Сулацкий Андрей Анатольевич : другие произведения.

Дрейфующая станция Сп-40 бис

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    По мотивам фантастического сериала Вадима Денисова "Стратегия". Команда полярной дрейфующей станции летит на свою льдину. Но добраться до места назначения им не суждено, так как вместо льдины в Северном Ледовитом океане они попадают на айсберг в холодном океане другой планеты. Но и здесь им придётся заняться тем же, что они собирались делать на потерянной навсегда Земле - дрейфовать. А заодно открывать новые земли, находить артефакты, охотиться, воевать, спасать и, в конце концов, добраться до дома, до новой Родины. Редакция от 25 ноября 2020 года. Текст романа слегка подредактирован с литературной и грамматической точек зрения. Кроме того, непосредственно в текст добавлены 5 рисунков (2 схемы и 3 карты), необходимых для облегчения понимания географических условий, в которых действовали герои романа. Ещё больше иллюстраций для создания "атмосферности" приведено в Приложении.

обложка

Сулацкий Андрей

ДРЕЙФУЮЩАЯ СТАНЦИЯ СП-40 бис

Благодарность

   Автор выражает глубокую признательность, благодарность Денисову Вадиму - автору сериала "Стратегия", в мир которого попадают и где начинают жить и действовать герои моего романа.

Пролог

   Лёд. Кругом лёд. На сотни километров вокруг. И ни единой живой души: ни человека, ни птицы... Даже аборигенов местных - белых медведей и тех нет. Что им делать вдали от открытой воды? Безветрие. Арктический антициклон. Край Солнца только-только появился из-за горизонта. Длинные и резкие тени от торосов падают на белое снежное полотно. И над всем этим контрастным и почти чёрно-белым пейзажем нависает тёмно-синий купол неба. Безмолвие. Полное...
   Но, нет... Тишина нарушается нарастающим, несущимся примерно с северо-запада механическим гулом. Спустя мгновение внимательный наблюдатель замечает точку над горизонтом. Это самолёт. Всё ближе и ближе... И, вот, уже видно, что это на высоте примерно в километр летит одномоторный биплан в бело-красной полярной раскраске. Ещё ближе. И становится понятно, что это русский Ан-3. Винт деловито рубит морозный воздух. Под капотом монотонно визжит турбина. Самолёт щеголевато сверкает свежей краской. На фюзеляже какой-то шутник изобразил сияющего голливудской улыбкой кашалота. Эту рекламу "бленд-а-меда" нарушает зажатая в китовых зубах капитанская трубка. "Весёлый кашалот" - красуется надпись на борту аэроплана. Ещё на киле, естественно, присутствует государственный флаг (России, если кто сомневается), а на крыльях и фюзеляже - стандартные буквочки, циферки.
   За лобовыми стеклами кабины видны лица пилотов. Вой турбины внутри кабины слышится уже чуть приглушённо. Не так резко и оглушающее. Слева, на месте командира воздушного судна - слегка мрачный спокойный сероглазый крепыш-блондин. Он сдержанно улыбается шуткам своего молодого коллеги - круглоглолицего полноватого кучерявого брюнета, явного южанина. Тот непрерывно что-то говорит. Его командир, правда, не совсем внимательно слушает юмориста, но это совсем не расстраивает шутника - он всегда первым смеётся своим анекдотам. Но при этом успевает вполне чётко выполнять обязанности второго пилота и штурмана. Курс, правда, довольно простой, даже гирокомпас не нужен - почти точно на северный магнитный полюс, то есть в сторону канадского арктического архипелага. Если быть более точным - в сторону островов Королевы Елизаветы. Ну, это так - информация для любителей особой точности.
   Тут штурман вскакивает со своего места. За распахнувшейся под его рукой дверью в салон видны: во-первых, аккуратно принайтованная к палубе воздушного судна гора всевозможного груза и, во-вторых, сидящие парами, спинами к стенкам салона четверо пассажиров. Штурман что-то жизнерадостно кричит им, игриво подмигнув единственной среди пассажиров женщине. КВС (то есть, командир воздушного судна, если кто не в курсе) тут же недовольно призывает непоседу вернуться на рабочее место. Дверь захлопывается.
   В салоне ещё чуть тише, чем в кабине пилотов, но, всё равно, расслышать, что прокричал жизнерадостно штурман, смогли только двое, сидящие ближе всего к двери, напротив друг друга. Первый - среднего роста и возраста синеглазый темноволосый мужчина с по-аристократически породистым лицом. Другой - почти двухметровый, едва помещающийся в своё кресло русоволосый гигант (ну, где-то под сорок лет ему будет). Черты его лица крупные, плакатные, соцреалистические какие-то, но при этом вызывающие к великану чувство безусловного доверия. Фигур обоих мужчин под тёплыми куртками особо не видно, но чувствуется, что оба - атлеты. Оба персонажа излучают уверенность и спокойствие. Кроме того, они, похоже, давно знают друг друга, потому как, услышав месседж штурмана, посмотрели друг на друга и совершенно синхронно улыбнулись. А сообщение было предельно простое:
   - Та-арищи пассажиры! Мы проделали половину пути. Осталось лететь чуть больше часа.
   Для тех, кто заранее знает маршрут, время полёта и имеет часы на руке, эта информация совершенно не обязательна. Но заряд оптимизма, щедро отмеренный штурманом, до слушателей дошёл. Сидящая рядом с синеглазым пассажиром молодая женщина непроизвольно улыбнулась, даже не расслышав ровным счётом ничего. Самолёт слегка качнул крыльями, чуть-чуть поправляя курс. Пятно бьющего из иллюминатора солнечного света сместилось с плеча женщины на её лицо. А, ничего девушка! Симпатичная. Правильные черты лица, короткие "под мальчика", но явно вьющиеся волосы, чуть вздёрнутый носик, в меру пухлые, чувственные губы и обрамлённые естественно-пушистыми ресницами васильковые глаза. Кисти рук, лежащие на коленях, крепкие, но не грубые. Пальцы длинные, но не холёно-изнеженные, а какие-то... ну, для тонкой работы полезные. Ногти короткие, маникюр бесцветный. Фигуры девушки не видно: парка, тёплые штаны, унты... Так, что сами понимаете... Но есть уверенность, что "ста одёжкам" есть, что прятать. Она явно немного волнуется, но успешно, как ей кажется, скрывает это. Впрочем, лёгкое волнение девушке очень идёт: румянец на щёках, чуть учащённое дыхание... Оно и понятно - она впервые так далеко в Арктике.
   Напротив неё сидит совсем молодой парень, почти юноша. Впрочем... Может быть, он не так молод, как кажется - просто ниже среднего роста и хотя достаточно широкоплеч, но худощав (никакая полярная одежда не способна спрятать этого). Узкое скуластое лицо и несколько впалые щёки. Тёмно-карие глаза на бледном, давно не видавшем хорошего солнца лице, короткие прямые тёмные волосы. Этот явно чувствует себя не в своей тарелке. И лишь соседство с добродушным великаном слегка успокаивает юношу. И ещё ему явно очень нравится молодая женщина, сидящая как раз напротив, и он изо всех сил борется сам с собой, чтобы не слишком откровенно разглядывать её. Но раз за разом его глаза возвращаются к рукам, а потом - к лицу её...
  

Глава 1. К северу через Северный Полюс

   1 марта 2013 года.
   Приблизительно час до астрономического полдня.
   Координаты (приблизительные): 82 градуса с.ш., 126 градусов з.д.
   Высота: 1200 метров над уровнем моря.
  
   Разрешите представиться - Левшаков Алексей Михайлович. Можно просто Алексей. А, вот, если Катя, что сидит напротив, будет называть меня ещё проще - Лёшей, я совсем не буду возражать... Совсем не буду... Ёлки зелёные, какая она, всё-таки, красивая!
   О чём это я? Ах, да! Продолжу о себе. Мне аж 25 лет. Это я выгляжу молодо, потому как ростом не вышел. И худой. "Маленькая собачка до старости щенок". Народная мудрость типа. Но на самом деле я - здоровый, крепкий и спортивный. Но об этом потом. Официально я - океанолог-гляциолог полярной экспедиции СП-40 бис. Это дрейфующая на льдине станция такая. Почему "бис"? А потому, что просто СП-40, без "бис" которая, дрейфует вот уже пять месяцев на границе канадского и американского арктических секторов, а мы вроде как образованный чуть позже филиал этой станции. Поэтому мы, наша экспедиция и есть "бис", то есть, если с латыни перевести - "вторая". В первоначальном составе экспедиции нас никого нет, можете в Интернете или в открытых документах каких даже не искать. Почему? Об этом - ниже.
   Летим мы, кстати, как раз с этой самой СП-40, на свою льдину, которая расположена на расстоянии чуть более пятисот километров к востоку-юго-востоку от СП-40, уже глубоко в канадском секторе и недалеко от канадского же арктического архипелага. И вплотную к их исключительной экономической зоне1). Будем изучать, якобы, сезонные изменения подлёдных течений: скорости, солёности, температуры и связь всего этого с глобальным, естественно, потеплением климата. Ну, с чем же ещё!? Это официально. А на самом деле мы все люди военные, флотские. Даже Катя. И наша искусственная привязка к гражданской СП-40 - лишь маскировка. Нам даже официально запрещено обращаться друг к другу по воинскому званию. И уставы приказано на время экспедиции забыть. Вдруг на нашу льдину нагрянут канадские проверяльщики, если станцию нашу в их экономическую зону занесёт, всё-таки. Мне Чайка рассказывал, что такое бывало. Он и раньше уже бывал на подобных дрейфующих станциях. Чайка - это вот этот великан, что слева от меня сидит. Который на первый взгляд кажется таким добродушным, даже мягкотелым увальнем. А на самом деле он... Впрочем, я ниже обо всех своих товарищах, как присутствующих, так и отсутствующих расскажу отдельно, особо.
   Так, вот, возвращаясь к нашей реальной миссии, скажу... Надеюсь, натовских шпионов среди вас, дорогие читатели, нет. Как я понял (домыслил больше, чем услышал) из очень скупых по понятным причинам объяснений нашего командира... пардон, начальника - Берга Александра Владимировича (это тот, кто сидит по диагонали от меня, рядом с Катей), в действительности мы будем искать новые пути сезонных миграций подводных атомных стратегических ракетоносцев. Российских, естественно. Есть такой вид хищной арктической фауны. Этим зверюгам всегда хочется поближе к Супостату, к Мировому Гегемону подобраться. Желательно, на дистанцию, условно говоря, пистолетного выстрела. Родина в последние годы проснулась от долгой спячки. Ну, и пошли процессы разные на флоте: стратегические, организационные, технические, научные ... На мой не очень просвещённый взгляд - в общем правильные.
   Так что наша СП-40 бис расположена рядом с окружающим острова Королевы Елизаветы шельфом, на уютной такой матёрой льдине, что уже пару лет медленно ползёт от Гренландии к Аляске. Как раз вдоль границы канадской экономической зоны. И на этой льдине сейчас ожидают нас прилетевшие туда три дня назад четыре наших товарища. Они за эти дни успели обустроить, обжить станцию. Ждут нас с хлебом-солью. Будем месяца три-четыре, до лета, дрейфовать вдоль вышеупомянутых островов - данные "о глобальном потеплении" собирать... ага... Ну, вы поняли, да?
   Познакомлю теперь вас с моими товарищами-коллегами по предстоящему дрейфу. Во чреве нашего "Весёлого кашалота" вы можете видеть четверых человек. Про себя я уже немного рассказал, потом ещё добавлю, а пока - про остальных присутствующих. Согласно табели о рангах (хотя мне бы хотелось с Кати начать).
   Итак! По диагонали от меня сидит начальник нашей экспедиции - Александр Владимирович Берг, 37 лет, кандидат географических наук, океанолог и гляциолог, как и я. Он из Питера, что тоже нас с ним объединяет. Я там учился. На самом деле он капитан третьего ранга, работает (или служит?) в военно-морском НИИ. Точного названия института я не помню. Да, и зачем это вам? Но, что интересно, при своей вроде бы сугубо интеллектуальной службе-работе, на кителе его при нашей первой встрече я орден Мужества углядел. С чего бы это? И вообще - чувствуется в нём военная кость. И аристократичность какая-то. Я хоть меньше года на флоте прослужил, но рядом с ним всегда по стойке "смирно" хочется встать. Трудно мне приказ "забыть уставы" будет выполнять! И это при том, что он подчёркнуто вежлив со всеми и сам при первой же нашей встрече предложил не придерживаться строго воинских уставов. Естественно, не в присутствии посторонних. Надо сказать, вежливость его какая-то холодно-ледяная, непрошибаемая, как сталь кулаком. Пока не могу даже представить, что может вывести его из этого состояния. Поживём - увидим.
   Далее - о столь приятной мне Кате. Если полностью, то - Державина Екатерина Алексеевна. 30 лет (вот, уж, не подумал бы!). Наш медик. Капитан медицинской службы Северного Флота. До нашей команды четыре года служила во флотском госпитале, в Североморске. Как утверждал Чайка (а он, вообще, всё про всех знает), очень она просилась в плавсостав, но, как всем известно, правильные моряки очень не любят женщин на борту. Ну, не приживается гендерная толерантность на нашем флоте! Но Катерина не сдавалась. В конце концов, подуставший от капитана медслужбы кадровик предложил, а, вот, мол, на нашу флотскую дрейфующую станцию не желаете ли, Екатерина Алексеевна? Думал, наверное, что сломается дамочка, откажется. А она взяла и согласилась. После недолгого размышления. Впрочем, рекомендации ей, как врачу-универсалу дали очень хорошие, и Берг после собеседования с Катериной тоже дал "добро".
   Надо сказать, я, в общем, разделяю предубеждения всех флотских, что женщина на борту - не к добру. Как подумаю, что она мне медосмотр будет делать или процедуры какие, то как-то не по себе... А ведь в команде нашей девять мужчин, в том числе и сексуально весьма озабоченных, а она - одна... Ой, что-то будет! Берг вроде умный, умный, а... рисковый.
   Но, всё-таки, хорошо, что она с нами!... Так, отвлечёмся снова от созерцания Катиной красоты.
   Мой сосед слева - Чайка Степан Иванович. 40 лет. Наш кок и разнорабочий. На самом деле - главный корабельный старшина. Где он раньше служил, не говорит. Но по части наград он Берга явно обогнал - на кителе у него, аж, два ордена Мужества и медаль "За отвагу". Помню, мой прадед-фронтовик такую же свою ещё советскую медаль уважал больше ордена Отечественной Войны, который у него тоже был. Чем-то она ему дороже была. Не знаю чем. Не любил он о Той Войне рассказывать. И не расскажет теперь, уж. Но вернёмся к Чайке. Итак, не говорит он, где раньше служил. Но когда мы перед отправкой из Североморска экипировались, переодевались, то на его левом плече татуировка явственно прочиталась: "Dum Spiro Spero". Понятно, что это "пока дышу, надеюсь" на латыни. Мне, как достаточно опытному дайверу, это вполне близкий и понятный девиз. Но что это значит для него? Неужели боевой пловец? Какой там у них девиз? Можно было ещё на базе в Североморске в Интернете посмотреть или спросить у кого-нибудь, но некогда было. Не до девизов.
   Так, опять до меня очередь дошла, но я, всё-таки, про себя ещё позже расскажу. А сейчас лучше о тех, кто нас на льдине ждёт.
   Во-первых, там сейчас зам начальника станции, Берга, то есть. Зам по технической части и общим вопросам - Дробов Аркадий Петрович. 29 лет. На самом деле - капитан-лейтенант контрразведки Северного Флота. Молчалив и неразговорчив. Когда он смотрит на тебя своими спокойными, ровными такими глазами цвета олова, то и сам молчать начинаешь. Настоящий "молчи-молчи". Он для меня, как "чёрный ящик" под замком. А ключа от "ящика" и вовсе нет.
   А ещё там наш инженер по связи и коммуникациям, радист по-простому - Макаронин Павел Сергеевич. 26 лет. Старший лейтенант СФ. Как вы понимаете, фамилия его служит неиссякаемым источником плоских однотипных шуток2). Вот, и я не удержался. Было дело. Увы. Впрочем, Паша к этим глупым шуточкам и подначкам привык - говорит, что фамилия и определила его воинскую специальность. Мол, чтобы никто с дурацким вопросом: "Кем служишь?" - не приставал. И без вопросов понятно - БЧ-4.
   Кроме того, на льдине лично меня дожидается наш метеоролог - Крутиков Василий Игоревич. Ему, как и мне 25 лет. Мы с Васькой питерский Гидромет в один год закончили. Только этот "шаман" - метеорологический факультет, а я - океанологический. Но мы с ним хорошо знакомы ещё тогда были. На флот его призвали лейтенантом-двухгодичником. Он, в отличие от меня, прошёл обучение на военной кафедре. И, вот, уже без малого год погоду флоту наколдовывает. Нам он вчера по рации пообещал ясную, солнечную и безветренную погоду. Впрочем, не он один.
   И, наконец, последний сиделец на льдине - Калягин Александр Петрович. 43 года. Наш завхоз, техник, дизелист, электрик и, вообще, на все руки мастер. Петрович. Так его велено мне называть самим товарищем старшим мичманом. Это звание его. Где служил раньше, не знаю, не говорит, но подозреваю, что вместе с Чайкой. Степан Петровича вообще поминает в разговорах очень часто. Он для него, как Ходжа Насреддин для среднеазиатов. Петрович рост имеет чуть ниже среднего. И почти такую же ширину в плечах. (Я, если и преувеличиваю, то совсем немного. Чес-слово!) Обилие седины в волосах. Из характерных примет - отсутствует ногтевая фаланга на указательном пальце правой руки. И никаких татуировок. Чайка, когда заметил, что я читаю надпись на его левом плече, сказал: "Вот, Петрович умнее меня - у него никаких демаскирующих татушек на теле нет". А китель Петровича, надо сказать, и вовсе меня в шок вогнал - там помимо двух орденов Мужества и уже привычной медали "За отвагу" ещё Звезда Героя России висела!
   Добавлю ещё, что эти трое - Берг, Чайка и Калягин, похоже, давние знакомцы, так как понимают друг друга с полуслова. Или вообще без слов.
   Тут у нас в самолёте ещё два персонажа имеются - пилоты наши. Они хоть и прикомандированы к нам, но, вы, же, понимаете, что летуны они такие - сегодня здесь, а завтра за тысячу километров. Хоть и наши они, да не вполне. Вот, и сегодня - как прилетим, выгрузимся, так они сразу же своего "Кашалотика" заправят. (У нас на льдине специально для них запасец керосина имеется, с самым первым Ан-двенадцатым привезённый.) И сегодня же - обратно, на СП-40, за последней партией нашей снаряги. Потом, уж, они будут у нас, на "бисе", квартировать. Регулярно облётать окружающие ледяные поля с ними буду. Ну, и на случай экстренной эвакуации. Чайка говорит, что вполне может такой эксцесс случиться.
   Так, вот - командир воздушного судна у нас Иванцов Валерий Павлович. 31 год ему. Вы, наверное, догадываетесь уже, что и он совсем не гражданский пилот, а как все мы тут - военный человек. На самом деле он - капитан авиации Северного Флота. Как рассказал мне Чайка, Иванцов - бывший пилот палубной авиации, летал на МиГ-29К и крейсер "Адмирал Кузнецов"3) ему дом родной. И всё у него с карьерой истребителя было бы хорошо, да подвела земля. Несколько лет назад во время отпуска попал он в автоаварию. Сразу отмету гнусные подозрения в лихачестве. Он вообще тогда мирно в маршрутке дремал. Только дураков безбашенных очень много сейчас на дорогах российских... Поломало его сильно, год без малого в госпиталях-санаториях провёл. И вроде бы вылечился, но суровым медицинским требованиям к истребителям уже не удовлетворял. Более того, его совсем с флотской авиации списать хотели. А на гражданке он себя как-то не представлял. Но случай спас. Знакомый кадровик сказал, что на флоте организуется эскадрилья бипланов Ан-3 для снабжения и поддержки флотских метеостанций, наблюдательных пунктов... ну, и, вот, дрейфующих станций типа нашей "бисовки". К полётам на этих самолётиках медики его вполне допустили. Иванцов, особо не раздумывая, согласился. Но переподготовку ему всё равно пришлось пройти... И хоть от неба его не отлучили, но скорости не те, манёвренности истребительной нету... Так что, кажется мне, именно по этой причине пребывает Валерий Палыч ныне в почти постоянной мрачности. Адреналину не хватает. Да, ещё, когда он весь переломанный в госпитале лежал, и не было пока ясности в том, выздоровеет он или нет, от него жена ушла. Думала, наверное: "Зачем ей, такой молодой и красивой, калека?" И севера ей надоели хуже горькой редьки. А детей у них не было.
   Полная противоположность своему командиру второй пилот и штурман по совместительству - Логинов Максим Стефанович. Это если полностью. А так Максу 25 лет. Он лейтенант авиации. Причём во флотскую авиацию, на наш Ан-3Т, попал после гражданского авиаучилища, как двухгодичник. Выпускников военных лётных училищ на эту "кукурузную" эскадрилью почему-то не хватило. А офицерское звание ему дали даже без военной кафедры. В отличие от меня. Но я на него за это зла не держу, так как характер у него очень лёгкий и компанейский. На Максика, по моему, вообще невозможно сердиться. Правда, Иванцов может, но ему положено - он командир этого гиперобщительного маньяка. Я уже через час знакомства знал о нём, кажется, всё! И то, что его бабка по отцу - полячка, с западной Украины. Замуж вышла за кубанского казака. Переехала к нему, куда-то под Майкоп. Имя своему сыну-первенцу дала сама. Заупрямилась, ни мужа, ни свекровь слушать не стала! Назвала его на ляшский манер - Стефан! Вот поэтому отчество у Макса такое странное. А мать Макса - наполовину еврейка, наполовину армянка. Отсюда его южный кавказский имидж и темперамент. Вот такой коктейль наций. Ну, и донжуан Максик ещё тот! Кстати, Макс сразу же после того, как Берг провёл общий сбор всей нашей команды, начал клеиться к Кате, невзирая на заметную разницу в возрасте и звании. И, как мне кажется, был очень удивлён, когда ему это не удалось. Постоянно продолжает свои попытки. Наверное, думает, что тогдашний Катин отказ - это мимолётный женский каприз. Мне он сказал тогда что-то типа "вода камень точит". Ну, ну... Лётчик-налётчик... Да, лётчик он, между прочим, действительно хороший - в училище был лучшим в своём выпуске. А ещё на гитаре он здорово играет. И кашалота на фюзеляже самолёта он, Макс, нарисовал. Сразу после того, как самолётик наш ещё на Коле из военного под гражданский перекрасили. А, что - хорошо получилось! Я, как увидел этого кита на борту, так сразу к бипланчику нашему, как к живому (и разумному!) существу относиться начал. Интересный психологический эффект, однако.
   Если о нашем "Весёлом Кашалоте" речь зашла, то чуть подробнее расскажу и о нём. На момент своего рождения, которое состоялось, в соответствии с шильдиком на переборке, в 2009 году на Омском заводе "Полёт", это был стандартный Ан-3Т. То есть Ан-3 "транспортный", способный перевезти одновременно 1800 кэгэ груза и четырёх пассажиров на расстояние 770 километров. А потом, то есть сразу после рождения, он, почему-то, никому не понадобился. И потому вместе с несколькими своими собратьями попал на консервацию и пару лет простоял без движения, без полётов. Скучал. А два года назад его (и собратьев тоже) загребли в своё хозяйство внезапно активизировавшиеся флотские авиаторы. Но вместо того, чтобы сразу выпустить в небо, начали на нём некоторую модернизацию - убрали колёса и вместо них поставили интересную конструкцию - лыжи-поплавки. Такие длинные, больше 9 метров штуковины, которые, конечно, заметно повысили его массу, лобовое сопротивление и снизили скорость. Но зато он теперь мог взлетать и приземляться, как на снег, так и на воду. Насколько я знаю, то раньше было - либо лыжи, либо поплавки. Либо на снег, либо на воду. Но никак, чтоб и на то, и на другое. Но, вот, конструкторы умудрились совместить. (И не спрашивайте меня, как это у них получилось - не знаю, не специалист.) Грузоподъёмность самолёта, правда, снизилась до 1200 кэгэ, но, как не странно, резко повысилась дальность полёта - до тех же 1200, но не кэгэ, а кэмэ. (Гармоничненько так - тысяча двести на тысячу двести!) А всё потому, что эти самые лыжи-поплавки при взлёте со снега могут служить дополнительными топливными баками! Топливо из них расходуется в первую очередь, так что после его завершения самолёт может сесть как на снег, так и на воду. Ну, и взлететь, естественно. Вот, такой он молодЕц, наш Кашалотик! Нравится он мне.
   Снова до меня очередь дошла. Теперь, уж, не отвертеться - про всех рассказал. Начну с самого начала. "Ab ovo", так сказать. Ну, ладно, ладно - почти "от яйца".
   Родился я 15 февраля 1988 года в городе Златоуст. Есть такой город металлургов и оружейников на Урале. Там же вырос и школу закончил. Там же первый раз влюбился. В одноклассницу свою Свету Долинскую. К сожалению, случилось это месяца за три до окончания школы. Не дотянул совсем чуть-чуть до выпускного без сердечных ран! Ну, то есть вы уже поняли, что никакой радости мне это внезапно вспыхнувшее чувство не принесло. Жил себе до 07 часов 55 минут 9 марта 2006 года спокойно, как разумный человек. (Проклятье! До сих пор помню точные дату и время этого печального события!) И тут вдруг, словно что-то сверкнуло у меня перед глазами, словно аурой какой или дымкой окутался облик моей одноклассницы, которую до этого я видел почти ежедневно несколько лет и ничего в ней такого не замечал. И внезапно заметил... И уже не до начавшегося урока мне стало... После этого удара "молнией" (или, правильнее - "кувалдой по башке") что-то во мне испортилось. Буквально, как тяжёлая болезнь случилась. Психическая. Но с последствиями в соматике. Не мог и десяти минут просидеть за партой, чтоб не обернуться и не посмотреть на сидевшую в соседнем ряду Светлану. До этого я с девчонками, девушками никаких отношений вовсе не имел. То есть как-то мне безразлично было, что они где-то есть, чем-то там заняты, кем-то там интересуются. Ну, есть и есть. Параллельное человечество. Которое ко мне, гомо сапиенсу, никакого отношения не имеет. Не интересно мне было с ними. И это притом, что у меня и мать, и бабушка есть... И сестра старшая любимая была. Но они вроде бы и не женщины вовсе, а именно - мама, бабушка, сестра. И пол их здесь абсолютно не причём.
   Понятно, что никаких друзей-подруг среди одноклассниц у меня не было и быть не могло, при таком к ним с моей стороны отношении. Вот, и со Светланой - ноль. Ни как подойти, ни что спросить, сказать... Ничего не мог и не умел я в общении с женским полом! Только в полном бессилии изредка бросить взгляд и попытаться получше запомнить её облик... Чтоб не так часто оборачиваться... А потом учебный день заканчивался. Я шёл домой и надо бы уроки делать или уже к выпускным экзаменам готовиться, а у меня - настоящая ломка наркомана, лишённого дозы! Ну, как же! - ведь, я, аж, пару часов не вижу Её!!! (Как вспомню - зубы скрипят от злости на себя и плеваться хочется!) Понятно, что Света совсем не виновата была в этой напасти, что со мной случилась столь неожиданно и не к месту. Объект она тогда была моей страсти, а не субъект. Это потом, уже в Питере, стала активно от меня "отбиваться" и избегать. Когда совсем, уж, замучил её своей бессловесной любовию и восхищением. Сначала, правда, когда признался в своих чувствах, она была даже не против моих неловких ухаживаний. Пока у самой сердце свободно было.
   Так вот и прошли оставшиеся три месяца учёбы и выпускные экзамены - словно в каком-то бреду. Каким-то чудом я узнал, что Светлана собирается поступать в Университет в Петербурге. На географический факультет. Хочет океанологом стать. Дельфинов изучать. Так что и я устремился туда же, совсем с толку сбив свою родню - то ни о чём, круче Политеха в Челябинске не думал, а то - нате вам, в культурную столицу собрался! В общем, она-то поступила в Универ. Что там - отличница. Круглая. А мои успехи в учёбе были куда как более скромные - удалось только в Гидромет. Со скрипом. И, патриоты Гидромета, пожалуйста, не надо обид - Университет в Питере, всё равно, один настоящий! Тот, чей административный корпус в здании Двенадцати Коллегий расположен. А все остальные университеты так только называются. Хотя, вы знаете, после того, как отучился в Гидромете, то скажу, что лично мне учиться в нём было интересно. И я ни сколько бы не расстроился, если бы он, как и во времена Союза институтом назывался. Одни наши практики: морская, ледовая и океанологическая чего стоили! Но, в общем, должен констатировать, что, если бы я не влюбился катастрофически, то не оказался бы в Питере, не стал бы океанологом и не летел бы сейчас на аэроплане над макушкой Земли. Судьба, так сказать. Фатум.
   А из любови моей ничего путного не вышло. Одни расстройства. Три года мучений и маеты. И себя мучил, и Светлану. Она, уж, и не знала, как от меня отделаться! И учиться нормально из-за этого тяжело было. Ничего не мог с собой поделать, чтобы прекратить эту фигню... Но как-то само собой прошло! В конце третьего курса внезапно почувствовал себя снова свободным. Проснулся как-то утром и чувствую, что-то изменилось в мире... в лучшую сторону. Объяснить это ощущение могу только с помощью аналогии. Вот, представьте - заболел у Вас зуб, а к врачу сразу Вы никак не можете добраться. И несколько дней ходите со своей болью в обнимку, за щёку держитесь. Представили? А потом, всё-таки, попали к стоматологу, и он быстро и под наркозом нерв-то из больного зубика удалил. Или зуб целиком. И боль пропала... Кайф! Но только какое-то ощущение пустоты на месте ещё недавней боли... Вот, и я таким же обезболенным, но с пустым, словно выжженным пятном в душе проснулся. И усталым, как "после тяжёлой и продолжительной болезни". Но, знаете, был этим доволен! Пусть мир и потерял от этого значительную часть своих красок, стал снова слегка чёрно-белым, лишённым резких звуков, запахов и вкусов, но боль ушла... Всё прошло, я спокоен и тебя, Светлана, не люблю...4)
   Зачем я вам об этом, совсем не относящимся к приключениям нашим, рассказываю? А не знаю! Может быть, для полноты образа? Главный Герой я или кто?
   Что говорите? А как же Светлана, спрашиваете? Как, как? Ну, да, видел её ещё несколько раз. Для проверки своих новых ощущений. Понял, что только лишь фантомные ощущения остались, как от руки или ноги отрезанной. И больше ничего... Она, кажется, только рада была. А потом, спустя несколько лет, она закончила Универ. Как всегда на отлично. Нашла себе в Москве хорошую работу. Причём работа эта совсем не связана ни с океанологией, ни с дельфинами... "И из окон её дома не видно моря". Так, вроде бы, в любимом мною с детства фильме "Остров сокровищ" было, в конце самом, сказано о капитане Смоллетте (в книге Стивенсона этого нет, можете не искать). С поправкой на пол, естественно. Вот и получилось, что морями-океанами вместо неё теперь я занимаюсь. Правда, без дельфинов.
   А ещё, если вдруг ты, Светлана, читаешь эти строки, то прости меня за любовь мою непутёвую, дурацкую, за то, что мучил тебя столько лет. Стыдно мне до сих пор.
   Но ладно, уж, о призраках прошлого. Хватит. Продолжаю рассказ.
   Знаете, после этой душевной ампутации у меня вкус к жизни образовался. Нормальной, то есть - осмысленной жизни, разумной. И к учёбе интерес появился, и в дайверский клуб я записался, и на танцы. И всё успевал. Даже подрабатывать умудрялся. Сначала в "Макдональдсе", а на старших курсах - на кафедре родной.
   И, что радует, больше никогда меня не накрывала своей тугой удушающей болезненной сетью эта самая любовь. Нет, я, конечно, красоту женскую признаю, и оценить её могу. Но это чисто эстетическое, рациональное, спокойное чувство, почти без эмоций. Иногда - чисто физиологическое, но, опять же, без особых чувств высоких. Но на всякий случай решил, всё-таки, для опыта жизненного более тесное знакомство с женским полом свести. Для этого, как раз, в школу танцев и записался. Там ведь хочешь, не хочешь, а хоть какой-то контакт с партнёршой образуется. Так что танцую я теперь хорошо. Что классику, что латину. Но, вот, партнёрши дольше трёх-четырёх месяцев меня не выдерживали. Ни одна. И не потому, что я им на ноги наступал. Нет, с координацией движений у меня всё, как раз, нормально. Просто или не отвечал на их знаки внимания (а такое было). И это их, естественно, обижало. Или сводил всё общение к деловому - к обсуждению конкретных танцевальных проблем. И помимо того - ничего. Кому будет интересно с таким сухарём общаться, в паре быть? Так что сменилось у меня за всё время то ли пять, то ли шесть партнёрш разной степени привлекательности, общительности и способностей к танцам. В конце концов, наш учитель сказал, что и я ему больше не интересен, так как он не может всерьёз на меня рассчитывать на конкурсах - нет стабильной пары, а, значит, нет стабильных результатов. Ну, я и ушёл, прилично научившись танцевать, но так и не научившись общаться с девушками.
   Зато больше времени для дайвинга образовалось. Здесь всё по-другому было. Дайверский клуб - это сборище фанатиков, которые могут ни о чём другом, кроме погружений, аквалангов, компрессоров и тому подобного вообще не говорить. И хотя и там тоже дамы присутствовали, но они почти такие же фанаты, как мужики, были. Иногда даже забывал, что с женщиной о чём-то дайверском беседую, спорю, а не с мужчиной.
   В первый год моих занятий дайвингом, естественно, никаких серьёзных погружений у меня не было. Сначала - вообще бассейн. Летом - спокойные безопасные озёра на Карельском перешейке и в области. Зимой 2009 года были первые подлёдные погружения на тех же озёрах Ленобласти. На следующее лето - Финский залив, Ладога, Чёрное море, а зимой, на Новый Год - Красное. Рыбок посмотрел тропических. Разного размера. От некоторых пришлось даже срочно улепётывать - попробовать нас хотели на вкус. Кроме того, зимой, уже на каникулах, снова подлёдные погружения были. На моём родном Урале. Списался с местными дайверами для этого. Тургояк, Увильды. Это озёра такие. Красивые. Чистые. И глубокие. Летом 2011 года были мои первые погружения до 40 метров. А ещё вместе с подводными археологами в Финском заливе корабль затонувший старинный шведский обследовал. Интересно. Только вода мутная была от постоянного копания в иле и песке. А весь год, осенью, зимой и весной - тренировки в бассейне. Короче, увлекло меня это дело. В начале 2012 года прошёл через экзамен на технического дайвера. И хотя к тому моменту у меня было всего около 60 погружений, но сдал экзамен очень хорошо. А то! У меня и на тренировках, и на погружениях всё с первого раза получалось. Ну, если по-честному - почти с первого раза. Так что можно сказать - первую профессию получил. Даже раньше магистерского диплома в Гидромете, время которого тоже как раз подошло.
   Да, вот, вернусь к своей альма-матер - Гидромету. То, что у меня, после трёх лет маетного болезненного существования интерес к учёбе прорезался, я уже говорил. Это не значит, что внезапно отличником стал. Нет, конечно. Но из обычных троек уверенно вылез - не только "хорошо", но и "отлично" стали появляться в зачётке. Весь четвёртый курс преподы, что знали меня раньше, не переставали удивляться: "Как так!? Серая, унылая посредственность... И вдруг, оказывается, может чего-то!" Потом, уже на магистратуре, удивляться перестали, воспринимали как должное, за человека держали. Правда, летом после третьего курса, во время морской практики, случился со мной казус, едва не стоивший вылета из Гидромета. Заодно это был и первый сексуальный опыт. Рассказываю.
   Конец июля-месяца. Жара за 25 градусов. Финский залив. Точнее - Маркизова Лужа. По "нарезанному" нашей бригаде (трое нас) сектору залива перемещается с небольшими остановками катерок. Катерок, надо сказать, неплохой: с каюткой на два спальных места на рундуках вдоль бортов, со столиком между ними. Открытый кокпит5) на корме с пультом управления на внешней задней стенке каюты. Там же - винтажный такой штурвальчик. Хороший обзор поверх крыши каюты из удобного кресла рулевого. На случай дождя есть возможность натянуть над кокпитом тент. Гидромет на время практики студентов арендует подобные судёнышки у разных владельцев. Вот на таком чудесном транспортном средстве и проходила наша практика. Нас чуть не всю первую декаду месяца учили правильному управлению катером. Под дождём и на ветру. Довольно холодно было. Вторую декаду, заметно более тёплую, мы провели под непосредственным руководством нашего кафедрального преподавателя, за практику ответственного. Занимались измерением течений в Финском заливе. Что там нового можно наизмерять? За эти десять дней препод убедился, что с техникой, как транспортной, так и измерительной, мы обращаемся вполне уверенно и аккуратно. Вот и подумалось ему, что может нас оставить на самостоятельную работу, а сам - чем-нибудь более интересным заняться. Зря это он.
   Ну, в общем, ещё дня три мы по инерции пытались честно работать... Но внезапно навалившаяся на Питер жара и осознание того, что ничего нового мы в Маркизовой Луже, всё равно, найти не сможем, сделали своё чёрное дело. Я, как самый ответственный из троицы, ещё пытался измерения делать. А, вот, коллеги мои уже на четвёртый день самостоятельного плавания, забив на всё, стали старательно наливаться пивом. Заранее охлаждённым. А в воду лезть никто не хотел. Вы видели эту якобы морскую воду в акватории многомиллионного города с его портом, заводами и прочей биологической и техногенной активностью? Хоть какая будь жара, но в Маркизовой Луже не тянет купаться. Вот так, под солнцем и с одурманенным пивом мозгом прошло несколько дней. Обугленные тушки студентов-практикантов фактически не спускались с сан-дека, с крыши каюты, то есть. Разве что только в относительный тенёк каюты, за пивком. Я периодически ещё вспоминал, что надо бы что-то там в воде померить... Перегонял катерок на новую точку. Пропустив одну, две промежуточные. Проводил замеры по-быстрому. А в журнал наблюдений для пропущенных пунктов вносил нечто среднее по последним двум измерениям. И опять - с пивком под солнышко. Халтурить, то есть, начал. М-да... Коллеги же мои, и вовсе не слазя с сан-дека, в это время обдумывали достойное завершение практики. И пива им уже было мало. Жара, безделье и алкоголь на молодых самцов действует однозначно - хочется баб-с! Вот и товарищи мои удумали девочек на катерок наш пригласить. Из тех, кто из чистой любви к искусству не откажут изголодавшимся мальчикам. Меня пару дней уговаривали - а мне как-то боязно было, хоть эрекция и меня уже совсем замучила. Но сексуального-то опыта - ноль! Да, и вообще общение с женщинами - не мой конёк, как вы понимаете. Парни обещали и мне даму привести. Симпатичную. Умелую. Не разговорчивую. Но, всё равно, комплексовал. И отказался, сказав коллегам, что они могут приводить кого угодно. Себе. А мне не надо. Переживу, мол. "Ну, ну..." - вполне здраво не поверили товарищи. Но больше не уговаривали. Остаток дня и половину ночи я провёл, как на иголках, смутно представляя, как смогу перенести намечающийся группенсекс. Зрителем, что характерно.
   Утром на судёнышке был первым. Весь на нервах. Потом подтянулся один мой коллега, гружённый, как мул, выпивкой и закуской. Потом выяснилось - в основном выпивкой. Для дам они винца прикупили пару бутылочек, а себе, для храбрости, как я понимаю - водочки. Ну, и пива, куда ж без него... Потом последний мой товарищ с гостьями пожаловал. Девчонки оказались весьма симпатичные, фигуристые. В лёгких таких топиках, коротеньких юбочках, шортиках... Смешливые, сами себя веселили. Сначала недоумённо на меня посмотрели и с вопросом к товарищам моим: "Надо же было и Томочку прихватить, вас же трое, а нас двое всего! Что же вы, мальчики?" А те им объяснили, как могли. Что, мол, пока они четверо будут очень заняты (девочки: "Хи, хи, хи..."), кто-то ведь должен и за курсом следить. Трезвый и ответственный. Вот, мол, Лёхе по жребию (!) и выпала такая доля. Это парни по-своему меня защитить хотели от насмешек женских. Благородно, что скажешь. Но не очень убедительно, по-моему. Впрочем, девочкам на самом деле было всё равно. Не дожидаясь отплытия, девушки скинули с себя верхние одёжки, оказавшись в каких-то микроскопических купальничках. И это ещё парни их уговорили хотя бы метров на двести от причала отойти, а ещё лучше - сначала в залив выйти, а не сразу догола раздеваться. Я фактически тут же понял, что лучше с кресла рулевого не вставать. Чтобы всему миру не демонстрировать восставший член. Никаким шортам не скрыть: "Ужас! Как я вытерплю всё это!?"
   Потом все пошли в каюту, угощаться винцом-водочкой, морально к главному акту представления готовиться. Брюнеточка, что последней из компании спускалась в каюту, возле меня приостановилась, посмотрела сначала на мои топорщиеся шорты, потом - мне в глаза... "Бе-едненький!" - сказала жалостливо и, проведя пальчиком мне по бедру, ушла... Пожалела, блин! Больше я их всех одетыми не видел, хотя и старался особо не смотреть. Первое время.
   Сначала тосты немудрёные из каюты раздавались: "за дам" (дадут, дадут, не волнуйтесь, ребята!), "за тех, кто в море" (чё там! крутые мореманы!) и "за тех, кого с нами нет! Ха, ха! Лёха, мы за тебя пьём!" (вот, гады!) и тому подобное. Потом звуки застолья стали сменяться каким-то шуршанием, заливистыми смехом и повизгиваниями... Потом мужские междометия попёрли "Гы, гы... ого! А-а... О-о-о... О-о-о...", потом - женские ахи и охи стали раздаваться. И скрип рундуков... Кто-то ритмично бил пятками в переборку... Продолжительный вскрик "А-а-а..." одной из девушек... Потом опять смех и предложение выпить-закусить... И опять... И снова... Предложение поменяться... И так часа полтора.
   Как я вытерпел всё это!? Понятно, что ни о каких толковых измерениях речи не было - что я там, в журнале, понаписал тогда! Сил душевных едва хватало, чтобы перегнать катерок на новую точку и изобразить измерения. Периодически ветерок откидывал занавеску на входе в каюту и взору открывались красно-розовые влажные ритмично двигающиеся тела...
   А потом парни сломались. В смысле, перебрав водки (её, всё-таки, многовато оказалось), просто уснули без сил. Как-то почти одновременно. Оставшиеся без внимания, сексуально так и не насытившиеся девочки, которые на алкоголь совсем не нажимали (даже вино сухое после них осталось), сначала пытались привести в чувство своих любовников, а потом заскучали и поднялись из каюты на кокпит. Одеться они, конечно, не соизволили. А тут - я такой! Явно сексуально озабоченный, но трогательно отворачивающийся от созерцания их прелестей! Обидно, как-то девам стало, что... конь простаивает. Энтузиазма им добавило что, вяло отбиваясь, проговорился об отсутствии опыта в сексе. Полном отсутствии. Понятно, девственником после этого не остался. Если не со всей, то с половиной "Камастуры" на практике за один раз познакомился... В общем - лямур де труа... На открытом всем ветрам кокпите... Под жарким июльским солнцем...
   Ну, вы поняли, что измерения параметров течений накрылись медным тазом. Едва вспомнил, что неплохо бы заякориться (только бы якорь не потерять!), чтоб на сваю какую, свободно дрейфуя, не напороться...
   На причал мы вернулись заметно раньше обычного. Очень (ну, очень!) устал я в одиночку двух ненасытных дев ублажать. Эти суккубы6) на прощание зацеловали меня и пообещали завтра опять на катер заявиться - им, типа, очень понравился рулевой. "Ой, не дай, бог! И так словно выпили, высосали досуха..." - только и смог подумать. Товарищи мои так и не проснулись - богатырский храп сотрясал катер и причал. Пришлось их по одному, слегка одев, выволакивать на сушу, чтоб от последствий сверх меры выпитого судно отмывать не пришлось. А потом началось самое интересное - творческий процесс фальсификации результатов гидрологических измерений.
   Сначала хотел наугад наставить всяких-разных чисел в журнал. Но такой обман быстро раскроется, преподаватель ведь не лопух какой, а специалист. Он, в конце концов, не первый год здесь практики студенческие проводит. Так что пришлось более интеллектуальный подход применить. Посмотрел в журнале показания с соседних участков. Нанёс их на карту в качестве опорных значений. И стал фантазировать, так чтобы написанное о сегодняшнем районе выглядело правдоподобно. Дело это заняло весь остаток дня и большую часть вечера. Трудами был доволен - результат выглядел лучше реальных измерений, сделанных ранее в других местах.
   За это время коллеги мои, стеная и охая, проснулись - желудки их попросились на прочистку. (Да, уж, водку без меры пить это, как говорится, не лобио кушать!) И, спотыкаясь и шатаясь, расползлись по домам. А мне, в довершение всего, пришлось катер от следов вакханалии очищать: посуда, остатки закуски и выпивки, заколка одной из девиц, нижняя часть купальника другой, презервативы... "Да, уж, за всё приходится платить. И, возможно, это только часть платы", - подумалось тогда. Как в воду смотрел. Каламбур типа. Как раз воду морскую я в тот день оставил почти без внимания.
   Весь следующий день чувствовал себя всадником, проскакавшим рысью без седла и отдыха от Петербурга до Москвы. Так и ходил на раскоряку, широко расставляя ноги. А ещё чувствовал себя словно испачканным. Нечистым каким-то. Предрассудок, конечно, но ощущения субъективные таковы были. Надо сказать, что впоследствии ещё несколько раз пользовался услугами... э-э-э... лёгкодоступных девушек. Когда, уж, совсем невтерпёж было. Хорошая вещь - студенческие дискотеки. Всегда можно найти желающую примерно того же и договориться... Но каждый раз почему-то потом, под струями душика, свою тушку мочалкой драил так, словно, как змея, кожу хотел сменить. Брезгливый я какой-то...
   Следующим утром снова был первым на катере. Потом приковылял коллега-практикант. Серо-зелёный. Молчаливый. И ничего уже не желающий. Положите его на лавку и не трогайте. Потом отзвонился второй и сказал, что его сегодня не будет - болеет. Ну, да, я удивляюсь, как первый-то пришёл? А потом приехал преподаватель. Вот, уж, кого не ждал! Препод сразу же в каюту и: "Алексей, дайте, пожалуйста, журнал наблюдений". С некоторой дрожью выдал ему манускрипт. А сам в это время судорожно запихивал ногой в щель между рундуком и переборкой незамеченный вчера, в сумерках, презерватив. А тут ещё вчерашние девчонки, как и обещали, заявились. Пришлось как-то семафорить мимикой и руками, что, мол, нельзя! Штренк ферботтен! Дамы, не поняли сначала, обиделись. Ну, да, и ладно! Второго такого сексуального приключения подряд я не выдержу. Тут к ним подковылял мой серо-зелёный друг и стал что-то объяснять. Вроде объяснил. Девочки с явным сожалением удалились. Больше я их никогда не видел. Спасибо им сердечное за науку и за "разрядку напряжённости". И за то, что не пришлось потом в кожно-венерический диспансер наведываться. И в ЗАГС не надо. Как-то пока в планы не входило. А ещё наготы теперь, что своей, что чужой не стыжусь. Не знаю только, хорошо это или плохо?
   А тем временем преподаватель наш изучал записи в журнале, в его отсутствие сделанные. Сначала не очень довольно: кривился, языком цокал, бормотал что-то типа "погрешности великоваты" (это он про записи тех дней, когда я ещё что-то пытался честно измерять). А потом в каюте повисло какое-то заинтересованное молчание. Как раз, когда препод к вчерашним фантастическим записям перешёл. Потом выхватывает из портфельчика карту залива и давай циферки из журнала туда переносить. А глаза-то горят почему-то. "Алексей, а Вы уверены во вчерашних измерениях? Вы их сами делали?" - спрашивает, - "И где Ваши коллеги, вернее - ещё один коллега?" Столько вопросов сразу. Пришлось по одному отвечать, с конца. Старательно обдумывая, как ответить на первые, очень неприятные, чтобы не очень врать. "Да, ребята вчера салатиком, видимо, не свежим, траванулись, что в универсаме на перекус купили. А я салат тот не ел, вот, и живой, а они... приболели..." - отвечаю, а сам продолжаю судорожно соображать, как и ответить, и соврать не сильно.
   Но преподу уже не до моих ответов стало - у него мысль дальше ускакала: "Парни, вы же новое течение в Финском заливе открыли! Оно, наверное, сезонное и нестабильное - раньше-то его никто не обнаруживал. Наверное, жара нынешняя виновата... Надо бы измерения прошлых лет с погодой, что тогда была, сопоставить... Так, коллеги, на этом морская часть практики для вас завершена. Сегодня сдавайте катер хозяину. Всё равно, это уже через день надо бы сделать. А завтра на кафедру - отчёт по практике писать". И убежал. Оставив товарища моего серо-зелёного спящим на лавочке, а меня - в замешательстве. Увлекающийся человек.
   В какую... м-м-м... задницу мы с коллегами-практикантами попали, поняли только на следующий день, на кафедре. Выяснилось, что руководитель наш уже успел всему кафедральному народу: ассистентам, доцентам и профессорам раззвонить об этом "открытии". И послезавтра он докладывать на семинаре кафедральном уже собрался об этом новом "течении". С нас графики и карты требуются. А сам он проанализирует возможную корреляцию (ну, математическую связь, если кто этого слова не знает) "течения" с погодой. Ага... Ещё бы неплохо - со степенью сексуальной озабоченности "первооткрывателей"... Это я сейчас так шучу. А тогда, нам было не до шуток. Уединились в свободной аудитории и дела наши тяжкие обсуждаем. Я коллегам рассказал о вчерашних своих "подвигах". Нет, не сексуальных, а совсем наоборот - интеллектуальных. Парни, сначала ещё не осознавая уровень грозящих неприятностей, пытались шутить и всё мои впечатления о девочках пытались выяснить. Но после, проникшись серьёзностью момента, сникли. Жеребячий юмор как-то сам пропал из нашего "совета в Филях". Далее, если опустить ненормативную лексику, дискуссия развивалась примерно следующим образом:
   - Может, не будем ничего преподу говорить? - предлагает один.
   - Так уже на следующий день после доклада чуть не полкафедры отправится перепроверять "открытие". Ты что сомневаешься? И ничего похожего на Лёхины фантазии не найдут. Руководителя нашего на смех подымут, а нам - клизму ведёрную. Со скипидаром. Могут и практику не засчитать. И прощай, Гидромет, - возражает другой.
   - Лёха, ты, что не мог наставить "от балды" цифр разных, чтобы преподу сразу стало ясно, что это бред?! - накидываются на меня оба.
   - Я ж как лучше хотел! - оправдываюсь, - Чтоб вас, козлов похотливых, прикрыть!
   - Не, ну, ты подумай! Это он нас козлами похотливыми назвал! А сам-то, что с девками о погоде беседовал что ли!? Или о музыке классической!? Слушай, может, ты по рогам захотел получить!? - стала накаляться атмосфера дискуссии, - Нас один лишний день на катерке вполне бы устроил - перемерили бы всё! И на этом бы дело закончилось! А тут из-за умника этого... Лучше он хотел!
   Тут я начал соображать, что доля правды в их словах есть - если бы ни моё желание "сделать красиво" никакого особого скандала бы не светило. Осталось бы всё между нами троими и руководителем нашим. Лишний день работы - и всё. Скорее всего. А тут - как бы до других кафедр не дошло, тогда не жить нам на нашей. Да, и в универе не задержимся.
   Почуяв мою слабину, коллеги стали дожимать, в том духе, что они, мол, вообще не причём. Да, они завсегда свою работу сделают! И переделают! Если надо, конечно. А за всяких дурных им отдуваться не с руки. Не справедливо это, типа. Так что, иди, давай, друг наш инициативный, сознавайся в своих грехах. Пока не поздно. Может быть, и тебя простят. А, уж, от нас обвинения отведи. Мол, траванулись мы (и то правда, было дело) салатиком (ага, сорокоградусным), домой ушли... А ты, Лёшенька, один там ловчил с журналом.
   В общем, правы они были. Соучастия в моём подлоге не принимали. Хотя у них другие грешки имеются. Но за них не накажут, свидетелей-то нет. Кроме меня. А я закладывать не буду, так как и сам поучаствовал в этом бардаке. Да, и, вообще - западлО закладывать-то... Пришлось мне идти с повинной к руководителю. Посидев, собираясь с духом, понял, что и его надо как-то, хоть частично из-под удара вывести. Вот, если пойду я к нему тет-а-тет каяться, то ему потом самому придётся всё своим коллегам-преподавателям рассказывать, краснеть, позориться... Ведь, точно, подымут его на смех. А мне, уж, всё равно, головы не сносить. Выгонят из универа, так выгонят. Армия, так армия. Всё равно, после окончания Гидромета меня призыв ожидал, так как на кафедру военную по конкурсу не прошёл. Поэтому, подкараулив момент, когда почти все преподы собрались в преподавательской комнате кофейку-чайку попить, завершающуюся практику обсудить, я, робко постучавшись, взошёл на свою Голгофу. Остановился посреди комнаты, напротив стола руководителя нашего. Дальше словно не мой голос звучал, а кто-то за меня говорил. Имя и отчества преподавателя вам сообщать не буду. Зачем? Хороший, в принципе, человек. Увлекающийся. Доверчивый. Ну, сделал ошибку - поверил студентам-халтурщикам. Зачем же его за это ославлять. Назову его условно - Петром Петровичем.
   Итак, диалог был примерно следующий:
   - Пётр Петрович, я по поводу послезавтрашнего семинара... - кое-как выдавил из себя.
   - Да, Алексей, это хорошо, что Вы заглянули. Давайте я Вам расскажу, как примерно должно выглядеть графическое представление полученных данных. Смотрите... - быстро заговорил Пётр Петрович.
   - Извините, Пётр Петрович, не надо никакого семинара проводить! Не надо, - быстро, глотая окончания, затараторил я.
   - Почему? Объясните, - искренне удивился Пётр Петрович.
   Я топтался и мялся. Ой, как стыдно! В комнате повисла тишина - все преподы заинтересованно прислушивались к нашему диалогу. Их глаза словно обжигали - кровь обильно ударила в лицо, окрасив его в багровый цвет.
   - Ну, я жду, Левшаков! - потребовал Пётр Петрович.
   - Ну, э-э..., Пётр Петрович, этого течения не существует... Нету его... Я его выдумал... Случайно... Так само получилось... Вот! - я, всё-таки, выдавил из себя признание. Далее словно плотину прорвало. Тем более, что шокированный моим признанием Пётр Петрович не мешал.
   - Так получилось, что два товарища моих позавчера несвежим салатом позавтракали и отравились. Плохо им было очень. И они решили домой вернуться... Ну, правда, им очень плохо было, работать совсем не могли. Я один остался. Пообещал им, что сам всё померю. А день жаркий, солнечный... На пляж хочется. Очень. Ну, и решил, что... ну, не буду сегодня в залив выходить... А вечером журнал заполню... без измерений... На основе данных с соседних участков... Вот, и нафантазировал. Вот... Извините меня, пожалуйста. Я совсем не хотел... Вас... м-м-м... в глуп... э-э-э... подставлять, в общем, не хотел! Извините... - так, спотыкаясь и мямля, но, всё-таки, завершил свою исповедь.
   Кто-то из присутствующих взялся протирать очки, словно они сильно запылились. Другой, протянув: "Да-а-а..., Пётр Петрович, достался Вам кадр", - отвернулся к окну, чтобы не демонстрировать никому свои истинные эмоции. А ещё один, хлопнув дверью, выскочил из комнаты. Спустя несколько секунд из коридора раздался уже не сдерживаемый преподавательской солидарностью хохот. Остальные с интересом ждали продолжения.
   Сказать, что Пётр Петрович был в потрясён - это ничего не сказать. Он сначала побелел, словно его извёсткой покрасили... Даже глаза стали какие-то бесцветные, а губы - как прорез на гипсокартоне. Потом этот рот, как у рыбы, выкинутой на сушу, хватанул пару раз воздух... Но препод не стал мне ничего говорить, а сразу повернулся к завкафедры (он тоже в комнате присутствовал) и тихим, как шипение змеи, голосом просвистел:
   - Я ставлю вопрос об отчислении Левшакова из университета. За фальсификацию результатов измерений, за дискредитацию нашей кафедры... Да, да, знаю пока ещё до других кафедр слух не дошёл, но может... Поэтому мы должны на корню пресечь... Должны показать, что мы жестоко караем за подобное. Чтоб и другим не повадно было...
   - Так, гражданин студент, выйдите-ка пока из комнаты, пока мы тут Вашу судьбу решать будем, - вступил в разговор заведующий кафедрой.
   Я, пятясь к двери, снёс с грохотом стул: "Извините, не хотел", - и выскочил из преподавательской. И минут то ли десять, то ли двадцать, а, может быть, и полчаса, как маятник шатался по кафедральному коридору: "Выгонят? Не выгонят?"... В общем, решили не выгонять. Пока. Ещё с полчаса завкафедры меня публично и методично возил "лицом по столу", в назидание, так сказать. Показал всю глубину морального падения. Ну, разве, что без матюгов, а интеллигентно так. Что почему-то обиднее. В конце концов, сказал, что объявляет мне "строгий выговор с занесением..." и предупреждением, что никакого следующего выговора, в случае чего, уже не будет, а будет сразу: "Прощайте, Левшаков!" с напутственным пенделем. И добавил, что если бы не излишний гуманизм товарищей преподавателей, что уговорили его, то он бы точно, отчислил меня, как Пётр Петрович и предлагал: "Но зато теперь, Левшаков, Вы у меня - под постоянным контролем. И бакалаврскую работу под моим личным руководством будете писать. Уж, я Вам никакой халявы не спущу! А перед Петром Петровичем у Вас должок - потом к нему подойдите и обсудите, как Вы компенсируете ему моральный ущерб. Всё! Свободны! Нет, стоп! Позавчерашние измерения переделать! Плавсредство сами арендуйте, коли уже сдали. После этого - в течение пары дней отчёт о практике - мне на стол! Всё, идите! Выгнать бы Вас, да, вот, гуманисты эти..."
   Дальше я не слушал, выскочил пулей - и на улицу, где меня уже коллеги-практиканты ждали. Очень удивились они, что меня не отчисляют. Назавтра мы, наняв вскладчину простую моторку, переделали измерения. Отчёт я сдал, как и было велено, лично завкафедры. Он с меня три шкуры спустил, пока его проверял-принимал. Переделать заставил. Пару раз. Но, в конце концов, отчёт я этот сдал, а, то, уж, думать начал, что заведующий решил-таки отчислить меня из Гидромета.
   С коллегами-практикантами я больше старался дел не иметь. Впрочем, они, пожалуй, даже больше моего не горели желанием общаться. Но их имён-фамилий вам, всё равно, сообщать не буду. Вдруг вы их встретите где. Скажу только, что один из них сразу после Гидромета в помощники депутата пошёл, в политику, то есть, решил податься. Может быть, и сам когда-нибудь депутатом станет. Будет слугой народа, так сказать. А второй - устроился к отцу-бизнесмену в фирму, катерами-яхтами теперь торгует. Как специалист по маломерному флоту.
   А Петру Петровичу я целый семестр графики строил. Много графиков. Для отчётов, статей, докладов... Для диссертации его. Хорошо, что сейчас графические программы компьютерные для этого есть, а то бы, как в старину - на миллиметровке... Китайскую стену в одиночку быстрее бы построил. Пётр Петрович, кстати, меня лаборантом оформил - какую-то денежку мне даже стали платить за эту графопостроительную деятельность. Он, вообще, отходчивым оказался. Хороший дядька.
  
   Тут автор вынужден прервать монолог Алексея и рассказать, какой разговор на самом деле состоялся в комнате преподавателей, после ухода оттуда Левшакова.
   Заведующий кафедрой сначала попросил Петра Петровича рассказать, каким образом студенты-практиканты остались безнадзорными. Тут, уж, Петру Петровичу пришлось немного покраснеть - мол, практиканты вполне самостоятельными и ответственными показались. Сначала. Кто ж знал, что они внезапно халтурить начнут?!
   - Пётр, ну, что Вы не знаете, что ли, что студент по определению - лентяй и халявщик? И при первой же возможности постарается обмануть излишне доверчивого преподавателя. Что Вы сами-то, как первый раз замужем?! - возразил заведующий.
   - Но, всё равно, я считаю, что мы должны отчислить этого Левшакова! Что б другим неповадно было! И если надо, то я и до декана дойду с этим! - не сдавался морально пострадавший преподаватель.
   В ответ на это заведующий поинтересовался, а что делал сам Пётр Петрович, пока его подопечные свободное плавание совершали? На это преподавателю было что ответить - над статьёй работал. Важной, общекафедральной. Но наступательный азарт у него как-то пропал. Немного выдохнувшись, спросил заведующего, почему тот защищает этого Левшакова?
   - А он, этот Левшаков, мне понравился. Объясняю. Во-первых, он, как ни странно, честный и достаточно смелый, не стал ни товарищей подводить, ни Вас, Пётр, кстати, тоже. Хотя и осознавал, как мне кажется, чем ему это грозит. И извинился перед Вами. Публично, что характерно. А это дорогого стоит у приличных людей. Во-вторых, он человек команды - когда его коллеги приболели (я, кстати, не верю, что это они салатиком траванулись, а не чем покрепче), то он один здоровый и ответственный остался, их прикрывал. Пусть даже не так, как надо бы. За общее дело радел, то есть. Они, студенты наши, отлично ведь осознают, что ничего нового в Финском заливе не откроют, что мы лишь учим их измерения делать правильно. Потому и халявить пытаются, где могут. И последнее, но не самое маловажное. Он творческий подход применил, голову к процессу... м-м-м... создания новой реальности приложил. И с успехом, надо сказать! Вот, Вы, Пётр, поверили, хотя и не могли не знать истинной картины течений. И если бы не один эффект, про который этот Левшаков ещё не знает, так как мы о нём студентам только на четвёртом курсе рассказываем, то картина течений, им нарисованная, была бы очень правдоподобной. Я даже удивляюсь, как это всего лишь третьекурсник смог так реалистично всё изобразить! Так что не будем его отчислять. Выговор ему, конечно, максимально строгий объявим, стипендии лишим... Что? Нет у него стипендии? Ну, повезло парню - не так обидно будет. А как у него, кстати, вообще с учёбой? Слабенький середнячок? Что-то не верится. Ну, Вам, конечно, видней. Уверяю, что потенциал у парня есть. Уж, поверьте моему опыту... Так, знаете что! Заберу-ка я его от Вас к себе. Вам, наверное, не просто будет к нему теперь объективно относиться, а мне он понравился. Договорились? Вот и ладушки. Так, а теперь позовите из коридора этого авантюриста - будем ему больно делать. В воспитательных целях.
   Вот так было дело в комнате преподавателей. А теперь возвращаем слово Левшакову.
  
   Так, что-то я отвлёкся, задумался. На чём это я остановился? А! О том, как меня чуть из Гидромета не выгнали. Не выгнали, в общем. Я, правда, с семестр ещё боялся, что завкафедры найдёт, к чему прицепиться, и всё-таки выгонит. Но обошлось. А тут и с учёбой стало налаживаться. Зимнюю сессию очень прилично сдал. Хотя пришлось кое-какие курсы прошлых лет поштудировать повторно. Узнал много нового. Из того, что должен был ещё на младших курсах узнать.
   Прошёл четвёртый курс и бакалавриат вместе с ним закончился. Работу написал вполне проходную, хотя заведующий всю её чуть не носом взрыхлил, всё халтуру мою пытался найти. Но тут, уж, я не дал повода - всё честно делал.
   Дальше учиться стало интереснее - больше специальных предметов. И одновременно - больше белых пятен незнания и, соответственно, возможностей для заинтересованного человека. Понятно, что нам, магистрантам, профессора и доценты наши старались, всё-таки, причёсанную информацию выдавать о морях и океанах. Но "белые пятна" и споры больших учёных, всё равно, вылазили на обозрение. Если быть внимательным, конечно, и читать чуть больше, чем задают.
   Где-то в середине второго курса магистратуры вызвал меня мой фактически уже постоянный куратор - завкафедры и говорит:
   - Вот, что, Алексей, есть работа. ДоговорнАя. То есть за неё и платить будут. И ещё она вполне в качестве дипломной сойдёт. Работать придётся больше не руками, а головой. Благо опыт у Вас есть... Помню, помню Ваше "течение" в Маркизовой Луже. И не краснейте - красиво получилось. Хоть и фантастика. Вот и на этот раз будете мозг напрягать. Но есть нюанс. Заказчики - военные моряки. Из НИИ военно-морского. Впрочем, это Вас коснётся мало, так как посредником между ними и Вами буду я. Потому как у Вас допуска к ДСП7) материалам нету. А суть работы - в следующем...
   И начал мне эту самую суть излагать. В общем, заказали вояки несколько специфический статистический анализ влияния ледников арктического бассейна на морские течения, в непосредственной близости ледников этих протекающих: от самого маленького ледничка до Гренландского покровного. Конкретные детали: что именно, какие, там, параметры ледников, да, почему эти параметры, а не другие я вам рассказывать не буду. И не потому, что тайна. Нет, по большому счёту, там никакой тайны. Есть простое незнание. Просто не интересно это вам, в отличие от моряков военных, будет. И к рассказу не относится. Но объём работы внушал! Очередная пирамида Хеопса на одного бедного магистранта. Чувствую, лягу я под ней замертво... И совсем не в качестве фараона.
   По мере того, как моя и без того унылая физиономия становилась всё печальней и грустней, лицо завкафедры наоборот принимало всё более довольный и какой-то хитрый вид. Похоже, что целью его является моя мучительная, но не слишком быстрая смерть.
   А потом спрашивает, есть ли у меня флэшка, чтобы он мне весь объём данных, которые анализировать придётся, на неё скинул. Выдал ему свою - фактически безразмерную, на 16 Гигов, то есть. Но не поместилось всё! Пришлось её от всяких-разных файлов предварительно очистить... Кое-как влезло. Ой, мама, роди меня обратно!
   Но на этом дело не кончилось. Завкафедры выкатил ещё список из нескольких книг, которые мне "в работе полезны будут". Видимо, чтобы я совсем не заскучал от безделья. А потом подумал немного и дополнительно со своей полки книжку какую-то снял. Толстую. На языке потенциального противника. Сказал, что книжку эту я, всё равно, в библиотеке ещё не найду. Совсем свежая, с последнего конгресса привезённая. С автографом автора. Читай, мол, студент, в языке совершенствуйся! Если свободное время, конечно, останется.
   И в качестве отеческого напутствия добавил:
   - Так, что, идите, Алексей, с материалами знакомьтесь. Через неделю жду Вас здесь же в это же время. Обсудим подробнее, что и как делать.
   И пошёл я, солнцем палимый, ветром гонимый...
   За без малого неделю только и смог сделать, что просто пролистать файлы с флэшки. Не углубляясь в их содержимое. А тут ещё регулярные занятия в Гидромете надо посещать, не забывать всякие-разные домашние дела, подработки... А увлечения мои и вовсе пришлось на время отложить. Потом понял, что надо что-то менять. В подходах. Наугад открыл несколько файлов с данными. Сообразил, что устроены они однотипно, так как, по-видимому, не ручками по клавиатуре заполнялись, а программно-компьютерным образом сделаны. Соответственно, и в обратную сторону их таким же макаром легче будет обрабатывать. Мог бы и сразу догадаться. Но вырисовалась проблема в написании соответствующей программы. А программирование и алгоритмические языки, как-то, не самые профилирующие предметы в нашем универе. Хотя и не без них. Придётся вспомнить своё школьное ещё увлечение - тогда я даже на дополнительные занятия по программированию ходил, блок-схемки рисовал, что-то там программировал на компЕ... Интересно было. Хороший учитель тогда попался - парень молодой, только-только ВУЗ закончил программистом. Курсами себе на жизнь подрабатывал... Так с этим определились! День ещё ушёл на то, чтобы в темпе пролистать все книжки, что мне профессор порекомендовал.
   В общем и целом, одобрил мою задумку при очередной встрече заведующий. Только сомневался, что смогу сам программу написать. Хотел я сразу же за это дело взяться, только профессор заставил ему сначала чуть ли не экзамен по книгам, что он мне порекомендовал, сдать... Да, из "Макдональдса", где подрабатывал, пришлось уйти - времени на договорную работу не хватало иначе. Правда, и деньги, что за неё платили, были заметно больше макдональдсовской зарплаты.
   Короче, и программу я написал, и всю эту прорву файлов с данными обработал. Несколько месяцев, а точнее - почти полгода, пролетели в работе, словно пара недель. Пришла пора писать отчёт по работе. Ну, и магистерский диплом заодно. И тут снова затык - по характеру работы в отчёте получалась какая-то фантастическая гора таблиц и графиков по результатам обработки результатов наблюдений. Несколько сотен того и другого! Отчёт или диплом в добрую тысячу страниц, вместо обычных сотни-полутора - это как вам? Что за судьба у меня!? - Опять Беломорканал в одиночку копать... А завкафедры только посмеивается, советы "добрые" даёт... Я уже тихо ненавидеть его начал, этого моего куратора - спецпредставителя Немезиды8) на Земле. Неужели я до сих пор не искупил вину за тот свой подлог с "течением" в Маркизовой Луже? Кстати, "течение Левшакова" к тому времени уже вошло в кафедральную мифологию - краем уха слышал, как один младшекурсник другому о нём рассказывал. При мне. В лицо-то меня, наверняка, не знал - вот, и смелый. Я, правда, всё равно, не признался бы. Потому, как стыдно.
   В общем, в очередной раз объём предстоящей работы придавил меня, как пресс гидравлический лист металла. Очень мне захотелось силы свои и время сэкономить на отчёте и дипломе. Пришлось снова как следует мозг напрячь - кроме того анализа, что военные заказали, ещё и корреляционный провести. Сугубо для того, чтобы силы свои сэкономить на отчёте и дипломе. И был за эту дополнительную работу вполне вознаграждён - выявились некоторые интересные и простые математические связи ледников и течений возле них. Опираясь на это, придумал элементарную физическую модельку, эти связи, описывающую. Когда итоговую и весьма простую формулку получил, то скакал на одной ножке, как дошкольник, какую-то ерунду от счастья пел, орал, соседей по общежитию пугал. Удовольствие получил, пожалуй, даже посильнее сексуального. Сильная вещь - интеллектуальное прозрение! Чистое удовольствие. Рафинированное, можно сказать... Отчёт и магистерская работа после этого ужались всего до сотни страниц. А таблицы, всё равно, пришлось печатать. В приложениях к работе... Ха! Сама работа - сотня страниц, и приложения - тысяча! Немного комично, мне кажется.
   Диплом в итоге защитил на "отлично". Как ни странно, даже аплодисменты сорвал. Как вы думаете от кого? А от Петра Петровича! Ну, того, которого я чуть со своим "течением" до публичного позора не довёл... И завкафедры меня хвалил. А ещё на защите диплома сидел заказчик работы - военный моряк, капитан третьего ранга. Вот, и сейчас он здесь, в самолётике нашем, сидит. Почти напротив - Берг, мой командир.
   Вот, и кончилось обучение в Гидромете. Прощай, Альма-Матер, и здравствуй, Красна-Армия! Пришла пора долг Родине отдавать. Как вы, наверное, помните, на военную кафедру я не попал. И поэтому повестка в райвоенкомат не заставила себя ждать.
   Вызвали сначала на медкомиссию. Прошёл. Выяснилось попутно, что я - абсолютно здоровый человек. Почти уникум. Председатель врачебной комиссии, пожилой дядька сказал, разглядывая результаты моего обследования: "Да, редкий кадр - хоть в лётчики, хоть в десант... Хоть в космонавты. Но в космос не посылаем". А я, стоя перед комиссией в одних трусах, ещё подумал, что нафига мне в космос, когда и просто в армию не хочу. Впрочем, отмазываться от призыва не собирался. Как-то не так на это дело смотрю. Долг - это долг. И его надо заплатить. Хоть и не хочется. И пусть кто-то говорит, что он лично - ничего государству не должен. Этот человек - не я.
   Но в искус меня ввели, всё-таки. Через день после медкомиссии приходит ещё одна повестка в военкомат - явиться к какому-то майору Приходько Н.Т. Что делать - явился ("как чёрт во сне" - так вроде бы военные обычно шутят на это самое "явился"). Подхожу к кабинету с надписью "Заместитель районного военного комиссара - майор Приходько Николай Тарасович". Стучусь и осторожно вхожу. А там такой пончик в огромном кожаном кресле за письменным столом под красное дерево и размером с аэродром сидит и что-то важно и очень долго пишет... пишет... На меня - ноль внимания. Нету меня вовсе! А потом, когда я осторожненько так повестку на край стола положил, он, всё-таки, заметить меня соизволил. Прочитал повестку, пару раз взглянул на меня, словно сверяя облик мой с имевшимся у него в уме представлении о призывнике Левшакове, и... расцвёл радушной такой улыбкой, словно любимую тёщу увидал. Потом говорит мне человеческим голосом, но то ли на южнорусском говоре, то ли с украинским акцентом: "А, призывник Леушаков! Е важный разховор про твою далнэйшу судьбу." И рукой мне на какой-то хлипкий стульчик перед своим монументальным столом показывает - садись, мол. А сам - откидывается в своём огромном кресле. Пухлые розовые пальцы в рыжеватых волосках складываются на брюшке, а светло-голубые глаза проникновенно и честно так смотрят в мои карие. Колобок прямо лучится симпатией к призывнику Левшакову. И желанием помочь. Можно я дальше его речь просто перескажу русским языком? А то не специалист я ни разу ни в южнорусском говоре, ни в украинском? А родной русский мне коверкать не хочется. Сначала предлагает этот колобок говорить друг с другом, как интеллихЕнтный человек с интеллихЕнтным... Вот, опять не удержался! Всё пытаюсь особенности его произношения передать. А, как это мягкое то ли "г", то ли "х" русскими буквами передать, не знаю.
   Потом это интеллихЕнтное хлебобулочное изделие говорит, что это не правильно, когда умному, образованному человеку, как простому работяге, приходится тянуть солдатскую лямку. Когда он, этот "умный, образованный человек", мог бы куда больше пользы государству и себе лично принести, делая карьеру в гражданском состоянии. Но у него, как у заместителя райвоенкома, есть возможность помочь мне в решении этого вопроса. И не пойми не правильно! - всё законно, но будут неизбежные материальные издержки, так как совсем не все люди, помощь которых потребуется, "с понятием". Так, что сам, Алексей, понимаешь!... А руки его в это время на бумажке что-то пишут. Бумажка поворачивается ко мне. На ней красуется надпись: "50 т.р." После того, как Приходько убеждается, что я прочитал написанное, бумажка сминается и исчезает в кармане хозяина. Откуда он узнал, что у меня есть эти "50 т.р."? До сих пор интересно.
   Да, у меня были эти деньги. С собой. Несколько месяцев откладывал с зарплаты по "военно-морскому" договору. Сразу после военкомата хотел в "Компьютерный Мир" зайти, ноутбук хороший купить. Нет, не себе. Зачем бы он мне в армии? Племяннику Олежке. На день рождения. 12 лет ему будет. Олежка - сын моей старшей сестры Ольги. Покойной. При родах умерла. Бывает такое до сих пор. Так, что племяшка мой, любви материнской так и не узнал. Ей тогда было 22 года, а мне - всего 12 лет, как раз столько, сколько Олегу сейчас будет. До сих пор для меня это абсолютно чёрные, трагические воспоминания. Дело в том, что, когда мне было всего 4 года, у нас отец погиб. В автокатастрофе. В России автодороги - словно линия фронта с ежедневными безвозвратными потерями. Маме пришлось очень много работать, чтобы семью из четырёх человек (Оля, я, бабушка наша и она сама) прокормить. А моим воспитанием занялись бабушка и Оля. Оля в основном. Так как на бабушке все домашние дела лежали: готовка, стирка-глажка, уборка... А гуляла со мной, играла, нянчилась, в общем, сестрёнка. Последнюю конфету не для себя, а для меня оставляла. Потом, когда в школу пошёл, с уроками помогала, на родительские собрания ходила... Никогда я не сомневался в её любви, и сам её любил очень. А ещё она красивая была. До сих пор для меня она - эталон красоты. Когда в 20 лет влюбилась, а в 21 год замуж вышла, меня даже ревность мучила, что к какому-то чужому мужику ушла. От меня. На тот момент мне уже 11 лет стукнуло, умом всё понимал. Но ревность была. Да...
   А потом она умерла. Первая катастрофа в моей жизни. Отца-то своего я плохо помню, только сильные руки, что к потолку меня подкидывают или в воде поддерживают. Так, вот, и Оля сынишку на мужа своего оставила. Ну, и на нас. Олежку мы сразу же забрали - отец его не сильно возражал, так как понимал, что одному будет тяжеловато с новорожденным. Надо отдать должное - отцом он хорошим оказался. Почти все выходные с сыном проводил, всегда материально помогал, даже, когда второй раз женился. Несколько раз Олежку с собой в отпуск брал: на юга, на родину свою. Олежка не в обиде на него, папой называет. Вполне залужено, по-моему. Ну, а я для Олежки - дядя Лёша. Который с ним всё детство нянчился, возился, играл... И который теперь всегда что-нибудь привезёт интересное из города Питера. Вот, и сейчас я собирался на несколько дней на родной Урал съездить. С мамой, бабушкой и Олежкой свидеться перед армией. И подарочный ноутбук племяннику привезти. А тут такой соблазн - есть возможность откосить от армии...
   На самом деле - никакой это не соблазн оказался. У меня какое-то физиологическое чувство отвращения к концу беседы с этим Приходько возникло. Рвотное. Так что, сглотнув с трудом, словно к горлу реально что-то подступило, мотнул отрицающе головой и выдавил из себя: "Нет, спасибо... Не могу... У меня, э-э-э... нет... столько... Вообще нет. Вот! Извините". А в глазах визави читалось явное неверие. Чё там! Я ведь, и, правда, нагло врал. В глаза. Но при этом упорно отрицательно крутил головой. Потом без спроса встал и говорю: "Извините, я пойду". От такой наглости замвоенкома только и нашёлся, что каким-то не своим, а глубоким, чистым голосом, неожиданно перейдя на "Вы", и даже без украинского акцента сказать: "Ну, что ж, Левшаков! Только учтите, что военная служба может увести Вас от жизненных планов очень далеко". На этой фразе я успешно ретировался. Но "очень далеко... очень далеко..." ещё некоторое время продолжало в голове звенеть.
   Шёл я, почти бежал, к "Компьютерному Миру" и думал, вполне рационально ругая сам себя: "Ёлки зелёные! Как жить мне в этом мире!? В котором всё продаётся и покупается!? Взятку не могу дать! Что я за лох такой!?" Но организм мне подсказывал: "Всё правильно, Лёха!" И рвота отступала. Потом перешёл на спокойный твёрдый шаг. И, вот, что вам скажу - доверяйте своему телу! Доверяйте. Оно не соврёт. Ноутбук племяннику выбрал самый хороший, какой мог, ещё и чуть деньжат добавил сверх запланированной суммы.
   На Урал съездил на несколько дней. Подарки отвёз. Прощание тяжёлое вышло. Уж, и поезд стоял на платформе, а мать, бабушка и Олежка всё висели на мне, словно не в армию меня провожали, а в межзвёздное путешествие без возврата. Я тоже, честно говоря, расплакался. Не смог сдержаться. Родня подействовала. Поезд тронулся, а они всё стояли на платформе, руками на прощанье махали, женщины глаза вытирали, Олежка - нос...
   Призвали меня, однако, не в армию, а на флот. Точнее - в метеослужбу Северного Флота. Почти по гражданской специальности. Рационально. В конце ноября прошлого, 2012 года закончил учебку. После чего командование направило меня на метеостанцию на Земле Франца-Иосифа, предварительно присвоив звание старшего матроса. На метеостанции этой мне предстояло пробыть в компании двух матросов-контрактников и командира, старшины 1-ой статьи, с редкой русской фамилией Иванов и таким же редким именем Сергей все три зимних месяца. Потом должны были прибыть наши сменщики.
   Станция располагалась на берегу моря, которого, правда, не было видно - зимний лёд до горизонта. Задача наша была довольно простой: несколько раз в день снимать показания термометров, барометров, гигрометров... и отсылать данные в главную метеорологическую службу флота. Ну, ещё надо было поддерживать в рабочем состоянии авиаполосу на припае и дизель-генератор, благодаря которому команда наша не замёрзла долгой полярной ночью. А ещё несколько раз мы в паре с Сергеем погружались под лёд - осматривали снизу состояние льда, сползающего с соседнего с метеостанцией глетчера. И тоже данные в метеослужбу флотскую отправляли. А ещё несколько раз медведей, белых, естественно, стрельбой отгоняли.
   До конца вахты оставалось всего две недели, когда 15 февраля, как раз на моё двадцатипятилетие, на Землю прилетел Метеорит. Чебаркульский. Совсем немного не долетел до моего родного Златоуста. Хотя курс на него прямохонько держал. Сергей тогда, стакан с соткой разведённого спирта поднимая, пошутил: "Классный фейерверк Космос в честь твоего дня рождения устроил. Знамение, Алексей! Что-то должно произойти". Посмеялись. А на следующий день - приказ срочно подготовить полосу для приёма самолёта со сменщиками. Самим же - сразу по возвращению явиться в штаб за новыми назначениями.
   Выяснилось, что в штабе меня ждёт сюрприз в виде капитана третьего ранга Берга. Александр Владимирович сначала, из вежливости, как я понимаю, поинтересовался, как идёт моя служба, как прошла вахта на метеостанции? Причём добавил, что наши со старшиной 1-ой статьи Ивановым отчёты о состоянии льда глетчера он читал, они для него и делались. Потом я ответил на его вопросы. Он в это время слегка головой кивал, словно, подтверждая своё обо мне мнение. После чего Берг сказал, что моё попадание в призыв именно во флотскую метеослужбу именно он и устроил: "Уж, извините, Алексей Михайлович, если Вам это не очень понравилось". Потом я попросил Александра Владимировича, чтобы он меня звал просто по имени, без отчества, а то как-то не по себе. Не привык. Он согласился, перешёл на одно имя, но при этом - исключительно на "Вы".
   - А теперь - главное, зачем Вас раньше времени с вахты сняли, - продолжил Берг, - У меня вот в этой папке лежит уже подписанный командованием приказ о присвоении Вам внеочередного звания младший лейтенант. С учётом Вашего профильного высшего образования и уже наличествующего опыта службы. При условии подписания двухлетнего, для начала, контракта. Но я предоставляю Вам свободу выбора. То есть Вы можете отказаться от этого контракта и спокойно дослужить остаток своего срока. До лета, как я понимаю. Ни я, ни командование не будем в претензии. В другом случае, то есть, если подписываете контракт, Вам придётся уже через несколько дней отправиться со мной и с остальной командой на три весенних месяца на полярную дрейфующую станцию. Потом - небольшой отпуск, а следом - обработка и анализ результатов наших наблюдений. Далее - по обстановке. Там видно будет. Выбирайте. День на размышления. Завтра жду Вашего решения. С родными посоветуйтесь.
   И подписал мне увольнительную на день.
   Я, конечно, позвонил домой. Мама с бабушкой почему-то расстроились, а Олежка обрадовался за дядю - будущего морского офицера. Но, в общем, родные высказались в смысле: "Сам, Лёша, решай. Ты уже взрослый. Нас, женщин не слушай - мы на эмоциях, разумом нам тяжело сейчас. Делай, как считаешь правильным". Остаток дня ходил в раздумьях. Лёг, так ничего и не решив. Утро вечера мудренее.
   Утро выдалось ясное и солнечное. Синее небо. Слепящие солнечные лучи. Длинные контрастные тени и свежий ветер с моря. Североморск заполнился запахом водорослей, рыбы и соли. Или это моя фантазия работала тогда?9) Но я уже не сомневался. Свежий ветер странствий наполнил мою грудь, как парус бригантине. Полный вперёд, младший лейтенант флота! Вас ждут удивительные путешествия и открытия!
   Как Вы поняли, контракт я подписал. И свежеиспечённым младшим лейтенантом приступил к своим новым обязанностям. Кстати, много вы видели младших лейтенантов? Что в армии, что на флоте? Мало? Исчезающее малое количество, говорите? Вот, и я не видел младших лейтенантов вовсе. Даже в зеркале. Поскольку сразу после подписания контракта Берг рассказал об особенности нашей экспедиции, связанной с секретностью. Так что мы все сразу же начали экипироваться гражданским арктическим образом. Естественно, к одежде, это тоже относилось. Берг, видя моё явное разочарование, улыбнувшись одними глазами, сказал: "Потом, после завершения дрейфа, в Петербурге себе офицерский мундир построите, Алексей". Почему в Петербурге, спрашиваете? А потому, что я теперь сотрудник того же питерского военно-морского НИИ, что и Берг.
   Вот, так и получилось, что в команде нашей я - самый младший. Если не по званию, то по возрасту. А чаще - и потому, и по-другому. Поэтому ко мне как-то сразу прилипла кличка "МладшОй". Не все её используют, но Макс, Валерий Палыч, Макаронин и даже мой товарищ и одногодка Васька Крутиков не преминут, как говорится.
   Несколько дней, проведённых в сборах и новых знакомствах, мелькнули мимо пролетевшей пулей. И вот - мы уже в самолёте летим на СП-40. Вот - несколько дней на этой станции среди полутора десятков бородатых полярников, который месяц дрейфующих на льдине. И, вот - последний бросок... Так я и оказался на борту "Весёлого Кашалота" над самым темечком Матери Земли. Когда взлетали с СП-40, мне вдруг показалось на мгновение, что она, Земля, прощается с нами. Мистика, конечно. Никому говорить не буду. Только, вот, вам, дорогие читатели.
   Длинный рассказ получился. Зато обо всех главных событиях своей жизни поведал. Представляете теперь, каков Главный Герой этой истории.
   Да, кстати, как уже говорилось выше, летим мы в направлении почти точно на северный магнитный (не географический!) полюс. И с дрейфующей станции Северный Полюс под номером 40. Поэтому глава эта так и называется "К северу через Северный Полюс". Объяснил парадокс в названии?
  
   Комментарии к главе 1:
  
   1 - Граница исключительной экономической зоны Канады проходит по границе шельфа на расстоянии 200 морских миль от островов канадского арктического архипелага. В пределах этой зоны заниматься морскими научными исследованиями имеет право лишь сама Канада. Не говоря уже о военной деятельности.
   2 - Игра слов на созвучии фамилий Макаронин и Маркони - изобретатель радио, по мнению американцев. Но русские эту фамилию тоже хорошо знают.
   3 - Крейсер "Адмирал Кузнецов", а правильнее - "Адмирал флота Советского Союза Кузнецов", единственный авианосец ВМФ России.
   4 - Здесь Главный Герой (далее - ГГ), сам того не ведая, фактически цитирует, слегка перефразировав, песню "Не люблю" группы "Пицца feat", которая на момент рассказа (1 марта 2013 года) ещё не была придумана авторами, но зато хорошо передаёт его тогдашнее, в конце третьего курса (весна 2009 года), состояние.
   5 - Кокпит - открытое или полузакрытое помещение в средней или кормовой части палубы судна для рулевого и пассажиров.
   6 - Суккуб - в средневековых легендах демоница, посещающая ночью молодых мужчин и вызывающая у них сладострастные сны и медленно выпивающая жизненные силы своих любовников-жертв.
   7 - ДСП - документы для служебного пользования, низшая степень конфиденциальности документа.
   8 - Немезида - древнегреческая богиня возмездия.
   9 - В реальности утро 17 февраля 2013 года в Североморске выдалось пасмурным. Было безветренно и шёл снег. ГГ безусловно описывает свои фантазии, подсознательно пытаясь оправдать выбор.
  

Глава 2. Рекордный перелёт турбовинтового самолёта

   1 марта 2013 года.
   Где-то между 11-00 и астрономическим полднем.
   Координаты: почти те же 82 градуса с.ш., 126 градусов з.д.
   Высота: 1200 метров над уровнем моря.
  
   Кабина пилотов. Прямо по курсу самолёта на глазах изумлённых лётчиков в считанные минуты, словно при просмотре видеозаписи в убыстренном режиме, возникает, плотнеет и наливается чернотой стена облаков. Командир воздушного судна, с некоторым недоумением взирая на медленно, но неуклонно приближающийся атмосферный феномен, спрашивает второго пилота:
   - Слушай, Макс, нам какую облачность на трассе метеорологи обещали?
   - Да, никакую! Командир, ты же сам присутствовал при приёме метеосводки! ... Проклятье, ведь только что видимость миллион на миллион10) была..., - с некоторым возмущением отвечает второй пилот, он же штурман, Логинов Максим.
   - А теперь, что мы с тобой наблюдаем прямо по курсу? - настаивает Иванцов.
   - Что, что? Типичный грозовой фронт...
   - В Арктике? Зимой? Ты шутишь, как всегда, блудила11), наверное...
   - Ну, да, шучу, как же! У нас в Краснодарском крае я такое неоднократно наблюдал.
   - Где Краснодарский край, а где мы с тобой? Не должно тут сейчас быть никаких грозовых фронтов, - начинает злиться Валерий Палыч.
   - Да, я и сам весь в непонятках! Впрочем, не видно, что бы там что-то сверкало... Может быть, это просто мряка с молоком12)? - высказывает свои сомнения дожатый командиром штурман.
   - Ладно! Пусть это - хоть слоёный торт "Наполеон". Ты мне ответь, как мы будем это дело обходить? - продолжает пытать Макса командир, - Верхняя граница облаков навскидку на четырёх тысячах, а наш практический потолок всего 3900 метров, если ты помнишь. По ширине эта хрень вообще необъятная. Возвращаться будем? Как там с горилкой13)?
   - Вернуться, канешна, могём, - ответствует Макс, - А насчёт горючки, командир, ты и сам лучше меня знаешь. Прибор, ты, уж, извини, под носом. Давай, я лучше нашего "бисовского" метеоролога со льдины запрошу об этих чудесах.
   - Добро, - выдаёт разрешение командир.
   Макс щёлкает тумблерами, крутит верньеры:
   - А эфир-то, кстати, чистый, командир. Никаких грозовых разрядов не слышно. Не грозовой фронт это. Зуб даю.
   Потом выходит на связь:
   - "Льдина", ответь "Киту", - взывает к эфиру Логинов.
   Спустя несколько секунд раздаётся ответ:
   - "Кит", здесь "Льдина". Слышим вас. Приём, - отзывается "Льдина" голосом Макаронина Павла, радиста станции СП-40 бис.
   - Слушай, "Марк", подзови, пожалуйста, "Шамана". У нас к нему вопрос есть.
   Несколько секунд каких-то шуршаний и неразборчивых голосов. Потом в эфире раздаётся голос Крутикова Василия, станционного метеоролога:
   - "Кит", "Кит", "Шаман" слушает вас. Приём.
   - "Шаман", друг наш ситный! Ты скажи, будь ласка, что это за кизяк14) у нас на дороге образовался? Ты ж ясную погоду по всему маршруту обещал! - возмущению Логинова нет предела.
   - Образование облачного фронта началось примерно двадцать минут назад и происходит какими-то рекордными темпами. Ничего не предвещало его возникновения, - немного извиняясь, ответил Крутиков. И в голосе его слышна извечная печаль всех метеорологов мира - что за судьба у них, быть в ответе за все причуды погоды! Даже по радио слышен тяжёлый вздох. Потом мгновение помолчав, Василий более оптимистично добавляет, - Но зато в районе станции облачности нет. По-прежнему - миллион на миллион. Облачный фронт хоть и протяжённый, но узкий - не больше 80...100 километров. Со спутника его очень хорошо видно. Интересный... И это не грозовой фронт, никаких следов грозовых разрядов в эфире...
   - Это мы и сами поняли... Интересно ему, - с ехидцей в голосе замечает второй пилот.
   Тут в разговоре появляется ещё один персонаж - Дробов Аркадий, зам Берга:
   - "Кит" ответьте "ЗамкУ". Что решили предпринять: обходите или возвращаетесь?
   В диалог между бортом и станцией приходится вступить Иванцову:
   - "ЗамОк", здесь "Кит-1". Принимаю решение обходить верхом. Раз это не грозовой фронт и у вас там ясно. Пойдём в облачности. Верхняя граница облаков уже выше четырёх тысяч. Не волнуйтесь. Дойдём. До скорой встречи, парни. Привет Петровичу. Конец связи. То есть SK15).
   - Ныне модно в конце связи говорить EE16). Так что - GL17) и EE, - попрощалась "Льдина" голосом Макаронина.
   - Мы с нашим Маркони русский язык забудем, - проворчал КВС и тут же выдал очередное указание, - Макс, зайди в салон. Бергу там доложись о моём решении. Скажи всем, чтобы пристегнулись, так как будем набирать высоту, а потом в облачности пойдём. Возможна болтанка. И о том, что кислорода может не хватать с непривычки, не забудь предупредить. Ну, и девушку успокой. Мужиков можешь не успокаивать. Двух крайних, по крайней мере. Они сами тебя успокоить могут. А МладшОй пусть привыкает к тяготам и лишениям службы.
   - МладшОй, вообще-то, уже почти год на флоте, - заступается за Левшакова Макс.
   - Не впечатляет. Иди, давай, боец. А то высоту набирать уже пора, - командует Валерий Палыч.
   Макс пулей соскакивает с кресла - и в салон. Спустя пару минут возвращается - доложил ситуацию Бергу, перекинулся фразой-другой с Катей. Щёлкает замок ремней, успел штурман - командир как раз начинает довольно крутой набор высоты. Мрачная стена облаков становится всё ближе и ближе.
   Иванцов решил не лезть на практический потолок, а остановиться на трёх с половиной тысячах метров. Самолёт перешёл в горизонталь как раз в момент входа в облака. И словно снова ночь настала. Так потемнело. На стеклах (а значит, и на фюзеляже) стала появляться изморозь. "Это не есть гут", - флегматично отметил про себя первый пилот, - "Ну, ничего. Бывало и хуже". Ощутимо болтало: "Яма на яме, совсем как дороги в родной Вологодской губернии".
   В это время Макс с каким-то удивлённым видом крутил верньеры радиостанции и щёлкал тумблерами:
   - Командир, слушай! Радиосвязь пропала. Совсем. Даже никаких обычных тресков и шипения нет. Во всех диапазонах. Молчит эфир, как покойник. Полная тишина. Я даже подумал сначала, что рация накрылась. Но нет, питание есть. Индикатор горит. И радиовысотометр чего-то в кОму впал. А барометрический работает вполне себе нормально.
   - Странная тучка какая-то, - сделал вывод Иванцов, - Ладно, летим дальше. Мотор работает, компасА и хотя бы один высотометр в норме, горючки полно. А гор здесь нет. Что ещё надо хорошему пилоту, чтобы достойно встретить старость... Шутка юмора.
   - Понял, понял. Правда, с трудом. Умеешь ты тонко шутить, командир.
   Вот уже с десяток минут винт "Кашалота" монотонно рвал в клочья набегающие клубы тумана. Самолёт методично, с душою мотало турбулентностью и воздушными ямами. Крылья биплана болтались так, словно это птица какая, а не винтовая машина. Даже неугомонный Логинов, чтобы не прикусить язык, замолчал, продолжая контролировать навигационные приборы и, при этом, настойчиво крутя ручки радиостанции. Но она молчала, словно и не работала никогда... И никаких просветов впереди.
   В салоне разговоры, и без того нечастые, вовсе смолкли. Левшаков внезапно разомлел и, убаюканный болтанкой, уснул. Державина, сидящая напротив, тихо завидовала: "Ну, и нервы у парня! Всё нипочём. Я тут жду, что в любой момент крылья отвалятся, а он спит, как младенец..." Катя, довольно часто летая на самолётах, конечно знала, что такое турбулентность с точки зрения пассажира, но ещё никогда это не было так долго, так размашисто и на таком маленьком самолётике: то холодело внизу тела от падения, то кровь к ногам отливала от перегрузки... К тому же - дискомфорт от явного недостатка кислорода. В общем, молодая женщина несколько нервничала. Мягко говоря... Берг с Чайкой продолжали заниматься своими делами: первый читал какой-то документ на ноутбуке, а Степан доводил до бритвенного состояния свой нож, нисколько не испытывая неудобств из-за непрекращающейся болтанки и разрежённого воздуха.
   На Иванцова эти летящие в лицо хлопья тумана тоже действовали несколько усыпляющее - уже сколько времени прошло, а впереди всё одно и тоже... "Когда же эта муть кончится? И у "Льдины" по рации не спросить... Что-то не слышал я о таких облаках, под ноль заглушающих радиосвязь. Или чего-то в физике не понимаю?" - также монотонно, как набегающие клубы тумана, текли мысли капитана... Внезапно самолёт влетел в какую-то идеальную сферическую полость, словно выпиленную в сплошном киселе облака. Что-то сверкнуло синим наискосок, слева и справа. И "Кашалот" снова нырнул в сплошную муть тумана. Всё это заняло какую-то секунду, от силы - полторы, но Иванцову вполне хватило, чтобы ощутить, что он словно пелену какую-то мерцающую проскочил:
   - Макс, ты понял, что это было? Молния?
   - О-о-о... м-м-м... ну, и вопрос! Да, откуда ж я знаю, командир!? Но не молния точно! Рация даже ни пикнула! И вся электроника наша как работала, так и работает, - на круглом лице Макса явственно читалось откровенное недоумение.
   А в облачной полости, уже оставшейся далеко за хвостовым оперением аэроплана, медленно угасал мерцающий синим косой крест, похожий на сорокаметровый Андреевский флаг.
   В кабину негромко, но настойчиво постучали.
   - Макс, впусти Берга, - распорядился Иванцов.
   - Валерий Павлович, с машиной всё в порядке? - как-то совсем буднично и спокойно спросил пилота Берг и, заметив открывающего рот Логинова, добавил, - Что это было, обсудим потом. Извините.
   Рот Логинова со стуком захлопнулся.
   - Вроде бы, да, всё в порядке, - ещё раз оглядев приборы, вполне уверенно ответил КВС.
   - Сколько ещё по Вашим прикидкам лететь до нашей станции?
   - Около 20...25 минут. Не больше, - ответил Иванцов и вопросительно взглянул на штурмана. Тот кивнул, подтверждая слова командира.
   Ещё не закончился этот разговор, как плотность тумана стала резко снижаться. Посветлело. Появились тени. И, вот, клочья облаков расступились. И появилось Солнце.
   Какое-то неправильное было это Солнце. Что-то тревожно стучало в мозг, находившихся в пилотской кабине... Что-то не так... Не правильно...
   Первым нашёлся Берг. Он просто констатировал эту неправильность:
   - Солнце стоит слишком высоко для наших широты, времени года и времени суток. Это - раз. Кроме того, оно должно быть сейчас почти точно на юге, то есть светить спереди-справа, а это солнце находится у нас почти прямо по курсу. Это - два. У Вас с гирокомпасом всё в порядке? Впрочем, даже его неисправность не объясняет столь высокого положения светила. У вас есть какие-нибудь гипотезы? У меня, честно говоря, нет. Кроме явно фантастических.
   - Гирокомпас - в порядке. Мы по-прежнему летим на восток-юго-восток. А, вот, магнитный компас явно врёт! Я, правда, не понимаю, как это у него получается!? Что там с магнитной стрелкой может случиться? - в полном недоумении заявил штурман. И пояснил, - Сейчас показания этих двух компасов практически совпадают, магнитное склонение18) не более 10 градусов. Такого в высоких широтах практически не бывает. Ведь только что склонение у нас было почти 135 градусов к востоку! И вот - всего 10! К западу! У меня, блин, что-то с головой!? Я брежу!? Или сплю!?
   - Скорее всего, с головой у Вас всё в порядке. Так что успокойтесь, Максим. Просто это ещё одно косвенное подтверждение того, что мы сейчас совсем не в высоких широтах. И не в Арктике, - слегка улыбнувшись, успокоил Макса Берг. Хорошее успокоительное! У Макса чуть мозг не взорвался: "А где же тогда?". Хотелось ещё кое-что сказать, но штурман дисциплинированно сдержал рвавшиеся на язык матюги (не мог при Берге), но лицо его приобрело абсолютно ошалелый вид.
   - Может быть, магнитная аномалия какая? - высказал предположение Иванцов.
   - Науке на данный момент неизвестны магнитные аномалии в том месте, где мы находились ещё несколько минут назад. Уж, поверьте кандидату географических наук, - не моргнув глазом, мгновенно возразил Берг, - Если верить показаниям наших компасов, и учесть, где сейчас светило относительно нашего курса, то мы - в северном полушарии планеты. По-прежнему.
   - Фу! Ну, хоть это в порядке... - выдохнул Логинов, - Кстати, рация заработала. Правда, слышу одно шипение какое-то... Поищу-ка я радиостанции местные, пока вы, товарищи командиры, с местоположением определяться будете.
   - Боец, да, поставь ты рацию на автосканирование. Что ты всё ручками-то? Как в прошлом веке... - посоветовал раздражённо первый пилот.
   - Что ты злишься, командир? Меня, может, этот процесс успокаивает.
   Берг в это время ещё раз кинул взгляд на светило, потом - на компасы и, подумав пяток секунд, несколько уточнил положение самолёта:
   - Если опять же верить компасам, то местное астрономическое время сейчас соответствует утру, где-то чуть раньше девяти часов. И, учитывая положение светила над горизонтом и время года, делаем вывод, что находимся мы сейчас между 60-ым и 70-ым градусами северной широты Точнее не могу сказать без приборных наблюдений. Максим, Вы можете более корректную обсервацию провести?
   - Могу, конечно. Штурман я или кто? Но, естественно, это лучше делать с поверхности земли. Приземлимся, обязательно сделаю в первую очередь. Но пара дней на это уйдёт, - пообещал Логинов, поняв, что вопрос Берга - лишь тактичная форма приказа. Берг и сам бы смог это сделать, как и Иванцов, кстати. Но оба они - его командиры, у них и другие заботы имеются.
   - Так, давайте теперь понаблюдаем за поверхностью земли. Облачность, кажется, решила совсем рассеяться, - полупредложил, полуприказал Берг.
   Действительно, облака рассеялись, и стала видна... белая сверкающая бескрайняя поверхность. Лёд. Ледник. Удивительно близкий. До его поверхности было явно не три с половиной тысячи метров, а не более километра. Стрелки очнувшегося после выхода из странных облаков радиовысотомера уверенно указывали на 850...860 метров до твёрдой поверхности. Барометрический альтиметр как показывал три с половиной километра, так и не изменил своих показаний.
   - Под нами покровный ледник типа Гренландского или Антарктического, - сухо констатировал Берг, - Между 60-ой и 70-ой широтами имеется всего лишь один подобный ледник - Гренландский. Вернее его самая южная оконечность. Насколько я помню, толщина Гренландского ледника в его южной части примерно 2700 метров над уровнем моря. В принципе, похоже на наш случай. Только в южной Гренландии сейчас должно быть часов 5 вечера, а не утро, как здесь. Так, что мы не только в пространстве скачок совершили, но и во времени. Хм, всё очень сильно напоминает завязку научно-фантастического романа... Но других рациональных объяснений, кроме... нет, не романа, а пространственно-временного скачка не вижу.
   - Если это Гренландия, то мы, похоже, поставили абсолютный рекорд скорости для "кукурузников". Где тут "Гиннес"? - сделал оригинальный вывод Иванцов. И улыбнулся, чем несказанно удивил своего штурмана:
   - Вот, уж, не думал, что ты такой спортсмен, командир.
   - Ты лучше скажи, штурман, какие радиостанции нашёл? - поинтересовался Иванцов.
   - А никаких. Эфир чист, как платье невесты! Хотя какие-то атмосферные помехи всё-таки слышны. В отличие от ситуации в этих странных облаках. Но это всё природное явно: грозы там, ионосфера шалит... Пару раз мне показалось, что-то похожее на несущую частоту передатчиков. Но очень слабо. Да, и не уверен я. Тут надо профессиональным радистом быть. Маркони бы нашего сюда... Кстати, и спутников: ни жэпээсовских, ни глонассовских аппаратура наша не нашла! Как и не было их никогда! Я не понимаю, где цивилизация!? Мы, что скачок во времени в очень глубокое прошлое совершили?
   - Пока не могу Вам это сказать, - ответил Берг, и тут же, обращаясь к Иванцову, спросил сам, - На сколько времени лёта у нас осталось горючего?
   - Часа на три точно, на три с половиной - максимум, - глянув на приборную доску, ответил первый пилот.
   Берг, обернувшись к уже давно стоявшим за спиной Чайке и Державиной, приказал:
   - Всем в салоне наблюдать по сторонам. Цель - земля свободная ото льда. Или море.
   Потом снова обернулся к пилотам:
   - Валерий Павлович, я понимаю, на борту Вы - командир. Но в связи с чрезвычайными обстоятельствами, как начальник экспедиции и как старший по званию принимаю командование дальнейшим полётом на себя. Слушайте приказ. Сменить курс. Строго на зюйд, - и пояснил, - Нам нужно найти место, пригодное для жизни. Здесь нам долго не протянуть.
   - Есть, командир, - ответил капитан авиации, соглашаясь с решением Берга.
   "Кашалот" плавно совершил правый поворот и взял курс на юг. Солнце перестало слепить глаза пилотов. "Да, где-то не там светило. И высоко стоит, зараза. Точно - не Арктика", - почему-то только сейчас поверил Бергу Логинов.
   Левшакова растолкал Чайка и по-быстрому объяснил ситуацию недопроснувшемуся младшему лейтенанту. То ли ещё пребывая в полусне, то ли решив не выставлять себя тупящим, Алексей без вопросов развернулся к иллюминатору и принялся выполнять приказание Берга, постепенно укладывая в голове фантастическую информацию, свалившуюся на него так внезапно.
   Снившийся только что Алексею сон странным образом гармонировал с услышанным от Степана. Сон ещё не забылся и младший лейтенант ещё раз прокрутил его в голове: "Южный берег земли у тёплого моря. Солнечный пляж. Хочется купаться. Алексей смотрит по сторонам - никого. Раздевается догола - так купаться приятней. Потом забирается на какую-то белую, сверкающую скалу, торчащую на несколько метров над морем. Смотрит вниз - тёмно-синяя вода, дно явно очень глубоко. И решается на прыжок. Мгновения полёта - и тело пронзает границу двух стихий. Вода неожиданно оказывается холодной, просто ледяной, но прозрачной и лёгкой, почти как воздух. Не в силах всплыть на поверхность, Алексей опускается на дно. Встаёт на ноги. Воздух кончается в лёгких, и тело делает непроизвольный вдох. С удивлением обнаруживается, что на дне можно дышать. Внезапно вокруг появляются его спутники: Берг, Чайка, лётчики и Катя. Алексей сначала смущается своей наготы, но никто не замечает этого. Все делают что-то важное. И ему надо включиться в общую работу. А он не знает, что делать. Потом появляются ещё какие-то люди. С рыбьими хвостами. Они свободно плавают "под водой". И что-то говорят Алексею и его спутникам. Но никто не понимает их речей. Только Алексей... - М-да... Странный сон. Сказочный чересчур. Но мы все сейчас, действительно, попали! Куда-то. Конец сна только непонятный. Русалы какие-то... Говорят чего-то... Не помню только, что..." - думал Алексей, приводя голову в чувство и в ясность мысли.
   Спустя минут пятнадцать двадцать подал голос Логинов:
   - Товарищ капитан третьего ранга, высота ледника начала снижаться. Его толщина уже две тысячи триста метров.
   - Для лучшего обзора высоту полёта пока не снижайте, - распорядился Берг, не отрывая бинокля от глаз.
   Ещё через несколько минут тенденция приближения края ледника стала вполне очевидной. А ещё через пару минут Логинов закричал:
   - На зюйде вижу открытое море. Дистанция - около двухсот километров.
   - Ну, ты и Зоркий Сокол, гвардеец, - похвалил подчинённого первый пилот.
   - Командир, бинокли, вообще-то уже давно придумали, - приняв похвалу командира за недоверие несколько обиженно ответил Логинов. Первый пилот в ответ только промолчал.
   - Снижайтесь до двух тысяч метров. Необходимо лучше видеть поверхность, - распорядился Берг.
   Высота ледника уже не превышала пяти сотен метров, когда вперёд смотрящие заметили скальные выходы и разделение ледника на языки. До открытой воды оставалось километров двадцать, а ничего даже отдалённо напоминающего пригодную для жизни людей землю не наблюдалось. Одни глетчеры, скальные выходы, снег и лёд... Нет, это - не Гренландия... Не так выглядит побережье южной Гренландии. Ой, не так! По-крайней мере - не современная Гренландия19). Все уже понимали это, но не решались говорить вслух. Что же это тогда? Куда и "в когда" они попали? Впрочем, пока их сильнее волновала более актуальная проблема - ещё пару часов лёта и надо будет срочно искать место для посадки.
   А потом толщина ледника, и без того уже едва превышавшая сто метров, резко упала, словно в пропасть обрываясь - дальше лежал явный паковый лёд. И отдельные вмороженные в него айсберги, сползшие с глетчеров. А под этим всем должно было быть море. Слишком привычная картина для Берга, чтобы сомневаться. Алексей тоже был в этом уверен. Этому его ещё совсем недавно учили, это он видел сам во время своей трёхмесячной вахты на Земле Франца-Иосифа. Соседний с метеостанцией ледник до сих пор "как живой" стоял перед глазами.
   После недолгого совещания Берга с лётчиками было принято решение идти вдоль края льдов на восток. Почему на восток? Даже Берг не смог рационально обосновать выбор, сказал только: "А применим-ка мы правило левой руки". Что бы это значило? Электрическое20) правило или правило поведения в лабиринтах21)? А, может, ресторанное22)? Молчавший до сих пор Логинов после недолгого обдумывания этого вопроса резюмировал: "Ну, да, мальчикам привычнее налево ходить". А первый пилот крикнув в громкую связь: "Всем держаться!" - решительно и круто заложил штурвал влево, на восток. И заодно по указанию Берга сбросил высоту полёта до тысячи метров. Словно на штурмовку противника пошёл.
   Почти час полёта - долой. И только безжизненная ледяная пустыня - слева и безбрежный океан - справа. И никаких островов! Океан, правда, оказался совсем не безжизненным. Совсем наоборот! Жизнь в нём даже не пряталась. Пару раз наблюдали стада китов. Совершено фантастических размеров. Что стада, что сами киты. Морские гиганты спокойно, мерно то погружались, то всплывали, выдыхая из себя сверкающие на солнце всеми цветами радуги фонтаны воды. И плыли куда-то по своим непонятным делам, блестя на солнце тёмными могучими спинами. И ни одного китобойного судна! На краю плавучих льдов несколько раз видели лежбища то ли тюленей, то ли моржей. И снова ни одного судна-охотника, ни гринписовского судна! Как-то для современной Земли эта картина не представима. Чайка, взглянув раз, заявил, что только на одном лежбище - больше сотни тысяч голов. И, мол, он, Чайка, такого даже на острове Тюлений в Охотском море не видел. "Как он их посчитал? Ладно, ему видней. Но это значит - что и рыба водится в море преобильно! Итак - еда здесь есть. Это плюс. Хоть и однообразная - это минус. Но как-то пока всё не очень гостеприимно для человека. А стоящая на льдине холодная металлическая коробка с крыльями, в которую, понятно, превратится после неизбежной посадки самолёт - какое-то не самое удобное пристанище. Пусть даже временное. Пока их не найдут. Хотя, ой, что-то я сомневаюсь, что здесь есть спасатели... И, вообще, где это самое здесь?" - думал Алексей, прильнув лбом к стеклу иллюминатора слева по борту - надо ведь кому-то и в сторону безжизненной пустыни наблюдение вести.
   Чайка, наблюдавший по этому же борту, решил дать отдохнуть глазам - передал бинокль Алексею. Пока Левшаков подстраивал под себя оптику, Иванцов докладывал Бергу, что топлива осталось минут на 50 полёта, максимум - на час. Надо срочно искать место для посадки!
   Сначала Алексею показалось, что это какой-то мусор на внешней стороне линз бинокля. Взглянул на линзы. Нет, чистые. Чуть подкрутил настройки и одно пятнышко "пыли" разделилось на несколько. Стало понятно, что это что-то, стоящее или лежащее на снегу. В нескольких экземплярах. Причём несколько пятнышек были довольно яркого, какого-то буро-оранжевого цвета. И тут догадка ударом электротока пронзила мозг наблюдателя: "Ёлки-палки! Это же балки! Обычные полярные балки!" И тут же озвучил своё открытие:
   - Слева-впереди наблюдаю несколько строений. Удаление... м-м-м... не могу сказать, опыта нет. Азимут относительно направления движения около 30 градусов влево, - и передал бинокль Бергу.
   - Хм... как Вы только смогли идентифицировать эти пятна? Строения... - с сомнением сказал Берг. Но тут же скомандовал пилоту смену направления движения, - Доверимся Вам, Алексей.
   Спустя несколько минут стало ясно, что Левшаков не ошибся...
   "Кашалот" на малой скорости и высоте сделал круг над строениями. Типичная дрейфующая полярная станция. Но только не современная, а годов так шестидесятых-семидесятых. И явно заброшенная. Ни тропок, ни цепочек следов... Ни человека, ни собаки, ни медведя... Никого. Небольшие сугробы чистого нетронутого снега в затишках. Метеобудка с весящей на одной петле дверцей. Сбоку - явно нерабочий бульдозер. "На базе ДТ-54. Старичок," - определил Чайка. Ещё какая-то мелкая рухлядь рядом. Топливные бочки, стоящие в несколько рядов. Несколько из них опрокинуты и раскатились в разные стоны - явно пустые. И шесть балкОв. Три хоть и старых, выцветших и давно потерявших свой изначальный яркий оранжевый цвет, но самых обычных. А последние три - очень, ну, очень странные. Срубы! На льдине! Полный сюрреализм!
   Алексею почему-то сразу привиделись словно кадры древнего беззвучного чёрно-белого кино: сани, запряжённые лохматыми низкорослыми саврасками и гружёные брёвнами где-то, в другом месте, срубленных и потом разобранных изб... кудлато-бородые мужики в зипунах... нет, по погоде - в тулупах, на ногах - валенки и такие, ну... домотканные полосатые штаны. На головах эти... как их... во! - треухи... За поясами топоры. В карманах - водка и закуска. С шутками-прибаутками разгружают сани, и венец за венцом собирают срубы... Для полярников на льдине... "Ага!... Да, ну, полный бред!" Что-то в этих трёх срубах не вязалось с пасконно-суконным "кино". А, вот, что! Видели вы когда-нибудь старую потемневшую от времени избу? Она же не равномерно тёмная, а где-то темней, где-то светлей, где - серая всех оттенков, где - почти коричневая, брёвна - в продольных трещинах, торцы брёвен - так и вовсе словно погрызенные, венцы нижние просевшие, а где и подгнившие, отчего стоит такая изба слегка, а часто и не слегка покосившись. Эти - нет! Не таковы. Брёвна словно оцилиндрованные, одно к одному, ровного тёмно-коричневого цвета. Всё строго параллельно-перпендикулярно. Новьё! Да, и общий стиль строений какой-то не русский, а словно западноевропейцы для условий Сибири пытались дом построить, исходя из своих теоретических представлений. И печных труб нет. Но надёжно сколочено. Немцы, должно быть, рубили-делали... Тут же перед мысленным взором младшего лейтенанта возникло другое "кино": пароход с жёлтыми бортами, красной надстройкой и чёрной трубой выгружает разобранные избы... или, вот, ещё лучше - грузовой самолёт с натовской розой ветров открывает аппарель - и оттуда снова избы, избы... "Фильм-пародия, одно слово... Что-то не пойму я никак об этих срубах ничего", - мысленно, но безнадёжно вздохнул Левшаков.
   - ... странная станция. А ещё скворечника не наблюдаю, - долетел до Алексея самый конец фразы Чайки. Невольно сорвался вопрос:
   - Какого скворечника?
   - Ну, как какого? Туалета, конечно. Нет его. Ни классического скворечника, ни снежного, как раньше на станциях делали. Вот, не верю, что он у них тут в каждом балкЕ имеется. А наружного - совсем нет. Что они "за угол" по нужде ходили? Морозили там себе... всё, что можно в таких случаях отморозить, - ответил Чайка, смягчая свою речь ради слушающей его Кати. И продолжил, - Больше всего мне это хозяйство декорации к фильму о доблестных полярниках-зимовщиках напоминает. В общем, я уверен, что ни одной живой души сейчас на этой станции нет: ни людей, ни зверей.
   - Резонно, - согласился Берг и тут же обратился к Левшакову, - Алексей, Ваша помощь требуется в выборе места для посадки. Знаю, у Вас есть опыт подготовки ледового аэродрома на Франца-Иосифа. Идёмте к пилотской кабине. С лётчиками посоветуемся.
   У раскрытой двери в пилотскую кабину Алексею, как он понял, был устроен очередной экзамен.
   Берг:
   - Что Вы думаете о возможности посадки вблизи этой станции?
   Алексей:
   - В непосредственной близости от строений не получится, так как станция явно расположена на айсберге, возвышающемся над общим уровнем паковых льдов на 4...5 метров. То есть под водой, согласно закону Архимеда, имеем метров 40...50 сплошного льда. Горизонтальные размеры айсберга, как мне показалось на первый взгляд, где-то метров с тысячу на 500...600. Верхняя поверхность айсберга явно неровная. Не сесть нам там. Но строения расположены не по центру айсберга, а с южного его края. Там от крайнего балка, - Алексей бросил взгляд в иллюминатор, - метров 200 всего до пакового льда. Вот, там, на ровном месте, и надо искать место для посадки.
   Берг, в глазах которого читался явный азарт экзаменатора, продолжил вопросы:
   - Почему Вы считаете, что это айсберг, а не ледник на твёрдом основании?
   Алексей:
   - Ну, для такого большого куска льда непосредственно здесь нет условий для образования. Сюда он мог только приплыть. Ближайший сухопутный ледник, с которого этот айсберг мог бы сползти, в километрах десяти к северу. Вон, его даже видно с нашей высоты. Вполне возможно, оттуда, или с соседнего глетчера, этот айсберг и сполз. В тёплое время года по более-менее открытой воде додрейфовал до этого места. А зимой его паковым и молодым льдом заякорило. Может, и несколько лет досюда добирался, если течения слабые. Но точно - не тридцать или сорок лет, как если бы судить по стилю и состоянию трёх стандартных балкОв. И древнему трактору. Не могу никак этот анахронизм объяснить.
   - Пока и не надо. Давайте лучше выберем направление посадки, то есть с ветром определимся, - сказал Берг, явно ожидая, чтобы, как было принято на флоте, сначала самый младший по званию высказался, а не более опытные в этом деле лётчики.
   Поняв, что экспресс-экзамен продолжается, Алексей ответил:
   - Судя по языкам видной кое-где слабой позёмки, ветер умеренный. То есть метров 6...8 в секунду, может быть - чуть меньше. По направлению ветер восточный-северо-восточный. Соответственно, садиться лучше, как я понимаю, именно в этом направлении, против ветра, то есть. Или, если найдём достаточно длинную посадочную площадку - то и в обратном, по ветру, можно.
   Тут вступил в разговор Иванцов, давно уже прислушивавшийся к "экзамену":
   - Командир, МладшОй насчёт силы и направления ветра правильно говорит, я по сносу машины прикинул. Так и есть. При таком ветре мы и перпендикулярно к нему сядем. Не проблема. Предлагаю подлететь поближе к месту, что лейтенант присоветовал. Посмотреть внимательно. Поискать.
   Собственно, искать особо и не пришлось. Ветер хоть и так себе, но сдул со льда, граничащего с айсбергом почти весь снег. Давно, видимо, дует. По внешнему виду льда Берг уверенно определил, что лёд не молодой, а настоящий многолетний паковый, метра 3...4 толщиной, как минимум. Самолёт точно выдержит. Здесь он уже Левшакова не пытал, надо было быстрее самолёт сажать, а не экзамены устраивать. Для уверенной посадки пилотам требовалось метров 110...120 ровного льда. Лучше - чуть больше. Они нашлись сразу же у края айсберга и дальше, в любом направлении. И на желательный восток-северо-восток тоже. Там для посадки и Ан-двенадцатого вполне длины и ширины полосы хватило бы.
   На минимальной скорости и высоте, которые только мог поддерживать Иванцов, никаких колдобин, трещин и, не дай, бог, полыней вроде бы не заметили. Но минимальная скорость - это, аж, 120...140 кэмэ в час. А высота - метров 15...20. Многого не углядишь. Осталось положиться на удачу. И на мастерство пилотов...
   Самолёт заходил на посадку. В кабине Иванцов что-то сказал Максу. А тот в микрофон объявил:
   - Дамы и господа! Прошу пристегнуть ремни, поднять спинки кресел и убрать откидные столики. Наш самолёт совершает посадку в аэропорту... Айсберг... И это... В общем, с богом!
   Алексей, пристегнувшись, взглянул на колени и руки сидящей напротив Державиной. Кажется, коленкам должно быть больно, так их стискивают. "Совсем, как сестрёнка Оля. Когда сильно волновалась", - и собственный страх Алексея почему-то мгновенно прошёл. Левшаков поднял глаза. И улыбнулся Кате. Державина с небольшой задержкой кивнула в ответ. Коленки "вздохнули" чуть свободней... "Есть касание. Катимся... Катимся... Ух, ты! - Тряхнуло капитально, просмотрели-таки колдобину... Небольшой снос хвоста в сторону... Медленней... Ещё медленней... Всё, приехали!"
   Валерий Палыч, выключив мотор, спросил Логинова:
   - Штурман, ты, что в бога веришь?
   - Ну, как тебе сказать, командир... Когда как, в общем... Чаще - нет... А сейчас, вот, верил, - смущённо почесал нос второй пилот.
   - Ты, что сомневался, что сядем? - пытал своего второго первый.
   - Умом-то - нет, конечно... Но, как-то... Ну, ты ж понимаешь - мы сейчас чёрт знает где... и когда... В чём угодно сомневаться начнёшь, - оправдывался Логинов.
   - Ладно, открывай дверь в салон, - смилостивился Иванцов. А по спине первого пилота стекала струйка холодного пота: "Хорошо, не видит никто", - подумал Валерий Палыч.
   В кабине уже готовили оружие. Собственно, Чайка уже давно достал, зарядил своего "Тигра-девятку"23) с оптическим прицелом и наблюдал через бинокль за строениями. Берг методично набивал второй магазин пистолета, а его заряженный "Тигр" уже стоял, прислонённый к стенке самолёта. Левшаков извлекал из упаковки свой и Катин карабины. Берг обратился к вышедшим из кабины лётчикам:
   - Всем зарядить оружие. Но ваша главная задача - быть готовым к срочному взлёту. Так что зря, наверное, заглушили мотор.
   - Командир, ещё минут 15 работы двигателя и мы уже никуда не взлетим, топливо закончится, - ответил Иванцов.
   - Добро, но будьте готовы в любой момент запустить его снова, - согласился Берг.
   Пора выпускать разведывательную партию. Понятно, что оба лётчика и врач отпадали, слишком ценные кадры. После недолгого и почти бессловесного совещания Берга и Чайки первый определил состав разведгруппы: Чайка и Левшаков.
   Главстаршина обстоятельно, глядя через глаза непосредственно в душу Алексея, внушал, почему-то повышая того в звании:
   - Лейтенант, ты главное - оружие своё держи на предохранителе. А палец в спусковую скобу не суй вообще. Просто держи карабин в руках. Вот, так. (Показал - как.) А стрелять, если что, буду я. Ты - на подхвате. Дверь, там, в сторону открыть, пока я под прицелом её держать буду. По сторонам смотреть, а то у меня на спине глаз нет.
   Берг, сидящий позади Левшакова, иронично-недоверчиво улыбнулся.
   - И пойми, мне напарник будет нужен. И не на раз. Вот, товарищ капитан третьего ранга мог бы. Но это не его дело. Он - командир. Так что я тобой зазря рисковать не собираюсь. А буду потихоньку натаскивать. И, вот, такой спокойный выход, как сейчас - самое лучшее начало для нашей с тобой будущей плодотворной работы. Я уверен, что нет там, на этой станции живых. Ни людей, ни зверюшек каких, - продолжался гипноз. Неторопливая речь главстаршины, льющаяся без пауз и рывков, мягкой, но неумолимой волной набегала на мозг Левшакова. И, как ни странно, Алексей начавший было волноваться, стал успокаиваться.
   - Так мы готовы, командир, - заметив положительные изменения в состоянии Алексея, доложил главстаршина.
   Распахнули дверь. Морозный свежий воздух рванулся в салон. "Где-то минус двадцать, влажность процентов пятьдесят, ну, и ветерок... Терпимо," - автоматически отметил Алексей, привыкший за месяцы, проведённые на Земле Франца-Иосифа, сверять свои ощущения с приборными измерениями и наловчившийся быть ходячей зимней метеостанцией.
   Станция встретила разведчиков тишиной: ни скрипа, ни шуршания, даже ветра не слышно... стих ветер... И ни одной тропки, ни единого следа. Что-то напрягало в этой картине. Чайка, подойдя к глухой стене одного из балкОв и, наказав Алексею смотреть по сторонам, сам стал внимательно осматривать основание балкА и лёд, на котором тот стоял. А Левшаков, тут же забыв о приказе главстаршины, как зачарованный следил за действиями своего напарника, автоматически отмечая в памяти действия старшего товарища. Вот, попытка подсунуть палец под полоз. Неудача. Затем палец главстаршины прошёлся вдоль полоза. Рукавица смахнула снег со льда. Ладонь погладила лёд. Раздалось удивлённо-недоверчивое "хм". Немного ошалевшие, но весёлые глаза Чайки поднялись на Левшакова:
   - Чудны дела твои... - произнёс главстаршина, - Потом, потом, лейтенант, объясню.
   Взмах руки Степана и напарники молча направились по часовой, в обход строений.
   Прошли мимо стоящей на отшибе метеобудки. Алексей не утерпел - заглянул в ставшее за несколько зимних месяцев хорошо знакомым её метеорологическое нутро. Всё целое и работоспособное: термометр показывал минус 21 по Цельсию, а гигрометр - 48 процентов влажности. "Ну, я так примерно и думал," - чуть самодовольно отметил Левшаков, - "Ветер, вот, только стих, чашки анемометра почти не шевелятся..." А мысль младшего лейтенанта потекла дальше: "Надо будет потом дверцу починить..." И Алексей ухмыльнулся, поняв, что уже считает метеобудку своей.
   Строения станции были установлены так, что пять строений: три балка и два странных сруба образовывали небольшую квадратную площадь со стороной в метров 15. Третий сруб стоял слегка на отшибе - на северо-востоке от прочих строений.
   Обход станции по кругу продолжался - и снова никаких следов пребывания здесь людей или животных. Девственно чисто. Если не считать бульдозера со вскрытыми потрохами двигателя. Некоторые его детали валялись на завернувшемся от ветра и подзанесённым снегом брезенте рядом с дэтэшкой. Словно вчера в движке копались. Даже пятна масла на брезенте выглядели совсем свежими. Но никаких следов людей... "Мистический триллер какой-то," - даже до неопытного в чтении следов Алексея стала доходить несообразность наблюдаемого натюрморта.
   Разведчики подошли к бочкам. Стараясь не греметь (хоть и явно нет никого, но шуметь почему-то не хотелось), попытались слегка качнуть их. С трудом получилось - бочки полнёхоньки оказались! Интересно, чем? Несколько бочек валялись в стороне. Явно пустые. А одна не совсем пустая оказалась - из неё немного натекло на лёд. Алексей макнул палец в лужицу, понюхал. Озвученный диагноз не подлежал сомнению:
   - Дизтопливо.
   Чайка согласно кивнул, а потом добавил:
   - Лейтенант, обрати внимание - лёд-то совсем соляркой не пропитался, словно совсем недавно пролилось. А люди где? Ой, странно это всё... Ладно, идём строения обследовать.
   Начали с самого крайнего здания, что стояло слегка на отшибе, в северо-восточном углу станции. Это был один из тех трёх странных срубов. Размер сруба в плане - метров шесть на восемь. Есть странность - окон нет у "избы". Но двери имеются. Даже две. Обе на узких стенах строения: на южной стороне - вполне обычная, хоть и весьма крепкая на вид дверь, а на северной стене - ворота почти во всю ширину стены. Обе двери закрыты на наружные квадратные в сечении деревянные засовы, больше похожие на брёвна среднего размера. Капитально, надёжно. И аккуратно. "Точно немецкая работа," - вновь подумалось Алексею.
станция на айсберге

Станция на айсберге

   Чайка тем временем, рассматривая угол сруба, произнёс:
   - Канадка.
   - Что "канадка"? - не понял Алексей.
   - Рубка "канадка", или "канадская чашка", если быть точнее, - пояснил главстаршина, - Потом объясню, чем она от простой "чашки"24) отличается.
   Но Алексея в этот момент уже не интересовало отличие двух способов рубки изб друг от друга. Он как зачарованный смотрел на торцы брёвен разных венцов. Смотрел, смотрел и не мог найти отличия в узоре годичных колец - все они выглядели, как точные копии одного и того же бревна. Даже мелкие трещинки на торцах повторялись один в один на каждом бревне! Главстаршина после того, как Левшаков указал ему на этих "однояйцевых близнецов25)", с уважением посмотрел на Алексея:
   - Ну, лейтенант! А ты - глазастый. Будет толк из... нашего партнёрства. А, вот, посмотри ещё на одну странность. Брёвна сруба только кажутся оцилиндрованными! А на самом деле они просто идеально цилиндрические от природы. Заболонь26) то полностью цела! Нигде её не повредили при рубке! И где они такие деревья-то нашли!?
   - Кто "они"? - не понял Алексей.
   - Как "кто"? Строители эти неведомые, чудесные... Хотел бы я на них посмотреть, на этих волшебников, - слегка задумчиво ответил Степан, - Ладно, лейтенант, оставим разгадку этих ребусов на потом. Займёмся вскрытием этого чуднОго домика.
   "Вскрытие" решили начать с ворот. Главстаршина сначала попытался что-то разглядеть через щели: с краю ворот, по центру... Ничего не разглядел - нет щелей! Констатировал:
   - Качественно сделано. Придётся так открывать. На авось. Лейтенант, тебе предстоит засов убрать пока я на прицеле ворота держать буду... Не бойся - в тебя не попаду, если что, - но тактично поднял ствол карабина пока Алексей с бревном засова корячился.
   Засов поддался неожиданно легко, так что Алексей не успел его подхватить. Гулко ударив краем по льду, несколько секунд брус вибрировал, подобно камертону, передавая колебания коробке сруба... Строение издало возмущённый "вопль", уложившийся в одну, но очень долгую (как показалось Левшакову) ноту. Чайка досадливо взглянул на напарника, но смолчал, давая понять Алексею, чтобы тот продолжал "вскрытие". Ещё десяток секунд - и засов вынут из второй петли и отброшен в сторону.
   - Так, теперь открывай, но держись за створкой. В проём не суйся, - скомандовал Чайка.
   Тяжеленная, словно из каменного дерева сработанная створка открылась легко и без скрипа. "Даже петли смазаны. Точно - новьё сруб," - нашёл ещё одно подтверждению своим подозрениям Алексей. А Чайка, направив ствол карабина в открывшийся проём, внимательно смотрел внутрь сруба. Его осторожно-спокойное лицо стало постепенно менять своё выражение - через лёгкое удивление к обрадованно-довольному, как у человека, нашедшего в старом пиджаке давным-давно забытую заначку. Но ствол карабина остался наведённым вглубь сруба. Не торопясь, главстаршина приблизился к проёму ворот и вошёл внутрь. Алексей услышал ещё несколько шагов Чайки внутри здания. Потом раздался Степанов голос:
   - Лейтенант, отбой! Заходи, полюбуйся на это богатство.
   Минут пять напарники разглядывали обнаруженное на складе добро: два дизельных электрогенератора на 12 киловатт каждый, парочка бензопил, компрессор для забивки баллонов аквалангов, хороший набор слесарного инструмента, в том числе и электрического. На полках стояли всевозможные жидкости и смазки для всего этого добра, в кассетных ящиках лежал аккуратно рассортированный разнообразный крепёж, у правой стены стоял слесарный верстак с тисками, небольшим заточным станком и обеспеченный электроосвещением рабочего места. "А, вот, сверлильного и токарного станочков нет... какой-то не досмотр со стороны... создателей склада," - подумалось Левшакову. В качестве приятного бонуса в дальнем углу стояло коробок десять с масляными электрообогревателями. Всё - отечественное, российское. И новое.
   Пока Алексей перебирал и перечислял обнаруженное, Чайка, прикрытый створкой ворот, наблюдал за обстановкой снаружи и в полглаза посматривал за левшаковским разгребанием сокровищ, с удовольствием кота, дорвавшегося до сметаны, ухмыляясь при очередном алексеевом восторженном сообщении о новой находке. Потом, решив, всё-таки, детальное исследование сокровищ оставить на потом, скомандовал: "Лейтенант, завершаем с этим складом. Идём к следующему срубу, а то мы никогда отсюда не выберемся." Напарники вышли на открытое место и по рации сообщили оставшимся в самолёте, что всё в порядке.
   Два следующих сруба, стоявших у восточного края станции параллельно друг другу. Оба сруба были направлены дверями внутрь группы строений, а воротами - наружу. И они тоже оказались складами. Второй сруб оказался доверху, почти до крыши забит всевозможным плотницко-столярным добром: инструментами, крепежом и главное - стройматериалами... Всевозможные пиломатериалы: обрезная доска, вагонка, брус, обналичка... А ещё фанера, древесностружечные плиты, теплоизоляционные материалы, плиты гипсокартона и металлические профили для его крепежа, несколько рулонов утеплённого линолиума... С трудом протиснувшись между этой горой и стеной, в дальнем правом углу сруба Алексей обнаружил полностью оборудованный столярный верстак. "Хм, и здесь не забыли рабочее место организовать. Только, вот, пока доберёшься до него или свалишь что-нибудь, или одежду изорвёшь об углы всякие. Не додумали неведомые создатели, не додумали... Но, всё равно, спасибо им сердечное за такие подарки," - разговаривал сам с собой Левшаков.
   А третий сруб оказался продовольственным складом! Чего только не было здесь: мука, сахар, крупы, сухари и сухофрукты (всё - мешками!), соления и копчёности мясные и рыбные, естественно, много мороженого мяса и рыбы, ящики с консервами мясными и рыбными, ящики с пакетами замороженных овощей и фруктов, на полках вдоль стен - крахмал, сублимированные продукты типа сухого картофельного пюре и тому подобного, огромные параллелепипеды сливочного масла в пергаменте, маслА растительные, уксус, кетчуп и просто томатная паста, майонез, соль, специи... Что-то напрягало Алексея в увиденном, но он не мог понять, что именно. Немного постоял, пытаясь понять причину своего какого-то недоумения. Так и не сообразил. И продолжил осмотр. Далее на полках лежали сладости - в основном шоколад, конфеты, всевозможные орехи и сушёные ягоды в пакетах. И всё, что уже привычно и неудивительно, отечественное, российское. А в правом дальнем углу вместо верстака обнаружился небольшой, но серьёзный склад медикаментов, не портящихся при отрицательных температурах. "Ну, здесь Кате надо разбираться," - подумал Левшаков и не стал внимательно изучать обнаруженную аптеку. При этом в глаза бросился очень большой запас витамина C. А в качестве завершающего аккорда Левшаков обнаружил стоящие совсем, уж, в углу пять трёхлитровых бутылей с этиловым спиртом. Открыв одну четверть27) и принюхавшись к содержимому, Алексей с невольным уважением подумал: "Молодцы, создатели, не забыли нас грешных! Ну, да, это ж медпрепаратат... обезвреживать, там... обезболивать... и релаксант психологический, ага... Думаю, мы найдём ему достойное применение. Если Катя всё себе не заберёт... Так, ну-ка, заначу я эту самую лишнюю, пятую четверть. Мужики спасибо скажут... Эх, нет, не могу! Не правильно это," - и Алексей со вздохом поставил бутыль на место.
   После третьего сруба главстаршина решил сменить направление обхода трёх оставшихся зданий - старых потрёпанных жизнью балкОв, против часовой пошла пара разведчиков. Двери всех трёх балков были обращены на квадратную площадку, образованную строениями. Посреди маленькой площади лежал поваленный флагшток без флага. Порванные стальные тросики растяжек, свернувшиеся кольцами, лежали на льду едва присыпанные снегом. Тёмные мутные окошки балков подслеповато, грустно-покинуто смотрели на разведчиков. Эти три выцветших домика почему-то напоминали какую-то брошенную деревню в Нечернозёмье... Молодёжь давно уехала вся, а старики переселились на погост. Вот, и стоят пустые брошенные дома, зарастая бурьяном или заносимые снегом, врастая в землю или в лёд, разрушаясь без присмотра и ухода... Безысходность и тоска... Совсем, совсем другие чувства возникали при осмотре срубов-складов.
   Начали с северного балка. Главстаршина сменил оружие: карабин закинут за спину, извлечён пистолет. Алексей, оставаясь за дверью и чуть в стороне, открывает её ("Уф! Ну, и скрип!"). В конце движения створки ломается нижняя петля, и край двери больно бьёт Левшакова по голени. "Ай! Зараза блинская!" - про себя выругался младший лейтенант. Взгляду Чайки открылся тёмный короткий коридорчик с каким-то ящиком, стоящим у стены. На левой стороне коридорчика дверь. И на правой - дверь. Левая чуть приоткрыта и даже с "улицы" видна кровать, стоящая у внешней стены... В общем, пустой оказался балок. Никаких складов, только 4 кровати: 2 в левом отсеке и 2 - в правом. Только в правом - почему-то разобранные. А ещё по столу, по 2 стула, по шкафу и тумбочке. На стенах - книжные полки. И никаких личных вещей. Только в одной из тумбочек нашли старое заржавленное лезвие от безопасной бритвы "Нева". Алексей, не знакомый с этими изделиями советской лёгкой промышленности, сначала даже не понял, что это. Главсташина объяснил, добавив больше для себя: "Какой-то анахронизм. Всё чудесатее и чудесатее..." Да, ещё один забавный нюанс - в правом отсеке над одной из кроватей висел плакат. Немного выцветший, но с вполне различимым рисунком. С плаката радостно приветствовал трудящихся генеральный секретарь КПСС Леонид Ильич Брежнев. Какой-то шутник к красовавшимся на пиджаке генсека двум звёздам Героя СССР и одной звезде Героя социалистического труда приклеил ещё две бумажные звезды Героя Союза. Дополнительные звёздочки не поместились на пиджаке и поэтому были прилеплены уже на рукаве. А ещё правее на плакате читалась надпись, сделанная шариковой ручкой: "Лучше, конечно, пять звёздочек!"28).
   - Интересно, интересно... Можно даже год вычислить, когда станцию бросили. По количеству звёздочек, - выдал соображение Чайка.
   А в ящике, что в коридорчике стоял, обнаружилась пара унт. Новеньких. Ни разу не надёванных. "О! 45-ый размер. Как раз мой... Как знал кто," - прокомментировал находку главстаршина.
   Западный балок конструктивно оказался почти полной копией северного. Но, вот, содержанием отсеков отличался. В левом отсеке явно размещался медпункт. Но никаких лекарств, кроме пыльной упаковки ваты и бутылька йода в аптечке не обнаружилось. Вместо кроватей стоял топчан вполне медицинского вида, с подломленной ножкой. Кроме того, присутствовал стол, стул, шкаф, пара тумбочек и книжные полки на стенах. А правый отсек был кабинетом начальника станции: письменный стол в стиле середины 70-х годов, какой-то не серьёзный по сравнению со столом стул, книжный шкаф и самая внушительная вещь - серый почти в рост человека сейф в углу. К великому удивлению разведчиков в ящике стола обнаружился ключ! Но в самом сейфе, кроме непочатой упаковки чистой, но какой-то жёлтой тонкой бумаги (явно не для лазерного принтера!), ничего не обнаружилось. На стене напротив стола красовался портрет вождя мирового пролетариата, с лукавым прищуром присматривающим за разведчиками из-за треснувшего стекла. А сбоку от стола - висела несколько пошарпанная, подвыцветшая карта Арктики. Но, как ни рассматривали напарники эту карту, они так и не нашли ни одной пометки о расположении станции, ни одной надписи, ни одного булавочного прокола от флажка, ни одной, даже самой тонкой карандашной линии... Ни-че-го! "Так и не понятно, где мы. Явно не рабочая карта," - простодушно озвучил свои мысли Левшаков. Чайка лишь хмыкнул в ответ.
   Напарники ждали, что и третий, южный балок окажется копией двух предыдущих. Но к удивлению - ошиблись. В балке не было ни коридора, ни отдельных отсеков. Сразу за дверью - небольшой тамбур, из которого открывался проход в одно большое внутреннее помещение балка. Едва заглянув в него, Чайка сообщил:
   - Кают-компания, - и повернув голову налево, добавил, - совмещённая с камбузом. Лейтенант, заходи.
   В правой, кают-компанейской части балка стоял большой стол, способный разместить около себя человек 10-12, вокруг стола буквой П стояли лежаки, переделанные в некое подобие диванчиков (даже мягкие, обитые кожзамом спинки были приделаны прямо к стенам) и три сильно побитых жизнью стула с частично протершейся обивкой. В левой части балка располагались электроплита, водогрейный котёл, ещё один котел (видимо для получения холодной воды из снега или льда), мойка со сливом в простое оцинкованное ведро, на стенах висели кондового вида полки для продуктов, пара ларей стояли прямо на полу, а на разделочно-кухонном столе маленьким мегалитом гордо торчала вскрытая пачка соли крупного помола. "Интересно, что они тут засаливали?" - подумал Алексей, вспомнив, что дома мама с бабушкой именно такой грубой солью пользовались для засолки капусты. (Позже в одном из навесных шкафчиков обнаружился ещё один нежданный подарок - кирпичик прессованного чая, известный в советские времена под народным названием "Пыль грузинских дорог".) В средней части стены, противоположной входу, прямо напротив выхода из тамбура солнечно светилось небольшое окошко, где-то с полметра в высоту (не больше) и сантиметров 60-70 в ширину. Под окошком была приделана полка, покрытая простой клеёнкой с незамысловатым рисунком. На полке - полтора десятка эмалированных кружек и литровая стеклянная банка с соответствующим количеством стальных столовых ложек. Слева от окна на стенке была приделана цветная картинка из какого-то журнала - девушка в старинном платье и чепце, несущая на подносике какое-то питьё.
   - Любители прекрасного здесь обитали, - заявил главстаршина.
   - Почему это? - не понял Алексей.
   - А потому, что эта репродукция - и главстаршина ткнул пальцем в картинку, -фрагмент картины швейцарского художника семнадцатого века Жана Этьена Лиотара "Прекрасная шоколадница". Вот, потому и прекрасного... поклонники.
   Алексей не успел подхватить медленно отпадающую челюсть. Главстаршина слегка снисходительно улыбнувшись, продолжил:
   - А ты думал, я только в макаронах по-флотски разбираюсь? Между прочим, в детстве художественную школу закончил параллельно обычной. Ну, ладно, хватит хвастаться. Смотрим дальше.
   Справа от центрального окна - книжная полка. На ней - всего две книги. На переднем плане - аккуратный томик в красном переплёте. На переплёте - почти непонятное Алексею название: "Материалы XXV съезда КПСС". 1976 год. "О, ещё одна реальная временная зацепка," - Левшаков раскрыл наугад томик, полистал, едва улавливая смысл бросившихся в глаза слов, фраз и речей давным-давно умерших коммунистических вождей. Палой листвой разлетелись по балку многочисленные пожелтевшие от времени закладки. И томик вернулся на свою полку, как крейсер "Аврора" - на свою вечную стоянку после капремонта.
   Вторая книжка оказалась художественной - Олег Куваев, "Территория". Простенький светло-серый тканевый переплёт с изображением ласточки рядом с названием книги. Алексей посмотрел выходные данные на первой странице: Москва, издательство "Современник", 1975 год. ("Не читал. Но зато с погрешностью плюс-минус год время, остановившееся на станции, выясняется...") Пролистал несколько страниц и в глаза бросился заголовок: "Примечания к маршруту". ("Интересно, интересно... В книге тоже какой-то маршрут имеется".) Взгляд быстро пробежал до низа страницы и остановился на предложении, подчёркнутом чьим-то твёрдым ногтем. "А, вот, и ответ..." - с удивительным спокойствием подумал Алексей. Выделенный неведомым читателем кусок текста гласил: "...Вы полетите туда самолётом... Когда же вам надоест почти сутки сидеть в самолётном кресле... рейс ваш окончится не на той планете, с которой начался."
  
