну Ольгу Аркадьевну, выдумать не получалось.
   На вечерней прогулке Анна всё ещё перебирала в уме варианты. Дети, сбившись в несколько групп, играли во дворе и вели себя тише обычного, даже самые шумные сорвиголовы, за которыми приходилось зорко следить, чтобы не залезли на сарай или не улизнули на кухню, стянуть что-нибудь вкусное, приготовленное на полдник.
   На воротах зазвенел колокольчик, Анна оглянулась и увидела стоявшего за оградой изобретателя. Удивление длилось несколько секунд, в течение которых девушка как в ступоре таращилась на гостя, поднявшего руку в приветственном жесте. Если бы они столкнулись на улице, скорее всего первой реакцией Анны было бы свернуть и затеряться в толпе, сделав вид, что не заметила «знакомого», как бы неправдоподобно это не выглядело. Но со двора не сбежишь, да и уйти в дом при виде спонсора это даже не бестактность, а хамство чистейшей воды. Вспомнив, что кроме того, что Александэр является потенциальным убийцей, он ещё и благодетель приюта, Анна натянула вежливую улыбку и пошла открывать калитку.
  - Добрый вечер.
   Экобор галантно снял шляпу, но руки Анна не подала, решив, что всё равно глупо делать вид, что между ними ничего не произошло. Она всё ещё не верила, но и не могла подозревать — попросту не знала, что думать, и оставалась настороженной.
   Изобретатель отлично это понимал и улыбка его ясно тому свидетельствовала.
  - Ольга Аркадьевна у себя в кабинете, - произнесла Анна. - Я могу проводить вас.
  - На самом деле я к вам, - ответил Александэр.
   Анна напряглась ещё больше. Притворяться она не умела, сохранять невозмутимое выражение лица, когда разговариваешь с человеком, которого пытался убить в его же доме, а затем спокойно переночевал у него и улизнул — тут нужна выдержка профессионального игрока в покер, чтобы не выдать эмоций. Анна в покер играть не умела.
   В голове пронеслось сразу несколько предположений: изобретатель решил рассказать о её ночном везите директрисе и потребовать увольнения «паршивой овцы», хочет шантажировать её, надумал-таки отомстить…
  - Я вас слушаю, - сдержанно произнесла Анна.
   Она знала, на что шла, когда пробралась к нему в дом, и была готова к любы последствиям. Теперь ничего не изменилось, если нужно, девушка собиралась принять любой поворот, она прекрасно понимала, чем рисковала и ради чего.
  - Вы ведь не откажитесь поужинать со мной?
   «Приплыли», - затравленно подумала Анна. Что ж, Александэр был достаточным оригиналом, чтобы пригласить приглянувшуюся взломщицу на свидание. Или он всё ещё пытается отвести подозрение?
   Анна уже собиралась отговориться занятостью — принимать приглашение ей в любом случе казалось чем-то… странным. Вся ситуация была слишком странной, чтобы в ней разбираться, проще не втравливаться в это дело, но тут она вспомнила о Томе и поняла, что свидание — отличный предлог уйти вечером из приюта! Если сказать, что Экобор Александэр назначил ей встречу, Ольга Аркадьевна ещё и сама настоит.
  - Хорошо, - прервала молчание девушка. - Я только спрошу Ольгу Аркадьевну.
   Александэр кивнул, пытливо посмотрев на девушку — поза её всё ещё оставалась напряжённой, и ему хотелось понять причину согласия, но угадать было невозможно.
  - Уверен, она не станет возражать, - тоже правильно расценил шансы изобретатель. - Значит, я вернусь в восемь?
  - В полдесятого, - поправила Анна. - В девять мне нужно уложить ребят.
   Александэр улыбнулся обаятельной и вместе с тем чуть насмешливой улыбкой — девушка никак не вписывалась в образ матери большого семейства. Но, заметив, как дрогнули её веки, стёр снисходительный оттенок и попрощался. Анна вернулась к скамейке и села, сцепив руки в замок, чтобы унять дрожь.
   Уже позже, убедившись, что все дети улеглись и пожелав всем спокойной ночи, Анна вернулась к себе и застыла перед шкафом, потом фыркнула, пожала плечами, и закрыла — переодеваться всё равно было не во что, надевать «выходное» платье ради изобретателя она не собиралась. Как и краситься. Единственной уступкой стали распущенные волосы, у девушки они были густыми и волнистыми, так что даже не уложенные в причёску смотрелись «празднично».
   Александэр уже стоял возле ворот, небрежно опираясь о капот великолепной машины.
   Анна прикинула, что Тома будет ждать её к одиннадцати, значит, у неё полтора часа, чтобы отделаться от инженера и попасть на встречу. Находиться с ним рядом было неприятно — Анна всё время вспоминала о Тёме.
  - Вы выглядите замечательно, - произнёс Экобор с изысканной улыбкой, открыв перед девушкой дверцу машины.
   Анна поблагодарила его ответной улыбкой и села. Александэр занял водительское место. Он выглядел слегка разочарованным и даже не сразу завёл мотор, будто что-то хотел сказать.
  - Вы любите быструю езду? - наконец спросил он, плавно тронувшись и медленно вырулив на изрытую выбоинами дорогу — для здешних улиц «Роллс-Ройс» определённо не годился.
   Вытянутый передний капот, изящно изогнутые крылья, кузов дубль-фаэтон «Руа де Бельж» — модель Анна, конечно, узнала.
  - Меня она не пугает, - ответила девушка, и, сжалившись, всё-таки поинтересовалась: - Это «Серебряный призрак»?
  - Да, - улыбнулся Экобор. - Моя любимая машина: сочетает красоту, удобство и достоинство.
  - Вы высоко цените эти качества? - не удержалась Анна.
  - Да, - просто ответил Экобор.
  - И в людях?
   Вопрос был задан провокационным тоном. Изобретатель посмотрел на девушку и улыбнулся одними глазами.
  - В людях я ценю решительность, - ответил Экобор. - И красоту, конечно, тоже, - прибавил он, чуть усмехнувшись.
   Анна отвернулась и стала глядеть в окно. Александэр держался чересчур непринуждённо, но, может, ему просто нравилось играть.
  - Я не поблагодарила вас, - сказала Анна. - Вы оказали неоценимую помощь приюту. Словами не передать, как мы благодарны вам…
  - Вы ещё скажите «храни вас Бог!», - фыркнул Экобор. - Перестаньте, Анна, вы же вымучиваете эту благодарность. Не стоит. Лучше ответьте: вы любите экзотические блюда?
  
