Сквозь весеннее кружево только что распустившихся почек солнце освещает извилистую лесную тропинку. По бокам от дорожки землю покрывает молодая травка, проклюнувшаяся совсем недавно и потому ещё такая яркая и нежная. На паутинках блестит роса. Ночью прошёл дождь, и лес выглядит обновлённым. По тропинке друг за другом идут смирные гнедые лошадки. Хозяева ведут их в поводу, поскольку ветки деревьев слишком низко опускаются над тропкой. На одной из лошадок поперёк седла лежит девушка с надетым на голову мешком. В ветвях щебечут воробьи. Лошадки фыркают, когда птицы, перепархивая с ветки на ветку, роняют на их носы дождевые капли. Пахнет свежестью и чем-то сладким, будто в воздухе растворили патоку.
Утро.
– Не уверен, что она подойдёт дракону, – заметил Вара, почти со страхом покосившись на чёрный мешок.
Мешок помог не сразу: девушка перестала ругаться, только когда Ёж пригрозил ещё и примотать его верёвкой к шее сквернословицы. Но даже после этого Вара продолжал чувствовать на себе взгляд злобных голубых глаз, хотя как это было возможно (через ткань-то?), он понятия не имел.
– Почему это? – спросил священник.
Он сопровождал небольшой отряд добровольцев как залог мира в грядущих переговорах. Конечно, его присутствие вряд ли гарантировало примерное поведение дракона, но аргумент не сработал, и селяне выставили несчастного вместе со старостой Бором, который тоже не хотел идти, но которого также не спрашивали.
– Ну… – замялся Вара. – Она, я думаю, не того… не этого…
– Волосы почти белые, глаза голубые, – принялся загибать пальцы Ёж, – стройная, красивая — всё, как он и потребовал!
– Ну, она, я думаю, вряд ли… того.
– Однозначно нет! – донеслось из мешка. – Это вы все «того», а я нормальная!
– Да чего не того? – не понял Ёж.
– Нет, я думаю, она не это, не… девственница.
Вара густо покраснел, но, поскольку большую часть его лица закрывала кудлатая борода, покраснел только его выдающийся (во всех отношениях) нос.
– Эй, я бы попросила! – возмутился мешок.
Ёж для острастки тряхнул седло так, что девушка звонко клацнула зубами, чуть не прикусив язык.
– Он и не просил девственницу, – сказал Ёж.
– Но драконы всегда…
– Может, этот не такой разборчивый? – предположил священник.
– В любом случае, у нас только одна девушка, подходящая под описание, – пресёк дальнейшие споры Ёж. – В селе таких больше нет, так что чем богаты, как говориться.
Крестьяне замолчали, каждый погрузился в собственные раздумья, общий смысл которых сводился к: «О, Кром, пусть эта гадюка подавится девкой, и больше никогда, никогда не показывается возле наших полей!»
Лес постепенно редел, пока дорога не вышла к старому оврагу. Раньше по дну бежал ручей, но затем его развернули так, чтобы он проходил ближе к селу, и овраг пересох. А после какой-то особенно сильной бури ветром повалило несколько деревьев, и на одном участке образовалось нечто вроде землянки, в которой и обосновался злополучный дракон. Селяне, конечно, знали, что такое случается: рассказов о том, как дракон принимался терроризировать деревню или даже город, ходило множество. Безземельные рыцари мухами слетались к городам, но деревеньки обходили стороной, поскольку благодарность правителя города измеряется звонкой монетой, а благодарность селян — натурой. И хорошо, если не продуктовой, как чаще всего и оказывается (правда, это ещё как посмотреть, иногда лучше уж продуктами взять…).
В селе вообще-то имелся свой рыцарь, он был бароном здешних земель, но пребывал в таком возрасте, когда с драконами сталкиваются, только когда читают сказки на ночь внукам. Барон не стал бы платить заезжему рыцарю за избавление от напасти, чтобы не подрывать свой авторитет. Потому крестьяне и согласились на требование дракона доставить красавицу до захода солнца. В противном случае тот грозился пожечь все поля в округе. Хорошо ещё, что в селе оказалась как раз подходящая девушка.
Крестьяне нерешительно переминались на краю оврага, наконец, пошушукавшись, выпихнули вперёд старосту.
– Я не «Эй!», – прогудело из оврага, и ящер змейкой выскользнул из-под деревьев, заставив коней и людей шарахнуться в сторону. – Тс-с-с, я не кусаюс-с-сь, – прошипел ящер. – По крайне мере, не с-с-сразу.