   Комментарии к главе 2:
  
   10 - Миллион на миллион - видимость более 10 км.
   11 - Блудила - наименование на авиационном жаргоне штурмана.
   12 - Мряка с молоком - туман с осадками (авиажаргон).
   13 - Горилка - авиакеросин, топливо для турбовинтовых двигателей (авиажаргон).
   14 - Кизяк - плохая погода (авиажаргон).
   15 - SK - на международном радиожаргоне означает "конец связи", "Stop Keying".
   16 - EE - конец связи (радиожаргон).
   17 - GL - пожелание удачи на радиожаргоне ("Good Luck").
   18 - Магнитное склонение - отклонение направления на географический полюс от направления на полюс магнитный. Как известно, эти полюса не совпадают. Восточным (или положительным) склонением называют ситуацию, когда магнитная стрелка отклоняется к востоку от направления на географический полюс, западным (или отрицательным) - соответственно, ситуацию противоположную. В средних и низких широтах магнитное склонение, как правило, не превышает 15...20 градусов по абсолютной величине. Исключения составляют только районы магнитных аномалий. В высоких широтах магнитное склонение может быть, фактически, каким угодно: от -180 градусов до + 180, но в каждом месте своё, фиксированное.
   19 - Современный климат южного морского побережья Гренландии отличается от арктической пустыни. На крайнем юге встречаются берёзовое криволесье, заросли рябины, ольхи, ивы и можжевельника, а также осоковые и злаково-разнотравные луга. А в Средние Века викинги даже практиковали там скотоводство.
   20 - Электрическое "правило левой руки" определяет направление силы, действующей на проводник с током.
   21 - Правило поведения в лабиринтах, когда надо непрерывно держаться рукой (в темноте) или глазами за одну из стен коридора. Не важно - левой или правой. Но для правшей, естественно, удобнее руку использовать левую, оставляя правую, рабочую руку свободной.
   22 - Шутливое ресторанное "правило левой руки", когда посетитель из желания сэкономить деньги левой рукой закрывает названия блюд и выбирает самые дешёвые из списка. В противоположность этому существует "правило правой руки", когда посетитель, чтоб его не смущали цены, закрывает их правой рукой и выбирает самые понравившиеся или самые любимые блюда.
   23 - Охотничий карабин "Тигр" создан на основе снайперской винтовки Драгунова (СВД). Существуют несколько вариантов этого карабина под разные патроны, начиная от стандартного российского патрона 7,62х54, применявшегося ещё для винтовки Мосина, до варианта "Тигр-9" под усиленный патрон калибра 9,3х64, предназначенного для крупного зверя.
   24 - Чашка - способ укладки брёвен в срубе, когда брёвна кладутся друг на друга с выступающими концами. Другое название способа - "в обло". Различают простую "чашку", "норвежскую" (или "лафет") и "канадскую". Считается, что последняя обеспечивает наиболее теплосберегающие свойства сруба. Помимо способа укладки брёвен "в чашку" существует способ укладки "в лапу" (другое название - "в зуб"), когда брёвна кладутся друг на друга без выступающих концов.
   25 - Однояйцевые близнецы - близнецы, родившиеся из одной оплодотворённой яйцеклетки. Являются генетическими копиями друг друга, что, как правило, проявляется и во внешней почти полной идентичности.
   26 - Заболонь - наружный, менее плотный слой древесины, лежащий непосредственно под корой. При оцилиндровке брёвен заболонь неизбежно повреждается, частично снимается с бревна.
   27 - Четверть - стеклянная бутыль в одну четвертую часть 12-тилитрового ведра, то есть, как раз, 3 литра.
   28 - Фраза о коньяках из популярной кинокомедии Э. Рязанова "Карнавальная ночь" (1956).
   В 1976 году генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу, имевшему на тот момент Звезду Героя социалистического труда (1961) и Звезду Героя СССР (1966), была вручена ещё одна Звезда Героя СССР. Ещё две Звезды Героя СССР ему были вручены в 1978 и 1981 году, соответственно. Так что плакат относится к временному интервалу от 1976 до 1978 года.
  

Глава 3. "Встал поутру, умылся, привел себя в порядок - и сразу же приведи в порядок свою планету"29)

   Дата: неизвестна.
   Координаты: где-то между 60 и 70 градусами с.ш., долгота неизвестна.
  
   В соседнем кубрике мерно тарахтел дизель. Парочка масляных радиаторов вполне уверенно согревала помещение, в котором сидели шестеро. За маленьким окошком царила ночь, тёмная, совсем не по полярному стремительно навалившаяся на станцию, на айсберг, на кусок планеты. Какой-то непонятной планеты... Когда пару часов назад в быстро темнеющем небе путешественники разглядели такие знакомые созвездия северного полушария Земли и когда над горизонтом взошла родная Луна, с извечной печалью взирающей на подлунный мир, все, уже привыкшие к мысли о своём попаданстве на другую планету, испытали некие разброд и шатания в мыслях и чувствах: и вновь проснувшаяся надежда, и полное недоумение. А куда же цивилизация подевалась? Хотя бы в виде живого радиоэфира, судов в море, инверсионных следов самолётов в небе? Где это всё?
   Смущённые, ошарашенные люди, но вновь ощутившие хлипкую надежду и вроде бы Землю под ногами, не чувствуя ни холода, ни вновь поднявшегося ветра, растерянно смотрели в небо над головами. Минута за минутой, переступая с ноги на ногу, пытаясь привести в непротиворечивое согласие то, что видели сейчас и то, что узнали до этого днём... И только, когда Берг произнёс спокойным, ровным голосом: "Мы должны обсудить создавшуюся ситуацию. И лучше это нам сделать в тепле," - только тогда все словно по команде развернулись и по одному зашли в балок, выбранный для первой ночёвки.
   Днём, пока не стемнело, мужская часть команды быстро, почти лихорадочно таскала вещи из самолёта на станцию, расчаливала найденным в одном из складов тросом самолёт, перетаскивала один из дизель-генераторов со склада в выбранный для первой ночёвки балок, устраивала там подвод воздуха и отвод отработанных газов. Потом проверяли электросеть в балке, запускали генератор, подключали освещение и электрообогреватели... Державина в это время проводила ревизию обнаруженных продуктов и медикаментов, наводила в балке относительный порядок, а также взяла на себя готовку, точнее - простой разогрев на походном примусе, найденном среди прочего в "продовольственном" срубе, первого, очень немудрёного ужина...
   Ближайшую ночь было решено провести всем вместе, в правом кубрике одного из старых обычных балков - того, что осмотрели первым из трёх. На всякий случай изнутри забарикадировали дверь в балок и по-быстрому соорудили засов на дверь спального кубрика. Из кубрика вынесли занимающие много места две разобранные кровати (они оказались сломанными) и стол. На пол размотали несколько рулонов найденного в "столярно-плотницком" складе поролона. На поролоновые маты постелили собственные спальники. Левшаков молча вознес хвалу требованию Берга везти личные вещи исключительно с собой, а не отправлять раньше и не оставлять на последний рейс. Хороши бы они сейчас были...
   Посреди тёмной ночи на макушке айсберга в непонятно откуда взявшемся, но вполне земном старом балке сидели шестеро... Сидели, по-турецки скрестив ноги, вокруг клеёнчатой скатерти с немудрёной едой на ней. На скатерти стояли принесённые из кают-компанейского балка шесть эмалированных мисок и кружек, лежали штампованные из нержавейки ложки. Последним приветом из прошлой жизни был нарезанный тонкими ломтями хлеб, испечённый ещё на СП-40 и в последнюю минуту перед взлётом запихнутый станционным поваром прямо в руки Державиной. В мисках исходила паром перловая уже из местных запасов каша с мясом, а кружки холодили руки разведенным спиртом. Катерина, без тени сомнений, не принимая ни чьих возражений (хотя Макс и пытался оспорить это её решение), реквизировала для медицинских целей все пять обнаруженных Левшаковым бутылей со спиртом. Но так же без всяких просьб, намёков и приказов сама же приготовила привычный всем русским людям антидепрессант, разбавив этанол водой в точном соответствии с рекомендациями Менделеева: четыре части к шести. После чего с аптекарской точностью отмерила по 100 миллилитров эрзац-водки всем присутствующим, в том числе и себе. Бергу только сказала: "Я как медик утверждаю - так надо, товарищ капитан третьего ранга." Но он и не возражал. Никаких весёлых тостов не последовало. Звякнули сдвигаемые кружки, кто-то (кажется Макс) как-то неуверенно сказал: "Будем здоровы..." и дальше всё было выпито и съедено в полном молчании...
   Дождавшись, когда самый неторопливый едок закончит трапезу, Берг сказал:
   - Ну, что, товарищи, обсудим сложившуюся ситуацию. У кого какие идеи появились в связи с тем, что наблюдали только что в небе и того, что мы видели, а точнее - не видели на поверхности этой планеты и не слышали в эфире? Начнём, пожалуй, с Вас, Алексей.
   - У меня, конечно, в голове полный разброд и шатание, но я почему-то не верю, что это Земля. Верней, что это наша Земля. Может какой-то параллельный мир? - сказал Левшаков и сам смутился фантастичности своего предположения. Начитался, мол, художественной литературы.
   - Не, МладшОй, ты совсем, уж, в беллетристику то не впадай! Ну, какие такие параллельные миры, вселенные!? Ты, что сам-то в это веришь!? - эмоционально возразил Левшакову его вечный визави и насмешник Логинов, - Ты, видать, "Звёздных врат" пересмотрел малость.
   - Я, так понимаю, Вы не поддерживаете гипотезу Левшакова? - сбил вопросом агрессивный напор Логинова Берг.
   - Конечно, не верю! Бред это полный! - упорствовал Максим.
   - Тогда, какова Ваша версия произошедшего?
   - Может быть, мы в прошлое попали? Глубокое прошлое. Вот и молчит эфир. Вот и рыболовов-зверобоев в море не видели. И самолётов в небе, - выдвинул не менее фантастическую гипотезу Логинов.
   - И насколько времени назад, как Вы предполагаете, мы попали?
   - Ну, судя по тому, что как Вы сами, товарищ капитан третьего ранга, определили, что находимся мы между шестидесятым и семидесятым меридианом и наблюдаем тут могучий ледник, совсем не похожий на Гренландский... по крайней мере, на тот, что был в наше время, то попали мы в ледниковую эпоху, когда весь север нашего полушария был под подобным наблюдавшемуся нами днём ледником. Великим Ледником! Я, к сожалению, не помню, когда последнее оледенение закончилось. Как-то не думал, что это знание мне когда-нибудь понадобится, - высказал своё предположение Логинов.
   - Я тебе скажу, штурман, когда, - вступил в разговор Иванцов, - Последний ледниковый период закончился двенадцать тысяч лет назад. Плюс-минус пара тысяч лет туда-сюда. Повторюсь - двенадцать тысяч лет назад. А длился он примерно сто тысяч лет! Ты не ослышался - именно, что сто тысяч. И ты, как штурман, вроде бы должен знать, что за это время рисунок созвездий должен существенно измениться30)! А мы полчаса назад видели точь-в-точь родимые созвездия: Большую Медведицу и Малую, Кассиопею... Такими, какими привыкли видеть их с детства. Ну, разве что, если только не в самый конец ледникового периода мы попали. Но уверяю тебя, штурман, что и тогда бы я заметил отличия рисунка созвездий от привычного. У меня, знаешь ли, как у лётчика-истребителя... бывшего, - тут у Иванцова на миг несколько скривилось лицо, - очень хорошая зрительная память. И глазомер. Так что не в прошлом мы. А в самом что ни на есть настоящем. Так что я поддерживаю предположение МладшОго. Мы в какой-то параллельной Вселенной. Только Земля здесь какая-то странная. Безлюдная очень. Вот этого я понять не могу.
   - Полностью поддерживаю мнение товарища лейтенанта, - Чайка снова повысил Левшакова в звании, - и соображения товарища капитана. Я тоже знаю об изменении формы созвездий за тысячи лет. Даже рисунок Большой Медведицы, какой он был пятьдесят тысяч лет назад, каким его астрономы вычислили, запомнил, когда случайно на эту информацию в сети наткнулся. И, кстати, когда мы на звёзды смотрели, его вспомнил и примерил к тому, что видел. Так, вот, совсем увиденное на него не похоже. Вполне современный рисунок наблюдался. Не в прошлом мы. Тогда, получается, что не временной, а пространственный скачок мы совершили. И я имею в виду не перемещение из высоких широт ближе к средним, а переход в другую Вселенную. И мне, как практичному человеку, более интересно, есть здесь люди или нет. Первое несёт в себе самые разнообразные риски, а второе - вовсе печально.
   - А Вы, Екатерина Алексеевна, что думаете по этому поводу? - спросил молчавшую до того Державину Берг.
   - А? Что? Извините, задумалась, - сначала растерялась капитан медслужбы, но, быстро сообразив, о чём её спрашивают, ответила, - Меня во всём, что с нами случилось, более всего интересуют практические вопросы. Есть здесь люди или нет? Много их или мало? Каков уровень их развития? Что нам делать, чтобы их найти? Как ужиться с ними? И сможем ли мы когда-нибудь вернуться обратно? Очень хотелось бы... А то, в прошлом мы или в параллельном мире каком, мне кажется делом второстепенным. Хотя лично я не могу выбрать ни тот, ни другой вариант. А Вы сами, что думаете, Александр Владимирович?
   - Мне более близка точка зрения Левшакова. Но и у гипотезы Логинова есть свои резоны. Но, в целом, Вы, Екатерина Алексеевна правы. Правы, в смысле тех вопросов, что лично Вас интересуют больше всего. Это и для нас всех, пожалуй, самые главные вопросы. Но, вот, способ, которым мы будем пытаться на них ответить, сильно зависит от того, где мы. Или когда. Например, если прав Логинов, и мы попали в ледниковую эпоху на нашей Земле... подчеркну - на нашей Земле, то фактически единственное место, удовлетворяющее диапазону широт нашего расположения, и чтобы кромка льдов была относительно недалеко от покровного ледника, находилось в Атлантике, у южных берегов Гренландии и Исландии. При этом тогдашний Гольфстрим тёк вдоль края плавучих льдов с запада на восток. В этом же направлении и нам тогда предстоит двигаться тем или иным способом. Каким - обсудим потом. Причём нам предстоит пройти, проплыть или пролететь до ближайшей суши, пригодной для жизни, от двух до четырёх тысяч километров. И земля эта - северо-запад современной Франции и суша, существовавшая тогда на месте пролива Ла-Манш. Если же правы сторонники параллельной Вселенной, к коим и себя причисляю, то наша задача становится совсем нетривиальной, поскольку география этой Земли и вовсе неизвестна. Хотя, наблюдая привычные пятна на Луне, можно предположить, что и планета выглядит привычно. Но это - всего лишь гипотеза. Добавлю также, что концепция множественности Вселенных не есть собственность лишь писателей-фантастов, её всерьёз обсуждают физики31). А эти люди, не взирая на всю заумность и запредельную математику их теорий, являются сугубыми практиками. И, просто так, говоря словами Ньютона, гипотез не измышляют. Значит, зачем-то эти параллельные Вселенные физикам понадобились из каких-то их, физиков практических нужд. Нам же, исходя из всего сказанного, необходимо в кратчайшее время определиться с тем попали мы в ледниковое прошлое Земли или в параллельную Вселенную. Поэтому прошу Вас, Максим Стефанович, к задаче обсервации отнестись самым серьёзным образом. Нам очень важны её результаты. На первом этапе можете исходить из близости или даже равенства геометрических и орбитальных параметров планеты земным. Эта гипотеза выглядит вполне уместной.
   - Есть, товарищ капитан третьего ранга, - по-уставному ответил Логинов.
   Далее Берг объявил, что вахтенная служба в связи с попаданием что в прошлое, что в параллельную Вселенную не отменяется, а по причине того, что местное астрономическое время остаётся почти не определённым, то пока будем считать, что полночь наступила вот сейчас, сразу после этой дискуссии. Потом переглянулся с главстаршиной, после чего тот сказал: "Ну, что ж. Собачья вахта32) - моя." Следующая вахта была поручена Левшакову. Похоже, Берг всерьёз решил сделать его напарником главстаршины. Затем Берг приказал: "Без оружия любое перемещение вне строений запрещаю. Категорически. Причём, я имею ввиду карабины, а не пистолеты. Вас, товарищ капитан медицинской службы, это тоже касается." И был объявлен отбой. Уснуть, правда, сразу никто не смог. Ворочались в своих спальниках, устраиваясь поудобнее... Но только мысли тревожные в головах и нервный напряг прошедшего дня не давали никому покоя... Как ни странно, первым засопел Левшаков, на что Макс прошептал: "Не, ну и нервы у МладшОго! Всё ему нипочём. Аж, завидки берут." На самом деле Алексей мандражировал даже по более всех прочих (ну, может быть, только Державина нервничала сильней), но именно из-за этого на него несколько сильнее, чем на остальных и подействовало выпитое. Вот, и уснул первым. Потом, свернувшись клубочком, уснула Державина, уткнувшись во сне головой в плечо Берга...
   Постепенно успокоились все - кубрик наполнился звуками мирного дыхания спящих. Чайка, взглянув ещё раз на тёмный прямоугольник оконца, сквозь которое были видны яркие звёзды, тихо переместился на ящик в коридор - там холоднее и в сон сильно тянуть не будет...
   Через четыре часа Алексей был разбужен главстаршиной и, обняв карабин, занял своё место на ящике в коридоре балка.
   От недосыпа и нервного возбуждения Алексея била дрожь, так что никаких проблем с засыпанием на посту не возникло. Первые полчаса вместе с ним просидел Чайка, якобы не спалось ему... Но потом, оценив возбуждённо-тревожное состояние младшего лейтенанта, главстаршина спокойно отправился спать. В общем, никаких реальных опасностей, кроме тревожных ожиданий, первая ночь на планете не принесла...
   Утро началось с завтрака остатками каши и поднятия флага над станцией: короткая шеренга одетых в гражданское людей и поднимающийся на восстановленном флагштоке российский триколор. Северо-восточный ветер энергично развернул небольшое полотнище и на верхней белой полосе флага прочиталась надпись: "СП-40 бис". Все замерли на несколько мгновений по стойке смирно, привычно отдавая честь государству, поддержки и защиты которого они так неожиданно лишились, потеряв его то ли во времени, то ли в пространстве. Но сам вид флага, чувство плеча стоящих в одном строю товарищей и эта самая привычность процедуры вселяли какую-то иррациональную надежду на то, что они выкарабкаются, выберутся, доберутся до своих... И лучше пока не думать о том, кто такие эти "свои", где они эти "свои"?... Или когда? "Русские своих не бросают," - почему-то всплыла в голове Алексея заезженная фраза. Хотя он знал, что бросают... Ещё как бросают... Но ему, как и всем, стоящим рядом с ним, так хотелось верить в чудо! А потом Берг вышел перед строем и, словно прочитав мысли всех присутствующих, сказал только одну фразу: "Там, где мы, там - Россия." Затем, помолчав пару секунд, продолжил: "Обсуждение результатов разведки, наблюдений, инвентаризации обнаруженного на станции имущества и наших соображений по этому поводу назначаю на вечер, после ужина, который мы уже должны провести в кают-компании." А закончил совсем, уж, привычно: "Вольно. Разойдись."
   Так начался день первый на станции под названием "СП-40 бис". До этого три старых балка, три странных сруба-склада, древний бульдозер и топливный склад с метеобудкой не были станцией, а были просто чем-то разрозненно, всё само по себе и хоть и рядом, но, всё равно, поодиночке стоящим на айсберге. Теперь же, когда над маленькой центральной площадью был поднят флаг с названием, эти отдельные строения приобрели совсем другой смысл - станция начала своё существование. Пусть даже не там, где ожидалось. "Да, вот, уж, не думал, что "бисовка" наша не в Северном Ледовитом океане окажется, а на другой планете. Или даже в другой Вселенной. Космонавт я, оказывается," - невольно подумал Левшаков, ещё раз взглянув на флаг с названием станции.
   Как уже было написано выше, день первый начался. И начался он с небольшого открытия. Логинов, как и обещал Бергу, решил начать обсервацию их географического положения на планете, то есть определить широту. О долготе во вновь открывшихся обстоятельствах речи не шло. Нулевой меридиан - условность, продукт договорённости людей. И на планете, на которой не известно, есть ли ещё люди, кроме них, нулевой меридиан никакого особого смысла не имеет. Поэтому вполне возможно нынешнюю долготу станции и принять за нулевую. Ничего от этого не изменится! По крайней мере, пока не выяснится, есть ли, вообще, ещё люди на планете и есть ли здесь какой-нибудь конвенциональный, общепринятый нулевой меридиан. Итак, проблема долготы снята в связи с её полной бессмысленностью. Но зато теперь необходимо определить длительность суток на планете, научиться определять текущее время, точно сориентироваться по сторонам света и узнать местное магнитное склонение. И хотя Берг предложил в качестве начального приближения считать параметры планеты, равными земным, но неплохо бы поточнее узнать диаметр планеты, наклон её оси к плоскости эклиптики, время года, длительность этого самого года, расстояние до Солнца... "Сплошная астрономия, а не география," - ворчал себе под нос Макс, невольно оглядывая белое ледяное безмолвие вокруг станции. Макс после отбоя не мог, не взирая на усталость, долго уснуть - всё в голове аргумента "за" и "против" попадания в прошлое вертел. В итоге, нехотя ему пришлось признать, что гипотеза параллельной Вселенной выглядит более убедительной. На этом успокоился и уснул. А утром и вовсе не сомневался в попадании в другую Вселенную. Видимо, за ночь эта мысль вполне адаптировалась и освоилась в его мозгу... "Да! А ещё надо бы ускорение свободного падения на этой планете оценить. Хотя самолёт нормально летел, ничего странного при полёте мы не заметили. Да, и по собственным ощущениям здесь, как на нашей Земле - ни тяжелее, ни легче," - размышлял Логинов. Приборов Максу для всех этих измерений не хватало - ну, как-то не водится в современных самолётах ни секстантов, ни, тем более, ещё более древних квадрантов, астролябий и армиллярных сфер. А ещё ему надо было найти достаточно большую горизонтальную площадку для наблюдений. Как её найти без уровня? Пришлось идти на склады. Разбираться с тем, что можно сделать из наличествующего там добра.
   В слесарно-дизельно-электрическом складе, уже приобретшим название "склад N1", вовсю шла работа по инвентаризации имущества. В нём плотно хозяйничали непосредственно Берг с Иванцовым. Левшаков гремел чем-то в столярно-плотницком срубе ("склад N2"), а Катя на складе N3 детально разбиралась с доставшейся ей аптекой и с продовольствием, чем вызвала некоторую невысказанную ревность у главстаршины. В это время сам Чайка взял на себя караульно-наблюдательную службу, обходя станцию по кругу и внимательно приглядывая, в том числе и за самолётом, стоящем в трёх сотнях метров к юго-востоку от ближайшего сруба станции.
   При своём появлении на складе N1 Логинов сразу же получил первый приказ от своего непосредственного начальника Иванцова:
   - Макс, мы тут настоящие нивелир и гиротеодолит33) нашли. И нивелирную рейку к ним. Думаю, пригодятся тебе в твоих обсервациях. Там, в упаковках, инструкции к ним имеются. До обеда у тебя приказ изучить инструкцию... к нивелиру. Он, вроде, попроще будет... А после обеда начать применять прибор на практике. А завтра - с гиротеодолитом разобраться по той же схеме. И это... не слышу ответа "Есть".
   - Есть, командир, - и Логинов, перетащив коробки с приборами в тепло балка, хотел было приняться за изучение инструкций. Но тут из столярного склада вынырнул Левшаков, державший в руках несколько деревянных реек и переносной ящик со столярным инструментом. Из ящика, кроме всего прочего, торчал обычный столярно-плотницкий уровень.
   - МладшОй! Стой, раз, два! Вот эта штуковина мне как раз и нужна, - радостно возопил Логинов, - Слушай, Лёш, ты куда направился?
   - Метеобудку чинить. Дверцу её, точнее. Ну, и ещё там разное, - ответил Левшаков.
   - А на фига там тебе уровень? Лучше дай мне его. Очень надо площадку ровную, горизонтальную для обсервации найти.
   - Да, на, бери. Только потом уровень на полку над верстаком положи. Чтоб не искать, когда снова понадобится, - ответил Алексей и побежал к своей метеобудке.
   Для пробы Макс приложил уровень прямо на том месте, где стоял: "О, как здорово - горизонталь!" Отошёл на пару метров, там попробовал: "Хм! И здесь горизонталь... Как интереснааа..." После третьего "горизонтального" результата, уже в десятке метров от первой точки, Макс побежал в балок за бумагой и карандашом, со склада N2 реквизировал рулетку на 5 метров и стал методично и аккуратно помечать на создаваемом тут же плане станции точки с горизонтальной поверхностью. Через полчаса работы стало понятно, что вся центральная площадь станции идеально горизонтальная. С точностью плотницкого уровня, разумеется. И измерения переместились за внешнюю границу строений. Но и там результат остался прежний. Шаг сетки пришлось увеличить... В метрах четырёх-пяти к северу от крайней бочки с топливом начался какой-то полого поднимающийся к северу сугроб, который не давал возможности приложиться уровнем ко льду. Сделав несколько шагов по всё больше углублявшемуся снегу, Макс внезапно ногами зацепился за что-то - твёрдое. Не поленился, наклонился и руками разгрёб снег. Под рукавицами обнажилась строго вертикальная гладкая поверхность льда, сантиметров сорок высотой: "Странно... Словно искусственная. Не бывает в природе таких идеально гладких вертикальных ледяных поверхностей... Ещё в горизонтальные могу поверить... На поверхности воды, озера, например... Но тоже не на макушке же айсберга, как тут у нас... Но гладкая вертикаль - это совсем, уж, чудеса!" Огляделся. Кстати, верхний край этой стенки кое-где даже виден над краем сугробов, образовавшихся в затишке. И этот край плавно загибался на юг и слева, и справа... И Макс решил пройтись вдоль этой стенки. По извечной мужской привычке пошёл налево, то есть против часовой стрелки. Пока шёл, с интервалом в несколько метров, отмечал высоту стенки над уровнем станционной площадки, в полной горизонтальности которой он уже не сомневался. Высота стенки то снижалась, то слегка повышалась, но в целом, чем дальше к югу, тем становилась всё ниже и ниже. Пока примерно в метрах двадцати от южного, кают-компанейского балка не сошла на ноль. Потом снова стала повышаться по мере поворота стенки на север... Завершив своё непродолжительное путешествие вокруг станции в той же точке, где первый раз обнаружил эту ледяную стенку, Макс понял, что маршрут пролегал по почти идеальной окружности. Вернее, стенка-то в плане как раз и была идеальной окружностью, это цепочка его следов была слегка отлична от идеала. "Ну, и что мы имеем!? А имеем мы абсолютно плоскую круглую площадку, диаметром (Макс оглядел свой маршрут) что-то около шести десятков метров. Площадку, словно выпиленную, выплавленную в поверхности айсберга, на которую кто-то и поставил нашу станцию. Интересно - кто? И как можно выпилить такую идеальную площадку? И как поставить станцию?" - Макс не заметил, что разговаривает сам с собой вслух. Так был удивлён своим открытием. Минут пять его мысли метались в лихорадочных поисках ответа на эти вопросы, но потом подсознание Логинова подкинуло ему спасительное воспоминание о насущной необходимости обсервации светила. Тем более, что Солнце поднялось уже достаточно высоко - так можно и полдень пропустить. И Макс со вздохом облегчения отправился решать более понятный вопрос об определении момента этого самого полдня и жёстко связанного с этим вопроса о направлении на ближайший полюс планеты. "Пусть это хотя бы будет северный полюс, а?..." - с жуткой силой захотелось Логинову, во всём любившем чёткость, конкретность и определённость. Правда, по пути светила по небосводу от точки восхода до сего момента было ясно, что это пожелание Макса уже сбылось.
   Логинов нашёл хороший прямой стальной пруток метра полтора длиной, воткнул его в лёд на ровном месте: "Оно тут везде!" Укрепил пруток, как следует растяжками в вертикальном положении, так как явно не один день наблюдения будут проводиться. И с периодичностью раз в 4 минуты, что на Земле соответствовало бы смещению Солнца на один градус, начал отмечать положение тени от конца этого прутка, фиксируя по часам и время очередного положения. Заодно фотографируя всё на цифровик. Тень по мере поворота светила, естественно, смещалась, и длина её уменьшалась: "Значит, полдень не прозевал!" Спустя приблизительно часа три (за это время Макс успел заодно проштудировать инструкцию к нивелиру), длина тени стала вновь удлиняться: "Ага! Полдень проехали... Ну-ка, ну-ка! Где тут у нас север?" Направление самой короткой тени указало на ближайший полюс. И тут его ждало очередное открытие... Впрочем, Макс уже как-то не очень сильно ему удивился. Стал привыкать, видимо. Выяснилось, что строения на станции ориентированы строго по сторонам света, то есть длинные стены их направлены либо точно с юга на север, либо так же безукоризненно с запада на восток. Такое впечатление, что айсберг совсем никуда не плавал никогда, не поворачивался в своём пути, либо... либо станция появилась здесь совсем, совсем недавно!... А, вот, этот вывод уже несколько возбудил штурмана. Впрочем, идеальная горизонтальность площадки ещё раньше на те же мысли должна была Макса натолкнуть, но он сообразил это только сейчас. Немного подышав, для успокоения мыслей, Логинов с помощью простой геодезической буссоли, которая также обнаружилась на складе N1, определил местное магнитное склонение. А заодно выставил свои часы с учётом времени, прошедшего от астрономического полдня. "Так! По завтрашнему полдню определю длину суток. Ох, как бы не получилась нам ежедневная морока с подстройкой часов! Ещё тот гемор!"
   Тут в голову штурмана пришла мысль сравнить только что определённое направление на полюс с показаниями гирокомпаса в самолёте. Сбегал. И снова долго сидел, глубоко дышал, пытаясь успокоиться - направления на север совпали! "Это, что же? Мы перелетели на другую планету!... через этот... ну, портал, наверное,... как его ещё назвать, а направление на северный полюс у нас сохранилось? То есть так аккуратненько, словно это не природный феномен какой, а что-то конкретно искусственное!? ... М-м-м... Пойду-ка я лучше с нивелиром потренируюсь!"
   Вытащил прибор из коробки, установил на штатив... и припахал Левшакова, давным-давно закончившего ремонтировать свою метеобудку и теперь стучавшего молотком в кают-компании:
   - МладшОй, подержи-ка рейку, а то мне с нивелиром надо научиться управляться. Потом, когда насобачюсь, местами махнёмся. Для твоей моральной сатисфакции. Я тебе тогда вкратце объясню, как с прибором обходиться. А пока сам попробую... Встань-ка пока вон там, вот на этой стенке ледяной, удивительной...
   Спустя некоторое время Державина позвала всех на обед. Обед, как и ужин с завтраком, пока были из найденных на станции консервов.
   После обеда Левшаков сменил Чайку в карауле, а тот пошёл отогреваться на столярно-электротехнических и кухонных работах в балки. Строения активно приводили в порядок, в жизнеспособное состояние. К ужину, за который уже взялся главстаршина, отправивший Державину "в санчасть", жильё должно быть готово к приёму постояльцев.
   В правом кубрике северного балка, в том котором попаданцы провели первую ночь, предстояло жить авиаторам. В левом кубрике решено было оставить дизель-генератор. При этом обязанности заместителя командира по электромеханической части, то есть, если по-флотски - командира БЧ-5, как-то само собой взял на себя Иванцов. В центральном балке также всё само собой определилось: в левой части, в медпункте, то есть, поселяется Державина, а справа, в кабинете начальника - Берг. А в кают-компании предстояло жить Левшакову и Чайке. Чайка, понятно, кок и ему полагается ближе к камбузу. А, вот, Алексею, снятому с караульной службы в виду явного отсутствия наблюдаемых врагов и опасных зверей, пришлось, по прямому приказу Берга, взять на себя обязанности хозяина кают-компании... На что главстаршина заметил:
   - На глазах растёшь, лейтенант.
   - Почему? - не понял Алексей.
   - А, вот, вечером тебе старшие товарищи объяснят, - заинтриговал Левшакова главстаршина.
   Так как предыдущий, дневной перекус был приготовлен на скорую руку и в облегченном варианте, то на ужин Чайка запланировал меню усиленное, более подходящее обеду: борщ, макароны, естественно, по-флотски и компот. Вместо хлеба пока, увы, сухари. Державина снова расщедрилась на сорокоградусный антидепрессант, заявив при этом, что "халява долго не продлится". И ещё поставила на стол блюдечко с горошинами витаминов, сказав: "А это вместо отсутствующего салата". Чайка только хмыкнул, слегка улыбнувшись этой шпильке отстранённой от готовки женщины.
   Когда ужин был окончательно приготовлен, Чайка как-то слишком официально (но снова повышая в звании) и даже "на Вы" обратился к Левшакову:
   - Товарищ лейтенант, ужин готов. Можете приглашать товарищей офицеров в кают-компанию. И, извините за совет, особо, отдельно пригласите товарища капитана третьего ранга.
   Немного растерявшийся от подобного официоза Алексей не нашёлся, что ответить. Даже не сообразил спросить о причине такого формализма. Просто пошёл и позвал всех к ужину. Отдельно, как и советовал Чайка, позвал Берга. На что тот ответил: "Спасибо за приглашение, Алексей Михайлович."
   - Ну, вот, опять по имени-отчеству, - с недоумением и некоторой досадой подумал Левшаков.
   Когда Алексей вернулся в кают-компанию все, кроме Берга, уже пребывали там в предвкушении ужина. А Макс умудрился снова вогнать в ступор Левшакова восклицанием:
   - А, вот, и наш старпом наконец-то пришёл. Ждём его, ждём...
   - Какой ещё старпом!? - удивился Алексей, но услышать объяснения не успел, так как в этот момент раздался стук в дверь. Левшаков в полном недоумении обернулся: "Какие ещё тут незваные гости могут быть? На айсберге?" В открытой двери тамбура стоял Берг. Командир, не сдержав улыбку от созерцания удивлённой физиономии младшего лейтенанта, спросил:
   - Алексей Михайлович, разрешите присоединиться к вашей компании?
   - М-м-м... да, конечно, товарищ капитан третьего ранга, - ответил слегка тупивший от непонятности ситуации Алексей.
   - А, вот, обращаться ко мне в данной ситуации положено исключительно по имени-отчеству, как это принято в кают-компаниях. Вам, как совсем ещё свежеиспечённому офицеру, это простительно, но помните на будущее, - поправил Левшакова Берг, пристраивая в угол свой карабин. Потом продолжил:
   - А разрешение на вход в кают-компанию я у Вас спросил в полном соответствии с традициями нашего военно-морского флота, согласно которым капитан может прийти в кают-компанию только по приглашению старшего помощника. А по факту старпомом, а точнее - на основании того, что именно под Вашим заведованием находится кают-компания34), являетесь Вы, Алексей Михайлович. Так что привыкайте к новым обязанностям. Кстати, только лишь этим они не ограничатся. А теперь прошу Вас указать нам наши места за столом. Это тоже Ваша обязанность.
   Окончательно смутил Левшакова Чайка, когда абсолютно по форме и с донельзя серьёзной миной, попросил разрешения столоваться совместно с товарищами офицерами, так как кают-компании для мичманов и старшин здесь, на СП-40 бис, нет. И добавил:
   - Заодно и обязанности вестового буду выполнять, - и, видя дальнейшее недопонимание Левшакова, пояснил, - Стюарда, если на гражданский манер. Ну, еду на стол подам, если совсем, уж, просто. Ох, и тёмный же Вы, Алексей Михайлович. Всему учить надо. Что почти год на флоте делали?
   Несмотря на вольное завершение своей речи с обращения "на Вы" и по имени-отчеству Чайка не сбился. А за спиной Левшакова в голос ржал Логинов:
   - Он белых медведей на Франца-Иосифа гонял! В кают-компанию не пускал...
   - Да, конечно, - ещё раз согласился пунцоволицый Алексей, имея в виду разрешение для Чайки. А про себя подумал, что и Логинов, вообще-то, тоже прав - гонял мишек, было дело. Но не убивал. А, вот, сейчас хочется кое-кого...
   Берг одним взглядом пресёк дальнейшие насмешки Логинова над новоиспечённым старпомом в гордом звании младшего лейтенанта. Немного подуспокоившись, Алексей собрал мозги в кучку и вполне разумно рассадил присутствующих за столом, выбрав для самого себя место у торца стола по правую руку от Берга. Чайку посадил тоже у торца, уже справа от себя. Державиной предложил самой выбрать место. Она села по левую руку от Берга. Иванцова с Логиновым Алексей усадил в привычной для них позиции: слева - первый, справа - второй и оба - напротив Берга с Державиной. У дальней стены и с боков осталось место на ещё человека четыре, как минимум.
   И борщ, и даже макароны были приняты "на ура". Да, ещё под соточку! За день физического труда (да, на холодке) все изголодались и были рады такому, почти по земному сытному ужину. Ну, и что с того, что пока с сухарями. И без салата. Зато - какой навар, какой запах с борща!... Державина, выливая последние капли первого блюда в ложку с досадой думала: "Ну, вот, почему у меня борщ никогда такой нажористый не получается? Из-за того, что весь жирок с мяса срезаю?.. Или специй жалею вечно?.. А, и ладно, готовка сейчас не моё дело!.. Как вкусно! Но надо будет у Чайки потом несколько уроков взять."
   - Степан Иваныч, а добавка предусмотрена? - озвучил общее желание всех мужчин Логинов.
   - А как же. Подставляйте тарелки, - стоя уже с полным черпаком, ответил Чайка, нисколько не удивившись, что все мужчины тут же пододвинули свои миски за добавкой. А потом и Державина решила не скромничать:
   - И мне тоже, пожалуйста! Только неполную... половиночку. Спасибо, очень вкусно.
   После того, как было съедено и выпито всё без остатка, Чайка привёл в порядок стол. И слово взял Берг:
   - Товарищи офицеры, - взглянув на Чайку добавил, слегка улыбнувшись, - и старшины. Коллеги, одним словом. Обсудим теперь результаты вчерашней разведки станции и сегодняшних наблюдений. Прошу всех рассказать о своих мыслях по поводу нашей станции, этого места и всей планеты. И ещё. Не стесняйтесь высказывать самые смелые и фантастические предположения. Наше положение само по себе фантастическое, так что любая ваша гипотеза будет вполне соответствовать ситуации. Начнём, пожалуй, с результатов вчерашней разведки станции, произведённой нашей разведгруппой. Прошу. Да, и можно сидя, - и кивнул Чайке. Мол, тебе доклад начинать.
   - Докладываю. Вам всем уже понятно, что станция наша имеет в своём составе два разнородных по стилю и эпохе типов зданий. Три абсолютно новых сруба-склада совершенно непонятного генезиса. Ни стиля, ни эпохи, ни "страны-производителя", так сказать, определить не удалось. Понятно, только что забиты они фактически до крыш добром нашего, российского производства. Причём всё новое. В смысле - не пользованное ни разу, даже если год производства староват. Как у тех геодезических приборов, что на складе N1 обнаружены были. И вы все, я думаю, уже оценили качество изготовления этих срубов. Ни щёлочки, ни заусенца, ни скрипнула ни одна петля... А брёвна идеально цилиндрические... И не оцилиндрованные, а именно идеально цилиндрические! Не бывает таких в природе. Про своё, ещё одно открытие об этих брёвнах потом пусть сам Алексей Михайлович расскажет. А я лучше скажу, что, по моему мнению, эти срубы оказались здесь совсем недавно, так как стоят они на льду ровнёхонько. Нигде ни на сантиметр в лёд не вошли. Под солнечными лучами тёмные брёвна, если бы они долго тут стояли, всё равно бы теплее льда были бы и хоть на сколько-нибудь в лёд-то бы погрузились. Протаяли бы его хоть чуть-чуть. А этого нет. Совсем нет. Ещё больше этот эффект должен был проявиться на полозьях трёх якобы древних балков, в одном из которых мы сейчас сидим. Но и полозья балков ни насколько в лёд не погрузились. Так что делаю вывод - все строения нашей станции появились на этом айсберге не далее, чем за несколько дней до нашего сюда прибытия. Ну, максимум - несколько недель. Теперь о том, что мы нашли во время разведки возле бульдозера. Не сам дэтэшка мне показался странным, а то, что брезент, на котором лежали детали и кое-какие инструменты, почти совсем ветром не унесло. Там всего-то несколько килограммов железа его ко льду прижимало. За большое время точно брезентуху эту сдуло бы. А она лежит! Точно не очень давно она тут находится. И возле опрокинутой бочки тоже подтверждение этой моей гипотезе нашлось - лёд пролитой солярой совсем не пропитался. Словно даже не о днях речь идёт, а всего лишь о часах. Такое впечатление, что станцию эту кто-то поставил на айсберге буквально за несколько часов до нашего здесь появления. Только мне непонятно, как объяснить вполне советский дизайн жилых балков и их заброшенное состояние. Да, и бульдозер. На складах, значит, новьё и не юзанное всё. А бульдозер - древний и поломанный. Если ставили недавно, так всё новое должно быть. Или я чего-то недопонимаю. В общем, эклектика какая-то. Смешение разнородных стилей, то есть, - пояснил Чайка открывшему было рот Логинову.
   - В общем, доклад закончил. Разрешите, я, пока Алексей Михайлович о своих находках будет рассказывать, чайком озабочусь, а то нам, похоже, ещё долго сидеть, местные чудеса обсуждать, - завершил свою речь главстаршина.
   Все закивали, а Берг согласно посмотрел в глаза Чайке. Тем более, что чайник на плите уже закипал. Тут Чайка добавил ещё кое-что из своих наблюдений:
   - Да, совсем забыл. Я пока ужин готовил, то градусник в кипящую воду опустил. Так, вот, кипит она ровно при ста градусах. Цельсия, естественно. То есть давление на поверхности этой, нашей уже планеты - одна атмосфера. Одна ЗЕМНАЯ атмосфера, разумеется. Выводы, товарищи офицеры, делайте сами, а я чай заваривать пошёл.
   А у Левшакова в голове вертелись слова Чайки о солярке, пролившейся на лёд, но так и не пропитавшей его. Вертелись, вертелись... И когда Чайка пошёл заваривать чай, всё это коловращение внезапно остановилось, выдав неожиданный итог:
   - Да! Только сейчас понял, что меня напрягло на продовольственном складе при первом с ним знакомстве, - не сдержался Левшаков, - МаслА растительные были совсем прозрачные, а они, вроде бы, при минус 20, что тогда были, должны быть, по крайней мере, замутнённые, если не вовсе застывшие. А потом, через несколько часов они такими и стали! То есть, в момент нашего попадания на станцию они были ещё тёплые! Не успели остыть они на тот момент! Совсем, совсем недолго они провели на морозе до нашего появления. Не больше пары часов! Так что это ещё один плюсик к соображениям Степана Ивановича о льде, не пропитавшемся соляркой.
   - Ай, молодец, Алексей Михайлович! - стоя у плиты, заявил Чайка, - Точно сработаемся.
   - Действительно, Алексей Михайлович, очень хорошее наблюдение. Теперь и у меня почти нет сомнений в том, что станция появилась на айсберге всего за несколько часов перед нашим здесь появлением. А сейчас прошу Вас рассказать о прочих Ваших наблюдениях и выводах, - сказал Берг Левшакову.
   - Да, никаких особенных наблюдений-то и не было. Просто обратил внимание, что все брёвна, из которых сделаны срубы - копии друг друга. Даже мельчайшие трещинки совпадают на их торцах. Так в природе бывает только у генетических близнецов. Но чтобы десятки брёвен, точнее - деревьев, из которых эти брёвна сделаны, были копиями друг друга, это мне тяжело представить. Может быть, на этой планете так и бывает, но мне почему-то совсем другая идея на этот счёт более вероятной кажется. Фантастическая, - почёсывая нос от смущения, сказал Алексей.
   - Продолжайте смелей, - успокоил его командир, - В нашем ли состоянии бояться фантастических гипотез?
   - У меня знакомый по Гидромету на последнем курсе в одной компьютерной фирме подрабатывал. Так он рассказывал, как они развлекались с 3D-принтером, когда его приобрели. Понятно, что вещи, отпечатанные на этом принтере на основе одного файла данных, были и будут идеально похожи друг на друга. Пока, естественно, материал для печати не начнёт заканчиваться, принтер не сломается или файл не испортит кто. Так вот, мне кажется, что эти брёвна никогда не были деревьями. Их, условно говоря, "напечатали". На чём-то типа этих самых 3D-принтеров. Но только, понятно, побольше и совершенней, чем земные. А, может быть, эти срубы-склады наши целиком были "напечатаны", а не по брёвнышку. Ну, то есть их никто вручную не собирал. Может быть, даже их сразу с начинкой сделали. Чтобы без грузчиков обойтись. Раз у них такая совершенная техника, то почему бы и нет?
   - А что! Хорошая идея, - поддержал Алексея Иванцов.
   - И я ничего особо фантастического не вижу. Здесь скорее количественное различие между земной техникой и... ну, инопланетной, так скажем, чем качественное, - согласился Берг.
   - А мне про клонирование почему-то думается, - вставила свою реплику Державина, - Только соглашусь с вами. Одним клонированием не объяснить появление этих домов в уже собранном виде за такой короткий срок, о котором Степан Иванович говорил. Да, ещё, чтоб склады заполнить тоже время требуется. А тут, возле складов, никаких следов загрузки, разгрузки явно нет.
   - А Вы, Максим Стефанович, что молчите? Не согласны с гипотезой Левшакова? - спросил Берг.
   - Почему не согласен? Очень хорошая гипотеза. Вполне в современном духе. Только она, как была гипотезой, так и останется. Доказательств-то никаких нет. Одни измышления. Хоть и правдоподобные. А я, вот, сейчас факты буду излагать. Хоть и удивлён, что МладшОй их не... ой, извините, Алексей Михайлович их не начал рассказывать. А он вполне в курсе, вместе часть измерений делали, - начал свой рассказ Логинов.
   - Ну, автору славу оставил. Вот и не стал, - улыбнулся Алексей, развеселившийся от ляпсуса Логинова.
   - Тогда я начну по порядку, - Логинов даже привстал от волнения. Не каждый день и совсем не каждому о географических открытиях приходится рассказывать. А, вот, он, Логинов начал здесь, на этой планете, эру географических открытий! Потом вспомнил, что можно сидя. Плюхнулся обратно на диванчик. И продолжил:
   - Начну с того, что я тоже стал склоняться в сторону того, что мы в какой-то параллельный мир попали, а не в прошлое. За ночь ваши аргументы против попадания в прошлое у меня в голове как-то улеглись и усвоились, вот и сменил точку зрения. А сегодняшнее первое моё открытие состоит в том, что площадка, на которой стоит наша станция, идеально плоская и горизонтальная. Я сначала это с помощью простого плотницкого уровня обнаружил, а потом вместе с Левшаковым... ничего, если я тебя не всегда по имени-отчеству буду называть, а? ... проверил с помощью того нивелира геодезического, что на складе нашли, - на одном дыхании выдал Логинов. И потом, чтобы никто его вопросами не прерывал, продолжил:
   - Во-вторых, площадка эта идеально круглая. Около 60 метров в диаметре. И ещё она словно выплавлена или вырезана во льду нашего айсберга. Даже стенка имеется по периметру. Вон, Алексей... э-э-э... Михайлович подтвердит, тоже видел. Красивая, гладкая, как зеркало. Ни капли сомнений - плавили лёд.
   - И третье. Здания нашей станции точно... нет! очень точно ориентированы по сторонам местного света. Вот, улица, что тянется вдоль торцевых стен второго и третьего складов точнёхонько на местный географический север смотрит. Кстати, предлагаю назвать её улицей Космонавтов, - неожиданно сделал предложение Логинов.
   - Почему Космонавтов? - удивился Иванцов.
   - Ну, потому что мы сейчас космонавты и есть. Сбылась-таки моя детская мечта космонавтом стать. Хоть и несколько странным способом. Без космического корабля, а с помощью портала какого-то. Но итог один - я на другой планете, - выдал свою детскую тайну штурман. Никому до этого Логинов её не озвучивал, а тут, вот, сознался невольно. Немного смутился от своей откровенности, но продолжил:
   - Делаю вывод. Поскольку станция расположена на айсберге, который до этого, по крайней мере, один год дрейфовал, свободно так вращаясь в море-океане и качаясь, кренясь на волнах, то такая точная ориентация станции, как по сторонам света, так и по горизонтали явно результат совсем недавней во времени деятельности... не знаю кого. Но очень бы хотел с ними познакомиться лично. Станция на айсберге появилась не раньше того, как айсберг и окружающий его паковый лёд схватило зимним льдом. Но это и так уже понятно из доклада Степана Ивановича. А сам факт очень точной ориентации станции по сторонам света работает на гипотезу Левшакова о, так скажем, "печати" нашей станции неким супер-пупер 3D-принтером. Я, как вспомню компьютерные игры-стратегии типа "Цивилизации" какой, так всё больше и больше склоняюсь к "печатной" гипотезе Алексея... Михайловича, Михайловича, да. И не смотри на меня так ехидно, - показал зубы Логинов, - Так, вот, там в этих играх тоже всё... ну, вся география игровых миров строго с севера на юг и запад на восток. Как и станция наша.
   - Ты хочешь сказать, что мы в игру какую компьютерную попали? - нахмурился недовольно Иванцов. Явно не понравилось пилоту быть пешкой в чьей-то игре.
   - Нет, команди... Валерий Палыч, не думаю. Просто мне кажется, что здесь действительно какие-то супер-компьютерные технологии применены. Там ведь часто легче всё параллельно-перпендикулярно сделать, чем, как в природе. Вот нашу станцию и плюхнули на айсберг, как легче, а именно - точно сориентировав её в пространстве.
   Логинов выдохнул, постоял чуток, собираясь с мыслями:
   - Так! Продолжаю! После того, как определил направление на географический север, я сверился с гирокомпасом в "Кашалотике". Так, вот, оказалось, что гирокомпас в самолёте показывает точнёхонько на север. И подозреваю... да, что там уверен, что он точнее показывает на север, чем я определил это направление с помощью своего металлического штыря. Нас эти самые "кто-то" перекинули так, что направление на север для самолётного гирокомпаса не изменилось ни на угловую секунду! Так что я синхронизировал найденный на первом складе гиротеодолит с самолётным. И предлагаю именно их показания принимать за направление на север, а не мои "штыревые" измерения с погрешностью плюс-минус полградуса. Что очень много, конечно. Да, магнитное склонение на наших пока не известных координатах равно приблизительно девять градусов к западу. И ещё я засёк момент астрономического полдня. И, если завтра будет солнечная погода..., - взглянул на Алексея. Тот пожал плечами, но предположил:
   - Судя по тому, что давление на протяжении всего дня не очень быстро, но росло, а ветер устойчиво восточный-северо-восточный, то погода завтра будет примерно такой же, как и сегодня, то есть солнечной. И морозной.
   - Так, вот, тогда, завтра вечером я сообщу вам всем длительность местных суток на планете. И на сколько нам надо будет поправлять ежедневно часы. А, вот, процесс определения нашей географической широты, длительности местного года и актуальной даты займёт заметно больше времени. Тут мне вас всех порадовать пока нечем. Доклад закончил, - отрапортовал Логинов.
   - Вы знаете, Максим Стефанович, я почти не удивлюсь, если местные сутки окажутся здесь близкими или просто равными земным. Готов предложить пари, - с лёгкой улыбкой предложил Берг, отхлебнув из кружки свежезаваренного чая.
   - Почему Вы так считаете, Александр Владимирович? - вскинулся штурман.
   - А я прикинул по моментам захода Солнца. Вчера и сегодня. Что, конечно, не очень точно из-за сезонных изменений длительности светового дня. Но с погрешностью в несколько минут местные сутки равны двадцати четырём часам, - спокойно выдал свой секрет Берг.
   - Ну, тогда я не буду с Вами спорить. Но завтра в полдень, всё равно, проверю и уточню длительность суток, - пообещал Максим.
   - Конечно, конечно. Но, в целом, Максим Стефанович, Вы очень много интересного нам рассказали. Благодарим, - резюмировал Берг, - Так, теперь прошу Вас, Валерий Павлович, рассказать о Ваших наблюдениях и выводах.
   - Я, знаете, больше техническими вопросами занимался. Но тоже кое-что интересное нашёл. И начну с главной своей радости, - и Иванцов действительно широко и даже как-то счастливо улыбнулся, чем вогнал, наверное, не одного своего штурмана в состояние лёгкого удивления. Тем временем пилот продолжил:
   - У нас, у нашего самолёта теперь есть топливо! На одну полную заправку, включая баки в лыжепоплавках. Настоящий авиакеросин нужной нам марки. А на первом складе есть в достаточном количестве хорошее синтетическое масло, для нашего двигателя подходящее. Так что при большой нужде - можем взлететь без предварительного разогрева двигателя даже при минус сорока по Цельсию. И сменить дислокацию, например. Остальное топливо - зимняя солярка. Для обоих дизель-генераторов примерно на год работы должно хватить. А нам, в принципе, достаточно одного работающего. Так что ближайший год мы не замёрзнем. Это точно. И ещё одна бочка бензина есть. Для бензопилы, видимо. Да, добавлю от себя, сам факт того, что помимо соляра на станции оказалось авиатопливо и, причём, авиакеросин, подходящей для нас марки, а не авиационный бензин какой, подталкивает меня к выводу, что тот, кто организовал всё это мероприятие с нашим переносом на другую планету, знал, на чём мы летим и какое топливо нам необходимо. Только, что так мало-то!? Всего на один полёт! Не слишком щедро, мне кажется. Впрочем, не буду особо привередлив. Спасибо! Слышите, вы! - внезапно громче обычного сказал Иванцов, глядя почему-то в потолок.
   - Это ты кому, Валерий Палыч? - удивился Логинов.
   - Ну, как кому? Благодетелям нашим. Или виновникам этого безобразия. Тем, кто устроил всё это фантастическое кино со "звёздными вратами" этими, - уже как-то сердито проворчал Иванцов, - Впрочем, продолжу. Осмотрел я бульдозер. Вы знаете, этот агрегат в таком состоянии, словно только вчера ещё работал. Двигун почти в полной исправности. Никакой ржавчины. И прочих неприятностей. Так что я согласен с выводами и Чайки, и моего штурмана о совсем недавнем появлении станции на айсберге. А поломка, ну, из-за которой дэтэшку ремонтировать затеяли, в целом, пустяковая. За пару дней я его починю даже без посторонней помощи. У нас на складе всё необходимое для этого имеется. И ещё сразу же предлагаю с помощью бульдозера расчистить взлётно-посадочную полосу непосредственно на айсберге. Скажем, к западу от балков. А, учитывая то, что там уже есть метров 50 абсолютно ровной поверхности, надо-то всего ещё метров сто... сто двадцать, максимум - сто пятьдесят, ровной дорожки сделать. Размер нашего айсберга это вполне позволяет. А с бульдозером мы с этим вполне справимся. Самолёт перетащим ближе к станции. Это будет и удобнее, и... как-то спокойней. За "Кашалота". У меня - всё.
   - Понятно. Теперь Ваша очередь, Екатерина Алексеевна, - обратился к медику Берг.
   - Хорошо. Только можно я вас всех предупрежу, что не очень люблю своё полное имя, так как оно записано в паспорте - с первой буквой Е. Поэтому все мои друзья называют меня Катериной, ну, или Катериной Алексеевной в случае нашей кают-компании. Так что, прошу учесть эту мою особенность. И не сочтите это за женский каприз.
   - Не сочтём, но учтём, милая Вы наша Катерина Алексевна, - жизнерадостно за всех ответил Логинов.
   Державина, слегка поджав на это восклицание губы, начала:
   - Я, в отличие от... вас, уважаемые мужчины, никаких великих географических открытий не свершила, так как занималась простой учётной деятельностью. Лекарственных препаратов и продовольствия. Должна отметить, что запас лекарств очень и очень внушительный - нам его хватит года на три-четыре! Лекарственные препараты, правда, самые простые, но зато и самые необходимые. С продовольствием дело обстоит заметно скромнее, но тоже внушительно - года на полтора, если не жаться, и года на два, два с половиной, если экономить, - и, ища подтверждения, взглянула на Чайку, который тоже успел во время готовки ужина оценить запасы. Степан, пьющий уже вторую кружку чая, кратко подтвердил:
   - Так точно.
   Державина продолжила:
   - Но есть один удивительный факт, который я не в силах понять. Дело в том, что обнаружено удивительно большое количество средств женской гигиены. Вы, уж, меня, коллеги мужчины, извините, но мне такое количество не израсходовать и за лет семь-восемь, - Державина, как профессиональный медик, даже не покраснела, - То есть этот грандиозный запас никак не соотносится ни с годом-двумя по запасам топлива и продовольствия, ни даже с тремя - по запасам лекарств. Кроме того, наличествует довольно большое количество всевозможных предметов первой необходимости для детей-грудничков. Я, конечно, женщина, детородного возраста, но мне столько детей не родить и за пять лет.
   Тут Державина слегка разрумянилась. Видимо, взгляды несколько ошалевших от таких открытий мужчин, всё-таки, умудрились пробить брешь в броне медицинского цинизма. Все представили процесс... Очень живая у мужчин на этот счёт фантазия!
   - Да, Катерина Алексеевна, удивили Вы нас, - констатировал Берг и добавил, - Наверное, всё-таки, не просто так эти предметы оказались на нашем складе. Да ещё в таком количестве. Но пока, явно, они нам не понадобятся. Просто учтём их существование. Мне кажется, эта находка имеет скорее характер некой целевой функции, но не насущной потребности. Впрочем, время покажет. Теперь расскажу о моих наблюдениях и соображениях. Я, как и Катерина Алексеевна, занимался в основном бумажно-учётной работой. Поэтому наблюдений, что астрономических, что географических у меня чрезвычайно мало. Но! Во-первых, я обратил внимание на близость угловых размеров местного светила, которое, безусловно, как и наше родное Солнце является так называемым "жёлтым карликом", и местной луны, угловой размер которой я оценил ещё вчера вечером.
   Все вспомнили, что Берг действительно задержался на улице на несколько минут.
   - Так, вот, угловой размер местной луны приблизительно равен таковому нашей, земной Луны. И величина эта составляет около половины градуса. А сегодня днём я проверил угловой размер местного светила. Те же пол градуса! Как и у нашего Солнца. Понятно, что эти мои наблюдения - далеко не точные астрономические. Но их вполне достаточно, чтобы натолкнуть на мысль, что неведомые устроители нашего... межзвёздного путешествия переместили нас в почти точную копию нашей родной Солнечной системы и на почти точную копию нашей Земли. И я не удивлюсь, если и размеры планеты, на которой мы находимся, и наклон её оси к плоскости эклиптики, и длительность года будут почти такими же, как и на нашей родной планете. А про длительность суток мы уже говорили. Кроме того, сильно подозреваю, что и прочая геофизическая обстановка на этой планете будет близка к земной. Я имею в виду состояние всевозможных планетарных сфер: магнитосферы, ионосферы, атмосферы, гидросферы, литосферы. И, что для нас людей важней, пожалуй, всего - биосферы тоже. Проверять эти мои предположения нам предстоит, похоже, всю оставшуюся жизнь.
   - Вы считаете, что возможно найти во Вселенной такое место с почти точной копией нашей Солнечной системой и нашей Земли? - прервала спокойную речь Берга Державина.
   - Ну, во-первых, не во Вселенной, а во Вселенных. Могу только добавить в качестве ответа строку из Евангелия от Иоанна: "Много места в доме Отца моего", - ответил Берг. А потом, заметив удивлённое выражение своей "правой руки" Левшакова, добавил специально для него, - Нет, я не верю в Бога. Я вполне себе такой атеист. Но, как кто-то метко придумал термин, православный атеист35).
   - Но не будем отвлекаться на философские и мировоззренческие темы. Нам пока надо подумать о более актуальном. Точнее - о том месте, где мы находимся. Дело в том, что я сегодня днём совершил небольшую экскурсию к самой высокой точке нашего айсберга, которую вы все могли наблюдать в метрах четырёхстах к северу от станции. Так, вот, эта точка, оказывается, если смотреть на неё с севера имеет обрыв. Под склоном которого виден выход горных пород, точнее - гранита. Много времени на подробное обследование этого камня у меня не было, вечер близился уже. Поэтому Вам, Алексей Михайлович, завтра предстоит самостоятельно разобраться с вопросом: это выход скалы под нами? И тогда мы - на острове. Или просто обломок того глетчера, с которого наш айсберг сполз? Вы, надеюсь, все понимаете, что в первом случае мы намертво привязаны к данному негостеприимному месту, а втором - почти наверняка в ближайший тёплый сезон отправимся с непредсказуемым итогом в дрейф. А открытые океанские воды здесь совсем недалеко. Всего несколько километров. В любом случае нам надо заранее знать, чего ожидать и к чему готовиться. Помощника в этом деле выберете себе сами. Вы, напомню ещё раз, являетесь моим старпомом. Так что, Вам этот кадровый вопрос и решать. Но надеюсь на Ваш разумный подход. Потребный инструмент: лом, кирка... или бензопила имеются на первом складе. Завтра вечером, здесь же, доложите о результатах исследования. И ещё прошу Вас и всех остальных, не забывать при любом выходе из зданий, брать с собой карабины. Катерина Алексеевна, это особо касается Вас! Я имел возможность наблюдать Вас, курсирующей между балком и складом не то что без карабина, но даже без пистолета. Между прочим, это явное нарушение моего вчерашнего приказа. Не хорошо. И не смотрите на меня так жалостливо. Да, карабин тяжёлый. Но когда до нас доберутся белые медведи или какие-нибудь их местные заместители, а они доберутся, то "Тигр" совсем не покажется Вам излишним. Уверяю Вас. Как вы все могли видеть вчера на подлёте - тюлени здесь есть. А значит, есть и те, кто ими питается. И лучше при первой встрече с ними иметь более серьёзные аргументы, чем разговоры о гуманизме или даже, чем патроны калибра девять на девятнадцать36) наших пистолетов. На первый раз, я прощаю Вас, Катерина Алексеевна, но в следующий раз Вы нарядами на камбуз, как простой матрос, не отделаетесь. Обещаю.
   Державина при этом несколько обиженно надула губы. Но про себя поняла, что вся её женская игра пропала впустую. И Берг совсем не шутит и лучше его не сердить: "Ну, что ж - буду таскать эту дурацкую железяку. Всё какая-то физкультура... Интересно только, какое наказание он для меня придумал бы?" И мысли её почему-то приняли несколько фривольный характер. Чего она, конечно, благоразумно озвучивать не стала.
   Берг между тем продолжил:
   - А теперь давайте обсудим более абстрактный вопрос: а кто это, вообще, устроил? И зачем? И тут уж, коллеги, прошу вас совсем не сдерживать свою фантазию. Потому как у меня тоже одни сюжеты фантастических книжек на ум приходят. Алексей Михайлович, начнём на этот раз с Вас, как с самого молодого члена нашей команды.
   - Мне почему-то жюльверновский "Таинственный остров" вспоминается в первую очередь. Там этим северянам, бежавшим из плена от конфедератов, помогал, сначала тайно, а в конце романа открывшись, капитан Немо37). Оружием, припасами, лекарствами, информацией... Сайруса Смита опять же от утопления спас в самом начале. Но только и отличие имеется. Беглецы эти на его остров случайно попали. А в нашем случае и виновниками нашего сюда попадания, и нашими здесь помощниками-кураторами являются одни и те же... м-м-м... силы. По-моему, - выдал свои соображения Левшаков.
   В общем, все согласились с этим мнением Алексея и уговорились пока называть этих неведомых "Немыми", так как всем сравнение с капитаном Немо понравилось. И ещё потому, что никакой вербальной, словесной информации от них не получили. Пока, по крайней мере, не получили.
   Сошлись также на том, что возможности этих Немых просто невообразимы. Слишком несопоставимы с возможностями земных технологий. О причинах молчания Немых никто никаких разумных гипотез не предложил, кроме самых тривиальных, типа, экспериментируют над землянами, как над мухами-дрозофилами... или плесенью какой в кювете. Что с плесенью разговаривать? Никому не понравилось. Обидно. И только злость мутной волной в душе поднимается. Не взирая на все те материальные блага, которые для них тут, на айсберге, заготовили. Мушек тоже сахарным сиропом кормят... В итоге, морально-этическую сторону их перемещения на другую планету решили не рассматривать вовсе. По крайней мере, пока. До хоть какого-нибудь прояснения ситуации.
   Иванцов, по большей части молчавший до того, внезапно высказал мысль о психологии этих-самых Немых:
   - Я, вот, не взирая на то, что только что готов был матом покрыть этих Немых, должен при этом в их некоторое оправдание одно соображение привести. Странное, правда. И для нас, русских людей, неприятное. Эти инопланетянские сволочи... извините меня, Катерина Алексевна, за не вполне литературный термин... мне кажется, сделали попытку создать для нас комфортную психологическую среду, подсунув эти три старых балка в качестве жилья. Они, там... ну, не знаю где, может, сейчас на орбите планеты болтаются над нами - наблюдают, как за кроликами подопытными. В общем, они, наверное, думают, что раз в России повсеместный бардак, халупы, бараки-развалюхи, дороги в ямах, колдобинах и грязь с мусорными кучами вперемешку, то нам, русским, будет очень естественно и приятно жить в этих старых обшарпанных балках. То есть материальные ценности Немые разместили в таких сооружениях, что и немцам-аккуратистам не сделать, а вы, русские варвары, добро пожаловать жить в привычные развалюхи... Хорошего же они о нас мнения! Но при этом получается, что они о нашем удобстве обеспокоились, подумали... А то, что именно они подумали - это, уж, извините, мы сами виноваты! Противно как-то на душе от такой заботы...
   - Ну, зачем же Вы так о наших балках, Валерий Павлович? - слегка обиженно воскликнула Державина, приложившая сегодня много трудов на ремонт, облагораживание и собственного жилья, и кают-компании, - Очень даже ничего эти домики!
   - После того, как мы их, считай, капитально отремонтировали. Разве что не покрасили заново, - возразил Иванцов, - А, ведь, могли эти Немые нам сразу нормальное жильё предоставить. Не думаю, что они нам дополнительные трудности хотели подкинуть с ремонтом. Просто думают они о нас, прямо скажем, не очень хорошо.
   - Да, Валерий Павлович, резон в Вашем предположении имеется. Но давайте не будем делать, всё-таки, скоропалительных выводов о Немых. Пусть время покажет, кто они. Или что. И что, на самом деле, думают о нас, - резюмировал Берг.
   От Чайки поступило предложение хоть как-то назвать их новые планету, светило и луну. Поспорили на эту тему немного и решили, что пусть светило по-прежнему останется Солнцем, а спутник планеты - Луной. Всё равно, сбиваться в разговорах будут на привычные названия. Об имени планеты решили пока вопрос отложить. Может, есть уже люди на этой планете? Как-то уже называют её? Зачем велосипед изобретать?
   А, вот, улице на станции всё же решили название дать. Как и предлагал Логинов - улицей Космонавтов назвали. Державина спросила Берга:
   - А на земных дрейфующих станциях тоже были улицы? Или это только мы от тоски по Земле улицы выдумываем?
   - Конечно, были. И даже проспекты. Вот, совсем недавно о СП-6 читал. Эта станция в середине пятидесятых годов прошлого века дрейфовала. Так на ней был Полярный проспект и даже ещё одна улица - Моржовая. И на других станциях тоже были улицы с собственными именами. Это же нормально, когда человек старается среду себе создать комфортную, хотя бы с психологической точки зрения, если с климатической невозможно. Привычно людям с улицами, проспектами и площадями жить. Кстати, площадку между балками предлагаю назвать Знаменской площадью. Так раньше, до революции, в Санкт-Петербурге площадь Восстания называли, - внёс свой вклад в местную топонимику Берг.
   - Принято, Александр Владимирович, - тут же поддержал его Логинов.
   Разговор в кают-компании всё больше приобретал характер весёлого дружеского чаепития с непринуждённым трёпом. Логинов с энтузиазмом заявил, что теперь, когда у них есть настоящая улица, то надо бы и дома на ней пронумеровать. И предложил для нумерации принять так называемую "правонечётную" систему, как в Санкт-Петербурге, когда нечётные номера домов находятся с правой стороны от начала улицы, а чётные - слева. Так и получилось, что кают-компанейский балок стал домом номер 2 по улице Космонавтов, балок с медпунктом и кабинетом командира домом номер 4, а балок лётчиков - номер 6. А, вот, с нечётной стороной улицы не заладилось. Срубы-склады как-то уже имели свои номера, не совпадающие с нумерацией домов по этой системе, поэтому остались при своих номерах, словно не на улице стояли... Знаменская площадь тоже не поимела домов, на ней расположенных, и начала своё существование сама по себе, но с флагштоком посередине. Логинов пообещал уже завтра таблички с номерами домов и названием улицы присобачить на строения. Иванцов пытался возражать, мол, лучше мне с бульдозером помоги. Да, и вообще у тебя, штурман, дела с обсервацией имеются. Макс отговаривался, что наблюдения за светилом ему совсем не помешают, деликатно умолчав о помощи с ремонтом трактора... Присутствующие в кают-компании с удивительным энтузиазмом обсуждали этот, казалось бы, совершенно неважный вопрос о названиях своих микроскопических "улиц" и "площадей", о нумерации домов... А что тут удивительного? Они уже чувствовали станцию своим домом. На какое время не известно, но домом. Домом, который хозяева желают обустроить поудобнее для жизни. Так чтобы в нём было хорошо и уютно. Такова природа человека - вся огромная Вселенная, начинается от порога его маленького дома...
  
   На следующий день, после завтрака и подъёма флага Левшаков сначала совершил самостоятельную прогулку к гранитной каменюке, о которой вчера рассказал Берг. Метра два на полтора в поперечнике и торчит изо льда на полметра. Попытался пошевелить... Фигвам. Индейская национальная изба. Не шевелится. Надо подкапывать. Отправился обратно. Кого в помощники взять? Понятно, что не Берга. Ну, и не Державину с Иванцовым. Это тоже понятно. Так, либо Логинов, либо Чайка. Логинов, правда, тоже старше его по званию, но... А, вот, кстати, и он - очередные наблюдения за Солнцем делает. Вот, и пусть делает. Остаётся Чайка. И отправился искать главстаршину. Нашёл его на продскладе - тот оптимизировал раскладку продуктов по полкам. Смущаясь от своего формального старшинства, Алексей подошёл к Чайке и попросил его сходить с ним к выходу гранита. И, аж, дернулся от неожиданности, когда главстаршина вытянулся в струну и рявкнул:
   - Есть! Сходить! С Вами! Товарищ лейтенант! Разобраться! С выходом! Гранита! Какие инструменты прикажете взять с собой?
   А в глазах главстаршины плескалась смесь двух чувств: симпатии к Левшакову и снисходительной жалости. Что-то типа: "Хоспаадиии! Когда ж ты, Лёша, командный голос-то выработаешь? Офицер же, всё-таки. Ну, не мямли хоть! А! Старпом ты или кто?"
   - Э-э-э... Лучше сразу бензопилу, что с ломиком корячиться. И совковую лопату. Ну, её я сам возьму, - Алексей уже имел опыт выпиливания полыней во льду во время зимовки на метеостанции. Поэтому в этом вопросе никаких сомнений не испытывал.
   Спустя полчаса попеременной работы бензопилой стало понятно, что это никакой не скальный выход, а вполне себе такой отдельный камень. Хоть и здоровый. Похож на моренный гранит, равномерно разбросанный по всему северо-западу России в качестве следов отступавшего тысячи лет назад Великого Ледника. Вот и здесь, наверное, что-то похожее случилось - сползающий с глетчера лёд прихватил с собой частицу окружающих скал. Или скального ложа. Но это не важно, а важно то, что они - не на острове. И им предстоит-таки дрейф. Правда, не по Северному Ледовитому океану вдоль островов Королевы Елизаветы, а по неведомым морям-океанам совсем другой планеты. Немного побродив по округе, напарники нашли ещё парочку подобных камней. Правда, чуть поменьше, но и они оказались не выходами скал на поверхность, а отдельными камнями. "Будем дрейфовать!" - чуть не хором выдали резюме напарники.
   На следующий день Алексей с Чайкой пилили полынью в окружавшем айсберг льду для погружения. И для размещения эхолота, который они привезли с собой на самолёте. К вечеру только-только успели прорезать полынью, лёд в выбранном месте толстоват оказался. Но эхолотом успели глубину померить. Оказалось, что до дна здесь чуть больше ста метров. То есть шельф. Это раз. И айсберг не сидит на грунте. Это два. "Точно, будем дрейфовать," - ещё раз утвердился в своём вчерашнем выводе Алексей.
   А Иванцов в паре с Бергом в это же время успели починить бульдозер и наметили на следующий день разметку взлётно-посадочной полосы непосредственно на айсберге. Для чего Валерий Павлович припахал своего штурмана, уже вполне освоившего геодезические приборы. Логинов одновременно успевал и наблюдения свои астрономические делать. Впрочем, уже было понятно, что длина суток здесь - те же 24 часа, что и на Земле. Но дата пока не определена и широта. А для этого время требуется. Вот их и определял штурман. Между прочими делами.
   Готовка обедов и ужинов опять отошла к Державиной. Завтраками занимался Чайка. Они у него получались очень сытные. А ещё он наловчился с утра печь хлеб. Хватало на весь день. А сухари никуда не денутся. На то они и сухари.
   На четвёртый день на СП-40 бис раздались первые выстрелы. Пришёл первый белый медведь. Самый любопытный. И первым же лёг от огня главстаршины. Левшакову даже карабин вскинуть не пришлось. Они как раз к погружению готовились. Только-только оборудование и гидрокостюм с аквалангом притащили к полынье. Первым разглядел приближающегося с юга, от открытой воды, гостя Алексей. У него тут, похоже, было самое острое зрение. Сообщил о медведе Чайке. Тот сказал:
   - Стреляю я. А ты, лейтенант, патроны зря не трать. Мы ещё не проверили твою стрелковую подготовку, - и поднял карабин к плечу.
   Первый выстрел - под ноги осторожно приближающегося к людям медведя. Мишка остановился, повертел головой - что за шум? Постоял и продолжил своё неторопливое приближение к этим непонятным двуногим.
   - Так, непуганый зверь. Значит, валим, - решил главстаршина.
   Хватило пары выстрелов. Первым - наповал. Вторым - контроль. Дикого зверя надо сразу приучать к тому, кто здесь новый хозяин.
   На выстрелы сбежалась вся станция. После объяснения причины стрельбы все направились осматривать первый охотничий трофей.
   - Что-то великоват мишка, - с нескрываемым удивлением заявил стрелок, - Знал бы, что такой здоровенный, ещё бы одного патрона не пожалел.
   - Да, явный переросток. На нашей Земле таких почти нет, а здесь - первый попавшийся оказался, - подтвердил слова главсташины Берг, - Но в целом самый обычный урсус маритимус38). Только очень, очень крупный. Ну, что, Степан Иванович, будете шкуру с трофея снимать?
   - Конечно. Надо же в кают-компанию нормальный ковёр. Или нет?
   Державина обошла несколько раз вокруг туши поверженного зверя, внимательно рассмотрела когти, в пасть заглянула. Задумчиво посмотрела на Берга... И после этого с карабином больше никогда не расставалась.
   Длина медведя оказалась почти три метра, а весом он, по мнению всё того же Чайки, был около тонны. Так что пришлось освежеванную тушу Иванцову бульдозером оттаскивать от станции. Чтобы других хищников к СП не приваживать. Кровавый след протянулся на несколько километров к югу. Почти до открытой воды. А впереди техники выпало Левшакову, как главному спецу по льду, идти, безопасную дорогу без трещин и полыней разведывать. К краю льдов подходить не решились. Оставили тушу примерно в километре от открытой воды... На следующий день от туши остались только разбросанные на несколько десятков метров кости. Подъели мишку свои же. Если судить по следам вокруг костей.
   Впоследствии ещё приходили медведи. Когда однажды пришла пара, то показательно пристрелили только одного, чтобы другой, точнее - другая, научилась бояться людей и детёнышей своих научила. Статья расхода патронов "на медведей" очень быстро стала регулярной. Пока мишки в ближайшей округе не закончились.
   Первое погружение удалось совершить только на следующий день после прихода первого медведя. В нарушение всех мыслимых правил Алексею пришлось совершать его в полном одиночестве. А что поделаешь, гидрокостюм и акваланг только один. Его, Левшакова. Они в грузе "кашалотовском" были. Чайкин гидрокостюм остался на Земле, на той, земной СП-40 бис. А Левшаковский костюм на Чайку, ну, никак не налезет. Вот, и пришлось Алексею погружаться, а не более опытному Чайке. Но всё прошло гладко и спокойно. Алексей осмотрел низ айсберга и нашёл, что айсберг хорош и надёжен. Плавай, дрейфуй на нём спокойно. Некоторое время. Если бы в арктических водах, то годами можно было бы. А, вот, если в тёплое течение какое попадут, то только на несколько месяцев или всего недель можно рассчитывать. Потом Алексей ещё пару раз погружения совершал. Айсберг со всех сторон снизу осмотрел. Подтвердил свой диагноз. Классный айсберг попался. Крепкий и устойчивый.
   Через две недели пребывания на айсберге во время ежевечерних посиделок в кают-компании Логинов торжественно объявил:
   - Товарищи! Спешу вас обрадовать. Мы знаем теперь дату. Сегодня 27 марта. А год сами назначьте, какой желаете. А попали мы сюда 13 марта. И широту вам могу сообщить - 60 градусов и 32 минуты северной широты, - и специально для Державиной добавил, - На Земле мы находились бы фактически на широте Санкт-Петербурга. Ну, чуть-чуть северней. Где никаких ледников в помине нет вот уже больше 10 тысяч лет, как мой командир утверждает.
   - Спасибо сердечное, Максим Стефанович, за разъяснение! Но я географическим кретинизмом не страдаю. Или Вы думаете, что раз я женщина, то, уж, точно не отличаю север от юга? - в голосе Державиной чувствовалась изрядная доля яда. И не дай бог, хоть капля его на кожу Логинову попадёт - точно ожог будет химический.
   - Ну, что Вы, что Вы, милая Катерина Алексеевна!? Как можно! Я даже и в мыслях этого не держал... Просто хотелось всё понятнее рассказать, сравнения привести, - начал оправдываться Логинов. Потом уже поспокойней, для всех, добавил, - Я, естественно, исходил из предположения, что длительность года и наклон планетарной оси такой же, как у нашей старой Земли. Точно так же, как это оказалось с длительностью суток. Иначе я бы только через местный год сказал бы, какое сегодня число. А, может быть, дополнительные месяцы и дни пришлось бы придумывать. Или, наоборот, выкидывать какие.
   - Вполне разумно и оправдано, - поддержал штурмана Берг.
   Дальше разговор в кают-компании приобрёл характер производственного совещания. Подвели итоги сделанного на станции за эту пару недель. Оказалось, что очень много. Отремонтированы и обустроены жилые балки. Подведено электричество и тепло. Для дизельного электрогенератора сооружена отдельная будка. А в том, помещении, куда её сначала затащили, устроили сауну-помывочную. На складах N1 и 2 устроены обогреваемые выгородки вокруг рабочих мест с верстаками. На крыше склада N1 сделан обогреваемый наблюдательный пункт с круговым обзором. На случай возможного потепления устроен ледник для продуктов. Сооружён очень важный в быту объект - туалет. Что характерно, учитывая находки Державиной в аптечно-продовольственном складе, раздельный для мужчин и женщин. На случай, если женское население СП-40 бис увеличится. А вдруг? Устроили освещение Знаменской площади и промплощадки с помощью пары светодиодных прожекторов, обнаруженных на складе N1. Сделали несколько погружений под лёд и обследовали состояние айсберга как из-под воды, так и сверху. Досыта погоняли белых медведей. Починили бульдозер. Устроили взлётно-посадочную полосу к западу от жилых балков. Тут Иванцов оживился и добавил:
   - В конце ВПП, на северном её конце получилось что-то типа стартового трамплина моего родного "Адмирала". Наш "Кашалот" такого крутого старта, конечно, не потянет. Тяговооружённость у него, всё-таки, не такая, как у моего... э-э-х... Мигаря. Просто там довольно резкое повышение уровня льда было, вот и пришлось ещё метров 15 по длине плавно полосу вверх выводить. Так что взлетать будем, если что, только на юг. А садиться можно будет и в обратном направлении. А метеобудку нашего старпома пришлось перенести. А то она прямо на ВПП стояла бы.
план СП-40 бис

План СП-40 бис

   Плавно перешли к планам на ближайшее будущее. Берг оказывается не только молотком махал со всеми, да, за Солнцем с Луной вместе с Логиновым наблюдал. Он уже всё спланировал:
   - Коллеги, нам необходимо обследовать ближайшую к нам землю. Как вы все знаете, она находится всего в десятке километров к северу от нас. Вот туда предлагаю осуществить выход нашей разведгруппе. В усиленном составе, так как возглавлю её сам. Кроме того, в неё войдут Степан Иванович и Алексей Михайлович, как пара, имеющая уже один совместный разведвыход и немалый опыт совместной работы по хозяйству, так сказать. Выход осуществим послезавтра. Цель выхода - разведка местности. И поиск полезного. Вдруг Немые и там что-нибудь для нас, так скажем, припасли. А завтра - подготовка к выходу. И занятия по стрельбе. Для всех. Некоторое количество патронов, как для пистолетов, так и для карабинов мы можем позволить себе потратить на эту цель. Как мне кажется, умение стрелять может нам всем очень сильно пригодится. И если за Степана Ивановича и за себя я вполне уверен, то навыки остальных членов нашей команды в этом полезном искусстве мне не известны. Заодно с тренировкой и проверим. Руководителем занятия по стрелковому делу назначаю Степана Ивановича.
   - Какое количество выстрелов мы можем себе позволить на тренировку? До визитов медведей у нас было по три сотни патронов на каждый карабин, то есть всего 1800 штук. И уже минус 15 выстрелов, что я на мишек потратил. Но, всё равно, это очень и очень прилично, по сравнению с количеством патронов для пистолетов, которых у нас всего три: Ваш наградной ЧеЗет-семьдесят пятый39) и наши с Катериной Алексеевной "Грачи", которых нам давать не хотели. Демаскируют, мол. Хорошо, Вы, Александр Владимирович, сумели хоть карабины на всех выбить. Так, вот, для наших трёх пистолетов мы имеем по полторы сотни патронов на каждый ствол. Итого всего четыре с половиной сотни патрончиков "пара". Не густо. Практическую стрельбу мы тут явно устраивать не сможем. Там ведь за час тренировки и по сотне выстрелов с одного ствола могут сделать, - задал резонный вопрос главстаршина.
   - Мы, конечно, не собираемся вступать в Международную Конфедерацию Практической Стрельбы, поэтому по паре десятков выстрелов из карабина и столько же из пистолета каждому, я думаю, будет вполне достаточно для первоначального знакомства с оружием. Лучше сделать упор на грамотное обращение с оружием в одиночку и в группе, его сборку, разборку, чистку. Это будет гораздо полезнее, чем простая стрельба по мишеням, - высказал свои пожелания Берг.
   На следующий день последние белые медведи, даже если они ещё остались в округе, были разогнаны грохотом стрельбы. Что и говорить, ни станционный медик, ни пилоты, ни даже молодой старпом не показали себя мастерами стрельбы. Оно и понятно, медик он больше лечить последствия стрельбы умеет, чем стрелять, у пилотов - оружие совсем другое, а Левшаков и вовсе - автомат держал в руках только на присяге. Из карабина хотя бы несколько раз выстрелил на Франца-Иосифа, а пистолета даже рука не касалась никогда. Кроме того, выяснилась у Алексея одна неожиданная проблема. Сам Алексей правша, а ведущий глаз40) у него - левый. При стрельбе из карабина это как-то не сказывается - там, всё равно, он левый глаз зажмуривал. Поэтому второй десяток выстрелов он вполне прилично для первого раза в мишень положил. А, вот, с пистолетом - просто беда! Сейчас, ведь, из них стреляют совсем не по-спортивному, одной рукой, да, боком повернувшись, а наоборот - стоя фронтально, удерживая оружие двумя руками одновременно и с обоими открытыми глазами. А при этом мушка пистолетная в алексеевых глазах отчаянно двоилась. Ну, соответственно, из пистолета он стрелял куда попало, чуть ли не в соседнюю мишень.
   - Н-да, будем лечить. Глаза переучивать, - выдал своё резюме Чайка, - Не гоже офицеру личным оружием не владеть.
   Но грамотно обращаться с оружием главстаршина натаскал всех. А Левшакова ещё и в группе с оружием ходить потренировал дополнительно. Закончилась это стрелковое занятие чисткой оружия и многократной его сборкой-разборкой. Но сборкой-разборкой оружия на время главстаршина товарищей офицеров не напрягал. Больше на уверенность исполнения этого процесса нажимал. Сказал только:
   - Нет никакой необходимости быстро разбирать оружие, нужно быстро стрелять из него. И точно. Так, что нормативами скоростной сборки-разборки увлекаться не будем.
   Берг, кстати, в тренировке тоже поучаствовал. Причём из пистолета он стрелял даже лучше самого инструктора. Но Чайка обошёл его в стрельбе из карабина. Сильно обошёл. На что Берг с некоторой досадой заявил:
   - А немного жаль, что с нами Петровича нет. Он бы тут тебе достойную конкуренцию составил.
   - Да, что там! Сделал бы он меня и на карабине, как ребёнка, - спокойно признался главстаршина.
   После обеда были сборы на разведвыход к твёрдой земле. Собирались так, словно уходили на неделю, а не на день. И рациона хватило бы, хоть и с напрягом, на неделю, и спальники взяли, пенки, спиртовки, палатку, солидно затарились патронами. Соорудили сани-волокушу. Рюкзак свой Левшакову, понятно, пришлось освободить от лишних вещей. На самом дне его Алексей нашарил какую-то книгу. Вспомнил, что в последний день перед вылетом из Североморска, забежал в книжный отдел в торговом центре и купил себе первую приглянувшуюся книжку. Типа почитать в свободное время. Свободного времени так и не нашлось. И про книгу эту Алексей совсем забыл. Вот, и сейчас некогда. Поставил её на полку, рядом с "Материалами съезда" и "Территорией". Только подумал: "Потом почитаю".
  
   Комментарии к главе 3:
  
   29 - Фраза из книги "Маленький принц" французского писателя, поэта и военного лётчика Антуана Мари Жан-Батиста Роже де Сент-Экзюпери (1900-1944?). 31 июля 1944 года ушёл на своём "Лайтнинге" Р-38 в разведывательный полёт с аэродрома Борго ВВС "Сражающейся Франции" на острове Корсика и пропал без вести. Обломки его самолёта были найдены только в 2000 году в море, близ Марселя, на глубине 70 метров. Останков пилота обнаружено не было.
   30 - Действительно, рисунок созвездий даже всего 50 тысяч лет назад, то есть фактически посредине последнего ледникового периода существенно и заметно отличался от современного. Сошлюсь на сайт http://www.lookatme.ru/mag/live/experience-news/213217-stars. Особенно большие отличия наблюдались бы из числа перечисленных Иванцовым созвездий для Большой Медведицы и Кассиопеи.
   31 - См. хотя бы научно-популярную книгу - А. Виленкин "Мир многих миров", Москва: издательство "Астрель", 2009.
   32 - "Собачьей вахтой" или просто "собакой" на флоте называют вахту с полуночи до четырёх часов утра.
   33 - Нивелир и гиротеодолит - геодезические приборы. Первый предназначен для определения разности высот (превышения) между несколькими точками земной поверхности относительно некоего условного уровня. Гиротеодолит - визирное устройство, предназначенное для определения истинного азимута за счёт наличия встроенного в прибор гирокомпаса. Понятно, что для корректной работы прибора этот гирокомпас должен быть точно сориентирован на географический полюс.
   34 - По традиции, сохранившейся ещё с царских времён, и согласно действующему ныне Корабельному уставу хозяином в кают-компании корабля Российского военно-морского флота является старший помощник командира. При отсутствии капитана именно он является председательствующим за столом, именно он определяет места офицеров за столом, именно он разрешает споры между офицерами, а при голосовании имеет два голоса вместо одного, если голоса складываются поровну. Кроме того, именно с его разрешения капитан может быть приглашён в кают-компанию. Отметим, однако, что современный корабельный устав прямо говорит, что "командир корабля, если он не имеет специально оборудованного салона, столуется в кают-компании совместно с офицерами" (Корабельный устав ВМФ РФ. Ч.2, Гл.10, Ст.433). В этом случае разрешения старпома, естественно, не требуется. Но традиции надо соблюдать. По возможности. Хотя бы в первый раз.
   35 - Кому принадлежит первенство в изобретении этого термина автору неизвестно. Но он сам впервые его прочитал в интервью С.П. Капицы на сайте http://sadsvt.narod.ru/kapiza.html от 27 июля 2005 года:
   Капица: Если Вы о моих религиозных взглядах, то я русский православный атеист.
   Интервьюер: И всё же, разве не удивительно - чем больше мы постигаем, тем дальше от постижения главной тайны - Жизни. В чём же смысл всё новых и новых знаний?
   Капица: Наука - это некий круг, и задача учёных его расширять. Но чем он шире, тем больше и границы непостижимого.
   Интервьюер: А в центре этого круга Бог?
   Капица: ЧЕЛОВЕК.
   36 - Самый распространённый в мире калибр пистолетных патронов 9х19, "Люгер парабеллум". Фактически - международный стандарт. Принят на вооружение во всех странах НАТО. В России патроны данного калибра также применяются. Например, для принятого на вооружение в ВС пистолета Ярыгина (ПЯ или "Грач").
   37 - Капитан Немо (лат. Nemo - "Никто") - персонаж фантастико-приключенческих романов французского писателя XIX века Жюль Верна "Сорок тысяч льё под водой" и "Таинственный остров". Последняя - одна из самых любимых книжек автора, поэтому он не смог отказать себе в удовольствии вставить упоминание о ней в свою.
   38 - Лат. ursus maritimus - медведь морской, биологическое название белого медведя.
   39 - ЧеЗет-75 или CZ-75 - один из лучших пистолетов мира, разработанных после 1945 года. Создан на чешской фирме "Ceska Zbrojovka" в 1975 году. В качестве боеприпаса для него применяется патрон "Люгер парабеллум" 9х19 мм. В России пистолет используется в качестве наградного оружия, а также рядом спецподразделений.
   40 - Различают глаз ведущий и ведомый. Определение ведущего глаза важно для стрелков, в том числе, для охотников, военнослужащих и сотрудников спецслужб. Понять, какой глаз у Вас является ведущим очень просто. Вытяните руку перед собой с оттопыренным вверх большим (или любым другим) пальцем. Закройте один глаз. Если кажущееся относительное положение пальца и фона не изменилось по сравнению с картинкой при обоих открытых глазах, то закрытый - ведомый. Если изменилось, то закрытый глаз - ведущий. Понятно, что при прицеливании от этого факта будет очень сильно зависеть точность стрельбы. И, если при стрельбе из длинноствольного оружия стрелок, как правило, зажмуривает один глаз, то при современной манере стрельбы из пистолета оба глаза у стрелка, как правило, должны быть открыты. Что определяет снижение точности стрельбы в случае, если ведущая рука и ведущий глаз находятся на разных сторонах тела.

Глава 4. Земля Левшакова

   29 марта.
   Координаты: 60 градусов и 32...36 минут с.ш., долгота неизвестна (и не важна).
  
   Вышли мы рано, часов в семь утра. И идём вот уже третий час. По городу с его асфальтом мы бы эти десять километров часа за полтора, два преодолели бы без особого напряга. Но здесь - совсем другой "асфальт". То гладкий, как стекло, лёд, то трещины (до полуметра и больше встречались), то сугробы, то торосы. Так что путь наш порой походил на траекторию полёта мухи. Очень разный лёд тут: то, как уже говорил раньше, на стекло похожий, не только такой же гладкий, но и такой же прозрачный, то мутный и мягкий, как мыло. Точно - в тёплый сезон нет тут сплошного оледенения, а то и вовсе открытая вода. Вот уверен. Бергу свои соображения доложил. Он согласился, сказал, что точно также думает. Мне почему-то такая схожесть наших с ним выводов приятна. Вот, вроде, мой командир холодный внешне, как айсберг (ничего, что я так дёшево каламбурю: Берг - айсберг?), а совпадение с ним во мнении душу мне почему-то греет.
   Утром, когда был объявлен подъём, мороз стоял. Минус 33 при полном безветрии. И туман, то есть стопроцентная влажность была. От этого за ночь все поверхности строений, провода, техника наша покрылись толстой шубой изморози. Влага из воздуха вымораживалась. С восходом солнца туман стал быстро рассеиваться, а температура расти. Так что идти сейчас вполне комфортно. Никакого ветра, температура, где-то минус 20, плюс-минус пара градусов. И влажность воздуха низкая. Одежда, обувь сухие и тёплые. Иди себе, да иди...
   Сани мы тащим поочерёдно, меняясь каждые полчаса. Впрочем, что их не тащить - фактически пустые пока. Командир наш тоже впрягался, не строит из себя "белую кость". Хотя Чайка мне как-то сказал, что Берг, вообще-то, "фон", то есть от немецких остзейских дворян фамилию свою ведёт... В общем, так и идём: один впереди - дорогу выбирает, следом человек-лошадь с санями, и замыкающий, по сторонам смотрящий. И раз в полчаса роли меняются. Сейчас, вот, главстаршина сани тащит, а я иду замыкающим. Впрочем, о Чайке говорить, что он что-то "тащит" как-то неуместно. Он, по-моему, даже не замечает, что к нему что-то там, сзади, прицеплено. Сани довольно громко поскрипывают полозьями по льду или шуршат по снежной крупке. А так - тишина и покой вокруг. Покой и тишина...
   Внезапно Чайка останавливается прислушивается:
   - На станции стрельба. Два выстрела. Карабин.
   Как он только услыхал?
   - Третий выстрел. Необходимо связаться, - продолжает замерший на месте главстаршина.
   Но станция уже сама выходит на связь - зашипела, затрещала рация на груди у Берга:
   - "Бродяги", ответьте "Киту-1", - голосом Иванцова, оставшегося за главного, вызывает СП.
   - Здесь "Бродяга-1". Слушаю. Что там у вас случилось? Что за стрельба? - отвечает Берг.
   - Ого! Как только вы услышали? Вы ж уже километрах в семи от нас, - сначала не сдерживается от удивления Валерий Павлович, но потом, спохватившись, дисциплинированно отвечает на поставленные вопросы, - Приходил очередной медведь. Не все ещё повывелись. Отогнали стрельбой. Не ранили. Но он, похоже, по вашим следам пошёл. Так что будьте осторожны.
   - "Кит-1", понял Вас. Спасибо за предупреждение. GL и EE, - отвечает командир.
   - И вам всем: GL и EE, - раздаётся щелчок выключившейся связи.
   - Все слышали? - спрашивает командир.
   - Так точно, - чуть не хором отвечаем мы с Чайкой.
   - Поэтому, главстаршина, отправляйся в походное охранение, в арьергард, - приказывает Берг.
   - Есть, - отвечает Чайка и отцепляет от себя крепление саней.
   - А мы с Вами, лейтенант, продолжаем попеременно тащить сани. Сейчас, кстати, как раз Ваша очередь подошла. Так что, прошу, - командует Берг.
   - Есть, - отвечаю и я.
   Через минуту-другую мы снова выступаем в путь. Берг - в авангарде, разведывает дорогу. Но карабин перехватил по-другому, так чтоб удобнее огонь открывать при неожиданной встрече с мишкой. Я работаю тягловым животным. А Чайка - позади и на некотором удалении от нас. Как маятник: то влево чуть уйдёт, то чуть вправо. Ну, и назад внимательно смотрит. Я тоже головой по сторонам кручу и на главстаршину периодически поглядываю. Интересно мне, как это в походном охранении быть. А страха у меня перед медведем почему-то нет. Видимо, настолько я уверен в главстаршине, что и беспокоиться не о чём.
   Через полчаса меняемся местами с Бергом. Теперь уже он тянет сани. А я впереди, "на лихом коне". Дорогу разведываю - чем ближе к берегу, тем больше торосов и трещин. Петляем ещё сильнее, чем раньше. Совсем здесь дороги не ремонтируют. Хуже, чем в староземной России. Адназначна! И хотя по-прежнему спокоен (ну, нет страха перед медведем!), но карабин я, на всякий случай, взял также как и Берг до этого. До земли, точнее до высоченных скал, торчащих мысом где-то впереди, остаётся ещё с пару километров. А минут через пятнадцать главстаршина докладывает:
   - Вижу медведя. Метров пятьсот за нами. По следу нашему идёт.
   Быстро это нас мишка догнал. Шустрый.
   А ещё через несколько минут, когда медведь ещё больше приблизился, мы останавливаемся, и Чайка делает парочку выстрелов. Но не на убой, а чтоб отпугнуть. Мишка понимает. Учёный, значит, уже. Понял, что не дичь мы, а скорее - наоборот. Чайка сообщает:
   - Медведь со следа сошёл и уходит куда-то правее... Удаляется.
   Ну, это мы все и так видим. Медведь всего-то в сотне метров от нас бредёт. И уже не позади, а сбоку. Даже не смотрит в нашу сторону. Мы ему внезапно не интересны стали. Обиделся, типа, на негостеприимную встречу. Ну, и ладно. Мы пирогов не обещали. А мишка, кстати, приметный - у него разорванное левое ухо. Почти под ноль. Обращаю внимание на это своих спутников. На что главстаршина замечает:
   - Да, лейтенант у нас самый глазастый во всей команде. Даром, что ведущий глаз у него только не правильный. Ну, ничего. Переучим.
   Мы снова снимаемся с места, и некоторое время идём с медведем расходящимися курсами. Он всё больше и больше берёт вправо, то есть в сторону обширного залива, что правее или, если хотите, восточнее того скалистого мыса, к которому идём мы. Потом мишка скрывается из глаз за дальними торосами.
   Кстати, панорама, открывающейся перед нами земли, очень интересная. И впечатляющая. Если левее мыса, то есть к западу от него, мы видим совсем недалёкий глетчер, лед которого длинным пологим языком спускается непосредственно в море, то справа на много километров, вдоль берега залива, тянется сплошная скальная стена. Не очень ровная: видны углубления, изгибы, складки этой стены. Но, всё равно, очень внушительная. На самом мысу скалы не такие уж высокие - с полсотни метров, но дальше на восток высота их явно повышается. Может и сотня метров будет. А дальше - ещё выше. Там скалы превращаются уже в нормальный горный хребет, полностью закрывающий скрывающийся за ним ледник. Яркий солнечный свет заливает эту грандиозную стену, изредка бликуя на плоских гранях камней. Красиво. Особенно на фоне синющего безоблачного неба над скалами. Я даже знаю, хоть и не геолог, что скалы эти - из гранита. Розового. Подобному тому скандинавскому, которым весь северо-запад России завален. В виде моренного камня. Памятник Петру Великому на подобной каменюке в Питере стоит. Все видели? Да, и мы с главстаршиной уже успели такой же и здесь, на этой Земле, ручками помацать41) - ещё на айсберге, когда по приказу Берга камень этот откапывали. Ну, вы помните, наверное. Так, одену-ка я очки обратно, а то так можно и снежную слепоту заработать невзначай.
   - Лейтенант, держите курс так, чтобы выйти западнее мыса, ближе к леднику, - приказывает командир.
   - Есть, держать курс западнее, - мне почему-то легко держаться с Бергом по-военному, а не на гражданский манер. Хотя раньше всегда считал сам себя безнадёжным шпаком42). И приказ берговский мне понятен - подальше от мишки, ушедшего вправо. Может быть, это не единственный берговский резон, но, наверняка, "один из".
   Прикидываю, где лучше сойти со льда на твёрдую землю. Ага, вот там - и торосы поменьше и каменюки прибрежные не такие внушительные.
   А ещё через минут пять я вступаю на твёрдую землю. А точнее - на усыпанный крупной гранитной галькой пляж. Тянет сказать, что-то типа: "Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для человечества.43)" Это, ведь, действительно, наши первые шаги по суше этой планеты. "Наши" - это я не о себе во множественном числе так уважительно, а, вообще, о любом из нашей команды. За спиной раздаётся громкий скрежет санных полозьев о камни. Успеваю подумать: "Упс! Извините, Александр Владимирович!" Оборачиваюсь и помогаю Бергу оттащить сани подальше от берега. Прибоя сейчас, понятно, никакого нет, но вдруг прилив имеется. Судя по сильно ломаному, корявому льду у берега, приливы и отливы здесь наличествуют. Берг, словно почувствовав мои мысли, поясняет:
   - Сильного прилива сейчас не должно быть. Фаза Луны не та. Да, кстати, языки ледяной крошки, оставшейся на камнях после последнего прилива, ясно показывают, уровень прилива. Так что оттащим сани чуть выше. И хватит.
   Разобравшись с санями, Берг пытается установить связь со станцией. Мы, вообще говоря, на пределе или уже за пределом дальности наших УКВ-раций. Удаётся. Но слышимость плохая. Впрочем, на СП поняли, в общем, что мы живы и с нами всё в порядке. А мы, что - у них всё ОК. Потом попробуем наверх, на скалы подняться. Оттуда и повторим связь. Тем временем, главстаршина, шедший за нами, забирается на здоровенный, как постамент памятника, камень - оттуда обзор лучше. И осматривает окрестности на предмет наличия хищников и прочих непредвиденных опасностей. А Берг с лёгкой улыбкой объявляет "перекур". С улыбкой, потому как в команде нашей нет ни одного курящего. Так уж вышло! Мужчины - все как один. И даже медик наш, Катерина, и та не курит. Что для медиков немного удивительно. Среди них, по-моему, процент курящих выше, чем среди простых людей. Устают они, медики, проповедовать здоровый образ жизни и забывают своё же "излечись сам!" Вот, и дымят, как паровозы. Так что мы с товарищем капитаном третьего ранга просто немного отдыхаем. Дышим стерильно свежим воздухом ледника. И выпиваем по термосному колпачку горячего сладкого чая. Потом я меняю Чайку на камне - даю отдохнуть и ему. У него, правда, выражение какого-то недоумения на лице при этом появляется. Но он, кинув взгляд на Берга, не отказывается, но сообщает при этом:
   - Мишка, похоже, ушёл окончательно. Если б хотел нас преследовать, уже объявился бы снова.
   Потом Берг забирается на камень сам. Фотографирует окрестности, кое-что записывает в блокнот и даже зарисовывает. На мой вопрос, к чему эти бумажные записи и зарисовки, если есть электронные носители, командир отвечает, что электричество у нас, при неудачном раскладе, может и закончиться. Вместе с соляркой. И хотя запас бумаги тоже не вечен, но записи, по крайней мере, останутся читабельными.
   Условный перекур закончился - шагаем, а кое-где и скачем по камням в сторону ледника. Это не очень далеко - метров шестьсот-семьсот. Сани пока оставили за ненадобностью на месте схода со льда на сушу. По пути замечаем небольшой распадок в сплошной стене скалы - в тёплый сезон там явно тёк или даже каскадом падал ручей. Но русло его не слишком крутое. Не отвесная стена. Можно даже на обратном пути от глетчера подняться наверх.
   Подходим к леднику. С ближней к нам стороны он похож на какую-то гигантскую белую змею, плавно сползающую с горы прямо в океан. Кстати, ширина спины этой "змейки" с километр... А что!? Наш айсберг, если по габаритам судить, вполне мог здесь и родиться. Но совсем не обязательно. Подобные глетчеры тут на сотни, если не на тысячи километров вдоль берега. Это мы ещё две недели назад с самолёта видели.
   А, вот, с другой стороны ледника глетчер своим краем наползает на скалу. И сейчас там виден его скол, чуть ли не в двадцать-тридцать метров высотой. И этот ледяной излом в отражённом свете Солнца светится из глубины своей голубым и синим. Словно опал. Знаете такой камень? Так, вот, также. Но только метров двадцать высотой. Чарующее зрелище... Берг снова зарисовывает что-то... Чайка наши тылы сторожит... А я... Так! Я тогда хоть несколько фотографий сделаю - стыдно просто так стоять, когда другие делом заняты. Но камеру навожу сначала на тот же ледяной обрыв, что так впечатлил меня. Делаю пару кадров. И в этот момент лёд начинает крушиться - отваливается огромный кусок. Беззвучно и сокрушительно. Через несколько секунд доносится оглушительный грохот сорвавшегося с обрыва льда. Потом - словно трескотня винтовочных выстрелов вдоль окопа. Всё ближе и ближе. И видно, как стремительно бежит к нам, обгоняя звук, и расширяется во льду трещина. И, вот, отколовшийся кусок ледника делает рывок вперёд, к океану. С нашего края он не такой внушительный, но метр, другой точно есть. И лёгкое сотрясение под ногами. А здОровское шоу нам устроила эта негостеприимная земля! Под впечатлением от увиденного даже Чайка на несколько мгновений отвлекается от своего занятия. И хорошо, что мы не стали забираться на лёдник.
   Постояв ещё некоторое время (дожидаемся пока Александр Владимирович закончит свои записи и зарисовки), начинаем обратное движение. До распадка с ручьём. Там мои спутники пускают меня вперёд. Карабкаюсь по распадку, как по какой-то лестнице гигантов. С одной супер-ступени - на другую. Стараюсь вниз не смотреть. Хотя спускаться-то, всё равно, здесь же придётся. Всё выше и выше. Вот, кажется, край... Нет! За очередной супер-ступенью виден ещё один верхний рубеж. И так раз за разом! Но, вот, я, наконец-то, преодолеваю действительно последнюю ступень подъёма. И моим глазам открывается небольшая долинка метров пятьсот, шестьсот в длину и шириной около двухсот, трёхсот метров. По её дну и течёт в тёплый сезон ручей, падающий потом каскадом со скалы в океан. Сейчас его ещё нет. Холодно. Обычный в этих местах северо-восточный ветер (как раз вдоль долинки) сдувает весь снег, не даёт ему залеживаться. Настоящая аэродинамическая труба. Только между камнями ещё остаётся снежок. Так что сухое ныне русло ручья очень хорошо видно. Ручей вытекает из-под ледника, ползущего вниз, к океану, вдоль левой, северо-западной стороны лощины. Дальняя и правая стороны долинки выходят на небольшое плато - снежно-каменистую пустошь, ограниченную вдали похожими на зубы дракона скальными останцами. Понятно, что за ними - обрыв. Мы эти останцы с другой стороны видели, со стороны океана, когда ещё по льду шли. Останцы подходят к долинке вплотную только с самого южного её края. Вот, как раз рядом со мной, справа. Метров сто до ближайшего. В северо-восточном направлении цепочка неуклонно растущих в высоту "зубов" постепенно срастается и превращается во вздымающийся всё выше и выше нормальный такой горный хребет, вдоль северно-западного склона которого и ползёт ледник. Возле которого мы только что стояли. А на север и северо-запад, сколько не смотри, виден только лёд, снег, лёд, снег... и синее безоблачное небо. Там мы уже были однажды. И нам туда не надо.
   Подымаемся к ближайшему останцу, так чтобы открылся вид на юг, в сторону нашей СП. Ого, да её просто видно! Впрочем, что я удивляюсь? С такой высоты горизонт находится на расстоянии что-то около двадцати пяти километров. Ну, несколько километров туда-сюда. А станция всего-то на расстоянии десять-одинадцать кэмэ. И угловой ее размер вполне различимый. Отдельных строений, конечно, толком не разглядеть, но видно, что что-то там стоит. А за станцией и неширокой, как кажется отсюда, полосой льда - открытый океан. Я почему-то уверен, что это именно океан, а не море какое. А Солнце светит сейчас почти прямо в глаза - полдень скоро.
   Берг снова устанавливает радиосвязь со станцией. Сигнал здесь чистый. И такое впечатление, что "эр-квадрат"44) не сказывается совсем. Так что, поговорить с родной СП нормально нам вполне удаётся. На связи сейчас Иванцов. Логинов - на НП, а Державина - в кают-компании готовкой обеда занимается. Докладываем о своих открытиях. И ближайших планах. Слышу, Берг говорит на этот счёт следующее: "Осмотрим плато и лог с ручьём. Перекусим. Потом за мыс зайдём. Там берег осмотрим. Пока ничего особо полезного не нашли. Но и опасного тоже."
   Сразу после отбоя связи мы с Бергом идём выполнять эти планы. Начинаем с лога. А Чайка совершает обход долинки на удалении метров сто пятьдесят, двести от её края. Берг снова делает записи и зарисовки, прикидывает дальности и углы. Я, сделав несколько фотографий, приостанавливаюсь. Что-то тревожит меня. Какое-то давнее воспоминание. Явное дежавю испытываю. Только, понятно, что не мог я раньше эту долинку видеть. Ну, никак не мог! Безнадёжно отворачиваюсь и собираюсь фотографировать ледник, дальний хребет и останцы. И тут память открывает свою кладовуху...
   Мне 13 лет. Лето 2001-го года. Мы с прадедом (а он тогда ещё был жив-здоров и, хотя ему уже было глубоко за 80 лет, рулил своим стареньким жигулёнком вполне уверенно) едем в лес. В "одно место", которое деда Толя давным-давно "хочет проверить". Это я его слова передаю. А проверить он это самое "место" хотел на наличие золота. Да, именно того бренного жёлтого металла, за который "люди гибнут", как в опере одной поётся45). И нисколько я не вру. И не выдумываю.
   Дело в том, что свою трудовую деятельность мой прадед начинал старателем. Как и отец его, и дед... Жил он тогда не в Златоусте, а в маленькой деревушке в долине реки Миасс. Эта долина, кстати, называется ещё Золотой Долиной. И не потому, что она такая красивая. Хотя и не без того. В начале 19-го века нашли там золото. Сначала самородное, а потом и рассыпное. Вот так и получилось, что целыми деревнями мужики стали не сельским хозяйством жить и даже не уголь жечь для металлургических заводов, как раньше, а мыть золотишко. Кстати, самый большой из сохранившихся самородков, "Большой треугольник" в 36 килограмм весом, именно там, в долине этой реки и нашли. В Алмазном Фонде России он ныне хранится. Вот, и прадед мой этим, уже фактически наследственным промыслом сначала занялся. Но мыл, а, вернее, перемывал он уже те отвалы, что до него его отец мыл. А до того этот же грунт в первый раз его, прадеда моего, дед мыл. Так что мой деда Толя достаточно быстро понял, что вручную здесь уже ничего особо ловить. Ревматизм разве что. И подался в город, на токаря учиться. Как раз первая пятилетка шла в стране и много рабочих на строящиеся заводы понадобилось. Но до этого в поисках фарта много мой прадед походил по южноуральским лесам и горам с ружьишком за плечом. Дичи много настрелял, а золота - чуть. Но, однако, запало ему в память ему одно местечко, которое он не успел проверить на наличие жёлтого металла. Рассказывал, что стукнули тогда ранние морозы, и пришлось ему оставить эту проверку на следующий сезон. А зимой у него жизненные планы как-то резко изменились - в город отправился. Но всю последующую жизнь хотел деда Толя это место проверить. Но сначала это было чревато конкретным сроком, а потом, когда при демократах отменили законы, запрещающие частный промысел золота, уже возраст не позволял - боялся один в лес ехать, идти. Чужого человека брать с собой на это дело - дураков нет. Золото оно не одного вроде бы благоразумного человека с ума свело. А близких людей (конкретно - мужчин, ну, не страдал мой дед сексуальной политкорректностью), кто бы подстраховал, в случае чего, за рулём и в лесу, у него не было. И только, когда я подрос, прадед мой, можно сказать, целенаправленно обучил меня вождению своего жигуля. Чтобы мог я в критической ситуации самостоятельно по лесной дороге хотя бы до трассы добраться.
   Вот и поехали мы с ним тогда вдвоём "стараться". Лоток он ещё раньше, в гараже сколотил, закрывшись от чужих глаз на замок. Сначала по трассе ехали. Потом свернули на какую-то раздолбанную грейдерку. Затем и вовсе - на лесную дорожку. То ветки по крыше колотят, то, того и гляди, на брюхо жигулёнок в колее сядет. Хорошо, что хоть тогда достаточно сухо было, никакой особой грязи. Несколько раз ручьи переезжали, которые на Урале гордо речками именуются. Но всё выше и выше в горы, и всё дальше и дальше в лес. Мне как-то даже удивительно было, что на достаточно населённом Южном Урале такие глухие места до сих пор имеются. Потом дорога-недоразумение вовсе кончилась. Дед остановил машину и сказал, что ещё километра три-четыре придётся пройти. Сам из багажника взял рюкзак с лотком и перекусом. А мне совковую лопату вручил. И как Ленин ладонью указал общее направление дальнейшего перемещения в пространстве. Сначала с пару километров шли по тропе, на которой человеческих следов фактически не было, зато кабаньи и собачьи присутствовали. Когда я сказал, что про собачьи следы, дед кхекнул и поправил меня чуток: "Не собачьи это следы, а волчьи. Видишь отпечаток стройненький, а не округлый как у собак. Волк это." Немного напрягло! ("Немного" - это я скромно сейчас сказал.) Дед видит, что я с лица спал и успокаивает по-своему: "Не боись, внучок. Летом они не страшные, в одиночку ходят. Еды им сейчас полно. С людьми не связываются. А, вот, не приведи, господь, на кабана наткнёмся... или на аюшку46) с малышами." А ничего, так, он меня успокоил - спина мгновенно взмокла! Но обошлось. А потом дед долго какие-то камни рассматривал, что-то под нос бурчал, мол, позаросло тут всё, хрен чего узнаешь. Но это не помешало деду, пошарив под какой-то каменюкой, вытащить оттуда что-то, в тряпицу завёрнутое. Вид у него при этом был предельно довольный: "О! Есть! Ты гляди, Лёш, сохранилась! Столько лет пролежала, а цела." И показывает мне - в тряпку, оказывается, бутылочка была завёрнута. Знаете, такая маленькая, водочный шкалик. Оказывается, и семьдесят лет назад такие же точно были. А в бутылочке той записка. Я так понимаю, прадедом моим для самого себя оставленная, как напоминалка. Кое-как выковыряв из горлышка залитый парафином сучок, заменявший пробку, деда Толя развернул записку и, кривясь, прочитал написанное. Выдал при этом в полголоса: "Ну, и грамотей я тогда был! Ошибка на ошибке. Но, в целом, так примерно всё и помню." А потом специально для меня, чуть громче: "Лёш, нам туда." И показал вверх вдоль оврага, что за этими камнями как раз был. А саму записку мне, однако, не показал, к себе в карман убрал. И я не думаю, что это он ошибок своих стеснялся. Я, кстати, её потом так и не увидел. В сам овраг мы не полезли - ну, его нафиг, сквозь заросли черёмухи пробираться и ноги на камнях ручья ломать. Пошли поверху, по краю оврага. Ещё через километра полтора, а, может, чуть больше, вышли в ложок, по которому тёк этот самый овражный ручей. Вот, этот-то ложок и вспомнился мне сейчас! Уж, очень они похожи с этим инопланетным. Только там ложок окружён был сосновым лесом, а здесь каменистой пустошью. Здесь ручей вытекает из-под ледника, а там - из верхового болота. Но и сама форма долинки, и рисунок русла ручья - фактически один в один!
   У ручья того, интересная особенность была - он стекал по склону ложка по руслу, не гладкому и ровному, а словно по ступенькам в пару десятков сантиметров высотой, с терраски на терраску. На каждой ступеньке-терраске - небольшая лужица, с песчанно-каменистым дном. Прадед сказал тогда, что это всё похоже на промывочный желоб (вот, не помню я сейчас, как он правильно называется!) и пояснил, что иногда не лотком пользуются, а из трёх досок сколачивают длинный желоб прямоугольного сечения с набитыми по днищу планками. Сооружают небольшую запруду на ручье, а по желобу этому устраивают сток из образовавшегося прудика. Потом в поток воды лопатой кидают золотоносный песок. Относительно лёгкий обычный песок проносится через весь желоб, а более тяжёлые частички золота оседают, зацепляясь за поперечные планки... Так что в ручье том земном, сама природа устроила что-то на вроде этого промывочного жёлоба. Вот, и здесь также!
   Прадед мне тогда велел черпать лопатой песок со дна лужиц на этих "ступеньках" и ему в лоток понемногу ссыпать. А сам достал из рюкзака лоток, складную табуреточку (вот какой у меня предусмотрительный прадед был!), уселся на неё на самом берегу ручья и начал промывку приносимого мной грунта. Уже через пару минут смотрю, дед поправляет очки на переносье и достаёт со дна лотка что-то. И говорит человеческим голосом, только сипло как-то: "А ничего - фартОвый у меня правнучек! Только первая лопата, а уже знатные золотинки есть." И мне какие-то чешуйки, крупинки показывает. А мне почему-то не показалось, что это здорово. Невзрачное какое-то оно было - это золото. И мелкокалиберное. Дед видит мою кислую рожу и усмехается только: "Бывало и за неделю столько не намоешь, а он нос кривит. Эх, молодо-зелено! Всё им самородки подавай..."
   В общем, намыли мы тогда золота немного. За часа четыре работы - несколько граммов. Всё такими же чешуйками да зёрнышками. Но прадед сказал, что для простой проверки это очень даже хорошо! И вид был у него весьма довольный. Сказал, что не ошибался тогда он с этим местом. Якобы по всем приметам должно было здесь быть золото. И, вот, точно - есть! И можно было бы здесь ещё "постараться". Но уже - ни к чему! Потом перекусили. Собрались. И в обратный путь.
   Сначала прадед эти золотинки дочери, бабушке моей, хотел отдать, но она на него только руками замахала: "Уберите, папа, это от меня!" Пришлось внучке передавать. Говорит: "На, вот, внучка! Твой сын Лёшка добыл. Везучий он." Но и та, как увидела эти крупинки, так лихорадочно ссыпала их в бутылёк из-под какой-то микстуры и запрятала куда-то. Так и не знаю, куда. Некий инфернальный ужас у моей родни по женской линии к добытому мной с прадедом золотом наличествовал. Вот, интересно, сами кольца, цепочки, серёжки золотые носят, а природного золота боятся, словно оно заразное. Странность какая-то.
   А, вот, прадед мой после поездки этой нашей как-то быстро стал сдавать. И через год мы его схоронили. Видимо, именно это и держало его на свете. Очень хотел он проверить - есть в том "месте" золото или нет!? Проверил, задачу выполнил - и всё! Ничего его уже больше не держало. Вот, и не верь потом в силу, в магию золота.
   Вот, и здесь! Смотрю я на то, как русло ручья по склону долинки спускается точно такими же ступеньками-террасками, как в том, памятном мне месте на Земле, так ноги сами несут меня к руслу ручья. Воды, в русле, как я уже говорил, сейчас нет. Но явственно видны места, где точно такие же, как на Земле лужицы на террасках-ступеньках в тёплый сезон были. И почти такая же смесь песка и мелкой такой щебёночки на их дне лежит. Жаль, воды сейчас нет в ручье. А ещё нет лопаты и лотка. Точно попробовал бы этот грунт на золото. Постоял, постоял рядом. А потом взял, да, зачем-то ковырнул этот песок на дне самой нижней ступеньки ногой. Ух, ты! Блеснуло что-то металлически. Жёлтым. Ну, не может быть! Наклоняюсь и извлекаю из песка самородочек. С перепелиное яйцо. Все видели перепелиные яйца в магазинах? Вот, примерно такой же. Но только, естественно, чуть корявее по форме. И сам не верю своим глазам и прочим ощущениям: "Что, правда, что ли золото!?" И сам себе отвечаю, что-то типа: "А что ещё, Лёша, это может быть!? Не пирит47) же. Ты же знаешь, как выглядит пирит. Так, вот, это - совсем не так! Золото это. Золото." Разворачиваюсь и иду к Бергу. К нему как раз и Чайка подошёл. Иду к ним, а сам в ладони этот холоднючий кусочек жёлтого металла сжимаю со всей дури. Чтобы не убежал, видимо. Подхожу к моим старшим товарищам, и раскрываю ладонь, демонстрируя им её содержимое:
   - Вот, - говорю, - В сухом русле ручья нашёл. Самородок.
   Сказать, что Берг сильно поражён увиденным, нельзя, но совершенно явное удивление у него на лице читается. Причём, он больше за мной наблюдает - то, что лежит на моей ладони ему не так уж интересно. А Чайка смотрит на самородок, потом мне в глаза и почти словами моего прадеда говорит:
   - А ты фартовый, лейтенант. Тебя хорошо в команде иметь. Удачу должен приносить.
   И улыбается. Но оба, надо сказать, никакого особого почтения к золоту не проявляют. Сначала принялись его ножом царапать - царапается. Значит, мягче стали. Потом кладут самородок на камень, и давай его рукояткой ножа плющить - плющится. Пластичное, как и положено золоту. Мне даже немного жалко самородок - эк его жизнью покорёжило, едва только в руки людские попал. Говорю:
   - Да, золото это, золото. И не надо даже кислотную пробу делать. Тем более, что нет у нас кислот. Ни с собой, ни на станции. Ни азотки, ни соляной.
   - А откуда у Вас, Алексей, такая уверенность в том, что это золото, а не обманка какая? - спрашивает меня Берг.
   - Ну, я, всё-таки, на Урале вырос. Видели бы Вы наши минералогические музеи. Лучше коллекцию минералов я только в Горном университете видел, когда нам, гидрометовцам, туда экскурсию организовали. Да, и с прадедом своим золото однажды мыл.
   И рассказываю своим спутникам историю, которую только что вам, дорогие читатели, рассказал.
   - Ну, тогда поверим Вам на слово, - говорит Берг и предлагает пойти всем туда, к сухому ручью - счастья, удачи попытать.
   Идём вдоль русла, песочек с камушками изредка ворошим. В итоге - ещё пяток самородков в наших руках. От горошины до с ноготь величиной. Но никакого азарта мои спутники в поиске золота не проявляют. Да, и я тоже. Какой-такой азарт, когда оно, это золото, фактически на поверхности валяется. Никому не нужное.
   - Да, сюда бы геолога грамотного. И промывочную технику, - констатирует Берг, - Так, объявляю обеденный перерыв. И заодно предлагаю заняться местной топонимикой. Надо как-то назвать объекты, чтобы не путаться потом, если вдруг нам сюда снова понадобится. Предлагаю Вам, Алексей, как имеющему приоритет, назвать эту землю. Вы же первый на неё ступили. Причём, учтите, что мы не знаем, остров это или материк, поэтому название должно начинаться либо "Земля такого-то или чего-то". Как в Антарктиде, например: Земля Королевы Мод, Земля Мэри Бэрд, Земля Элсуорта... Или, как вариант, с "Берег". Например, как страна в Африке - Берег Слоновой Кости. Есть ещё очень распространённое название "Дикий Берег". В одной Франции таких берегов несколько, а ещё есть в Южных Африке с Америкой. Кстати, близкая к нашему, российскому Санкт-Петербургу финская Лаппеэнранта имеет шведское название Вильманстранд, что тоже означает "Дикий Берег". Но, если Вы прислушаетесь к моему мнению, то топоним, начинающийся с "Земля", лучше, чем начинающийся с "Берег". Фундаментальнее. Название в итоге может быть распространено на весь остров или даже материк. Так что предлагайте название, Алексей.
   Я как-то не ждал такого предложения, поэтому мысли мои сейчас в полном раздрае. Всплывают в голове разные варианты. В честь сестры - "Земля Ольги". Нет, не хочу в память о своей любимой старшей сестре этот безжизненный кусок суши называть. В честь своей первой любви - "Земля Светланы". Ой! Только не это! Стараешься её забыть, стараешься. А она снова и снова вспоминается. Нет, уж! Почему-то всплыло "Земля Катерины". Что это я Державину вспомнил? И что это всё названия какие-то женские в голову лезут? Совсем на женщинах зациклился? В общем, стою столб столбом. Ничего, кроме банальщины, придумать не могу:
   - Нет, не могу сейчас ничего предложить. Может быть, потом, на станции, в голову, что толковое придёт?
   Но Берг, видя моё замешательство, предлагает своё название:
   - А я предлагаю другой вариант. Во-первых, как я уже говорил, Вы первым ступили на эту сушу. Во-вторых, именно благодаря Вам, а точнее - Вашему острому зрению, мы оказались на нашей СП, возле этой земли. Поэтому предлагаю назвать это место "Землёй Левшакова". Как Вам моё предложение?
   - Ну, не знаю!? Как-то мне неловко даже. Ещё, то, где станция стоит, можно было бы так назвать, но настоящую сушу... - мямлю в смущении.
   - Лейтенант, ты, что всерьёз предлагаешь какой-то кусок льда так назвать? Он же неизбежно растает, как Земля Санникова, - вступает в обсуждение главстаршина, - Нет, не пойдёт. Мне лично вариант, предложенный нашим командиром, нравится. Так как историческую правду отражает.
   - Ммм-э... Ну, хорошо! - вроде как нехотя, соглашаюсь я. А у самого сердце от гордости забилось. Хотя, чем тут гордится!? Кусок мёртвого камня и льда в мою честь. Пусть даже с золотом. Тем более, что оно тут пока, вообще, ничего не стОит. И перед кем своей фамилией на карте красоваться? Перед Катей? Так! Что это я её опять вспомнил? Если бы перед мамой, бабушкой или племяшкой Олежкой, то это было бы здорово! Ох! Как они там без меня!? Какие, всё-таки, гады эти Немые! НЕлюди.
   - Так, записали! - констатирует Берг.
   Дальше дело пошло легче. Ручей, понятно, назвали Золотым. Как и лог, по которому он обычно течёт. В тёплый сезон. Пустошь на юг и восток от лога - плато Каменистое. Хотя мне хотелось Пустошью Смога. Но так как Чайка нос скривил, а Берг иронично посмотрел на меня, то я настаивать не стал. Но, вот, останцы по краю этой пустоши и скалы под ними, всё-таки, назвали Зубами Дракона. Уж, очень похоже. Опять же, они словно золото стерегут, за ними спрятанное. Хребет, в который эти останцы постепенно превращаются - Дальним. Хотя не такой, уж, он и дальний. Его юго-западный край от нас всего-то в километрах трёх-четырёх. Глетчер назвали Ближним. Ближним, потому что есть и Дальний. За теми скалами, с которых лёд так показательно при нас сорвался. А сами эти скалы назвали с моей подачи Опаловыми. За красоту льда на этих скалах. Скалы эти - окончание Кряжа Рассекающего, который, вполне согласно своему названию, рассекает, разделяет исходный ледник, ползущий откуда-то из глубины Земли моего имени, на два языка, вползающих в залив, названый Западным. А мыс, к которому мы шли по льду, но обошли слева - Южным. Вот, так по-простому и непритязательно. Сейчас пойдём по берегу, обогнём этот мыс. Посмотрим, что там, к востоку?
   Идём обратно по пляжу. Вот наши сани. Целы-целёхоньки. Никому они тут не нужны. Прилив, точно, до них не достаёт. А мыс всё ближе... Это что такое за теми камнями виднеется? Подходим ближе. Ух, ты! Кости какой-то зверюги. Судя по зубам, это белый медведь. Был. Причём уже давно был. Кости совсем чистые: ни кусочка плоти, ни клочка меха. Озвучиваю свои мысли:
   - Надо же, специально чтобы помереть от старости на берег выбрался.
   - А, вот, тут ты, лейтенант, ошибаешься. Съели его, - опровергает мою геронтологическую гипотезу главстаршина. И объясняет, - Если бы умер сам по себе, от старости или болезни, то скелет в целости бы был. Кость к кости. А здесь они разбросаны. И, вот, посмотри на эти поперечные борозды на костях и черепе. Это от зубов следы. От нехилых таких зубов. У самого мишки, можно сказать, молочные зубки по сравнению с клыками того, кто его кушал. Кто бы это был? Не дракон же, действительно, какой? Ну, что, я теперь в авангарде пойду? - это он, уже к Бергу обращаясь, говорит.
   И спокойно, так, и плавно, но неуловимо для глаза, переводит свой карабин из-за спины в состояние удобное для немедленного открытия огня. Словно перетёк из одного состояния в другое. Мне иногда наш главстаршина повадками своими Терминатора напоминает. Того, который жидкометаллический.
   - Да, Степан. И все присматриваем пути возможного отхода. Я не могу представить, что за зверь такой медведя съел. Видимо, вполне земными животными фауна этой планеты не исчерпывается. Так что - смотрим в шесть глаз. Всё. Вперёд, - командует Берг.
   Да, как-то напрягают такие зубы! И, видимо, не только меня. Но мы продолжаем идти всё дальше и дальше. Вот, уже и мыс, который Южный, в метрах ста всего.
   Подходим. А интересный он, этот самый мыс. По его гребню вполне можно вверх забраться, хоть и крутовато. Только где-то в метрах двенадцати над уровнем моря очень крутой отрезок. Высотой метра два с лишним. Я там, вряд ли поднимусь. Только, если с посторонней помощью. А, вот, Чайка и, наверное, Берг смогут. Им рост вполне позволяет. А мне там даже не зацепиться. Но зато чуть выше есть площадка, где вполне три или даже четыре человека встанут. Выше площадки тоже пробраться можно. Уже на самый верх. К Зубам Дракона. От других зубов.
   Вижу, и спутники мои внимательно эту "лестницу в небо" изучают. Видимо, не я один такой мнительный. Берг сам поднялся по гребню, оценил. Вижу, подтягивается в том, трудном для меня месте. Осматривается на площадке... Чую, это и будет наш путь возможного отступления. Спустившись вниз, Берг сообщает главстаршине:
   - Степан, если придётся этим путём воспользоваться, то сначала Алексея подсадишь, ему там не достать до края скального балкона без посторонней помощи. Потом уже сам. А я - последним. Прикрывать вас буду. Мне Алексея туда забросить тяжеловато будет. И не спорь. Это приказ. А Вам, Алексей, всё понятно? Вы туда первый должны взобраться. И не надо геройствовать. Мы сначала оценить степень опасности должны.
   А у меня дикая мысль в голове: "А если это, и впрямь, дракон? Крылатый? Поможет нам тогда этот скальный балкон?" Но озвучить её не решаюсь.
   Опять идём. Что-то не хочется от мыса удаляться. Но идём. Что-то "потрахивает" меня, как белорусский Батька бы выразился. И, кажется, что я не то что дышать через раз стал, но и сердце моё через такт работать стало. Чтобы не сильно шуметь. От этого каждое шевеление, стук булыжников под ногами воспринимаются, как гром среди ясного неба.
   Вот уже метров двести прошли к востоку от мыса. Заворачиваем за небольшой выступ скалы. И тут же Чайка вскидывает карабин! Но не стреляет... Фууу! Мы с Бергом подходим ближе. И что же мы видим? А видим мы лужи крови, клочья белого с лёгкой желтизной меха, разбросанные чуть не на десяток метров куски мяса и потрохов, переломанные, перекушенные кости... И отдельно, ближе всего к нам медвежья голова. С приметным, давным-давно порванным ухом. Это ж наш старый знакомый! Вот почему мишка к нам не пришёл. Съели его. Ой, блин! Это, значит, пока мы тихо-мирно, беспечно так обследовали глетчер и плато над обрывом, здесь, считай в километре с небольшим от нас, какой-то монстр, шутя, схарчил совсем неслабого мишку. А, ведь, тот тоже акселератом по земным меркам был... Был! Ёлки зелёные, что же это за монстр такой здесь живёт!?
   И тут мы видим его! Голова и спина огромного зверя появляются из-за валуна в паре сотен метров от нас. Это тоже медведь! Но какой! Раза в полтора больше в холке, чем тот, которого он только что съел. Цвет его шкуры... Ой, да, фиг с ним, с цветом его шкуры! Эта тварь нас заметила! И каким-то гигантским прыжком сократила расстояние между нами на десяток метров.
   - Все назад! - кричит Берг.
   А мог бы и не кричать. Кажется, что ноги сами разворачивают мою тушку и несут к спасительному мысу. Без участия мозга.
   Только бы не оступиться! Иначе хана! Только бы дыхалки хватило! Ой, а рюкзак-то я не скинул! А некогда! Бежим, бежим! Быстрей, быстрей! Я уже слышу дыхание этого монстра. И чувствую вонь из его пасти. Кажется. Оглядываться некогда. Только кровь стучит в висках. И собственное, уже свистящее дыхание заглушает все звуки на свете.
   А, вот, и мыс с его "лестницей в небо". Взлетаю по склону вверх. Упираюсь носом в стенку. И тут меня что-то, словно пробку от шампанского, буквально выталкивает на тот самый скальный балкончик. Падаю на четвереньки и отползаю от края. Это что!? Монстр, всё-таки, догнал меня!? Но над краем скалы появляется голова Чайки. Он стремительно, словно в убыстренном кино, переваливается на балкон и вскакивает на ноги:
   - Лейтенант, не спи! Стреляй!
   Ух, ты! - я даже оружие, оказывается, пока бежал не потерял! А снизу уже слышны выстрелы. Это же Берг открыл огонь! Чайка тоже начинает стрелять и кричит вниз:
   - Командир, давай вверх! Мы прикроем!
   Тут уже и я вскидываю карабин. Руки дрожат так, что боюсь попасть в карабкающегося Берга, который уже вплотную подобрался к самому сложному участку. А за ним, буквально в нескольких метрах, скачет это чудище. Господи, ну, и тварь!
   Мы стреляем. И явно попадаем. Мудрено промазать с нескольких метров. Летят кровавые брызги от наших пуль. Но на монстре это как-то мало сказывается. Вот на балкон залетает карабин командира. Вот сам Берг делает последний рывок - выход силой в наше убежище. Но и зверь в то же мгновение делает прыжок, пытаясь зацепить лапой беглеца. Раздаётся треск раздираемой ткани! Главстаршина, успевший в последний момент подхватить командира, делает рывок, и оба падают на камни:
   - Ох, мать! - восклицает Чайка, получивший удар с двух сторон: камнями скального балкона по спине и приземлившимся на него сверху Бергом. Трофеем монстра оказывается только рюкзак командира. Лямки оторваны "с мясом". Но рюкзак совсем не интересен этой твари - взмахом лапы его ошмётки улетают на пару десятков метров, на лёд. Этой зверюге интересны только живые. Мы. Зверюга скачет по этой природной лестнице, но она слишком узкая для неё - и тварь раз за разом срывается вниз, на камни. Но это как-то её это мало тревожит! Она снова и снова с каким-то даже не звериным, а сатанинским исступлением пытается запрыгнуть на наш балкончик. Свирепая, оскаленная пасть то и дело появляется над краем нашего убежища. Кажется даже, что брызги слюны долетают до нас. Я в это время пытаюсь загнать в карабин новый магазин. И не могу! Руки дрожат так, что я раз за разом промахиваюсь. Магазином в карабин, а не пулей в монстра! И только, когда Берг с Чайкой вновь делают по первому выстрелу (они тоже успели высадить по полному магазину), только тогда раздаётся долгожданный щелчок - магазин на месте, наконец-то. Но моя помощь, кажется, уже не нужна. Командир и главстаршина уже спокойно, с толком и расстановкой расстреливают монстра. В суставы, в разинутую пасть... Как-то ему уже не прыгается... Вот, он уже и вовсе лёг... Вот, ещё один выстрел Чайки и у зверюги погасли глаза... Блин! Как у терминатора из кино! Или это мне показалось!?
   Потом мы минут десять сидим на этом балкончике. Просто сидим! И всё. Пережидаем, пока спадёт адреналиновый прилив. Меня трясёт так, что боюсь к краю балкона подойти - как бы не упасть ненароком. Между делом ощупываю штаны. И не смейтесь! Вот, да - засомневался в себе! Нет, слава богу, сухие. Чайка засёк это моё непроизвольное движение, но тактично отвёл глаза. Спасибо ему особое за понимание.
   Берг внезапно нарушает стоящую тишину:
   - Так, коллеги! Сообщаю своё решение. Мыс переименовываем из банального и скучного Южный в Спасительный.
   - Хех! Принимается! - со смешком отвечает Чайка.
   А у меня же сил пока хватает только на то, чтобы согласно мотнуть головой. Берг уже спокойно топонимикой занимается, а я всё отдышаться не могу!
   Передохнули. Спускаемся...
   Мама родная! Ну, и монстр у нас тут под ногами дохлым лежит! Одной кровищи натекло несколько вёдер. Что-то только эта кровь какая-то слегка синюшного цвета... Странно... И запах у неё какой-то слегка химический. Ацетоном что ли слегка попахивает... Пачкаться в ней, конечно, совсем не хочется.
   Обходим вокруг туши. Длиною этот монстр метра четыре, четыре с половиной. Сколько он в холке был, сейчас уже тяжело сказать, но с главстаршину точно. Чайка, кстати, тут же прикинул массу твари:
   - Я так думаю, что этот умка может и больше трёх тонн весом быть. Вот уверен.
   - А почему умка? - спрашиваю о том, как Чайка этого монстра назвал. А сомнений в словах о массе твари у меня нет, - Это же мультик48) такой детский про медвежонка был. Белого. А этот совсем не белый, а какой-то... бежевый, кофе с молоком. Почти под цвет скал.
   - Ну, как-то его надо было назвать. И он на белого медведя больше похож, чем на бурого, строением тела, длинной шеей, плоской формой головы, ушами маленькими... Ну, относительно, конечно, маленькими. Вот, чтоб от нормального белого мишки отличить, и назвал его умкой, как самца белого медведя чукчи называют. Этот-то - просто какой-то супер-самец!
   Тут в разговор вступает Берг:
   - Вообще-то, в плейстоцене49), то есть в последнюю ледниковую эпоху, существовал так называемый гигантский белый медведь50). Очень крупный, как следует из самого его названия и каковой была почти вся тогдашняя северная, полярная и приполярная фауна. По длине он был около четырёх метров. Или даже больше. Биологи спорят только о том, другой вид это был или подвид современного белого медведя. Так вот, может быть, его мы и видим сейчас перед собой. Только меня смущает явно химический запах его крови. Не пахнет так кровь обычных животных. У того же обычного белого медведя запах крови другой. Более привычный.
   Меня, правда, другой вопрос больше интересует, с химией никак не связанный:
   - Товарищ командир, а не может рядом ещё одно такое же чудище оказаться?
   - Почти, наверняка, нет. Чем больше животное, тем больше зона его личного кормления. А пищевая база здесь очень и очень ограничена. Так что, будьте спокойны, Алексей, рядом ещё одного такого же зверя нет. Очень не близко он должен быть. Должен.
   Немного спокойней стало на душе.
   Тушу ворочать, чтобы получше её рассмотреть, не стали. Три тонны, всё-таки. Ну, и кровища опять же... Просто фотографирую монстра со всех сторон. А Берг зарисовал. Он оказывается хороший рисовальщик. Берг закрывает свой блокнот:
   - Предлагаю зверя этого в дальнейшем всегда называть умкой, чтобы от обычного белого медведя отличать. И не путаться. Как его главстаршина удачно в первый раз и поименовал. Да, Степан, как ты предполагаешь в следующий раз при встрече с таким зверем, чего, конечно, не хотелось бы, с ним справляться?
   - Предлагаю сначала стрелять по конечностям. Точнее - по суставам. Это чтобы лишить его подвижности. Уж, больно резвый. Не по габаритам. Потом, когда ляжет, добивать в шею. Только там есть шанс прострелить что-нибудь жизненно важное. Как мы с Вами, командир, в конце концов, и сделали. Главное - не подпускать эту тварь на короткую дистанцию. Пока совсем не сдохнет. Не хотелось бы сегодняшние весёлые старты повторять.
   - А патрон какой собираешься применять: с экспансивной пулей или обычный?
   - Обычный. У его пули пробивная сила больше. Нам, ведь, важно не шкуру с салом этой твари попортить, а сустав повредить. При таких размерах зверя и толщине шкуры только у простой пули шанс на это и есть. А добить в шею можно попробовать и экспансивной.
   - Решено. Так и будем действовать. Алексей, Вы поняли? Да? Поэтому на первом этапе Вы не стреляете. Опыта стрельбы по движущимся, да, ещё так быстро, целям у Вас пока нет. Напрасный расход патронов. Вот, если, не дай бог, дистанция уже короткая, или зверь лёг, только тогда, - инструктирует меня Берг, тактично заменяя в этом деле главстаршину.
   - Так точно, - подтверждаю своё понимание.
   - Всё, идём дальше, - приказывает Берг. Драный рюкзак при этом оставляет здесь, на камнях. Потом, всё равно, к саням возвращаться. Припасы и продукты из него перекочёвывают в наши с Чайкой рюкзаки. А цифровому фотоаппарату Берга - каюк. Не выдержал он стремительного подъёма командира на скальный балкон. Но карта памяти цела осталась. Вроде бы. Хорошо, что у нас это не единственная фотокамера.
   Продолжаем движение в том же порядке, что и до столь эмоционального свидания с умкой. То есть Чайка впереди.
   Проходим то место, где умка нашим знакомым белым (так и хочется сказать "плюшевым") мишкой пообедал. Потом проходим камень, из-за которого умка выскочил. Дальше с интервалом в сотню метров, где реже, где чаще, лежат уже выбеленные ветром, солнцем и осадками кости. Белых медведей. Да, подводило мишек любопытство и самонадеянность. Сколько же их умка тут съел!? Нарушаю молчание (может быть, зря?):
   - Предлагаю этот берег и залив, к востоку от Спасительного мыса назвать берегом и заливом Белых Костей.
   - Подходящее названьице, - соглашается Чайка, - Для берега. А залив лучше заливом Умки назвать.
   - Принимается. Идём дальше. И внимательнее, - не возражает Берг, но даёт понять, что мы сейчас не топонимикой заняты, а непосредственной разведкой местности.
   Вот, уже мыс где-то в километре с лишним за нашей спиной. Впереди очередной изгиб, складка скальной стены. И Чайка снова вскидывает карабин к плечу. Но стрелять не спешит, а прикладывает палец к губам: "Тихо!". Потом его ладонь подзывает нас ближе.
   За изгибом скалы, где-то в сотне метров - пещера. Нет, не правильно это пещерой называть. Потому что это - тоннель! Никаких сомнений в искусственности сооружения просто не может быть: идеально полуцилиндрический потолок метров пять высотой и гладкий плоский пол с небольшим наклоном наружу. Артефакт! По-другому не назвать. Глубины тоннеля с нашей точки не видно. Видно только, что там темно. Вот, освещения создатели тоннеля не предусмотрели. Тоннель, если и ведёт куда-то, то не отсюда и не сюда. Потому как сразу за срезом идеального цилиндра свода и абсолюта плоскости пола - хаос камней на берегу. И, никакого намёка на дорогу. О, интересная деталь! У самых ближних камней срезаны вровень с полом тоннеля верхушки - они теперь такие же идеально плоские. Провожу рукой по одному из них. Даже полированный камень кажется более шероховатым по сравнению с этой поверхностью. Оплавлена что ли? Перед глазами сама собой всплывает картинка - некий луч (лазерный или какой-нибудь бластерный, скорчерный51)...) режет в граните скалы тоннель и подрезает ненароком торчащие выше уровня пола тоннеля камни. А где же срезанные верхушки? Испарились что ли? Может быть, может быть... Как и материал, бывший на месте нынешней полости тоннеля.
   Осторожно подходим к створу сооружения. А тоннель не такой уж и глубокий - тупик метрах в тридцати. Но сгущающаяся к концу тоннеля темнота не даёт толком разглядеть, что там, в его конце. Чайка остаётся в охранении, возле устья тоннеля, а мы с Бергом достаём фонари и идём вглубь.
   Никаких боковых ответвлений у тоннеля не имеется. Простой и бесхитростный план у этого сооружения. И путь наш не долог. Мы видим опять идеально гладкую поверхность - торцевую стену тоннеля. Но в ней есть ниша. Высота - с метр. Длина - два с половиной. И больше метра глубиной. В нише лежит какая-то чёрная блестящая плита. Похоже - каменная. Чёрный базальт? Да, какая разница... На плите никаких надписей, рисунков, граффити не имеется. Не добрались ещё сюда любители наскальной живописи. Или опять Немые в своём бессловесном стиле? Переглянувшись с Бергом, решаемся подвигать, приподнять плиту. Массу оценить. Двигается, хоть и тяжёлая. Но, похоже, не каменная плита. Другой материал. Более лёгкий. Будь она каменная - не меньше полутонны бы весила. Это Берг прикинул массу. Какой-то другой, явно искусственный материал.
   Выходим на свет. Рассказываем обо всём Чайке. Обсуждаем находку. Общее мнение - надо брать. Пока дают. Хоть и не понятно зачем. Надо за санями идти. И потом - домой, на айсберг родной, на СП нашу. Сорок бис, которая. А то Солнце уже над мысом, на юго-западе где-то. В пещеру не засвечивает совсем. Пора уже. Если не хотим, конечно, в темноте идти по торосам.
   За санями идём все трое. Берг категоричен в своём требовании никого в одиночестве не оставлять.
   Подходим к мысу - месту недавней битвы с умкой. О, как интересно! Его туша, невзирая, на холод начала разлагаться! Это что за странности такие у местной фауны!? И уже вонь стоит нешуточная. Но действительно - какая-то химическая. Закрадывается предположение: "А не искусственное ли это создание? Биоробот какой?" Тем более, что никак не могу отделаться от воспоминания о медленно гаснущем огоньке в глазах этой зверюги. Словно конденсатор разряжался. Озвучиваю мысль. Но товарищи мои на это только с сомнением хмыкают. А Берг ещё добавляет, что пока мало данных для столь скоропалительных выводов. Ладно. Нет, так нет. Не буду настаивать.
   Ещё через минут сорок снова огибаем мыс уже в обратном направлении, с запада на восток. Грохот от саней, волочащихся за нами по камням такой, что, наверное, на СП нашей слышно. Труп умки ощутимо деформировался. А вокруг него какая-то мерзкая зловонная лужа образовалась. Синюшного цвета. Аккуратно, чтобы случайно не наступить в эту лужу, обносим сани. Торжественно водружаем на сани останки рюкзака Берга. И идём дальше.
   Проходим со звуками "хэви металла" от грохочущих саней ещё метров пятьсот. И тут нас ждёт сюрприз! Очень неприятный и неожиданный - на нас прёт умка. Живой и здоровый! Тот, которого здесь не должно было быть. И которого ещё час назад не было!
   Но шока нет. Мы уже знаем, что умка убиваем. И это делает один главстаршина. На ещё большой дистанции умка сначала захромал на одну ногу - мне было видно, как чайкина пуля разнесла сустав на левой передней ноге супер-медведя. Потом и вторая нога отработала своё. Умка ткнулся мордой в прибрежные камни. Но продолжал довольно резво ползти в нашу сторону, подталкивая свою тушу мощными задними лапами. Тупая машина для убийства! Вот, кто этот умка. Нормальное животное давно бы поняло, что с этими двуногими лучше не связываться! Как это быстро поняли обычные белые мишки. Умницы. Милашки. А этот нет - прёт и прёт! Программу выполняет. И мозги у него компьютерные, тупые. Вот, уверен я! Потом Чайка засадил ему пулю в заднюю ногу. И умка совсем увяз в валунах. Все его движения свелись к какому-то рефлекторному подёргиванию оставшейся целой конечности. Да, к полному голодной злобы и ярости взгляду глаз, на нас нацеленных. Затем Главстаршина осторожно приблизился к павшему зверю и всадил ему пару пуль в шею. Монстр дёрнулся и затих окончательно. Глаза потухли...
   Итого - пять патронов. Всего. Опыт, который "сын ошибок трудных", как Александр Сергеевич писал. Мы с Бергом только и сделали, что оружие привели в готовность. А стрелять - не стреляли.
   Подходим все вместе к туше монстра.
   - Должен сказать Вам, Алексей, что я ошибался на счёт невозможности существования здесь второго такого же монстра, - говорит, глядя прямо в глаза, Берг, - Я исходил из того, что этот умка обычное животное. Подчиняющееся обычным биологическим, экологическим законам. Но Вы, похоже, правы - это, скорее всего, некий биологический или квази-биологический робот. Вот обратите внимание - это существо бесполо. Первый умка упал так, что мы не могли видеть его детородных органов. А этот в судороге раскрылся, и мы видим его мочеточник и анус, а гениталий нет совсем. Ни мужских, ни женских. Учитывая химический запах его крови, её синюшный оттенок, свидетельствующий, скорее всего, о том, что она основана на соединениях меди, а не железа, как у большинства живых существ Земли, а также то, что тело первого монстра началось разлагаться сверхинтенсивно даже при такой низкой температуре, я склонен согласиться с Вашим предположением, что это биороботы. Причём они запрограммированы на уничтожение всего живого: людей ли, медведей ли... Не важно кого. Робот-убийца. Терминатор. Мне только не понятно, как мы его проглядели, когда в первый раз были у тоннеля? Или как он нас проглядел?
   - А я уверен, что его и не было тогда, - вступает в разговор Чайка, - Не проглядели бы друг друга. Никак не могли.
   - Ну, и как тогда ты объяснишь появление умки? - интересуется Александр Владимирович.
   - Объяснение простое. "Туман войны" называется. Только не совсем тот "туман войны", "туман неопределённости", о котором Клаузевиц52) писал и о котором ты мне сам, командир, в прошлом году рассказывал. А, скорее, как в компьютерных играх. Вот, видно, что ты никогда в них не играл. Поясню, в играх-стратегиях, и неважно в каких: пошаговых или реалтаймовых, стоит только юнитам игрока ход или сколько-нибудь времени какую-либо местность на игровой карте не посетить, как она этим самым туманом покрывается. И там может, что угодно произойти. Например, враждебных юнитов компьютер начинает плодить в товарных количествах. Обычно время, за которое комп начинает пакости игроку строить на этом "туманном" участке местности, и сам масштаб этих пакостей зависит от уровня сложности, на котором игра идёт. На языке компьютерных игр этот процесс респавном называется. Вот, и мы, видимо, оставили без присмотра локализацию этого респавна, то есть место, где эти монструозные умки плодятся, и нам тут же подкинули вражину. А механизм этого "подкидывания" - через портал, например. Типа того, через который мы сами сюда попали. Вот и биороботов этих нам подкидывают с какой-нибудь инопланетной фабрики-инкубатора этих тварей. Зато мы теперь примерно знаем время, за которое можно ждать генерации нового умки - полчаса, час. А место появления нового монстра-респавнера, скорее всего, тот самый тоннель. Почему-то я не сомневаюсь.
   Я стою и тихо удивляюсь - главстаршина, оказывается, в компьютерные игры поигрывал. Интересно, в какие? Понятно, что в стратегии. Но какие именно предпочитал: Цивилизацию, Варкрафт или ещё какую? Но слова его, по крайней мере, меня вполне убедили. Не знаю, как Берга.
   А Берг тоже с интересом слушает на Чайку. А потом говорит такое, что становится понятно, что и его Чайка убедил:
   - Степан, а ты не подозреваешь, что генератором этих респавнеров-умок является та чёрная плита, за которой мы и идём сейчас?
   - Не думаю, командир. Она мне, скорее, бонус, приз напоминает. Если опять же аналогию с компьютерными играми проводить. Типа за победу над монстром. Обычная игровая практика.
   - Хорошо. Будем считать именно так. Но и моё предположение на всякий случай не будем забывать. Так, а теперь - быстрее к тоннелю. Пока там новый монстр не сгенерировался, - ставит точку в мини-дискуссии Берг.
   И мы спорым шагом и потому с ещё большим грохотом добираемся до тоннеля. Хвала всем богам, в которых после нашего переброса на другую планету лично у меня всё меньше и меньше веры, в тоннеле пусто. В смысле - нет очередного монстра.
   Перегружаем чёрную плиту на сани: Чайка - с одной стороны её держит, мы с Бергом - с другой. Имеем, в итоге, примерное равенство сил. Главстаршина говорит, что плита легче пяти сотен килограмм. Аккуратно перекладываем груз на сани. Если это бонус какой, то надо с ним бережно обойтись. Хотя, что это за штука? Зачем она вообще? Какую именно пользу нам принесёт? Или, наоборот, вред? Не понятно мне. И не мне одному.
   Выволакиваем сани на лёд - и вперёд, на юг, к станции нашей. Удалившись на километра три от берега и прикрывшись от тоннеля торосом, решаемся передохнуть и связаться со станцией. За всей суетой и беготнёй со стрельбой подзабыли мы о связи. А станция нас не вызывает - пока ещё лимит времени до аварийного выхода в эфир не вышел. Вот, и не хотят нам мешать. Вдруг мы чем-то важным заняты. Или чтобы не выдать в случае опасности какой.
земля Левшакова