   Александэр проехал через весь город в сторону устья Велиги, остановившись в конце Приказной улицы, там, где она упиралась в набережную Кудельки. Для «Роллс-Ройса» место было явно недостаточно шикарным. Экобор вышел сам и помог выйти Анне. Девушка подняла глаза на вывеску, подсвеченную электрическим светом, и прочитала: «Сангрия».
  - Вам понравится, - заверил Александэр, открыв перед ней массивную дверь.
   Внутри их встретил полумрак и плотная атмосфера запахов, настолько густо перемешанных, что вычленить какой-то один было просто невозможно. Зал освещали электрические люстры из хрустальных нитей, закреплённых в форме шатра. Изящные чёрные и тёмно-красные столики, в шахматном порядке расставленные по залу, гармонировали с узором паркета, всё вокруг сверкало и одновременно пряталось в полутени, созданной искусно продуманным освещением, преобладали, разумеется, все оттенки красного. На небольшой сцене в углублении стены играл маленький оркестр, возле двери стоял швейцар, похожий на тяжелоатлета (да, вероятно, им и являлся).
   Странно было увидеть подобное заведение в таком районе, но Анна уже поняла, что место было не для всех, и ареол запретного и привилегированного создавал ресторану половину популярности.
  - Добрый вечер, господин Александэр! - сияя белозубой улыбкой, поприветствовал их распорядитель, предупредительно помогая изобретателю снять пальто. - Позвольте выразить вам восхищение, мадам, - с тем же выражением повернулся он к девушке.
   Анна кивнула и улыбнулась. Экобор на распорядителя едва взглянул.
   В зале было полно людей, но столик недалеко от сцены, при этом несколько обособленный от остальных, стоял свободным. Распорядитель забрал табличку «зарезервирован» и, пообещав, что официант сейчас подойдёт, исчез так же незаметно, как и появился.
  - Если вам здесь не нравится, мы можем уйти, - сказал Экобор, заметив, какой напряжённой стала девушка.
  - Нет, здесь очень неплохо, - заверила Анна, рассеяно пробежав взглядом по меню, которое оставил распорядитель.
   Она всё ещё не была уверена, как следует вести себя: быть грубой с человеком, который взял приют на попечение, определённо неудачная стратегия, виновность его в убийствах тоже стояла под сомнением, однако заигрывать с изобретателем тем более было глупо, при любом раскладе. Анна решила, что, в конце концов, никто не заставляет её любезничать или притворяться: Александэр хотел увидеть её — что ж, пожалуйста. А вести себя каким-то определённым образом она вовсе не обязана.
  - Желаете сделать заказ? - спросил официант, возникнув рядом со столиком и сгладив неловкое молчание.
   Хотя, возможно, неловким оно казалось только Анне.
   Выбирать ей не хотелось.
  - А что бы вы посоветовали? - просила девушка.
  - У нашего повара сегодня особенно удался лютефикс, - невозмутимо ответил официант.
  - Что это?
  - Норвежское блюдо, - ответил Экобор. - Его готовят из сушёной рыбы, которую три дня вымачивают в каустической соде, а затем ещё три дня в воде.
  - Сегодня из трески, - учтиво прибавил официант.
  - Звучит… интересно, - произнесла Анна. - Хорошо, принесите лютефикс.
  - Замечательный выбор, сударыня! А вам, господин? - наклонился официант в сторону изобретателя.
  - Я, пожалуй, тоже буду рыбу, - решил Экобор. - Хаукарль. Ещё две порции тушёных овощей.
   Официант кивнул.
  - Что будете пить?
  - Змеиное вино, - ответил Александэр, и, взглянув на девушку, прибавил: - А даме какое-нибудь лёгкое верментино, желательно итальянское.
   Официант повторил заказ и убежал на кухню.
  - Что такое хаукарль? - с любопытством спросила Анна.
  - Полярная акула, - ответил Экобор. - Её мясо очень ядовито и требует несколько месяцев предварительной обработки.
  - А змеиное вино…
  - Со змеёй, - подтвердил изобретатель. - Из-за растворённого в вине яда оно имеет особый вкус и запах.
   Александэр расслабленно откинулся на спинку стула, облокотившись одной рукой.
  - В «Сангрии» подают экзотические блюда, это единственное подобное место в городе.
   «И, вероятно, полярная акула ещё далеко не самое странное, что здесь можно заказать», - подумала Анна.
  - Вам нравятся ядовитые блюда из-за возможности безопасно попробовать яд, или из-за того, что в них есть риск? - спросила она.
  - В данном случае никакого риска, - заверил Экобор. - Если хотите, можете попробовать сами.
  - Я подумаю, - пообещала Анна. - Но, пожалуй, от десерта, всё-таки, воздержусь.
   Александэр улыбнулся.
   Официант вернулся довольно быстро. Вероятно потому, что заказ готовить особо не требовалось: один был создан за шесть дней, второй за полгода.
   Анна с сомнением посмотрела на почти прозрачный кусок рыбы на своей тарелке, похожий на желе, потом бросила взгляд на бутылку в ведёрке со льдом, за толстым стеклом которой отчётливо виднелась голова кобры, и поспешила сделать глоток из собственного бокала. Вино оказалось лёгким и приятным, молодым, и девушка мысленно сделала пометку пить осторожнее.
  - Ваш директор рассказывала, что вы преподаёте музыку, - произнёс Экобор. - И ещё с десяток предметов.
  - Это уже преувеличение, - покачала головой Анна. - Но, да, после того, как большинство учителей вынуждены были оставить приют, мне и Ольге Аркадьевне пришлось их заменять по мере сил.
  - Вы словно последние защитники крепости, оставшиеся на посту после бегства армии.
   Анна нахмурилась.
  - Я бы не стала использовать такое сравнение. У них семьи, - сказала она. - Люди не должны работать за еду, и уж точно не должны пренебрегать близкими ради других.
   Александэр на короткий миг закатил глаза.
  - Хорошо, тогда скажите: если бы у вас была семья, вы бы ушли из приюта?
  - Но у меня нет семьи.
  - А если бы была? - настаивал Александэр.
  - Я… да, ушла бы.
  - Это не правда, - рассмеялся изобретатель. - Я вижу по вам.
  - Когда вы успели так хорошо меня изучить? - скептически приподняла брови Анна. - В тот момент, когда я угрожала вам оружием?
  - Когда лежали подо мной на полу моей гостиной, - невозмутимо ответил изобретатель.
   Анна вспыхнула.
  - Я начинаю понимать, почему вы меня пригласили, - произнесла она через минуту.
  - Почему же?
  - По той же причине, по которой вы сейчас пьёте это, - она небрежно кивнула на бутылку со змеёй.
   Александэр не ответил, просто отсалютовав девушке бокалом и предоставив ей самой понимать этот жест как заблагорассудится.
   Анна без энтузиазма ковырнула кусок рыбы и полюбовалась, как тот задрожал на вилке будто в испуге, что его сейчас поглотят. «Хотя после того, что с тобой сделали, это было бы лучшим выходом», - с мрачным весельем подумала Анна.
   Молчание начинало затягиваться, и Александэру это явно не нравилось.
  - Давайте уйдём отсюда? - предложил он. - Мы можем пойти в любое место, какое пожелаете. - Александэр улыбнулся, пытливо глядя на девушку. - Я знаю отличный ресторан, где подают самые вкусные пирожные в городе, и оттуда видно весь город.
  - Простите, господин Александэр, - помедлив, ответила Анна. - Но сегодня у меня запланирована ещё одна встреча, и, признаться честно, я уже опаздываю на неё. Спасибо за вечер.
   Она встала так быстро, словно опасаясь, что изобретатель станет её удерживать.
  - Я вас довезу. - Экобор тоже встал и не глядя махнул рукой официанту.
  - Благодарю, я прекрасно доберусь сама.
  - В такое время? - усомнился мужчина. - Не спорьте, прошу вас. Позвольте мне оказать вам услугу.
  - Хорошо, - неожиданно согласилась Анна. - Буду очень признательна.
   О том, куда она едет и зачем, Александэр не спрашивал. Анна попросила остановиться за квартал от нужного места, перед входом в ресторан на первом этаже гостиницы. Дождавшись, когда «Серебряный призрак» отъедет, Анна вышла и поспешила к месту встречи.
  
