Сударева Инна : другие произведения.

Смерть желает короля (Судья и король-4)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    обновлённый текст


  
  Целиком роман можно качнуть -- Т У Т
  
   1.
  
   Над просыпающимся Белым Городом носились, всполошено хлопая крыльями, стаи породистых крапчатых голубей - голубей из королевской голубятни.
   - Смотри, смотри! - сказал сын булочника своему приятелю из лавки кондитера. - Вон и король! Там, на крыше! - указал в сторону белокаменного дворца: там, на крыше самой высокой башни просматривалась тонкая фигура человека с длинным шестом в руках.
   - Ага, каждое утро сам гоняет, - покивал светлой кудрявой головой сын кондитера, расставляя на витрине яркие коробки со свежей пастилой.
   - Это занятие для того, кому трудиться не надобно, - буркнул толстый и румяный булочник, выходя из лавки с корзинами пирожков и сахарных кренделей. - А ты, лодырь, принимайся за работу - бери метлу, мети в пекарне, - приказал он сыну.
   - Купи и мне голубей, папка, - хихикнул мальчуган.
   - Голубей? - хмыкнул булочник, поставил корзины на тележку-прилавок и почесал затылок, сдвигая на сторону запорошенный мукой колпак. - Что ж, давай договоримся: коль ни разу тебя за месяц не отругаю, куплю к празднику Доброго Солнца пару пташек. Веселись, забавляйся. Но если ты им времени больше уделять станешь, чем работе, запеку подарок в пирог да выставлю в продажу. Слад? - и протянул сыну руку.
   - Слад! Слад! - радостно воскликнул мальчик и поспешил скрепить уговор рукопожатием. - Эй, метелка! Где ты там? - побежал вприпрыжку и грохоча башмаками в лавку - проявлять себя старательным работником.
   - Вот так-то, - подмигнул булочник сыну кондитера, который с завистью проследил за приятелем.
   Тот прикусил с досады губу, набросил на пастилу полотенце, чтоб мухи не садились и с криком "папка!" нырнул в свою лавку. Так спешно, что запнулся о давно знакомый порог. Торопился, видимо, тоже какой-нибудь слад отцу предложить. А булочник захохотал, держась за бока:
   - Ох, умора с этой детворой!
   Через минуту смех его прекратился - он увидал кое-что интересное: в начале Песочной улицы, на которой располагались его лавка и лавка кондитера, показался всадник с красным копьем в руке, за ним - еще один и еще, тоже с копьями. Все трое - на тонконогих вороных лошадях, в черных, кожаных куртках с нашитыми на грудь стальными кольцами, в странно блестящих, узких штанах бронзового цвета и в необычных круглых шлемах с длинными, похожими на ленты, красными перьями по бокам. Голени всадников были охвачены кожаными гетрами, ступни - спрятаны в прочные тупоносые башмаки, а плечи - покрыты бурыми, мохнатыми шкурами. Странные воины - таких булочник еще не встречал, а в свое время повидал много разных удивительных чужестранцев.
   За конниками на улицу медленно въехали два небольших фургона, а за ними - еще три всадника. Булочник на всякий случай отступил под навес лавки и коснулся рукой шнурка, протянутого над порогом и связанного с тревожным колокольчиком на крыше дома: такие были в каждой лавке и, в случае какого-либо происшествия, создавали много шума, призывая на помощь городскую стражу.
   Когда весь этот караван неспешно поравнялся с ним, он удивился еще раз и довольно сильно - даже не сдержал возгласа "ого!": все конники оказались молодыми женщинами, темнолицыми, черноглазыми и полногубыми, а их блестящие обтягивающие штаны перестали существовать, потому что превратились в голые, мускулистые бедра, загоревшие до темно-бронзового цвета. Булочник ухмыльнулся, рассматривая крепкие коленки девушек. Но у всадниц на поясах, плетеных из кожаных лент, висели серьезного вида мечи, и он не решился убрать руку с сигнального шнурка.
   Одна из женщин (видимо, старшая в отряде) с улыбкой кивнула ему и, подняв правую руку вверх, поздоровалась:
   - Приветствую.
   - Добрый день, - стараясь не дрожать голосом, отозвался булочник.
   - Мы из Черной Дружины. Из Чинарии. Слыхал? - голос девицы-воина был довольно низким: наверное, ей не раз приходилось громко и решительно отдавать команды.
   - Нет, - честно признался булочник.
   - Хорошо, - чуть дернула бровью всадница. - Где живет ваш король?
   - Во дворце.
   - Где дворец?
   - А это вон туда езжайте, по нашей улице, потом налево - на площадь попадете. А с площади - от главного храма направо, по широкому тракту, что липами обсажен. И в его конце - дворцовые ворота, кованные, черные. За ними - дворец. Ну, и король где-нибудь там будет, - подробно объяснил булочник, а сам подумал: "да-да, ко дворцу и езжайте - там пусть с вами гвардия разбирается".
   - Спасибо тебе, мужчина, - странно поблагодарила всадница и тут бросила взгляд на румяные булочки, бока которых соблазнительно выглядывали из-под белых салфеток, укрывавших корзины с выпечкой. - Это еда?
   - Конечно, - булочник ответил и не сдержался - хихикнул.
   Девушка-воин нахмурилась, да так грозно, что пришлось веселому толстяку сделать и свое лицо серьезным. Он тут же исправился: достал несколько булочек и протянул собеседнице:
   - Я вас угощаю! Вы наши гости, а в Белом Городе гостей любят и уважают. Берите - булочки свежайшие, только из печки.
   - Спасибо, - повторила благодарность всадница, приняла выпечку, одну пышку укусила сама, другие передала ближайшим подругам, еще одну, подъехав к фургону, опустила в руку, что потянулась к ней из-за полотнища повозки. - Это вкусно.
   - Конечно вкусно. Я плохого хлеба не пеку, - с гордостью ответил булочник. - У меня и покупатели все не абы что - и лорды и бароны...
   Он бы еще долго мог распространяться по поводу состоятельности своих булок, но девушка махнула рукой, как бы говоря "хватит болтать", и коротко, четко сказала что-то на непонятном языке - от этого ее слова остальные всадницы и обе повозки тронулись с места, чтоб следовать далее по улице, в сторону площади.
   - Счастливого вам пути, - поклонился вслед чинарийскому обозу булочник и тут услыхал, как в одном из фургонов заплакал ребенок. - Ишь ты, еще и малыша с собой таскают.
  
   - Папка! Папка! - звонко и требовательно проорал рыжий королевич Гарет в окошко, через которое можно было выбраться на крышу Зоркой башни, на площадку, откуда гоняли голубей.
   - Ваша милость, не высовывайтесь, ради всего святого! - хватал шустрого мальчугана за расшитую серебром курточку гувернер - мастер Вавил - невысокий мужчина лет сорока, плотный, круглолицый и совершенно седой.
   - Папке можно - и мне можно! - возразил королевич и уже сунул ногу, обряженную в бархатный сапожок, в окошко.
   - Бу! - с таким пугающим возгласом в окне появилась взъерошенная голова со страшно выпученными глазами.
   Напугались и Гарет, и мастер Вавил: оба шарахнулись, уцепившись друг за дружку подальше от окна. А король Фредерик - причина их испуга - захохотал, сверкая белоснежными зубами, весьма довольный своей выходкой. Потом легко и бесшумно, словно кот, впрыгнул на чердак и закрыл ставни:
   - Нельзя тебе на крышу, Гарет. Пока. И в следующий раз слушайся учителя. Он, как и я, плохого не посоветует.
   - Когда ж мне будет можно на крышу? - надулся мальчик, недовольно пряча руки за спину.
   - Обещаю: я тебе первому сообщу, когда будет можно, - вновь рассмеялся король, сел на узкую скамеечку у стены, и потянул из-под нее свои любимые сапоги - невысокие, со шнуровкой - стал обуваться (на крышу он всегда выбирался босиком: так было удобнее).
   - Государь мой, - подал голос гувернер. - Хочу заметить, что в последнее время его милость лорд Гарет все чаще проявляет некоторую строптивость характера. Например, вчера вечером он отказался от вечернего молока, а сегодня утром не вымыл уши!
   Фредерик нахмурил брови, глянув на покрасневшего сына:
   - Ну и как это понимать? Ты забыл? Сегодня я планировал взять тебя на прием в Дом Хлебной Гильдии. И что? Ты намерен ехать туда с грязными ушами? - задав последний вопрос, он сердито дернул шнурки левого сапога, затягивая узел.
   - Я исправлюсь! - выпалил Гарет.
   - Это касается не только мытья ушей, - король строго поднял вверх указательный палец и взялся шнуровать правый сапог.
   Мальчик понимающе закивал:
   - Я не буду больше капризничать.
   - Рад, что мы поняли друг друга, - смягчив тон, ответил Фредерик и похлопал сына по плечу - Гарет улыбнулся, заблестел зелеными, как ягоды крыжовника, глазами. - А теперь, насколько я помню, тебя ждет математика?
   - Государь, вы правы, - напомнил о себе гувернер. - Подошло время утренних уроков. Прошу вас, ваша милость, - и почтительно поклонился наследнику престола.
   Королевич вздохнул и, буркнув "угу", побрел к лестнице, что вела вниз на галерею.
   Ему было пять лет, и он больше любил проводить время с отцом, чем сидеть в классной комнате, слушая лекции по разным наукам, которые монотонно читал мастер Вавил. Поэтому и побежал Гарет с утра пораньше на чердак - очень уж хотелось лишний раз побыть рядом с Фредериком. Но больше всего мальчику нравились занятия в фехтовальном зале и езда верхом. А еще - сидеть рядом с отцом на мраморной скамье в парке (или на его коленях) и слушать занимательные истории о прошлых временах, особенно - о бесстрашных Судьях Королевского дома.
   Фредерик так интересно рассказывал, что чудаковатый мастер Линар (королевский доктор и придворный изобретатель), услыхав однажды повествования короля, сказал:
   - Все эти истории следовало бы записать в книгу да размножить. Очень уж они интересны и поучительны. Пусть бы их все читали, особенно - молодежь.
   Король улыбнулся тогда на его замечание:
   - Уважаемый мастер, если вы за это возьметесь, я присвою вам еще одно звание - придворного писателя.
   - О, государь, э то хлопотно и отнимет у меня то время, которое я берегу для своих технических и медицинских изысканий, - покачал головой Линар. - Почему бы вам самому не начать записывать свои же истории? Кто может сделать это лучше?
   Фредерик рассмеялся:
   - Вы думаете, у меня, у короля, больше свободного времени, чем у вас, доктор?
   Он был прав. И Линар тоже согласился.
   Король есть король. Это обычный человек, обремененный лишь своим маленьким делом, своей семьей и домом, может выкроить из жизни немного минут для чего-то отвлеченного. У короля же вся страна - это его семья и надо стараться уделять внимание каждому, по мере сил и возможностей, даже в ущерб своим самым близким людям.
   Фредерик понимал, что мало уделяет внимания Гарету. Да разве сложно было это понять? Одно нынешнее утреннее происшествие на чердаке сказало ему "твой сын скучает, твой сын хочет быть с тобой, как можно чаще и дольше".
   Он думал об этом, стоя на верхней террасе Зоркой башни, куда спустился вслед за сыном и гувернером с чердака. Опираясь локтями о балюстраду, молодой государь рассеяно смотрел на столицу своего королевства, над которой носились потревоженные им пестрые голуби.
   "Вместо баловства в голубятне ты бы лучше лишний раз наведался к Марте и в детскую", - буркнул сам себе Фредерик. Однако тут же признался, что в последнее время ему частенько желалось хоть пару минут побыть наедине с самим собой, в тишине и покое. Когда-то, еще Судьей, он нередко пребывал в полном одиночестве, и оно никак не тяготило, наоборот, казалось обычным, естественным и очень полезным состоянием: ничто и никто не мешал думать, строить логические цепочки, принимать решения.
   Так и теперь, гоняя птиц на башне и грызя при этом ореховой печенье, Фредерик пускал на волю свои мысли, решая довольно серьезные проблемы. Махая шестом с белой тряпкой на конце, он детально обдумал свою речь для собрания в Доме Хлебной Гильдии. Вопрос там планировали разбирать важный - выбор поставщиков пшеницы для королевских зернохранилищ.
   Но после разговора с Гаретом думать о делах Фредерику совершенно не хотелось. Хотелось погрузиться в мысли о семье. Ведь у короля теперь был не один сын. И пусть младший Донат еще малыш-карапуз, которому и года не исполнилось, но ему тоже необходимо внимание отца. Как и супруге - черноглазой красавице Марте...
  
   Донат родился холодным февральским утром.
   Не стихала разъярившаяся за ночь метель, окна спальни, где рожала королева, были плотно закрыты и задернуты портьерами, а в камине трещали большие березовые поленья, передавая огромной комнате необходимое тепло.
   Фредерик был с супругой в этот час - он так захотел. И как ни кричали на короля, совершенно не стесняясь, повитухи, государь нахмурился, топнул ногой и не вышел вон.
   Сидя в изголовье супруги, держал ее за руку, он смотрел без отрыва в огромные черные глаза и улыбался, нежно, ласково, то и дело касаясь губами ее чистого белого лба, покрытого крупными горошинами пота.
   Марта рожала тихо и спокойно, позволяя себе изредка лишь тяжкий вздох. И все шло хорошо. Ее пальцы крепко стискивали пальцы супруга, ее глаза наполнялись слезами, но не слезами боли.
   - Это будет сын, - шептала она, целуя руку короля, - я хочу подарить тебе сына. Верного защитника стране, доброго друга и брата Гарету. Я смогу, смогу...
   У нее все хорошо получалось, и через пару часов в королевской спальне громко заплакал сморщенный и красный младенец-мальчишка.
   - Донат! Донат! - с восторгом объявил Фредерик, осторожно принимая от повитухи убранного в пеленки сына и целуя его крохотный нос. - Донат родился.
   - Донат? - с легким удивлением спросила Марта.
   - Да...Или ты против? - король, самозабвенно пританцовывая, качал на руках своего крохотного потомка.
   - Я хотела назвать его твоим именем, - улыбнулась королева. - Но я решила - назову Фредом второго сына. Он у меня будет - я уверена...
   - Милая моя, милая моя, - пропел сияющий Фредерик и сел на постель супруги, опустил в ее руки ребенка, - ты решила восстановить наш Королевский Дом?
   - Просто ты - мужчина, у которого должно быть много сыновей, - ответила, улыбаясь, Марта. - И я очень хочу этого.
   - Ах, во мне столько счастья, что кричать хочется, - выдохнул король и обернулся на звук открывшейся двери - в проеме мелькнула рыжая голова королевича Гарета.
   Одна из повитух уже махнула запретительно рукой в сторону мальчика, но король опять пошел в контратаку:
   - Иди ко мне, лисенок! Посмотри на младшего братца!
   Гарет с готовностью влетел в спальню и вспрыгнул на колени отца, любопытно вытянул шею в сторону хныкающего вороха пеленок на руках Марты:
   - У, какой мелкий, сморщенный. На лягушку похож.
   - Представь себе: ты был таким же, - усмехнулся Фредерик. - И я был таким, и все.
   - Ты? - округлил глаза Гарет. - Я думал: ты всегда был большим!
   Король засмеялся на его слова, задорно и счастливо. Поцеловал старшего сына, поцеловал жену и осторожно коснулся губами щечки новорожденного...
  