Земля Левшакова

   Сообщаем станции о наших приключениях и находках. По изменившемуся голосу, сидящего в данный момент на связи Логинова, чувствую, прибалдел мой извечный оппонент и насмешник. Спрашивает о наших текущих планах. Командир отвечает, что уже идём обратно и должны до захода Солнца вернуться на СП. Спрашивает о делах на станции. Там - всё окей. Мишки больше в гости не приходили. На этом - конец связи.
   Перекус. Я что-то зверски проголодался. Бутерброды, по-моему, заглотил не жуя. Адреналиновый отходняк сказывается. А спутники мои методично и деловито жуют пищу, и проблемы топонимики решают. Эти двое непрошибаемые какие-то. Я ещё морду умкину оскаленную помню, в холодный пот до сих пор бросает, а они любимым делом заняты - географические названия дают. Объект, правда, всего один обсуждается - тоннель. Чайка предлагает название - тоннель Немых, так как он, по его мнению, именно их рук работа. У меня - тут же мысль: "А есть ли у них руки?" Впрочем, не важно. А Берг сомневается, что это сооружение однозначно с Немыми связано и поэтому предлагает другое название - тоннель Находка. За разрешением спора обращаются ко мне:
   - Товарищ старпом, разрешите, пожалуйста, наш спор, как Вам по должности и положено, - это Чайка так ко мне подъехал с тонкой лестью в пеньковый канат толщиной.
   - Степан, мы же не в кают-компании сейчас, - с улыбкой осаживает главстаршину командир, - Не пытайся психологически воздействовать на товарища лейтенанта. Впрочем, его голос, всё равно, будет решающим. Хоть удваивай его, хоть не удваивай.
   Мне, честно говоря, больше нравится первый вариант. О чём и сообщаю своим спутникам. Берг без дальнейшего спора записывает на своей рукодельной карте: "тоннель Немых". Промокнём и в архивчик, как один мой знакомый говаривал.
   Я, между тем, обращаю внимание спутников на смену погоды. Ещё когда мы по каменному пляжу бегали туда-сюда: то от умки, то с санями, я заметил, что привычный восточный-северо-восточный ветер постепенно становится восточным, потом восточным-юго-восточным, потом ещё более южным... И стихает при этом. А теперь ветер снова усиливается. Но он уже юго-западный! И с этого направления ползёт облачный фронт. Облака, которых я, да, и все мы, не видели, почитай, две недели. Как бы штормовым ветром и осадками не накрыло нас в пути! А ветер, между прочим, влажный и тёплый. Нет! Точно надо поторопиться. И жаль я, вот, сейчас, при связи не вспомнил - Логинова не попросил заглянуть в мою метеобудку, показания барометра нам сообщить.
   Спутники, надо сказать, не стали меня, как самого молодого "строить", а прислушались к тому, что говорю. Быстро дожёвывают, допивают. И мы с Бергом опять впрягаемся в сани. А Чайка - впереди, дорогу разведывает, не забывая и назад внимательно поглядывать. Его очередь в разведке и охранении быть.
   Оживает рация, и встревоженный голос Иванцова сообщает о том, что атмосферное давление резко падает. Ага! Молодцы наши товарищи, сами догадались в метеобудку заглянуть. Наверное, облачный фронт заметили. Ускоряемся. Ещё примерно километра три осталось. Станцию уже хорошо видно. Когда её торосы не закрывают...
   Шквалистым ветром нас накрыло в полукилометре от нашего айсберга. Если бы сани не гружёные были, точно бы их унесло. А так нам только наклониться сильней пришлось - ветер шибал справа-спереди. В лицо, в общем. А потом наступили сумерки - над головами нависли низкие чернущие тучи и повалил густой снег. Но и в этом Чайка нашёл свой плюс, прокричав против ветра:
   - Это к лучшему. Если умка достаточно умный, чтобы по следам нас найти, то теперь не сможет - всё завалит через полчаса так, словно и не ходил тут никто. Знатная пурга намечается... Началась уже.
   А навстречу от станции идут двое. По фигурам видно, это Валерий Палыч и Макс. Ветром их почти несёт. Ничего сейчас впрягутся - и не будет их сносить...
   Фу, устал уже переть, как лошадь с возом в гору...
   А, вот, и айсберг родной начался. Ещё немного усилий...
   Заползаем на Знаменскую площадь. В дверях кают-компании появляется Державина... Что-то я по Кате соскучился. Давно её не видел. Целый день...
   - Мужчины, сколько вас ждать!? Бродите вечно невесть где. А женщины должны ждать! Как Ярославны на стене путивльской... А, ну, быстро на ужин! Руки только не забудьте помыть.
   А сама смотрит на Берга и улыбается...
   В общем, "усталые, но довольные мы вернулись домой". Так, вроде бы, школьные сочинения о хорошо проведённом выходном заканчивают.
   Усталые, но довольные. И целые.
  
   Комментарии к главе 4:
  
   41 - Мацать - южн., зап. щупать, ощупывать руками. (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка.) Впрочем, существуют и другие значения этого слова: из молодёжного сленга - лапать, обнимать, мять, тискать, приставать, из уголовного арго - воровать, из жаргона наркоманов - собирать пыльцу конопли и т.д., и т.п. Но, как вы уже знаете, ни наркоманом, ни уголовником наш ГГ не является. Ну, а к молодёжи... да, относится. Но он, явно, к каменюке той никаких сексуальных чувств не испытывал. Так что здесь ГГ применил это слово в первом, исходном его значении.
   42 - Шпак - штатский, невоенный человек. Разговорное, пренебрежительное и уже устаревшее жаргонное слово.
   43 - "Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для человечества," - слова, сказанные Нилом Армстронгом - первым человеком, ступившим на Луну.
   44 - Мощность радиосигнала спадает обратно пропорционально квадрату расстояния (это самое "эр-квадрат") от этого источника.
   45 - "Люди гибнут за металл! // Сатана там правит бал!" - из куплетов Мефистофеля оперы Шарля Гуно "Фауст".
   46 - Аю - медведь по-башкирски. Уральские охотники и вообще люди, часто посещающие уральскую тайгу, не любят произносить в лесу русское слово "медведь". Считается, что это может позвать зверя на встречу с назвавшим его по имени. То есть слово "медведь" является табуированным для человека, находящегося в тамошней тайге. Ирония состоит в том, что само слово "медведь" уже само по себе является словом-заместителем, иносказанием истинного названия, имени этого зверя. Намёк на исконное название медведя содержится в слове "берлога", то есть "логовище, жилище бера". "Бер" - исходное название этого зверя во всех индоевропейский языках. С учётом этого истинное имя бера является дважды табуированным для таёжников.
   47 - Пирит - минерал, основное содержание которого сульфид железа FeS2. Другие названия: железный или серный колчедан. Встречается обычно в виде одиночных кристаллов кубической формы или их сростков. Кристаллы пирита имеет соломенно-жёлтый цвет и металлический блеск, поэтому ещё пирит называют "золотом дураков".
   48 - Рисованный мультфильм "Умка" - классика советской мультипликации. Создан на киностудии "Союзмультфильм" в 1969 году режиссёрами В. Пекарем и В. Поповым по сценарию Ю. Яковлева. Является первым фильмом в дилогии о белом медвежонке по имени Умка, подружившемся с мальчиком-чукчей.
   Само название мультфильма, совпадающее с именем главного героя, происходит от чукотского слова "умкА" или "умкЫ", означающее самца белого медведя.
   49 - Плейстоцен - геологическая эпоха четвертичного периода, начавшаяся 2,588 миллиона лет назад и закончившаяся 11,7 тысячи лет назад, то есть одновременно с завершением последнего ледникового периода.
   50 - Гигантский белый медведь - вымерший подвид белого медведя. Все свои выводы об этом животном палеобиологии делают по ЕДИНСТВЕННОЙ локтевой кости, найденной в плейстоценовых отложениях Великобритании. На основании этой находки они считают, что он имел длину тела до 4 метров. Кроме того, предполагают, что по образу жизни он занимал промежуточное положение между бурым и современным белым медведем. Считается, что он вымер в связи с недостатком пищи к концу оледенения.
   Учитывая, во-первых, то, что самые крупные экземпляры современного белого медведя имеют длину 3 метра и массу тела около 1 тонны, во-вторых, кубическую связь объёма, а значит, и массы тела с линейными размерами и, в-третьих, предполагая подобие тел современного и вымершего гигантского белых медведей, можем легко вычислить, что при длине тела 4 метра животное должно весить 2,4 тонны, а при длине 4 с половиной метра - даже 3,4 тонны! Так что главстаршина совершенно верно на глазок оценил массу монстра.
   51 - Бластер, скорчер - встречающиеся в фантастической литературе типы, виды энергетического лучевого оружия.
   52 - Карл Филипп Готтлиб фон Клаузевиц (1780-1831) - немецкий, а, вернее, тогда ещё прусский офицер и военный теоретик, в труде которого "О войне" и было впервые введено понятие "туман войны", для обозначения недостоверности знаний, информации об актуальном состоянии, ситуации на театре военных действий.
  

Глава 5. Весна на СП-40 бис

   01 апреля, вечер.
   Координаты: 60 градусов 32 минуты с.ш., долгота не определена.
  
   Уже третьи сутки, как мы сидим по своим балкам или, что чаще, все вместе, в кают-компании. Третьи сутки свирепствует шторм, сопровождаемый пургой и обильным снегом. Обильным это я, в общем, скромно этот снегопад назвал... По утрам с трудом удаётся выбраться из своих жилищ из-за того, что двери наполовину заваливает свежевыпавшей белой дрянью. Никакие лопаты, предусмотрительно сколоченные нами из фанеры, не помогают. Заносит всё расчищенное через четверть часа максимум. Вахту с наблюдательного пункта Берг снял в тот же вечер, когда мы на айсберг в самом начале шторма вернулись. Ну, то есть, ещё позапозавчера. Наблюдатель в такую метель ничего дальше нескольких метров, всё равно, не разглядит. Но из балков приходится выбираться периодически: то в туалет, то на продсклад... А Иванцов с Максом периодически проверяют как там наш "Кашалот". И в будку с дизельэлектростанцией заглядывают. Хорошо, мы заранее позаботились о леерах, во все важные точки нашей СП-40 бис протянутых. Без них не то, что потеряться можно! Без них просто стоять, идти тяжело. Ветер не просто штормовой, а ураганный какой-то. Я, конечно, чуть преувеличиваю - до ураганного ветер слегка не дотягивает. По моим прикидкам и измерениям, когда удаётся до метеобудки добраться - средняя скорость ветра 27 или 28 метров в секунду. То есть, согласно шкале ветров, имеем сильный шторм. Но в порывах, которые периодически случаются, явно к тридцатнику метров в секунду ветерок приближается. Или даже сверх того. Прямо тропики какие-то, а не средние широты. Хорошо, что хоть балки не сносит. Их просто снегом так завалило, что эти завалы лучше всяких якорей домики наши держат. Макс говорит, что самолёт занесло так, что из снега только киль торчит и верхняя пара крыльев. Да, ещё одна лопасть винта. По приказу Берга все мы, выходя из балков, перемещаемся исключительно вдоль лееров, предварительно зацепившись за него поясным альпинистским карабином. Все очень быстро поняли сугубую рациональность этого приказа - редко кому удаётся выйти по какой нужде из балка и не грохнуться разок-другой. Да, и видимость, как вы понимаете, всего несколько метров - долго потом можно будет свой тёплый балок искать без леера, этой "нити Ариадны"... До полного трупного окоченения. Так что, как-то само собой получилось, что все мы большую часть времени проводим вместе, в кают-компании.
   Вот, и сейчас мы снова все тут. Чайка у плиты, ужин готовит. Иванцов с Максом в "чапаева" режутся. Надоело им уже в шахматы и шашки играть. Пробовали они с Бергом и Чайкой пулю расписать, так командир быстро всех "раздел". А в покер не удалось никому Чайку переиграть. Холоден, расчётлив, морда кирпичём... Да, и играть, что в преферанс, что в покер без нормального денежного интереса как-то скучновато. Поэтому летуны наши все эти дни и вечера долго и упорно резались между собой в шахматы и шашки, найденные помимо всего прочего на продскладе. А сейчас, вот, их на более "интеллектуальные" игры потянуло... Устали, наверное... Я сижу просто так, к беседе Кати с Бергом прислушиваюсь. Первый раз вижу девушку, географией интересующуюся! Она ему вопросы задаёт, а он ей с явной охотой отвечает. Про глетчеры, про историю обледенения Земли, про Антарктическое Циркумполярное течение... Последнее я даже получше мог бы рассказать, чем командир. Я ж океанолог, всё-таки! И, вообще, морские течения - это ж, кхм, мой профиль, можно сказать... Первая любовь, ага... Ну, вы помните. А Берг - больше гляциолог. Про ледники лучше него, вряд ли, кто расскажет. Может вмешаться в разговор? Про течения? Поправить его насчёт скорости Циркумполярного? Ёлки зелёные, как Катя на него смотрит! Что-то мне как-то не по себе, нехорошо как-то... Маетно... Точно, сейчас поправлю командира... Нет, не могу! Робею я почему-то. А я, ведь, именно за эту тему умудрился "отлично" на экзамене в Гидромете получить. Вполне заслуженно... А тут боюсь чего-то... Даже, вроде, как дрожь пробирает... Замёрз, наверное... Нет, тепло в балке. Вон, красный спиртовой столбик в термометре у отметки 18 градусов остановился... А к концу готовки ужина и ещё теплее будет. Да, и на улице эти дни ниже минус десяти не опускалось. Шторм этот резкое потепление принёс с собой. Так что не понятно, что это на меня нашло, накатило... Не понятно...
   Они сначала, что-то на своих ноутбуках делали. Берг какой-то документ набирал, редактировал. Для кого, кому он, этот документ, здесь, на этой планете нужен!? А Катя сначала баланс лекарственных средств сводила, изредка в полголоса названия медпрепаратов проговаривая, а потом явно читала что-то художественное: то улыбалась, то лоб морщила, то пальцем движение такое делала, словно локон на него накручивает... Видимо, ещё совсем недавно у неё волосы длиннее были... Не привыкла ещё... Потом отвлеклась, глазами за командира зацепилась, мечтательно так посидела пару минут, а затем начала вопросы Бергу задавать. По географии. Я это всё, почему так детально знаю, а потому как сам сидел и всё на Катю тайком поглядывал. Нравится мне на неё смотреть. Гармонизируется у меня в душе что-то от этого. Вот, только жаль, что она на меня не смотрит совсем, а больше на Берга. Мда...
   Кстати, о Кате. В тот вечер, когда мы из похода "выходного дня" вернулись, то на ужин нас ждал вкуснейший борщ с пампушками. Катерина всё мечтает Чайку в этом деле перещеголять. И на этот раз ей это удалось! Все, даже Чайка, об этом так и сказали. После того, как до самого дна опустошили кастрюлю. Она же всё скромничала, сказала тогда:
   - Да, вы просто все устали за день на свежем воздухе, проголодались. Вам сейчас и картон, намазанный солидолом, за ресторанную пищу сойдёт!
   Но смущённо покраснела при этом. С довольным видом.
   А ещё в тот вечер за столом в кают-компании, когда уже чай пили, разглядел я отпечаток небольшой такой руки на левой щеке Логинова. "Ай, да, Макс, орёл такой! Время даром не терял," - подумал тогда, - "Но только вид у Макса не очень боевой какой-то, а слегка растерянный. Да, и на Катю старается не смотреть. А она - на него не смотрит, отворачивается. Ой, что-то было!"
   Она с ним, кстати, до сих пор не разговаривает. Он всё пытается заговорить, но на него в ответ - как на пустое место... Он и сникает тут же. Прямо какой-то бразильский сериал на станции во льдах закручивается!
   - Товарищи офицеры, - раздался внезапно голос главстаршины, - Ужин готов. Сворачивайте свои дела. Несу.
   И уже лично мне добавляет:
   - Алексей Михайлович, подставьте, пожалуйста, доску под дно кастрюли.
   На этот раз, на ужин, было овощное рагу с тушёным мясом. Вкусно. Овощи и мясо - из замороженных запасов, что нам Немые заботливо заготовили. А тушёнку, что продскладовскую, что нашу, ещё на "Кашалоте" привезённую, мы для выходов и на чёрный день оставили. А ещё Чайка с Бергом обсуждали вопрос, где бы свежатины достать? Или хотя бы рыбы свежей.
   Но даже без свежатики грех ругать хорошо приготовленную и качественную пищу - всё съели! Как всегда до металлического скрежета ложки о дно кастрюли. А, уж, свежий горячий хлеб - это, вообще, нечто! Никогда такого вкусного хлеба не едал! Даже бабушка моя, и та не такой вкусный хлеб печёт. Или, правильнее, увы, пекла. Уже по понятным причинам не сравнить мне. А у Чайки явный талант не только к меткой стрельбе. Хлеб этот у нас сейчас и к чаю, вместо печенья или пирожных. Только джемом сливовым намазываем. И вприкусочку. Хорошо...
   Запасы кипятка в чайнике и заварки в заварнике уже подходили к концу, от хлеба остались одни воспоминания, а над столом стало повисать сытое умиротворённое молчание, когда Катя внесла своё предложение:
   - Друзья, не взирая на то, что все мы здесь материалисты и явные атеисты, но давайте погадаем! В качестве игры, развлечения. Могу на картах: на успех в делах, на дела сердечные... Как хотите. Можно ещё как. Вот, я, например, люблю гадать на не читанных ещё книжках. Ну, вы знаете: загадал желание или вопрос какой, потом не читанную тобой книгу раскрыл наугад и пальцем, не глядя куда, ткнул - получи, а точнее - прочитай ответ судьбы, так сказать. А если в компании гадают таким образом, то можно просто назвать номер страницы и строку, а дальше - тоже самое. Только книга нечитанная нужна. Есть у нас такая?
   И тут я вспоминаю, что, когда собирал свой рюкзак в "турпоход", то выложил из рюкзака на полку книгу, купленную ещё в Североморске и так до сих пор и не читанную:
   - Фантастика сойдёт?
   - Конечно, сойдёт. Почему нет? - отвечает Катерина, - Давайте её сюда, Алексей... Михайлович.
   И протягивает руку. Но тут вступает в разговор Берг:
   - А давайте, я буду зачитывать указанные вами всеми страницы и строки. Оракулом побуду в некотором роде. Новая для меня роль.
   - Договорились, - быстро согласилась Катя, - Так даже интереснее, сама смогу вопрос задать.
   Я тем временем встаю из-за стола и иду к полке. Вот она, книжка. Как стояла, так там и стоит. Никто ею, даже за время вынужденного безделья, не поинтересовался. Да, я и сам про неё забыл. Как называется книга и кто автор не помню, да, и не видно этого, так как я тогда, ещё в Североморске, одел книгу в кожаную обложку. Есть у меня такая архаичная привычка. Протягиваю книгу Бергу.
   Берг сначала хочет посмотреть название книги и её автора, но передумывает. Смотрит только номер последней страницы и сообщает:
   - Так! В книге 412 страниц самого романа, дальше идёт реклама других книг издательства, а начинается осмысленный текст на пятой странице. Да, Катерина Алексеевна, а как зачитывать ответ: слово, предложение или целый абзац?
   - Ну, обычно, кусок текста, имеющий собственное цельное значение. А слово это или целый абзац, не так, уж, важно.
   - Ладно, тогда начинаем. Ну, кто первый вопрос Оракулу задаёт? - вопрошает присутствующих Берг.
   - Пусть Алексей Михайлович начнёт, его книга, всё-таки, - предлагает Иванцов.
   Все мужчины согласно кивают. Катя тоже, но явно нехотя. Просто последовала за большинством. Самой не терпелось быть первой. А мне что? Первым, так первым. Чуть подумав, спрашиваю:
   - Где мы находимся? А страница номер 195, третья строка... снизу хочу. Да, снизу.
   После недолгих листаний книги Берг, хмыкнув, произносит:
   - Так, зачитываю: "Упрощённо говоря, холод к нам ближе по широте, нежели это было в покинутом мире", - и Берг резюмирует, - Как-то не совсем на Ваш вопрос ответ, но интересно, что словно о нашем собственном местоположении. Интересно, интересно... И роман, похоже, о таких же как мы, попавших на другую планету... О попаданцах. Так, кажется таких, как мы, в фантастических романах называют.
   И хочет посмотреть название книги, но Катя, которая до этого надеялась на то, что именно она будет задавать первый вопрос, азартно как школьница-отличница тянет руку и прерывает процесс нетерпеливым восклицанием:
   - Потом, Александр Владимирович, потом посмотрите название. Можно лучше я вопрос задам?
   - Ну, что с Вами поделаешь, задавайте, - с улыбкой глядя в горящие азартом глаза Кати, соглашается Берг.
   - Страница тридцать пятая, девятнадцатая строка сверху, сверху. А вопрос мой такой. Сможем ли мы вернуться домой, на нашу Землю? - и внезапно становится очень серьёзной, чуть ли не слёзы на Катины глаза накатились.
   Берг тоже посерьёзнел, заметив такую резкую перемену в настроении Катерины, но игра есть игра. Полистал в начало книги и зачитывает:
   - М-да, Катерина Алексеевна, попали Вы, похоже, в яблочко. Вот, что здесь написано. Зачитываю всё предложение: "И очень наивно будет кому-то думать, что жалобы, слёзы и искреннее праведное возмущение заставят организаторов порвать акт приёмки проекта чудовищной стоимости и выпустить плачущих на волю". По-моему, это и про нас написано. Нет, я, всё-таки, посмотрю, что это за книга и кто её автор, - и Берг, не глядя на уже откровенно плачущую Катю, листает в начало и говорит:
   - Автор - некий Вадим Денисов... Не слышал. А книга называется "Стратегия. Замок Россия". "Издательство Альфа-книга". Из печати книга вышла в прошлом, двенадцатом году.
   Потом, всё-таки, заметив плачущую Катю, говорит:
   - Ну, что же Вы, Катерина Алексеевна?! Это же игра! Вы же её сами предложили. Нельзя так серьёзно к гаданиям относиться. Ну, Катя... ну, пожалуйста, не надо слёз. И извините, что я Вас просто по имени здесь, в кают-компании, назвал.
   - Это-то как раз ничего... А то всё, Катерина Алексевна, Катерина Алексевна, как с чужой совсем! - утирая ладошкой слёзы, тихо отвечает Катя, - Просто очень домой хотелось, на Землю. А тут такой ответ!
   Я - в ступоре. Как реагировать на всё это? Женские слёзы - это, всё-таки, слишком сильно для мужчин. Лётчики наши тоже смущённо молчат. Только Чайка, как ни в чём не бывало, чай из блюдца пьёт. Картинно так. Даром, что не причмокивает. Железные нервы у Степан Иваныча.
   Игра в гадание сворачивается как-то сама собой. Все присутствующие больше начинают интересоваться самой книгой и её сюжетом. Кают-компания на время превращается в избу-читальню - по очереди читаем роман. И по мере чтения потихоньку шизеем. Даже обычно невозмутимый главстаршина имеет вид слегка пришибленного из-за угла пыльным мешком.
   Сюжет романа начался вполне стандартно. Сотня с лишком человек, наших российских граждан, внезапно обнаруживают себя в каком-то замке аля средние евровека. И, в общем, достаточно быстро понимают, что это - не Земля. Ну, то есть, примерно, как и мы быстро сообразили. Ну, только у них способ "попадания" в другой мир был несколько иной - мгновенный перенос с лёгкой потерей сознания, а не воздушный портал, как у нас. И главное отличие - у них хоть какое-то сообщение с устроителями этого мероприятия было. Им даже название планеты сообщили - Платформа-5. Вполне дурацкое, на мой взгляд, название. Не человеческое. Ну, может эти организаторы проекта и не люди вовсе. Инопланетянам, конечно, можно так чудить с названиями. НЕлюди же. Дальше читаем про самоорганизацию этих попаданцев, про налаживание линии снабжения всяческим добром и ништяком (чего у нас нет, но, зато, у нас по самую крышу забитые три склада имеются), про первую стрельбу и кровь (славтехоспади, у нас без этого обошлось!)... И далее читаем про первый же выход разведчиков (их там сталкерами назвали, как в игре компьютерной) за стены замка и сами первый раз сильно возбуждаемся, когда до описания строений, домов доходим. Тех, что сталкеры из романа рядом с замком, в Посаде, нашли:
   - По описанию похоже, что в том же стиле строения, что и наши склады, - с круглыми от удивления глазами восклицает Макс.
   - Интересно бы на брёвна, из которых те срубы посадские сделаны, взглянуть. Может быть, и там все брёвна - близнецы!? - добавляю я.
   - Мужчины, вы это говорите так, словно уже поверили в реальность, описываемую в романе, - с сильным удивлением замечает Катя. А она, оказывается, самый главный скептик у нас. Даже Берг с Чайкой не проявляют таких сомнений. Хотя бы внешне.
   - Ну, почему сразу поверили!? - оправдываюсь я, - Просто представили на мгновение, что это... реальность. Гипотетическая.
   - Так, отставить! Обсуждение - потом... позже, в общем, - командует Берг, - Читаем дальше. Алексей Михайлович, читайте Вы, а то у меня горло уже пересохло.
   Читаю. Описание ништяков пошло, кои сталкеры раздобыли, обнаружили в первом своём выходе. Ага, им тоже подарки оставили создатели проекта. В виде целого магазина сельского, наполненного полезным всяким. И тут у нас схожесть имеется. У них - типичный сельский магазин с автобусной остановкой классической и церквушкой, у нас - три балка стандартных юзаных. Такое впечатление, что и там, и тут их Смотрящие (так тамошние попаданцы неведомых организаторов проекта назвали) и наши Немые просто копировали кусочек земного объекта и на новое место переносили. Похоже, ведь! Что-то меня озноб какой-то пробирает. От таких совпадений.
   В романе сталкеры других попаданцев, одиночек или мелкими группами, стали находить. У нас этого пока нет. Но не зря ведь, как мы знаем, у нас на складе сверхнормативный запас женской гигиены всевозможной и детских памперсов-одежонок имеется. Не, точно - голова кругом идёт! Слишком много параллелей.
   Так! В романе начальный этап попаданцами успешно пройден. Обжились. Вражин-ментов (ментов!?) слегка поприжали. Но не до конца ещё. Добром пока обрастают. Уже не только о насущном думают. А про клуб, про читальный зал, про часовню... Ой, неужто и здесь эти попы будут!? Не люблю я этих толстопузых, женоподобных с речами их слащавыми: "брАтие и сЕстрие", "рабы божие" и прочая муть... Нет, вроде этот Денисов тему богословскую не стал развивать. Вот, и славно. Читаю дальше. Или нет? В горле у меня тоже уже першит. Передаю книгу Чайке. А сам иду к плите - новый чайник ставлю. И заварочкой озабочиваюсь. А сам слушаю, как там действие дальше развивается. Благо у Степана Ивановича голос громкий, звучный.
   Опа! Забавный момент. Попаданцев Смотрящие обломили с летательными средствами. Даже беспилотника вшивого никакого не дали. Это первое серьёзное отличие. Ну, кроме численности компании. У нас-то как раз с летательным средством всё наоборот - полный порядок. Если не считать, что горючего только на одну, но, правда, полную заправку. А ещё им с радистом повезло. У нас такого Вотякова нет.
   В книге снова огневой контакт. Чайка одобрительно хмыкает, зачитывая, как тамошний шериф (надо же, как там, в книге главного полиционера поименовали!) с главным же сталкером вражин-ментов порешили, повязали. Уверен, главстаршина и свою, правильную точку зрения на этот вопрос имеет. Но не критикует автора и его героев - рассказом увлёкся.
   Рассказ дальше пошёл о радиоконтакте с украинцами. Ну, у этих как всегда - всё наперекосяк и через одно место. Хорошо хоть нас, кацапов, пока не костерят, что, мол, это мы им жить нормально мешаем53). Не интересно. Хоть и поучительно. Дальше, дальше, Степан Иванович!
   С интересом слушаем описание выступления оказавшегося среди попаданцев профессора о географии Платформы-5. Тут Берг критично высказывается:
   - Не понимаю, зачем надо знать положение гринвичского меридиана, когда не известно, есть ли эта самая Гринвичская обсерватория на Платформе-5? И есть ли Англия, вообще? Я бы сильно не мучился на месте профессора Гольдбрейха и их начальника Сотникова - через Замок Россия новый нулевой меридиан провёл бы. Они же уже поняли, что очертания континентов на их планете - не земные. Соответственно, они вольны и нулевой меридиан, исходя из собственного удобства, проводить.
   - А почему тогда мы сами не проведём нулевой меридиан через СП-40 бис? - спрашивает Катя... и тут же смущается, заметив на ироничные взгляды всех без исключения мужчин.
   - Потому что, скорее всего, наш айсберг уже скоро тронется в путь. Не можем же мы и нулевой меридиан за собой по океану тащить? - за всех отвечает Берг, - А Земля Левшакова, что к северу от нас, ещё долго не будет представлять какого бы то ни было цивилизационного или экономического значения. Уж, извините, Алексей Михайлович!
   - Да, что уж тут! И так ясно, - соглашаюсь я. Но мне, конечно, как-то обидно. За землю имени себя.
   Но Берг неожиданно продолжает:
   - Но, в принципе, пока мы других людей не нашли, временно, то есть, мы действительно, можем нулевой меридиан через, например, такой памятный нам троим мыс Спасительный провести. Надо же, всё-таки, и самим откуда-то отсчёт вести. Так что зря мы, мужчины, так иронично сначала отреагировали на Ваши, Катерина Алексеевна, слова.
   Как не крепка глотка у Чайки, но и он подустал горло чтением вслух напрягать - передаёт книгу Иванцову. Валерий Палыч дочитывает про доклад профессора о первых результатах научных исследований географии Платформы-5. И мы опять приостанавливаемся на обсуждение - спорим о том, что за проверку Смотрящие решили людям в книге устроить. Ну, и, естественно, и про себя, родных, тут же вспоминаем - а нас-то за что? Или для чего? Сходимся на том, что у нас, скорее, какое-то конкретное задание имеется. Главный аргумент - всё тот же сверхнормативный запас женско-детского на складе. Как-то все очень серьёзно этот факт принимают. А мне смешно. Странные какие-то аргументы для дискуссии - женские прокладки и детские подгузники.
   Тут, как раз, в книге речь пошла о так называемых "локалках", то есть захованных по разным укромным и не очень местам складах со всевозможным полезным. В книге их обычно сталкеры находили. Их, эти локалки, там не просто так найти было, а долго и с умом искать приходилось. Опыт вперемешку с "шишками" в процессе набирать. А у нас тут на видном месте, можно сказать на холме, аж, три супер-локалки для нас Немые оставили! Это что? Или за что? Другой подход? Или просто рациональные соображения Немых? Мол, без такого гандикапа54) этим гаврикам на льдине долго не протянуть? И опять лётчики с примкнувшим к ним Чайкой про подгузники волыну затянули... Ой, я уже не могу о них слушать! Или они просто над Катей стебутся? А я шуток жеребячьих не понимаю? Но Катя вполне серьёзно и спокойно весь этот бред выслушивает... Ещё и поддакивает... Не вкуриваю я чё-то!
   В очередной раз мы сильно возбуждаемся, когда в "Стратегии" заходит речь об эпической битве пары сталкеров с пещерником - бурым супер-медведем. Понятно, что мы все, а особенно наша тройка разведчиков, тут же вспоминаем наших умок, доставивших нам так много ярких впечатлений. Тут даже Берг, до этого относившийся к книге, как к интересному, но не относящемуся к нам чтению, сделал, что называется "стойку", как хорошая охотничья собака. Похоже, и его стало пронимать! Лёгкая ироничная улыбка сменятся на его лице серьёзным вниманием. И даже высказывается:
   - Интересно было бы пообщаться с автором книги, с этим Вадимом Денисовым. По поводу того, как ему в голову пришёл этот сюжет и, главное - такие интересные детали, иногда совпадающие с нашими реалиями на все 100 процентов.
   - Допрос с пристрастием ему устроили бы, Александр Владимирович? - спрашивает Макс.
   - Нет. Зачем же так сразу. Человек же явно наш, с симпатией и о России, и о гражданах наших пишет. И при этом явно не через розовые очки на реалии российские смотрит. Не чувствую я никакого квасного патриотизма в его тексте. Просто количество явных совпадений в этой книге с тем, что мы сами уже наблюдали и с тем, что уже пережили, как-то перевалило через некий психологический рубеж. Даже у меня, записного скептика, складывается ощущение, что эти совпадения не просто так. Вот, и хочется знать об источниках его... вдохновения, так скажем. Алексей Михайлович, Вы где эту книгу нашли?
   - А в день перед вылетом из Североморска, когда в город последний раз выходил. Забежал в книжный магазинчик. Вы его, наверное, все знаете. Ну, там, рядом совсем... Не помню названия улицы. Там и купил первое, что под руку попалось. Из приглянувшегося. Там, вроде бы, и продолжение романа стояло. Думал, купить по возвращению... Кто ж знал, что так выйдет?! Тогда бы ещё купил...
   - Ага, да, да... знал бы прикуп - жил бы в Сочи. Что сейчас отговариваться-то? - язвит Логинов. Ну, этот, конечно, не сдержится. Обязательно при первой же возможности по мне пройдётся. Впрочем, без его подначек скучно мне было бы. А так - в тонусе держит.
   Я что-то ещё хочу сказать о книге... но тут раздаётся треск! Сначала словно издалека, постепенно приближаясь с запада-юго-запада и становясь всё громче и громче... Потом совсем оглушительно что-то хрястнуло, пол под ногами ощутимо содрогнулся... Потом ещё толчок... Ещё... Треск удаляется и стихает... Всё заняло чуть больше десятка секунд. Что это было!?
   - Похоже, штормом оторвало припай от нашего айсберга, - невозмутимо делает предположение Берг, - Но мы, кажется, пока никуда не дрейфуем. Но, не взирая на это, при выходах наружу прошу всех быть предельно осторожными. Во льду айсберга могли появиться трещины, щели... И, может быть, открытая вода теперь совсем близко.
   В общем, изба-читальня сегодня закрывается. Все расходятся парами по своим балкам, предварительно сцепившись друг с другом верёвкой, наподобие альпинистов. Потом по рации принимаем сообщения от Берга и Иванцова, что у них в балках всё в порядке, а на Знаменской площади никаких трещин и повреждений нет. Флагшток стоит. Только от ветра гнётся. Детальный осмотр станции оставляем на утро. Есть надежда на то, что шторм уляжется - последние несколько часов атмосферное давление медленно, но верно растёт. Да, и ветер стал менять своё направление - он теперь почти северо-западный.
   Спокойствие Берга и Чайки подействовало и на меня, так что мы с главстаршиной спокойно и без суеты наводим порядок в кают-компании и заваливаемся спать на свои диванчики. Я, правда, ещё несколько потерзал Чайку вопросами о том, трещал ли лёд на тех станциях, где он раньше был, на что услышал ответ явно зевающего главсташины:
   - Да, не волнуйся, лейтенант, мы ж на айсберге, как на каменной скале... Вот, когда у тебя на простой льдине под балком трещина открывается внезапно... а там, в трещине этой, несколько километров студёной морской водицы, вот, это оживляет, да... И сон проходит мгновенно... А здесь... а-а-а... можно спать спокойно... Ты ж сам этот наш айсберг осматривал из-под воды... Вспомни, тоа-арищ лейтена-ант...
   И раздаётся храп. Нет, ну, главстаршина даёт! И как я сейчас усну под такой аккомпанемент!? Точно ворочаться буду часа полтора, два... И засыпаю крепким, здоровым сном...
  
   Разбудил меня даже не солнечный свет, бьющий в окошко, а шум прибоя. Не было слышно сейчас ни завывания ветра, ни звука ударяющих в стену балка снежных зарядов. А лишь звук мерно бьющих в ледяную скалу айсберга волн. Кое-как выкарабкиваюсь из спального мешка, с грохотом сваливаюсь с диванчика (зацепился-таки, блинская сила, ногой за край спальника!) и не одевая обуви подскакиваю к окошку... В паре сотен метров от балка синеет открытая вода! На море волнение - ещё не успокоилась вода после шторма. Но барашков на гребнях волн нет, а, значит, и ветер сильный тоже отсутствует. После шторма всегда так. Кто видел, тот поймёт. Здоровенные валы (нет, точно океан перед нами, а не внутреннее море какое!) мерно накатывают на край айсберга и разбиваются в пыль, сверкающую на солнце всеми цветами радуги... А вдали видны плывущие на восток разнокалиберные льдины и даже где-то вдали, почти у горизонта, айсберг какой-то виден...
   - Ну, вот, мы и на южном берегу! Солнечный курорт, - раздаётся внезапно из-за спины. Это разбуженный устроенным мной шумом главстаршина неслышно, как большая кошка, подошёл и встал за плечом.
   - Ага, южный берег, да не того моря. Вернее, не той суши, - отвечаю я заезженной вусмерть шуткой. И добавляю, - Хорошо, что мы самолётик наш с припая на айсберг перетащили. Дрейфовал бы он сейчас отдельно от нас... Степан Иванович, а давай сходим на берег! Поближе к воде. Посмотрим, что там и как.
   - Сходим, обязательно сходим, лейтенант. Но потом. Сначала завтрак команде надо приготовить. Как раз надо было мне вставать. Так что это удачно ты меня разбудил. Очень уж крепко под шум прибоя спится, - и сладко зевает, - А в одиночку и не пристегнувшись, я не советую туда, на край айсберга, ходить. Очень запросто сейчас там можно окунуться в прохладную океанскую водицу. А здесь, знаешь, не египетский Шармик или Дахаб какой... Некомфортно. И спасать некому. Потом вдвоём или даже большей командой сходим. И со страховочкой. Пусть уж океан-батюшка успокоится чуток после этой штормяги.
   - То есть и ты, Степан Иваныч, думаешь, что это океан, а не море какое?
   - Ни тени сомнения. Океан это. Кто раз океанскую зыбь видел, тот её ни с чем уже не перепутает. Ну, ладно - я к плите. Если ты, товарищ старпом, не возражаешь.
   - Ну, как я могу возражать! Жрать уже охота. Картошку могу помочь почистить...
   - Не, спасибо. Сегодня каша рисовая по плану. С изюмом и курагой. Лучше дочитай мне книгу до конца. Там, по-моему, страниц сто осталось. Чем там у них всё закончилось...
   Так мы время до завтрака и провели: я - за чтением "Стратегии" вслух, а Чайка - за готовкой. Помимо каши и даже первее неё хлеб свежий был испечён. А там и проснувшийся народ подтянулся. И мы с главстаршиной привычно перешли на Вы и на имя-отчество.
  
   После завтрака и подъёма флага командир обозначил наши задачи на сегодняшний день. Ну, во-первых, возобновляется пост на НП. И туда первым отправляется капитан медицинской службы Державина. А для всех оставшихся членов команды, включая капитана третьего ранга Берга А.В., объявляется "большая приборка"55), которая в нашем случае состоит в расчистке станции от белой снежной напасти, вывалившейся на наши головы за дни шторма. И заодно необходимо обследовать СП на предмет разрушений, повреждений, трещин во льду и прочих безобразий с непорядками. И ликвидировать их при необходимости. Это до обеда. Да, готовка этого самого обеда по-прежнему, на главстаршине. После обеда лейтенант Логинов меняет капитана Державину на фишке. На последней - готовка ужина. Капитан Иванцов в это время проводит регламентные работы на самолёте, дизель-электростанции и подготавливает сауну к вечерней помывке личного состава. А разведгруппа, ну, то есть главстаршина Чайка, лейтенант Левшаков и каптри Берг после обеда отправляются заниматься океанологической и гляциологической деятельностью. При этом сам Александр Владимирович имел вид весьма довольный. Видимо, и он засиделся в четырёх стенах. Без любимого дела.
   - А сейчас, товарищи офицеры и старшины, лопаты - в руки и вперёд, на трудовые подвиги по приведению станции в надлежащий военно-морской вид! - завершил раздачу слонов наш командир.
   И мы отправились разгребать завалы, прорубать дороги и тоннели. Особо попотеть пришлось при вызволении "Весёлого Кашалота" из снежного плена. Очень не хотелось ему какой урон лопатой нанести. Валерий Палыч с Максом непрерывно меня за руки хватали, чтобы я, не дай бог, чего не погнул, не проткнул своим фанерным орудием труда. Вот, что они к Бергу и Чайке так не приставали!? Потом Чайка ушёл обед готовить. А мы откопали дэтэшку. И дело пошло веселей. Расчистили промплощадку, ВПП и ещё кое-где. А тут и обеденное время подошло. А мы, как раз, приборочку завершили. Что особо приятно - повреждений никаких особенных не обнаружилось. Даже моя метеобудка устояла - хорошо мы её ко льду пришпандорили при перестановке.
   После обеда мы с Чайкой первым делом зашли на склад - взяли бухту полипропиленового плетёного фала в двести метров длиной и привезённую с собой на "Кашалоте" надувную лодку (жаль, мотор к ней на Земле остался, придётся вёселками поработать). И три спасжилета. На всякий случай. А я ещё обрядился в гидрокостюм. Как вы, может быть, помните гидрик у нас в хозяйстве только один - мой. Так что на лодочке заплыв совершить придётся исключительно мне одному.
   Но сначала, до заплыва на надувнушке, мы обследовали образовавшийся берег. Непосредственно к югу от станции, в двухстах метрах от крайнего балка, айсберг резко кончался обрывом в метра три высотой. Причём уклон этого обрыва был явно отрицательный - волнами лёд снизу облизало. Абляция. Это термин такой. Физический. Как раз про размытие льда водой. Но слово хорошее. Родное какое-то. Сказал - и на душе полегчало. Почему-то... Что-то я в прикладную филологию ударился... В общем, подходить к краю действительно опасно, того и гляди обломится козырёк. К тому же волны по-прежнему добивали почти до самого верха этого обрыва. Смоет, как нефиг делать! И такой обрыв тянется метров на пятьсот.
   А, вот, в юго-западной части айсберга, на самой границе с уцелевшим припаем, океанские волны поработали вполне созидательно - промыли небольшую бухточку-затишок и плавный спуск к воде. Своего рода пандус. Или, если более правильную в данной ситуации морскую терминологию привенить - слип. Ледяной. По нему вполне можно спустить нашу надувную лодку и вытянуть обратно. За конец. Конец - это не то, что вы подумали, а та верёвка, что мы со склада прихватили. Флотский жаргон. Сам ещё не привык толком. Поэтому периодически в ответ на словечки главстаршины улыбаюсь, как идиот.
   Проходим на другой, юго-восточный край обрыва. А там даже ещё лучше условия для спуска к воде и обратно! Даже просто ножками можно. Чуть-чуть бензопилой поработать и готовая лестница, как на Графской Пристани в Севастополе. Ну, почти. Естественным образом довольно большая бухта образовалась. Метров на сто пятьдесят врезается в паковый лёд припая. И бухточке этой вода совсем спокойная. Даже зыбь почти не заходит. Так - плавные колебания уровня: сантиметров двадцать вверх, потом - столько же вниз. Считай, штиль в бухточке.
   Обсуждаем планы моего заплыва на надувнушке. Решаем, что Берг и Чайка спустят на воду резиновое плавсредство, вместе со мной, разумеется, по юго-западному слипу. Потом я отойду на вёслах от берега примерно на полкабельтова. Ну, то есть, если кто не знает, метров на девяносто. Максимум - на сто. И продрейфую метров пятьсот до юго-восточной бухты. Там меня за конец, что всё время на берегу будет у главстаршины в руках, подтянут к берегу, в бухту. Ну, и я сам подгребу, как смогу. Мне поручено осмотреть обрыв снаружи и кое-какие измерения параметров воды сделать. А товарищи мои по времени дрейфа определят скорость течения. Льдины, столь обильные утром, куда-то пропали. Только вблизи горизонта что-то белое маячит. Вот, и приходится мне лагом56) поработать. Заодно. Хотя по тому, как быстро плыли утренние льдины, могу предположить, что скорость течения весьма приличная. И ветер тут не причём. Стих он совсем.
   Спуск на воду надувного плавсредства прошёл вполне спокойно - меня даже не забрызгало. Чайка и Берг травили57) конец очень аккуратно. Отгребаю... Ух, ты! Подхватывает волна и подкидывает вверх метра на полтора! И это волнение уже, типа, успокоилось после шторма! Но как-то не заливает меня - очень длинная эта океанская зыбь. Плавно подымает и плавно опускает. Гребу, в общем. А потом спокойно минут пять созерцаю проплывающий мимо меня ледяной обрыв. Красиво. Крепкий и монолитный. Чувствую вполне иррациональную гордость своим айсбергом. Вижу, Берг колдует с гиротеодолитом. Он, оказывается, им вполне владеет. А я пока измеряю температуру воды. И беру её пробу. Потом солёность определю... Так, пора подгребать к берегу. Вон, Чайка уже начал меня подтягивать. И Берг к нему присоединяется. Надо и мне ручки приложить. Удивительно спокойное путешествие я совершил. Даже не забрызгало. Почти.
   Усилиями командира и главстаршины моё плавстредство втягивается в юго-восточную бухту. Ну, и сам подрабатываю вёслами. Всё. Приехал. Первое морское путешествие на планете завершено. Капитан Левшаков, к вашим услугам! Ничего этого, разумеется, своим старшим товарищам не говорю, но дурацкие тщеславные мысли в голове рождаются сами собой. Перед самим собой неловко.
   - Товарищ командир, Александр Владимирович, и какая скорость течения получается? Мне кажется, что оно много быстрее земного Антарктического Циркумполярного. Как мне помнится, там скорость даже до одного километра в час не дотягивает, в максимуме всего девятьсот метров в час. А здесь явно быстрее - с полкилометра или чуть меньше минут за пять, шесть проскочил, - проявляю эрудицию.
   - Вы совершенно правы, Алексей. У меня получается, - и Берг заглядывает в блокнот с расчётами, - четыре с половиной километра в час, что в наших морских единицах измерения скорости составляет почти два с половиной узла58). Плюс-минус пол кэмэ в час. Очень быстрое течение. Это тем более удивительно, что наше (Ого! Берг уже это инопланетное течение "нашим" называет!) имеет место в заметно более высоких широтах, чем земное Циркумполярное. То, земное течение, в интервале от всего сорока до пятидесяти градусов широты, южной, протекает, а мы, как Вы помните, уже на шестидесятом градусе находимся. А скорость нашего течения вполне себе на уровне земных экваториальных пассатных течений. Похоже, что на этой планете существуют условия для более быстрых океанских течений, чем на Земле. И я сильно подозреваю, что океаны или океан здесь существенно больше земных. А какая температура воды у Вас получилась?
   - Почти три градуса по Цельсию. Земное Циркумполярное непосредственно у Антарктиды холоднее - всего один, максимум два градуса, - отвечаю.
   - Вырисовывается следующая задача для Вас, Алексей. Конечно, после того, как солёность воды определите. Необходимо будет определить скорость абляции льда такой довольно тёплой водой. Как Вы понимаете, от этого зависит, сколько времени мы сможем относительно безопасно дрейфовать на нашем айсберге. А завтра, Алексей, Вам предстоит очередное погружение. Надо наш айсберг и из-под воды осмотреть.
   - Есть, - отвечаю, и думаю, что сам только что хотел это предложить, да Берг опередил. Хочется, честно говоря, под воду. Нравится мне это дело. Напрягает, конечно, немного, что напарника нет. Явное нарушение техники безопасности, которая, как известно, кровью, жизнями дайверов была написана. Не привычно как-то. Но что поделаешь - второго акваланга и гидрокостюма у нас нет! А дело необходимое.
   Во время ужина выясняется одна очень неприятная для нас вещь - накрылась самолётная радиостанция. И это не аккумуляторы разрядились. С ними, как раз, всё ОК. Сама радиостанция. Ничего она кроме бессмысленных хрипов-скрипов не выдаёт. Что с ней случилось - не понятно. А починить её наши лётчики не могут - квалификации не хватает. Даже Берг в затруднении. А я думал, что он - бог! Вот, когда действительно начинаешь жалеть, что радист наш Макаронин на Земле остался. Хотя, скорее, это он нас жалеть должен. Он-то на Земле остался, близких не потерял. А ещё я помню, что девушка его на аэродроме в Североморске провожала. Симпатичная такая блондинка. А он от неё всё оторваться не мог, дышать спокойно не давал - искусственное дыхание методом "рот-в-рот" делал. Фактически без перерывов. Словно не на несколько месяцев расставался, а на всю жизнь. Представляю, в каком депрессняке Павел был бы сейчас! Так что это к лучшему, что он на Земле остался. Для него. Тем более, кажется мне, что не с кем нам на этой планете по радио разговоры вести. Хотелось бы, конечно, ошибаться... Но пока - вот такая у меня пессимистическая точка зрения.
   Но носимые радиостанции у нас остались, так что радиосвязи совсем мы не лишились. В разведвыходах, да, и на станции пригодится.
   Да, кстати, и солёность у "нашего" течения оказалась выше, чем у земного Циркумполярного. Ближе к земному же Гольфстриму. В промилле59) вам, читатели, эту солёность не сообщаю. Лучше так, в сравнении.
   Скорость абляции льда я тоже посчитал. Приблизительно, конечно. Так вот - дрейфовать мы сможем относительно спокойно с полгода. Если, конечно, температура воды сильно не изменится. Если же вода потеплеет градусов до десяти, то уже только месяца три, четыре. А дальше в любой момент с айсбергом нашим оверкиль60) может случиться. Или развалится он неконтролируемо на несколько мелких кусков. Что не многим лучше первого совсем уж катастрофического для нас варианта. Спасает только то, что айсберг наш достаточно плоский, так называемый столообразный. Пока он из-за таяния неустойчивую форму примет много времени пройдёт.
   А вечером у нас помывка состоялась. Сначала в сауну, естественно, даму нашу единственную отправили. Это чтоб потом, никуда не торопясь, самим оттянуться. Катерина, когда в сауну уходила, то сразу пресекла возможные поползновения, заявив:
   - Да, спину себе я и сама помыть могу. Достаю. Помощь можете не предлагать.
   И выразительно так на Логинова посмотрела.
   О, как интересно! Что, уже что-то подобное предлагалось!?
   На круглом лике Макса не то, чтобы расстройство от этого отказа изобразилось, а скорее удивление от того, что с ним вообще заговорили. Снежная королева заметить его соизволила... Так что его эта отповедь скорее обнадёжила - то есть шансы появились на то, что всё... срастётся. И он тут же воспользовался ситуацией для продолжения диалога:
   - Но и Вы, Катерина Алексевна, тогда уж в окошко не подглядывайте, а то мы снежные ванны решили попринимать после парилки. Пока снежок мягонький.
   - Фи! Что я там не видела! Не забывайте, что я - медик и видела мужчин во всех мыслимых видах и позах. В том числе и изнутри. При обследованиях, операциях... и вскрытиях, - и многообещающе так смотрит на Макса. Потом продолжает:
   - Кроме того, проверять организацию... и проведение санитарно-гигиенических процедур личным составом - моя прямая должностная обязанность, как корабельного врача. Захочу и приду с проверкой качества помывки. И никто, даже командир, мне не сможет запретить. Правильно я говорю, Александр Владимирович?
   - В принципе правильно, Катерина Алексеевна. Но только в принципе. И надеюсь, что до этого не дойдёт, - с едва скрываемой улыбкой ответил Берг.
   Тут в разговор вмешивается Чайка:
   - Катерина Алексеевна, вместо того, чтобы так сильно пугать нас незапланированными инспекциями, возьмите, вот, лучше в баню кваску.
   И протягивает ей бутыль со светлокоричневой жидкостью.
   Ага! Сюрприз удался - Державина в полном недоумении и восторге! Дело в том, что Чайка в тайне от остального народа (от меня-то никак этот процесс не утаить было) пару дней готовил квас. Специально к банному дню. Уверяю вас, в условиях станции на айсберге, это не совсем тривиальная задача. И квас удался! Я уже пробовал. И сейчас с удовольствием наблюдаю за реакцией товарищей. Даже Берг непроизвольно заулыбался.
   - Ну, Степан Иванович, умеешь ты приятно народ удивить! - это Иванцов первым отреагировал. Ну, что вы хотите - лётчик-истребитель, всё-таки! - А нам-то осталось или всё доку отдал?
   - Осталось, осталось, не беспокойся, Валерий Палыч! - и демонстрирует трёхлитровую банку с хлебным напитком.
   - Ну, живём! А пиво случайно не сварил? - подхватывает Логинов.
   - Да, ну, его это пиво, - отмахивается Чайка, - Квас лучше. Пиво - это для пузатых бюргеров. И если шила нельзя, - и с упрёком смотрит на Державину, - то лучше честный квас.
   В общем, баня, а, вернее, сауна удалась. И погрелись-помылись, и кваску попили, и снег у балка с сауной своими тушками основательно умяли. Благо, особенного мороза не было. Всего минус пятнадцать. И штиль.
   Только, вот, я парился последним и в полном одиночестве - сначала пришлось на охране мирного отдыха товарищей с карабином постоять. Потом меня Чайка сменил на НП. Пока я санитарно-гигиенические процедуры принимал. Процедуры принимал... и мечтал о том, чтобы корабельный врач с проверкой пришла... Ой, блин! Я ж её хочу! Неужели снова эта напасть!? Любовь которая! О-ох...
  
   Нас утро встречает прохладой! К рассвету приморозило, и на градуснике уже было минус двадцать пять. А мне погружаться надо. Но ничего! При первых погружениях здесь и похолоднее было.
   Баллоны набили, снаряжение проверили. Дважды. Так уж у нас на СП-40 бис повелось. Сначала я всё проверю. Потом главстаршина - повторно. Чайка коль не может сам погружаться, то взял на себя роль выпускающего контроля. Он - строгий контролёр. Я думаю, что он ревнует. В самом деле, какой у него опыт погружений, и какой - у меня! Нечего и сравнивать. А погружаюсь я. Вот, он и... контролирует. Впрочем, спасибо ему за это.
   В общем, стоим мы втроём: Берг, Чайка и я на краю льда, в той уютной юго-восточной бухточке, где я вчера причаливал. Переодеваюсь в гидрокостюм. Для этого интимного процесса у нас на льдине поставлена палатка. А в ней - походная горелка-обогреватель. Так что переодеваться вполне комфортно. Так, готово! Выбираюсь на свежий воздух. Надеваю акваланг. Чайка ещё раз всё на мне проверяет. Потом мы козыряем друг другу. Это уже нашей традицией стало. И я спрыгиваю в воду. Показываю пальцами правой руки "ОК". Тоже наша со Степаном Ивановичем традиция. И тишина окружает меня. Только пока ещё слышно, как волны бьют в ледяной обрыв. Всё тише и тише... Всё темнее и темнее... Над головой лёд...
   Задание моё, в принципе, уже знакомое, привычное - осмотр и оценка состояния подводной части айсберга. Поэтому я спокоен. И уверен, что справлюсь достаточно быстро. Уже проделывал...
   Ну, что ж! Визуальный осмотр показал, что айсберг не сильно пострадал во время шторма. Обошёл я его фактически весь. И донную часть осмотрел. С фонарём. Всё, вроде бы, нормуль. Ничего катастрофического. А сейчас, вот, неторопливо всплываю. Вдоль свободно свисающего с края льдины сигнального конца. И периодически делаю остановки. При этом разок дёргаю за сигнальный конец - остановка, мол. Коллеги при этом тоже отвечают одним рывком - приняли, поняли. А когда опять начинаю всплытие - три раза дергаю за сигналку. Вот так и перемещаюсь, не торопясь. В полном соответствии с таблицей для бездекомпрессионных погружений61), которую меня Чайка заставил выучить наизусть. Всё-таки, на глубину несколько больше сорока метров пришлось заглянуть. С кессонкой62) шутить не стоит. В принципе, до поверхности осталось меньше десяти метров. Но я торопиться всё равно не буду. В заранее оговоренное с моими старшими товарищами время укладываюсь. С запасом. Поэтому не спешу. Опять зависаю на время.
   Кстати, косяки рыб наблюдаю. Преобильные. Раньше, когда до открытой воды было далеко, их совсем не было почему-то. Я ни разу не ихтиолог, так что не могу сказать, что это за рыба. Но похожа на обычную сельдь, как её по магазинным экземплярам помню. Только чуть крупнее. Как мне показалось. Да, пора открывать рыболовный сезон. Интересно, у нас в команде есть опытные рыболовы? Я, вот, например, не рыбак. А рыбки свежей хочется...
   Короче, спокойно зависаю посреди синего безмолвия. Ещё минуту подождать и пора всплывать на поверхность. А пока медитирую... И тут у меня появляется неодолимое желание поджать ноги! Я даже не успеваю удивиться этому иррациональному чувству - просто делаю это резко и быстро. А потом также резко распрямляю их обратно. И мои пятки бьют по чему-то твёрдому! От этого меня отбрасывает в сторону и вверх на несколько метров. И в то же мгновение в поле моего зрения появляется сигарообразное тело огромной акулы! Она вылетает из-за моей спины и проскакивает по инерции пару десятков метров вперёд и вверх, к самой поверхности воды, и начинает плавно заворачивать на меня. Второй заход! И время резко замедляет свой ход! За пару движений ластами я успеваю перебрать все варианты дальнейшего развития событий. И не вижу спасения! А ноги шевелятся та-а-ак ме-е-едле-е-ено-о-о... Между двумя вдохами успеваю вспомнить всю свою жизнь... Похоже, смерть моя пришла за мной! До поверхности я, может быть, и успею добраться, но только в сильно нецелом виде... По частям... Жить осталось несколько секунд... Мама!
   Лихорадочно работаю ластами. Но сам ощущаю эти судорожные движения, как замедленное кино. А вода - вязкий кисель, словно в кошмарном сне! Поверхность воды всё ближе и ближе. Но я не успева-а-аю-у-у! Рыло акулы уже нацелилось на меня. И её пасть всё ближе, и ближе... Нож, выхваченный из ножен на голени и намертво зажатый в руке, вряд ли поможет против монстра такого размера! Это вам не черноморский катран и даже не рифовая акула, какую я в Красном море видел. В этой твари метров пять, шесть точно!
   - Идунапомощь! - взрывается в моём мозгу чей-то крик. Именно - в мозгу. Не в ушах! И именно так - одним словом. Или даже не словом, а образом чего-то или кого-то, спешащего на помощь. Но акула продолжает стремительно приближаться ко мне! И тут другое огромное чёрно-белое тело врезается в атакующую меня рыбину. Косатка! Бьёт акулу чуть ниже жаберных щелей, немного впереди правого плавника. От удара акула почти переворачивается брюхом вверх. И ей уже становится не до маленького испуганного человечка! Я в полном остолбенении продолжаю наблюдать за битвой гигантов. Вода окрашивается кровью. Кровью акулы. У неё огромная рана на теле, на месте первого удара косатки. Моя спасительница уверенно выигрывает бой. И не оставляет никаких шансов своему противнику. Попытка акулы уйти на глубину решительно пресекается - косатка подныривает снизу и выталкивает акулу на поверхность. Два огромных тела взлетают на несколько метров над поверхностью океана. А потом продолжается избиение рыбы - летят ошмётки мяса, плавников... И океанская вода на несколько десятков метров вокруг становится бурой от акульей крови...
   "Ой!" - это я вспоминаю о своих товарищах, ждущих меня на льдине: "Они уже меня похоронили, наверное!" И время возвращает свой нормальный ход. В пару движений ластами добираюсь до поверхности. Берг и Чайка стоят на краю льдины с карабинами, изготовившись к стрельбе. Но они явно растеряны. Наверное, думают, что мне уже не помочь никакой стрельбой!? Не мудрено - кругом плавают ошмётки акульего тела, вода больше похожа красное вино, а в нескольких десятках метров за моей спиной нарезает круги высоченный чёрный плавник, похожий на косу. Машу моим товарищам рукой. И опять, как в самом начале погружения, состраиваю из пальцев всем понятный символ "ОК". Они явно не верят своим глазам, увидев меня живым! Но быстро приходят в себя:
   - Быстрей сюда! - кричит Чайка и начинает выцеливать косатку. Берг тоже вскидывает карабин.
   Приходится, энергично подрабатывая ластами, запретительно махать руками. Вырываю загубник и кричу, что есть мочи:
   - Не стрелять! Не надо! Она спасла меня!
   Подплываю к краю льда. Командир с главстаршиной в четыре руки выдёргивают меня из воды - я словно пробка от шампанского пролетаю пару метров. А, вот, поймать они меня не удосужились! Как ни странно, но погружение под воду завершается приземлением. Не очень мягким - грохаюсь коленями об лёд, а сзади добавляет акваланг. Знаете ли, ласты на ногах как-то не способствуют мягкой посадке летательных объектов... Чайка вздёргивает меня с колен и лихорадочно начинает обхлопывать, осматривать на предмет повреждений и ранений:
   - Ну, ты смотри! Целый! Целёхонький! Я тут чуть не обделался, когда из-под воды два этих монстра выпрыгнули, словно ракеты из подлодки. Кровища фонтаном... А летёхе нашему хоть бы хны! Ну, точно, счастливчик!
   И стискивает меня в объятьях так, словно раздавить в лепёшку желает. Явственно слышен треск костей. Только жалобно попискиваю:
   - Степан Иваныч, ты смерти моей хочешь! Отпусти, дышать совсем не могу. Целый я, целый! Колени, вот, только теперь болят... после приземления.
   Берг стоит за спиной и по рации вызывает Державину:
   - Капитан Державина, срочно к нам! И кейс медицинский не забудьте!
   Оборачиваюсь к командиру и хочу сказать: "Зачем, мол, медика, не нужно медика - целый я!" Но... я никогда не видел Берга таким белым! Только глаза у командира блестят радостно. Так что, говорить ничего не стал. От удивления. Потом, вечером, в кают-компании, когда по сто граммов принимать будем за счастливый исход погружения, командир скажет честно:
   - Я ещё никогда не терял никого из своих подчинённых. И, честно говоря, очень рад, что и сегодня этого не случилось. За Вашу счастливую звезду, Алексей Михайлович!
   И залпом оприходует свою порцию сорокоградусной...
   А сейчас, когда я стою на краю льда, лицом к Бергу и океану, что-то снова толкает меня в мозг. На этот раз смысла послания не понимаю, но невольно взгляд цепляется за чёрный плавник, видный в полусотне метров от нас. И тут косатка повторяет прыжок. Огромное черно-белое тело взмывает над волнами и, пролетев более десятка метров, почти без брызг уходит под воду. Я едва успеваю вскинуть руку в приветствии. Только не знаю, увидела ли это моя спасительница или нет? Вряд ли... У них, ведь, зрение для подводных условий настроено... Но какое-то странное чувство не оставляет меня - я абсолютно уверен, что косатка почувствовала мою благодарность... А красиво она летела! Только что-то странно блеснуло металлическим у самого основания спинного плавника... Может просто блик на мокром теле? Но тогда, почему только там, в одном-единственном месте? И какое-то ощущение боли в спине у меня возникло. Не понятно.
   - Лейтенант, а ты уверен, что это чёрно-белое чудовище тебя спасло, а не пообедать тобой хотело? - высказывает сомнение главстаршина, только что тоже зачарованно наблюдавший за полётом косатки.
   - Абсолютно. Хотела бы съесть, уже съела бы. Она спасла меня. Точно.
   - Только это не "она", а "он", - поправляет Берг, - У самок косаток спинной плавник меньше и скорее похож на треугольник, а не на косу63). А у этого красавца плавник явно больше метра высотой. И сам этот зверь - чуть не десять метров длиной. Девять - точно есть.
   Тут прибегают Державина и Логинов. Оба при карабинах. Вах, какие молодцы! А медицинский кейс тащит Макс. Быстро это они пару сотен метров пробежали! Просто спринтеры-чемпионы какие-то.
   Державина, увидев морскую воду цвета крови, сообразив из-за кого её срочно вызвали и почему, тут же начинает командовать:
   - Пациента ("Это она про меня!?") - в палатку. Максим, укладываем его и раздеваем... до трусов. Дальше я сама. А ты не давай ему шевелиться. Поворачивать Алексея только по моей команде.
   Отбиваюсь - всё в порядке у меня! Колени, вот, только пострадали. При приземлении. Меня не слушают и приказывают, как младшему по званию, заткнуться и не мешать старшему по званию, выполнять свои должностные обязанности. Так что эти двое маньяков заволакивают меня в палатку и начинают раздевать. Хорошо хоть акваланг с меня Чайка успел чуть раньше снять. И ласты. Не плохо бы немного охладить их энтузиазм:
   - Э-э-э! Товарищи старшие по званию, гидрокостюм мне не порвите. Он у нас один-единственный!
   Прислушались. А то я уж думал, что они сейчас начнут гидрокостюм ножом резать. Нет - ручками работают. Вот, блин, дожил! Меня раздевает женщина! История повторяется. Как фарс. Ну, и мужик ещё тут помогает даме... Но о нём попробую забыть на время... Так, стоп, попридежу-ка я сам трусы, а то вслед за бельём и они вниз поползли. Ни к чему это.
   - Руки убрал! Быстро! Лежать смирно! - свирепеет милый мой начмед. Представляю, что бы подумали посторонние, услышь они подобный женский крик из палатки в иных условиях. Например, в турпоходе или в кемпинге! Не выдержав, начинаю смеяться в голос. Ржунемагу!
   - Товарищи офицеры, вы, что там со старпомом нашим творите? - интересуется Чайка. В его голосе слышен едва сдерживаемый смех. Потом раздаётся уже ничем не сдерживаемый хохот. Дуэтом с командиром. Берг тоже не выдерживает нелепости и комизма ситуации. Тут и Макс присоединяется.
   - Так! Все успокоились! И отставить Ваши жеребячьи шуточки, младший лейтенант! - заявляет капитан медицинской службы. Совершенно необоснованно, заметьте! О чём тут же и заявляю:
   - Я ж ничего не говорил! Это же - не я говорил! Я - только смеялся. Представил... просто... - и опять смеюсь. Ну, не могу остановиться!
   Немного смущённая Катерина, помолчав чуток, заявляет:
   - Понятно. Это у тебя, Алексей, отходняк после стресса. Адреналин выходит дурной. Транквилизаторов у меня сегодня хлебнёшь. Или простого брому... Так, всё! Всем - отставить смех! Максим, работаем дальше. И спокойно тут у меня, пациент!
   В общем, проверяет меня на предмет укусов, ран, переломов и прочих ушибов... О, мой бог! Как приятно прикосновение её рук... Ещё, ещё, Катя... Но ничего из перечисленного списка нехорошестей она не находит. Только, вот, на коленях уже наливаются серьёзные синяки. Ну, это я переживу. Катерина говорит о какой-то мази для моих пострадавших коленей. Потом проверяет - а нет ли у меня сотрясения мозга? Она уже знает об огревшем меня по затылку акваланге. И опять - всё в порядке. Как-то недовольно наш начмед заявляет об удивительной целости и сохранности моей тушки. Неужели, ей так хочется полечить меня!? Да, из её рук... яд готов принять! Какие-то у меня противоречивые чувства. Амбивалентные. С одной стороны - не желаю в её глазах слабым и больным казаться, а с другой стороны - так хочется хотя бы простых прикосновений Катиных рук! Раненому это проще и естественнее получить... Нет! Не хочу быть ранбольным! Мне в воду, к косатке надо, посмотреть, что там у моего спасителя на спине сверкало. Почему-то эта непонятка мне покоя не даёт. Заявляю:
   - Ну, раз я такой целый и здоровый, то, товарищи старшие по званию, прошу на выход. Мне обратно гидрокостюм надо надевать.
   - Это ещё зачем? - удивляется Державина.
   Не найдя ничего более умного, говорю:
   - Мне надо более близкое знакомство с моим спасителем свести. С косаткой.
   - А не хватит ли на сегодня адреналиновых приключений!? А!? - в откровенном недоумении спрашивает меня Катерина.
   - Я ж цел и здоров. Значит, готов к выполнению своих функций. И заданий командования, - и кричу, чтобы снаружи услышали, - Товарищ главстаршина, косатка ещё рядом?
   - Рядом, рядом, лейтенант. Всё круги нарезает. В полукабельтове, - отвечает Чайка.
   - Товарищ командир, разрешите сходить к ней. Познакомиться поближе. Уверен, что опасность мне никакая не грозит.
   Недолгое молчание. Прямо вижу, как Берг с Чайкой переглядываются, без слов друг с другом советуются. А мы с Катериной друг другу в глаза смотрим. Раздаётся голос командира:
   - Разрешаю.
   И тут же вопрос:
   - С аквалангом пойдёте?
   - Нет, с простым шноркелем64). Мне ж на глубину не надо. Ну, и в маске, само собой.
   - Тогда одевайтесь, - даёт окончательное "добро" командир.
   Державиной ничего не остаётся, как подчиниться решению командира. А Макс давно уже выбрался на свежий воздух. Решительно отсекаю возможные предложения помочь мне обрядиться обратно в гидрокостюм (хотя, может быть, она и не собиралась мне это предлагать?):
   - Товарищ капитан, мне нужно одеться. Это неудобно делать вдвоём. Тесновато...
   Через несколько минут я снова готов в воду. Почему-то все остальные схватились за карабины? Зачем? Ничего не говорю им на это. Спускаюсь в воду. Но косатка почему-то отплывает ещё дальше, за пределы бухты. Нет, в открытый океан без акваланга не поплыву. Помните, что такое океанская зыбь? Приходится вернуться. А косатка уходит всё дальше и дальше в океан. Вот, спинной плавник моего спасителя уже не виден среди волн. Но я вопреки всяческим рациональным соображениям уверен, что ещё увижу его. Мысленно зачем-то говорю ему: "До свидания!" И почему-то кажется, что в мой мозг приходит что-то похожее в ответ. Кажется, наверное.
   Немного расстроенный выбираюсь на "берег". Докладывать особо нечего. Все всё видели своими глазами.
   Вечером в кают-компании обсуждения сегодняшнего моего приключения продолжается. Оказывается, даже Иванцов, бывший в это время на НП, умудрился в бинокль разглядеть косатку.
   По поводу нападавшей на меня акулы - сплошные непонятки и недоумения. Берг определил её, как гренландскую полярную акулу. Только опять же заметно больше, чем земные аналоги. К этой особенности местной фауны мы уже как-то стали привыкать. Но земная гренландская полярная акула - на редкость пассивное и неагрессивное существо. И тихоходное. Совсем поведением своим не напоминающее ту стремительную тварь, что хотела мной закусить. А не такие уж безопасные местные холодные воды! Мы-то на своих северах привыкли, что ничего страшнее белого мишки в полярной фауне нет! А здесь всё совсем не так! Как мне дальше погружаться!?
   И ещё все снова пристают ко мне с вопросами по поводу того, почему я так уверен, что косатка не опасна для меня? А я толком и ответить не могу. И сказать-то нечего. Кроме того факта, что он вполне мог напасть на меня после того, как с акулой расправился. Но не напал. Ну, не говорить же им, что я общался с ним. Телепатически. Сам сомневаюсь. Может, всё-таки, показалось? С перепугу.
   По поводу сегодняшних моих приключений и, главное, их счастливого завершения Катерина расщедрилась на сорокоградусный антидепрессант. Ну, об этом я уже говорил. Так что привычные наши посиделки завершились довольно весело. Потом, когда пришла пора расходиться, Катерина вручила мне какие-то таблетки со строгим наказом их обязательно выпить. ("Ага, разбежался! Здоровый я!"). Потом подхватила командира под руку. Берг удивлённо вскинул глаза на Державину, но упираться и вырывать руку не стал. Только Катерина сделала вид, что не заметила этого удивления. А, вот, мы с Максом заметили. Не знаю, как у Макса, а моё сердце злой кошачьей лапой царапнула откровенная ревность. Проклятье! Я, всё-таки, снова влюбился!
   И когда, наведя, порядок в кают-компании, мы с главстаршиной сами улеглись на свои диванчики, я, поворочавшись с час с боку на бок, как шашлык на шампуре над углями, бессмысленно пережёвывая свою ревность, встал и выпил-таки те таблетки, что мне вручила Катерина. И только после этого уснул...
  
   Мы плывём рядом. Я и мой спаситель, косатка. Он рассказывает мне, что долго искал меня. Слово "рассказывал" не совсем правильное. Скорее, он передаёт мысленно, телепатически мне некие цельные образы. Сначала это очень непривычно. И не очень понятно. Но постепенно мне становится всё легче и легче понимать его. Он словно учит меня такому способу общения, многократно повторяя свои визуальные образы-сообщения. И, вот, что он "рассказывает" мне.
   Он "услышал" меня уже много дней назад. Зрительный образ, который передал мне мой спаситель, этого самого "много дней" соответствовал как раз времени нашего попадания на эту планету. И, вот, уже примерно дней десять, как почти нашёл меня. "Почти нашёл" потому, что не мог подобраться ближе - мешал лёд, который отгораживал нашу СП и, соответственно, меня от открытой воды. А косатки - не рыбы. И им необходимо периодически всплывать на поверхность для вздоха. Но помог шторм, оторвавший припай. Мой спаситель уже почти сутки был рядом. Но почему-то боялся показаться людям на глаза. Что-то его пугало. На моё невысказанное, но явственное удивление: "Почему боялся? Чего боялся?", он ответил что-то. Но я не понял что. Словно его самого очень смущал этот факт. Он его сам не понимал. Я ещё раз попробовал задать ему этот же вопрос. Но он ответил только: "Посмотри на мою спину. Возле плавника." Я попробовал. Но ничего не увидел. Только снова почувствовал боль в спине... Потом, проснувшись и обдумывая сон, я предположил, что он просто не может передать мне зрительный образ того, что мешает ему в спине, так как не может сам увидеть это. В общем, он не решался показаться нам, людям.
   И только моё отчаяние, мой смертный страх, который он почувствовал, словно яркую вспышку под водой (именно такой образ он передал мне), заставил его прийти мне на помощь. И подать "голос".
   Я спросил его: "А зачем ты искал меня? Зачем я нужен тебе?" Ответ был прост, но непонятен: "Ты - пробуждающий". Мои попытки выяснить, что это такое "пробуждающий", ни к чему не привели. Я просто не понял его ответа. Видимо, ещё плохо "говорил" на этом языке образов. Чувствуя... нет, просто видя моё недоумение, он "сказал" что-то типа: "Если совсем просто, то из числа людей только с пробуждающими мы, морской народ, можем общаться вот так, как общаемся с тобой. Образами. Со всеми остальными так не можем. Но и это - не главное в пробуждающих".
   "А почему именно меня? Почему не другой пробуждающий тебе был нужен?" - спрашиваю. И следует ответ: "А других пробуждающих я не услышал. Поблизости их нет".
   Снова пытаюсь понять, почему он боялся идти на контакт с нами? Отвечает, что мы (точнее, он говорит только про меня) не такие люди, каких он видел раньше и к каким привычен. И поясняет, посылая мне два образа: то, как он видел людей раньше глазами и своим природным ультразвуковым сонаром. В первом случае - это образ обнажённого человека, без гидрокостюма и без дыхательных устройств: баллонов, трубок, загубников, только маска, ласты и нож на голени, а во втором - образ этого же человека, но полупрозрачного, просвеченного ультразвуком. Именно к таким людям мой спутник и привык. А потом он показывает меня в этих же двух вариантах. В первом, оптическом случае - я, естественно, в гидрокостюме и при акваланге, а во втором, ультразвуковом - к тому же абсолютно непрозрачен! Мой спутник сообщает, что он и признал во мне человека, только ментально, только потому, что я - пробуждающий. Это ни с чем не перепутать! Ни визуально, ни в ультразвуке я не похож на тех людей, что раньше видел он.
   То есть, здесь, всё-таки, имеются люди!? И где же они? На этот вопрос косатка что-то отвечает. Но это "что-то" недоступно моему пониманию. Пока недоступно.
   А ещё ему не нравится оружие в руках людей. Как ни плохо его воздушное зрение, но оружие он, всё-таки, разглядел. Оказывается, он имеет понятие о человеческом оружии! А мои товарищи всё время карабины в руках держали, вот он и шарахнулся от них. А я думал, что от меня.
   Спрашиваю его: "Мы встретимся ещё?" Отвечает: "Конечно, я теперь всегда буду рядом с тобой. Позови только. Но сначала научись звать ПРАВИЛЬНО. Не голосом. Мыслью".
   Следует мой естественный вопрос: "А как же позвать тебя, если я даже имени твоего не знаю." В ответ раздаётся... ну, смех, наверное. По другому не могу назвать этот образ веселящегося морского зверя. И потом косатка выдаёт длинную трель высоких звуков, местами переходящую в неслышимый ультразвук. В конце только слышится, что-то похожее на "Сссвис-с-с...". Косатка говорит: "Вот моё имя! Люди же, всё равно, не смогут его произнести. И даже услышать полностью не способны. Так зачем тебе моё имя? Просто позови МЕНЯ". Я в смущении. Но, всё-таки, предлагаю свой вариант: "А можно я буду звать тебя кратко - Свис". И спутник мой отвечает: "Если тебе так удобнее и понятнее, то зови. Я пойму".
   Хочу представиться сам: "А моё имя..." Меня прерывают: "Не надо. Ты для меня Пробуждающий. Других пробуждающих поблизости нет. Может быть, и нет вообще". А где же они? Свис же сам говорил, что они есть? Хочу продолжить расспросы, но мой спутник говорит: "Очень тяжело беседовать с таким неопытным и, уж, извини, слабым пробуждающим. Я устал. Продолжим беседу следующей ночью". И мой сон прерывается. А я сам тут же просыпаюсь. И весь остаток ночи привожу мысли чувства в порядок, пытаясь понять, это просто фантастический сон? Или я взаправду беседовал с косаткой по имени Свис?
  
   Комментарии к главе 5:
  
   53 - Напомню, что обитатели СП-40 бис попали на другую планету из начала марта 2013 года, то есть ещё до майдановских событий в Киеве и до государственного переворота на Украине.
   54 - Гандикап - преимущество, предоставляемое более слабому участнику соревнований, для выравнивания шансов на успех.
   55 - Большая приборка (ВМФ-жаргон) - еженедельное светопреставление на корабле, производимое в благородных целях поддержания чистоты и военно-морского порядка. Заодно является лучшим способом избавить офицера или мичмана от схода на берег (что, в прочем, в случае наших героев совершенно не актуально). Большая приборка заканчивается помывкой личного состава.
   56 - Лаг - это прибор, которым моряки измеряют скорость корабля. Простейший лаг представляет собой деревянную пластину, опущенную на тросе в воду.
   57 - Травить - давать слабину концу (верёвке).
   58 - Узел - морская единица измерения скорости, равная одной морской миле (1,852 км) в час.
   59 - Промилле - единица измерения содержания солей в воде, равная массе твёрдых веществ (солей) в граммах, растворённых в одном килограмме морской воды.
   60 - Оверкиль - опрокидывание судна килем, днищем вверх. Обусловлено потерей остойчивости судна. В данной ситуации ГГ применил этот термин не к судну, а к айсбергу вполне обоснованно, так как известно, что они тоже переворачиваются из-за таяния их подводной части.
   61 - Таблицы для бездекомпрессионных погружений - таблицы, в которых приводится режим безопасного подъёма водолаза или аквалангиста с глубины в зависимости от продолжительности погружения и состава дыхательной смеси.
   62 - Кессонка (жаргон подводников), она же кессонная или декомпрессионная болезнь, или болезнь водолазов - болезнь связанная с выделением в виде пузырьков растворённых в крови и тканях организма газов дыхательных смесей (азот, гелий и др.) при резком снижении давления, что имеет место при быстром всплытии. При этом происходит повреждение сосудов и тканей организма водолаза, которое в особо тяжёлых случаях может привести к параличу или даже смерти. Чем глубже погружение, тем, грубо говоря, более медленным должно быть всплытие.
   63 - Само название этого морского млекопитающего "косатка" происходит от схожести спинного плавника самцов с косой. Той, которой косят сено.
   64 - Шноркель, сноркель или даже шноркхель - дыхательная трубка ныряльщиков.
  

Глава 6. Косатка по имени Свис

   04 апреля.
   Координаты: 60 градусов 32 минуты с.ш., условная долгота - 0 градусов.
  
   Туманное утро. Влажный океанский воздух за ночь остыл и в полном безветрии ночи выморозился, повис плотным студёным туманом. Даже звук близкого прибоя вязнет в этой мутной стылой и почти непроницаемой для глаз завесе. Дальше вытянутой руки не видно ничего. И если бы не леера, то очень легко было бы затеряться в этой, почти мистической мгле. Люди, собирающиеся в кают-компании на завтрак, поддавшиеся влиянию этого сумрачного окружения, тоже молчаливы и хмуры. Каждый думает о чём-то своём. И если мрачность Иванцова и флегматичность Чайки всем понятна и привычна, то сердито сопящий Логинов и не проронившая ни слова за завтраком, жёстко поджавшая губы Державина - это несколько выбивающиеся из нормы персонажи. Даже на лице обычно очень сдержанного и контролирующего свои эмоции Берга застыло тревожно-настороженное выражение. Левшаков тоже сосредоточен и молчалив. Но не ревнивые подозрения относительно Кати и Берга мучают его. Это забыто пока. Он всё ещё переваривает свой сон. И беседу с косаткой. Алексей почти уверен в реальности этого разговора, но не знает, как подать это своим товарищам, чтобы не сочли его сумасшедшим. Так и не придумав ничего разумно-рационального, он просто повторяет своё вчерашнее предложение:
   - Александр Владимирович, разрешите мне повторить заплыв к косатке. Хочу, всё-таки, поближе с ним познакомиться.
   - А ты, Алексей... Михайлович, уверен, что косатка не ушла? И зачем тебе это? Повезло раз. Это не значит, что повезёт в другой. Вчера она просто сытая была - акульим мясом полакомилась. Досыта. А сегодня - тобой закусит, - бесцеремонно встрял Макс.
   Берг недовольно взглянул на Логинова, немного поиграл желваками. Но говорить лейтенанту ничего не стал. Всё-таки, кают-компания допускает некоторую вольность в общении. Потом обернулся к Левшакову:
   - Я, честно говоря, немного не понимаю, Алексей Михайлович, Вашей настойчивости. Действительно, Максим Стефанович, ведь, во многом прав в своих предположениях о вчерашних мотивах поведения косатки и о возможных последствиях сегодняшнего Вашего заплыва к ней. Это на нашей старой Земле не существовало достоверно зафиксированных данных о нападениях косаток на людей. С охотничьей целью. А, вот, случаи убийства людей косатками известны. Мне вспоминается убийство самцом-косатки дрессировщицы в каком-то американском аквапарке. Ну, не нравилась киту конкретная дрессировщица. Вот и была убита. Но, во всяком случае, убита эта женщина была не для того, чтобы быть съеденной65). Так что даже на Земле эти морские звери вполне заслуживают своё второе название - киты-убийцы. А здесь, Алексей Михайлович, всё может быть совсем по-другому. Вполне возможно, что наша косатка и вовсе с людьми не знакома. Так что только поэтому вчера предпочла более привычную пищу. А не Вас.
   Алексея прямо за язык тянет сказать: "Знаком, знаком он с людьми!", но снова сдержался - разумных, обычных объяснений этого его знания нет. Не рассказывать же в качестве объяснения свой сон, уподобляясь чересчур чувствительной женщине. Или пациенту психоаналитика. Что ещё хуже, пожалуй. Как Берга и товарищей убедить? Не понятно. Но говорить что-то надо:
   - Мне показалось, что косатка боится вооружённых людей. Он ведь резко отплыл, когда я повторно в воду вошёл, а вы все тогда за оружие схватились. И ещё мне кажется, что ему помощь наша нужна. Он что-то на спине своей показать хотел. У плавника. Там что-то блестело металлически. Мне, вообще-то, кажется, что он опасается людей. Боится чего-то. А чего - не... знаю.
   Алексей чуть не проговорился, едва не сказав "не понял" вместо "не знаю". И смущённо замолкает.
   Неожиданно Алексея немного поддерживает Чайка, сказав:
   - И мне тоже показалось, что на спине у зверюги что-то инородное блестит. Только не думаю, что ради выяснения, что это такое, стоит рисковать. Зверь - он и есть зверь. И что у него на уме...
   Макс не упускает возможности вставить шпильку Алексею:
   - Ещё скажи, что она твоего акваланга испугалась. Или тебя самого в гидрокостюме! Чтоб такой монстр, да, какого-то маленького водолаза испугался! Да, не в жизть не поверю!
   И тут Левшаков вспоминает одно прошлогоднее сообщение в интернете, которое поразило Алексея до глубины души. Речь там шла о нашей российской чемпионке-рекордсменке по фридайвингу, то есть по погружениям под воду без дыхательных аппаратов, которая зимой в Белом море купалась в компании двух белух66). Интересно, что девушка эта была обнажённой. На том основании, что для ультразвукового локатора белух гидрокостюм - непроницаемый. И, якобы, поэтому они, белухи, пугались бы её. А ещё там был интересный аргумент, что белухам, мол, неприятен тактильный контакт с искусственными материалами. Алексей тогда, когда первый раз читал это сообщение, подумал: "Ну, а простой купальник - прозрачен для ультразвука или нет? Хотя, какое там тепло от обычного купальника? И такой же противный белухам при касании, как нормальный гидрик? Но, да, канешнаа, так-то, голышом, оно красивше... Кто ж спорит!?" А вода, между прочим, тогда была очень и очень холодной - минус полтора градуса по Цельсию67). Так что своего рода рекорд девушка установила, пробыв обнажённой в такой холодной воде более десяти минут. И выжив при этом. Но, в любом случае, шоу удалось!
   И тут Левшакова понесло! Он рассказывает об этом заплыве нагой фридайверши с белухами. И оказывается, многие и сами знали об этом. Та же Державина тут же начала поддакивать и уточнять. Алексей вслух предполагает, что наша косатка тоже, наверное, боится ныряльщиков в гидрокостюмах. На самом деле он точно знает, что косатку это непроницаемое для ультразвука одеяние действительно несколько смущает. И внезапно даже для самого себя Алексей предлагает повторить голый заплыв. Но только не с белухами, а с косаткой. Благо, мол, вода - не такая холодная, а на почти пять градусов теплее. Доплыву, мол, до косатки. Посмотрю, что там у него в спине. И обратно. Только вы все, товарищи, пожалуйста, оружие в руки не берите. Уверен, что косатка знает, что это. И это ему не нравится. И только потом, после того, как закончил свой спич, Алексей начинает думать, что же это он такое сказал только что.
   Первый критик, конечно, Макс:
   - Что прямо так, голым собираешься заплыв устраивать? Не боишься отморозить себе кой-чего? И как тебе, нечего так, перед нашей Катериной Алексевной голяком оказаться? А!?
   Алексей вскидывает глаза на Державину. И встречается с весело-ироничным взглядом Катерины. Но помимо иронии в глазах её читается и не который интерес. Типа: "А не слабо?" А, вот, не слабо:
   - Ну, во-первых, я не стесняюсь своей наготы. Совсем. А Катерина Алексеевна - медик и, как сама говорила, видела голых мужчин в самых разных видах. Так что и она не засмущается. Это раз, - заявляет Алексей. Однако под перекрёстным взглядом своих товарищей и особенно начмеда, всё-таки, краснеет. Но продолжает:
   - А по поводу твоего первого вопроса, возражения, Максим Стефанович, могу сказать, что, когда ты из сауны в снег нырял, то разница температур была ещё выше. Ничего ж не отморозил. Вот, и я сначала подготовительные мероприятия проведу: разогреюсь, тело слоем жира какого намажу... И задерживаться в воде дольше минуты-другой не буду. А потом - снова в тепло.
   - А если косатка от тебя снова поплывёт, что в океан следом за нею рванёшь? - не успокаивается Логинов.
   - Ну, что ж! Тогда обратно поверну. Дольше пары минут в воде не буду задерживаться. Вы мне с берега только отсчёт времени давайте, - отвечает Алексей. Но сам уверен, что косатка не будет от него убегать. Наоборот - встречи ищет.
   Давно молчавший Чайка внезапно поддерживает Левшакова:
   - Александр Владимирович, давайте попробуем. Я готов Алексея Михайловича подстраховать - если что, тоже в воду пойду. Не голым только, конечно, в трусах. И со страховочным концом и спасжилетом. Так что, если косатка не агрессивна, а здесь я почему-то доверяю мнению нашего старпома, то всё в порядке будет - не дадим ему замёрзнуть. Вытащим в любом случае.
   Берг с интересом и некоторым удивлением выслушивает всё это. А потом обращается к Державиной:
   - Катерина Алексеевна, а Вы как думаете, можем мы нашего старпома моржевать отпустить? Или лучше поберечься?
   - С медкартой Алексея Михайловича я ещё в Североморске познакомилась. И надо сказать, была несколько удивлена, так как сейчас таких здоровых людей фактически не бывает. У всех хотя бы одна какая-нибудь хроническая болячка имеется. Но, вот, такой феномен, редкий уникум - абсолютно здоровый человек сидит вместе с нами, за одним столом. Так что думаю, пару минут в холодной воде Алексей... Михайлович вполне выдержит. Но сначала надо его разогреть, как следует, в чём-то типа сауны и, как он совершенно правильно сказал, покрыть кожные покровы слоем какого-нибудь жира. И после заплыва - снова в тепло. И внутрь принять, конечно, не вредно будет чего-нибудь... Чаю горячего, например. Можно и покрепче чего... А в его умении плавать я, вообще говоря, не имею оснований сомневаться. Косатки, вот, только побаиваюсь. Зверь это, всё-таки. Но тут предлагаю довериться мнению самого пловца.
   Далее разговор принимает характер обсуждения конкретных деталей мероприятия. И, в конце концов, его решают осуществить перед обедом, если погода, конечно, позволит.
   Погода позволила. Уже в конце завтрака солнце стало пробиваться сквозь туман. А через пару часов над дрейфующей станцией СП-40 бис сияло синее безоблачное небо. И стоял штиль. Впрочем, длинная океанская волна продолжала методично накатываться на ледяной обрыв айсберга...
  
   Монотонно шипят две походные печки, нагревая воздух в палатке почти до пятидесяти градусов. Алексей уже вполне разогрелся и сидя на пенке, накрытой сверху куском полиэтилена, мажется кулинарным жиром. Чайка, находящийся тут же, помогает ему это же сделать со спиной. Себя не мажет. Надеется, что ему не придётся в воду входить. А Алексей молчит, сосредотачивается. Это так внешне выглядит. А на самом деле пытается телепатически позвать косатку. И так, и эдак. То пытается мысленно произносить имя косатки, словно взывая к нему, то пытается визуально представить своего нового знакомого, то пытается совместить и то, и другое. Сам же не слышит никакого отзвука, никакого голоса в ответ, на подобие того, что был вчера, во время атаки акулы... "Муторное дело, даже не понятно, удалось что-то или нет...," - несколько пессимистично думает Алексей. Но тут снаружи раздаётся жизнерадостный голос Логинова:
   - МладшСй, косатка в залив вошла... И всё ближе, и ближе... В метрах пятнадцати всего от края льдины круги выделывает... Давай быстрее, а то уйдёт обратно в океан!
   "Не уйдёт уже, раз услышал и пришёл. Интересно, какой вариант он услышал?" - подумал Левшаков, а вслух сказал погромче:
   - Пожалуйста, э-э-э... очень всех, стоящих снаружи, прошу, не хвататься за оружие. Очень прошу!
   - Да, поняли мы, поняли! Пошевеливайся лучше! - за всех отвечает тот же Логинов.
   Алексей как раз наносил жиром последние "штрихи" на свою высушенную, жилистую тушку:
   - Выхожу.
   Никакого смущения, показываясь обнажённым, Алексей не испытывает - он полностью сосредоточен на деле и на скрытых от посторонних глаз попытках донести до Свиса свою цель - посмотреть на то, что доставляет боль косатке. И тут первый раз он слышит (или видит непосредственно в мозгу?) что-то типа ответа: "Понял, жду". И одновременно раздаётся голос Чайки:
   - Лейтенант, перед входом в воду лицо ополосни водой. Термошок меньше будет.
   Первое, что делает Алексей, даже ещё не выбравшись полностью из палатки, а только высунув из неё голову, это вскидывает глаза на воду - среди бликов на волнах, совсем близко от берега виден высокий чёрный плавник и блестящая на солнце спина косатки: "Да, метров пятнадцать всего до него... Не больше двадцати". И, не замечая ироничного взгляда Логинова, спокойного - Берга и невольно оценивающего его тело - Катерины, Алексей проходит с прямой спиной несколько метров по выложенной пенками тропке от палатки до вырубленных во льду ступенек. Склонившись над водой, машинально выполняет рекомендацию главстаршины: "А вода-то не такая, уж, и холодная. Кажется..." Спрыгивает в воду - и, тут, она, всё-таки, обжигает тело пловца! "Так спокойно, спокойно! Вдох, выдох, вдох... Поплыли," - и в спокойном темпе, мерно раздвигая воду руками и ногами, чтобы не прихватила судорога, Алексей направился к косатке... Свис не торопясь двинулся на встречу... Когда человеку до косатки оставалось несколько метров, Свис плавно притормаживает и, слегка повернув, подставляет нужный бок. Алексей касается упругой тёплой кожи морского зверя: "Ух, ты! Какая приятная на ощупь!" И подбирается ближе к плавнику и к доставляющему столько боли косатке предмету: "Так, что же это такое у нас?" Стальной наконечник гарпуна, вот что! Виден даже короткий обломок древка и обрывок верёвки-линя. Толком разглядеть гарпун из-за накатывающихся волн не удаётся. Но зато главное - удалось. И это "самое главное" - даже не то, что Алексей понял, что же за предмет торчит в плавнике у косатки, а то, что удалось осознанно выйти на связь со Свисом! "Всё понятно. Теперь будем лечить, удалять эту дрянь из тебя, друг!" - мысленно обращается Алексей к Свису.
   Тем временем холод воды стал уже пробираться вглубь тела пловца: "Надо поворачивать к берегу". Немного неловко это получилось, резковато... И тут Алексею, всё-таки, сводит ногу! Боль стальными зубьями капкана сковала, стиснула ногу. А булавки, что всегда была пришпилена к плавкам специально для таких случаев68), нет, как нет и самих плавок. "Надо семафорить Чайке, чтоб спасал!" - только и успевает подумать Алексей, как его подхватывает мощная спина косатки. В несколько взмахов хвоста Свис доносит Алексея к краю льдины. А там из воды пловца выдёргивает Чайка, уже сообразивший, что с Алексеем что-то не то.
   - Ногу свело! - сквозь зубы шипит Алексей, волокущему его в палатку главстаршине.
   Услышав слова Алексея, в жаркую палатку вместе с Чайкой заскакивает Державина. Быстро достав из чемоданчика меднабора шприц, вкалывает в больную ногу расслабляющее средство. Потом в четыре руки, разложив Алексея на пенке, начинают растирать его замёрзшее тело. И снова никакого стеснения от своей наготы Алексей не испытывает, а сначала только едва переносимую боль судороги... Потом, когда спазм стал проходить - боль от жёсткого растирания кожи. И только потом, когда стал согреваться... смущение, всё-таки, пришло... Алексей завозился на пенке, пытаясь перевернуться на живот. Почувствовал, надо уже...
   - Так, младший лейтенант, не суетитесь. Переворачивайтесь спокойно, - со сдержанным смешком скомандовала начмед. И добавила, - Что я там не видела.
   Дальше начался вполне обычный, разогревающий массаж ног и спины в четыре руки. Но ничего не бывает вечным, а тем более - приятное. Пока Алексея растирали, он рассказал о гарпуне, засевшем в плавнике у косатки. И о своих мыслях об удалении его. Сразу же озадачил Державину, сможет ли она удалить эту железяку, если он, Алексей, сможет договориться с косаткой. Сказал при этом "как-нибудь договориться", умолчав, что телепатически. Добавил только:
   - Вы же видели, он не агрессивен. И всё понимает. Даже, вот, сообразил, что мне помощь срочно нужна. И какая помощь конкретно. А когда я к нему подплывал, то он вполне сознательно мне больной бок подставил, чтобы я его ранение рассмотрел.
   - Ну, ты это уж фантазируешь явно, лейтенант, просто так получилось, что он к тебе нужным левым бортом подошёл - не поверил Чайка, - Но то, что он начал спасательные мероприятия своевременно, это я согласен. Сам видел.
   Тут и Державина добавила:
   - Алексей, Вы, что же думаете, что я - доктор Айболит? Тогда разочарую Вас - я умею лечить только людей. И то не от всех болезней. Вот у Вас из ноги я подобную железяку бы точно вытащила. А из косатки - сомневаюсь. Я, ведь, даже не знаю дозу обезболивающего, какую ей надо вколоть.
   - Ему, а не ей. Это самец, - поправляет Катерину Алексей.
   - Хорошо, хорошо - ему. А вдруг этому самому "ему" мала доза обезболивающего окажется, и этот монстр дёргаться начнёт? Или ещё как агрессивничать? Что тогда?
   - Не начнёт. Я с ним договорюсь, чтобы он при случае потерпел, - самоуверенно заявляет голый защитник животных.
   - Мне бы Вашу уверенность. И, да, вот ещё - одному... хм... тоже самцу пора одеваться. Согрелся уже. А я - на выход из вашей сауны. Жарко тут, - и ехидный начмед выбирается на свежий воздух, не забыв прихватить свои свитер и парку.
   - И как ты, лейтенант, собираешься договариваться с этим зверюгой? - с сильным сомнением в голосе спрашивает главстаршина, а сам гасит печки.
   - Ну, мне кажется, что я его понимаю. А он меня, - мямлит Левшаков, чуть не признавшись в мыслительном контакте со Свисом. И начинает одеваться.
   - Телепатически что ли? - то ли шутит, то ли догадывается Чайка. И подозрительно так смотрит на Левшакова. Потом добавляет, - Было в моей боевой деятельности пара случаев, когда я и сам чуть не поверил в существование этой самой телепатии. На мгновение раньше, чем мне в спину начинали стрелять, падал или сам стрелял. Потому и жив. Но то было между мной и врагом, то есть между людьми. А тут совсем другая пара: человек и дикий зверь морской.
   - А он не дикий зверь. Он разумен. Уверен я, - заступается за своего нового друга Алексей. Но потом останавливается. Не решается продолжить рассказ. А сам при этом продолжает натягивать на себя одежду.
   - Ладно. Вечером ещё поговорим, - то ли соглашается, то ли нет главстаршина.
   Потом, выбравшись из палатки, Алексей доложился о результатах своего заплыва Бергу. Тот только улыбнулся, сказав:
   - Да, всё понятно. Слышно было хорошо, о чём Вы в палатке говорили. Будем думать теперь, как помочь Вашему морскому другу. А сейчас прошу всех пройти в кают-компанию, обсудим намечающуюся ветеринарную операцию. Гластаршина, пока палатку не убирайте, может пригодится.
   Державина только удивлённо на Берга взглянула. Видимо, не понравилось, что её мнения не спросили. На что тот, заметив взгляд, спокойно ответил:
   - Товарищ капитан медслужбы, я уверен в Вас. Всё получится. Думайте лучше о том, как организовать процесс. И что для этого необходимо от нас. Все дальнейшие обсуждения - в кают-компании. А теперь - кругом и шагом марш.
   Алексей в это время стоял и смотрел на косатку - пытался донести до Свиса, чтоб далеко не уходил, что лечить его будут. Снова и так, и эдак пробовал на телепатический контакт выйти. И ушёл, так и не поняв, удалось ему хоть что-то или нет.
   Обсуждение предстоящей "ветеринарной операции" в кают-компании вышло довольно бурным - за спорами не заметили вкуса еды. Ну, никак капитан медицинской службы не соглашалась лечить косатку! Главный аргумент - не ветеринар она... лечить животных тоже надо уметь, учиться многие годы... а они, все эти дилетанты, думают, что она - доктор Айболит... "Ах, да! Я это уже говорила Лёше... И вообще... А что собственно - вообще!? Что-то я запуталась... Ну, не хочу я! Потому что... потому что боюсь я этого монстра, если честно. Но говорить им этого не буду!" - думала Катерина, приводя всякие разумные и не очень аргументы "против".
   Левшаков и так, и эдак пытался убедить Державину прооперировать косатку... Мол, и подстрахует, и косатку попытается отвлечь, если что, и проассистирует, если надо, и потом будет вечным должником. Но - нет! Капитан медслужбы непреклонен и непоколебим в своём упорном нежелании. К уговорам начмеда присоединились и Чайка, и Иванцов и даже извечный насмешливый противник Алексея - Логинов. Но ничего не берёт упрямую капитаншу! Только Берг молчит и с интересом наблюдает за развернувшейся "битвой". И только, когда аргументы "pro" и "contra" стали повторяться по третьему кругу, командир выдал резюме:
   - Заслушав мнения сторон, я приказываю Вам, товарищ капитан медицинской службы, провести необходимую для морского зверя операцию и последующее лечение раны. На теоретическую и материальную подготовку к операции даю Вам остаток сегодняшнего дня. Уверен, что в Вашем ноутбуке есть кое-какая ветеринарная и зоологическая информация. Операцию назначаю на завтра, сразу после завтрака и подъёма флага. Ассистировать в операции Вам будут лейтенант Левшаков и главстаршина. Страховать со льдины - я сам и... товарищ капитан авиации. А Вам, Максим Стефанович, предстоит в это время, насколько я помню, дежурство на наблюдательном посту.
   И, заметив возмущённо набирающую в лёгкие воздух, готовую уже к новым возражениям Державину, без какой то ни было улыбки добавил:
   - Это приказ, товарищ капитан медслужбы. Без дальнейших обсуждений и пререканий... Пожалуйста. И прошу у всех прощения, что перешёл с принятого в кают-компании обращения по имени-отчеству на звания. Ситуация обязывает.
   Приказной тон подействовал. Только возмущённо раздувающиеся в такт дыханию крылья носа, да молнии, вылетающие из ярко-синих глаз, выдают эмоции, бушующие в душе начмеда. Но ничего не сказала. Удержалась. Яростно сверкнув глазами, накидывает парку и - к двери.
   - Карабин не забудьте, Катерина Алексевна, - флегматично напоминает главстаршина, - И шапочку.
   Пару шагов обратно - хвать карабин от стены. Вязанную чёрную шапочку - на голову, до самых бровей. На мгновение останавливается и козыряет Бергу:
   - Есть, провести операцию и последующее лечение морского монстра!
   И не сдержавшись, всё-таки, ехидно завершает:
   - Буссделано, вашбродь!
   Бухают выходные двери...
   - Мда! Достанется она какому-нибудь... хм... счастливчику... - выдаёт Иванцов, - Но что-то я не завидую ему...
   - Просто у тебя опыт негативный общения с красивыми женщинами, Валерий Палыч. Вот, я однажды... - начинает свою обычную жеребячью похвальбу Макс. Но останавливается, наткнувшись на прямой холодный взгляд Берга, - Э-э-э... да, замнём для ясности эту тему...
   Финал обеда скомкан. Все расходятся по своим делам. А Левшаков - на край ледяной бухточки. Его друг ещё там. Не ушёл. Алексей становится на колени на краю льдины. Пытается мысленно позвать Свиса. Отзыва опять никакого не слышит, но спинной плавник косатки вдруг резко поворачивает в сторону младшего лейтенанта. Перед краем льдины Свис плавно скругляет свой путь и подходит к "берегу", фактически погасив боковую скорость и не подняв волны. Точно к опущенной в воду руке Алексея. Поддевает могучим лбом ладонь человека и слегка приподнимается над поверхностью воды. "Какой он, всё-таки, приятный на ощупь!" - невольно думает Алексей, - "И, кстати, не надо было никуда плавать! Он сам ко мне подошёл... Вон, и гадский этот гарпун хорошо виден... И рану можно вполне обстоятельно рассмотреть... А я-то, дурак дураком, голые заплывы тут устраивал! Нудист хренов!"
   - Тебе бы в дельфинарии каком работать. Цены бы не было, - подаёт из-за спины голос Логинов. Он, оказывается, тоже тут. Хоть и язвит, вроде бы, но в голосе слышится откровенная зависть. Алексей, почувствовав это, не огрызается в ответ, а только ухмыляется. Всё равно, Макс - за спиной и не видит... Потом, чуть погодя добавляет:
   - Максим, спасибо, что поддержал в споре с Катей.
   - Да, чё там! Самому хочется, чтобы косатку твою... вернее, твоего вылечили. А кроме Катерины это некому сделать. Тем более, что, смотрю тут, у вас с ним полное взаимопонимание. Без слов. Одни эмоции. И те - мои.
   И ещё что-то говорит Макс, но Алексей уже не слушает его. Пытается снова донести до Свиса, что лечить его будут завтра, не сегодня: и образно пытался представить переход с одного дня в другой через ночь, и словами, сам не веря, что слова здесь уместны... Свис до этого мягко балансируя на одном месте, тут несколько раз поднялся, опустился. Потом отплыл на метров десять и прыгнул из воды, подняв кучу брызг и волну, так что людям пришлось отступить, чтобы не намочить обувь. И, развернувшись к выходу из заливчика, ушёл в океан.
   Зачарованно следивший за косаткой Логинов спрашивает:
   - Думаешь, вернётся?
   - Не сомневаюсь.
   - Мне кажется почему-то, что ты с ним посредством... м-м-м, только не смейся... телепатии общаешься. Вот, кажется...
   Алексей только промолчал в ответ, не решившись открыться своему извечному насмешнику и оппоненту. И двое друзей-противников направились к балкам, заниматься своими дневными делами и обязанностями, которых с них никто не снимал.
  
   Прошёл остаток дня. Ужин в кают-компании оказался на редкость короткий и деловой. Катерина сразу же, доев макароны по-флотски и запив всё чаем с булочкой, сказала, что ей надо как следует изучить целый раздел в зоологии, посвящённый морским млекопитающим и ушла из кают-компании первой. Доложила только Бергу, что инструменты, шовный материал, местное обезболивающее и антисептики уже приготовлены. Медикаменты так даже с запасом. Разумным, конечно. Следом за ней ушли и лётчики, и Берг.
   Все давным-давно уже улеглись по своим местам и пребывали в объятиях Морфея, а в медотсеке всё горел и горел свет - Катерина штудировала на своём ноутбуке анатомию дельфинообразных. Нашлись у неё и такие файлы на девайсе.
   А Алексей снова общался со своим новым другом. Во сне.
  
