Вечер принес весть о новой краже. Лейтенант Листратов внутренне подобрался, услышав завывания старухи Солонихи. Та мелкими шажками спешила от калитки своего дома.
Степенная беседа односельчан, ожидающих стадо с выпаса, сразу прервалась. Деревенские, в основном бабы, расступились и встали подковой, в центре которой оказался Листратов.
Он сидел на большой берёзовой колоде, опершись локтями о худые колени. Подниматься навстречу старухе не стал: не пацан уже, сороковник разменял, как-никак. Да и положение обязывает оставаться важным даже сидя на куске клеёнки, который подложил, чтоб задница не намокла. Участковый на селе человек не последний, абы перед кем вскакивать не обязан.
Вдалеке уже слышались хлесткие удары кнута и мычание стада. Бабка проскочила вмиг притихших деревенских и нависла над лейтенантом:
- Что ж это делается, Сашок? И ко мне залезли! Ты посмотри! Окно вдребезги!
Участковый спокойно выслушал гневную тираду. Ветка, которой гонял комаров, полетела в придорожную лужу. Листратов вздохнул и мысленно выругался:
"Опять не высплюсь".
А вслух приказал:
- Говори толком. Что стряслось?
- В магазине я дождь пережидала, - затараторила старуха. - Вернулась - окно высажено. Вся кухня в стёклах битых. Как увидела - сразу к тебе. Что украли, не смотрела ещё.
Лейтенант снова вздохнул, печально подумав:
"Может, ложная тревога-то?" - и с надеждой глянул на часы. Но дата в окошечке циферблата только добавила беспокойства: - "Двенадцатое августа. Ровно год".
Народ тоже почувствовал неладное. Бабский шепоток прокатился настороженно:
- ... Ты гляди-ка! День в день...
Все разом повернулись к Листратову и уставились выжидающе.
"Помнят!" - с досадой подумал лейтенант и поднялся, вздохнув в третий раз:
- Пойдём, старая, покажешь, что у тебя украли.
Он поднялся, одёрнул нестиранную майку, словно это был китель, поправил кепку. Снова вздохнул.
Солониха засеменила впереди. Участковый не спешил, глядел себе под ноги. Недавно прошёл ливень, так что следы злодея должны хорошо отпечататься в грязи.
Вот оттиски бабкиных калош накрывают ещё один след, от сапог. Левая нога отпечаталась полностью, а правая - только ребро и носок, словно владелец косолапит.
Листратов наступил рядом. Прикинул размер:
"Сорок третий где-то?"
Его сапог, грязный по щиколотку, отпечатался так же чётко.
След за старухину калитку не повёл - натоптал около и потянулся к лесу.
"Отсюда до окна метров пять", - прикинул участковый.
За пёстрыми занавесками он рассмотрел бок облупившейся печки и шкаф с посудой.
Почесав седой затылок, задумчиво оглянулся на шушукающихся баб. За их спинами шумел перелесок, а дальше, до самой реки, тянулось поле.
"Странно, что никто не в курсе, - подумал участковый. - Странно. Но возможно. Ливень грохотал целый час. А в соседних домах одни старики живут".
- Тааак, - протянул он озадаченно и двинулся дальше.
Под расколоченным окном земля оказалась рыхлой, слегка прибитой дождём. Не иначе, недавно боронили.
- Ты копала? - спросил участковый.
- Ну. Под зиму.
Никаких свежих следов снаружи не нашлось. Лейтенант осмотрел раму, заглянул в дом. Если не считать битых стёкол, подоконник оказался чистым.
Внутри пахнуло протопленной печью и берёзовыми дровами.
Он запретил Солонихе входить. Сам же первым делом заглянул в большую комнату. Тусклый огонёк бросал тени на лик в святом углу.
"Так, - довольно крякнул лейтенант. - Ложная тревога".
Он потёр руки и уже спокойнее осмотрелся. Окно выбили в кухне, но на полу под ним не оказалось никакой грязи. У печи разбросаны поленья.
"Неаккуратненько", - участковый сложил дрова стопкой и прошёл в другие комнаты.