   2.
  
   Светлые, отчего-то полные карамельного (именно карамельного) аромата, воспоминания Фредерика прервались зычным криком рыцаря Элиаса Круноса:
   - Государь мой! Государь мой!
   Светловолосый богатырь в ярких бирюзовых одеждах, громко топая сапогами внушительного размера, влетел на террасу, где Фредерик безмятежно любовался чистым небом и голубями над столицей, перевел дух и объявил:
   - У меня новости! Будешь рад! - наедине он общался с королем, как с приятелем, и Фредерик никогда на это ему не пенял, потому что сам не был приверженцем принятой при дворе субординации. - У дворцовых ворот - посланники из Чинарии!
   У государя лицо стало белым, а глаза округлились:
   - Чина..., - не договорил - поперхнулся от волнения. - Бежим! Бежим!
   Он выскочил на галерею первым и понесся по коридору с той скоростью, которой бы и породистая скаковая лошадь позавидовала. Элиас старался не отстать, но на поворотах ему приходилось тормозить, чтоб не завалиться на бок. Фредерик же с этим справлялся легко - легко вспрыгивал на стену (абсолютно не жалея роскошных шелковых шпалер), пробегал по ней по диагонали пару метров мелкими шажками, минуя опасный вираж, и вновь оказывался на полу. Все это проделывал стремительно и бесшумно, в отличие от топочущего и пыхтящего Элиаса.
   Но на последнем повороте - уже у парадной лестницы - затормозили оба. Чтоб не сбить с ног поднимавшихся королеву Марту и ее дам.
   - Фред, боже, что случилось? - увидав короля, спросила она. - Куда летишь?
   - Милая, прибыли посланники от Тайры! Я лечу их встречать! - выпалил Фредерик, на ходу поцеловал красавицу-жену в щеку и понесся дальше, прыгая через две-три ступеньки, мимо прижавшихся к мраморным перилам фрейлин; от ветра, что поднялся из-за короля, у дам с шелестом взметнулись вверх многослойные шелковые юбки.
   Марта чуть нахмурилась: ей не особо понравилась такая поспешность супруга, а еще не понравилось то, что он забыл пригласить ее за собой встречать гостей из Чинарии. Это догадался сделать Элиас:
   - Госпожа моя, позвольте сопроводить вас, - учтиво поклонился рыцарь (ему уже разонравилось по-мальчишески носиться по коридорам и лестницам).
   - Спасибо, Элиас, - улыбнулась Марта. - Поспешим.
  
   У Фредерика сердце в груди бешено заколотилось, когда он выбежал на парадное крыльцо и увидал в начале дорожки, ведущей ко дворцу, повозки и всадниц в чинарских шлемах и с красными копьями в сильных руках.
   Пока он спускался по каменной лестнице и бежал с совершенно не подобающей королю скоростью к прибывшим, из одного фургона вышла высокая полная женщина в длинном белом платье, причудливом тюрбане и со смуглым малышом на руках.
   Девушки-воины как раз спешились, шагнули навстречу королю и сняли шлемы.
   - День добрый, - поклонилась одна из них - старшая, - мы из Чинарии, от капитана Тайры к королю Фредерику.
   - Я. Это я Фредерик! - спешно закивал молодой человек, не отрывая глаз от темненького ребенка с большими светлыми, серыми глазами, и голос его неожиданно сбился в сиплость.
   - Мы привезли тебе сына, король Фредерик, - опять поклонилась девушка-воин. - И сердечный привет от капитана Тайры.
   Фредерик, широко улыбнувшись, протянул руки к малышу, и женщина в белом платье (наверняка, кормилица), улыбнувшись в ответ, передала ему ребенка.
   - Здравствуй, кроха, - шепнул отец сыну.
   Тот что-то прогудел в ответ и цепко ухватился за ворот куртки Фредерика. Пухлые теплые пальчики, смуглые щечки, широко раскрытые, полные младенческого удивления, глаза, нежный рот, редкие, но темные кудряшки на макушке... "Глаза мои, мои глаза - как и хотелось Тайре", - подумалось Фредерику.
   - Как его зовут? - спросил он у дружинницы.
   Та встрепенулась, потому что тоже позволила себе невольную улыбку, глядя на отца с сыном, тряхнула коротко остриженной головой и ответила:
   - Имя мальчикам дает отец. Таков обычай в Чинарии. Назови ребенка, а мы скажем его имя капитану Тайре.
   - Почему ж Тайра сама не приехала? Она обещала: если будет сын, то привезет его мне сама.
   - Потому что кроме сына Тайра родила и дочку, - опять улыбнулась дружинница. - Получились двойняшки. Дочь, как ты и хотел, капитан назвала Корой. И у девочки тоже серые глаза, как у тебя.
   Фредерик на миг потерял дар речи - так потрясла его эта необычная весть.
   - М-марта! - обернулся он к подошедшей супруге. - Ты слышала? И сын, и дочь! У меня еще и дочь!
   Его лицо сияло таким счастьем (а это происходило нечасто), что Марта отбросила куда подальше заскрежетавшую мелкими зубами ревность и обняла Фредерика и малыша, которого он держал его руках:
   - Рада за тебя, милый, - шепнула она королю. - Я прикажу готовить праздничный обед - такие хорошие новости надо достойно отметить. - Затем обратилась к гостям. - Прошу вас отдохнуть в нашем дворце. Здесь у вас ни в чем не будет нужды...
  
   Так у Фредерика появился еще один наследник - смуглый, чернявый и странно сероглазый Эльберт. С сыном Марты у него была разница всего в месяц, а то и меньше.
   Нахмуренный бука Донат в тот же день встретил сводного братца, подсаженного к нему в манеж, возмущенным кряхтением и ударил погремушкой по голове. Эльберт скривился и оглушительно заревел, демонстрируя прекрасные легкие.
   - Прекрасный горлопан! - расхохотался Фредерик, протягивая сыну в утешение сахарную палочку. - Вырастешь - дам тебе полк, будешь им командовать. - Затем погрозил развоевавшемуся Донату. - А ты смотри, бука, не обижай младшего. - Вручил точно такую же палочку и ему, так что оба карапуза затихли и зачмокали губами, наслаждаясь вкусненьким.
   - Они поладят, - заверила короля Марта, присаживаясь рядом с манежем в мягкое кресло.
   - А как насчет тебя? - вдруг спросил Фредерик. - Я вижу: ты подавлена.
   - Я устала.
   - Неправда, - нахмурился молодой человек. - Ты недовольна тем, что сегодня произошло.
   - Сегодня произошло много хорошего, и я всем довольна, - возразила Марта, чувствуя, что начинается тяжелый разговор, которого она не в силах избежать.
   Фредерик понял и решил не усугублять:
   - Милая, я прекрасно понимаю: тебе неприятно знать о том, что было между мной и Тайрой в Эрине. Но оно было. И не по моей воле... Но я ни в коей мере не оправдываюсь! - он поднял вверх руку, предваряя слова супруги о том, что не стоит сейчас виниться (а Марта - Фредерик и это заметил - уже готова была прервать его именно такими речами). - Я просто представляю тебе факты, от которых не отмахнешься и на которые глупо обижаться. Тайра - это мое прошлое, и я его принимаю, целиком и полностью, как принимаю и своего сына от Тайры, как готов принять, если надо будет, свою дочь. Она в моем сердце уже сейчас. Как и Эльберт, и Гарет, и Донат, и ты. Всем там есть место, поверь. И я бы очень хотел, чтоб там, в моем сердце, меж вами не было раздора. Это нужно не только мне - это нужно нашей семье, королевской семье. Это нужно всему нашему государству. Обстановка в нашем доме влияет на обстановку в Королевстве...
   - Ты всегда можешь положиться на меня, - вдруг сказала Марта, прикладывая палец к его красноречивым губам. - Не объясняй мне большего, иначе я стану себя презирать, за глупость.
   Фредерик покачал головой, видя, что глаза ее мерцают слезами:
   - Прости - я должен был это все сказать.
   - Конечно, - кивнула Марта. - Ты король, ты Судья. Я просто на минуту забылась - подумала, что я жена простого человека.
   - Это не так.
   - Я знаю. И постараюсь больше об этом не забывать.
   Фредерик улыбнулся, поцеловал ее руку:
   - Мне самому очень часто хочется быть простым человеком...
   Тем временем у королевичей рассосались сахарные палочки, и карапузы вновь стали громко воевать - с криками рвать друг у друга забавную деревянную лошадку.
   - Да, прибавиться шуму во дворце, - засмеялась Марта.
   - Будь с парнями построже, - сказал Фредерик. - И нянькам скажи, чтоб не миндальничали, не потакали капризам. Пока они малыши, я не могу заниматься ими так, как должно. Но через три года, господа хорошие, - он наклонился в манеж и щелкнул по лбу каждого, чтоб привлечь их внимание, - через три года, господа лорды, я начну делать из вас мужчин... А сейчас мне пора, - король выпрямился, - из-за Эльберта я перенес начало приема в Доме Хлебной Гильдии, но не могу же я все совершенно отменить. Можно мне поцеловать тебя? - обнял жену за тонкую талию.
   Марта с удовольствием ему это позволила. Малыши в манеже теперь сидели тихо-тихо - их успокоил строгий голос отца...
  
   Идиллия, счастье, безмятежность, которые, казалось, уже навеки установились в семье короля и во всем дворце, разрушились в среду. После полудня. В парке, на лужайке с изумрудной шелковой травой, залитой солнечным светом.
   Фредерик учил Гарета фехтованию. Все проходило как обычно: отец показывал приемы, используя обычную палку, медленно и точно, а сын повторял, стараясь все проделать быстрее, но без потерь в точности и четкости.
   - Пусть клинок станет тобою, - шептал король в розовое, мягкое ухо королевича, - твоей рукой, твоей мыслью. Наши мысли часто селятся в наших руках, и потому едины с ними. А мысль быстра - нет ничего и никого быстрее. Но твой клинок должен стать ею - мыслью. Тогда не будет тебе равных.
   И Гарет понимал, хоть речи Фредерика и были временами слишком мудреными для пятилетнего мальчика. Тело королевича понимало, что делать с рукой, отяжеленной мечом. В свои юные годы он освоил и отточил сложный удар Южного Ветра и многие другие приемы.
   - Не бойся промаха, - учил отец мальчика под сенью древних кленов, что шумели ветвями и листьями - словно рукоплескали успехам юного лорда. - Промах откроет тебе неожиданное преимущество. Главное: увидеть его и правильно использовать. Он также станет неожиданным для твоего врага, и этим тоже принесет тебе пользу. Если подчинишь себе промахи - нет тебе предела, и даже твоя ошибка будет твоей победой.
   И Гарет все прописывал в своей голове - это было несложно. Ему казалось: вспоминаются временно забытые знания. Фредерик, глядя, как виртуозно и легко его сын управляется с детским мечом, ощущал себя на небесах: "Вот оно, моё бессмертие - в сыне, что взглядом и движениями похож на меня".
   У него в последнее время часто ныло сердце. Так, едва заметно - потягивало что-то с левой стороны груди. Фредерик не обращал внимания. К тому же он считал, что знает причину: когда-то несколько лет назад он был ранен стрелой как раз в левую подмышку, а чуть позже - получил болтом из арбалета под левую ключицу. Так что левая сторона его груди имела полное право ныть время от времени. И молодой человек уже привык к тому, что в сырую погоду старые раны давали о себе знать. В такие моменты он просто пил травяные настои мастера Линара и ограничивал себя в резких движениях: проще говоря, меньше тренировался.
   В этот раз все началось именно с этой занудной боли в левой подмышке. И как обычно Фредерик ни капли внимания ей не уделил - встал в позицию, что показать Гарету очередной хитрый удар.
   - Этот прием как раз для тебя - он для низкорослых воинов. Называется Злая Коса. Пока ты маленький, он будет твоей коронкой, - сказал сыну. - Будь внимателен.
   И Фредерик разогнал палку-меч по дуге, снизу вверх и наискось, подрубая левую ногу воображаемому противнику, но тут его самого словно кто-то ударил в левый бок - резко, сильно, заставив тело переломиться так, как сникает дерево от мощного удара топором. Перехватило дыхание, стало мало света, в глазах все запрыгало, и, словно тающий снег, потекли четкие контуры, сливая все окружающее в один мутный ком. Будто издалека услышал король испуганный крик Гарета:
   - Папка!
   - Кого-нибудь, - упав в траву, прошептал Фредерик. - Позови кого-нибудь.
   Ему еще хватило сил перевернуться с объятого острой болью левого бока на спину, он еще увидел абсолютно чистое голубое небо, зубчатые листья кленов и испуганное, с широко раскрытыми глазами, лицо сына. Потом все это - цветное, яркое - крутнулось в одну большую черную дыру и проглотило его, вместе с болью...
  
   3.
  
