ТОПЬ

     «БЕДА — топкое болото, трясина (Псковская обл.). Этот термин был записан И. Д. Кузнецовым [1915]. Однако опрос В. М. Мокиенко [1969] не подтвердил такого значения слова».

     Мурзаев Э. М. (Словарь народных географических терминов, 1984 г.)

     «Поезд отправляется от станции», — дальше сообщение женским, в лучших традициях — «железнодорожным» голосом, было нечленораздельным. Состав по цепочке многократно пролязгал, дёрнулся. Обнаруживая задремавшие было колёсные пары, рессоры, сцепки и вагоны, стал медленно набирать темп. В окна, сквозь зелёные кроны лип и берёз, улыбалось, стучалось утро. Пассажиры одного из купе вагона «СВ» — двое немолодых уже мужчин, проснулись. Наступило время рассмотреть друг друга после вчерашней поздней посадки, познакомиться. То да сё, за совместным завтраком с кофе и разной общей снедью, разговорились. Оказалось, что один — средней руки предприниматель. Другой же — отставной военный, а сейчас дачник и немного фермер. Оба семейные, детей вырастили, но почётным статусом «дедушка» пока еще не обзавелись. Живут в разных регионах, но страна одна — проблемы, интересы, в общем-то, схожи. Да и политические взгляды, которых аккуратно коснулись, оказалось, были достаточно близки.

     Наблюдая под стук колёс за раскинувшимися пейзажами Русской равнины, вскользь затронули семейную проблематику, вопросы воспитания детей, молодёжи. Затем подробно обсудив строительство бань, рыболовные и охотничьи поездки, собеседники разговорились об Альма-матер, однокурсниках, своих и чужих проектах, взлётах и падениях. Оказалось, учились в одном городе, в одно время. А значит, возможно, сиживали за соседними столиками в «Сайгоне», «Лягушатнике», пышечной на когда-то ул. Желябова. Копнули глубже — назначали встречи подругам у колонн «Казанского собора», кинотеатра «Титан», высматривали поезда на огромном внутреннем табло Финляндского вокзала. Вот ведь, как тесен мир жителей в едином ритме жизни великого города. В процессе увлекательного общения, размышлений о возможных «пересечениях», уперелись в одну тему. Оказалось, миры переплетены глубже и драматичнее.

     — Летом после первого курса была геодезическая практика. Обычно на полигоне все это, но нас отправили на реальное дело, по техзаданию с выездом в Ленобласть. — Виктор Иванович отхлебнул кофе, продолжил, — месяц взводом стояли в деревне Липки, что под Любанью. Работали на торфяных пустошах — выходили группами в тот буш с рейками, теодолитами, топорами. Места гиблые, заброшенные — то настоящие густые джунгли, через которые прорубались, то луга и разные болота. Комары, слепни, бобры и лоси — фауна прицепом. Но прежде всего кровососущие! Ленинградские такие, отъявленные, которые пленных не берут! — Виктор Иванович рассмеялся. — Вы бы видели наши руки и лица! Кури не кури, меновазин, таёжные мази — «авиация противника» все равно изгалялась, как хотела. А местным практически ничего! Смеются себе — мы, пришлые, типа: «свежая, вкусная, молодая кровь!» Река там — Болотица — название шепчет, да и соседняя Тигода в болотах рождена.

     — Молодая кровь... — собеседник — Леонид Павлович задумался, — рассказывайте-рассказывайте, мне очень интересно, Виктор. Пустоши, торфяники, говорите? Знаю такие места еще с детства, продолжайте.

     — Хорошо. Месяц пешком, вброд, на каких-то полусгнивших лодках по протокам ходили. Сами организовывали переправы через небольшие протоки, каналы, старицы. Клали через них три-четыре молодые берёзы, и на четвереньках переправлялись. Судя по тому, что подобных «мостов», да и троп, не видно было — по всему выходит, мы там почти первопроходцы за очень долгие годы. Ребята все городские, да и полигон, где год толклись, что тот уплотнённый муравейник. Много разных строений, каких-то инженерных коммуникаций, мелькание сотен лиц. И вдруг в одночасье окунаешься в тишину и дичь. Иногда замирали, или гребли не спеша — хотелось закричать или заплакать от окружающей красоты. Дух захватывает, когда плывёшь в окружении полу-затопленного берёзового леса — бобры, сочной высокой травы, тростника по берегам проток, кувшинок...