Бабка Солониха, хоть и жила одна, была ещё в силе, потому дом сиял чистотой и порядком. Никаких следов кражи лейтенант не увидел. Вернувшись на кухню, он ещё раз внимательно осмотрел окно. Присел перед ним, заглянув под стол. Из-под шкафа кочергой выудил несколько фантиков, пару мягких высохших картофелин и ложку. Посидел над ними в раздумье.
По улице уже гнали стадо. Овечье блеянье звонко дополняло басовитое мычание коров. Мимо дома как раз проходил пастух, волоча по земле длинный кнут. Лейтенант поднялся и быстро вышел, приказав старухе всё внимательно осмотреть и завтра утром явиться в отделение.
Пастух выслушал Листратова, но поклялся, что никого по дороге не видел. На этом следствие могло подождать до завтра, но тут Солониха показала участковому на соседний дом. В глазах старухи читался испуг.
Листратов выругался. Попросил Солониху довести Зорьку до стойла, а сам поплёлся выяснять дальше. Старухе не хотелось пропускать интересное, но участковому перечить она не посмела. Взяла Зорьку за рог и зашлёпала по дороге к центру села.
От шагов лейтенанта зашуршала засыпанная гравием дорожка. Под окнами чернела земля, потревоженная смазанными следами. Их дорожка тянулась к забору, где и обрывалась в мокрой траве.
Разглядывая грязные потёки на жестяном подоконнике, участковый крикнул:
- Хозяйка! - крикнул громко, памятуя, что баба Маня глуховата. Ответа не последовало.
Появилось нехорошее предчувствие. Стало вдруг зябко. Лейтенант обхватил себя тощими руками и прошёл на крыльцо. Зычный звонок прокатился по дому, напомнив магазинную сигнализацию. Такой и мёртвого разбудит. Участковый держал кнопку, пока изнутри не раздалось раздражённое:
- Ну, кому там руки оторвать?
Лейтенант узнал голос Васьки - внука бабы Мани. Парня городского, но в деревне гостя частого. С малолетства каждые каникулы у бабки с дедом проводил.
Дверь отворилась, и на пороге вырос заспанный здоровяк лет двадцати пяти. Светлые волосы взлохмачены. На лице отпечатался след от подушки.
- Спишь? - участковый заглянул парню за спину. - А тебя тут грабят пока...
Василий узнал гостя, расцвёл улыбкой:
- Шутишь, дядь Саш?- он опёрся о косяк здоровенным плечом и посмотрел на ладони-лопаты. - Какой кретин меня грабить посмеет?
С Васькой в деревне и до армии никто споров не водил. А как вернулся солдат хромым из горячей точки, вообще все притихли, сторониться стали. Пацан людей убивал, разве сразу поймёшь, как война у него в голове наследила?
Но лейтенанту Васька нравился. Правильный парень, рассудительный. Весь в деда, Николая Андреевича, царствие ему небесное. Тот тоже никому не кланялся, по своему закону жил.
- Не шучу я, - участковый глянул строго. - В дом-то пусти. Окно у тебя выбито.
- Как это? - парню мгновенно кровь ударила в голову. - Опять!?
- Не гоношись. У Солонихи тоже выбито, да не взяли ничего.
В тёмном коридоре свет пробивался только из-под дверей. Листратов попросил:
- Ты свету-то добавь. Чего в темноте стоим?
Василий толкнул двери на кухню и в ближние комнаты. К последней, ведущей в зал, не подошёл.
- Мне бы туда заглянуть, - показал лейтенант.
Парень помялся, потом пошарил на шкафу, чихнув от пыли и протянул гостю ключ.
Лейтенант понял, что сам Васька к двери подходить не хочет. На всякий случай решил спросить:
- Чего это ты её запертой держишь?
- Так... это... дед там умер... - раздалось в ответ невнятное, - через неделю год будет.
- Так, - кивнул Листратов.
- Придёшь помянуть?
- Приду. - Участковый взвесил ключ на ладони. - А ты чего, суеверный что ли?
- Ну... Вроде того. - Лицо парня озарила грустная улыбка.
