Борис был в два раза старше меня, но общался со всеми по-простому, на равных, не делая разницы в возрасте, или её не замечая. Не знаю почему, но меня всегда коробило, когда прыщавые восемнадцатилетние юнцы, с прилипшими к губам сигаретами, могли крикнуть шестидесятилетнему Степану Федоровичу - Степа! Есть у меня такой тезка. А, Борис, я никогда не знал его фамилии, тем более отчества, но он действительно похож на типичного художника, такого, про которого нам только скажут, и мы его сразу же представим: всклокоченные черные вьющееся, с проседью на висках волосы; полные, сочные, красные губы, в окружении черных усов; острая, ухоженная бородка. Карие, широко раскрытые глаза смотрят насмешливо, с легкой иронией и проницательной грустью. Может быть, от того что, он всегда был "навеселе"? Он всегда жестикулировал руками, словно размахивал кистью и любил патриархально, в назидательном ключе, голосом наставника говорить:
- Степа, у большинства приматов, жизнь сера, скучна и безынтересна. - Приматами он считал людей, потому что они еще не полностью прошли стадию очеловечивания, и поэтому все еще остаются на стадии человекообразных, то бишь приматов.
- У нас igual (такая же).
- Да, но другим ещё хуже. Это бывает с теми, кто очень любит и жалеет себя. Поверь, у таких людей жизнь похожа на минералку без газа - пресная. Вот они и бегут, спасаются от действительности, играют с собой и окружающими в светскую жизнь, играют важных особ, упиваясь собственной значимостью, хотя на самом деле ничего не значат и не представляют. Таким образом, приматы спасаются от серой действительности, по их мнению, ведь они все близоруки и ничего не могут увидеть того, что на самом деле происходит в мире, да им и не интересно. Они воздвигают воздушные замки из розового фимиама, курят бамбук и упиваются гламуром. Вот такие приматы, Семен, обделены самым важным, чтобы стать человеками - смыслом жизни: они его не понимают, не знают, не ищут. Смеяться над ними - все равно, что смеяться над умственно отсталыми, неприлично и жалко.
- А в чем он, смысл жизни?
Борис с насмешливой укоризной посмотрел на меня. Перевел взгляд на стену с австралийскими бумерангами.
- Не знаю, - ответил он, улыбаясь и пожимая плечами. - Для каждого примата он один, мы все эволюционируем по-разному.
- Нет, ты от ответа не уходи.
- Я не ухожу. Смысл жизни составляет множество факторов. Для меня основополагающими является следующие критерии: что оставишь после себя, и что возьмешь с собой.
- Ты романтик?
- Нет. - Смешинки в карих глазах Бориса пропали, он стал серьезнее. - Просто у меня твердое убеждение что, подлость это подлость, как её не представляй. Ложь - останется ложью, в какие одежды не наряжай. Честь - есть честь. Любовь - есть любовь, как её не опошляй.
- Ты романтик, - убежденно повторил я.
- Уже, к сожалению, нет. С возрастом люди перестают быть романтиками, превращаясь в циников, но умеют говорить красивые и пустые слова. Ну-ка, еще сто, анисовой...
Кажется, Борис, был из Ростова. Древняя княжеская столица, превратилась в захолустный, провинциальный город, который, по словам художника, должен был регрессировать скоро до деревни. Контрэволюция. Борис никогда не рассказывал, но слухи ходили, что он работал в какой-то крутой фирме и занимался дизайном. Ещё говорят, что когда он раскрывает портмоне, под целлофановой обложкой мелькает личико симпатичной женщины, память о том, как она бросила его и ушла к другу детства и руководителю этой фирмы. А может быть, память о том, как он пошел и набил морду этому "лучшему" другу. Или о том, как плюнул на все, собрал вещи, купил билет и пошел гулять по свету, счастье искать...
А может быть, он чеченский боевик, в бегах, или в отпуске...Даром, что нос картошкой, глаза карие и чисто русские "оканья". Инопланетянин, авантюрист, художник...