     Виктор Иванович, вспоминая, мечтательно разулыбался. Морщинки в углах его глаз сложились в небольшую, причудливую сеточку, пока неглубокую, но уже вполне определившуюся. Сосед понимающе кивнул, изготовившись слушать дальше.

     — И интересно ведь! Проверяешь себя, остальных — командная такая работа. Каждый тащит часть общего груза, тянет в рейде свою конкретную геодезическую работу. Самая ответственная, конечно, у «зорких соколов» — тех, кто в группах работал с теодолитом. Представляете, выставим репер, простой, «полевой» — вкопанное берёзовое полено с номером и гвоздём в центре спила. Над ним выставляется теодолит, проводится «поверка» — настройки прибора. И вот нужно, чтобы было видно рейку на уже следующем репере. Остальные в группе прорубали буш, если никак не обойти преграду. В итоге день за днём наносили на карту номерные реперные точки с высотными, другими отметками на них. Выматывались в ноль, но, повторюсь, интересно, определённая самостоятельность. Без офицеров ходили, да и сама работа что-то сродни фронтовой разведке, рекогносцировке. Да и противник имелся, тихий, но беспощадный — нечеловеческий фактор. Что опаснее кровососущих — дикие пустоши, участки болот. Они влияли видимо как-то, давили по-своему, испытывали.

     Рассказчик ненадолго умолк. Мерный стук колёс, участившиеся шаги в коридоре и звук скользящих дверей купе — народ что-то оживился. За окном всё тот же берёзовый лес, понизу рябинник и дикая малина. Лес шёл плотным строем, упираясь в железнодорожную насыпь, лишь изредка раскрываясь в просторные поляны или широкие просеки с цепочками вышек ЛЭП. Состав по мостам преодолевал небольшие водоёмы, просёлочные дороги. Мелькали железнодорожные домики, посты со шлагбаумами на пересечениях автомобильных и железной дороги, люди в жилетах с флажками в руках. В купе заглянула проводница. Вагон фирменный, и проводница «фирменная» — молодая, проворная хозяюшка СВ в наглаженной форме, только что не стюардесса международной линии: «Дорогие пассажиры, через двадцать минут узловая. Стоим полчаса, можно выйти подышать, грибов сушёных купить».

     Поезд остановился, станция: «Грязи-Воронежские» — большой железнодорожный узел в Липецкой области, что называется: «с историей». Это и бурные события начала ХХ-го века, позже — немецкие бомбёжки с гибелью людей, пожарами и аварийными ремонтами. Суета в вагоне, на перроне, очередные объявления по вокзальной громкой связи. После совместного променада, покупки прессы, посещения привокзальной ярмарочки, собеседники уже в купе, когда поезд тронулся, вновь вернулись к разговору о стажировке.

     — Виктор, Любань и окрестности это оккупированная немцами территория, напротив нашего Волховского фронта*. Вашим геодезическим группам встречались следы войны?

     — Материальные не особенно. Инструктировали, чтобы не приближались ко всяким железякам на болотах, и по одному не ходили. Да собственно, на подобные объекты только пару раз и натыкались. И, как и велено было — не приближались. Торчит что-то рыжеватое, непонятных очертаний из топи или на кочке в болоте. А что это было, сколько «его» находится ниже уровня болота, неясно. Возможно, вообще позднее железо шестидесятых-семидесятых годов. Трактор или вездеход возможно утоп, там же торфоразработки были местами. Ну и раз наша группа кости на кочке нашла. Но скорее всего тоже поздние и животного — далековато, ни подойти, ни разглядеть. Да и не хотелось особо. Но это место ежедневно проходили, и хочешь — не хочешь, да зыркнешь туда. Проводишь, значит, ту кочку, обходя её петляющей, надёжной тропой. Наверное, подобное место можно назвать по-своему «сакральным». Для тех, кто зачем-то ходит здесь регулярно — метка смерти. Ведь невозможно запросто упокоить, убрать с глаз останки по причине опять же смертельной опасности. Конечно, выложить гать можно, но никто не хотел заморачиваться, мы тоже. Пусть будут знаком предостережения, для тех, кто умеет читать знаки.

