Моим друзьям, всем трудовым поколениям, создавшим Богатство, Могущество и Славу С о в е т с к о г о С о ю з а,
П О С В Я Щ А Е Т С Я
А Л Е К С Е Й С У Х И Х
ЖИЗНЬ НИ ЗА ЧТО
РОМАН в 6 частях
От автора.
Первое. Устав видеть и слышать гадости, совершаемые людьми современными и жившими в прошлых тысячалетиях, и отражённых в истории, автор обратился к Богу:
"Скажи, ВСЕДЕРЖИТЕЛЬ, почему ты не ограничиваешь человека в низких чертах его характера - пьянстве, разврате, преступлениях всякого рода?"
Бог ответил мгновенно:
"Если я лишу человека права на самоограничение, я лишу его права быть личностью".
Ответ убрал сомнения у автора, но опечалил. Необузданность страстей и желаний проявились уже в первой семье прародителей Адама и Евы, в которой брат убил брата. А вся дальнейшая история жизни человеческой только подтверждала о неподготовленности людей для перехода к жизни по законам царства божия. И было грустно и печально понимать, что к идеям самоограничения человечество может прийти только через величайшие страдания планетарного масштаба.
Второе. Роман не является биографией автора. В главном герое Леониде Сугробине переплелись судьбы друзей, товарищей и знакомых из поколения тридцатых, сороковых, пятидесятых годов двадцатого столетия живших и работавших в суровые и гордые годы сражений, побед и свершений. Однако автор не отрицает того, что многие события в судьбе героя как - то соответствует жизненному пути автора, особенно, когда герой и вместе с ним автор, его друзья и все означенные поколения россиян встали на последнюю жизненную ступеньку. И всё же жизнь героя очень часто не подвластна автору.
Третье. Все исторические события и характеристики личностей, вошедших в историю текущего момента, отражены в романе от взгляда снизу, от народа. И эта оценка не во многом соответствует официальной оценке событий и личностей, также как и изложению событий в текущих школьных учебниках, регулярно переписываемых под ежеминутную политическую направленность правящих политических сил.
Четвёртое. Предлагаемое произведение создано в память "потерянных" поколений, родившихся в 30-х и 40-х годах и уже ушедших наполовину из жизни. И в поддержку ещё живущих трудными старческими днями, униженных в окончании жизненного пути за то, что они строили новое общество. Они не прожили "жизнь ни за что". Своей жизнью, и своим трудом они создали могучую державу, в которой жили без страха за своё будущее и показали миру, на что способен освобождённый народ. А для нынешних поколений книга объективно показывает, что социализм как общественная система был не таким "страшным", как его малюют борцы за народовластие и демократию последние тридцать лет. И что борьба за реальную свободу ещё впереди.
Алексей Сухих
АЛЕКСЕЙ СУХИХ
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ОТ ПОЛУДНЯ ДО ЗАКАТА
Не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя. Спрашивай, что ты можешь сделать для своей страны".
Джон Фитцжеральд Кеннеди.
Несколько странная произошла метаморфоза с нынешним государством Россия и её вооружёнными силами. В Советском Союзе режимными секретными службами был внедрён стойкий порядок - меньше говори, больше делай. Сотрудники, работающие в отраслях, связанных напрямую и косвенно с военными интересами, никогда ни словом, ни делом не рекламировали свою причастность к этому. Не были многословны и военнослужащие. Один из хороших знакомых Сугробина, приглашённый в институт в просветительских целях при новом государственном устройстве, встретившись с ним на территории института, сказал:
- Четверть века тебя знаю, но никогда не думал, что ты работаешь здесь.
- Нас учили не болтать, - улыбнулся Леонид.
Обыватель не представлял, что существует г. Саров и в нём федеральный ядерный центр. Не знал, что существует завод "Маяк" и ещё один федеральный ядерный центр. И уж конечно не знал, где создают ядерное оружие. Никто ему по телевизору не сообщал, что очередная ракета морского базирования "Булава" не долетела до камчатского полигона "Кура" или что-то не ладится на космодроме "Плисецк". Или на авиабазе стратегических бомбардировщиков в посёлке Катунино нет керосина, чтобы послать самолёты на дежурство в Атлантику.
Ныне каждая домохозяйка знает, что последние двадцать межконтинентальных бомбардировщиков России гнездятся на авиабазе под Саратовым, а авиазавод, производитель самолётов Сухого, работает в Комсомольске на Амуре. И даже знает, где стоят всегда готовые к полёту ракеты под названием "Сатана" или куда пошёл последний российский подводный крейсер с ядерными ракетами на борту. Знают домохозяйки, где строится и разрабатывается всё новейшее оружие, знают по фамилиям главных конструкторов. Знают даже то, что лучший в мире вертолёт "Чёрная акула" за тридцать пять лет своей жизни так и не появился в частях российской армии. И даже репортёры бульварной прессы самой жёлтой пробы, чей главный интерес заключён в жизни светских проституток и их хахалей, знают о дислокации воинских частей, численности и вооружении не меньше, чем в ЦРУ или в "Секрет интеллидженс сервис". И всё потому, что сами военные люди, генералы, адмиралы наперебой рекламируют сами себя. Издаются красочные рекламные буклеты и журналы с полной историей, жизни прошлой, настоящей и планов на будущее. Кто знал, что такое "Сыры - Шаган"? Здрасте, пожалте... Издание самих полигонщиков не хуже чем "Метрополитен". Даже последний корабль из бывшей океанографической экспедиции на Тихом океане "Маршал Крылов", гниющий без дела в бухте Крашенинникова, тоже выпустил красочный журнал о себе и прошлых победах. Сам президент с гордостью называет имя города, где закрывается последний завод по производству оружейного плутония. А телевидение г. Сарова, рассказав подробно о музее ядерного оружия, приглашает задавать интересующие телезрителей вопросы обо всём.
И не надо репортёрам куда - то ездить или ходить, добиваясь разрешений на интервью или посещение объекта. Всё рассказано самими сотрудниками военно промышленного комплекса и министерства обороны о том, кто и что делает, и какую составляющую оборонительного щита они представляют.
Страна "Плутония" да и только. Большего не скажешь. И записные книжки Сугробина, вообще, никаких секретов не содержат. В них жизнь человека, который, несмотря на противодействие "индюков" и внутренних врагов, своей работой боролся за могущество социалистической Родины. Родины, в которую верил, и которой гордился.
Б О Й С Т Е Н Ь Ю
1
- Ребята, чуть поплотнее, поровнее и мне место с края оставьте! - Сугробин двигал треногу с фотоаппаратом, стараясь выбрать ракурс поколоритнее. Потом взвёл рычаг автомата, нажал на кнопку и встал с края рядом со Зверевым. Полыхнула лампа - вспышка, щёлкнул затвор.
- Ещё два дубля. Кадр исторический. Мгновенья уходят, века остаются, - говорил Леонид, возвращаясь к аппарату и взводя затвор. Ещё два всполоха. Сугробин отставил треногу с фотоаппаратом к стенке.