   Тома ждала в баре под мостом. Маленький зал с огромными окнами во всю стену ярко освещался электрическим светом, а каждые десять минут столы и приборы на них тряслись из-за проезжающего по монорельсам поезда. Дым опускался вниз, успевая немного рассеяться по пути, но не до конца.
   Анна постучала в окно, привлекая внимание подруги, и, когда та заметила, забежала внутрь.
   Не смотря на ещё непоздний час, бар стоял полупустой, только несколько мужчина в костюмах, неопределённой профессии, сидели за дальним столиком, да бармен, скучая, наигрывал что-то на рояле, стоявшем на небольшом возвышении возле входа.
   Анна подбежала к столику подруги, на ходу снимая плащ и шляпку и стараясь не слишком пристально разглядывать вторую девушку, сидевшую рядом с Томой.
   Почему-то Анна ожидала, что та будет настоящей красавицей, но девушка оказалась вполне обычной, хотя и симпатичной. Зато одета она была с таким изысканным и утончённым вкусом, что скрипачка живо увидела себя со стороны и испытала короткий приступ зависти.
  - Привет! - поздоровалась она, усевшись напротив и выпростав, наконец, руку из рукава плаща.
  - Аня — Лена. Лена — Аня, - представила девушек Тома.
   Лена тоже не без интереса посмотрела на скрипачку и улыбнулась отточенной, но от того не менее милой, улыбкой.
  - Вы хотели поговорить? - спросила она. Голос у Лены оказался глубокий, проникновенный — она наверняка пела, и отлично. - Томочка сказала, дело срочное.
  - Да, - кивнула Анна. - Что вы пьёте? Можно вас угостить?
   Девушка озвучила, Анна ушла к бару, через несколько минут вернувшись с бокалом шампанского, стоившего как целая бутылка, и парой стаканов хереса для себя и Томы. Немного выпив и обменявшись несколькими замечаниями о погоде, обстановке в городе и новом театре ужасов, открывшемся неподалёку, девушки снова замолчали. Анна, решив, что формальности соблюдены, первой перешла к делу.
  - Тома говорила, что вы работали в отеле «Европа», - начала она осторожно. - И знали там женщину по имени Иона. Это она?
   Анна достала из кармана сложенную вдвое вырезку из газеты и протянула Лене. На серой бумаге фотография вышла нечёткой и чёрной, но девушка, внимательно приглядевшись, согласно кивнула.
  - Да, я помню её, это Иона, - произнесла Лена с задумчивым видом. - Она не работала, мы считали, что она очень дорогая содержанка, такие меняют покровителей время от времени, но чаще остаются с кем-то одним. Если только покровитель не обеднеет.
  - С кем она была? - спросила Анна.
  - С тем, кому бедность точно не грозит, с Алтыновым, - усмехнулась Лена. - Одна из его постоянный девушек, но она была приходящей. Мы считали, он снимает для неё жильё где-то в городе.
  - Долго она была с ним?
  - Не знаю, - развела руками Лена. - Я пришла в «Европу» за год до того, как отель закрыли, Иона уже была с «королём».
   Анна кивнула, принявшись задумчиво дёргать «метёлочку» косы.
  - Да, умная была девчонка, - протянула Лена, разгладив снимок кончиками пальцев и пригубив из низкого бокала шампанское. - И цену себе знала — бросила короля! Ни одна из нас не решилась бы. Хотя, думаю, она не нуждалась в деньгах, - подумав, прибавила Лена.
  - Она его бросила? - взволнованно спросила Анна. - Когда?
  - Перед тем, как закрыли отель, - ответила Лена. - Сказала, что Алытнов слишком властный и грубый — он начал, как она выразилась, «переходить границы». Алтынов был ревнив, хотя сам имел десятки женщин, а Иона не собиралась становиться его постоянной любовницей, я думаю, у неё были и другие мужчины.
  - И муж, - рассеяно добавила Анна.
  - Муж? - изумлённо переспросила Лена. - С ума сойти, а девочка умела жить на полную катушку!
   Анна перевела взгляд на фотографию и кивнула — да, определённо умела.
   Видя, что собеседница ушла в себя, Лена философски вернулась к напитку, осушила бокал и плавно повела глазами на Тому.
  - Дорогая, это всё? - мягко спросила она. - Моё время стоит дороже бокала шампанского, - прибавила Лена, переведя взгляд на Анну, - и пришла я не ради выпивки, а исключительно ради Томочки.
  - Что? - рассеяно переспросила Анна. - Ах, да, прости. - Девушка вымучено улыбнулась, вернувшись в реальность. - Можешь рассказать о ней ещё что-нибудь? Что угодно. Может, Алтынов ей угрожал?
  - Может и угрожал, - легко согласилась Лена, - но я не слышала. Я ведь не была его женщиной, и с Ионой не дружила — она особо не общалась с такими, как мы.
  
  
  
  ***
   Этот день был холодным и солнечным, и горожане, не избалованные ясной погодой, притворялись, что весенние лучи греют, и шли по улицам в лёгких пальто и плащах, продуваемых ветром, а за ними, как стяги, развевались по ветру шарфы и платки.
   Возле ворот кладбища катафалк встретила большая, но тихая толпа. Среди собравшихся почти не было взрослых, и постоянные обитатели кладбища — попрошайки — с удивлением наблюдали за странным собранием.
   Дети, одетые кто как, но все с чёрными повязками на рукавах, парами шли за маленьким гробом, который несли четверо мужчин. Самый молоденький был одет в мундир рядового полиции; с ним вместе тоже молодой, временами принимавшийся кашлять в кулак, рослый и симпатичный парень; третий, одетый в пальто не по размеру, с хитрой физиономией, смотрел в землю, и, кажется, сдерживал слёзы; четвёртый был самым старшим, мрачные мужчина в длинном плаще и шляпе.
   На кладбище было почти пусто. Женщина, стоявшая у какой-то могилы, проводила их взглядом и прижала к глазам платок, увидев маленький гроб и то, какими серьёзными, спокойными были лица детей.
   Процессия добралась до пустой ямы, возле которой курили рабочие.
  - Чёт вы припозднились, - сказал один, перекинув папиросу из одного угла рта в другой. - Тут, это, накинуть бы… земля ещё не отогрелась, промёрзлая совсем…
   Приятели резко пихнули его в бок, кивком указав на полицейскую форму, и мужик умолк.
   Дети встали полукругом возле могилы, Овсянников и Стрижак пропустили под гробом верёвки, и вчетвером мужчины опустили его в яму.
   На дорожке в стороне остановился любопытный прохожий
  - Кого хоронят? - спросил он у рабочих. - Чего тут полиция-то?
  - А вот то-то и оно! - глубокомысленно протянул рабочий, потому что и сам ничего не знал.
   Темноволосая девушка встала у изголовья могилы и заиграла на скрипке что-то печальное, и зеваки перестали судачить, все погрузились в молчание. Никто не причитал и не захлёбывался в рыданиях, просто по щекам катились и катились слёзы, они сползали за воротники, их пытались украдкой утирать, но слезы не прекращались, и в этом безмолвном плаче под тихие звуки скрипки осталась некая невысказанность.
   Потом каждый брал горсть земли и подходил попрощаться. Гроб так и не открыли.
   Анна не смогла заговорить, она только бросила в яму пригоршню земли и отошла в сторону.
  - Как вы? - спросил Павел.
   Девушка покачала головой.
  - Я не знаю, - произнесла она. - Не знаю…
   Несколько минут они стояли молча, потом Анна сказала:
  - Капитан, я беседовала с девушкой, которая знала Иоанну Адлерберг.
   Павел посмотрел на скрипачку, ожидая продолжения.
  - Тома нашла её через свою знакомую, бывавшую в «Европе». Она рассказала, что год назад Иоанна часто бывала в отеле в сопровождении самого владельца.
  - Алтынова? - переспросил Карский.
  - Да. Она была его фавориткой, но рассталась с ним незадолго до того, как отель закрыли. Иоанна бросила Алтынова из-за его ревности и грубости.
  - Спасибо, - сказал Карский. - Ваша осведомительница, она может дать показания в суде если потребуется?
  - Не знаю, но могу спросить.
  - Благодарю вас.
  - Спасибо, что помогли с похоронами, - ответила Анна.
  - Как дети восприняли известие?
   Анна поглядела на воспитанников, друг за другом подходивших к яме.
  - Они знают о смерти больше, чем мы можем себе представить, - ответила девушка. - Говорят, трудности закаляют характер, но детям, которым не пришлось взрослеть слишком рано, имеют бесценную опору — воспоминание о счастливом детстве, и это поддерживает их всю жизнь, помогает находить верный путь. А у них… у них есть боль. Она, может быть, выкует из них сильных людей, но эта сила не понадобилась бы им, будь у них нормальные семьи.
  
   Сразу после похорон Карский поймал такси и помчался с княжьего в город.
   Теперь всё вставало на свои места. Выстраивалось в стройную схему, ещё имеющую прорехи, но уже похожу на правду.
   «А если просто совпадение?» - остановил себя Карский.
   Каким образом могли быть связаны Алтынов, Александэр и Димарский? Кто ещё был причастен, или кто оказался мнимым участником?
   Димарский, у которого не было машины, чтобы вывезти тело, который сознался, но при этом имел алиби, обеспеченное супругой. Вот слабое место, алиби. Для начала его нужно проверить ещё раз. В том, что жена покрывает мужа, Павел ничего странного не видел: для одного измена это предательство, другой способен простить и гораздо больше проступки. И не обязательно любовь двигала человеком, иногда простое нежелание перемен.
  