     Виктор вздохнул, развёл руками, принялся перебирать купленные газеты. Остановился на «Аргументах», сочтя, что разговор исчерпан, принялся читать. Соседи занялись своими неспешными делами. Из тех неторопливых, и иногда заранее запланированных, чем занимаются пассажиры поездов дальнего следования. Леониду удалось связаться с домашними, в коридоре поговорил с женой, дочерью, отправил несколько фото окрестных пейзажей. В купе открыл, попытался вникнуть в толстую инструкцию к оборудованию, которое планировалось к приобретению. Однако тема, поднятая визави, закрыта не была, будоражила, через какое-то время Леонид вернулся к ней:

     — Виктор, Вы тогда сказали: «материальное»? Было и еще что-то? Это не просто любопытство, позже поясню, поймёте.

     Собеседник отложил газету, очки, помолчал. Поезд уменьшил ход, призывно прогудел. На скорости по параллельной нитке путей, сине-белой громыхающей полосой пронёсся «встречный». Их СВ воспринял ощутимый удар воздушной, звуковой волны. После прохождения встречного, его позднего, приглушенного, издали, гудка—ответа, состав плавно набрал ход, характерный перестук колёс перешёл в железнодорожную «рысь».

     — В самые последние дни той командировки была одна история, личная. Уже подбирали топографические и геодезические хвосты нашей локальной сетки. И в пустоши ходили для внесения исправлений и дополнений в документацию, которую набело вели в «штабной избе» офицеры сопровождения с кафедры. Меня отправили снимать кроки с одного из участков общего, большого кольцевого маршрута. Кроки — это эскиз местности с ориентирами от руки. Бывают кроки чисто военные, мы же рисовали именно топографию. Эскиз выполняется по обеим сторонам тропы с использованием условных знаков для топографических карт и указанием расстояний. Все без приборов, от руки и на глаз. Ну, например, справа тянется болото в глубину на триста метров, а за ним сосновый лес. Рисуешь, ставишь знаки — для этого есть планшет, листы, карты, карандаши, компас и прочее.

     — Это понятно. У меня были свои кроки, по картам походил. Продолжай.

     — Ну вот, Лёнь, и отправился один, точнее вдвоём. Но затем мы в узловой точке разошлись по маршрутам. Под конец командировки все несколько расслабились, посчитали себя «бывалыми». Иногда ходили поодиночке, если недалеко. В общем, выполнил почти все, что мне поручили, и уже под конец усугубил нарушение техники безопасности. Молодость, понимаешь, или глупость или еще чего — в одном местечке сошёл с тропы. С годами ушло, стёрлось, зачем? Наверное, для более точной зарисовки эскиза, шест вырубать не стал. Прошёл полсотни метров по «заболоченному лугу», финны или карелы, не помню, такое называют: «уйга». Возможно, он, тот луг, бывал и заливным, но лето было жаркое, воды поверху не было. Такие луга — условно-безопасные участки местного ландшафта. Луг как луг — трава, большие участки мхов, другая низкорослая какая-то растительность. Иногда редкий кустарник, жалкие сосны группками или поодиночке. Вот только земля на том лугу под ногами иной раз «ходит». И если в таком шатком месте постоять, попрыгать — снизу начинает подниматься вода, чувствуешь себя вантузом. Сосенки в «шатких» местах можно немного раскачивать — не повезло семенам, угораздило здесь укорениться. Иду, значит, в один прекрасный момент, на совершенно зелёной, ничего не предвещавшей, как и везде на том лугу, травке, — Виктор вздохнул, развёл руками, — провалился по пояс. И вроде не трясина, а выбираться не получается. Под травой жидкая почва, она увеличивает вес, края провала непрочные — обваливаются. В итоге стою уже почти по грудь в черной жиже. Понимаешь, начинают пробирать недобрые мысли. О схожих драматических ситуациях знал, они всплыли в памяти — статьи или фильмы. Тела находили в пустошах в полупогруженном состоянии. Болота, они разные, разная степень заболачивания, грунты и глубины, да и газы могли играть роль. Иногда топь ловила людей, иную жертву, не заглатывая тело бесследно и целиком а, просто не давая выбраться. Совсем рядом куст — к нему начал продвигаться. Тогда-то я и увидел их. Наши. Почему-то сразу так в голове утвердилось. Метрах в пятнадцати еще дальше от тропы среди чахлого леска сидят трое. Неподвижные фигуры были отчётливо видны даже из моего погруженного положения.