   Так было почти каждое утро, исключая пасмурные дни: солнце прокрадывалось мягкими лучами сквозь невесомые занавеси на высоком окне и украшало пятнами света шелковые покрывала королевской кровати. И почти каждое утро мужчина и женщина, мирно спящие в этих покрывалах, пробуждались от вкрадчивых солнечных поползновений, тянулись друг к другу и начинали любовные игры с нежными поцелуями и жаркими объятиями.
   В этот раз все вышло по-другому.
   Свет привычным курсом проплыл по шелку кровати, чуть задерживаясь в складках простыней, и замер на белом, неподвижном мужском лице. Ни единый мускул не дрогнул на нем, даже ресницы закрытых глаз не отозвались на шаловливое заигрывание солнечных зайчиков. Тогда солнце продолжило поиски жизни в огромной комнате и скользнуло золотистыми щупами к темноволосой молодой женщине, которая спала, подобрав под себя ноги, в мягком, широком кресле у постели. Спала тревожно: вздрагивали пальцы ее тонких рук, стискивая белое льняное полотенце; вздрагивала поникшая голова, тревожа разметанные по спинке кресла волосы; шевелились изящные губы, бормоча что-то непонятное.
   Тут лучи добились желаемого: веки, по которым они скользнули, широко распахнулись, обнаруживая темную бездонность больших, красивых глаз, с губ сорвался громкий прерывистый вздох (такой, какой бывает у человека, только-только вынырнувшего из холодной воды), а правая рука, выпустив полотенце, взметнулась ко лбу, чтоб отбросить за ухо прядь волос, упавшую на лицо.
   - Господи. Который час? - пробормотала она и, чтоб удовлетворить свой вопрос, глянула на часы: высокие, напольные с причудливым медным маятником в виде фрегата, они величаво темнели лакированными, дубовыми боками в дальнем углу спальни и глухо отсчитывали минуты. - Семь. Скоро семь утра... Фред, Фред, - позвала дама неподвижно лежащего в постели мужчину. - О, неужели ты и сегодня не проснешься? - в ее покрасневших глазах заблестели слезы, а голос задрожал, грозясь озвучить всхлип.
   Она отбросила лоскутный плед, укрывавший ее колени, покинула кресло и подошла к маленькому круглому столику, где стоял серебряный колокольчик на золотом подносе. Позвонила, нервно, требовательно.
   Высокая резная дверь открылась - в спальню явился величавый, толстый и совершенно лысый господин в богато расшитой золотом ливрее королевского камердинера. Он церемонно поклонился и поздоровался так, будто явление государя объявил:
   - Доброе утро, ваша милость! Чего изволите?
   - Зови Линара, Орни и этого старика, что вчера приехал, - приказала Марта.
   - А как его величество? - позволил себе поинтересоваться камердинер.
   - Никаких изменений, Манф. Потому - торопи господ лекарей со сборами.
   - Да, ваша милость, - опять поклонился Манф и пошел выполнять распоряжение королевы.
   Через минут двадцать у постели короля Фредерика собрались целых шесть человек. Пришли званые Мартой знатоки лекарского дела - мастер Линар, его супруга Орнилла и знахарь Брура из далекой страны Азарии, а также явился лорд Гитбор, Судья Южного округа Королевства. Последним, бесшумно закрыв дверь, зашел камердинер Манф.
   - Мда, - таким неопределенным и невнятным словом начал мастер Линар свою речь, посмотрев на бледное и недвижное лицо короля. - Так и есть: никаких изменений, - и он почесал за ухом, ероша каштанового цвета волосы (когда-то доктор ходил лысым, выбривая не только щеки, но и макушку, как камердинер Манф, но, женившись, был вынужден позволить волосам покрыть голову - так затребовала супруга Орнилла: по ее словам, блестящий череп мужа часто пускал ей в глаза зайчики, что было малоприятным). - Предлагаю опять попробовать ледяную ванну. В прошлый раз государь отреагировал...
   - Отреагировал, как же, - скептически фыркнула Орнилла, нащупывая едва слышимый пульс на шее Фредерика. - У него просто кожа посинела и пошла пупырышками - вот и вся реакция. Я изначально была против. Человек болен неизвестно чем, а его в лед! Так и горло, и легкие застудить можно. Что тогда делать будешь?
   Пустив в супруга стаю упреков, она сложила руки на груди, озабоченно нахмурившись. Встретилась взглядом с Мартой и сокрушенно покачала головой, отвечая на немой вопрос королевы:
   - Не ждите от меня чудес. Я с такой хворью не встречалась. Вы же помните: мои бодрящие настои на государя не подействовали. Будто камень поили, а не человека.
   - Помню, помню, - согласно кивнула Марта и в отчаянии закусила губу. - Но что же? Как же? Ведь прошло почти пять дней, а он - как труп, холодный, неподвижный. Сколько так может продолжаться?
   - Такое уже было - там, в Эрине, - отозвался Линар, извлекая из кармана куртки некий инструмент, сильно напоминавший шило сапожника. - И про это я тоже говорил, - он взял безвольно лежащую на поверхности покрывала руку Фредерика и уколол ее "шилом" в подушечку безымянного пальца - вяло выступила рубиновая капелька крови, и все. - В другое время за такое государь не поскупился бы на выражения для меня... И в который раз я спрашиваю мастера Бруру: что нам делать? - грозно возвысив голос, повернулся к знахарю.
   Тот, вечно сгорбленный и сжатый в комочек старик, держался, как обычно, в тени и пытался как можно дольше оставаться незамеченным.
   Фредерик после победы в Эрине над азарским князем Хемусом забрал знахаря, служившего князю, с собой в Южное Королевство. Во-первых, убивать жалкого и забитого старика (пусть даже он и натворил много злого) было делом, недостойным короля, рыцаря и просто мужчины; во-вторых, Брура мог оказаться очень полезным, как человек, знающий тайны трав и минералов. К тому же и мастер Линар намекнул Фредерику о том, что был бы не против вести свою медицинскую и химическую практику, пользуясь знаниями старика. Однако долгий переезд из Эрина в Королевство совершенно подкосил здоровье Бруры, и его не довезли до столицы, а оставили в Цветущем замке - фамильной крепости Фредерика - чтобы поправлялся. Там он пробыл всю зиму, весьма суровую по сравнению с родной азарской зимой, всю весну и начало лета. Брура подхватывал по очереди неизвестные ему ранее простуды, и спасла его только чудесная настойка дамы Ванды, медовая с перцем, которая заставляла старое нутро трепетать и гореть, а хвори - уступать выздоровлению захваченные ранее позиции в теле.
   И вот теперь - в июле-месяце за ним приехали гонцы из Белого Города. Чтоб вести в столицу и спасать неожиданно и надолго впавшего в беспамятство короля...
   Брура вздрогнул, услыхав из уст Линара свое имя, и сделал шаг назад, к окну, словно желая спрятаться за портьерой. Но отвечать пришлось - старик это понимал.
   - Простите меня, - заговорил он, робким, дрожащим голосом, - простите, милостивая госпожа! - он увидел, как блестят от слез глаза королевы, как дрожат ее губы, и упал перед ней на колени, понимая - она не будет на него гневаться.
   - О, нет! - простонала Марта. - Вы опять! Опять бросаетесь мне в ноги!
   - Встаньте-встаньте, мастер Брура, - Манф взялся поднимать знахаря. - Вы же знаете: у нас так не принято, и их величества такого не любят. Очень не любят.
   - Кто знает, кто знает, - пожал плечами Линар, с усмешкой глядя, как камердинер отряхивает Бруре коленки и поправляет смявшуюся одежду. - Еще пара таких падений и, возможно, государь очнется, чтоб наорать на неслуха.
   - Говорите же, мастер Брура, - затребовала Марта, махнув доктору рукой - "молчи!".
   - Если бы я мог, то в сию же минуту обнадежил вас, милостивая госпожа. Если бы мог, то сразу же исцелил бы государя, - низко поклонившись, сказал старик. - Но я ничего не могу. Да, я знал, что такое может быть - что смертный сон может повториться. И разве я скрывал это? О, нет. Я все рассказал и вам, и милостивому государю Фредерику. И даже про возможность смерти я не умолчал, хотя боялся, очень боялся говорить о ней вам и вашему супругу. И сейчас повторю, хоть дрожат мои колени, и не от старости дрожат: король может не проснуться...
   - О, боже! - не сдержала стона Марта.
   - Смертный сон обрушился на государя по твоей вине, - напомнил Линар. - Твое зелье заставило короля забыть себя и пойти против своих же воинов. Твое зелье терзало его голову, и оно - причина смертного сна. Так неужели ты не знаешь какого-либо противоядия? От своего же собственного яда? Хоть подскажи!
   Брура молчал.
   - Отец, милый, - вдруг заговорила Марта, обращаясь к старику, и умоляюще сложила руки. - У моего мужа - целое государство, и он нужен своей стране. У моего мужа - трое сыновей, и он нужен им больше, чем я. У моего мужа - дочь где-то далеко-далеко, и я знаю: он рано или поздно отправился бы к ней, чтоб увидеть, обнять, поцеловать. И это мне надо падать вам в ноги, чтоб просить - помогите нам всем! - и Марта, в самом деле, спрятав лицо в ладонях, опустилась на колени, но тут все бросились к ней - и Брура первый - чтоб поднять и успокоить.
   - Все, что хочешь, все, что пожелаешь, - бормотала королева, цепляясь красивыми, молодыми пальцами за сухие, узловатые руки знахаря.
   А у Бруры в голове эхом звучали только два ее слова: "отец, милый". Последний раз его так называла лет погибшая дочка, лет шестьдесят назад. Он даже вспомнил, когда именно это было: дочь, худенькая чернявая девушка, уходила к ручью собирать ракушки для бус и издалека помахала ему вот такой же тонкой, как у Марты, рукой: "Отец, милый, я скоро вернусь и напеку лепешек!" Но не вернулась - ее через пару дней принесли на грубой мешковине крестьяне, прочищавшие оросительный канал. Опозоренную, изломанную, мертвую. И Брура никогда больше не ел ее медовых лепешек...
   Марту, давшую волю слезам, Линар и Судья Гитбор усадили в кресло, а Орнилла уже подсовывала ей стакан воды, в которой своевременно растворила щепотку зеленого порошка - успокоительное.
   - Милостивая госпожа, - сказал Брура, вновь подходя к Марте и вновь касаясь ее руки. - Я постараюсь, я буду искать нужные составы. А пока надо ждать. Государь Фредерик очнется - я уверен. Его тело, дух очень сильны - их мощь еще в Эрине удивили меня. То зелье, которое я ему давал при Хемусе, уже давно убило бы обычного человека, но государь Фредерик до сих пор жив...
   - Конечно, - весьма довольно кивнул Судья Гитбор. - Фредерик из особой породы. Судью просто так не сломать! Так что верьте Бруре, милая государыня, - он, насколько позволяло брюшко, поклонился Марте. - Король проснется и еще порычит на нас всех.
   Королева улыбнулась, сквозь слезы, но все-таки.
   - Что ж, - напомнил о себе мастер Линар. - Не будем терять времени, мастер Брура. Идемте. Моя лаборатория к вашим услугам.
   - Лаба-что? - подивился незнакомому слову азарский знахарь.
   - Идемте, идемте, старина, - понимающе улыбнулся молодой доктор и взял старика за руку. - Покажу вам свое хозяйство. Вам должно понравится... Орни, ты с нами?
   Та отрицательно мотнула головой:
   - Я останусь с королевой. Не думаю, что будет правильным оставлять ее одну.
   Линар согласно кивнул и вышел с Брурой из спальни.
   - Я тоже вас оставлю, - сообщил Марте Судья Гитбор. - Сегодня слушания в Зале Решений по вопросу обновления дорог в Северном округе. Не люблю я всю эту болтовню, но ничего не поделаешь, - Южный Судья не изменял своей привычке сетовать на проблемы вслух. - Жаль государя нашего там не будет. Он бы решительно стукнул кулаком по столу (это у него славно выходит), и все вопросы отпали бы. От хороших дорог стране много пользы, потому что торговля идет бойчее и налоги от этого растут. Только не все в Финансовом Совете это понимают.
   - У вас все получится, - Марта вновь улыбнулась на его ворчание. - Вы всегда рядом в самые тяжелые минуты.
   - Это судейская привычка, - как бы оправдывался лорд Гитбор, ответно улыбаясь в седые усы. - Ну, я побежал. Если можно назвать бегом моё ковыляние.
   Королева улыбнулась еще шире, и Южный Судья сам себя похвалил: он ведь добивался именно этого: чтоб леди отвлеклась от горьких мыслей. С целью закрепить результат, лорд Гитбор поцеловал Марту в руку и попросил не унывать. С тем и вышел.
   - Мне кажется: наш господин Южный Судья в молодости был побойчее некоторых теперешних молодых людей, - заметила Орни. - Да и сейчас он не промах. Жук - сам себе на уме.
   - Ваше величество, будут еще какие-нибудь распоряжения? - спросил Манф у Марты.
   Королева покачала головой. Тогда Орни ответила за нее, бойко и громко:
   - Конечно, будут! Пусть нам принесут завтрак в соседнюю комнату: что-нибудь вкусное с умопомрачительными запахами. Говорят, аромат курицы с чесноком кого угодно на ноги поднимет! Да еще - вина молодого. И яблочного снега на десерт. Сладкое замечательно поднимает настроение, - Орни ободряюще подмигнула Марте - та ответила улыбкой и согласным кивком.
   С некоторых пор они крепко сдружились. Особенно после того, как Орни легко справилась с первой болезнью маленького Доната - кишечными коликами - а чуть позже состряпала замечательную мазь для десен королевича, которые начали болеть из-за режущихся зубов. Надо сказать, мастер Линар, знающий много чудесных снадобий для заживления ран и лечения лихорадок всех видов и мастей, сдавал позиции перед детскими хворями. Скорее всего, потому, что у него ранее почти не было пациентов столь юного возраста.
   - А следовало бы подучиться в этом направлении, - такое замечание Орни регулярно делала супругу. - Во-первых, у короля куча детишек, во-вторых, сам скоро отцом станешь.
   В самом деле, она уже могла похвастать округлившимся животом. Всего-то пять месяцев, а уже было заметно. Наверное, из-за худобы знахарки. Как ни хорошо жилось ей в королевском дворце, а крупнеть и толстеть, как у того же Линара или Элиаса, у хрупкой Орни не получалось. "Сгорает во мне все, как в печке: и курятина, и оленина, и колбасы жирные", - смеялась знахарка...
   - Государыня, я жду вас в гостиной, - сказала она и вышла из спальни вслед за Манфом.
   Марта задержалась. Чтоб еще раз наклониться к неподвижному Фредерику и еще раз поцеловать белые, почему-то твердые губы больного. Если бы не едва заметное дыхание, он ничем бы не отличался от мертвого. У королевы опять задрожали губы-предатели. Ее не оставляла надежда, глупая, детская, что, как в сказке про спящую красавицу, он проснется от поцелуя. Только жизнь не сказка - чудес в ней не бывает. Не случилось и сейчас.
   Вздохнув, Марта прошла в гостиную. В самом деле, глупо сидеть день и ночь у постели. Разве это способно вернуть Фредерику сознание?
   "Надо держаться самой и заниматься детьми", - дала себе приказ королева и, оказавшись в соседней комнате, где ее ждал накрытый к завтраку стол, не могла не улыбнуться: кроме Орни и Манфа, который взялся прислуживать им за трапезой, там уже был и шустрый Гарет.
   - Доброе утро, мама, - мальчик поздоровался, не отрывая зеленых, полных тревоги, глаз от Марты, и подбежал, чтоб поцеловать ее в руку. - Как папа?
   - Он спит, - королева погладила мальчика по лохматой голове. - Наверное, он очень устал...
  
   4.
  