   Госпожу Димарскую Павел застал дома. Визиту капитана женщина не обрадовалась. Следы волнения и бессонницы ясно читались на её лице, она находилась на гани истерики. К мужу её не пускали — Карский запретил, поэтому появление капитана бедняжка восприняла плохо.
  - Вы! Как вы можете! - В глазах у женщины стояли слёзы. - Он ни в чём не виноват, он в жизни никого не обидел!
  - Я знаю, что вы соврали, чтобы выгородить его, - без обиняков заявил Карский. - Сядьте и успокойтесь.
   Подчинившись, женщина села, болезненно сжавшись и сложив руки на коленях.
  - Ваш муж попал в неприятности по своей вине, - сказал капитан. - А вы усугубляете ситуацию своим враньём.
  - Он был дома!
  - Нет, не был! - резко перебил капитан. Он стоял очень близко, нависая над женщиной. - И есть достаточно свидетелей, подтверждающих это. Вы его жена, на суде ваше слово не будет иметь силу, вы это понимаете?
  - Он ничего не сделал! - чуть не плача, прошептала госпожа Димарская.
  - Вы ведь знали, что он вам изменял? - резко спросил Карский.
   Женщина разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Некоторое время Павел молчал, выжидая, пока поток слёз немного стихнет.
  - Вы думаете, что помогаете ему, но делаете только хуже, - заговорил он снова. - Ваш муж тоже жертва.
   Димарская подняла на капитана заплаканные глаза.
  - Он стал невольным свидетелем убийства, и кто-то заставил его участвовать в сокрытии. Пока вы молчите, настоящие убийцы остаются на свободе, и за их преступления ответит ваш муж!
  - Он не плохой человек, господин капитан, - жалко всхлипнув, прошептала женщина. - Я знаю его лучше, чем кто-либо другой! Он не мог совершить ничего плохого.
  - Тогда просто скажите правду, помогите нам разобраться, - чуть тише произнёс Павел. - Я и так знаю, где был ваш супруг в ту ночь, просто подтвердите то, что мне известно. Он не был с вами, так?
   Женщина опустила глаза и помотала головой.
  - Я хочу его увидеть, - выговорила она и разрыдалась.
  - Мне нужно, чтобы вы написали это. Подробнее, и также ваша подпись. Тогда я подумаю.
   Госпожа Димарская беспомощно огляделась, нетвёрдой походкой подошла к письменному столу и начала писать.
  - У вас есть друзья, у которых вы могли бы пожить какое-то время? - спросил капитан, когда она закончила и отдала ему бумагу.
  - Да, но зачем?
  - На всякий случай. Просто предосторожность.
   Женщина кивнула — она уже готова была согласиться на что угодно, лишь бы увидеться с мужем.
  
   Вечером Карский собрал Печору и Стрижака у себя в кабинете, чтобы обсудить дальнейший план действия.
  - Так, э… - решился заговорить Печора.
   Карский взглянул на доктора и спросил:
  - Это вы разболтали прессе о причастности изобретателя?
  - Э…
  - Да я знаю, что вы, - сам же ответил Павел. - Фокин зашёл ко мне сразу, как вы вышли — не могли не столкнуться. Я не сержусь, не переживайте, но хочу, чтобы впредь вы следили за языком, понятно?
  - Предельно, капитан! - закивал Печора.
  - И ещё, - капитан подвинул к Ленару лист бумаги с договором, - как вы смотрите на то, чтобы я взял вас в штат? Будете нашим патологоанатомом, кабинет вам выделим, со временем оборудуем. Хотите?
  - А на каких условиях?
  - Двадцать рублей в месяц, - сказал Карский. - Как у всех рядовых.
   Печора явно собрался поторговаться, но встретился с капитаном взглядом и закивал:
  - Годится!
  - Теперь идём дальше, - кивнул Карский. - Денис, вы продолжаете наблюдение за Адлербергом?
  - Но, капитан, мы ведь вышли на Алтынова, и…
  - Возобновите слежку, - сказал Карский. - Но теперь так, чтобы он видел. Денис, возьмите столько людей, сколько понадобится, следите посменно, будьте повсюду, куда бы он ни пошёл, я хочу, чтобы он повсюду видел полицейских, чтобы знал, что за ним идут. На купца мы ещё не вышли — это только догадка. Но он объяснила бы, конечно, почему адвокаты скрывали имя своего клиента.
   Стрижак и Печора переглянулись.
  - Ну, э… да, капитан.
  - Я хочу, чтобы он нервничал, - сказал Карский. - Он должен понять, что мы всё знаем, что ему не уйти и бежать некуда.
  - Но мы ничего не знаем, - возразил Печора.
  - Это не важно. - ответил Карский. - Важно, чтобы он так думал.
  - А в чём смысл? - спросил Печора.
  - В том, что у нас нет улик, - ответил Карский. - Всё, что у нас есть, это трусливый служащий городского водоснабжения, который в убийстве Иоанны Адлерберг невиновен.
  - Но он сознался! И улики…
  - Вот именно, - устало произнёс Карский. - Есть улики, есть признание, и настоящего убийцу — или убийц — мы не возьмём. У Димарского не было мотива убивать Адлерберг, но, даже если бы это сделал он, то характер повреждений был бы другим. Он не вступил бы с ней в схватку, не стал бы избивать — слишком слаб и труслив для этого, вот ударить сзади по голове — возможно. А избить, да потом ещё и задушить, у него не хватило бы сил и самообладания. Кроме того, Иоанна была женщиной волевой, она бы отбивалась — да вы сами сказали, что она пыталась защищаться, — а на нашем служащем нет ни царапины.
   Карский потёр бровь и пробормотал:
  - Мне нужно, чтобы Димарский сам сознался во всё. Он видел убийцу, может быть, только он и видел, - прибавил капитан и, глянув на подчинённых, заговорил уже громче: - Начнём с Димарского и Адлерберга, они самые слабые звенья. Потянем за эти ниточки — размотается весь клубок. Ваша задача не слезать с адвоката ни днём, ни ночью.
  
  
  
  ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  
  
   Отправив Стрижака и Печору по домам, капитан остался один. В отделении установились темнота и тишина, на первом этаже дремал дежурный, камеры были пусты. Из окна кабинета была видна такая же пустая и тёмная улица. На столе горела лампа. Лежали папки с бумагами, фотографиями, списками… на полу вокруг стояли ящики с бумагами Иоанны, вся «рабочая» стена кабинета была завешана карточками, фотографиями и записками.
   Капитан положил перед собой блокнот и записал в нём пять имён.
   Димарский Артур Валерьевич;
   Адлерберг Николай Яковлевич;
   Поздняков Валентин Игнатьевич;
   Комаров Дмитрий Филимонович;
   Алтынов Леонид Георгиевич;
   Эти пятеро сговорились и убили молодую женщину. Её избили с жестокостью, которой она ничем не заслужили, ей сломали несколько рёбер и руку, затем задушили, и последнее, что она видела, когда чернота заполняла мир вокруг, сужая видимый свет до точки, это лицо ублюдка, душившего её. Она умирала при молчаливом невмешательстве и пособничестве двоих мужчин, клявшихся ей в любви, и двух, которые даже не знали её.
   У неё остались дети.
   Капитан подошёл к стене, где, среди бумаг, висел портрет худенького мальчика, набросанный быстрой и точной рукой. Пожаров Артём Иванович. Или Тёма. Его задушили и сбросили в канал, в его смерти были виноват не один убийца — все пятеро. Их личная бесчеловечная жестокость, жадность, трусость привела к двум смертям в ту ночь, и это только в одну ночь. Скольких убили, довели до смерти эти люди, не взялся бы посчитать даже капитан. Но он знал, что двигало ими, каждым из них. И то, что против них нет ни единой улики.
   Беспомощность — самое отвратительно чувство.
  