     Леонид сосредоточенно, не отрывая глаз, слушал собеседника. Его напряженно-взволнованное выражение лица, застывшая поза, говорили о готовности задавать вопросы и дальше, продолжать, что-то уточнять, развивать эту тему. Случай с Виктором на болоте, его личный опыт, явно были нужны соседу для обретения какой-то своей, еще не полностью явленой Виктору ясности. Но ехать еще не близко — всему свой черед.

     — И совершенно точно, раньше там — среди пяти-семи полупрозрачных сосен никого не было!— продолжал свой рассказ Виктор. — Одежда форменная, грязно-зелёного цвета. Детали, понятно, не видны, но у одного голова заметно больше — каска. И они совершенно точно смотрели на меня. Смотрели, трудно объяснить... Понимаешь, тогда я прочёл это, их отношение ко мне как тепло, надежду, да — смотрели с надеждой. Они желали мне вернуться к своим, так это понял. Не стал спешить с кустом, отдышался, прикинул «физику и математику» своих действий. Показалось, что еще немного погрузился — надо было действовать. Куст и то твёрдое на чем он предположительно рос, похоже, были тем самым последним резервом в схватке. Оценив весь расклад, снова посмотрел на солдат. В перелеске движения не заметил, они просто были РЯДОМ. Живые, мёртвые, призраки, силуэты той великой войны? Погибли в бою, или ранеными и обессиленными подобрала вас эта самая топь в районе лесистой кочки? Что подвигло подняться, войти в наш предел? Или они присматривают здесь за всем? А может так рады увидеть родненького, своего, потомка? Молодую кровь, человека в сапогах, пилотке, зелёном хэбэ с планшетом. Ради кого в том числе, они когда-то... Остались навечно здесь — слушать перестук дятлов, кваканье лягушек, комариный рой. Это я потом уже все додумывал, позже. Тогда, в молодости ершистый был, да, как и все. Чуть что: «Короче!», " И сам — умный, справлюсь!«, «Чё надо?», — Виктор рассмеялся, задумался. — В общем, они ли, те солдаты способствовали моей удаче, или все дело было в кусте, физподготовке и расчёте? Покрепче ухватился, потянул — всю молодость, любовь к жизни в рывок вложил, и меньше чем за минуту полностью выбрался. Практически вывернул спасительный куст с корнем. Лежу грязный как свин пузом на твёрдой почве, обтекаю. Вокруг мухи, бабочки порхают, овод ухо жуёт, пахнет не ахти — взбаламутил всё то донное. А сам — счастли-и-вый! Такие дела, — Виктор прокашлялся, — извини, отвык долго вещать. Да и тема, сам понимаешь.

     Мужчины взяли диалог на паузу. За окном участились разномастные домики, замелькали лоскуты огородов, состав прогрохотал по ухоженному ферменному мосту. На большой огороженной территории горы чего-то черного, бульдозер — угольный склад, котельная с полосатой трубой. Подъезжали к крупному селу.

     — А дальше что, Вить?

     — Когда вылез, они были на месте. Я сразу вернулся на тропу, аккуратнее, чем обычно, конечно. Оттуда осмотрелся, а нет уже никого среди сосен. Наверное, как-то поблагодарил их — за поддержку. Может хоть кивком головы, не помню. Сам грязный, усталый, сердце все еще колотится. Как вернулся к своим, а это минут тридцать по виляющей тропе, не помню. Видок никого не удивил. Каждый четвёртый целиком окунался в водоёмы или возвратился хоть раз таким «бармалеем». То был мой последний выход в пустоши. Зарисовки сохранились, и никого посылать, туда вновь не пришлось. Рассказывать детали никому не стал, зачем? Ну а позже всего пару раз, и по поводу. В узком, застольном кругу, в котором выжившие старики вспоминали сражения, горевали по погибшим, пропавшим друзьях. Тогда упоминал солдат на заболоченном лугу. Как умел, передавал весточку, соединял ниткой времени — безвременья единое воинское братство сороковых. Судя по твоему интересу, глазам, видно, и сам с чем-то столкнулся. Так что, сидим двое «внуков войны» в купе, и... Впервые об этом с ровесником.

