Волны Адриатики были лазоревыми и теплыми и ласково качали на себе могущественного чародея Иллариона.

Волшебник наплавался, потренировал, как следует, свое тело, и теперь наслаждался покоем, лежа на воде лицом вниз. Открыв глаза, он любовался красотами морского мира и думал о том, что жизнь хороша, как ни крути.

Полупрозрачные розовые медузы медленно парили в водяной толще; серебристые облака из рыбок пролетали, будто листья, сорванные ветром с деревьев; торпедой проносились синебокие акулы.

Вдоволь насмотревшись на удивительную жизнь подводья, Илларион перевернулся на спину, раскинул руки и закрыл глаза, подставив живот и лицо солнцу. И задремал, разморенный теплом.

Проснулся из-за того, что врезался головой во что-то упругое. Перевернулся, сложив в горсть пальцы правой руки, для магического щелчка (на всякий случай озаботился, потому как знал, что часто в этих водах промышляют гоблины-рыбаки с Кипра и огры-пираты с Сицилии). И удивился, когда увидел то, с чем встретился его затылок.

Нечто круглое, размером с хороший арбуз, цвета загорелой кожи.

Это нечто жалобно всхлипнуло и повернулось к Иллариону и уставилось на него единственным огромным глазом. Карим в желтые крапинки глазом, с белком, "украшенным" алыми прожилками, с ресницами, похожими на рыболовную леску.

- Добрый день, - поздоровался Илларион, подозревая в незнакомце разумное создание (это маг определил по легкому налету интеллекта, который присутствовал в надзглазной области существа, у обычных людей именуемой лбом или челом).

- Приве-ет, - проблеял шарообразный пловец и снова всхлипнул, еще жалостливее.

Говорил он ртом - весьма небольшим таким, если сравнивать с глазом. А хлюпал носом - двумя вертикальными прорезями, расположенными под нижним веком ока.

- Э... м... вы, простите, кто? - спросил Илларион.

- Я... я... Себастьян.

- О. Имя красивое, - чародей решил улыбнуться и продолжил разговор. - А что вы тут делаете?

- Топлюсь, - честно призналось существо и захлюпало носом часто-часто. - Но у меня не получается. Даже с грузом, - он выдернул из-под воды веревку, на которой болталась синяя авоська с оранжевыми кирпичами. - У меня никогда ничего не получается-а-а, - Себастьян не сдержался и заплакал, огромными слезами просаливая и без того соленую воду.

- Ну, не стоит так сразу падать духом, - принялся успокаивать нового знакомого Илларион. - Не у всех же все получается... О, позвольте представиться: Илларион, весьма могущественный маг. Если желаете, могу вас утопить в одно мгновение. Мне это будет в радость ...

- В радость? - заскулил Себастьян. - Вам будет в радость меня утопить?

- О, я не так выразился, - спохватился чародей. - Мне будет в радость оказать вам эту маленькую услугу - помочь вам утопиться.

Самоубийца вдруг завыл еще громче, а слезы из его глаза уже не потекли, а забрызгали.

- Знаете, давайте все нюансы на суше обсудим, - предложил Илларион, чувствуя, как его собственное душевное состояние претерпевает серьезную дисгармонию. - Если позволите...

Себастьян позволил, провыв на всю морскую гладь "а-гыа!"

***

Нюансы обсуждали на террасе илларионового замка.

Моника ласково улыбалась гостю из своего шезлонга, а Себастьян пил чай с корицей и поглощал вафельные трубочки с вишневым вареньем. И рассказывал о себе, не спуская восхищенного глаза с рыжеволосой красотки.

Илларион не ревновал. Он прекрасно знал, что низкорослые одноглазые типы не являются тем типом мужчины, который импонирует Монике.

- Все началось с того, что меня выбросило из моего мира сюда, - рассказывал Себастьян. - Не знаю, правда, как это получилось. Я гулял с родителями по парку, ел пончики ... аах, до сих пор помню, какие они были на вкус - тут таких нет, - и Себастьян вновь прослезился, всхлипнул "прошу прощения", покинул кресло и подошел к столику.

Там он достал из кармана штанов кусок клетчатой материи и принялся его раскладывать. Раз, два, три раза развернул, потом - четыре и пять. Получилось нечто вроде простыни. Ею Себастьян, тяжело вздыхая, стал протирать свой единственный глаз, производя характерный звук: такой получается, когда сухой тряпкой трут оконное стекло.

- Бедняга, - шепнула Иллариону сострадательная Моника. - Он сильно тоскует по дому...

Себастьян тем временем закончил протирание ока, отработанными движениями вернул свой необъятный носовой платок в сложенное состояние и продолжил рассказ:

- Может быть, какой-то из пончиков был заколдован или отравлен, или на меня банально порчу навели, но в тот миг, когда я выбрасывать кулек из-под пончиков в мусорку, что-то сверкнуло, провыло, и я куда-то провалился. А когда пришел в себя, то ни папы, ни мамы рядом не обнаружил. Вокруг был незнакомый город, незнакомые существа - люди... Небо ясное, как это было ужасно! - при этих словах Себастьян уже разрыдался и опять полез доставать платок-простынку.