- Вот сейчас достаточно. И все по местам. Да здравствуем мы!
- Да здравствуем мы! Это хорошо, - сказал Валентинов, пожевав солёный огурец. Но так не пойдёт. Это уже после первой можно заканчивать. Надо выпить в алфавитном порядке за каждого и спросить, как он живёт и как собирается жить дальше.
- Сугробина пропустим вперёд. Он в том году отсутствовал и пусть доложится, - вставился Сургутин.
В центре Сормова 13 октября проходил плановый сбор пятерых друзей. Сугробин встал. Перед ним сидели друзья. Они знали, что произошло в его жизни, и он знал о них. Володя Зверев родил второго ребёнка, получил двухкомнатную квартиру и должность начальника группы. Валерий Валентинов также стал начальником группы и весело жил с женой в "погребке". Сургутин ждал прибавления в семействе и, отпустив жену для спокойного предродового отпуска к родителям, принимал компанию у себя. У Ширяева были неурядицы. Он не пробился в аспирантуру и потерял интерес к себе со стороны жены из Балашихи. Там рос его сын, которого он видел мало, а может, уже и совсем не видел. Но Саня не скулил, старательно набирал очки на работе и стал ведущим специалистом. Сам Сугробин, вернувшись с армейской семимесячной службы, в июне официально развёлся с Мариной, и предстал перед друзьями независимым холостяком. В том же июне перевёлся на работу в СКБ, где служили Зверев и Валентинов.
Вернувшись на завод после трёхнедельного отпуска, который предоставил ему военкомат за ударную службу за счёт завода, Сугробин вспомнил слова капитана Ш ранга из военкомата, что "просить или требовать и получать запрашиваемое надо в тот момент, когда ты нужен". Его место было занято не кем - то временно исполняющим, а навсегда. Как будто он был убит на фронте, и вычеркнут из списков.
- Понимаешь, - сетовал его бывший начальник, - завод принял новый спецзаказ, и надо было срочно начинать. А на ВРИО никто не соглашался.
Сугробину сохранили зарплату, дали в подчинение двух женщин и сделали из него специалиста по особым поручениям при главном конструкторе. Времени для утряски личных дел у него оказалось достаточно.
В дом к Марине после её предложения о разводе, засланном ещё в действующую армию, Сугробин вернулся только на полчаса, чтобы забрать вещи. А пока Леонид искал пристанище, он болтался между Зверевым, Валентиновым и Сургутиным, проводя у них ночёвки по очереди. Даже у Ширяева ночевал в его комнатке, которую он снимал на Ильинке. Проскитавшись два месяца, Сугробин наткнулся на объявление, предлагавшее однокомнатную квартиру "недорого" одному или двум мужчинам. Вечерней порой он пришёл по адресу в новый микрорайон и столкнулся у подъезда с молодым человеком, как и он, сверявшим номер дома с запиской. Оказалось, что они оба шли по одному адресу. Построенная кооперативная квартира сдавалась на коммерческой основе за весьма приличную цену. В квартире были поставлены две кровати, стол, стол на кухне и пара стульев. И платёж вперёд. Оба соискателя согласились и поселились на следующий день. Сожителя Леонида звали Славой. Он учился на первом курсе юридического вечернего института и работал в городской столовой грузчиком. Остался в городе после службы в армии и не родных, не знакомых здесь у него не было. Новые знакомцы и коллеги по индивидуальному общежитию выпили за знакомство и добрые отношения, и каждый занялся своим делом.
Сугробин для колорита повесил на стену ружьё, ввернул в потолок крюк и подвесил боксёрский мешок. Напротив мешка на стене разместил мордобойные перчатки и массажный эспандер. Осмотрел всё со стороны и обстановкой остался доволен. В прокатном пункте взял пишущую машинку и вечерами, и полными выходными днями полтора месяца перепечатывал свои армейские записки, оформляя их в виде повести. Книги об участии армии в уборке урожая в Союзе никто ещё не писал и он был уверен, что оригинальная повесть сможет получить одобрение и быть напечатана. Леонид перечитал машинописную рукопись, предложил прочитать Ширяеву и, получив его одобрение, отправил первый экземпляр в толстый журнал. Подумал, и через день отправил второй экземпляр в другой толстый журнал. Через месяц рукописи вернулись. Твардовских во главе журналов больше не было. Один ответ был равнодушно сухой, другой обвинял Сугробина в интеллигентской гнилости и намекал на необходимость его принудительного перевоспитания.
Ответы из журналов пришли до получения допуска к работам и документам в СКБ. Сугробин пошёл к знакомому поэту Михаилу Курмышову, которого, как и Клещёва, нечасто печатали. Но уже печатали. Он был художник по образованию и подрабатывал для кормления жены и маленького сына на рекламах, на оформлении магазинов, заборов и делал красками деньги для содержания семьи. Сугробин и познакомился с ним возле гастронома, где бородатый Курмышов с помощником приспосабливал на видном месте рекламный щит и у них не получалось.
- Помощь требуется, - не спросил, а утвердительно сказал бородатому мужику Сугробин и прихватил щит. Вместе они удержали и закрепили громоздкое сооружение.
- Подожди, не уходи, - сказал бородатый Сугробину.- Деньги за халтурку я уже получил, но заведующая презент обещала.
В пакете, который вынес художник, оказалась бутылка коньяка, большая шоколадка и кружок краковской колбасы. Так они и познакомились. Михаил не сомневался в своих поэтических способностях и говорил, что ещё немного, ещё чуть - чуть и лёд тронется.
- Надо всё бросить и работать над написанным, писать новое. Ты видел страну, видел жизнь. Тебе есть о чём сказать. Солженицина у нас не печатают, так мы его по зарубежному радио слушаем. И ему в западных банках на счёт деньги откладываются. И если его попрут из Союза, то он там не пропадёт. Если, конечно, снова не посадят здесь. Я не призываю писать истории политзаключённых. Но думай, Лёня, думай. Дело непростое, но книга твоя очень даже нормальна. Подработать надо и снова подавать. Но двум делам одновременно отдаваться без остатка, например, для меня, невозможно. Я днём малюю не думая, что создаю шедевры, и сочиняю про себя. Сочиняю и записываю, если запомню. А ночью, в основном на кухне, никому не мешая, творю. Полный стол стихов и все хорошие, - рассмеялся Мишка. - Давай - ка, мы с тобой четверок раздавим. Припас с утра. Так и думал, что ты зайдёшь.
- Думай, Лёня, - повторил Михаил, выгребая кильку в томате из банки на кусок хлеба. - Стационарная работа хороша тем, что выпивать в любое время не позволяет и деньгу, пусть небольшую, но стабильную даёт. Но и стихи в рабочее время сочинять не станешь. Да и после работы не скоро соберёшься. Мозг, он ведь заклинивается на текущих делах и его освобождать надо. И отдохнуть тянет. Знаю я, работал.