     — Скажи, Витя, ты ведь не случайно к 9-му мая хотел оказаться в городе, подгадал? Я-то нет. И по делам часто, но на Мамаевом буду.

     — Все верно, Лёня, подгадал. Родню проведать надо — сын осел в Волгограде. Но и Курган в планах, стараюсь посетить Такие места. А в городе впервые. Какие мы с тобой м-м донельзя правильные?

     Поезда иногда творят какие-то свои чудеса, перемешивая людей в своих колодах судеб и нежданных встреч, откровенных разговоров без обязательств. А иногда и с обязательствами.

     —"Правильные«, говоришь? Интересно. У меня, друг, все иначе, складывалось, не как у людей, — Леонид уселся поудобнее, продолжил. — Родом сам из-под Киришей. Большая семья, сельская местность, деревенский уклад. У пацанов свободы было достаточно, по ближним лесам рано ходить начали. А там, на местности всякое с войны еще оставалось, во всем многообразии. Окопы, блиндажи — уже полузаросшие, обвалившиеся и местами засыпанные, тяжёлая техника пару раз, оружие. Изредка и кости, гряды санитарных захоронений. Уже тогда гранаты взрывали — в основном так «рыбачили», стреляли. Найденное оружие, если в сносном состоянии — чистили, пытались ремонтировать или собрать из нескольких один «рабочий» ствол. Прятали от родителей все в тех же лесах или по укромным подвалам. Через это дело позже оказался в «трофейщиках» — черных следопытах. Оттуда и работа с архивами, картами. Ну и во время выходов — металлоискатели, щупы, шанцевый инструмент. Немало перекопано было, да. Все это скорее как хобби — приятели, азарт, но и деньги тоже, иногда хорошие. Многие ведь на хобби повёрнуты. Ходят компаниями, иногда международными по пустыням, горам. На вёслах далеко ходят, прыгают с парашютами, технический дайвинг, реконструкторы всякие. Ну а мы ходили в лес... — Леонид потупился, прочистил горло, немного помолчал. — Купил с этого недорогой внедорожник, обставились. Жизнь текла — немного бизнес, немного «лес», дети. Но десять лет назад, — Леонид помолчал. — Примерно в таких же болотных пустошах под Лугой, случилось. Разделились, тоже один был на квадрате, и... Наткнулся на холмике на пулемётные сошки**, другие части «пилы Гитлера» — MG, эрмы***. Хороший холмик, с обзором — удачная позиция. А там понизу и кости россыпью среди мхов. Вперемешку с тем, что осталось от лент и гильз, снаряжения. Ну и повёл себя некорректно, нехорошо. Да, как обычно — копатели и есть копатели. В таком перспективном месте стоило осмотреться, поработать. Могло подфартить с жетонами или наградами, с любым личным — номерным солдата, да и вообще — это деньги. Работаю, значит, дёрн срезаю, если надо, выбираю предметы изо мха, грунта, осматриваю их. Весь — внимание, азарт, и ведь прёт! Через какое-то время разогнулся, довольный, аж руки трясутся — на кочке среди кустов возникли двое. Стою вот перед ними с нарытым: неразломленным медальоном****, перстнем и крестом 2-го класса. Двое — пулемётный расчёт. Немцы или венгры, короче — не наши, да и не важно. Метров пять — совсем рядом, смотрят молча. Отчётливые такие, настоящие фашисты: «мышиная» форма драная вся, с бурыми расползшимися пятнами, рукавчики закатаны. Один пулемётчик напрочь без руки — осколком или очередью срезало... А головы, лица! Эти глазницы, или что это, Витя?! У меня оторопь, ужас. Как несколько очухался — бежал без оглядки, чуть не заплутал.

     Рассказчик умолк. Оба засмотрелись на открывавшийся за окном вид—картину. Лес теперь не был сплошной проносящейся полосой, он отступил от насыпи — можно было рассмотреть каждое дерево, каждую молодую зеленеющую крону в ближней шеренге.