  
  ***
   Димарский выглядел и встревоженным, и обрадованным одновременно, радость его была связана с тем, что допросы — единственная причина, по которой в эти дни ему предоставлялась возможность покинуть камеру.
  - Я хочу увидеться с женой! - требовательно, как ему показалось, заявил он. - Вы не имеете права вот так держать человека!
  - Вы сознавшийся преступник, так что имеем, - ответил капитан, впихнув его в комнату для допросов. - Садитесь.
  - Я хочу…
  - Она тоже спрашивала о вас, - сказал Павел.
   Игорь переменился в лице.
  - Скажите мне, вы ведь, кажется, правда любите супругу, - произнёс Павел. - И она довольно привлекательная женщина. Почему вы ей изменяли?
  - Не ваше дело! - Димарский ссутулился на своём месте — даже такое короткое заключение сказывалось на нём плохо, кроме того, в камере отвлечься было не на что, там он оставался наедине со своими мыслями.
  - Вот что, давайте вернёмся к той ночи, - предложил капитан. Павел не стал садиться, вместо этого он стал неторопливо прохаживаться вокруг стола.
  - Я уже всё вам рассказал! - нервно выкрикнул Игорь. - Что вам ещё надо?
  - Хорошо, - быстро согласился Павел. - Тогда я расскажу вам, как всё было.
   Димарский не отреагировал.
  - Вы привезли Иону в гостиницу на обычное свидание, но кто-то проследил за вами. Кто-то вошёл в номер. Убийца попал внутрь через запасную дверь, поэтому консьерж никого не видел, тем же путём вы вынесли тело. Судя по тому, что тело было тщательно вымыто, а вот комната — не убрана, идея принадлежала тоже не вам, это убийца велел поступить так, спрятать и стереть следы, но вы был слишком напуган, чтобы действовать с расчётливым хладнокровием. У вас не было машины и убийца оставил вам транспорт. Он очень не хотел быть застигнутым на месте преступления, поэтому переложил всё на вас, но вы не справились. Вы так боялся, что выполнил все указания, более того, взяли вину на себя. Думаю, Алтынов угрожал не только вам, но и вашей жене. Он сказал, что убьёт её?
   По мере того, как капитан говорил, лицо Игоря менялось всё больше, и, когда тот назвал имя купца, Димарский не смог скрыть ужаса.
  - Откуда вы знаете? - прошептал он.
  - Я знаю всё, что там было, - спокойно ответил капитан. - Поэтому, продолжая врать, вы ничего не добьётесь, вас всё равно не накажут за убийство, а вот, если будете упорствовать, то я обвиню вас в пособничестве убийце и препятствии правосудию.
  - Я не могу, не могу! - закричал мужчина. - Они убьют её! Я люблю свою жену, капитан! Я просто запутался…
  - Расскажите, вам станет легче, - предложил Павел. - Я помогу вам, но вы должны быть честны.
  - Я не могу, - заскулил Димарский.
  - Если вы правда любите свою жену, то должны рассказать мне, что знаете, - повторил Карский. - Мне и так всё известно, притворяться дальше нет смысла. - Карский секунду помолчал. - Если вы продолжите в том же духе, я позабочусь, чтобы до купца дошли слухи о том, что вы его сдали.
   Игорь вскинулся, лицо у него было красным и мокрым от слёз.
  - Вы же…
  - Помогите мне, и я помогу вам.
  
   Убийц было двое. Иоанна узнала одного из них сразу и испугалась, но не подала вида. Тот был грузным мужчиной лет пятидесяти, волосы чёрные, короткая борода, холёный, одет, что называется, с иголочки. Второй был, наоборот, щуплым, с тонюсенькими усиками, в круглых очках, одет тоже хорошо, но более неприметно. Иоанна стала насмешничать, из брошенных ею фраз Игорь понял, что толстый мужчина был её любовником. Он тоже подумал, что сейчас последует сцена ревности, но мужчина сказал что-то о том, что женщине не следовало совать свой нос в его дела. Она ответила, чем привела его в бешенство. Иоанна всегда была дерзкой и никого не боялась. Мужчина набросился на неё и стал избивать.
  - Вы не попытались позвать на помощь или вступить за неё? - спросил Павел.
   Димарский помотал головой.
  - Тот, второй, он сказал мне не лезть, и я…
  - У него было оружие?
  - Нет. - Игорь опустил голову так низко, что голос его теперь звучал глухо.
   Он стоял, словно парализованный, всё то время, пока продолжалась экзекуция. Иоанна пыталась защищаться, но мужчина был намного сильнее. Потом она ослабла, и тогда толстяк сдавил ей горло.
   После этого второй мужчина заставил Димарского выпить, привёл его в чувство и объяснил, что тот должен делать, если не хочет, чтобы с ним и его женой что-то произошло. Они оставили ему машину, велели выбросить труп на краю города, утопить в канале, и ушли.
  - Я ничего не мог сделать! - прошептал Игорь.
  - Нет, могли, - ответил Карский.
   Мужчина поднял на следователя глаза, покрасневшие от слёз.
  - Вы струсили, а затем пошли ещё дальше.
   Игорь замотал головой.
  - Вы говорите, что любите жену, но за всё время наших бесед вы ни разу не назвали супругу по имени, - заметил капитан. - Вы говорите о раскаянии, но не попытались ни вмешаться, ни хотя бы обратиться в полицию, позволили одному мерзавцу забить насмерть женщину у вас на глазах. Затем выполнили указания убийцы, а когда вас самого застали на месте преступления, повели себя как самый жалкий, самый ничтожный трус — вы убили ребёнка.
   Игорь задрожал всем телом.
  - Вы так старательно не упоминаете об этом, словно пытаетесь сделать вид, что ничего не было. Но вы задушили мальчика собственными руками.
  - Он… он не мучился, не мучился…
  - От удушья? - резко переспросил Карский. - Это мучительная смерть. Вы пытаетесь облегчить свою совесть, но факты от этого не меняются. Вы трус и убийца.
  - Вы сказали, что поможете! Вы пообещали! - заволновался Димарский. - Капитан, я не виноват! Любой на моём месте…
  - Нет, не любой, - перебил капитан. - Я знаю, что обещал. Я солгал.
   Мужчина побледнел.
  - Адлерберг знал, где будет его жена тем вечером, а вы устроили так, чтобы от Александэра она поехала к вам, зная, что заманиваете её в руки к убийце.
  