Леонид думал. У него за семь месяцев сколотилось полторы тысячи на заводском счету. На них он мог прожить год, не работая. Он написал кузену в Ялту о возможности приюта. Виталий ответил, что "шофёром можно устроиться с временной пропиской. Или пристрою тебя матросом на пассажирские катера, курсирующие вдоль берега. Получай права профи и приезжай. Не пропадёшь". Читая ответ, Леонид вспомнил Андрианова, ушедшего работать шофёром - дальнобойщиком. Тот точно не пропал. И он не пропадёт. Кроме работы лопатой, Леонид умел ремонтировать телевизоры, имел рабочий разряд электрика, водительские права шофёра - любителя. И всё же!?
Леонид думал. Его милая ростовчанка Нина Турчинская по телефону сказала ему, что согласна на любое его решение. "Но учти, - смеялась она в трубку, - что я не могу ещё содержать тебя, как обещалась". Она прилетала к нему в Горький в феврале, когда город был заснежен мокрым снегом, неуютен и грязен и ей очень не понравился. А сам он только что узнал о потере должности на заводе, и полной своей неустроенности. Ему удалось поселить её в одноместный номер в гостинице "Нижегородская". Из окна был виден Канавинский мост через Оку и заледенелая Стрелка1 с застывшими портовыми кранами и полуразрушенным храмом Александра Невского. Нине не захотелось выходить на грязные улицы, и они тогда так и прожили все её дни, не выходя из гостиницы. Она читала его дневники о кочевой армейской жизни, о себе и говорила, что надо обязательно подготовить для печати. Строили могучие планы и верили в их свершения. И не задумывались над тем, что каждый день жизни в разлуке разрушает любовь. "Вдалеке можно так же любить, даже больше, чем часто встречаться", - сказала Нина, улетая. - "Но очень буду ждать тебя в Ростове".
Проходили месяцы, и наступило лето, а он был всё ещё никем. Повесть о странствиях лейтенанта Сугробина журналы не приняли. Компетентные органы дали разрешение о допуске Сугробина к работам и документам под грифом "СС". Все прочие бумаги были подписаны ранее. Сугробин принял решение остаться инженером.
- Нечего больше думать, - сказали Валентинов и Зверев вместе сразу после его возвращения, когда вышли покурить на общую территорию и Леонид доложился, что его место занято. - Оформляйся к нам. Хочешь к нам в лабораторию, хочешь к конструкторам. Мы отрекомендуем тебя.
- Я решил, ребята, что буду конструктором. Образования у меня хватает и опыт есть. Рекомендуйте. И стал конструктором.
Рекомендаций у друзей хватило на встречу с начальником отдела, крупным мужиком Владимиром Чириковым, который предложил Сугробину должность рядового с начальной зарплатой.
- Твой послужной список ничего мне не говорит. Поработаешь, посмотрим, решим, - сказал Чириков.
- Что ж, - подумал Леонид. - Когда - то в Кыргыстане я шёл на рядовую должность, имея за плечами любительский опыт проектирования аэросаней. Сейчас умею многое. И терять мне нечего. Жизнь снова начинается с белого чистого листа, но не с нуля.
- Идёт, - сказал Сугробин. - Но прошу не препятствовать моему движению вперёд.
Лишившийся на заводе своего места, Сугробин был как бы обиженным верхами и главный инженер, поворчав для порядка, подписал ему бумагу о переводе на работу в СКБ. Сугробин стал проходить на территорию через другую дверь.
- Мне думается, что напрасно ушёл. Я предполагал тебя начальником цеха поставить, - сказал Каминский, когда Леонид зашёл попрощаться.
- Что ж долго думал, - усмехнулся Сугробин. - Если ты считаешь себя передовым по взглядам, то думать надо быстрее. Я из-за тебя три года производственно - руководящего стажа потерял.
- Ладно, ладно. Не забывай.
- Рад, что ты выполняешь свои планы, - сказал Юрий Дмитриевич. - Теперь мне тебя уже не заполучить. А то, что пошёл в рядовые, так многие толковые так поступают и находят себя. На прощанье в домино сыграем?
- Пусть лучше со мной кофе попьёт, - взяла под руку Леонида Валя Аркадьева. - Совсем ведь уходит. Там за городом корпуса для них в таком темпе строят, что уедет скоро СКБ с нашей территории. Пойдём, дружочек, в мой уголок.
Пока "кадры" в СКБ оформляли приказ о зачислении, Сугробин взял рукопись об армейских приключениях и поехал навестить Костю Халаева. До города Павлова, в котором делали всесоюзно известные ПАЗики, было семьдесят километров. Костю он нашёл на машинном дворе громко разговаривающим с механиком.
- Вон он, с механиком ругается, - показал Леониду вахтёр у ворот, когда он спросил, где ему найти Халаева.
- Лейтенант Халаев! - сказал Сугробин в спину товарищу по оружию. - Прекратите склоку, когда к Вам офицер обращается.
- Ладно. Сейчас распоряжусь, и двинем на природу. Ты, Петрович, - это уже к механику, - сделай всё, что я сказал. И покомандуй тут за меня. А я с лейтенантом Сугробиным отбуду. И возьму ЗиЛ. Выпиши мне путёвку.
Халаев пригласил Сугробина в свой небольшой кабинет, снял спецовку, вынул из сейфа какой - то металлический сосуд и сказал -
- Давай Сахарову позвоним.
Через полчаса Халаев за рулём, а Сахаров и Сугробин рядом с ним в кабине ЗиЛа переезжали реку Оку по плашкоутному мосту. Узкая асфальтовая дорога повела в заокскую равнину через Тумботино, в сосновые леса. Километров через десять машина вильнула на лесную песчаную дорогу и выскочила на крутой берег длинного изогнутого озера. Среди деревьев виднелись строящиеся домики.
- Турбаза строится, - пояснил Халаев.
- Как здорово, что ты приехал, - сказал Сахаров, листая рукопись. - И книгу добротную написал. Только зачем все характеристики Речкина про замполита записал. Неудобняк.
- Да не бойся. Рукопись всего в пяти экземплярах. Размножать ваши партийно - политизированные журналы отказались. А это значит, что и ни одно издательство не возьмёт. А самиздатом я заниматься не буду. Я и так в ЦК письмо отправил о перестройке социализма.
- Письмо в ЦК!? - повторил подошедший от костра Костя. - Как ты, Сахаров, думаешь по поводу этого заявления. Не оставить ли нам его в лесу и забыть про знакомство. Его таскать начнут и про нас не забудут.
- Нет уж, - ответил Сахаров, - сначала вино выпьем и уху съедим. А после пусть таскают. Кто в такой части вместе служил, тот не забудет друзей. Как можно забыть такой день, когда к нему Нина приехала. Как она, кстати?
- Пока всё отлично.
Ребята пробыли на озере до темноты. На ночлег Леонид остановился у Халаева. Они сидели за бутылочкой и разговаривали до рассвета. Жена у Кости тоже не спала и читала повесть, отыскивая в ней следы возможных измен мужа.