     — Знакомый таёжник — дальневосточник рассказывал, что первое столкновение с тигром почти всегда стресс или шок. Где бы тот тигр не находился, пусть на безопасном расстоянии, и людей не видит. Особенно осенью, когда какой-то пожухший, терракотовых оттенков куст, вдруг становится «нестабильным». И от него отделяется зверь — амба.***** Это ощущается нереальностью, сбоем программы, даже при понимании, что тигры тут есть, есть следы. Люди преодолевают такие встречи по-разному. В зависимости от силы духа и изначального желания увидеть кошку на воле. Я же наткнулся на пустошах на мёртвый пулемётный расчёт, который, похоже, обворовывал. И на такое свиданьице вовсе не рассчитывал. Конечно, шутки-прибаутки и страшилки среди «лесных» на сей счёт ходят, а как же! Многим копарям снится эдакое, люди голоса слышали всякие в лесах, вздохи и стоны. Но чего-то конкретного, предостерегающего не припоминаю. Меня же до поры всё это мистическое и запредельное вовсе миновало. После той Луги как-то выправился, ничего! Но позже еще пара подобных встреч — уже в другие выходы в лес по трофейным делам. Издалека силуэты, непонятно кто, но они — павшие, мёртвые солдаты. А потом... — Леонид поднял голову, пристально посмотрел на соседа. — Потом они начали являться мне в любой лесистой местности, даже в парках. Как-то в холле отеля, в «зелёном» углу с аквариумом, кадками с монстерами, фикусами и пальмой «наткнулся». Поворачиваюсь в ту сторону, смотрю, а за пальмой — ты уже догадался. Вот так! И вообще, почему именно меня так накрыло, ведь сотнями по лесам с лопатами шарятся, черным промышляют? К докторам обращался, много куда обращался, чтобы отмыться, уйти от неврозов и расстройств. Конечно, все свои грешки следопытские прочувствовал, кожей прочувствовал. Всякое же было на той прошлой моей тропе. Это и оружейные статьи Кодекса, разборки с конкурентами, контрабанда. Раз лес пожгли по пьяни, раз своего потеряли — мужик чуть не одичал. Дал зарок и прервал все связи с «лесными». Ну и постепенно в процессе душевного и медицинского излечения, погрузился в изучение и осознание той войны, цены пролитой крови. Закономерный итог в моём случае, — улыбнулся, наконец, Леонид.

     — Какая у тебя дорожка, сосед!

     — Такая получилась — с поворотцами. Для меня это уже давно не просто слова про «память» и «патриотизм» из телевизора, иногда лицемерного телевизора и сети. Вот уже семь лет с музеями, вахтами памяти, перезахоронениями, архивами сотрудничаю. Финансами вкладывался, но прежде всего силами, временем, искренне. Не все это поняли, но и неважно — это мой путь. Иногда скорбный, но чаще — светлый. Лет пять, как «отпустило». Совсем. Видать, терапия правильная была. Тогда, в последние годы, «они» уже не травмировали меня. Не боялся встреч, какие бы они ни были, мнимые или нет. Такое вот служение получается, непростое, с перезагрузкой смыслов. Так что девятого — Там. Поздно, как поздно голова прочистилась, Витя, эх. Для меня тоже откровение — говорить про это в поезде, с незнакомым человеком. Впрочем, не с «незнакомым», одна у нас метка.

     — Всё верно, Лёнь, метка. Каждому отмерено. Может человек оступиться на пустошах. Главное — получить шанс и вовремя выбираться.

     — Девятого встретимся?

     — Конечно. С сыном познакомлю. Покажешь город-то, три дня буду? — Виктор улыбнулся. — По чашечке «Краснодарского», с бубликами? Мы хотели ещё пасечные дела обсудить! Бидоны, откачку и сцеживание?

     — Всё успеем, обсудим, Вить. Всё-всё, и пасечное тоже.