   - Вот тебе! Умрите, гады! - грозно прошипел королевич Гарет, одним солдатиком опрокидывая сразу троих.
   Каштановые брови мальчика были грозно сдвинуты, губы поджаты: игра - дело серьезное. Особенно - игра в войну.
   - Конница левого края наступает с холма и разбивает отряды врагов, - бормотал он, переставляя группку оловянных всадников. - А вот сам король ведет в бой свою гвардию, - передвинул на передний край белого рыцаря в шлеме, украшенном крохотной короной. - Ура! Победа!
   Гарет сидел на постели отца и занимал сам себя игрушечной армией, благо размеры кровати позволяли развернуть широкомасштабные боевые действия и при этом совершенно не тревожить спящего. Хотя малыш иногда специально задевал локтем или ногой Фредерика: по мнению королевича, отец слишком надолго заснул, и надо было его разбудить.
   Марта разрешила Гарету посидеть в спальне короля и взяла с него обещание, что он будет вести себя тихо. Королевич обещание держал - не шумел: даже слова "Ура! Победа!" произносил шепотом. Но и только. Зато первое, что он сделал, оставшись один, это залез отцу на грудь и стал его тормошить, приговаривая "давай, вставай!". То же самое Гарет предпринял тогда, в саду, когда Фредерик не окончил демонстрацию хитрого приема а, побелев лицом и сломавшись телом, упал в траву. И мальчик думал, что у него получилось бы растормошить отца, если бы не прибежавшие Марта, Линар и целый полк слуг: они не позволили королевичу дергать Фредерика.
   Гарет ошибся - сейчас с побудкой тоже ничего не получилось.
   Надувшись и оставив отца в покое, мальчик занялся своей коробкой с солдатиками и исподволь целиком погрузился в игру. Все-таки пятилетнее дитя не может долго печалиться.
   Итак, битва на покрывалах завершилась победой войск Гарета, и королевич на минуту вновь заскучал.
   Потом его внимание привлекли звуки, что доносились из парка: там кто-то бранил кого-то за криво подстриженные кусты. Бросив оловянных человечков, Гарет перелез через ноги Фредерика, чтоб оказаться на другой стороне кровати. Сполз вниз и подбежал к окну: хотелось посмотреть, как отчитывают нерадивого садовника. Подоконник был высоковат, и королевич стал забираться на мягкую скамейку, чтоб уже оттуда видеть желаемое.
   - Смотри - не свались, - услыхал он хриплый, усталый голос отца.
   Гарет забыл о садовниках и свалился-таки со скамейки, бросился обратно в постель, чтоб обхватить Фредерика за шею, чтоб ткнуться в его грудь лбом и радостно прошептать "папка!". Папку он любил больше всего на свете.
   Фредерик довольно улыбнулся и обнял сына в ответ, только сделать это удалось почему-то лишь левой рукой - правая отказалась двигаться. Молодой человек закусил нижнюю губу:
   - Гарет.
   - Да, пап.
   - Ударь меня в правую руку.
   - Зачем? - удивился мальчик.
   - Надо. Давай. Только сильно, - нахмурился король.
   Гарет чуть отстранился, сжал кулачок и, правда, изо всей своей пятилетней силы ударил отца в правое предплечье. Фредерик нахмурился еще больше:
   - Слабо бьешь! Я ничего не чувствую!
   Гарет ударил еще раз, замахнувшись сильнее.
   - Слабо! - выкрикнул молодой человек, оттолкнул сына и ударил сам себя.
   На лице его было полное отчаяние. Поведя вокруг глазами, он заметил рассыпанных по покрывалу оловянных солдатиков, схватил одного и вонзил острие крохотного копья себе в правую кисть. Потом еще раз. Выступила кровь, темная, вялая.
   - Черт! - простонал Фредерик, упав обратно в подушку и зажмурившись.
   Гарет с испугом вжался в спинку кровати, не отрывая взгляда от отца. Тот открыл глаза, заметил, в каком состоянии парнишка, и взял себя в руки, успокоительно улыбнулся:
   - Прости. Я просто не до конца проснулся. Я не хотел тебя пугать.
   Мальчик кивнул, опять потянулся к Фредерику. Тот обнял сына, так же - только левой рукой, и попросил:
   - Позови мастера Линара.
   - Позову, - кивнул королевич. - Я всех позову. И маму. Она так плакала, так плакала. Надо ее порадовать.
   - Да, конечно. Ее тоже. Обязательно, - растерянно пробормотал Фредерик.
   Гарет пестрым клубком скатился с кровати, споткнулся о ковер, упал, тут же, не издав ни звука, поднялся и понесся к выходу. Там, пыхтя, открыл тяжелую дверь и с криком "папа проснулся!" выскочил в гостиную.
   Король между тем вновь покосился на свою онемевшую руку, пробормотал: "Надеюсь, я ее просто отлежал". Но эта мысль утешала слабо: рука, кроме того, что не двигалась, была неприятно холодной и даже мешала - Фредерику казалось, будто что-то острое и ледяное уперли ему в плечо.
   Встав с постели, обнаружил, что рука еще и странно тяжелая: висела плетью, ее пришлось поддерживать левой. Вообще, он чувствовал себя ужасно слабым: ноги предательски задрожали, когда молодой человек сделал пару шагов по комнате, а в глазах потемнело. Фредерику пришлось опуститься в кресло.
   В этот миг открылись двери - вбежали Марта, мастер Линар и Манф. Но первым был шустрый Гарет. Он сиял глазами и лицом и с разбегу запрыгнул отцу на колени, вновь обнял его за шею.
   - Привет всем, - улыбнулся король вошедшим. - Наверняка, я напугал вас. Прошу простить, - тут же получил поцелуй в щеку от супруги - это немного разогнало тревожную муть в его груди.
   - Как себя чувствуете? - спросил Линар, взяв Фредерика как раз за правое запястье, чтоб прослушать пульс.
   Он тут же удивленно взметнул вверх брови, обнаружив, как холодна рука короля, а тот нервно дернул ртом и обратился к сыну:
   - Иди к себе. Манф проводит.
   Гарет послушно кивнул: дуться на отца за то, что он его отсылает, у мальчика даже мысли не было, так он обрадовался его пробуждению. Поэтому королевич так же весело, как и запрыгнул, покинул колени короля и вприпрыжку побежал вон из спальни. Камердинер Манф, величаво поклонившись Фредерику, Марте и Линару, выплыл за мальчиком.
   Когда за Гаретом и Манфом закрылась дверь, Фред начал спрашивать:
   - Что со мной случилось?
   Линар коротко все рассказал.
   - Шесть дней, - прошептал молодой человек, - шесть дней я был, как труп. Я ничего не помню. Лишь то, что упал в парке, под кленами. А потом открыл глаза и увидел, что лежу в своей спальне.
   - Но ведь все хорошо, - поглаживая плечо короля, отозвалась Марта, и ее голос был бархатно-ласков.
   - Все хорошо, - рассеянно повторил слова супруги Фредерик.
   - Пошевелите пальцами, государь, - попросил доктор, рассматривая голубые ногти правой руки короля.
   Тот хмыкнул:
   - Я уже пробовал. Ничего. Рука не двигается. И боли не чувствует. Что с ней такое?
   - Я... ну... бывает... это временно, - сбивчиво начал Линар. - Временная неподвижность конечности. Вы слишком долго ею не пользовались и вот...
   - Скажите сразу, что не знаете, - буркнул Фредерик. - Зато я знаю - это все от той дряни, которой поил меня хемусов Брура! Где он кстати?
   - Он здесь, во дворце, вместе со своим учеником - немым Димусом. Живут в моих покоях, работают в моей лаборатории, - заговорил Линар. - Я предоставил ему все свои порошки, травы и прочее. Он пытается сделать нужное вам лекарство.
   - И как успехи? - хмыкнул молодой человек.
   - Пока успехов нет, - вздохнул доктор.
   - Их и быть не может! - ожесточенно выпалил Фредерик. - Подумайте хорошенько: Брура - из Азарии. И все то, что он использовал - травы, корни, минералы - азарское. У нас - страна другая, земля другая, погода другая. То, что растет у них на каждом шагу, совершенно не растет у нас. Разве он сам вам такого не говорил?
   Линар помолчал, пораженный его словами. Затем ответил:
   - Он сетовал пару раз на то, что не может найти нужного порошка в моей лаборатории. Но он сказал, что попытается найти ему замену.
   - Нашел?
   - Нет. Но...
   - Глупости ваши "но", - отмахнулся Фредерик. - Чем вы замените воду? Ничем. Чем вы замените золото? Ничем, - мгновение помолчал и спросил. - Брура сказал, сколько мне осталось?
   - Государь мой!
   - Бросьте, - скривился король. - Я не ребенок. И не разнеженный вельможа. Что он сказал?
   - Примерно два месяца, - за доктора ответила Марта, тихо и спокойно. - Возможно -раньше, возможно - позже, но смерть возьмет тебя. Брура сказал: в тебе много скрытой силы, которая борется с его отравой.
   Фредерик смолк, взъерошил здоровой рукой волосы - как обычно в те моменты, когда был особо озабочен. Потом проговорил, глухо:
   - На смерть - плевать. Но прожить остаток жизни калекой - это уж слишком.
   - Государь мой, - вновь взял слово Линар. - Это дело поправимое. У меня есть различные мази, которые чудеса творят. Знаете, у лорда Гитбора как-то нога онемела - застудил. Так он пару недель попользовался моими мазями, поделал травяные припарки, и все прошло. И со смертью - это вы рано задумались. Если даже Брура не найдет нужных составных здесь, мы вполне можем для спасения вашей жизни отправится в Азарию, добыть нужные травы, минералы. Я об этом уже думал.
   - Если вы отправитесь в Азарию, я вряд ли дождусь вашего возвращения, - хмыкнул Фредерик. - Месяц туда, месяц - это самое малое - на поиски в Азарии, месяц обратно. Кто поручится, что я столько выдержу? - он откинулся на спинку кресла, посмотрел куда-то в расписанный лиственными узорами потолок, пробормотал. - Я скоро умру. Что ж, лорды моего рода всегда мало жили...
   На какие-то пару минут в комнате зависла тишина. Но Марта нарушила ее, резко, возмущенно:
   - Не смей такого говорить!
   - Моя смерть не должна быть неожиданностью, - добавив стальные ноты власти в голос, заметил Фредерик. - Кто предупрежден, тот вооружен. А тешить себя пустыми надеждами я не собираюсь - это глупо и вредно.
   - Это не пустые надежды! У тебя есть все шансы поправиться! - еще ожесточенней ответила Марта.
   Фредерик улыбнулся:
   - Умница моя, я это знаю, что у меня есть шанс. Выбор есть в любой ситуации. Но это не значит, что, надеясь на лучшее, я не должен планировать худшего. Я должен думать в разных направлениях. Понимаешь?
   Марта закусила губу, но кивнула. Она испытывала досаду от того, что Фредерик лишний раз напомнил о своем статусе короля и намекнул ей на ее забывчивость.
   - Но так как я все-таки не сегодня вознамерился помереть, я бы желал чего-нибудь съесть и чего-нибудь выпить, - продолжал молодой человек. - Шесть дней с пустым животом: боюсь, я ног не потяну.
   - Все сделаем, - кивнул Линар и шустро выскочил за дверь.
   Король подождал, когда затихнет звук его шагов, и открыл рот, чтоб кое-что сказать супруге, но Марта опередила, не желая очередных объяснений с его стороны:
   - Я помогу тебе одеться, - сказала, улыбаясь. - Не возражаешь?
   - Куда уж мне возражать, - Фредерик усмехнулся и, если бы обе руки его работали, развел бы обеими руками, а так получилось - одной. - Я теперь слабак - не то слово.
   - Но-но, - погрозила пальцем королева. - Не прикидывайся, - и принялась хозяйничать в гардеробной.
   Через полчаса Фредерик, обряженный в свою любимую домашнюю одежду (куртку и штаны из мягкой шерсти песочного цвета), с правой рукой, подвязанной на черную ленту, перебрался в гостиную. Там уже ждал стол, покрытый веселой, клетчатой скатертью и отягощенный большим количеством тарелок с закусками и горячими блюдами.
   - Помидоры! Цыпленок! Вино! - обрадовался король. - Наконец-то! - и без особых церемоний приступил к трапезе.
   Фредерик прекрасно понимал, что после вынужденной голодовки живот не следует сильно нагружать, поэтому держал себя в руках. Разве что вина позволил себе больше, чем обычно, и быстро захмелел. Но ему так и хотелось: с помощью винного духа прогнать тяжкие мысли, которые давили голову и не позволяли груди свободно дышать. Хмель не раз уже доказывал свою состоятельность в этом деле.
   - Иди ко мне, родная, - позвал он Марту и с огромным удовольствием обхватил здоровой рукой ее тонкую талию, когда она послушно опустилась на его колени. - Я могу ошибаться, но, кажется, я видел тебя во сне, - шепнул Фредерик. - И ты плакала. А я подошел, чтоб тебя утешить, и от этого проснулся.
   - Ты в самом деле меня утешил. Когда проснулся. И, пожалуйста, больше не огорчай, - Марта обняла его и поцеловала. - Да и еще кое-что.
   - Что же?
   - Поскорее набирайся сил. Мне страшновато спать одной...
  
   5.
  