- Не помню я примет, чтобы в комнату заходить нельзя было.
Василий ответил тихо:
- Я в такие приметы и не верю. У меня своя...
"Что своя? Вера? - подумал участковый. - Ну, так и тот, кто окно тебе вышиб, сказать может. И тоже ошибётся".
Он покашлял, открыл дверь и сразу увидел, что иконы в углу нет. Зло ругнувшись, попросил:
- Ты выйди-ка, Вась. Не наследить бы.
Парень глянул в комнату. Скрипнул зубами и молча вышел. Сел на крыльце и задымил сигаретой.
Год назад его дом уже грабили, но неудачно. Дед Николай Андреевич захворал тогда сильно: сердце у старика прихватило. Баба Маня мужа своего одного отпускать не захотела. В район они на "скорой" вместе поехали. И икону бабка с собой взяла, верила, что поможет. И ведь выручил Николай Угодник! Вот только пока стариков не было, к ним в дом залезли. И не к ним одним. Пять дворов обобрали. Искали иконы, как знали, где постарше, да получше.
Васька тогда в армии был. Старики ему по телефону нажаловались, да не смог он приехать, не отпустили. Через неделю где-то, умер дед: сердце слабое к старости стало, что ж тут попишешь? А Васька, видно, никак проститься не может, переживает. Большими друзьями они с Николаем Андреевичем были.
Лейтенант всё осмотрел и вышел на крыльцо:
- Сходи, глянь, что ещё пропало.
Покатые плечи вздрогнули, и пол заскрипел под тяжёлыми шагами солдата. В комнату проходить Василий не стал. Попросил заглянуть в бабушкин комод, а сам наблюдал с порога.
Вышло, что больше ничего ценного не украли. Только икону.
- Бабуля в больнице сейчас. Не взяла Чудотворца. Тяжёлый. Серебряный оклад неподъёмный, - тихо сказал Василий - Дед эту икону с фронта привёз, хоть и атеистом был ярым. У немецкого офицера позаимствовал. Говорил, не место таким вещам на чужбине. Дед ведь, как и я, в разведке служил.
Лейтенант понимающе похлопал парня по плечу:
- Так это... Думаешь, Андреич из-за того ограбления умер?
Василий мотнул головой:
- Неа. Не украли ведь икону, чего переживать? Просто старый был уже. Сердце.
- Так, - согласился участковый. Взглянул на парня пристально: - А ты-то сейчас почему ничего не услышал? Стекло ведь тихо не разобьёшь.
- Я привыкший, - отмахнулся тот. - Сплю, как убитый, хоть гранату рядом взорви. В армии научился. От хорошей жизни. К тому же грохотало за окнами, как при канонаде. А я в грозу поспать люблю.
- Завидую, - буркнул Листратов. Сам он, то заснуть не мог, а то маялся полночи, разбуженный собачьим лаем или неосторожным звуком. И неважно, что завтра на службу или жена заставит что-нибудь делать, а с сонного мужика - какой прок?
Размышляя, что от мира справедливости ждать не приходится, лейтенант вышел на крыльцо. Василий предложил сигарету. Покурили, молча глядя себе под ноги.
- Ну, пойду я, - собрался Листратов, но солдат вдруг попросил:
- Дядь Саш, а давай я тебе помогать в этом деле стану? Понимаешь... Бабуля вернётся, а иконы нет. Её от такой потери и удар хватить может. Мне без неё... - солдат не закончил.
Листратов пожал плечами:
- Понимаю. Помогай, отчего ж нет? Ты разведчик, значит, и следы читать умеешь, - а про себя подумал, что внук очень похож на деда. Тот, год назад, тоже помощь предлагал, даже версия у него какая-то появилась. Да не успел старый, смерть его раньше прибрала. А следователи городские так ничего найти и не сумели.
Лицо Василия просветлело:
- Я вокруг поищу. Может, найдётся чего... - зачастил он, обуваясь.
Лейтенант отметил, что у порога грязных сапог нет.
***
Когда стемнело, Василий пришёл в участок. Усталый и потухший. Лейтенант с первого взгляда понял, что с расследованием солдату не повезло.