  Поезд уверенно следовал дальше. Леса отступили, за окнами разливалась открытая равнина — местами дикая, местами явно обрабатываемая. Под смелыми, майскими солнечными лучами, вдали, среди травянистой равнины, невысоких холмов, бликовали прожилки ручьёв, какие-то водоёмы. В некоторых местах лучи, пробиваясь сквозь неплотную перистую облачность, создавали на этом огромном изумрудном ковре большие светлые пятна, создавая картину некоего уверенного оптимистического торжества. Поезд, пассажиры подъезжали к городу, раз в год меняющему название. Месту Силы, Славы, месту Памяти. И быть может Надежды.

  

     2021 г.

   * Все два года, что окрестности Любани (стык Ленинградской и Новгородской области), была под немцами, здесь неспокойно. Не так далеко остановился, стабилизировался фронт, действовали волховские партизаны, разведывательные, диверсионные группы Красной армии. Здесь проводилась масштабная, печально известная «Любанская наступательная операция». Цель операции — прорыв блокады Ленинграда и помощь окружённому Ленинградскому фронту рывком сил Волховского фронта. Считается, что эта операция не достигла своей цели, РККА понесла огромные потери. Однако, на протяжении полугода сковывались значительные силы немцев, они несли большие потери, и это в конечном счёте помогало защитникам Ленинграда. Недалеко от Любани и роковой перешеек, перед многими захлопнувшийся — Мясной Бор — коридор жизни для выходившей(после неудачного наступления и перехода к обороне) из окружения 2-й ударной армии. С Любанской операцией связаны имена Мерецкова, Мехлиса, Власова. С Той стороны помимо вермахта воевали: "Голубая« (División Azul) дивизия испанских фалангистов, полицейская дивизия СС, легионы голландских и бельгийских фашистов «Фландрия» и «Нидерланд».

   ** сошки — «двунога» — подставка(упор) для огнестрельного оружия или арбалета.

   *** MG, эрма — немецкие единый пулемёт и пистолет-пулемёт МП-38.

   ****неразломленным медальоном — особенность жетонов военнослужащих (в широком смысле) Германии. Когда солдат(офицер) погибал, медальон ломали посередине, верхнюю половинку оставляли в захоронении, а нижнюю отправляли в личное дело погибшего. При находке на останках целого не разломленного жетона можно с уверенностью сказать, что этот солдат учтён в Германии пропавшим без вести, причём это можно сказать сразу, в момент находки.

   *****амба — одно из имён — прозвищ уссурийского тигра у коренных народов Дальнего Востока.

  

  _____________________________________________________________________________________________________________

     26 августа 1941 г. 66 день войны. Источник: Хроника и история 20-й моторизованной дивизии вермахта

     «<>В 06.15 боевая группа «Зейтц» перешла в атаку. Сопротивление противника у населённого пункта Липка было сломлено, и в 09.50 Липка была занята. В 10.45 была взята Пельгора. Пути сильно заминированы. Немецкие самолёты, наносившие бомбовый удар по Пельгоре, попали по своему 20-ому разведывательному батальону, в результате чего имеются потери. Противник отступил на север. По данным местных жителей в его составе около 300 человек пехотинцев и 100 кавалеристов. Многочисленные, хорошо поставленные минные заграждения, по всему видно, установлены специалистами... Положение к вечеру: Боевая группа «Зейтц» достигла населённого пункта Замостье. Боевая группа «Шверин» заняла участок местности севернее Липка. Боевая группа «Яшке» заняла район в 2-х км юго-восточнее Бабино. Продвижение дивизии затруднено скорее не сопротивлением противника, а в основном из-за многочисленных минных заграждений и подрывов мостов.

     28 января 1944 г. 951 день войны Источник: Совинформбюро

     «Войска Волховского фронта после упорных боёв овладели городом и важной железнодорожной станцией ЛЮБАНЬ и, продвигаясь вперёд, северо-западнее, западнее и южнее ЛЮБАНЬ овладели населёнными пунктами ПЕРИ, РАМБОЛОВО, МИНА, ЛИСИНО-КОРПУС, СИДОРОВО, УСАДИЩЕ, МЕЛЬНИЦА, ЛУСТОВКА, ГРИШКИНО, КАМЕНКА, БОЛОТНИЦА, ВАРВАРИНСКИЙ, КИРКОВО и железнодорожными станциями ПОМЕРАНЬЕ, ТРУБНИКОВ БОР, БАБИНО и ТОРФЯНОЕ».