   Мы снова плывём бок о бок со Свисом. Я уже существенно лучше понимаю его. И сам всё лучше и лучше "разговариваю" на его языке образов. Так, вот, сообщаю ему, что завтра утром сделаем ему операцию - удалим гарпун из его спины. Прошу его потерпеть, если будет больно - наш врач не знает, удастся ли ему сделать обезболивание. Косатка отвечает, что он понял меня вполне ещё днём, когда мы со вторым человеком (это он про Макса, наверное?) на берегу стояли. И потерпит, если надо.
   Я пытаюсь узнать, а где и когда его так ранили? И вопрос этот вызывает бурю эмоций у моего собеседника! Смысл его эмоционального ответа очень прост - он не ждал от человека такой подлости! И ещё что-то дальше, из чего я понимаю, что до своего ранения Свис считал людей исключительно дружественными им, "морскому народу", существами! А тут - такое жестокое разочарование! Когда его эмоции слегка поулеглись, он говорит, что несколько дней назад (с неделю или две?) он встретил в море, у какой-то земли, людей на некоем плавсредстве (лодка, катер?). И не ожидая никакой опасности от них, подплыл вплотную. За что был жестоко наказан. Ему в спину прилетела эта железная штуковина. За ней тянулась верёвка. А когда он попытался отплыть подальше, по нему начали стрелять из какого-то оружия. При этом Свис показал мне картинку, как толщу воды пронзают словно наклонные воздушные столбики. Пули! Вот, что это. Причём много пуль. Из автоматического оружия стреляли что ли? Моё удивление, хоть и не "высказанное" вслух, вполне дошло до косатки. Но только он не понял, что я имел ввиду под "автоматическим", зато передал мне звук, который слышался тогда под водой. Ну, да, точно автоматическая стрельба, хоть и приглушённая водой. Но точно из автомата по нему стреляли. Одна пуля даже чиркнула по спине косатки, но, видимо, скорость её в воде уже упала, поэтому никаких особых тяжёлых последствий это не поимело. А, вот, гарпун остался. Свис "сказал", что ему удалось сломать древко и порвать верёвку. И уйти. Было очень больно! Сначала. Потом боль спала. Но, вот, уже несколько дней, как боль стала усиливаться. И передал мне ломящие, пульсирующие ощущения в своей спине. У меня такая боль была однажды, когда расцарапал грязной доской ногу. Воспалилось, распухло всё тогда... И боль - пульсирующая, дёргающая. Рану мне тогда чистили хирургически. Антибиотики кололи. Так что не надо мне самому быть медиком, чтобы понять - воспаление у Свиса! Даже крепко солёная океанская вода не помогла. Не убила инфекцию.
   Некоторое время плывём молча. А потом задаю Свису, мучающий меня вопрос: "А где же тут другие люди? И где твои, Свис, сородичи?" Первый мой вопрос вызвал у моего спутника сильное раздражение и злость. Не захотел он на него отвечать. Что-то типа "потом когда-нибудь об этом расскажу, сейчас не могу - злюсь сильно" всплыло в моём мозгу. А, вот, второй вопрос вогнал Свиса в тоску и печаль:
   - Сам не знаю. Ищу, но найти пока никого не могу.
   - А как же ты их потерял?
   И тут следует ответ, который и меня в ступор вгоняет:
   - Я не знаю, какие силы меня сюда перенесли. И не знаю даже, куда попал. А тем более не знаю, где остальной морской народ. Боюсь, что на этой планете я - всего один, единственный представитель морского народа...
   - Ты имеешь понятие о планетах!? И о том, что их может быть много!?
   - А то! Что я дикий что ли! До того, как нас люди "разбудили", мы, морской народ, были, дикими, да... и вполне тёмными. Но с тех пор, как-никак, уже больше ста лет прошло. А теперь самый маленький наш детёныш о существовании других планет знает... И, да, вот, ты, Пробуждающий, явно из другого мира, не с моей планеты. Не задавал бы иначе таких глупых вопросов... И те люди, что ранили меня, тоже, наверное, с другой. Не было на нашей такого паскудства...
   - То есть ты, Свис - попаданец!? Ну, то есть тоже, как и мы внезапно оказался здесь, на этой планете? Оказался, не понятно каким образом?
   - Ну, почему "не понятно каким образом"? Не понятно, что или кто и зачем меня сюда перенёс. А, вот, образом каким, как раз, понятно, - отвечает косатка и передаёт мне "видео-сюжетик", насыщенный к тому же эмоциями и тогдашними ощущениями моего нового друга:
   Какое-то совершенно невообразимо бушующее море. Вернее, его глубины. Тьма. Косатка ориентируется почти исключительно по сонару. Свис (Свис! Этот монстр!) еле-еле справляется с подводными течениями. Пытается всплыть. Но раз за разом новый поток откидывает его назад, на глубину. Даже у него уже не хватает воздуха! Накатывает паника. Ещё ни разу ему не приходилось задыхаться... Внезапно во тьме, прямо по курсу несущего его течения, вспыхивает косой крест, за которым виден какой-то сумрачный свет и обычная, спокойная (!) морская глубина. И Свис почти "влетает" в этот крест. Впрочем, даже если бы попытался отвернуть, не получилось бы. Такой мощности водный поток его несёт. Пролетев по инерции несколько десятков метров, Свису удаётся-таки восстановить координацию движений. И на последних граммах кислорода в крови устремляется к поверхности моря. Благо, здесь не очень глубоко! Вдох!!! О, блаженство!.. Какое-то время просто отдыхает на длинных пологих волнах... Ночь на поверхности, лунная ночь... А море-то спокойное. Ну, по сравнению с тем, что было только что. Точнее, это совсем не то море, к которому привык Свис, а океан! Чужой океан. То что это именно океан косатка понял тут же, но то, что это чужой океан, океан на другой планете, ясно стало совсем не сразу... Потом Свис несколько раз погружался под воду - этот самый косой крест искал. Но так и не нашёл... Потом начал искать сородичей... Но тоже не нашёл... Ужас от осознания своего одиночества... А потом он "услышал" меня, Пробуждающего...
   Хочу задать ему вопрос о том, что это за сумасшедший шторм был в самом начале, но внезапно просыпаюсь. Это Чайка тормошит за плечо:
   - Э-э-э, лейтенант... Лёша, вставать пора. За дела приниматься... Ага, глаза открыл. Ну, и славно...Что-то ты очень крепко спал. Чуть не пять минут тебя бужу, а ты - как сурок в зимней спячке, словно и не весна на дворе...
   "Хм, а чего это я, как сурок? Почему не как медведь? Что ростом не вышел, что ли?" - мучит меня очень важный вопрос... Ещё некоторое время лежу на своём диванчике, пытаясь уложить в голове то, что только что узнал... Свис - тоже попаданец! Причём не с Земли! А с какой-то другой планеты! На которой тоже есть люди! И косатки! Разумные косатки! Вот это сюрприз! "Морской народ". Так, вроде бы, Свис себя и своих сородичей назвал. Интересно, что в моём сне, это когда я проспал наш собственный перенос через "портал", тоже какой-то морской народ фигурировал. Может быть, это, как раз, эти самые разумные косатки? Но их там довольно много было. Надо бы обнадёжить Свиса. Может быть, и найдём ещё его сородичей. Так, а как быть с моими... сородичами? Рассказать им сон? Ну, уж нет! И не проговориться бы! А то за сумасшедшего примут... Ладно, надо вставать. Неловко перед Степаном Иванычем. Он, вон, уже хлеб в печь поставил, а я лежу тут, как барин... Встаём, встаём, товарищ младший лейтенант...
  
   Спустя пару часов пятеро членов команды, задействованных в операции, уже были на краю айсберга, на берегу юго-восточного заливчика. Всё готово: лодка надута, инструменты и лекарства подготовлены, бухточки стаховочных концов лежат тут же на краю льдины, Левшаков - в гидрокостюме, Катерина и Чайка - уже с надетыми спасжилетами. А пациента нет! Тягостно тянутся минута за минутой. Но что-то в море не видно высоченного чёрного спинного плавника... "Где же ты, Свис!?" - уже начинает нервничать Левшаков. Остальные присутствующие вопросительно посматривают на Алексея, словно уже приняв тот факт, что за общение с морским зверем именно он и ответственный... А косатки всё нет!
   - Сейчас, сейчас... Он должен прийти! - говорит всем Алексей, на самом деле пытаясь успокоить сам себя. Накидывает на плечи парку и усаживается на коврик. Для начала закрывает глаза и пытается привести в порядок голову, успокоиться. Потом начинает мысленно звать своего друга, опять пробуя разные варианты зова... Снова и снова... И ничего не слышит в ответ.
   - Лейтенант, Алексей, вижу нашего друга. Идёт с Оста. Если это, конечно, он, а не другая косатка. Что-то не торопится, - Алексея выдёргивает из транса голос Чайки. Младший лейтенант, словно подкинутый пружиной, вскакивает. У Алексея нет ни тени сомнения, что это Свис. Ведь, тот сам говорил, что рядом нет других его сородичей.
   А чёрный плавник плавно входит в бухточку. Вот уже видна чёрная спина косатки. Но как-то медленно он плывёт! "Что с тобой, Свис?" - невольно думает Левшаков. И ему тут же приходит ответ: "Мне плохо. За ночь стало хуже." И Алексею приходит переданное косаткой ощущение: жар, слабость! Алексей мгновенно покрылся потом, а до этого ему в гидрокостюме даже под паркой было холодновато. И ноги сами подгибаются.
   - Ему хуже. У него жар и слабость. Надо срочно что-то делать. Катя, Вы взяли антибиотики? - выдаёт Алексей, даже не подумав о том, что не сможет никак разумно объяснить, доказать это своё утверждение. Но тревога за друга сильней всяких рациональных соображений.
   - Антибиотики то я взяла, но ни дозы не знаю, ни того, можно ли их ему вообще давать. Может быть, они для него яд!? Или, наоборот, не подействует совсем. Вон, он какой здоровый! Может статься, что его организм даже не почувствует того количества антибиотика, что я могу на него потратить. И откуда у Вас, Алексей, такая уверенность, что у него жар и слабость? Вы что можете диагноз по виду одного плавника и части спины можете поставить? И кому, косатке! Вы, вообще, видели косаток до этого?
   - Не видел совсем. Этот первый. Но, всё равно, прошу Вас мне поверить. Объяснить разумно не могу. Уверен - и всё! - только и может сказать Алексей. И добавляет, - Но Вы, всё-таки, ему укол антибиотика сделайте. И не бойтесь, что мало лекарства окажется. Насколько я помню, когда первый антибиотик, пенициллин, во время Второй Мировой войны появился, то форменные чудеса творил - после единичного приёма в считанные часы на ноги совсем безнадёжных больных ставил. Я надеюсь, со Свисом также будет.
   - С кем, с кем? - почти хором удивляются Державина и Чайка.
   - Со Свисом. Это я так косатку зову. Надо же ему имя какое-то дать, - смущённо от того, что проговорился, сообщает Алексей.
   Тут в разговор вступает Берг:
   - Так, товарищи офицеры и старшины, приготовились! Пациент уже совсем близко. Главстаршина, спускайте лодку на воду. Лейтенант, ласты - на ноги, маску со шноркелем - на лицо. И в воду. Валерий Павлович, Вы страхуете лодку, а я - персонально нашего начмеда. Катерина Алексеевна, обвязку, пожалуйста, не снимайте ни в коем случае. Всё! Начали!
   Лодку плавно и аккуратно опускают на воду. Чайка переходит в неё и помогает Державиной перебраться туда же. В лодку передают чемоданчик с хирургическими инструментами и лекарства. Алексей уже в воде и плывёт к косатке. Приближается вплотную и обоими руками касается своего друга, гладит (специально решил перчатки не одевать, помня о том, что гидрокостюм несколько смущает Свиса). И одновременно мысленно пытается сказать Свису, куда и как тому подплыть. Опять не понятно, слышит его косатка или нет. Но тот плавно подходит левым боком к лодке вплотную и слегка приподнимает спину в районе плавника над водой. Раздаётся лёгкий скрип кожи морского зверя о резину лодки. Гарпун и рана от него - на расстоянии вытянутой руки от сидящих в лодке. Свис или услышал Алексея, или сам всё понял. Левшаков занимает позицию у головы косатки, непрерывно поддерживая тактильный контакт со Свисом и мысленно пытаясь успокоить того. Просит потерпеть, если будет больно. Ответа не слышит, но надеется, что, как и раньше, Свис понимает его: "Всё это мне напоминает разговор способного говорить, но внезапно оглохшего человека с другими людьми. Может быть, я по ощущениям Свиса просто ору, но ни себя не слышу, ни его ответов. Да, тяжело быть глухим." И тут же чувствует, как слегка дёрнулось тело косатки - это Державина вколола обезболивающее. И начала обрабатывать рану, готовя операционное поле. А это не просто - под пациентом не хирургический стол, а вода. И пациент постоянно шевелится, непрерывно подрабатывая плавниками для того, чтобы удержаться на месте. "Терпи, друг, терпи," - мысленно успокаивает косатку Алексей и сам постоянно работает ластами.
   Спустя минут пять Катерина обращается с вопросом к Алексею:
   - Ну, что? Могу я начинать? Как Вы, Алексей, думаете, подействовало обезболивающее?
   Но тот только плечами смог пожать - не знаю, мол. Тогда Катерина предложила:
   - Алексей, я сейчас буду пальпировать место вокруг раны, а Вы следите за реакцией зверя. Будет сильно дёргаться - значит, ещё не подействовало. Или вовсе не подействует. Тогда придётся, как до Пирогова69), без обезболивания. Алексей, внимание, я начинаю.
   Проходит ещё минута. "Вроде бы не дёргается, хотя последние пальпации Катя чуть не в ране делала. И даже гарпун немного шевелила," - соображает Алексей и тут же сообщает об этом Державиной:
   - Вроде подействовало.
   - Мне точно надо, а не "вроде". Как про жар и слабость, так уверен без сомнений, а тут - "вроде"! Ладно, начинаем. Степан, запомнили, как какой инструмент называется? Всё, всё, поняла - запомнили. Тогда приступаем.
   Дальше минут десять привычных команд хирурга ассистентам, типа: "зажим, скальпель, тампон, зажим..." Вот, скальпелем расширили рану, вот, останавливают кровь, потёкшую из разреза (вода вокруг лодки и сама лодка стала подкрашиваться в багровый цвет), вот, извлекают из раны гарпун и кладут его на днище лодки, вот, чистят рану от гноя и зашивают её. Периодически по телу косатки пробегает дрожь и до мозга Алексея доходит боль - всё-таки, обезболивание не полное. Но Свис терпит, не дёргается. И, вот, наконец, последний "штрих" - Державина делает укол антибиотика. Самым большим шприцом, какой нашла в аптеке, предоставленной Немыми. Потом подумала и добавила ещё один такой же.
   - Всё! Я сделала, что могла. Степан, помогите, пожалуйста - руки дрожат, а ноги затекли. Не приходилось мне ещё, стоя на коленях, операции делать. Да, ещё когда всё колеблется и шатается.
   И про себя, мысленно, добавила: "А ещё, когда всю от страха трясёт. Всё-таки, трусиха я. Это если честной перед собой быть." Потом внезапно обернулась и несколько раз погладила косатку по спине:
   - Ну, ничего, пациент! Всё будет хорошо. Алексей, объясните, своему другу... уж, не знаю как, что на сегодня он свободен. А завтра утром пусть явится на осмотр... Нет, лучше сегодня вечером и завтра утром. И ещё прописываю ему постельный режим и покой. Впрочем, знаю, всё равно, нарушит... А мы ему тогда больничный не подпишем... Всё, выползаю, а то уже бред какой-то несу. Александр Владимирович, помогите подняться на льдину. Вы, же, кажется, именно меня персонально страхуете... Ой, ноги совсем не держат, отсидела их обе. Спасибо, что поддержали, не дали девушке низко пасть. Очень благородно с Вашей стороны... Присяду-ка на Лёшин коврик, парестезию70) пережду.
   Свис то ли почувствовав, что хирургические манипуляции с его спиной закончились, то ли "услышав" мысленные сообщения Алексея об этом же, осторожно отчалил от лодки. Алексей, хотя руки без перчаток в холодной воде совсем задубели, последовал за ним: "Скованно движется, не рискует резкие движения делать. Спину бережёт. Интересно, понял он, что вечером надо будет подплыть, чтобы Катя рану и шов осмотрела?" Словно в ответ на эти мысли Свис разворачивается и подплывает вплотную к Алексею. Натянув маску на лицо, Левшаков опускает голову под воду - прямо перед его лицом тёмный выпуклый глаз косатки. И человеку кажется, что во взгляде большого морского зверя светится и благодарность, и понимание. "Когда солнце будет низко, ждём тебя, друг. Рану осмотрим ещё раз," - в надежде быть услышанным "повторяет" Алексей. А Свис лбом слегка подталкивает человека ко льдине - иди, мол, к своим, не заставляй снова спасать.
   Когда Алексей взобрался на льдину, его товарищи разглядывали уже отмытый от крови обломок гарпуна. Берг, заметив успевшего скинуть ласты, надеть тёплую обувь и приближающегося младшего лейтенанта, протягивает ему это орудие зверобойного промысла:
   - Взгляните, Алексей. Очень интересно.
   Стальной наконечник гарпуна - сантиметров тридцать длиной. Явно выкован в достаточно примитивной кузнице - видны следы молота. Два здоровенных зуба со стороны лезвия. Обух гладкий, без зубов и заточка на нём только на скосе. На втулке крепления к древку, со стороны обуха, кольцо для линя. Обрывок самого линя - явно синтетическая верёвка, никакая не пенька или там, жилы какие... Синтетика! Обломок древка - обычная деревяшка сантиметров двадцать с небольшим. Интереса не представляет. Крепление древка во втулке - двумя шурупами-саморезами!
   - Ты гарпун-то поверни, с другой стороны посмотри, - говорит Чайка.
   Алексей следует совету и с удивлением обнаруживает там выштампованную на металле надпись. На русском языке: "Анадырь. 1952 год. Промартель N2." Ничего не смог от удивления Левшаков сделать, как только подумать: "Где-то рядом наши чукчи... Однако!"
   А командир делает вполне логичный вывод:
   - У нас, товарищи, похоже, появилась осмысленная цель.
  
   Ближе к ужину, когда солнце было уже достаточно низко, Алексей, заранее договорившись с Державиной, что вызовет её по рации, когда косатка появится у айсберга, направился к берегу океана. Уже никто, в том числе и начмед не выказывали никаких удивления и сомнений, что именно так и будет - раз Левшаков сказал, что косатка придёт, то, когда надо, косатка будет на месте. А ещё Алексей услышал, как Иванцов, пересказывая сменившемуся Логинову происходившее на краю айсберга, назвал косатку по имени - "Свис". Имя вошло в обиход - косатка стал поименованным, своим.
   А в бухте было пусто. "Ну, что ж! Подожду, И ещё раз попробую позвать," - подумал Алексей и поудобнее устроился на пенке. Однако, только-только присев, поднял глаза и увидел столь знакомый чёрный плавник, входящий в заливчик: "Снова идёт не торопясь, спину явно бережёт. Но некая уверенность появилась в движениях - словно сдерживает себя. Утром совсем другой был: вялый, слабый. А сейчас - совсем другое чувствуется в движениях... Так, надо Катю вызывать." И достал рацию.
   Через пару минут подошла Державина. Проблем с тем, как осмотреть косатку не возникло совсем - стоило Алексею подойти к краю льдины и опустить в воду руку, как Свис тут же подплыл к ней и подставил спину для осмотра.
   - Какой умница наш пациент, - удивлённо сказала Державина, - Ну-ка, ну-ка, что тут у нас со спинкой? Ага... шов вроде бы держится, а что там внутри у Вашего, Лёша, друга не знаю. Градусник ему не поставить.
   Положила руку на спину косатке. Думала температуру тела, хоть как-то оценить. Но это бесперспективно - толстый слой жира надежно изолировал внутренние органы от холодной среды. Не удержалась и погладила. На лице у Кати непроизвольно появилась улыбка - тоже понравилось зверя гладить.
   - Пока всё вроде бы, в порядке. Но хотелось бы его завтра утром ещё раз увидеть. Как Вы, Лёша, думаете, увидим его завтра?
   Алексей не стал ничего говорить. Только кивнул и улыбнулся, глядя прямо в глаза Катерины.
   - Удивляюсь я Вашей уверенности! Впрочем, пока все Ваши предсказания о поведении косатки подтверждались. Даже удивительно. Словно у Вас со Свисом контакт какой налажен. Сознайтесь, Лёша, как у Вас это получается?
   И что тут Алексею отвечать? Правду? Чтобы потом Катерина всерьёз обеспокоилась его психическим здоровьем...
   И тут на помощь приходит сам Свис. Высунув голову из воды, разевает рот (о, какие зубы!) и издаёт целую серию звуков, похожих одновременно и на кошачье мяуканье, и на стон, и на обычный свист. Алексей совершенно непроизвольно свистит в ответ. Ошарашенная Катерина спрашивает:
   - И что это значило?
   - Ну, что, что? Он, вроде, "спасибо" сказал. А я ответил что-то типа "не за что", - наугад ляпнул Алексей.
   Державина не то чтобы поверила, но всерьёз задумалась и каверзных вопросов больше не задавала. А косатка развернулся и, не торопясь, ушёл в океан. На закат.
  
   А ночью, во сне, у Левшакова состоялся очередной "телемост" человек-косатка:
   - Свис, ты как себя чувствуешь?
   - Лучше. И жар прошёл, и слабости такой, как ночью и утром была, нет. И главное - в спине эта штука больше не мешает. Передай самке, что меня лечила, "большое спасибо".
   - А как ты догадался, правильно подплыть перед... лечением?
   - Ну, ты так "кричал", что тяжело было не услышать. И потом меня на моей родной планете уже однажды лечили люди. Опыт есть.
   "То есть, я правильно подозревал, что веду себя, как внезапно оглохший, но не потерявший способности говорить человек. Кричу, значит", - смущённо думает Алексей.
   - Правильно, правильно думаешь, - тут же подтверждает Свис, прочитав "ночные" мысли Алексея так же уверенно и легко, как и "дневные", - И ещё. Извини, если суюсь в твои человеческие дела. Просто вечером очень хорошо твои эмоции чувствовались, твоё отношение к этой человеческой самке, что лечила меня...
   - К женщине. У нас так принято наших самок называть, - невольно подправляет косатку Алексей, смущённый применением термина "самка" к Катерине.
   - Ладно, ладно... Какая разница. Главное не в названии, а в том, что тебе, Пробуждающий, лучше не надеяться на близость с ней. Она к тебе, как к младшему члену стаи относится. Примерно, как к младшему брату. У нас, морского народа, ведь, так же, как и у вас, людей, выбор партнёра - за самками. Так вот - она выбрала другого самца. Не тебя. Он, кстати, утром, когда меня лечили, тоже рядом был.
   Алексей, смущённый таким откровенным советом Свиса, предпочитает сменить тему "беседы":
   - Расскажи лучше, Свис, где ты сегодня утром так задержался?
   - Ночью я услышал песню умирающего кита, а ближе к утру нашёл его самого, выброшенным на мелководье одного островка неподалёку отсюда. Но это "неподалёку" оказалось, всё-таки, несколько далековато, чтобы доплыть к тебе вовремя. Меня уже мучили жар и слабость. Вот, и задержался.
   И Свис передаёт Алексею образ типичного усатого кита, похожего на земного полосатика. Алексей продолжает расспросы:
   - А кит? Что с ним?
   - К тому времени, когда нашёл его, он уже умер. Старый был. И большой. Очень большой. Огромный просто. Я таких раньше не видел. Много, много хорошей еды. Сейчас его, наверное, уже едят белые меховые звери.
   - Белые медведи. Ты разве не знаком с ними?
   - На моей планете таких не было. Они опасные?
   - Для нас, людей, да. Но мы умеем с ними бороться. Оружием. А для тебя, наверное, нет, не опасны.
   - Да, я, спрашивая, вас, людей, и имел в виду. Для нас, морского народа, в море есть только мы и наша еда. По крайней мере, на моей родной планете было так.
   - А акулы? Ну, типа той, от которой ты меня спас?
   - Это тоже наша еда. Но та акула, кстати, какая-то невкусная была. Фууу... Не стал я её есть. Пришлось отплыть немного и тюленями закусить. Они здесь, кстати, крупнее наших, но точно такие же вкусные.
   Тут Алексею приходит в голову мысль: "А не сходить ли разведвыходом к островку, на котором кит нашёл своё последнее пристанище?" Спрашивает косатку:
   - А долго туда добираться?
   Куда "туда" не стал уточнять, так как уже знал, что Свис его мысли читает ровно с такой же лёгкостью, как и прямую речь во сне.
   - Ну, как тебе объяснить? Я плыл оттуда медленно и неторопливо примерно десятую часть суток.
   "Да! Задачка с весьма неопределёнными входными данными," - в затруднении думает Алексей, - "А идти нам по льду до туда, наверное, часа три-четыре, а то и пять... И, кстати, на островок-то по льду можно добраться? Или только по воде?"
   - Можете, можете по льду. У острова только одна сторона к открытому морю выходит, - отвечает Свис, - А зачем вам этот островок? Или китового мяса захотелось?
   - Вряд ли мы будем мясо умершего кита есть. Люди такого... ммм... мяса не едят... Если бы это был охотничий трофей, то тогда - да. А мясо своей смертью умерших животных мы, люди, сейчас, как правило, не едим. Проблемы могут быть.
   - Ну, свежатинку и я люблю больше. Особенно, если сам добыл. Но и от мяса того кита не отказался, приложился, - сообщает о своих гастрономических предпочтениях косатка.
   Алексей же продолжает:
   - А, вот, сам островок посмотреть интересно. И китовым усом разжиться не плохо бы. Есть у меня одна идея...
   - Если хочешь, то могу тебя и твоих друзей сопроводить. Сам - по воде, конечно. А вы - по краю льда. Это на восход солнца отсюда.
   Потом, немного помолчав Свис добавляет:
   - А ты заметно стал лучше говорить. Ночью. Днём бы также. А то, действительно, кричишь, как внезапно оглохший. Ну, ладно, мне надо бы подкрепиться, а ты отдыхай. Вам людям, как я знаю, спать надо. Правда, я не вполне понимаю, что это такое "спать"71).
   И, опережая готовый сорваться вопрос Алексея, завершает беседу:
   - Утром на осмотр подплыву вовремя. Не беспокойся.
   И махнув хвостом, косатка растворяется во мгле.
  
   Сразу после пробуждения Левшаков был смущён прямым вопросом Чайки:
   - Лёша, а с кем это ты во сне разговаривал?
   И смотрит так простодушно... прямо, никаких задних мыслей у человека нет. Но очень терпеливо и внимательно ждёт, а что же, всё-таки, Алексей ответит: "Ну-ка, Лёша, жду..."
   Со сна мозг Алексея работает туго, "со скрипом"... А отвечать что-то надо. Самое простое, что пришло на ум и, на самом деле, очень близкое к правде:
   - Да, вот, приснилось, что плыву рядом со Свисом и беседую с ним о том, о сём...
   - И что, только этой ночью?
   - Ну, вообще-то, нет... Если быть честным, то каждую ночь после нашей первой с ним встречи он мне снится.
   - Это я заметил. А ещё я заметил, что ты словно знаешь, как он будет себя вести при очередной с ним встрече. Словно вы с ним договариваетесь заранее. Никаких мыслей по этому поводу у тебя нет? Как это рационально объяснить?
   И главстаршина смотрит Алексею в глаза. Спокойно так. Внимательно. Малейшее движение мимических мышц отслеживает. Ну, очень трудно соврать товарищу главстаршине! И тут Алексей решается:
   - Степан Иваныч, как рационально объяснить это наше с ним взаимопонимание я не знаю. Но... только не записывай меня сразу в сумасшедшие и надеюсь, что ты никому об этом не будешь рассказывать. Особенно Кате. Договорились? Ну, так, вот, скажу тебе, что мы общаемся с ним... телепатически. Никакого другого названия этому я не знаю. В основном - во сне. Тогда у нас с ним полноценные беседы получаются. А днём я его не слышу, как глухой становлюсь. Но он слышит меня. Вот, собственно говоря, поэтому у нас с ним такое взаимопонимание.
   Как ни странно, но главстаршина не выглядит сильно удивлённым, что подтверждается его репликой:
   - Ну, я примерно так и думал. Это объясняет почти всё. И ты напрасно думаешь, что тебя сразу в сумасшедшие запишу. Я же говорил тебе уже, что и сам, можно сказать, несколько раз в существовании телепатии убеждался. Удивляет только то, что ты с косаткой своей, как с разумным существом разговариваешь. У нас на Земле это хоть и очень умные существа, но, всё-таки, не разумные. Поразительно то, что местные косатки - не таковы, а вполне себе сапиенсы. Если верить тебе, конечно. А я верю.
   И тут Алексею удаётся, таки, по настоящему удивить главстаршину:
   - А Свис - не местный. Он такой же попаданец, как и мы. Но только не с Земли. С другой планеты.
   И пересказывает Степану всё, что узнал о Свисе. К концу рассказа обычная непроницаемая флегматичная маска полностью сползает с лица главстаршины, заменяясь неподдельным изумлением и почти детским восторгом. Почесав задумчиво затылок, Чайка сообщает:
   - Фантастика какая-то! Если бы сами не были в фантастической ситуации, вряд ли поверил... А сейчас верю. Только, вот, что думаю, Алексей. Необходимо обо всём этом рассказать Бергу. Необходимо! И не волнуйся - Александр Владимирович поймёт всё, как надо. Мы с ним уже имели беседу о ваших со Свисом странностях. Остальным говорить, наверное, ты тут прав, пока не надо. Но ему - обязательно! Предлагаю тебе это сделать сразу после завтрака и подъёма флага. Много времени не займёт. А потом Катерину на осмотр косатки сводишь.
   Алексей так и сделал. Всё честно рассказал командиру. Как и предсказывал Чайка, Берг сильного удивления телепатической связью человека с косаткой не выказал и воспринял рассказ Левшакова с доверием. Но факт разумности косатки и то, что Свис - тоже попаданец, да, ещё с другой планеты, и его не оставил равнодушным - что-то восторженно-мальчишеское промелькнуло на мгновение в лице капитана третьего ранга... Так что Алексей, уже рассказавший о ките, найденном Свисом на недалёком островке, тут же предложил совершить разведвыход к месту упокоения гиганта. И Берг, недолго думая, согласился. Спросил только погоду на ближайшую пару дней. Услышав благоприятный прогноз, выход назначил на завтра, а на сегодня - подготовку к выходу:
   - Пойдём, как и в прошлый раз, втроём. С собой необходимо взять волокушу. На неё - резиновую лодку. На случай, если полыньи непроходимые встретятся. Её, правда, для транспортировки сдуть придётся. Так что, Степан Иванович, насос не забудь... Извини, извини, глупость сказал. Не забудешь.
   Потом весело посмотрел на Левшакова:
   - Алексей, а Вам китовый ус понадобился, случайно, не для изготовления ли эскимосских орудий охоты на зверя?
   А Алексей и не думал отрицать:
   - Да, то есть - так точно. Как у Жюль Верна в его "Таинственном острове" описано. Свернуть кусок китового уса в кольцо, облить водой, намазать жиром каким или наживку нацепить. Хоть того же китового мяса кусок. Подождать пока это кольцо замёрзнет, и разложить вокруг станции. Когда зверь заглотит это колечко, то оно в его желудке от тепла разогнётся и... прощай, белый медведь. Думаю, сэкономим патроны, а то эти мишки - уж очень серьёзная статья расходования наших боеприпасов. "Гринписа" нет - возмущаться, протестовать некому. А белые медведи здешние ещё очень не скоро в местную "Красную книгу" попадут. Надоели они, честно говоря.
   - Какой Вы кровожадный оказались, даже удивительно, - иронично комментирует Берг.
   - Нет, не кровожадный. Я рациональный. В этом вопросе. Всё равно мы медведей почти в промышленных масштабах убиваем. Так почему бы это не делать более экономно. Запас патронов - он не резиновый.
   - Резонно. Всё. Решение принято. Завтра рано утром, в шесть часов выходим. Так рано, потому что неизвестно, сколько времени дорога займёт. А пока, Алексей, сопроводите начмеда на медосмотр... нашего проводника. Надеюсь, что он пошёл на поправку, не так ли?
   - Так точно, выздоравливает. Операция и антибиотики помогли, - подтвердил младший лейтенант, - Свис даже благодарность Катерине просил передать. Только не знаю, как это сделать, чтобы мне поверили. И сумасшедшим не посчитали.
   - Пока не надо ничего Державиной и другим нашим товарищам говорить. Повременим с откровениями, - решает Берг. - Убедимся сначала сами. Уж, извините, Алексей. Но, как говаривал первочекист Дзержинский: "Доверяй, но проверяй." Надо только сначала придумать, как проверить разумность Вашего морского друга. И вашу с ним телепатическую связь.
  
   Как показал утренний медосмотр, Свис быстро шёл на поправку. При появлении Алексея и Катерины на берегу косатка уже ждал их и приветствовал людей прыжком из воды. В движениях ещё чувствовалась некоторая сдержанность, но не было в них даже тени вялости и слабости. Державина, осмотрев шов, была вынуждена признать вчерашнюю правоту Левшакова - действительно антибиотик помог косатке настолько стремительно, что невольно вспоминались времена триумфального появления первого антибиотика, пенициллина.
  
   Утро следующего дня, седьмого апреля, выдалось морозным, ясным. Северо-восточный ветер сдул влажный воздух с айсберга и изрядно морозит лица, идущих почти ему навстречу людей. Ультрамариновое небо раннего утра над головами и свет восходящего солнца - в глаза. Снова, как в походе к Земле Левшакова, один из разведчиков - впереди, дорогу выбирает и опасности высматривает, следом - сменное "тягловое животное" тянет сани-волокушу (сейчас сани потяжелее будут: там лежат сдутая лодка, насос и ещё кое-какие припасы) и замыкает миникараван - боевое охранение. Сейчас это Алексей. От края льда разведгруппа старается сильно не удаляться - периодически за береговыми торосами мелькает спина и плавник Свиса, плывущего параллельным курсом.
   Ночью, беседуя обычным образом со Свисом, Алексей выяснял дорогу. Нет ли каких сложностей, не придётся ли что-нибудь обходить? Например, тюленье лежбище. Как люди видели ещё во время полёта на "Весёлом Кашалоте", очень эти лежбища здесь впечатляющие - их обход может несколько часов занять. Но Свис успокоил, сказал, что ближайшее лежбище этих "вкусных животных" находится ещё дальше к востоку, за Китовым островом. Так что никаких длительных обходов не предвидится. "Разве что полыньи и трещины," - подумал Алексей, а Свис на это вслух согласился:
   - Ну, да. Это может быть. Но я вас сопровожу и, если что - как-нибудь помогу.
   На том и договорились.
   Левшаков перед выходом сообщил Бергу и Чайке эти сведения о предстоящем пути, ревниво заметив, что их подтверждение может служить некоторым доказательством реальности телепатической связи с косаткой.
   - Да, может, - легко согласился Берг, - но не стопроцентным доказательством. Так как, всё равно, останется возможность того, что это простое совпадение.
   Первые километров пять проскочили, почти их не заметив. На СП тоже всё тихо - никаких мишек, как в прошлый раз не приходило. Негостеприимное для них место оказалось, эта самая СП-40 бис. Спустя ещё пару километров заметили, наконец-то, первого белого медведя. Вернее, это он их первым увидел и рванул в сторону. Подбежал к краю льдов, хотел было в воду прыгнуть, но внезапно передумал - косатку разглядел. Развернулся и шустрой такой рысцой потрусил на север, вглубь льдов. Нервно оглядывался по дороге. Да, навели люди в округе шороху!
   Ещё километра три. И здесь разведчиков ждал очень неприятный сюрприз - сплошной ковёр пакового льда разорван! До противоположного берега разрыва с полкилометра, а сам разрыв тянется на несколько километров к северу. Даже толком ему конца и края не видно. Очень долгий обход получится. "Похоже, совсем недавно подвижка льда здесь случилась. Вон, даже Свис мне об этом ничего не говорил. Кстати, вот и он в... разрыв этот заплыл," - раздумывает Левшаков, стоя в паре метров от воды, - "Да, правильно надувнушку мы прихватили."
   Косатка шустро сплавал на север, к концу разлома, а когда вернулся к людям, поднял голову над водой и издал серию странных мяукающих звуков.
   - Интересно, чтобы это значило? - усмехается главстаршина, - Смысл не понятен, но, если слушать только интонацию, то твой, лейтенант, друг словно извиняется.
   "Мне тоже так показалось," - думает Алексей и сменяет Чайку на насосе. Лодка уже приобрела форму, но ещё не звенит.
   Всё, надувнушка готова. И тут проявляется проблема, которую не учли даже многоопытные старшие товарищи - волокуша не помещается в лодку! Вернее, помещается, но так, что тогда не остаётся места для гребца. Волокуша по ширине даже больше лодки. При этом только в носовой части плавсредства можно кое-как разместиться одному человеку. Сразу возникает классический русский вопрос: "И что делать?" В любом случае понятно, что придётся сделать пару ходок: сначала переедут все трое, оставив волокушу на льдине. Потом кому-то одному придётся вернуться за волокушей, погрузить её на лодку и очень так медленно и печально, работая веслом в чрезвычайно неудобной позиции с носа лодки, перебираться через водную преграду. Чайка с Бергом почему-то при этом несколько оценивающе смотрят на Левшакова. "Ну, да, я же самый компактный... понятно," - соображает Алексей, - "Рационально." Тут он бросает взгляд на кружащегося в воде неподалёку Свиса... И младшему лейтенанту в голову приходит идея!
   - Так, извините, хочу попробовать одну идейку, - сообщает он старшим товарищам и присаживается на корточки у самой воды. Закрыв глаза, сосредотачивается и пытается передать картинку-вопрос Свису - гружёная людьми лодка, взятая на буксир косаткой, переплывает на другой берег. Косатка тянет лодку за конец, привязанный к носу лодки. "Свис, ты можешь нам помочь?" Когда открывает глаза видит перед собой голову своего друга. "Услышал! Надеюсь, что и понял."
   - Товарищи, предлагаю следующее решение нашей транспортной проблемы. Прошу поверить. Степан Иванович, нужна верёвка, ну, конец, то есть. Метров двадцать длиной. Привязываем к кольцу на носу лодки. Саму лодку - на воду. А потянет нас Свис. Правда, всё равно две ходки придётся сделать. Но, если вы вдвоём ляжете на дно лодки, а волокушу сверху разместить, над вами, то можно и в одну ходку управиться. А я на носу контролировать ситуацию буду. Как вам?
   Берг с Чайкой переглядываются. Ничего на их лицах прочитать невозможно. "Как только они друг друга понимают? По выражению глаз что ли?" - успевает подивиться Алексей. И тут командир кивает:
   - Годится, рискнём. Положимся на Вас и Вашего друга. Начали.
   Лодка - на воде. Берг и Чайка - на её дне. Волокушу подтягивают к лодке и частично затягивают на лежащих на днище. Алексей в одиночку дотягивает её до конца. Теперь дело за малым - позвать Свиса и вручить ему в зубы транспортный конец. Поворачивается к воде... А Свис - тут как тут! Высовывает голову из воды вплотную к лодке и Алексею и открывает рот. "Мда! Вот это зубы!" - снова восхищается Алексей, - "Не перекусил бы верёвку!" И вкладывает верёвку между зубов. В последний момент на свободном конце верёвки делает стопорный узел - чтобы конец под нагрузкой не выскользнул изо рта косатки.
   "Всё, готово. Поехали!" - мысленно командует младший лейтенант. И косатка снова услышал его. Трос мягко натягивается и лодка плавно трогается с места. Волны от работающего хвоста косатки мягко раскачивают лодку, но Свис не торопится, идёт со своей средней скоростью - бережёт пассажиров. Но холодные солёные брызги - нет, нет, но влетают в лодку, в лицо сидящего на носу Алексея. Противоположный берег всё ближе и ближе.
   - Лейтенант, ты не молчи. Сообщай обстановку. Как-то не привык я с помощью морских зверей путешествовать, - из-под волокуши подаёт голос главстаршина.
   - Половину прошли уже. Всё пока - окей. Свис достаточно осторожно нас буксирует, - отвечает Левшаков.
   - Алексей, подумайте о том, как бы нам, скажем так, штатно к противоположному берегу пришвартоваться. Чтоб без удара о лёд. Хотелось бы лодку в целости сохранить, не порвать, - слышен спокойный совет Берга.
   "Да, прав товарищ капитан третьего ранга," - соображает Алексей, - "Как бы так это причаливание помягче осуществить?" И снова пытается мысленно донести эту информацию до Свиса. И внезапно "слышит" ответ - что-то вроде: "Обижаешь, начальник!" И сдержанный смешок.
   В метрах пятидесяти от противоположного берега Свис начинает забирать в сторону, заходя по касательной к краю льда. Лодка по инерции, постепенно гася скорость, проходит последние метры до "берега" и мягко касается бортом края льда. Даже весло, которое на всякий случай держал Алексей, не пригодилось. Не пришлось им ото льда отталкиваться. "Идеальный перевозчик, наш Свис," - выдаёт мысленную оценку человек. "А то!" - снова "отзывается" косатка.
   Спустя минут пятнадцать тройка разведчиков продолжает свой пеший маршрут...
   "Ну, и где же остров?" - вопрошает мысленно Алексей сам себя, - "Айсберг впереди вижу. Причём достаточно высокий. Если наш всего метров на пять, шесть возвышается над уровне океана, то этот - с трёхэтажный дом будет, метров десять в нём точно есть." И только после того, как разведгруппа подошла вплотную, стало понятно, что искомый островок скрывался за айсбергом, "припарковавшимся" к этому клочку суши с западной стороны. Айсберг полностью скрывал остров от глаз приближающихся людей. Безжизненная гранитная скала двести на триста метров высотой около десяти метров. Туша кита лежала на каменном пляже с восточной стороны острова. Два обычных белых медведя пировали у туши. Пришлось отогнать их стрельбой. А отлив позволил путешественникам вплотную подойти к мёртвому гиганту.
   - Внешне - обычный синий кит, полосатик. Но только очень большой - без малого сорок метров. На Земле таких крупных экземпляров зарегистрировано не было. И никаких ран нанесённых орудиями лова не видно. Своей смертью гигант умер, - после первого осмотра комментирует Берг, - А что твой осмотр, Степан Иванович, дал?
   - Докладываю. Остров - скала скалой. Никаких пещер, артефактов и прочей антропогенной или просто разумной деятельности. Пляж девственно чист: ни пластика, ни обрывков сетей и тому подобного нет. Старых кострищ тоже нет. Не ступала ещё сюда нога человека. Мы первые. Но к востоку от острова на дистанции миль так двух - тюленье лежбище. Сверху его хорошо видно. Огромное. Впечатляет даже на расстоянии. Больше ничего интересного.
   - Ну, тогда приступаем к грязной работе. Пока отлив позволяет, - командует Берг.
   Вот и пригодились пластиковые фартуки, бахилы, нарукавники и перчатки, найденные помимо всего прочего на складах Немых.
   Неприятная, кровавая работа. Начали с китового уса - за ним, собственно говоря, и шли. Несколько сотен пластин от двадцати сантиметров до полуметра наполовину заполнили собой сани-волокушу.
   Потом откромсали от туши несколько кусков китового сала. С полцентнера так. Принялись за мясо. Алексей хоть и не большой специалист в кулинарии, но не сдержался и задал вопрос главсташине:
   - Степан Иванович, а как вкусовые свойства китового мяса. Выглядит почти как говядина.
   - Так и по вкусу, в принципе, похоже, но только сильный привкус рыбьего жира чувствуется. Так что - на любителя. На Земле китовое мясо в промышленных количествах только в Японии да в Норвегии употребляли. Ну, и северные народы, естественно. Чукчи наши те же. Для них мясо морского зверя и китов, в том числе - основа меню. Но мы не будем рисковать. Этот гигант уже несколько дней, как своему китовому богу душу отдал и хоть тут прямо скажем почти холодильник, но всё ж, таки - не морозильная камера. Трупные яды - не шутки. Мы для мишек это угощение прибережём. А куда, кстати, твой водоплавающий друг подевался? Что-то не видно его давно.
   "А действительно, где Свис?" - задумался Алексей. Сосредоточился и задал вопрос в "космос", в "астрал": "Свис, ты где? Нам скоро обратно..." Повторил процедуру несколько раз: "Надеюсь, услышал." И продолжил заворачивать мясо и сало в полиэтилен.
   Спустя пятнадцать минут всё было готово к обратному пути: китовый ус, мясо и сало старательно упакованы и принайтованы к волокуше. Фартуки и прочая спецодежда отмыты и убраны. А солнце уже перевалило за полдень. Пора домой.
   - Даю полчаса на обед и отдых. После чего уходим. Если Свис к тому времени не появится, нам придётся трещину по льду обходить. Много времени можем на это потратить. Поэтому засиживаться нам здесь не стоит.
   Пока обедали, поименовали островок - Китовый. Впрочем, пока к нему шли столько раз это название произнесли, что никаких разногласий по этому поводу не возникло. После чего Берг достал из планшета блокнот и на вырванном из него листке что-то написал:
   - Вот, что мы забыли на Земле Левшакова сделать - память о себе оставить. Застолбить землю... Так хоть здесь отметимся. Прочитайте. После чего записку - в герметичный пакет или банку и под камни на верхушке скалы спрятать.
   После прочтения бумаги Алексей засунул записку в освободившийся от хлеба полиэтиленовый пакет. Пакет убрали в начисто обожженную от жира консервную банку из-под тушёнки. Все трое поднялись на верхнюю точку скалы и заложили послание камнями, сложив из них приметную пирамидку.
   - Командир, а почему Вы не написали, что нас и нашу базу можно найти всего в тринадцати километрах к западу от этого островка? - удивляется Левшаков.
   - Чтобы зря не обнадёживать. Я уверен, что максимум через месяц мы будем уже дрейфовать. Мне кажется, что появление здесь людей в ближайшее время очень маловероятно. А появившиеся позже нашего отбытия люди, если таковые будут, воспримут эту информацию, как издевательство. Так что не стоит.
   После этого, построившись в уже привычный походный ордер, тяжело гружёные разведчики отправились в обратный путь. К дому. И снова - солнце в лицо. А в синеве океана, параллельно краю льдов, среди бликующих волн, рассекал воду чёрный плавник косатки, успевшего вернуться к людям.
   Послание, оставленное на острове и написанное на трёх языках: русском, немецком и английском, гласило:
  
   Остров Китовый.
   Координаты:
   широта - 60 градусов 32 минуты северной широты,
   долгота (условная) - 0 градусов 14 минут восточной долготы.
   Открыт 07 апреля по времени года данной планеты (26 марта 2013 года по земному летоисчислению) разведгруппой ВМФ России в составе:
   Капитан третьего ранга Берг А.В.,
   Младший лейтенант Левшаков А.М.,
   Главный корабельный старшина Чайка С.И.,
   Проводник Свис.
  
   Комментарии к главе 6:
  
   65 - Реальный случай, имевший место 25 февраля 2010 года в аквапарке "SeaWorld" в городе Орландо (штат Флорида/США). Сорокалетняя дрессировщица Дон Браншо, имевшая до того шестнадцатилетний опыт работы с морскими млекопитающими, была убита самцом косатки по имени Тиликум. Девятиметровый кит схватил дрессировщицу за руку, стоявшую у края воды, и утащил под воду. После чего начал с силой трясти женщину в разные стороны. Вскрытие показало, что она скончалась от "множественных травм и утопления". Но попыток съесть её кит не предпринял.
   Океанариум "SeaWorld" приобрел Тиликума в январе 1992 года после другого инцидента со смертельным исходом по его же вине. Этот кит был самцом-производителем, который чаще всего находился в изоляции, то есть жил один в своем бассейне. Эксперты полагают, что он не убивал женщину как добычу, а, скорее всего, в нем разыгрались неистовые гормоны. То есть наиболее вероятные причины трагедии специалисты связывают со спариванием и со связанной с изоляцией скукой. Так что, предполагая личную неприязнь косатки и его жертвы, Берг не вполне прав. Хотя и не совсем.
   (Информация взята с сайта http://www.mk.ru/science/article/2010/02/26/437685-pochemu-kitdelfin-ubil-opyitnuyu-dressirovschitsu-video.html)
   66 - Данное мероприятие, позиционировавшееся, как эксперимент, сопряжённый со съёмкой фильма, имело место в апреле 2011 года в филиале дельфинария Утриш в Мурманской области на берегу Белого моря, в районе Полярного Круга. Главные действующие лица мероприятия: две белухи (Матрёна и Нильма) и фридайвер Наталья Авсеенко. На момент эксперимента - 36 лет. Чемпионка Мира по фридайвингу (в командном зачете 2006/2008 гг.), рекордсменка Мира в нырянии с постоянным весом без ласт, на глубину 57 метров (2008 г.), кандидат культурологии, сертифицированный инструктор AIDA (Международная ассоциация развития ныряния на задержке дыхания), директор школы фридайвинга. Йог. Входит в пятёрку сильнейших спортсменок за всю историю фридайвинга в дисциплинах: статика, динамика в ластах, постоянный вес, постоянный вес без ласт. Собственный высший результат по погружению - 180 метров.
   67 - В связи с солёностью морской воды температура её замерзания ниже нуля градусов по Цельсию. Так, например, замерзание воды с солёностью, равной средней солёности Мирового океана, происходит при температуре около минус 1,8 градусов Цельсия.
   68 - Держать на своих плавках булавку, чтобы уколоть себя в случае судороги ноги - обычный способ, рекомендуемый любителям дальних водных заплывов. Якобы быстро снимает спазм. Правда, желательно знать место, наилучшее для укола. А это только специалисты по иглоукалыванию знают. И медики. Автор романа ни разу этот способ на себе не проверял.
   69 - Пирогов, Николай Иванович (1810-1881) - русский врач, анатом, хирург, основатель русской школы военно-полевой медицины. Первым в мире применил обезболивание при хирургических операциях в полевых условиях.
   70 - Парестезия - научное наименование всем известного под бытовым названием "отсидеть ногу" или "отлежать руку" явления, сопровождаемого онемением, слабостью соответствующей конечности и покалыванием или пощипыванием в ней. Проходит после восстановления кровообращения в конечности.
   71 - По представлениям биологов, занимающихся дельфинообразными и китами, эти млекопитающие тоже спят, но только половиной мозга: сначала спит, отдыхает одно полушарие, потом - другое. Обусловлено это тем, что эти животные - не рыбы и им необходимо периодически всплывать на поверхность, чтобы сделать вдох, что при одновременном сне обоих полушарий якобы невозможно. Но при таком попеременном сне получается, что дельфины и киты остаются постоянно в сознании. Поэтому Свис и не понимает, что такое "спать" в человеческом значении этого слова.
  

Глава 7. Большая охота

   09 апреля.
   Координаты: 60 градусов 32 минуты с.ш., условная долгота - 0 градусов.
  
   Нет, точно, этот Лёха, Левшаков который - везунчик, каких свет не видел! Сколько я с ним знаком? Всего ничего! А он за это время и станцию нашу умудрился найти, разглядеть среди льдов... Я бы точно мимо пролетел, не заметил бы! И землю своего имени МладшОй заиметь успел. И с умками повоевал. И со зверем морским дружбу свёл... Прямо не разлей вода они с этим Свисом. Без слов друг друга понимают так, что я даже не сомневаюсь, что без телепатии, в которую я, правда, не верю, не обошлось. И ещё постоянно по округе с командиром и с Чайкой мотается. С планетой нашей новой вплотную знакомится. А я сижу тут, на айсберге, сиднем! Типа, как ценный кадр - пилот. Но нас же, пилотов, двое! Вот Валерий Палыч пусть и сидит! Он-то точно суперценный кадр - ас из асов, флотский истребитель. А я... Ну, и что лучший в выпуске был!? Не велика премудрость - "кукурузником" рулить. Так что могли бы и меня хоть раз на выход взять! Но - нет, не берут! Я уж к Бергу и так, и эдак... А он только одними глазами своими холодными улыбается, и каждый раз спокойно так отвечает: "Нет, лейтенант. Вы нужны здесь, возле нашего единственного самолёта. А на разведвыходы есть, кому и без Вас сходить." Другой бы на его месте уже давно бы накричал на меня, матом покрыл, но... это явно не про командира нашего. Ничем его не прошибить... Даже Катеньке, Катюше моей ненаглядной, не удаётся. Уж, как она к нему подъезжает! Почти все средства приличные из дамского арсенала перепробовала... А он словно и не замечает вовсе этих знаков женского интереса. Ко мне бы так! Не остался бы я "холодным, как айсберг в океане..." Так, вроде, в старой песне Пугачихи пелось. Я, конечно, как канадский профессионал хоккейный бьюсь до свистка финального... ну, то есть, ещё продолжаю попытки "подкатить шары" к Катеньке. Но это чисто по инерции. Ой, чувствую, не светит мне здесь ничего. Обидно. Скольких дев склонил я ко греху, так сказать... Со счёту давно сбился. А тут - никак "не выходит каменный цветок"! Как-то это даже подрывает мою уверенность в собственных силах... Как бы травму тяжёлую психологическую не заполучить... Одно только немного успокаивает, что ещё одному воздыхателю по Катеньке ничего не светит... Это я того же Лёху, МладшОго, своего вечного объекта для насмешек, имею ввиду. Очень у него глаза мечтательно-печальные, когда на начмеда нашего смотрит. То есть, не такой уж он и везунчик. Впрочем, это не повод к злорадству. Не буду по этой теме на нём своё остроумие оттачивать. Из солидарности... А, вот, в разведку, на выход хочу! Земли новые открывать, острова, континенты, пути-дороги, мать их! Лётчик я, бродяга небесный! А не сиделец на льдинах. Так - нет! Даже ногами пошевелить, как следует, не дают!
   Вот и позавчера поздно вечером из очередного похода вернулись они втроём: командир, главстаршина и МладшОй. Тащат на себе волокушу, забитую трофеями... Все трое насквозь пропахли китовыми кровью и жиром... На обратной дороге даже отстреливаться от мишек пришлось. Уж очень аппетитно благоухал караванчик. Пришлось снова разведчикам нашим пострелять. Аж в три ствола. Пару мишек упокоили. Остальные сами разбежались, но, всё равно, на безопасной дистанции за санями топали, особо не скрываясь. Почти до самой станции. И только там отстали. Но оказалось, что просто попрятались за торосами. А ночью вновь предприняли попытку завладеть китовым мясом. Настоящую атаку устроили. Тактически грамотную - одновременно с двух направлений. Опять мы постреляли. На этот раз и я пару выстрелов сделал. Думаю, что никуда не попал. Но сопричастность к обороне почувствовал - порцию адреналину хватанул почти такую же, как при первом пилотировании. Вот это - жизнь! Короче, выспаться в эту ночь не удалось никому. Мишки, как с ума посходили! Неужели китовое мясо такое вкусное!? Такое, что заблаговременно полученная наука ничему их не научила? Или всех учёных мы ещё раньше повывели? А это новые были? В общем, к утру периметр станции напоминал поле битвы: кровища, трупы... Шесть медвежьих туш насчитали... А ведь почти в полной темноте стреляли. Луна - не в счёт. Опять дэтешке нашей работа - подальше от базы эти туши отволакивать пришлось: Лёха со стволом на сгибе руки впереди топает - хорошую, крепкую дорогу по льду высматривает, за ним - ведомый Валерий-Палычем трактор с прицепленными тушами и сбоку, на фланге - Чайка, в качестве походного охранения. Пару ходок туда-сюда пришлось сделать. Обошлось без особой стрельбы. Всё-таки, мишки быстро учатся. Умные.
   Всю вторую половину дня, пока я на НП сидел, Чайка с Левшаковым у ледника нашего мастерили из китовых уса, сала и мяса охотничьи снасти на медведей. Периодически к ним и Берг подходил - обсуждали что-то. Потом меня Валерий Палыч сменил на фишке и я - бегом к этой парочке, на результаты их смертоносного творчества посмотреть. Как понял, раньше они этих ловушек-снастей сами никогда не видели, только читали о них, поэтому экспериментировали вовсю - понаделали колечек из китового уса самого разного размера. От десяти сантиметров в диаметре и, аж, до сорока примерно. На мой недоумённый вопрос: "А зачем эти, вот, такие огромные?" - ответили, что это не для простых белых мишек, а спецугощение для умок. Боятся, что и этот размер маловат окажется. Думают, ещё больше диаметром сделать несколько штук. Ну, да, судя по их рассказам и по фотографиям этого чудовища - это как раз тот случай, когда размер имеет значение. Наживку, ну, то есть мясо и сало китовое, тоже по-разному цепляли: то только на место соединения заточенных "а-ля наконечник копья" противоположных концов кусков китового уса, то бубликом на весь ус. Для самых больших колечек использовали по паре кусков уса. Потом шнуром завязывали концы уса, чтоб не разогнулся. А после того, как морозом наживка схватывалась, шнур снимали. Иногда даже водой наживку поливали, чтобы колечко ледком укреплялось. В итоге понаделали с полсотни этих штуковин. И сидят на скамье у ледника эти двое, великан и малорослик, довольные, кровью и жиром, как чукчи на праздник Кита, перепачканные. А, ведь, ещё вчера их всех Катюша обещалась в кают-компанию не пускать, пока не отмоются, не отстираются. Мол, пахнут, как китобои после многомесячного промысла. На что Лёха хоть и в шутку, но резонно заметил, что кают-компанией, вообще-то, он заведует. И это ему решать, кому в кают-компании быть, а кому - нет. Катенька аж немного обиделась, как мне кажется. Старпомовские черты у МладшОго стали проявляться. Интересно, интересно... Пока что Лёха не сильно командные замашки освоил, но кое-какие изменения в нём заметны стали. Вот, например, раньше мне очень легко было его смутить, в тупик загнать своими подначками да насмешками - стоял и только рот открывал, не зная, что ответить. Теперь тоже чаще промолчит, но спокойней как-то реагирует - улыбнётся только почти по-берговски и продолжает своими делами заниматься. А моё остроумие втуне пропадает, как молния в громоотводе. А, то ещё и припахать может, если дело какое с кают-компанией связанное появилось. И хоть по званию я старше, но не отказать! Старпом, етить твою налево! Но, если быть честным, то завидую я Лёхе! Есть такое дело! А ещё на выходы хочу, на разведку, мир новый вокруг станции посмотреть, руками пощупать, воздух планеты этой понюхать... Не могу больше на станции сидеть!
   Надо сказать, что после того, как они закончили свои снасти противомедвежьи мастрячить, то направились-таки в баню - отстирывать кровь и жир, запахи отмывать со своей одёжки. И с тела. Даже Берг к ним в этом деле присоединился. Прислушались, всё-таки, к Катиным пожеланиям. Вот, интересно мне, а если бы её с нами не было, то стали бы они отстирываться, отмываться или так бы и ходили ворванью72) пропахшие? На счёт Берга я, конечно, уверен - командир наш, безусловно, стал бы свою одежду и себя в порядок приводить. Чё там - аристократ! За версту чувствуется. А, вот, за Чайку и Левшакова я не вполне уверен. Хотя... в главстаршине тоже почти нет сомнений. В Лёхе только, вот, несколько сомневаюсь. Но в любом случае, вчера вечером все они, все трое, то есть, перемещались по станции, меж балками исключительно бегом, так как их тёплая верхняя одежда сушилась в бане, а в лёгких штанах и тельняшках, свитерках не очень-то комфортно при минус двадцати и обычном тут северо-восточном пронизывающем ветерке. А сменной верхней одежды у нас нет.
   Вечером, за ужином, выяснилось, что Берг запланировал ещё один выход к Земле Левшакова - за умками хочет понаблюдать, образцы пород, минералов собрать... И памятную записку оставить, типа той, что они на Китовом острове написали. Застолбить Землю, то есть, за нами, за русскими. Я снова не удержался и стал канючить, чтоб и меня с собой взяли. Берг, к моему удивлению, не отказал сразу, как это он раньше делал, а обещал подумать. А потом добавил, что завтра Чайка и Левшаков минитур вокруг станции совершат - будут свои снасти против обычных мишек ставить. Так что пусть они и меня с собой возьмут. В качестве небольшой тренировки. И проверки моих пеших возможностей, как я понял. Ну, да, пузико у меня имеется. Да, уж, не атлет я, как Лёха. Его фигуру мы все имели возможность оценить, когда он заплыв к косатке устраивал. Выходит из палатки такой, весь в себя погружённый, красивый и голый, словно бог древнегреческий... Не Геракл, конечно, но Аполлон - точно. Аж завидки берут! Мне таким никогда не бывать. Гены не так сложились. И поесть люблю, а физкультуру и спорт - не очень... Ну, и ладно. Главное - командир, кажется, слабину на мой счёт дал. Может быть, и в очередной выход к Земле имени того же Левшакова возьмут?
   Это вчера было. А сейчас, вот, топаю я вместе с этой парочкой вокруг станции. По полукругу радиусом километра в три. Полукругом, так как, вы же помните, что станция наша сейчас на самом "берегу" океана стоит. То есть намотать нам сегодня придётся всего-то километров десять, двенадцать. Не больше. Для главсташины и МладшОго это сущий пустяк, а для меня - уже вызов! Так как засиделся я на месте. Да, и до всех этих приключений не больно-то любил ножками ходить - всё предпочитал перемещаться в пространстве или на самолёте, или, по крайней мере, на своей "матрёшке". На "Мазде-трёшке", то есть. И где она теперь, моя серенькая пузотёрочка!? Впрочем, что по ней горевать - всё равно ей здесь места бы не нашлось, среди айсбергов, торосов и трещин во льду. Так что будем учиться нОгами шевелить. Ой, непросто это. Уже давно взмок весь. И это ещё не пришлось волокушу тащить. Пока не пришлось. Скоро моя очередь. А спутники мои идут легко, спокойно и ненапряжно, переговариваются изредка, не забывая по сторонам оглядываться, ситуацию с белыми пушистыми аборигенами отслеживать. Кстати, что-то не видно их сегодня. Придётся, похоже, и здесь белых медведей в местную "Красную Книгу" занести. Вот, мы, люди, суперхищники какие! Прям, вершина пищевой пирамиды! Куда не попадём, там всегда экологический кризис устраиваем.
   Сначала мы пошли по берегу океана на восток, удалились километра на два с половиной, три от станции и потопали на север, очень постепенно забирая на запад. Сначала совсем чуть-чуть, почти никак, потом всё сильнее и сильнее. Тот самый полукруг на карте рисуем своими следами.
   Снасти свои антимедвежьи ставим через каждые метров пятьсот, где - чуть чаще, а где - чуть реже. Стараемся выбрать место повиднее и чтоб ветерком обдувалось, разнося аромат наживки как можно шире.
   Вот, и до меня очередь волокушу тащить дошла. А тяжко... Все мысли куда-то подевались, только бы в грязь лицом, а точнее - в снег или в лёд не ударить...
  
   Воспоминания и всякие посторонние мысли в голове у Макса действительно ушли куда-то. Все, кроме одной: "Я должен выдержать!" И упрямый штурман, обильно обливаясь потом (и это, не взирая на хороший морозец и ветер!), тащил и тащил волокушу. Впереди, перед затекающими солёной влагой глазами, маячила фигура легко скачущего по неровностям льда Левшакова, вызывая у эмоционального южанина одновременно и восхищение, и зависть, и раздражение. А сзади, в арьергарде, мягким шагом большой опасной кошки шёл Чайка, прикрывая товарищей с тыла. И так километр за километром...
   Первый раз передохнули (а точнее - дали Максу отдышаться), когда караван вышел на участок, где люди уже бывали при первом своём путешествии к твёрдой земле. Когда обратно шли. Отсюда уже без всякой оптики ясно и чётко были видны розовые гранитные скалы мыса Спасительный и уходящая на северо-восток гряда Дальнего хребта. Как не устал Макс, исполняя роль тяглового животного, но невольно залюбовался картиной. Впрочем, и Левшаков мечтательно смотрел в том же направлении.
   Далее Макса пустили вперёд - дорогу высматривать, благо здесь уже бывали и за лёд были более-менее уверены. На волокуше - Чайка, а Левшаков - в охранении. Здесь уже шли почти точно на запад. Пересекли путь, где в прошлый раз к ещё "не открытой" Земле Левшакова шли. И сделали остановку на перекус. Потом - очередную смену. И двинулись на завершающий участок. Никаких неприятных встреч не случилось. Новых открытий не свершили, но дело сделали. И Макса проверили. Потянет штурман переход.
   Во время вечерних посиделок в кают-компании Берг объявил решение, что, так как прогноз погоды на ближайшие дни благоприятный, то послезавтра, одиннадцатого апреля по новому счёту, будет совершён второй и, вероятно, последний выход к Земле Левшакова. В разведгруппу на этот раз войдут Чайка, Левшаков и Логинов. А он, Берг, останется на СП, так как двух человек не вполне достаточно для надёжной защиты станции. Командиром группы назначается главстаршина, а его заместителем - лейтенант Левшаков. В соответствии с реальным опытом, то есть, а не воинским званием. После чего каптри дал подробные инструкции: что и где собрать, что проверить, что ещё раз посмотреть и что, и куда положить. Заодно написали записку, с содержанием аналогичным той, что на Китовом острове оставили. А на завтра - подготовка к выходу и восстановление сил. Берг при этом на Логинова посмотрел, похудевшего за свою "полукругосветку" килограмма на три, если не на пять. Во всяком случае, штаны на Максе стали болтаться. Немного. Об этом он сам за ужином заявил. С нескрываемой гордостью.
   Через день три человека шли к Земле Левшакова. Здесь автор снова передаёт слово Максиму Логинову.
  
   Ох, гадский папа! Как всё тело болит! Не хватило мне одного дня, милостиво выделенного Бергом, на восстановление организма. Но ничего! Иду. Не торможу вроде. Мне и так самая лёгкая роль в группе отведена - наблюдатель я. Запрещено лезть в первые ряды при опасности, стрелять, рисковать и тому подобное... В общем, заповедано мне командиром нашим (я Александра Владимировича имею ввиду) всячески беречь свой драгоценный пилотский зад. Противно немного. Но ладно, там посмотрим. Главное вырвался со станции.
   Кстати, пока я вчера организм свой восстанавливал, двое моих напарников: Степан с Лёхой по-быстрому сбегали, ловушки свои проверили. Работает девайс! На северо-западном направлении нашли тушу медведя. Обычного, белого. Явно попробовал нашего "угощения". Так что первая линия противомедвежьей обороны станции построена. Вот, везём на волокуше ловушки-переростки, для умок. Надеемся увидеть процесс их работы в "прямом эфире". Не знаю только, как это получится осуществить. Одна надежда, что Чайка что-нибудь придумает. А мне велено заснять на видео весь процесс с какого-нибудь безопасного места. Которое ещё предстоит найти. И есть ли ещё там, на Земле Левшакова, умки? Что-то я сомневаюсь. Правда, МладшОй, да, и Чайка считают умок респавнерами, то есть они, супер-мишки эти, неким автоматизированным способом плодятся и подбрасываются нам в качестве некоего дополнительного осложнителя существования. Чтоб жизнь пресной не казалась. Хотя куда уж веселей... Предположение это было бы полным фантазийным бредом, если бы само наше присутствие здесь, на этой планете, не было бы фантастикой чистой воды. Да, уж! Не думал я, известный прагматик-практик и реалист, ещё месяц назад, что всерьёз такие вещи сам буду говорить, не посчитав себя при этом сошедшим с ума! Ну, в общем, посмотрим, посмотрим... Да, хочу отметить, что умок мы собираемся изводить дОсмерти не просто так, не из охотничье-садистских целей, а из исследовательских соображений: образцы тканей взять: шерсти, костей, плоти, крови... Хотя бы крови. Командир особо на крови акцентировался, чем-то она ему интересна была. Ну, и период до появления очередного умки ещё раз оценим. Статистику наберём хоть какую-то.
   А пока караван наш держит курс в аккурат к Тоннелю Немых. Хоть и говорят эти двое, что ничего особо интересного там нет, но очень хочется увидеть это мифическое место! Пока его не видно, хотя всего лишь километра два с небольшим осталось - торосы весь вид закрывают. Однако, идущий впереди главстаршина скорость ходьбы сбавил и явно впереди опасность высматривает. И это Чайка! Которого обычные белые медведи, наверное, уже в лицо запомнили и ужастики своим детишкам рассказывают про страшного двуногого с ружьём. Ужастики в стиле "в тёмном, дремучем лесу, в чёрном-пречёрном замке, в тёмной-претёмной комнате..." ну, и дальше по тексту с поправкой на окружающий белый-пребелый пейзаж и полное отсутствие замков... Чайка, Левшаков, да, и Берг подозревают, что, если умки продолжают генериться, то ждать они нас могут снова у Тоннеля. Вот, главстаршина и настороже.
   Скальная стена, впрочем, всё ближе и ближе. И хоть цвет у неё такой радостный - почти розовый, но зловещие зубцы останцев поверху... меня лично напрягают. Мрачным пейзаж кажется из-за них. Не понимаю, почему Лёха говорил, что скалы эти "такие красивые, такие... ух, прям, не знает какие!" Мрачные они, злобно смотрят на меня, как хищник на добычу. Почему этот наш телепат Левшаков ничего не чувствует? Или чувствует!? Вон, тоже, хоть и тащил старательно волокушу, вдруг остановился и нервно как-то головой крутит! Говорю, ведь - дурное место! Сейчас догоню его и спрошу, что это он так вдруг столбом встал? Но не успеваю:
   - Вижу умку! - почти криком сообщает нам Лёха, - Вон, среди зубцов скальных останцев, что над самым мысом... Эта тварь, кажется, нас заметила! Мечется среди зубцов, наверное, спуск ищет! Товарищ главстаршина, что делать будем?
   А не слабое зрение у МладшОго! Без малого с двух километров засёк тварь. Действительно, какой-то силуэт бежевого цвета, почти под тон скальных стен, суетится между зубцами останцев. Ой, блин, что-то мне совсем не по себе!
   - Так, товарищи лейтенанты, прячемся за торосом! Проверим его реакцию на наше исчезновение.
   Вот, как раз подвернулся здоровенный торос, удачно прикрывающий нас всех и волокушу с нужного направления. Прячемся. Но как-то меня это не успокаивает - а, ну, как зверюга спуск найдёт!? Задаю вопрос соответствующий. Чайка с Лёхой переглядываются и главстаршина отвечает:
   - На протяжении нескольких километров от мыса и дальше на восток, в общем, сколько глаза видели - отвесная скала, иногда даже с отрицательным уклоном. Спусков, пригодных для умки... и для людей тоже мы в прошлый раз не заметили. И надеюсь, Немые не понаделали их за время нашего здесь отсутствия. А на запад от мыса ближайший доступный для этой твари спуск - это распадок ручья Золотого. Или поверхность ближайшего ледника. Это километр-полтора только в одну сторону. Успеем уйти. Но пока мы были в поле зрения умки, он как-то не проявил особого желания сбегать до этих спусков. Всё вдоль обрыва метался. По-моему, тупой он, как валенок.
   - Однако, соображает, что кидаться за нами с обрыва - не вариант. Расшибётся, - добавляет Лёха.
   - Ну, да, на это ему мозгов хватает, - соглашается главстаршина, - Так, облачаемся в маскхалаты.
   Надо сказать, что маскхалаты у нас не самопальные, а вполне фирменные, с Земли доставленные. В том самом нашем последнем рейсе мы их, помимо прочего груза, на "Кашалоте" везли. Вот, и здесь пригодились. Пыхтим, одеваемся. Стараясь не высовываться из-за нашего укрытия.
   После чего Левшаков аккуратненько так выглядывает из-за тороса и высматривает сначала глазками, а потом с помощью бинокля нашего мохнатого дружка. Сообщает:
   - Залёг умка между двумя останцами, не шевелится. Потерял он нас. Опять в ждущий режим перешёл. Если б не знал, что он там есть, не за что бы не догадался, что это не булыжник какой здоровенный, а живой объект.
   Чайка ещё с минуту молчит, а потом объявляет очередное своё решение:
   - Товарищи лейтенанты, вы остаётесь здесь и ведёте наблюдение. Напоминаю, что главный в паре - Алексей. Не высовываться и не шуметь! Стрельбу разрешаю только в крайнем случае. Связь держим через носимые радиостанции. При опасности вызывайте меня. А я - ползком к Тоннелю. Проверю его. Вдруг и там умка. Заодно, если смогу, то записку с названием этой территории, датой её открытия и прочей информацией туда заложу. На полку, что в тупике. Ну, ты, лейтенант, помнишь. Ждите меня примерно через час. Засекли время? Ну, я пошёл.
   И пошёл. Вернее - пополз. Через десяток секунд я уже не мог различить его фигуру. Словно растворился в снегу и среди торосов.
   Интересно, всё-таки, почему Чайка, Берг и изредка даже Иванцов Левшакова повышают в звании, лейтенантом величают? За что такой респект? За то, что Лёха у нас - старпом? Вряд ли. Не похож Чайка на чинопочитателя. А Берг - слишком правильный для такой грубой ошибки. Не понятно, в общем. И ещё я никогда не слышал, чтобы первые двое Лёху МладшИм называли. Впрочем, по крайней мере, Чайка с Лёхой в одном балке живёт, сосед. А хороший сосед, как известно, часто лучше родни.
   Лёха сразу после ухода главстаршины снова приложился к биноклю и поведение умки комментирует периодически. Правда, нечего там комментировать - в спячку или, как МладшОй выражается, в "ждущий режим" впала зверюга. Не видит умка ползущего главстаршину. И нас не видит.
   Так прошёл час. Я иногда Лёху на бинокле заменял. Ничего интересного. Умка словно, и, правда, в спячку впал, как настоящий бурый медведь по зиме. Тут, наверное, главное, его не будить. Нафиг нам шатуны сдались. Скучно... Упс! Чуть не обделался - Чайка вернулся! Только что не было его - и вот он! Из белого безмолвия материализовался, аки призрак из мрака. А если б, действительно, ночью... Ох, не завидую я его врагам!
   - Так, товарищи лейтенанты, сообщаю текущую диспозицию. Умок возле Тоннеля нет. Также нет никаких новых подарков от Немых, как ты, Алексей, надеялся. Увы. И никаких письменных сообщений, рекомендаций, инструкций, как Валерий Палыч вчера предполагал, тоже нет. Немые - они и есть Немые. Видимо, помогли нам вначале, а дальше - сами давайте, не маленькие, мол. Какие будут предложения по нашим дальнейшим действиям? Задание командира из-за того, что умки возле Тоннеля нет, не отменяется.
   Лишь пожимаю плечами. Нет у меня идей. Новичок я в этом деле. И вопросительно смотрю на МладшОго, следующий по опыту - он. А Лёха, оказывается, времени не терял:
   - Отсюда нам умку, как я понимаю, при всём моём уважении к Вам, Степан Иваныч, не взять, - и вопросительно смотрит на Чайку. Тот спокойно соглашается. Тогда МладшОй продолжает, - То есть нам, всё равно, надо на плато подниматься. Предлагаю по распадку Золотого Ручья вверх не лезть. Там мы, как на ладони окажемся перед этой зверюгой. Очень мне не хочется, в ситуацию попасть, как с теми первыми умками. Прямо скажем, не комфортно как-то... до мокрых штанов не комфортно, когда на тебя эта махина шерстяная прёт. И вся надежда только на то, что найдётся хороший стрелок в команде. Он у нас, конечно, есть. Но, по любому, лучше без такого адреналинового способа охоты обойтись. Так что - по тому распадку предлагаю не подниматься.
   - Согласен.
   Это Чайка. И тут же уточняет:
   - Тогда у нас остаётся только один путь - по той естественной лестнице, что по самому гребню мыса Спасительного вверх поднимается. Прошлый раз мы только едва лишь треть её высоты прошли, точнее, пробежали, проскакали, когда от первого умки спасались. Но помнится мне, что дальше подъём не сложнее. И, что удачно, только для человека проходим. Умка на той узенькой дорожке не поместится. Самое широкое место - балкончик, на котором мы приют и нашли тогда. Выше - всё уже и уже. Правильно, я понял твоё предложение, лейтенант?
   - Так точно, - немного расстроено отвечает МладшОй. Видимо, сам хотел рассказать.
   Тут уж и я встреваю в разговор этих двух спецов:
   - А как же умка!? Он, ведь, вон в метрах двадцати, тридцати залёг от края этой самой вашей "лестницы в небо". А, ну, как проснётся? А, если и не проснётся, то вряд ли его с первого выстрела уложить придётся, а отступать там некуда, за спиной обрыв и узенькая так называемая "лесенка"... без перил. Даже, если успеем втроём начать спускаться по ней, то этот монстр может нам на головы свалиться! Мало не покажется!
   Лёха нисколько не смутился:
   - Ну, во-первых, не в тридцати, а не менее, чем в пятидесяти метрах от верхнего края мыса умка устроился. Что, впрочем, всё равно, очень мало. И он, конечно, обязательно нас заметит, стоит нам только по лестнице начать карабкаться. Вот, уверен я! А, во-вторых,... ты, Макс, просто не дослушал моё предложение до конца, - И улыбнулся. Ехидно так. Думает, уязвил меня этим. А, вот, ни фига:
   - Ну, так, договаривай. Внимательно слушаю... Слушаем.
   - Продолжаю. Один из нас должен отвлечь умку, показавшись здесь и увести его вдоль края обрыва подальше на восток. Как умка вёл себя при нашем появлении, мечась вдоль края обрыва и не пытаясь найти другой, обходной путь, то также будет себя вести и при таком отвлекающем манёвре. В это время двое других членов команды скрытно подбираются к "лестнице", поднимаются по ней, находят подходящий останец, на котором можно безопасную позицию организовать, разбрасывают наши эскимосские противомедвежьи снасти на подходах к этому останцу, потом занимают позицию на останце и начинают всячески шуметь, привлекая внимание умки. А человек-приманка скрывается во льдах. Потерявший цель умка переключается на шумную парочку. Ну, и охота началась. Снимаем, наблюдаем, ждём эффекта... Не сработают эскимосские снасти - добиваем из карабинов. Эта тупая скотина будет возле останца с нами скакать, крутиться до самого своего конца. Пока дух не испустит. Как тот, самый первый умка. Потом спускаемся, берём образцы. И дело сделано. Как вам?
   На этот раз Чайка переглядывается со мной, не с Лёхой. Ну, я и вставляю свои пять копеек:
   - Товарищи разведчики, я, как наблюдатель, должен присутствовать там, наверху. Работа у меня такая. Так что придётся тебе, МладшОй, роль приманки выполнять. Скучать тут внизу.
   - Эт-точно, - соглашается сначала главстаршина. А потом не соглашается, - Только насчёт скуки я как-то не уверен. Мы, всё-таки, не на зайцев тут охотимся. Но, в общем, да, Лёша, придётся тебе роль живца изображать.
   - Ну, я так примерно и предполагал... Хотя и надеялся на более активную роль в этом деле. Ну, что маскхалат мне лучше снять?
   Спустя несколько минут МладшОй отползает метров на тридцать от нас и поднимается. После чего - маскхалат долой! В рюкзак, то есть. И начинает горланить всякую чушь, потом передумал и запел "По Дону гуляет...". А слов-то толком не знает, певец! Ну, ничего умка, вижу, благодарный слушатель - очнулся от спячки, удивлённо смотрит на нашего артиста больших и малых оперных театров. Ооо! Вскочил и направился вдоль края обрыва, вслед за Лёхой. Заглотил наживку. Значит, и нам в путь пора... Ползём. Вот только с ловушками незадача вышла, демаскируют. Пришлось их с волокуши в рюкзаки, под маскхалаты, переложить. Лишь бы не оттаяли. Ловушки, не рюкзаки. Впрочем, не должны... А Лёха всё дальше и дальше отходит, песни поёт, стихи громогласно декламирует... А поэзию он точно так же "хорошо" знает, как и песенное народное творчество... только начало... или конец... Фуу! А ползать-то ничуть не легче, чем ходить. Особенно скрытно. Капюшон этот ещё! Весь обзор закрыл... Чайку бы не потерять. Еле успеваю за ним. Причём подозреваю, что он себя сильно сдерживает. Так... несколько сот метров до мыса осталось. Это хорошо. А Лёху уже еле слышно.
   Короче, доползли. Чайка, не подымаясь и едва шевелясь, по рации связывается с Левшаковым. Тот отвечает, что можем спокойно по "лестнице" подниматься - они с умкой уже в километрах двух от нас. И умка не о чём, кроме как сожрать его даже не мечтает - аж, слюни из пасти текут ручьём. Врёт, наверное, вряд ли он такие подробности видит. Впрочем, мы уж сколько раз убеждались, что МладшОй у нас ещё тот Зоркий Сокол, сын Инчу-Чуна73). Может, и видит...
   Ладно, надо лезть вверх. Вон, Чайка уже поднялся на ноги... Ой, мать моя, женщина! Вот эту почти отвесную и тонкую, как лезвие ножа, скалу они удобной лесенкой назвали!? Хорошо, хорошо, не отвесную. И не такая уж она, эта "лесенка", узкая. Но шагать по ней точно не получится - только с помощью всех четырёх конечностей... А кое-где и подтягиваться... Как они на неё взбежали в прошлый раз!? Ума не приложу! Лёха утверждал, что буквально скакал со "ступеньки" на "ступеньку"... Всё! Прочь сомнения. Вперёд и вверх! Главное - вниз не смотреть...
  
   И Макс, вслед за главстаршиной, стал карабкаться по камням скалы всё выше и выше. Чтобы взобраться на балкон, который так пригодился разведгруппе в прошлое посещение этой Земли, Логинову, как и Левшакову, тоже понадобилась помощь Чайки. Высоковата "ступенька". Передохнули немного. И опять - вверх. Благо там "ступени" более удобные были. Правда, всё выше и выше. Штурман один раз вниз взглянул, так голова закружилась. Пришлось несколько секунд в себя приходить, судорожно в камень вцепившись. Вот, интересный феномен - на самолёте ему летать на самой разной высоте не страшно! И голова не кружится. А тут всего-то несколько десятков метров - и на грани паники! Но пересилил себя штурман-наблюдатель и дальше пополз, старательно смотря только перед собой или вверх.
   Вот и вершина! К самой верхней точке "лесенка" совсем сузилась. И на самом верхнем камне можно было сесть, ноги свесив по разные стороны мыса. Логинов как только вскарабкался, так сразу же отполз на пару метров от края и только тогда на ноги поднялся:
   - Уф! Ну, неужели мы наверху!? А как спускаться придётся? Даже подумать страшно!
   - Не... паникуй заранее, лейтенант. Сначала задание выполним, порешим тут всех, а потом об отходе грамотном думать будем. Хотя правильнее - наоборот. Единственное оправдание - не на боевом выходе мы, а на охоте... вроде бы. А пока осмотрим-ка мы плато на предмет наличия ещё каких опасностей. Вдруг тут не один-единственный умка водится? - и Чайка приложил бинокль к глазам.
   - Так, кроме того умки, что на Левшакова повёлся, не вижу больше ни одной живой твари. Вон, наша будущая добыча мечется на северо-востоке. Только плохо умку видно, то за одной скалой скроется, то за другой, но сюда даже не думает перемещаться. Очень аппетитный у нас Алексей.
   Мрачной и безрадостной показалась развернувшаяся перед Логиновым панорама плато... И не помогали ни яркий свет полуденного солнца, ни сияние ультрамаринового неба над сверкающим стерильной белизной ледником вдали... "Враждебное всему живому, печальное место," - мелькнула мысль в максовой голове.
   - Красота! - выдохнул Чайка, - Ладно, хорош пейзажем любоваться, пойдём, товарищ штурман, удобную для наблюдения и стрельбы позицию искать. Давай, ты вдоль западного края плато посмотри, а я - вдоль восточного края пройдусь. Только далеко не расходимся. Не дай бог, умка этот нас заметит. Да, кстати, давай-ка снимем маскхалаты, а том мы в них, как белые вороны. Снега-то тут, на плато, почти нет.
   Искать подходящее место долго не пришлось. Уже второй останец с восточной стороны обрыва, метрах в трехстах от мыса, оказался вполне подходящим - очень крутая скала высотой с пятиэтажный дом, с кривоватой и чуть кособокой площадкой на вершине, где вполне свободно, хоть и без особых удобств, могли разместиться три-четыре человека. Для начала выложили несколько штук эскимосских снастей вокруг останца. На видных местах. А на вершину попали через узкую расщелину посредине скалы, засыпанное песком и каменной крошкой дно которой достаточно круто, но вполне проходимо, повышалось примерно до двух третей высоты скалы, представляя собой естественный пандус. Дальше Чайка, который совершал уже второй подъём на эту скалу, упёрся ногами в одну стенку расселины, а спиной - в другую и как-то плавно и не торопливо, но, всё равно, стремительно поднялся наверх останца. Скинул верёвку и втянул с её помощью штурмана, который едва успевал переставлять ноги по почти отвесной скальной стенке. Естественной защитой позиции от умки служила и крутизна стен останца, и узость расщелины, по которой этому монстру пролезть не было никакой возможности.
   Первым делом главстаршина связался со станцией, доложил обстановку и план действий. И только потом вызвал Левшакова:
   - Лейтенант, мы на позиции. Это второй останец на восточной стороне обрыва. Мы сейчас машем тебе. Видишь нас?... Отлично. Давай, подгоняй эту скотину ближе к нам, а то я уже заскучал... Макс, а ты готовься снимать видео. Со стрельбой не заморачивайся. Да, и вообще, стрелять будем только, если эти эскимосские снасти не сработают как надо.
   - А чего тут готовиться? Всё готово уже. Жду нашу мохнатую суперзвезду, - и Макс поудобнее устраивается на камнях, - Лучше я пока в бинокль за этой сладкой парочкой понаблюдаю.
   И наводит бинокль на умку, уже начавшего движение вслед за Левшаковым по обратному маршруту:
   - МладшОму бы дудку в руки и зубы - точно как гамельнский дудочник был бы.
   - Это тот, который крыс из славного города Гамелина увёл? - проявляет эрудицию главстаршина.
   - Ага, тот самый...
   - Ну, если здесь такие крысы, то представляю, какие здесь кошки! И собаки... Не радует, - делает вывод о фауне планеты Чайка.
   А Макс тем временем переводит бинокль на младшего лейтенанта, до которого почти два километра, и тут же хватает в руки рацию:
   - Лёха, обернись! Мать твою! Обернись - сзади медведь! - срывая голос, кричит в рацию штурман.
   Чайка вскакивает на ноги,... но что-либо сделать на таком расстоянии невозможно!
  
   "Уже с час я пасу этого умку. Всё-таки, он - тупая тварь, словно плохо запрограммированный юнит в какой-нибудь компьютерной игре. Никаких обходных манёвров в его башку не заложено. Упрямо прёт по самому короткому пути. Мозгов хватает ровно на то, чтобы вниз с обрыва не сигануть. А, вообще, скучно уже стало. Уже все песни перепел, какие знал. И какие не знал тоже. Повторяюсь уже. Хорошо, хоть товарищи мои отмашку дали возвращаться. Скоро этот театр одного актёра (это я себя имею ввиду) закончится. И начнётся самое интересное. Жаль, отсюда, снизу, не увижу ничего... Так! Сколько раз мне Степан говорил не играться с предохранителем. Ведь вроде бы привык уже не щёлкать им туда-сюда. Вот, что я сейчас его в боевое положение опустил? Зачем?... А, вот, напрягает что-то..."
   Так неторопливо размышлял Левшаков, всё ближе и ближе приближаясь к мысу и увлекая за собой беснующегося в бессильной ярости умку. И тут его рация словно взрывается от крика Логинова:
   - Лёха, обернись! Мать твою! Обернись - сзади медведь!
   И сразу же - ноль мыслей! Ещё не успел Левшаков развернуться лицом к опасности, а карабин, до того мирно дремавший на сгибе левой руки, словно сам вскинулся в боевое положение.
   Разворот завершён. Вот он! Медведь. Обычный. Крадётся. Почти сливается со снегом и льдом. Один чёрный нос да глаза выдают охотника. Медведь понимает, что его заметили. Вскакивает. Те три десятка метров, что отделяют его от двуногого, он преодолеет за несколько секунд. И делает первый прыжок, стремительно сокращая расстояние...
   Выстрел. Мимо. Второй. Мимо. Третий. Есть! Но медведь только ранен. Захромал. С левой стороны груди за ним потянулся кровавый след. Рассвирепевший от боли и полученного отпора зверь разевает пасть - яростный рёв разрывает пространство. Какие клыки! Ещё выстрел. Медведь падает. Всё!
   Спустя секунду Алексей понимает, что зверь повержен - агония. Осторожно обойдя зверя сбоку, младший лейтенант уже спокойно и аккуратно прицеливается и добивает пятым выстрелом своего первого медведя. Зверь перестаёт биться в конвульсиях. Алая кровь хлещет из раны на шее. Видимо, последним выстрелом стрелок перебил сонную артерию. Вот, теперь, действительно, всё!
   И Левшакова накрывает адреналиновый отходняк - мгновенно становится мокрой от холодного пота спина, начинают подгибаться ставшими ватными ноги и только что спасший человека карабин чуть не вываливается из рук... Медведю не хватило пяти метров. Всего пяти...
   Снова раздаётся голос из рации. На этот раз это Чайка:
   - Лейтенант, вплотную к зверю не подходи. Добери сначала.
   - Что добрать? - не понимает Алексей.
   - Добей, добей его! Никогда не оставляй врага за своей спиной без контроля, - поясняет главстаршина.
   - Уже... Уже добил, - отвечает Алексей.
   Рация вновь оживает. Радостный голос Логинова кроет матом мокрого от пота стрелка:
   - Ну, экстрасенс ты наш ..., недоделанный! Ну, и, ..., напугал ты нас! ...! Хорошо, хоть, ..., главстаршина тебя стрелять научил чуток! ...
   И ещё что-то матерное, но и радостно-восторженное одновременно.
   Дальше эфир перехватывает главстаршина:
   - Лейтенант, ты как!? Всё нормально? Можешь продолжать операцию? Или надо в себя прийти?
   - Аа!? Эээ... в порядке, в порядке. Сейчас, сейчас продолжим, - отвечает Левшаков. И, действительно, поднимает в привычное положение, на сгибе руки, карабин. Но тут ему в голову приходит идея. Рукоять ножа плотно ложится в лёхину ладонь. Левшаков склоняется над медвежьей тушей и несколько минут пыхтит, вырезая коготь. Первый трофей!
   - Всё иду! - Делает шаг, другой в сторону мыса... и над ледяными полями раздаётся: "Мы - красные кавалеристы! И про нас былинники речистые ведут рассказ..." Но поёт, а, точнее, совершенно не мелодично горланит, только один куплет. И ещё раз, и снова... Потому как в этой победной песне74), которую маленький Лёша учил ещё в детском садике, взрослый Алексей помнил только первый куплет.
  
   Двое на скале облегчённо вздохнули.
   - Макс, а, ведь, Левшаков теперь, твой должник! Вовремя ты на него решил посмотреть.
   - Да, ладно! Он бы тоже так сделал. В смысле - предупредил бы. Да, и, вообще, кто угодно из нормальных людей, - Логинов смущается, но слова Чайки ему явно приятны. Чуть помолчав, Макс добавляет, - Но, всё-таки, Лёха - редкостный счастливчик!
   - Это точно! И уже не один раз мы имели возможность в этом убедиться... Ладно, проехали. Продолжаем наше сафари. Счёт один: ноль в нашу пользу. Готовимся к встрече долгожданного гостя. Вон, этот умка уже на расстоянии всего километр от нас. Скоро нас заметит и на нас переключится. Я надеюсь.
   - Может, помашем ему, покричим, позовём? Ускорим процесс? - предлагает штурман.
   - А давай!
   И два человека станцевали джигу на вершине скалы, крича на всю округу разную чушь и околесицу. Умка, да, и Левшаков, в некотором недоумении приостанавливаются. И если человек быстро сообразил, к чему эти песни и пляски, то умка долго вертит башкой - более доступную жертву выбирает. Потом определился - Алексей пока ближе, доступней кажется. Относительно неторопливое продвижение зверя к двум охотникам продолжилось. Зверь изредка посматривает на них, словно оценивал перспективы, но передвигается синхронно младшему лейтенанту.
   Вот он, всё ближе и ближе к позиции охотников. Вот расстояние от умки до останца сравнялось с расстоянием до Левшакова - и зверь резко меняет приоритеты. Теперь двое двуногих на скале становятся ему более интересны. А поскольку препятствий на плато нет, то умка огромными скачками мчится к останцу с засевшими на его вершине людьми. Чайка только успевает сообщить по рации Левшакову, чтобы тот не поднимался на плато, пока умке полный карачун не придёт - а чудище уже у подножия останца!
   - Мда, товарищ главстаршина, как только вы все не обделались тогда, когда первый раз с таким монстром повстречались!? - удивляется Логинов, а про себя думает, что это очень удачно он стоит сейчас на недоступной для этого существа скале.
   Внизу беснуется умка. То пытается с разбегу заскочить на скалу, но куда там - высоко даже для него! То обегает кругом скалу - ищет удобный подъём, но его нет! В расщелину, по которой поднялись люди, пролазит только голова монстра. И то - с трудом. То всем телом кидается на скалу, словно пытаясь её свалить или разбить...
   - А, вот, удалось, штурман! Ты, кстати, обратил внимание, что по дороге, пока к нам бежал, он успел все три наши снасти схарчить, что мы ему подсунули? Зигзагом скакал. И, всё-таки, мы ему вкуснее, аппетитней кажемся. Но и от дополнительного угощения не отказался. Заглотил.
   - Заметил. А ещё замечаю, что не больно-то эти ловушки эскимосские на него действуют. Пока он словно несколько бутербродов с салом или колбасой съел. И даже "спасибо" не сказал. Ой, придётся тебе, Степан Иваныч, ружжо своё применить, - отвечает Логинов, не отрываясь от видеокамеры.
   Действительно, вот уже минуты три умка скачет, как заведённый, вокруг скалы и ничего его, заразу, не бёрёт...
   Внезапно, во время одного прыжка, прямо в полёте, тело умки судорожно сводит дугой. От таких неожиданный внутренних ощущений умке не удаётся приземлиться на лапы - и морда зверя врезается в гранит скалы. Летят кровавые брызги. Рёв зверя захлёбывается кровью. Попытка приподняться кончается ещё одной судорогой. Зверь катается по земле, обильно орошая её кровью, хлещущей из пасти. И ещё одна судорога пронзает зверя. И, вот, только теперь туша умки лежит неподвижно.
   - А, похоже, что все три снасти сработали, - констатирует главстаршина, - Но спускаться пока не будем. Подождём чуток. А то, может, лучше добить его? Как ты думаешь, штурман? - вслух размышляет главстаршина.
   - Похоже,... что зверюге каюк! Но ты, Степан Иваныч, стрельни его лучше. На всякий случай. А то мне сейчас спускаться, пробы брать его тканей, крови... Как-то пока неуютно. Дополнительных гарантий хочется.
   - Ну, что ж! Можно и стрельнуть, - и над плато грохочет выстрел. Пуля проделывает в голове умки "третий глаз", - Гляди-ка, а череп ему, таки, пробило, не срекошетило. Вот, что девятка75) животворящая делает. Макс, так лучше?
   - Ага... Красота. Ну, я пошёл. Но, всё-таки, не спускай, пожалуйста, с этой туши глаз. Хорошо!
   - Хорошо, хорошо. Давай, помогу, - и Чайка опускает Логинова на тросе вниз, в расщелину.
   Пока штурман выбирается из расщелины, главстаршина по рации даёт "добро" заскучавшему было внизу Левшакову на подъём.
   В это же время Логинов осторожно подбирается к мёртвому зверю. Здоровенная лужа крови разлилась на пути у штурмана. Приходится обходить. Так, дошёл. Из рюкзака извлекаются резиновые перчатки, несколько склянок и контейнеров, набор медицинских инструментов. Макс критически смотрит то на хирургический скальпель в руке, то на тушу лежащую у ног. И меняет инструмент на большой ампутационный скальпель с длиной лезвия около двадцати сантиметров: "А, может, лучше, всё-таки, обычным ножом, армейским? Ну, не знаю... Фу, воняет какой-то химией! Зачерпну-ка я сразу этой синеватой крови, чтобы больше не пачкаться."
   А Левшаков не торопясь лезет по "лестнице" на плато: "Так балкон достопамятный. Ну, и как мне на него залезть? Прошлый раз меня на него Чайка катапультировал. А сейчас как? Придётся слегка в обход. Там, правда, узенький карниз, а под ним - обрыв. Но там я хоть до верха дотягиваюсь." Алексей забрасывает свой рюкзак и карабин на площадку "балкона" и налегке по узенькому карнизу заходит сбоку. Потом уцепившись пальцами за край (для чего пришлось перчатки снять) подтягивается, закидывая своё тело на площадку: "Ну, вот, а ты боялась. Отдышимся. И дальше."
   Чайка же разрывался между четырьмя делами сразу. За тушей умки следил - вдруг, всё-таки, тварь недобита. Это раз. Потом, за манипуляциями Логинова наблюдал, не забывая кой чего ему время от времени напоминать и советовать: "Макс, кроме шерсти коготь ему отрежь, как это Алексей сделал у своего... Слушай, а, может быть, ты там через дырку в черепе пробу мозга отберёшь? Ну, на фиг, говоришь. Ладно, настаивать не буду." В-третьих, за карабкающимся вверх Левшаковым смотрел: "Ах, ты, ёлки-зелёные, забыл конец для подъёма на балкон этому полурослику подвесить! Но ничего, вроде Лёша вполне успешно преодолел препятствие." И, наконец, Чайка привычно контролировал местность. Помнил о том, какой неприятный сюрприз в прошлый раз откуда не возьмись появившийся второй умка преподнёс: "Пока плато, вроде, бы чистое. Никого, кроме нас."
   Через минут двадцать поднявшийся на плато Левшаков помогал копошащемуся с пробами Логинову - пытаются голову от умкиной туши отпилить. Классный трофей, ведь! Прошло минут десять, а результата нет, как нет... И тут подаёт голос главстаршина. Спокойно, без крика так:
   - Товарищи лейтенанты, быстро на скалу! Объявился второй умка. Нас видит. Прёт сюда. Через пару минут будет здесь. Быстрей.
   Повторно говорить не пришлось - оба лейтенанта: и младший, и обычный стремительно срываются с места и словно телепортируются на скалу - Чайке даже не понадобилось их из расщелины вверх затягивать. Оба - по тросу на останец, как обезьяны на пальму по лианам... Все нормативы побили. Хорошо, хоть, логиновский рюкзак и пробы внизу не забыли.
   А умка-то - вот он! На подходе. Тут главстаршина вспоминает, что забыли новые ловушки раскидать. Достаёт три штуки и бросает их одну за другой под ноги набегающему монстру. Умка слегка притормаживает, словно принюхиваясь к прилетевшему подарку, и заглатывает первую ловушку. Вторую и третью он хватает уже на лету! Ловок, гад! Тушу собрата полностью игнорирует - не интересна она ему почему-то... А дальше история повторяется. Чайка и Логинов уже попривыкли и смотрят на бушующую внизу стихию достаточно спокойно: Логинов занят - снимает "дубль номер два", а Чайка флегматично отслеживает время срабатывания эскимосских снастей. А Левшакову это зрелище внове, да, и чем заняться не успел придумать - вот парня и начинает немного колотить от этой звериной ярости.
   Затем наступает закономерный итог - одна за другой снасти срабатывают. И ещё одна туша застывает неподвижно у подножия скалы:
   - Пять минут сорок две секунды, - почти равнодушно констатирует главстаршина, - Первый раз было примерно столько же. Плюс, минус минута. Работает, в общем, эскимосский способ.
   - Ну, что, от этого тоже пробы брать? - интересуется Логинов. Главстаршина отвечает:
   - Такого приказа не было. Да, и не к чему, по-моему. Если ты, штурман, заметил, то они словно близнецы-братья с первым умкой... или, как те брёвна, из которых наши склады сделаны. Клоны, овечки Долли...
   - А откуда этот второй появился? - задаёт вопрос Левшаков.
   - Хороший вопрос, - и главстаршина даёт развёрнутый ответ, - Я тогда на восточную часть плато смотрел, на отроги хребта Дальнего. Потом голову поворачиваю, к Золотому Логу - а на его краю стоит этот, второй. Башкой вертит. Потом нас увидел и рванул, как бегун на стометровке. А ведь, я всего с полминуты назад туда смотрел. И никого там не было. Или ничего. Словно из воздуха материализовался. Очень похоже на эффект "тумана войны", про который мы уже как-то говорили. Помните? Стоило на несколько секунд глаза отвести, как там вражина образовался.
   - Согласен, Степан Иванович, согласен. А, вот, интересно, с какой периодичностью умки генерятся, респавнятся? Помнится мне, в первый наш поход к этой земле второй умка появился где-то в интервале от получаса до часа после того, как с первым разобрались... А давайте проведём эксперимент! - в голосе Левшакова слышны явные нотки естествоиспытательского азарта.
   - МладшОй, тебя, что пионерский энтузиазм обуял! Ну, какие эксперименты!? Тут же тебе не школьный "Живой уголок"! Посмотри ты на туши этих монстров! - не менее эмоционально возражает Макс, - И как ты собираешься уговорить этих пушистых милых зверьков поучаствовать в твоих экспериментах? Сахарок им предложишь, а?
   - Максим, ты, как всегда - не дослушаешь и критику наводить начинаешь! Всё очень просто, сядем на скале и с полчаса, с час смотреть на плато не будем совсем. Время засечём, когда новый умка появится. А в сторону плато твою камеру на запись поставим. И подсматривать в неё не будем. Для чистоты эксперимента. Степан Иваныч, Макс, давайте попробуем! Ведь время-то у нас пока есть ещё?
   - Есть ещё. Уговорил, лейтенант. Максим, ставь видеокамеру на штатив. А направь на Золотой Лог. Уверен, что там он и появится. Итак, начали. Время я уже засёк. Заодно и перекусим. Давно уже обедать пора, - даёт "добро" главстаршина и первым усаживается, извлекая перекус из рюкзака.
   - Ну, ладно, МладшОй, уговорил, - приходится согласиться и Логинову, - Но с тебя тогда развлечение на это время. Давай, рассказывай о своих шашнях со Свисом. Колись! И не заливай нам о том, что, мол, он очень умный, а у тебя - прирождённый талант укротителя косаток. Всё равно не поверю.
   Левшаков переглянулся с Чайкой, уселся рядом...
   За рассказом и перекусом время как-то быстро прошло:
   - О, явился! Умка номер три. Хорошо, пообедать успели, - спокойно замечает Логинов, услышав приглушённый топот за спиной.
   - Тридцать семь минут с секундами, - под рёв за спиной заявляет Чайка, - Ну, что ж, пора метать закусон зверушке! Заработал.
   - А остались только малые ловушки! Все баранки большого диаметра вы уже первым двум скормили, - несколько растерянно сообщает Левшаков, перебирая эксимосские ловушки.
   - Вот, и хорошо. Проверим, как другой типо-размер сработает. Тот работает. Просто подождать надо. Кстати, ты хорошее им название придумал - "баранки", а то я всё никак придумать не мог наименование покороче, - и Чайка, выбрав три "баранки", начинает подбрасывать их в воздух, с явным удовольствием наблюдая, как умка, отвлекается от бессмысленных атак скалы - ловит "угощение" на лету.
   - Да, цирк! Братья Запашные с их тиграми скромно курят в сторонке, - комментирует Макс.
   - Теперь ждём, - и, повернув зубчатое кольцо на часах, Чайка засекает время.
   Ловушки сработали даже раньше. Тело умки несколько раз свело судорогами. Но он так и не потерял аппетита и желания атаковать скалу с людьми на вершине. Хоть и делал это как-то вяло и не уверенно.
   - Смотри-ка, не действует толком. Ну, что ж, добавка требуется, - и Чайка подбрасывает ещё три кольца в воздух. Умка, однако, не ловит их в воздухе, а подбирает с земли.
   Спустя несколько минут и эти "баранки" сработали. Умка приостановился, внутри у него явно происходило что-то очень неприятное. Потом из пасти пошла кровь. Умка приостановил свои броски на скалу... и стал медленно отходить в сторону. Всё дальше и дальше. И возвращаться, похоже, не собирается!
   - Куда пошёл!? Ну, нет! Надо добрать. А, ну, лейтенанты, давайте-ка в три ствола. Бить по конечностям. Огонь! - скомандовал Чайка и первым делает выстрел. Следом грохочут и карабины лейтенантов. Спустя минуту, с умкой было покончено.
   После просмотра видеозаписи стало понятно, что третий умка материлизовался непосредственно в Золотом Логу, за его гребнем, и вылез, как и предыдущий, на его край осмотреться. Перед самым его появлением резкость изображения на записи пропала. Потом качество снова восстановилось. Всё - то же самое, но в глубине лога уже видна лохматая спина умки! Вот, его не было - и, вот, он есть!
   - Не хотят Немые детали телепортации нам показывать, - расстроено замечает Левшаков.
   - Зато мы теперь знаем место, где он респавнится. И приблизительную периодичность - минут тридцать, сорок, плюс-минус... Так, дальнейшие эксперименты прекращаем. И не кажется ли вам, товарищи офицеры, что надо нам проверить, что там, в логу, эти умки стерегут. Предыдущие, что в районе тоннеля возрождались, плиту ту чёрную таинственную охраняли. А эти что?
   - Конечно, надо! Сам только что об этом подумал, - соглашается Левшаков.
   Логинов не успевает подать голос, как Чайка объявляет своё решение:
   - В лог идём мы вдвоём с тобой, Алексей. И быстрее. Пока ещё один умка не объявился. А ты, товарищ штурман, ведёшь непрерывное, подчеркну, непрерывное наблюдение за Золотым Логом, а то нам, снизу совсем не видно будет, что в его глубине творится. И нам по радио сообщаешь... если что. Не дай бог, конечно. Ну, побежали, лейтенант?
   И пара разведчиков бодрой рысцой направилась к Золотому Логу, что располагался на расстоянии чуть больше километра к северо-западу от останца. А Логинов, хоть и расстроился ("Черти! Не взяли меня с собой!"), но к поручению отнесся ответственно и за те пять минут, что напарники бежали до долины ручья пару раз сообщал им обстановку. Которая была вполне нормальной, безопасной.
   Ещё минут пять ушло на то, чтобы разведчики убедились, что в логу никого и ничего нет. Ничего, кроме камней, песка и золота. И никаких артефактов. Чайка в некотором недоумении задрал голову в небо:
   - И, что вы думаете, что это золотишко что-то особенное для нас значит? Плохого же вы о нас мнения. Прав, всё-таки, Валерий Павлович, - это он уже к Левшакову обратился, - не лестное мнение о нас у Немых. Аж, противно.
   - Степан Иваныч, пора обратно. Время поджимает - скоро респавн-автомат может сработать.
   - Ну, так побежали обратно. Бегом, лейтенант, бегом, - Чайка дождался, пока Левшаков выберется на край лога, и только потом побежал следом.
   Пока рысили, связались с Логиновым и велели ему собираться, так как предстоит срочный спуск.
   Спуск Максу пострашнее показался, чем подъём. Тут без взглядов вниз не обойтись было. Сердце столько раз замирало, и так сильно голова кружилась, что только держись! Поэтому Логинов не стал отказываться, когда ему главстаршина, заметив неуверенность штурмана, стал явно помогать, подстраховывать. Страх перед умкой оказался сильнее страха показать свой страх... Но спустились целыми и невредимыми.
   Когда удалились на полкилометра от мыса и шли по льду к оставленной среди торосов волокуше, Логинов обернулся - между зубцами останцев в безнадёжных попытках найти путь к беглецам металась светло-бурая туша умки. Трое двуногих постояли с полминуты, посмотрели на душевные муки зверя, и один из них, самый низкорослый, вскинул руку и негромко произнёс:
   - Всего тебе, мохнатая морда! Живи пока. А жаль, всё-таки, мы голову не успели от первого умки отпилить - такой трофей был бы!
   - Да, такой трофейчик был бы славным украшением кают-компании, - с сожалением добавляет Логинов.
   - Не печальтесь, товарищи лейтенанты, сдаётся мне, эта планета ещё столько сюрпризов для нас припасла! Так что переживём без головы этой страхолюдины в кают-компании. Тем более, что запашок от этой твари ещё тот. Сомневаюсь, что удалось бы от него избавиться обычными способами. Не земная, да, и не местная органика. Синтетика.
   - Но нормальное мясо эта тварь лопает только влёт! - возражает Чайке Логинов.
   - Согласен. Парадокс. Пока не объяснимый. С Бергом посоветуемся, он помимо географии ещё много чего знает. С Катериной тоже можно, она должна, как медик, в основах биохимии разбираться. Так что откладываем дискуссию до вечерних посиделок в кают-компании. А теперь, ускоримся, если хотим к ужину на базу поспеть.
   И друзья чуть быстрее продолжили свой путь к оставленному на льду имуществу, а потом - на юг, к дому.
   В дороге никаких приключений не случилось. Словно вымерло всё. Логинов прокомментировал:
   - Лёха, тебя на Земле, на той старой Земле, "Гринпис" сырым и без хлеба бы съел - ты, похоже, здесь последнего белого мишку грохнул. Местной фауне нанесён непоправимый урон.
   - А ты по ним соскучился что ли? Да, кстати. Я теперь - твой пожизненный должник.
   - Да, ладно! Сочтёмся, свои же люди...
  
   По дороге связались со станцией. Доложились, идём, мол, обратно. Задание выполнено. Потерь нет.
   После позднего ужина разведчики вкратце рассказали о результатах выхода. Более детальный "разбор полётов" отложили на завтра. Тем более, что Державина пообещала освежить свои знания по биохимии и доступными способами и средствами поисследовать принесённые биологические материалы от умки. Может быть, что-нибудь интересное уже к завтрашнему вечеру удастся узнать об этих синтетических зверушках. При этом прозвучал следующий короткий, но полный импрессии диалог.
   - Биоматериала для наших скромных аналитических возможностей более, чем достаточно. И завтра вечером, наверное, смогу вам, друзья, что-нибудь рассказать об умкиной биохимии. Если, конечно, Александр Владимирович поможет мне... вспомнить и... в лабораторных исследованиях поучаствует.
   И прямой вызывающий взгляд Бергу в глаза. Лицо командира остаётся непроницаемым, но согласие даёт. С секундной паузой:
   - Хорошо. Помогу.
   Левшакову эта пара фраз почему-то, как нож пО сердцу. Невольно мысли в голове - куда бы сбежать, если присутствовать невмоготу!? У Логинова тоже морда кислая, словно лимон без ничего сжевал. Только Чайка с Иванцовым спокойны и словно не замечают ничего. Первый из блюдечка чаёк дует, взгляд в бесконечность устремив, а второй "Стратегию" читает. Вернее, перечитывает уже. Оч-чень внимательно. Даже карандашом на полях что-то помечает.
   Пока Левшаков соображал, что делать и куда бежать, Катерина засобиралась к себе в балок. А выйдя из-за стола, остановилась за спиной Алексея и неожиданно положила ему руки на плечи. "Совсем как сестрёнка Оля, когда хотела со мной серьёзно поговорить," - мелькнуло в мозгу у Алексея. И совсем не удивился, когда прозвучало:
   - Лёша, мне надо с Вами серьёзно поговорить. О Ваших некоторых странностях. Я имею в виду ваше с косаткой полное взаимопонимание. Не пугайтесь - я не запишу Вас в сумасшедшие. Но мне хочется самой разобраться в феномене. Выберете завтра или, лучше, послезавтра время для беседы, пожалуйста. Всем спокойной ночи! А я пошла биохимию повторять, - и Державина покинула кают-компанию, не забыв напоследок стрельнуть глазами по лицу задумчиво сидящего Берга.
   - Ну, всё! Медицина взялась за тебя! Привыкай к роли подопытного кролика, - обрисовал жизненные перспективы Левшакова Логинов.
   - Алексей Михайлович, ты не печалься заранее, - вступает в беседу Иванцов, - Мы все уже в курсе твоего способа общения со Свисом. Нам сегодня Александр Владимирович рассказал. Да, мы и сами не слепые, в общем-то.
   Минут через десять-пятнадцать ушли лётчики. Молчавший и размышлявший о чём-то Берг покинул кают-компанию только спустя полчаса, когда чай в его кружке окончательно остыл.
   Алексею мучительно хотелось выйти на улицу и взглянуть на соседний балок - посмотреть, где окошки светятся, а где нет... Хотелось, но не моглось. Стыдно было от одной мысли об этом. Как не верти, а подглядывать - моветон! Не правильно это! Не по-мужски... Вот и лежал он на своём диванчике, уснуть никак не мог, вертелся, вздыхал, в приливах жгучей ревности захлёбывался...
   Сон пришёл только глубоко за полночь. Всего сна Алексей не запомнил. Утром в памяти остался только один обрывок:
   "...
   - Расскажи мне, как прошло твоё путешествие, Пробуждающий? - задаёт вопрос плывущий рядом Свис. Причём слово "прошло" было показано скорее, как "проплыло", - Я в какой-то миг чувствовал, что тебе грозила опасность. Что это было?
   Плывущий рядом Алексей, вздохнув "Ну, вот! И здесь!", рассказывает косатке о сегодняшнем походе. Вернее, показывает его. В том числе и самый горячий момент - дуэль с белым медведем. И сообщает, что спасением обязан исключительно своему товарищу. Свис не возражает, но делает замечание:
   - Но ты же заранее привёл своё оружие в боевую готовность. Почувствовал опасность, а это нормально для всех пробуждающих.
   - Да, ничего я не почувствовал! - горячится Алексей, но замечание косатки западает ему в голову. Где-то в памяти появляется зарубка, закладка. Теперь подобные фактики будут копиться, копиться... пока знание не перейдёт в новое качество. Пока, правда, не понятно, в какое.
   Потом что-то ещё говорится. Оба и человек, и косатка смеются. А в конце Свис предлагает:
   - Пробуждающий, а почему ты со мной не пытаешься научиться работать в паре? Как на суше - с Большим Другом? Ведь это же полезно тебе будет, как боевому пловцу.
   Алексей уже знает, что Большим Другом Свис называет Чайку. Алексей пытается показать косатке, что означает фамилия Степана, Свис смеётся и возражает:
   - Нет, твой Большой Друг не похож на эту маленькую птичку. Скорее - на кашалота. Такой же огромный, уверенный в себе и такой же опасный. Всегда удивлялся этой странности людей - давать друг другу совершенно неправильные имена. То ли дело у нас, у морского народа... Но ты, всё-таки, приходи завтра к заливу. Хоть поплаваем вместе. Мне ж тут, в океане, скучно одному-единственному разумному, - настаивает Свис, - Паре, тройке трюков тебя научу.
   - Так я же не "слышу" тебя, когда не сплю. Как же ты меня научишь? - задаёт резонный вопрос Алексей.
   - Не волнуйся, научу. Одно из дел, которым я занимался на своей родине, это было лечение людей и их детёнышей от всяких нервных и психических расстройств. Так большинство из этих людей совсем не были пробуждающими. Тоже ничего не слышали. И ничего - вполне обучаемы были.
   На вопрос, в чём заключалось это лечение, Алексею продемонстрировали "видео", просмотрев которое Алексей сказал:
   - У нас, на Земле, почти такое же было. Только это - редкая экзотика. И вместо косаток работали дельфины.76)
   - Фуу! Не люблю этих мелких! За что к ним люди благоволят? Что ваши, что наши...
   - Не понял, почему ты так о дельфинах!? - удивляется Алексей, - Кроме того, вы, косатки, или морской народ, как ты говоришь, и дельфины с научной точки зрения относитесь к одному биологическому роду... нет, к семейству. У нас это семейство так и называлось - дельфиновые.
   - А они, дельфины - враги. Да, и пища тоже. Правда, наши люди пытались нас помирить. Но у них это плохо получалось. Так что - война у нас с мелкими.
   - А почему и как вы воевали с дельфинами? Расскажи, пожалуйста, - заинтересовался Алексей.
   - Не хочу сейчас. Давай, как-нибудь, потом, а?
   - Хорошо. Потом, так потом. Но ловлю тебя на слове, - соглашается Алексей.
   - Так ты днём придёшь? - вспоминает Свис.
   - Приду. Только у нашего главного отпрошусь, - обещает Алексей.
   - Он отпустит, - заверяет Свис. ..."
   Берг действительно отпустил. Да ещё и сам захотел поприсутствовать при тренировке человека косаткой. Алексей, правда, отговорился. Предложил, лучше потом итоговый результат тренировок показать. Убедил Берга. Но присутствовавший при разговоре Чайка заявил, что "лично он, всё равно, придёт понаблюдать, поучиться - боевой пловец он или кто"? И подстрахует заодно. Берг с интересом взглянул на главстаршину, но ничего не сказал. Одобрил, значит, такую самостоятельность подчинённого, неявное "добро" дал. А Левшаков подумал: "Ревнует Степан Иваныч."
   Почти два часа бился Свис со своим "глухим" напарником. В итоге Алексей уверенно освоил три простейших трюка. Во-первых, езда верхом, сидя за спинным плавником. Потом была езда в стоячем положении на передней части спины косатки. И, наконец, самое эффектное - подъём на почти десятиметровую высоту, стоя на носу выныривающего круто вверх Свиса. Ну, то есть почти полный набор трюков земного дельфинария. Если учесть, конечно, что температура воды совсем не курортная. А из зрителей - один главстаршина. Ну, ещё Макс на НП в бинокль вклеился, почти забыв о своих прямых обязанностях. А Алексей вылез из воды совершенно мокрым. Мокрым внутри гидрокостюма. Мокрым от собственного пота. Уходил его морской зверь.
   - Ну, что? Откроем продажу билетов на шоу "Свис и его питомец"? - иронизирует Чайка, - В целом, пока я не заметил, что может конкретно пригодиться боевому пловцу. Хотя взаимопонимание с партнёром - это, конечно, хорошо и полезно. С этой точки зрения мне понравилось, как Свис тебя гонял. Даже я кое-что понимал, чего он от тебя добивался. Пожалуй, тебя также гонять буду. Давно пора переходить к серьёзным тренировкам. Ты ж мне напарник, не так ли? Так, что будем работать. Готовься.
  
   Вечером, после ужина Державина рассказала о результатах анализа биологических материалов, взятых с умки:
   - Начну сразу с самого главного, что удалось выяснить с помощью наших весьма скромных аналитических возможностей. Кровь умки не содержит в себе гемоглобина! Совсем не содержит. Напомню, товарищи мужчины, что гемоглобин - это белок крови, ответственный перенос кислорода в ткани и органы.
   - А за счёт чего тогда этот организм функционирует? Он же, всё-таки, живой, биологический объект. Не робот какой, - задаёт вопрос Иванцов.
   - Вместо гемоглобина в крови у умки наличествует другой дыхательный белок. Поясню. Гемоглобин содержит в себе много железа, на окислительно-восстановительных реакциях с которым и основано действие гемоглобина. Дыхательный белок умки основан не на железе, а на меди. Этим, кстати, объясняется непривычный запах его крови, сильно отличающийся от обычного железистого запаха крови. И синюшный цвет.
   - И что, такое возможно? - вновь удивляется Валерий Павлович, - Точно, эти умки - инопланетянского производства.
   - Ну, почему же обязательно инопланетянского? На нашей старой Земле, - и Катерина грустно вздыхает, - тоже есть организмы, дыхательный пигмент которых основан на меди. Этот земной белок называется гемоцианин. А организмы эти - некоторые моллюски, членистоногие и кое-какие черви. Тоже вполне земные. А умки местные, и так понятно, что не земного происхождения.
   - Катерина Алексеевна, а какие выводы можно сделать на основании этого факта? - задаёт вопрос Берг.
   Почти не глядя на Александра Владимировича, Державина отвечает вопросом на вопрос:
   - А о каком аспекте физиологии умки Вы хотели бы знать, Александр Владимирович?
   - Меня скорость обмена веществ интересует, - уточняет Берг и с интересом смотрит на Державину, смотрящую куда-то в пространство.
   - Однозначно утверждать не могу. Но известно, что гемоцианин, в целом, лучше переносит кислород, чем гемоглобин. То есть потенциально он может обеспечить более высокую скорость обмена веществ по сравнению с организмами, в крови которых содержится гемоглобин. Или вариативно - нормальный уровень активности организма при пониженном содержании кислорода в атмосфере. Кстати, почти все земные организмы с гемоцианином в крови живут именно в среде с низким содержанием кислорода - в воде. Отмечу... так, к слову отмечу, что некоторые из них имеют достаточно высокоразвитую нервную систему. И даже проявляют зачатки разумного поведения. Осьминоги, например.
   Произнося этот длинный монолог, начмед умудрилась ни разу не взглянуть на задавшего вопрос.
   - А не является ли этот интересный факт о крови свидетельством того, что создатели умок - с планеты, атмосфера которой бедна кислородом? - вновь подаёт голос Иванцов.
   - Не думаю. Совсем не обязательно, - отвечает за Державину Берг, игнорируя её очевидное недовольство, - Умка - это искусственный объект, биоробот. А ведь и мы, люди Земли, создаём своих роботов для самых разных сред, в том числе и для вакуума, начисто лишённого кислорода. Вот и наши кураторы, Немые совсем не обязательно обитают в таких же условиях, для каких создали умку. И совсем не обязательно у них такая же кровь, как у их созданий.
   - Они может быть, и вовсе никакой крови не имеют, - это Логинов решил-таки вступить в обсуждение, - Может быть, они давно уже не имеют такого материального носителя, как ненадёжное биологическое тело с кровью, кишками и прочими потрохами.
   - Вполне возможно, - соглашается Берг, - А теперь, Катерина Алексеевна, расскажите, пожалуйста, об анализах прочих биологических материалов.
   - Здесь мне ничего интересного вам, коллеги, рассказать нечего. Я не обнаружила ни в костях, ни в когте, ни в шерсти зверя ничего, коренным образом отличающегося от обычных костей, шерсти. Но анализы мои были весьма грубые... Ну, вы, надеюсь, понимаете, что у меня даже микроскопа нет!
   - Катерина Алексевна, не надо оправдываться. Мы всё понимаем, - за всех успокоил её главстаршина.
   Державиной, впрочем, не очень-то и нужна была эта поддержка. И Катерина, словно не заметив её, продолжила:
   - Впрочем, есть ещё кое-что интересное. Наши разведчики уже сообщали, что туши убитых умок подозрительно быстро разлагались даже при нашей низкой температуре. Вот, и на этот раз вы вместо образцов мышечной ткани и сухожилий принесли мне в контейнерах какой-то уже вполне разложившийся материал... фактически жидкость. Впрочем, вы это и сами видели, когда мне их передавали. Так, вот, в этой жиже я обнаружила некий фермент, который и является причиной столь быстрого разрушения тканей. Да, и жижа эта полна токсинами. Так что не советую превращать умок в промысловую дичь. Верный и надёжный способ кончить жизнь самоубийством. Химическую формулу этого фермента я не имею возможностей определить. Большим достижением является то, что вообще смогла обнаружить его присутствие. У меня складывается впечатление, что создатели умок запрограммировали их на как можно более быструю утилизацию после смерти. Об экологии, что ли заботились? У меня - всё.
   И по-прежнему - ни взгляда на Берга, ни слова лично ему. Да, и сидит она сегодня заметно дальше от командира, чем обычно. Излучает холод и неприязнь. Даже до Левшакова доплывают волны этого "дыхания ледника".
   Обсуждение как-то само собой прекратилось, и всё засобирались было по своим балкам, но тут слово берёт главстаршина:
   - Товарищи офицеры, поделюсь с вами одним своим соображением о стратегии Немых по отношению к нам.
   Не часто Чайка берёт слово. Обычно только на вопросы отвечает. Поэтому все тут же расселись обратно, по своим местам. А главстаршина продолжает:
   - Когда-то давным-давно, а точнее - вечером нашего второго дня на этой планете, Валерий Павлович предположил, что Немые каким-то образом учитывают наши привычки, наш образ жизни. Правда, очень не приятным, обидным даже для нас способом. Напомню, речь тогда шла о предложенных нам Немыми в качестве жилья трёх старых, требующих серьёзного ремонта балков. Валерий Павлович предположил тогда, что Немые за пример брали некие средние жилищно-бытовые условия в России. И если это так, то это действительно обидно. Однако, продолжу. Во время нашего вчерашнего выхода появилось ещё одно наблюдение или соображение, как хотите это называйте. Ранее мы все сошлись во мнении, что умки - типа неких охранников у важных артефактов. Так было в первый раз. А вчера умки охраняли золото! Обычное золото!
   Левшаков впервые слышит в голосе своего старшего товарища сильные эмоции. Удивительное явление! А Чайка продолжает:
   - Мне кажется, что Немые как-то отследили и отметили в своих мозгах или компьютерах, что во время нашего первого выхода к Земле Левшакова, мы обратили внимание на наличествующее там золото. Вон, даже несколько самородков с тех пор в сейфе у Александра Владимировича лежат. Отметили Немые этот фактик. И переместили умок в Золотой Лог. Пусть, мол, охраняет от этих людишек то, что для них ценность представляет. А в Тоннеле Немых больше ничего не появилось. Из того, что было бы действительно важно. Никакого нового артефакта. Ну, может быть, инструкция по пользованию той каменной панелью, что мы тогда нашли. Или хотя бы объяснение какое. Ну, или хоть что-нибудь другое. Но не банальное золото. Которое нам, как пятое колесо...
   Чайка наконец-то приостановил свой необычайно длинный монолог. Явно с мыслями собирается. Берг слегка подталкивает его:
   - Мне кажется, ты, Степан Иванович, какое-то резюме хочешь сделать. Слушаем.
   - Да, вот, формулирую. В общем, мы все должны следить за своими поступками и желаниями и, может быть, даже мыслями. Почему? А потому, что они здесь могут сбываться. И что опаснее всего - сбываться каким-то извращённым способом. Может быть, это просто какая-то нечеловеческая логика Немых? Не знаю. А, может быть, и это было бы самым страшным для нас, Немые исполняют на самом деле самые сокровенные наши желания. Какие мы обычно гоним от себя, прячем в глубину своих душ. Но, вот, эти неведомые Немые, всё равно, выводят их на белый свет и всеобщее обозрение. Хотели - нате, получите! Не нравится? Уж, извините, не мы, Немые, плохие... и зеркало не кривое!
   - Мда... до глубоких философских обобщений ты, Степан Иванович, дошёл. Может быть, может быть, - задумчиво комментирует Иванцов, - Но ты ж понимаешь, что во втором случае мы фактически бессильны что-либо изменить в отношении Немых к нам?
   - Но мы, всё-таки, попробуем, - подводит итог вечернему обсуждению Берг.
  
   Спустя полчаса после завершения кают-компанейских посиделок Алексею понадобилось выйти. По естественной надобности. Ещё не успел младший лейтенант дойти до пункта назначения, как что-то напрягло его очень. Ещё пара шагов - и приходит понимание. Штиль! Стих привычный северо-восточный ветер. К тому же заметно потеплело. Проходит ещё несколько минут и Левшаков стоит на ступеньках своей метеобудки - всего минус четырнадцать. Но не это главное! Стрелка барометра почти лежит на левом упоре - грядёт буря! И, похоже, что скоро. Целый день давление было высоким и почти постоянным. А тут, за несколько часов, катастрофически упало. Жаль темно уже и не видно, что там, на горизонте, с облачностью. Не взявший с собой рации Алексей бежит прямиком в каюту командира. Через минуту на СП-40 бис объявляется общий аврал.
   За час суматошных работ успели, вроде бы всё. И дополнительно укрепили самолёт, и метеобудку, и леера поправили, и даже бочки с топливом обвязали и закрепили на льду. Убрали в балки и на склады всё, что можно было убрать и спрятать. Позакрывали все ворота и двери. Окна заколотили заранее подготовленными щитами. Три жилых балка и будку ДЭС дополнительно закрепили - забили в лёд по их периметрам металлические прутья.
   К концу работ всем стало понятно, что грядёт нечто. Кажется, даже океанская зыбь сбавила свой напор. Тишина повисла над айсбергом. И духота, трудно дышать. Если бы не минусовая температура, то можно было бы сказать: "Душно, как в тропиках в дождливый сезон". Люди ещё были на открытом в воздухе, когда с юго-запада, со стороны открытого океана, послышался всё более и более усиливающийся шелестящий шум.
   - Приближается шквал, - догадался Чайка.
   - Все в укрытие, - командует Берг, - И напоминаю о необходимых мерах безопасности при выходах из балков: страховка карабинами за леера. Желательно также в одиночку из помещений не выходить.
   И все вновь собираются в кают-компании. Через минуту на айсберг со станцией на нём обрушивается стихия...
   Первый удар шторма был страшен. Балок ощутимо приподняло. Раздаётся скрип стен, дверей, оконных рам... Из под левшаковского диванчика выкатывается какой-то стальной шарик и устремляется в кухонный угол кают-компании.
   - О, артефакт, - среагировал Логинов, - Откуда здесь шарик от подшипника? И зачем?
   - Просмотрели при ремонте. Из какой-то щели выкатился. Видимо, Немые не слишком тщательно подчистили файлы, на основе которых станцию лепили, - предполагает Левшаков.
   Превратить балок в летучий домик девочки Элли урагану, всё-таки, не удаётся. С глухим ударом об лёд балок встаёт на место.
   Мигает, но не гаснет лампочка под потолком. На улице раздаётся звук рвущихся тросов и грохот.
   - Флагшток упал, - делает предположение Чайка, - Хорошо, не нам на крышу. Ветер с удачного направления.
   Иванцов напряжённо молчит, за "Кашалота" переживает. И не проверить, не помочь! Одна только мысль в голове: "Хорошо, догадались самолёт носом на юго-запад развернуть. Почти точно против ветра получилось."
   Далее слышно лишь завывание ветра, периодически прерываемое глухими ударами снежных зарядов...
  
   Уже два часа бушует шторм. Первоначальный натиск был самым свирепым. Но и сейчас - почти тропический ураган. Даром, что со снегом.
   Первоначальные волнение, тревога улеглись. Люди стали понемногу успокаиваться. Катерина устроилась на диванчике, что вдоль торцевой стены. И тихо лежит, рассматривая трещинки в потолке. Логинов похрапывает на соседнем диванчике, в ногах у Державиной. Валерий Палыч уснул прямо за столом, положив голову на руки. Левшаков устроился на полу, в своём спальном мешке. Но Алексею не спится, за друга своего морского переживает. Каково ему там, в бушующем океане? Его-то он предупредить не успел. И только Берг с Чайкой всё ещё сидят за столом, тихо беседуют, о мотивах поведения Немых спорят.
   Где-то далеко на западе раздаётся странный шум - словно приглушённая, но непрерывная пальба, как на линии фронта. Секунду, другую... десять секунд. А треск всё не прекращается, постепенно смещаясь сначала к северу, а потом - на восток. Потом трескотня внезапно прекращается, но по айсбергу словно судорога пробегает. Удар. Ещё один... Оба бодрствующих человека смотрят на простой магнитный компас, приделанный к середине стола Левшаковым на второй день пребывания на станции. Магнитная стрелка медленно поворачивается относительно коробки компаса, относительно стола, относительно балка, станции и всего айсберга...
   - Кажется, мы уже дрейфуем, - делает логичный вывод Чайка.
   - Ну, что ж... Поехали! - цитирует Гагарина Берг.
  
   Комментарии к главе 7:
  
   72 - Логинов несколько неточно употребил слово "ворвань", так как это хоть и жир морских животных, но вытопленный жир. Чего, конечно, не было. Впрочем, лётчику эта некорректность простительна.
   73 - Логинов всё перепутал. Индеец из племени дакота Зоркий Сокол, герой фильма "След Сокола" (производство: ГДР, СССР, 1968), не был сыном другого индейца, Инчу-Чуна. Сыном последнего был Виннету - герой множества романов Карла Мая и фильма "Виннету - сын Инчу-Чуна" (производство: ФРГ, 1964). Автору немного жаль тех, кто не смотрел в детстве, в подростковом возрасте эти фильмы. И не играл потом в индейцев.
   74 - Песня на стихи Анатолия Д'Актиля на музыку Дмитрия и Даниила Покрассов "Марш Будённого" (1920).
   75 - У Чайки в отличие от остальных членов команды карабин "Тигр-9" под патрон калибра 9,3х64.
   76 - Лечение с помощью дельфинов действительно существует и даже термин такой есть - "дельфинотерапия". Применяется как для детей, так и для взрослых. Лечат такие болезни и/или расстройства, как: детский церебральный паралич, аутизм, синдром Дауна, минимальная мозговая дисфункция, синдром дефицита внимания с гиперактивностью, функциональные нарушения центральной нервной системы, некоторые формы умственной отсталости, расстройства речи и слуха, неврозы, посттравматические стрессовые расстройства, депрессию, расстройства памяти, нарушения обучаемости. В России дельфинотерапию пользуют в Крыму, в Анапе и в других городах страны, где есть дельфинарии. Эффективность данного метода лечения автору неизвестна. Но, в любом случае, это очень интересно, волнующе и просто здорово!
  

Глава 8. В пути

   14 апреля.
   Координаты: приблизительно 60 градусов с.ш., условная долгота - восточная и постоянно нарастает.
  