Стул хрустнул под весом здоровяка. Парень тяжело вздохнул:
- Пусто... - и уставился в лицо лейтенанта, словно ждал, что тот сейчас выдаст разгадки всех тайн.
- У меня тоже ничего, - хмуро бросил участковый. - Соседей опросил. В район позвонил. Обещали помочь.
Пауза повисла и растеклась, разрываемая лаем уличных псов да звуками редких машин.
Лейтенант думал о своём. Очередной "висяк" его участку был совсем не нужен. Но выходило, что и это дело ляжет на погоны пятном позора, как любило говаривать начальство.
- Я вот что думаю, дядь Саш, - Василий выложил из кармана сигареты с зажигалкой и закурил.
- Надо нам о прошлом годе вспомнить. Ведь почерк одинаковый, верно?
Листратов кивнул не очень уверенно.
- И вот ещё... Кажется мне, что это местные балуют. Или наводят. Давай думать - кто? - Василий пустил дым в потолок. Поискал пепельницу, но не нашёл и вытащил лист бумаги из пачки на столе.
- Свои причастны, это понятно, - согласился лейтенант. - Дома обворовывали выборочно, будто знали, куда стоило заглянуть.
- Вот! Кто в деревне за год разбогател?
- Так это... многих можно заподозрить. Как весна - мужики местные в город шабашить едут. В совхозе-то работы нет совсем. Вот и ладят богачам бани да печки.
Василий быстро затушил сигарету. Снова зашуршал пачкой бумаги. Выудил несколько листов и положил перед собой:
- Пишу. Первый?
Лейтенант задумался:
- Так. Сафировы в город переехали. И здесь дом оставили и там квартиру купили, куркули. Но они по-другому деньги зарабатывают. Магазинчик у них рядом с сельпо. Прибыльный, говорят.
- Ещё.
- Федька Бур, приятель твой, внедорожник себе купил. Но Федька - печник знатный. Сказал, что несколько удачных заказов попалось. Этим летом я его здесь и не видел. С весны дом запертым стоит.
- Третий?
- Мальков Игорь. У того вообще непонятно, откуда деньги. Слышал, что кредиты берёт. Чует моё сердце, приедут за ним скоро.
- Дальше.
- Агафонов дом перестроил. Дочку замуж выдал удачно. Зять помогает.
- Не годится. Он калека сухорукий. Куда ему по окнам лазать? Следующий.
- А Бур - хромой, и что? Давай и его вычёркивать.
Василий занёс ручку, но остановился:
- Нет. В окно хромой залезет легко. Давай ещё подозреваемых.
Участковый надолго замолчал, подбирая новую кандидатуру.
- Так это... всё, пожалуй, - сказал он, наконец.
- Ну вот. А ты говоришь много! - Василий улыбнулся и стал похож на добродушного пацанёнка. Только в глубине глаз тлел недобрый огонёк.
- Начинаем отсекать лишних, - сказал он, подводя черту под написанными именами. - Я приехал неделю назад. Сафирова видел. Не мог он ко мне полезть, зная, что я дома. Отпадает.
Ручка хрустнула по бумаге, прорвав фамилию Сафиров.
Лейтенант удивлённо взглянул на помощника. Щёки у того пылали. Брови сведены. Уши покраснели.
"Гневается, - хмыкнул участковый, - а ведь головастый парень. Мыслит чётко".
- Теперь Малёк, - продолжил солдат. - Этот тоже на серьёзное дело не пойдёт. Кишка тонка. А давай-ка посмотрим, как он на меня отреагирует... - Василий достал мобильник:
- Алё, Гоша? Это я. Узнал? Не быть мне богатым. Слушай, я как раз поэтому и звоню. Выручай. Деньги нужны...
В трубке явно отказывались помогать. На лице Василия появилась презрительная ухмылка.