По совести, это был совсем небольшой дракон, может, метров шесть, если не считать хвост (только при драконе так не говорите). Тёмно-бирюзовый, с чуть более светлым брюхом, с зубчатым гребнем и «стрелочкой» на конце хвоста — всё как полагается. Но для того, чтобы штурмовать город, ему предстояло ещё века два наращивать массу, а пока оставалось лишь стращать простых земледельцев.
– Принес… привели? – осведомился ящер.
– Ага, – староста попятился, а крестьяне сгрузили с лошади девицу, подпихнули поближе к дракону, и староста, услужливо, двумя пальцами, стянув с головы пленницы мешок, юркнул обратно за спины товарищей.
Девица фыркнула, попыталась плечом утереть нос, так как руки были связны за спиной, но не дотянулась и с руганью завалилась набок.
Дракон с неподдельным интересом склонил голову, проследив за траекторией. Девица снизу вверх зыркнула на ящера и завозилась, пытаясь подняться.
Крестьяне зашептались:
– Как думаете, он её прям сразу сожрёт?..
– А зачем им, вообще, девицы?
– Ну, они, наверное, вкуснее мужиков-то.
– Это почему?
– Не знаю, я не дракон, драконам виднее…
– Хорошо всё-таки, что мы её поймали, а то у нас таких девок отродясь не водилось. Где бы мы этому змеищу нашли голубоглазую да ещё и красавицу?
– Ес-с-сли вы не притащили ещё одну, то можете проваливать, – рыкнул дракон, перебивая спор.
Крестьяне заволновались, и, отпихивая друг друга и дёргая за уздцы коней, скрылись в лесу с похвальной поспешностью.
Дракон посмотрел на девушку и облизнулся. Девушка ответила ему хмурым взглядом прозрачно-синих глаз.
– Ну и что же тут у нас-с-с-с? – прошипел дракон, склонив морду.
За что немедленно получил несильный тычок носком сапога промеж глаз.
– Завязывай, Шадах, – проворчала девушка, – хватит придуриваться, мне сейчас не до твоих ролевых игр.
Дракон закашлялся, скрывая смех, и аккуратно, одним когтем перерезал верёвки. Девушка встала, пытаясь одновременно отряхнуться от пыли, пригладить волосы и оправить платье, в которое её обрядили «добрые» селяне, обожающие традиции как ни что в этой жизни. Платье являлось, конечно, свадебным, мешковатого покроя и с яркой вышивкой, при этом сильно поношенное, не иначе, как передававшееся от матери к дочери не одно поколение, потому как традиции традициями, но новое платье отдавать всё-таки жалко.
– Тебе идёт, – галантно заметил Шадах.
«Убью!», безмолвно, одними глазами, пообещала ему девушка, и дракон покатился со смеху.
– Давай, веселись! – подбодрила его красавица. – Между прочим, мне не удалось выкрасть рубиновое ожерелье покойной баронессы, так что мы остались с носом!
– Ты не должна была попас-с-стьс-ся, – с укором напомнил дракон.
– Да ладно?!
– Я хотел сказать, – поправился Шадах. – Что мы рас-с-считали весь план, и он был идеален. Раз ты попалас-с-сь, то это твоя вина, Риан, надо быть ос-с-сторожнее. Ес-с-сли бы я тебя не вытащил…
– Погорели бы оба, – перебила блондинка. Она расплела измочаленную косу и теперь пыталась пальцами разобрать спутавшиеся пряди. – У нас соглашение: воруем вместе, добычу делим пополам, огребаем тоже поровну. Так что я сдала бы тебя, как миленького.
Дракон со вздохом вытянулся на краю оврага, положив шипастую голову на передние лапы и закрыв глаза.
– Ес-с-сли бы не наши традиции, я бы ни за что не с-с-связался с человеком!
– Не жалуйся, чешуйчатый! – Риан весело похлопала дракона по бронированному плечу. – Если хочешь жениться в ближайшем будущем, а не через сто лет, придётся иметь дело со мной, одному тебе столько сокровищ не насобирать. Ничего, вот набьёшь полную пещеру золота, так, чтобы даже самая придирчивая дракониха впечатлилась, женишься, заведёшь кучу симпатичных дракончиков, и будешь вспоминать обо мне как о дурном сне.
Шадах хитро глянул на разбойницу.
– Нам надо вернуться к старой схеме, – сказал он. – Ты соблазняешь какого-нибудь богатея, я тебя похищаю и требую выкуп. Это дольше, зато вернее.
– Я была уверена, что справлюсь в этот раз, – с досадой поморщилась Риан, – кто же знал, что старик держит в замке псов?
Дракон хмыкнул, выпустив из ноздрей дымное облачко.
– Ладно, принцесса, давай-ка убираться отсюда. Богатство само себя не наворует.