   Рассказывает Левшаков.
   Второй день неутихающий шторм несёт нас на восток. Впрочем, сила ветра снизилась по сравнению с тем, что было в самом начале - вряд ли сейчас сильно больше двадцати пяти метров в секунду. Проверить не могу, так как первыми порывами кроме флагштока, повалило и мою метеобудку. Хвала местным богам, приборы не побились, так как растяжки не дали ей рухнуть со всей дури, сдержали падение на лёд. А сейчас там просто огромный сугроб. Пока эта штормяга не утихнет нечего и думать, чтобы какие-либо измерения проводить. А снег валит и валит! Из балков выбираться приходится с большим трудом - снег у дверей по горло.
   Как вы уже знаете, мы дрейфуем! За те тридцать шесть часов, что бушует непогода нас унесло, по нашим с Бергом прикидкам, километров на двести пятьдесят. Плюс-минус пятьдесят кэмэ. На нашей широте это соответствует приблизительно пяти градусам восточной долготы, плюс-минус градус. Если, конечно, размеры нашей новой планеты такие же как у Земли... А ничего так нас унесло!
   Кроме того, у нас поменялась ориентация. Нет, не та, что вы подумали. Что за времена!? Даже географические термины испохаблены! Слово "ориентация", кстати, в непосредственном переводе с латыни означает "направление на восток". На восток! А не на мальчиков-девочек. Это что б вы знали, если раньше не знали. Вот и нас, наш айсберг, при отрыве развернуло именно, что на "ориент". И теперь там, где раньше был север, там теперь восток. Приблизительно, конечно. К примеру, ВПП наша теперь смотрит не на норд, а почти на ост. Берг предполагает, что вместе с айсбергом оторвало здоровенный кусок припая, пакового льда, того, что был севернее от станции. И это ледяное поле играет роль своего рода паруса. Горизонтального такого паруса. А сам айсберг - вроде, как киль... или руль у яхты. Вот нас ветром и развернуло так, что "парус" впереди, по ветру, а "киль-руль", как ему и положено - сзади. Александр Владимирович, когда объяснял всё это, то оперировал терминами "центр парусности", "центр давления", "момент силы" и тому подобными. Я-то вполне понял. А вам, вот, простыми словами пересказываю. Надеюсь, тоже понятно.
   Мы с Чайкой предложили было Бергу выйти и проверить это его предположение, но тот запретил. Сказал, что потом проверим, когда шторм стихнет. Мол, нечего рисковать без особой нужды. Ну, не надо, так не надо. Хотя и интересно.
   Логинов сидел, сидел, слушал, слушал, а потом и выдал предложение:
   - А давайте переименуем нашу СП-40 бис в парусный авианесущий крейсер-рейдер... "Айсберг". ПАКР "Айсберг", если коротко. Как вам, а?
   - Не пойдёт, - возражает первый пилот, - Потенциальный партнёр может с подводным атомным крейсером-ракетоносцем перепутать. Тоже, ведь, аббревиатура ПАКР выходит. Не хорошо голову дурить... партнёрам.
   И не понятно мне, шутит это Иванцов так или на полном серьёзе? Предположу, что шутит.
   - Ну, какие тут... партнёры!? О ком ты, Валерий Палыч!? О белых медведях? - возмущается Макс.
   - И, кроме того, в составе ВМФ России уже есть корабль с именем "Айсберг". В составе нашего родного Северного Флота, кстати. Малый ракетный корабль, как мне помнится, - "масла в огонь" добавляет Чайка, - А мы совсем не "малые". Не подойдёт твоё предложение, Максим Стефанович. По водоизмещению не подойдёт. Мы сейчас по тоннажу весь военный флот России превосходим. А, может быть, и всего мира.
   Пока Макс соображает, как на это ответить, Берг завершает спор:
   - Нет, не будем мы нашу станцию переименовывать в боевой корабль, так как у нас Андреевского флага нет. Только государственный триколор. А что за корабль без военно-морского флага?
   Ага, берговский аргумент - в стиле почтальона Печкина: "Потому что у вас докУмента нету." В общем, понятно - троица старших товарищей тонко троллит штурмана. И никакого переименования не будет. Это я, всё-таки, сообразил. Макс, похоже, тоже. И даже не обиделся. От удивления, видимо. В кои-то веки, он - объект насмешек, а не их источник.
   Вообще говоря, эти полтора дня мы почти безвылазно провели в кают-компании. Даже просто по нужде выйти - большая проблема. Сначала откапываешь выход из балка, потом прорубаешь фанерной лопатой тоннель с десяток метров длиной - проход до открытого места, где ветер сдувает снег до приемлемой глубины, а то и до льда. Там надо не забыть зацепиться карабином за леер. Чтоб и тебя не сдуло ненароком. А потом, уже у отхожего места - опять сугроб. Ходим не меньше, чем по трое. Целая экспедиция. А ещё надо было проверить дизель-генератор. Тоже, считай, поход.
   Попытки оглядеться при этих вынужденных выходах ни к чему не приводят - метель, пурга! Снег несётся такими плотными зарядами, что ничего, далее метров двадцати, не видно. И даже посреди дня темно так, словно в поздний вечер.
   Как там, в океане, Свис? Волнуюсь я что-то за него. Не состоялся прошедшей ночью наш обычный и уже такой привычный сновидческий контакт. Потому как не шёл ко мне этот самый сон. Нервно было очень. Одно дело знать, что твёрдая, надёжная земля рядом совсем - два, три часа ходьбы и под ногами не лёд, и не сотня, другая метров студёной воды, а надёжный гранит. И совсем иное дело - плыть на льдине, пусть даже очень большой, по открытому океану. Где там эта земля? Есть ли она, вообще, ещё где-то на этой планете? А в это время морские волны понемногу, потихоньку, но без остановки и без устали лижут и лижут наш плавучий остров, слизывая его в океан... Если думать об этом постоянно - нездоровый напряг психики обеспечен. Какой тут сон!? Но привыкну, наверно, со временем. Точнее - привыкнем. Я, конечно, сам рассчитывал, оценивал на сколько нашего айсберга хватит, а Берг расчёты мои проверял. Но... "наука умеет много гитик"77). Расчёты расчётами, а реальность может оказаться куда как суровей. Вот, например, попадём мы в тёплое течение... И привет - накрылись мои расчёты тазиком. А мы сами накроемся кильнувшимся78) айсбергом. Вот такие дела!
   Но, вообще-то, надоело нам изрядно вынужденное безделье. Только Берг не скучает, вечно, что-то в ноутбуке своём какие-то записи ведёт, какие-то расчёты делает. А всё остальные явно маются, на свежий воздух рвутся, на свободу. Какие только себе дела не выдумывают. Даже главстаршина, у которого, вроде бы, есть постоянное гарантированное занятие в виде готовки, тоже заскучал. На меня почему-то поглядывает, и что-то явно замыслил. А после обеда серьёзно так, как строгая классная руководительница, посмотрел на меня и выдал:
   - Пора, Алексей Михайлович, глаза тебе выправлять. Будем правый глаз ведущим делать. Вот, на, прикрой свой левый глаз, - и протягивает мне повязку, а точнее - наклейку на глаз, в виде занавески на лейкопластыре, - Смелей, смелей... Вот этим ко лбу приклеивай. Это шторка, а не повязка - для того, чтобы ты левый глаз открытым держал, не зажмуривал. И не снимай её. Пусть правый глаз привыкает, что именно он главный. Только, пока пурга, когда выходить из балка будешь, можешь снимать.
   Как вы, наверное, помните, я - правша, но ведущий глаз у меня левый. А такое несоответствие не очень удобно при стрельбе. Особенно из пистолета.
   С сомнением смотрю на повязку, потом - на Чайку. Лицо моего старшего товарища выражает непреклонную решимость. И он добавляет:
   - А ещё, вот, прямо сейчас учить тебя буду правильным стрелковой стойке и хвату пистолета. Давно пора начинать серьёзные тренировки. Тем более, что время для этого появилось. Ну, и из пистолета похолостишь79) немного. С пару часиков. Надеюсь, щелчки УСМ80) не сильно будут мешать нашим товарищам.
   - Что ты, Степан Иваныч, конечно, не будут! - обрадовался неожиданному развлечению Логинов, - Алексей... Михалыч, давай, клей повязку, изобрази нам Нельсона.
   Моя безмолвная попытка апеллировать к Бергу проваливается. Александр Владимирович тоже без слов, кивком одним, подтверждает решение главстаршины. И понеслось...
   - Запомни четыре главных составляющих хорошего выстрела: во-первых, правильная стойка, во-вторых, плотный хват, в-третьих, ровная мушка и, последнее, четвёртое - плавный спуск. Вот, как ты стоишь? Ноги шире... Ещё шире, на ширину плеч. А ступни поставь параллельно друг другу... Так, лучше подпрыгни чуть-чуть... Во, то, что надо! Запомни это положение. Теперь немного согни ноги в коленях. Сильнее, сильнее... Зад отклячь. Плевать, что не эстетично. Зато так правильно. Корпус - чуть вперёд и держи его прямым... Прямым, говорю. Не выгибайся. Плечи опусти так, чтобы лопатки почти сошлись. Не удобно, говоришь? Ничего, тяжело первые сто лет. Потом привыкнешь. Теперь руки подними на уровень глаз и слегка, совсем чуть-чуть согни в локтях. И чуть в стороны... А плечи не подымай. Опусти плечи, говорю... Нет, не так сильно. Не надо этого балета... Плечи неподвижны. Только руки туда-сюда ходят. Как у деревянного Буратино. И это... не бычься. Прямо смотри. Стрелок - человек гордый, оружию не кланяется. Вот так и стой, пока я дальше рассказывать буду. Теперь перейдём к хвату. Так, тут уже без пистолета не обойтись...
   - Не разгибайся. Стой правильно. И из зоны безопасности не вылазь. Как не видишь? А для чего я почти рулон лейкопластыря извёл, границу отмечая? Заступи, заступи обратно в зону. И стволом не маши, как самолёт пропеллером. Соблюдай угол безопасности, который тебе указан. Ну, и что, что в пистолете патронов нету? Ты, всё равно, должен с ним обращаться, как с заряженным. Техника безопасности, ведь, сам знаешь, кровью пишется. Так что привыкай - взял оружие в руки, по умолчанию считай, что оно заряжено. И хват не ослабляй! У тебя левая рука вперёд уехала. Ты сейчас почти одной правой оружие держишь. А это не есть гут. Случись стрелять - и напряжённая правая рука не даст тебе плавно нажать спусковой крючок. В итоге промажешь. Оно тебе надо? Второй попытки может и не быть. Левая, левая рука пистолет реально должна держать, не правая...
   - Ну, понял, что такое ровная мушка? Вот, её и выдерживай. Для чего сфокусируй зрение именно на прицельных приспособлениях. Не на мишени... Ну, и что, что она нечёткая станет, расплывётся. Зато мушка ровная. Совсем чуть-чуть её уведёшь в сторону, и пуля мимо цели пойдёт. А выдержишь ровную мушку - попадёшь. Пусть не в лоб вражине, а всего лишь в глаз или в скулу. Какая разница? Уверяю, ему мало не покажется...
   - Да, не жми ты спусковой крючок всей ладонью. Указательный палец только работает. Только палец. Отвяжи его от всех остальных пальцев и от всей правой кисти. И плавненько, плавненько крючочек нажимай. Серединой подушечки концевой фаланги...
   - Пистолет от груди выводи на прицельную линию по кратчайшей, прямой траектории. Ну, что ты им словно лопатой землю роешь? По прямой, по прямой давай... И ствол на всём пути горизонтально держи...
   - Убираешь пистолет с линии прицеливания - тут же убирай палец со спускового крючка. Тоже самое при смене магазина и взведении курка. Техника, понимаешь, безопасности...
   И так часа три! Когда у меня от непрерывного стояния в этой раскоряченной "правильной" стойке уже без удержу дрожали ноги, руки и спина, главстаршина сжалился, всё-таки, и объявил о завершении сегодняшней тренировки. ("Уфф!..") Но пообещал завтра и во все последующие дни продолжить. ("Ой!") Правда, совсем не соображения гуманизма заставили Чайку избавить меня от мучений - просто нашему коку надо было ужином заняться.
   Надо сказать, интерес к моей тренировке у остальных товарищей продержался не более часа. Затем они как-то снова занялись своими делами. Поэтому я не слишком долго чувствовал себя клоуном Петрушкой на цирковой арене... Так, всё! Чаю хочу.
  
   Здесь слово снова берёт автор, давая возможность главному герою повествования отдохнуть после тренировки, поужинать и спокойно попить чайку. Впрочем, некоторое время и дальше изложение пойдёт от третьего лица - младшему лейтенанту Левшакову ближайшие недели будет не до того.
   К позднему вечеру второго дня шторм стал постепенно стихать. Снаружи уже не так жутко завывал ветер и почти прекратился снегопад. У людей появилась возможность перебраться для ночёвки в свои балки.
   Пасмурным утром младший лейтенант проснулся расстроенным и обеспокоенным - Свис снова "не вышел на связь". Правда, сон у Левшакова и этой ночью был тревожный и рваный - Алексей всё ждал, что их плавучий остров перевернётся или ещё что нехорошее с ним случится. Не случилось. Опровергая тревоги мнительного младшего лейтенанта, айсберг устойчиво и ровно, подгоняемый течением и западным ветром, пёр на восток. К тому же появились и хорошие новости - шторм прекратился, а ветер стих до обычного сильного, напористого и ровного, как типичный земной пассат. Но солнце в это утро так и не появилось - низкие клокастые облака неслись на восток ещё быстрее льдины, стремительно теряясь во мглистой дали у горизонта. Зато совсем не холодно: всего минус пять. Но при высокой влажности западного ветра и его приличной силе - до комфорта далековато. К тому же, для путешествующих на льдинах, высокая температура воздуха не является поводом для радости, скорее - для беспокойства.
   Первую половину дня команда СП-40 бис, как и после предыдущего шторма, потратила на прокапывание путей, разгребание завалов и вызволение из снежного плена трактора, самолёта, электростанции и метеобудки, складов и прочего имущества. Многое успели, но многое ещё предстояло вернуть на место, починить... После обеда сработавшаяся пара разведчиков вышла на обследование плавучего острова, выделенного людям Природой и Немыми во временное пользование. Но уже утром было понятно, что Берг оказался абсолютно прав - к айсбергу с востока примыкало огромное поле паковых льдов, пока что составляющее с ледяной горой единое целое. Оставалось только выяснить размеры этого поля. И его прочность.
   За четыре без малого часа путешествия по льдине Чайка и Левшаков выяснили, что их ледяной остров представляет собой по форме нечто близкое к овалу с длинной полуосью около пяти километров и с малой полуосью чуть меньше четырёх кэмэ. Длинная сторона этого овала с неровными, словно рваными краями ориентирована примерно с запада на восток. Временно, то есть, ориентирована. Пока их остров не развернуло ветром и течениями. Сам же айсберг со станцией на нём расположен у самого западного края этого ледяного острова. Разумеется, тоже - пока западного. Так что весь ледяной остров и айсберг действительно напоминает судно с кормовой надстройкой. Что-то типа сухогруза или танкера. Но только очень большого. И с очень низенькой надстройкой - всего-то метра четыре. Разведчики также приглядели несколько удобных для спуска-подъёма надувной лодки и погружений бухточек. Может полезным оказаться. Лёд почти везде прочный и толстый, настоящий паковый. Никаких особых трещин не обнаружили. Так, по краям есть кое-где.
   А ещё Левшаков обнаружил "зайцев". Спящих "зайцев". Примерно в паре километров от станции, почти в середине острова, под топорщащейся глыбой тороса, в затишке Алексей разглядел отверстие в снегу. В диаметре - с десяток сантиметров. И парок, вьющийся над отверстием. При попытке подойти поближе, чтобы получше разглядеть, что это такое, младший лейтенант был принудительно, за шиворот, оттащен в сторону главстаршиной. И только после того, как расстояние до непонятной дырки в снегу составило метров тридцать, Чайка удосужился объяснить догадавшемуся молча перенести это перемещение в пространстве Левшакову:
   - Это берлога. Там, скорее всего, всего медведица с малышами. Сейчас апрель и сон у неё уже чуткий81). Потом, вечером, в кают-компании решим, что с пассажирами этими делать, а пока пусть спят.
   Алексей, собственно, и не собирался "решать" прямо сейчас. Только удивился, что раньше, во время своих первых выходов со станции не заметили этой берлоги. Столько, вроде, ходили здесь? А, вот, не замечали! И что, теперь "баранки", то есть снасти противомедвежьи, которые с нами на льдине в плавание отправились, убирать? Их тут, на льдине, штук то ли шесть, то ли аж восемь должно было остаться. Или, наоборот, вокруг берлоги их ставить? Так медведицу почему-то жалко - мамка кормящая, всё-таки. А её детёнышей тем более жаль. Моральная дилемма получается... Столько медведей трудами и руками Алексеевыми изведено, а тут о судьбе одной медвежьей семьи озаботился. Жалко ему. Странный человек. Впрочем, такими же странными оказались все остальные члены команды СП-40 бис - вечером, за ужином единогласно высказались за сохранение жизни медвежьей семье. Несмотря на возможные сложности. Берг только добавил, что приучать медведей к человеческому обществу не стоит. Для обоюдной пользы. И безопасности. А Чайка добавил, что при первой возможности постарается отселить мохнатую семейку на первую же приличную сушу. Однако, не одному Левшакову осталось непонятным, как они дальше будут сосуществовать с этими неожиданными соседями.
   Ужин прошёл в несколько нервной обстановке. Нет, не то чтобы все друг на друге срывались, ругались, истерили... нет. Но как-то напряжён народ был. Видимо, ещё не привыкли, что у них теперь нет никакой возможности, кроме как самолётом, попасть на твёрдую землю. Вот, и нервничали. А ещё Алексей заметил, что этим вечером Державина уже не столь холодна и показательно равнодушна по отношению к Бергу, как в предыдущие вечера. Но была девушка грустна и задумчива, словно что-то тяготило её, не давало быть привычно язвительной и насмешливой. А Берг? Берг по-прежнему ровен и корректен с начмедом, словно не замечает резких перемен в её настроении. "Не срослось у Кати," - подумалось Левшакову. Но даже тени радости или какого-нибудь малейшего удовлетворения Алексей от этой догадки не испытал. Скорее наоборот - какое-то иррациональное сопереживание, сочувствие Катерине заполнило душу младшего лейтенанта. О том, что его личные шансы на сближение с девушкой могли гипотетически возрасти, Алексей даже не подумал. Может быть, уже сам не верил в это. Может быть... А, может быть, потому, что с каждым днём Катины черты, манеры, привычки в его мыслях, в памяти как-то смешивалась, сливались с полузабытым образом старшей сестры, так что черты молодых женщин перепутывались, становились общими, своими, одинаково родными...
   Ночью вернулся Свис. Приснился, то есть, наконец. Оказалось, что с ним всё в порядке. Но он действительно ушёл во время шторма довольно далеко на юг от плывущей на восток льдины. В самом начале шторма косатка даже откровенно веселился, развлекался бушующим морем. Словно мальчишка в парке аттракционов. Свис вдоволь накувыркался в волнах, словно с трамплина влетал в набегающую стену воды, стремительно уходил на глубину, кружился в водоворотах... В общем, оттянулся по полной. Но потом подустал. И решил уйти южнее. Да, и проголодаться успел. Безошибочный инстинкт подсказывал зверю, что всего сотню, другую километров в сторону - и там уже нет этого урагана. И косяки местной крупной, жирной и такой вкусной сельди там не ушли от шторма на глубину - есть чем подкрепиться молодому организму. Потерять Алексея и айсберг Свис не боялся. Нашёл Пробуждающего один раз - найдёт и другой. Тем более теперь, когда Алексей более-менее освоился с общением с косаткой, пусть пока только во сне, найти Пробуждающего вообще не составляло труда - в любой момент Свис точно знал направление на своего друга. Подобно тому, как стрелка компаса всегда знает направление на магнитный полюс. Беспокоило только то, что Алексей не выходил "на связь".
   "Во, как! Оказывается, это я виноват, это я не выходил," - удивляется Алексей. Пришлось объяснять косатке, что не спалось эти ночи - нервничал из-за непривычности путешествий на столь ненадёжном плавсредстве - льдине.
   - И за тебя, чёрт водоплавающий, беспокоился! Как ты там, в открытом, бушующем море! - обиженно добавляет Алексей.
   - А что за меня беспокоится? Океан - мой дом родной. Это вам сухопутным жителям волноваться надо. Ладно, долой взаимные претензии, - Свис ставит точку в теме. Но потом добавляет:
   - Хотя, да! Штормяга знатная была! У меня на родной планете таких штормов и не бывало вовсе. Кроме самого последнего, правда...
   - Кстати, ты давно обещал мне рассказать о своей родине и о том, что там у вас произошло, - вспоминает Алексей.
   - А давай расскажу, - соглашается Свис, - Давно с тобой не беседовал. Так что рассказ в охотку будет. Хоть и печален его финал...
   Левшаков опять, как это часто бывало после общения со Свисом, проснулся посреди ночи - укладывал в голове то, что только что узнал. И, вот, досада - не рассказать сейчас никому! Спят все. Ворочался, ворочался... Потом снова уснул. А утром вихрь дел снова подхватил младшего лейтенанта, и поведать товарищам об истории своего водоплавающего друга Алексей смог только после ужина. Мы, автор и читатели, то есть, ждать столько не можем, поэтому автор попросил Свиса ещё раз рассказать о своей родине. Ведь, он тоже разумный герой этой книги, не так ли? Естественно, рассказ этот будет изложен в переводе с образного и одновременно очень конкретного языка косаток на наш человеческий, абстрактно-смысловой. Но зато повествование будет от первого лица. Зачем нам игру в "испорченный телефон" с пересказами устраивать?
   Итак, рассказывает Свис.
  
   Я, как и мой новый Пробуждающий, откликающийся на ничего незначащее имя Алексей (и ещё что-то там дальше несущественное), попал сюда, в этот мир, с другой планеты. Как однажды сказал Пробуждающий: "Сами мы не местные". И засмеялся при этом. Видимо, это какая-то шутка у него на Родине. Только не очень весёлая. Так как не почувствовал я у него никакой радости от этих слов...
   Но продолжу. Родная моя планета имеет простое и понятное имя - Океания. Ну, как ещё назвать почти сплошной океан, как не Океанией. Суша, правда, тоже имеется. Причём в значительных количествах. В смысле, великое множество больших и малых островов, островков, атоллов и тому подобного. Есть, правда, с десяток довольно крупных. Мы как-то с семьёй самый большой остров, аж, две недели оплывали. Люди остров этот Столичным называют. Или называли. Потом объясню, почему "называли". По площади, однако, вся эта разнокалиберная суша не больше десятой доли всей поверхности планеты занимала. Как там люди на этой самой суше живут я, конечно, сам, своими глазами, то есть, не видел. По понятным причинам. Но мой первый Пробуждающий (Аас его звали), тот, который собственно, и разбудил мой разум, моё самосознание, передал мне яркие образы этой непривычной для нас жизни на суше. Странно это, конечно, для нас, морского народа, привыкшего жить в трёх измерениях и в постоянном движении, без привязки к постоянным жилищам... Но, всё-таки, люди - сухопутные жители, а там, на воздухе, погода такая непостоянная, не то, что у нас - в океане. Защита им от погодных невзгод нужна. Поэтому их, жителей суши, жалко. Опять же их мир основан на материальном производстве. И, соответственно, нужны здания для этого: цеха там разные, мастерские... Поэтому большинство людей к этим зданиям привязано покрепче, чем путами, цепями или верёвками. Это ещё один повод людей пожалеть. То ли дело мы, морской народ - живём, где хотим! Всё время в пути. В поисках новых впечатлений и приключений. С другой стороны, есть причина и позавидовать людям. Это их руки! Очень удобная вещь. Правда, эти руки - как раз то, из-за чего люди к месту привязаны, где живут и вещи разные делают. Но, как мне Аас объяснял, именно благодаря рукам в людях сам собой пробудился разум. А уже потом люди пробудили сознание в нас, в морском народе. Здесь, правда, приходится признать один неприятный факт - гораздо раньше нас, больших, они мелких "разбудили". Мелкие, или дельфины, как их Алексей называет - это наши дальние родственники. И вечные противники. А раньше ещё и добычей были. Едой нашей. Этот факт ни мы, ни они забыть не можем. Поэтому шла у нас с ними на Океании вялотекущая, но непрерывная война с кровью и жертвами. Мелкие хоть и меньше нас и слабее, но группой с нашими одиночками вполне справляются. С семьями связываться, конечно, избегают. Тут им ничего не светит. Партизанят, в общем. Засады, налёты... Наши им тоже спуска не дают. Но и победы окончательной ни одна из сторон добиться не может: наши семьи слишком независимы друг от друга, чтобы договориться о совместных действиях, а мелким их тактика партизанская не позволяет. Укусить нас можно, а до смерти загрызть - нет. Аас рассказывал, что во время их древних людских войн тоже партизаны и сухопутные, и морские были, но пока они в более-менее нормальную армию или флот не объединялись ничего этим лихим партизанам не светило в открытом бою против регулярных войск или флотов. Вот, и у нас на Океании эта война несколько столетий шла. Люди всё время пытались её остановить. Понятно, они, люди, и мелких, и нас, морской народ, "разбудили". Думали, что разум победит природную вражду, но просчитались. У нас, похоже, неприязнь на генетическом уровне друг к другу. Аас как-то признался, что и у людей на суше был конкурент - тоже разумный родственный вид. Какие-то волосатые лобастые крепыши. Одну экологическую нишу занимали. Так люди, тогда ещё, когда сами вполне дикими были, вывели их под корень. А частично - просто-напросто съели. А мы с мелкими, чем хуже? Правда, друг друга уже не едим. Из благодарности к людям уступку их нежным чувствам делаем - просто при любой возможности убиваем друг друга без всякой жалости. Не любим друг друга, мягко говоря. Не удалось людям примирить нас.
   Теперь расскажу о том, как мы, морской народ, ну, и эти... мелкие которые, стали разумными. Люди - вот причина! Вот кому мы разумом своим обязаны. Я уже рассказывал, что, как утверждают сами люди, разум в них самих проснулся почти сам собой, благодаря наличию рук, с помощью которых они, люди, ещё тогда вполне дикие и не разумные делали всё более и более сложную работу. Аас в нашем общении и спорах на этот счёт неизменно цитировал какого-то их, человеческого, мудреца: "Труд сделал из обезьяны человека82)". Не знаю, не знаю... Общий вид этого животного и его образ жизни как-то не способствует особой вере в данную гипотезу. Но спорить с людьми, как с создателями нас, морского народа, в качестве разумного вида мне не хочется. Может быть, так и есть... Но в любом случае несколько сот тысяч лет назад на Океании появились первые разумные существа - люди. А поскольку пригодного жизненного пространства для них на нашей планете было не так уж много, то, вот, уже несколько тысячелетий человек на моей родной планете освоил всю доступную и пригодную для жизни сушу. Все человеческие войны за земли давным-давно закончились. Все не такие уж многочисленные разные людские племена и народы давным-давно перемешались и объединились - одна раса, один язык, одно государство. Живи, не тужи, работай спокойно, твори, мир познавай... Правда, тесновато было на суше для того примерно миллиарда человеческих особей, что жил на нашей планете. А рядом огромный всепланетный океан! Нет, понятно, что люди вполне уверенно его пересекали во всех направлениях, начиная ещё с их каменного века - суши вроде бы мало, но она так густо разбросана по поверхности планеты мелкими крошками, что по-настоящему больших расстояний между островами нет. Вот, люди и замыслили освоить, заселить мелководье, шельф. А он по площади на Океании раза в четыре больше всей суши. Для этого людям понадобились помощники. На первом этапе лучше всего подошли мелкие, которые вечно толклись на мелководье, вплотную к плотно заселённым людьми берегам. И, как утверждал Аас, характер у мелких легче, более дружелюбный, чем у нас, больших (или косаток, как нас Алексей называет). Неприятно, конечно, это было слышать от моего Пробуждающего, но что уж тут... Мне, правда, кажется, что мы, большие, просто дальше от суши всегда держались. Вот, люди более доступных к себе в помощь привлекли. На первых порах.
   Сначала люди просто дрессировали дельфинов, как хоть и очень сообразительных, но простых, неразумных животных. Но однажды произошло событие, которое в корне изменило ситуацию - был "разбужен" Первый мелкий. "Разбужен" означает, что в том, Первом дельфине был пробуждён разум, самосознание. Один человек - укротитель диких дельфинов очень увлечённо работал над совершенствованием методов дрессировки. Так увлечённо, что даже сны ему об этом снились. И однажды ему приснилось, что он беседует со своим подопечным, тем, который и стал Первым. А утром выяснилось, что тот мелкий осознал себя! Разумным стал. Сказать, что оба: и человек, и дельфин сильно удивлены были - это ничего не сказать. Это был Большой Взрыв! Оказалось, что человек способен из дикого животного сделать разумное существо. Но не всё оказалось так просто, как казалось. Тот человек ещё довольно пытался понять, что конкретно пробудило в его подопечном разум, на других дельфинах пробовал... Просто однажды ему снова приснился сон про беседу с другим дельфином и на утро тот, другой дельфин тоже осознал себя. Проснулся, как мы это дело называем. Потом - с третьим. И понеслось...
   В общем, производство разумных дельфинов встало на поток. Надо сказать, от этого, нам, косаткам, ещё диким тогда, очень и очень туго пришлось - природные враги резко поумнели, а мы, косатки - ещё тёмные совсем... Впрочем, сейчас не об этом речь. Сначала первый Пробуждающий трудился на ниве возжигания, так сказать, света разума в полном одиночестве. Но очень скоро у него появилась масса последователей, так как потребность в разумных помощниках людей в освоении шельфа оказалась очень велика. "Пробуждённые" дельфины были существенно эффективнее, чем просто дрессированные мелкие. Но тут людей ждало жестокое разочарование - только одному из примерно тысячи людей удавалось стать Пробуждающим. Или даже ещё реже среди людей встречался этот дар. Но, так или иначе, но появились новые Пробуждающие. И количество разумных среди дельфинов стало возрастать всё быстрее...
   А потом у Пробуждающих стало получаться инициировать сознание в дельфинах бодрствуя, не во сне. Вот, смогли. Заодно выяснилось, что это как-то связано с телепатией. Вернее, это она и есть. До этого человеческие мудрецы долго, многие века, почти бесплодно спорили, существует ли этот феномен или нет. Копья ломали, носы друг другу разбивали в дискуссиях... А тут доказательство оказалось побочным продуктом пробуждения разума в дельфинах. Для мелких, как и для нас, морского народа то, что телепатия существует - совсем не новость. В семьях, что дельфиньих, что у нас, косаток, это чуть ли не основной способ коммуникации. Как после приобретения разума, так и до этого была. Впрочем, звуковая связь тоже имеется. И весьма развитая. Дублирующая система. Тем более, что телепатия - штука тонкая, капризная. Не между всеми и совсем не всегда работает. И от расстояния не понятно как зависит. То за тысячи километров своего родича слышишь. То вплотную - полная тишина в "эфире".
   Спустя некоторое время кому-то из Пробуждающих пришла идея попробовать разбудить разум у нас, косаток. Дело в том, что мелкие оказались, конечно, толковыми помощниками людям, но они не очень хорошо справлялись с защитой подводных поселений людей от акул и прочих крупных морских хищников. Мы, большие, вполне оправданно казались людям более подходящими для подобной работы. И у Пробуждающих получилось! Причём выяснилось, что одним из них лучше получается работать с мелкими, а у других - с нами, косатками. Это разделение помогло лучше понять, в чём весь фокус этого-самого "пробуждения" состоит. Как людям было давным-давно известно, у них отсутствует симметрия полушарий мозга. Не одинаковые они, эти человеческие полушария. Левое полушарие делает одну работу, правое - совсем другую83). Проявляется это, в частности, в том, что руки у людей неравноценные. Как известно правшей больше, чем левшей. А у нас, у косаток и у дельфинов полушария симметричные... Ну, почти симметричные. И работу делают одинаковую. Так вот оказалось, что среди Пробуждающих аномально много амбидекстеров, то есть людей, одинаково хорошо владеющих обеими руками. Было также повышенное содержание левшей с рождения, которых ещё в детстве переучили на правую руку. Правда, последние - заметно более слабые Пробуждающие. Кстати, Алексей, как мне кажется, именно из числа последних. На Океании я был знаком с несколькими подобными людьми. Очень у них похожий рисунок мозговой активности на Алексеев. Но ничего. И такие становились довольно сильными Пробуждающими. Если тренировались активно. Так вот, взаимодействие полушарий у Пробуждающих похоже на такое же у нас, у косаток и у дельфинов, то есть. И весь фокус "пробуждения", да, и телепатии вообще - в некоем резонансе между двумя, так скажем, межполушарными контурами: человеческим и нашим. У одних Пробуждающих "частоты" совпадали с "частотами" мелких. Те лучше с дельфинами работали. А у других "частоты" были близки к нашим. Понятно, что вторые Пробуждающие с косатками стали дело иметь. А у обычных, "несимметричных" людей межполушарная активность совсем на других "частотах" работает. Причём на очень разных. Поэтому они и друг друга почти не слышат. Телепатически не слышат, я имею в виду.
   Кстати, откуда знаю все эти понятия: амбидекстер, асимметрия, контур, резонанс и тому подобное? Откуда имею понятие о планетах, космосе, устройстве Вселенной и микромира? А от людей, конечно же. Всё, что знал мой первый пробуждающий, узнал и я. Это словно снятие копии с изображения. Всё, что он знал, впечаталось и в мой мозг. И никакой тайны личной жизни. Так же и о Алексее всё узнаю понемногу. С каждым общением его мозг, его память становится всё доступней, всё открытей для меня. Из странного он мира сюда попал. Столько суши, так мало моря! По сравнению с Океанией моей родной, конечно. Впрочем, ещё не известно, что этот, наш новый мир собой представляет, на что похож? Вот, и узнаем вместе с Алексеем...
   Да, а сейчас время подошло о печальном рассказать. О гибели Океании, моей родной планеты гибели.
   В тот ужасный и не такой уж давний день я был один, без родичей - плыл, или шёл, как предпочитает выражаться Алексей, в одну знакомую семью морского народа. На любовное свидание, честно говоря, надеялся. Завязки там у меня были с одной очень симпатичной самочкой. Всё к детишкам шло... Жива ли она ещё!? Повезло ли ей так же, как и мне? Э-эх!... Впрочем, продолжаю. Ничто не предвещало беды. Шёл я, понятно, почти у самой поверхности, изредка всплывая для вздоха. Над океаном - почти непроницаемый для обычного зрения купол ночи. Звёзд мы, косатки, всё равно, не видим, а небесный спутник Океании во тьме - новолуние. На поверхности - только долгие волны зыби... и тишина. Я, как раз, после очередного вздоха нырнул... И тут словно ясный день настал! Весь подводный мир осветился ярким слепящим сиянием. Понятно, что пара десятков метров воды ещё не очень серьёзное препятствие для света, но как-то чересчур освещение сильное было. И явно не солнце, и не луна это - источник света быстро двигался. Сглупил я - вынырнул, посмотреть, что это такое в небе? И чуть не ослеп! Ожог роговицы получил, потом глаза несколько дней болели. Только здесь, уже на другой планете, прошло. Но то, что увидел в небе, уже не забуду никогда! Ослепительно, ярче солнца сияющий шар нёсся над океаном и уходил за горизонт, как раз туда, куда я плыл. Потом, оглушив меня на несколько мгновений, пришла ударная волна и сразу следом - низкий, давящий, почти невыносимый рокот. Звук этот, словно минуя уши, проникал прямо в мозг, вызывая панику и смертный ужас. Почти скрывшись за горизонтом, болид (нетрудно было догадаться, что это) развалился примерно напополам. И сразу же меньшая половина распадается ещё - на несколько малых частей... Болид скрывается за горизонтом, но его дымный след, перечеркнувший всё небо, продолжает подсвечиваться сиянием из-за края моря. А потом горизонт заливает внезапно вспыхнувшее ослепительное мерцающее сияние... Ярче тысячи солнц! В этот же момент до меня доходит "крик" ужаса моего Пробуждающего. И ещё вижу картинку, словно его глазами - вспышка, контрастные тени на стене строения, удар в спину... И всё! Больше я его не слышал... Спустя несколько минут по океанской воде приходит удар и океан начинает вздыбливаться гигантской волной. Цунами. Какой была высоты эта волна, точно не могу сказать, но километра полтора точно. Еле успеваю взобраться по её склону (благо, в открытом море он не так крут) на километр примерно, чтобы не оказаться на запредельной глубине. Меня накрывает... И сразу резко растёт давление - надо мной уже несколько сот метров водной толщи. Долгие минуты под водой, и вот я на другом склоне с ужасом наблюдаю огромный, всё расширяющийся водяной провал, обнажившиеся кое-где и словно на глазах растущие подводные горы... и затянутый багровой дымной мглой горизонт. Там, в трёх сотнях километров был Столичный остров. Был! А теперь там вздымаются столбы пламени и дыма... Что это: отсвет пожаров или проснувшиеся от соударения с метеоритом вулканы? Не знаю... Но я не слышу оттуда ни единого "голоса" живого существа: ни человеческого, ни морского народа, ни даже дельфинов.
   А гигантское цунами стремительно уходит всё дальше и дальше, за мой хвостовой плавник, туда откуда я пришёл... Там же моя семья! Предупредить! "Кричу", "ору" сквозь пространство и слышу в ответ лишь "крики" ужаса... Поздно! Перед моим внутренним взором открывается уже знакомая картина надвигающейся стены воды... Вот, гибнут наши малыши, не сумевшие взобраться на склон волны... Вот, гибнут их матери, не бросившие своих детей... Вот, оставшихся в живых выкидывает на ближайший остров, и буквально размазывает о скалы в километрах десяти от берега... Последнее, что вижу глазами своих родных - это неумолимый бурлящий поток, накатывающий на крыши многоэтажных человеческих жилищ, тащащий за собой людей, морских обитателей, суда, деревья, камни, машины, обломки зданий, каких-то конструкций прямо на горное плато рядом с городом... Последний мой сородич принял смерть, налетев со всего размаху на огромный камень на краю плоскогорья... А волна покатилась всё дальше и дальше, вглубь гор, сужаясь в расщелинах, но вырастая при этом всё выше и выше... Чьими глазами я видел это - не могу сказать. Видел - и всё!
   А потом на Океании воцарился ад! И я позавидовал умершим... От удара с гигантским метеоритом действительно пробудились вулканы, в том числе и те несколько супер-вулканов, что были на планете. Ничем другим не могу объяснить то, что я наблюдал и пережил в последующие несколько часов, суток... Пепел в воздухе, пепел в воде, почти невыносимая растворённая в океане кислятина и горечь... То обжигающая вода над подводными вулканами, то обломки айсбергов, неожиданно оказавшихся в средних широтах... Неслыханной силы сотрясения планетарной коры и океанских вод... Хаотические, приходящие со всех направлений, новые цунами... Всё более редкие "крики" предсмертного ужаса... Людей я уже не "слышал" давно, но и "голоса" морского народа и дельфинов становились всё реже и реже... Боролся сколько было сил, но ничто не бывает вечным... Очередное накатившее цунами загнало меня на такую глубину, что сил выплыть против напора водных потоков, тянущих всё глубже и глубже, всё дальше и дальше от такого горького, ядовитого, но ещё способного продлить жизнь воздуха, у меня уже не оставалось... И тут увидел в воде, прямо там, куда нёс меня подводный поток, светящийся косой крест. Который оказался спасением.
   Ну, а дальше вы уже всё знаете... Так что поплыл я. Очень тяжело всё это вспоминать. Надо успокоиться. Поохочусь на тюленей лучше.
   Да, вот, ещё... Когда рассказал Алексею о гибели Океании, он мне в ответ поведал о своём метеорите, который случился за несколько дней до его собственного переноса сюда. И картинку "показал". Полёт болида очень похож. Последствия только явно не те. Но, в общем, какое-то странное совпадение! И мне оно не кажется случайным. Только вот, беспокойство за родину Алексееву вызывает... Теперь - точно всё. Поплыл. Жрать охота. А то, разве кто тут накормит голодного зверя?
  
   Вернёмся, однако, к гуманоидной части команды СП-40 бис. Как уже говорилось выше, день выдался для Левшакова напряжённый. Сначала они с Чайкой обежали все места установки противомедвежьих снастей и убрали их. Потом чуть дальше берлоги выложили кусок китового мяса и сала для медведицы, чтобы она, если вдруг проснётся, то не к СП шла, а в противоположную сторону. Пусть привыкает к месту прикорма. Потом в том же составе плюс Берг производили измерения температуры воды и её солёности. Выяснилось, что вода океанская стала холоднее и более пресной, чем при первом измерении полмесяца назад. После краткого обсуждения с Бергом этого результата пришли к выводу, что, похоже, течение, которое несёт нас на восток, подпитывается талой водой расположенного к северу ледника. А вода эта пресная и более холодная, чем океанская. Отсюда следует, что где-то западнее, даже, возможно, сильно западнее того места, где мы первоначально оказались, оно, течение это, ещё относительно тёплое и более солёное, набегает на северный ледяной континент или на острова, покрытые ледником. А где-то, совсем наоборот, отходит от него обратно на юг. А, значит, течение это не является циркумполярным! То есть, не закольцовано вокруг полюса, как земное Антарктическое. И, скорее всего, причиной того, что оно не кольцевое является некая крупная суша. И, вот, к ней нас сейчас и несёт! Впрочем, сколько до неё километров, сотен или даже тысяч совсем не понятно! Гипотезу эту, о "крупной суше", высказал, осмелев, именно младший лейтенант. На что Берг сначала возразил:
   - Предположение, конечно, правдоподобное, красивое. И обнадёживающее. Но есть вероятность, что изменение температуры воды и её опреснение - всего лишь сезонное явление. Весна, как-никак, на дворе. Вот, согласно сезону ледники и подтаивают.
   А потом продолжил:
   - Но гипотеза Ваша, Алексей, мне нравится. И я её вполне поддерживаю. Кроме того, думаю, что Немые не такие уж и злокозненные существа, чтобы гонять нас по бессмысленному и безнадёжному циркумполярному круговому маршруту, до тех пока мы совсем не утонем или не замёрзнем. Поэтому надеюсь, нам будет, где сойти на твёрдую и более гостеприимную сушу, чем Земля Левшакова, например. Или, чем остров Китовый.
   Тут и обед подоспел, за который сегодня Катерина была ответственная.
   А после перерыва главстаршина снова взялся за своего младшего лейтенанта: пистолетные тренировки без какой бы то ни было реальной стрельбы, сплошное холощение, хват, стойка, прицеливание, плавный спуск, перемещение и снова стойка, хват, прицеливание... До полного отваливания спины, ног и рук. Потом повел на свежий воздух - а там азы рукопашки. Опять стойка, положение рук, постановка ударов, блоков, уходов, перемещения... До синяков на рёбрах, руках и ногах... И никакой пощады! Макс, наблюдавший сначала за процессом "обучения" с ехидцей и иронией, под конец многочасового истязания младшего лейтенанта начал проникаться к Левшакову искренним сочувствием. И даже призывал главстаршину поберечь товарища старпома. Типа "он нам ещё живым пригодится". Но был тактично посылаем Чайкой по соответствующему адресу неубиваемым аргументом: "Приказ командира". И "избиение младенцев" продолжилось.
   Алексею, конечно, было не сладко, но выручала хорошая физическая форма и способность много и активно двигаться. Однако, видел, чувствовал, что главстаршина не вкладывается полностью в удары, не бьёт на пределе своей скорости, а коли уж удар прошёл, то не доводит удар до конца, сдерживает, скорее обозначает удар, чем реально бьёт... Что, впрочем, совсем не мало при степановых габаритах и силе! Но гоняет главстаршина по полной, до тяжкого, захлёбывающегося дыхания и седьмого пота... И это - вызов, заставлявший лейтенанта, стиснув зубы, терпеть и сносить сыплющиеся один за другим удары, пытаться бить самому... Когда Алексей уже совсем потерял счёт времени, когда перед глазами уже пульсировали огненные круги, а на теле не оставалось ни единого целого места, тренировка внезапно закончилась. Чайка напоследок только растяжку заставил сделать, после чего послал Алексея в баню. Восстанавливаться.
   Понятно, что за ужином Левшакову не хотелось не то чтобы что-то делать, но даже рот не было сил разевать. Чтобы есть. А пришлось, кроме как для ложки челюстями двигать, так ещё и историю Океании пересказывать. Потом пару часов сидели, информацию переваривали, пережёвывали. Океанский метеорит обсуждали, свой земной Чебаркульский вспоминали... Потом обсуждали людской мир на Океании... Да ещё то, почему они, жители Океании, или "океанцы", как их тут же окрестил Логинов, не смогли против угрозы с небес совсем ничего предпринять. Иванцов высказал мысль, что отсутствие на планете конкуренции в виде соперничающих держав резко снизило скорость технического прогресса. Несколько столетий, как на суше Океании сплошные мир и благодать были: один народ, один язык, одна культура... Вон Свис в рассказе своём ничего даже про обычную авиацию не упомянул, не то что о космической технике. Скорее всего, предположил лётчик, что и не было у них авиации вовсе. Океанцы, похоже, всё больше в водный океан всматривались, осваивали. Что тоже, впрочем, понятно. Народ, в целом, согласился с этим предположением Валерия Павловича. Но Чайка резонно заметил, что случись с Землей подобная беда, то тоже кирдык человеческой цивилизации пришёл бы:
   - Сколько лет всяческие разговоры ведутся о защите от астероидной угрозы. Но на уровне государств - это именно что одни разговоры. Ни к чему никого не обязывающие. Реально что-то делается только фактически инициативно... отдельными научными организациями или вообще частными лицами. То есть бесплатно, без реального финансирования и выделения серьёзных материальных средств. Ну, и результаты поэтому текущие вполне соответствующие. То есть жалкие. Так что - и нам, землянам, не спастись было бы. Увы!
   Алексей даже услышал в конце речи столь редкий для Чайки восклицательный знак. А Берг согласно кивнул своему товарищу - мол, "правильно говоришь, Степан Иванович".
   К концу долгого ужина Алексей уже еле шевелился. Но ему и тут не удалось добраться до своего диванчика. Катерина, сделав максимально серьёзное лицо, заявила:
   - Алексей, понаблюдав за тем, как главстаршина Вас истязал, совершенно уверена, что требуется медицинская помощь. Так что сейчас прошу проследовать за мной в медпункт на предмет лечения синяков и шишек. Заодно выполните давнишнее обещание - расскажите мне подробности своего способа общения с нашим другом Свисом. Так что через пять минут жду в медпункте.
   И оставила Алексея в полном недоумении. И в смущении. У Макса в глазах полоскалась, прямо светилась ярким пламенем откровенная зависть. Иванцов и Чайка демонстративно отвернулись. И только Берг прямо в глаза Алексею посмотрел. Но ничего в них лейтенант прочитать не смог. Никто ничего не подскажет... Делать нечего - надо идти... Чего ждать!? К чему готовиться!? Не понятно... Полный раздрай в чувствах и мыслях... "Всё! Встал и пошёл! Мужчина я или кто!?" - Алексей кое-как напялил на себя куртку, карабин - на плечо, а сам - в дверь.
   Но Алексеевы амурные ожидания (или даже надежды) совершенно не оправдались - Державина устроила ему реальный медосмотр. Сначала прогнала через пару каких-то хитрых психологических тестов:
   - Странно, - говорит, - Абсолютно нормален. Впрочем, такая нормальность уже сама по себе патология... Хм, может быть, в этом и есть секрет этой самой телепатии. Вот, не верила в неё никогда. А тут пришлось. Слишком уж явно.
   Потом проверила рефлексы:
   - Да, Свис прав. Лёша, ты - переученный левша. Тоже фактик интересный... в контексте. Сам-то знал об этом? Нет, говоришь...
   Дальше просто расспрашивала, детали пыталась выяснить об этой телепатической связи: что именно Алексей чувствует при общении, насколько произволен в таком сне в своих действиях, мыслях... И т.д., и т.п... Пока не увидела, что Алексей едва на стуле держится, чуть не падает.
   Тут до синяков дело и дошло. Заставила раздеться сначала до пояса. Поцокала языком:
   - М-да, иммунитет тебе Чайка знатно повысил - все руки и рёбра в синяках. Аутогемотерапия84) какая-то. Простуда не страшна. Но рёбра и прочие кости, вроде бы, целы... Так, давай-ка штаны снимай - посмотрим, что там с ногами... Так... И тут синева сплошная. Ну, что ж, на троксивазинчик, втирай... А, впрочем, давай я тебе это сама сделаю, еле сидишь ведь. Того гляди упадёшь, заснув ненароком.
   Сначала холодный лечебный гель в руках Катерины заставил засыпающего Алексея непроизвольно вздрогнуть и чуть-чуть прийти в себя, но постепенно тёплые руки девушки, втирающие лекарство под кожу, сделали своё дело, и он снова задремал. И, вот, уже мнится ему, что это не Катерина возится с Лёшиными ушибами, а сестрёнка Оля. "Ну, что ж ты, братик, опять подрался с этими соседскими хулиганами! Вон сколько тебе синяков понаставили. Не можешь, что ли, стороной их двор обойти?" И вроде бы ругает старшая сестра, а столько в её голосе тепла, любви и сочувствия к такому неосторожному и невезучему братцу-недотёпе...
   - Оля... спасибо... - сквозь дрёму бормочет Левшаков.
   Державина от удивления приостанавливается:
   - А Оля - это кто?
   Алексей, понявший, что принял сон за реальность, смущается... Пару, тройку секунд длится молчание. Левшаков понемногу приходит в себя. Потом поясняет:
   - Прости, Катя. Уснул я. Сестрёнка старшая приснилась. Олей её звали...
   - Почему "звали"?
   - Умерла она... Давно уже.
   - Извини, Лёша.
   - Ничего. Чего уж тут... Больше десяти лет прошло. Тринадцать, если точно.
   И внезапно Алексей решается:
   - Катя, извини, что я тут такой... м-м-м... бесштанный... Неуместно, наверное, но мне давно хочется сказать, признаться... в том, что я...
   Державина мягким и плавным, но одновременно неуловимым, словно змеиным, движением ладони прикрывает Алексею рот:
   - Не надо, Лёша. Не надо... Я догадываюсь, в чём ты хочешь признаться. Видно всё и так, без слов... Ты очень, очень хороший, но... увы! Извини меня ещё раз, прости... за то, что не могу ответить взаимностью. Просто не могу. Хотя бы потому, что... и моё сердце занято. Извини, Лёшенька... Только не говори об этом никому. Не хотела я, но, вот, само вырвалось. В ответ на твою откровенность.
   Повисшее обоюдно-смущённое молчание первой прерывает Державина:
   - Что ж, пациент, на сегодня всё. Завтра и сильнее всего - послезавтра у тебя начнут болеть мышцы. Но это от тренировки, не от синяков. А синяки пройдут. Впрочем, уверена, что Степан Иванович тебе новых понаставит ещё. Так что лечебные визиты в медпункт станут регулярными. А сейчас одевайся, Лёша, и иди, спи.
   И внезапно погладила уже совсем сухими руками Лёшкины, отросшие за месяц на льдине, не по-флотски длинные волосы. Алексей на мгновение прихватил, приостановил Катину ладонь на своём лице. Секунду, другую Катерина не сопротивлялась этому порыву, но потом осторожно высвободила руку:
   - Иди, Лёшенька, иди, братик мой младший.
   - Спасибо, Катя, - не стал ни удивляться, ни возражать тот.
   Когда Алексей ушёл, Катерина некоторое время неподвижно сидела на стуле - её собственное, совсем недавнее признание всплыло в памяти: два дня назад, в соседней комнате этого же балка... И такие грустные, и одновременно мучительно неловкие, даже сейчас вызывающие смущение, стыд воспоминания заполнили голову Катерины.
   ...
   - Александр Владимирович, ну, неужели Вы не видите, не чувствуете совсем!? Уже скоро наши товарищи начнут смеяться надо мной, даже они всё видят и понимают... А Вы!? Я же... я больше не могу сдерживаться! Поймите, Вы... Ну, неужели Вы настолько бесчувственны и холодны, как... как льдина эта самая!? Но я же вижу, чувствую, что нравлюсь Вам... От женщин этого не скрыть! - горячо, эмоционально, захлёбываясь чувствами, перескакивая с одной мысли на другую, сбивчиво лилась речь Катерины. И собравшись с силами перед "последним броском":
   - Александр Владимирович, Александр, Саша, Я Вас...
   Набрала в грудь воздуха... Но не успела - Берг опередил:
   - Катя, милая, не надо дальше. Пожалуйста, подождите. Я всё понимаю. Но, давайте, лучше сначала расскажу о себе... и о своей семье. Может быть, тогда и Вы, Катя, лучше поймёте меня.
   Пододвинул свой стул, поставив его напротив стула Катерины, и взял её за руки, словно пытаясь сдержать эмоции и слова, рвущиеся из сердца молодой женщины:
   - Катя, я, наверное, виноват перед Вами, что сразу не расставил все точки над "i", что держал Вас на дистанции, не давая Вам ничего знать о своей личной жизни. Может быть, знай Вы обо мне больше, то и сейчас не было бы этого эмоционального взрыва. Впрочем, не буду утверждать этого однозначно. Может быть, а могло и не быть. Катя, я - женат. Счастливо женат. А ещё у меня есть дочь, ей восемь лет. И я люблю их: и жену, и дочку. И мучительно переживаю то, что остался без них...
   - Но, ведь, мы, похоже, навсегда тут, на этой планете!? Это, ведь, словно, жизнь с чистого листа, с начала! Мы навсегда потеряны для тех, кто остался на Земле, а они - для нас! - не смогла сдержать своего удивления Державина.
   - Может быть... Может быть, Катя, так оно и есть, как Вы говорите. Но я до последней возможности, пока время или что другое..., то, что я пока даже представить себе не могу, не переубедит меня в обратном, буду верить в возможность встречи, в возможность воссоединения со своей семьёй, со своими любимыми. Я просто не могу, почти физически не могу по-другому. Поймите меня, Катя. Но, да, признаюсь - Вы нравитесь мне. Чересчур сильно нравитесь. Больше, чем следовало бы.
   Тоскливая безнадёжность заполнила Катино сердце. И последнее признание Берга совсем не ослабило эту боль... Вдох, выдох... вдох... и упрямая девушка смогла произнести:
   - А я, всё-таки, тоже... буду надеяться... на взаимность. Уж, извините.
   Берг на это только улыбнулся, как всегда - почти одними глазами... Но потом добавил:
   - Да, мне и рекомендовали Вас, как чрезвычайно упорного и настойчивого человека.
   Катерина посидела ещё несколько мгновений, собираясь с силами, и медленно, словно нехотя (впрочем, действительно нехотя) высвободила свои руки из ладоней Берга. Подумала при этом: "Надо идти к себе, выплакаться в подушку. Бабская самопсихотерапия... Будь неладен тот, день, когда я согласилась на это назначение! А, впрочем, всё равно, не жалею..."
   ...
   Попытки выкинуть мучительные воспоминания из головы ни к чему Катерину не привели. Пришлось смириться и ещё раз пережить разговор с Бергом, все чувства, эмоции... и неловкость от одних воспоминаний об этом. Всплыла малодушная мыслишка: "Может, выпить спиртику, медик я или кто? Должно полегчать." Но идейка эта была в корне задавлена другой мыслью - холодной, рациональной и циничной: "Вот, именно что медик! И, вообще, знаю всё об этой биохимической игре гормонов, под названием "любовь" или точнее - "влюблённость". Проходит всё, пройдёт и это! Просто надо терпеть. Пусть не быстро, не скоро, но пройдёт. Я это точно знаю! Так что - терпеть, товарищ капитан медицинской службы! Терпеть!" Но предательские слёзы, всё-таки, текли потихоньку из Катиных глаз.
   Катерина раскатала на кушетке свой спальник. Аккуратно расправлен свежий, беленький вкладыш. "А, вот, валерьяночки таблетки три, четыре вполне можно хряпнуть на сон грядущий." Что тут же и осуществляется.
   Уже на грани яви и сна всплыло воспоминание о том, как гладила неуставные Лёшкины вихры. И последняя мысль уплывающего в царство Морфея начмеда была совсем не в тему, но почему-то успокаивающая: "Отросли у Лёши волосы за месяц. Пора команду стричь, пора..."
  
   Следующие утро и последующий день выдались ясными, и редкая облачность позволила Логинову провести астрономические наблюдения. Как и ожидалось, Солнце в зените оказалось раньше того момента, как стрелки часов дошли до 12-00. Почти на двадцать одну минуту раньше! Замерив угол положения светила над горизонтом в этот момент и проделав кое-какие вычисления, Логинов записал в блокнот: "Актуальное положение СП-40 бис на 11 часов 39 минут по астрономическому времени условного нулевого меридиана 17-го апреля 0000-го года составляет 10 градусов 51 минута восточной долготы и 59 градусов 13 минут северной широты." Получалось, что четверо с половиной суток от начала дрейфа станция проделала путь в шестьсот с лишним километров! "То есть средняя скорость дрейфа выходит где-то около пяти с полтиной километров в час. Не слабо!" - прикинул Макс. Потом вспомнил: "Ну, да, когда мы ещё на месте стояли, то Лёха с Бергом скорость течения определяли... И у них, кажется, четыре с половиной кэмэ в час получалось. А тут ещё ветерок, пассат который, помогает. Вот и получается скорость энергичного пешехода. Эдак, мы быстренько кругосветку сделаем - всего-то за полтораста дней примерно. Если не растаем раньше. Больно уж тёплый этот пассат."
   Этот самый западный пассат дул ещё несколько дней, подгоняя и без того быстрое течение. В эти дни температура не снижалась ниже отметки минус пять по Цельсию днём и минус семь-восемь по ночам. А потом ветер опять сменился - над океаном снова задул привычный ледяной и пронизывающий северо-восточный. Продвижение айсберга хоть и замедлилось, но оставалось по-прежнему достаточно быстрым - по оценкам Берга и Левшакова, ну, никак не медленнее четырёх километров в час. Напор воды - существенно сильнее усилий ветра обратить движение СП вспять. Единственным явным и ощутимым эффектом от смены ветра был разворот айсберга вместе с примыкающим к нему ледяным полем по ветру - теперь айсберг был на востоке, а ледяной "парус" - на западе. Ну, и опять похолодало. Теперь, правда, температура, что днём, что ночью редко опускалась ниже минус двадцати - как правило, днём держалась в диапазоне десять...пятнадцать градусов. С минусом, естественно. Надо сказать, что снижение температуры воздуха заодно понизило тревоги членов команды по поводу возможного слишком быстрого таяния их ледяного плавпредства. Кстати, температура воды также продолжала снижаться, пока не остановилась на отметке чуть ниже нуля. Солёная, всё-таки.
   Спустя неделю после начала дрейфа к СП не торопясь подошла медведица со своим выводком. Дежурившая тогда на НП Державина сообщила товарищам по рации: "Медведица проснулась, наконец-то! Вот, ведь, соня какая!" Так к медведице прилипло имя - Сонечка. А медвежат у Сони было, аж, целых двое! Имён собственных для них так и не придумали, так как они были точными, неразличимыми копиями друг друга. "Интересно, мамка-то этих клонов различает?" - прокомментировал Макс. Так и прозвали обоих - Клоны, братцы-Клоники.
   В самый первый раз медведица с малышами медленно и осторожно приблизилась к СП на расстояние в сто с небольшим метров. И остановившись, уселась на зад, с интересом, но и с некоторой опаской поглядывая на строения и появившихся около них двуногих. Медвежата сразу же затеяли жизнерадостную возню вокруг мамки. Измазанная кровью морда медведицы подсказала людям, что медведица уже угостилась оставленным возле её берлоги китовым мясом, поэтому сыта и движима скорее любопытством, чем голодом.
   Надо срочно что-то придумывать, чтобы приучить Соню и малышей к хорошим манерам! То есть не подходить близко к СП и, главное, к людям. Сообразили на быструю руку...
   Как всегда исполнять задуманное пришлось разведгруппе, то есть Чайке с Левшаковым. Прихватили с ледника хороший шмат китового мяса. Обошли полукругом медвежью семейку и встали как раз с направления на то место, где первый прикорм оставили. Чайка своим страхолюдным ножищем отколол солидный шмат "китятины" (ну, как по-другому это мясо назвать?), а потом точная сильная рука главстаршины отправила этот кусок в свободный полёт. Вкуснятина упала в паре метров от медведицы. Соня с интересом принюхалась... и в мгновение схрумкала угощение. Потом с очевидной заинтересованностью в продолжении банкета взглянула на двух "официантов" в полусотне метров от неё. Чайка следующий кусок никуда бросать не стал, просто положил его у своих ног. После чего парочка дрессировщиков сместилась на сотню метров ближе к месту самого первого прикорма, того, что у берлоги. А в это время уже подъедалась вторая порция угощения. Соня оказалась довольно смышлёной блондинкой. Терпеливо дождалась пока Чайка и Левшаков оставят очередную порцию и перейдут на следующую позицию, потом неторопливо и вальяжно подходила к оставленному угощению и подъедала его. И так - раз за разом. Умная дамочка. Один раз только приостановилась - малыши сами захотели кушать, к мамке присосались и пока их пузики ощутимо не округлились, отрываться от сосцов не пожелали. А маманя их не торопила. Так неспешно и шли... люди и медведи. Пока не добрались до места самого первого угощения, у разворошенной уже берлоги. Там напарники оставили самый большой кусок китового мяса - на сегодня медведице должно хватить. А сами опять по дуге обошли медвежью семейку, а потом, скрывшись за торосом, залегли, наблюдая в бинокль за медведицей. И, точно, медведица, доев угощение, уже никуда идти не пожелала - сыто и довольно разлеглась под прикрытием небольшого тороса. А медвежата принялись неутомимо ползать по мамке во всех направлениях, изредка направляемые лёгкими шлепками маманиной совсем нелёгкой лапы. Это чтобы далеко не убегали, сорванцы такие. "Ну, что ж, первый этап успешно завершён," - удовлетворённо посмотрев друг на друга, без слов решили новоявленные дрессировщики. Идея была в том, чтобы приучить медведицу сильно не удаляться от места своей первой кормушки.
   Если замысел и удался, то как-то извращённо - на следующее утро медвежье семейство было обнаружено дежурившим на НП Иванцовым ровно в том же месте, откуда медведей повели в обратную сторону, к берлоге то есть. Медведица спокойно и ровненько так сидела на своей толстой попе - умиротворённо ждала очередного угощения. То есть такие прогулки к СП и обратно Сонечке явно понравились. Пришлось повторить процедуру. Причём порцию мяса усилили такой же по объёму порцией китового сала. Это чтобы медведица на этот раз как следует наелась, не торопилась обратно к СП.
   Но не помогло - на следующее утро Соня опять сидела на своём уже вполне привычном месте в ста метрах от балков, ждала. И, что характерно, не давала медвежатам приближаться к СП, возле себя Клоников держала. Методика дрессировки явно сбоила. И хотя это кажущееся спокойствие зверя и его доверие к людям как-то тешило самолюбие и сентиментальные чувства обитателей СП, однако, умом все понимали - не стоит приучать медведицу и её детёнышей к людям. Пусть держатся подальше. Всем спокойней будет.
   Ночью Алексей поделился проблемой со Свисом:
   - Ну, никак не получается приучить медведицу к СП не приближаться и чтоб людей боялась. Ничего в голову не идёт. Ну, не дрессировщики мы ни разу!
   - А что ж мне сразу не сказал!? Помог бы, - удивляется водоплавающий друг.
   - Интересно, как?
   - Как, как!? А, вот, как мы с тобой сейчас общаемся? С помощью телепатии, конечно. С млекопитающими и даже птицами вполне таким образом можно договориться, это не тупые акулы какие. Если надо или хочется, то всегда можно. Я, вот, только с тюленями никогда бесед не веду. Как их есть после этого? Уверен, что и ты смог бы сам договориться с этой медведицей или сможешь ещё, когда натренируешься достаточно. У меня, на родной Океании, такие случаи вполне известны были. Помню, Аас рассказывал о каких-то человеческих отшельниках, у которых дикие и очень опасные звери с рук ели, а самих людей не трогали при этом, совсем наоборот - ластились к ним, как кошки домашние.
   Алексей, хоть и не христианин, но тут же вспомнил какого-то православного святого, у которого точно также медведи, волки и прочие рыси с рук пищу принимали85). Но возразил:
   - Ну, нам совсем не надо, чтоб с рук ели. Пусть лучше дистанцию разумную от нас, людей, держат. И не нападают. Им ещё, так думаю, в дикой природе жить, а мы, всё-таки, цивилизованные места желаем найти. Вот, угощение мишкам мы всегда положим. В определённое место, к которому и хотели бы эту медвежью семейку приучить. Вот, собственно, и всё, чего хотели добиться своей дрессурой. Но пока получается не очень.
   - Тогда, значит, так! Завтра подводите... уж, не знаю как, это семейство к краю льдов. Там буду. Тебя-то я всегда чувствую, так что подплыву, куда надо. Там с ними и побеседую. Для первого телепатического контакта желательна прямая зрительная связь. Облегчает почему-то. Настраивает как-то на общую "частоту", так скажем. Итак, вы хотите, чтобы медведи не приближались к станции и к вам слишком близко, да? Столько подойдёт?
   Свис демонстрирует Алексею дистанцию.
   - Ну, да, к людям не ближе пятидесяти метров. А к СП - пусть побольше будет. Вот столько.
   И теперь Алексей показывает косатке расстояние:
   - Это метров двести по-нашему.
   - Ага. Понял. И за это вы обещаетесь их самих не обижать и подкармливать? Правильно понял?
   - Всё верно. Даже поможем, если что с ними плохое приключится.
   - Вот, и ладненько. Завтра это дело и провернём, - обещает Свис.
   На следующий день, после пересказа Алексеем товарищам ночной беседы со Свисом, маршрут прогулок с медведями был изменён. Напарники-разведчики, которых Логинов уже называл "братьями Запашными", повели медведей к краю льдины. На полдороге Соня начала останавливаться и недоуменно посматривать то на ведущих её двуногих, то в сторону своей берлоги-столовой. На остановках много думала, головой мотала, но после недолгих размышлений продолжала, таки, идти за очередным куском мясца. Когда медвежья семейка добралась до порции, оставленной Чайкой на самом краю ледяного поля, в полуметре от открытой воды, внезапно в метрах пяти от медведицы из глубины появилась голова Свиса. Соня сначала было дёрнулась в сторону, но наткнулась взглядом на пристально смотрящий на неё глаз косатки. И замерла словно зачарованная. С минуту длилось это безмолвное и почти неподвижное общение. Единственное, что делала медведица, так это на одних рефлексах прижимала братцев-Клоников к себе, чтобы со льдины не свалились... Свис плавно ушёл под воду. Соня встрепенувшись, словно скидывая с себя какую-то сеть, плавно и без сигналов со стороны людей направилась к своему постоянному месту обитания, где её уже ждало обильное угощение. Больше Соня не подходила к СП ни просто так, ни в ожидании кормёжки, возле берлоги дожидалась. Всегда с большим пиететом к людям - дистанцию чётко выдерживала. И детишек своих к тому же приучала.
   В одну из последующих ночей Алексей спросил своего друга:
   - Свис, а что ты такое с медведицей сделал, что она теперь, как дисциплинированный солдат?
   - Да, ничего такого особенного. Просто условные рефлексы внедрил нужные. Или по-другому сказать - объяснил правила поведения. Ну, и припугнул немного - рассказал, как много её сородичей вас на зуб пытались попробовать, да, ничего у них не вышло. Но и выгоды её положения тоже объяснил. Понятливые звери, кстати, эти ваши медведи оказались. Животные, конечно. Но очень способные. Кстати, вы, люди, сейчас для Сони, как боги... Да, и я тоже... типа посланник богов.
  
   Жизнь на дрейфующей по открытому студёному океану СП постепенно налаживалась, входила в регулярный режим, люди постепенно успокаивались, привыкая к своему плавучему острову. Погода ещё несколько раз менялась с холодной арктической с привычным, почти родным и надёжным северо-восточным ветром на более тёплую, промозглую, приносимую с юго-запада. Таких яростных штормов, как первые два, на станцию уже не наваливалось. В соответствии с установившимся ветром айсберг то замедлял свой бег на восток, то, развернувшись, вновь ускорялся, словно стремясь убежать от опасного для него тёплого западного пассата. Но могучая океаническая река студёного Течения (именно так, с заглавной буквы) побеждала любой ветер и неуклонно несла ледяной остров со скоростью хорошего пешехода на восход: день и ночь, из часа в час, без отдыха...
   У команды появилось свободное время, которое тут же было занято тренировками: общефизической и единоборствами. Мероприятия эти на свежем воздухе проводились. Через несколько дней заметили, что и зрители появились - Соня с малышами. Медведица сидела на дозволенном расстоянии и внимательно следила за упражнениями своих двуногих богов. А участвовали в этих мероприятиях все, включая командира. Берг добровольно на время превращался в подчинённого главстаршины. Освобождались только вахтенные на НП, да, Державина, когда ей надо было обед готовить (завтрак и ужин - по-прежнему на Чайке), и ещё... кое-когда. Но особенно туго приходилось Левшакову - у него тренировки были в удвоенном количестве, то есть, плюс стрелковые. День - пистолет, другой день - карабин. И всё в режиме холощения. Патроны берегли. Но, уверяю вас, не так уж вхолостую, не зря, то есть. Ну-ка, давай час, а то и два, ровную мушку подержи, попереводи прицельные с одной цели на другую. Со смещением корпуса или в наклоночку, в присяде или лёжа... И быстрей, быстрей... враг ждать не будет! И мягче, мягче на спусковой крючок жми, не сдёргивай! И не путай темпы: здесь ты делаешь быстро, но плавно, а здесь - просто очень быстро! Но не сдёргивай, лейтенант, не сдёргивай! Или единоборства (от них Алексей, как второй член разведгурппы, уклониться никак не мог, даже в качестве вахтенного не мог - его просто не назначали на вахты на время этих тренировок): то ударка, то освобождение от захватов, то выведение противника из равновесия и броски, подножки, подсечки, блокирование и фиксация поверженного... А ещё ежедневные тренировки со Свисом. Тот тоже гонял Алексея по часу, а иногда - по два. Так что, когда пришла очередная "квазигренландская" акула, чтоб человечинки попробовать, Левшаков даже не стал срочно из воды эвакуироваться. Остался - ничего не подозревающую добычу из себя изображал. Уже ничего не боялся, когда Свис рядом. На этот раз косатка расправился с акулой ещё быстрее, чем в первый раз. Тогда-то косатка далековато от Левшакова был, торопился, еле успел. А сейчас, считай, в комфортном режиме работал - пообкусал сначала плавники ("ощипал рыбку"), а потом сделал своеобразный контроль - перекусил позвоночник у основания черепа. И некоторое время плавал с приоткрытым ртом - прополаскивал от омерзительного вкуса синтетической акульей крови... Потом ещё дважды приходили акулы. С тем же успехом.
   За эти недели, Левшаков ещё больше похудел, но зато тело его выглядело сейчас словно пособие по анатомии - под тонкой чистой кожей перекатывались тугие валики не больших, но очень выносливых мышц, перевитых связками сухожилий и венами... и ни капли жира. Картину портили только множественные синяки, на которые Алексей уже и внимания не обращал. Даже ночью, если не беседы со Свисом вёл, то одни тренировки снились: броски, удары, блоки, уходы, освобождение, стрельба, мушка, целик и снова броски, удары... Так что, совсем некогда было Алексею думать о каких бы то ни было личных проблемах.
   Надо ли говорить, что периодические заплывы на резиновой лодке для очередных океанологических измерений, когда, конечно, погода позволяла, Алексей воспринимал, как отдых. Никакого страха не успеть за айсбергом у Левшакова не было. Чего бояться, когда рядом надёжный буксир в виде друга Свиса. А ещё совсем, уж, мирное и спокойное дело появилось. По сравнению с тренировками просто чистый, рафинированный отдых - рыбалка. Да, рыбалка! Рыбы в здешних водах было довольно много. Но, вот, до начала дрейфа этим делом особо не было когда заняться. Еды итак полно. Да, и ассортимент обнаруженных на складах рыболовных снастей предельно скуп и странен: крючки скромных номеров, соответствующая леска, поплавки, блёсна, грузила... И всё. Словно для простенькой рыбалки на речке в средней полосе. Посидеть на бережке - на поплавок, да, на блики на воде посмотреть, от городской суеты полечиться. Посмотрев на это всё, Чайка, потомственный помор, только и сказал: "Баловство детское. Не будем дурью маяться. Сейчас еда есть, а потом - сеть свяжу." И связал. Когда время появилось. Получилось что-то типа трала, хотя Чайка её совсем не так называл, а "мережей" или, как вариант, "крылёной".
   Технология рыбалки была довольно простой. Алексей, сидя в лодке, спускал под воду эту самую мережу и грёб потихоньку, но так чтобы "крылья" и "бочка" сети расправилась. А Свис в это время работал загонщиком - гнал ближайший косяк сельди прямо в распахнутую пасть мережи. И иногда рывок влетевшего в западню рыбьего косяка вполне ощутимо, рывком притормаживал лодку! А, уж, вытягивать сеть из воды приходилось исключительно с помощью главстаршины, ожидавшего на "берегу", на краю льдины. Иногда ещё кто-нибудь подключался. Хорошие здесь уловы! И сельдь - крупная и жирная, не чета земной. Приятное разнообразие в меню. Иногда попадалась косяки трески. Ещё лучше. Соне, кстати, рыбка тоже понравилась, а то она уже запасы китового мяса и сала серьёзно подъела.
   9-го мая по новому летоисчислению (не стали пересчитывать на земное время) отметили День Победы. Устроили праздничный ужин с шикарным меню, мясным и рыбным, с парой салатов и со ста граммами, конечно. Вечером небольшой салют устроили - потратили пяток сигнальных ракет. Скромно, конечно, но почему-то смотрелись эти красные огни в звёздном небе здорово, оптимистично. Смотрите, Немые, мы живы, мы здоровы, мы радуемся Победе наших дедов и прадедов. А, значит, есть надежда, что и сами победим! Сонечку, вот, только немного напугали...
   12-го мая, спустя месяц после начала дрейфа согласно обсервации Логинова долгота СП-40 бис составляла 58 градусов 19 минут к востоку от её первоначального положения при текущей широте 62 градуса 17 минут к северу от экватора планеты. Получалось, что за это время айсберг благодаря Течению преодолел три тысячи двести сорок километров. Почти четыре часовых пояса! Здесь Солнце поднималось в зенит на без малого четыре часа раньше, чем всего месяц назад. А никакой большой земли впереди, как не было, так и нет! Впрочем, и малой тоже. Несколько раз на горизонте, как к северу, так и к югу проходили небольшие острова, фактически голые скалы. Явно безлюдные, обильно заселённые только тюленями, моржами и птицами. Свис по-быстрому ходил к ним на разведку... И заодно - на охоту. Полакомиться мясом морского зверя, а то рыба ему уже поднадоела. Да, и мороки с ней больше... С воды никакой человеческой активности разведчику обнаружить не удалось. Самолёт к островам не поднимали - топливо берегли. Иногда наблюдали айсберги: и мельче, и крупнее станционного. Но тоже: ни людей, ни строений на них. Только иногда морские звери. Несколько раз наблюдали стада китов. И каждый раз это было событие! Потому как очень большие! В головы людей даже опасливые мысли закрадывались, что могут эти морские гиганты их айсберг раскачать, повредить... Глупость, конечно, но, уж, больно огромные были эти киты!
   Дважды Левшаков передавал Свису просьбы Берга сходить на север, к ледяной земле. В результате этих вылазок выяснилось, что сейчас она где-то в паре сотен километров от дрейфующей станции. Один раз разведчику удалось даже вплотную к безжизненному каменистому берегу подобраться. В другой и этого не получилось - наткнулся на многокилометровый припай. А под него, увы, далеко косатке не заплыть - не рыба. Так и непонятно осталось, континент это, всё-таки, или отдельные острова.
   За месяц дрейфа примыкающее к айсбергу ледяное поле чуток уменьшилось - откололось несколько довольно крупных льдин по краям. Но это пока никак не угрожало собственно айсбергу. Да, и само ледяное поле уменьшилось несущественно.
   Алексей, регулярно беседуя по ночам со своим другом, стал замечать, что по мере продвижения СП на восток у Свиса часто стало портиться настроение. И чем дальше, тем чаще и тем сильней. На прямой вопрос о причинах этого был получен ответ:
   - А мы всё ближе и ближе к тому месту, где меня ранили. Точно сказать не могу, я, всё-таки, не прибор какой, но скоро там будем. Скоро... Вот и нервничаю. Злюсь.
   Но день шёл за днём, айсберг миля за милей безостановочно и неуклонно продвигался на восток, а никакой земли всё не было и не было...
  
   Комментарии к главе 8:
  
   77 - Известная фраза, поговорка, первоначально относившаяся к карточным фокусам. Ныне эта фраза означает, что существует слишком много факторов, способных в корне изменить результат основанных на научных знаниях выводов или просто наукоподобных, спекулятивных рассуждений.
   78 - Кильнуть - перевернуться килем вверх, перевернуться.
   79 - Холощение - стрелковое упражнение с незаряженным оружием по отработке всех четырёх главных составляющих качественного выстрела: правильной стойки, плотного хвата пистолета, плавного спуска и удержания при этом прицельных приспособлений оружия на линии прицеливания.
   80 - УСМ - ударно-спусковой механизм. При холощении весь УСМ взводится, в большинстве случаев, обычно, за счёт силы нажатия пальца на спусковой крючок. Ну, и, естественно, при срабатывании механизма даже при разряженном оружии раздаётся довольно громкий, звонкий звук, щелчок.
   81 - У белых медведей в спячку залегают, в основном, только беременные самки. Причём, они и детёнышей (обычно от одного до трёх) рожают во сне, в середине зимы. А выходят из спячки по весне, к апрелю. Так что эта медведица несколько заспалась. По сравнению с земными медведицами.
   82 - На Земле данная мысль принадлежит Фридриху Энгельсу ("Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека", 1876 г.).
   83 - Межполушарная асимметрия мозга - одна из фундаментальных особенностей функционирования мозга человека. Считается, что у правшей левое полушарие ответственно за обработку речевой, письменной информации, смысловых и логических последовательностей, а правое полушарие - за обработку неречевой информации: музыкальной, образной, зрительно-пространственной. Левое полушарие правшей также отвечает за предвидение, прогноз, а правое полушарие "привязывает" человека к актуальному моменту времени, к ощущению "здесь и сейчас". Вообще говоря, асимметрия полушарий присуща не только людям, но и многим животным, но у людей она наиболее ярко выражена.
   84 - Аутогемотерапия - метод лечения и/или профилактики, заключающийся в том, что у человека берут из вены несколько кубиков крови, а потом вводят их ему же внутримышечно или подкожно, создавая искусственные гематомы. Процедура выполняется курсом из 12-15 инъекций. Считалось или до сих пор считается, что данный метод повышает иммунитет. Но обычно эффект слабо выражен или не выражен вовсе. Кроме боли от искусственных синяков.
   85 - Автор знает двух таких православных святых: Сергий Радонежский (XIV век) и Серафим Саровский (1754-1833 гг.). А до разделения церкви на православную и католическую, во времена гонений на христиан (IV век) - Святой Власий. И ещё были подобные люди, как в поздней античности, так и в эпоху средневековья.
  

Глава 9. Охибуган

   День в середине мая, предположительно 13-е или 14-е.
   Координаты: не известны.
  
   Одетый в замурзанный ватник человек стоял у дверей барака и безнадёжно смотрел в небо. Совсем низко, цепляя верхний край угольного карьера, медленно ползло киселеобразное облачное месиво - фактически туман, превращающий майский полдень в поздние осенние сумерки. Солнце не выглядывало из-за этой непроглядной завесы уже почти неделю... Студёный моросящий дождь всё сеял и сеял на худое серое лицо мужчины, на его полуседую свалявшуюся бороду свои мелкие почти невесомые слёзы. Тоска... И безнадёга...
   Боря, по прозвищу Программист, развернулся, было, чтоб идти обратно в барак, но резиновый сапог всего за пару минут стояния на месте успел по щиколотку всосаться в липкую грязь и чуть не соскочил с ноги. Особого желания, да, и сил выдёргивать сапог из вязкого плена у Бориса было не очень много, поэтому борьба за освобождение обувки продлилась без малого полминуты... Но, вот, всё-таки, удалось... Шаг, другой... И человек уже на крыльце своего мрачного жилища, и так же устало и медленно камушком счищает с сапог комья налипшей грязи. В голову бывшего айтишника неторопливо и устало вползает мысль: "Тунгусы... да, кажется, тунгусы считали, что как-то так и выглядит загробный мир, мир мёртвых... кажется, Охибуган, по-ихнему: Солнца нет, небо - как туман, а земля - как болото... Не помню, где читал, но, вот, что-то вспомнилось... Так, может быть, мы все, всё-таки, умерли? Тогда за что мне это? За то, что в команде олигарха-губернатора работал? Так, вроде бы, все местные на него чуть не молились... Или это за его прошлые грехи карма-воздаяние и меня зацепила заодно? Тогда ему каково? Или... будет каково? Интересно, он тоже куда-то... попал? Или только мы, тут, одни такие невезучие?"
   Жалобно скрипит закрываемая дверь. Свет чахлого дня едва проникает сквозь зарешёченное снаружи мутное окошко. Единственное яркое пятно в полумраке барака - пляшущий цветок огня в раскрытом очаге. Слева и справа от входа - по ряду нар в два яруса, на которых свободно могло бы разместиться десятка три человек. Но за стоящим у самого очага грубо сколоченным столом - всего четверо. Это разновозрастные мужчины. Все они, в отличие от Бориса, явные монголоиды. Однако вопрос, заданный вошедшему самым старшим из четвёрки, звучит на чистом русском языке:
   - Ну, что там, бригадир? Есть хоть какие просветы?
   Вошедший, смахивая с лица влагу, отвечает:
   - Нет, Коль... безрадостно всё. Как сеял дождь, так и сеет. Придётся нам, всё-таки, под этим долбанным дождиком уголёк рубать. А то опять норму дневную не выполним. Что жрать-то будем тогда?
   Ответ этот звучит шепеляво и невнятно - чисто и ясно говорить Боре-программисту не позволяют два отсутствующих передних зуба.
   Самый молодой из четвёрки немного мечтательно, хоть и грустно, не обращаясь ни к кому явно, говорит:
   - А внизу, на берегу, этот дождь, наверное, в виде снега падает... Красиво...
   Один из сидящих за столом мужчин с раздражением и грохотом отталкивает от себя алюминиевую плошку с недоеденной кашей:
   - Красиво ему, бли-и-ин! Молчал бы лучше, если ничего путного сказать не можешь! Кр-р-расиво... Ненавижу! - вскакивает из-за стола и начинает метаться за спиной у сидящих, - Не могу больше!
   Борис пытается защитить младшего товарища:
   - Илья, ну, что ты на Сергея взъелся? Он же ничего такого не сказал... Ну, дождь, ну, снег... И что стоит его за это ненавидеть?
   Почти срываясь с хриплого рыка на крик, Илья отвечает:
   - Вы мне ещё стихи о красотах природы начните читать. У природы, мол, нет плохой погоды! Да, и не на Серёгу я злюсь! - приостанавливается в своих метаниях и, опёршись тёмными от въевшейся в кожу угольной пыли кулаками в стол, продолжает, - Вы, ровно, забыли то, что в той записке никодимовой Марфы написано было!? Мы здесь, в этой яме сидим, вот, уже год без малого, а там, внизу, в Посёлке, эти... с-с-сволочи... наших баб!... Вот их, гадов заморских, ненавижу... и себя заодно... Нет, всё! Больше не могу! Ухожу!
   По ещё больше потемневшим лицам присутствующих становится понятно, что, нет, не забыли. Очень хорошо они помнили содержание бумажки, засунутой в запечатанную парафином гильзу, спрятанную на самом дне котла с гречневой кашей. Помнили они этот женский "крик" ужаса, как и свой стыд от бессилия помочь... Повисшее, было, над столом молчание прерывает Николай. Словно нехотя, с натугой, медленно выталкивая из себя слова, говорит:
   - И далеко ты, такой смелый да решительный, уйдёшь? Или ты забыл, как Никодим сбежать попытался, когда ту записку от жены получил? Ему от прочитанного тогда голову-то и снесло. Вот, и ломанулся совсем, уж, напролом. Но и двух сотен метров, как ты, может быть, помнишь, от колючки не пробежал - пулемёт его шутя догнал. Забыл? Тогда загляни за угол барака - там он, под камнем, вот уже полгода лежит. Рядом с дедом Гырголом. Марфа, наверное, до сих пор не знает, что уже вдова... А сейчас этот гад на вышке с пулемётом ближе тридцати метров к воротам не подпускает, сразу стрелять начинает. Или ты забыл, как Борис в самом ещё начале пытался с ними по-человечески разговаривать, к совести взывать? И как они его отметелили потом, так что он зубов лишился и на ухо одно оглох? А, ведь, он - белый, европеец, как и они! И живым-то остался только потому, что на языке их гнусном свободно говорит, а им толмач хороший нужен был. Забыл, да?
   Опять напряжённое, словно натянутая струна, молчание. Минута, другая и Илья, открыв глаза, вновь произносит:
   - Сил больше нет сидеть здесь безвольно и спину на этих новых рабовладельцев гнуть! Ещё могу понять, с трудом, правда, Бориса и Серёгу - у них хоть семей нет, но вы-то двое!? У вас же жёны есть... как и у меня... А у тебя, Коля, ещё и дочка подрастает! Там! Без тебя!... Так что - всё! Вы, как хотите, но я не могу больше! Ухожу сейчас же!
   Сколько раз уже за последний год стены этого барака слышали подобные разговоры и видели такие эмоциональные вспышки! Столько раз! Но на этот раз что-то сломалось в привычном ходе вещей - молчавший до сих пор, и как всегда, Юрий, четвёртый чукча (а именно чукчами и были эти четверо), подняв усталые глаза на своего товарища, сказал:
   - Илюха, я с тобой. Лучше сдохнуть под пулями, чем дальше это терпеть. Пойдём! Может быть, хоть одному из нас повезёт...
   Поняв, что сейчас может произойти непоправимое, Николая и Борис в один голос чуть не кричат:
   - Мужики, стой! Куда?
   Потом, переглянулись друг с другом - и слово взял Борис:
   - Хорошо. Идём все вместе. Но давайте сделаем это хоть немного по уму. Обмозгуем всё сначала. Сергей, ты с нами?
   Юноша без слов кивает. А в его тёмных глазах светятся одновременно и надежда, и страх, и весёлая отчаянная решимость. И пятеро голов склоняются над столом.
  
   Нельзя, конечно, сказать, что Мыкола Тарасовыч ПрыхОдько был полностью доволен своим нынешним положением... Да, что там, совсем нельзя! Но бывший майор вполне обоснованно считал, что в данных условиях существования он устроился максимально, ну, просто, предельно хорошо и даже не без жизненных удобств. "Вот, что значит умение жить. Даже здесь, в этом богом забытом месте... Главное - ходы знать! И покровителя иметь..."
   Мыкола Тарасовыч сидел в своей комнате сруба и вспоминал события уже более, чем двухгодичной давности. Началось всё ещё в Санкт-Петербурге. Однажды, в конце лета 2012 года, майора Николая Тарасовича Приходько вызвал к себе в кабинет непосредственный начальник, полковник, один из райвоенкомов города на Неве. Дальше имел место разговор, от воспоминаний о котором даже сейчас круглое, гладкое лицо Мыколы Тарасовыча начинало непроизвольно кривиться и морщиться, как от лимона во рту. В общем, майору было сообщено, что его благотворительной деятельностью по оказанию платных услуг призывникам, желающим откосить от службы, уже всерьёз начинают интересоваться правоохранительные органы. Уж, очень широкий размах она приобрела: "Совсем Вы, товарищ майор, берега потеряли." Но военкому и самому совершенно ни к чему был коррупционный скандал в руководимом им подразделении, так что он предоставил Николаю Тарасовичу выбор: либо полковник сам инициирует заведение уголовного дела против майора Приходько, либо последний переводится... на Чукотку. С повышением в должности причём. Начальником анадырского военного комиссариата - вакансия там в скором времени открывается. И с перспективой повышения до очередного звания. "Как Вам моё предложение, товарищ майор? По-моему, оно из разряда тех, от которых невозможно отказаться, не так ли? Особенно с учётом альтернативы. И учтите, мне пришлось задействовать свои старые знакомства в Москве, в Министерстве, чтобы пробить Вам такое выгодное назначение. И мне будет очень... м-м-м... неприятно, если Вы откажитесь. М-да." Пришлось согласиться. Уж, очень полковник убедителен был. Но сколько потерь! Рвались все связи, наработанные схемы... Бизнес рушился, если совсем коротко...
   Жена, конечно, ехать на край света отказалась, даже договорить не дала, затараторила со скоростью пулемёта: "Ну, ты що, Мыкола, зовсим з глузду зъихав!? Якыйсь такый Анадыр!?" И ещё там много чего... из репертуара украинских базаров. Не для того она, мол, в этот гнилой питерский климат переезжала из тёплой Украины, чтоб потом ещё дальше, в Антарктиду, перебираться. (Ну, путала она Арктику с Антарктикой.) И, вообще, зря она двадцать лет назад замуж не за того вышла и гражданство сменила - скоро Украина в Евросоюз вступит, переговоры, вон, идут об евроассоциации, аж, голова от выгод и перспектив открывающихся кружится... А Рашке это не светит никогда. И ещё много чего было сказано... Потом, после объяснения супруге альтернативных невесёлых перспектив, она чуток подуспокоилась и даже выгоды начала находить... Но на Чукотку ехать, всё равно, наотрез отказалась, мол, будет их дом охранять, обихаживать. Детки, опять же, в питерских ВУЗах учатся. Ну, и новенькое авто тоже, ведь, не может простаивать - машинкам это вредно. "А ты же, Мыкола, всё равно, не навсегда там, на Чукотке. Звание новое получишь, в отставку выйдешь и обратно вернёшься, к жинке своей. Может, и в Нэньку потом обратно переберёмся, гражданство сменим... тоже обратно..."
   Неделю спустя майор Приходько входил в номер гостиницы города Анадырь, столицы Чукотки. В ближайшие дни ему предстояло принять дела у своего предшественника и вступить в должность начальника военкомата Чукотского автономного округа. Но не довелось... Потому, как очнулся, пришёл в себя на жёстком топчане в странном срубе на берегу студёного мрачного моря непонятно где. Хорошо, хоть в форме и с чемоданом в руке.
   Очень скоро выяснилось, что он не один попал в это странное и, как товарищу майору показалось, просто страшное место. Всего попаданцев, вместе с Николаем Тарасовичем, оказалось две дюжины. Тринадцать мужчин и одиннадцать женщин. Почти все - чукчи из береговых, причём большинство из них, вообще, горожане. Одна пожилая пара - из оленеводов. Трое детей: мальчик семи лет и две девочки девяти и двенадцати лет. Кроме того, было двое русских: мужчины, оба лет около сорока: журналист Аркадий и программист Борис. Оба приехали в Анадырь в команде известного олигарха-губернатора в начале нулевых годов, да, так там и остались после ухода их патрона с должности начальника Чукотки. Первый по причине чрезмерной любви к выпивке. За что получил красноречивое прозвище Аркаша-Алкаша и, что самое обидное, был изгнан из команды своего покровителя. А второй - в виду полного безразличия к месту жизни и работы. Лишь бы компьютеры и интернет были - работать (и хорошо зарабатывать) с его специальностью можно и дистанционно.
   Те, по чьей воле, люди были перенесены в это студёное место, поступили относительно гуманно - народ пришёл в себя в восьми однотипных срубах, стоящих по обе стороны улочки, в конце которой располагалась микроскопическая площадь. С обоих сторон которой стояли два, как очень скоро выяснилось, склада: вещевой и продуктовый. Все здания - на сваях, продуваемые снизу. На противоположной стороне площади, на небольшой скальной площадке стоял ещё один и самый большой сруб, который был идентифицирован, как своего рода административное здание и клуб-столовая в одном флаконе. За административным зданием, очень быстро получившим народное название Контора, был найден небольшой угольный склад, в котором было заботливо заготовлено непонятно кем несколько кубометров очень хорошего каменного топлива. Другой стороной миниулица выходила к берегу моря, к небольшому, но крепкому причалу, у которого располагался лодочный сарай-сруб со стоящим в нём надувным (и уже надутым!) "Зодиаком". Насос, мотор, как и небольшой запасец топлива также прилагались. Особое удивление невольных новосёлов-переселенцев вызвала дюжина крепких ездовых собак, привязанных к шесту, торчавшему посреди площади. Собаки в момент их обнаружения производили впечатление спящих - пришли в себя они только спустя пару часов после людей. Безропотно и с готовностью признали людей хозяевами. А под навесом у входа в вещевой склад стояла пара новеньких нарт. Чуть в стороне, на берегу небольшой речушки, даже скорее ручья, впадавшего в море в метрах пятидесяти от жилых домов, стояло ещё одно небольшое строеньице, безошибочно признанное народом банькой.
   Посёлок располагался на морском берегу, обращённом, как выяснилось утром следующего дня, к восходу. С севера и северо-востока дома были прикрыты высоченной скалой чуть не в три сотни метров высотой. Скалу впоследствии назвали Щитовой - она очень хорошо прикрывала посёлок от ледяных северных и северо-восточных ветров. Ручей, позже прозванный Банным, тёк как раз вдоль подножья этой скальной стены, обрывавшейся в море где-то в метрах в четырёхстах от устья ручья. В километре к западу от посёлка скалы поворачивали к северу, образуя просторную безлесую долину, упиравшуюся ещё через примерно два километра в крутой склон, почти обрыв, возвышающийся над уровнем долины на несколько сот метров. Дальний склон долины оживлял водопад, образованный, по-видимому, как раз Банным ручьём. Чуть левее водного каскада можно было различить вьющуюся серпантином дорогу, взбирающуюся петля за петлёй на склон. На склонах - многочисленные снежники. В долине тоже обильно лежал снег. Но речушка льдом не покрыта. От посёлка на запад, вдоль ручья, шла широкая, покрытая ровным слоем щебня тропа, больше похожая на узкую, всего в три метра шириной, но очень качественную грейдерку. Видимо, именно она и взбиралась потом на дальний склон долины. С юга морской берег плавно закруглялся холмистым мыском, образую удобную бухточку размером в полкилометра. В южном направлении, за мысом, был виден крутой, под сорок пять градусов, покрытый каменистыми осыпями морской берег, поднимающий на почти полукилометровую высоту. Для большинства попаданцев - хоть и суровый, но вполне привычный пейзаж, очень похожий на родную Чукотку.
   Проблема, кому возглавить попаданцев, решилась автоматически - люди непроизвольно потянулись к человеку в форме. Так Николай Тарасович, всё-таки, оказался в начальниках. Даже документы предъявлять не пришлось.
   Первым его распоряжением было выложить камнями огромное SOS и сидеть, ждать спасателей. Но шёл час за часом, а спасателей всё нет... Хоть и явная весна, но знаете ли, полярная такая весна. Холодно даже в домах. Пришлось новоявленному начальнику поддаться гласу народа и произвести разведку в двух складах. За что люди были вознаграждены обнаружением в вещевом складе многочисленных печек-буржуек, тележек и лопат. Над жилищами, как все тогда думали, временными, завился кислый угольный дымок. А Николай Тарасович навесил на оба склада найденные в тех же закромах амбарные замки. Ключики никому не доверил - к себе в карман опустил, здраво рассудив, что так надёжней: "А то народ, как море, всё унесёт."
   Под особый контроль пришлось взять обнаруженное на складе оружие: два гладкоствольных ружья двенадцатого калибра86), нарезной карабин Мосина87) и по сотне патронов к каждому. Попытки народа получить стволы на руки были решительно пресечены хозяйственным майором: "Гражданским не положено!" Аргументы, что места здесь странные, дикие и то, что у большинства мужчин дома, на Чукотке, то есть, были вполне официально оформленные разрешения на охотничье оружие, в том числе и нарезное, не подействовали: "А предъявите ваши РОХи88)! Нету? Во-о-от! Граждане, у вас же даже паспортов с собой нет! Ну, как я могу вам доверять!? Що вы, як можна!? Ни-и-и..." И оружие было надёжно заперто в здоровенном шкафообразном сейфе, стоявшем в одной из комнат Конторы. В этой же комнате поселился и сам товарищ майор, после этого получивший за глаза прозвище Конторщик. Так же на материальном складе было найдено холодное оружие для охоты на морского зверя: сделанные ещё в пятидесятые годы, но явно не пользованные гарпуны, разделочные ножи, мотки синтетического линя, некоторое количество одежды для этого же промысла, а также солидные запасы простой одежды: ватников, таких же штанов, шапок-ушанок, рукавиц, нижнего белья и кое-какой столярно-плотницкий инструмент, посуда... Кроме всего прочего на складе обнаружилось два электрогенератора небольшой мощности, но при полном отсутствии прочего электрооборудования, а самое главное - запасов топлива, агрегаты эти вызвали полное недоумение.
   Ещё один объект вгонял народ в удивлённые размышления. Или, как непонятно выразился Боря-программист, в "когнитивный диссонанс". На том самом мыске, что к югу от Посёлка, на самом высоком месте холма, метрах в трёхстах от жилых домов стояла антенна. Обычная штыревая. В полтора десятка метров высотой. На растяжках. Рядом домик. Явное здание радиостанции. И внутри домика всё, как на радиостанции. Но самой рации, ни длинноволновой, ни коротковолновой, ни какой другой ни в домике, ни где ещё обнаружено не было. И вообще никакого электрооборудования (даже проводки) там тоже не наблюдалось. Сапожник без сапог. Подковы без лошади. Одно недоумение и расстройство. Правда, и что-то смыслящих в радиоделе среди попаданцев тоже не обнаружилось. Но зданьице радиостанции само ладненькое, крепенькое, с железной дверью (ключ от которой нашёлся внутри домика, в ящике стола) и с решётками на окнах. А само место это, хоть и без радио, но название своё получило характерное - Радио-мыс.
   Спустя неделю, когда приходьковские уговоры про "вот-вот должных появиться спасателей МЧС" уже перестали действовать на людей, когда запасы угля и еды на складах заметно поубавились, когда народ уже стал внимательно и более благожелательно прислушиваться к словам явного фантазёра и, по совместительству, главного бузотёра - Бори-программиста, непрерывно толкующего о какой-то другой планете, о каком-то переносе и о прочем бреде, Николаю Тарасовичу пришлось-таки заняться организацией сообщества попаданцев. Провёл перепись. Выяснилось, что заметная часть народа обладала вполне традиционной для береговых чукчей специальностью - они были охотниками на морского зверя. Один чукча оказался плотником, он же - бондарь. Ещё был один оленевод, дед Гыргол, вполне умело и без указаний со стороны начальства управившийся с найденными собаками и очень сожалевший, что таким же образом не нашлось олешек, с ними ему, мол, привычней89). Одна семейная пара была учителями начальных классов. А что самое ценное - обнаружился фельдшер в комплекте с семьёй: женой и двенадцатилетней дочерью. На самом деле фельдшер Иван по какой-то причине не доучился в питерском Первом Меде90) совсем чуть-чуть до настоящего врача общей практики. Потом много лет работал в медпункте маленького посёлка на побережье Северного Ледовитого океана. А здесь ему вот уже несколько дней, как пришлось применять свои знания и навыки - появились первые заболевшие, пока только из числа детей. Лекарства для этого Ивану пришлось буквально выжимать из товарища майора, наложившего свою хозяйственную руку и на них.
   Чтобы хоть на какое-то время отвязаться от мутившего среди контингента воду Бори-программиста пришлось Николаю Тарасовичу разрешить этому бузотёру и ещё паре особо буйных обитателей Посёлка провести разведку местности. И даже выдать этим самозваным разведчикам ружьё и десяток патронов к нему. Под расписку. В команду этих непоседливых смутьянов помимо самого Бори вошла пара чукчей: охотник Николай и дед Гыргол. Ружьё досталось Николаю - по его же словам приличному стрелку, а остальные вооружились чем-то типа копий, сделанных из разделочных ножей и черенков от лопат. С точки зрения майора - просто смех и грех! Но особенно жалко Николаю Тарасовичу было отдавать этим горе-исследователям шесть банок тушёнки, две пачки гречки, котелок и три армейские фляги под воду. Прихватили разведчики и небольшой мешочек угля со средством для розжига. Свой невеликий груз троица сложила на одни нарты, в которую запрягли шестёрку собак. Дед привычно уселся на транспортное средство, а двое более молодых пошли рядом - сначала по щебёнчатой тропе, а потом - как, уж, придётся.
   Провожать троицу вышли всем Посёлком. "Вот, ведь, словно героев великих в космос провожают," - досадливо подумал тогда Николай Тарасович. А потом в его голове всплыло невольное пожелание: "Хоть бы вовсе не вернулись! Спокойней будет."
   Но они вернулись. На третий день. Вернулись одновременно подавленные и ошарашенные своими открытиями. Самое главное из которых было предельно простым: эта земля - остров! Совсем небольшой, но и не крохотный. Километров четырнадцать-пятнадцать в длину и от шести до восьми в ширину. Почти всю поверхность острова занимает ровное, плоское, почти как стол, плато, вознесённое над уровнем моря на три, а то и на четыре сотни метров. Только почти посредине этой равнины имелось небольшое пологое возвышение - ещё метров сто вверх. За некоторое сходство форм холм этот получил название Чум. Поверхность плато к северу и северо-востоку от холма представляла собой заснеженную каменистую арктическую пустыню, а в противоположную сторону - тундру с небольшими болотцами и озерцами, пока ещё покрытыми снегом и льдом. Банный ручей как раз оттуда и был родом. Ещё один ручей оттуда же тёк на запад и спадал в пологую лощину, по которой можно было вполне безопасно спуститься к морю. Удобный похожий спуск к воде был найден и к северо-западу от Чума. Все остальные берега острова, кроме этих двух лощин и поселковой долины представляли собой крутые, под сорок пять, пятьдесят градусов, опасные для спуска склоны, покрытые осыпями из разнокалиберных каменюк. А кое-где плато обрывалось вниз просто отвесными скалами.
   Самое первое открытие разведчиков ждало всего через час с небольшим после выхода из посёлка, почти сразу после того как тропа, завивавшаяся до того серпантином по крутому склону долины, вынырнула на плато. Всего в километре от края верховины обнаружили карьер. Угольный карьер. Овальная яма глубиной в тридцать метров глубиной и чуть больше ста в поперечнике. Почти на самом дне карьера, на его трёх склонах виден угольный пласт метров в пять толщиной. Хороший такой пласт! На самом дне - небольшое замёрзшее озерцо, по факту - большая лужа. И что самое удивительное и неприятно потрясающее - карьер оборудован, оформлен в стиле ГУЛАГовской зоны. Маленький, микроскопический, но ГУЛАГ! По всему периметру карьера, по самому краю крутейшего склона - колючка в два ряда. Единственная узкая тропа, дорожка идёт со дна ямы от стоящего на берегу озерца типичного лагерного барака и выводит к крепким деревянным воротам, открывающимся только снаружи. Ворота закрыты на могучий металлический засов. С четырёх сторон периметра стоят столбы с электрическими прожекторами, подключённые к визуально вполне работоспособной электросети. ("Вот, б..., для чего, оказывается, те непонятные электрогенераторы на складе!" - мрачно подумал тогда Боря-программист.) В пятидесяти метрах от ворот, но недалеко от края карьера - домик для охраны и небольшая вышка для вертухая. Пулемёта, правда, на вышке не обнаружили, но вид с вышки открывался отличный, всё, как на ладони: сам карьер, дорожка от барака к воротам, пространство как перед, так и за воротами и окружающая местность... Грамотно поставлен объект! В избушке охраны, тут же получившей название "Вертухайка" нашли несколько канистр с топливом для электрогенераторов и запас ламп для прожекторов. А в "зековском бараке" - несколько тележек, десяток лопат, ломов и кирок. Что тут скажешь!? Предусмотрительно...
   Щебёночная тропа, по которой разведчики сюда добрались, у карьера и заканчивалась - явная привязка объекта к Посёлку. Дальше исследователям пришлось двигаться по снежной целине. Следующей их целью была вершина Чума. Там-то они, как раз, и поняли, что на остров попали. И никакой другой земли до самого горизонта! Видны только то там, то тут плывущие с запада на восток льды, айсберги...
   Но кое-что интересное, кроме своего островного местонахождения, удалось увидеть с верхушки холма. На северо-восток, в полутора километрах лежали обломки какого-то самолёта, а далеко на западе, на самом краю плато, в тени скалы-останца удалось разглядеть некое строение. Сначала решили сходить к бывшей авиатехнике. Обломки оказались ветхими, а сам самолёт знакомым по кинофильмам - транспортный "Дуглас" времён Второй Мировой. Его ещё "Дакотой" называли. По белым звёздам на синих кругах на фюзеляже и крыльях поняли, что перед ними обломки американского военного самолёта. С осторожностью заглянули внутрь корпуса. Внутри белели разбросанные человеческие кости, валялись ветхие остатки одежды и ещё какого-то уже неопознаваемого барахла. Пробрались в пилотскую кабину. Там всё - вдребезги... и два скелета в лётных комбинезонах и шлемофонах. По нашивкам определили, что звали пилотов Smith ("редкая" фамилия!) и вроде бы Carpenter. Звания - не читаемы. Да, всё равно, никто ничего о системе американских званий не знал. Искателей в кабине ждал щедрый подарок от погибших пилотов - на переборке висела кобура с пистолетом. Кожа рассохлась до фанерного состояния и сломалась при попытке извлечения оружия, но зато пистолет сохранился на удивление хорошо, только кое-где подчистить да подмазать. Простой и надёжный армейский "Кольт"91). Легенда. Полный магазин в рукояти. И ещё один - запасной. Тоже полный. Итого четырнадцать патронов. Состояние их, конечно, не понятное.
   В благодарность за такой подарок пилотов решили похоронить более-менее по-людски. Собрали все давным-давно уже высушенные, выбеленные кости и завалили камнями в метрах двадцати от самолёта. Сверху положили лётные шлемофоны. С некоторой опаской отсалютовали одним выстрелом из пистолета. Бабахнуло вполне так! Годный боеприпас.
   Перекусили и направились к обнаруженному на западе строению. Когда прошли подошву холма и вышли с арктической пустыни в область тундры, на снеге обнаружились следы какого-то некрупного животного. Дед Гыргол, приглядевшись, сказал: "Песец, однако." Потом, повертев головой и улыбнувшись, добавил: "Много песец. Оченно много. И эта... большой песец." И, действительно, куда ни глянь - цепочки таких же следов.
   Путь до строения занял часа два. Снег глубокий, не разгонишься ножками-то. Останавливались у северного спуска к морю. Углядели внизу лежбище морского зверя. "Тюлени," - мгновенно определил зверей Николай, - "Только, уж, больно здоровые! И много! Порядок, в общем! Без еды не останемся."
   Строение оказалось складом. Внешне - такой же точно, как и поселковые. Но забит он оказался всяческими пиломатериалами, фанерой, утеплителем и тому подобным плотницко-столярным добром. Поход оправдался не только информационно, но и материально. Не стыдно возвращаться.
   Склад, прозванный дедом Гырголом почему-то Факторией, стоял прикрытый с запада останцем высотой метров двадцать. Под скалой - очень крутой, круче обычного каменистый склон. А на нём фантастический птичий базар! Среди его обитателей, наверняка, есть и съедобные. Как сами птица, так и яйца. Чем люди и воспользовались, насобирав по-быстрому пару десятков яиц из относительно доступных мест. А от разгневанных родителей укрылись в Фактории. В ней же и заночевали, с трудом расчистив среди тамошнего добра места для сна.
   Ночью сменился ветер и на плато наползли тучи. Сначала хотели переждать туман, но, напрасно просидев часа два, решили, всё-таки, выходить. Идти пришлось медленно и осторожно - того и гляди, с плато сорвёшься. Кое-как добрались до западной лощины, замеченной ещё вчера. Как раз тогда и выяснили, что там течёт ещё один ручей. Решили спуститься по распадку к морю. Пройдя вниз сотню метров, внезапно оказались ниже облаков. Там шёл дождь. Нудный и холодный, со снегом. А внизу, на берегу - ещё одно лежбище. На этот раз моржи. Вообще монстры! Николай раньше таких огромных и не видел никогда. Подходить слишком близко к ним не решились. Да, и собаки нервничать начали. Вернулись обратно наверх, в туман-облака. Промокшая одежда не давала идти быстро. Борис начал чихать, запершило в горле. Надо как-то согреться. Решили добраться до Карьера и там обогреться. Заснеженной тундрой, проваливаясь то и дело по колено в снег, за часа три дошли-таки. В нижний "лагерный" барак никому идти не захотелось. Обосновались в Вертухайке. Решили сегодня больше никуда не идти, всё равно, поздний обед - это почти ужин. Да, и высушиться, согреться хотелось всем.
   Утром тучи разошлись, хотя нет-нет, но клочья тумана снова накатывались на плато. Разведчики, прилично отдохнув за ночь, продолжили изучение своего острова. Неисследованными оставался только юго-восточный угол плато, к югу от поселковой долины. Впрочем, особых открытий поход туда не принёс: опять тундра, какой-то овраг (впрочем, пустой), край плато, останцы по краю... И ещё одно здоровенное тюленье лежбище внизу. Как раз за скалистым мысом, возвышающимся к югу от Посёлка, совсем недалеко от него. После чего разведчикам не оставалось ничего, как вернуться в ставший уже своим Посёлок.
остров