- Вошь тыловая, - буркнул он, нажимая отбой. Смутился взгляда лейтенанта и объяснил:
- Юлит, как всегда. Денег, мол, взять неоткуда. Весь в долгах... - солдат задумался:
- А ведь подходит всё-таки нам этот кандидат, дядь Саш. Смотри: Нуждается. Что я вернулся - не знал. Да и гниловат он, с детства помню его крысятничество. Правда, испуга в голосе я не почувствовал. Раньше Малёк, чуть что, заикаться начинал.
- А где он сам-то?
Василий снова набрал номер:
- Гош, а ты дома? Нет? В Москве, на вокзале? Ага. Ну... пока.
В глазах солдата появилось недоумение:
- Я слышал, как поезд объявляли, - пробормотал он. - От Москвы до нас часов шесть ехать. Гоша тоже отпадает, так что ли получается?
- Так. И мы с тобой о возможном наводчике забыли. Не обязательно же самому в дом лезть.
- Тьфу, ты! - хлопнул себя по лбу Василий. - Точно! Навести-то любой мог.
Взгляд участкового блеснул догадкой:
- Слушай, а ведь мы не там ищем! Не все же из списка могли заранее в каждом доме побывать, чтоб знать, у кого что имеется, верно? И обворовывали в основном старух. Люди они особые, не всякого к себе пустят. Молодым уж точно в их дома ход заказан.
- Но кого-то же пустили?
Сыщики задумались.
Солдат оценивающе посматривал на лейтенанта. Тот улыбнулся широко:
- Участкового пускали, конечно. И не раз. На меня думаешь?
Василий пожал плечами:
- Ну, с меня, к примеру, бабкам проку никакого. Был я у пары соседок, а как остальные живут - не знаю. Тут нужен кто-то, кого домой сами зовут. Врач, например или электрик.
- Так. Только где ж их в деревне сыскать? Доктора своего у нас отродясь не было...
Лейтенант осёкся. Глянул на помощника, и почти в один голос с ним воскликнул:
- Печник!
- Бур! Точно! - Василий вскочил. Закурил, жадно затянувшись. - Малька, например, бабки даже на порог не пустят. Сафировы - нелюдимые. В гости не зовут и сами ни к кому не ходят.
Лейтенант улыбнулся, глядя на воодушевление помощника. Тот ходил из угла в угол, рассуждая:
- Агафонов у нас недавно. К нему ещё привыкнуть не успели, чтоб дома привечать. Остаётся Федька. Избы в деревне старые. Печники нарасхват. Больше некому.
Тут участковый вспомнил отпечатки сапог на обочине:
- Так... Ещё... Рядом с домом Солонихи я его следы видел.
- Почему так решил?
Лейтенант рассказал о характерном отпечатке.
Василий отмахнулся:
- Ну, нет. Я тоже слегка хромаю, дядь Саш. После ранения осталось. Да мало ли, может кому-то камешек в ботинок попал? Не доказательство это. Надо с Федькой встретиться. Давай искать, где он сейчас.
Лейтенант попробовал возразить. На сегодня он был готов бросить поиски. Ночь на дворе и спать хочется, да и не к спеху всё это. Раз вор вычислен - никуда не денется. Но Васька отступиться не дал, тормошил и подталкивал, пока на стол не лёг листок с точным адресом, где Фёдор Бур ладит печь какому-то богатею.
- Ну, - Листратов довольно потёр ладони. - Теперь мы его тёпленьким возьмём. Сам после выходных в район поеду. Тебя беспокоить не буду больше. И так ты за меня всю работу выполнил. Спасибо!
Василий собрал со стола свои вещички. Свернул импровизированную пепельницу. Для верности обернул ещё одним листком бумаги и убрал в карман.
Участковый пожал парню руку, снова подивившись размеру ладони, а когда помощник был уже в дверях, Листратов спросил:
- Не хочешь в милиции работать? Выучишься. Следователем станешь. Таких цепких нам ох как не хватает.
- Подумаю, - по-детски улыбнулся Василий и вышел в ночь.
***
С Буром они когда-то дружили. Вместе бредили армией и строили планы, кем станут во взрослой жизни.
Дружба закончилась, когда Фёдор сломал ногу, неудачно свалившись из-под крыши на чердаке.