В конструкторском отделе Сугробин встретил несколько шапочных знакомых, осмотрелся и встал за кульман. Согласно графика, нарисованного когда - то Степаном, ему отводилась по оси ординат только работа. Ему шёл тридцатый год. И вокруг него были молодые люди, набранные за последние годы из ВУЗов, окрестностей и привлечённые из "закрытых" городов.
- Вот тебе задание, - сказал начальник бригады Владислав Андреевич Удалов, молодой человек на два года старше Сугробина и перешедший из Арзамаса - 16.1 - Успешная работа будет твоей визитной карточкой.
Сугробину предлагалось создать конструкцию устройства, падающего с большой высоты, принимающее команды с земли и сообщающее все параметры своего полёта на землю. И издающее "последний писк" при соприкосновению с поверхностью земли. Устройство должно было работать при внешнем атмосферном давлении от 5 мм ртутного столба, при температуре от минус 50 градусов до плюс 50 , выдерживать перегрузки...
В лаборатории, куда отправился Леонид с заданием на разработку конструкции, его встретил Василий Васильевич Суматохин, начальник группы и ровесник Владислава Андреевича.
- Вот, смотри, - показал он на настольный макет прибора. - Всё работает, но в термокамере не стоит. Здесь генератор (показал Василий на закрытый алюминиевый кубик) сам как печка. Всё надо охлаждать. Но вентилятор не поставишь. Внутри прибора должно быть нормальное давление, иначе при высоком напряжении всё сгорит. Уже пытались внедрить всё это в корпус. Не получилось. И ещё, - договорил Василий, - СВЧ часть сделана набело. От неё танцуем и остальную схему компануй по условиям, чтобы общий объём не превышал заданного. В схеме впервые в нашей конторе применены интегральные2 микросхемы и ты будешь первым, который поставит их на печатную плату в нашем институте. В общем, аналогов нет, списывать не с чего.
Жизнерадостный и улыбающийся, с выпирающим чувством юмора, Суматохин импонировал Сугробину. Ему долго помнилась его быстрая реакция на МВК3 по прибору. В схеме стоял диод с "фамилией" и назывался он "Кентавр". "А что такое "Кентавр"? - спросил член комиссии из столицы. "Кентавр, это полуконь, получеловек", - мгновенно отреагировал Васильевич. "Это я знаю",- смущённо произнёс комиссионер и вопросов больше не задавал.
- Мы с твоим руководителем вместе учились. Только он подался в Арзамас, а я остался. И вот через десять лет снова сошлись, - знакомил Леонида с обстановкой Василий. - И весь коллектив моей группы молодой. Вот эти двое пришли нынче из университета, эти двое из политеха. И две девушки симпатюшки тоже нынче пришли. Смешливые и незамужние. Ещё ничего не понимают, во всё приходиться влезать самому. И их обучать. Сейчас для новой системы мы предварительные ТЗ получили. Начинаем прорабатывать. Работа интересная и связана с..., - Василий показал пальцем в потолок, что означало сверхвысокое небо. - Так что давай, сделаем этот прибор на мировом уровне, и он будет нам трамплином. Владислав Андреевич сказал, что отдал его в разработку самому опытному. И я чувствую, что он прав. Потому что ты первый из конструкторов, который пришёл разбираться в принципах работы электрической схемы. Вызывай меня в любое время и по любому вопросу. Василий Васильевич протянул руку, и они разошлись, довольные друг другом.
Сугробин решил вопрос с теплом, отведя его от генератора на корпус через изобретённый им контактный пружинящий теплоотвод во всю плоскость генератора. Пружинность теплотвода позволяла компенсировать всю цепочку допусков сопряганмых деталей. А корпуса мощных транзисторов выставил наружу корпуса прибора. Обеспечение герметичности выполнилось десятком оригинальных уплотнительных замков. Конструкция была обсуждена у зам. главного конструктора и принята к исполнению. Владислав Андреевич передал в распоряжение Сугробина всю группу, и через два месяца документация была готова. Необходимость в приборе была велика, и первые образцы начали изготовлять по белкам.3
Так в трудовой напряжёнке пролетело лето и половина осени. Леонид не смог вырваться в Ростов и Нина не настаивала, соглашаясь с его причинами. "Я всегда буду тебе рада", - говорила она при нечастых телефонных свиданиях.
- Давай, Лёня, рассказывай. А то пельмени стынут, - дёрнул Леонида Зверев.
Сугробин поднялся.
- Сегодня у нас особый день, - начал он. - И что говорить о себе. Вы и так всё знаете. Как ещё в школе биографии рассказывали. "Родился, учился, сейчас не учусь". Так и я. Учился, женился, сейчас не женат. Я себя сегодня оцениваю по - другому, чем оценивал несколько лет назад. Тогда я был чистый романтик. Сегодня я циник - романтик сорок девятого размера.
- Какого ещё сорок девятого размера? Не бывает, - засмеялся Сургутин.
- Не бывает, но сорок восьмой я перерос, а до пятидесятого не дотянул. Шил костюм у портного, - пришлось пояснять Сугробину. - И нам всем по тридцать лет. Самые правильные из нас Зверев и Сургутин. Они родили детей и построили дома. Им осталось по завету ещё деревья посадить и вырастить. И их обязанности на земле будут завершены. Останется одно наслаждение. Ширяев ребёнка родил, а об остальном в его семейной жизни сплошная темнота. А я ничем не порадовал ни родителей, ни страну. Семья распалась, работать начал с нуля. И мне известна древняя притча, в которой чётко сказано, что "в тридцать лет жены нет, и не будет".1
- Не думай о жене и не прибедняйся с работой, - встрял Зверев. - Я слышал, когда был у главного, как докладывал Георгий Емельянович, начальник отдела, о приборе, сделанном Леонидом. При положительных испытаниях его на премию Ленинского комсомола2 представлять будут.
- Любо, Лёня, любо, - прогудел Ширяев.
- Стар я для этой премии, Володя. Если и будет премия, то без меня.
- Авторитет заработаешь, - сказал Валентинов. - И не мешайте ему продолжать.
- Живу в чужом доме. Накопил за это время полтора десятка предложений по улучшению системы под названием социализм, но сейчас вы едва ли будете под ними подписываться. Повзрослели, остепенились, имуществом обзавелись. Но почитайте. - Сугробин вынул из портфеля отпечатанный на машинке список предложений для ЦК и положил на тумбочку рядом со столом. - А лучше давайте выпьем за здравие и успех.
- Хорошо сказал, - поднял стопку Зверев. - Я действительно не буду подписываться. А выпить могу. За то выпить, что надо работать и работать хорошо, не обращая внимания на тех, кто откровенный противник социализма и нашего государства. И чем больше мы сделаем сейчас, тем легче будет всё выправить потом. Я за это. А письмами там наверху камины растапливают, если они доходят. А то, что они не доходят, я просто уверен.