  
  ***
   Следующим на очереди шёл Адлерберг. Его мучила совесть: чтобы стать соучастником убийства собственной жены и не почувствовать ничего по этому поводу, нужно быть психопатом. Он боялся разоблачения, боялся потерять всё, что имел, и боялся Алтынова — в этом Карский был уверен — иначе не стал бы помогать в убийстве супруги. Пусть лично он не присутствовал в том номере, но нетрудно было догадаться, какая роль отводилась ему в деле. Кто ещё мог сообщить Алтынову, куда отправится Иоанна тем вечером?
   Николай Яковлевич сидел в комнате для допросов уже двадцать минут. Уже одно то, что он не решался просто взять и уйти, показывало ход его мыслей. Он нервничал, боялся и не знал, что уже известно полиции.
  - Здравствуйте, господин Адлерберг. - Карский вошёл в комнату и положил на стол перед адвокатом папку. - Спасибо, что согласились побеседовать.
  - А у меня был выбор?
  - Разумеется.
   Капитан сел и открыл папку. Николай Яковлевич ахнул и отшатнулся — в папке лежали снимки мёртвой Иоанны. Капитан стал выкладывать их на столе один за другим.
  - Что это? Вы больны? Зачем вы мне это показываете?
  - Хочу, чтобы вы получили хоть какое-то представление о том, что пропустили, - сказал Карский. - Я теперь знаю всё о последних часах жизни вашей жены, вам тоже полезно.
   Капитан положил сверху снимок, сделанный крупным планом, на нём были отчётливо видны синяки на шее женщины.
  - В первую встречу мне показалось, вы в самом деле были убиты горем, - заговорил капитан. - Почему вы не обратились в полицию, когда узнали, что Алтынов хочет убить Иоанну? Почему вы ему помогли?
   Адвокат потрясённо уставился на капитана.
  - Откуда вы…
  - Может быть, вы не знали? Алтынов угрожал вам, вашей семье, вам пришлось выбирать между женой и детьми, и вы рассказали ему, где искать Иону в тот вечер. Она узнала что-то, чего не должна была знать? Дело не только в ревности?
  - Ревности? - удивлённо переспросил Адлерберг, забывшись.
  - Вы не знали, что Иоанна встречалась с Алтыновым? Полгода назад они расстались по её инициативе.
  - Я не… я не понимаю, что вы говорите.
  - Димарский во всём сознался. Мне известно, что вы не были в тот вечер в гостинице, но я также знаю кое-что ещё. Например, что время вашего возвращения не совпадает с заявленным, и ваши слуги могут дать показания. Ещё я знаю, что у вас была ссора сразу перед исчезновением Иоанны, что тоже подтвердят слуги. Я могу доказать, что у Димарского был сообщник, и могу доказать, что это были вы.
  - Но я не убивал! - закричал адвокат. - Вы сами сказали, что я не был там, я не мог, я не делал ничего!
  - Димарскому придётся сдать Алтынова, но, если вы не поддержите его показания, они могут оказаться неубедительными. Если я не смогу добраться до купца, то посажу вас.
  - Вы полицейский! Это же…
  - Ваша репутация будет подмочена при любом раскладе, - продолжал капитан. - Если вас обвинят в соучастии убийству, адвокатом вам уже не работать. Кроме того, остаются ваши дети.
  - Дети?
  - Они узнают, что отец убил их мать, я позабочусь.
   Адлерберг несколько раз вздохнул, словно ему не хватало воздуха.
  - Для Алтынова вы не представляете ценности, он избавится от вас, едва заподозрит, что вы можете его выдать — уже подозревает. Может быть, вас уберут, едва вы выйдете из здания. Вы знаете, что я говорю правду.
   Адвокат попытался протестовать.
  - Компромат на Алтынова у меня, - сказал Карский. - Я знаю, кто убил и знаю как. Ваши признания для меня не так уж и важны. Но, если вы согласитесь сотрудничать, то в суде представим всё так, будто Алтынов угрожал вам и детям, если не поможете — пойдёте как соучастник. Выбирайте.
  
  
  
  ***
   Адлерберг находился на грани нервного срыва и почти беспробудно пил с самой роковой ночи, иначе ему хватило бы ума понять — сделка невозможно. Хотя бы потому, что «коллеги» не станут его прикрывать, а с удовольствием потянут за собой. Каждый из них будет топить другого, лишь бы выгородить себя, лишь бы выбраться. Будет даже забавно понаблюдать на то, как трое адвокатов станут защищаться в суде. Но до суда было ещё далеко.
   На то, чтобы привлечь Позднякова, капитан, впрочем, не сильно рассчитывал. Разве что остальные вправду попытаются его утопить вместе с собой. Но отпереться от всего ему будет легче остальных: он, похоже, стоял от происходящего в стороне. Но не знать не мог.
  - Капитан Карский! - с улыбкой воскликнул он. - Я ведь предупреждал, что вам ещё понадобится поговорить со мной.
  - Да, вы хорошо знаете работу полиции, - кивнул капитан. - Не хочу ходить вокруг да около, думаю, вы и так в курсе происходящего.
  - Уточните, о чём вы.
  - Госпожа Адлерберг увидела какие-то бумаги по делу, которое ведёт её муж, верно? - спросил Карский. - Дело купца Алтынова. Вы тоже работаете над ним, вместе с личным адвокатом Алтынова — Комаровым, проживающим в «да Рамини».
   Валентин Игнатьевич усмехнулся и отошёл к кофейному столику, чтобы налить себе выпить.
  - Приятно видеть, что полиция Петрополя умеет работать, - произнёс он. - Да, я защищаю господина Алтынова, но это не преступление, любой человек имеет право на защиту. Налить вам?
  - Вы знали, что Алтынов собирался убить госпожу Адлерберг? - спросил в ответ Карский.
   Поздняков оглянулся с невозмутимым выражением лица.
  - Нет. Так это он убил её?
  - Как думаете, господин Адлерберг и господин Комаров станут вас выгораживать? - задумчиво произнёс Карский.
   Адвокат хмыкнул и взял стакан.
  - Вы знаете, что такое репутация, господин Поздняков, - снова заговорил капитан, не дав адвокату ничего вставить, - вы умеете её ценить, в вашем деле она всё. То, что вы защищаете преступника такого уровня, думаю, скорее сделает вам имя, чем навредит, но вот если ваше имя мелькнёт в деле по убийству — это уже совсем другой коленкор, верно? И это не убийство какого-нибудь бедолаги, которого не хватятся даже ближайшие родственники, а одно из уважаемых женщин города, занимавшей видное положение. Она из «вашей» среды, вряд ли сообщество сможет закрыть глаза на такое. Да и ребёнок…
  - Какой ребёнок?
  - Убийцы заметали следы и убили маленького мальчика. Я гарантирую, что все газеты города будут трезвонить об этом круглые сутки, ведь мальчик был из приюта, который опекала госпожа Адлерберг.
  - Она лично не опекала приюты…
  - Скажут, что опекала, - пожал плечами капитан. - Это трогательно, смерть женщины, вложившей столько сил в заботу о неимущих и смерть сироты. Пресса обожает такие истории, люди любят такие истории. Представьте, сколько будут говорить об этом.
  - Что вы хотите? - резко перебил адвокат. - Денег?
  - Чтобы вы выступили как свидетель, - сказал капитан. - Побудете героем и не окажетесь в рядах тех, на кому станут пририсовывать рога в иллюстрациях из зала суда.
  - Вы так уверены, что дело дойдёт до суда?
  - Даже не сомневаюсь, - ответил Карский. - Кроме всего прочего, в ваших же интересах, чтобы суд состоялся.
  - Это ещё почему?
  - А как вы думаете, что предпримет Алтынов, когда поймёт, что полиция села ему на хвост? - усмехнулся капитан. - Я подскажу: избавится от всех свидетелей.
   Адвокат сел, закинув ногу на ногу, размышляя. Карский не знал, на сколько Поздняков вовлечён в дело, но предполагал, что к убийству тот не имел прямого отношения. Если так, то он должен был согласиться на предложение, если же капитан шибался, адвокат не захочет рисковать и на сделку не пойдёт.
  - Я ничего не видел. - Валентин Игнатьевич пожал плечами. - За несколько дней до этого господин Адлерберг рассказал нам, что его жена случайно увидела документы по делу нашего клиента, это были банковские бумаги, он уверял, что она в них всё равно ничего не смыслит, но госпожа Адлерберг в финансовых вопросах разбиралась неплохо, она лично контролировала дела многих благотворительных организаций. Ещё я знаю, что тем вечером после «Хромого Джо» Дмитрий Филимонович собирался встретиться с клиентом в городе, как он сказал, по делу. Я удивился, какие у них могут быть дела помимо меня, но господин Комаров сказал, что вопрос носит личный характер. На другой день я узнал, что Иоанна Адлерберг убита.
  - Для вас не составляло сложить два и два, - заметил капитан.
   Поздняков снова пожал плечами и слегка развёл руками.
  - Да, но иной раз лучше не афишировать чрезмерную догадливость, тем более, когда твой клиент такой человек.
  - Вы дадите показания? - спросил Карский.
   Валентин Игнатьевич вздохнул.
  - Да.
  - Вам придётся рассказать, где скрывается Алтынов.
  - Но это известно только Дмитрию Филимоновичу.
  - Хорошо. Сейчас вам в любом случае придётся поехать со мной. Для вашей безопасности.
  - Вы, что, запрёте меня в камере?
  - Вас устроят по возможности комфортно, - заверил капитан.
   Поздняков допил свой напиток, встал, поправил пиджак, взял со стола перчатки.
  - Это точно для моей безопасности? Или вы боитесь, что я брошусь предупреждать господина Алтынова?
  - Ваша безопасность меня волнует в любом случае, - сказал Карский. - В этом можете не сомневаться.
  