Предложение сделать наверху тайник было Васькиным. Он был заводилой, хоть и младше на четыре года. Его и обвинили в несчастье, а Бур почему-то не возразил.
Сначала родители запрещали мальчишкам встречаться, а потом дружба сама собой сошла на нет.
Но тайник Фёдор должен был сохранить. Слишком уж любил секреты.
Василий направился к дому бывшего приятеля.
Двор выглядел запущенным. Сквозь калитку проросли хлысты крапивы. Меж штакетин в лунном свете поблёскивала паутина.
Парень перемахнул через забор, разбудив соседского пса. Тот утробно заурчал, но на лай не сорвался, позвенел цепью и затих.
В близком лесу зашумел ветер. Крадучись, Василий подошёл к крыльцу. Если забраться наверх, окажешься у чердачной двери, запертой на щеколду.
Старый шифер захрустел под ногами, пугая, что вот-вот провалится от тяжести. Пёс всё же залаял, хрипя на долгом вдохе: брехливый, знает свою работу.
Скрипнув петлями, дверь впустила в кромешную тьму. Василий достал мобильник, чтобы подсветить себе. Вдоль ската крыши проявились перекладины лежащей лестницы. Солдат поднял её, уперев под самый конёк.
Тайник Федька не забросил. Между шифером и стропилом оказалось углубление. Нащупав мягкую холстину, Василий потянул её на себя,.ощупал свёрток и спрятал на груди. Переполненная алюминиевая фляга громыхнула, когда парень спрыгивал с чердака. Собака зашлась в новом приступе лая, но её хриплый призыв никто не услышал. Деревня спала крепко, и ни одна живая душа не увидела тени, скользящей вдоль заборов к дому бабы Мани.
К себе заходить Василий не стал. Прямиком отправился на чердак. Засиженная мухами лампочка тускло осветила серые скаты крыши, листы утеплителя на полу и лестницу, точно такую же, как в доме Фёдора. Василий поднял её и вскарабкался наверх.
Под крышей было пыльно и душно. Огромный осиный улей свисал со стропила рядом с тайником. Солдат аккуратно вытянул из углубления железную коробку. Несколько минут молча сидел над ней. Потом открыл. Из глубины глянул лик Николая Угодника в тяжёлом, потемневшем от времени окладе.
- Прости, бабуль, но у меня другие иконы, - прошептал парень и перевернул Чудотворца ликом вниз. Потом достал из-за пазухи свёрток. Фёдор упаковал его хорошо, случайно не развернётся. Василий знал, что внутри, но робел открывать. Сердце ныло от мысли:
"А вдруг ошибся?"
Пальцы коснулись холстины. Тесёмки развязались легко, и ткань раскрылась, явив в тусклом свете блеск наград. Орден Отечественной Войны, Красной Звезды, медали... Дедовы. Много, целая пригоршня.
Сердце солдата ухнуло и заработало чётко: не ошибся, а непослушные губы шепнули:
- Вот они, бабуль. Иконы мои. За них глотку любому перегрызу.
Парень вынул из внутреннего кармана коробочку с собственными наградами и прибавил её к дедовым. Тот мог бы гордиться внуком. А когда всё закончится, не стыдно будет и на могилку к старику сходить. Найдётся о чём рассказать, наконец-то. А дальше - хоть трава не расти.
Василий вздохнул, расправляя листок с теперешним адресом Бура. Скривился, подумав о бывшем друге.
Федька лез в дом за Чудотворцем, но найти его не сумел, зато отлично знал, где хранится парадный мундир ветерана. Но медали вор не продал - понимал, что непростые это кругляши, чувствовал мощь. В этом они с Василием с детства были похожи: о наградах могли говорить только шёпотом и выпучив глаза, как о чём-то до невозможности важном. И каждый хотел быть награждённым. Хоть чем, хоть самым завалящим значком ГТО. А тут вдруг разом целый иконостас вору достался, разве продашь?
А дед, сильный человек, не смог сознаться, что его, разведчика, лишили самого святого в жизни. Старик никому не рассказал о краже. Хотел сам найти и наказать упыря. Но не сдюжил.