Остров/Dakota's island

   Кольт Борису пришлось отдать товарищу майору. Тот сказал, что ему, как офицеру просто необходимо личное оружие, а гражданским шпакам оно не положено: "Ещё застрелитесь случайно, чего доброго..." На бывшего программиста форма и погоны в сочетании с оружейным вопросом подействовали, как удав Каа на обезьян. Вот, и поддался на этот бесцеремонный, наглый наезд. С тех пор Николай Тарасович ходил всегда при пистолете, как бы подчёркивая своё отличие от простого люда, допуска к огнестрельному оружия не имевшего. За найденный склад со стройматериалами "спасибо" разведчики услышали только от народа. А, вот, товарищ майор полностью оправдал своё прозвище Конторщик - первым делом потребовал, чтобы разведчики составили опись найденного. И очень был раздражён, когда те не смогли этого сделать под странным с майоровой точки зрения предлогом: "Много там чего было, разве упомнишь!?"
   За время отсутствия путешественников оставшимся в Посёлке людям тоже удалось сделать одно небольшое открытие. Двое молодых чукчей, Алексей и Сергей, устав сидеть без дела, "ожидая спасателей МЧС", обнаружили пещеру. В скалах, к югу от посёлка, за холмистым мысом. Вход в пещеру прикрывал изгиб скалы, поэтому из Посёлка её не было видно, только вплотную. Начинаясь двухметровым проёмом, слегка извилистый ход пещеры вёл вглубь острова, постепенно снижаясь и сужаясь. В нескольких десятках метрах от входа высота прохода становилась такой малой, что пробираться дальше пришлось бы только на четвереньках. К тому же довольно крутой уклон вниз, вглубь и грязный скользкий пол делали дальнейшее путешествие просто небезопасным. И парни разумно решили прекратить свою спелеологическую деятельность. Но новую информацию об окрестностях добыли.
   А дальше начались будни. Неделя за неделей, месяц за месяцем... Волей-неволей, но Николаю Тарасовичу пришлось заниматься организацией жизни и быта населения Посёлка. Своего - в первую очередь. Не может же Начальник жить точно так же, как и подчинённые. Статус обязывает. Впрочем, на общем уровне нехватки всего это в глаза не бросалось. Поначалу. Ну, живёт человек отдельно от всех - в Конторе. Ну, занимается распределением материальных благ. Должен же кто-то этим заниматься. Понятно, что работа ответственная и вознаграждение должно быть побольше...
   Вначале лета, когда ближайшие холмы и склоны зазеленели травой, женщины нашли в долине кое-какие полезные растения и травы. Например, щавель и дикий лук. По виду - почти плантации. Начали заготавливать, сушить, солить в массовых количествах. Проблема возможной цинги почти решена. А ещё нашли заросли полярной ивы. Листья и кора тоже пошли в ход. Потом начались грибы и ягоды: черника, брусника, морошка, шикша. Ближе к осени на верховых болотах собирали клюкву. Наладили добычу птичьих яиц. Благо, птичьих базаров на острове оказалось несколько, в том числе и вплотную к Посёлку. А в конце лета в Банный ручей обильно повалил проходной, набитый икрой лосось. В добавок к жилому, который и до путины в ручье присутствовал. Очень хорошая прибавка к столу!
   Николаю Тарасовичу пришлось разрешить охотникам на зверя выход в море на "Зодиаке". И топливо для мотора выдавай им ещё! Правда, охотники и сами движок почти не заводили, на вёслах предпочитали. Горючку на крайний случай берегли. Далеко не уходили - сразу за южный мыс, на ближайшее лежбище морского зверя, котиков. Патронов охотники тоже не тратили - обходились обычными дубинками и копьями. Вполне хватало. Появились качественные шкуры. Женщины тут же начали их обрабатывать и шить зимнюю одежду. Но котики для чукчей - это "не только ценный мех", а ещё и мясо, и жир. Вот, Николаю Тарасовичу, да, и двоим русским тоже, и пришлось привыкать к новой для них пище. Хорошо, хоть, повариха поселковая - Вера, фельдшерова жена, знала множество рецептов блюд из мяса морского зверя. В том числе, и вполне приемлемых на вкус европейцев. Дед Гыргол пообещал по зиме лов песца наладить, летом не стал: "Сейчас мех не годный совсем, худой..." А по-настоящему опасных зверей: медведей, там, или волков каких на острове не оказалось.
   Целое лето перевозили, перетаскивали пиломатериалы и прочую столярку из Фактории. Так и не успели всё переместить в Посёлок - с транспортом просто беда! Но плотнику уже есть с чем поработать долгими зимними ночами-вечерами. Впрочем, ему и летом хватало дел. Периодически подрубали уголёк на Карьере, стараясь не задерживаться надолго в этом мрачном месте. А в Посёлок каменное топливо везли тачками. Тоже ещё тот труд!
   Народ за месяцы совместной жизни как-то сам, почти без участия товарища майора, самоорганизовался в бригады по интересам и по сходству характеров. Семейные держались друг друга. Молодёжь разбилась по половому признаку. Но жили в целом дружно. У Николая Тарасовича тоже образовался ближний круг. К нему прибились двое: Аркаша-Алкаша, бывший журналист, так и не нашедший себе разумного, толкового дела в новых условиях обитания, и чукча Семён, или, как сам представился - Сёма-местный. Последний был из охотников на морского зверя. Но из естественным образом образовавшейся здесь артели был изгнан. За регулярную пьянку. Большинство чукчей, оказавшихся в Посёлке, были из числа принципиально не пьющих или когда-то твёрдо и навсегда завязавших, как фельдшер Иван, например. Но к Сёме-местному это не относилось. Он за стакан водки был готов на что угодно. А, глотнув этого зелья, становился совсем дурным и очень злобным. Но и очень послушным воле благодетеля. Про Алкашу говорить не приходится - из прозвища всё ясно. Разве что, выпив, в отличие от Сёмы, становился умиротворённым, вялым, сонным, никаким... Ещё в самом начале, при осмотре продовольственного склада кроме там же обнаруженных лекарств, было найдено несколько бутылей спирта. Никакими уговорами фельдшеру Ивану не удалось взять их под свой, медицинский, контроль - весь запас Николаем Тарасовичем был оприходован и убран под замок, в тот же оружейный сейф. Ивану же для медицинских целей спирт выдавался малыми порциями и под роспись. Вроде бы всё правильно, учитывая слабость палеоазиатов к алкоголю, если бы не превратил товарищ майор спирт в средство для оплаты услуг двух своих приближённых. Которые за плату малую, в виде стопарика водки, подслушивали, подглядывали, наушничали, распускали сплетни и, вообще, выполняли для своего покровителя роли адъютанта и денщика.
   Один Боря-программист оставался, вроде как, ни в какой компании. Всем, конечно, не чужой, но и не вполне свой почти для всех. Только с Николаем и дедом Гырголом, своими товарищами по весеннему походу, был достаточно близок. Да, ещё, пожалуй, с фельдшером Иваном и учительской семьёй: Юрием и Агафьей - бывшими, во времена студенческой юности, жителями больших городов. А, вот, к товарищу майору Боря пребывал в почти постоянной фронде. "Мутит народ только. Как бы его успокоить? Или, вообще, избавиться..." - не раз уже думал Николай Тарасович. Но пугливо прятал последнюю мысль на задворки сознания. Подспудно товарищ майор до сих пор никак не мог смириться с тем, что они уже не на Земле, что нет тут никакого Государства, под защитой и контролем которого находятся все и всё, что они сами, и он, в том числе, здесь и закон, и власть. Всё ждал и ждал, когда же прилетят на своём сине-оранжевом вертолёте спасатели МЧС и снимут с него, наконец, эту ответственность за попавших под руку Николая Тарасовича "людишек". А он сам пересядет, наконец-то, в тёплый кабинет начальника военкомата Чукотского автономного округа, начнёт строить привычные бизнес-схемы, устанавливать связи и знакомства... Слишком практичен, слишком приземлён был его рассудок, слишком привычен был Николай Тарасович жить исключительно материальным интересом... Ему и раньше-то карьера офицерская (ну, ошибка юности!) была не так интересна, сколько возможность так или иначе подзаработать. Вот, ради тёплой и такой удобной в смысле дополнительных доходов должности в Питере, даже во время Второй Чеченской кампании пришлось некоторое время на базе в Ханкале провести. Хорошо, хоть, в штабе, а не в поле, не в лесу и горах. А сейчас - и вовсе... Быстрее бы скинуть с себя ответственность за этих чукчей... Но спасатели всё никак не летели! И не хотело освобождать его российское государство от тяжёлых и таких бесперспективных обязанностей. Сколько раз он уже пожалел, что, вообще, в своё время не вернулся в Украину! Ведь были же возможности! Сидел бы сейчас спокойненько на какой-нибудь тёплой должности на родной Житомирщине, евроассоциации дожидался: "Права жинка была. Ой, права! Мудрая женщина." Параллельно с сожалением о несбывшемся росло раздражение на свою судьбу, и, почему-то, на Россию, на "эту Рашку", на этих дурных, не умеющих жить русских-кацапов-москалей, на чукчей, которых про себя уже никак кроме как "узкоглазыми" или "чурками" не называл. И ещё очень хотелось товарищу майору, чтобы кто-то (пусть даже тот злоумышленник, который его сюда, на этот неведомый край Земли, засунул!) стал Покровителем, Патроном, взял бы на себя ответственность. А ему бы оставил роль преданного исполнителя. Чтоб не думать обо всём на свете. За долю малую Николай Тарасович вполне согласился бы. Ну, может, и не совсем малую...
   Зима пришла рано - в самом начале то ли сентября, то ли октября (точнее с месяцами определиться не удалось, какая-то путаница со временем при перенесении произошла). С ледяным северо-восточным ветром на остров навалились морозы. А за несколько дней до этого всю округу завалило снегом. Хорошо, что народ сумел подготовиться к зиме: и тёплой одежды хватало, и еды. Но к Карьеру, за угольком, всё равно, приходилось наведываться достаточно часто. И чем холоднее, тем чаще. Запасти на угольном складе достаточное на всю зиму количество угля не удалось. Места на этом складе столько не было. Да, и времени в тёплое время года не хватило. Интересно, что в карьерной яме оказался свой микроклимат - там было заметно теплее, чем наверху. Ещё летом заметили, что вода в озерце - тёплая. Но и зимой снег подтаивал по всему котловану, талая вода собиралась в озерце, а из него куда-то просачивалась вглубь земли. Так что снежных завалов в яме карьера не наблюдалось. И угольный пласт был постоянно свободен от сугробов. Руби себе и руби. Возить, вот, только проблема. Пришлось задействовать деда Гыргола с его нартами. А Боря-программист помогал: рубил, грузил. Вторые нарты, скрепя сердце, доверили парочке местных пьяниц: Сёме и Алкаше. У Сёмы руки, в принципе, из нужного места росли, так что справились. Если не напивались в очередной раз. Тогда все угольные перевозки на плечи одной бригады Гыргола и Бориса перекладывались. Пока Борис уголь рубит и грузит, дед Гыргол на плато ловушки на песцов ставит. У попаданцев появился очень качественный мех.
   Где-то в октябре-ноябре в поселковой бухточке стал появляться припай и охотникам, уходящим на промысел, приходилось сначала тащить "Зодиак" по льду, а потом осторожно, чтобы не повредить единственное плавсредство, спускать на воду. В обратную сторону, с грузом - ещё веселей. В начале декабря во время очередного похода за углём, пока дед Гыргол проверял песцовые ловушки, Борис поднялся на вершину Чума, осмотреться. И обнаружились новости - к северу и северо-западу к острову примыкало огромное, до горизонта, ледяное поле. Ещё позавчера на горизонте были видны только хоть и обильные, но отдельные льдины. А сегодня течение и ветер принесли целое ледяное поле. Дед Гыргол, услышав эту новость, почему-то встревожился. Ночью стало понятно почему - в Посёлок пришли медведи. Белые. Здоровенные. Истошный лай и визг собак, которых предусмотрительный дед загнал, не взирая на недовольство соседей, в свой дом, послужил предупредительным сигналом людям. А, ведь, некоторые, включая Николая Тарасовича, не поверили старому чукче! Товарищ майор так и не выдал охотникам оружия. О чём, сидя взаперти в одиночестве в своём бараке рядом с оружейным сейфом, очень сожалел! НЕшто ему самому надо сейчас выходить с ружьём против этих страшилищ!? Один против двоих!? Нет, уж, пусть сами уйдут... Пара медведей по-хозяйски прошлась по главной и единственной улице Посёлка. Безрезультатно попытались выломать ворота продсклада, так же неудачно, но вызвав детский визг и очередной приступ собачьего лая, побились чуток в двери пары жилых домов. (Крепкие, всё-таки, строения!) Но мусорная куча в стороне от Посёлка вполне удовлетворила интерес косолапых. Покопавшись в ней часа три-четыре медведи, нашли, по их мнению, что-то съедобное и ушли на запад, в сторону Плато.
   Утром народ в ультимативной форме потребовал от Николая Тарасовича отдать оружие самым опытным охотникам. Главным бузотёром, как всегда, оказался Боря. После того, как сразу после весенней разведки местности выяснилось, что на острове нет опасных животных, товарищ майор оружие больше никому не выдавал. Сейчас же, опасаясь открытого бунта, Приходько счёл за благо согласиться. Но на руки людям пообещал выдавать только гладкоствольные ружья. А нарезной карабин под предлогом, что это его резерв, зажал. И тут же выдвинул свои условия: оружие он будет выдавать, во-первых, только под расписку и, во-вторых, только при выходе из Посёлка на те или иные работы или на ночь, для защиты от медведей. В остальное время ружья, по-прежнему, будут храниться в сейфе. Немного поспорив, люди подумали, что и это уже прогресс, и согласились.
   Народ решил, что так как, всё равно, сегодня надо опять за углём, то пусть бригада угольщиков и получает ружья. А так как дед Гыргол по общему мнению был из числа самых лучших стрелков, то ему, а, значит, и Боре-программисту идти. Им, соответственно, и надо сегодня ружья выдать. Борис, хоть и был немного польщён, но здраво возразил, что он-то, вообще говоря, стрелок никакой, ружьём только в компьютерных играх-стрелялках пользовался. На помощь пришёл Николай - сам вызвался третьим в бригаду. Вот, дед Гыргол с Николаем и получили ружья на руки. И по пять пулевых патронов на ствол. Николай Тарасович сначала хотел по десятку выдать, но потом передумал, решил норму ополовинить. Не привыкшие к транжирству боеприпасов северные охотники согласились без слов. И сработавшаяся ещё в весеннем походе троица отправилась сразу на двух нартах за угольком.
   Не очень долгое путешествие до Карьера закончилось стрельбой. Оба ночных нарушителя спокойствия лежали в затишке у ворот. Тех, что у спуска в карьерную яму. Завидев тут же залаявших собак, оба медведя поднялись и затрусили навстречу нартам. Дед Гыргол взял, на радость собакам круто вправо. На вопрос Бори: "Зачем? Что нельзя их тут застрелить?" Дед кратко ответил: "Нада." Потом, всё-таки, пояснил: "Чтоб другие не пришли сюда своих подъесть. Пусть эти в стороне умрут." В паре километров к северу от Карьера косолапые и нашли свою смерть. Деду Гырголу хватило одного выстрела, а Николай сделал два, ему чуть крупнее мишка достался. И бригада вернулась в Карьер, за углём. Спустя пару дней ледниковое поле унесло в море. В течение месяца история с ледяными полями и их мохнатыми обитателями повторилась пару раз. Как правило, медведей успокаивали или ещё на подходе к Посёлку, или во время их ночных визитов. А потом лёд к северу и западу от острова встал окончательно. И нашествия белых медведей начали повторяться с неприятной регулярностью. А запас патронов-то не вечен!
   В бухте и с южной стороны острова море не схватилось льдом, так и осталось открытым на всю зиму. Поэтому на ближайшем тюленьем лежбище его обитатели, котики, остались, не ушли, как тюлени с северного. Посёлок остался с надёжным источником белков, жиров и шкур. Морской охоте мешали лишь периодически налетавшие свирепые шторма. Но под надёжной защитой скал, скрытому в долине и глубине бухты Посёлку они были не очень страшны.
   Полярная ночь здесь так и не наступила! Хоть день был в минимуме короткий, всего несколько часов, но был! Значит, они заметно южнее Полярного Круга!? И вечной мерзлоты здесь нет. И что, на Земле есть такое место!? Учитель Юрий, правда, утверждал, что юг Гренландии где-то на этих широтах, как раз. Но где тогда самолёты, корабли? Больше полугода здесь живут - и ни одного! Способный к здравым размышлениям народ волей-неволей стал склоняться к мнению Бори-программиста, что они все - не на Земле! А где тогда? Опять же - сдвижка в несколько месяцев непонятная. В самое тёмное время года определились с днём зимнего солнцестояния. Плюс-минус пара дней. Оказалось, что время у попаданцев сдвинулось назад, на три месяца примерно: на Чукотке в момент переноса был конец августа, а здесь в тот же день - середина мая. Тяжело это было понять и принять! Но пришлось.
   Долгими зимними вечерами людям невольно приходилось больше времени проводить в домах, в обществе, за беседами и обсуждениями положения, в котором оказались. Большинство было убеждено, что они выживут. Чукчи они или нет!? Настоящие они люди92) или кто!? Но точно также почти все были уверены, что через несколько лет скатятся обратно в каменный век. Чего, конечно, не хотелось никому. Патроны, ещё одна такая зима, и закончатся, буржуйки прогорят, единственный "Зодиак" прорвётся когда-нибудь, фабричная одежда износится... Простые ножи и те не вечные. Вон, электричества, считай, уже нет. Электрогенераторы даже запускать не пробовали - горючку экономят для лодочного мотора. При сальных свечах сидят. В общем, плохо будет. Если, конечно, не придёт какая-нибудь помощь. Не понятно только какая!? И от кого!? Что-то надо самим делать, нельзя так сидеть. Бесперспективно. Вон, и женщины праздные ходят, ни одна не понесла. Не уверены в будущем, вот и боятся рожать... Всё чаще и чаще в разговорах всплывала тема негодного руководства. Понятно, что ресурсы Посёлка малы и скудны, но совсем-то без планов жить нельзя, надо как-то пытаться выбраться из грядущей цивилизационной ямы. Или, по крайней мере, не так глубоко в неё залезать. А Конторщик сидит в своей конуре, над добром чахнет, нос на улицу кажет только, чтоб указания какие дать, до ветру сходить или, наоборот, обед-ужин забрать. Женщинам даже пришлось ему новые штаны сшить из итак невеликих запасов сукна, а то в старые свои форменные уже не влазит. Китель ещё кое-как застёгивается, а штаны - увы! Зеркальная болезнь товарищу майору обеспечена. Но всегда при пистолетике. Не тронь меня, мол, вооружён я и очень опасен. Надо, надо менять начальника. Но только на кого? Боря-программист, конечно, хороший мужик, но фантазёр и нет в нём ни малейшего желания к руководству людьми, да, и способностей особых к этому делу. А кого ещё?
   Николай Тарасович был вполне в курсе умственных брожений в руководимых "народных массах". Всё-таки, не зря он подкармливал складской тушёнкой и подпаивал спиртиком своих подручных Алкашу с Сёмой. Люди, конечно, замолкали, когда эти двое появлялись. Тоже понимали их роль. Но обрывки разговоров, споров и выводов, всё равно, то там, то тут доходили до их ушей, а, значит, становились известными и товарищу майору. И очень ему это не нравилось. И чем больше не нравилось, тем больше ему хотелось, чтобы пришёл кто-нибудь сильный и решительный и поставил этих говорунов на место, а его, Николая Тарасовича, взял бы под своё крыло. А он бы тогда для этого "Кого-то" (именно так - с заглавной буквы) стал бы преданным подчинённым, помощником. Лишь бы не оказаться в одном ряду с этими "чумазыми"! Ну, совсем не хотелось Николаю Тарасовичу уголь рубить или на морского зверя охотиться... Нет, уж, увольте! Это не для умных людей.
   И по весне, когда терпению народа почти пришёл логический конец, мольбы Николая Тарасовича были услышаны...
   В тот день разразился очередной весенний шторм. Все приготовились пережидать непогоду в своих домах, только один из молодых - Лёшка всё торчал и торчал на Радио-мысу. Напялил на себя охотничью непромокайку поверх тёплой одежды и стоял, любовался буйством стихии. И никакой мокрый снег с дождём, ни ветер, с ног сбивающий, ему не страшен. Нравилось ему! Романтик... Стоял под козырьком здания радиостанции, на волны смотрел, на низко летящие, несущиеся тучи... И вдруг сорвался с места! Что-то кричит, но из-за ветра сам себя не слышит: "...ер! Там .... атер!" Кому кричит!? Все по домам сидят. Но, вот, рвался из сердца крик! И только, когда влетел в крайний дом, стало понятно: "Катер! Там катер! К острову идёт!" Потом - в следующий дом, потом - в третий и так вплоть до Конторы, где разбудил мирно спящего Николая Тарасовича. Тот долго понять не мог, в чём дело, сердиться начал, но потом и до него дошло. Вскинулся, чуть без пистолета не выскочил. Пришлось возвращаться... А люди уже бегут к Радио-мысу. Кричат. Руками машут. Неужто спасение пришло!?
   В бухту, из последних сил борясь со встречными ветром и волнами, входил небольшой кораблик с надписью на корме "U.S. Coast Guard". На небольшой мачте над рубкой бился небольшой уже заметно потрёпанный непогодой флажок, недвусмысленно подтверждающий принадлежность данного катера к силам береговой охраны Соединённых Штатов Америки. В рубке и на кокпите видны несколько человек в красных спасжилетах. Борьба со штормом давалась катеру нелегко. Но ничего - скоро он войдёт в бухту. Там и ветер слабее, и волнения уже, можно сказать, почти нет. Но внезапно двигатель катера глохнет! И кораблик начинает сносить, разворачивая бортом к ветру и волнам, обратно к выходу из бухты, к восточной оконечности Радио-мыса. А там камни! И над, и под водой. Охотникам на "Зодиаке" приходится чуть не на километр в море удаляться, чтобы их надёжно обойти... Ох, беда! Люди бегут вдоль берега вслед за дрейфующим катером, уже очевидно и неминуемо налетающим на камни. Вон, их острые гребни уже видны во впадинах между волнами.
   Каким-то чудом катер проскакивает первый, дальний ряд камней и оказывается на расстоянии от берега всего в десять-двенадцать метров. На бак катера выбегает человек, что-то кричит островитянам и перебросает конец. Мог бы и не кричать - люди выхватывают чуть-чуть не долетевший до берега трос уже из воды. Выбрана образовавшаяся слабина, а дальше вся толпа в едином рывке подтягивает катер ещё ближе к берегу. На этом удача заканчивается. Раздаётся перекрывший даже шум шторма гулкий удар... и хруст - катер, всё-таки, напарывается на камень. Вода устремляется в пробоину и корма начинает быстро погружаться. Но форштевень кораблика уже плотно засел в береговых камнях. А конец надежно закреплён. С катера спрыгивает часть пассажиров, и начинает принимать подаваемый с него груз: ящики, гермомешки, какую-то завернутую в водонепроницаемую ткань панель, типа столешницы, оружие... На баке катера пара человек снимает с треноги ручной пулемёт. Вот, и он передан на берег. Потом при активной помощи островитян катер крепят дополнительным тросом к берегу. Всё, что можно сделать - сделано. Остальное - только после шторма. Люди разбирают вещи американцев. Те оставляют себе в качестве груза только оружие, пару каких-то ящиков и непонятную панель-столешницу. Под радостные, дружелюбные похлопывания по плечам и спинам и злобное завывание ветра со снегом и дождём новоприбывшие идут вместе со всеми к Посёлку. Николай Тарасович ведёт нежданных гостей прямо к себе, в Контору...
   Товарищу майору хотелось бы вообще никого из своего "контингента" не пускать в Контору. Но пришлось, всё-таки, кое-кого. Дело в том, что с английской мовою у него было не очень, честно говоря... Может, конечно, но не очень... с трудом. Так что пришлось, помимо Алкаши, как выяснилось, с лёгкостью общающегося на американском английском, впустить и прилично владеющего этим языком Борю-программиста, и даже способного к связному диалогу на медицинские темы фельдшера Ивана. А ещё пару этих чумазых охотников: Николая и Юрия. "Ах, да, Юрий же учитель, не охотник. Впрочем, какая разница - всё равно чумазый," - с расстройством подумал Николай Тарасович... И даже дед Гыргол пришёл, молча отодвинул руку пытавшегося ему воспрепятствовать Сёмы-местного и уселся в дальнем углу. Всех остальных Приходько с помощниками удалось развернуть. Жаль, что не всех. Ведь, Николаю Тарасовичу так хотелось пообщаться с главным американцем тет-а-тет, с глазу на глаз! Ну, ничего - время у него ещё будет. Уже будет.
   Очень быстро выяснилось, что семеро американцев не вполне понимают, где они сейчас находятся. Ещё сегодня утром они выходили из порта городка Ном, что на Аляске. Потом - попали в полосу какого-то странного тумана, заглушившего радиосвязь и спутниковую систему позиционирования, потом - сверкнул какой-то косой крест... и сразу штормовое море! И снова полное отсутствие связи... Здесь американцы переглянулись и рассказчик повторил: "Полное отсутствие связи." И никакой земли рядом, только редкие ледяные поля и совсем изредка айсберги. Откуда в Беринговом море такие айсберги? Потом, когда топливо уже стало приближаться к концу, на северо-западе заметили землю. С трудом, пробиваясь против ветра и волн, приблизившись, обнаружили удобную бухту и какой-то посёлок в её глубине. Туда и стали править. На остатках горючего доползли до бухты. И тут топливо кончилось совсем. Ну, а остальное вы видели. И приняли участие, за что всем вам глубокая благодарность от лица присутствующих здесь граждан Соединённых Штатов. Вот, собственно, и всё. Рассказывал это всё одетый в полувоенную форму без знаков различия подтянутый, сухопарый блондин средних лет с прямой спиной, ледяными глазами и со сдержанной, совсем не американской улыбкой на лице. Представился он, однако, на вполне военный манер: "Майор Диверс, Пол Уорфилд Диверс." То есть совсем не моряк береговой охраны, а якобы сухопутный майор. По тому, как он взглянул на своих товарищей перед началом своего короткого рассказа, было понятно, что говорить будет он и только он.
   Завершив свой не слишком длинный и не очень подробный рассказ, американец попросил сообщить ему и его спутникам, куда, собственно, они попали и какого государства здесь территория? Шустренько вскочивший со своего места Николай Тарасович, широко улыбаясь и слегка даже, вроде бы, кланяясь, поспешил сообщить:
   - А какому государству принадлежит это остров, не известно. Он был необитаем до нашего появления.
   - Интересно, интересно.... Ну, хорошо. Но гражданами какой страны вы являетесь? Судя по вашему кителю, по крайней мере, Вы - русский, не так ли? И судя по погонам, Вы - тоже майор, как и я? - допытывается американец.
   - Нет, я - не русский, я - украинец! Это совсем не одно и тоже, уверяю Вас. Но, да, - с некоторой неохотой подтверждает Приходько, - я действительно майор российской армии. И все здесь живущие - граждане эРэФ... ну, России, Раши, то есть. Но я здесь, скорее, не военнослужащий, а мэр данного поселения... законно, демократически избранный, - слегка кривит душой Николай Тарасович.
   И Николай Тарасович долго и в подробностях рассказывает заморским гостям историю появления на острове людей, о самом острове, о целом годе, проведённом на острове, без связи с цивилизацией... Сокрушается, что Россия совсем бросила их и что ничего не делает для того, чтобы выручить из этого дикого места... Вот, теперь с вашим, господа, прибытием появилась надежда...
   Попытки Бориса и прочих вставить в плавную, словно речка текущую речь Приходько последним решительно пресекаются. Кроме того, главный американец попросил присутствующих не прерывать речь "вашего законного представителя".
   Под конец, когда рассказ Николая Тарасовича явно подходил к концу, а сам докладчик уже стал несколько повторяться, раздался вопрос. Это Диверс с некоторым удивлением, которое так и не смог скрыть, останавливает почти часовую речь Приходько:
   - То есть, Вы считаете, что мы сейчас всё ещё на планете Земля?
   - Конечно! Правда, есть тут у нас фантазёры... некоторые! - и Николай Тарасович недовольно смотрит на Борю-программиста - Считают, что мы на другой планете. Но это же какой-то бред! Бред людей, начитавшихся фантастических книжонок! Как может серьёзный человек такое даже обсуждать!
   - Ну, почему же, господин мэр? Лично мне кажется, что это весьма правдоподобная гипотеза, - возражает майор. И испытующе смотрит на Николая Тарасовича.
   - Да, конечно, - тут же меняет вектор Приходько, - очень правдоподобная. Очень! Но исходя из практических соображений, как реалистический человек... Ну, Вы понимаете... - и разводит руками, невольно напомнив присутствующим незабвенного первого и последнего президента СССР. Тот тоже также говорил и руками водил, когда сам ничего не понимал.
   Американец прерывает повисшую на несколько мгновений тишину неожиданным вопросом:
   - Господин мэр, я вижу у Вас на поясе пистолет очень хорошо мне знакомой марки. Но, ведь, насколько я знаю, "Кольт" не принят на вооружение в армии России.
   - О, да, Вы правы! Не принят. Но это и не есть моё табельное оружие, - слегка коверкая русский язык под английскую грамматику, сообщает новоявленный мэр, - Это находка.
   И Николай Тарасович охотно и подробно рассказывает историю обнаружения и пистолета, и самолёта...
   - То есть, первыми этот остров обнаружили мои соотечественники - американские лётчики? - и в глазах майора мелькает охотничий азарт, - Очень интересно! И Вы говорите, что здесь не обнаружено присутствия никакого государства? Хм...
   Но от дальнейших выводов и действий майор пока воздерживается - осторожно решает осмотреться повнимательнее.
   Спустя пару дней, когда американцы осмотрятся вполне, майор Диверс легко и непринуждённо договорится с Николаем Тарасовичем о передаче верховной власти на острове. После чего последний срежет погоны и знаки различия со своего кителя и станет просто мэром, но перестанет быть майором, очень разумно уговорив самого себя, что по-английски, что слово "майор", что слово "мэр" - почти одно и то же93).
   Но это - потом. А пока, первой же ночью, случилась неприятность, которая расстроила всех: и американцев, и островитян - внезапно усилившийся шторм порвал тросы, крепившие катер к берегу, и окончательно утопил его. Глубина небольшая - всего-то метров девять, десять. И видно его с поверхности воды хорошо, но без водолазного оборудования и техники не достать. Пробовали зацепить с "Зодиака" тросом и вытянуть на берег вручную, но катер, видимо, зацепился пробитым дном за камни и не желал двигаться с места ни на сантиметр.
   Дед Гыргол, когда из Конторы выходил после взаимного знакомства островитян и пришельцев, то своим младшим товарищам, Николаю и Борису, сказал: "Плохие люди, однако. Главный - вовсе, как матёрый волк. Горе будет." И мрачно поковылял на своих артритных ногах к дому. Николай, глядя деду вослед, прокомментировал:
   - Дед ни слова на их языке не понимает, но в людях сильно разбирается. Из рода шаманов он, хоть и не шаман сам. И силу имеет. Видит в людях то, что сразу не углядишь. Если говорит "плохо будет", значит так и будет... Надо бы оружие у Конторщика забрать. Как, вот, только это сделать?
   Надо сказать, что оружейным вопросом заинтересовался не только охотник Николай. На следующий день, походив по посёлку, поглядев на жизнь и заботы людей, Диверс заглянул в комнату Приходько и поинтересовался тем, с помощью каких орудий охотятся местные охотники, как защищаются от диких животных (при упоминании о последних американец невольно посмурнел, словно вспомнил что-то) и от прочих... м-м-м... опасностей. Николай Тарасович с готовностью рассказал, что островитяне охотятся на котиков с помощью обычных дубинок и копий, чего вполне хватает, что опасных зверей сейчас на острове нет. Зимой были белые медведи, так против них он выдавал работникам, выходящим из посёлка, ружья. Под расписку. А ружья эти, гладкоствольные, и ещё один нарезной карабин с боеприпасами к ним - сейчас хранятся вот в этом сейфе под замком. Потому, как порядок должен быть. Учёт и контроль! Ибо нельзя, просто вредно оружие доверять всем подряд. Гражданские должны спокойно жить и работать, а защищать их с оружием в руках должны профессионалы.
   - Очень правильный подход, господин мэр, - одобрил действия Николая Тарасовича майор. И довольно улыбнулся, - Тем более, что теперь здесь есть, кому защитить мирное население от всевозможных угроз.
   Так что, когда с вопросом об оружии, точнее о получении его на руки, к мэру подошли дед Гыргол, Николай и Боря-программист, их ждала суровая отповедь. А чуть в стороне стоял американский майор и с улыбкой и интересом наблюдал за процессом. Ни слова не понимая в речи этих аборигенов, но зато отлично понимая смысл.
   На следующий день Диверс в сопровождении двух своих людей, новоявленного мэра, переводчика Алкаши и Сёмы-местного в качестве проводника совершил экскурсию на плато. С большим интересом осмотрел угольный карьер и все наличествующие там строения. Обменялся вполголоса парой фраз с одним из своих подчинённых. Тот одобрительно кивнул, ещё и большой палец на кулаке вверх оттопырил. Далее - вершина Чума, место падения самолёта... К слову сказать, для Приходько это тоже было первым посещением плато и тамошних достопримечательностей.
   Утром следующего дня островитян ждал сюрприз. Сам мэр и два его помощника обошли все дома посёлка и объявили, что всем необходимо собраться перед Мэрией: "Ну, то есть, перед Конторой."
   На пустовавшем до того весь год небольшом флагштоке над входом в здание развивались "старс энд страйпс"94). Перед входом в здание, заложив руки за спину, стоял майор Диверс. Ещё двое, с автоматическими винтовками М16 наперевес, каменными статуями возвышались за спиной своего командира. Оставшиеся четыре американца стояли по углам площади. Естественно, тоже вооруженные.
   До сведения не до конца проснувшихся островитян было донесено, что на основании общепризнанных мировых норм и в соответствии с приоритетом открытия данного острова он, майор Пол Уорфилд Диверс-младший, правом, данным ему Правительством и народом Соединённых Штатов, объявляет о принадлежности этой территории США. Начиная с данного момента и до появления законной американской гражданской администрации, он, майор имярек, принимает на себя должность военного коменданта острова. Кроме того, поскольку эта территория до сих пор не имеет никакого названия, ей даётся наименование - остров Дакоты. В честь самолёта, экипаж которой и открыл эту землю. Здесь майор несколько разорвал шаблон - не стал называть остров ни Нью-Америкой, ни, даже, Нью-Аляской. Но зато уже в самом названии присутствовал намёк на приоритет открытия. Населённому пункту даётся название - Смит-Сити95), в память о командире воздушного судна, а протекающей рядом речке - Карпентер-Крик, по имени второго пилота. Более того, все строения, сооружения, объекты, и прочие ценности, как материальные, так и провиант, находившиеся на данном острове в момент появления здесь неграждан США, объявляются собственностью Соединённых Штатов, находящейся под временным управлением американских вооружённых сил. Опись такого имущества уже передана военной администрации. В связи с этим, майор настоятельно, так скажем, попросил сегодня же освободить два ближайших к Мэрии жилых здания для размещения там представителей американских вооружённых сил.
   Когда над геополитическими, географическими и имущественными "i" были поставлены все необходимые точки, майор перешёл к вопросу о населении данной территории. Вопрос этот решался тоже довольно просто. И очень даже либерально и демократично. Учитывая невольность и неумышленность попадания на данную, принадлежащую США территорию и в связи с временным отсутствием на острове миграционной службы, все в данный момент находящиеся здесь неграждане США считаются имеющими временный вид на жительство, дающим также право и на работу. В момент появления законной американской гражданской администрации статус лиц, имеющих временный вид на жительство, будет уточнён. И, безусловно, все заслуги или, наоборот, провинности того или иного негражданина будут учтены. Более того, в качестве жеста доброй воли военной администрацией острова признаётся вполне демократично выбранный представитель сообщества неграждан, для простоты именуемый здесь и далее "мэр", а именно - Никлэс Приход'ко:
   - Все вопросы к военной администрации настоятельно прошу передавать именно через данного... - майор посмотрел на Николая Тарасовича, тщательно подбирая слово, и несколько неудовлетворённо завершил, - человека. И последнее. Обеспечением безопасности, как всего поселения, так и вашей, уважаемые гости Соединённых Штатов, занимаются теперь доблестные американские вооружённые силы. Так что нужды в огнестрельном оружии для вас нет. Кроме того, ваш временный статус и особое военное управление данной территорией не позволяет мне разрешить вам свободное его ношение и применение. Тем более, что всё оно теперь является собственностью США.
   И майор с ироничной улыбкой взглянул на Борю-программиста, единственного человека, которого запомнил во вчерашней компании оружейных "просильцев". Белый, всё-таки, и английский знает. Все остальные - на одно лицо, смуглое и узкоглазое с точки зрения типичного WASP-а96). Хотел, было, развернуться и уйти, но передумал - завершил свою речь позитивом:
   - Впрочем, для всех для вас ничего не меняется. Живите, работайте, о безопасности не беспокойтесь. Мы, бравые американские солдаты - на посту.
   И улыбнулся всем присутствующим. Широко и белозубо. Чи-и-из!
   А вечером в Смит-Сити пролилась первая кровь. Нет, никого не убили. Боря-программист весь день метался по посёлку, окрестным скалам, берегу моря, не в силах перенести столь наглый и бесцеремонный, а главное - абсолютно несправедливый захват. Пусть он будет хоть трижды юридически обоснованный! Но он - не справедливый! Вот, и пошёл в Контору, которая теперь Мэрией оказалась, справедливости требовать. Оттуда его вынесли в бессознательном состоянии с разбитым лицом и без передних зубов. Людям мэр, который теперь заставлял себя величать не иначе как на украинский манер - Мыколой Тарасовычем, а при американцах - Никлэсом Приход'ко (даже апостроф в речи выделял, превратив своё родное мягкое "дь" в твёрдое "д с паузой"), объявил, что "Борька с ножом на господина майора напал... э-э-э... хотел напасть. Ну, и сержант Карон защитил своего командира. Настоящий боец." Когда Борис в себя пришёл, то выдал несколько иную версию случившегося. По его словам он в комнате Диверса ("ну, в той, что раньше Конторщик занимал") в основном справедливости элементарной требовал, а то появились тут новые захребетники! Майор в ответ только подначивал, а когда Боря в сердцах кричать начал, то Диверс приказал своему сержанту, что за спиной у майора с каменным лицом сидел и ни на что до того не реагировал: "Поучи этого русского хама вежливости... Только, Робби, не убивай... Белый, всё-таки. И как запасной переводчик ещё сгодится."
   Так началась американская жизнь островитян. Формально, действительно, ничего не изменилось. Только потесниться пришлось. Но точно также бригада угольщиков рубила в Карьере уголь и привозила его на тачках и нартах в посёлок. Только теперь несколько больше приходилось привозить угля. И бригада теперь была только одна. Алкаша на постоянной основе заделался переводчиком, а Сёма - "подай-принеси" при американцах. Иногда бригаде угольщиков, в которую помимо Бориса и Гыргола, был зачислен и Николай, даже приходилось задерживаться в Карьере на ночь - не успевали установленную норму нарубить за один раз. А вместо деда Гыргола с ружьём охраняла "спокойствие людей" пара автоматчиков: один - на вышке, другой - у ворот.
   Точно также охотники выезжали на промысел морского зверя. С одним холодным оружием. Только чуть больше зверя приходилось бить. Чуть меньшим количеством охотников.
   Майор оказался, кстати, заядлым охотником. У него и весьма дорогая гладкоствольная "Бенелька" оказалась, не забыл с катера прихватить. Пару раз он даже с охотниками и со своей тенью, сержантом Кароном, за котиками ездил за Южный мыс. Но не понравилось - скучно, азарта нет. Слишком простая добыча, чтобы на неё патроны тратить. Правда, через полгода, зимой ему удалось оттянуться вполне - белые медведи повторили свои визиты на остров. Пострелял вдоволь, удовлетворил охотничью страсть. И трофеи хорошие. А в начале весны ещё заманчивая цель появилась - в залив стала заходить косатка. Подходила почти вплотную к причалу, из воды голову подымала, голос подавала, словно звала. Диверс поручил мэру найти человека, сведущего в гарпунной охоте на такого зверя. Таких нашлось сразу двое: Николай и Сёма-местный. Но первый резко и однозначно отказался, не помогло даже обещание смягчить ему режим содержания (об этом чуть ниже). И отказался он под очень странным предлогом. Мол, ему дед Гыргол (к тому времени уже почти полгода, как покойник!) говорил, что косатку, которая по весне в водах посёлка появится, бить нельзя. Почему дед это запретил, Николай говорить не стал. И откуда дед про эту косатку за полгода до её появления узнал, тоже. А, вот, Сёма согласился. Тем более, что ему выпивку достойную пообещали.
   Но охота не задалась сразу же. Словно почувствовав неладное, косатка не приближалась к причалу на расстояние, приемлемое для броска гарпуна, а огнестрельное оружие Диверс пока применять не хотел. Из спортивных соображений. Пришлось охотникам: Сёме-местному, сержанту Карону, ещё одному американцу, матросу с затонувшего катера, и самому майору выводить "Зодиак" на воду. Почти у выхода из бухты косатка неуверенно, словно сомневаясь, подпустила лодку к себе поближе. И тут же жестоко поплатилась - Сёма успел-таки бросить гарпун. И попал! В спину у основания плавника. Но бросок оказался не смертельным. А подранок резко ушёл в сторону и вглубь. Рывок косатки оказался настолько силён, что обвивший древко гарпуна линь оборвался, заодно переломив само древко. Майор успел два раза выстрелить из своей "Бенелли" вослед уходящему зверю, а Карон даже высадил короткую очередь из М16. Но всё это было вполне бессмысленно - косатка ушла на глубину. Безтрофейная охота вышла. Но Сёма, правда, свой приз получил, хоть и в половину обещанного - его бросок, всё-таки, зачётный был.
   А через месяц после прибытия американцев на острове появилась первая могила. "Представьте себе, целый месяц семеро... ну, ладно пятеро - этим водоплавающим, Джеппсону и Дазенберраю друг друга вполне хватает... В общем, целый месяц пятеро взрослых мужчин едят досыта, спят вдосталь, разве что в патрули периодически ходят, на защиту мирного труда неграждан, ну, и на охоту изредка, ради развлечения. Сами понимаете, тяжело это мужчинам так жить! Одним, без женщин. А свободные, пусть даже формально свободные, незамужние женщины на острове имеются. Неужели они не помогут доблестным американским защитникам скинуть сексуальное напряжение!? Пусть даже не из альтруистических, гуманитарных соображений, безвозмездно, то есть, пусть даже за материальное вознаграждение. Деньги здесь не в ходу, так за банку тушёнки... Это не слишком много, а? Нормально, думаю. Ну, почему бы дамам этим, смуглявым, узкоглазым не согласиться!? Взаимовыгодно же! Японки, вон, и кореяночки южные, да, и многие другие, так ничего, не брезгуют. С превеликим энтузиазмом, знай только баксы отмусоливай. А эта, ты посмотри, нос воротит, вырывается... ещё и на помощь зовёт! А, вот, и парнишка её бежит, кулачонками своими машет. Ударить норовит! Нет, ну, ты подумай! Сам здесь на птичьих правах, и ещё что-то хочет..." Так, примерно, но чуть другими словами, рассуждал сержант Карон, когда, выдернув из кобуры свою "Беретту", сделал двоечку на поражение: в грудь и контроль в голову... Рефлексы. А молодой чукча Алексей, тот самый, что первым заметил приближающийся катер, упал замертво, так и не добежав до домогавшегося его девушки американца. Что, что, а стрелять сержант умел. Наполненный смертным ужасом женский визг накрыл Смит-Сити.
   Выскочившие на выстрелы и крики люди ошалело смотрят на своего мёртвого товарища, с которым провели уже больше года, с которым почти сроднились. А лужа крови всё увеличивается... Пятеро мужчин, присутствовавших на тот момент в посёлке, сжав кулаки, начинают сходиться к стоящему в нескольких метрах от трупа сержанту. И ничего хорошего этому амеру их тёмные от природы и ещё сильнее потемневшие от гнева глаза не обещают... И тут поверх толпы гремят автоматные очереди. На крыльце Мэрии - четыре американца. У всех в руках оружие. А за их спинами маячит испуганная троица коллаборационистов: мэр, переводчик и подай-принеси.
   - О, нападение на американского военнослужащего! Мятеж!? Замечательно! Это несколько упрощает дело, - удовлетворённо замечает майор Диверс, - Переводчик, сюда! Быстро!
   И до островитян доводится следующее: если мятежники не лягут тут же на землю вниз лицом, то будет открыт огонь на поражение, что может привести к гибели ваших женщин и детей, стоящих как раз на линии возможного огня: "За вашими, мужчины, спинами. Так что быстро лицом в землю!"
   - Карон, Шумард, быстро вяжите их в цепь. Всех. Нет, медика... вон того оставьте. Здесь пригодится. Его в карцер на Радио-мысе. Остальных гоните в Карьер и под замок. Угольщиков там тоже оставьте - они главные смутьяны и есть, - командует майор.
   Так почти всё мужское коренное население посёлка было переселено в местный ГУЛАГ - Карьер. Его американцы, кстати, тактично переименовали - назвали лагерем для интернированных лиц97). Интерно, если слегка сокращённо. Или, в качестве шутки - Инферно98). Вот и пригодились "непонятные" электрогенераторы со склада с запасом топлива и электролампы для прожекторов. Быстро наладили охранную службу в три смены. Так как численный состав американцев, всё-таки, был маловат, то пришлось и коллаборационистов подключить, чтоб не зря свои "вольные хлеба" ели: Алкашу с Сёмой. Даже ружья им выдали. Одного к Карону в пару, другого - к капралу Шумарду, а "сладкая парочка" матросов - третья смена. Начальником над охранниками майор назначил капитана утонувшего катера - лейтенанта Парсонса. И пулемёту с катера тоже применение нашлось - на вышку, что над карьером нависала, поставили, зону контролировать. А интернированным лицам - производственное задание по добыче угля, пусть пайку отрабатывают. Мэру получили контроль за оставшимися в Смит-Сити, не интернированными женщинами.
   Так решился для американских воинов половой вопрос - все женщины посёлка оказались в их полной власти. Только жене фельдшера Ивана Вере удалось избежать этой доли - она повар. И при первом же "наезде" заявила, что подсыплет в еду что-нибудь: "Сдохните, как крысы. И дочь мою трогать не смейте. Ещё хуже, чего подмешаю." Муж её, Иван, хоть и почти постоянно взаперти сидел (его, всё-таки, из карцера на Радио-мысе поближе к медпункту перевели, рядом камеру оборудовали), тоже пригрозил, чтоб его жену и дочь не трогали: "Попадитесь мне после этого в руки, вылечу..." Остальных женщин не спрашивали - так брали, по мере надобности.
   Надо сказать, из-за Вериной дочери, двенадцатилетней Томы, у американцев даже внутренний конфликт случился. Карон, не восприняв всерьёз угрозы поварихи и фельдшера, решил, всё-таки, телом юным, но уже начавшим по-женски оформляться, попользоваться. Но ему помешал седьмой американец, о котором пока здесь не упоминалось - 2-й лейтенант Ричард Робинсон, военный со странной для данной команды амеров специальностью пилота малого военно-транспортного самолёта С-21А. Очень не понравилось второму лейтенанту, что сержант ещё девочку совсем схватил и потащил в свою комнату. Педофилия, якобы. С точки зрения Карона этот Робинсон - чистоплюй и рохля. Так ни одной аборигенкой и не воспользовался, как не мужик совсем. Ещё и защищает их, подкармливает задарма. Гуманист хренов. Хотел было Карон вмазать этому либеральчику с правой, но вмешался командир, остановил. Ещё и девчонку приказал отпустить, мол, пусть подрастёт. "Да, Сэр! Есть, Сэр!" - с готовностью рявкнул сержант, а про себя подумал, - "Ладно, подожду. Времени у нас тут, похоже, много будет. Успею." А Диверс, пригласив 2-го лейтенанта Робинсона к себе в кабинет, сказал тому с глаза на глаз:
   - Дик, я защитил Вас от моего сержанта только из соображений офицерской солидарности. В следующий раз этого уже не будет. Поосторожней с Кароном, он опасен, как змея. Только в отличие от гремучника99) не предупреждает - сразу стреляет. Это мой Вам бесплатный и последний совет. При необходимости выбирать между вами двумя, я, безусловно, выберу сержанта, как лично преданного мне человека... Я с ним слишком многое прошёл.
   Здесь автор вынужден, всё-таки, подробней рассказать об этих американцах, так неудачно заплывших на остров. (Хотя "неудачно" - это смотря с какой точки зрения. Мыкола Тарасовыч, вот, считал, что, как раз, вполне "удачно".) Очень хотелось бы автору, чтобы Зло оставалось анонимным! Так со Злом бороться легче. Легче, когда не видишь во враге человека. Но в жизни так редко бывает, часто явным подлецам и гнусам приходится улыбаться и даже руки пожимать, борясь с почти неодолимым желанием эти руки тут же вымыть. Тяжело политикам и дипломатам. Сочувствую. Военным, всё-таки, проще. Но и им сейчас переговоры приходится периодически вести с разными террористами и подонками. И сдерживать свои правильные рефлексы. Тяжко... Так, вот, американцы эти...
   Ещё три месяца назад сотрудник одной международной частной военной компании Диверс, в недавнем прошлом действительно майор американской армии, командовал одним из подразделений данной ЧВК в Афганистане. Командовал вполне удачно и в скором времени ему светило повышение, как в должности, так и в доходах. Параллельно официальной деятельности по "охране транспортных коммуникаций" Диверс и несколько его людей (бывшие сержант Карон, капрал Шумард и ещё кое-кто) были встроены в весьма прибыльный бизнес. Во вполне такой нелегальный - в торговлю "белым порошком"100). Всем, ведь, известно, что одним из последствий "борьбы с исламским терроризмом" западной коалиции во главе с США в Афганистане стало то, что основной сельскохозяйственной культурой, приносящей реальный доход тамошним крестьянам, стал опиумный мак. А где мак, там производство героина. А где его производство, там и транспортировка готового наркотика. Вот обеспечением безопасности этой самой транспортировки (не самой транспортировкой!) реально и занимался бывший майор Диверс со своим подразделением. За что и имел свой основной доход. Понятно, что выше Диверса выстраивалась целая иерархия из организаторов и покровителей этого бизнеса, от деятелей из ЦРУ до местных государственных чиновников. Они-то получали в разы, а то и на порядки большие девиденты от этой деятельности, но и Диверс с его людьми не в обиде были.
   Во время одной из таких операций по прикрытию перевозки наркоты до перевалочной базы в маленьком горном кишлаке (скорее даже зимовье, чем кишлаке), и произошла неприятность, стоившая Диверсу должности и доходов. Всё, вроде бы, прошло хорошо, тихо-мирно, груз доставлен. Наутро придут те, кому груз будет передан. Можно и отдохнуть. Но кое-кто из парней майора Диверса решили не просто поесть и выспаться, но и попробовать товар... А потом их понесло на подвиги. Сексуальные. А поскольку борделя в этом кишлаке не было, нет, и не предвидится, то решили бойцы попробовать местных женщин. Попробовали. Это очень не понравилось их мужьям, братьям и отцам. Завязалась стрельба. В результате в кишлаке были убиты все: и те женщины, и их мужчины, и старики с детьми. Все. Чтоб, уж, свидетелей не осталось. Под шумок Карон с Шумардом по прямому приказу Диверса кончили тех идиотов, из-за которых весь сыр-бор и начался. А списали всё на "дружественный огонь", "френдли файе". Очень распространённая почему-то в последнее время вещь. Но, всё равно, неприятно. Нет, не то неприятно, что куча гражданских афганцев мёртвыми лежат. Это как раз ничего. Они же все в наркобизнес завязаны - знали, на что идут. В этом деле неожиданная смерть - своего рода профзаболевание. Неприятно то, что из-за этой глупой истории Диверса из этого прибыльного бизнеса выпихнули. Дело в том, что по случайному стечению обстоятельств, рядом с кишлаком группа журналистов-телевизионщиков ошивалась. И даже под охраной Джи-Ай101). Ну, вы понимаете - устраивать комедию с ещё одним "дружественным огнём" уже как-то не комильфо. В общем, в СМИ поднялся шум, гам, скандал, дело о расстреле кишлака завели... Однако, покровителям из ЦРУ удалось его замять. Они-то, как раз, первые заинтересованные в этом были. Но Диверса должности лишили и из ЧВК уволили. И его подчинённых Карона с Шумардом тоже. Бывший непосредственный начальник Диверса, правда, успокаивал, говорил, что посиди пока, годик-другой, со своими ребятами где-нибудь у чёрта на рогах, на Аляске, например. Всё утихнет, и я тебя тогда оттуда вытащу, не забуду. Мол, хорошо было с тобой работать, дружище Пол. Так бывший майор армии США, бывший сотрудник ЧВК Пол Уорфилд Диверс-младший оказался в городишке Ном, что почти на самом западе штата Аляски. Скучища! Только страстное увлечение охотой и вытягивало Диверса из тоски, а иногда и из запоя.
   Перепробовав все виды местного сухопутного хантинга, Диверс решил испытать прелести охоты на морского зверя. А для этого дела нужен катер, как минимум. В баре в тот вечер сидела компания моряков из береговой охраны и примкнувший к ним по какой-то причине военный пилот. Все изрядно поднабравшиеся. Тут в уже расслабленные алкоголем мозги Диверса пришла "счастливая" мысль арендовать для охоты катер береговой охраны. Вместе с командой. Первоначальные ответы "нет", "нельзя" и "не положено" были с легкостью побеждены. Нет таких преград, которых невозможно преодолеть достаточно толстой пачкой долларов. Да, и Аляска - это север, всё-таки, у которого свои неписанные законы. И "можно", и "нельзя" здесь понятия более условные, чем в по-настоящему цивилизованных местах. Уговорил Диверс морячков, в общем. И заодно присутствовавшего тут же молоденького лётчика. О последнем потом неоднократно пожалел. Рохлей, начитавшимся всяких романтических книжонок, заражённым либеральными идеями и политкорректностью оказался второй лейтенантик Дик Робинсон. Только и сгодился потом, что в качестве массовки да наблюдателя за морем. А морячки - ничего. Вполне вписались в команду нормальных бойцов... Для той охоты Диверс со своими бодигардами Кароном и Шумардом запаслись патронами по самое не могу. Моряки тоже, якобы, для учебных стрельб патронов набрали, в том числе и для бакового пулемёта. И у Робинсона охотничье оружие оказалось в наличии. Так эта команда американцев и собралась.
   Вернёмся, однако, в посёлок с громким названием Смит-Сити. Через месяц после перемещения мужской части населения в карьер на посёлковом кладбище появилась ещё одна могила. Одна из девушек, не выдержав неоднократных изнасилований, покончила с собой. А в начале осени в Интерно умер дед Гыргол. По непонятной причине стал слабеть, словно вянуть, слёг и уже не вставал. Сам же сказал, что не привычен он так, взаперти жить, воздуха не хватает. Перед самой смертью позвал к себе Николая и Борю-программиста, своих младших товарищей по путешествиям, и сказал:
   - Мне уходить пора. Слушайте, что скажу... Коля, ты знаешь, что из шаманского рода я. Хоть не шаман сам, но знания иногда приходят. Вот, и сейчас...
   Паузы в его речи становились всё длиннее и длиннее, а голос всё тише и тише:
   - Не знаю к чему это, но... По весне в бухте поселковой косатка появится... Бить её не можно - у неё душа человечья... Чтобы вам за охоту на неё не предлагали - не соглашайтесь... И другим не давайте... Не понимаю как, но она пом...
   И умер. Но главное сказал. Не понятно только, что такое "пом"? Поможет? Как!?
   А ещё через пару месяцев в котле с гречневой кашей, что из посёлка охранники привезли, углекопы нашли записку от Марфы, жены одного из них, Никодима. Прочитав которую, чуть на колючку с голыми руками не бросились. Они и до того, конечно, сильно подозревали, что не хорошее с их женщинами в посёлке творится, но надеялись, что американские военные, всё-таки, люди, из свободной демократической правовой страны... Ну, невозможно, чтобы так! Как бандиты последние. Пока решали, что делать, Никодим дожидаться не стал, добежал до ворот, перелез через них... а дальше ему оставался с километр всего до начала склона в долину. Вертухай на вышке кричал ему: "Стоп! Стоп!" и ещё что-то на своём языке. Но Никодим почему-то верил, что успеет добежать до края плато или, что не станет американец стрелять. Но матрос береговой охраны США Вэйн Дазенберрай, всё-таки, пустил вослед беглецу короткую очередь из родного пулемёта. И Марфа стала вдовой. Но узнала об этом существенно позже. А за лагерным бараком появилась ещё одна могила. Режим содержания интернированных ужесточили - к лагерным воротам не подпускали и на тридцать метров, сразу предупредительный огонь. И еду теперь зэкам пришлось самим готовить.
   К весне на поселковом кладбище стали ещё могилы появляться. Точнее могилки. Маленькие такие. Четверо новорожденных младенцев, даже не получившие имён, пополнили список умерших на острове Дакоты. Кто-то умер при родах недоношенным, кого-то отказалась кормить мать, кто-то - от общей слабости... Только один новорожденный выжил - смирилась мать с ним, приняла.
   Через три месяца после открытия лагеря Интерно у военного командования острова вырисовывалась проблема с горючим для электрогенераторов. Вот, кончится топливо, как тогда периметр лагеря освещать? Разбегутся, ведь, интернированные! Партизанить, не дай бог, начнут. Особо тут, на острове, скрываться негде, но они - нативы. Почти все. Могут и неприятности доставить, пока их всех перебьёшь.
   Проблема решилась неожиданно легко. На юго-западе острова в небольшой лощинке, которую толком не видно почти с любого места плато и даже с моря обнаружился топливный склад, доверху забитый канистрами с горючим. Пришлось наладить постоянные перевозки горючего на нартах с этого склада до Интерно и Смит-Сити.
  
   Два года прошло с того момента, когда перепуганный, растерянный майор Приходько оказался на острове в компании чукчей. Никаких спасателей так и не появилось. Ни российских, ни американских, никаких... Но зато теперь Мыкола Тарасовыч был спокоен за своё будущее. По крайней мере, за ближайшее будущее. У него есть покровитель и достаточно стабильное положение. Перед новым своим начальником он проявил себя с хорошей стороны, показав себя умелым хозяйственником и управленцем - женщины под его рукой и пикнуть не смеют! У него теперь даже постоянная женщина имеется, личная. Как и у самого господина коменданта. С его же и разрешения. Не как у всех прочих. И, потягивая свой утренний чай, Мыкола Тарасовыч ещё раз самодовольно подумал: "Вот, что значит умение жить."
   Без стука открылась дверь. И раздаётся голос Карона:
   - Ник, тебя босс вызывает. Давай, энергичней шевели своим толстым задом.
   Да, тут надо быстрей! Нельзя заставлять господина коменданта ждать. Несколько быстрых шагов по коридору и Мыкола Тарасовыч уже в кабинете Диверса. Мрачный, но с горящими охотничьим азартом глазами, Диверс сообщает:
   - Ник, на острове объявились твои бывшие соотечественники, русские. Вернее, не на самом пока ещё острове, а на льдине, что сегодня ночью прибило к западному побережью. Скорее всего, они ещё не знают о нашем существовании. Нам повезло, мы первыми их увидели. Робби сегодня вернулся с топливного склада, ночевал там, а рано утром выходил по нужде и заметил здоровенную льдину и на самом краю её несколько сооружений. В бинокль разглядел русский флаг и что самое интересное - самолёт. Ну, небольшой такой самолётик, биплан. Тебе такой должен быть знаком.
   Мыкола Тарасовыч с готовностью энергично закивал головой:
   - Да, да, знаю. Ан-2, наверное. Это...
   Диверс нетерпеливо прерывает даже такую короткую речь мэра:
   - Так, вот! Как ты, Ник, наверное, понимаешь, после всего, что тут на острове произошло, обратно, к русским, у тебя хода нет. Это первое, для напоминания. А второе, состоит в том, что мне бы очень хотелось завладеть этим самолётом. Пилот у нас имеется. Надеюсь, он справится с управлением этим фанерным чудом русской техники. Наконец-то этот никчёмный Дик к чему-то сгодится. Нам пора завершать своё присутствие на данном острове. Мы тебе раньше не говорили, но на этой планете... да, да, тупая твоя голова, на этой планете, а совсем не на нашей старой Земле!... есть ещё и другие населённые места. И достаточно цивилизованные, даже радиовещание ведущие. Вот так! Поэтому мне! Нужен! Этот! Самолёт! Поможешь им завладеть - с собой тебя возьмём. Нет, так здесь оставим. Как тебе, господин мэр, такая альтернатива?
   И Диверс с явной брезгливостью смотрит на Прыходько.
   - Да, конечно, я согласен! - не раздумывая ни мгновенья, соглашается тот. Уж, очень мрачный второй вариант. Хотя и в первый вариант тяжело поверить: цивилизованные места, радиовещание...
   - Тогда так! Берёшь собой в качестве каюра этого своего натива, не помню, как его...
   - Сёма-местный, - подсказывает Прыходько.
   - Не важно. Берёшь его и сержанта Карона. Роберта представишь тем, на льдине, тоже русским, но немым. Придумай ему какое-нибудь подходящее имя. И не засвети его ненароком! В общем, Карон проводит разведку, а ты дуришь своим бывшим соотечественникам голову. Если людей там много, то желательно их разделить. Ну, например, если у них есть врач, то попытайся его и ещё кого-нибудь вытянуть сюда. Якобы у нас тут больные. Придумай что-нибудь. И креативней, креативней будь, Ник! От этого зависит твоя ближайшая судьба. Понял!?
   - Да, сэр! Есть, сэр! - вскакивает со стула Прыходько.
   - Тогда - вперёд! И без удачи не возвращайся!
  
   Комментарии к главе 9:
  
   86 - Гладкоствольные ружья двенадцатого калибра в зависимости от страны и конкретного производителя имеют номинальный диаметр канала ствола, варьирующися в диапазоне от 18,2 до 18,9 мм.
   87 - Карабин Мосина - карабин под патрон 7,62х54 мм, разработанный на основе трёхлинейной винтовки конструкции Сергея Ивановича Мосина. Имел несколько модификаций: 1907, 1938 и 1944 годов. Был принят на вооружение в армиях России и СССР вплоть до его замены на самозарядный карабин Симонова (СКС) и/или автомат Калашникова.
   88 - РОХа - разрешение на хранение и ношение оружия и патронов к нему.
   89 - Традиционно собаководами были именно береговые, приморские чукчи. Материковые же чукчи были оленеводами.
   90 - Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет имени академика И.П. Павлова.
   91 - Кольт, Colt-Brawning M1911 - самозарядный пистолет под патрон калибра .45, то есть примерно 11,4 мм. Разработан Джоном Мозесом Браунингом в 1908 году. Состоял на вооружении армии США с 1911 по 1985 год.
   92 - Одно из самоназваний чукчей - "луораветлан" дословно означает "настоящие люди".
   93 - По-английски "майор" - "major", а "мэр" - "mayor", разница в одной букве, но читается по-разному. И смысл разный.
   94 - "Stars and stripes", "звёзды и полосы" - жаргонное название флага США.
   95 - То, что в Смит-Сити на описываемый момент проживал всего 31 человек, американца не смутило - у них, в США, "города", "сити" и по десятку человек населения имеются. А иногда и вовсе без постоянного населения - Tin City, что на Аляске, например.
   96 - WASP - аббревиатура от "White Anglo-Saxon Protestant" - "Белый Англосакс Протестант".
   97 - Интернирование - принудительное переселение, ограничение свободы перемещения для неблагонадёжных лиц. Во время войн таковыми обычно являются граждане враждебной страны (не военнослужащие), оказавшиеся на территории противника. Или даже просто имеющие национальность, соответствующие враждебной стране. Как, например, японцы США во время 2-й Мировой войны.
   98 - Инферно - ад, преисподняя (ит.).
   99 - Гремучник, гремучая змея - распространённая в Северной Америке ядовитая змея, которая в качестве меры предупреждения о возможном нападении шумит расположенными на хвосте трещотками, погремками.
   100 - Белый порошок, белый, беленький... - одно из очень многочисленных жаргонных названий опиатов, в данном случае - героина.
   101 - Джи-Ай - жаргонное название американских солдат.
  

Глава 10. День берсерка

   13 мая.
   Координаты: 61 градус 54 минуты с.ш., условная долгота - 59 градусов 47 минут в.д.
  
   Проснулся я от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Смотрит внимательно и очень не по-доброму. Так не по-доброму, что, аж, озноб волнами прокатывается по телу... И сердце стучит так, что даже на улице слышно... наверное. Приснилось, видать, что-то кошмарное. Не помню только что... Вот, ведь, совсем, как барышня кисейная! Но сколько себя не уговариваю - тревожное ощущение, что разбудило меня, так и не отпускает... За окном совсем ещё раннее утро - можно часок спокойно поспать, пока Степан не поднимется к своим кухонным занятиям. Но сон не идёт! И ещё что-то не так в окружающем мире, на уровне подсознания что-то не так... Не пойму только что... О, понял! Птицы галдят! Сколько мы здесь, а птиц почти не видели. И не слышали. Пока на одном месте были, вообще, можно сказать, ни одной. Когда дрейф начался, изредка льдину нашу облетали альбатросы, а иногда и гостили, но ещё ни разу такого многоголосого птичьего хора не слышали... Так, подъём! На это дело надо взглянуть.
   Шлёпаю босыми ногами по холодному полу к окошку. Опа! А мы, кажется, приплыли! В метрах шестистах-семистах от айсберга - высоченный мыс какой-то земли и огромный птичий базар на нём. Виден через окошко слева, на самом краю обзора. Наше ледяное поле упёрлось в землю, по-видимому, где-то левее этого мыса. А весь наш плавучий остров стоит, как вкопанный, и никуда уже не дрейфует... Так, похоже, Степана будить надо... О! А он уже не спит, на меня смотрит со своего дивана:
   - Что там, Лёш? Земля?
   - Ну, пока только мыс вижу слева. Скалистый. И грандиозный птичий базар на нём. А что там, - смотрю на настольный компас, - на севере не видно. Что сразу за мысом, то есть к юго-востоку, толком не видно, сам мыс и мешает. Только где-то дальше, в нескольких километрах, берег опять выглядывает. А к югу - открытое море. А ты, Степан Иваныч, что так рано проснулся? Ещё ж до твоего подъёма не меньше получаса.
   - Да, кошмар снился... Опять Вторая Чеченская. Опять "чехи" Петровича повязали. Опять резать его по частям начали. Уж, очень на него тогда злы были. А я спешу к нему на подмогу. И не успеваю! Вязну, словно в киселе. В реальности-то успел. Но страх этот, не успеть, во мне, видать, крепко засел. А ещё чувство такое старое, знакомое - что кто-то меня самого под прицелом держит. Аж, мураши по коже! Ну, я тебе рассказывал уже. Было со мной такое раньше пару раз. Вот, и сейчас во сне - тоже самое. Оттого и проснулся.
   - Знаешь, Степан Иваныч, меня такое же точно чувство разбудило, - сознаюсь и я.
   - Хм! Давай-ка, отнесёмся к ощущениям нашим серьёзно. Я и на Земле-то к этому... шестому чувству, так его назовём, прислушивался. Хоть публично и не афишировал. А здесь, на этой планете, после всего, что с тобой, лейтенант произошло, и вовсе сомнений не испытываю. Давай, мы сейчас, вот, сразу экипируемся, как следует, вооружимся и сторожко так осмотримся... Вдруг заметим чего. Хотя, вроде, отпустило меня уже. А ты что-нибудь чувствуешь?
   - Не... вроде, тоже ничего.
   Но мы, всё-таки, вышли, осмотрелись. В том числе и в бинокль. Ничего и никого не заметили. Только птицы кругом. Уже и на льдине, и на айсберге. Обживаются. Берег, к которому мы "пришвартовались", каменистым и крутым, под сорок пять, а то и пятьдесят градусов откосом тянущийся на пять, шесть километров на северо-восток, потом заворачивал куда-то дальше, просто на восток. По верхнему краю склона кое-где видны скалистые останцы. Только низкие сплошные облака наползают на верхний край откоса и уходят куда-то вглубь суши. И ни души...
   - Может быть, всё-таки, показалось? - спрашиваю Чайку.
   - Ну, ну. Показалось ему. Советую тебе, лейтенант, прислушиваться к своим ощущениям. Целее будешь. Сам же уже сколько раз имел возможность проверить. Нет никого сейчас - значит, ушёл уже. Именно эту версию и примем за основную. То есть некто, заранее его определим, как потенциального противника, уже знает о нашем существовании. Но и мы знаем, что есть тут кто-то, смотревший на нас недобрым глазом. Товарищ старпом, иди, буди командира. Доложись ему о том, что мы прибыли... куда-то. И об ощущениях наших с тобой не забудь сообщить. Не стесняйся. Пора пост на НП возобновлять. Привыкли мы в открытом море, в одиночестве, расслабились. А я пойду завтраком для команды озабочусь.
   Да, прав Степан - надо Бергу докладываться. Он, кстати, уже не спал. Когда зашёл в его кубрик, брился товарищ командир. Пришлось извиниться. На что Александр Владимирович только рукой махнул:
   - Всё понимаю, товарищ лейтенант - вижу, вижу эту землю.
   Действительно в его окно берег очень хорошо просматривается, не то, что из нашего.
   Вздохнув и, всё-таки, не до конца поборов смущение, рассказываю о том, что нас с главстаршиной разбудило. Берг, однако, всё это выслушивает вполне внимательно и, кивнув (видимо, принял к сведению, где-то у себя в мозгу отметку поставил), приказывает поднимать остальных членов команды.
   После скорого завтрака мы трое: Берг, Чайка и я вышли на первую разведку новой земли. Всё уже давным-давно было подготовлено к возможному разведвыходу с СП: рюкзаки, снаряга - в полной готовности уже пару недель, оружие - просто по определению всегда, система связи со станцией давно оговорена. Так, что, как говорит моя бабушка: "Нищему одеться - только подпоясаться." На СП Иванцов, как обычно, за главного, Логинов - уже на НП, Державина пока свободна.
   Всего через час после пробуждения наша троица уже ступила на твёрдую землю. Над головой - неумолчный шум-гам птиц. Так как даже с СП было видно, что слева от мыса подъём наверх не очень удобный - склон хоть и не отвесный, но сплошные каменные осыпи и оползни, то решили проверить пока невидимый берег справа, к югу, то есть, к югу от мыса, который условно, меж собой, прозвали Птичьим. В общем, то бредём, то скачем по прибрежным каменюкам на юг.
   Ещё пара сотен метров и пред глазами открывается фантастическая картина! Зря это мы понадеялись, что нам удастся легко хотя бы здесь подняться - впереди огромное лежбище морского зверя. Моржи. Самые крупные самцы - размером с бегемота, наверное. Или с носорога. Монстры! И хоть они как-то индифферентно отнеслись к нашему появлению ("ну, вышли себе из-за скалы какие-то мелкокалиберные козявки, ну, и ладно, не наши проблемы..."), но приближаться к ним не очень хочется. Туши морских зверей плотно заполняют относительно ровный пляж, а чуть выше - уже серьёзный уклон. Придётся, всё-таки, карабкаться по этому откосу в обход моря звериной плоти. Поднялись метров на пятьдесят вверх и идём траверсом. А точнее - не идём, а на четвереньках, почти по паучьи, карабкаемся. Поглядываем то и дело: то вниз, на лежбище, то вверх, на склон, чтоб "недобрый глаз" не прозевать. Впереди виден относительно пологий распадок, лог, посередине которого течёт стремительная речушка. Там вверх и будем подниматься...
   Фух! Наконец-то, добрались до ручья. Этот не очень длинный путь, всего-то в четыре-пять километров от СП занял у нас почти два часа. Очень уж непростой этот путь, каждый шаг отслеживай, чтобы вниз не сорваться и ноги не переломать. Пора и со станцией связаться. О себе доложить, об их делах поинтересоваться. Но связь неожиданно не получилась. Скала что ли экранирует? Ладно, идём дальше. То есть выше.
   Ну, вот, подъём завершён. Мы оказываемся на плато. Только это нам мало помогло. То, что было облаками там, внизу, здесь плотный, почти непроглядный, но неторопливо движущийся куда-то на восток туман. Сеет мелкий, почти невесомый студёный дождь. А под ногами - мокрый снег по середину голени. Не весело... Опять пытаемся связаться с СП. И опять неудача. Шипение и хруст в эфире. Ладно, пора опять идти. Решаем двигаться по краю плато на юг.
   Через четверть часа неторопливой, острожной ходьбы в тумане край плато начинает забирать всё больше на юг, а потом на юго-восток. А ещё через четверть часа наш путь пересекают следы нарт, запряжённых собаками! Уж, собачьи-то следы даже я знаю. Осмотрев всё это дело, главстаршина заявляет, что здесь два следа: один более старый, похоже, что вчерашний, а второй свежий, скорее всего утренний. Сегодняшние следы идут с запада на восток. Посовещавшись, решаем пройтись по ним немного назад, на запад. Следы сначала ныряют с откоса вниз. Но крутой уклон длится недолго, всего то метров двадцать по вертикали. И чуть больше по горизонтали. И выходят на полку чуть ниже основного плато. В тумане мы её не заметили, прошли мимо. Но, вот, следы помогли! К тому же на этом склоне Чайка делает ещё одно открытие - каюр, чтобы помочь собакам взобраться на склон, соскочил с нарт и оставил отпечатки своей обуви. Берг с Чайкой переглядываются - им, похоже, эта обувка хорошо знакома. Потом мне, как единственному не в курсе, поясняют, что это следы от стандартной полярной американской армейской обуви. И явно напряглись мои старшие товарищи, стойку сделали, как правильные охотничьи собаки. Ну, и я следом за ними. Идём дальше. И очень скоро приходим к срубу - точной копии одного из наших складов. Через небольшое время выясняется, что в срубе никого нет. Но, также очевидно, что там кто-то ночевал. Причём не один раз. В определённо рукодельной выгородке склада: лежанка, аккуратный очаг с выведенной наружу трубой и с тёплой ещё золой, ящик с каменным углём, полка с небольшим запасом продовольствия и кое-какой посудой. Но основной объём сруба занимают стеллажи с металлическими и пластиковыми канистрами с топливом. Много канистр. Очень много! Но и заметное количество их, по-видимому, уже использовано - много пустых мест на стеллажах. Ещё раз удивляемся странным подаркам Немых. Это, ведь, явно, их стиль - такой склад чудной в чудном же месте организовать. Чайка осматривает местность вокруг сруба, прикрытого с запада останцем. Находит ещё следы здешнего ночного гостя. Они ведут к останцу и чуть вбок. Туман, кстати, слегка рассеивается. Недолгий путь по следам приводит нас к краю этого миниплато. И что мы видим? А видим мы на северо-западе, километрах в четырёх, если по прямой, наш айсберг, выглядывающий из-за Птичьего мыса, и родную нашу СП-40 бис! Очень хорошо видно. Даже узкие космы облаков, периодически наплывающие на плато, не особо мешают обзору. Здесь наш "американец" стоял довольно долго - вон натоптал сколько. Успел даже сигарету скурить. Вот и окурок лежит. Почти фильтр один остался. Переглядываемся с Чайкой. Главстаршина, усмехнувшись, резюмирует:
   - Вот, лейтенант, а ты сомневался. Здесь он и стоял, тот, кто нас с тобой разбудил.
   Поскольку станция наша в прямой видимости, есть надежда на хорошую связь. Что тут же подтверждается. На связи Иванцов:
   - Здесь Кит-1. Сообщаю новости. У нас были гости. Повторяю: гости. Трое. Пришли с северо-востока по льдине, не по берегу. На двух собачьих нартах. С их слов - наши, россияне. Один, похоже, главный у них, пухлый такой, то ли украинец, то ли с югов, как наш... э-э-э, Кит-2. Речь характерная. Представился Николаем Тарасовичем Приходько, так, вроде бы. Местной головой, мэром себя назвал. Каюром у него на нартах - явный северянин, чукча, как выяснилось чуть позже. А каюр на других нартах - вроде русский, но немой, как мэр этот говорил. Как поняли? Приём.
   - Вас понял. Чего хотели гости? Что о себе рассказывали? Перехожу на приём.
   - Хотели медицинской помощи. Очень просили. У них там, якобы, и ранбольные, и даже роженицы имеются в немалых количествах. Вообще, хоть их главный и много говорил, но толковой информации из него почти не выжать было. Киту-2 удалось каюра, который чукча, разговорить. Выяснил, что земля эта - остров. В полтора десятка километров с запада на восток. Их посёлок на самом востоке, в какой-то долине и на берегу. Населения человек тридцать: две трети чукчи, а остальные русские. Это уже главный говорил, чукчу своего от беседы отстранил. Но главное - очень они просили медицинской помощи. Срочной помощи. Очень срочной. Якобы у них там несколько тяжёлых и кто-то, вообще, при смерти. Док наш, как услышал о больных и, особенно, о роженицах, так тоже стал прямо требовать отпустить с приезжими. Поскольку связь с вами установить не удалось, то принял решение отправить с гостями в их посёлок Дока и Кита-2 в качестве помощника. И защитника. А то, что-то мне гости эти не очень понравились. У главного - глазёнки так и бегают. Никак не уловить их прямым взглядом. Каюр его - явный алкаш. А у немого - глаза, прямо скажем, совсем не человека, речи лишённого. Не такие глаза у инвалидов. Немой этот, Роман, так, кажется, его мэр называл, осмотрел всю станцию очень внимательно, хоть и с места почти не сходил. На оружии нашем особо задержался. "Кашалота" рассматривал. Близко подходить, не подходил, но его интерес к самолёту я спинным мозгом почувствовал. Вот, уверен - не фига он не немой. Да, все трое вооружены. Главный каким-то пистолетом. Что-то не наше, не российское и не советское. Ни разу такого не видел. У чукчи - ружьё, горизонталка. По-моему, простой ИЖ. А у третьего, якобы немого, карабин, похожий на мосинку. С оружием все, в общем. На вопрос о диких животных ответили, что сейчас, весной, на острове опасных зверей нет, а, вот, зимой приходили белые медведи. Но сейчас их нет, выбили. Да, вот, ещё. Контрольный срок выхода медгруппы на связь - сегодня в полдень. То есть, часа через полтора. Сижу, вот, на НП, жду. Хорошо, хоть вы прорезались, а то уже беспокоиться начал. Как поняли? Приём.
   Как-то не понравилась нам полученная информация. Особенно в контексте собственных последних открытий. Нет, понятно, объективных причин у Валерия Павловича не доверять гостям не было. Только субъективные, на уровне подсознательной антипатии. И ещё не известно, как сам Берг бы поступил в его положении. Но, всё равно, как-то тревожно за Катю с Максом. Да, и сам Иванцов сейчас один на станции остался. Бери её почти голыми руками. А у меня в голове ещё вертится: "Приходько, Приходько... Николай... Тарасович? Что-то знакомое..." Только вспомнить никак не могу.
   Берг сообщает Валерию Павловичу о наших находках. В ответ из рации раздаётся:
   - Ах, ты ж! - и дальше непечатное. Потом спокойней продолжает, - Извини, Брод, не сдержался! Так, на всякий случай, сообщаю, что гости эти о том, что у нас и, соответственно, у медгруппы есть носимая связь, не знают. Мы её не светили. И у них её я тоже не заметил. Хотя, может быть, просто тоже не демонстрировали?
   После недолгого размышления Берг приказывает мне возвращаться на станцию в помощь оставшемуся там капитану. А они с Чайкой отправляются по утренним следам нарт. Понятно, что следы эти должны привести к посёлку или куда-то ближе к нему. И, по-видимому, это не так уж и далеко. Ведь успел же этот носитель американской обувки добраться до посёлка, сообщить о нас и гостевая группа успела к нам на СП смотаться. Понятно, что нартах быстрее, чем пёхом. Но не на порядок же.
   Пока, до того места, где пересекли следы нарт, идём все вместе. Там я - обратно, а они - на восток, по следу. Конечно, мне хочется с ними. Но приказ есть приказ.
   Когда подымаемся с "полки" на плато выясняется, что не только эта "полка" очистилась от тумана, но и почти вся западная часть самого плато. К северу от нас видится ровная, как стол, поверхность заснеженной тундры, а вдалеке, километрах в четырёх, четырёх с половиной, северный противоположный край плато. Почему я так уверенно говорю дистанцию? А потому что знаю, что если смотреть с моего роста, то горизонт как раз на четырёх с половиной километрах. У Чайки - почти на пяти. Вот он видит дальше, за краем плато, узкую полосу океана, а я - нет. Вывод - до северного края плато те самые четыре с половиной кэмэ. Вряд ли сильно больше. Чуть правее подымается отрог какого-то холма. Но его вершина ещё в тумане. Как и вся восточная часть плато. И так как ветер стих, то туман этот не скоро сойдёт.
   Так, пришла пора расставаться. Берг даёт указания:
   - До станции добираетесь в режиме радиомолчания. Доклад мне только по прибытию, вместе с капитаном. А товарищу капитану на словах передайте, что до нашего возвращения никого посторонних на станцию больше не допускать. Вплоть до открытия огня. Можете идти, лейтенант. Ни пуха, ни пера.
   - Есть. И к чёрту.
   И я направился в обратный путь. А товарищи мои - на восток, по следу нарт.
   От созерцания окрестностей и от воспоминаний о пути, проделанном от СП до этого места, мне в голову приходит идея. А что, если мне обратно не по скалам над моржами пробираться, а попробовать на север по плато пройти. Мне, ведь, не было однозначно приказано идти только первым маршрутом, не так ли? Возможный путь, вроде бы, чистый, свободный, ровный и где-то там же ещё и спуск вниз должен быть удобный. Где-то же эти гости мутные на нартах спустились и быстренько к нам, на СП, добрались. Может быть, быстрее удастся до СП добраться, чем по скалам над моржами карабкаться? Минут через двадцать дохожу до спуска в лощину, по которой ручей гремит. Надо решаться, либо вниз, уже один раз пройденным очень неудобным и потому долгим путём, либо - на север, по плато, по хорошо видному, но ещё ни разу не хоженому пути. После недолгих колебаний выбираю второе.
   Минут через пять возникает настоятельная необходимость форсировать ручей, который в ту сторону мы чуть ниже преодолели, по камушкам перескочив. Здесь, на ровном месте, он существенно шире. И здесь с него лёд ещё не сошёл, хоть и уже очень слабый. При попытке перейти лёд предупреждающе заскрипел и стал продавливаться. Пришлось лечь на живот и ползком. Удалось перебраться относительно без потерь. Только одежда спереди теперь мокровата. Спустя ещё с полчаса тундра закончилась. И начинается каменистая пустошь, обильно заснеженная. Что-то сподвигает меня натянуть маскхалат. Почему-то мне так спокойней. И заодно с этого места сделал очередное открытие - точно на западе, на фоне скал, ограничивающих плато, обнаружилось ещё одно здание, уже привычной архитектуры. Уверен, что тоже склад. Но туда не пойду. У меня приказ другой. Осматриваюсь. Прямо на север никакого спуска вниз не видно. И на северо-запад тоже, а, вот, к востоку слегка - что-то подобное намечается. Вот туда и держу курс. По каменистой пустоши шагается заметно легче. Полчаса - и я подхожу к распадку ещё более пологому, чем тот юго-западный, с ручьём. А, вот, и многочисленные следы нарт и собачьих лап. Здесь и буду спускаться. И тут моё внимание привлекает что-то тёмное, лежащее уже на плато, невдалеке от следов нарт. Подхожу ближе. Судя по следам не только собачьим, но от обуви, здесь делали остановку... Вон, как натоптали. И даже, вроде бы, по земле покатались? Не понятно... А тёмный предмет оказывается рацией. Носимой, нашей. Конкретно - рацией Макса. Лично присутствовал, когда наш штурман шилом выцарапывал конника-казачка на обратной её стороне. Рация разбита - похоже, ногой к камню припечатали. А ещё рядом, в нескольких метрах - пятно крови! Ну, что-то мне это очень не нравится! Мягко говоря. А там, ведь, ещё и Катя!
   И тут на востоке, уже из тумана, раздаётся звук выстрела! Ещё один! Блин, что за дела творятся на этом острове!? Что делать!? Выполнять приказ Берга? Или на восток, по следам, друзей спасать... Катю? Колеблюсь. То вниз посмотрю, в лог - дорога на СП, то на восток, по санному пути... Нерешительно делаю ещё пару сотен шагов на восток. И ещё одна находка! Рукавица. Опять наша. Судя по размеру - Катина рукавица! И тут сомнения у меня пропадают! Без вариантов - товарищей спасать... Катю! Чуть не бегу по следу. Бежать здесь относительно легко - снег укатан и, вообще, он здесь не такой глубокий, как к югу от центрального холма. А карабин свой снял с предохранителя и перевесил поудобнее. Чтобы стрелять удобнее, а не бежать...
   Вот, и рыхлая стена тумана. Пришлось сбавить темп... Через километра полтора ещё одно неприятное открытие - Соня. Мёртвая Соня. Её облик за время нашего совместного плавания уже достаточно изучил, с другим белым медведем не перепутаю. И мёртвый медвежонок! Один. Второго Клоника не видно. Оба: и мамашка, и медвежонок убиты явно винтовочной пулей, не ружейной. Вспоминаю слова Иванцова о похожем на мосинку карабине у немого каюра. Он Соньку нашу кончил! Больше некому. Я, конечно, понимаю, белые медведи - дикие животные. И местные, вполне возможно, от них натерпелись. Сами ещё совсем недавно мишек интенсивно на ноль умножали. Но какая-то иррациональная злость, мешающаяся со страхом за товарищей, за Катю, начинает закипать у меня в голове: "А медвежонка-то за что!?"
   Незаметно туман, уже давно окруживший меня становится ещё плотней, а звуки всё глуше и глуше... Стоп! Это, что стрельба там, на юге, что ли!? Нет, наверное, показалось. Уж, очень тихо. Иду дальше... Из тумана выплывают останки какого-то самолёта. Ух, ты! Как тут у них интересно! Но осматривать этого явно древнего американца не буду. Всё равно, из него уже всё мало-мальски стоящее выгребли давным-давно... Санный путь постепенно забирает на юго-восток и через минут сорок выводит к краю плато. Что там внизу, под полосой тумана, не понятно, но надо спускаться - след собак и нарт уводит туда.
   Начинаю спуск. Весь на нервах. Сначала след нарт серпантином петляет по довольно крутому склону, потом уклон снижается и санный путь спрямляется... Спускаюсь метров на пятьдесят-сто вниз и оказываюсь на нижней кромке облаков. Оказывается, здесь идёт снег. Не очень густой. И не хлопьями. Но снег. Мокрый... А внизу лежит небольшая закрытая с трёх сторон долина. И только на юго-востоке виден проём в отрогах плато. А между ними - посёлок в десяток зданий, мачта радиостанции на мысу. Вот, куда привезли Катю и Макса. За посёлком - смурной, подёрнутый дымкой снегопада океан. По дну долины вьётся речка. Лёд с неё уже сошёл, не переползти. Придётся или вброд (бр-р-р!), или по мостику, что хорошо различим отсюда. Примерно километр до него. Снег в долине лежит ещё довольно обильно. Ну-ка, лягу! И ползком, ползком... А то я тут, как прыщ на ровном месте.
   Не всегда, правда, ползком, а иногда, когда позволяли складки местности, и всего лишь на четвереньках преодолеваю ту дистанцию, что отделяла от мостика. Сооружение это около десяти метров длиною оказалось вполне такого человеческого изготовления. Нету в нём той противоестественной предельной аккуратности, свойственной строениям Немых. Да, ещё и старая, уже посеревшая стружка возле лежит, кое-где. Настоящий хэнд-мэйд. На мостике снега нет. Вместо него - сплошная накатанная, нахоженная наледь (часто им пользуются!) и, соответственно, не видно никаких следов. Это мне на руку - и моих следов не видно будет. Переползу. До посёлка - километра полтора, к тому же на мостике есть бортик в полметра высотой с двух сторон. Не должны заметить. Из посёлка сейчас никто не выходит, не выезжает. Так что успею. А дальше - с торной тропы в сторону. И там, уж, придётся исключительно ползком. Ох! Не учил меня главстаршина ползать. Так пару часов на всё это искусство потратили. Всё больше на стрельбу и рукопашку нажимали. А, вот, приходится... Ползу, как могу, в общем. Весь мокрый и грязный уже. Но в моём положении, как-то неуместно заботится о чистоте одежды и рук.
   Ого, дорога настоящая передо мной! Грейдерка. И тоже покрытая накатанной наледью. Слева, справа никого? Никого. Переползаю. Так, держу-ка я курс на обильно покрытый снегом склон, что юго-западнее посёлка. Надо там где-то затихориться, понаблюдать сначала. Сообразить, хоть, как и чего. А то в пору самому себе вопрос задавать: "Есть ли у Вас план, мистер Фикс?"102) Плана-то, вот, как раз и нет!
   Метрах в двухстах от строений, на склоне, нахожу какую-то щель, похожую на окопчик для стрельбы из положения лёжа: щель сантиметров тридцать, сорок вглубь и такой же высоты каменный валик, со стороны посёлка. Достаю бинокль и, стараясь не светить своей башкой, с полчаса изучаю населённый пункт. Явственно видна главная и единственная улица. Слева, в конце улицы, без сомнения, административное здание. С флагом. А флажок-то, не фига, не наш триколор! А американский, звёздно-полосатый. Туфту гнали гости! Это им зачтётся. Какой-то мужик, азиат, задаёт корм собакам. Это тот самый каюр-чукча? Несколько чукотских женщин видны на улице: одна явно идёт за водой к реке, другая, похоже, еду несёт в мэрию, так назовём это зданьице. На крыльце маячит охранник. Вполне себе такой европеец. А что это у него в руках? Ого, автомат! Вернее, автоматическая винтовка М16. Это даже я знаю. Тяжело не узнать... Что-то маловато людей на улице. Где те три десятка человек, о которых визитёры толковали? Все по домам сидят? Или в разгоне, на работах разных? И главное - где Максим, где Катя!? Не понятно... Так! Что делать-то будем!?
   О, дверь на крыльце мэрии распахивается! И кто там? Двое каких-то типов тащат, висящего у них на плечах Логинова. У Макса - левая нога забинтована! Или, вообще, в гипсе. Не пойму отсюда. А лицо украшает огромный синяк! Не слабо ему досталось! Так, дурные предчувствия мои оправдываются. А Кате каково!? Блин, гады, только троньте её! И куда Макса тащат? А на мыс, где очевидная радиостанция стоит. Зачем? Что думают, он им связь поможет установить? Макс, конечно, кажется таким мягкотелым добрячком, но не думаю, чтоб он им помогать согласился после такого "тёплого" приёма! Не знают они нашего упёртого кубанского казака.
   Ага, дотащили Максима. И что дальше? О, закинули его в здание радиостанции. И закрыли на ключ! Что не боятся, что он им там аппаратуру повредит или на связь с кем не тем выйдет? Скорее всего, нет там рабочего оборудования. Только так могу этот странный факт объяснить. Или кто-нибудь ещё какие варианты имеет? В общем, понятно - тюрьма это, а не радиостанция.
   А лицо-то одного из Максовых конвоиров мне кажется знакомым. Странно... Очень странно. Но точно - знакомое лицо! Не вспомню только никак.
   А Катя тогда - в мэрии. Только она могла повязку наложить. Ведь, у них же медика нет. Или тоже врали? Если есть, то тогда всё немного усложняется и Катя может оказаться, где угодно. Ну-ка, посчитаю-ка я персонажей мужеско-вражеского пола. А то, что враги они, уже сомнений нет. Охранник на крыльце - раз, двое конвоиров - два, три, чукча-каюр - четыре. Ещё главный некто должен быть - это пять. Ну, то есть, как минимум пять. А, скорее всего, больше... Так, это что за шорохи за спиной? Ой, мать! Шестой!
   Больше ничего Левшаков подумать не успел, поскольку погрузился во тьму - сержант Карон, уже минут двадцать подбиравшийся к младшему лейтенанту, сделал финальный рывок и оглушил Алексея, успевшего на шорох только развернуться.
  
   После расставания с младшим лейтенантом его старшие товарищи, Берг и Чайка, облачившись, как и Левшаков, в маскхалаты, двинулись на восток, по следу нарт. Очень глубокий снег не давал паре двигаться быстро - то и дело то один, то другой проваливались в снег по колено, а то и по пояс. Собаки и нарты, по следу которых шли двое разведчиков, от этого не страдали. Медленно, слишком медленно тянутся эти такие немногочисленные километры. Но, вот, разведчики, всё-таки, вошли в туман, и он становится всё плотнее, плотнее, всё гуще и гуще. Звуки вязнут во влажном месиве, и постепенно меркнет дневной свет. Чайка периодически останавливается, прислушивается. Но глухая тишина окружает путешественников. Один только раз показалось что-то на севере. Чайка в сомнении пожимает плечами и пара продолжает путь. Через приблизительно три километра передвижения в почти вечерних сумерках впереди появляется какое-то странное свечение. Разведчики переходят в лежачее положение - дальше только ползком. Через сотню, другую метров пластуны упираются в колючую проволоку. Внизу - котлован угольного карьера с мрачным бараком возле мутного озерца, а в четырёх углах периметра - прожектора, освещающие всё дно этой ямы. Натоптанная охранником тропинка между внешней и внутренней линиями колючки. И вышка с пулемётчиком на другой стороне...
  
   После обеда нудный дождь в карьере, всё-таки, прекратился. Часть зэков: Боря-программист, Юрий и Сергей отправились рубить уголь. Первые двое уже взялись за кирки, а молодой что-то замешкался на полдороге. Двое оставшихся: Николай и Илья грузят уже нарубленный уголь в тачки - скоро должен состояться забор каменного топлива одним из охранников. По установившемуся порядку зэки заводят заполненные углём тачки на подымающуюся вдоль отвесной стены карьера дорожку, на половину расстояния от дна карьера до ворот наверху. Это метров тридцать с небольшим в обе стороны. Оставляют тачки там, а сами отходят. После чего ворота открываются, и оттуда спускается один из охранников и одну за другой закатывает тачки наверх. Спустя минут десять спускает вниз пустые тачки. Вся процедура, естественно, проходит под прицелом пулемёта. Потом всё повторяется ещё несколько раз, пока весь нарубленный за сутки уголь не окажется наверху. И только после этого сверху вниз по подобной же схеме передаётся продовольственный паёк. Обычно это кусок мяса и жира морского зверя или лососевая юкола103). А, в качестве вегетарианско-витаминной добавки, некоторое количество смеси сушёных ягод, дикого лука, щавеля, листьев и коры ивы. Крупы, макароны, чай и табак на поселковом складе давно закончились. По крайней мере, для всех, кроме американцев и коллаборационистов.
   Сейчас в охранниках капрал Шумард (вон, он на вышке за пулемётом маячит) и Алкаша. Значит, последний и будет тачки туда-сюда таскать. Куда они такую гору угля ежедневно девают, вот вопрос!? Но сегодня эта проблема перед зэками или, по американской терминологии, перед "интернированными лицами", не стоит...
   Алкаша, как всегда сначала повезёт тачку, в которой угля на его взгляд меньше. Такой уж он человек - более тяжёлое всегда на потом. Поэтому тачку с заметно меньшим количеством угля зэки поставили чуть ниже. И тачку эту ему придётся не по прямой вывозить, а слегка отступить назад и выруливать, что бы за переднюю тачку не зацепиться - Николай с Ильёй постарались максимально затруднить дело охранничку. А ещё вчера Алкаша подвернул ногу, когда последнюю тачку в ворота провозил...
   Увидев, что зэки отступили на положенное расстояние, Шумард кричит стоящему за глухими воротами Алкаше: "Lets go!"104) Алкаша привычно опасливо открывает створку ворот и спускается к тачкам. Как и ожидалось, выбирает нижнюю, в которой угля чуть меньше. Снимает с себя двустволку и кладёт в тачку, поверх угля. Это чтоб легче ружьё схватить было, если что. Всегда так делает. Поворачивается спиной и начинает предусмотренные угольщиками манёвры тачкой... И тут на дальней стороне карьера подымается какой-то шум - это молодой, Сёрега, начинает дурным голосом орать какую-то чушь и скакать, как взбешённый бабуин, изображая из себя тронувшегося умом. Заодно швыряет камни в ближайший прожектор. Впрочем, добросить ему, всё равно, не удаётся - слишком высоко ненавистный осветительный прибор! Но Сергею это и неважно - главное отвлечь на себя внимание... Взгляд остановившегося на секунду Алкаши приковывается к молодому чукче. Туда же поворачивается и ствол пулемёта... Внезапно двое угольщиков, Борис и Юрий, что только что тихо и мирно рубили уголёк у стены карьера, начинают шумно, с матюгами, взаимными проклятиями и прочими малоосмысленными воплями, драться: размашисто вскидываются кулаки, мужики хватают друга за грудки, катятся по земле... Взгляды охранников и ствол пулемёта перемещаются ещё дальше от места, где стоят Николай и Илья... И тут в воздух взлетают камни - заранее заготовленные булыжники летят в отвлёкшегося на бузу Алкашу. В считанные секунды метателям удаётся отправить в полёт, навстречу с головой охранника, шесть каменюк. И пара из них точно попали бы в Алкашин череп, если бы он совершенно рефлекторно не присел. А, ведь, даже не смотрел в их сторону! Пара камней врезается в спину Алкаши. Но ватник надёжно защищает охранника от серьёзных повреждений. Самое удачное попадание приходится в правую кисть Алкаши - охранник ойкает и хватается здоровой рукой за повреждённую. И тут камнемётчики срываются с места - быстрей, быстрей к Алкаше и его ружью! Хоть каменный залп и не достиг желаемой цели, но если, уж, начали, то надо продолжать! На бегу выхватывают сделанные из рукояток стальных ложек заточки. Ещё есть, есть несколько секунд, пока пулемётчик отвлечён на псевдо-драку и на скачущего в "припадке безумия" Сергея...
   Алкаша, словно очнувшись, судорожно хватает с тачки ружьё и вскидывает его на стремительно приближающихся зэков. Нажимает спуск... и ничего не происходит! Он забыл про предохранитель! Дрожащим большим пальцем пытается сдвинуть кнопку предохранителя, но сразу у него не получается. Снова вскидывает ружьё... Подбежавший вплотную Илья рукой отводит ствол... Грохот выстрела! Пуля уходит вверх. А в это время взмах руки подоспевшего Николая ставит кровавую точку в Алкашиной жизни - заточка с лёгким хрустом входит в тощую шею бывшего журналиста. Пульсирующая алая струя заливает ватники Алкаши и его противника. Почти мгновенно ослабевшее тело охранника валится на ошарашенного обильными потоками крови и, главное, свершённого собственными руками смертоубийства Николая. Оба падают. А ружьё остаётся в руках Ильи. Вообще-то, замышлялось наоборот - стрелять в пулемётчика должен был Николай, как более опытный стрелок. Но судьба распорядилась иначе! И у стрелка всего один патрон и всего несколько мгновений, чтобы вскинуть ружьё, навести на вооружённого пулемётом американца и сделать выстрел... И мгновения эти растягиваются словно резиновая лента. Над карьером повисает тишина: уже не изображают драку Борис с Юрием, чуть не в прыжке зависает Серёга. И только Николай судорожно пытается выбраться из-под лежащего страшным тяжким тюфяком тела, которое ещё совсем недавно было живым человеком. А ствол пулемёта уже поворачивается, поворачивается в сторону людей, стоящих на тропинке, ведущей вверх, к свободе. Разворот закончен, пулемётчик слегка подправляет прицел, чтобы одной очередью перечеркнуть жизни этих вздумавших восстать аборигенов. Гремит ружейный выстрел... Мимо! Пуля взрывает край деревянной стойки у головы пулемётчика, щепа летит Шумарду в лицо. И тут пулемёт изрыгает из себя недлинную очередь - короткий пунктир кровавых фонтанчиков пересекает грудь Ильи и тут же пробегает по лежащим на земле телам. Лёгкий дымок вьётся из ствола и затвора, звонко катятся и скачут по полу, по ступенькам лестницы гильзы... Кто ещё хочет? И ствол пулемёта разворачивается к оставшимся в живых зэкам. А в голове у Шумарда вертится мысль: "Может и этих кончить? Угля, всё равно, уже на несколько лет нарубили. И надоело их пасти. Диверс, правда, разрешения не давал..." Палец бывшего капрала в нерешительности замирает на спусковом крючке. А трое стоящих внизу людей смотрят в лицо приближающейся смерти...
   Сомнения капрала Шумарда неожиданно для него самого и застывших в ожидании конца зэков прерываются выстрелом, оглушительно разорвавшим повисшую было над карьером тишину - резко откидывается назад голова пулемётчика, летят какие-то брызги, с глухим стуком падает на пол тело, задирается вверх ствол пулемёта... А трое зэков, уже ощутивших ледяное дыхание "старухи с косой", никак не могут поверить в своё спасение и с недоумением вертят головами. На краю карьера неторопливо вырастают две фигуры в белых маскхалатах...
   Спустя примерно час выжившие обитатели карьера и их спасители, Берг и Чайка, сидели в Вертухайке - бывшие заключённые завершали рассказ о жизни на острове. Впрочем, они почти ничего не могли рассказать о том, что сейчас творится в Посёлке - они уже почти год там не были. И чем дальше рассказ, тем больше капитан третьего ранга утверждался в том, что правильно скомандовал главстаршине: "Огонь!" Заключительным фактиком, поставившим крест на последних сомнениях Берга была записка, извлечённая из ватника тяжелораненого Николая. Записка, написанная вдовой, но в момент написания ещё женой, давно уже погибшего Никодима.
   Чудом оставшийся в живых Николай (Алкашино тело прикрыло от смертельного свинца) лежал сейчас на лежанке возле печки. Раны в левом плече и в правом бедре обработаны и забинтованы, кровь остановлена. И если на плече рана сквозная, то с бедром хуже - застряла пуля. Её ещё надо будет извлекать. И крови Николай потерял много. Восстановится ему будет не просто. Возле раненого сидит Сергей и поит своего старшего товарища бульоном, обнаруженным в стоящем на печке в избе охранников котелке. А ещё на полке нашлась плитка шоколада. И термос с горячим сладким чаем на столе. Тоже полезно раненому будет.
   А Илье уже ничем помочь нельзя. Прямые попадания в грудь, в сердце, не оставили ни малейшего шанса выжить. Быстрая и верная смерь. Сейчас его тело и трупы двух охранников лежат в нижнем бараке.
   В качестве трофеев восставшим и их спасителям достались бинокль Шумарда, автоматическая винтовка М16, пистолет "Beretta 92"105), по два полных магазина к каждому стволу, двухстволка ИЖ-43 двенадцатого калибра и к ней восемь пулевых патронов в пачке, обнаруженной на полке в Вертухайке. И главный трофей - ручной пулемёт M240N106) с наполовину полной коробкой патронов, то есть боезапас в добрую сотню выстрелов! К последнему трофею, правда, прилагалась в нагрузку некоторая проблема - пулемёт этот предназначен для малых судов и поэтому нормальных сошек у него нет, а есть крепление под стационарную стойку. Поэтому предыдущими хозяевами пулемёт был простыми болтами прикручен к основательным деревянным перилам смотровой площадки вышки. Так что пришлось главстаршине снимать пулемёт вместе с этими перилами - хоть как-то вместо сошек сойдут. А, вот, средств связи никаких у охранников не обнаружилось. Ну, что ж - тем лучше. Есть надежда, что плотный туман на плато заглушил звуки стрельбы и внизу, в Посёлке, ещё ничего не знают. А новая смена охранников, по уверениям бывших зэков, должна ещё не скоро заявиться.
   Главстаршина, до того в основном молча слушавший повествование старожилов и одновременно наблюдавший через окно за дорогой на восток, к Посёлку, предлагает:
   - Командир, общая диспозиция из рассказа людей, в принципе, ясная. И минус два из числа вражин мы уже имеем. Но детали пока не ясны. Разреши в разведку сходить. А то тут из-за тумана ничего дальше метров тридцати не видно. Дойду до края плато, спущусь ниже облаков, посмотрю, что там и как. Лезть в Посёлок не буду. За полчасика или чуть больше, думаю, управлюсь.
   Секундное размышление - и Берг решает сначала задать вопрос присутствующим:
   - Скажите, кто из вас имеет опыт военной службы?
   В ответ - почти единогласное и несколько смущённое "нет". Только Юрий, словно сомневаясь, сообщает, что во время учёбы в педвузе добровольно пошёл на военную кафедру, хотя, как представитель "малого народа Севера" имел право этого не делать. Но опыта службы у него нет, только сборы были после завершения военной кафедры:
   - Так что с автоматом Калашникова и пистолетом Макарова, в общем, знаком. Но знания и умения мои, как командира пехотного взвода, спустя полтора десятка лет, уже можно назвать нулевыми. Увы! Ну, а с ружьём, конечно, справлюсь.
   Молодой, Сергей, тут же сообщает, что и он из ружья вполне может. С Николая, понятно, спроса никакого нет. Да, он и сейчас почти не здесь - в забытьи. Борис вспоминает, что с одним своим старым товарищем из его травмата неоднократно постреливал, но без особых успехов. Но всё равно, готов идти, дайте только что-нибудь огнестрельное:
   - Да, хоть бы и вовсе без оружия - за проводника и переводчика при случае сойду.
   Ещё пару секунд подумав, Берг сообщает своё решение:
   - С нами идут Юрий и Борис. Вы, Сергей, остаётесь здесь, ухаживать за раненым и сторожить наш главный трофей, пулемёт. Его с собой к Посёлку не потащим. Сергей, не надо обижаться. Кто-то, всё равно, должен с раненым остаться и пулемёт нам, скорее всего, в Посёлке не понадобится, там же полно ваших женщин и детей. Так что, считайте, что Вы назначены начальником нашего арсенала. Вам оставляем ружьё. И можете применять его по всем врагам. Вы их всех знаете в лицо. Но больше - ни по кому!
   Автоматическая винтовка достаётся Юрию, а "Беретта" - Борису. Чайка проводит короткий инструктаж по обращению с этим оружием и по поведению в группе. А Берг договаривается с остающимся Сергеем о пароле и отзыве. И команда уходит на восток.
   Всего через пять минут острожной ходьбы по наезженной наледи грейдерки и перед объёдинённым отрядом из тумана вырастает здоровенный бурт угля. Ошеломлённые старожилы с удивлением обходят рукотворный холм. Борис выдаёт:
   - Вот, куда большая часть угля, что мы рубили пошла. Понятнааа... Это, чтоб у нас сил и времени не оставалось на мысли о побеге!
   - Обычный метод, - соглашается Чайка. И добавляет:
   - В армии и на флоте почти также. Наверное, все слышали: "Чем бы солдат не занимался, лишь бы задолбался"107). А с заключёнными этот метод вдвойне важен.
   Ещё пять-шесть минут по дороге - и край плато, где-то слева слышен приглушённый шум:
   - Это водопад, - почему-то шёпотом, но почти хором сообщают Юрий с Борисом.
   Отряд начинает неторопливый спуск по серпантину. Несколько поворотов дорожного зигзага и туман начинает редеть. Берг приказывает старожилам остаться пока здесь, а сам с главстаршиной сначала в полуприсяде, а потом и вовсе ползком спускаются ещё ниже, туда, откуда хорошо видно и долину, и Посёлок. Всё, как на ладони, но Посёлок далековато - где-то два с полтиной кэмэ. Даже в бинокли детали толком не видны. Разведчики возвращаются к ожидающим их Юрию и Борису. После краткого обсуждения особенностей местной географии отряд разделяется: Чайка остаётся в заслоне, будет пока дорогу к Карьеру перекрывать, а Берг и старожилы отправляются в разведку, ближе к Посёлку. Идут траверсом по склону долины, сначала на юго-восток и чуть выше нижней границы облаков. Идти с каждой сотней метров всё легче - чем ближе к Посёлку, тем менее крутым становится склон. Но идти надо, всё равно, аккуратно, чтобы ноги себе не переломать и камнепад не устроить. Через минут сорок троица разведчиков оказывается фактически над Посёлком - его ближайшие строения всего в шестистах метрах к северо-востоку от засевших среди зубцов останца разведчиков. Однако, долгих обстоятельных наблюдений не получилось...
   Буквально через минуту, после того, как Берг взялся за бинокль, в четырёх сотнях метрах ниже по склону внезапно разворачиваются активные действия - кто-то набрасывается на ещё кого-то, скрывавшегося до того среди камней.
   - Левшаков! - Берг узнаёт младшего лейтенанта в обмякшем теле, которое на спине тащит крепыш в камуфляже. И от удивления продолжает вслух:
   - Как он здесь оказался?
   Потом уже про себя продолжает: "Вот, почему он на связь не выходил так долго... Проклятье! А Иванцов один на СП остался."
   - Вон, тот здоровый мужик, что тащит Вашего товарища - это сержант Карон. Фигура у него очень характерная. С него все смерти на острове и начались. Это он нашего Алексея, Серёгиного друга, застрелил. А мне зубы выбил. Ну, мы рассказывали, - вставляет Борис.
   - Пока наблюдаем, - решает Берг, - Проследим, куда его тащат. Ага, в здание с флагом.
   - Это Мэрия. Раньше, до американцев, Конторой называлась. Там у них штаб, там же их главный - майор Диверс живёт и пара его головорезов. И там же - жирдяй наш, ПрыхОдько, господин мэр, который, - поясняет Борис.
   - Так, Борис, Юрий, рассказывайте, где тут у вас что...
  
   А в это время в кабинете Диверса, куда Карон приволок бесчувственного Левшакова, майор даёт указания лейтенанту Парсонсу:
   - Лейтенант, берите с собой вашего матроса и на нартах, как можно быстрее, добираетесь до льдины русских. По подсчётам Роберта русских всего шестеро. Не больше. Он кружки на полке у них в столовой сосчитал. И ещё другие признаки были, что их не больше шести. А после визита Никлэса в их лагере остался всего один. Двое, можно сказать, сами, добровольно в плен приехали. Роберт ещё одного только что без сознания приволок. Мальчишка совсем. Получается, что ещё двое где-то бродят. Так что есть надежда, что тот, последний в русском лагере, по-прежнему в одиночестве. Кстати, он, скорее всего, лётчик. Как и тот, что сейчас в карцере на Радио-мысу сидит. Никлэс сказал, что этот русский самолёт управляется двумя пилотами. А Дик подтвердил. Он в авиации русских мало-мальски разбирается. Он же утверждает, что самолёт этот - гражданский, не военный. Так что против нас - цивильные.
   - А откуда известно, что тот, что в карцере, лётчик?
   - Очень просто - у него на левой кисти татуировка в виде крылышек с пропеллером, распространённый символ авиации. Как клеймо на лбу. Впрочем, не будем отвлекаться. У нас преимущество перед русскими в численности и, главное, в скорости перемещения. Этим необходимо воспользоваться. Та что, как можно быстрее добираетесь до русского лагеря. Как хотите, разбираетесь с тем шестым русским. Можете валить его наглухо. Собственный лётчик у нас есть, а тот, что в карцере, поможет разобраться с самолётом. Никлэс утверждает, что лётчик этот такой же украинец, как и он сам. По характерному акценту, якобы, догадался. Ну, что ж, надеюсь, что и этот второй нерусский вполне договороспособен, как и сам Никлэс. Хоть и упирался на первом допросе. Так что делайте с тем лётчиком, что в лагере, что пожелаете. Главное, не повредите самолёт! И остаётесь там, охранять приобретение. Через несколько часов, максимум вечером, мы прибудем туда по морю, на моторной лодке. Всё понятно?
   - Да, сэр. Ммм... нет, сэр. Как нам быть, если в русский лагерь уже вернулись те двое, что где-то бродят? Боюсь, нам вдвоём с Вэйном не справится с троими. У нас же нет соответствующего опыта, как у Вас и Ваших людей.
   - Ну, что ж! Тогда вступим в переговоры. У нас, в конце концов, в заложниках весь посёлок. Думаю, выторгуем за их жизни самолёт у русских. А дальше видно будет.
   - Сэр, а Вы не боитесь, что когда-нибудь это всё всплывёт? Ведь эти же, с льдины которые, не единственные русские на планете! Мы же сами слышали их радиопередачи. Ещё тогда, год назад, когда очутились здесь.
   - Не всплывёт, Билли, не всплывёт. После того, как мы заполучим самолёт, то расставим, так скажем, все точки над "i". Или как выражались в одной европейской стране в середине прошлого века, устроим "окончательное решение вопроса"108) интернированных лиц. И вновь прибывших тоже. Бог, как известно, на той стороне, где больше пулемётов. У нас пулемёт есть, а у русских, похоже, нет. Надеюсь, у Вас не возникает ненужных рефлексий на этот счёт?
   - Нет, сэр. Не возникает.
   - Ну, тогда - удачи, Уильям. И до скорой встречи у самолёта.
  
   Разведчики в это время продолжали наблюдение за Посёлком. Спустя минут пятнадцать, как в Мэрию, заволокли Левшакова, оттуда же выходят двое явных американцев. У одного за плечами уже привычная винтовка M16, а у другого - карабин "Тигр", очевидный трофей! Борис, которому Берг передаёт бинокль, подсказывает:
   - Это моряки. Капитан катера - лейтенант Парсонс. А второй, у которого M16 - его матрос-пулемётчик Вэйн Дазенберрай.
   Юрий добавляет:
   - Этот Вэйн - тот самый, что Никодима убил.
   Старший американец подзывает Сёму-местного. При виде предателя старожилы шипят и ругаются в полголоса. Ох, не поздоровится Сёме, если к ним в руки попадёт! Но пока Борис с Юрием сдерживаются, за оружие не хватаются. Да, и понимают, что тысяча метров, что для пистолета, что для M16 - это слишком много. Особенно для неопытных стрелков.
   Сёма выводит нарты, цепляет собак, но сам не садится - на нартах устраиваются двое американцев. И уезжают по заледенелой грейдерке. Но не на запад, к Карьеру, как сначала тревожно подумали наблюдатели, а на северо-запад - в километре от Посёлка свернули с грейдерки к ручью, там - по мостику и дальше через долину на склон, на северо-запад...
   "Похоже, они к СП направились. Видимо, знают, что на станции всего один человек остался. Плохо дело! Надо Иванцова предупредить о нежелательных гостях", - размышляет Берг.
   Берг достаёт радиостанцию, но сначала задаёт вопрос своим спутникам:
   - Как Вы думаете, почему у американцев нет носимых радиостанций?
   Подумав несколько секунд, несколько неуверенно отвечает Борис:
   - Скорее всего, у них нет зарядных устройств. По крайней мере, пока мы были в Посёлке, их у американцев не было. Генератор-то имеется и топливо к нему они, видимо, нашли - светили же они на нас без перерыва своими чёртовыми прожекторами почти год. Но, вообще-то, переговорные устройства мы сначала у них видели. Но потом, наверное, аккумуляторы разрядились. Вот, и без связи амеры теперь. Я так думаю, но не вполне уверен...
   И смотрит на своего товарища - Юрий кивком выражает своё согласие с Борисом.
   - Ну, что ж, будем исходить из предположения, что связи у наших противников нет и нас они услышать не могут, - выносит вердикт Берг и выходит на связь. Но сначала не с Иванцовым на СП, а с главстаршиной.
   - "Птиц", ответь "Броду".
   - "Брод", здесь "Птиц". Слышу Вас хорошо.
   - Видишь транспорт?
   - Вижу хорошо.
   - Достанешь?
   - Вряд ли. Лучше не пробовать. И с большой вероятностью переполошу всех остальных в населённом пункте.
   - Понимаешь, куда транспорт направляется?
   - Так точно.
   - Слушай тогда приказ. Совершить марш-бросок до айсберга, предотвратить захват СП и "Кашалота" противником и не допустить повреждений последнего. Как понял?
   - Вас понял. Но, думаю, что на СП "Кит-1" и МладшОй сумеют оборону организовать.
   - На СП "Кит-1" один. Повторяю, один. И это не каламбур. А МладшОй здесь, в Посёлке, в плену. Как понял?
   - Ах, ты ж!... Вас понял. То-то я не мог с такого расстояния понять, что там за возня, а это оказывается... Так, тех, что на транспорте, всех минусовать? Или язык нужен?
   - Лучше всех в минус. Не стоит рисковать. А "Киту-первому" я сейчас о незваных гостях сообщу. Если связь пройдёт. Да, предположительно нормальных средств связи у противника нет. Но лучше в эфире лишней активности не проявлять. И, вот, ещё. Мне тут подсказывают, что севернее, там, куда транспорт курс держит, снега всегда меньше. И там должен быть накатанный и утоптанный путь. Как понял?
   - Вас понял. По следу транспорта и побегу. Готов к выполнению задания.
   - Выполняйте.
   - Есть. GL и EE. Ну, я пошёл.
   - Удачи! Конец связи.
   После этого Берг пытается "достучаться" до Иванцова на СП. Но установить контакт не удаётся. Что-то на этом острове странности со связью: то отличная, то никакая. Долго размышлять об этой аномалии прохождения радиоволн некогда - в Посёлке снова наблюдается некая активность...
  
   Алексей пришёл в себя оттого, что ему кто-то плеснул водой в лицо.
   - Ммм... голова, - стонет незадачливый разведчик и пытается ощупать затылок. Там где-то расположен источник острой пульсирующей боли. Но не получается - руки надёжно связаны.
   Левшаков открывает глаза, но пока перед его взором лишь размытые силуэты. Никак не удаётся сфокусировать зрение.
   Слышится короткая фраза на английском. Явный приказ. Кто-то склоняется над сидящим на полу, прислонённым к стене помещения Алексеем и одни быстрым движением перерезает верёвки на руках. Хлынувшая в уже посиневшие кисти кровь отдаётся в ладонях резкой болью.
   Наконец-то Алексею удаётся сфокусировать зрение. А в комнате многолюдно. И первый человек, которого видит Левшаков - это Катя! Она сидит у противоположной стены на стуле, прямо напротив младшего лейтенанта. За её спиной стоит американец, держит Катерину за плечи.
   - Катя, ты как? Они не сделали с тобой чего плохого? - выдавливает из себя Алексей. Голос почему-то глухой, хриплый, чужой...
   - Со мной всё нормально, Лёша. А, вот, тебя надо осмотреть. Похоже, у тебя сотрясение мозга, - и уже обращаясь к прочим присутствующим в комнате, - Слышите, вы, мне необходимо его осмотреть!
   И повторяет это же по-английски. А при этом смотрит на одного конкретного сидящего за письменным столом человека. На него же переводит взгляд и Алексей. Сидящий обнаруживает в своём облике неожиданное и почему-то неприятное сходство с Бергом: тот же рост и сложение, тот же цвет глаз. Даже в чертах лиц что-то одинаковое. Цвет волос только другой - этот блондин, а не брюнет, как командир. И ещё у сидящего глаза жёсткие, острые, как два гвоздя, насмешливо-презрительные. У Берга Алексей такого выражения не видел никогда. Сидящий реагирует на обращение Катерины ироничной усмешкой и смотрит ей прямо в глаза. Катя не выдерживает и опускает взгляд. На неё, похоже, тоже действует эта антипатичная схожесть с Бергом.
   Ближе всех к Алексею стоит крепыш с абсолютно равнодушным лицом - на полном автопилоте вертит нож, словно играет с ним. "Видимо, это который мои путы срезал," - догадывается Алексей и переводит глаза на последнего из присутствующих. И видит перед собой того самого толстячка, одного из двух людей, что тащили Макса к зданию "радиостанции" и чьё лицо показалось Алексею странно знакомым. Сейчас, наблюдая его вблизи, Левшаков уже не сомневается, что видел этого человека раньше, но только не может вспомнить, когда и где. В этот момент толстячок складывает пальцы в замок на своём брюшке и перед мысленным взором Левшакова возникает картина: Питер, кабинет заместителя начальника военкомата, похожий на аэродром стол и точно так же сложенные пухлые пальцы в рыжеватых волосках. И тут же в мозгу Алексея всплывает продолжение: имя-отчество, фамилия и даже тогдашнее звание этого человека. От удивления Левшакову не удаётся сдержаться - он произносит:
   - Николай Тарасович... ПрихОдько!? Товарищ майор!?
   Тут уже крайнее удивление появляется и на лице Алексеева визави:
   - Откуда!?... Откуда ты меня знаешь, хлопчик?
   Присутствующие с явным интересом прислушиваются к завязавшемуся диалогу. Сидящий за столом Диверс (понятно, что это он) обменивается парой фраз с ПрыхОдько, а потом приказывает Карону поднять пленного на ноги. Сержант вздёргивает Алексея на ноги. Тому удаётся устоять самому, но Карон не выпускает его правую руку из крюкообразного болевого захвата. Диверс что-то говорит бывшему майору. Тот внимательнее присматривается к Алексею. С полминуты, минута... и его лицо тоже проясняется от узнавания. Мыкола Тарасовыч вспоминает одного щуплого призывника, отказавшегося платить за отмазку от военной службы.
   Заметив на лице мэра узнавание, Диверс тут же требует объяснений. Мыкола Тарасовыч с готовностью рассказывает, как, где и когда познакомился с пленным. Диверс уточняет:
   - То есть он военнослужащий? И тот лётчик, что сейчас в карцере сидит, солгал нам, что они гражданские?
   - Ни, ноу! Скорее всего, не врал. По призыву в России сейчас служат всего один год. А этого молодого человека я видел более двух лет назад.
   "Не понял! Как это "больше двух лет назад"!? Если меньше года, а точнее - всего месяцев десять прошло!?" - озадачен Алексей, но предпочитает промолчать. Заодно и своё знание английского языка не выдал.
   ПрыхОдько продолжает:
   - А на контрактную службу он, вряд ли, перешёл - кому такой недомерок нужен!?
   - Очень интересно, - задумчиво произносит Диверс, - Но разбираться в этих совпадениях у нас времени нет. Есть более актуальные вопросы, которые, я надеюсь, поможет прояснить нам этот молодой человек. Никлэс, спросите своего знакомого, где бродят двое его товарищей?
   ПрыхОдько транслирует вопрос Левшакову.
   - Не знаю. Я их в тумане потерял, когда... когда по нужде отошёл. И не докричаться было... Никогда не видел такого плотного тумана, - вдохновенно врёт Алексей, - И почему двое? Четверо...
   - А, вот, лгать нам не надо, - спокойно возражает майор, - Роберт поучи молодого человека немного, только чтоб сознания не потерял и говорить потом смог. Четверо, хм! Двое, юноша, двое!
   Короткий резкий удар в печень сгибает Алексея. Карон отпускает захват и бросает пленного на пол. Следует несколько точно отмеренных ударов ногами по лежащему телу. Алексей как рыба, выброшенная на берег, ловит ртом воздух и не никак не может вдохнуть.
   - Прекратите! - кричит Катерина.
   Диверс, шевельнув ладонью, останавливает своего сержанта - майору пришла новая идея:
   - Впрочем, не так интересно, где бродит эта парочка гражданских потеряшек, лузеров. Нам важнее другое. Вот, что, уважаемые гости Смит-Сити. Я вынужден дать вам строгий урок. Надеюсь, после этого вы поймёте, что мы здесь - люди предельно серьёзные и шуток шутить не будем. Никлэс, пришло время всерьёз доказать, что Вы стали окончательно своим человеком. Поэтому я хочу, чтобы именно Вы устроили этому юному лгунишке экзекуцию. Проще говоря, расстреляли его. Пистолет у Вас есть... И не бледнейте так. Да, Никлэс, это Ваш билет на самолёт. Экзекуцию провести показательно - перед окошком карцера, где сейчас сидит наш упрямый лётчик. Это, думаю, сделает его немного сговорчивей. А мы с нашей очаровательной гостьей полюбуемся на всё это шоу через окно моего кабинета. Площадка перед карцером хоть и далеко, но достаточно хорошо видна отсюда.
   - Вы не посмеете! - в ужасе восклицает Катерина.
   - Ну, почему же? Очень даже посмеем. Первый раз что ли? - и широко, по-американски белозубо улыбается Державиной.
   А Алексей, как-то удивительно спокоен - до него просто не доходит, что это его сейчас убивать будут!
   - Что стоим!? - резко командует Диверс, - Роберт, Моррис хватайте молодого человека под руки и видите... на сцену, так назовём это место. А Вы, уважаемый мэр - вперёд, ведите всех к месту казни. Не оплошайте, я буду за Вас болеть. И, уж, пожалуйста, оправдайте мои ожидания. Иначе я буду сильно расстроен. Сильно...
   И доверительно так смотрит своими голубыми "гвоздями" в дрожащую душу Мыколы Тарасовыча.
   Когда пленный в сопровождении трёх конвоиров покидает кабинет и Мэрию, Диверс подходит к Катерине и, до боли сжав её запястье, резко подымает девушку со стула:
   - Пожалуйте в партер, моя очаровательная гостья! Продолжим у окна нашу приватную беседу, прерванную таким неожиданным появлением Вашего друга.
   И силком подводит Катерину к окну. Оттуда открывается действительно хороший вид на Посёлок и бухту, на бело-зелёный холм Радио-мыса и здание "радиостанции"-карцера на мысу, на скалы за холмами. Посёлок почти вымер: женщины и дети, словно предчувствуя что-то ужасное, попрятались по домам, даже собаки притихли... Диверс, подведя Катерину вплотную к подоконнику и крепко сжав её плечи в районе локтей, встаёт за спиной. Наклоняет голову к Катиному уху и негромким свистящим голосом говорит:
   - Кэтрин, так, кажется, Вас зовут, одно Ваше слово и этот мальчик останется жив. Скажите "да" и Вам не придётся увидеть его мёртвым. Он же Вам чем-то дорог, не так ли?
   - Зачем эти уговоры, Вы же привыкли брать не спрашивая!?
   - Да, это так. Но за год, что провёл на этом проклятом острове, я подустал от подобного секса. Хочется, чтобы женщина сама захотела меня. По крайней мере, чтоб сама, по своей воле легла со мной. Блажь, конечно, но, вот, надоело силой брать. Впрочем, сразу скажу, что если Вы не согласитесь, то, всё равно, возьму Вас. Так что лучше будьте гуманны по отношению к своему товарищу. Сохраните ему жизнь - просто скажите "да". И я остановлю экзекуцию.
   - Такие люди... такие преступники, как Вы, всё равно, убивают всех. Вне зависимости от того, выполняют их требования или нет.
   - Ха! "Такие преступники"! Ну, тогда смотри, как будет умирать этот сопляк! Нет, не отводи взгляда. Смотри!
   А Катерина никак не могла поверить, что это происходит на самом деле! Что, вот, сейчас этот, такой смешной толстячок, нелепо размахивающий пистолетом и что-то кричащий Лёше в лицо, выстрелит и Лёшкина жизнь прервётся. Нет, не сможет этот пузан выстрелить! Это какой-то театр, фарс, балаган! И хочется отойти от окна, чтоб не видеть этот дурной спектакль. Но жёсткие руки американца не дают. В Катиной памяти всплывает эпизод обучения Левшакова основам рукопашной борьбы и самообороны. Тогда главстаршина объяснял, как высвобождаться от захватов:
   - Самый сильный удар не рукой. И даже не ногой. Головой! Схватили тебя за руки, охватили за плечи, не дают руками ударить, а ногами почему-то не получается! Бей лбом. Лучше в нос противника. Если захват сзади - бей затылком. Когда на кону жизнь, то нескольких тысяч нейронов не жалко. Бей! Не жалей себя. Бери на кумпол, как в моём детстве говорили.
   А Диверс комментирует то, что видит:
   - Смотри, смотри, Кэт! Ты этого хотела?!... Ну, что этот слизняк тянет? Что-то кричит, пистолетом, как идиот, машет... Впрочем, понятно, сам себя заводит, разогревает до нужного градуса. Ничего, сейчас исполнит. Или я совсем ничего в людях не понимаю.
   И тут происходит нечто, от чего даже у Диверса на мгновение останавливается дыхание. Он только и может, что с удивлением и ужасом выдохнуть:
   - Wow!
   Но именно это, только что произошедшее у них на глазах, и придаёт Кате решимости. Она понимает, что лучшего момента уже не будет и резко, со всей силы бьёт Диверса затылком в нос.
   - Ссс...терва! - удаётся выкрикнуть захлёбывающемуся от крови из носа Диверсу. Захват ослабевает, но только для того, чтобы развернуть Катерину и ударить кулаком в лицо. Девушка теряет сознание, а американец, оставляя за собой цепочку обильных кровавых пятен, выбегает из комнаты, прошипев на последок:
   - Я ещё вернусь, ведьма!
   Дверь с грохотом захлопывается.
  
   Пока Алексея вели к "радиостанции" он никак не могу поверить в реальность происходящего. Коротенькие, обрывочные мысли, словно отдельные точки и тире азбуки Морзе одна за одной всплывали в мозгу: "Меня!? Расстрелять!? Что, просто так!? Что бы кого-то чему-то научить!? Да, нет! Не может быть. Лажа. Не верю!" Но шаг за шагом "радиостанция" всё ближе и ближе... А страха всё нет. Ну, не верит Алексей!
   А Мыколу Тарасовыча странное, непонятное спокойствие приговорённого к смерти возбуждало и пугало с каждым шагом всё больше и больше: "Может, рехнулся парень от страха!? Не понимает, что его ждёт!? Тогда, наверное, и к лучшему, что умрёт - не будет сам мучиться и других своим безумием мучить. Да, наверное, это правильно, что Диверс приказал лишить жизни этого несчастного. Эвтаназия своего рода. Мизерикордия109)," - вспомнил старый, ещё рыцарских времён, термин Мыкола Тарасовыч. Так уговаривал и уговаривал себя господин мэр, бывший товарищ майор. Но спокойней ему никак не становилось. Наоборот, вот, уже дрожат колени и, словно желая выскочить наружу, где-то у горла бьётся сердце...
   Но, вот, процессия добирается до площадки перед карцером. Мыкола Тарасовыч выполняет ещё одно указание Диверса - стучит в дверь и вызывает к окну, сидящего взаперти лётчика. За мутным, давно не мытым окном появляется бледное лицо Логинова. Взгляды Алексея и Максима встречаются, и пилот уже не в силах оторваться от развивающегося за стенами узилища действа.
   Только полный ужаса и безнадёжности взгляд Макса пробуждает в Левшакове чувство страха и реальности. Это! Его! Сейчас! Будут! Убивать! И адреналин мощным потоком хлынул в Алексееву кровь... А этот пузан что-то кричит про москалей, про какой-то голодомор, почему-то про давно почивших в бозе "комуняк"... Пистолетом, как птица крыльями машет. Брызги слюны летят в лицо Алексею. Левшаков уже почти не понимает смысла, того, что ему в лицо истерично орёт этот самовзводящийся, самонакручивающийся фарсовый персонаж. Вот уже зашаталась почва под ногами Алексея. И темнеет в глазах. Но обрывки смысла ещё долетают до разума младшего лейтенанта.
   - Столько веков вы, русня, Украину насиловали, измывались... Сейчас, вот, пристрелю тебя, кацапик! И правильно, и поделом! Тьфу, на тебя! А господин майор сейчас, наверное, трахает эту москальскую девку... А потом своим бойцам её на потеху отдаст! А-ха-хаа!
   Упоминание о Кате стало одновременно и последним всплеском разума, и словно спусковым крючком - багровая тьма захлестнула Алексея. Багровая тьма звериной ярости...
   Детали того, что произошло, смог впоследствии поведать только Логинов, наблюдавший за всем происходящим из-за зарешёченного окна карцера.
   Стоящий на одной ноге и бледный от боли в другой, сломанной, Макс заворожено смотрел за тем, что хотят эти трое вражин сотворить с его другом Лёхой. Полная безнадёга и тоска! Ещё минута, другая и прогремит выстрел. И на так и не успевшей, как следует, начаться Лёшкиной жизни будет поставлена жирная кровавая точка: "Как мы могли поверить этой такой улыбчивой тогда гниде!? Сами в плен поехали. Команду подвели и сами пропали! Лёшка, вот, наверняка, их, Катю и его, пришёл спасать. И гибнет теперь за нас! Но, чёрт возьми, как он спокоен! Вот, это самообладание! Сколько буду жить, столько буду помнить последние секунды Лёхиной жизни."
   А в это время пузан прокричал что-то особо мерзкое, ещё и в лицо плюнул. Потом, откинувшись всем телом, начал хохотать... И тут с Левшаковым случилось что-то необъяснимое - он как будто потёк, превратился в жидкий металл. Сначала поворачивается всем корпусом в сторону держащего за правое предплечье американца, как-то странно прокручивает свою ладонь. И у американца почему-то вскидывается локоть, а Алексей, словно ввинтившись под плечо конвоира, оказывается за спиной противника. Державший Алексея за левую руку "Роман" (как его этот ПрыхОдько представил ещё на льдине и который сломал Максу ногу при пленении) теряет равновесие и падает к ногам толстяка и своего напарника. Ладони Левшакова охватывают голову стоящего к нему спиной конвоира и резко её поворачивают. Логинову кажется, что он даже сквозь дверь и стекло слышит ужасный хруст сворачиваемой шеи. Американец обмякает, падает. А Левшаков стремительным размытым силуэтом оказывается за спиной очумело хлопающего глазами ПрыхОдько. В это время Роман-Карон подымается на ноги. И "Беретта" уже в руках сержанта, выцеливает противника. Палец уже начинает нажимать спусковой крючок. Но Алексей - за спиной толстяка. Своей левой рукой он резко и легко, словно тряпичную куклу вскидывает за шиворот более чем стокилограммовую тушу пузана вверх! А правая рука Алексея охватывает кисть ПрыхОдько, держащую пистолет. Указательный палец Левшакова проникает в спусковую скобу "Кольта" и ложится поверх пальца Мыколы Тарасовыча. Почти одновременно гремят два выстрела: не ожидавший такой резкости и силы от тщедушного на вид русского Карон промахивается и вместо головы пленника попадает в подставленную щитом грудь мэра, а, вот, пуля из направляемого Алексеевой рукой пистолета ПрыхОдько попадает куда надо - в голову сержанта. Весь стремительный бой занимает секунды четыре, максимум - пять. Не больше. И счёт 3:0. Или 3:1? Потому, как человек разумный в теле, которое раньше занимал Алексей Левшаков, похоже, прекратил своё существование. Легко и непринуждённо расправившийся с тремя противниками зверь плавно, словно перетёкши, разворачивается к окну карцера. Одно неуловимое глазом движение - и существо у дверей. Максим в испуге, чуть не упав, отшатывается вглубь помещения. Слишком страшен тот, кто посмотрел на него только что: белая, как снег кожа, тёмные провалы огромных зрачков, оскаленные зубы и ни малейшего отблеска разума в глазах! Даже черты лица существа потеряли схожесть с тем интеллигентным, задумчивым и слегка тормознутым младшим лейтенантом Алексеем Левшаковым, которого знал Логинов. Зверь. Свирепый, кровожадный зверь смотрел сейчас на Макса сквозь пыльное стекло. Потом зверь обернулся на три лежащих, словно сломанные игрушки, тела. И ушёл. Зверь сыт. Три жизни употребил за один присест.
  
   Мы оставили засевших на скале в километре от Посёлка Берга и старожилов в момент, когда в Посёлке снова началась некая активность. Наблюдатели приникают к биноклям. Странная процессия показалась из Мэрии. Во главе - пузатый мэр, нервно размахивающий в такт шагу пистолетом в руке. "Вот, не успели скинуть вовремя гада. Сейчас бы, может быть, всё по-другому было бы," - зло комментирует Юрий. За ним двое американцев (среди них - хорошо узнаваемый сержант Карон) ведут, держа за руки Левшакова. Почему просто не связать было? Процессия проходит по улице Посёлка и направляется дальше, к "радиостанции". Вот, дошли... И то, что Берг видит дальше, очень ему не нравится! Не то, чтобы он до того вполне доволен был результатами разведки. Но на то и разведка, что за априори неприятным врагом приходится наблюдать, а не театральной премьерой наслаждаться. Но сейчас всё происходящее всё больше и больше начинает походить на казнь. Казнь его подчинённого младшего лейтенанта Левшакова! И перед капитаном третьего ранга возникает извечный русский вопрос: "Что делать?" Причём делать надо что-то очень срочно! Примеряется к винтовочному прицелу. Нет, не получится, всё-таки, не снайпер он. Слишком далеко! Или не попадёт никуда, или, не дай бог, в Алексея. Шум устроить здесь, стрельбу, чтоб отвлечь экзекуторов? Не понятно, поможет или нет. Но, похоже, это единственный шанс прекратить казнь. Впрочем, слабый. И раскроемся. Тяжелее будет Логинова и Катю освободить... Ммм...! Нет, похоже, всё-таки, надо шуметь! И быстрее! Берг собирается отдать приказ своим спутникам начать хаотическую стрельбу и потом отходить к карьеру, но в последний момент видит в бинокль то, что заставляет его в немом изумлении на пару секунд опустить оптику... А потом капитан снова вскидывает прибор к глазам и его взору предстаёт маленькая фигурка его лейтенанта, какой-то то раскачивающейся, то скачущей походкой удаляющейся от здания "радиостанции", в скалы за мысом: "Куда!? Зачем!? Но главное - Алексей жив! Потом его найдём. А количество врагов уменьшилось сразу на три. Итак, изначально, как утверждают старожилы, их было десять: семеро американцев и трое коллаборационистов. Минус двое в карьере. Минус трое сейчас... Трое! Ай, да, Левшаков! Супер-боец. Вот, не думал! Двое уехали к СП. Итого, в посёлке сейчас всего трое противников. Как и нас тут. Один из них каюр-чукча, Сёма, как его старожилы, скрипя зубами, называют. И двое американцев. Один из них, понятно, главный - тот самый майор Диверс. Ещё кто?"
   - Борис, кто ещё остался в Посёлке из врагов? - интересуется Берг.
   - Ну, Сёму Вы уже видели. Диверс, наверняка, в Мэрии. И ещё должен быть где-то РОбинсон. Лётчик. Всего - трое. Если, конечно, за год количество американцев не увеличилось. Хотя, не похоже на то. Трое, в общем, в Посёлке осталось.
   Юрий, в это время наблюдавший за посёлком в трофейный бинокль, сообщает:
   - Вон, кстати, этот самый РобинзОн появился. Вместе с Сёмой к причалу шустро подходят... Собираются, похоже, катер наш на воду спускать... Точно! Неужто драпать надумали. А до этого, на крыльцо Мэрии сам Диверс выбегал, что-то Сёме злобно прокричал.
   Берг ещё какое-то время прикидывает, где могут находится пленные: "Один, понятно, в "радиостанции". Ради сидящего там, наверняка, и хотели показательную казнь устроить. И это, скорее всего, Логинов. А Катя где? В Мэрии? Почти уверен в этом... Так! Доверюсь-ка интуиции. И пора идти."
   - Ну, что, товарищи бойцы, готовы вы к решительным действиям? - спрашивает Берг.
   Борис с Юрием переглядываются и без слов кивают командиру. Только крепче сжимают оружие в руках:
   - Тогда, вперёд. Идём в рассыпную, цепью. Дистанция - шесть-восемь метров. При входе в посёлок дистанцию снижаем до..., - и немного критически посмотрев на "новобранцев", завершает, - Впрочем, как уж получится! Без нужды не стрелять. Особенно длинными очередями. Помните: там наши люди, женщины и дети. Вперёд!
   И первым начинает спускаться с останца.
  
   Увиденное из окна потрясло Диверса до глубины души - какой-то тщедушный мозгляк, почти мальчишка, с достойной голливудского блокбастера лёгкостью и стремительностью расправляется с тремя мужчинами, каждый из которых заметно и тяжелее, и сильнее этого русского! Последнее, что увидел Диверс через стекло окна, перед тем как проклятая врачиха вдребезги разбила ему нос своим затылком, это была маленькая фигурка этого нереального убийцы, уходящего в скалы за мысом. И движения этого русского какие-то нечеловеческие: быстрые, текучие и непредсказуемые... Не человек, монстр! И среди жертв этого монстра - его верный сержант Карон. Остаётся ещё Шумард, тоже надёжный парень, но всё же - не Роберт. И капрал далеко - в Интерно. А надо срочно решать вопрос с самолётом! И Диверс, выскочив на крыльцо, кричит попавшемуся на глаза Сёме-местному:
   - Сэм! Быстро с лейтенантом Робинсоном в катер. И оружие не забудьте! Через минут пятнадцать-двадцать выходим в море!
   Научившийся за год более-менее понимать английский Сёма беспрекословно выполняет приказ майора. Через пять минут они с Робинсоном уже в "Зодиаке": американец на носовой банке, а Сёма - у движка.
   Вернувшись обратно в Мэрию, немного подуспокоившийся майор первым делом пытается смыть с лица кровь. Но кровь всё никак не останавливается - крепко разбит нос. Однако холодная вода приводит мысли американца в такое же ледяное состояние: "Надо удовлетворить свои желания, нельзя останавливаться на полдороге - так трахну эту девку. И пусть моя кровь ей на лицо каплет. Ярче впечатления будут..." И в глазах Диверса разгорается злой хищный огонь.
   Диверс стремительно врывается в комнату, где оставил русскую. Но её уже там нет! "Успела прийти в себя и сбежала!? Проклятье!" Что-то заставляет американца посмотреть в окно - по склону вниз быстро спускаются три человека. По краям двое в чёрных, сильно поюзанных ватниках - явные интернированные. У одного, азиата, M16 в руках, а у другого - вроде бы, пистолет. "Да, это же тот русский любитель справедливости!" - узнаёт Бориса майор, - "Давно что-то он прав не качал. И, вот, опять. Как не вовремя! На этот раз у него аргументов несколько больше. Ну, ничего!" А в центре коротенькой цепи идёт человек в изначально белом, но сейчас уже сильно замазанном маскхалате с уже знакомым и привычным русским карабином "Тигр" наперевес. "А, вот, и один из потерявшихся пришельцев. А где ещё один? И откуда у них M16? Похоже, на Шумарда можно тоже не надеяться! Чёрт! Быстро в катер! И к самолёту!" И тут майор слышит, как хлопает входная дверь: "Врачиха!" И Диверс выскакивает вослед.
   Далеко Катерина убежать не успела. Диверс в несколько прыжков догоняет девушку. Обхватив её левой рукой за шею, крепко прижимает свою голову левой скулой к её затылку - второй раз удар уже не получится! А правая рука Диверса приставляет пистолет к виску Катерины. И злобный полный адреналинового азарта голос майора сообщает беглянке:
   - Нет, девушка! Не надо так торопиться. Придётся побыть со мной ещё некоторое время. Пока заложницей. А потом - видно будет. Может быть, мы ещё завершим то, что нам постоянно мешали сделать. Тебе понравится. Впрочем, мне всё равно, понравится тебе, с...а, подо мной или нет. А пока так, страстно обнявшись, движемся к пристани. Живее, живее, а то твои друзья всё ближе и ближе.
   Но дойти до пристани с "Зодиаком", на котором уже призывно урчит мотор, Диверс, всё-таки, не успевает. Трое-с-горы успевают перекрыть подход к пристани. А с катера их не взять - прикрыты домами.
   - Стоять! - кричит Диверс приближающимся врагам, - Или я выбью этой даме мозги.
   И больно тычет стволом в висок полупридушенной Катерине. А трое противников уже в десяти метрах.
   - Стоять! Я не шучу! - орёт Диверс, - И бросить оружие! Иначе, застрелю Вашу девку.
   - Спокойно, спокойно. Давайте поговорим, - предлагает Берг и приказывает своим спутникам, - Не стрелять.
   И тоже отводит в сторону ствол своего карабина.
   - А нечего говорить! Сначала вы пропускаете меня к катеру. И только потом разговоры, переговоры... А она пока побудет у меня в заложниках... И стволы на землю! Считаю до трёх! Раз! - переходит на крик Диверс.
   - Тихо, тихо, - обращается к американцу Берг. И потом к своим спутникам, - Так, медленно кладём стволы на землю. Кладём, кладём.
   С явной неохотой, но, всё-таки, доверившись Бергу, Юрий и Борис вслед за командиром опускают своё оружие на землю... И счёт пошёл на доли секунды. В глазах Диверса мелькает злобное удовлетворение, его лицо и ствол пистолета начинают отходить от головы Державиной в направлении расслабленно стоящего прямо напротив Берга. Сейчас, сейчас пистолет завершит свой краткий путь и поставит троеточие на этих пожелавших поиграть в благородство русских. Но не успевает! По-змеиному стремительным движением Берг выхватывает из поясной кобуры пистолет и навскидку, не целясь, делает выстрел. В голове американского майора появляется лишняя дыра, а тело его мягко и плавно спускается на землю, вдоль удержавшейся на ногах Державиной.
   Катя одной рукой берётся за намятое американцем горло, а второй обнимает за плечи быстро подошедшего к ней Берга:
   - Саша, - только и может произнести девушка. И опускает свою голову на грудь спасителя. Немного отдышавшись, поднимает взгляд. Лица мужчины и женщины совсем близко друг от друга. Губы Катерины приоткрываются, смыкаются... Словно их хозяйка не может решиться на что-то. Но вместо этого спрашивает:
   - А если бы ты в меня попал?
   - Тогда сейчас мёртвыми бы здесь лежали все, кроме этого американца... Но не попал, ведь. Да, и хорошие истории так не заканчиваются, не так ли?
   Катя слегка улыбается и в её глазах появляется смешливый чёртик:
   - Ну, тогда ты просто должен меня поцеловать... по закону жанра.
   - Хм... Вообще-то, Катя, эта история ещё пока не закончилась...
   - Жаль, - вздыхает Катерина и опускает обратно голову на грудь Берга. Тёмные тучи над Посёлком вновь разрождаются снегопадом. Мужская ладонь стряхивает с непокрытой головы девушки снежинки на её залитое чужой кровью плечо и медленно, успокаивающе гладит Катины вьющиеся недлинные волосы.
   - Хоть так... - раздаётся тихое восклицание девушки.
   Из домов начинают медленно, осторожно выходить женщины. За их спинами прячется несколько разновозрастных детей с любопытством, подглядывающих за происходящим на улице.
   Установившуюся было идиллию нарушает резко усилившийся рёв лодочного мотора - двое оставшихся в живых врагов, увидев или поняв, что уже не дождутся своего командира, уходят в отрыв. Берг со своими товарищами бежит к причалу, но катер уже далеко - белые пенные буруны воды, вырывающиеся из-под носа лодки, уже в паре сотен метров от берега. Катер идёт зигзагом, периодически резко меняя направление движения. Поэтому ни Юрию, выпустившего полный магазин из М16, ни даже Бергу, тоже полностью расстрелявшему магазин своего "Тигра", ни, тем более, Борису из пистолета попасть в "Зодиак" не удалось. А катер всё дальше и дальше. Ещё сотня, другая метров и он выйдет из бухты, завернёт за мыс и поминай, как звали!
   - Уходят! - с сожалением и досадой выдыхает Юрий. Смысла расстреливать по второму магазину уже нет. Слишком далеко! Бергу тоже сначала кажется, что враги ушли, но... что это!? Капитан вскидывает бинокль к глазам - чёрный высоченный спинной плавник приближается к катеру с севера. Свис! Ну, и что он сделает? Ведь он даже о происходящем не знает ничего! Однако сидящие в катере люди явно занервничали. Пытаются оторваться от косатки. Но тщетно - Свис быстрее. Вот, он приближается со стороны борта где-то метров на двадцать, подныривает... А потом "Зодиак" встаёт чуть ли не на попа! Огромное чёрно-белое тело косатки выкидывает катер из воды, как углекислый газ пробку из бутылки шампанского. Люди падают за борт. Плавсредство переворачивается, двигатель глохнет. А Свис лбом отталкивает от тонущих возможное средство спасения - по прежнему держащийся на плаву катер. И нарезает круги вокруг пытающихся плыть людей.
   - Не ушли. Надо же, а дед Гыргол, оказался прав! - удовлетворённо восклицает Юрий.
   - Точно! Зря я не верил, за бред умирающего принял, - соглашается Борис.
   - Сёма, как мне помнится, плавать не умеет, так что скоро ему рыб кормить придётся, - не без злорадства замечает Юрий.
   - Да, в такой холодной воде, хоть умей плавать, хоть не умей - конец скорый. Да, и, похоже, этот зверь морской не даст им спастись. Удивительно, что только не закусил ими, - высказывает свои мысли Борис.
   - А Свис - не зверь, он разумен. И он - один из нас, - подаёт голос Катя, давно уже стоящая на причале, за спинами мужчин.
   Смеркается. Наконец-то этот, такой долгий день заканчивается.
маршруты перемещения героев по Острову

Маршруты перемещения героев по Острову

  
   Комментарии к главе 10:
  
   102 - Цитата из австралийского мультипликационного сериала (1972-1973 гг.), снятого по мотивам романа Жюля Верна "Вокруг света за 80 дней". Цитата принадлежит страдающему некоторым раздвоением личности и посему постоянно задающего самому себе этот вопрос Фиксу - противнику Филеаса Фогга, главного положительного героя. Существует три варианта дубляжа этого мультсериала на русский язык: 1981, 1999 и 2005 годов. Так что ГГ мог вполне видеть его.
   103 - Юкола - сушёно-вяленая рыба с удалёнными внутренностями и костями.
   104 - "Поехали!" или "Начали!" (англ.)
   105 - "Beretta 92" - пистолет итальянского производства под патрон 9х19 мм "Парабеллум". Для пистолета применяются магазины на 10, 15 или 17 патронов. Пистолет состоит на вооружении многих армий и силовых структур мира. С 1990 года несколько модификаций этого пистолета под названием "Beretta M9" стоят на вооружении армии США. Пистолет, помимо всего прочего, является настоящей "звездой" Голливуда.
   106 - M240N - модификация единого пулемёта армий США и стран НАТО (калибр патронов 7,62х51 мм), предназначенная для установки на борт малых судов. Отличается от обычного пулемёта M240, во-первых, пониженным темпом стрельбы и, во-вторых, как уже указано в тексте - отсутствием сошек.
   107 - В аутентичном варианте данная армейская пословица звучит грубее, непечатно. Не служившие в армии, но знающие русские язык, думаю, догадаются. А служившие её и так знают.
   108 - Под иносказанием "окончательное решение еврейского вопроса" в Третьем Рейхе подразумевалась политика, направленная на массовое (в пределе - полное) уничтожение евреев стран Европы.
   109 - Мизерикордия или мизерикорд (фр. "милосердие") - кинжал с узким клинком, максимально приспособленный для проникновения в зазоры между доспехами. Использовался для добивания либо своих безнадёжно раненных, либо поверженных рыцарей, воинов противника, а иногда - для ликвидации бесперспективных в смысле выкупа или получения информации пленных. Для описываемой здесь ситуации последний вариант наиболее близок.
  

Глава 11. Начальник Чукотки

   По-прежнему 13 мая.
   Координаты: 61 градус 54 минуты с.ш., условная долгота - 59 градусов 47 минут в.д.
  
   Сотня метров за сотней, километр за километром мелькали под ногами главстаршины. В такт ударам крови, словно скачками, в голове появлялись и исчезали короткие мысли: "А здесь, и, правда...", "...снега меньше", "и путь накатан", "бежать легко", "давно у меня...", "...таких марш-бросков...", "...не случалось", "сороковник мне, всё-таки...", "...а всё хорохорюсь", "а, вот, хрЕна", "сделаю этих америкосов", "никуда не денутся", "концлагеря тут устроили", "сволочи", "лишь бы Иванцов...", "не лажанулся", "ну, Валера не дурак", "но, всё-таки...", "...не ранили бы его", "о худшем - не думать", "ого! Самоль", "древняя Дакота", "проехали. Потом", "наш бы цел остался", "туман редеет", "не нарваться бы", "на амеров", "так, кончается туман", "тормозим. передохнуть надо", "осмотреться", "уф-ф-ф..."
   Тяжело дышащий, выбравшийся из тумана главстаршина успевает заметить, как в паре километров к западу нарты, которые Чайке, понятно, было, ну, никак не догнать на своих двоих, ныряют с плато вниз, в распадок. Скорее всего, американцы уже не смогут его заметить. Так что, слегка отдышавшись на пешем ходу, главстаршина снова переходит на бег.
   Вот и распадок. "Так, янки уже ушли дальше. Ну, что ж вниз! Только ноги б не повредить... О, тюлени. Но тут места побольше. С моржовым лежбищем не сравнить. Можно тюленей вполне по ровному месту обойти. Вон и следы нарт видны хорошо. Чтоб нам утром здесь не пойти было!? А, впрочем, тогда бы восстание в карьере совсем по-другому бы закончилось."
   Каменистый пляж был ещё густо покрыт снегом и местами крупными льдинами. Поэтому нарты прошли по нему, почти нигде не останавливаясь. И главстаршине тоже нигде не пришлось скакать с камня на камень.
   Вот, и мыс, за которым должна показаться льдина, айсберг и родная СП. Осторожно заглянув за скалу на самой оконечности мыса, Чайка тут же достаёт бинокль и пытается углядеть противника: "Ага! Вот они. Где-то в полутора сотнях метрах от склада с НП остановились. Так... это, за торосом, вроде бы, собачки с нартами, а эти точечки, скорее всего - наши американские "партнёры", чтоб их разорвало... Не! С такого расстояния даже в бинокль ничего толком не углядеть. Надо ближе подбираться." Чайка убирает бинокль. И в этот момент многочисленные обитатели птичьего базара над СП, того, что и разбудил их с Левшаковым сегодня утром, почти разом взмывают в небо. Настоящее птичье облако вьётся и кружится над айсбергом. "Что это их так всполошило!?" - недоумевает Чайка и тут же понимает что. А через секунд десять, одиннадцать приходит подтверждение догадки - приглушённый расстоянием звук выстрела! "Понеслось, поехало! Надо срочно подбираться ближе пока... пока не поздно!" - сделав такой несложный вывод, главстаршина стал перебежками на полусогнутых, от тороса к торосу подбираться всё ближе и ближе к американским гостям. Спустя пару минут наступившую было тишину разрывает ещё один выстрел. И ещё... "Так, это уже точно М16. Быстрей! Быстрей!" - подгоняет себя Чайка. Вот, он уже перебрался с берега на "парусную льдину". СП и американцы всё ближе и ближе. Опять звучат выстрелы: "А это уже "Тигр". Только чей: Валерин или амеров?" Вот, уже в бинокль видно, как два американца лежат под прикрытием небольшого вздыбленного куска льда и что-то обсуждают. Вот, один из них под прикрытием неровностей льда пополз куда-то в сторону, направо. "Так, явный обходной манёвр замыслили гады. Ну, тогда и мне пора подбираться к оставшемуся на исходной позиции амеру." И Чайка перешёл в положение лёжа, пополз. Скорость приближения к противнику резко снизилась, но надо к американцу, который остался на месте и теперь изредка постреливает, скрытно подобраться! "А целит-то этот янки не в сторону НП, а в сторону самолёта! Видимо, Валерий Палыч туда перебрался, в самое ценное, что у нас есть. Нет, надо поторапливаться, а то ещё лишних дырок в "Кашалотике" нашем понаделают. И, не дай бог, в Валере..." И главстаршина чуток увеличил темп.
  
   Тревожно было Иванцову одному на СП. Особенно после той, крайней связи с командой Берга, когда узнал, что, скорее всего, совсем не к своим чукчам "в гости" отправились Державина с Логиновым, а к извечным противникам - американцам. Иванцов политкорректностью не страдал и американцев всегда считал теми, кем они в реальности и являлись - противниками, но никак не "партнёрами". Потянулись долгие часы ожидания или связи, или возвращения, ну, хоть кого-нибудь. Левшаков так и не объявился, пропал где-то на пути - ещё плюс к тревожным ожиданиям. Тяжело лётчику-истребителю, каким и оставался в глубине своей души Валерий Павлович, вот, так сидеть и ждать, когда привык совсем к другой тактике. Недаром говорят, что у русских истребителей всего лишь одна тактика: "Видишь противника - в атаку!" А тут сиди и жди, жди... Непривычно. И потому тяжело.
   Ближе к вечеру Иванцов, на протяжении всего дня почти не слазивший с НП, углядел приближающиеся с северо-востока нарты. Сначала транспортное средство шло по самой кромке берега, а потом перебралось на "парусную льдину", которая сейчас располагалась к северу от станционного айсберга. Через считанные минуты Валерий Павлович мог и без бинокля разглядеть, что на нартах двое вооружённых людей. В бинокль стало ясно, что оба - европеоидной внешности, а оружие: американская М16 - у одного и привычный российский "Тигр" - у другого. И первое, и последнее что-то очень не понравилось Иванцову! И оба пассажира нарт Иванцову по утреннему визиту знакомы не были. А тот пузатый "мэр" говорил, что у них в посёлке в основном чукчи. Тоже как-то напрягает! Нарты останавливаются на расстоянии чуть меньше двухсот метров от склада с наблюдательным пунктом. Пассажиры спешиваются, привязывают собак и, о чём-то кратко переговорив, начинают не торопясь приближаться к СП. Оружие у новых визитёров пока спокойно висит на плечах. "Ну, что ж! Начали! По уставу и согласно приказа командира," - думает капитан и, открыв окно, кричит в холодный воздух:
   - Стой, кто идёт?
   Услышав в голосе русского явную угрозу, гости останавливаются, достают из-за кармана белую тряпку. "Ага! Типа, парламентёры!? Ну, ну..." - про себя комментирует процесс лётчик. Но прибывшие снова делают несколько шагов вперёд. "Нет, так не пойдёт!"
   - Стой, стрелять буду! - воспроизводит положенную уставом формулу капитан и снимает карабин с предохранителя. Лязг затвора. Всё - патрон в патроннике. "Хорошо - рефлексировать не надо. Всё за меня создатели уставов предусмотрели!" - спокойно и как-то удовлетворённо думает лётчик. Двое гостей делают ещё пару шагов. "Ну, что ж! Как говорил рядовой Билялетдинов, стириляю," - и предупредительный выстрел в воздух гремит над льдиной. В небо над айсбергом взмывает оглушительно гомонящее живое облако с ближайшего птичьего базара. А незваные гости стремительно падают на лёд. И ужами отползают под прикрытие ближайшего тороса. Над краем укрытия поднимается размахивающая белой тряпкой рука и раздаётся крик одного из визитёров. На английском. "Ну, вот, и полная ясность! Так что - хрен вы сюда пройдёте, гости дорогие. Пока жив буду," - как-то совсем успокоившись решает Иванцов. А американец продолжает что-то настойчиво кричать. "Да, да, вы, конечно же, друзья. И пришли с миром и наилучшими намерениями. Да, да. Всё, как всегда," - про себя переводит спич американца лётчик, - "Но, фиг вам, а не самолёт! Что я не понимаю, зачем вы сюда припёрлись!" А старший американец продолжает уговоры:
   - Наше руководство поручило нам провести с Вами переговоры. И всё с Вашим начальником уже обговорено. Уверяю Вас!
   - А где он сам? - задаёт встречный вопрос Иванцов.
   - Он не смог сам прибыть вместе с нами. Но скоро будет, - самозабвенно врёт визитёр.
   - Пошли в ж..у! - просто и грубо подводит черту под диалогом пилот, - Ещё хоть на метр сдвинетесь - буду стрелять на поражение.
   И добавляет совсем уж непечатное. На родном, заветном. Длинно и виртуозно.
   - Вэйн, ты понял, что этот русский в конце сказал? - спрашивает лейтенант Парсонс своего матроса Дазенберрая.
   - Нет, сэр. Откуда ж я знаю!? Впрочем, у нас, в Ричмонде, в нашем квартале, семья русских эмигрантов жила. Они часто отношения выясняли. На всю улицу. Буйные какие-то были. Так, вот, обороты я кое-какие знакомые узнал. Но что это точно значит, сказать не могу. Ругань, наверное.
   И невдомёк Дазенберраю, что этот несговорчивый русский мимоходом точно угадал, сексуальные пристрастия американского матроса. Помимо всего прочего.
   - То есть, не хочет этот непонятливый русский добром... Придётся по-плохому. Давай, я пока продолжу русского речами и этой белой тряпкой отвлекать, а ты отползи в сторону и попробуй его подстрелить, - предлагает Парсонс.
   - Есть, сэр! - и Дазенберрай смещается метров на десять в сторону. Это ему удаётся сделать вполне незаметно - неровности поверхности и небольшие торосы позволяют. Пристраивает поудобнее свою M16 и начинает выцеливать русского, засевшего в башенке на крыше сруба.
   А тем временем Иванцов совершенно не собирался изображать из себя "Карлсона, живущего на крыше", так как стенки НП в качестве защиты от пуль - абсолютный нуль. И ни в какие добрые намерения визитёров капитан тоже не верил. Не в тех традициях воспитан. Так что, оставив вместо себя в смотровой будке шапку, чуть-чуть выглядывающую над поручнем, Валерий Палыч спустился вниз. Задняя дверь склада вполне позволила ему скрытно выбраться наружу. А далее - ползком, к самолёту. На полдороге раздаётся выстрел и следом ещё один. Приостановившийся в своём пластунском перемещении Иванцов констатирует: "Ну, кто бы сомневался." И удовлетворённо замечает, что дурилка сработала - шапки, изображавшей его голову не видно, зато в будке красуется две хорошие такие сквозные дыры: одна в стекле, другая в ограждении. "Вот, они меня и "убили". Но ничего - сейчас я их немного разочарую." И сам изготавливается к стрельбе. Поверившие в обманку американцы осторожно приподнимаются из-за своего укрытия - Иванцов стреляет. Дважды. Но оба раза промахивается: первая пуля попадает в верхний край ледяного укрытия, из-за которого только что вылез один из американцев, а следующая, предназначенная второму, и вовсе уходит куда-то в синее предвечернее небо: "Ах, ты ж, едрическая сила! Ну, не стрелок я! Если б в небе с их F-15 схлеснуться. Был бы другой разговор. А то, ползаю тут, как червяк," - расстроено думает лётчик. Но американцы снова срочно залегли и пока не высовываются. И Иванцов решает рискнуть - вскакивает и за несколько секунд добегает до самолёта. Удаётся легко и быстро открыть дверь и капитан фактически влетает в салон. Гремят выстрелы. Но слишком неточные. "Ага! Эти янки, тоже ещё те снайперы! Ну, что ж, наверное, это к лучшему - побоятся в самолёт попасть. Если, всё-таки, он им нужен. Так что, жду продолжения. Пусть поближе подлезут. А пока - позиционная ничья."
   Потом следует долгое затишье, которое, однако, весьма напрягло Валерия Павловича - одного американца он видит: "Вон, винтовка торчит. И макушка его периодически маячит из-за торосика." Стрелять Иванцов, однако, даже не пробовал. Далеко. Да, и его первые выстрелы убедили, что надо бы поэкономить боеприпасы для более коротких дистанций. А, вот, второй американец куда-то подевался, не видно его совсем. Тревожно. Попытки высунуться из самолёта, чтобы отследить второго, привели к тому, что со стороны засевшего американца прозвучало несколько выстрелов. Впрочем, тоже неточных. "Всё-таки, боятся они самолёт повредить. Не ошибся я - именно он им нужен. Но, вот, только не высунуться мне теперь. А из самолёта, даже через иллюминаторы, обзор очень ограничен. М-да... Ну, что ж - жду свидания с господами накоротке."
   В это же самое время главстаршина завершил своё пластунское перемещение к засевшему за торосом лейтенанту Парсонсу и в одно быстрое движение ножом ополовинил количество непрошенных гостей. Почти беззвучно. Только сдавленный, едва слышный булькающий хрип раздаётся из зажатого рукой главстаршины рта американского лейтенанта. Спокойно и обстоятельно обтерев нож об одежду врага, главстаршина берётся за своего "Тигра-девятку": "Так, отдышаться бы. Руки, дрожат. Слишком быстро полз. Вдох. Пауза. Медленный выдох. Пауза. И ещё разок... И где же наш последний друг? Что-то не вижу его." Но в оптике прицела: то бочки с топливом, то бульдозер, то стенки балка, то будка ДЭС, а американца всё не видно. "Так, а это что такое под нашим самолётиком!? Ух, ты, вот, он наш малозаметный друг-партнёр. Прям, по стелз-технологии хитросделанный. Ты гляди, как близко подобрался. Ну, давай, давай, дружок, ползи, ползи ближе к двери. А то тебя сейчас хвостовое оперение прикрывает. Совсем не хочу его повредить."
   Американец подполз под дверь, присаживается на корточки. M16 отложена в сторону. Вместо винтовки у амера в руках появляется пистолет. И последний визитёр, не догадывающийся, что уже находится на прицеле, начинает осторожно приподниматься. Чуть в стороне от двери. Сидящий на полу салона с карабином в руках Иванцов не видит противника... Но главстаршина ситуацию воспринимает совсем по-другому: "А, вот, теперь, друг ты наш ситный, тебя видно достаточно хорошо." И Чайка плавно нажимает на спусковой крючок. Не успевший завершить подъём, американец падает обратно на лёд. А главстаршина, пренебрегая радиосвязью, кричит, что есть мочи:
   - Товарищ капитан, Валерий Палыч, Валера, это я, Чайка, главстаршина! Можешь вылазить из "Кашалота". Все гости упокоены. Только контроль сделай тому американцу, что у самолёта лежит. На всякий случай.
   Живой голос друга всяко лучше успокаивает, чем шипение рации:
   - Стёпа, мать твою! Как же я рад тебя слышать!
  