   "Брура, Брура, Брура, тебе никогда этого не сделать, - бормотал старик-знахарь себе под нос, рассматривая три разноцветных кристалла. - Нужного нет. Вороньего камня нет. И заменить его нечем. Да и с ним вряд ли что получится".
   Громкий храп прервал его мысли, и старик сердито покосился на спящего ученика: немой Димус каким-то чудом смог устроиться на узкой скамье возле стены и теперь оглашал комнату-лабораторию раскатистыми руладами. Немудрено: за высокими окнами давно была глубокая ночь.
   Брура отхлебнул бодрящего чаю (пил его, чтоб не сморил сон) и еще раз пролистал свои книжицы. Непростые книжицы - старинные, от отца доставшиеся, со страницами из человечьей кожи, из женской, когда-то мягкой и теплой. Именно на таком азарские знахари Круга Семи Камней записывали свои рецепты и формулы. Записывали особыми шифрами (у каждого был свой), чтобы кто-нибудь непосвященный не мог узнать их премудростей. Передавать знания трав и минералов знахарь или знахарка могли лишь своим детям. Когда-то Брура делился всем, что знал, с дочерью. Она делала успехи, особенно хорошо разбиралась в травах и кореньях. Но дочь умерла, и все надежды Бруры погрузились вместе с ней в могилу.
   Он долго жил один. Это всегда его тяготило, но под старость одиночество начало язвить все сильней и сильней. И старик взял себе в дом сирот, братьев-близнецов Димуса и Мурина, как бы в ученики. Только обучал он их без особого желания. Так - самым простым и незначительным вещам: как головную или желудочную боли успокаивать, как синяки и бородавки сводить, как раны и болячки всякие заживлять. Более важные секреты старик не хотел отдавать людям чужой крови. "Умрет все вместе со мной, раз уж отобрало у меня небо и жену, и дочку", - решил Брура.
   Но многочисленные знания, запертые в голове знахаря, стали пропадать, забываться. Так истлевают, умирают, незаметно, но неотвратимо, на дальних полках библиотек давно забытые книги, никому больше не поверяющие своего содержания. Паутина и плесень становятся украшением для их обложек и корешков, когда-то даже позолоченных; жуки и мыши вместо любопытных читателей тревожат их страницы - грызут и точат бумагу, пергамент, приближая конец.
   Поэтому Брура не спал, ворошил свои книги, ворошил свою память, но не мог найти ясного ответа на вопрос, как вернуть здоровье Фредерику. Мешали не только старость и забывчивость - мешал страх: знахарь боялся наказания, которое могло обрушиться на него. Он не сомневался, что король покарает за неудачу. И покарает жестоко. Фредерика Брура волей-неволей приравнивал к князю Хемусу, скорому на суд и расправу.
   В лаборатории Линара старику уже многое было знакомо. За несколько дней он перезнакомился со всеми пузырьками, коробочками и баночками многоумного королевского доктора. Только здешние свитки и книги Брура не трогал - он не знал языка, на котором они были написаны. Да и не содержали они в себе ничего необходимого знахарю - за это старик мог поручиться...
   Заболело за ребрами, слева.
   "Сердце, - подумал Брура, прижимая ладонь к груди. - Ну, ты, старое, еще против меня выступи..."
   Он опять взялся за кружку с чаем, но хлебнуть не успел - дверь в лабораторию бесшумно приоткрылась и появилась фигура в длинной темной одежде. Знахарь кашлянул - от неожиданности у него в горле пересохло - не готов он был видеть позднего визитера.
   - Доброй ночи, - вполголоса поздоровался Фредерик и, мягко ступая, прошел к столу, за которым сидел Брура. - Простите, если напугал.
   - О, совсем не напугали, - ответил старик и испугался еще больше: голос-то предательски сорвался.
   - Да ну, не лукавьте, - улыбнулся молодой человек. - Вы так глаза округлили, будто привидение увидали.
   Он присел в кресло напротив, скосил глаза на всхрапнувшего Димуса, вздохнул:
   - А мне не спится. Потому, видать, что за шесть суток выспался, - сказав, хмыкнул. - Я вот бродил сейчас по парку, увидал свет в окне лаборатории, зашел поговорить с вами.
   - А как вы узнали, что это я здесь?
   Фредерик пожал плечами:
   - А кому еще тут быть? Линар бессонницей не страдает. К тому же он любит свою молодую красивую жену и не допустит, чтоб она спала одна. Ученик Линара - Грег - тоже соня известный. А вы - старик. Старикам всегда плохо спится. Тем более, в месте, которое им кажется небезопасным. Я не прав? - его глаза, посмотревшие в упор на Бруру, были схожи с серой сталью, лгать которой невозможно, и старик признался:
   - Правы.
   Молодой человек вновь пожал плечами, как бы говоря "ну, вот видите". И тут же сморщился, как от боли, глухо пробурчал:
   - Треклятая рука. Будто лед у тела.
   - Позволите посмотреть?
   Вместо ответа Фредерик развязал шнурки воротника, стянул вниз рукава куртки, рубашки, оголил правое плечо. Брура, покивав, взялся его прощупывать.
   - Позволите лечить? - опять спросил знахарь.
   - А получится? - с недоверием спросил молодой человек.
   - А попробуем.
   Брура неожиданно перестал бояться. Даже плечи его, вечно опущенные вниз в раболепном поклоне, всегда готовые принять тычки и удары, слегка расправились, а впалая, тощая грудь развернулась. Не особо заметно, но это произошло. Может потому, что Фредерик оказался почти полной противоположностью прежнему господину Бруры - князю Хемусу. Говорил спокойным, даже скучающим голосом, и ни разу еще знахарь не видел, как он гневается. А теперь, забредя на огонек, цельный король Южного Королевства сидел напротив, в кресле, и запросто общался с ним, с ничтожным Брурой.
   Старик принялся шумно копаться в своем плетеном коробе, где хранились готовые снадобья, и через минуту извлек оттуда пузатый глиняный горшочек, плотно закрытый деревянной пробкой. Потянув за медное колечко на крышке, откупорил его, и по комнате разошелся довольно едкий для ноздрей и глотки запах. И Брура, и Фредерик тут же закашлялись, а Димус недовольно закряхтел во сне.
   - Уф, что за отрава? Дышать невозможно, - кривился король. - Даже глаза слезятся.
   - Это бальзам, - прикрыв нос ладонью, ответил знахарь. - На змеином яде и ядовитых травах.
   - Ты хочешь мазать меня этой дрянью?! - на лице Фредерика отразились и брезгливость, и опасение.
   - Эта дрянь может вернуть вам власть над собственной рукой, - с поклоном ответил Брура. - Но если вы не желаете...
   - Очень даже желаю, - решительно кивнул Фредерик и подставил плечо.
   Знахарь взял специальный шпатель для мазей и предупредил:
   - Будет больно. Очень.
   - То, что надо, - опять кивнул молодой человек. - Надоело ничего не чувствовать.
   Брура тоже кивнул и приступил к работе. Быстро и ловко, тонким слоем ядовитой мази он умастил плечо и руку короля, плотно закрыл горшочек и вернул его в утробу плетеного короба, потом сказал:
   - Теперь надо ждать. Действует оно не сразу. Но когда начнет - вы почувствуете.
   - Хорошо, - Фредерик набросил край куртки на больную руку и откинулся в кресле. - Пока время есть, поговорим. Я ведь и шел поговорить.
   - Да, слушаю, - старик вернулся на свой табурет.
   - Я спрашивал Линара, я спрашивал Марту, но не думаю, что услышал правду. Сколько мне осталось жить?
   У Бруры вновь заныло в левой груди - вернулись старые страхи. Он дернул руку к кружке с чаем. Движение получилось неверным - кружка опрокинулась, но до пола не долетела: Фредерик легко ее поймал и вернул на стол:
   - Не стоит шуметь. И не стоит бояться. Сколько бы мне ни осталось, я не собираюсь тратить время на смертный приговор для вас. Виновника того кошмара, что творился в Эрине, я уже казнил... Ну, и сколько дней вы мне отмерите?
   - Ваша милость добры и милосердны, - Брура склонился головой к крышке стола. - И я был бы счастлив напророчить вам многие десятилетия, но этого не получится. Два месяца - столько я вам обещаю. Потом - неизвестно.
   - А ваши снадобья?
   - Я пытаюсь, я ищу нужный состав. Но не нахожу. То зелье, которым Хемус приказал поить вас, чтобы убить вашу память, делалось мной по старинному и сложному рецепту. И оно изначально не имеет противоядия. Мне приходится искать его.
   Фредерик скрипнул зубами - ничего нового, подкрепляющего надежды, он не услышал.
   Тут как раз и плечо дало о себе знать - легким пощипыванием - и молодой человек расцвел:
   - Началось! Я руку чувствую!
   Через минуту радость на его лице сменилась недовольной гримасой:
   - Аа. Горит огнем.
   - Все правильно. И это только начало, - заметил Брура.
   - Верю-верю, - прокряхтел Фредерик и схватился за плечо.
   Боль нарастала со страшной скоростью и становилась невыносимой. Когда-то он испытал нечто подобное, выпив вина с хитрым зельем в шатре князя Хемуса. Разница была лишь в том, что сейчас болело не все тело, а лишь места, принявшие ядовитую мазь - плечо и рука. Казалось, они в кипяток погрузились.
   - Чеорт, - прошипел молодой человек, скрючившись в кресле. - У тебя все всегда такое болючее?
   Брура пожал плечами:
   - Лечение - почти всегда мучение.
   - Хорошо сказал, складно, - покивал-оценил Фредерик. - И как долго мне терпеть?
   Знахарь подошел, помог рычащему королю встать и повел его к свободной кушетке у окна. Димус не занял ее потому, что это было спальное место учителя.
   - Ложитесь - будет легче, - устроив Фредерика, Брура присел рядом; видя, что на лбу молодого человека выступили крупные капли пота, он вытер их полотенцем, взяв его с подоконника. - Терпеть придется до тех пор, пока вся мазь не войдет в вашу кожу. Часа два - не меньше.
   Фредерик коротко и зло ругнулся.
   - Мне тоже есть, что вам сказать, ваша милость, - продолжил говорить знахарь (так он вздумал отвлечь короля от боли). - Мне кажется, шансов излечиться у вас больше, чем вы думаете.
   - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Фредерик, открывая закрытые было глаза.
   - Я не единственный на свете знахарь. В Азарии есть Круг Семи Камней - что-то вроде гильдии травников и камневедов. Среди тех, кто в него входит, - мастера поискусней моего. Кто знает, вдруг один из них сумеет приготовить лекарство, нужное вам.
   Фредерик тем временем опять заскрежетал зубами, громко, жутко - у него в глазах уже темнело от боли, и он плохо вникал в слова знахаря. Брура, видя, что король близок к обмороку, замолчал и поднес к губам молодого человека стакан с водой.
   - Что ты говорил? - более-менее вернувшись к жизни, спросил Фредерик. - Круг Камней?
   - Круг Семи Камней, - повторил старик. - Более сорока лет я сам был его членом. Но потом мне пришлось уйти.
   - По причине?
   - Я был не самым лучшим знахарем, - вздохнул Брура. - Еще я состарился, и у меня не было детей. Те, кто не дают потомства, не нужны Кругу. Бездетность - проклятие.
   - Тогда почему тебя взял к себе князь Хемус? Мог бы выбрать знахаря получше.
   - Он никого не мог выбрать. Круг Семи Камней - в заповедной горе. Простому человеку нельзя туда подниматься. За ослушание боги убивают. Но те, кто живут в заповедной горе, знают способы задобрить богов, - старик хитро улыбнулся.
   - Я понял, - тоже улыбнулся, сквозь гримасу боли, Фредерик. - Мне надо ехать в Азарию, показаться тамошним умельцам... О, черт! Сколько ж еще терпеть?
   Брура осторожно, кончиком указательного пальца коснулся его плеча, которое огнем горело - даже кожа покраснела.
   - Терпите, милостивый государь. Столько, сколько нужно...
   Брура вдруг замолк на полуслове, опять с испугом уставившись на дверь. Фредерик, чересчур занятый своей болью, не обратил на это никакого внимания. Тем более - к дверям он лежал затылком.
   Дверь же приоткрылась - в темном проеме возникло белое лицо Марты. Она бросила быстрый взгляд на короля, который, скрежеща зубами и хватаясь за больное плечо, явно не подремывал на кушетке, потом, изменив выражение лица с растерянного на грозное, глянула на Бруру, что сжался в комок на своем табурете.
   - С-скотина, - хрипло, по-звериному вырвалось у нее.
   В ту же секунду, совершив прыжок, достойный дикой кошки, Марта оказалась возле знахаря и, не жалея тонких пальцев, вцепилась ему в горло.
   - О, боги! - только и успел пискнуть Брура, падая навзничь на пол.
   Королева не выпустила его - опрокинулась следом, оказавшись сверху. И жала, жала тощую шею старика. Тот в ужасе хрипел, видя, сколько пылающей, беспощадной ярости в ее черных, бездонных глазах. Толстые косы Марты тяжело упали на лицо и грудь Бруры и, казалось, превратились в змей, который тоже хотели обвиться вокруг знахаря и придушить его.
   - Подлая тварь! - рычала королева. - Надо было еще в Эрине тебя убить!
   - М-марта! - это уже вскрикнул Фредерик, увидав, что делается. - Пусти его! Пусти! - он попытался встать с кушетки, но его скрутила очередная жестокая судорога - и король упал на колени.
   Шум от заварухи очень вовремя разбудил Димуса. С громким воем он подхватился со своей лавки, чтоб спасать учителя. И спас - без особых церемоний перехватил Марту за пояс и отдернул от Бруры. Королева зло закричала, пытаясь вырваться, но немой держал крепко и разжимать объятий не собирался.
   - Марта, замолчи! - стальным голосом затребовал Фредерик, вползая обратно на кушетку. - Иначе сюда вся гвардия сбежится! Мне этого не надо!
   Марта послушно смолкла.
   - Он лечил меня, глупая, - объяснил молодой человек, откинувшись на подушку. - Просто от лечения жутко больно... глупая...
   - Пусти, пусти, - Марта ударила Димуса по рукам. - Я поняла, поняла.
   Тот послушно расцепил руки, и королева, не теряя ни секунды, бросилась к мужу:
   - Что это за лечение? Ты себя в зеркало видел? Лицо, как у покойника, - провела рукой по его впалой и бледной щеке.
   - Зато мне лучше, - улыбнулся Фредерик и показал Марте, что может слегка шевелить пальцами правой руки. - Чуть-чуть, но...
   - Ы-ы! - испуганно замычал Димус, опускаясь на колени возле простертого на полу Бруры.
   - Что такое? Что? - Фредерик нашел силы, чтоб встать и подойти ближе - и Марта его поддержала.
   Брура несмотря на то, что его горло было свободно, продолжал хрипеть, лежа на полу. Так, будто ему не хватало воздуха: широко разевал рот и выпучивал глаза. А еще - прижимал руки к сердцу. Похоже, оно решило дать сбой.
  
   6.
  
   - Линара! Зови скорей Линара! - приказал Фредерик Димусу.
   Сам сел рядом с Брурой, приподнял его запрокинутую голову и положил себе на колени, чтоб у старика не напрягалась шея, и чтоб легче дышалось.
   Немой закивал и бросился вон из лаборатории.
   - Что с ним? Неужели это из-за меня? - дрожащим голосом спросила Марта.
   - Отчасти. Он сильно испугался - смерти испугался. А у старика, похоже, слабое сердце, - кивнул Фредерик, ощупывая пальцы знахаря.
   - Что ты делаешь? - удивилась королева, не понимая его манипуляций.
   - Я плохо помню, - бормотал молодой человек. - Но на пальцах есть особые точки. Когда у человека захлебывается сердце или приступ падучей, нужно надавить на эти точки, и больному полегчает. Только я делал это один раз - лет десять назад. Одному старику. Я принес ему дурные вести - о гибели его сына и невестки. Случилось вот такое самое - сердце бедняги отказалось работать. Тогда у меня получилось - старик вернулся к жизни... Правда, он через месяц все равно умер - горе доконало... Но точки эти есть, они могут помочь, - и Фредерик все мял пальцами холодеющие ладони Бруры, совершенно забыв о собственной болящей руке. - Давай, старичок, не огорчай меня...
   - Из-за меня, из-за меня... господи, - прошептала Марта, прижимая руку к губам.
   - Я тебя ни в чем не обвиняю. Ты думала: он убивает меня, кинулась меня спасать. И поверь: если бы я увидел тебя в подобной ситуации, бросился бы делать то же самое - душить твоего мучителя. И я бы удушил, - хмыкнул Фредерик. - Принеси воды - это его оживит.
   Марта встрепенулась, услыхав просьбу супруга, прыгнула к столу, дрожащими руками наполнила стакан водой и подала Фредерику, плеснув еще по дороге на пол.
   - Успокойся, милая, успокойся, - мягко повторил король, - поддержи ему голову - одной рукой я не справлюсь, - и стал поить Бруру.
   Тот, превозмогая судорогу, сжимавшую горло, сделал пару глотков. При этом давился и булькал - получалось плохо.
   Фредерик убрал стакан в сторону и продолжил изучение узловатых рук знахаря, спокойно, без лишней суеты и спешки.
   - Кажется, здесь, - молодой человек тряхнул головой, нащупав искомое. - Давай, старичок, покажи, что я не ошибся, - и надавил большим пальцем в мякоть ладони: один раз, второй, третий.
   Брура, в самом деле, вдруг спокойнее задышал, посветлел лицом, и спина его перестала выгибаться. Король довольно улыбнулся и, отпустив руку знахаря, похлопал старика по морщинистым щекам, чтоб взбодрить еще больше - и Брура открыл глаза, мутные, полные боли и смертного ужаса, но живые.
   - Сердце, - прошелестел он и по громкости уступил, наверное, даже мыши. - Моё сердце.
   - Да-да, вижу-вижу, - успокоительно и вкрадчиво, как заболевшему ребенку, говорил Фредерик, поглаживая старика по голове. - Самое страшное - уже позади. Сейчас тебе будет все лучше и лучше. Вот и Линар прибежал, - посмотрел на доктора, который, громко топоча ногами, влетел в лабораторию. - А с ним - его волшебная сумка. Ну-ка, господин доктор, займитесь делом, - и хотел встать, отойти в сторону, чтоб пропустить Линара к Бруре.
   - Нет-нет, - знахарь вцепился в запястье короля, крепко-крепко, как утопающий хватается за того, кто его спасает. - Не отходите. Слушайте. Мне мало осталось. Я хочу успеть сказать, - тут он опять захрипел, потянул руку к воде - и Марта, не медля ни секунды, сунула вновь наполненный стакан в корявые, старческие пальцы азарца.
   Сделав глоток, Брура продолжил, с большим трудом, часто останавливаясь, чтоб сделать вдох поглубже, а на его лбу, изрытом глубокими морщинами, проступила нехорошая испарина:
   - Круг Семи Камней. Самый восток Азарии, горы - Красные Перья. Димус знает, Димус проводит, - при этих словах немой, стоявший за спиной Фредерика, согласно замычал и энергично закивал. - Там будет башня из черного камня - ее зовут Крупора. На Крупоре - колокол. Бейте в него два раза в полночь, когда месяц в небе. К утру с гор, из Круга, придет человек с закрытым лицом и с посохом, обвитым змеиной кожей. Покажете ему вот это, - знахарь пошарил у себя на груди и вытащил за кожаный шнурок из-за ворота некую бляшку из тусклого темно-красного металла, сунул ее в ладонь Фредерика. - Не потеряйте, иначе он убьет вас и всех, кто с вами будет. Скажете человеку с посохом, что я - Брура - вам это дал, и скажете, что вам нужен мастер Ахмар. И главное: скажете, что меня - Бруры - больше нет. Я умер от своего старого сердца...
   В этом месте его прервал Линар:
   - Никто тут не умрет. Пустите меня, государь, - и тронул Фредерика за плечо.
   - Не надо, - прошептал знахарь. - Мне почти сто лет. Мне вполне хватит, - и он закрыл глаза, потом вдруг подхватился весь, как человек, забывший что-то важное, опять вцепился пальцами в руку короля. - Моя мазь! Больше ее не касайтесь! Во второй раз она отравит! - тут все его тело дернулось, и Брура, захрипев, испустил дух. Похоже, на это последнее предупреждение у него ушел весь остаток сил.
   - Боже, боже, - прошептала Марта, закрывая лицо руками. - Из-за меня. Это из-за меня! - застонав, она упала в обморок; Димус успел подхватить ее и осторожно опустил на кушетку.
   Фредерик тут же оставил Бруру, чтоб кинуться к жене, поднял ее косы, что свесились на пол, и бережно уложил на подушку, вокруг головы.
   - Бедная моя, как же тебе со мной тяжело, - поцеловал супругу в белую щеку.
   Мастер Линар молча протянул ему флакончик с нюхательными солями.
   - А что Брура? - спросил король.
   - Ему я уже не помогу, - мрачно ответил доктор. - Если бы на минуты две-три раньше, я бы что-то смог сделать. Но... увы... Что вообще тут произошло? В моей лаборатории? Мне бы очень хотелось узнать, - теперь он ворчал, очень плохо сдерживая раздражение и досаду.
   - Потом, потом, - отмахнулся Фредерик и занялся женой: поднес к ее ноздрям пахучий пузырек, и Марта, расчихавшись, открыла глаза и с рыданием обхватила руками молодого человека, словно боялась, что он куда-нибудь исчезнет.
   Без лишних слов король обнял ее в ответ, насколько сильно, насколько мог это сделать одной рукой - правая до сих пор болела, пусть меньше, но весьма чувствительно.
   - Фред, Фред, я этого не хотела, не хотела, - шептала Марта сквозь слезы.
   - Родная, как же тебе со мной тяжело, - повторил Фредерик, чувствуя, как тиски новой боли начинают щемить сердце...
  