  
  
  ***
   Капитан приехал к отелю вечером около шести — в это время Комаров ещё должен был быть дома. Пожелав доброго вечера, он показал служащему удостоверение и спросил, у себя ли Дмитрий Филимонович. Получив утвердительный ответ, он потребовал ключ от номера и поднялся на нужный этаж.
   В гостиной капитан положил шляпу на столик у двери и неторопливо прошёл, осматриваясь. Из спальни слышалось, как кто-то напевает неплохо поставленным голосом, затем дверь открылась, и худощавый мужчина с маленькими усиками, в круглых очках, одетый в серый костюм-тройку замер на пороге. На лице у него отразился такой испуг, словно он увидел явившегося по его душу сатану.
  - Кто вы? - фальцетом спросил он. - Что вам надо?! Вы… я ничего не сделал! Скажите господину Алтынову, что я ничего не сделал!
   Карский мысленно усмехнулся: а что, собственно, ещё должен был подумать адвокат преступного главаря, увидев непонятно как проникшего к нему в номер человека в штатском?
  - Я следователь из Третьего полицейского участка, капитан Карский. Вы арестованы по обвинению в убийстве Адлерберг Иоанный Петровнны.
  - Что?! - переспросил Комаров ошарашено. - Но я её не убивал.
  - Свидетели говорят иначе.
  - Какие свидетели?! - искренне удивился мужчина.
  - Успокойтесь, Комаров, - сказал капитан. - Сядьте. Нам нужно поговорить.
   Мужчина подошёл к столу, нащупал рукой стул, и, не сводя взгляда с капитана, сел. Капитан подошёл к нему, открыл кожану папку, которую принёс с собой, и стал выкладывать перед мужчиной один лист за другим.
  - Вот показания господина Димарского, с которым у госпожи Адлерберг было свидание в ту ночь, здесь говорится, что вы избили и задушили женщину, затем отвезли её к каналу на окраине города где и оставили. Там вас случайно увидел мальчик, воспитанник местного приюта, которого вы утопили в канале. Вот признание господина Адлерберга, в котором он указывает, что сообщил вам о том, что его жена может быть угрозой для Алтынова, которого вы собираетесь представлять в суде. Это признание вашего второго коллеги, господина Позднякова, сообщающего о том, во сколько вы ушли из варьете, и также то, что вы намекали на таинственное «личное» дело. Вот и оказания работников отеля «да Рамини», подтверждавших позднее возвращение их постояльца.
   Дмитрий Филимонович затрясся как травинка на ветру, то и дело принимаясь нервно поглаживать себя по плечам.
  - Это всё неправда! - прошептал он. - Этого не было, они врут. Какой ещё ребёнок? Я об этом вообще ничего не знал!
  - А о чём вы знали? - спросил Карский.
   Комаров быстро поднял на него глаза.
  - Я не убивал!
  - Попробуйте доказать это в суде, - предложил капитан. - Вы же адвокат, в конце концов.
  - Их купили, меня подставляют, я клянусь, что не убивал!
  - Зачем кому-то подставлять вас? Хотите сказать, что знаете настоящего убийцу? - спросил капитан.
   Комаров сглотнул, огляделся, будто ища выход, снова сглотнул.
  - Я расскажу всё, но вы должны мне поверить!
  - Есть что-то, что может подтвердить ваши слова? Доказать, что убийца — другой?
  - Я… я… Да! Да! - закивал Комаров. - Локон!
  - Локон?
  - Алтынов срезал у женщины локон, он забрал его на память, он носит его с собой на удачу — так он сказал. Я не убийца, я даже никогда никого не ударил за всю жизнь! Не убивал я, господин капитан!
   «Ты не убивал, - подумал Павел, стараясь сохранить спокойное выражение лица и не выказать отвращение. - Ты смотрел».
  - Скажи мне только одно, - процедил капитан, наклонившись к самому лицу адвоката, - где Алтынов?
  
  
  
  ***
   Леонид перевалился на диване, дотянувшись до журнального столика, чтобы взять свой серебряный портсигар. Мирно тикали часы на каминной полке, в гостиной горел огонь в камине, за окно шумели деревья в маленьком саду, окружавшем старый особняк. Владелец, молодой потомок дворянского рода, сдавал дом через посредника и весь год жил в Европе, с нынешним съёмщиком он ни разу не встречался, как, впрочем, и посредник, имевший дело только с адвокатом.
   Алтынов со вкусом раскурил сигару и, балуясь, выпустил в воздух ароматное дымное колечко. Попробовал вернуться к чтению газеты, но, пробежав глазами несколько строк, с раздражением швырнул её на диван. Больше всего его убивала скука, необходимость сидеть без дела не высовываясь, словно он угодил под домашний арест. Нет, можно было ходить в театр, или в рестораны, но купец привык к совсем другой жизни, привык к обществу и определённому положению в обществе, а сидеть в провинции, в загородном особняке и курить сигары — это абсолютная и беспросветная скука. Возможно, стоило уехать за границу, но даже там придётся вести себя осторожно Кроме того, чтобы жить на широкую ногу, тем более в Европе, нужны деньги, а большую часть его капитала украли жалкая банда конокрадов, и концов найти не удалось, даром, что почти всех перебили. Оставшийся капитал Алтынов тратил на поддержание бизнеса и адвокатов, пытаясь вернуться в Петрополь. Улики против него имелись серьёзные, ключевых свидетелей полиция надёжно прятала — добраться удалось не до всех, хотя адвокаты обещали, что дело выиграть смогут.
   Мужчина выругался сквозь зубы. Кучка жалких недоносков, как на них можно полагаться? Пока он тут теряет время, его город уже поделили между собой Лихие вместе с прочими бандами, больше половины территории «Короля» уже отошла разным группировкам, а его люди переметнулись на сторону тех, кто готов был платить. Вернуться будет сложно. Но он, в конце концов, король, чёрт бы их всех побрал!
   В дверь постучали и вошла горничная.
  - Леонид Георгиевич, заварить вам чаю?
  - Нет. Хотя, ладно, давай уж, - ответил Алтынов. Что ещё оставалось делать в этой деревне? Только чаи и гонять.
   Женщина кивнула и вышла, а через миг в комнату ворвался отряд полиции. Алтынов бросился к столу, где лежал револьвер, но не успел.
  - Не двигаться! Поднимите руки!
   Купец остался сидеть на диване, но рук не поднял, он с такой яростью уставился на следователя, вошедшего в гостиную следом за сворой полицейских, что мог бы, наверное, заставить того испариться.
  - Алтынов Леонид Георгиевич, вы арестованы по обвинению в убийстве Иоанны Петровны Адлерберг.
   Следователь махнул рукой, один из полицейских выглянул в коридор, чтобы позвать горничную и кухарку. В присутствии свидетелей следователь подошёл к Алтынову и обыскал. Он ничего не нашёл и озадаченно отступил. Купец усмехнулся. Капитан глянул на него и быстро спросил:
  - Где локон?
   Купец не ответил и не пошевелился, но на долю секунды его зрачки дёрнулись в сторону. Капитан глянул на диван, где лежал портсигар, быстро схватил его и открыл — к внутренней крышке был приколот свёрнутый кольцов женский локон.
  - Сука, - прорычал Алтынов, и, не обращая внимания на полицейских, кинулся на капитана.
   Карский увернулся и ударил купца по затылку — тот свалился на пол мешком.
  - Наденьте на него наручники, Вениамин, - сказал капитан.
   Один из полицейских наклонился к купцу и заковал ему руки, затем несколько рядовых с трудом подняли потерявшего сознание Алтынова и уложили на диван. Капитан не двигался с места, задумчиво разглядывая купца.
  - Капитан.
   Вынув из кармана платок, капитан бережно завернул в него локон и спрятал в карман, затем достал свой портсигар и закурил.
  - Капитан?
  - Да? - Карский повернулся к Денису.
   Стрижак протягивал ему руку. Удивлённый, Павел пожал её. Один за другим полицейские подходили к капитану, молча протягивая руки, капитан пожимал их в ответ, забыв о тлеющей папиросе.
  