   Дик Робинсон никак не мог поверить в своё чудесное спасение. Вот уже промокшая насквозь одежда начала подсыхать, а его всё трясло. Но уже совсем не от холода, а от одних воспоминаний.
   Ричард давным-давно проклял день, когда на пьяную голову решился в почти незнакомой компании поехать на ту чёртову морскую охоту. И совсем не потому что, его в результате оторвало от привычной жизни и службы, от цивилизации и закинуло в неведомый мир, на этот дикий остров. Его элементарно мучила совесть. Так получилось, что он был, по его собственному мнению, одним из пришельцев, фактически захватчиков, конкистадоров, сломавших худо-бедно, но налаженную, вполне человеческую жизнь островитян, одним из агрессоров, убивших часть местных мужчин и лишивших свободы другую их часть, изнасиловавших чужих женщин, превративших островитян фактически в рабов. Сам Ричард ни в убийствах мужчин, ни в насилии над женщинами участия не принимал - всё в нём просто кричало против этого! Но ведь и не препятствовал всерьёз. Пару раз только, в самом начале. Но потом страх перед Диверсом и перед двумя его подручными стал сильнее, чем крик совести. Поэтому сейчас, сидя в карцере, в котором до того, почти целый год провёл фельдшер Иван, Робинсон не очень надеялся на снисхождение аборигенов. "Зачем этот монстр морской спас меня, из воды вытащил? Сейчас бы я уже ни о чём земном не беспокоился, а вёл бы беседы у Небесных Врат с апостолом Петром. Только вряд ли он меня туда пустил бы. Сначала, скорее всего, меня Чистилище ждёт," - размышлял ревностный католик Робинсон. "А теперь, вот, сиди тут, жди неизбежного конца. Убьют меня, наверное, всё равно."
   Да, Свис не стал топить обоих пассажиров катера, но только одного, которого узнал. Того самого, от которого почти два месяца назад получил гарпуном в спину - Сёму-местного. Косатка дождался, когда Сёма начал уверенно и надёжно пускать пузыри. После чего подцепил лбом второго пассажира лодки и вынес того на галечный пляж рядом с причалом. Спустя несколько минут туда же Свис отбуксировал и перевёрнутый "Зодиак". А потом очень быстро скрылся за Радио-мысом...
   Вынесенного на берег, мокрого и растерянного Робинсона разгоряченные предыдущей стрельбой Юрий с Борисом хотели тут же шлёпнуть. Но Берг остановил - сказал, что бой окончен, поэтому теперь только народный суд решит, что с пленным делать. И к тому же совершенно неожиданно присутствовавшие на берегу женщины тоже заступились за американца: "Не надо Робинзона убивать!", "Не стреляйте в него, он нам помогал!". И даже совсем просто: "Он хороший". Так что отделался Ричард только парой несерьёзных оплеух и заключением до суда в карцере. Сам же он понял только то, что окончательное решение его судьбы несколько откладывается. Не понятно только к счастью или на беду...
   А в Посёлке началась бурная деятельность. Юрий отправлен в дозор, следить за дорогой через долину. Где-то ведь есть ещё два американца, те, что на нартах ушли. Освобождённый из карцера фельдшер Иван после недолгого знакомства и объяснений текущей ситуации в компании с Борисом и на вторых нартах направлен Бергом в Карьер - необходимо оказать срочную помощь тяжело раненному Николаю и по возможности доставить его в Посёлок. Логинова с помощью двух женщин переводят из карцера на мысу в нормальную комнату в Конторе. Там Державина накладывает лётчику вместо примитивных шин, что позволил сделать Диверс, нормальный гипс. Но перед этим Катерине пришлось и обезболивающее вколоть Максиму (отёк уже сильный и боль соответствующая), и сломанную ударом ноги Карона малую берцовую кость правильно складывать: "Плохой перелом! Как бы Максу потом всю жизнь хромать не пришлось." А сразу после Максима у Катерины начался длинный-предлинный приём. Накопилось болячек у островитян: сначала матери повели своих разновозрастных детей, потом сами пошли сплошным потоком. А ещё некоторые из них только сейчас узнали, что стали вдовами... А ещё необходимо убрать вражеские трупы. И оприходовать хозяйство. Ключи от складов передаются Бергом самой авторитетной из женщин - поварихе Вере, Ивановой жене. Найденные же на теле Диверса ключи от помещений Мэрии-Конторы Берг пока оставляет себе. В общем, некому было сразу искать убредшего куда-то Левшакова. Только спустя пару часов, сам Берг, оторвав десяток минут от организационных дел, прошёл по следам младшего лейтенанта от Радио-карцера до края снегов. Дальше начинались сплошные камни и серьёзный склон. Пошедшая вслед за Бергом молодая женщина сказала, что где-то дальше есть пещера, которую "её Лёша и Сергей нашли". Но она сама там не была и не знает точно, где вход в эту пещеру расположен. Потом, помолчав, добавила, что Лёша - это её парень, которого американцы самым первым убили: "Этот гад Карон его застрелил!" И заплакала. Потом вытерла слёзы и спрашивает:
   - А, правда, что того парня, что с Кароном, Конторщиком и с тем третьим, американцем, расправился тоже Алексеем зовут?
   - Да, Алексей. Алексей Левшаков. Вот его и ищу.
   - Тогда я с Вами.
   - К сожалению, уже поздние сумерки...
   Но не успевает договорить - из Посёлка раздаётся крик Державиной:
   - Александр Владимирович! Александр! Саша!
   И многоголосый женский хор подхватывает:
   - Александр Владимирович, идите сюда!
   Что-то там, у пристани, происходит. Плохо видно из-за надвигающейся на остров ночи. Надо возвращаться, раз зовут.
  
   "Холод... И тьма. Как холодно... И тишина... Нет, где-то тихо капает вода. Но темно-то как! Где я? И кто я? И когда? Нет, всё-таки, важнее понять, кто я? Не помню. Не могу вспомнить. И в мозгу что-то словно стучит. Стоп! Это же чей-то голос."
   - Пробуждающий, проснись! Проснись! Ты - Пробуждающий! Ну, хорошо - Алексей тебя зовут люди. Алексей Левшаков! А я - твой друг Свис, зову тебя Пробуждающий! Если хочешь, тоже буду тебя Алексеем называть. Проснись только!
   Во тьме раздаётся громкий всплеск, шумный выдох морского существа и знакомый высокий переливчатый свист. "Это же Свис, косатка! Мой друг!" - вспоминает лежащий на сырых, мокрых камнях человек, - "Так... Как это он меня назвал? Пробуждающий? И ещё... хм... Левшаков... Алексей... Да, точно! Я же - Алексей Левшаков, студент. Нет, уже не студент... И даже не старший матрос, а, аж, младший лейтенант. Во, что вспомнил! А где я?"
   И опять прямо в мозгу звучит голос:
   - Фу! Хвала морю! Проснулся! Ты сейчас под землёй, в пещере! Я пришёл за тобой. Твой разум спал. Умер, можно сказать. Ты был, как мы, морской народ, до нашего пробуждения людьми. Как зверь неразумный. И я разбудил тебя! Точнее, не тебя, а разум твой! Это ж впервые представитель морского народа разбудил разум человека, а не наоборот! Я - первый такое смог! ЗдОрово!
   И радостный писк-свист заполнил тёмную пустоту пещеры.
   - Свис, я тебя помню... Вспомнил. Но скажи, как мы разговариваем с тобой? Я же слышу твой голос прямо у себя в голове!
   - А так же, как мы раньше в твоих снах беседовали. Только теперь ты можешь это и наяву делать. Не знаю, как так получилось. Но, вот, факт - имеем то, что имеем. И у тебя это теперь очень легко и естественно получается: и меня ясно слышишь, и не "кричишь", как раньше. Предположу, что это именно временное отключение твоего сознания помогло. И то, что пробудил тебя я. И именно что телепатически.
   - Хм... Словно компьютер перезагрузили, после установки нового программного обеспечения. А кнопочку "Reset" друг-косатка нажал.
   - Ну, типа того. Не удивляйся, я знаю, что такое компьютеры. Даже с подводными их вариантами дело имел. Люди Океании специально для нас, морского народа, делали.
   - Так, всё-таки, как я сюда попал? И как отсюда выбраться? И почему я такой усталый, словно разбитый? Даже пошевелиться толком не могу. И весь мокрый и грязный.
   Алексей, с трудом шевеля руками, ощупывает своё тело. Одежда: парка, штаны превратились в какие-то липкие, грязные лохмотья. Шапки нет вовсе. Пальцы натыкаются на шишки, ссадины и царапины: "Ммм... как больно! Живого места нет. Хорошо хоть, кости все целы. Вроде бы... ммм..."
   И для проверки пытается сесть. С большим трудом удаётся. Но тело, руки и ноги - словно ватные, бессильные. Как из камер автомобильных вышел воздух. И всё тело дрожит. Скорее, не от холода, а от общей слабости... Алексей соображает, что сейчас сидит, а до того лежал в какой-то луже. Повезло, хоть в достаточно мелкой, не захлебнулся. И на глубине не оказался - судя по плеску, производимой Свисом, она тут совсем не далеко. "Так надо бы определиться, что здесь и как." И тут же слышит отзыв своего водоплавающего друга:
   - Могу помочь. Наверное, смогу тебе показать, что я "вижу" своим ультразвуковым сонаром.
   И непосредственно в голове, но словно перед глазами, удивлённого Алексея всплывает картинка. Одноцветная, как через прибор ночного видения показанная, но вполне чёткая - скрюченная фигурка сидящего на небольшой, метра три на четыре, площадке человека, совсем рядом с поверхностью воды. А вокруг - природная полость приблизительно полусферической формы радиусом около пятнадцати метров. С потолка свисает несколько сталактитов. И сталагмиты тоже имеются в пещере. К месту, где сидит человечек, тянется наклонный, извилистый вполне такой естественный жёлоб от небольшой, чуть больше полуметра в диаметре дыры, расположенной на стене, на высоте в несколько метров от уреза воды. "Наверное, из этой дыры я и вывалился. Потом по этому корявому жёлобу скатился в лужу. Совсем замечательно, что не прямо в море. Интересно, если я рукой пошевелю - увижу?" Изображение тут же шевельнулось - слегка помахало ладонью.
   - Ну, ты отупел совсем что ли? - возмущённо заявляет Свис, - Ты что ж думаешь мой сонар только статичные картинки показывает? Как бы я охотился тогда?
   - Ёлки зелёные, ни одной мысли, даже самой дурацкой, от тебя не скрыть! Ни единого желания, - сокрушается Левшаков.
   - А то! Недаром на моей родной Океании пробуждающие самых первых своих пробуждённых, с которыми самая прочная связь, "вторым я" называли.
   - Кстати, а как ты сам сюда, в пещеру, попал? - интересуется Алексей.
   - Пещера эта сообщение с океаном имеет. Довольно долго и извилисто тянется под водой и камнем. И на всём своём протяжении не имеет каких бы то ни было воздушных мешков. Но, в конце концов, выводит в эту каверну.
   - Как же ты, друг, меня здесь нашёл? - ещё раз удивляется Левшаков.
   - Ну, у тебя же мозг не полностью отключился, а только высшие его отделы, ответственные за самосознание. Всего остального работающего мне вполне хватает, чтобы тебя и за тысячу километров чувствовать.
   - Интересно, а я так же смогу тебя ощущать?
   - Увы, увы! Скорее всего, нет. Пробуждающие с Океании тоже этого не могли. Почему - не известно, - отвечает Свис.
   - А как я здесь оказался? Ничего не помню!
   - А что последнее помнишь?
   - Ну, к острову нас прибило... Потом в разведку пошли... Втроём...
   Тут Алексей внезапно вспоминает, как и почему не на СП вернулся, а по следу нарт пошёл, как в плен попал, как его допрашивали и как повели... расстреливать! Последнее, что вспомнилось - это перекошенное от злобы лицо орущего какие-то мерзости Прыходько и брызги его слюны, летящие в лицо Алексею...
   - Меня ж расстрелять хотели! Убить! Ну, дела! Даже не верится... Не расстреляли, значит... А что потом было, не помню... Слушай, Свис, если ты в моей голове копаешься с такой лёгкостью, может, как-нибудь покажешь и то, что я видел, делал, но чего не помню?
   - Могу, могу я это сделать. Но поверь, ни к чему сейчас это. Лучше думай, как выбираться отсюда будешь, - уклоняется от ответа косатка.
   - Ну, как!? Как прибыл сюда - так и обратно. Тем же маршрутом, но в обратном направлении. Слушай, подсвети мне своим сонаром, а то мы люди такого полезного органа лишены, а глаза здесь бессильны. Темно очень.
   Очень странное это ощущение - видеть себя со стороны. Да, ещё идущим, карабкающимся. Немного похоже на компьютерную игру. Только здесь, в реальности, пока не приноровишься управлять телом в таком странном режиме, кучу шишек и ссадин заработаешь! Вот, и Алексею, пока он добирался до дыры в стене, изрядно попотеть пришлось и коленей, локтей сбить... И под ногами не паркет и не асфальт городской, а неровный камень и скользкая грязь.
   Наконец-то Алексей у дыры. Но здесь помощь Свиса заканчивается - не берёт сонар каменную толщу. Из отверстия слегка тянет сырым прохладным воздухом. Но все попытки Левшакова пролезть в дыру на заметное расстояние заканчиваются ничем. Очень тесно! И очень быстро лаз начинает забирать круто вверх. И не уцепиться, не оттолкнуться ни от чего! При последней попытке Алексей умудрился капитально застрять - едва с паническим ужасом справился. Хорошо, Свис, всё-таки, где-то рядом, недалеко - в чувство "голосом" своим привёл. "Если б в одиночестве был - точно свихнулся бы от клаустрофобии110)," - думает человек. Отдышавшись и чуток подуспокоившись, Алексей сумел кое-как, извиваясь ужом, задом наперёд, ракообразно и заодно добавив ещё ссадин на локти и колени, выползти из дыры, обратно в пещеру: "Нет, не получится здесь выбраться!"
   - Я, в общем, и не сомневался, - спокойно комментирует Свис, - Просто дал тебе возможность самому в этом убедиться.
   - Блин! А если б я там навсегда застрял!? И, вообще - что ты предлагаешь?
   - Не застрял бы - успокоился бы, расслабился бы и сам оттуда вывалился бы. Как и в первый раз. А выбираться тебе, Пробуждающий, придётся подводной дорогой. Другого варианта, похоже, нет!
   - Ты ж сказал, что это довольно длинный путь? Я ж задохнусь, утону. Да, и просто замёрзну. Вода в этих местах прямо скажем не курортная.
   - Это да! Придётся нелегко. Но, во-первых, повезу тебя я. Ты даже шевелиться не будешь! Это первая экономия кислорода. Во-вторых, мы тебя, так скажем, успокоим: и пульс, и температуру твоего тела понизим...
   - Это как это? - прерывает своего друга Левшаков.
   - А, вот, узнаешь! Поскольку я фактически имею прямой доступ к твоей психике, то частично, слегка могу её регулировать. Если ты, конечно, не будешь активно сопротивляться и противиться такой процедуре. Так что решайся, давай, быстрей. Всё равно, другого варианта, чтобы выбраться отсюда, у тебя нет.
   - Покажи мне, всё-таки, весь путь. И сколько времени всё это займёт? - просит сомневающийся Алексей.
   Демонстрация вогнала Левшакова в глубокую задумчивость. Свис, будучи вполне в курсе мыслей своего двуного друга, не мешал, однако, ни единой репликой. После минутных размышлений Алексей решился на прямой вопрос:
   - Ты уверен, что я выживу, не утону? Это ж минут семь, восемь только по подводному туннелю плыть, а ещё потом в море до берега две, три минуты... Вряд ли я выдержу столько без воздуха и ещё дольше в ледяной воде.
   - В ледяной, как раз, большая вероятность выдержать. И я постараюсь до берега тебя донести, как можно быстрее. Дорогу я уже знаю, плутать не буду...
   Убедить Алексея, в том, что этот путь из пещеры, единственный, оказалось совсем не просто. Нет, умом он уже понимал, что карабкаться обратно по узкой и почти отвесной дыре, ведущей, в общем-то, непонятно куда - не вариант. Но лезть ещё глубже, да ещё и под воду, под очень холодную воду - не просто страшно, а очень страшно! В конце концов, на Левшакова подействовало, как ни странно, честное признание Свиса, что тот не может дать стопроцентной гарантии успеха. То есть, из этого заплыва Алексей может и не вернуться в мир живых. Но он, Свис, в любом случае постарается сделать всё возможное, чтобы спасти своего друга.
   - Ладно! Что мне делать? - решительно завершил собственные уговоры Левшаков.
   - Сядь поудобнее. Сел? Теперь ополосни лицо водой. Чувствуешь, успокаиваться понемногу начал? Дыши спокойно... Ещё спокойней... Медленней...
   Если бы Алексей ходил на сеансы психотерапии или лечебного гипноза, то заметил бы явное их сходство с тем, что сейчас проделывал с ним Свис. Через несколько минут и пульс, и частота дыхания, и температура тела человека заметно понизились. А душу Левшакова понемногу, словно сосуд водой, заполнило оглушительное спокойствие. Спокойствие, граничащее с полным равнодушием к своей судьбе. И полное доверие к голосу, звучащему непосредственно в голове. Почувствовав изменение в душевном состоянии Алексея, Свис, "подсветив" своим сонаром дорогу, скомандовал человеку пересесть с камней к нему на спину и покрепче ухватиться за спинной плавник.
   - Ещё раз ополосни лицо водой и сделай несколько глубоких, очень глубоких выдохов и вдохов... Сделал? А теперь на счёт "три". Раз... два... три! Пошли!
   И тёмная вода поглотила друзей.
   Свис плыл быстро, очень быстро, быстро, как только возможно в этом иногда очень узком и извилистом туннеле. Картинка с сонара исправно транслировалась Алексею в мозг. Вот, всего в сантиметрах двадцати над головой мелькнул выступ скалы. Вот, в метре слева - острый каменный гребень и крутой поворот за ним. Вот, Свис резко пошёл вниз, и глубина возросла ещё метров на пять, семь. В ушах звенит, холодно и уже хочется сделать вдох... Но ещё так долго плыть. И ещё совсем не видно света. "Впрочем, что там сейчас на поверхности: день, ночь?" И в голове тут же звучит ответ косатки: "Сейчас там вечер. Довольно поздно уже. Расслабься, ты скоро будешь наверху." Но вода так холодна... И так хочется вдохнуть, но... И тут Алексей понимает, что даже если бы хотел вдохнуть, то всё равно не смог бы - горло, словно железной рукой, сдавил спазм. "Спокойно, Алексей, так надо. Надо. Когда можно будет, вдохнёшь," - комментирует Свис.
   И заплыв, больше похожий на полёт во тьме, продолжился. Алексей уже давно потерял счёт минутам. Алексей уже не чувствовал ни рук, ни ног - так они заледенели. Сознание уплывало куда-то. Перед мысленным взором стали возникать картины прошедшей жизни: дрейф на СП-40 бис, Североморск, зимовка на островах Франца-Иосифа, учебка, последняя поездка к родным, на Урал, учёба в Гидромете, школа, первая любовь, смерть прадеда, смерть сестры, смерть отца, смерть... смерть... смерть... И Алексей третий раз за один день теряет сознание.
   Впрочем, Алексей не сорвался со спины косатки, не отцепился от плавника - руки и ноги человека судорожно, мёртвой хваткой, вцепились в тело Свиса. Ещё пара минут и туннель заканчивается. Свис максимально круто, но так, чтобы не соскользнуло бессознательное тело, всплывает на поверхность. Попытки "докричаться" до Алексея ни к чему не приводят. Хорошо, хоть, удалось снять спазм с гортани человека, и тот может дышать! Может, но почти не дышит! Свис чувствует, как еле-еле бьётся сердце его друга, как очень редко и очень поверхностно вздымаются его лёгкие. "Быстрее, быстрее к людям! А ведь надо ещё обогнуть мыс и проплыть всю бухту! Хорошо, хоть, сильного волнения нет," - Свис выжимал из себя максимум скорости, отслеживая при этом, как там, на спине, держится ещё тело или уже ловить надо.
   У причала людей не было. Пришлось Свису, напрягая все свои акустические возможности, кричать. "Лишь бы услышали! Ну, где они все!? Оглохли что ли!?"
   Свис уже начал всерьёз опасаться за жизнь своего друга, когда, наконец-то, какая-то женщина, выглянувшая из крайнего дома, заметила в наваливающихся на остров сумерках, странную картину у причала: кричащая, мечущаяся вдоль берега косатка и за спинным плавником морского зверя - сидящее без движения человеческое тело. Через минуту почти весь посёлок был у пристани. Саму косатку не очень боялись - все её уже знали. Это она, несколько часов назад едва не погубила, но в итоге, всё-таки, спасла РобинзОна... А про Сёму-местного почему-то никто даже не вспомнил. Косатка аккуратно подошла, притёрлась к причалу, подставила спину. Тело парня, который совсем недавно расправился с ненавистными американцами и "господином мэром", без особых сложностей снято женщинами со спины морского зверя. Только руки у него не удалось разжать - так со сцепленными в замок и сдёрнули со спинного плавника. Из Конторы выбегает прервавшая бесконечный медицинский осмотр Державина. И сначала Катерину пронизывает безнадёжный ужас - она узнаёт в лежащем на досках причала неподвижном теле, так похожем на мёртвое, Алексея. Но врач она или не врач! Взяв себя в руки, Катя склоняется над Левшаковым и после недолгого осмотра с облегчением вздыхает - и пульс, и дыхание есть. И то, и другое очень редкие, но они есть! - "Живой! Но как он холоден! Так, реакция зрачков на свет имеется111), значит ещё ничего не потеряно! Надо согреть, согреть Лёшку!"
   - Несём в дом, его надо срочно согреть! - командует присутствующими Державина. Но тут же вспоминает, что Берг отправился по следу Левшакова. Оглядывается: "Вон, кажется, Александр стоит на склоне, за мысом. И ещё кто-то рядом с ним. Надо звать их обратно - нашёлся Лёша!"
   - Александр Владимирович! Александр! Саша! - срывая связки, кричит Катерина.
   И многоголосый женский хор подхватывает:
   - Александр Владимирович, идите сюда!
   Берг со спутницей возвращаются в посёлок, а Левшакова тем временем вносят в комнату в Конторе, где Державина только что вела приём. Алексея укладывают на покрытый шкурами топчан и раздевают донага - снимают холодные, мокрые лохмотья, в которые по какой-то причине превратилась его одежда. Одеялами и шкурами укутывают с головой так и не пришедшего в сознание пациента. Катерина распоряжается принести любое тёплое питьё: морс, сладкий чай... что угодно лишь бы тёплое. Между тем измерение температуры тела градусником совсем не радует Державину - ртутный столбик даже не шевельнулся - явно меньше 34 градусов! И одеяла не помогают - тело не стало теплей ни на йоту. Самому Алексею уже не разогреться! Надо ещё больше тёплого! И оставшиеся женщины отсылаются за бутылями, банками, кастрюлями, канистрами... да, за какими угодно ёмкостями, но лишь бы с тёплой водой! В качестве грелок будут.
   В комнате остаются трое: Катерина, замотанный в одеяла Левшаков и девушка, сопровождавшая Берга. Катерина её уже знает, медосмотр совсем недавно делала. Девушку, точнее - молодую женщину зовут Мария, Маша. И она не так давно родила от насильников, но так и не приняла ребёнка, отказалась кормить. Вот, он и пополнил кладбище на взгорке за посёлком.
   Услышав от врача, что самостоятельно этот парень уже не сможет согреться и его необходимо как-то согревать, Мария задумчиво смотрит на серое лицо Алексея, едва видное среди многочисленных одеял и шкур. Потом переводит взгляд на уже явно начинающую паниковать Державину и спрашивает:
   - Скажите, а кто он Вам?
   После секундного размышления Катерина отвечает:
   - Брат, - и ещё подумав чуть-чуть, - Как брат... Младший брат.
   В глазах девушки мелькает какое-то облегчение и непонятная Кате решимость. И тут же следует объяснение:
   - Я согрею его.
   - Как? Собой? Хм... Есть такой метод.
   - Да. Так делали многие поколения моих женских предков с замёрзавшими в тундре путниками. Это нормально. И правильно. Тем более, что я хочу его... согреть.
   И не дожидаясь разрешения, девушка начинает раздеваться. Спустя полминуты смуглое нагое тело ввинчивается под одеяла и шкуры.
   - Хорошо. Но я пока подожду, посижу с вами. Пусть сначала в сознание придёт, - слегка извиняющимся голосом говорит Державина.
   Возвращаются женщины с тёплым питьём и ёмкостями, заполненными горячей водой. После непродолжительных объяснений Катерины, с пониманием кивая головами, разворачиваются и уходят.
   Спустя час Мария радостно сообщает:
   - Он задышал нормально! И веки дрожат, того и гляди откроются!
   Державина решает померить у Алексея пульс и температуру. Откидывает часть покрывал. Слегка смущается от увиденной картины - смуглые гибкие тело, ноги и руки девушки, словно змеи, оплетают обнажённую, бледную Лёшкину тушку.
   - Пульс уже приличный, - констатирует Державина, испытывая почему-то лёгкую ревность. Спустя пять минут выясняется, что и температура тела уверенно повышается - уже большее 35 градусов! Но всё ещё в сознание не пришёл. Немного поколебавшись, Катя всё же решает уйти, напоследок составив всё тёплое питьё на стол, рядом с топчаном:
   - Придёт в себя - напои. Досыта. Если, что плохое с ним будет - зови. Я в соседней комнате буду. Ну, всего тебе... вам.
   И уходит.
  
   "Жара... Свет режет глаза. Даже сквозь веки. Боже, как ярко... и как жарко... Я что в пустыне? Или в печь меня засунули? Тело с боку словно расплавленным парафином облито. А ещё - чьё-то дыхание рядом... горячее... обжигающее... И дыхание это словно зовёт... Меня зовёт... Меня?" - и тут Алексей понимает, что, и правда, кто-то невидимый повторяет и повторяет его имя:
   - Лёша, Лёшенька, просыпайся. Приди в себя, милый. Прошу тебя. Очень прошу. Проснись...
   Алексей с изумлением чувствует на своих плечах, груди и шее горячие прикосновения мягких губ. А ещё понимает, что полностью обнажён и что не один он тут такой - рядом, вплотную ещё одно тело, обжигающе горячее, мягкое, податливое, женское... "Нет! На это надо взглянуть!" - и Алексей раскрывает глаза. И первое что он видит - это пламя свечи на столе. Это её свет показался Левшакову после абсолютной тьмы пещеры таким ослепительным! И только потом, слегка опустив глаза, он видит лицо женщины, что сейчас так страстно обнимает его. Лицо против яркого (а на самом деле очень тусклого) света свечи плохо различимо. Только чуть-чуть сверкают белки глаз и зубы. Женщина улыбается.
   - Ты кто? - удаётся выдавить из себя Алексею.
   - Маша. Моё имя - Маша, Мария. Но это не важно. Важно, что ты пришёл в себя. Ой! Я совсем забыла! Катя же велела тебя напоить, как в себя придёшь.
   И девушка выбирается из-под многочисленных покрывал. Мягкий свет свечи падает на небольшие грудки и плавные обводы животика, спадающего вниз, в провал между бёдрами. Стройный профиль закрывает от Алексея единственный источник света. "А красивая у неё грудь... и попа," - инстинктивно отмечает молодой мужчина. И тут же чувствует, как холодно ему без лежащей рядом женщины. Хочется, чтобы она немедленно вернулась обратно. Но сказать прямо об этом Алексей не решается. А Маша тем временем, набрав большую кружку тёплого питья, присаживается на край топчана:
   - Пей, Лёша. Это клюквенный морс. Вкусный. Тёплый.
   Кисловатая жидкость как-то сама собой мгновенно вливается в желудок Алексея:
   - Не напился. Дай, пожалуйста, ещё.
   Девушка смеётся:
   - А в туалет захочешь!? Одежды-то у тебя нет. На улице, знаешь, не лето.
   Но, однако, наливает ещё кружку и терпеливо дожидается, пока Алексей напьётся, между делом позволив молодому мужчине вдоволь насмотреться на неё. А потом каким-то кошачьим движением вновь устаивается под одеялами. Горячее девичье тело прижимается к Алексею. Руки Марии лёгкой быстрой волной пробегают по груди, животу, ногам Левшакова:
   - Тебя, похоже, нельзя оставлять в постели одного. Опять замерзать начал. Вон, колени какие холодные!
   И девушка снова по-змеиному обвивает собою Алексея. Потом Маша с требовательными нотками в голосе добавляет:
   - Но и ты, уж, обними меня. А то спина и то, что ниже, мёрзнут.
   "Слабо верится, конечно. Под столькими-то одеялами и шкурами - и мёрзнут! Но почему бы не обнять, если девушка об этом так, в прямую, просит. Тем более, что... что это приятно, чёрт возьми!"
   - А как я оказался здесь? И что это такое ты здесь делаешь?
   - Как что!? Согреваю замёрзшего путника старым проверенным чукотским способом. Или ты хочешь, чтобы я ушла? Не выйдет! Мне поручено тебя согреть. И я сделаю это. А то ты снова замёрзнешь и опять превратишься в то холодное, мокрое бревно, каким тебя принесли с берега моря. В бесчувственное совсем. Как я буду потом твоей сестре в глаза смотреть?
   - Сестре? Это ты про Катю? Хм...
   - А про кого ещё? Хорошая она. Всё понимает.
   - Ну, если так, то, конечно, оставайся. Что я ещё должен делать, кроме как спинку с попой согреть?
   - Об этом потом. Приди сначала в себя, как следует, а то только глаза открыл, а уже... бодрый такой!
   - А ты руку-то оттуда убери. Что ж ему бодрым не быть, когда его так старательно будят. Расскажи мне лучше, как я здесь оказался, как нашли меня? А, впрочем...
   - И, правда... Потом расскажу... Иди ко мне, Лёшенька.
   Некоторое время в комнате слышны только звуки поцелуев, шуршание многочисленных покрывал, ритмичный скрип топчана, сосредоточенное сопение мужчины и глубокое, в такт слитным движениям тел, дыхание молодой женщины, больше похожее на восклицания "ах, ах..." А в соседней комнате, за стеной маялась бросившая безуспешные попытки уснуть Катерина. Под аккомпанемент тихого, но такого возбуждающего скрипа, пробивающегося сквозь стену, Катя ревновала. Сама себе удивлялась и продолжала ревновать. И тут же - страстно мечтала о другом мужчине: "Что-то я сама себя не понимаю. Ох, уж, эти мы - женщины! Никто нас так не понимает, как мы сами себя не понимаем. Сразу о двоих размечталась: одного желает, другого ревнует... Всё, стоп! Хватит, дура такая! Главное - Лёшка оклемался. Это главное... А, всё-таки, какой он везунчик, этот мой... ой, наш Лёша Левшаков. И в бою выжил, победил, и воде не утонул, не замёрз, и в постели с красоткой уже, молодец-удалец такой! Ох, окрутит его эта северная красавица! Одна я тут, одна-одинёшенька останусь. Повыть что ли по-бабьи? Нет, уж, фигушки! Спать, я сказала!" Но сон не шёл...
   Ещё некоторое время за стеной продолжаются ритмичные звуки, потом всё стихает. А ещё чуть позже становятся слышны приглушённые голоса. Не понятно только, о чём говорят. Потом - тихий смех. И опять разговоры... И, вот, уже не смех слышится из-за стены, а плач. "Он, что её обидел!?" - удивляется Катерина и у неё появляется желание зайти в соседнюю комнату, вразумить этого грубого мужлана. На правах старшей сестры. Но сдержалась, конечно. А тут из-за стены уже слышен явно успокаивающий девушку голос Алексея. "А нет! Не обидел он её. Это Маша, наверное, о жизни своей тут рассказывала. М-да, не сладко им пришлось. Что мужчинам, что женщинам. Вон сколько могил на кладбище. А Саша ещё говорил о трёх убитых мужчинах в том карьере. Ммм... Саша! Как я тебя хочууу! Да, что ж это такое!? Ну, приди же ты ко мне! Сил больше нет никаких терпеть! Дааа! Как врач, ставлю себе диагноз - типичная любовная зависимость в тяжёлой острой форме. В очень острой! Сама по себе проходит за срок от двух до четырёх, а то и пяти лет. А если лечить - то за столько же... Глушняк!"
  
   На следующее утро в Посёлок вернулись посланные прошлым вечером в Карьер фельдшер Иван и Боря-программист. На нартах они очень неторопливо, чтобы не растрясти, везли раненого Николая. А следом за нартами на тачке молодой Серёга, периодически подменяемый Борисом, вёз трофейный пулемёт. Раненым сразу же занялись оба медика. Иван рассказал Державиной о проделанном лечении и о том, что, так как рано утром раненый пришёл в себя, то было решено перевезти его в Посёлок. Как ни старались сопровождающие вести нарты по ровной дороге и без особой тряски, но даже в таком недолгом пути Николаю снова стало хуже, и он опять впал в забытьё. Так что обоим медикам и жене Николая ещё много дней пришлось потрудиться с лечением, пока раненый уверенно не пошёл на поправку.
   Проведший полночи в карауле Берг (больше некому было!) после замены его успевшим часа четыре вздремнуть Юрием, направился не на отдых, а по пути Левшакова, по которому вчера, в сумерках, до конца так и не прошёл. Следы младшего лейтенанта закончились вместе с крайними сугробами - дальше камень. Но, вспоминая слова вчерашней спутницы, Берг довольно быстро нашёл пещеру, спрятавшуюся за поворотом обрыва. Уже на самом входе, на мокром песке - следы Левшакова, ведущие вглубь, в темноту. И никаких следов в обратном направлении: "Всё, в общем, ясно. Сюда он зашёл, а выбрался уже по воде. Пещера интересная, конечно. Но масса более насущных проблем имеется, так что ими и займёмся. В первую очередь надо выяснить, что с Иванцовым и Чайкой, с нашей СП, с самолётом и с теми двумя американцами?"
   Через два часа Берг в компании с Борисом выехали на нартах к западному краю плато. Капитан уже знал, что там, на самой оконечности Птичьего мыса расположена Фактория, которую снизу со льда не видно совсем, но с которой отлично видно всё, что располагается внизу. А внизу, как раз приткнувшаяся льдина с СП. Вместо себя на организационных делах Берг оставил Логинова, достаточно шустро перемещавшегося на самодельном костыле и к удивлению быстро нашедшего общий язык с главными авторитетами Посёлка: фельдшером Иваном и, главное, с его женой - поварихой Верой, которая со вчерашнего вечера стала, по совместительству, ещё и завхозом.
   А Левшаков заспался допоздна - его не стали будить ни проснувшаяся раньше него Мария, ни Державина, здраво решившая, что молодому и, в принципе, здоровому организму Алексея полезнее всех лекарств будет сон. Особенно после его ночных неоднократных сексуальных подвигов. "Ох, понесёт Маша от нашего пострела! А он ещё удивлялся, зачем на нашем СП-шном складе столько детских подгузников!" - с усмешкой думала Катерина, умудрившаяся-таки, уснуть к середине ночи. Под тихий, размеренный скрип из-за стенки... Ближе к полудню потерявшая терпение Державина вошла в комнату и растормошила заспавшегося героя-любовника:
   - Эй, Казанова, просыпайся! Уж почти полдень на дворе, а мне надо осмотр тебе устроить, прежде, чем отменить, хм... постельный режим. Впрочем, как мне кажется, он тебе понравился. Проснулся? На градусник. И пока покажи-ка горло...
   В конце недолгого медосмотра, показавшего, что у пациента и пульс, и температура нормальные, и никаких признаков ни простуды, ни сотрясения мозга, было дано разрешение на подъём:
   - Но только сегодня ты уж поберегись, Лёша. А то ты как-то вчера перебрал... физических и эмоциональных нагрузок. И ещё, на правах старшей, так сказать, сестры... ты, как, не боишься, что вскорости отцом можешь стать?
   Толком не проснувшийся Алексей не знал, что и ответить. Он почему-то как само собой разумеющееся воспринял всё произошедшее этой ночью между ним и Машей. Более того, было такое чувство, что он просто-напросто обидел бы девушку и даже оскорбил бы отказом от близости. А сейчас, когда рациональный мозг постепенно включался в работу, начали появляться и тревожные мысли. В частности - об ответственности перед женщиной, с которой провёл такую бурную ночь, совсем не думая о последствиях - словно, действительно, мозги отключены были. А ещё ему было чрезвычайно неловко перед Катей - как легко он пошёл на секс с другой женщиной, когда влюблён совсем в другую, стоящую сейчас перед ним и выговаривающую ему, действительно, как младшему брату. "И сказать-то особо нечего," - мучительно соображает всё ещё лежащий под кучей одеял и шкур Левшаков. Голос, раздавшийся от двери, избавил Алексея от необходимости немедленного ответа:
   - Доброе утро, Лёша! Я тебе завтрак принесла, - в дверном проёме стоит Мария. В руках у девушки: пахнущий чем-то вкусным котелок и исходящая парком кружка, - Извините, я стала свидетельницей вашего разговора. Катя, можно мы с Алексеем поговорим наедине? Можно?
   - Да, конечно, - и Катерина ретируется, плотно за собой прикрыв дверь.
   "Эти женщины сознательно не дают мне одежды никакой, чтобы я чувствовал себя маленьким мальчиком. Хоть бы трусы какие были! Всё уверенней себя чувствовал бы!" - вспоминает почему-то об одежде, в принципе, не боящийся наготы Левшаков. А ещё Алексею приходит в голову сакраментальная фраза, что "теперь ему, как приличному человеку надо..." ну, и т.д., и т.п. Мучительно подбирает слова, чтобы высказать эту мысль, но как-то не склеиваются в голове слитные фразы из отдельных "правильных" слов. Заметив, что Алексей хочет что-то сказать, но находится в явном замешательстве, Маша снова даёт ему спасительную паузу:
   - Лёша, ты поешь сначала. А потом скажешь, что хочешь.
   И пристраивается на край топчана.
   - А можно сначала хоть какую-нибудь одежду мою обратно получить? А то как-то не по себе.
   - От твоей одежды одни лохмотья остались. Даже удивительно, где ты её так разодрал. Обувь и нижнее бельё разве что более-менее целые, но их ещё надо помыть, постирать. Я лучше тебе потом со склада что-нибудь принесу. Размер только скажи. Уж, для кого, а для тебя Вера обязательно что-нибудь найдёт. Потом по фигуре подгоним, чтоб хорошо сидело. А пока - зачем тебе одежда? Я этой ночью очень хорошо с твоим телом познакомилась. И мне понравилось.
   И Маша с лёгкой иронией смотрит на полусидящего, прикрытого шкурами Алексея, а тот чуть не поперхнулся куском рыбы из похлёбки.
   - Извини, Лёша. Доел суп? Давай тарелку и на, вот, кружку. Это опять морс. С разнообразием напитков тут у нас не очень. И давай лучше я сначала буду говорить. Только осторожнее - не поперхнись опять. Алексей, Лёша, я хочу тебе сказать, что ты! Мне! Ничего! Не должен! То, что было между нами этой ночью, нужно было мне самой! Вот! Моего любимого тоже звали Алексеем, как и тебя, поэтому этой ночью мне было очень легко не ошибиться, представляя вместо тебя него. Лёшу год назад убил Карон, тот которому ты прострелил голову. Ты отомстил за моего Лёшу! Этот мерзавец Карон ... он... насиловал меня... не только меня... всех женщин почти... много раз... Ты отомстил ему не только за моего Лёшу, но за всех нас, за всех женщин. И ты прикончил ещё двоих вражин. В том числе эту толстозадую скотину Конторщика, предателя! Тоже очень хорошо. А ещё я просто выполнила долг чукотской женщины - согрела замерзающего путника. Так было у нашего народа веками, если не тысячелетиями.
   - Извини, Маша, но ты как-то не производишь впечатления... ммм... традиционной северной женщины, - Алексей с трудом подбирает слова, чтобы не обидеть девушку, сказавшую столь длинную речь правильным русским языком. В её речи чувствуется хорошее современное образование, которое как-то не очень вяжется в голове Левшакова с древними, дремучими традициями северного народа.
   - Ну, так мы ж все почти здесь, так скажем, городские чукчи: Анадырь, Певек. Только, вот, дед Гыргол с женой, бабушкой Фотией, настоящие чукчи, тундровые оленеводы. Да, фельдшер Иван с женой Верой из маленького посёлка на берегу океана. Все остальные городские. Я так даже целый год в Санкт-Петербурге прожила, когда в Университет, на Восточный факультет, поступила. Но климат не подошёл - болеть начала. Пришлось на родную Чукотку вернуться. Как раз к переносу нашему сюда. А, вообще-то, я - горожанка во втором поколении. Но, однако, считаю важным и правильным кое-какие традиции нашего народа соблюдать. В частности эту. Во-первых, потому как это достаточно надёжный способ спасти замерзающего, но не безнадёжно замёрзшего человека. И, во-вторых, мы - народ маленький и нам важно не выродится. А этот обычай улучшает нашу кровь, наш генофонд. Так что не волнуйся, Лёша - если родится ребёнок, а я надеюсь, что это будет мальчик, то вырастет он настоящим чукчей, настоящим человеком.
   Наблюдая растерянное лицо Левшакова, Маша, улыбаясь, заканчивает:
   - Лёшой сына назову. В твою честь... и в память о моём Лёше, - улыбка на Машином лице тускнеет, и по лицу молодой женщины начинают тихо струиться слёзы.
   - Маша, не плачь, пожалуйста. Если ты забеременеешь, то я должен стать твоим мужем... Как-то я по другому не представляю себе этого дела.
   - Не должен, Лёша, не должен! Будь мне и ребёнку, если он родится, кем хочешь. Более того, я тебя не собираюсь удерживать около себя. Повторю - то, что было этой ночью между нами, нужно было мне самой! В конце концов, впервые в жизни лечь с мужчиной по своей собственной воле, а не потому, что тебя раз за разом берут силой. Самой соблазнить мужчину, самой взять его! Это если быть совсем уж честной перед тобой... Так что ты свободен, Лёша. А за ребёнка не беспокойся, вырастим. Женщины помогут. И спасибо, что не отверг меня этой ночью.
   "Значит, не ошибался я в своих ощущениях," - мелькает мысль в голове Алексея, но говорит он совсем другое:
   - Тебе, Маша, спасибо, что согрела меня, вернула к жизни. Но давай, всё-таки, попробуем...
   - Нет, Лёша, не пробуй. И не загадывай. Что будет, то и будет. Время покажет. Давай, я лучше тебе сейчас одежду какую-нибудь принесу. Какой у тебя размер и рост?
   Много позже, когда Алексей вспоминал ночи, проведённые с Марией, он всегда удивлялся, что не испытывал тогда своих обычных приступов брезгливости после секса. И хотя до него молодая женщина многократно была изнасилована и даже успела от насильников родить нежеланного ребёнка, но Алексеевы воспоминания о ней всегда были пронизаны каким-то почти осязаемым ощущением чистоты.
  
   После обеда возвращаются Берг с Юрием. Привозят хорошие новости: и Иванцов с Чайкой живы, и самолёт цел, и "американская угроза" ликвидирована полностью. Заодно привозят набор для переливания крови, некоторые лекарства и... заметное количество средств женской гигиены и детских вещей. Вот, и пригодились!
   Державина тут же, заполучив набор для переливания крови, начинает готовить тяжелораненого Николая к процедуре. Хорошо, что его жена знала группу крови мужа. Пара доноров уже найдена: одна из женщин и Логинов.
   А Берг, в компании с уже одетым в местные одежды Левшаковым и Борей-программистом устраивают допрос пленного. И выясняют очень много интересного! Рассказ второго лейтенанта Ричарда Робинсона несколько отличается от версии, изложенной островитянам год назад майором Диверсом. Робинсон, осознавая вину своих соотечественников, не пытался строить из себя героя, тем более, что понимал - никаких секретов своей Родины, оставшейся на Земле, он не выдаёт. Катер береговой охраны США проделал путь от порта Ном на Аляске до острова в океане неведомой планеты не за один день, а за два. Плыли после прохождения "синего креста" фактически наобум. В пути, уже здесь, на этой планете, заночевали на небольшом скалистом островке, но с удобной и спокойной бухточкой. И с домиком на берегу: "Такой же сруб, как Фактория или топливный склад." А ещё на островке обитал ужасный монстр - огромный белый медведь, который без тени сомнений бросился в воду и резво поплыл к катеру. Так что пришлось пулемётчику довольно много патронов потратить, чтобы убить этого зверя. (Берг с Левшаковым переглядываются и младший произносит вполголоса: "Умка.") А домик оказался абсолютно пустой. За исключением одной вещи - у стены стоял небольшой столик, на котором лежала чёрная плита, похожая на каменную, но не каменная. (Берг с Левшаковым снова переглядываются.) Но самое интересное, что в центре этой плиты был неведомым образом вмонтирован самый настоящий, но так и не заработавший планшет.
   - А где сейчас эта плита? - интересуется Берг.
   - Она должна быть в комнате Диверса, в Мэрии, - следует ответ Робинсона.
   - Я что-то не видел её там, - комментирует Левшаков, но потом, подумав, поправляется, обращаясь к Бергу, - Диверс сидел за столиком, покрытым скатертью. Может, под ней плита и была?
   - Ладно, проверим. Ключи от комнаты у нас есть. Продолжайте, лейтенант.
   И Робинсон продолжил. Утром, когда американцы покинули своё временное пристанище, то, огибая островок, обнаружили с другой его стороны ещё один, точно такой же домик и ещё одного огромного белого медведя. Который точно также, как и первый, без сомнений бросился в воду и очень быстро направился к катеру. На него патроны тратить не стали, просто ушли в отрыв. В скорости медведь, всё-таки, сильно катеру уступал. А потом начался шторм. Спустя пару часов заметили Остров. К нему и стали держать курс.
   - Да, и ещё. Я сразу не сказал, но ещё в первый день, когда мы пытались понять, где находимся, то по радио услышали передачу. На русском языке. О чём в ней говорилось, не поняли. Никто из нас вашего языка не знал. Сообразили только, что это русский язык. Сигнал был не очень хороший, с помехами. Но вполне хватило, чтобы узнать язык.
   Вот тут все трое русских сильно оживились. Начали задавать уточняющие вопросы. Робинсон, как мог, отвечал:
   - Раз в час шло какое-то информационное сообщение. Его даже мы узнавать начали. Потом, наверное, новости. А потом, остаток часа - русские песни и музыка. Я всё сказал. Больше ничего не знаю. Извините, можно вопрос?
   - Задавайте.
   - А что со мной будет?
   - В ближайшее время проведём суд. Народный, поскольку никаких органов власти здесь пока нет. Но сразу скажу, может, это Вас слегка успокоит - женщины посёлка о Вас хорошего мнения. Даже заступались за Вас. Так что, скорее всего, ничего сильно страшного, фатального для Вас в приговоре не будет. Тем более, что Вы уже оказались очень полезным. В смысле информации. И у меня ещё один вопрос. То, что Вы пилот лёгкого транспортного реактивного самолёта, мы уже знаем. В этом плане Вы никак не можете быть полезным. У нас такого самолёта нет. Но обладаете ли Вы какой-нибудь гражданской профессией или второй военной?
   - Ну, я неплохо обращаюсь с радиотехникой. Разбираюсь в этом, в общем. Но только в современном оборудовании, а не в лампово-транзисторном антиквариате. И гражданская профессия тоже есть. У отца, в Сиэтле, была небольшая судоремонтная верфь. Рыбацкие судёнышки, яхты разные и прочие мелкотоннажные плавсредства мы с ним и с парой рабочих ремонтировали. Так что я - вполне грамотный судоремонтный механик. Катер бы наш со дна достать... и инструменты были бы... мог бы попробовать его починить. Правда, он там, под водой, уже почти год лежит. И просто его не достать. Пробовали уже...
   На этом допрос закончили. Заперев пленного, все трое направились в Контору, в бывшую комнату Диверса. Без проблем, под скатертью обнаружили плиту. И Берг с Левшаковым убедились, что изготовлена она из того же материала, что и их плита. Посовещавшись друг с другом, сошлись во мнении, что надо бы эти две плиты свести вместе. Скорее всего, с СП сюда привезти, чем эту туда таранить. Так как, похоже, намечается "великое переселение народов". Надо всё, что можно с родного айсберга сюда перевозить.
   И тут Левшакову приходит сообщение. Прямо в голову. "Алексей, как я рад, что ты выжил! Как на счёт встретиться у причала? Ты, кстати, хотел узнать, что было, когда ты впал в беспамятство. Теперь могу рассказать, точнее показать. Если хочешь." Левшаков с некоторым сомнением ответил: "Да, я уже в принципе знаю, рассказали. Но, если ты говоришь, что покажешь, то... лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Согласен."
   - Александр Владимирович, меня Свис зовёт. Можно я пойду к нему, на причал?
   И видя недоумение на лице Берга, поясняет:
   - После всего, что со мной вчера произошло, я теперь могу с ним не только во сне общаться, но вообще когда угодно.
   Берг даже не пытается скрыть восторженное удивление и даёт "добро". А Боря-программист просто ничего не понимает пока. "Свис, дружище! Иду к тебе," - пробует мысленный контакт Левшаков. "Ну, так иди, давай," - подтверждает приём косатка.
   Спустя десять минут Левшаков увидел, что творил в минуты боевого забвения. Словно своими глазами. Поэтому его рвало. Сильно рвало. Всю душу вывернуло...
   С судом тянуть не стали - на следующий день и провели. Просто все жители посёлка, включая вновь прибывших, но исключая тяжело раннего Николая, собрались на площади перед Конторой. Благо солнышко выглянуло, наконец. Желающим дали слово. Женщины почти все высказались за то, чтобы пожалеть Робинзона, не наказывать сильно. Немногочисленные мужчины, по большей части, промолчали. Но потом добавили, что пока надо ограничить американца в праве голоса. И лишить права ношения оружия. По крайней мере, в посёлке, не на выходе. Ограничение прав - пока на год. Потом все присутствующие (кроме детей, естественно) голосуют. Почти единогласно "за". Только Борис, Юрий и Сергей воздерживаются - ворчат, что, всё-таки, не достаточно строгое наказание. Вновь прибывшие тоже воздерживаются. Кроме Логинова. Тот, к удивлению Левшакова, голосует "за", чем заслуживает благосклонные взгляды островитянок. Тут же с ошалевшего от такого "строгого" наказания Робинсона снимают верёвки. А Дик всё никак не может поверить своему счастью - он, ведь, думал, что теперь его вместо чукчей в Инферно упекут. Логинов, словно прочитав мысли американца, во всеуслышанье выдаёт:
   - А, вот, не доведётся тебе, Ричард РОбинсон, прелестей страшного русского ГУЛАГа испытать! Не срослось. Придётся тебе, гражданин РобинзОн, в качестве самого страшного наказания русский язык учить. Или чукотский, - и потом под смех присутствующих с грехом пополам переводит свои слова на английский.
   - О, йа! Йес! Да! - по-прежнему удивлённо, но уже радостно мотает головой американец.
   На следующий день с утра в поход к СП отправляется большая команда - шестеро, все здоровое мужское население посёлка за исключением фельдшера Ивана, оставленного для охраны посёлка. "Одноногого" Логинова, снова оставили за главного, а раненый Николай пока ещё надолго прикован к постели. Все, кроме Дика, вооружены - ему пока оружия не доверили. В случае опасности, стволов хватает. И запасные есть. Мужчинам предстоит на айсберге сколотить пару больших волокуш и начать методичную перевозку добра с СП в посёлок. Вот и бульдозеру достойное дело нашлось, хватит ему одной ВПП заниматься. Связаться по рации с СП как всегда не удалось - массив острова гарантированно глушил радиосвязь, но согласно предварительной договорённости на СП их ждут там сегодня к полудню. Люди идут пешком, а рядом, на нартах - груз. За два часа пересекли Поселковую долину и прошли через всё плато.
   На подходе к северо-западному распадку, спуску к берегу, Левшаков получает сообщение от Свиса: "Алексей, я тут рядом на тюленей охочусь. А ещё я нашёл медвежонка, одного из двух детёнышей Сони. Я его, понятно, не вижу, но чувствую, где он примерно. Он у тюленьего лежбища, забился в какую-то щель. Боится сильно. Плачет. Очень голоден. Сделай что-нибудь, двуногий. Мне самому его не спасти." Когда все спускаются вниз, к лежбищу, Левшаков просит приостановиться. Кто-то пользуется остановкой в санитарных целях, кто-то курит, а Алексей ищет. И довольно быстро находит. По звуку почти человеческого детского плача. Клоник забился в щель между камнями. Шерсть, недавно ещё беленькая и пушистая, теперь грязная и свалявшаяся. Ощутимо похудел и обессилел. В глазах - ужас от кажущихся огромными монстрами тюленей и от приближающегося человека: "Мамка близко подходить к ним не разрешала! И умерла вместе с братиком, когда люди сами подошли близко. Сейчас, наверное, и я умру." Так, наверное, мог бы думать этот медвежонок, если бы мог мыслить словами. Медвежонок в предчувствии неизбежного конца сжимается в комок, но внезапно обнаруживает, что всё ещё жив, а страшный двуногий держит его на руках и несёт куда-то.
   Собаки, почуяв медвежий запах, начинают злобно рычать и рваться с привязи. Алексей, остановившись, вспоминает обычное в таких случаях энергичное: "Фу!" Но почему-то произносит это не вслух, а мысленно... И внезапно собаки прекращают злобный лай и попытки сорваться с места! Алексей подходит ещё ближе и ставит медвежонка на камни пляжа. "Это детёныш, он маленький, не страшный! Он сам боится вас. И он голоден," - в какой-то странной надежде быть понятым Алексей обращается к собакам. Главная среди собак сука со странным именем Каша начинает как-то ласково повизгивать, приветливо машет хвостом и переминается с лапы на лапу. Из нарт выпрыгивают двое выживших из её последнего помёта щенков и бегут к мамке. А Каша, демонстративно повернувшись животом к медвежонку, начинает кормить своих детёнышей и призывно смотрит на Клоника. Медвежонок явно понимает, что его зовут, но боится... Там же страшные собаки! Но Каша продолжает звать его, ласково повизгивает. И голод оказывается сильнее страха. Неуверенно, шажок за шажком, но Клоник всё ближе и ближе к стае собак. Зарычавшие было кобели мгновенно утихомириваются Кашей - стоит, ей только по недоброму взглянуть на самцов и слегка рыкнуть, как те поджимают хвосты, отворачиваются и опускают уши: "Слушаемся, Госпожа!". Вот, странное дело, она заметно ниже их и слабей, но подчиняются ей рослые, свирепые кобели совершенно беспрекословно. Альфа-самка какая-то! Медвежонок наконец-то подбирается к лежащей на боку собаке, опускается на животик и, закрыв от страха глаза, тычется носом в живот Каши. Вот, нашёл сосок. Зачмокал. Каша начинает лизать лоб медвежонка. Приняла! Шестеро взрослых мужчин, повидавших и переживших многое, растроганно наблюдают картину звериного милосердия.
   Спустя некоторое время процессия снова отправляется в путь по прибрежному льду, а в нартах свернувшись в один большой мохнатый клубок спят трое детёнышей: два щенка и медвежонок... Позже, когда все вернулись в посёлок, Державина объяснила непонятливым мужчинам, что медвежонок - самочка. И поэтому её правильно называть не Клоник, а Клона. А ещё много позже, когда Клона выросла в большую и красивую медведицу, то, вспомнив "заветы" собственной матери, сама ушла из посёлка - стала жить рядом, но не вместе с людьми. Регулярно рожала медвежат от приходящих зимой на остров самцов. Детёнышей своих учила тому, чему её саму в своё время научила Соня. Так на этой планете появилась популяция белых медведей острова Чукотка, никогда не нападающих на людей и собак, более того - дружных с ними, охраняющих человеческое поселение от диких белых медведей и раз в год, в конце весны, приносящих людям и собакам подарок - тушу самого вкусного тюленя.
   Поздно вечером, когда уставшие от строительства волокуш хозяева СП и островитяне, собрались на ужин в кают-компании, Чайка, повертев в руках трофейный "Кольт" Левшакова интересуется:
   - Алексей Михайлович, а куда ты остальные два пистолета дел? Насколько я знаю, у тебя целых три трофея: этот красавец от "господина мэра" и две "Беретты" от упокоенных тобой американцев.
   - Одну "Беретту" Максу отдал, а вторую - в общую оружейку. Кажется, её Иван-фельдшер забрал. А у тебя, Степан Иванович, я так думаю, тоже трофеи имеются?
   - Само собой. Тоже две "Беретки". Одна ещё с Карьера. Вон, она в Борисовой кобуре на вешалке висит. А вторая уже здесь добыта. Я её Валерию Павловичу подарил. И ещё один интересный пистолетик имеется. Слушай, Алексей Михайлович, а давай меняться! Мне кажется, что этот третий пистолетик, как раз по руке тебе будет! На твоего брутального "Кольта". Уж, очень он мне глянулся! А!?
   И достаёт пистолет, тут же начиная обстоятельно его рекламировать:
   - "Глок-семнадцатый"! Очень популярный пистолет австрийского производства. Патрон тебе знакомый и очень распространённый - тот же 9х19 "Люгер Парабеллум", что и для нашего, знакомого уже тебе пистолета Ярыгина. Пистолет бескурковый, в отличие от тех же ПЯ, "Беретты" и этого красавца "Кольта". Лёгкий - без патронов всего шестьсот с небольшим грамм. Два магазина на 17 патронов каждый. Патрончики прилагаются. Не успел их бывший хозяин расстрелять. Не довелось. И ещё посмотри, особенность имеется. Специально для тебя, можно сказать - задняя накладка на рукоять интересная. Явно по спецзаказу сделанная.
   И демонстрирует заднюю накладку - на ней красуется рельефное изображение выпрыгивающей из воды косатки. И главстаршина, словно ища поддержки у остальных присутствующих, демонстрирует рисунок сидящим за столом мужчинам. Всем нравится, одобрительно гудят. Даже Ричард, ничего особо не понимая, тоже кивает головой, мол "вери велл, очень хорошо!" На самом деле Робинсон узнал этот пистолет - он раньше принадлежал капитану катера, лейтенанту Парсонсу. И Дику стало немного жутко от мысли, что сейчас эти люди, которые так гуманно обошлись с ним и сейчас, не делая никаких особых различий и не чинясь, сидели с ним за одним столом, ели с ним одну и ту же пищу, могли бы сейчас точно также обсуждать его, Ричарда, оружие. В качестве трофейного. Его пистолет, такая же, самая обычная "Беретта", лежит сейчас в оружейной комнате Мэрии, которую русские называют почему-то по-немецки "Конторой"112). И никто на неё, к удивлению Дика, пока не позарился. А охотничье ружьё Ричарда, ещё дедов "Ремингтон", покоится ныне на дне бухты.
   Левшаков, отойдя от общего стола, к месту, где привык тренироваться с пистолетом, выщёлкивает магазин. Пару раз лязгает затвор, контрольный спуск. Пистолет - то на линию прицеливания, то в кобуру, то из кобуры, то снова на линию прицеливания... А потом следует вопрос:
   - А где предохранитель?
   - А, вот, предохранителя нормального у него нет! - ответствует Чайка, - Обрати внимание - спусковой крючок словно бы двойной. Так, вот, второй - это не спусковой крючок, а предохранитель, без полного нажатия которого выстрела не произойдёт. Странно немного, конечно. Так что ты осторожнее, когда его будешь из кобуры извлекать и обратно засовывать - тьма собственных простреленных ног владельцев этого пистолета имеется. Но, всё равно, очень хороший пистолет! Ну, что меняемся?
   А Левшаков, в общем-то, и не сомневался. Понравился ему пистолет - в руку лёг, как родной. Не то, что массивный "Кольт". И обмен свершается. А Чайка, словно большой кот, аж, мурлычет над "Кольтом".
   Чайка интересуется трофеем Берга, принадлежавшим раньше Диверсу. Это немецкий "ЗИГ Зауэр" P226 под тот же патрон 9х19. Но пистолет особенный - сделан из нержавейки. Аж, блестит красавец! На вопрос Чайки, почему Берг пистолет извлёк не из кобуры, а из рюкзака, тот отвечает, что пользоваться им пока не собирается, так как лучше он один раз попадёт в цель из своего старого, доброго ЧеЗета, чем два раза промажет из нового, непривычного ЗИГа. Пусть пока полежит в качестве запасного оружия.
   Ужин не затягивается - ещё много дел. Иванцов ведёт Бориса и Дика к бульдозеру - надо проверить его как следует перед завтрашним перегоном. Для этого даже прожектор на НП включили. На СП-40 бис сияние, какого станция отродясь не видела. Только один раз включали такое освещение, когда его сделали и проверяли. А Юрий с Сергеем выходят, чтобы проверить и накормить собак. В кают-компании остаются трое: Берг, Чайка и Левшаков. Командир обращается к своему старпому:
   - Алексей Михайлович, глядя на Ваш новый пистолет, мне пришла в голову идея. Мне кажется, что пришла пора дать Вам нормальный позывной. А то "Брод-3" или "МладшОй", как-то уже не уместны. Предлагаю позывной "Орка", что на латыни означает "косатка"113). Как Вам?
   - Соглашайся, Алексей Михайлович, хороший позывной, - присоединяется главстаршина.
   - А я и не отказываюсь. Мне сразу понравилось, - соглашается Левшаков.
   На следующий день, 17-го мая, ближе к вечеру, волокуша, заполненная наиболее ценным добром со складов СП и прицепленная к бульдозеру, за рычагами которого сидит Чайка, достигает посёлка. На СП остались Иванцов, наотрез отказавшийся оставлять своего ненаглядного "Кашалота", Берг и двое "коренных" островитян: Борис и Юрий. Им надо доделать вторую волокушу и загрузить её добром к моменту возвращения бульдозера с порожним прицепом. Помимо всего прочего в посёлок привезено оборудование для погружения под воду - назавтра Левшакову поручено командиром обследовать затонувший год назад патрульный катер, прикинуть, возможно ли его поднять на поверхность и есть ли в этом, вообще, какой-то смысл.
   Утром 18-го мая Левшаков, уже привычно страхуемый из-под воды Свисом, совершает первое погружение. Очень быстро становится понятно, почему людям не удалось сдернуть катер с места, когда они в самом начале пытались вытянуть его на берег - он как на колу засел прямо пробоиной на торчащем метровым столбом камне - угораздило его потонуть так, что точнёхонько пробоиной прямо на камень попасть. Сверху, с поверхности воды этих деталей не видно совсем. Тянули его канатом в направлении корпуса, то есть, как раз, в том направлении, в котором его сдвинуть принципиально не возможно! "А, вот, если его потянуть сначала точно вбок, то можно снять судёнышко с этого кола. А потом можно и вдоль корпуса вытягивать, как тогда и делали," - соображает Левшаков, - "Но с той стороны тянуть невозможно, там до берега далеко. А, вот, если за что на дне зацепить, перекинуть трос, как через блок, то может и выгорит. Потянуть-то катер надо всего на пару метров вбок. А потом трос скинуть с этого... чего-нибудь. И тянуть к берегу. Ну-ка, я пошарю на дне подходящие камни или скалы." Через несколько минут подходящий объект обнаружен - в пятнадцати метрах точно в нужном направлении, перпендикулярно от борта катера, из дна выступает здоровенный, метров пять высотой, гранитный валун. Разведка произведена, план подъёма намечен - можно и на берег. Но тут Свис сообщает, что нашёл на дне пару явно рукотворных предметов. Это оказывается два охотничьих ружья: российский ИЖ и американский "Ремингтон". "Ага! Это, похоже, оружие беглецов-неудачников," - догадывается Алексей, - "Ещё одно пополнение арсенала посёлка. Привести в порядок их только надо после пребывания под водой. Надеюсь, ничего страшного за эти несколько дней с ружьями не произошло. И хорошо хоть тела этого, как его там женщины называли... "местный" который, нет. Уже прибрал кто-то."
   После обеда приходит очередной караван с СП. И бульдозер перегоняют поближе к пристани. С грузом привезли бухту стального троса, которым собираются втягивать катер на берег. Предложенный Левшаковым план одобряется Бергом и сидящим за рычагами бульдозера главстаршиной. И под взглядами почти всего населения посёлка, собравшегося на пристани, начинается подъём катера. Левшаков цепляет катер и перекидывает трос через присмотренный в утреннем погружении подводный камень. Всплыв на поверхность, даёт отмашку Чайке. Бульдозер рычит, выпускает клубы чёрного дыма и отъезжает на несколько метров. Но катер сдвигается вбок всего на метр - трос от натяжения соскользнул с камня через верх. Левшаков опять перекидывает трос через валун. И процедура повторяется. Ещё два раза. Наконец, катер соскальзывает с камня и, несколько покосившись, залегает на заиленном дне. Алексей перецепляет трос так, чтобы удобно было тянуть судно прямо вдоль корпуса. И снова даёт отмашку главстаршине. И метр за метром катер начал неторопливое продвижение к берегу. Плавно снижается глубина. Вот над водой появляются сначала коротенькая мачта катера, а потом и надстройка выглядывает из воды. Вот из воды выходят поручни палубы. И, наконец, раздаётся скрежет выползшего на сушу днища катера о камни пляжа. Плавстредство спустя почти год пребывания под водой поднято! К катеру самым первым бросается Робинсон - у него появился реальный шанс поднять свою репутацию не только среди женщин, но и среди мужчин посёлка. Надо только починить катер! Быстрый осмотр показывает, что это будет очень трудно. Без материалов и инструментов. Но Берг немного успокаивает Ричарда, напомнив от складах на айсберге: там есть и инструмент, и материалы.
   Здесь автор передают слово Левшакову. А то что-то давно мы не слышали его прямой речи.
  
   Я, конечно, так и не смог по-настоящему принять, да, и толком осознать того, что говорила Маша, после нашей с ней первой, но совсем не последней ночи. Она приходит ко мне каждую ночь, что я провожу в посёлке. И каждое утро повторяется один и тот же разговор. В общем, как-то не укладывается у меня в голове вот такой подход: "Я тебя согрела, спасла - это просто долг! Ты мне ребёнка заделал - спасибо! И... свободен!" А я ж всю жизнь потом себя сволочью последней считать буду! Но Маша говорит, что это эгоизм чистой воды - типа, я только о своих чувствах беспокоюсь, чистеньким хочу остаться в глазах общепринятой христианской морали. Ну, не знаю... Хотя, вот, когда раньше у меня секс случался, то что-то я не очень торопился тем девушкам предложение делать. А, вот, Маше - каждое утро. А она мне каждое утро: "Нет!" И ещё объясняет, что это я, мол, по европейской традиции пытаюсь жить и действовать, а здесь мало того, что другая планета, так ещё и Чукотка! Типа, всё по-другому. Я и у Берга уже интересовался, может ли он, как мой командир, наш брак зарегистрировать. А он только спросил: "Девушка-то согласна?" Знает, что нет. Все знают. А Кате мне просто стыдно в глаза смотреть. Хотя... мы ж с ней почти договорились, что друг другу, как брат и сестра. Но, всё равно...
   Одно меня чуть-чуть успокаивает - не один я вопросом межполовых взаимоотношений озабочен. Макс так просто влюбился! Отчаянно и на всю голову. Вот, уж, не думал, что наш Дон Жуан на такое способен. Так уж вышло, что Берг его, временно лишённого мобильности, вместо себя в посёлке оставлял. Сам командир же мотается между посёлком и СП. Вместе мотаемся. А ещё пару раз он с Борисом-программистом или с Юрием походы на плато совершал - остров обследовал. Говорит, что земля эта - просто кладовуха полезных ископаемых и жалеет, что у нас в команде геолога нет. Впрочем, он и сам кое-что в геологии понимает - кроме уже всем нам известного и очень хорошего угля нашёл ещё и железную руду. Очень богатую - не обычный гематит, а магнетит. Ну, тот, который магнитные свойства проявляет и поэтому так и называется114). Содержание железа в этой руде больше, чем в гематите. Причём выходы руды Александр Владимирович нашёл сразу в трёх местах: в Тюленьем распадке, что на северо-западе острова, в распадке Западного ручья и на западном же склоне холма Чум. Такое впечатление, что вся западная часть острова - сплошное месторождение железной руды! А в здоровенном овраге, что к юго-востоку от угольного карьера, обнаружились выходы отличной медно-никелевой руды, очень похожей на руды земных норильских месторождений. В общем, полезных ископаемых здесь полно! Только, вот, для кого всё это богатство? И, если для нас, то, как всё это осваивать? Сплошные вопросы...
   Ах, да! Я же про влюблённого Логинова начал рассказывать, а потом увлёкся геологией. Так, вот! Берг его часто оставлял вместо себя на хозяйстве. Тем более, что у Макса это дело на редкость хорошо получается. Лучше, чем у меня получалось старпомом на СП. И авторитет он среди местных старожилов заработал мгновенно, грамотно и по справедливости распределив внезапно свалившееся на посёлок материальное изобилие. Относительное изобилие, конечно. По сравнению с тем, что было раньше. Сам Макс смеётся над моим нескрываемым удивлением - говорит, что это в нём армянская и еврейская кровь силу проявляет. А поскольку в первые дни своего пребывания на хозяйстве он ещё толком о посёлке, о его хозяйстве и о его жителях ничего не знал, то ему нужен был советчик, знавший местные реалии и при случае способный помочь скачущему на одной ноге и костыле Логинову. Как-то так получилось, что таким помощником для Макса оказалась молодая женщина по имени Тоня, Антонина. Подозреваю, что это она первой на него глаз положила, а не наоборот. Понятно, что судьба у всех местных женщин очень не простая и при американской власти им много чего пришлось пережить. Маша мне порассказала. Так что правильно мы их, американцев, на ноль помножили. Ну, почти на ноль. Тоня, естественно, не исключение среди женщин. Она тоже, как и Маша, успела родить от одного из американцев - сама не может сказать от которого. Ребёнок умер при родах. Что-то не везло этим нежеланным детям. И, как мне рассказали (ну, вы понимаете кто, рассказал), Тоня до того, как мы здесь появились, думать спокойно, без отвращения, о мужчинах не могла. Самой ей казалось, что это навсегда. Но выяснилось, что неприязнь эта относилась только к американцам, да, ещё к троице коллаборационистов. И тут появляется Макс, весь в белом! Ну, это я иронизирую. В общем, по какой-то причине Тонина неприязнь к мужчинам почти мгновенно заменилась симпатией, очень глубокой такой симпатией. К Максу. И очень скоро, ну, буквально через день-другой после нашего здесь появления, и у Логинова голова поплыла, поехала! Может быть, он просто очень озабочен... сексуально? Ну, наверное. Было бы странно противоположное. Сам такой. Но, вот, почему тогда, когда он говорит мне о "его Тоне", то у него так светятся глаза? "Тоня то!", "Тоня сё!", "Тоня такая-растакая!" Идеализирует он, конечно, "свою Тоню". Но это же нормально, не так ли? Так, ведь, всегда, когда человек влюблён. Тоня тоже! Как крылья за спиной у девушки выросли, прямо порхает по посёлку... Уже живут вместе. Обстоятельно так живут. Макс мне прямо сказал, что намерен продолжить политику своего деда на смешение народов, наций и рас. И работа, мол, уже идёт. И Тоня, похоже, не говорит ему "нет" каждое утро, как мне говорят.
   Вернёмся, однако, от амурных дел к хозяйственным. Почти десять дней мы ежедневно перевозили имущество с СП в посёлок: материалы, инструменты, включая верстаки слесарный и столярный, заточный станок, второй дизель-электрогенератор, большую часть запасов топлива, кроме авиакеросина, который оставили рядом с самолётом, обогреватели, продукты, львиную доля медикаментов и сопутствующего... Более того, разобрали и перевезли два склада из трёх. Остался только тот, что с НП на крыше. Все оставшиеся запасы в него снесли, которых на СП оставили по минимуму. Запаса продовольствия месяца на два, столько же дизтоплива, инструментов и лекарств - совсем чуток. Сегодня, 25-го мая, помимо последней порции продуктов и дизтоплива решили привезти в посёлок ту чёрную плиту, что когда-то, давным-давно, почти два месяца назад, в Туннеле Немых, что на земле, уж, извините за нескромность, имени меня, нашли. Вот сейчас и везём. Уже виден край плато, а за ним - освещённый вечерним солнцем посёлок. Красиво...
  
   После разгрузки волокуши от обычных, понятных грузов всё наличествующее и здравствующее мужское население посёлка (кроме Юрия и Дика, находившихся в этот момент на СП с Иванцовым) занялось переноской привезённой чёрной плиты. Непонятный артефакт вносят в Контору, а потом - в комнату, где уже давным-давно пребывает в качестве столешницы другая чёрная плита. Та, что привезли с собой американцы. Там уже сидит Макс, припёр загипсованной ногой открытую дверь и ждёт своих товарищей, пыхтящих под грузом. Вот, повернув ребром, вносят груз в комнату. Переставляют немудрёную мебель. Сейф мешает. Его тоже сдвигают в сторону. Скрип, грохот... Команда: "Кладём на раз, два... Берегите пальцы." Бум! "Надо сдвинуть! Чтоб ровнее лежало."
   Макс, пересевший от двери на стул возле столика с первой плитой, сквозь грохот мебели и шум сдвигаемой плиты слышит какой-то странный звук. "Откуда бы это? Вроде бы со стороны стола!" Посредине покрывающей стол скатерти тускло просвечивает сквозь ткань синий прямоугольник. И, вроде, это прямоугольник слегка выпячивает, скатерть топорщит. Логинов уже имел раньше возможность, как следует рассмотреть плиту, прикрытую сейчас скатертью. И знал, что там, посредине плиты, что-то вроде планшета. Который так никому и не удалось включить. И тут звук повторяется снова: "та-а-да-а-да-а!" И звук этот совершенно точно идёт от того самого "мёртвого" планшета! Максим сдергивает скатерть со стола. Планшет слегка выдвинут из стола, ярко горит синим и по нему бегут буквы! Русские буквы, слагающиеся в текст:
   Транспортируемый терминал донор-канала
   И ещё что-то дальше...
   - Народ, смотрите! Планшет заработал! - Логинов зовёт увлекшихся перестановкой мебели и наилучшим размещением большой плиты товарищей. Впрочем, некоторые из них уже и сами с большим интересом наблюдают за происходящим на малой плите. Народ сбивается в кучу у стола с планшетом.
   Активируется режим "Спасатель".
   Допустимые кандидатуры на должность Спасателя:
   И дальше по алфавиту:
   Берг Александр Владимирович
   Державина Екатерина Алексеевна
   Иванцов Валерий Павлович
   Левшаков Алексей Михайлович
   Логинов Максим Стефанович
   Чайка Степан Иванович
   Для инициации Спасателя лист бумаги с его личными данными и отпечатками всех пальцев необходимо положить на донор-панель транспортируемого терминала. После чего необходимо выйти из операционного зала и ждать звукового сигнала завершения процесса инициации и соответствующего подтверждения на дисплее инфоканала. Время ожидания системы от момента активации миссии до ввода данных Спасателя - не более 40 минут. При превышении заданного временного лимита миссия, донор-канал и инфоканал деактивируются, монокластер остаётся в автономном режиме, наблюдение за ним - в общем. Дополнительное обязательное требование - не прозрачные для инфракрасного, ультрафиолетового и видимого диапазонов электромагнитного излучения окна операционного зала.
   ВНИМАНИЕ! Включен обратный отсчёт.
   А дальше - плавно утекающие минуты и быстро скачущие секунды временного остатка. И уже меньше 39 минут! Первоначальные попытки пообсуждать информацию, позвать ещё людей для принятия окончательного решения и тому подобных вечевых, демократических процедур в корне пресекаются Бергом:
   - Всем слушать меня! Никого не звать, кроме Державиной. Решать, кто будет этим-самым Спасателем и будет ли вообще, будем мы, приведённые в списке. Все остальные имеют совещательный голос. Если мы, конечно, спросим совета. Уж, извините, но решать надо быстро. Вместо непродуктивных дискуссий, Иван и Борис, поручаю вам найти на складе листы фанеры и заделать ими окна. А Вам Сергей - найти бумагу и чернила для отпечатков пальцев. И, да! Сначала срочно позовите сюда Державину. Всё! Выполнять!
   И старожилы покидают помещение. Минуту спустя, приходит недовольная Катерина - её оторвали от вечернего осмотра раненного Николая. Но после прочтения по-прежнему висящего на дисплее сообщения настроение её мгновенно меняется. Четыре человека молча смотрят на своего командира:
   - Итак! Немые подали голос. Сам по себе этот факт говорит о чрезвычайной важности момента. К сожалению, с нами нет Валерия Павловича. Так что решать придётся без него. Хотя я мог бы это сделать и единолично, но в данной ситуации мы все равны - Немые нас отранжировали не по званиям и не по возрасту, а по алфавиту. Я уверен, хоть и не понятно, какие функции и права у этого Спасателя будут, но нам необходимо его выбрать! Кто считает по-другому? Так... молчание. Будем считать, что все согласны. Или сомневаются, но не против. Тогда продолжаем. Нас здесь пятеро. До Валерия Павловича не достучаться - остров надёжно экранирует радиосигнал. Поэтому выбирать нам пятерым и только из нас пятерых. Ваши предложения. Для сужения количества кандидатур - кто имеет самоотвод?
   - У меня самоотвод, - первой подаёт голос Державина, - Я - медик и спасть людей могу только в медицинском плане. А, как мне кажется, в сообщении речь идёт не о медицине, а о материальном снабжении. Я предпочту остаться врачом.
   - Полностью согласен, что о материальном. И самоотвод принимается, - соглашается Берг.
   - Я тоже делаю самоотвод, - спокойно сообщает Чайка, - Ну, какой из меня, профессионального душегуба, спасатель? Вот, если зарезать кого, повоевать с кем, то, пожалуйста. За милую душу. А спасателем!? Да, ещё на хозяйстве сидеть!? Нет, не для меня, - без намёка на шутку, абсолютно серьёзно говорит главстаршина.
   Левшаков, поколебавшись чуток в поисках внятного объяснения и так и не найдя его, тоже берёт самоотвод.
   - По-моему, тут вариантов нет, - говорит сидящий Логинов, - Командир, Вы должны стать Спасателем. Помните, Вы ещё в самые первые наши дни на айсберге говорили, что у нас здесь, похоже, есть некая целевая функция. И, вот, мы её, похоже, узнали - Спасатель. Кого спасать, по-моему, тут вариантов нет. Итак, всё понятно - посёлок наш, жителей его. А раз Вы первый поняли про... целевую функцию, то лучше всего Вам и быть этим Спасателем.
   - Ну, что ж! Тогда и мне придётся взять самоотвод, - усмехнувшись, заявляет Берг, чем очень сильно удивляет присутствующих, - Дело в том, что я считаю наилучшей кандидатурой на роль, на должность Спасателя Вас, Максим. Объясняю. Во-первых, Вы очень хорошо справлялись с делом хозяйственного руководства все эти дни, проведённые нами в Посёлке. Во-вторых, Вы показали свой рациональный, максимально честный и открытый подход к распределению материальных благ. И люди это оценили. В-третьих, Вы, в отличие от меня, проведшего эти десять дней в походах и разъездах, уже фактически свой среди старожилов. И скоро станете совсем своим. Я, ведь, так понимаю, Антонина уже дала согласие стать Вашей женой, не так ли? Вот, видите... И, в-последних! Мы сейчас очевидным образом нарушаем демократические процедуры, решая этот важный вопрос в столь узком кругу. Поэтому я считаю чрезвычайно психологически и даже политически важным сделать Спасателем того, кто уже пользуется доверием большинства людей. А это Вы, Максим! Не я.
   - А как же Вы? И, вообще, Вы - мой командир. Как я смогу... - сомневается Логинов.
   - Уверен, сможете. А как же я, спрашиваете? А мне, скорее всего... или, точнее, нам придётся искать наших соотечественников. Как вы все уже знаете, они где-то на этой планете есть. Надеюсь, все понимают, что связаться с ними жизненно важно для всех жителей нашего острова. И для нас самих.
   После этого все пятеро проголосовали за кандидатуру Логинова. Четверо "за" и один воздержался - сам Логинов.
   Тут появляются двое старожилов - тащат несколько листов фанеры и саморезы с отвёртками. Все бросаются закрывать окна. Прибегает молодой Серёга - чернил не нашёл, нет их посёлке! Но парень проявил творческий подход - закоптил лист жести куском палёного полиэтилена. Этого добра сейчас на складе достаточно. Вполне сгодится. Из бумаги нашёл только обёрточную. А, вот, бумага пока дефицит. Писчей нет вовсе. Берг, чтобы не рисковать с обёрточной, аккуратно вырывает лист из своей записной книжки. Размер у неё приличный, должно хватить места и на личные данные и на отпечатки всех пальцев. Фамилия, имя и отчество кандидата предельно аккуратно, печатными буквами, записываются в верхней части листа. Потом Макс, тяжело вздохнув, оставляет свои отпечатки пальцев. Пытается шутить: "А отпечатки пальцев ног не надо?" Немного погадав, какая из панелей та самая "донор-панель", листок кладут на бОльшую, что лежит на полу. Все выходят. Дело заняло двадцать пять минут. И ещё пятнадцать минут ничего не происходит... Тягостное, нервное ожидание... Всё! Время вышло! Неужели Немые не приняли выбор!? Что сделали не так!?
   И тут из-за закрытой (на всякий случай даже на ключ) двери раздаётся уже знакомое "та-а-да-а-да-а!" Только громче, чем в первый раз, чтобы стоящие за дверью услышали. Вбежавшие в комнату люди листка с данными Логинова не обнаруживают, но вместо него на донор-панели лежат два листа формата А4 с инструкциями: первая - Спасателю, с его правами, возможностями и обязанностями, и вторая - по использованию донор-канала115). А ещё на панели лежит два приметных пистолета: маленький хромированный револьвер "Смит-и-Вессон" в открытой кобуре и здоровенный "революционный" "Маузер" в такой же легендарной, как и сам пистолет, деревянной кобуре. И ещё там, на панели - запас патронов к обоим. Первая поставка.
   Прочитав инструкции и поняв из их текста, что пистолеты - для него, Максим снимает с пояса кобуру "Береттой" и вместо неё надевает на себя брутальную деревянную с "Маузером". А разжалованная красотка "Беретта" вместе с блестящим красавчиком "Смит-и-Вессоном" отправляются в оружейный сейф. От созерцания Макса с ремнём маузеровской кобуры через плечо Алексею вспоминается старый советский фильм "Начальник Чукотки"116). Фильм этот Левшаков как-то случайно нашёл в интернете и с удовольствием посмотрел. А теперь, вот, к месту вспомнился:
   - Ну, ты, Макс, прямо, как товарищ начальник Чукотки, из фильма одноимённого, старого, - и как ярлык на лоб Максиму прилепил. С тех пор Логинов стал для всех этим самым "начальником". Все старожилы острова именно так Макса и называют - Начальник. Или чаще - товарищ Начальник. Все, кроме его Тони.
   Помимо этого из инструкций Немых все узнали, наконец-то, как называется планета, на которой они теперь живут - Платформа-5. Странное название. Не по-людски. Ну, пусть будет так. Но это точно то же самое название, что и в книге той, что в кают-компании на СП, до сих пор лежит! То есть они в тот же самый мир, что в книге описывается, и попали!? Вывод, по крайней мере, логичный.
   На следующий день с утра было созвано собрание всех жителей посёлка. Вступление сделал Берг. Собравшимся было рассказано о событиях вчерашнего вечера и об открывшихся возможностях материального снабжения. То, что обеспечением работы этого канала будет заниматься Логинов, было воспринято женщинами, достаточно спокойно и даже благосклонно. Впрочем, они это и так уже знали. Не в мегаполисе, чай, живут. Но деталями интересовались, вопросы задавали. Но тут Александр Владимирович передал слово Логинову - пусть привыкает с народом, с людьми разговаривать. Ответив на вопросы, Максим сказал, что необходимо выбрать совет Посёлка. Ему в помощь. Выбрали. Во-первых, его самого. Потом - Берга. А ещё: Ивана-фельдшера, Бориса-программиста и самую авторитетную женщину - повариху Веру, жену Ивана. Хотели ещё Николая, но он пока не способен, слаб, раны не зажили. Решили, что потом довыбирут. После выборов Максим предложил как-то переименовать посёлок. Так как никто его на американский манер, Смит-Сити, не называет. Не лежит душа у людей к чужому названию и уже "не ляжет" никогда. Из нескольких предложений остановились на Алексеево, в память о юноше, погибшем здесь самым первым от рук пришлых захватчиков. Заодно переименовали и остров - теперь это остров Чукотка. Всё равно, его так все уже называют. А за разбившимся в непонятные времена самолётом осталась верхняя равнина - плато Дакоты. Ручей снова стал Банным. А ещё на карте появились Птичий мыс и Медный овраг. Завершив географические вопросы, Логинов (по секрету скажем - будущий председатель совета посёлка) сообщил, что с сегодняшнего дня начинает функционировать канал поставки:
   - Так, что составляйте заявки. Осмысленно только, пожалуйста. Не надо безумных фантазий. Потом на совете их обсудим, организуем очередь. Но первые несколько дней или даже недель, уж, извините, будем заказывать у Немых, которые уже не вполне немые, самое срочно необходимое. Так сегодня закажем хорошую радиостанцию. Или даже две, три. Если по лимиту массы пройдём. На этом - всё! Всем - спасибо.
   Первая поставка прошла хоть и нервно, но вполне успешно. И к вечеру всё оборудование, включая антенну, электропитание и новенькую, только что полученную от Немых радиостанцию, было готово к выходу в эфир. Хотя назвавшего себя неплохим радиоспецом Ричарда и не было, но и сами справились... Почти весь посёлок собрался у здания на Радио-мысе. Запретить людям это не было никакой возможности, да, и желания. Дверь не стали закрывать, чтобы не поместившиеся внутри хоть что-то слышали. Щелчок включения питания. И начинают обшаривать эфир. Для начала - длинные волны. Шипение, треск быстро прогоняемого диапазона... и эфир запел. На русском языке! Голос актёра Ножкина выводит: "Да вот только узнает ли Родина-мать одного из пропавших своих сыновей?"117) И Радио-мыс взрывается от многоголосого восторженного вопля:
   - Урааа! Аааа! Наши! Нашиии! - кричат и русские, и чукчи, и мужчины, и женщины, и малые дети. Собаки в посёлке испуганно лают. Свис, ближе к вечеру заплывший в бухту, удивлённо высовывает голову из воды...
   Находящиеся в здании радиостанции решают не тянуть, не искать чего-то другого, иноязычного. И выходят в эфир, накладываясь на звучащую музыку:
   - Остров Чукотка вызывает русскую радиостанцию, вещающую на данной волне! Повторяю - остров Чукотка вызывает русскую радиостанцию. Как слышите нас? Перехожу на приём.
   Сначала никакого ответа нет. Но Берг раз за разом повторяет в микрофон сообщение. Через пару минут раздаётся какой-то грохот и долгожданный ответ: "Ух, ты ж!? Чукотка!? Ну, дела! Аж, со стула упал." Потом музыку выключают и один голос:
   - Здесь замок Россия! Повторяю - замок Россия. Слышу Вас хорошо! Слышу Вас хорошо. Минуту обождите - Главного позову.
   Шорохи, стуки... и тот же приглушённый голос: "Алексей Александрович, поднимитесь срочно сюда! Чукотка на связи... Ну, какая, какая? Чукотская такая Чукотка. Остров такой есть на Платформе, оказывается... На каком языке? По-русски говорят... Жду." Пока Главный шёл в радиорубку радист из замка предложил перейти на другую волну. Перешли. Отстроились.
   Потом пришёл этот самый Главный, представился Сотниковым, Президентом Русского Союза. Союза! Вот, дела! Берг в ответ о себе сказал, как есть - капитан третьего ранга такой-то, начальник дрейфующей станции СП-40 бис и, чуть подумав, добавил - временный военный комендант острова Чукотка. Потом представил Логинова, как главу гражданской администрации, правда, не забыв упомянуть его воинское звание.
   А дальше с обеих сторон пошли краткие сведения о Чукотке и о Русском Союзе. В том числе и о расстоянии между ними. Берг запросил широту, на которой расположен замок Россия и для определения разности долгот - актуальное астрономическое время в замке. Сообщил свои. Когда услышал ответ, слегка поморщился: "Далеко". С той стороны с интересом выслушали информацию Берга о наличествующем у острова канале поставки. Берг, как мог, иносказательно об этом говорил, шифровался, но на той стороне, похоже, поняли. Одобрительно хмыкнули, сказав непонятное: "Не бросили, значит, Смотрящие."
   В конце радиообмена со стороны замка Россия поступает предложение на присоединение к Русскому Союзу. Сообщаются условия присоединения. И что от этого хорошего будет Чукотке. Понятно, что пока - мало чего. Слишком далеко. Но не навсегда же так! И с Русским Союзом в этом мире считаются. Просто так остров уже не обидят. По крайней мере, подумают сначала. На размышления Чукотке дают день... нет, два дня. Дело, всё-таки, серьёзное. Может быть, островитянам покажется лучше самостоятельными остаться. Думайте, люди, в общем. Но в замке Россия, всё равно, рады, что вы, чукотские жители, нашлись!
   А, уж, как островитяне рады! Поступают скоропалительные предложения тут же дать согласие. Но Логинов, переглянувшись с Бергом, остужает горячие головы:
   - Нет, друзья! Давайте, всё-таки, слегка охладимся и включим мозги. Обдумать это дело надо, как следует. Понятно, что они свои. Но уж очень далеко - навскидку больше трёх тысяч километров. Завтра поточнее расстояние скажу. Да, и связь уже завершилась. Нас послезавтра в это же время будут ждать. А, скорее всего, и завтра, и после послезавтра. Так что потерпим, подумаем день, два.
   Вечером совместные расчёты Берга и Логинова показали, что разница по долготе между островом Чукотка и расположенным к востоку замком Россия составляет сорок пять с половиной градусов, то есть три часовых пояса. А расстояние между ними с учётом того, что Замок лежит на широте земного Сочи, а остров - немного севернее широты Санкт-Петербурга, чуть больше трёх тысяч шестисот километров! Не долететь на "Кашалоте"! Ему и на треть дистанции топлива не хватит.
   "Итак, что остаётся? Только катер ремонтировать? И на нём? Но, знаете ли, три тысячи шесть сот километров!? Понятно, что и ему не дотянуться," - размышляет Левшаков, - "Как-то безнадёжно всё..." Упаднические мысли младшего лейтенанта прерывает командир:
   - Алексей, Вам задание на завтра. С утра грузите водолазное снаряжение на волокушу и с транспортом - обратно на СП. Необходимо проверить состояние айсберга: плотно ли засел, каково состояние подводной части... Ну, не мне Вас уже этому учить. Но, повторюсь, главное - насколько крепко он держится на мели. Вечером, с докладом - обратно.
   На следующее утро разомлевший в тёплой кабине бульдозера Левшаков в который раз пересекал плато Дакоты и всю Чукотку с востока на запад. Сидящий за рычагами главстаршина только посмеивался, глядя на клюющего носом после очередной полубессоной носом напарника - давал тому выспаться перед погружением.
   Свис уже дожидается своего друга, рассекая океанские волны, накатывающиеся на южную оконечность айсберга. Явно развлекается. Иногда выпрыгивает и совсем как дельфин-маломерка кувыркается в воздухе, рассыпая светящиеся радугой на ярком солнце мириады брызг:
   - Сил девать некуда другу твоему, лейтенант. Красота! - комментирует зрелище главстаршина. А сам с явным удовольствием и завистью наблюдает за очередным воздушным кульбитом морского монстра. И, спохватившись, осуществляет выпускающий контроль готовому к погружению водолазу.
   Погружение прошло спокойно. Никаких синтетических акул не покушалось на жизнь и целостность маленького аквалангиста, сопровождаемого косаткой. Алексею пришлось погружаться довольно глубоко - подводная часть айсберга, всё-таки, под пятьдесят метров. Выяснилась довольно интересная вещь. Глубина моря здесь у самого берега приличная в среднем больше пятидесяти метров. И только в одном месте меньше - от оконечности Птичьего мыса под воду уходит гряда. Вот на эту гряду и налетел своим телом айсберг. Совсем небольшой участок айсберга застрял, но застрял капитально. И ситуация чем-то похожа на засевший на колообразном камне катер, что совсем недавно вытащили со дна морского. "Картина-то похожая, но никакого бульдозера не хватит, чтобы айсберг стянуть с этой гряды. Похоже, безнадёжно," - с сомнением думает Алексей.
   Вечером, уже в Алексеево, завершая свой доклад, Левшаков сделал предположение, что снять айсберг с мели может, пожалуй, только шторм вкупе с каким-нибудь сильным приливом.
   - Как мне кажется, сезон весенних штормов здесь ещё не вполне закончился, а ближайшее новолуние и, соответственно, самый сильный прилив - через неделю. Так что ждём пока... Пока айсберг, как Вы утверждаете, ещё вполне цел. С месяц у нас есть. А потом я и сам не решусь отправляться на нём в длительное плавание. Ждём! И, как пионеры, будем готовы, - подводит итог Берг.
  
   Ещё утром Чайка с Левшаковым выезжали на СП "из просто посёлка Алексеево, что на острове Чукотка", а вернулись в "Чукотский автономный округ" Русского Союза! Проведя полночи в разговорах, а иногда и в спорах, жители посёлка почти единогласно решили не ждать ещё один день, а сообщить о своём согласии уже сегодня. И голоса отсутствующих: ни безвылазно сидящего на СП Иванцова (сейчас в компании с Диком), ни напарников, ни вернувшегося вместе с ними Юрия решения изменить не могли - всё равно, большинство "за" получилось бы. Впрочем, все четверо - тоже "за".
  
   Комментарии к главе 11:
  
   110 - Клаустрофобия - боязнь замкнутого пространства, тесноты, давки. Одна из самых распространённых фобий.
   111 - Реакция зрачков на свет пропадает при температуре тела меньше 27 градусов Цельсия.
   112 - Многозначное русское слово "контора" имеет происхождение из немецкого языка, от слова "kontor", означающее "офис", "бюро".
   113 - Биологическое название косаток - Orcinus orca (лат.).
   114 - На самом деле, название минерала "магнетит" происходит от античного города Магнесия в Малой Азии. Но минерал действительно проявляет магнитные свойства.
   115 - С полным текстом обеих этих инструкций можно ознакомиться в книге Вадима Денисова "Стратегия. Спасатель", издательство Армада & "Издательство АЛЬФА-КНИГА", Москва, 2012, страницы 17-19 и 343-345, соответственно.
   116 - "Начальник Чукотки" - советский чёрно-белый фильм-комедия, поставленный на киностудии "Ленфильм" в 1966 году режиссёром Виталием Мельниковым. Премьера фильма в СССР состоялась 17 апреля 1967 года. В главной роли "начальника Чукотки" снялся замечательный советский актёр Михаил Кононов (1940-1999). Логинов, конечно, внешне не похож на героя Кононова. Но "Маузер" и место действия вызвали у Левшакова однозначные ассоциации.
   117 - Строки из песни "Я в весеннем лесу..." из кинофильма "Судьба резидента". Слова и напев Е. Аграновича.
  

Глава 12. Путь домой

   17 июня.
   Координаты: 59 градусов 42 минуты с.ш., 31 градус 36 минут з.д. относительно нулевого меридиана Замка России.
  
   Рассказывает Левшаков.
   Тогда, две недели назад, всё случилось, как по заказу: к вечеру 2-го июня начало падать атмосферное давление. С запада наползает тёмная полоса облаков - типичный атмосферный фронт. И в полночь налетает шторм. Был он не так свиреп, как первые, пережитые нами ураганы, но, всё же, достаточно силён. А ближе к утру начался сильный прилив. Новолуние, знаете ли.
   Иванцов и Чайка были на СП. Уже несколько дней, как всё готово к неожиданному отправлению. Иванцов, кстати, перед этим разок, всё-таки, выбрался в Алексеево. Только Чайке свой самолёт доверил, больше никому. Вернулся на следующий день, сказал, что словно в городе-миллионнике побывал - такое многолюдство. Отвык, мол. Это ему посёлок в десяток зданий и с населением в двадцать с небольшим человек мегаполисом показался. Хм...
   Когда перед штормом атмосферное давление стало падать, мы, то есть, остальная часть команды СП: Берг, Катя и я ещё были в посёлке. Логинов дал команду своим людям срочно готовить нарты и везти нас на СП. Каюрами - Юрий и Сергей. А ещё с нами попросилась Маша, сказала, что проводит нас до СП. Нарты - большие, по три человека вполне помещаются. Весь посёлок вышел провожать нас. Женщины плакали. Логинов стоял, как потерянный. Явно только сейчас осознал, что он - уже не с нами. Схватили с Максом друг друга в охапку, до треска в рёбрах. Жалко его было оставлять - ехидину такую. Как без него буду? Закисну совсем, наверное... И помчались. Каюры поторапливали собак, не давали лениться... Успели. Облапались на прощание с мужиками, похлопали друга по спинам... А я простился с Машей. Она даже не дала себя обнять! Но поцеловала... Отвернулась и - на нарты. Каюры гикнули, взмахнули остолами118). И мы остались на льдине одни.
   Нет, был, конечно, шанс, что шторму и приливу не хватит сил сорвать айсберг с прикола... Но им хватило. Без потерь, правда, не обошлось. От "парусной" льдины едва ли половина осталась. И та - корявая. И самому айсбергу досталось. Когда его штормом ворочало, то отломило здоровенный кусок со стороны суши - метров сто на пятьдесят. Сначала опасались, что трещина от того места по всему телу нашего плавучего острова пошла. Я потом, когда к следующему вечеру шторм успокоился, погружался, ничего опасного, вроде бы, не нашёл. Но, всё равно, размеры нашего плавсредства заметно уменьшились. И остров слегка покосился - теперь центральный круг уже не так идеально горизонтален, как Логинов в своё время определил. Эх, Макс... встретимся ли мы ещё с тобой, дружище?
   За неделю, прошедшую после нашего совещания по поводу перспектив мобильности айсберга мы успели, как следует подготовиться к возможному неожиданному отплытию. По каналу поставки от Немых (как выяснилось, на Материке, в Русском Союзе, их Смотрящими называют) получили радиостанцию на самолёт и ещё одну запасную. Теперь самолёт и СП со связью. И ещё несколько их, радиостанций, на складе в Алексеево оставили. Нам больше не нужно, а на острове сгодится когда-нибудь. Зачем столько радиостанций, спрашиваете, запросили, если избыток тут же на склад? А всё просто - у Немых странная схема материальной помощи. Этими неведомыми существами задан лимит массы разовой суточной поставки - 120 кэгэ. Не больше. И в этот лимит нужно уложиться одной единственной позицией. Никаких наборов ассорти! К примеру, можешь всего один гвоздь заказать, а можешь - сто двадцать килограмм таких гвоздей. Но только таких. И больше никаких. Вот, и приходится заказывать с лихвой. Но хитрость есть. Для жидких заказов, типа топлива, можно оговорить тару. Мы так и сделали, заказав три раза авиакеросин для нашего "Кашалота" в пластиковых канистрах. Итого имеем дополнительно 360 брутто килограмм горючки. На всякий случай. Если вы помните, то раньше у нас топлива было на одну полную заправку самолёта. А теперь небольшой, конечно, но запасец есть. И это неимоверно радует Валерия Павловича. Больше мы со своими заказами посёлку поставки не срывали - у них, ведь, тоже потребности имелись. Островитяне в курсе были, что мы попытаемся вновь отправиться в дрейф. Не все это с восторгом восприняли, но, в целом, с пониманием люди отнеслись - кто-то, ведь, должен первым дорогу до Материка, до Союза, найти.
   Как вы уже знаете, на льдине нас сейчас пятеро - Логинов на Чукотке остался. На нём теперь большая ответственность за людей и за весь остров лежит. Каждый вечер на сеансе связи с Бергом, да, и с нами со всеми по разным вопросам советуется. В общем, не завидую я ему. И карьера лётчика Максу, похоже, больше не светит - когда ещё на острове самолёты появятся. Но у каждого из нас своя судьба, свой путь. И иногда пути эти расходятся. Как Маша при прощании сказала: "Иди, Лёша, своим путём, своей дорогой, а моё место - здесь, на Чукотке." Так и не согласилась она со мной... с нами на айсберге в дрейф отправиться. Целую неделю её упрашивал... Да... тяжко на душе. Но, может быть, права она? Не знаю, не знаю... И поцелуй её последний был совсем не такой, как обычно, совсем не как нашими с ней ночами, страстный и горячий, а словно... благословляющий что ли... Иди, мол... и, да, прибудет с тобой... нет, не сила, а её доброе слово и память. Какое-то ощущение было, что не свидеться нам больше... Не судьба. Грустно, тоскливо что-то от этого на душе...
   Вот, почему так!? И младше меня Маша... Ведь, четыре года на уровне двадцати одного её и моих двадцати пяти - совсем не мало! А кажется, что она много старше меня и мудрей! Словно какой-то секрет о жизни знает и о нас, мужчинах и женщинах, и о наших отношениях. А я - не в курсе, не посвящённый был до того, как её узнал. А теперь, вот, благодаря ей, посвящён в тайну эту, только не осмыслил ещё до конца. Не прочувствовал, точнее... Пытался с Катей на эту тему поговорить, но она от ответа ушла. Улыбнулась только и сказала: "Просто, ты, Лёша, взрослым стал, наконец-то." И по голове погладила. Ну, точно, как старшая сестра. Всё-таки, в чём-то женщины умнее, мудрее нас, мужчин. В чём-то, словами невыразимым, невербальным... телесным чем-то...
   Ладно, вечером додумаю. Попытаюсь додумать. А сейчас надо щенкам кормёжки задать. Да! Мы ж с собой на Большую Землю двух щенков везём! На одном из последних сеансов связи с Замком случайно проговорились, что на Чукотке есть собаки. Так радист чуть своим воплем не оглушил: "Так щенков везите! Здесь, что собаки, что кошки - страшный дефицит." Вот, и везём. Один - мальчик, сын Каши, назвали оригинально - Шарик. Ну, правда, как шарик. Второй, вернее, вторая - дочка другой поселковой суки (это чтоб генетическое разнообразие обеспечить). Девочку назвали Милка. Обаятельная особа. Так что у нас тут, в кают-компании, сейчас живой уголок, можно сказать. Портим зверюг - с собой держим. Зря, наверное. Но детёныши, ведь. Оба щенка очень любят главстаршину - он их балует. Вечно, что-нибудь вкусненькое, но не очень полезное для собак подсунет. Катя ругается, но сама улыбку сдержать не может, когда к ней эти два пушистых комочка подкатывают.
   Так, сделал дело. Чавкают оба. Теперь надо к метеобудке смотаться, показания снять, а то что-то давно шторма не было. Пора, уж, а то заскучали как-то...
  
   Завершив измерения, Алексей разворачивается на верхней ступеньке, хочется ему на океан взглянуть. Некоторое время просто с удовольствием осматривает синеву горизонта, не торопливо поворачивая голову... "Так! А это что за фигня!?" На востоке-юго-востоке, на пределе видимости, но совершенно явственно над горизонтом возвышается какой-то тёмный объект. Корабль? Остров? Левшаков бежит к единственному оставшемуся на станции складу и забирается на НП, где сейчас дежурит Иванцов:
   - Валерий Палыч, дай бинокль.
   - Что углядел, глазастый ты наш? Ладно, ладно, на... Ну, что там?
   - Не пойму чего-то... Как башня что ли какая! Вон там... На, сам посмотри.
   Минуту, посмотрев в бинокль, Иванцов выдаёт:
   - Мне кажется, что не я, летун, а ты, как морской офицер, должен был сам догадаться, что это. Маяк это! Маяк. Только не работающий. День, ведь, сейчас.
   Спустя несколько минут вся команда СП наблюдала в свои бинокли за неуклонно приближающимся маяком. В этом не было уже никаких сомнений. Первым высказывает свои и, по-видимому, общие мысли Чайка:
   - Александр Владимирович, а почему бы нам не посетить этот интересный объект.
   - Сейчас до маяка не меньше десяти миль. И мне кажется, что нас пронесёт мимо него. И довольно далеко пронесёт. Не меньше, как в милях пяти. На лодке, под вёслами, нам туда не добраться. Только самолётом разве что.
   - Ну, так я и имел его в виду, - и Чайка вопросительно смотрит на лётчика. Тот мгновенно кивает, сам давно мечтает о полёте. А главстаршина продолжает, - Волнения сегодня сильного нет. И Алексей хороший прогноз даёт. Загрузим в "Кашалота" лодку. Приводнимся, надуем её. И к маяку. Разведаем, что там и как. И обратно.
   - А если маяк обитаем? И вдруг его обитатели враждебно настроены. А пулемёты в этом мире имеются. Ты, Степан Иванович, это знаешь.
   Левшаков вступает в разговор:
   - Я могу попросить Свиса разведать обстановку. Он сейчас где-то сильно впереди нас. Ему до маяка не так уж далеко плыть.
   - Хм, никак не могу привыкнуть к такому экзотическому способу связи. Но предложение Ваше хорошее. Выходите на связь с нашим другом, - соглашается Берг.
   Алексей уходит в свой балок. Ему, всё-таки, надо сосредотачиваться на процессе. Просто так, на ходу и на глазах у всех, плохо получается. Через несколько минут младший лейтенант возвращается и сообщает товарищам:
   - Свис уже туда направился. Через час, а, может, и раньше будет там. Заодно сообщил, что сейчас под нами не океанское ложе, а шельф. И глубина здесь около двухсот метров. Не больше.
   - Валерий Павлович, а Вы подготовьте самолёт к вылёту, - решается Берг.
   - Есть, - радостно отвечает Иванцов и в припрыжку, как мальчишка, бежит к стоянке "Кашалота". Уже предчувствует полёт Валерий Павлович. Засиделся на земле лётчик. То есть на льдине.
   Разведгруппа назначена в обычном составе: главстаршина и младший лейтенант.
   Через полчаса сборы закончены. Ещё минут сорок ожидания. Левшакову немного тревожно: "Что-то Свис задерживается. Не случилось чего?" И тут Алексею приходит давно ожидаемое сообщение: "Ничего особо страшного не случилось. Но поплутать пришлось. Кое-как подъём к острову с маяком нашёл. И потом ещё приключения были. Вокруг острова, аж, две акулы, из числа тех, искусственных, вились. Пытались на меня одновременно напасть. Но я поиграл с ними, растянул. И по одной прикончил. Но ещё удивительнее вещь случилась. Когда вплотную к острову подошёл, то, всплыв на поверхность, решил проверить тот ли этот остров. Ну, то есть, маяк-то наличествует или нет. Голову высунул - да, точно тот остров, с маяком. Но на берегу, какой-то здоровенный медведь стоит. Как увидел меня, так в воду и бросился. Это он, вроде как, меня съесть решил. Пришлось дураку башку откусить. И ты, знаешь, на вкус этот медведь оказался, как те акулы. Очень противный. Наверное, этот медведь - не нормальный белый, а тот, который умка. Ну, ты мне рассказывал о них. Сейчас я вокруг острова патрулирую. Так что, если решите к нему добираться, то я там. А нет, так дай знать. Сплаваю, поохочусь. Тут, на шельфе, не плохие рыбные косяки имеются. Перспективные в смысле как следует пожрать." Под конец своего рассказа Свис передаёт Алексею размытую картинку маяка. Нечёткую, потому как у косаток зрение, всё-таки, на подводные условия заточено. Но, в целом, понятно - скала, возвышающаяся над водой метров на десять, и на ней башня маяка с какой-то пристройкой.
   Вернувшийся в действительность после нескольких минут общения с косаткой, Левшаков сообщает товарищам результаты разведки. Общее мнение: "Акулы и умка стерегут что-то ценное - опыт уже есть. Лететь надо обязательно. И раз есть умка, то людей там нет точно!" Берг решает присоединиться к партии. Тут и Катерина заявляет, что она одна на айсберге не останется! Хоть режьте её, хоть под арест сажайте. "И, вообще, почему бы вам, мужчины, отважные разведчики, первопроходцы и открыватели новых земель, хоть один раз с женщиной славой не поделиться, а!? И что тут на айсберге, в открытом океане, может случиться без женского пригляда? Так что я с вами. Вдруг вам помощь медика понадобится. Не дай бог, конечно."
   Опять сборы. Под конец, уже давно собравшийся Чайка, достаёт пустую коробку из-под печенья и кладёт туда щенков: "Я их тут одних не оставлю." Загрустившие было, словно в предчувствия расставания с любимым человеком, щенки лижут огромные ладони главстаршины.
   Наконец, после затянувшихся сборов, а, главное, после нескольких месяцев застоя Ан-3 выруливает на старт.
   - Командир, диспетчерской у нас здесь нет, - радостно, в предвкушении полёта обращается пилот к сидящему рядом Бергу, - К взлёту готов!
   - Взлёт разрешаю, - отвечает тот.
   - Взлетаю!
   И самолёт начинает разбег. Ледяная взлётка заканчивается, и "Кашалот" снова в воздухе! Всё выше и выше. По просьбе Левшакова и Берга Иванцов делает один круг над айсбергом и льдиной - надо воспользоваться случаем и осмотреть "плавсредство" сверху. А потом Ан-3 берёт курс на юго-восток. С высоты маяк виден очень хорошо, в полный рост. До него сейчас миль семь, восемь. И очень скоро стоящий на небольшом скалистом островке маяк - под крылом самолёта. При облёте островка замечают небольшую бухточку-затишок с восточной стороны островка. В бухте от самого уреза воды до основания башни ведут вырубленные в скале крутые ступени. А ещё на небольшой площадке у начала ступеней дежурит очередной умка! Респавн-автомат сработал - заменил почившего в бозе стража.
   А, вот, и Свис. Сверху его хорошо видно. И он опять сражается с акулами! Тем, видимо, тоже рефреш устроили. Спустя пару минут подводная битва окончена. Как всегда, в пользу косатки. Косатка оплывает в сторону от расплывающегося в прозрачной океанской воде бурого пятна - не нравится ему там. И выходит на связь:
   - Алексей, что-то долго вы добирались! Я тут уже вторую зачистку провожу, не считая той первой. Подустал даже чуток.
   - Извини! Сборы... То одно, то другое. Сейчас садиться будем. Только сначала постреляем малость - умку надо обнулить. А ты, пожалуйста, нас из-под воды подстрахуй. Вдруг снова акулы появятся. Неизвестно, как они на поплавки нашего самолёта среагируют.
   Маяк побит жизнью, пошарпан и производит ощущение не просто не работающего, а очень давно не работающего, не рабочего. Башня высотой в девять, а то и десять этажей. Рядом обширный трёхэтажный пристрой с опоясывающим по периметру пандусом и защитной стенкой. Кое-где уже обваливается кладка. Там и сям видны следы долгой, счастливой и сытой жизни морских птиц - здоровенные, раскормленные чайки встревожено кружат над своими гнёздами. Однако, даже в таком, ощутимо ветшающем состоянии маяк впечатляет какой-то суровой, мрачной красотой, почти, как башня Тёмного Властелина с Пылающим Оком на верхотуре. Благо, стоит ясный день, и прожектор не светит. Может быть, вообще не светит. А то, хоть, Гэндальфа с хоббитами вызывай на подмогу. Подаёт голос главстаршина, до того внимательно разглядывавший строение:
   - Командир, а я знаю этот маяк. То есть видел его раньше, на Земле. Это Анивский маяк, что на самой юго-восточной оконечности Сахалина, на мысе Анива, стоит119). Вон и надпись на западной стороне башни успел приметную прочитать. Я её, корявую, ещё с Земли помню. И она тоже на западной стороне была, то есть Немые даже поворачивать его как-то по-другому не стали. Как есть откопировали.
   Самолёт, как раз, летит с нужной стороны, и все успевают прочитать намалёванные белой краской буквы в две строки: "Осторожно, радиация". А над ними - почему-то молния, а совсем не всем привычный круглый трёхсегментный предупреждающий знак.
   - А нам не опасно будет здесь находиться? - интересуется Державина.
   - Не думаю. Изотопный источник на маяке был, пока тот функционировал. А как прекратил свою деятельность, так его сняли и увезли. А надпись осталась. Когда я был на том земном маяке, он был вполне основательно разграблен мародёрами. Ничего там особо интересного и ценного уже не было. Думаю, что и здесь - так же.
   - Но тогда зачем здесь умка толчётся? И акулы в море? - сомневается Левшаков.
   - А, вот, мы и проверим, зачем. Заодно экскурсоводом по маяку поработаю. Хорошо его внутренне устройство помню, - спокойно отвечает главстаршина и начинает договариваться с Иванцовым о последовательности действий при посадке. С умкой напарники будут уже с воды разбираться, не с воздуха.
   Самолёт заходит на посадку. Брызги. Небольшой рывок пассажиров вперёд при торможении. Океанская зыбь подхватывает приводнившийся самолёт - очень непривычные ощущения при посадке! И "Кашалот" не спеша направляется в восточную бухточку. Дремавший до того умка, приподымает свою ужасную морду. Но не найдя ничего, признаваемого его искусственным мозгом за живое, успокаивается - решает продолжить спячку. Всё меняется, когда подобравшись метров на двадцать, гидросамолёт разворачивается боком - открывается дверь. И в её проёме стоят двое живых, двуногих - явные объекты для уничтожения! Умка подскакивает со своего места. Но поздно! Гремят выстрелы. И умка мгновенно лишается двух ног из четырех. А пока полз до края площадки, потерял ещё одну. Но, всё-таки, нырнул. И поплыл! Кособоко, медленно, то и дело погружаясь под воду с головой... но плывёт, зараза! Стрелки подгадывают мгновения, когда умкина голова появляется над водой для вздоха ... Есть! Сразу две пули рвут в кровавые клочья морду монстра. И тот, наконец-то, начинает пускать пузыри. Спустя минуту от Свиса приходит подтверждение: "Лежит на дне. Не движется. Сдох."
   Самолёт подруливает боком к площадке, на которой обнаруживаются два каменных, но вполне узнаваемых кнехта. Чайка комментирует:
   - А, вот, скала здесь немного другая, площадки такой, да, ещё с кнехтами, у земного варианта нет. Наверное, площадка - специально для умки, чтоб ему было, где добычу ждать... И, заодно, пункт респавна. Я так думаю. А кнехты - для его победителей, то есть для нас. Чтоб было, куда плавсредство закрепить. А ещё и лестница. На земном варианте - на западной бетонной стене основания скобы торчали. А здесь можно по-людски подняться.
   Левшаков прыгает с борта на причал. Ему перебрасывают конец. Прилагая все силы, лейтенант подтягивает "Кашалота" чуть ближе. И крепит конец к кнехтам. Иванцов глушит турбину и вслед за остальными выбирается на сушу. Он остаётся здесь, держать и самолёт, и, главное, пункт респавна под непрерывным визуальным контролем. Ну, и занимать это нехорошее место самим собой. А четверо остальных поднимаются по каменным ступеням. Скальная лестница по дуге, в обход бетонной отвесной стены, подводит к самой нижней части пандуса, окружающего пристрой. Прямо в проломе ограждения: "Нечего сказать! Творчески Немые совместили результат разрушения и новодельную лесенку," - думает Алексей.
   И тут людей ждёт первое открытие - с южной стороны пристроя к его стене приделаны восемь секций солнечных батарей! И от них куда-то внутрь здания уходят новенькие провода.
   - Ай-яй-яй! Как же это я!? Узнал маяк, увлёкся, а солнечные панели не засёк, - сокрушается Чайка.
   - Хм, я тоже их не заметил, - смущённо сообщает Берг, - Они, правда, не очень видны на фоне стены. Но всё же. Словно глаза замылены были.
   - Мужчины, а вы не боитесь, что своими громкими голосами выдаёте своё здесь присутствие?
   - Не боимся. Потому как самолётом и стрельбой давно уже сообщили о своём прибытии. Если там, внутри, кто и есть, то уже давно знает о нас. Но там, почти наверняка, никого нет. Птицы здесь, наверху, полные хозяева. Удивляюсь, что они нас до сих пор не атакуют, мы же почти по их гнёздам идём. А ещё - умка у воды. Был. Нет здесь людей, - отвечает Державиной главстаршина.
   Но тут птицы, наконец-то, очухались и пошли на людей в атаку. Как слова главстаршины услышали. Пришлось в темпе бежать по пандусу к проёму давным-давно уже выломанной двери и прятаться внутри пристроя.
   Разором и запустением встретили людей внутренние помещения маяка. Облупившаяся краска на стенах, пятна плесени, ржа на остатках металла, обломки мебели и оборудования, мерзкая труха непонятного происхождения под ногами... И никаких следов на этой трухе. Нет здесь никого, прав главстаршина. А Чайка голосом завзятого экскурсовода вещает:
   - Мы сейчас с вами находимся в помещении кухни и продсклада. Под нами, в цокольном этаже - дизельная и аккумуляторная. Над нами - радиорубка, аппаратное и вахтенное помещения. А жилые комнаты были в самой башне. Сначала. А потом уже наши надстроили на пристройке ещё один этаж. Тот, который сейчас, как вы видели, самый разваленный. Ну, товарищ командир, куда идём сначала?
   - Снизу вверх. И осторожнее, а то мы как-то расслабились. Главстаршина, вперёд, затем Вы, лейтенант. Потом Катя. Я - замыкающий. Всё. Вперёд.
   Они узнали её сразу, как только спустились на цокольный этаж. Это была почти такая же чёрная плита, что они когда-то нашли в туннеле Немых. Почти такая же, но не вполне такая. На этот раз к ней прилагался и терминал. И он не стоял на отдельном столике, он был словно бы притёрт к плите, свободно, но с натягом, ездил по ней, не отрываясь ни на миллиметр, ни на микрон от поверхности. И хотя комплект был в полном сборе, однако, на этот раз дисплей не зажёгся синим и не издал ни единого звука. Выключен девайс! Деактивирован. Но двух мнений не возникло: "Забираем. Пока пусть здесь лежит, а мы дальше пойдём, маяк осматривать."
   Больше ничего призового, то есть того, что можно было бы вынести и увезти собой во всех осмотренных помещениях не обнаружилось. Как и каких бы то ни было следов людей. Но интересное нашлось - блок аккумуляторов, проводка к которому вела от тех самых солнечных батарей, что снаружи стоят. А от аккумуляторов - уже наверх, к источнику света и электродвигателям оптической системы. Всё тоже новенькое, с иголочки. Интересный нюанс - оборудование хоть новое, но выключенное! На стене помещения почти на самом верху маяка, что под оптической системой, обнаруживается блок управления всем этим хозяйством. Главным элементом панели блока красуется двухпозиционный переключатель, стоявший в положении, обозначенном по-русски: "выкл." Управляющий блок связан с фотоэлементами, размещёнными снаружи, на окружающем башню по периметру на балкончике. Сошлись во мнении, что система предназначена для автоматической работы, включая или выключая прожектор в зависимости от освещённости снаружи. Но сама система выключена. Может быть, включить? Посовещавшись, решили включить. Пусть работает объект, коль всё для его работы подготовлено. Может быть, кому и сгодится. Не без некоторого внутреннего трепета Берг переводит переключатель в положение "вкл". Ничего особенного не происходит - день за окном. И фотоэлементы не дают команды включить огонь маяка. Но на панели управляющего блока зажигается несколько надписей: "система включена", "заряд батарей - 100%", "режим - ожидание".
   - Ну, может быть, позже, уже на СП, ещё увидим свет этого маяка, - высказывает общую надежду Чайка.
   После этого Берг оставляет на столе помещения записку. Её получивший общее одобрение текст, как всегда на трёх языках, гласит:
  
   Скала и маяк Анива.
   Координаты:
   широта - 59 градусов 38 минут северной широты,
   долгота (относительно нулевого меридиана замка Россия) - 31 градус 16 минут западной долготы.
   Открыты 17 июня 0003 года разведгруппой ВМФ Русского Союза в составе:
   Капитан третьего ранга Берг А.В.,
   Капитан медслужбы флота Державина Е.А.,
   Капитан морской авиации Иванцов В.П.,
   Младший лейтенант Левшаков А.М.,
   Главный корабельный старшина Чайка С.И.,
   Боевой пловец Свис.
  
   Немного полюбовавшись с самой верхотуры на океан и на свой айсберг, хорошо видный с такой высоты, команда спускается вниз - надо забрать приз. Но сначала пришлось стрельбой разогнать птиц. Полчаса сопения и пыхтения - и мужчины выволакивают плиту на причал. Ещё немного усилий - и она на борту. Алексей сообщает Свису, что они готовы к взлёту, и охрану можно снять. Свис облегчённо отвечает:
   - Хвала морю! А то мне ещё раз пришлось акул укорачивать. Надоело уже. Да, и есть хочется! Так, что поплыву-ка я, пообедаю. Пока.
   И ушёл на промысел. А "Кашалот" пошёл на взлёт. Курс - на родной айсберг, успевший сместиться за время отсутствия людей не несколько миль к востоку. В этом направлении под крыльями самолёта на протяжении нескольких километров тянулось сплошное мелководье: отмели, рифы, леса водорослей, подводные песчаные поля и снова колышимые течениями заросли водорослей... Местами вода разбивалась пенными гребнями о точащие из сине-зелёной воды камни. "А маяк-то не просто так тут поставлен. Он о рифах должен предупреждать," - соображает младший лейтенант, - "Странный гуманизм со стороны Немых." Потом глубина океана стала увеличиваться, мели и рифы перестали быть такими частыми, но, всё равно, ещё встречались.
   Уже на подлёте к айсбергу стало понятно, что летящих в самолёте людей ждёт неприятный сюрприз - айсберг вращается! Как садиться!? Вращение против часовой стрелки, не быстрое, но достаточное, чтобы при заходе на посадку самолёт почти гарантированно снесло с полосы на балки. Вокруг айсберга плавают обломки "парусной" льдины - её площадь ещё сильнее уменьшилась. Вероятно, айсберг зацепился ледяным полем за какой-то риф. От удара поле поломало, а сам айсберг закрутило. Но понимание того, что произошло, не помогает осуществить посадку.
   После несколько кругов над льдиной Иванцов заявляет:
   - Командир, я не замечаю замедления вращения.
   - Да, я тоже не вижу. Вязкость воды не справляется. Уж, очень наш айсберг инертен, тяжёл.
   - Мы, конечно, можем довольно долго над ним кружиться. Топлива ещё хватает. Я тот запас, полученный при поставке от Немых, в баки закачал. Может, карусель за это время и замедлится. Но скоро, уже через час, начнёт серьёзно темнеть. А подсветки на нашей ВПП нет. Надо садиться уже сейчас. Командир, я тут прикинул... При такой скорости вращения могу сесть на айсберг. Буду постоянно подруливать при посадке. Даёшь добро?
   - Можно, вообще-то, и на воду посадку осуществить. А потом на лодке до льдины добираться. Она у нас с собой. Правда, придётся несколько ходок сделать.
   - И потерять самолёт? Мы ж его потом на льдину и айсберг уже никак не затащим. Бульдозера-то у нас больше нет. Я бы, всё-таки, попробовал сесть на нашу ледовую ВПП. Рисково, конечно. Но чувствую, что могу. Так как, командир?
   Полуминутное размышление Берга завершается:
   - Ну, что ж. Даю добро. Давай, Валерий Павлович.
   И Берг сообщает своё решение, стоящим за спиной товарищам.
   Сначала Иванцов делает две пробы, примеряется... И, вот, "Кашалот" на минимально возможной скорости и высоте заходит на посадку. Берг, вынужденный пассивно наблюдать за неслыханным доселе видом посадки самолёта на вращающийся "аэродром", предпочёл смотреть не на приближающийся лёд айсберга, а скосив глаза - на пилота. А Валерий Павлович на время выпал из мира людей - слился с машиной, стал воздушным кентавром: получеловеком-полусамолётом. Горящие азартом глаза, странная сомнамбулическая улыбка на лице и точные, экономные движения рук и ног...
   Подгадав момент, когда точно по курсу самолёта с левой стороны под лыже-поплавки медленно вплывает самое начало ВПП, Иванцов притирает самолёт к поверхности. А потом постоянно подправляет курс аппарата рулём направления, так чтобы с продолжающей поворачиваться ВПП не соскочить. Кориолисова сила тянет всех, находящихся в самолёте, в сторону правого борта120). Скорость самолёта падает, падает... Конец ВПП всё ближе и ближе... Самолёт начинает заносить, заносить... и он, всё-таки, скатывается с ВПП. Но скорости уже почти нет и в этом месте и вне ВПП довольно ровно и гладко. "Кашалот", слегка покачнув с боку на бок крыльями, словно "переступив ногами", останавливается. Передохнув с минуту, лётчик, не торопясь, перегоняет самолёт на обычное место стоянки. Всё, приехали. Смолкает турбина. Из пилотской кабины первым выходит Берг, а следом за ним Иванцов. На ходу недовольно бурчит:
   - Опять мы на, чёрт знает какой, аэродром садились. Ну, что за жизнь! - а у самого от удовольствия светятся глаза.
   Четыре натерпевшихся страха пассажира молча аплодируют пилоту... А айсберг продолжает своё неторопливое, понемногу замедляющееся кружение.
   Команда разгружает самолёт. В последнюю очередь руки доходят и до чёрной плиты Немых-Смотрящих. В сгущающихся сумерках мужчины выволакивают ценный приз из салона "Кашалота". Несут в кают-компанию. Решено объект там пока разместить, чтобы осмотреть, как следует. Над причиной его молчания подумать. И тут где-то на прикрытом полосой тёмных туч западе-юго-западе, на самой линии горизонта, мелькает белый яркий огонь. Через несколько секунд ослабленный расстоянием белый луч снова прокатывается по айсбергу. Маяк заработал! А ещё через секунду из лежащего на чёрной плите монитора инфо-канала, раздаётся уже знакомый звук: "та-а-да-а-да-а!" От неожиданности Алексей, поскользнувшись на луже накопившейся за день талой воды, едва не падает. Но удаётся устоять.
   - А мы, похоже, правильно сделали, что включили маяк, - делает вывод главстаршина. А Левшаков про себя добавляет: "И хорошо, что у нас даже мысли не возникло прибрать к рукам... ну, например, солнечные батареи... или аккумуляторы. Тоже полезные вещи."
   На вспыхнувшем синим дисплее зажигается надпись:
  
   Активация
   Ожидание
  
   Надпись горела всё время, пока плиту несли до кают-компании. Не погасла, как боялись. Ужин, которым сразу после посадки самолёта занялась Державина, откладывается. А перед людьми очередная загадка в русском стиле: "Что делать?" Посовещавшись, обсудив несколько вариантов действий, останавливаются на самом простом - Берг проводит наискосок по безмятежно светящемуся экрану пальцем. И дисплей отзывается:
  
   Организационное поощрение
   Активация обычного режима
   Допустимые кандидатуры на должность Оператора донор-канала:
  
   И дальше по алфавиту:
  
   Берг Александр Владимирович
   Державина Екатерина Алексеевна
   Иванцов Валерий Павлович
   Левшаков Алексей Михайлович
   Чайка Степан Иванович
  
   Для инициации Оператора лист бумаги с его личными данными и отпечатками всех пальцев необходимо положить на донор-панель транспортируемого терминала. Лист с данными Оператора должен быть заверен отпечатками всех пальцев остальных кандидатов, приведённых в списке и живых на момент инициации Оператора. После чего необходимо выйти из операционного зала и ждать звукового сигнала завершения процесса инициации и соответствующего подтверждения на дисплее инфоканала. Время ожидания системы от момента активации обычного режима до ввода данных Оператора - не лимитировано, но возможно лишь в стационарных условиях. Кандидат в Операторы имеет возможность передать своё право другому лицу, как содержащемуся, так и не содержащемуся в приведённом выше списке. Для чего кандидат, решивший передать своё право, должен положить на донор-панель лист бумаги с личными данными его самого и лица, которому передаётся право, и отпечатками всех их пальцев. Личные данные кандидата, передающего своё право, должны быть зачёркнуты. После чего необходимо выйти из операционного зала и ждать звукового сигнала завершения процесса передачи прав и соответствующего подтверждения на дисплее инфоканала. Данная передача прав возможна лишь в стационарных условиях и лишь до момента инициации Оператора.
  
   Спустя сорок минут сообщение погасло и заменилось на негаснущее лаконичное:
  
   Ожидание
  
   При повторных манипуляциях пальцем по экрану вновь появлялось длинное сообщение, которое гасло через очередные сорок минут, заменяясь на краткое: "Ожидание". После пары повторов панель оставили в покое и принялись за давно остывший ужин, заодно обсуждая то, что сообщила им панель. Всех не покидало тревожащее ощущение какого-то подвоха в этом вроде бы поощрении со стороны Немых. Первому точно сформулировать это общее чувство удалось Иванцову:
   - Мне кажется, Немые пытаются спровоцировать нас на игру в стиле "Последний герой", в которой в итоге остаться должен только один. Такое впечатление, что хотят вызвать конкуренцию между нами и посмотреть, что будет: перегрызёмся, поубиваем друг друга или людьми останемся. Тоже мне - испытатели человеческой природы... редиски такие! Жаль, тут дама с нами сидит, а то бы я высказался от души!
   - Разрешаю, Валерий Павлович! Сама хочу! - заявила Державина. Но тоже сдержалась.
   В разговор вступает Берг:
   - Полностью согласен с Валерием Павловичем. Кроме того, только сейчас стало понятно, что и в первый раз, в случае с панелью Спасателя, этот момент тоже присутствовал. Там ведь мы тоже могли, по мнению Немых, начать разборки друг с другом, пытаясь завладеть панелью. Но лимит времени и явная необходимость решать всё быстро не дало нам даже осознать этот подвох. Мы решили вопрос оперативно и без конкуренции. Разумно, то есть. Не клюнули на наживку. Теперь же нам дали очень много времени, явный избыток, чтобы возможные эгоистичные, шкурные желания вполне созрели. Заметьте, мы даже не имеем возможности этот вопрос решить прямо сейчас, чтобы больше не сомневаться и не мучиться выбором - мы движемся, а то есть, согласно инструкции, не можем инициировать Оператора. И когда остановимся ещё не известно. У кого какие соображения имеются, чтобы этот подвох не сработал?
   - Мне кажется, что он и не сработает. Не те мы люди, чтобы друг друга подсиживать. Уж, и не говорю, про большее, - спокойно заявляет Чайка.
   - Тоже так думаю. Но мы должны максимально подстраховаться от влияния, вмешательства посторонних, которые могут подтолкнуть к необдуманным поспешным действиям кого-нибудь из нас, - настаивает Александр Владимирович.
   Молчавший до того Левшаков делает предложение:
   - Мы не можем инициировать Оператора прямо сейчас. Но мы имеем возможность сейчас, по крайней мере, договориться об уменьшении количества кандидатов на роль Оператора передачей своего права одному из нас. При первой же остановке. Я, например, готов отказаться от своего права в пользу... Александра Владимировича. Тут двух мнений быть не может, по-моему.
   - И я, - тут же подаёт свой голос главстаршина, - А свои резоны я ещё прошлый раз изложил. И они с тех пор не изменились.
   Следом почти тоже самое говорят и Державина, и Иванцов. Последний добавляет:
   - Пока я пилот летающего самолёта, мне не нужна никакая плита, будь хоть она из чистого золота сделана. Да, и плохо работа лётчика с требованием стационарности согласуется.
   Все сходятся во мнении, что идея сократить количество кандидатов в Операторы до одного годная, но Берг, всё-таки, возражает:
   - Мы все смертны. Более того, как говорил Воланд - внезапно смертны121). Поэтому, чтобы эта плита ненароком не превратилась в абсолютно бессмысленный предмет, мне необходим дублёр. И из того, что я уже услышал, мне кажется, что лучшим кандидатом будет Алексей Михайлович. Даром что ли он - мой старпом?
   На этом и порешили. При первой же остановке Державина, Иванцов и Чайка передают свои права Бергу, а Левшаков остаётся дублёром командира. И этот факт все присутствующие будут держать в тайне от посторонних. Только, вот, смолчит ли плита?
   После ужина плиту перетаскивают в кубрик лётчиков - там она будет лежать, своего часа дожидаясь. А Иванцов переселяется в кают-компанию к Чайке с Левшаковым.
   Здесь автор снова передаёт слово своему главному герою, Левшаков который.
  