- Твой батя тебя не одобрит, - сказал Леонид.
- Он и не одобряет. Но он на пенсии и ему детей больше не воспитывать.
- Давайте выпьем, - подитожил Ширяев. - Писать нет смысла. И разговаривать, ничего не делая, тоже нет смысла.
- И это значит, что лучше пить вино, - вмешался Валентинов. - Я и предлагал всем выступить и за каждого выпить. Чем плоха жизнь! Хлеб есть, водка есть. Картошку сами вырастим.
- Не грусти, - обнял за плечи Леонида Володя Зверев, когда они курили на кухне. - Пять лет назад мы были очень молоды и не всё понимали.
- А сейчас всё понимаем?
- Намного больше, как я сам осознал, - ответил Зверев.
- Так, - сказал Сугробин. - "Так прощаемся мы с серебристой, голубой заветною мечтой. Флибустьеры и авантюристы - братья по крови горячей и густой".3 Не флибустьеры мы и не авантюристы уже. И даже "не кочегары и не плотники".
- "Пьём за яростных, за непокорных, за презревших грошевой уют...- запел Володя, не обращая внимания на сказанное Леонидом..
- Я ведь отправил эти записки сразу после возвращения из армии. Зла не хватало смотреть и ничего не делать, - остановил песню Сугробин.
- И что ответили?
- Рано ещё. Года не прошло. А впрочем, как ты сказал, камин растопили сухими бумажками.
- Это бы было самым хорошим для тебя. Помнишь, в 68 -м, "вражьи" голоса передавали, как тех пятерых или шестерых, которые вышли на Красную площадь протестовать против ввода танков в Прагу, осудили и сроки дали. Мы с тобой тогда тоже за выпивкой протестовали. И ведь какой случай Брежневу предоставлялся. Мог показать империализму "человеческое" лицо социализма и снова привлечь миллиарды униженных и забитых капитализмом людей на всех континентах. И вошёл бы в историю, как могучий политический деятель. А так останется в памяти одного поколения, как "мелкий политический деятель в эпоху Аллы Пугачёвой".1 Но нам сейчас пузыри пускать бессмысленно. Все пятнадцать миллионов партийцев повторяют за вождём каждое его слово и вместе с прессой кричат - "экономика должна быть экономной". И рвут от безхозяйственной экономики всё, что можно безнаказанно урвать. И плюнь пока на борьбу за настоящий социализм. Время не подошло. И пойдём к ребятам. Они обнялись и пошли в комнату, распевая во всё горло песню -
"Капитан, обветреный как скалы,
Вышел в море не дождавшись дня.
На прощанье поднимай бокалы,
Золотого терпкого вина..."
- А я теперь также как и Лёнька, молодой, одинокий, - докладывал хмельной Александр Ширяев. - Только он стопроцентный жених, а я семидесяти пяти процентный. В аспирантуру не поступил, и моя жена посчитала меня не перспективным. Дала отлуп и закрыла пацана от меня.
- Ну, раз вы двое с Сугробиным разведённые, то вам скучно не будет, - хихикнул Сургутин.
- Не скучно, конечно, но семидесятипроцентному без казённого жилья туго придётся, - посочувствовал практичный Валентинов.- Ему срочно одинокую с дитём и квартирой искать надо.
- Бросьте вы меня жалеть. "Будут ещё девушки весною, будут ещё танцы карусели", - запел Ширяев Вовкину любимую. Тот уже перебирал струны гитары и включился в песню. "Это ничего, что мы с тобою, вот уже немного постарели".
- А ещё лучше поступить, как тот деловой, - не унимался Валентинов. - Он родил, развёлся и женился на даме, у которой было трое детей и все от разных. И он платит двадцать пять процентов, а его жене платят семьдесят пять.
"Люди меняются и становятся теми, кем могут стать". - сформулировал Сугробин чужую мысль, засовывая никем не прочитанные предложения обратно в портфель. Он ничего не сказал друзьям о Турчинской, Ему казалось, что любое слово может разрушить хрупкую надежду на эту нечаянную его любовь.
11.
С начальником отдела схемотехников Сугробин познакомился ещё когда работал в цехе; когда участвовал в выездах на природу вместе со Зверевым и Валентиновым. И появление Сугробина в рядах конструкторов Георгий Емельянович Рустайлин встретил с удовлетворением, пожелав успеха. Они поговорили наедине за жизнь и Емельяныч (так его называли друзья и близкие сотрудники, чтобы не мучить сложное имя и отчество) также как и Василий Васильевич, пожелал, чтобы он сделал хорошую конструкцию и путь будет свободен. "Strase frei, как говорят немцы", - улыбнулся Емельяныч.
Образцы прибора были изготовлены и прошли заводские испытания. По откорректированой документации срочно изготавливались образцы для межведомственных натурных испытаний. Одновременно документацию отправили на серийный завод в Москву. Сугробина произвели в старшие инженеры.
- Это моя новая должность. Я никогда не был старшим инженером. Был замом в цехе, начальником КБ, а старшим инженером, никогда, - сказал Леонид Владиславу Андреевичу, когда тот сообщил ему о его повышении. - Но как на Руси принято, с меня причитается. Только Чирикова ты сам пригласи.
Как видишь, - сказал Чириков, закусывая коньяк долькой лимона, - я тебе дорогу не перекрываю. Вижу, что твои друзья давали тебе рекомендации не зря. Номинальный оклад в двести рублей уже неплохо. Поедешь в Москву внедрять своё изобретение в серию. У нас это первый раз с листа и в серию. А пока Владислав даст тебе новые задания на рассмотрение. Комплекс большой. Группе Владислава на разработку будет отдан борт.1
- Тогда поднимем за знакомство, - разлил по стаканам Леонид.- Как говорится - у матросов нет вопросов, а у старшего матроса всегда два иль три вопроса.
Они сидели и обмывали повышение Сугробина на кромке высокого берега над Окой в парке под народным названием "Нижегородская Швейцария", скрытые от прогулочной дорожки густыми зарослями кустарников. За рекой до самого горизонта раскинулась заречная промышленная часть города. Корпуса автозавода были совсем рядом. Остальное перемежалось с жилыми кварталами и скрывалось в дымке до самой Стрелки, отделённой от них тремя мостами. Солнце с запада светило прямо в лицо и коньяк в стаканах переливался янтарным блеском. "За старшего матроса!" - сказал Сугробин. Зарплата старшего инженера с премией равнялась его зарплате и тоже с премией как начальника КБ на заводе, и он был предварительно удовлетворён.
Рустайлин и Суматохин рассматривали список сотрудников на включение в состав кандидатов на звание лауреата премии имени Ленинского комсомола.
- Я написал всех, - сказал Василий Васильевич. - К сожалению, там два кандидата, которым по тридцать два. Это я и Владислав Андреевич. И тридцать Сугробину. Но если мы подадим заявку до весны, то Сугробин проходит.
- Ты тоже проходишь, как руководитель творческого коллектива. А Владислав не проходит. И от конструкторов достаточно одного человека.