   - Что ж, деваться мне некуда... поеду в Азарию, - сказал Фредерик таким тоном, будто говорил об увеселительной прогулке в Серебряную Пущу - роскошный лес, что подступал к стенам Белого Города с севера.
   Король, расслабленно качая ногой, сидел на подоконнике в своем кабинете и смотрел, как бегает по траве в парке сын Гарет.
   Было далеко за полдень, на небе не наблюдалось ни облака, как и положено летом, и королевич с несколькими детишками из числа дворянских отпрысков шумно и беззаботно играл в пятнашки под нежно-зелеными кронами ореховых деревьев. На скамье у кустов облепихи сидел гувернер Гарета - мастер Вавил. Он почитывал какую-то книжку, наверняка очень умную, и время от времени бросал внимательный взгляд на резвящихся мальчишек.
   Фредерик вздохнул и погладил локоть правой, по-прежнему подвязанной руки - там сделалось неприятно: будто закололи в кость тысячи иголок.
   - Какое у вас сопровождение? - спросил Судья Гитбор из необъятного, крытого медвежьим мехом кресла, что стояло у камина.
   - Шесть рыцарей - шесть лучших из моей гвардии. Все элитные мечники и отличные лучники. Трое прекрасно управляются с копьями. Среди них - Элиас. Кроме того, мы возьмем с собой ружья. С такими парнями и вооружением мне черт не страшен. Да и сам я кое-чего стою, даже с одной рукой.
   - Правая, что же, совсем никак?
   Фредерик опять вздохнул:
   - Не совсем, а почти. Кое-что мазь Бруры сделала: рука теперь болит. Часто. И пальцами я слегка двигаю. Но даже яблока им не удержать. Что уж про меч говорить...
   - Как вы поедете? Через Эрин? - задал следующий вопрос Гитбор.
   - Это слишком долго. Поедем напрямую - через ваш округ и дальше.
   - Но дальше - болота - Хворова топь! Вы что? Через нее попретесь?! - Южный Судья даже из кресла подпрыгнул.
   - У меня есть выбор? Я и так чудовищно рискую, отправляясь туда, где всяк мне враг, - холодно ответил король. - А через болото раза в три быстрее получится. Хочу быстрее разобраться с этой проблемой.
   - Если получится вообще! - Гитбор даже ладонью по столу хлопнул. - Чтоб меня перекосило! Мальчишеского в вас так и не убыло! Хворова топь - гиблое место. Туда почти никто не ходит.
   Фредерик улыбнулся:
   - Вы сказали "почти" - этого вполне довольно. Если кто-то туда ходит, то и мы пройдем. В конце концов, топи - часть моего государства. А мы очень мало про них знаем. Да и что мальчишеского в том, что я желаю как можно быстрее спастись от болезни?
   Южный Судья фыркнул, вернулся обратно в кресло и налил себе из хрустального графина клюквенного морсу в бокал и принялся ворчать:
   - Ну да. Вот именно теперь, с одной отвисшей рукой, самое время туда прогуляться. Может, у вас и голова местами онемела? Или вы таким образом решили свести счеты с жизнью - чтоб не ждать двух месяцев?
   Фредерик пожал плечами: довольно резкие выпады старика никогда не были ему обидны. Гитбор тем временем отхлебнул настойки и неожиданно сказал:
   - Она не отпустит вас одного.
   - Марта? Отпустит. Сейчас не та ситуация, чтоб ей упрямиться.
   - Как так?
   Фредерик довольно улыбнулся:
   - Она опять ждет ребенка.
   Южный Судья не смог не улыбнуться в ответ:
   - Да у вас либо пусто, либо густо. Радостная весть.
   - Разве не этого вы от меня требовали? Королевству нужна королева и ватага королевичей. По-моему, меня стоит похвалить.
   Лорд Гитбор упреждающе поднял вверх указательный палец:
   - Но-но, Королевству в первую очередь нужен король.
   - Если что - это будет Гарет...
   - Это будете вы, и не отбрыкивайтесь от короны! Кстати, я не первый раз делаю вам такое замечание. Поэтому с полным правом сейчас обзову вас бараном, до которого с первого раза не доходит!
   - Мальчишку я еще терплю, но с бараном - тут у вас перебор, - нахмурился Фредерик, оставляя подоконник. - Поэтому говорю вам, уважаемый лорд Гитбор, попридержите язык.
   Гитбор тоже встал, тоже сдвинул седые брови, грозно-грозно, и его лоб прорезали глубокая вертикальные морщины. Он посмотрел на короля, который выжидательно застыл перед ним, и сказал:
   - У меня никогда не было сына. У меня никогда не будет сына. Но вольно или невольно я вижу сына в вас. В свое время я жалел, что после смерти лорда Гарета лорд Конрад взял вас к себе на воспитание... А сейчас я, наверное, сказал вам то, что сказал бы сыну. Но все-таки вы мне не сын. Я забылся. Простите, государь, - и он сдержанно поклонился.
   Фредерик вздохнул - как-то не стало у него ни слов, ни желания сердиться. Поэтому он прогнал тучи с лица и направил разговор в другое русло:
   - Через месяца два-три я надеюсь вернуться. И здоровым. В мое отсутствие прошу вас традиционно взять на себя мои обязанности по управлению государством.
   Гитбор опять поклонился:
   - Как пожелаете, государь. Но если вы не против, я вызову лорда Бертрама из его округа. Мне нужна подмога. Я старик - по другому не скажешь - и мне, возможно, осталось меньше того, что вам отмерил азарец Брура. Если где-то есть лекарство от вашей хвори, то от старости, что меня точит, еще ничего не придумали.
   - Мое вам согласие, - кивнул Фредерик. - И моя вам рука, - улыбнулся все еще нахмуренному старику. - И можно мне тоже признаться: когда вы рядом, с вашими советами или даже с бранью, у меня чувство, что это отец рядом со мной.
   Лорд Гитбор все понял и примирительно пожал руку молодого человека.
  
   Марта перебирала струны тонкими пальцами, извлекая из старинной лютни тихую, печальную мелодию, и вполголоса пела - для Фредерика. Они сидели вдвоем у фонтана в деревянной беседке, убранной в виноградную лозу.
  
   Прекрасный сэр, я так боюсь спросить
   О том, о чем спросить мне все ж придется:
   Быть может, ваше сердце отзовется,
   Коль я скажу, что мне без вас не жить?
  
   Прекрасный сэр, как только вижу вас,
   Горю огнем, душа моя стенает,
   И образ ваш как солнце мне сияет...
   Ах, улыбнитесь мне еще хоть раз.
  
   Прекрасный сэр, вы - мой весенний сон,
   Который я не расскажу подругам...
   В нем я и вы идем цветущим лугом,
   А где-то впереди - венчальный звон...
  
   Прекрасный сэр, позвольте рядом быть,
   Касаться нежно ваших губ губами,
   И укрываться вашими руками.
   Прекрасный сэр, позвольте вас любить...
  
   Фредерик, слушая, пребывал именно в том состоянии, которое считал полным счастьем. Он отражался в прекрасных темных глазах супруги, и для него нежный голос пел старинную песню-признание девушки. Даже его правая рука-предатель, которая сейчас покоилась на перилах скамьи, на солнце, не тревожила острой болью, а наполнялась приятным теплом, словно лучи света вливались в нее и оживляли.
   Марта закончила петь и отложила лютню в сторону - на мягкий стульчик. Фредерик не дал коленям супруги пустовать: растянувшись на скамье, устроил на них голову и, довольно жмурясь, как сытый кот, улыбнулся своей красавице:
   - Твой голос - чудо. И песня тоже.
   - Все только для тебя, - ответила Марта, поглаживая его подернутые сединой волосы. - Когда ты едешь?
   - Завтра.
   - Так скоро?
   - Чем быстрее, тем лучше. Ты же знаешь...
   - Знаю, все знаю. Не стоит лишний раз объяснять.
   Они минуту помолчали, не отрывая глаз друг от друга.
   - Тогда ты и это должна знать: я все силы приложу, чтоб вернуться, - заметил Фредерик.
   - А ты должен знать: если не вернешься, я жить не буду, - вдруг ответила Марта, и голос ее ничуть не дрожал.
   Король хотел было нахмуриться, сказать что-нибудь грозным, приказным тоном, но передумал. Вместо этого поднял руку, чтоб погладить жену по щеке:
   - Я не могу ехать в Азарию и думать о том, что, умерев, убью и тебя, и лишу своих детей матери.
   Марта поняла и расплакалась, обхватив голову мужа руками, уткнувшись лицом в его грудь:
   - Фред, Фред, прости, прости...
   - Никогда, - зашептал ей Фредерик, - никогда больше не проси у меня прощения за свои слова. Никогда я не слышал от тебя ничего такого, за что тебе надо просить прощения. И, уверен: никогда и не услышу. Запомни это, милая. Ты моя жена, моя королева, моя часть, моё целое. Слышишь?
   - Слышу.
   - Не плачь.
   - Не буду...
   Она вдруг ахнула, будто вспомнила что-то важное, выпрямилась и сдернула с расшитого жемчугом пояса небольшой бархатный кошель:
   - Я же забыла, совсем забыла! - растянув пестрые шнурки кошелька, достала два небольших овальных медальона из белого золота. - Их сегодня доставили от ювелира. Я хотела, чтоб это был подарок ко дню нашей свадьбы. Только праздник этот нескоро, а ты... Но ты посмотри. Мастер очень старался, - протянула их королю, открыв тонкие крышечки.
   Фредерик посмотрел. Улыбнулся. Внутри изящных медальонов, украшенных мелкими сапфирами, были превосходно выполненные миниатюрные портреты его и Марты.
   - Как кстати. Этот - с твоим прекрасным лицом - поедет со мной в Азарию. Я буду носить его, не снимая, - сказал молодой человек.
   - Я свой тоже ни за что не сниму, - пообещала супругу королева.
  
   7.
  