   Только не думайте, что я страшно рад тому факту, что общим собранием назначен дублёром Берга. Ещё та радость! А, впрочем, Берг прав - кому-то надо его подстраховывать, пока эта самая инициация не свершится. Холодная у него голова! Я бы так не смог. Как? А смерть свою возможную предусмотреть в планах, вот как! Хм... то есть не стал я ещё пока настоящим воином. У них... нет, у нас это само собой должно подразумеваться. При необходимости.
   Кстати, о холодной голове. В самом начале второго этапа нашего дрейфа имел я беседу со Свисом по поводу того приступа бешенства, что случился со мной на Чукотке. Нет, оно, бешенство это временное, мне, конечно, жизнь спасло в итоге и существенно облегчило моим товарищам дело освобождения острова от пиратской власти, но... Но мне, всё равно, не нравится так разум терять! И Свису это тоже не понравилось, хотя и у него, благодаря тому случаю, личное достижение появилось. Ну, вы помните, наверное, как он радостно утверждал, что никому из морского народа ещё не удавалось пробудить разум в человеке. А ему удалось первому. Но после того, как эйфория по этому поводу у него прошла, Свис начал упорствовать, что меня надо избавить от возможности повторения подобных эксцессов. И он утверждал, что может в этом помочь, было бы моё желание. А может он потому, как имеет частичный, но прямой доступ к моей психике. Вот, этим мы и занимаемся с ним каждый день.
   Тренировки наши выглядят так. Я ухожу, на всякий случай, с СП подальше. Куда-то на край льдины. Рядом плавает Свис. Интересно, что наш с ним зрительный контакт облегчает всё дело. Потом я начинаю вспоминать то, что меня сильно злило. Понятно, что чаще всего вспоминаю, как на меня Приходько орал, слюной брызгал... А Свис эту злость словно подталкивает - чувствую, как у меня в крови адреналин закипать начинает. И, вот, уже подо мной ощутимо начинает шататься льдина, как тогда земля, вот, уже зрение сужается до узкого конуса впереди и от кожи кровь отливает. Зато бешено учащается пульс, и мышцы словно силой наливаются. На месте сидеть тяжело, хочется или бежать куда-то или драться. Свис утверждает, что в при таких параметрах внутренней среды я в тот раз уже потерял рассудок. А сейчас, вот, уже не теряю. Ещё он утверждает, что не свалиться опять в пропасть беспамятства мне не позволяет его поддержка, своевременно снижающая уровень возбуждения. В общем, рулит моими эмоциями друг водоплавающий, как хочет. Сам он, однако, c "ясными, честными глазами" уверяет, что не смог бы этого делать, если бы не было на то моего согласия. Хм... ну, не знаю, не знаю... А на вопросы и просьбы объяснить, что это такое он со мной творит, Свис начинал мне картинки транслировать - у него у самого явно понятий не хватало. Или у меня у самого - недостаток терминов, чтобы перевести эти образы в слова. А на картинках я узнал нейроны, то есть нервные клетки, и их отростки: дендриты и аксоны. Хватило школьных знаний по биологии. Всё это хозяйство выглядело, как объёмная сеть. Впрочем, это так и называется - нейронная сеть. Так, вот, с каждой тренировкой нейронная сеть в одних областях мозга становилась всё гуще, а в других - заметно прореживалась. Красиво, конечно, но непонятно, как это всё сказывается на моём поведении. Попробовал с Катей посоветоваться. Она, внимательно выслушав мои сбивчивые объяснения, сказала непонятное:
   - Хорошая иллюстрация нейропластичности122). Не волнуйся - это нормальный процесс при любом научении или выработке условных рефлексов. Люди, да, и не только люди, именно так и осваивают новые умения.
   Типа объяснила. Но только, как эти изменения повлияют на моё поведение в стрессовых ситуациях? Что такое формируется в моём мозгу? Пришлось ещё и ещё спрашивать Свиса об этом, пытаясь то так, то иначе переформулировать вопрос. В ходе такого перекрёстного допроса моего друга из его слегка меняющихся ответов начала-таки вырисовываться картина - в ходе тренировок у меня в мозгу формируется дополнительный контрольный центр, не позволяющий терять осознание и контроль над действиями даже во время предельного гормонального "шторма", но при этом не ослабляющий адреналиновый "допинг". Всё это хорошо и заманчиво, но после этих кратких, не более минут десяти, тренировок, меня можно уносить - кое-как добираюсь до своего лежака. Сильнее усталости - только жажда. Жрать тоже хочется. Но сначала - напиться воды и отлежаться!
   А позавчера Свис разрешил мне начать двигаться во время тренировок. До этого я просто сидел. Начали с обычного бега. Наблюдавший со стороны Чайка утверждал, что я, наверное, побил пару рекордов на спринтерской дистанции: земной и платформенный. Преувеличивает, наверное. Но обратно, в наш балок, он меня на руках нёс. Что-то я очень устал. А вчера проверяли мою скорость реакции. Тут уже Степан Иваныч понадобился не только в качестве наблюдателя - был моим спарринг-партнёром. Бил меня сначала только руками, не торопясь и вполсилы... Это было довольно скучно, главстаршина показался мне словно замороженным. Потом темп и силу ударов Чайка явно увеличил. Но помогло мало - ни один удар цели так и не достиг. И тут Степан Иваныч в раж вошёл - начал дубасить меня с максимальной скоростью и силой, с какими мог. А я блоки ставлю на полном автопилоте и даже боли не чувствую! А у главстаршины от каждого моего блока лицо кривится. Так и не смог пробить мою защиту Степан Иваныч. Под конец вижу, хочет в ход ноги пустить - знаете, такой удар, боковой с раскруточкой, в голову обычно. Не помню, как называется. Так я просто отошёл - всё-таки, законы физики никто не отменял, слишком уж большая разница в массе наших тел... Ну, мне показалось, что просто отошёл, а напарник мой заявил, что он даже не заметил, как я сначала был на одном месте, а потом - оказался в другом. Ну, и удар ногой только воздух рассёк, а сам главстаршина равновесие потерял и рухнул на лёд. Сотрясение айсберга вызвал. Мне кажется, на другом конце льдины что-то даже отвалилось. Шучу.
   А потом был откат. Здесь уже я рухнул пластом. Когда адреналиновый прилив сошёл. И опять меня Степан Иваныч на руках домой понёс. Когда отпаивал сладким чайком, сказал:
   - Я тебя, лейтенант, скоро бояться начну. Ты, как боевой робот из фильма фантастического какого-то сегодня был. Ни единого удара не пропустил. И, смотри, сколько мне синяков наставил.
   Демонстрирует свои предплечья - действительно сплошная краснота, которая через пару часов в такую же сплошную синеву превратится. А у меня на руках - ни единого синяка! Зато связки болят. Пожаловался Катерине, она тоже за спаррингом наблюдала. Катя говорит, что слишком быстрые, резкие движения были - вот и потянул сухожилия слегка. Порекомендовала упражнения на растяжку делать, когда растяжения пройдут. Извините, за невольный каламбур. И приказала денёк, другой перерыв в тренировках сделать.
   Вот, и отдыхал сегодня. От тренировок. Только свои обычные дела делал: метеобудка там, дежурство на НП... А Свис на целый день умотал куда-то. И не отзывался даже, хоть я уверен, что слышал он меня, зараза.
   А потом, ближе к вечеру Свис меня... да, что там "меня" - всех нас сильно удивил. Очень сильно. В общем, отозвался он только вплотную к нашему, человеческому ужину - мол, "иду, встречай, знакомиться будешь кое с кем." Когда я всем уже собравшимся в кают-компании сообщил, что Свис меня зовёт, с кем-то познакомить хочет, никто оставаться в помещении не захотел. Все со мной к открытой воде пошли.
   Уже на подходе к краю льдины мы увидели их. Тех, с кем Свис хотел меня познакомить. Дельфины! Два серых блестящих тела то и дело вылетали из воды то друг за другом, то вокруг спокойно плывущего Свиса, а то и перепрыгивая через своего кровного, генетического, как утверждал он сам, врага! И Свис совсем не торопился их прикончить! Более того - явно демонстрировал своё благорасположение к малышам, позволяя им явные шалости.
   - Знакомься, Алексей! Это Красавчик и Волна. А это - мой здешний Пробуждающий, - раздался у меня в мозгу голос Свиса.
   И тут же новые, не знакомые и немного невнятные, словно сквозь помехи в радиоэфире, но явно жизнерадостные голоса:
   - Привет, двуногий! Рады с тобой познакомиться!
   - Это как это ты...? - я даже не нашёлся, как корректно спросить Свиса, в своё время ярко и красочно расписавшего извечную войну косаток и дельфинов на его родной Океании. Но Свис меня понял вполне:
   - А, вот! Сам удивлён. Впрочем, и мои новые друзья тоже удивлены, но они уже привыкли. А я пока ещё не вполне. Продолжаю удивляться сам себе. Дело в том, Алексей, что они тоже с Океании. Земляки, если можно так выразиться о жителях моей родной планеты.
   - А как ты их нашёл?
   - Ну, честно говоря, я сначала охотиться на них начал. Кстати, раньше здесь дельфинов не встречал. Подумал, что они местные. Здесь же не Океания и тамошние правила не охотиться на дельфинов, как на возможную пищу, здесь не действуют. Чужие, не с Океании, то есть, они здесь. И не пробуждённые. Но... нашёл я эту парочку. И начал преследование. Они, конечно, более быстрые, чем косатки. Но менее выносливые. Поэтому при загонной охоте у них никаких шансов спастись от косаток нет. Только разделиться могут и спасти хотя бы часть стаи. Вот, и сегодня, после того, как эта сладкая парочка поняла, что на них началась охота, они разделились. Красавчик на себя моё внимание отвлёкать начал. Волна беременна, малыша в себе носит. Вот он и решил их спасать. Как и положено. Но, прощаясь с подругой, в акустический режим перешёл и прощальные слова совсем не на дельфиньем языке выкрикнул, а на том, что для нас: и косаток, и дельфинов, и для себя самих люди Океании придумали. Чтобы легче было общаться. Чтобы не только телепатически, но и по-простому - в звуковом, доступном для всех трёх сторон диапазоне. Тут у меня аппетит и пропал! Свои! Почему свои, спрашиваешь? Если они всегда врагами были!? Там были! А здесь они мне внезапно показались самыми родными существами. Не считая, пожалуй, тебя, Пробуждающий. Но с тобой у меня другое - ментальное сродство. А с этими ребятами - почти кровное. Воздухом одной планеты дышали, один океан плавниками рассекали. В общем, остановился я и сам голос подал. На том же нашем общем языке. Они и зависли... Тоже не знают, как себя вести... Вроде враг изначальный я им, но и свой одновременно. Впрочем, рассказывать дальше не буду. И так ты уже видишь, что всё у нас мирно получилось. Срослось. Даже поохотились вместе. На сельдь. Она здесь очень вкусная. И ещё... знаешь, я подумал, что люди на Океании, пожалуй, правы были, когда говорили, что у мелких характер лучше и легче, чем у нас, больших. Да, и просто весело с ними. Смешные они, эти мелкие... Так что у меня теперь есть компания. Своя, водоплавающая. Можете на всех нас троих рассчитывать, если что. Ну, мы поплыли. И, да, Алексей, послезавтра очередная тренировка.
   Пока я пересказывал своим товарищам содержание беседы, троица водоплавающих скрылась среди океанских волн. А мы вернулись в кают-компанию. Чайка и Державина сошлись во мнении, что дельфины внешне похожи на земных черноморских афалин. Только чуть потолще выглядят. Видимо, у этих жирка чуть больше - в более холодных водах себя вполне комфортно чувствуют. На что Берг заметил, что земные атлантические афалины встречаются даже около Южной Гренландии. Но не это главное! Товарищи мои, все, как один, были, как и я сам, в сильном удивлении - помнили мой пересказ о войне между косатками и дельфинами на Океании. Чайка в задумчивости произнёс:
   - Вот, скажи, командир... Александр Владимирович, ну, что мы, люди, за существа такие!? Даже косатка с дельфинами помирился, подружился. Которые там, на их планете, даже не разговаривали, сразу друг друга убивать начинали. Разные виды, конкуренты, можно сказать, почти одна и та же экологическая ниша. Или даже хуже: охотники и их добыча. Но ничего - здесь помирились. А мы, люди - всё никак! И наша с тобой личная война с американцами и тут продолжилась. Я уж, думал, хватит - хоть здесь, на другой планете, не будем мы друг друга резать. Ан нет! И здесь, всё та же самая вендетта началась. Только появились мы на Чукотке, так тут же и обнулили американцев. Почти обнулили. И могил на острове прибавили.
   - Не надо сожалеть об этих могилах. Я имею в виду тех мерзавцев, что остров захватили, - это Катя вступила в разговор, - По их делам и кара. Если была бы такая возможность, я бы сама их второй раз порешила. Что они с женщинами творили!?
   - У вас, у женщин, особые отношения и с жизнью, и со смертью, отличные от мужских. Но, всё-таки, почему мы и здесь, на этой новой планете, всё никак не успокоимся, место под солнцем делим? - не успокаивается мой напарник.
   - Предположу, что причина здесь в отношениях с материальным, рукотворным миром, - немного подумав, отвечает главстаршине командир, - Что наша косатка, что эти дельфины, хоть и разумны, но фактически лишены материальных потребностей. Ни одежда, ни жильё, ни орудия труда и отдыха им не нужны. Делить нечего. Нет материальной заинтересованности, следовательно, нет и вражды по поводу их распределения. В отличие от людей, которым просто для жизни очень много чего требуется. И всегда среди нас находятся те, люди или группы, которые пожелают сесть на распределение материальных благ. Здесь, на Платформе, старые стереотипы поведения на Свиса и его новых друзей перестали действовать, а материальной заинтересованности, как не было у них, так и нет. Зато сработало общее происхождение. Вот, и помирились. А у нас, у людей, как были, так и остались материальные интересы. Поэтому, и воюем... Увы. Есть, правда, ещё и моральный аспект у человеческих конфликтов. Но он, если быть совсем уж честным, второстепенен, точнее - является производной от предыдущей материальной и культурной истории народов. По моему мнению.
   - Отсутствие материальных интересов не исключает конкуренции за самок... ну, или за женщин, - возражает командиру Катя, - Этот фактор и на Чукотке здешней сказался.
   - Сказался. Но для наших водоплавающих друзей он не играет никакой роли - они разных биологических видов. А по этому поводу может быть только внутривидовая конкуренция. Вдруг ещё новые самки или самцы косаток и дельфинов появятся. Вот только тогда. Но и то, думаю, что у них и из-за этого до смертоубийства дело не дойдёт, - завершает дискуссию командир.
   На этом ужин наш закончился. В общем, очень серьёзный повод у меня есть, чтоб подумать сейчас, перед сном, о мрачной и деструктивной стороне человеческой природы. Ну-ка, почему бы мне не решить эту мировую проблему... Так, так, счас... тока сосредоточусь... ага... а...
  
   Оставим засыпающего Левшакова в покое. Пусть спит, силы и связки восстанавливает.
   За две с лишним недели плавания ледяной остров понёс существенные потери. От "парусной" льдины почти ничего не осталось - жалкий огрызок, по площади не больше собственно айсберга. Так что СП несло теперь на восток почти исключительно силой течения. Впрочем, скорость этого течения оставалась очень высокой. Установившаяся ясная погода с небольшими плюсовыми температурами днём и с заморозками по ночам превратила площадку СП в одну сплошную лужу днём и в каток по ночам и утрам. Началось активное таяние верхней части айсберга. На подводной части это сказывалось меньше - океанская вода была по-прежнему удивительно холодной. Но тревожное настроение команды СП постепенно нарастало - очень скоро: неделя, две, максимум - три и надо эвакуироваться со льдины. А материка всё нет. Текущая координата айсберга составляла двадцать восемь с половиной градусов западной долготы. Уже один часовой пояс из трёх, отделявших Чукотку от Замка России преодолён. А широта, как была в самом начале дрейфа, ещё в марте, около шестидесяти градусов к северу от экватора, так и оставалась до сих пор примерно такой же. Течение несло СП почти точно на восток, словно очерчивало некий материк, лежащий к северу. Впрочем, члены команды в самом начале своего приключения, в самый первый день, ещё когда летели на самолёте, уже видели, как выглядит эта ледяная земля.
   За время своего второго дрейфа команда СП-40 бис выходила на связь не только, со ставшей почти родной новой Чукоткой, но и с Замком Россия. Иногда в открытом режиме, слегка шифруясь. А иногда полностью в зашифрованном циферью виде. А для составления шифра использовалась та самая книга, купленная Левшаковым ещё в Североморске - "Стратегия. Замок Россия". Ещё во время пребывания на Чукотке по совету Берга эту книгу по каналу получили и в Замке Россия. Надо ли говорить о том, какой шок вызвало у обитателей Замка появление книги, изданной на Земле и описывающей самый начальный период их жизни на Платформе-5! А потом выяснилось, что и продолжения имеются. Но не позже текущей даты, то есть узнать, что будет дальше, всё же, никак не удастся. Хвала Смотрящим, что хоть свободы выбора не лишили!
   Так что о примерной географии вокруг Новой России и состоянии дел в Новой Евразии команда СП была, в общем и целом, в курсе. В том числе и об оказавшихся неожиданно враждебными украинцах с какими-то их "сотнями" какого-то "майдана"123). Неожиданная и тревожная информация. А, ведь, анклав украинцев, как раз на пути возможного перелёта к Замку Россия. Как на данный момент этот путь команде представляется. Но до материка ещё надо добраться. А его всё нет.
   На следующий день Свис со товарищи преподнесли ещё один сюрприз - привели с собой косатку. Вернее, детёныша косатки. Чуть-чуть больше дельфинов. Малыш явно опасался Красавчика и Волну, к Свису жался. Шёл за ним как на привязи.
   И Свис, и дельфины утверждали, что малыш - местный, не с Океании. На Океании детёныши косаток в таком возрасте уже все пробуждённые. Развитие их мозга вполне позволяет. Но не понятно, почему он один? Где его стая? Где мамка его, в конце концов? И пока он не инициирован, не пробуждён, образы, которые он способен передать Свису, очень нечёткие, размытые, непонятные. Что-то очень сильно напугало малыша, что-то очень нехорошее случилось с его семьёй. А акустический язык у него совсем другой: что-то пищит, свистит, а что - не понятно.
   - Вот, Алексей, давай, оправдывай своё звание Пробуждающего, - почти командует Левшакову Свис.
   - А как? Я ж не умею, - пытается сопротивляться человек.
   - Да, что там уметь! Просто представь, что будишь его, разговариваешь с ним. И всё! Я многократно при таких процедурах присутствовал, - уверенно заявляет Свис.
   - Ну, попробую. Но гарантий не даю. Да, и помоги мне тогда - сделай так, чтобы я его глаза видел. Насколько по опыту с тобой знаю, так легче дело пойдёт, - соглашается человек.
   - Правильное решение, - одобряет косатка и подталкивает детёныша ближе к льдине.
   И у Алексея получилось. Как, спрашиваете? Это вы у него самого и спросите, а автор телепатического дара лишён. И объяснить не может.
   Ошарашенный произошедшими изменениями в самоощущениях малыш пытался то удрать, то, наоборот, прижаться к старшему, к Свису. Некоторое время Свису и Алексею пришлось потратить на то, чтобы успокоить ребетёнка, убедить, что присутствующие Красавчик и Волна ему не враги. Оказывается, здесь, на Платформе, не только косатки свои имеются, но и дельфины. Но ни Свис, ни Алексей, ни дельфины, так и не поняли - что же такое произошло с семьёй малыша? Понятно только, что ребёнок уже пару дней один, очень напуган и элементарно голоден. Ну, что ж, будет приёмным, как "сын полка". Так за ним и закрепилось имечко - "Сынок".
   - Мы отлучимся, покормим малОго. Тут рядом совсем недавно хороший такой косяк трески проходил. Заодно поучим Сынка, - сообщает Свис, как-то само собой ставший командиром в своей маленькой команде. И они уплывают. Только спинные плавники ещё мелькают вдали, меж волнами.
   На следующий день тренировки Алексея со Свисом продолжились. На этот раз Левшаков пробовал стрелять: и из своего Глока, и из карабина. Выяснилась неожиданная проблема - характерное для боевого транса туннельное зрение с фокусировкой на дали не давало сконцентрироваться на прицельных приспособлениях, что резко снижало точность стрельбы. Это раз. А, во-вторых, сильно усиливался тремор рук, что, понятно, тоже не улучшало показателей. Единственным, но слабым утешением было то, что темп стрельбы Алексей мог поддерживать чрезвычайно высокий.
   Чайка подсказал решение первой проблемы, сказав простое:
   - Если стрелок выносит оружие на линию прицеливания уже с ровной мушкой и сохраняет её в течение всего времени нажатия на спусковой крючок, то ему и не надо фокусироваться на прицельных приспособлениях. Тренируй вынос оружия с ровной мушкой. И всё. Просто сделай это десять тысяч раз правильно - и дело в шляпе. А лучше - сто тысяч раз.
   Легко сказать "сделай это десять тысяч раз правильно"! Но Свис и здесь помог найти решение. Используя свой прямой доступ к психике Алексея, он смог резко ускорить выработку этого полезного условного рефлекса - выдерживать всё время ровную мушку. А проблема тремора решилась ещё проще. Поскольку внутреннее время Алексея при входе в боевой режим резко ускорялось, то, невзирая на дрожание рук, он мог элементарно выбрать момент, когда нажимать спусковой крючок, а именно, когда линия прицеливания проходила через цель. Заодно, слегка "пошуровав" в мозгу Алексея, Свис помог сделать правый глаз своего Пробуждающего ведущим. Как вы, наверное, помните, до того ведущим глазом у правши Левшакова был левый. Согласно его фамилии. Что тоже очень сильно мешало младшему лейтенанту при стрельбе.
   Через несколько дней проблем с попаданием в цель у Алексея уже не было.
   Единственное, что слегка смущало Левшакова, было то, что при входе в боевой режим он начинал чувствовать себя не имеющим собственную волю субъектом, а объектом, орудием - словно его тело выполняет чью-то волю, а он просто наблюдает за всем этим увлекательным процессом. И это при том, что точно также ясно сознавал, что в любой момент может сам сменить задание своему телу, перенаправить действия или вовсе выйти из состояния боевого транса. Но ощущение того, что он - чьё-то орудие не покидало молодого человека. И тревожило. Свис отнекивался: "Нет, это не я! Правда, не я. Это ты тот дублирующий центр в мозгу, который мы с тобой организовали, чужеродным воспринимаешь. А на самом деле - он часть тебя. Так что - спокойно, Алексей, спокойно."
  
   В ясный полдень двадцать пятого июня дежуривший на НП Левшаков, отняв бинокль от глаз и переполошив всю СП, заорал во всё горло:
   - Я вижу гору!
   Далеко на северо-востоке над горизонтом белела вершина какого-то пика.
   К вечеру стало понятно, что это не единичная вершина - по соседству с белым пиком стали появляться и другие вершины. Тоже белые от покрывающих их ледников. Грандиозный горный хребет, уходящий куда-то на восток-северо-восток! А берега всё не видно. Только вершины гор. Следующее утро так и не принесло ясности - ещё больше гор виднеется на переднем плане, перед белыми гигантами, а берега континента всё нет и нет! Но некоторые признаки приближения земли появились: ощутимо снизилась широтная составляющая скорости айсберга, а значит - и течения. И проявился небольшой пока снос на юг. А ещё - прилетели чайки.
   И только к вечеру команда СП увидела берег! Фантастическая картина открывалась глазам путешественников - айсберг словно гнало в угол между двумя радикально, предельно разными мирами. К северу от айсберга, слева по курсу, в десятке километров - сплошная белая стена ледников, спускающихся в море, скалы и кое-где плывущие и уже редкие льдины... Белый почти стерильный мир ледяного континента. Привычная картина, какую они уже видели не раз. Совсем другая картина прямо по курсу всё сильнее замедляющегося айсберга - тёмно-зелёные холмы и предгорья, уходящие куда-то на восток и превращающиеся там, вдалеке, в плато с высотой в три, три с половиной километра и плавно спадающее в лежащую к югу равнину. А между этими двумя мирами: белым и зелёным - расчленённая на несколько параллельных хребтов величественная, вырастающая прямо из океана стена горного массива, с венчающим гребнем розовых в лучах вечернего солнца заснеженных гигантов. И над вершиной самого высокого пика, словно на подставке - бледный диск только что взошедшей из-за горизонта Луны. Не удержались - засняли эту эффектную картину на фотоаппарат. С помощью оставшихся на СП геодезических приборов Берг на пару с Левшаковым определили высоту вершины. И оторопело сообщили цифру товарищам: "Десять тысяч сто с гаком метров над уровнем моря!" На километр и почти триста метров выше земного Эвереста. И получалось, что увидел Левшаков этого гиганта с расстояния, аж, в триста семьдесят километров!
   Ещё час движения - и айсберг словно споткнулся. Встал. Рывок не сильный, но вполне ощутимый. Словно судорога проходит по ледяной толще. При ударе от айсберга отваливаются остатки пакового льда... Но совсем ледяной остров неподвижным не остаётся - потихоньку против часовой стрелки поворачивается. Обусловленный формой береговой линии поворот течения делает своё дело - разворачивает айсберг и понемногу стаскивает его с мели. Почти час неторопливого разворота - и СП снова в пути. В течение ближайших нескольких часов айсберг ещё несколько раз "спотыкался" и приостанавливался, но раз за разом могучее течение стаскивало его с мелей и влекло всё дальше и дальше на юго-восток, вдоль проплывающего в десяти километрах зелёного берега континента, до которого, наконец-то, добрались.
   За время первой вынужденной стоянки Берг с Иванцовым успевают определить актуальные координаты СП: двадцать два градуса и сорок три минуты западной долготы и пятьдесят восемь градусов семь минут северной широты. Полтора часовых пояса до замка Россия. И две тысячи двести пятьдесят километров. Далеко! "Кашалоту" не дотянуться. Надо плыть дальше.
   Вечером, сидя в кают-компании, обсудили новые географические открытия. Общее удивление вызвала картина стыка двух миров: ледяного берега к северу от грандиозного хребта и зелёного к югу от него. Как такое может быть? Левшаков вполне предполагал ответ, но слегка сомневаясь в его правильности, дождался, когда Берг сам ответит товарищам:
   - Напрасно удивляетесь. Аналогии с картиной, которую мы только что наблюдали, есть и на Земле. Во-первых, с тем фантастическим хребтом, вернее, о целой системе хребтов, настоящей горной стране, разделяющих эти два мира. Лично мне эти горы напомнили Гималаи и Тибет, образовавшиеся из-за того, что при столкновении Индостанской и Евразийской континентальных плит первая заползает под вторую, сминая край Евразийской плиты в виде Гималаев и вызывая поднятие Тибета. Вот, и здесь явная картина столкновения двух континентальных, литосферных плит. Условно назовём их Южной и Северной. Здесь, по-видимому, Южная плита наползает на Северную. Недаром к югу от хребта мы видели что-то очень похожее на самый край некоего высокогорного плато. Местного Тибета, так сказать.
   Глотнув чая, Берг продолжил:
   - А теперь, о самой возможности столь близкого сосуществования таких разных миров, таких разных климатических поясов: арктического к северу от хребта и субарктического или даже умеренного - к югу. Начнём с того, что сама система двух этих земель: Северной и Южной напомнила мне земную Антарктиду. Да, да, Антарктиду... Погодите, погодите - не торопитесь возражать мне, что, мол, тот земной материк полностью покрыт льдами, а здесь мы этого не наблюдаем. Во-первых, земная Антарктида не представляет собой единого континента. Она состоит из двух разнородных частей: Восточной Антарктиды, занимающей бСльшую часть площади, и Западной Антарктиды, представляющую собой нечто вроде большого полуострова континента. А отделены они друг от друга, между прочим, совсем не малыми Трансантарктическими горами. Что структурно напоминает и наш случай. Однако, вернёмся к разности климатов. Так, вот, будет вам известно... ага, вижу, что нашему Алексею Михайловичу это уже известно... известно, что ледниковый покров Антарктиды возник тридцать, тридцать пять миллионов лет назад. Но это относится только к ледникам Восточной Антарктиды. А Западная Антарктида ещё долгое время была свободна ото льдов. Более того, там был вполне умеренный климат: с лесами, реками и прочим. И только, когда образовалось Циркумполярное течение, отделившее всю Антарктиду от тёплых океанских вод, покрылась льдами и Западная Антарктида. И, между прочим, до сих пор климат Западной Антарктиды заметно мягче, по тамошним меркам, конечно, климата Антарктиды Восточной. В нашем же случае, никакого циркумполярного течения явно не существует. И южная часть континента, которую, как мы уже знаем, в Замке Россия называют Новой Евразией или просто Евразией, по-видимому, омывается тёплыми течениями, не позволяющими ей покрыться льдом. Но, если когда-нибудь Новая Евразия продвинется ещё дальше на север, то вполне возможно образование и на этой планете Циркумполярного течения. Что, скорее всего, приведёт к полному оледенению уже всего континента, который я бы уже сейчас называл Арктидой. Или, как вариант, Гипербореей. А Новую Евразию, мне кажется, правильнее называть Евразийским полуостровом Арктиды. Кстати, местный ледяной континент, похоже, заметно больше земной Антарктиды. Та на большей части своего протяжения не заходит севернее шестьдесят шестого градуса широты, а на Платформе ледяной континент вплотную примыкает к шестидесятому градусу широты. Он был на протяжении всего нашего дрейфа от СП всего в паре, другой сотен километров, не дальше. И в заключении, вот, вспомнил сейчас... Если вы помните, то в книге... я "Стратегию" Вадима Денисова имею в виду, профессор Гольдбрейх ещё в самом начале предположил, что "холод" здесь существенно ближе, чем на Земле124). Подтверждение этому мы видели сегодня собственными глазами. И я надеюсь в скором времени познакомиться с этим интересным человеком.
   Небольшую молчаливую паузу обдумывания сказанного командиром прервал Иванцов:
   - Александр Владимирович, мне не понятно, почему ты те Северо-Западные острова, про которые нам сообщили из Замка, называешь континентом. Арктидой той самой? Ведь на глобусе планеты, что у наших имеется, там никакого континента нет, а только острова.
   Берг, заметив, что Левшаков, аж, дёрнулся, чтобы ответить лётчику, но сдержался, предложил:
   - А, вот, пусть Алексей Михайлович ответит. Он, похоже, имеет, что сказать.
   По мнению Алексея, ответ здесь предельно ясен:
   - Валерий Павлович, тут всё очень просто. Как я думаю, на глобусе Платформы показаны контуры твёрдой суши, со снятым ледовым покровом. Так, если с земных Антарктиды и Гренландии мгновенно удалить ледники, то и они будут выглядеть, как скопище больших и малых островов. Как архипелаги.
   - Хм, интересно... А убедил, - соглашается с младшим лейтенантом лётчик.
   В заключение собрания по доброй традиции дали названия вновь открытым объектам. Горы, разделяющие северную и южную части континента, назвали не очень оригинально - Гималаями, опустив слова Новые или Платформенные. Всё равно, со временем название сведётся к одному слову. Самый высокий пик сначала хотели в память о земных Гималаях назвать Эверестом, но передумали. С подачи Левшакова гиганта назвали Таганай, что в переводе с башкирского означает "Подставка Луны". Дело в том, что в окрестностях его родного уральского Златоуста есть горный хребет с таким названием. И пусть тот земной Таганай не вздымает свои вершины на десять километров, а всего на километр с небольшим125), но название, уж, очень подходящее для той картины, что наблюдали своими глазами всего несколько часов назад. Так самой высокой вершиной западных, а, может быть, и всех Гималаев оказалась вершина с уральским именем Таганай. Нормально, да!?
   Следующие несколько дней течение несло айсберг на юго-восток, неуклонно приближая СП к Замку Россия. Мели на пути больше не встречались, зелёный берег Евразии то исчезал из поля зрения, то вновь появлялся. В радиоэфире, помимо регулярных программ и сообщений Русского Союза, зазвучала испанская, португальская, китайская, английская и французская речь. Обычно очень короткие сообщения, явно шифрованно-условные, быстро сменяемые национальными музыкальными шлягерами, но один раз Катерина, знавшая помимо английского языка ещё и испанский, успела услышать что-то о "русском айсберге". О них уже знали не только в Замке Россия! Понятно, что этого рано или поздно следовало ожидать, но некая тревога поселилась в умах команды СП.
   Левшаков ежедневно погружался под воду. Осматривал донную часть айсберга, которая с каждым днём вызывала всё больше и больше тревоги: промоины во льду, выбоины и трещины от ударов о мели... Компанию ему неизменно составляла почти вся водоплавающая команда, шутя расправлявшаяся с синтетическими "гренландскими" акулами, которые всё не оставляли попыток закусить, как человеком, так и кем-нибудь из водоплавающих. А численность водоплавающих росла с каждым днём - ежедневно Свис и его команда приводили всё новых и новых косаток и дельфинов: и с Океании, и местных. А местных надо было ещё и пробуждать. Тоже Алексею забота. Он уже перестал запоминать новичков. Через неделю после поворота течения команда водоплавающих составляла семь косаток и полтора десятка дельфинов разного пола и возрастов. А ещё нашлась мамашка Сынка! Это оказалась совсем молоденькая самочка. На вопросы о том, что же такое произошло с её стаей, и почему она бросила своего ребёнка, ответ был очень интригующий и одновременно тревожащий. Её стая услышала некий "зов", идущий откуда-то из глубины океана, но влекущий, совсем наоборот - на берег, призывающий выброситься на берег, покончить жизнь самоубийством. Косатка-мать утверждала, что каждый член стаи осознавал гибельность этого призыва, но сил не подчиниться не было! Так сладок был этот "зов"! Саму косатку спасло только то, что она разрывалась между требованием "зова" и страхом за своего ребёнка, который в отличие от остальных членов семьи оказался невосприимчивым к этому не понятно чьему призыву. В последний момент, перед броском на отмель она нашла в себе силы отвернуть... и ушла искать сына. А найти Сынка долго не могла, потому как просто не узнала из-за произошедших с его мозгом изменений.
   Алексей, кстати сказать, заметил, что молодая мамаша и Свис явно положили друг на друга глаз. Так втроём в основном и держатся - куда ж теперь Сынок от матери и от того, кто стал ему приёмным отцом. Косатки, да, и дельфины тоже, оказались куда откровеннее людей в своих сексуально-матримониальных отношениях и в обсуждении этих отношений. Но Алексей, всё равно, как-то не рисковал шутить со Свисом на тему сердечных привязанностей. Вдруг друг обидится.
   Предчувствуя скорую необходимость покинуть айсберг, команда перенесла в самолёт всё, что необходимо с собой забрать с обречённой на неизбежную гибель СП, и то, что необходимо для срочного взлёта. Донор-панель отправилась в самолёт одной из первых. На её мониторе по-прежнему флегматично горела надпись: "Ожидание". Проблем с электропитанием у панели, по-видимому, просто не существовало.
   Вот уже несколько дней всё готово к срочному взлёту: "Кашалот" заправлен под завязку, всё, что можно вынести со склада, вынесено. Даже спят все уже в одежде, готовые в любой момент сорваться с места - и на взлёт. Тем более, что, вот, уже пару дней, как Замок Россия - в пределах досягаемости одного перелёта "Кашалота". На пределе, но уже можно дотянуться. Но хотелось бы, конечно, иметь некоторую возможность для манёвра. Вот, Берг с Иванцовым и выжидают. И каждый день посылают младшего лейтенанта под воду - айсберг осматривать. А Алексей выбирается из-под воды с каждым днём всё более и более в мрачном настроении - донная часть айсберга всё больше и больше напоминает кусок ноздреватого сыра. Всё сильнее и сильнее теплеющая вода делает своё разрушительное дело - уже не промоины, а целые пещеры зияли в толще льда. Очень тревожно было младшему лейтенанту, видевшему всё это своими глазами.
   Наконец, вечером 3-его июля Берг, посовещавшись с Иванцовым, сообщает, что команда оставляет СП завтра утром. Сразу после завтрака.
   Перед засыпанием Алексей пообщался со Свисом, рассказал, что они завтра покидают айсберг. Людям и водоплавающим придётся расстаться. Однако, Свис отнёсся к этому достаточно спокойно:
   - Не волнуйся зря. Я... мы тебя всё равно найдем. Будь только где-нибудь на краю большой воды. Лучше океана или моря. А за нас не беспокойся - команда наша подобралась будь здоров! На Океании такого не было. Здесь - совсем другое дело. Пусть нас боятся! А вам - удачи! Доберитесь до своих. И до встречи, друг!
  
   Комментарии к главе 12:
  
   118 - Остол - шест каюра.
   119 - Маяк Анива - заброшенный маяк на скале Сивучья. Высота башни составляет 31 метр, высота света - 40 метров над уровнем моря, дальность действия маяка составляла 17,5 мили, то есть 32,4 км. Маяк Анива был установлен в 1939 году, в период японского владычества на Южном Сахалине и Курилах. Башня имеет 9 этажей. На цокольном этаже располагались дизельная и аккумуляторная. Первый этаж с пристройкой занимали кухня и продовольственный склад, второй - радиорубка, аппаратная и вахтенная. В третьем, четвёртом и пятом этажах башни были жилые комнаты, рассчитанные на 12 человек.
   120 - Сила Кориолиса - одна из сил инерции, возникающая при движении объекта относительно вращающейся системы отсчёта. Имеющие достаточное физическое образование люди должны знать, что это за сила или, по крайней мере, знать, где прочитать о ней. А не имеющие достаточных знаний люди могут испытать её на себе сами, попытавшись идти по прямой на вращающейся карусели или в салоне автобуса, производящего поворот. Только, смотрите, не упадите!
   121 - "Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус!" - фраза Воланда из романа Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита".
   122 - Нейропластичность - свойство мозга животных, выражающееся в возможности изменяться под действием опыта, восстанавливать утраченные связи после повреждений или в качестве ответа на внешние воздействия. Это свойство, может проявляться в разных масштабах, от изменения отдельных нейронов до переназначения ролей целых областей коры головного мозга.
   123 - Автор напоминает, что герои были перенесены с Земли на Платформу-5 из марта 2013 года, то есть ещё задолго до "майданных" событий на Украине осенью того же года с последующим государственным переворотом в феврале 2014-го.
   124 - См. стр. 195"Стратегия. Замок Россия": "... холод к нам ближе по широте, нежели это было в покинутом мире".
   125 - Самой высокой вершиной хребта Таганай является гора Круглица (1178 м), расположенная в 15 км от Златоуста.
  

Глава 13. Последний рывок

   Раннее утро 04 июля. И солнце ещё не взошло.
   Координаты: 48 градусов с.ш., 12 градусов з.д. относительно нулевого меридиана Замка России.
  
   "Ох... что-то я напился сегодня капитально! Последний раз так курсе на третьем со мной было... Блин, как земля качается! Не-е, надо отлежаться... не пойду сегодня на лекции... Только не будите меня. Вот, не надо этого!" - снится Левшакову. А потом Алексей сквозь сон начинает понимать, что не пил вчера вечером ни грамма, и что давно уже не студент, и что будит его не сосед по комнате в общежитии, а его водоплавающий друг Свис:
   - Алексей, срочный подъём! Да, просыпайся же ты, наконец! Ну, что у вас, двуногих, за природа такая - полностью отрубаться из жизни на несколько часов! Подъём, тебе говорят! С айсбергом беда! Вставай! Ну, давай же, друг!
   - Проснулся, проснулся я, - отвечает человек. И, раскрыв глаза, ощущает всем телом, что качка ему совсем не приснилась! Ледяной остров, привычно воспринимавшийся, почти как твёрдая земля, раскачивается из стороны в сторону! Раньше, какой бы ни был шторм, никакой качки, ни бортовой, ни килевой (впрочем, где у айсберга борта и киль?) не ощущалось - слишком ледяной остров был тяжёл и велик для океанских волн и ветров, чтобы колыхаться, как простой кораблик. А сейчас качается с боку на бок! "Ой, беда! В любой момент кильнёмся!" - соображает, наконец-то, пришедший в себя младший лейтенант и орёт во всё горло:
   - Тревога! Подъём!
   И тут же раздаётся грохот посыпавшихся со своих диванчиков, внезапно вспомнивших свои учебки лётчика и главстаршины. А Левшаков уже бежит к балку Катерины и Берга. Через пять минут вся команда, подхватив давно собранные рюкзаки и оружие, уже спешит к самолёту. Главстаршина, кроме того, тащит заранее приготовленный завтрак, а Левшаков - коробку со щенками. Эта мохнатая парочка продолжает спать - ничего их не берёт. А ещё через несколько минут, освобождённый от расчаливающих тросов самолёт, взревев турбиной, выруливает на старт. Качка очень серьёзная - опора то ощутимо проваливается под самолётом и людьми, то, наоборот, людей вжимает в скамьи и кресла, а самолёт - в лёд. ВПП ходит перед носом самолёта из стороны в сторону и вверх-вниз. Хорошо, хоть, частота этих колебаний не высокая. Делать нечего, не ждать, же, полного оверкиля! И Иванцов начинает разгон. "Как землетрясение баллов в шесть, семь. Так мне взлетать ещё ни разу не приходилось! Даже с "Адмирала". Ну, что ж, пусть это будет первым разом," - мелькает мысль у пилота. А дальше он снова покидает мир людей - работают одни рефлексы: вовремя подрулить, поддать "газку", когда надо, и подгадать момент отрыва... Всё! "Кашалот" в воздухе! Прощай, родная СП! Прощай, айсберг!
   И только сверху людям открывается шокирующая картина - от айсберга осталась едва ли треть. БОльшая часть отвалилась и распалась на несколько кусков. А кое-какие из них так даже перевернулись вверх изъеденным морской водой дном. Всё это хозяйство из разнокалиберных обломков айсберга растянулось на несколько километров. Что послужило причиной такого внезапного "великого облома", не понятно! Но понятно, что им страшно повезло! Кусок айсберга с СП "решил" не переворачиваться, а тактично разбудил своих пассажиров: "Пора, пора вам, ребята, сходить с поезда. Приехали!"
   "Может быть, опять наш айсберг на мель наехал? Уже никогда не узнать," - мрачно думает Левшаков, иррационально чувствуя себя виноватым за едва не случившуюся катастрофу. И соображения, что именно он изо дня в день стращал товарищей катастрофическим состоянием подводной части ледяного острова, не помогают. "Спасибо, Свис!" - думает Алексей и тут же получает ответ: "Даже не благодари. Не за что... И, да, это была подводная скала. Она своей верхушкой всего лишь царапнула дно айсберга, но ему хватило - накопившиеся внутренние напряжения тут же разорвали ледяную толщу." И Алексею демонстрируются "видео", как это всё происходило. Кто-то из команды Свиса видел это всё своими глазами и передал товарищам, а Свис - Алексею. "Еле-еле сами успели свалить подальше от этого великого облома. Хорошо никого из наших не зацепило," - Свис комментирует "видео". А у Алексея другие картинки встают перед глазами: лопающийся от единственного накола ножом спелый арбуз или стекло, надрезанное алмазом и ломающееся по царапине он малейшего нажима... "М-да... угораздило," - думает Левшаков и ещё раз благодарит своего водоплавающего друга и... Немых. Почему-то ему кажется, что без участия этих неведомых существ и их незаметной помощи так дёшево команда СП бы не отделалась. Может быть, он и не прав. Может быть, им просто повезло...но разумно ничем не обоснованное чувство благодарности к Немым у Алексея, всё-таки, возникло.
   Сразу после взлёта вышли на связь с Замком. Сообщили цифровой код - заранее обговоренный сигнал о срочном взлёте в связи с аварийным состоянием айсберга. Радист, сидящий в Замке информацию принял, пообещал тут же доложить Президенту. "И не боится его будить простой радист? Раннее утро же ещё! Наверняка, ведь, спит Главный," - мелькает в голове у Левшакова.
   Под крыльями самолёта, держащего курс на встречу встающему из-за горизонта солнцу, океан. А впереди - кажущийся тёмным из-за света в глаза гористый берег континента. Старые горы плавными мягкими волнами тянутся вдоль всего побережья и понемногу снижают к югу свою итак небольшую высоту. Левашков занял место рядом с пилотом. Ему, как самому остроглазому, поручено быть наблюдателем. И он свою новую роль быстро оправдывает:
   - Наблюдаю малое судно. Следует точно противоположным курсом. Я, так думаю, к нашему айсбергу. Активно дымит. Пароходик, что ли, какой?
   Через несколько минут уже все видят и с интересом разглядывают небольшое паровое судёнышко с высокой тёмной дымящей трубой.
   - На большой баркас похоже. Но приличный такой. Вон даже надстойка немалая имеется, - комментирует зрелище главстаршина. Потом добавляет, - И баковый пулемётик у них, таки, имеется. Похоже, старый, добрый "Браунинг". Знатная машинка.
   Иванцов на всякий случай взял повыше. Вдруг стрелять начнут. И заложил круг вокруг судна.
   - Флаг непонятно какой. Наполовину зелёный, на другую половину - красный. И что-то круглое посередине, - умудряется рассмотреть младший лейтенант.
   - Судя по флагу, это португальцы. И нам из Замка сообщали, что у них здесь поселение на побережье имеется. Сесимбра, - напоминает своим товарищам командир, - А нечто круглое посредине флага - это армиллярная сфера. Был такой навигационный прибор в эпоху великих географических открытий. На гербе и флаге земной Португалии она тоже присутствует.
   И как подтверждение словам Берга зашипела рация и оттуда зазвучала мягкая шипяще-укающая португальская речь. Впрочем, недолго. Очень скоро язык Магеллана сменился вполне приличным языком Шекспира - сидящий на рации потомок великого путешественника явно сознавал, что на английском его поймут скорее:
   - Капитан Луиш Перейра и команда "Навигадор Джи Энрике126)" приветствует русский самолёт! Давно вас ждём! Полконтинента только о вас и судачат.
   "М-да! По-тихому перелететь в Замок не удалось! И волну нашу уже отследили, заразы," - соображает младший лейтенант.
   - Я давно подозревал, что наше путешествие - местный секрет Полишинеля, - с явной досадой в голосе комментирует Чайка.
   Далее следует ответное приветствие Берга. От португальцев тут же - приглашение на посадку возле Сесимбры: "Там у нас очень удобная, тихая бухта имеется. Отдохнёте..." Вежливо отказались. На вопрос, куда следует судно, португальцы, не таясь, ответили:
   - А к вашему айсбергу. Думали, что вы ещё там. Познакомиться хотели. Но если вы его уже покинули, то, если не возражаете, мы, всё равно, его посетим. Интересно, как вы там, на этой льдине, столько времени дрейфовали. И, вообще, ваш айсберг припозднился - последний в сезоне. В прошлые года раньше ледоход заканчивался.
   "Ага. Только познакомиться... Только посмотреть... Если не возражаем... Ну, ну!" - недоверчиво думает Алексей. А Берг прямым текстом сообщает:
   - Пожалуйста, пожалуйста. Но только учтите, что айсберг в очень плохом состоянии - в любой момент может опрокинуться. Мы поэтому его срочно и покинули. Но, впрочем, если рискнёте, то всё, что там сможете забрать - ваше. И удачи! А нам надо дальше лететь.
   - Адеус! До свидания! И вам - удачи, - следует ответ капитана Перейры.
   А ещё через час от него же - ещё одно сообщение. Португалец явно расстроен:
   - Не успели мы! Ещё на подходе айсберг ваш перевернулся. Хорошо мы от него в полутора кабельтовых были - не зацепило! Так что ваша станция... со всем добром под воду ушла. Э-эх! Несколько брёвен только на поверхности плавать осталось. Но этого у нас и у самих достаточно. Леса вокруг Сесимбры такие, что нашей земной родине и не снились127). Правда, три пустых топливных бочки выловили... Но, зато, хотя бы, зрелище великолепное было! Когда ещё такое увидишь!
   Посочувствовали, ухмыльнулись - сорвалась мародёрка у португезов. И немного позавидовали - шоу с оверкилем айсберга мимо прошло. А ещё всех охватило какое-то грустное чувство - навсегда ушёл в прошлое их временный дом, дрейфующая станция СП-40 бис.
   Под крылом уже берег материка. Океанский прибой волна за волной равнодушно и методично долбит прибрежные жёлтые скалы. И раз за разом рассыпается белыми пенными лохмотьями по яркому ультрамарину воды. В десятке километров к югу видна совсем не малая Сесимбра и её действительно очень удобная и просторная бухта. А впереди - широкая полоса невысоких хребтов, тянущихся вдоль берега континента, с севера на юг. Горы, как уже знают Берг и его команда, называются вполне ожидаемо - Кордильеры. В память о земном горном массиве, тянущемся с запад на восток через весь Пиренейский полуостров. Хотя Левшакову они больше всего напоминают опять же его родной Урал - такие же плавные и мягкие очертания гор, так же покрыты хвойными лесами, такие же скальные останцы торчат, то там, то сям по вершинам, такие же тонкие вьющиеся вдоль долин серебристые ленты речушек и ручьёв. Какие там безлесные испано-португальские Кордильеры!? Урал родной!
   Иванцов взял ещё выше - уже на полутора тысячах идёт "Кашалот". Очень не нравится пилоту известность и популярность! После откровенных слов португальцев ("спасибо им за предупреждение!") понятно, что уже все: и кому надо, и кому не надо знают, что русский самолёт летит над Новой Евразией. И куда летит, тоже всем понятно. А, ведь, команде надо где-то сесть, чтоб уговор о передаче прав на управление панелью Немых исполнить. Не до Замка же тянуть! Там хоть и свои, но... пока с ними команда не знакома лично! А поэтому лучше поберечься.
   Несколько раз мелькнули избы. При мимолётном взгляде сверху - точно такие же по стилю, как и их станционные склады. Один раз даже из трубы шёл дым - очевидно жилое сооружение. И редкие полосы лесных дорог. В основном вдоль горных долин. Очень редко - через перевалы. Периодически фотографировали местность. Но полёт, ради того, чтобы выяснить детали, не прерывали и не замедляли. Быстрее, быстрее на восток! В обход земель враждебно настроенных по непонятной причине украинцев.
   Наконец, самолёт пролетает над крайним, самым восточным хребтом. Вдоль хребта цепочка блестящих от утреннего солнца разнокалиберных озёр. Настоящий Озёрный Край. Но по-настоящему крупных нет - не больше километров трёх, четырёх в самых широких местах. И самолёт продолжает путь. По-прежнему на восток. Там по описанию, переданному из Замка, должна быть пара довольно крупных озёр. На одном из них было предварительно решено совершить посадку. Между собой решили. В Замок не сообщали. Но пока - внизу лес. Точнее даже тайга. По большей части тёмнохвойная.
   И, вот, впереди заблестело большое озеро. Из кабины самолёта форма водоёма напоминает сапог или латинскую букву L. Впрочем, если с юга смотреть, то явно цифра 7 просматривается:
   - Впереди озеро Семёрка. О котором нам из Замка инфу передавали, - сообщает сидящим в салоне Левшаков, - А южнее должно быть поселение Канони. И ещё более крупное озеро Корисион. Вон оно уже тоже видно на горизонте, к юго-востоку. А сейчас мы пересекаем шоссе, идущее из Северного Союза на юг, к этому-самому Канони.
   - Валерий Павлович, снижаемся. Нам надо присмотреть место посадки на Семёрке. Пора нам с плитой Немых разобраться, - приказывает и тут же поясняет свой приказ Берг.
   Долго искать не пришлось. В южной части пустынного озера, в полукилометре от ближайшего берега, присмотрели одинокий покрытый лесом островок. На нём и решили сделать остановку. Сделали круг на малой высоте и скорости. Убедились, что вокруг островка никаких камней: ни надводных, ни подводных нет. Сквозь слой прозрачной воды видно лишь ровное песчаное дно. И самолёт идёт на посадку...
   В атмосфере утреннее безветрие. А на воде - ни волны. Штиль. Самолёт садится ровненько и мягко. Наверное, даже пассажирские лайнеры садятся жёстче, чем Иванцов приводнил "Кашалота". Неторопливая, острожная рулёжка по воде. Всё ближе и ближе к островку. И, вот, уже давно опорожнённые от топлива лыже-поплавки самолёта мягко наезжают на песчаное дно. Всего в трёх метрах от берега.
   Первыми, как всегда, идёт пара разведчиков. Впрочем, быстро выясняется, что на островке никого нет, но он, всё-таки, периодически посещается людьми, рыбаками: старое кострище на полянке в десяти метрах от берега, выложенный камнями небольшой, в метр длиной причальчик для лодки, обрывок старой сети в кустах, обожженные консервные банки... Были здесь люди. Были... Но давно. Не меньше недели прошло. И напарники идут дальше. Покрывающий островок светлый сосновый лес с подлеском из рябины, ольхи и черёмухи в двухстах метрах от противоположного берега заканчивается небольшой скалой. Левшаков взбирается наверх. За скалой пролив, отделяющий остров от большой земли. Разведчик осматривает в бинокль противоположный берег. Никого, ни души, пустынно, спокойно... Ярко светит тёплое июльское солнце, ясное синее небо над головой, штиль, тишина, покой, зелень, негромкий щебет птиц...
   На обратной дороге натыкаются на поляну, сплошь покрытую спелой земляникой. Алексей не удерживается, начинает её собирать. И себе в рот, и в ладонь, для Кати. Главстаршина не торопит своего молодого напарника. И только, когда крупные тёмно-красные уже начинающие перезревать ягоды начинают скатываться с Алексеевой ладони, молча кивает головой в сторону самолёта: "Идём уж. Нас же ждут." На месте старого кострища, в десятке метров от самолёта, главстаршина останавливается:
   - Лейтенант, ты разведи костерок. Постарайся не очень дымный, - главстаршина по-свойски предлагает занятие старшему по званию товарищу, - Катерина нам обед сготовит, пока мы с донор-панелью Немых разбираться будем. А я Катю нашу сюда сейчас перенесу, чтоб она ноги не мочила. Впрочем, вода в озере теплющая. Так и тянет искупнуться.
   Алексей не успел даже дров насобирать, так и стоял с ладонью полной земляники, как Державина, перенесённая на закорках Чайкой - уже на берегу. Алексей без слов протягивает Кате землянику - а она с испугом смотрит на его кроваво-красную ладонь! И только через секунду с облегчением выдыхает:
   - Фу-у! Привидилось! Мне сначала твоя ладонь, покрытой кровью показалась... А это... земляника! Какое чудо!
   - Угощайся, Катя. Очень вкусно, - и Левшаков пересыпает землянику в ладонь девушки. Несколько ягодок не помещаются в новой ладони, скатываются. Державина рефлекторно пытается их поймать, дёргает рукой и прижимает земляничины к своей груди. И давит мягкие, сочные ягоды о футболку.
   - Ну, вот, испачкала! Неловкая какая! - расстроено и смущённо говорит Катя. Но благостная обстановка начала летнего дня действует и на неё, не давая сильно переживать по таким пустякам. А на футболке девушки, чуть выше края рёбер, расплывается, темнеет большое красное пятно...
   Через десять минут костерок из веток сушняка почти бездымно греет подвешенный над огнём котелок с водой. Катя вскрывает консервные банки, нарезает хлеб. Левшаков ходит с дозором по периметру островка. Иванцов обшаривает утренний радиоэфир. Полное спокойствие на радиоволнах: только музыка, то китайская, то испанская, то вдруг - родная русская. Причём, последнюю транслирует совсем не Замок! Оказывается, есть на Платформе ещё какие-то поклонники русского рока и шансона. А в салоне самолёта командир на пару с главстаршиной освобождают донор-панель от бесцеремонно наваленных на неё вещей. Панели, впрочем, эта вольность нипочём - на мониторе всё также спокойно и равнодушно горит слово: "Ожидание".
   Через полчаса всё готово для передачи прав кандидатов в операторы панели. Сама панель освобождена от вещей, лежавших до того на ней. Коробка с дрыхнущими щенками вытащена на берег. "Кашалот" закреплён воткнутыми в песок шестами. Это чтобы его волнами случайно не сместило - все помнили требование Немых о "стационарности условий". Окна в салоне самолёта на всякий случай зашторены. Подготовлены три листка с данными и отпечатками пальцев Иванцова, Державиной и Чайки, передающих своё право Бергу. Листки положены на донор-панель. Двери в кабину пилотов и из салона наружу закрыты. И все перебираются на берег, обед уже доходит. Пока обедают, положенные сорок минут как раз пройдут.
   Впрочем, так как позавтракать нормально команде сегодня по причине срочного взлёта не удалось, то вся еда с расстеленной на траве клеёнки была сметена в течение минут десяти. Лениво потягивая чай, главстаршина делает предложение:
   - Командир, а почему бы нам не искупнуться? Пока время есть.
   - Что и говорить, заманчивое предложение. Только, вот, плавок у нас нет. Как-то не предусматривалось купание перед началом нашей экспедиции.
   - А что простые трусы не сгодятся? Мы ж не в Сочах, на пляже! Форсить не перед кем. Все свои. Вон, лейтенант наш, тот в своё время и вовсе нагишом не постеснялся. Мы, конечно, не такие смелые, но и в трусах обычных смогём... Ну, как, Александр Владимирович, даёшь "добро"? А Катя нас посторожит. С дозором походит. А потом мы ей самой дадим возможность искупнуться. Успеем все. До конца процесса передачи прав ещё минут двадцать с небольшим. А потом сразу - на взлёт.
   - А! Уговорил! - соглашается Берг.
   Державина с явной завистью и от этого с недовольным видом, подхватив карабин, удаляется вдоль берега. А все мужчины начинают раздеваться. И, спустя минуту, мягкая, прозрачная вода тёплой, нежной волной омывает, обтекает тела купальщиков. Поплавав и поныряв минут пять-семь, мужчины выбираются из озера. Обсыхают на берегу. А Катерина уже обошла островок и нетерпеливо ждёт своей очереди.
   Приблизившись к воде, стягивает с себя футболку и приостанавливается - девушке совсем не хочется мочить бельё. В мокром потом сидеть противно будет. А сменка упрятана глубоко в рюкзаке, в салоне самолёта. И туда сейчас нельзя. Катерина оборачивается к своим товарищам:
   - Так, мужчины! Всем отвернуться. Буду по Лёшиному методу купаться, голышом. И, чур, не подглядывать! А то вылечу до смерти при случае. Ну, что стоите-смотрите!? Отворачивайтесь, давайте! Отворачивайтесь...
   Четверо мужчин покорно поворачиваются спинами к озеру. Впрочем, успевший полностью одеться Чайка тут же применяет военную хитрость - из нагрудного кармана достаёт металлическое зеркальце для подачи световых сигналов и с очевидной заинтересованностью смотрит себе за спину. Деталей в таком зеркальце не очень-то разглядишь, но общие очертания фигуры - вполне. Потом оттопыривает на кулаке большой палец вверх - всё, мол, супер! Иванцов завистливо вздыхает. А Чайка молча семафорит товарищам - можно обернуться. Но прижимает палец к губам: "смотри, но молча!" Трое мужчин: сам Чайка, Иванцов и Левшаков абсолютно синхронно оборачиваются. И только Берг сдерживается, хотя и на его лице явственно различимы следы внутренней борьбы. Борьбы благородства с естественным желанием.
   Девушка неторопливо входит в озеро. Вода уже достигает середины её бёдер. Плавные очертания женского тела, не нарушаемые перетяжками бельевых резинок и бретелек, заставляют мужчин невольно задержать дыхание от восторга... А потом девушка с головой ныряет в ласковую воду, сверкнув на мгновение ягодицами, бёдрами, икрами и пятками... Мужчины отворачиваются. И терпеливо не смотрят в сторону купающейся ещё минут десять... А одевшийся Берг подхватывает карабин и уходит с дозором по острову.
   Наконец-то испытание выдержки заканчивается:
   - Ух, как хорошо! Спасибо... Нет! Большое спасибо! И можно оборачиваться.
   Посвежевшая после купания Катя испытующе поглядывает на мужчин... Но их кирпичеподобные морды абсолютно непроницаемы, ничего по ним не понять: видели, не видели, подсматривали, не подсматривали... Катерина от этого почему-то немного расстраивается: "Ну, вот! Устроила им такое шоу! А никто не оценил. Хоть бы один обернулся. Хоть бы один. Один бы, хотя бы... Один..." И смотрит на только что вернувшегося Берга. На него одного. Встречается глазами: "Нет, ничего в его синих льдинках не прочитать! И не сердце у него в груди, а такой же кусок льда! Кай ты мой сказочный." А в голове у Берга вертится отчаянная мысль: "Чёрт меня задери! Как она красива! С ума можно сойти!"
   Из самолёта раздаётся знакомое: "та-а-да-а-да-а!" В данном случае это сигнал завершения процесса. Забравшиеся в салон самолёта люди на мониторе донор-панели читают надпись:
  
   Передача прав успешно завершена
   Допустимые кандидатуры на должность Оператора донор-канала:
   Берг Александр Владимирович
   Левшаков Алексей Михайлович
   Ожидание
  
   Всё. Дело сделано. Можно лететь дальше. Снятые с донор-панели вещи снова возвращаются на свои места. Ещё раз обшаривается радиоэфир. На волне неизвестных любителей русской музыки немного насморочно поёт Макаревич свой старый "Новый поворот. И мотор ревёт"... Всё, вроде бы, спокойно в эфире. И через двадцать минут самолёт покидает гостеприимный островок.
  
   Их ждали. Пулёмётная очередь беспощадной плёткой-семихвосткой хлестанула наискосок по фюзеляжу не успевшего набрать высоту самолёта: от верхнего крыла к хвостовому оперенью. С десяток пуль порвали тело "Кашалота" в разных местах. Две из них прошили обшивку возле головы Берга: одна - справа, чуть выше головы, другая - сразу над левым плечом, разбила иллюминатор. И обе ушли навылет с другой стороны самолёта. А следующая пуля...
   Заглянувший из пилотской кабины в салон сразу после обстрела Левшаков на несколько мгновений потерял дар речи. И только потом, снова обернувшись по ходу движения, выдавил из себя хриплое:
   - Катя! Они убили Катю!
   А в салоне Берг, подхватив обмякшее тело, пытался придавить ладонью, остановить поток крови из раны в верхней части груди девушки:
   - Степан, пакет! Быстро пакет!
   Чайка и без этой команды уже вовсю шуровал в медицинской укладке, доставал перевязочный набор. Быстрей! Быстрей, главстаршина! Бледное, белое, словно покрытое известью, безжизненное лицо Кати наводит ужас на привыкших к смертям мужчин! Пусть кого угодно из них убила бы эта пуля! Но только не её!
   В пилотской кабине мгновенно постаревший лет на десять Иванцов с каменным заострившимся лицом проверяет состояние самолёта. Всё, вроде бы, цело!? Всё!? Всё работает! Докладывает. По большей части, сидящему рядом младшему лейтенанту и самому себе:
   - Самолёт не пострадал. Серьёзно не пострадал. Можно продолжать полёт.
   И добавляет:
   - Ну, почему я сейчас не на своём мигаре!?
   А в Левшакове вскипает уже ставшее привычным осознанное, контролируемое бешенство. И никаких мыслей в голове... Кроме одной: "Я убью их всех!" Встаёт со своего места. Снятый с крюка на переборке карабин ложится в руки. Низкий нечеловеческий голос, больше похожий на рык, почти инфразвук, вырывается из горла младшего лейтенанта:
   - Валерий Палыч, разверни самолёт! Пройдись над ними ещё раз. Правым бортом.
   Лётчик бросает взгляд на своего молодого товарища. И следует короткий ответ:
   - Сделаю. Убей их всех, лейтенант!
   А Алексей уже в салоне:
   - Степан, открой аварийный люк. И держи меня. Пока я буду стрелять.
   Чайка, достав что-то из своего рюкзака, открывает люк на правом борту самолёта и встаёт за спиной у Алексея, придерживая того за пояс одной рукой и опёршись в борт самолёта другой. И голос главстаршины рефреном озвучивает ту же самую мысль:
   - Убей их, лейтенант!
   Перед тем, как встать перед открытой дверью, Левшаков бросает взгляд на мёртвое Катино лицо: "Я отомщу за тебя, сестрёнка!" Катерина лежит на полу. Над ней, коленями в тёмно-багровой лужице, склонился командир - прижимает к груди девушки ватно-марлевый тампон. Алексей встречается глазами с Бергом. И в побелевшем от едва сдерживаемой ярости взгляде командира без труда читается: "Убей их!"
  
   Панас, опершись на самодельную турель для РПК, с расстройством сплюнул на землю: "Ушли москали!" А, ведь, он знал, что не мазанул, попал в этот кукурузник! Не мог он промазать в ещё не набравший высоты и летящий на малой скорости самолёт. Даром что ли он в недалёком прошлом - один из лучших "кулэмэтныков128) " батальона "Азов"129), а ныне - лучший пулемётчик местной первой сотни. Честно говоря, пока единственной сотни единственный пулемётчик! Да, и, вообще, не сотни. И не полусотни. Взвод всё никак не набирается! К тому же несколько недель назад эти чёртовы кацапы сильно проредили ряды побратимов. Уж, очень зло русские за тот вертолёт дрались - украинцы два уазика потеряли и чуть не десяток бойцов, включая сотника Олеся130). И всё - зря! Хорошо, хоть, этот бортовой грузовик уцелел. Теперь это их единственный джихадмобиль. Нет, есть ещё, конечно, вон тот испанский сеатик "Ибица" с дырой в крыше для стрелка. Но проходимость у мелкой легковушки совсем не та, что у грузовичка...
   А сегодня рано-рано утром выяснилось, что есть возможность сквитаться с москалями. Португальцы без задних мыслей и тени сомнений всей округе сообщили, что самолёт русских взлетел со своей льдины и держит курс на восток. То есть, получается, что в обход Новой Украины. "Знают о нас суки финно-монгольские! Берегутся." А ещё несколько недель назад свой человек в главном поселении русских, в Замке Россия, сообщил во Львов, что на борту у русского самолёта будет некий ценный груз. Какой груз тот человек не сообщил, сам не знал. И, соответственно, сотник Олесь ("Упокой, Господь, его душу!") тоже не знал и бойцам своим не сказал. Но тот дознатчик клялся и божился, что не пожалеет тот, кто этот груз перехватит. Вот, сегодня не свет, не заря и пришлось бойцам вскакивать на машины и на перехват самолёта выдвигаться. Ближе к возможному пути перелёта москалей.
   И тут такая удача - русские на озере Сим131) остановку сделали! Рыбак-украинец, из западенцев, обосновавшийся в Канони и ночевавший на западном берегу озера, доложился. По радио. Командиры с ним ещё дней десять назад договорились: если увидит русский самолёт - пусть включает какую-нибудь русскую же музыку. Это чтобы украинской речью или шифрованной циферью рашню не пугать. Для этого и рацию ему хорошую выделили. Договорились о том, какую песню, когда и по какому поводу включать. И, вот, сработало! Зачем москали остановку сделали - не понятно. Но сделали. И это позволило украинским "сечевикам" устроить полноценную засаду на лесной дороге, проходящей параллельно южному берегу озера, всего в ста метрах от воды. Жаль, только плавсредств с собой не взяли - на островке бы русских накрыли. А рыбачок лодочку свою зажал - за сохранность имущества побоялся. Жлоб!
   Когда раздался рокот взлетающего самолёта, все наличествующие бойцы были уже готовы к стрельбе в пять стволов: один РПК, три АК-47 и даже десятник Стас-Кыянын приготовился из своей "Беретты" стрелять. Но попал в самолёт один только пулемётчик Панас. У всех остальных такого опыта, как у него не было - мазали отчаянно. Однако, никакого видимого эффекта эта стрельба на летательное средство не произвела. Точно так же ровно гудя турбиной, как и до стрельбы, самолёт скрылся за верхушками деревьев. И производимый им гул становится всё тише и тише... Расстроенный неудачей пулемётчик думает: "И не слышно, чтоб там, в лесу, что-то упало и взорвалось. Жаль! Так было б славно! Ну, что ж, ладно, ушёл москалик... Потом за побратимов отомстим. А зараз надо бы перезарядиться. Для порядка." Хлопцы начинают расстроено и во всё горло галдеть, обвиняя друг друга в плохой стрельбе. Панас извлекает из РПК пустой магазин и тянется за новым... Какой-то сильный гул за спиной. Пулемётчик оборачивается... Из-за края леса, с другой стороны, не с той, куда залетал, со спины к стрелкам, выныривает русский самолёт. В открытом аварийном люке самолёта виден стоящий малорослый человек с винтовкой в руках. Вспышка выстрела... И это было последнее, что видел в жизни, пулемётчик первой львовской сотни, по имени Панас. Потому как свинец в голове не очень способствует остроте зрения. Да, и самой жизни тоже.
  
   Очень быстро стрелял Левшаков. Почти на пределе скорострельности своего "Тигра". По ощущениям Алексея, ему ещё и ждать приходилось, пока винтовка после очередного выстрела снова готова будет. Потом, вспоминая это "избиение младенцев", Левшаков заново переживал и донельзя странное, пугающее ощущение того, что это не он стрелял, а ним, Левшаковым, стреляли, что был он тогда не субъектом, а всего лишь оружием неведомого потустороннего стрелка... Несколько секунд почти пулемётной стрельбы и живые цели закончились. А, вот, ещё один! Убегает. Нет, придётся и ему тут лечь. Навсегда... Ни одного промаха. И стрелок начал делать контроли сомнительным телам и дырявить транспортные средства с трезубами на капотах. Пробиты бензобаки обеих машин. Льётся струйкой бензин из канистры в кузове грузовичка. А самолёт всё кружит и кружит в вираже над местом былой засады. Главстаршина протягивает лейтенанту ещё один магазин:
   - Лейтенант, в магазине зажигательные. Всё думал, зачем я их, вообще, взял! А, вот, пригодились. Сожги тут всё к едрене-фене!
   Ещё несколько выстрелов и весёлый, жаркий огонь начинает жадно хрустеть вражеской автотехникой. И пожирать трупы врагов.
   - Всё! Всё, лейтенант, ты отомстил, - почти по-отечески обнимает за плечи своего напарника главстаршина. И потом кричит в кабину пилота, - Валерий Палыч, дело сделано. Уходим.
   А у Алексея начинается привычный откат. Слабеют руки - вот-вот, карабин вывалится из рук. И подкашиваются ноги. Чайка подхватывает оседающего Левшакова и мягко опускает того на пол, прислонив к горе вещей посредине салона.
   "Кашалот" набирает высоту. А сзади чадно дымят два больших костра. Взрываются бензобаки, оглушительной трещоткой рвутся оставшиеся неизрасходованными боеприпасы, лопаются шины и с хрустом корёжится металл кузовов...
  
   Из навалившихся на Алексея слабости и отупения выводят вылезшие из своей коробки щенки. Шарик и Милка тычутся влажными носиками в ладонь лейтенанта и жалобно скулят. Словно почувствовали маленькие собаки, что плохо человеку на душе. Пожалеть пытаются. Алексей подносит к лицу свои руки - на них до сих пор темнеют следы от земляничного сока: "Действительно, как кровь. Руки в крови... По локоть теперь... Правильно Кате показалось... Ну, и ладно! За Катю могу и повторить... Катя-я-я, а-а-а!" В отчаянии Левшаков поворачивает голову, чтобы взглянуть на мёртвую Катерину. А там командир и главстаршина аккуратно бинтуют с двух сторон грудную клетку девушки. "Зачем? Она же мертва..." - безнадёжно думает Алексей. И тут до него начинает доходить, что вряд ли его старшие товарищи бинтовали бы мёртвое тело! "Она, что!? Жива!?" И как подтверждение догадки Берг, посмотрев в глаза Алексею, говорит:
   - Она жива. Ещё жива. Но...
   Договорить, что "но", даже, если было, что сказать, командиру не удаётся. Из пилотской кабины кричит Иванцов:
   - Командир, мы течём! Эти сволочи, всё-таки, повредили самолёт. Скорее всего, не топливопровод, а один из баков, похоже, повреждён. Течь небольшая, но теперь нам горючки может не хватить до Замка.
   Взглянув на перебинтованную Катерину, Берг переходит в пилотскую кабину. Через минуту установлена связь с Замком. После кратких приветствий в Замок сообщается главное:
   - Подверглись обстрелу. Украинцы... Да, это были украинцы. Имеем тяжелораненую. Наш врач. Сквозное ранение в верхнюю часть грудной клетки. Повреждена правая ключица. По крайней мере, ключица. Может быть, что-то ещё. Большая потеря крови. Кровь четвёртой группы. Резус - отрицательный. Редкая кровь. Срочно ищите доноров... Сейчас кровотечение остановлено. Раненая - без сознания. Пульс редкий... Самолёт повреждён. Вполне управляем, но теряем топливо. Можем не дотянуть до Замка. Сообщите возможные места посадки... Где мы? Только что прошли озеро Корисион. Идём на Замок по прямой. Высота около трёх тысяч... У Замка будем часа через три. Если топлива хватит... Нет, на озеро возле Каира садится не будем. Повторяю, не будем. Будь они хоть трижды союзники. Прямо по курсу есть ещё какие-нибудь водоёмы?... Донец? А как эта речка?... Извилистая, мелкая... Ладно, посмотрим, когда поближе подлетим... Главное, чтобы медики там нас ждали! Всё, отбой связи.
   И томительно потянулись часы перелёта. Впереди отроги хребта Этбай. Иванцов вертикального манёвра не делает - горы, отделяющие арабские земли от зоны африканских племён, особыми высотами не блещут. Вполне безопасно и на трёх кэмэ оставаться. А, вот, и Каир виден. Кто-то пускает зелёные сигнальные ракеты в сторону обширного озера, на берегу которого стоит арабская столица. На посадку приглашают. Но раненый "Кашалот" упрямо рвётся на юго-восток, в Россию.
   Под крылом - степи. Огромные бизоньи стада кочуют по обширным и пока ещё зелёным в начале лета просторам. Впереди блестит извилистая лента реки. Это Донец. Пилоту приходится снизить высоту полёта - надо осмотреть реку. Но ниже тысячи "Кашалот" не опускается. Иванцову очень не хочется снова подставить самолёт под пули каких-нибудь неожиданных стрелков.
   - Нет, командир, не сесть нам тут. Слишком мелкая и слишком извилистая речушка. Трудно просто прямой участок в сотню метров найти. А ещё, вон, и камни видны. Лучше нам будет в чистом поле приземляться, чем на такую воду, - выдаёт свой диагноз пилот.
   - Ну, что ж - летим дальше. И будем надеяться, что топлива хватит до Волги, - соглашается Берг. И сообщает о своём решении в Замок.
   Иванцов начинает неторопливый подъём. И скоро "Кашалот" снова на трёх тысячах. Выше подниматься Валерий Павлович не решается - за Катерину боится. И на трёх то тысячах уже кислорода маловато, а выше - тем более.
   Берг переходит обратно в салон, а место рядом с пилотом вновь занимает Левшаков.
   И, вот, впереди, почти в двухстах километрах появляется, блестит, сверкает в отражённых лучах солнца большая река. Волга! Русская река Волга. Какая она широкая!
   Снова связь с Замком. Там видят самолёт. Сообщают погодную и водную обстановку: температуры воздуха - под тридцать, ветер умеренный, юго-восточный, но с порывами до 35...38 кэмэ в час с переменных направлений, волнение на реке пока силе ветра не очень соответствует - волны не выше полуметра высотой. Но это пока - есть тенденция к усилению и ветра, и волнения. "Быстрее бы добраться до посадки, пока погода не ухудшилась," - думает Иванцов. Замок запрашивает состояние раненой. Следует ответ: "Без изменений. Стабильно тяжёлое." Из Замка сообщают, что медики уже готовы к приёму раненой. Желают удачи при посадке.
   Волга всё ближе и ближе... Вот, до западного берега всего полсотни километров. Видны распаханные поля. Вот, уже всего тридцать километров до воды. Не больше... И блестят крыши стоящих на берегу домов. Ещё пять кэмэ в минус... Ещё два... Пилот то и дело посматривает на указатель уровня топлива.
   И тут в самолёте наступает тишина! Слышен только шорох воздуха, обтекающего самолёт. Пропеллер останавливает своё сияющее в лучах солнца вращение. Всё медленнее и медленнее крутятся лопасти... И начинают раскручиваться встречным потоком воздуха в обратную сторону. Пилот флюгерирует винт и сообщает товарищам:
   - Всем держаться. И Катю держите, мужики. Планируем.
   В салоне Берг и Чайка ложатся на палубу, упёршись ногами в противоположные борта, углом против движения самолёта, а руками держат лежащую между ними Катю. А главстаршина между делом ещё умудряется ногами зажать и коробку с перепуганными щенками. За этих малышей он тоже переживает.
   "Кашалот" медленно, но неуклонно снижается. В нескольких километрах от берега высота его полёта - уже всего три сотни метров. Иванцов слегка подруливает и проходит над свежераспаханным полем - горячий воздух, поднимающийся от распаренного солнцем чернозёма, ощутимо приподымает и самолёт. Но ещё пара километров и высота полёта уже двести метров... "Кашалота" начинает потряхивать турбулентностью... Полтораста метров над землёй... Трясёт уже основательно. Порывы разнонаправленного ветра то и дело пытаются нарушить ровный полёт превратившегося в планер самолёта. Иванцову приходится то и дело подравнивать полёт... Пилот подводит самолёт перпендикулярно к берегу, чтобы развернуть его для посадки против ветра уже над водой... Неожиданно сильный порыв ветра сбоку-сзади, всё-таки, сбивает "Кашалота". Чтобы избежать сваливания пилот бросает самолёт вниз. Самолёт снижается под углом градусов сорок пять к горизонту. Что-то встревожено бубнит радио, но длинно докладывать некогда. И лётчик отвечает классически: "Всё нормально. Падаем."132) Быстро бегут цифры на альтиметре. Растёт скорость. Сидящий рядом с пилотом Левшаков с ужасом понимает, что самолёт до воды, похоже, не дотянется! А земля стремительно приближается! Мелькают поля и овражки, кусты и редкие деревья, тропинки и дороги... Какой-то человек на квадроцикле поднял для приветствия руку, но так и застыл, поняв внезапно, что что-то не так с самолётом, которого так долго ждали... А земля всё ближе! Алексей зажмуривает глаза... Но смертельного удара так и нет! Иванцов выравнивает "Кашалота" в десятке метров от твёрдой поверхности. Самолёт делает небольшую горку и, перелетев через намеченную было судьбой для крушения летательного средства верхнюю площадку берегового обрыва, полого плюхается в воду метрах в ста от берега. Словно камень брошенный блинчиком снова отскакивает от воды и ещё раз касается поплавками поверхности реки. Совсем короткая пробежка, и "Кашалот" начинает дрейфовать по течению. Есть посадка! Всего-то несколько секунд прошло, а сколько в них поместилось!
   - Ну, вот! А ты, Лёха, боялся! - возбуждённо, со смехом в голосе, обращается к своему соседу по кабине пилот. "Как, всё-таки, азартен Валерий Палыч! Не, точно - наркоман адреналиновый," - отходит от пережитого стресса Левшаков.
   - Командир, как там Катя? Как сами? - сорвав с себя шлемофон и обернувшись, кричит пилот.
   Берг вместо ответа появляется в рубке и по рации обращается к Замку:
   - Сели... успешно, в общем. Но при посадке у раненой снова открылось кровотечение. Срочно ждём медиков! Повторяю. Срочно! Нужны! Медики! И кровь!
   Иванцов мгновенно сереет лицом... Алексей перебирается из пилотской кабины в салон, ближе к Кате.
   Через пять минут открытый катер, сверкая огнями и завывая сиреной, подлетает к гидросамолёту. А следом приближается серое тело небольшого боевого корабля, в котором с трудом узнаются черты бывшего мирного буксира типа "Владимирец". На борту название: "Дункан". И порт приписки: Замок Россия.
   Левшаков открывает дверь прибывшим на катере... и от неожиданности даже не может поприветствовать их. Первый из прибывших, легонько улыбнувшись застывшему в удивлении Алексею, хватается правой рукой за край открытого дверного проёма. На указательном пальце его ладони не хватает концевой фаланги. Находящиеся в салоне Берг и Чайка хором выдыхают:
   - Петрович!?
   Едва не цепляясь плечами за проём двери, в салон самолёта залазит товарищ старший мичман. Откидывает наружу лесенку:
   - Лейтенант... Лёша, помоги медикам их хозяйство на борт поднять.
   И потом, повернувшись в салон, поглядев на лежащую без сознания, бледную, как мел, Державину, добавляет:
   - Что же вы, мужики, Катюшу нашу не уберегли, а!?
  
   Комментарии к главе 13:
  
   126 - Судно португальцев названо в честь сына короля Португалии Жуана Первого - инфанта Энрике (1394-1460), больше известного, как Генрих Мореплаватель. Данный исторический персонаж прославился тем, что был организатором множества морских путешествий своих соотечественников. Кроме того открыл навигационную школу, где преподавали математику и астрономию на высочайшем для того времени уровне. Сам Энрике, однако, в морских экспедициях участия никогда не принимал.
   127 - Коренных лесов в Португалии давно не осталось. Имеются только насаждения пробкового дуба - национального достояния Португалии, за порчу которого полагается серьёзное наказание. И многочисленные посадки быстро растущего эвкалипта - сырья для целлюлозно-бумажной промышленности.
   128 - Кулэмэтнык - пулемётчик (укр.), написание слова дано в русской транскрипции, в соответствии с произношением.
   129 - Батальон "Азов", на момент написания романа развёрнутый в полк - подразделение Национальной гвардии Украины, активно участвовавшее в вооруженном конфликте на востоке Украины против восставших жителей Донбасса с самого его начала - с апреля 2014 г. Батальон изначально был сформирован на добровольческой основе из выходцев Донецка, Харькова, Днепропетровска, Луганска, Киева и представителей Западной Украины. Значительная часть состава батальона/полка придерживалось националистических и неонацистских взглядов.
   130 - Эту историю можно узнать, прочитав книгу В. Денисова "Стратегия. Возвращение" Издательство "Армада", Москва, 2014.
   131 - Сим - семь (укр.), написание числительного дано в русской транскрипции, в соответствии с произношением.
   132 - "Всё нормально. Падаю," - ответ лётчика-истребителя капитана Титаренко с позывным Маэстро из советского кинофильма "В бой идут одни старики" (1973, киностудия им. А. Довженко). Исполнитель роли капитана Титаренко и режиссёр фильма - Леонид Быков.
  

Эпилог

   Земля. Май 2013 года.
   Россия, город Златоуст Челябинской области, кухня квартиры в панельной хрущёвке на 2-й линии проспекта Гагарина.
  
   На кухонном столе, застеленном простенькой клеёнкой с облупленными углами, лежит распечатанное письмо. Обратный адрес на конверте: Министерство Обороны Российской Федерации. За столом трое: старуха, женщина заметно моложе, но тоже в годах, и подросток лет двенадцати, тринадцати. Женщины плачут, а мальчик сидит на табурете, обхватив себя руками с такой силой, словно хочет сломать свои рёбра. Губы мальчика плотно сжаты. Брови нахмурены.
   Смысл письма очень простой: сообщаем вам, что Ваш сын, младший лейтенант Северного флота РФ Левшаков Алексей Михайлович, пропал без вести при исполнении ответственного задания командования. Мероприятия, предпринятые соответствующими службами флота по его поиску и/или выяснению судьбы, к успеху не привели. Выражаем Вам искренние соболезнования. Вот, в общем, и всё письмо.
   - А я, всё равно, не верю, что дядя Лёша погиб! Живой он! И я его найду! - горячо заявляет мальчик. И чуть подумав, немного тише добавляет, - Только подросту немного.
   Женщины, сидящие по обе стороны от мальчика, начинают гладить своего внука и правнука по голове, плечам и спине. И продолжают плакать. Они не верят, что их сын и внук жив - слишком много смертей близких и родных людей пришлось пережить этим двум женщинам, чтобы верить в чудо...
  
   Земля. Май 2013 года.
   Россия, Санкт-Петербург, улица Белоостровская, подъезд кирпичной пятиэтажки неподалёку от станции метро "Чёрная речка".
  
   Очень не хотелось капитану второго ранга выполнять задание своего начальника. Вот, и замедлялись его шаги всё сильней и сильней, по мере приближения к квартире на четвёртом этаже, где совсем недавно жил его лучший друг Саша Берг и, где до сих пор жила его семья: жена Аля и дочка Маша. И письмо, которое вручил ему контр-адмирал, тот самый начальник военно-морского НИИ, становилось с каждым шагом всё тяжелее и тяжелее - портфель, в котором лежал этот печальный официальный документ, ощутимо оттягивал руку военного моряка. Но ступенька за ступенькой капдва, всё-таки, приближался к двери квартиры Бергов. Долг обязывал.
   На половине пролёта между третьим и четвёртым этажом моряк в удивлении останавливается - возле нужной двери стоит капитан полиции и опечатывает квартиру! После секундного размышления капдва подымается на площадку и вежливо козырнув интересуется:
   - Товарищ капитан, Вы не объясните, что тут произошло? - и, не дожидаясь неизбежных встречных вопросов представителя закона, поясняет, - Я сослуживец хозяина квартиры, Берга Александра Владимировича, капитана третьего ранга. Вот моё удостоверение.
   Однако, полицейскому этих объяснений и документов не хватило. С профессиональной подозрительностью спрашивает:
   - А с какой целью Вы шли сюда?
   - Я должен передать официальное письмо командования его семье.
   - А о чём это письмо, если не секрет? - продолжает настойчиво интересоваться полицейский.
   - Нет, не секрет. Оно, хоть и официальное, но, скорее, личное. Однако, Вам, как представителю закона... и наблюдая явно что-то тревожное, - капдва кивает на опечатанную дверь, - я могу, пожалуй, сообщить его содержание. А письмо это о том, что капитан третьего ранга Александр Владимирович Берг, муж и отец живущих в этой квартире людей, пропал без вести при выполнении ответственного задания командования.
   - Та-а-ак! Всё становится ещё подозрительней! - делает неожиданный вывод капитан полиции.
   - Капитан, Вы уж, пожалуйста, ответьте мне взаимностью - объясните, что значат эти печати на дверях квартиры моего друга? - предельно вежливо, но настойчиво требует капдва.
   - Ну, ладно. Скажу Вам, хоть это, вообще говоря, тайна следствия. Дело в том, что неделю назад соседи проживавших в этой квартире женщин: матери и дочки... Вы их, похоже, лучше меня знаете... заявили, что эти граждане некоторое время, как пропали! Да, вот, тоже пропали! Без вести, можно сказать. Причём, со слов соседей жильцы этой квартиры ещё за день до своего исчезновения никуда уезжать не собирались. Более того, соседи были приглашены на день рождения хозяйки, но в урочный час никто дверей не открыл. И потом две недели в кухне квартиры день и ночь горел, не гаснув ни на минуту, свет. Соседи заподозрили... ну, совсем нехорошее заподозрили. Написали нам заявление. Мы вскрыли квартиру. Но в квартире никого не оказалось. И всё очень странно. На кухне тихонько работал телевизор, на столе - явное приготовление праздничных блюд. Всё, понятно, за прошедшее время испортилось. Но хозяйка совершенно точно готовила угощение. В спальне расправлена и смята детская кровать. Рядом, на спинке стула, аккуратно висит девчачья одежда. И никого! Ни живого, ни мёртвого! И никто из соседей ничего не может сказать! Глухарь, в общем, очередной. Опять нам показатели испортит это дело... Одно расстройство. Вот, ещё раз приходил, пытался хоть какие-то следы, намёки найти. Но ничего! Однако, Ваше сообщение делает это дело очень подозрительным! Очень! Так что ответьте мне, где был Ваш сослуживец? Какое задание выполнял? При каких обстоятельствах пропал?
   - Хм. Сколько вопросов сразу... И, вот, этого Вам я, увы, сказать не могу. Тайна, знаете ли. Пусть Ваше начальство официально к нашему обращается, если это так уж интересно. Но от себя лично скажу, что если бы Вы знали, где был мой друг Саня Берг с заданием, то подозрений у Вас, пожалуй, не было бы. И спасибо Вам за информацию, капитан. Успехов в расследовании.
   После расставания с полицейским капдва вышел из подъезда и уселся на скамейку. "Как всё печально и непонятно. Сашка пропал. И что-то нехорошее с его семьёй... Выпить хочется..." Но моряк так и сидел ещё с полчаса на скамье, ни в какой алкомаркет за водкой не пошёл. А к его ногам, на мундир и непокрытую фуражкой голову падали и падали липкие пахучие коричневые чешуйки с тополей, растущих у дома его пропавшего друга.
  
   Земля. Май 2013 года.
   США, штат Мэриленд, Сьютленд, разведывательное управление ВМС США.
  
   Из докладной записки на имя начальника управления:
   "...Всю первую декаду марта месяца сего года русская полярная авиация с привлечением авиации Северного флота ВМФ России проводила поиск пропавшего 1-го марта самолёта Ан-3 с частью экипажа дрейфующей станции СП-40 бис. Одновременно, нашими средствами слежения было выявлено, что исчезла какая бы то ни было активность на самой дрейфующей станции, кроме работы радиостанции на её несущей частоте (без передачи информации). 2-го марта была идентифицирована посадка в районе станции русского самолёта Ан-12, предположительно принадлежащего Северному флоту ВМФ России. После трёхчасового пребывания на станции самолёт убыл. 11-го марта поисковые работы русских в районе дрейфующей станции и по маршруту следования пропавшего Ан-3 были прекращены.
   По соображениям наших аналитиков проводимые русскими поиски, как самолёта, так и находившегося на станции персонала к успеху не привели. После этого на станцию была переброшена наша разведгруппа. Несмотря на явные следы "зачистки" станции экипажем упомянутого выше самолёта Ан-12, было выявлено, что на момент исчезновения людей на станции работал дизельный электрогенератор, который после выработки топлива прекратил функционировать. До этого момента в балках горел свет, была включена радиостанция, а на плите камбуза готовилась еда, которая без присмотра повара превратилась в уголья. То есть всё выглядело так, словно персонал станции исчез с неё одномоментно, часто даже не успев надеть верхнюю одежду. Если судить по висящим у выходов из балков курткам, то, как минимум, четыре члена экипажа на момент исчезновения находились внутри помещений.
   Во вскрытых самими русскими сейфах станции никаких секретных или конфиденциальных документов оставлено не было. Однако, нашими людьми был обнаружен список персонального состава станции. Лист со списком завалился под сейф и не был замечен русскими "чистильщиками". Обращаю Ваше внимание, что в числе членов команды станции наличествуют известные Вам по прошлогоднему апрельскому инциденту (когда была в полном составе потеряна наша группа захвата) Берг А.В., Чайка С.И. и Калягин А.П. Данные люди, как ныне нам достоверно известно, являются военнослужащими Российской Федерации.
   По мнению аналитиков, данный случай является абсолютно безнадёжным в смысле выяснения реальных причин исчезновения самолёта и персонала станции, а все документы по этому делу следует отнести к категории X-files133)..."
  
   Платформа-5. Середина августа 0003 года.
   Внутренний двор Замка Россия, скамейка возле выхода из главного госпиталя анклава.
  
   Бледная исхудавшая Державина, закрыв глаза, сидела на скамье возле входа в госпиталь. Не слишком жаркое августовское солнце грело подставленное лучам лицо девушки: "Хорошо-то как... Наконец-то мне эта зловредная главврачиха разрешила прогулки." И опять мысли ушли - только покой. Даже мыслям тяжело шевелиться, сил не хватает Кате.
   Потом в голове всплывает её первое воспоминание, сразу после прихода в сознание: белый незнакомый потолок, шипение аппарата искусственного дыхания, писк тонометра с каждым ударом сердца и стойка с пакетом донорской крови над головой... Её собственной, Екатерины Державиной, крови! Сначала подумалось, что, мол, ерунда какая-то, глюки или со зрением что-то не то. Но нет, не показалось! На наклейке со штрих-кодом так и напечатано: "Державина Е.А. AB(IV) Rh(-)"! Даже не удивление от того, где это она сейчас и что это такое с ней произошло, а именно медицинский факт перелива ей её же собственной крови, в качестве донорской, удивил и по большому счёту привёл в себя Катерину! Потом ей объяснили и что с ней случилось (последнее, что она помнила это было купание в озере и последующий взлёт), и где она сейчас, и как, и от чего её лечат... И почему донорская кровь - её собственная! Оказалось всё предельно просто. Но от этого не менее удивительно. Когда Берг ещё с самолёта затребовал донора с редкой кровью, то таковых в Замке Россия и в его окрестностях не нашлось134). Но главврачу ("Всё-таки, умная тётка - эта Зенгер!") вовремя пришла в голову счастливая идея запросить у Немых (или у Смотрящих, как их тут называют) кровь такой группы и резуса, которая необходима была Катерине. И хорошо, что время ежедневной поставки ещё не прошло. Срочно сама побежала к Главному, изменения в ежедневный заказ вносить. И Сотников согласился. Вместе перелопатили заказ. И кровь у Немых нашлась. Её, Катерины, собственная! "Ну, да! Я ж пару раз в год кровь сдаю. Редкая она у меня. Понимаю, что донора с такой кровью может не оказаться поблизости." Так что теперь в госпитале Замка даже небольшой запас её крови имеется - абсолютно идентичные копии одной и той же упаковки!
   Впрочем, это было чуть ли не единственное яркое воспоминание за всю первую неделю в госпитале. Её усиленно, помимо всех прочих лекарств, кормили успокоительными. Почти непрерывный сон, изредка прерываемый обходами и процедурами. А спустя десять дней к ней стали пускать гостей. Сначала по одному. Первым пришёл Берг. Принёс букет цветов. И яблоки! Вкусные... И хотя сначала, когда Александр зашёл, Катино сердце радостно забилось и какое-то ожидание счастья начало было переполнять девушку, но в итоге радости Катя от его визита не испытала. Что-то такое было во взгляде мужчины, что не обещало девушке... Ничего не обещало. Кроме простых дружеских отношений. После его ухода Кате захотелось плакать. И никакие успокоительные не помогли.
   Потом пришёл Лёша. Радостный и печальный одновременно. Трогательный, как настоящий младший брат. Путаясь и сбиваясь, ещё раз поведал о том перелёте, которого она не помнит (в первый раз ей Берг всё рассказал), о жизни в Новой России, в Русском Союзе, о людях, которые здесь обитают... Всё вперемешку. Чувствуется, что страшно рад её видеть! Поэтому и путается. "Эх, Лёшка! Ну, почему я в другого влюблена!?"
   В следующие дни приходили Чайка, Иванцов и все остальные. А потом и группами стали пускать. И первым снова пришёл Берг. С семьёй... Познакомил с женой и дочерью. Гостинцы принесли. Их, семью его, сюда, на эту планету, 5 июля перекинуло, то есть на следующий день после прилёта "Кашалота" в Новую Россию. Таких, как они, здесь потеряшками называют. Женщина с дочерью пришли в себя посреди полей за Волгой. Мама ещё ничего - в домашнем халатике с запачканным мукой переднике и в тапочках, а дочка - в одной пижамке. Спала уже. Хорошо день был, и дымы ближайшего поселения видны. Туда и направились. У миниатюрного населённого пункта, точнее хутора, странное название оказалось - Кенигсберг. Там, и, правда, немцы живут. Русские немцы. А рядом - казаки. Всё в этом мире перепуталось!
   На этот раз, после ухода Бергов, Кате удалось сдержать слёзы. Хоть и не понятно было, зачем надо было, вообще, сдерживаться: "Жена Берга, похоже, всё обо мне поняла... Красивая она у него... Аля, Алевтина. Старше меня, конечно... Но красивей. И дочка - умница, красавица... Глаза у неё Сашины. И черты... Ну, почему я не умерла!? Почему-у-у!? Зачем я живая!?" И слёзы, всё-таки, потекли... "Хорошо, не видит никто."
   А в конце июля, во время очередного визита, Алексей сказал, что его Свис разыскал. Вошёл со всей своей бандой в Волгу и вверх по течению. Всю рыбу рыбакам распугали. Но до Замка добрались и Алексея на причал вызвали. У местных обитателей, особенно детей - полный восторг! Рыбаки, правда, восторгов не разделяют - добычу рыбы в ближайших окрестностях эта прожорливая компания ополовинила. Впрочем, что косаткам, что дельфинам в пресных водах не очень комфортно, и они ушли обратно в Океан. Но до того Свис со товарищи успели вычислить ещё одного потенциального Пробуждающего - Петровича! Он же после того, как своего главного стрелкового пальца на правой руке лишился, переучил сам себя в левшу. Точнее, в амбидекстера. И теперь своими руками одинаково свободно владеет: что исходной правой, что левой. То есть мозг свой переформатировал, подходящим его сделал для общения с морским народом. Этим он страшную зависть вызвал у Чайки. Тот тоже загорелся и сейчас вовсю переучивается в левшу:
   - Говорит, что на этой планете боевой пловец без общения с морским народом - вообще не боевой пловец, а никто... м-м-м... леденец на палочке. Пока только у него получается не очень. Из-за этого расстраивается сильно Степан Иваныч. Ругается даже. Никогда не слышал, чтоб он ругался. А тут... Но он упрямый, как все поморы. У него получится. Да, и Петрович помогает и советами, и тренировками, - рассказывает о своих товарищах Левшаков. А потом, чуть помолчав, добавляет, - Катя, мы трое завтра уходим вниз по Волге, к Океану. В Новый Порт. Есть там такой населённый пункт, наш русский. Там будем осваиваться... Ты ж понимаешь, мы, боевые пловцы, к морю привязаны... А теперь ещё и к морскому народу. Там наше место.
   И смотрит на Катерину так, словно навсегда прощается. Впрочем, может быть, и действительно, навсегда... Потом добавляет:
   - А остальная наша компания пока здесь. Берг всё больше с научниками местными общается. И с Командором. Это народ здесь так президента зовёт. Завтра, кстати, в зале столовой Александр Владимирович доклад будет делать о нашей одиссее для всех желающих. Жаль, мы не услышим, уйдём уже. Иванцов "Кашалота" чинит. А остальные... Васька Крутиков местную метеорологию на ноги ставить собрался - профессиональных метеорологов сюда ещё не попадало. Первым здешним Предсказамусом будет. Я заранее горд таким знакомством. Макаронин из радиорубки не вылазит. Печальный только он очень. Помнишь, на аэродроме, ещё на Коле, он с девушкой прощался. Вот, и переживает. Работой себя загрузил по самую макушку, чтоб не думать о своей потере. А Дробов налаживанием местной контрразведки занялся. Всё больше со здешним главным правоохранителем, шерифом Уксусниковым, общается. После того, как тот его самого проверил. Я так понял, что очень не нравится Аркадию то, что бандеровцы эти местные словно знали о пролёте "Кашалота". Копать будет. Уже копает.
   Потом Алексей замолчал. Всё рассказал, обо всём поведал, что хотел. Да, и из дверей медсестра маячит, мол: "Закругляйся, парень. Время визита закончилось. Пора больной уколы делать." Левшаков грустно смотрит на Катерину. Молчит.
   - Лёша, наклонись ко мне, - просит Катя, - Ниже. Дай тебя поцелую, братик. Хорошо, что ты у меня есть.
   Лёгкий поцелуй. Катя гладит здоровой рукой Лёшкины волосы:
   - Иди, Лёшенька. Удачи тебе... вам всем удачи. Не горюй, встретимся ещё. И шли мне весточки из этого Нового Порта. А то скучно мне здесь... Ладно, иди, иди... Привет передавай всем нашим от меня.
   Спустя неделю Державину перевели из отдельной палаты в общую. Всё веселей. Да, и с местом в госпитале Замка, в общем, не очень богато. Силы понемногу восстанавливались. Ещё несколько раз приходили гости. В том числе один раз жена Берга с дочкой. После обмена обычными приветствиями и вежливыми словами Алевтина, заметив, что в палате никого из больных не осталось (все ушли на улицу, на тёплое солнышко и свежий воздух), а дочку отвлекла медсестра (что-то делают вместе), спокойно и, глядя Кате прямо в глаза, сказала:
   - Саша, хочет, чтобы мы с Вами подружились. Я своему мужу, в принципе, доверяю. Он раньше меня никогда не обманывал. Однако, я, честно говоря, не уверена, что у нас... что у меня это получится. Уж, извините, Катя, за прямоту. Но попробовать можно. Вы не возражаете?
   - Хорошо. Попробуем. Но я, наверное, когда меня выпишут, буду проситься в Новый Порт, к моим товарищам. Я, всё-таки, хоть и медик, но морской. Так что, сами понимаете... - немного смущённо и натянуто отвечает Катя.
   - Понимаю. Но муж мой, ведь, тоже моряк, хоть и большую часть службы провёл на берегу, в своём НИИ. Так что я не удивлюсь, если наша семья очень скоро окажется там же, в этом Новом Порту, - с лёгкой улыбкой возражает жена Берга, - Поэтому нам лучше, всё-таки, стать друзьями. Всем нам... просто друзьями. Я надеюсь, Вы понимаете, о чём я?
   - Да, - следует краткий ответ Кати. Но развернуть ответ не успевает - вбегает дочка Бергов, Маша:
   - Тётя Катя, у меня для Вас подарок! - и протягивает рисунок. На рисунке улыбающаяся то ли Зенгер, то ли медсестра со шприцом в одной руке и с яблоком в другой. А над головой условного медика аккуратным почерком первоклассницы надпись: "Тётя Катя, выздоравливайте!"
   - По крайней мере, моей дочери Вы уже нравитесь.
   Ещё неделя и Катерине разрешили прогулки. Вот, сегодня она первый раз и вышла погулять, посидеть под солнышком: "Так и лето совсем пройдёт... Не прогреюсь, как следует. Да, и купалась-то всего один раз... А как здорово было! Такое чудесное озеро... Земляника опять же... вкусная, сладкая... как запретная любовь... О-ох!"
   От печальных воспоминаний Катю отвлекла шумная парочка. Двое мужчин: один - пожилой и худой интеллигентно-еврейского вида, а второй - возрастом где-то между тридцатью и сорока, среднего роста, довольно крепкого, но немного рыхловатого сложения, шумно спорили. И держали путь в столовую, устроенную в здании, похожем на протестантскую церковь. Время-то обеденное. Младший горячился и что-то доказывал старшему, почти кричал:
   - Профессор, ну, как Вы не понимаете!? Ну, не может быть по-другому! Если холодные течения омывают Новую Евразию с запада и с востока, то... - и что-то там ещё то ли про географию, то ли про океанологию.
   Профессор явно всё понимал, но, шутя, подначивал своего молодого азартного товарища. При этом хитровато, однако, с явной симпатией к своему спутнику, улыбался.
   "Спором товарищ профессор наслаждается. А этот простофиля не замечает, как его разводят на спор... Хм, какое интересное лицо у этого молодого... Как у... у благородного убийцы, что ли... Не могу никакого другого сравнения придумать. Какое-то странное сочетание свирепости с интеллектом. С таким лицом не наукой надо заниматься, а в Голливуде сниматься. Или... действительно, в киллеры податься. Правда, остальные данные у молодого человека не очень. Чувствуется, физкультурой и спортом товарищ не сильно увлекается... Но какое интересное лицо..." - медленно и расслаблено текут мысли Кати.
   Спорщики заходят внутрь здания и ещё некоторое время слышится громкий, азартный молодой голос... А Катя медитирует под лучами ласкового солнца и уже не вспоминает о прошедших мимо неё людях.
  
   Платформа-5. Начало сентября 0003 года.
   Новый Порт.
  
   Вот уже больше месяца, как тройка боевых пловцов обосновалась в Новом Порту. Обустроились, обжились, обзавелись знакомствами и полезными, и просто интересными. Команде выделили свежепостроенный дом на четыре комнаты всего в пятидесяти метрах от воды и, аж, два плавстредства: надувной "Зодиак" с неплохим мотором и простую весельную лодку, сработанную местным умельцем. Своими руками команда соорудила причал для этого минифлота.
   Интересная ситуация сложилась в команде. Двое старших по возрасту тренируются: Чайка делает из себя двурукого амбидекстера (и успехи уже есть), а Калягин - пытается, учится общаться с косатками и дельфинами. И у него тоже получается! Лучше, правда, опять же с косатками, не с дельфинами. Но получается. И только младший, Левшаков, занят реальным делом: "пробуждает" новых диких косаток и дельфинов, которых регулярно приводит Свис с товарищами. А ещё - гоняет вместе со своей хвостатой командой акул. Надо сказать, акулы здесь другие. Тех синтетических квазигренландских нет. Есть настоящие. Но тоже здоровые, агрессивные. Довольно часто с кархародонами, то есть, с большими белыми акулами дело иметь приходится. Платформенный вариант этой акулы больше земного оказался, но косатки даже в одиночку умудрялись без особых проблем справляться с такими переростками. Но однажды сильно удивлены и встревожены оказались даже косатки. Впрочем, всё обошлось, наладилось удачно и без жертв. Появились мегалодоны! Да, те самые давно вымершие на Земле акулы длиною в полтора десятка метров и с зубами в пять рядов и размером с хорошую штыковую лопату каждый. Акулы эти оказались индивидуалистами. И спаянной команде косаток и дельфинов удалось наладить эффективную стратегию борьбы с этими монстрами. Мелкие отвлекают монстра, играют роль живца, с лёгкостью уходя из под страшных челюстей. Выматывают тварь. А потом на сцене резко, с флангов, появляются косатки. Как правило, четыре. Реже пять, шесть. И откусывают акуле плавники... И всё! Лишённая подвижности супер-рыбина просто задыхается без поступления в её примитивные жабры воды, а, соответственно, и растворённого в ней кислорода. Единственная опасность - акулы эти здоровенные, хоть и индивидуалисты, но появлялись наплывами: то ни одной, то сразу несколько штук в день. Тут важно было в сторону одну акулу увести, чтоб на другую не напороться. Но в команде Свиса и свои разведчики уже есть, и дозорные, и "тяжёлые" бойцы. И те, кто малышню морского народа в сторону отводит, стережёт. Роли распределены, действия отточены.
   Благодаря такому морскому патрулю у сухопутных жителей Нового Порта появилась наконец-то возможность организовать пляж. Благо место здесь курортное: и песочек тебе беленький, меленький, мягонький, и пальмы... Очень скоро пляж местный стал пользоваться популярностью и у обитателей расположенного совсем рядом Южного Форта. С Промзоны народ регулярно наведываться начал. А ещё бесплатное шоу с катанием на дельфинах налажено. Мелкие с удовольствием возятся и с человеческой малышнёй, и со взрослыми. А большие, косатки, то есть, в это время, снисходительно посмеиваясь, наблюдают за совместным развлечением своих меньших товарищей и этих, таких неловких в воде, двуногих. И патрулируют акваторию.
   Впрочем, Левшаков тоже учился кое-чему. Учил тот самый общий язык косаток, дельфинов и людей, придуманный жителями погибшей Океании. Язык с человеческой точки зрения, а точнее - на слух, представлял собой свист. Разной тональности, длительности и периодичности. И нельзя сказать, что язык этот легко давался Алексею. Он до этого и просто свистел-то как-то шепеляво. Но через пару недель уже вполне освоил простейшее и с грехом пополам мог объясниться и с косатками, и с дельфинами в акустическом режиме. Не только телепатически. Для последнего ему всегда требовалось некое сосредоточение и желательно - уединение. Впрочем, это не касалось ситуаций критических, опасных... Там всегда телепатический канал сам собой активировался.
   Ещё боевым пловцам иногда приходилось простым пешим порядком на поиск очередных потеряшек выходить. Их Немые, они же Смотрящие, регулярно подкидывали в окрестности. Впрочем, если очередной потеряшка на морском берегу в себя приходил, то активно и морской народ помогал. Особенно это дело дельфины любили.
   А сегодня день свободный и Алексей идёт купаться. Просто купаться. Чайка с Петровичем отправились на пару в Промзону. Как-то хотят движок с "Зодиака" модернизировать. Так что купаться он будет один. Из людей, в смысле, один. В воде его, конечно, Свис с подругой и малышом уже ждут. И, может быть, ещё Красавчик с Волной. Те тоже любят старой узкой компанией порезвиться. Остальные и уже очень многочисленные представители морского народа к Алексею относятся примерно, как к богу. Или, как к полубогу, по крайней мере. С ними не подурачишься, не расслабишься. Да, и с людьми местными у Алексея как-то не складываются отношения - кажется, что его просто боятся: "Наверное, думают, что у меня крыша совсем дырявая. И в любой момент могу начать всех тут резать, убивать по страшному ... Да, не нравится мне что-то такая слава." Однажды Левшаков даже слышал, как за его спиной какая-то тётка детей им пугала: "Ну-ка, тихо! Вон орк идёт, в Мордор заберёт." Хотелось, конечно, этой дуре сказать, что не "орк", а "орка". И что этот позывной на самом деле означает. Но передумал, пусть её...
   Так что общался Левшаков в Новом Порте в основном Чайкой и Петровичем. И с морским народом. Немного тяготило, конечно. Но что, уж, тут переживать! Так получилось - слава у него с подвохом. Замкнутый от природы Алексей знал, что вполне это переживёт. Одиночество ему по душе. И купаться поэтому Алексей собрался совсем не на общем пляже. Взял лодку команды. Метров триста от берега работы вёслами. Брошен якорь. Маска с трубкой - на лице, ласты - на ногах, на бедре - нож на всякий случай. И ребята, друзья водоплавающие, уже здесь. Резвятся. Можно нырять. Но сегодня Алексея одолевает странное ощущение. Ощущение того, что за ним наблюдают. Вот, никогда раньше не было. А сейчас - появилось. Но не враг. Опасности не чувствуется. И ещё Свис загадку загадал, голову поломать заставил... Оставшись после отъезда в Промзону старших товарищей один в их доме-казарме, Алексей пообщался со своим водоплавающим наперстником. Пожаловался (всё равно, от того ничего не утаить), что скучает по Кате. Не может забыть никак. Впрочем, как её забудешь, если пусть не каждый день, так через день письма ей пишет. О жизни в Новом Порте, о природе местной, о морском народе, об акулах... А она - отвечает. Хоть и не так часто. Свис в ответ на эту жалобу только рассмеялся:
   - Не переживай. Пройдёт... И один не останешься. Тем более, что тебя уже выбрали.
   - Что ты имеешь в виду? Что значит выбрали?
   - У нас, у морского народа, то есть у "разбуженных" косаток и дельфинов, партнёра выбирает самка. Как и у людей. Так, вот, тебя уже выбрали.
   - Чё ты мелешь, хвостатый!?
   - Ха-а! А, вот, скоро узнаешь "чё"! Кстати, она - настоящий прирождённый амбидекстер. И Пробуждающий из неё получится сильнее, что тебя, что Петровича.
   Больше Свис ничего говорить не стал.
   Вот, Алексей и сидел в лодке, не торопился нырять, всё додумывал утренний разговор: "И ещё чувство это тревожащее... Нет, точно кто-то за мной подглядывает. Следит... А, впрочем, не чувствую опасности. Пусть смотрит." И Алексей, перевалившись через борт, почти без брызг, уходит под воду. К своим друзьям.
   Наблюдатель, засевший среди камней на скалистом мыске, отделяющем общий пляж от базы и причала боевых пловцов, опускает бинокль. И вспоминает, как увидела этого мрачноватого и нелюдимого парня в первый раз.
  
   Комментарии к Эпилогу:
  
   133 - Автору, на самом деле, неизвестно, как по учёту разведывательного управления ВМС США называется категория дел, не поддающихся рациональному на данном уровне человеческих знаний объяснению. И, вообще, существует ли у них такая категория. Поэтому применённое название "X-files" является простой аллюзией на американский фантастический сериал 90-х годов прошлого века "Секретные материалы", в американском первоисточнике называвшийся именно так - "X-files".
   134 - Четвёртая группа крови встречается у 8...10% людей, а отрицательный резус-фактор у примерно 15% европеоидов. Таким образом, сочетание четвёртой группы крови и отрицательного резус-фактора имеется у 12...15 человек из тысячи. Или примерно у одного на сотню. Но так случилось, что в Замке Россия и его окрестностях ни одного такого не нашлось. В качестве примера: отец автора романа, тоже обладатель такой крови, был один-единственный на 10 тысяч населения нашего городка!
  

Послесловие

или то, что надо было сказать в Предисловии

  
   Земля. 20 мая 2017 года.
   Россия, город Сосновый Бор Ленинградской области.
  
   Только закончив работу, понимаешь, как её надо было начать. Обычный закон человеческой деятельности. Особенно, если чего-то не делал раньше никогда.
   Автору очень трудно дался этот роман. И писался он долго. И критике серьёзной подвергалась эта рукопись не раз и не два. И хорош этот роман или никуда не годен - не автору судить. Он, автор, слишком субъективен и пристрастен. Но автор должен был эту историю написать. Родить.
   Семя романа было посеяно в голове автора далёкой уже осенью 2012 года, когда он шёл на тренировку по Среднему проспекту Васильевского острова, в Санкт-Петербурге. Проходя мимо книжного магазина "Буквоед", решил заглянуть в него. Книжку купить на долгую обратную дорогу до своего очень неблизкого питерского пригорода.
   Книг теперь издаётся просто море разливанное, но автору милей всего фантастика. Привычно игнорируя давно набившую оскомину фэнтези про прекрасных эльфов, страшно-ужасных орков и прочих мудрых гэндальфах, выбирал, просматривал только фантастику про попаданцев. Вот, интересно мне, как поведёт себя наш человек в условиях попадания "не туда"... Причём, именно наш человек, российский.
   Перелистав несколько книг, хотел, было, уйти - что-то не легла душа ни к одной. Внезапно заметил на торце одной из новых книжек надпись "Стратегия..." Рука сама собой потянулась к корешку: "Так... Автор неизвестный - Вадим Денисов. Первый раз слышу." Полистал наугад: "А ничего! Возьму-ка я эту книгу."
   Впрочем, самое начало романа не впечатлило. Что-то долго и упорно про какой-то дубовый стол... Но с каждой страницей - всё интересней и интересней. В общем, пока ехал обратно, с тренировки домой, прочитал больше половины. А когда дочитал до конца, то испытал странное чувство: "Я тоже хочу туда." В этот выдуманный мир, где нет "людей-винтиков", где каждый человек важен и ценен, где потеря каждого из них - трагедия. Часто невосполнимая. Редко после прочтения книг про попаданцев посещает автора такое чувство. Первый раз было в детстве, когда прочитал жюльверновский "Таинственный остров", потом - в юности, после "Робинзонов космоса" Франсиса Карсака. И, вот, опять. А ещё - удивительное ощущение реальности мира Платформы-5!
   Потом появились и были запоем прочитаны продолжения романа. Некоторое время спустя, копаясь в Интернете, обнаружил страницу, где автор "стратегической" серии из каких-то соображений объявил набор добровольцев-переселенцев на Платформу. "Интересный социальный эксперимент," - подумалось тогда, - "Действительно, сколько людей, вполне ясно сознавая, что это вымысел, игра, подпишутся в своём желании перебраться в новый мир?" Потом появилась мысль: "А почему бы, если сам не могу туда попасть, то не переместить на Платформу какого-нибудь своего героя. Но для этого надо придумать его историю! То есть написать свой же роман... Да, ну, буду я этим заниматься! Делать что ли нечего?"
   И ещё долго идея о написании своего романа о мире Платформы-5 не давала о себе знать - спряталась на задворках подсознания. Тихо и незаметно вела подготовительную работу. Пока однажды в голове не сформировался, не всплыл в сознание почти готовый план романа. И здесь уже рациональные отговорки о нехватке времени и занятости не сработали: "Семя посеяно. Плод растёт. Роды неизбежны." Надо садиться и писать эту историю. Иное будет подобно аборту. И даром уже не пройдёт. Своего рода долг перед самим собой. Но и после этого всё было очень не просто и совсем не быстро...
   Здесь и далее под "Автором" с большой буквы я буду понимать Вадима Денисова, родителя самой серии "Стратегия". А под "автором" с буквы строчной, маленькой - себя, автора "Дрейфующей станции", как произведения вторичного по отношению к "Стратегии".
   Так вот, когда автор писал свою "Станцию", то старался максимально бережно отнестись к миру созданному Автором. То есть не вводил новых сущностей, способов общения попаданцев со Смотрящими/Кураторами/Немыми, не ломал уже сложившихся представлений о географии мира. Более того, автор постарался отнести место действия героев как можно дальше от Новой Евразии, в которой развивается действие большинства собственно "статегических" романов. И только в паре последних глав они буквально перескакивают через половину (или треть) континента - сразу в сердце Новой России, к Замку. Это было сделано для того, чтобы у читателей не возникало ощущения, что мир, описанный в "Дрейфующей станции", совсем не тот мир, не "денисовский", чтобы всё было узнаваемо и органично. А ещё для того, чтобы у самого В. Денисова по мере написания следующих романов этой серии, возникало как можно меньше противоречий с географией, упомянутой в "Дрейфующей станции". Хотя, он, конечно, совершенно не обязан учитывать того, что написано мной. Я "влез" со своими героями в мир, созданный Денисовым, поэтому любые несоответствия - это мои проблемы, а не его. Сам Автор на своей странице в samlib-е (http://samlib.ru/d/denisow/temafanfikidoc.shtml) по поводу фанфиков написал следующее: "Никак не вмешиваюсь и не согласовываю - потому более по мотивам, чем фанфики, что тоже интересно, как другой взгляд." То есть оставил авторам всевозможных помотивников свободу, но и предупредил, что не будет обращать внимания на несоответствия. В его мире - он полный хозяин. А что? Кто-то по-другому бы рассуждал?
   Однако, я постарался, как мог, не корёжить и не добавлять лишнего в мир, Денисовым придуманный. Да, мои пещерники - не большие бурые медведи, а белые. Но было бы странно, если в полярных местах медведи, даже искусственные, были бы медведями умеренного климата. Да, мои синтетические акулы сотворены Смотрящими/Немыми под полярную гренландскую акулу. Но и вода океанская в описанных мной местах, совсем не средиземноморская. Да, мои герои попадают на Платформу не типично для всех прочих попаданцев, то есть, не потеряв сознания и очнувшись не понятно где, а через "прорез-косой крест", что характерно для совсем другого сериала В. Денисова - сериала о планете Криста. Но, как выясняется135), мир Кристы имеет сообщение с Платформой-5. И именно через "прорез". То есть, по крайней мере, один такой портал-переход и на Платформе-5 имеется. Почему бы не быть и другим? В том числе и специально созданным Смотрящими для единичного, разового переноса героев с Земли.
   Однако, в "Дрейфующей станции" есть и то, что никак не наличествует и вряд ли появится в следующих романах В. Денисова. А именно - телепатия и разумные животные: косатки и дельфины. И это несоответствие вряд ли устранимо. Можно ли было избежать этих несоответствий. Сразу скажу: "Нет". Тогда бы эта история просто не была бы написана. Это было просто необходимо по сюжету, так внезапно родившемуся у меня в голове. И почему я так спокойно ввёл эти два феномена в свою историю? А потому что, будучи работающим физиком, кандидатом наук, ведущим научным сотрудником, доцентом и, в конце концов, просто материалистом, я неоднократно убеждался (и свидетелем был, и сам участвовал) в существовании некоего феномена, который рационально не могу объяснить никак! Я о телепатии и о, скажем так, ясновидении говорю сейчас. Явление неустойчивое, трудно уловимое, никак не контролируемое, произвольно не вызываемое, но оно существует! По моему твёрдому убеждению. А разумных косаток и дельфинов ввёл и потому, что они мне тоже были нужны (по крайней мере, одна косатка), и потому, что считаю само понятие "разума" не очень чётким и расплывчатым. Уж, не знаю, согласятся ли со мной психологи, зоопсихологи и этологи, но и земные дельфино- и китообразные, по-моему, вполне разумны. Пусть и несколько по другому, чем мы, люди.
   У каждого человека, в том числе и у закоренелых материалистов и атеистов, есть свои "тараканы" в голове. У меня - телепатия и ясновидение. А, вот, Денисов почему-то, как мне кажется, после прочтения всех его книг (не только фантастических), верит, в инопланетян. Условно говоря, в НЛО. Ну, и что ж с того!? Без "летающих тарелок" и "инопланетян-гуманоидов" большинство фантастических романов, были бы не так интересны, по крайней мере. Или вовсе бессодержательны.
   Позволю себе небольшое научно-популярное отступление. Кому не интересно - не читайте этот абзац и четыре за ним следующих. Будучи физиком, но инженером-физиком, то есть прикладным таким, утилитарным, автор не потерял интереса и к фундаментальным вопросам своей науки: к проблемам астрофизики и космологии. Но поскольку теоретическая часть этих наук ушла в такую невообразимую "математическую даль" от возможностей и способностей автора данного романа, ему приходится знакомиться с последними достижениями физиков-космологов почти исключительно по научно-популярной литературе. Одной из книг, почитанных автором в последние годы и произвёдший сильное... нет, не так... сильнейшее(!) впечатление, является уже упомянутая в Главе 3 романа (см. сноску N31) книга Алекса Виленкина "Мир многих миров. Физики в поисках иных вселенных" (Москва: издательство "Астрель", 2009).
   Опущу исходные соображения А. Виленкина, кстати сказать, активного участника и создателя современных космологических гипотез и теорий, и сразу перейду к выводам, сделанным космологами и изложенным в упомянутой выше книге. А выводы эти - абсолютно фантастичны! Можно сказать, сногсшибательны! Во всяком случае, фантазию заинтересованного читателя они будоражат так, что "шерсть на загривке дыбом встаёт"! Исходя из достаточно будничных потребностей физиков-теоретиков ("будничных", конечно, с точки зрения самих физиков-теоретиков, а не обывателей) по обоснованию причин возникновения пресловутого Большого Взрыва, с которого и началась история нашей Вселенной и в реальности которого ныне сомневаются только самые упёртые религиозные догматики, получен совершенно неожиданный и грандиозный вывод о множественности вселенных! Бесчисленной(!) множественности вселенных. Позволю себе довольно пространное цитирование. Всё равно лучше, чем это сделано в книге Виленкина, мне этот вывод не изложить:
   "Картина мира, порождённая этими новыми достижениями, не может не вызывать удивления. ... Она неожиданным образом соединяет некоторые, казалось бы, взаимоисключающие свойства: Вселенная одновременно бесконечна и конечна, развивается и неизменна, вечна и имеет начало. Теория также предсказывает, что в некоторых отдалённых есть планеты в точности такие же, как наша Земля, с такими же очертаниями континентов, на которых живут точно такие же существа - наши клоны. И кое-кто из них, возможно, держит в руках экземпляры этой же самой книги - книги о новой картине мира, её возникновении, а также о поразительных, странных и порой тревожных выводах из неё."
   Совсем грубо говоря, упрощая до предела, можно сказать, что самые разные копии Земли с совершенно разной степенью копирования нашего варианта присутствуют во Вселенной бесконечное количество раз. И возможны все (все!) варианты: есть планеты с точным повтором континентов и политического устройств государств, но различающиеся сущими мелочами. Типа, есть ли у автора этих строк родинка на левой щеке. Или нет её. Или какой она формы. Есть миры, где автор так и не написал свою "Дрейфующую станцию", а есть миры, где и Денисов не создал "Стратегию". Хотя сами они: и автор, и Автор присутствуют на планете, живы и здоровы. А где-то нет, например, меня, а где-то нет другого или обоих. Но зато все остальные жители присутствуют поимённо. И заняты теми же делами. Ну, почти теми же. А есть миры, где Земля сильно отличается от нашей родной. Миры, в которых произошла какая-нибудь глобальная катастрофа, и уже нет жизни. Есть миры с географией очень, похожей на географию Платформы-5. Почему бы и нет? При таком-то разнообразии возможностей. И в одном из них развивается исходный вариант "Стратегии". И, наверняка, не в одном! А в некотором количестве Платформ-5 живёт модернизированный автором этих строк вариант мира Платформы. Возможно и то, и другое одновременно. Кстати говоря, Кастет и Гоблин были отправлены в командировку136) явно не нашу Землю. Достаточно в окно посмотреть - никакого метеоритного апокалипсиса не наблюдается. По крайней мере, до сих пор не наблюдается.
   Резюмируя своё научно-популярное отступление, скажу, что лично у меня после прочтения книги Виленкина сложилось ощущение, что никакой особой разницы между реально где-то существующими мирами и фактически любым вымыслом просто не существует! Почти любая относительно разумная (или даже совсем не разумная) фантазия имеет шансы где-то существовать. Так что пишите, люди, пишите! Может быть, где-то все Ваши фантазии, любой Ваш вымысел реализуется вживую! И, может быть, своим волевым усилием, силой своей фантазии Вы не просто описываете этот мир, а творите, создаёте его!
   От космологических и общефилософских вопросов перейду к частностям. К несообразностям, замеченными критиками и исправленными или не исправленными автором в ходе работы над романом.
   Автор отлично знает, что в марте 2013 года, когда начинается действие романа, северный магнитный полюс располагался совсем не там, где описано в романе. То место, которое в тексте указано за его положение было в тысяча девятьсот семьдесят каком-то году. Но в ответ на вполне обоснованное замечание критика автор ничего не стал менять в тексте, так как это, во-первых, изменило бы совсем немного почти ничего кардинально не меняющих слов и названий и, во-вторых, смотрите выше о множественности миров. В каком-то из них (и не в одном) северный магнитный полюс в тот момент был именно там.
   Автор знает, что радиостанций на Ан-3 не одна, а две, как минимум. Но замечание критика об этом также было проигнорировано. И пусть он не держит на меня за это зла. Я понимаю, что он хотел улучшить мой текст. Но эта деталь только немного усложнила бы объяснение того, что автор сделал бы всё равно. А именно - отключил героям возможность связи. В любом случае я придумал бы причину для этого: от заводского брака до зловредных происков Немых/Смотрящих или их конкурентов каких-нибудь. Текст бы просто удлинился на несущественное. И всё. И я никак не описывал процедуры обслуживания стоящего на долгой стоянке самолёта. По причине того, что, во-первых, автор не инструкцию по уходу за самолётами писал, а роман. А, во-вторых, это надо кому-то из простых читателей, не специалистов по самолётам?
   Особого внимания заслуживают замечания критика с псевдонимом "мимо шёл". Критика эта касалась, в основном, "военной" части романа, действиям моих героев во время их скоротечного конфликта с американскими пиратами. Причём, чувствуется, что "мимо шёл" знает эту военную "кухню" достаточно хорошо и профессионально. Что тут сказать, кроме того, что автор опять же не популярное изложение боевых уставов писал, а роман. И будучи по своей специальности совсем не военным, а гражданским специалистом, всех тонкостей уставов не знает, и знать не может. Поэтому ошибки, в том числе и грубые, неизбежны. Однако, потратив долгие годы на изучение тонкостей уставов (интересно, как бы автор это сделал, если, как ему известно, боевые уставы, вообще говоря, секретны), проведя многочисленные консультации с доступными ему специалистами в военном деле, в итоге написал бы тоже самое! Сюжетно тоже самое. И здесь я получил неожиданную поддержку от человека, который тоже имеет боевой опыт. Мой читатель с ником "Олег" написал: "...читаю с большим удовольствием и внимания на нарушение "законов военного мироздания" не обращает". А хороший оборот "законы военного мироздания"! Почти как "закон сохранения энергии", который бесчисленное множество писателей-фантастов, не говоря уже о писателях в жанре фэнтези, нарушают, как хотят и когда хотят! А я, физик, должен это терпеть!? Однако терплю и с интересом читаю, если написано хорошо. Только закон сохранения энергии - это безусловный закон Природы, Вселенной, а воинские уставы - всего лишь тексты, написанные людьми (почувствуйте разницу!). И поэтому уставы, как и правила дорожного движения, нарушаются налево и направо в жизни, а не только в романах. Так что простите меня, военспецы. Не нравится совсем - не читайте, а нравится - терпите. Как говорит народная мудрость: "Не любо - не слушай, а врать не мешай." Впрочем, некоторые и довольно многие замечания "мимо шёл" я учёл.
   Теперь о самом болезненном. Болезненном, потому как эта тема актуальна последние три с половиной года. И потому как касается огромного количества русских людей. А именно - украинский вопрос. Сразу скажу, что и для меня этот вопрос очень чувствительный. Я, не имея украинских корней, имею, однако, родственников на Украине. Причём на западной. Поэтому то, что написал в романе и то, что напишу ниже, наверняка, будет им очень неприятно. Как минимум неприятно. Если они это, конечно, когда-нибудь прочитают.
   Вот, какой образ вставал у меня перед глазами раньше, когда произносилось слово "украинец"? Это был образ добродушного, хлебосольного, гостеприимного, немного хитроватого любителя жизни, умеющего жить и дающего жить другим. В целом, позитивная, положительная картинка. Но за последние годы образ, связанный с термином "украинец", расщепился, как минимум на три совершенно разных типажа. Во-первых, это просто гражданин государства под названием "Украина". И в этом смысле это может быть хоть собственно украинец, хоть русский, хоть татарин, хоть ещё кто. Во-вторых, это несколько видоизменившийся предыдущий типаж (тот, который добродушный и хлебосольный). А видоизменение его - в сторону некоторого "обрусения" что ли и меньшего, так тактично скажем, "умения жить". И третий тип - это кроваво ныне формирующаяся политическая нация "украинец". И поскольку под одним и тем же словом понимается три разных смысла, то логичнее ввести и три разных термина, их обозначающих.
   Описывая в самых злых и тёмных красках б/у майора Прыходько, я имел ввиду именно третий смысл термина "украинец" - эту новую политическую нацию: продажную, жестокую, жадную, готовую пресмыкаться перед силой, деньгами и предельно русофобскую. Предательскую. Предательскую к нашей общей истории, происхождению и действительному родству ("братья - не-братья"). После скаканья на Майдане в 2013 году под кричалки "москаляку на гиляку" и "на ножи", "кто не скачет - тот москаль", после призывов дамы-с-косой бомбить ядерным оружием населённый русскими Донбасс, после Одессы и кровавой "анти-террористической" операции образ типичного украинца у меня радикально изменился с того самого исходного "добродушного, умеющего жить мужика" на злобного, жестокого, лживого и жадного предателя. И эта трансформация вполне окончательна. И жалеть чьи-либо чувства по этому поводу я не собираюсь, так как политкорректностью не страдаю. Более того, фактически уверен, что приличным людям, которые раньше привычно называли себя "украинцами" (термин, придуманный австрияками и/или поляками) придётся выбирать: называть ли себя по-прежнему этим замаранным, приватизированном предателями названием или перейти на какое-нибудь другое самоназвание (например, на более корректное и исторически более старое "малоросс" или вообще "русский"). А термин "украинец" я отныне и вовеки веков оставляю врагам! И я лично не боюсь, как написал один мой критик, "негативной реакции части наших российских украинцев". Многих из них я знаю лично, как вполне приличных людей. Если они будут упорствовать в идентификации себя именно как "украинцев", то для моих личных знакомых я это вполне допущу. Но, повторюсь, тем гражданам России (и, кстати, Украины тоже), которые пока ещё привычно называют себя "украинцами" придётся выбирать свою самоидентификацию. Этого не я хочу. Так, скорее всего, будет вне зависимости от чьей либо воли. Это моё индивидуальное, личное мнение, которое я не собираюсь навязывать никому, но имею полное право высказать.
   Уходя от этой болезненной темы, добавлю, что очень многие конструктивные замечания прочих критиков я учёл и соответствующие места подправил. Упомянуть все эти исправления абсолютно невозможно. Но в конце своего труда хочу выразить благодарность всем, кто оставил свои замечания, пожелания и мнения: и тем, кому мой текст понравился, и тем, кому нет, но кто посчитал своим долгом высказаться. Всё пошло на пользу. Кто-то высказал конструктивное и исправимое, кто-то зло и язвительно высказавшись, однако, продемонстрировал неравнодушие и заинтересованность, а кто-то просто поддержал. Последнее для меня было очень важно, без их доброго слова вряд ли роман был бы дописан. Так что, благодарю вас всех: A_Gubin, zlukov, "УСГ (стас)", Каминский Б.И., "Лорд Маршал", shreder, "Олег", Георгий1954, slon, Vodoem, "Василий", "мимо шёл"... Остановлюсь, ибо перечислить всех нет совершенно никакой возможности.
   Но особую свою благодарность автор хочет выразить читательницам! Я писал свой роман о мужчинах и для мужчин. Поэтому несколько удивлён, что мой текст оказался интересен и женщинам. Поэтому спасибо вам: Вика Скайнова, "Наталья" и, может быть, ещё кто, кого забыл, не заметил. И даже Вам, злобная и язвительная "лахудра", я чрезвычайно признателен! Благодаря вам, милые дамы, автор понял, что аудитория его читателей несколько шире, чем он предполагал сначала.
   В общем, всем спасибо! Все - свободны! И я тоже.
  
   Комментарии к Послесловию:
  
   135 - См. В. Денисов "Путь на Кристу. Побег" (Москва: "Издательство "Э"", 2016).
   136 - См. В. Денисов "Стратегия. Командировка" (Москва: Армада, "Издательство АЛЬФА-КНИГА", 2014).
  
   Редакция от 25 ноября 2020 г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"