- Тогда остаётся Леонид Иванович. Его можно записать замом руководителя творческого коллектива.
- Наши верхи могут не понять. Только пришёл и сразу в лауреаты.
- Но это он сделал конструкцию прибора. Макет никаких испытаний не выдержал. А образец, сделанный Сугробиным, всю механику и климатику прошёл без задоринки. Низы не поймут. Ко мне из КО начальник группы подходил и сказал, что если Владислава включат, а Сугробина нет, пойдёт в партком. Все в отделе видели, что всё сделал Сугробин. Да и мы с тобой это знаем.
- Ну, низы в нашей системе поговорят и ничего не сдвинут. Сошлёмся на критический возраст, пообещаем дать ему группу и перспективу на потом. Мужик он умный, шуметь не будет.
- Так - то так, - вздохнул Василий Васильевич, но тридцать лет ему больше не будет.
- Такова жизнь. Кисмет! - закончил беседу Емельяныч. - У каждого своя судьба. Звёзды не светят сегодня в его сторону. Перепечатай набело и убери этого молодого сексуального разбойника, - ткнул пальцем Емельяныч в фамилию Макса Воскобойникова в списке. - Жена здесь работает, так он ещё здесь же подружке её ребёнка заделал. А та сразу связь обнародовала. Может весь хороший коллектив зарубить. И список у Чирикова подпиши.
Сугробин не видел и не слышал закулисных разговоров о нём. Он был в Москве в роли художника. Управление к совещанию готовило выставку достижений и Чириков направил его "размешивать краски".
- Ты склонен порисовать. У нас художники заняты, и руководство попросило меня направить конструктора. Познакомишься с московским НИИ, с министерской гостиницей и с министерством. С тобой поедет референт главного со всеми бумагами. А ты поможешь, как можешь.
- Неудобно будет перед художниками, - возразил было Сугробин. Но Чириков сказал, что пусть начальству будет неудобно, а мы извозчики - куда скажут, туда и повернём.
- Ладно, - сказал Леонид. - Раз партия за всё в ответе, то нам всё нипочём.
- Ты аккуратнее с партией. Не ровён час - замажут.
- Так я газетный лозунг повторил.
- Лозунг можно по - разному рассмотреть, - буркнул Чириков.
Референт и Сугробин отметились в управлении на Большой Ордынке и отправились в гостиницу, располагавшуюся напротив сталинского высотника на Москве реке. Гостиница была явно не по министерству. В холле перед администратором собралась толпа приезжих человек в пятьдесят, и ждала до десяти вечера, не шумя и не раздражаясь. Они с референтом съели первый ужин в буфете, погуляли по окрестностям, купили пузырь на вечер.
- В командировке выпить по приезду как бы традиция, - пояснил референт Николай Васильевич, мужчина не первой молодости с значком "Заслуженный радист СССР" на лацкане пиджака.
- Почему не заселяют? - спросил Сугробин. - Время десятый час вечера. Расчётный час с двенадцати дня. Какого беса они нас мордуют. И никто не пикнет.
- Мы просто рано подошли.
- Так это предложение, чтобы народ знакомился с Москвой. Так декабрь на дворе. Холодно, сыро, неуютно. Бардак это, Николай Васильевич, - сказал Сугробин. - А я то думал, что в этом министерстве всё образцово. И гостиницу можно было бы получше построить при наличии таких денег.
- Ты Чехова читал?
- Было время.
- Есть рассказ у него про книгу предложений в станционном буфете. Так там на жалобу о плохой котлете была приписка: "Лопай, что дают!" Так и нам приходится брать то, что и как дают. А в прочем, как я думаю, - оговорился Николай Васильевич,- всем ведь ведал Берия. До пятьдесят третьего он не успел бытом заняться, а после него Хрущёв начал туалеты с ванной совмещать...
Мало знакомым говорить ни о чём не просто. Они сидели и молчали. Наконец, в половине одиннадцатого народ зашевелился.
Пойдём поближе, а то определят ещё на десятый этаж, а это филиал в двух километрах отсюда,- сделал предложение Николай Васильевич.
Они придвинулись к стойке. Администратор начала называть фамилии руководителей предприятий, командированные из которых устраивались в первую очередь. Фамилии нашего директора названо не было.
- Как от .......ва? - спросил Николай Васильевич.
- Среди первых, - ответила администратор.
Коллеги протянули документы.
Художник рисовал эскиз со слов Николая Васильевича, который Сугробин должен был перенести на планшет. Художник был недоволен таким помощником, но рабочие руки есть руки.
- Ты представляешь, как крылатая ракета летит на цель, - спрашивал художника Николай Васильевич. - Вот слушай. Сначала она стартует в направлении объекта, который должна поразить. Корабль, например, который находится в трёхстах километрах от пусковой установки. И летит боевая сигара по прямой на небольшой высоте, копируя складки поверхности. Подлетая к цели и не обнаружив её по направлению полёта, она поворачивается налево до прямого угла. Не обнаружив цель, поворачивает направо. Цель в пределах ста восьмидесяти градусов обязательно находится. Ракета, невидимая локаторам, летит на цель. На критическом расстоянии поднимается вверх и пикирует на цель. Среагировать ни люди, ни техника не успевают. И всё это обеспечивает вот этот кубик (Николай Васильевич показывает фотографию).
- Понятно, - говорит художник. И Сугробину, - бери планшет и прочее. Перенесёшь эскиз в масштабе и раскрасишь.
- Как художник, я зарабатываю деньги уже второй раз, - подмигнул Сугробин Николаю Васильевич, вспомнив, как рисовал плакат в Забайкалье.
Через день прибыли два художника из Челябинска. Главный художник выставки повеселел и уже не смотрел хмуро на Леонида, подшучивал, давая ему очередное поручение. Челябинцы поселились в соседнем номере и в выходной день пошли в Третьяковку. Сугробин провёл весь день с ними. И это было его второе посещение знаменитого художественного музея. С художниками было просто, без напряга.
Новый год Сугробин и Ширяев, два холостяка, созданных вновь стечением обстоятельств, отправились встретить на малую родину. С Турчинской Леонид решил, что этот новый год они проведут каждый по - своему. "Мне надо отдохнуть, - каким - то извиняющимся тоном сказала она.- Много всего набралось и накопилось". Нину он сумел навестить в праздник Октябрьской революции, прихватив отгулы от напряжённой работы. Она не обрадовалась, как всегда его звонку, а на сообщение о приезде помолчала, прежде чем ответить, что рада. "Может, тебе мой приезд неудобен сейчас? - спросил Леонид. "Нет, нет, я жду, - быстро исправилась Нина и рассмеялась. - Не задумывайся. Ты моя любовь". Нина жила в университетском общежитии вдвоём с подругой. Сугробин был согласен погостить и в общаге с аспирантами, но Нина категорически сказала, что " её лейтенант" не может унизиться до студента, и даже не познакомила с местом своего обитания. Гостиницы перед праздниками опустели, и с жильём проблем не было. В Ростове было тепло. Они прокатились на катере до Азова. Сугробин ещё со времён службы хотел посмотреть места, где Пётр 1 воевал для России Чёрное море. В Ростове обошли злачные места, где Сугробин не забывал напеть блатной мотив "как открывалася ростовская пивная, где собиралася компания блатная...". Леонид делал предложение о знакомстве с родителями Нины, но не нашёл поддержки. "Рано ещё, - сказала она. - Они и так о тебе всё знают. Но не одобряют наших быстрых решений. Ты только что развёлся, я тоже недавно освободилась от штампа. Побудем независимыми. Может к новому году наша стабильность закрепится. Ведь я только второго года аспирантка, а ты начинающий инженер".