Илларион по сердобольности был подобен Монике, поэтому сотворил огромную коробку с одноразовыми целлюлозными полотенчиками и вручил ее Себастьяну. Тот, шумно хлюпая носом, поблагодарил, испортил сразу три штуки и вернулся в кресло.

- Что ж дальше было? - спросил великий чародей.

- Аах, - простонал Себастьян, скорбно надламывая единственную бровь. - Этот мир сурово меня встретил. Я сперва голодал и мерз, особенно зимой. Но потом мало-помалу приспособился. Спасало то, что меня мало кто видел. По странному стечению обстоятельств в этом мире я виден только тем, кто имеет небольшое психическое отклонение...

Моника вопросительно глянула на гостя, а потом - на Иллариона. Тот ласково улыбнулся красавице и объяснил:

- Все просто, милая, я ведь маг и вижу все-все-все. Такова моя природа. А ты - моя девушка, и в определенные моменты, довольно часто, - тут волшебник чуть-чуть покраснел, - ты получаешь часть моей сущности и с нею - часть моих способностей, скажем так...

- Спасибо за столь милое объяснение, лапушка, - ответила Моника и положила свою теплую и мягкую ладошку на колено чародея.

- Еще меня видят кошки. Иногда - собаки. От собак мне частенько достается, - жаловался Себастьян, весьма выразительно глядя на руку девушки, которая пару минут назад успокоительно гладила его по голове, а теперь перекочевала к ноге Иллариона. - И потом, вот где ужас-то: меня видят всякие полоумные старушки. А когда они меня видят, то хватают за руку, волокут к себе в дом и тычут мне в глаз фотографиями тех, кого желают сглазить. Они думают, что сглаз - это я и есть. А эти фотографии ... особенно глянцевые ... у меня из-за них жестокий конъюнктивит бывает! Не то, что бывает - он и не проходит никогда...

- Ах ты, несчастное создание, - посочувствовала Моника и вновь погладила гостя по голове.

Себастьян воодушевился и продолжил:

- Но самое ужасное! Самое ужасное - то, что, мне кажется, их манипуляции с фотографиями имеют силу! Я навещал потом тех, чьим портретом в меня тыкали. И у них все шло наперекосяк! О, как это ужасно: знать, что ты - причина многих бедствий!

Тут он разрыдался, да так, что его слезы хлынули потоком из глаза, вымочили его рубашку, штаны, ботинки и образовали под его креслом приличную лужу, глянув на которую, Илларион невольно хмыкнул, совершенно несострадательно.

Моника же принялась обнимать и успокаивать бедняжку, дергая из коробки одноразовые платки и ими собирая влагу, обильно лившуюся из единственного ока Себастьяна.

- Надо что-то делать, милый, - сказала она чародею. - Надо как-то помочь бедолаге.

- Вернуть его в его мир? - спросил Илларион, подливая себе чаю. - Но мы не знаем, откуда он. Миров - тысячи, миллионы, какой из них Себастьянов будет сложно выяснить.

- Разве ты не крут? Не всемогущ, милый?

- Всемогущ? О, нет. Я всего лишь чрезвычайно крут. Всемогущ - не я, - вздохнул волшебник.

- Но мы должны что-то сделать. В меру своих сил! - уверенно заявила Моника.

- Для начала, я думаю: мы отвезем Себастьяна в ближайшую клинику, где добрые эскулапы избавят его от хвори.

Себастьян подпрыгнул в кресле:

- Эскулапы? Кто это?

- Врачи, друг мой, врачи, - объяснил Илларион. - Я бы сам мог щелкнуть пальцами, но тут, думаю, надо дать слово профессионалам. Волшебство иногда странные сбои дает. Особенно когда суешься в сферу, ранее не изученную. А глазом, тем более единственным, рисковать не стоит...

***

Доктор Миопино долго смотрелся в глаз Себастьяна, держась одной рукой за его толстые ресницы, а другой - за свое сердце. Он не знал, что видит сие удивительное существо только благодаря чарам молодого голубоглазого господина в безупречном летнем костюме, сидящего на диванчике у стенки.

Отражение доктора расползалось и дробилось, а потом стягивалось и сливалось в одно целое, как в кривых зеркалах.

- Нда, - произнес, наконец, Миопино, поворачиваясь к Иллариону. - И давно это у него?

- Пару дней назад началось, - улыбаясь, ответствовал волшебник. - Вот уж не скажу от чего, но причин для болезни много: он и в море плавал, когда было довольно прохладно, и на ветру бегал - за воздушным змеем. Такой он у нас забавник...

- Бывает же на свете такое, - покачал головой доктор, с опаской глядя на Себастьяна. - На прошлой неделе мне как-то розовую горгулью приносили. Тоже весьма редкий экземпляр, но ваш шимпанзе - это уникум! Совершеннейший уникум! И знаете, в его глазу я вижу проблески ума.

Бровь Себастьяна возмущенно взметнулась вверх, рот открылся, чтоб сказать пару умных слов в адрес доктора, но Илларион незаметно дернул указательным пальцев, и связки "шимпанзе" выдали обычное для обезьян междометие "у-у-у".