   Второй раз за месяц булочник с Песочной улицы, выкладывая рано утром на прилавки свежие булочки и крендели, увидал возле своей лавки отряд вооруженных всадников. Только теперь это были не девушки-воины, а мужчины, и ехали они со стороны Королевского дворца. А еще - в одном из рыцарей булочник узнал короля Фредерика - по мышастому жеребцу, чья могучая шея была украшена ожерельем из волчьих клыков. Этот конь звался Мышкой и был известен, если не во всем Южном Королевстве, то в столице уж точно, как любимый государев скакун.
   - Утро доброе, господин булочник, - весело поздоровался с хлебопеком высокий, широколицый и кареглазый рыцарь-блондин в блестящем панцире и с тяжелым мечом при поясе. - Есть ли у тебя нынче плетенка с абрикосами?
   - И про кексы с изюмом спроси, - подал голос король, чуть придержав мышастого.
   - Как же, как же, все есть, - торопливо отвечал булочник и, взяв корзинку, принялся укладывать в нее стребованное, причем кексов - побольше, - все свежее.
   Сложив выпечку и накрыв ее салфеткой, он принял из рук кареглазого рыцаря деньги, сунул их в карман фартука и низко поклонился Фредерику:
   - Приятно вам откушать, государь мой, - потом так же низко поклонился другим всадникам. - Приятно вам откушать, господа рыцари.
   - А тебе - успешной торговли, дружище, - ответно кивнул Фредерик.
   Он легко тронул бока Мышки пятками, и скакун, тряхнув головой, зарысил дальше по улице. Управлять им было одно удовольствие: серый, казалось, читал мысли седока и слушался с полуслова, полужеста. Именно за это замечательное качество Фредерик и выбрал Мышку себе под седло для поездки в Азарию.
   Следом за государем направил коня сэр Элиас Крунос, уже принявшийся за поглощение любимых плетенок с абрикосами. Похожей выпечкой баловала молодого рыцаря супруга Роксана. Она вместе с малолетним сыном Гедиусом уже более двух лет жила в Осенней усадьбе - поместье родителей Элиаса - и часто-часто присылала мужу, служившему в столице, гонцов с ласковыми письмами, румяными булками и толстыми колбасами. Из-за пристрастий к сдобе и свинине Элиас за последний год прибавил в объемах - поплотнел и покруглел. Правда, это никак не сказалось на его качествах воина. Наоборот, увеличение веса придало ударам рыцаря сокрушительную силу. Даже Фредерик признал это во время одной из тренировок: Элиас так саданул государя деревянным мечом, что тот, хоть и отразил удар, а отлетел метров на пять назад и врезался спиной в двух других рыцарей, наблюдавших за поединком с безопасного (так им казалось) расстояния. "Ну, ты кабан! - заметил тогда Фредерик, потирая ушибленный при падении бок. - С тобой я больше не дерусь!" Зато сделал Элиаса одним из наставников в Северном рыцарском корпусе, где обучались военному делу сыновья северных баронов. Молодой Крунос, которому едва исполнилось двадцать шесть лет, легко, как бархатную куртку, носил стальной панцирь гвардейца, в совершенстве владел своим фамильным мечом, метательными ножами и наручным арбалетом, когда-то принадлежавшим лорду Конраду - Судье Северного округа. Поэтому сомнений в том, что Элиас будет сопровождать короля в Азарию, ни у кого не возникло с самого начала.
   За Элиасом, который блистал панцирем и высоким шлемом, двигался мастер Линар, вооруженный длинным мечом из южной стали, небольшим круглым щитом, средним луком и колчаном стрел к нему. Грудь и спину доктор самонадеянно отяжелил кольчугой из крупных пластин, и теперь - из-за жаркого летнего солнца - взмокал под ней, но собирался и дальше мужественно терпеть тяготы похода.
   За скакуном доктора на упитанной лошадке соловой масти ехал хмурый Димус, а уже за ним семенил толстоногий мул, груженный тремя коробами, плетеными из толстых ивовых веток. Короба были набиты соломой, в одном находились банки, склянки, мешочки со всякими целебностями и прочий лекарский скарб, во втором содержались два пестрых почтовых голубя - Крупка и Озорник. А в третьем покоились десять железных яблок-бомб. По мнению Линара, без всего этого поездка в Азарию не могла обойтись. Еще у мастера под курткой на груди были запрятаны книжицы покойного Бруры - Линар намеревался потихоньку-полегоньку изучать записи знахаря.
   Фредерик не хотел брать в поход взрывных штук, считая, что бомбы - лишняя тяжесть, и она замедлит движение отряда. Но доктор настоял, его поддержали Судья Гитбор, Марта и Элиас, и король уступил. Правда, предупредил Линара, что при первых же признаках неудобств со стороны бомб, он прикажет выбросить их в ближайший овраг. "А мула пустим на жаркое", - сердито буркнул под конец Фредерик.
   Сам король снарядился в дорогу, как обычно - без особых изысков. В кожаных куртке и штанах, в простых сапогах под колено он выглядел чуть ли не обычным оруженосцем на фоне того грозного сопровождения, которое являли собой его рыцари. К седлу лошади короля был приторочен мешок с минимумом необходимых в походе вещей: сменой одежды и обуви и с теплым плащом. Из боевого снаряжения Фредерика взял только надежный и легкий шлем-салад без забрала, тонкую кольчугу, не раз испытанную в боях и одеваемую под куртку, и верный белый меч, который пришлось теперь поместить не за спину (как он привык), а к поясу, на правый бок, под леворучный захват. Болезную же руку молодой человек облек в латный рукав и подвесил на прочный ремень, чтоб хоть обороной помогала, если придется воевать.
   Их небольшой отряд быстрой рысью пронизал пока еще дремлющую столицу и выехал через Лучистые Ворота за городские стены.
   Фредерик сперва пустил Мышку в галоп, но под кронами березовой рощи остановил коня. Чтоб обернуться и посмотреть на город. Он понимал, что, возможно в последний раз видит эти длинные стяги на высоких башнях и гордые белые стены. За ними - его жена и дети. И их он тоже, вполне возможно, этим утром видел последний раз...
   Прощание с Мартой вышло коротким, спокойным и обычным: поцелуй и объятие, тихая просьба женщины "береги себя", твердое обещание мужчины "конечно, милая". Разве что рука королевы чуть дольше задержалась на шее мужа, и голос ее чуть дрогнул, самую малость. Фредерик заметил, но не подал вида, не сказал ни слова. Потому что смысла говорить о том, что они оба давно поняли, не было...
   Вспоминая сейчас эти минуты, краткие и тяжелые, молодой человек с досадой поджал губы, сам себе приказал "не закисать!", рявкнул Мышке "вперед!" и поскакал дальше, уверенно сжимая левой рукой поводья. Элиас, Линар и остальные последовали его примеру.
  
   Первый день их путешествия прошел безо всяких интересностей и неожиданностей. Тракт желтой лентой мирно тянулся себе через поля, леса, луга и уютные деревеньки на юг; музыкально щебетали над этим всем невидимые жаворонки, сходящие с ума от летней жары; с тонким писком мелькали туда-сюда шустрые трясогузки, пересекая дорогу, как челнок ткача - звенящие нити основы. Крестьяне, попадавшиеся на пути, останавливались, снимали шапки и низко кланялись всадникам, правильно угадывая в них важных персон.
   Фредерик молчал - идиллические картины, царившие вокруг, никак не отражались ни в его глазах, ни в душе. Элиас, ехавший рядом, попытался разговорить государя, памятуя, что тот любит пообщаться, но не угадал. Король на вопросы отвечал либо односложно, либо вообще не отвечал - хмыкал или пожимал плечами (точнее - одним плечом, левым). По всему было видно: не хотелось ему отрываться от своих мыслей. И Элиас придержал коня, чтоб поравняться с мастером Линаром и оставить Фредерика в одиночестве.
   Но доктор тоже был занят - перелистывал одну из книжек Бруры, пытаясь для начала в рисунках разобраться. Поэтому гвардеец отстал еще больше и сблизился с рыцарями. Те не особо скучали: двое дремали (было видно, что они в совершенстве овладели этим искусством - спать в седле), еще двое с громким хохотом обсуждали свои похождения по столичным кабакам, а последний что-то самозабвенно вырезал из деревянной чушки.
   - Скучновато, - заметил Элиас, чтоб влиться в компанию.
   - А мы с Люком как раз песню затянуть удумали, - ответил ему рыжий Аглай. - Вливайся, братишка.
   - И то дело, - кивнул древорез Генрик и отправил свои поделку и ножик в поясной кошель. - Ну, а какую?
   - Какую-нибудь веселую, под стать хорошей погоде, - сказал Люк.
   - Конечно, веселую, - отозвались, проснувшись, Мартин и Платон.
   Аглай и Люк начали - их первые удалые вопли заставили шарахнуться в сторону лошадь мастера Линара. Фредериков Мышка тоже отреагировал, дернув головой. К запевалам, узнав текст, присоединились остальные рыцари, и над полем, которое они как раз проезжали, понеслось:
  
   Мы отправились в поход,
   Позабыв набить живот.
  
   Воют волки в животе:
   Где свинина? Утка где?
  
   Где колбасы, пиво, лук?
   Плачет брюхо - жуткий звук.
  
   Без мясного путь немил,
   И на бой не хватит сил.
  
   Вот харчевня! Вот трактир!
   Ну, закатим, братцы, пир!
  
   Лишь наевшись, можно в бой!
   Лишь напившись, ты герой!
  
   Мастер Линар недовольно косился на веселых горлопанов - они мешали ему читать и думать. А Фредерик ехал впереди и улыбался, слушая нехитрые припевки своих рыцарей. как бы там что ни складывалось, а жизнь была хороша...
  
   Вечером, у разложенного на лесной поляне костра, король тренировал левую руку, приучая ее к тем хитрым приемам, которые до недавнего времени в основном проводила правая. Обеими руками Фредерик владел одинаково хорошо, но были кое-какие выпады и удары, которые левой были знакомы хуже.
   Неискушенному в фехтовании могло бы показаться, что у молодого человека нет причин беспокоится о собственной боеспособности: старинный белый меч свистал и сверкал серебряными бликами, выполняя сложные элементы, подчиняясь твердой руке и быстрой мысли хозяина. Элиас, сидевший напротив на ворохе папоротниковых листьев, затаив дыхание следил за боевым танцем короля: такие выступления его всегда восхищали. Из приемов судейского фехтования гвардеец постиг лишь самую малость, и даже эта малость далась ему с трудом. "Все потому, что осваивать их следует с детства, чтоб приучить к ним растущие кости и мышцы", - говорил Фредерик. Именно поэтому Элиас не упускал случая хоть посмотреть на то, что ему не удавалось. Например - на прыжки. Ноги Фредерика, казалось, имели под кожей не кости и не мышцы, а пружины. И кроме прыжков - гвардеец прекрасно знал - эти ноги могли наносить смертельные удары в голову или туда, куда заблагорассудиться хозяину. Вот последними возможностями Элиас не мог похвастать: его ноги еще могли прыгать, пусть не особо высоко и быстро, но вот ударять ими так же ловко и точно, как кулаками, молодой рыцарь не умел: не хватало гибкости.
   Сам Фредерик был теперь недоволен: некоторые движения левая рука исполняла без необходимой скорости и точности и быстро уставала. Слишком быстро. Возможно, это являлось следствием недавнего шестидневного беспамятства, от которого молодой человек еще не совсем оправился.
   Когда от пота взмокли волосы, лоб и спина, Фредерик остановился и тут же скрипнул зубами - правая рука решила, что пора напомнить о себе и опять колко заболела в локте.
   - Боюсь, когда мы доберемся до Азарии, я развалюсь совершенно, - пробормотал он, присаживаясь у костра на свою кучу папоротников и устраивая меч рядом.
   - Боишься? Удивительно, - пожал плечами Элиас. - Если бы я так управлялся с мечом, да еще левой рукой, я бы ничего не боялся. И не забывай, что ты совсем недавно серьезно заболел.
   - Ничего не боятся только дураки, - нахмурился Фредерик. - А страх бывает разным. Я не боюсь погибнуть в бою - я всегда к этому готов. Но я боюсь того, что перестану быть хозяином своему телу. Проще говоря - стану калекой. Я уже им становлюсь, - он опять скрипнул зубами и потер упрямо болящий локоть. - И, признаюсь тебе, братишка, такого ужаса я еще не испытывал. Наверное, потому, что никогда не думал так попасться.
   Элиас ничего не ответил. Он вдруг представил себя на месте короля, и сам пришел в ужас от такого будущего. Быть сильным, молодым, здоровым человеком, уверенным в своих силах; быть прекрасным наездником, мечником, стрелком, бойцом. А потом враз лишится всех этих своих доблестей. "Да это наказание какое-то", - подумалось парню.
   - Брура не говорил мне, - продолжал тем временем Фредерик, подбрасывая в спокойное пламя мелкие хвойные веточки, - но, кажется, онемение расползается по моему телу. Я не знаю, через сколько дней превращусь в неподвижный кусок мяса. Но если это произойдет, я не хочу жить таким. Не хочу, чтоб вы таскались со мной, как с мешком. Слышишь? Не желаю, чтоб таким увидела меня жена и сыновья, мои подданные. Ты понимаешь? - он пронзительно глянул на Элиаса.
   Того словно ледяной водой окатило. И язык занемел.
   Фредерик, не слыша ответа, переспросил, голосом низким и раздраженным:
   - Ты понимаешь? - и дернул рыцаря за плечо.
   - Ты хочешь, - хрипло начал Элиас, - чтоб я тебя...
   - Точно, - выдохнул король. - Ты молодец.
   - Я не смогу, - мотнул головой гвардеец.
   Фредерик дернул краем рта - недовольно. Кинул еще одну веточку в костер - резко, нервно. Буркнул - разочарованно:
   - Я думал: ты мне друг.
   Поднял глаза к темнеющему небу - там волшебно замерцали первые звезды - и пожал плечами:
   - Что ж, попрошу врага.
   - Кого? - дернулся Элиас.
   - Димуса, - Фредерик кивнул в сторону немого битюга, который сидел с другой стороны костра и с видом человека, предвкушающего знатное застолье, нанизывал на прутики мясо куропаток и свиное сало. - Он не откажется. Я убил его брата, я хотел убить Бруру. В сущности из-за меня Брура и погиб. У Димуса очень мало причин отказать мне в этой маленькой услуге. К тому же, спорим: он все сделает быстро - с эдакой-то силищей...
   - Ты ненормальный! - так Элиас высказал свое отношение к государевым планам.
   - Ты не сказал ничего нового относительно моей персоны, - заметил Фредерик. - Я же, как обычно, просчитываю все варианты.
   Гвардеец так сжал кулаки, что ногти впились в ладони, и сказал, цедя слова сквозь зубы:
   - Хорошо. Если желаешь, я сделаю это. Своим мечом. По шее. Коротко, без боли...
   - Рад слышать, - кивнул король и протянул Элиасу руку для пожатия.
   - Только момент для сего деяния уж позволь мне определить самому.
   Фредерик опять пожал плечами:
   - Надеюсь на тебя, братец...
  
   8.
  