У состарившихся ворот родительского дома Сугробина встретил недружелюбным лаем пёс серого окраса, покрытый блестящей густой шкурой.
- Свои, Цезарь, - крикнул стоявший с метлой у молодого клёна, Иван Макарович. И подозвал собаку к себе. - Здорово, сынок. Как хорошо, что подъехал. Они обнялись. Собака радостно прыгала на обеих. - Татьяна завела летом. Говорит, с собачкой жизнь совсем другая. А я и так всегда думал, что у баб жизнь другая. Мужик у них должен быть, а собака так. Да что поделаешь. А жизнь идёт. Вон клён - то какой, а давно ли ты веточку в землю воткнул. Леонид подошёл к дереву, вытянувшемуся вверх вровень с коньком крыши. Ствол дерева на высоте груди он едва обхватил пальцами обеих рук.
- Жизнь - это могучая штука, - сказал он, заходя на крылечко.
- Опять холостой, - неодобрительным тоном сказал Иван Макарович, когда Леонид обнялся с мамой Тиной, и они присели на диван.
- Не трогай ты его, - заступилась мама Тина. - Чего тебе больно надо. Внук и внучка есть. Дочка на постоянную жизнь домой приехала. Живи и радуйся. Шёл бы баню топить, чем ворчать.
- Ладно, пойду топить. Только четвертинки у меня нет. Сходить в магазин надо.
- Не надо ходить. Я привёз с собой, - сказал Леонид, доставая бутылку "Столичной".
- Тогда совсем всё хорошо, и тратиться не надо, - сказал Иван Макарович, надел полушубок и вышел.
Из школы пришла меньшая сестра Татьяна, уже перешагнувшая бальзаковский возраст, но выглядевшая моложаво и с морозца румяная на обе щёки.
- Ой, малыш приехал! - радостно сказала она. И подошла целоваться не раздеваясь.
- Разденься сначала. Застудишь парня - то, - остановила её мама Тина.
- Он молодой, крепкий, - засмеялась Татьяна. - Вот у нас и компания на новый год. Никого приглашать не надо.
Зазвонил телефон, который Леонид не заметил по приезде. Сестра подняла трубку, переговорила.
- Поставили без очереди, как учителю, - сказала она, вешая трубку.
- Очень хорошо. Валентину тоже поставили. Письма можно не писать. Цивилизация - это удобства. Вам бы ещё водопровод
- Не вижу пока проблем. Колодец с прекрасной водой рядом. Одного ведра в день на всё хватает. Для бани десяток вёдер достаточно. Говорят, что насос можно поставить при большой надобности.
- Нет проблем, нет и забот, - ответил Леонид.- Пойду, помогу отцу в бане.
Внуков Ивану Макаровичу не хватало, и он грустил. И отец у него, и дед, и прадед и пра, пра, которых он знал по рассказам отца, всегда имели много внуков. А у него даже те, которые есть, далеко от него.
- Непорядок какой - то в государстве, - ворчал он сам с собой. - Какое это государство, если семьи разбегаются. И сыновья с отцами в одном доме не живут. И дочерей по родительской воле замуж не отдашь. А бабы своевольные и вот одна дочь ничего не насвоевольничала. А семьи и детей нет, какое у бабы счастье. Эх, жизнь моя некудышная. Хорошо в баньку ещё смогаю ходить.
Иван Макарович подкинул пару поленьев в огненную печь. Заскрипела дверь и в баню, нагнувшись, пролез Леонид. За ним протиснулась собака.
- Кыш! Куда! - замахнулся на Цезаря Иван Макарович.
- Да пусть побудет. Мне Джульба сразу вспомнилась. Та всегда от меня не отходила, когда я приезжал. Как топится? - спросил он, присаживаясь. - Покурю здесь. До помывки выветрится.
- Кури. Чем сейчас занимаешься? Уж на которой должности за восемь - то лет работаешь. Да учился ещё. Из начальников ушёл. Думаешь в рядовых лучше. Так и будешь без жены, без детей, без дома. Татьяна вон поболталась почти двадцать лет, и вернулась к отцу. Ничего не наработала.
- Так ты же сам хотел, чтобы с тобой дети были.
- Я хотел, чтобы сразу, молодые оставались. И здесь гнездо вили, свою жизнь строили. А коль пошли счастья искать, то я хотел, чтобы нашли его, а не вертались, как "блудные" дети. Я ведь всем добра желаю.
- И мы себе добра желаем. Не всегда получается. Сейчас я начал работать на том направлении, куда меня вело предчувствие. Ты ведь сам не раз говорил, что без божьего веления волос с головы не упадёт. Так!
- Да так. Но в то же время я не переставал говорить, что "на бога надейся, а сам не плошай". Бог бездеятельных не одобряет. И скажи, сейчас бомбы что ли делать будешь?
- Бомбы, отец, уже сделаны. Проблемы сейчас в доставке этих бомб по назначению и очень точно. Чтоб в "Белый дом" и никуда больше. Над этим и думают лучшие умы. И я, возможно, буду у них одним из многих помощников.
- Не сладко будет нынешнему солдату. Ещё в шестнадцатом году, когда меня контузило, пушки немецкие так били по траншеям, что страшнее того ада и представить нельзя было. А сейчас...
- Как твои? - спросил Ширяев, усаживаясь по удобнее за столик в общем вагоне скорого поезда. И не дожидаясь ответа, сказал: - Мои в трансе, когда узнали, что к ребёнку меня не допускают. Требуют через суд права добиваться. Я же думаю - разбавил еврейскую кровь славянской, и пусть живут. Правда о происхождении моего сына прорвётся к нему. Ещё Сократ говорил, что "всё тайное рано или поздно становится явным". Так твои - то как? Я всё о себе.
- У кого что болит, тот о том и говорит, - усмехнулся Сугробин. - Я тебя понимаю. Обидно. Не знаю, какая у тебя была любовь. Но я своей, народи она мне хоть полдюжины, отдал бы всю нежность и проявил всю возможную заботу. Но был наказан за настойчивость. И теперь окончательно убедился, что высшие силы сдерживают мои намерения о создании семьи и детей. А родители грустят, но смиряются. "Всё в руках божьих", - говорит отец и идёт к иконам креститься.