- Что ж, выпишу вам раствор для промывания и мазь. Все это должно помочь. И берегите своего питомца от ветра и холода, - произнес доктор, садясь за свой стол. - Правда, насчет доз - тут вопрос. Для такого глаза нужно целое ведро раствора и ящик мази...

- Так и выписывайте, - кивнул Илларион, снимая Себастьяна со смотрового стола и усаживая его на диванчик.

- Ну, так и выпишу, - тряхнул лысеющей головой Миопино и начал писать рецепт.

Себастьян, имея весьма мрачный вид, косился то на Иллариона, который рассматривал плакаты, развешенные там-сям на стенах кабинета, то на доктора, который хмурил брови, морщил лоб и писал-писал что-то в свой журнал.

- Вот и все, - сказал, наконец, Миопино, вставая из-за стола и протягивая рецепты Иллариону. - Желаю вам и вашему чудесному любимцу здравствовать.

- Мерси боку, доктор, - лучезарно улыбнулся волшебник...

***

Полчаса спустя они были в аптеке.

Себастьян, которого на этот раз никто не видел, уселся на широкий подоконник, чтоб оттуда наблюдать за размеренной жизнью маленького итальянского городка, а Илларион пошел общаться с фармацевтом.

Пока маг согласовывал дату и время поставки нужных медикаментов в свое поместье, Себастьян любовался девочками, которые прыгали на скакалках во дворике напротив аптеки. Он не заметил того, что за ним тоже наблюдают: некая пожилая леди в белой блузе, розовом сарафане и соломенной шляпке. Она стояла у кондитерской лавки на другой стороне улицы и, водрузив на нос очки с толстыми линзами, удивленно смотрела на одноглазое существо, моргавшее в витрине аптеки. Мозги у леди были явно не в порядке.

Пару минут понаблюдав за Себастьяном, она решительно вошла в аптеку и замерла на входе.

Диспозиция получилась такая: маг Илларион стоял, опираясь локтями на прилавок, лицом в маленький торговый зал, и наблюдал, как под потолком медленно крутится вентилятор; Себастьян по-прежнему сидел на подоконнике, но теперь он смотрел на вошедшую; пожилая леди заслоняла выход своим высоким и толстым телом, которое казалось еще больше из-за розового облачения; а аптекаря не было - он удалился в подсобку, чтоб пересмотреть запасы требуемой глазной мази.

Илларион с добродушной улыбкой перевел взгляд с вентилятора на посетительницу и чуть встревожился, сообразив, что дама видит Себастьяна.

- Боже мой! - прошептала леди, делая шаг к одноглазому. - Подумать только!

Себастьян испуганно захлопал веком, сжался в комок и с мольбой глянул на чародея.

Тот тоже сделал шаг к витрине.

- Нет-нет, я его не обижу, - поспешила объясниться дама. - Я давно ищу его. Очень давно. По стольким мирам прошвырнулась - и не сосчитать. Кто бы мог подумать, что найду его во время своего отпуска!

- Да? Вы его искали? - удивился Илларион. - А вы кто?

Тут он увидел глаза дамы, и все вопросы исчерпались сами собой: глаза пожилой леди были ярко-голубыми с золотистыми крапинами. Только у магов земного мира бывают такие глаза. И не у простых магов, а у магов-кочевников.

Они колдуют мало и неэффективно, но зато умеют со скоростью света носиться по мирам, и это не вредит их ауре. Поэтому маги-кочевники часто промышляют межмировыми поисками. Дама Варвара была именно такой чародейкой.

- Его родители наняли меня, когда их сын пропал, вот и уведомление, - рассказывала и показывала свои документы Варвара, когда они стояли на улице, возле белого "Пежо" Иллариона. - Я долго искала бедолагу. Он перенесся из своего мира в этот из-за сильного колебания магических потоков, вызванных резкой активностью тамошнего светила. Такое бывает нечасто - примерно раз в тысячу лет. Так что, можно сказать, наш Себастьян, в каком-то смысле, везунчик...

Илларион понимающе кивал, с улыбкой глядя на Себастьяна, а тот растерянно хлопал веками и жался к ногам чародея.

- Твои родители ждут тебя, малыш, - улыбнулась Варвара и протянула руку бедняге. - Пойдем. Через минуты две ты будешь дома - обещаю.

Себастьян наконец-то улыбнулся и вложил свои пальцы в пухлую ладонь чародейки-кочевницы...

***

Вечером Илларион и Моника пили вишневый ликер на террасе, слушали, как шелестит ветвями старый дуб, украшенный разноцветными лентами, и считали звезды.

- Как славно все вышло, - улыбалась девушка. - Подумать только, все само собой разрешилось. Хорошо, что ты не использовал магию, а повез Себастьяна к доктору. Иначе вы не встретили бы Варвару...

- Да. Ты права, - кивал Илларион, носом зарываясь в огненные волосы своей красавицы. - Магия ведь не всегда к месту. Вот когда мы вместе, я ею совершенно не пользуюсь, - и он обвил руками талию девушки...

Март 2009 года