  
  
  ***
   Кажется, погода, наконец, начала налаживаться: ветер будто стал теплее, и холодная голубизна небес начала медленно темнеть, что давало надежду на тёплое лето.
   Анна толкнула стеклянные двери кафе и вошла в залитый солнцем зал. Не успела она толком осмотреться, как к ней подошёл распорядитель предложил забрать шляпу и плащ и сообщил, что проводит к столику. Плащ и шляпу Анна отдавать отказалась, а на сопровождение ответила милостивым кивком.
   Изобретатель ожидал её, похоже, давно, хотя опоздала она не больше, чем на пять минут. Он встал при её появлении и с улыбкой поздоровался.
  - Я рад, что вы приняли моё приглашение.
  - Это то самое кафе, о котором вы говорили? - спросила девушка, повесив плащ на спинку стула и оглядывая просторный зал, полный стекла, света и цветов.
  - Да, оно, - кивнул Экобор. - Здесь лучший кондитер в городе. Что бы вы хотели? У них есть всё.
  - Господин Александэр…
  - Вы могли бы назвать меня Экобор, - предложил изобретатель.
  - Господин Александэр, - повторила Анна. - Честно говоря, я приняла ваше предложение только потому, что не хотела обидеть отказом — вы очень много сделали для приюта, и я чувствую к вам глубокую признательность.
  - Надеюсь, не только ваша признательность заставила вас прийти сюда?
   Анна опустила глаза и, кашлянув, поправила вилку, выровняв относительно других приборов.
  - Вы всё ещё подозреваете меня? - спросил Александэр.
  - Нет! - Девушка быстро посмотрела на изобретателя и отвела взгляд в сторону. Чуть помолчав, она заговорила опять: - Знаете, учитывая обстоятельства нашего знакомства, и то, что я в самом деле испытываю к вам уважение за вашу щедрость, мне бы хотелось говорить откровенно. Вы не против?
  - Конечно же. - Экобор сложил пальца «домиком» и облокотился о край стола. - Прошу вас.
  - Скажите, - произнесла Анна, прямо посмотрев ему в лицо, - что именно вы хотите от меня? Я могу предложить вам дружбу, однако, если вы рассчитываете на большее, то я не хотела бы давать вам ложную надежду.
  - Вот как?
   Александэр откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Лицо его стало похоже на маску, вежливая полуулыбка пропала. Он посмотрел в зал, на гомонивших за столами людей.
  - У вас кто-то есть?
  - Нет.
   Экобор быстро глянул на девушку, склонил голову на бок.
  - Я вам неприятен?
  - Вовсе нет.
   Изобретатель поиграл желваками и быстро наклонился вперёд, положив руки на стол.
  - Вы боитесь меня?
  - Да. Нет. - Анна неловко повела плечами. - Немного.
  - В этом всё дело?
  - Нет.
   Алекандэр усмехнулся, снова отвернулся, обдумывая услышанное.
  - Вы исключительная девушка, Анна, - заговорил он снова через некоторое время, - уверен, что вам уже говорили что-то подобное. Вы милы, но не в этом ваша главная прелесть. Вы женщина исключительного характера. Думаю, и я достаточно незаурядный человек, чтобы иметь смелость предлагать вам стать моей.
   Анна опустила глаза, но чувствовала, что изобретатель смотрит на неё. До сих пор она не помнила, чтобы ей было сложно смотреть кому-то в глаза, но встречаться взглядом с Александэром ей не хотелось совсем.
  - Я не прошу вас любить меня, меня бы вполне устроила просто ваша благосклонность, - произнёс Экобор. - Я не прошу вас стать моей любовницей, этого мне будет недостаточно, я хочу, чтобы вы остались со мной. Вы никогда не пожалеете о своём выборе.
   Анна подняла голову, на её лице промелькнула эмоция, в которой Экобор безошибочно распознал сострадание.
  - Это значит «нет», - невесело и зло усмехнулся он, снова откинувшись на стуле.
   Анна хотела сказать, что ей жаль, но не стала.
  - Мне нужно идти, - выговорила она вместо этого.
   Девушка поднялась, взяла свой плащ, собираясь уходить.
  - Анна.
   Она остановилась.
  - Я не добился бы всего, что имею, если бы сдавался так просто. Я могу быть очень настойчивым.
   Девушка взяла свою шляпу и протянула руку, чтобы попрощаться. Экобор принял её, но, вместо того, чтобы пожать, быстро поднёс к губам и поцеловал.
   Последний её настойчивый «поклонник» лишился глаза, но Экобор не был похож на него, с Александэром — Анна знала наверняка — она не справится. Он не тот человек, с кем захочется начать противостояние кому бы то ни было вообще.
  - Я навещу вас скоро, - произнёс Александэр.
  - Боюсь, мы не сможем увидеться с вами в ближайшее время, - покачала головой Анна. - Прощайте, господин Александэр.
  
  
  
  ***
   Было утро. Кабинет, залитый весенним солнцем, выглядел пусто. В печке, не смотря на тёплый день, горел огонь — капитан жёг поддельные признания и показания, по губам его блуждала невесёлая улыбка.
   В дверь постучали.
  - Да! - крикнул капитан.
   Анна вошла в кабинет и удивлённо потянула носом.
  - Вы мёрзнете, капитан?
  - Прогоняю сырость, - ответил Карский и подвинул стул. - Садитесь, пожалуйста.
  - Я только на минуту, - покачала головой Анна. - Зашла, чтобы поблагодарить вас.
  - Я же не один работал.
  - Вашим людям я уже сказала спасибо, - улыбнулась девушка. - Каждому лично. А ещё девочки из приюта напекли печенья, так что там внизу теперь стоит огромная корзина — запах скоро и до вас доберётся. - Анна неловко рассмеялась. - Они хотели тоже прийти, но Ольга Аркадьевна считает, что это лишнее. - Девушка тряхнула волосами и заставила себя улыбнуться. - В общем, спасибо вам, за всё что вы сделали, что нашли его. Знаю, сейчас все только и говорят, что об аресте этого Алтынова, он, как говорят, «крупная рыба», и его давно мечтали посадить все полицейские города, но для нас важно… важно, что вы взяли того подонка.
   Девушка помолчала секунду, собираясь с мыслями.
  - Понимаете, это не месть, это отмщение. Говорят, мы должны быть милосердны, прощать, но простить без воздаяния сложно. Невозможно. Для тех, кто остаётся жить, это важно. Мы не смогли бы, если бы не узнали, если бы всё не завершилось так. Это правильно, справедливо.
  - Ещё будет суд.
  - Но его не оправдают?
  - Нет.
   Анна успокоенно кивнула.
  - Что ж… - она протянула руку.
   Капитан пожал её в ответ.
  - Вы сейчас в приют? Я могу проводить вас, если хотите.
  - Нет, - девушка покачала головой. - Нет, меня уволили.
   Она улыбнулась на немой вопрос капитана.
  - Ольга Аркадьевна не согласна с моими методами: то, что я пренебрегала обязанностями ради личного… в общем-то, это правда. И ещё я не должна была рассказывать детям о том, что случилось с Тёмой. Возможно, я не права, - печально произнесла она. - Не знаю. У них и так нет детства, может быть, им не стоило знать. Но мне, всё-таки, кажется, так правильно. Тёма был их другом, они смогли попрощаться. Если бы Тёма просто исчез… Это означало бы, что исчезнуть может каждый.
   Капитан ничего не сказал — Анна не нуждалась в ответе. Она кивнула на прощанье и вышла. Карский поглядел на печку, на опустевшую стену. Он не чувствовал, того, о чём говорила Анна, он думал о загубленных жизнях: о детях Адлербергов, лишившихся обоих родителей, о жене детоубийцы, которой придётся жить с этим всю жизнь, о тех, кто ещё мог быть затронут. Ни один поступок не проходит бесследно, это он понял за годы службы. Тот, кто убивает человека, уничтожает сотни чужих миров, и свой в том числе.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"