- И меня также эти же силы оставляют одного, - вздохнул Александр.- Не верил я ни во что, а приходится задумываться.
- Ничего, Саня. Если нам нечего терять, то и опасаться нечего. Вперёд и вверх!
1970 год Жиндрю Ллойд Вебер написал оперу "Иисус Христос - супер звезда"
1970 год. В развитых странах началось промышленное освоение волоконно - оптической связи.
1970 год. "Луна 16" доставила с Луны грунт. "Луна 17" доставила на Луну самоходку с аппаратурой. Аппарат "Венера 7" совершил мягкую посадку на планету Венера.
1970 год. Проведена перепись населения. В СССР оказалось чукчей - 14000 человек (всего народов Севера, Сибири и Дальнего востока - 131000). Цыган оказалось 170000 человек. А евреев 2151000 человек. По переписи 1887 года евреев в Российской империи насчитывалось 5200000 человек.1 Видимо, остались в Польше остальные.
1971 год. В СССР была запущена и заработала орбитральная станция "Салют" и осуществлён запуск на планету Марс космического аппарата "Марс - 3" и его мягкая посадка на планету.
1971 год. В оркестре Олега Лундстрема появилась новая солистка Алла Пугачёва.
1971 год. С 30 марта по 9 апреля прошёл ХХ1У съезд КПСС.
Субботин в год тридцатилетия известил о себе в новогодних поздравлениях всех своих друзей и хороших знакомых без исключения. Даже не забыл Катеринку, которая сравнялась с ним в опытах жизни, вышла замуж, жила в Братске и не напоминала Леониду, что он для неё единственный достойный. Руденко сообщил, что надоели холода, и он уезжает в Киргизию. Фомин Виктор родил второго ребёнка, работал на патронном заводе и начал строить дом. Клещёв прислал толстое письмо с вырезками своих публикаций. Крюков прислал фотографии дочерей и приглашал приезжать к нему, обещая представить ему ладную невесту, которая станет верной женой. Промолчали Чащихин, Петрович и Смирнов, а Симонов пропал совсем. "Каждый становится тем, кем должен стать...", - повторял не раз Леонид.
111.
"Дорогая моя столица, золотая моя Москва". Сугробин проснулся в гостиничной постели от ярких лучей апрельского солнца, упавших ему на лицо. Он вспомнил, что сегодня выходной и строчки вечной песни о Москве сами вошли в него, и он их произнёс громко и с чувством. На двух других кроватях, составлявших трёхместный номер, зашевелились коллеги. Один был "сексуальный разбойник" по определению Емельяновича, двадцатипятилетний инженер Максимилиан Воскобойников. Он разработал для прибора усилитель низкой частоты и замещал Василия Васильевича, когда того не было по служебным причинам. Вторым коллегой был в номере Василий Васильевич Суматохин, начальник группы и человек, лишивший звания лауреатов и Сугробина, и Воскобойникова. Ни Сугробин, ни Воскобойников не поднимали вопрос о своих заслугах. Сугробин вместе с Суматохиным представляли прибор на смотр главному инженеру Главного управления в министерстве. Леонид подробно объяснял конструкцию и способы, какими он добился выполнения поставленных требований. А когда тот спросил, почему его нет в составе кандидатов на премию, улыбнулся и сказал, что возрастом не вышел.
В этот раз они приехали на завод сопровождать внедрение прибора в серийное производство и осуществлять авторский надзор. Только что прошёл партийный съезд, и Москва освобождалась от рекламных транспарантов. Генеральным секретарём был подтверждён Леонид Ильич Брежнев. Первый секретарь горьковского обкома КПСС К.Ф. Катушев был избран секретарём ЦК. Москвичи ревностно следили за вождями, приходящими из провинции. Политизированный народ активно обсуждал решения и надеялся. Сугробин мало на что надеялся. После тихой встречи нового года он взял отгулы и двенадцатидневную путёвку за семь рублей и двадцать копеек в дом отдыха в Зелёный город1. Десять дней ежедневных четырёхчасовых лыжных прогулок вернули ему работоспособное настроение и поправили утраченное здоровье. Но осталось всё остальное: жены нет, жилья нет, лауреатство пролетело. Турчинская на женские праздники не приехала, как договаривались. И обещалась в утешение быть с ним летом, если Леонид возьмёт отпуск, поехать с ним на Азовское море к своим родственникам, где они будут одни, затерянные от всего мира. Что - то у неё в отношении Сугробина не ладилось. В Москву на завод он привёз с собой письмо от руководства, в котором назначался официальным представителем с правом подписи за главного конструктора всех технических документов. И надеялся не только провести в Москве длительное время, а привести в Москве в какое - то новое направление свои мысли и чувства.
- И чего шумишь. Такая рань ещё, а он уже Москве гимны распевает, - открыл глаза Макс.
- Он доволен. Вчера видел, какое внимание ему девушка из лаборатории оказывала, - сказал, приподнимаясь, Васильевич. - Я же говорил Емельянычу, что холостяков в Москву надолго посылать нельзя. Охмурят их москвички и оставят в Москве навсегда. Так нет, стоит на своём. Он разработчик конструкции, только ему поручаю.
- Какой я разработчик! - разозлился Сугробин, вставая с кровати. - Всю неделю ты здесь жужжишь всем об этом. Если бы я был им, то был бы в списке лауреатов. А вы мне с Емельянычем только и сделали десять процентов прибавки к квартальной премии. И послали ответственным на завод. А сами завтра в Керчь на полигон. Вино пить крымское. Я б тоже мог на полигоне пооколачиваться, и за вредность прибавки получать. Удалова включили на лауреатство, но он точно по годам не пройдёт. Зачем так! И на Макса подружка в ЦК ВЛКСМ писать бы не стала. Жопы вы с Емельянычем, если по правде говорить.
- Оставь ты его, - вяло сказал Макс. - Мне уже всё равно. Ничего у меня с этой девушкой не было и ребёнок не мой.
- Ну, уж сволочью - то совсем не будь, - оборвал его Васильевич. - Сумел напроказить, умей и ответ держать, как мужик. О чём вы говорили друг с другом, когда трахались. Тогда бы и надо было договариваться. А сейчас ты как побитый щенок выступаешь. Она же сказала, что в суд подаст, как только родит.
- Это её дело.
- А тебе, Лёня, Емельянович обещал группу дать.
- Он мне отпуск на июль обещал. А про группу ничего не говорил.
- Испытания пройдут, и сделает, а не только скажет. И ладно! Завтра мы с Максом уезжаем. Ты за всех останешься. Эсвэчисты1 в понедельник подъедут, и ты им спуску не давай. А что сегодня будем делать?
- Мне та девушка из лаборатории билет подарила в Большой театр. И я вечером в театре, - сказал Сугробин
- Ох, повторюсь, что нельзя холостяков отправлять в Москву надолго. Осенью будем констатировать, что с задания Сугробин не вернулся, - с деланной весёлостью проговорил Суматохин.