О пропаже наград Василий узнал неделю назад. Спросил у бабушки, где дедов китель. Та смутилась, но показала. А когда внук увидел дырки вместо орденов, только глаза виновато отвела и головой мотнула, не спрашивай, мол, заплакала и ушла к себе. Внуку удалось узнать только то, что наград она не видела с прошлого девятого мая. Назавтра бабушка и вовсе в больницу слегла. Тогда-то парень и осознал: нечисто здесь дело. И клятву себе дал, что дверь в дедову комнату откроет только когда закончит расследование.
Попробовав узнать что-то у местных, Василий понял, что толку от этих расспросов мало. Тогда в голову пришла идея привлечь милицию, но так, чтобы не объяснять причин. Дед никому не сказал - внуку и подавно нельзя. Внимание к себе привлекать, тоже сразу не стоило. Тогда-то в дом бабки Солонихи и полетело полено. Печка у старухи напротив окна, топится каждый день, сразу и не поймёшь, бросили что-то в окно или впрямь воры залезли. А старая шум должна поднять, что от неё и требуется.
Придумка с участковым показалась идеальной. Потерпевшему разве запретишь быть помощником, а кто лучше милиции знает, что в деревне творится?
Василий мысленно поблагодарил лейтенанта. Снова запустил руку в коробку. Достал со дна битый ржавчиной "Люгер".
"В город можно и на попутке, - подумал солдат. - К годовщине дело закончу. А дальше, хоть трава не расти".
Обойма щёлкнула, занимая своё место, и пистолет лёг на бумажку с адресом Бура.
***
Казённый уазик Листратова громыхал по выбоинам ночного просёлка. Участковый спешил. Кто знает, что придёт в голову Ваське? Дома его нет. А вдруг парень утра дожидаться не станет и по темноте рванёт на поиски? Василий парень крутой, задуманное исполнит. Нельзя этого допустить. Своя у него вера, видите ли! Солдатская. Наломает дров, потом всю жизнь жалеть будет. Да и сам Листратов будет жалеть, что уж скрывать. Хороший парень Васька, цельный.
То, что помощник сам себя обокрал, лейтенант догадался через час после Васькиного ухода. Уже дома, проваливаясь в долгожданный сон под тёплым боком жены, участковый вдруг вспомнил икону Николая Чудотворца, что висела у бабы Мани в святом углу. Подробно вспомнил, до последнего штришка пронзительных глаз.
И тут сон у Листратова как рукой сняло. Ведь неспроста солдат так настойчиво выяснял, где искать Бура! А когда вспомнилось, что напарник про икону даже не пикнул, а пепел с окурками зачем-то с собой унёс - всё окончательно на места встало. Ведь не о чистоте солдат заботился, а листок с пропечатавшимся адресом уволок! И вовсе он не злился, с силой нажимая на ручку, а просто хотел, чтобы написанное лучше отпечаталось на нижнем листе.
Лейтенант чувствовал себя мальчишкой, которого обвели вокруг пальца.
И почему сразу не зацепился за версию Васькиной причастности? Ведь натянуто же выглядело, что окна в домах разбиты с улицы. Почему не со двора? Там никто бы и не заметил. А то, что солдат звон стёкол прозевал? Как можно в такое поверить? Участковый, блин! Пятнадцать лет на одном месте! А всё личное отношение, будь оно неладно! Васька с дедом у лейтенанта всегда выше других стояли. Не могут такие люди гадость совершить.
И ведь заметил Листратов в своё время, что можно связать кончину Николая Андреевича с прошлогодними кражами. Заметил, но недожал. Недодумал. Ничего ведь не взяли у старого, чего ему помирать? А выходит - была причина. Важная. Не просто так Василий вора ищет.
Участковый вспомнил огонёк в глубине глаз солдата и пробормотал:
- Чует моё сердце, побоями там дело не кончится, - и сплюнул с досадой, злясь на напарника.
Уазик выбрался с просёлка на асфальтовую дорогу. До садового товарищества, где обретался Фёдор Бур, осталось ехать чуть больше часа.