   Без малого пять дней понадобилось Фредерику и его отряду, чтоб добраться из Белого Города до Южного округа. С погодой им повезло. Дождь если и являлся, то тихим и теплым моросилой, совершенно не раздражая путешественников. Он весьма кстати прибивал пыль на тракте и освежал траву, цветы и листья на деревьях и кустах.
   Лето выдалось на редкость хорошим.
   Не менее приятными были и заезды в попадавшиеся на пути деревеньки: их жители в большинстве своем проявляли славное хлебосольство и не досаждали любопытством. Города и крупные поселки отряд Фредерика избегал. В них молодого государя могли узнать и задержать для каких-нибудь торжественных приемов и прочих мероприятий приветственного толка. Что и говорить - короля Фредерика в его государстве уважали и любили. Мэры городов, присылая в столицу на Благородное Собрание ежегодные депеши о состоянии дел в своих хозяйствах, всегда прикладывали к деловым бумагам и письмо королю с приглашением посетить их вотчины и поучаствовать в каких-нибудь празднествах. И Фредерик по мере сил и желания удовлетворял просьбы подданных, хотя и не любил шумные гуляния и пышные торжества.
   За время путешествия король, несмотря на почти безостановочную скачку, скромные трапезы, ночевку под открытым небом и прочие "приятности" походной жизни, заметно окреп и у него, по причине этого, поднялось настроение. Фредерик громко и довольно музыкально (сказывалось разностороннее вельможное образование) пел вместе с рыцарями все их задорные песни, на привалах ел с завидным аппетитом и охотно рассказывал всевозможные байки из своего судейского прошлого. Кстати, мастер Линар, вооружившись чистой тетрадью, гусиным пером и чернилами (все это он предусмотрительно захватил с собой в путешествие) поспешал записывать за государем его краткие, но богатые на яркие образы рассказы. Из ряда таких:
   - Проезжал я как-то через город Кориндол, - вещал Фредерик, обгладывая крыло индюшки. - Ну, знаете: небольшой такой городишко на реке Руниле. Там как раз ярмарка была колбасная - местные колбасники умением своим ежегодно хвастаются. Вот гулял я меж рядов торговых, пробовал присмаки мясные и тут слышу вопли: "Украли! Украли!" Вижу: несется, скамейки с товаром опрокидывая, молодец-удалец в драной куртке, а под мышкой у него - окорок свиной, здоровенный. За ворюгой - народу целая армия, бегут, орут, стражу зовут. Ну, думаю: дурак парень - сразу столько тырить. Однако кое-что умное он сделал: когда нагонять его стали, окорок краденый он в погоню швырнул. И очень удачно - сразу трое опрокинулось. Похохотал я знатно. Только упускать воришку не собирался. А чтоб ногам работы не давать - очень бегать не хотелось, живот колбасами набивши, - дернул я связку сосисок с крюка ближайшей лавки, раскрутил, как следует, да и заарканил торопыгу...
   - Сосисками?! - изумился Мартин.
   - Не может быть! - замотал недоверчивой рыжей головой Аглай.
   - Может, может, - ответил Фредерик, швыряя обглоданную кость подальше в кусты. - В Кориндоле, между прочим, с тех пор во время колбасной ярмарки и турнир особый проводится - заарканить связкой сосисок чучело воришки.
   - Вот это дааа! - протянули Мартин, Аглай и Люк в один голос, забыв про свои куски жареной индюшки.
   - Точно-точно, - отозвался Платон. - Я слыхал про такие состязания. С каждым годом в Кориндол все больше и больше народу приезжает, чтоб посмотреть на эту хохму.
   - Надо бы как-нибудь туда наведаться - увидать сосисочное диво, - сказал Люк.
   Они похохотали и звонко чокнулись фляжками, полными светлого пшеничного пива, которое им продали в одной придорожной деревеньке. Мастер Линар тоже смеялся, довольный тем, что новая страничка его тетради заполнилась интересной и забавной историей.
   - А, решили все-таки попробовать писательство? - спросил Фредерик доктора.
   - У меня выпадают свободные минутки - буду их заполнять, - кивнул Линар.
   - Моё вам благословение, - государь даже поклонился. - Буду рад с вашей помощью оставить своим детям свои рассказки...
   Два дня спустя спокойствие, которое сопровождало путешествие Фредерика и его рыцарей, было нарушено. Небольшой отряд из шести всадников, вооруженных копьями и длинными мечами, преградил им дорогу на въезде в Сырую рощу.
   - Это кто такие? - спросил Линар у Элиаса.
   Гвардеец пожал плечами: знак черного меча, перевитого двумя сосновыми ветками на красном поле, что красовался на щитах конников, был ему незнаком.
   - Это люди барона Руфуса из Ладного замка, - ответил за Элиаса Фредерик, прекрасно знавший все гербы Южного Королевства. - Мы сейчас на его земле.
   - Господа, дальше ехать нельзя, - сказал, выезжая вперед, капитан рыцарей Крепкого замка.
   - На каком основании? - осведомился Фредерик, выезжая чуть вперед.
   - Таков приказ благородного барона Руфуса, владетеля этих земель, - ответил капитан.
   - Вот как? - молодой человек нахмурился. - Насколько помню, дороги в Королевстве принадлежат королю, и закрываться могут лишь с его ведома.
   Капитан помедлил с ответом на его замечание: он пристально всматривался в лицо Фредерика и через минуту, взметнув от удивления брови, снял шлем и склонился почти к самой шее своего рыжего жеребца:
   - Простите, государь. Я не сразу вас узнал. Я Милан Крес, капитан дружинников барона Руфуса.
   - Вы не ответили, капитан, - строго заметил Фредерик. - Почему барон Руфус приказал закрыть дорогу?
   - Для вас, государь, дорога открыта, - рыцарь опять поклонился, а король заметил, что на лице его была досада и растерянность, и нахмурился еще больше:
   - Меня это не устраивает. Дорога должна быть открыта для всех.
   - В здешнем лесу появились разбойники...
   - И это повод закрывать тракт? Это повод устроить на них облаву, и сообщить обо всем Судье Гитбору!
   - И то и другое сделано, мой король, - ответил капитан, но Фредерик уловил в его голосе нехорошую неуверенность, которая говорила о том, что Милан лжет, причем лгать он начал еще тогда, когда сказал о разбойниках.
   - Интересно получается, - государь, чуть поджав губы, начал выстраивать ловушку неумелому вруну. - Сперва вы говорите, что дорога для меня открыта; потом говорите, что в лесу, через который я могу ехать, есть разбойники. А с ними вы, судя по всему, до сих пор не разобрались. То есть вы со спокойной совестью отправляете меня, своего короля, в лес с разбойниками? И если бы я не настоял, даже не предупредили бы меня о такой опасности?
   Лицо капитана побледнело и вытянулось.
   - Я думаю, вы лжете, сэр Милан, - сказал, выделив интонацией слово "лжете", Фредерик. - Где сам барон Руфус?
   - В своем замке.
   - Я желаю видеть вашего господина. Проводите нас в его крепость.
   - Конечно, государь, - глухо ответил капитан Милан. - Позволите мне отдать приказы своим людям?
   Фредерик разрешительно кивнул, а сам повернул Мышку на боковую тропу, которая, если верить карте, вела к Ладному замку.
  
   Крепость Руфуса была приземистым строением и сильно отличалась от замков центральных земель Королевства, которые в основном стремились вверх, башнями и стенами. Объяснялось все болотистой местностью, которая не позволяла строить что-то монументальное и высокое. Кстати, тропа, ведущая в замок, скоро сменилась широкой насыпной дорогой, которая тянулась как раз к воротам. Вдоль нее раскинулась болотистая равнина, весьма живописная в это время года, благодаря болотным цветам, которые распустились, усыпав пестрыми лепестками частые холмики с сочной, изумрудной травой.
   - Если бы не комары, здесь было бы приятно гулять, - заметил мастер Линар и вдруг резко остановил коня. - О! - покинув седло, бросился куда-то в бок. - О!
   - Что случилось? - обеспокоено крикнул ему Люк.
   - Бледная кругСвинка! - провозгласил доктор, вырывая из земли какой-то невзрачный цветок с длинными и тонкими корнями.
   Фредерик сокрушенно покачал головой. То же самое сделали Элиас и другие рыцари.
   - Да ее тут много! - радостно вопил Линар, дергая еще и еще восхитившие его травы. - Это редкая удача! Редкая! Круговинка - отличное средство против воспаления горла. У ней все полезно: и корни, и стебель, и цветок! А если ее смешать с соком луговой рябушки, она помогает от болей в кишках.
   - Это, конечно, замечательно, - отозвался Элиас. - Но, по-моему, не ко времени.
   - Езжайте, езжайте, - Линар замахал им уже собранным "букетом". - Я догоню - не могу не запастись впрок. Дорога ж одна и замок рядом - не потеряюсь, - и перепрыгнул через встречную лужу на соседний травяной островок.
   - Димус, останься с ним - поможешь, если вдруг наш мастер накосит стожок-два ценной травы, - приказал король немому и поскакал дальше - к воротам крепости, хмурой из-за каменных стен, подернутых темным мхом.
  
   Скоро Фредерик, Элиас и остальные рыцари сидели в прохладной гостевой зале Ладного замка, потягивали из серебряных рюмок клюквенную настойку и слушали объяснения барона Руфуса - плотного сорокалетнего мужчины, совершенно лысого, но с пышными седыми усами, которые, по всему было видно, он регулярно расчесывал густым гребешком.
   - Да-да-да, мой государь, - говорил Руфус, взволнованно жестикулируя - от этого рукава его просторного красного кафтана взметывались и даже хлопали, - я поспешил с принятием решения перекрыть дороги через Сырую рощу. Но это сделано лишь с целью обезопасить путешественников и торговые караваны. Я не хочу, чтоб на моих землях случилось что-нибудь ужасное. А капитан Милан просто был растерян вашим появлением, вот и нагородил чепухи.
   Фредерик кивал с самым благодушным видом. Молодому человеку уже расхотелось кого-либо за что-либо отчитывать: его вполне прилично приняли в замке Руфуса. Столовая, куда провели короля и Элиаса, оказалась уютной и светлой, что выгодно контрастировало с мрачным видом замка; настойка, которую барон собственноручно разлил по рюмкам, была на редкость ароматна и вкусна; а блюда, в данный момент выставляемые слугами на широкий стол, смотрелись очень аппетитно и обещали неземное наслаждение.
   Обед, бесспорно, получился славным. После походной жизни лучшего нельзя было желать. Правда, барон постоянно сетовал на то, что государя он принимает чересчур скромно:
   - Ах, кабы мне заранее знать, что осчастливите вы нас своим приездом. Уж я бы все, как положено, устроил. Похлопотал бы ради такого высокого гостя, - сыпал угождающими речами Руфус.
   - Все замечательно, - отвечал ему Фредерик. - Да и не люблю я пышные приемы. Предпочитаю, чтоб просто все было, по-домашнему. Вот как у вас, - он улыбнулся барону. - К тому же, долго беспокоить вас своим присутствием я не намерен. Есть неотложные дела...
   - Оставайтесь столько, сколько ваша душа пожелает, государь мой, - встав, поклонился Руфус. - И ничем вы нас не побеспокоите.
  
   А рыцари короля, не принимавшие участия в этом обмене любезностями, наворачивали картофельные шарики со сметаной, телячьи ребрышки и прочие разносолы.
   После сытного и вкусного обеда уставшего Фредерика совершенно разморило, и он выказал желание подремать в кресле у окна. Откинувшись на спинку и устроив ноги на подставленный Руфусом пуфик, король набросил на лицо платок, чтоб лучи солнца не тревожили глаза, и спокойно расслабился. Гостеприимство усатого барона не давало повода сомневаться в безопасности Ладного замка.
   Барон убедившись, что король устроился с должным комфортом и больше ничего не желает, предложил государевым товарищам пойти на свежий воздух - подышать и взбодриться.
   Место для отдыха каждый выбрал себе по душе. Люк с Аглаем и Мартином пошли балагурить с румяными прачками, которые развешивали на заднем дворе простыни и рубашки. Генрик, Платон и сам барон Руфус устроились на скамье у конюшен, чтоб посмотреть, как укрощают молодого пегого жеребчика. А государев друг Элиас Крунос пошел в замковый садик и свалился под густые кусты акации. Он перевернулся на спину и расслабленно вдохнул полной грудью теплый воздух, насыщенный ароматами здешних цветов. Парню вдруг вспомнились синеглазая женушка Роксана и сын-карапуз, самозабвенно пускающий слюни. Закрыв глаза, он совершенно забыл обо всем, погружаясь в приятные видения о родном крае...
   Фредерику же виделось море. Оно качало его теплыми зелеными волнами, легко и осторожно, как мать качает колыбельку с ребенком.
   Потом откуда-то сверху, будто из солнца, послышался отчаянный шепот:
   - Пом-могите. Помогите мне, сэр!
   На просьбы о помощи Фредерик всегда реагировал молниеносно. Но в этот раз, смахнув с лица платок, распахнув пошире глаза и увидав висящее в проеме окна существо явно женского пола (об этом говорили длинные юбки, колыхаемые легким ветром, и торчавшие из них ножки в темно-синих, бархатных башмачках), король от неожиданности замер в кресле. "Ведьма?! Средь бела дня?!" - вот первое, что он подумал.
   - Помогите! - с мольбой в голосе зашептала дама. - Я ж упаду!
   Фредерик, присмотревшись, увидел наконец, что дама висит в воздухе не благодаря каким-либо чарам, а посредством веревки, связанной из каких-то обрывков, сдобренных кружевом. Дама держалась обеими руками за конец веревки, которой еще много не хватало даже для того, чтоб спуститься на подоконник, и опасно скользила вниз - тонким пальчикам не доставало цепкости и силы.
   - Падаю-уу! - отчаянно запищала она, выпучив на Фредерика голубые очи.
   Молодой человек в секунду покинул кресло, резво вскочил на подоконник и как смог, одной рукой, подхватил срывающуюся девушку. Чуть-чуть не опрокинулся сам, но устоял и поспешил сойти вниз. Переведя дыхание, объявил:
   - Все, порядок.
   Спасенное существо, зажмурившись, облапило его руками и ногами, как кошка - ствол дерева, и не желало отпускать.
   - Вы, конечно, легки, как пушинка, - сказал Фредерик, с удовольствием отметив, что от рыжеватых волос девушки пахнет луговыми цветами, - только если нас увидят, то неправильно истолкуют ситуацию.
   - Ой! Да! Меня не должны видеть! - девушка пришла в себя и стремительно покинула объятия молодого человека. - Вы приехали с королем? А где король? Мне нужно его увидеть! Как можно скорее! Боже, как я хочу пить! - это вырвалось, когда она увидала обеденный стол, с которого не убрали кувшины с вином. - У меня пересохло в горле. Наверно, от страха.
   Она цопнула первый попавшийся бокал, наполнила его и жадно выпила. Тут же закашлялась - вино оказалось для нее крепковатым.
   Фредерик пока с нескрываемым интересом рассматривал "ведьму". Лет ей было, наверное, пятнадцать. Может, и меньше. Свежее, румяное, круглое лицо, ясные глаза, нежная кожа, растрепанная коса, - все, как у ребенка. Даже фигура: никаких женственных округлостей, никакой плавности в движениях. Худа, угловата, порывиста - явный подросток.
   - Вы кто? - спросил Фредерик, когда девушка закончила кашлять.
   - Это я королю скажу, - ответила растрепа.
   - Вообще-то, король - я, - сообщил молодой человек.
   - Да ну? - девица смерила его недоверчивым взглядом. - Небритый король?
   - Нынче я не при параде, - объяснил Фредерик простоту своего облика. - Путешествую.
   - Чем докажете? - она все еще не доверяла.
   - Ну, короны и мантии с собой не захватил, уж простите, - молодой человек, не сдерживая улыбки, поклонился. - Вот мой меч. Вполне королевский, - и указал девушке на белый клинок, мирно лежащий на скамье у стены.
   Она ловко дернула государево оружие из ножен и не сдержала восхищенного "ах!" Фредерик понимающе закивал: драконы, украшавшие меч, не могли не восхищать. Девушка, вернув клинок на место, опять ухватила короля за руку и зашептала, быстро-быстро и очень взволнованно:
   - Я Бланка, дочка барона Руфуса. Папочка уже неделю держит меня взаперти - в комнате, которая над этим залом...
   - Зачем? - удивился Фредерик.
   - Я хотела пойти против него. Я хотела скакать к Южному Судье и рассказать, что в темнице замка мой отец держит детей из села Багрянка...
   - Зачем?! - король удивился еще больше.
   - Они - заложники. Отец хочет, чтоб их родители - багрянцы - сожгли свои дома и ушли с его земли.
   - Зачем?!! - Фредерик уже не просто удивился - он возмутился.
   - Багрянцы пришли сюда из Азарии...
   - Ну.
   - Отцу они не нравятся. Они краснокожие! - объяснила Бланка.
   Фредерик сказал "о!" Это означало, что он сбит с толку.
   - Таак, - потратив минуту на раздумья, протянул король низким и недобрым голосом, - то есть, барон Руфус считает, что у краснокожих можно брать детей в заложники, чтоб сгонять их с места?
   - Да, он так считает, - вздохнула девушка.
   - Может, вы путаете, леди? Может, они просто скверные работники? Разозлили этим вашего отца?
   - Нет, не путаю. Я ж сама возмущена. Я хотела убежать из замка и ехать к Судье Гитбору. Только отец меня предупредил - посадил под замок. А сегодня смотрю в окошко - новые люди в замок прибыли, вы, то есть. И моя горничная, что еду мне носит, сказала "сам король к нам в гости завернул". Тут я и решилась сделать из простыни веревку и вниз спуститься, чтоб уже самому королю все рассказать.
   - Где эта ваша темница? - Фредерик спросил так требовательно и нахмурился так грозно, что у Бланки все сомнения в его принадлежности к короне пропали; она лишь уточнила:
   - Прямо сейчас? Прямо туда?
   - Сейчас и туда, - решительно кивнул молодой человек, беря свой меч и пытаясь застегнуть его ремни.
   - Позвольте - помогу? - сказала Бланка, видя, что король слабо справляется. - А вы что? Ранены? - она кивнула на подвязанную правую руку.
   - Слегка. Но это ничему не помешает, - ответил Фредерик и, пока девушка застегивала его пояс, натянул латный рукав и закрепил его на плече пряжками. - Ну, куда идти?

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"