Душа людская как печь, в ней сажа и потемки. Прожекторами свети - дна не разглядишь, не высветишь. Черные дыры, как считают некоторые астрономы, и есть человеческие души.
Поначалу Борис мыкался по стройкам, потом, в один из воскресных дней, как-то забрёл на plazo de Mayor (главная площадь Мадрида).
- Приматы картинки, портретики рисуют, карикатурки разные. Занятие не пыльное и иногда бывает интересное, но самое главное - деньги на выпивку и карандаши не переводятся. Вспомнил детские занятия в изостудии, в свое время я был школьной надеждой. Короче, когда у меня купили первую карикатуру на испанского президента Азнара, я понял - со стройкой пора завязывать. - Так Борис начал рассказ о своем художественном прозрении.
Открыв наш бар, в котором, как утверждают постоянные клиенты, есть своеобразная волшебная аура, благодушно настроенный Борис на альбомном листе быстро и умело набросал в карандаше портрет хозяина Фредди. Польщенный владелец бара тут же предложил клиенту дармовую выпивку. Подозреваю, что такой трюк, Борис проделывал не в одном баре. Портрет, словно эскудо - родовой герб сеньора Фредди, висит теперь над кассовым аппаратом и старается, как налоговый инспектор подсмотреть суммы, отпечатанные на чековых лентах, выползающих из кассового аппарата. Плоское, широконосое и толстогубое лицо, с длинными черными волосами на пробор, прищуренными глазами взирало на посетителей с чисто перуанским горделивым высокомерием, похожее на те каменные головы загадочных тольтеков, которые иногда находят в джунглях.
На другом портрете, который висел у меня в комнате, был изображен молодой симпатичный человек, с короткой стрижкой светлых волос, открытым лицом и умудренным взглядом. По моей просьбе, к картинному герою он вложил в руки длинную рукоять невидимого меча, подразумевалось, что он двуручный, на которую был одет дон-кихотовский шлем, как известно это был небольшой тазик для бритья. Вот вам ещё один, неучтенный историей рыцарь круглого стола.
Борис приходил по субботам, после трудового дня. Сидел за стойкой, попирая ногами сумку с инструментами. На боку сумки еще можно было прочесть - "Дельтаплан". Курил, временами умело, пуская аккуратные голубые колечки, любовно обнимая ладонями холодный бокал с неизменной "анисовой", время от времени встряхивая в нем ледяные кубики. Щурясь, смотрел в полупустой зал, лениво перекидываясь с Фредди ничего не значащими фразами. Взгляд его отстраненно блуждал по стенам бара, спотыкаясь на старых фотографиях...
Обслуживать было некого: три столика из пяти были заняты студенческими сладкими парочками, у стойки тусовались постоянные, полупьяные и улыбчивые клиенты. Кто-то из них пробовал воевать с кенгуру. Другие разговаривали о высоких и чисто испанских материях: футбольные матчи, которые уже состоялись или вот-вот состоятся. Футбол, коррида, фламенко и иберийский хамон - национальные гордость и экспорт испанцев. Разговоры о них - вечная и нескончаемая тема. Если вы не хотите ранить национальную гордость и самолюбие испанцев, всегда отзывайтесь хорошо о выбранных и перечисленных выше приоритетах.
Борис подмигнул:
- Нравится мне у вас. В вашем баре пахнет не ветхой историей, а историей, которая произошла накануне, или вот-вот произойдет. Тихо и спокойно. Если Фредди не установит "ящик для дураков", - так он называл телевизор, - то он разорится.
- На футбольные матчи, он всегда приносит свой, из дому, - ответил я.
- Хороший выход из положения, - усмехнулся Борис. - И одноруких бандитов у вас нет, - это он по игральные автоматы. - Но, зато, своя непередаваемая атмосфера тишины и благополучия. Одним словом пасторальная архаичность.
Я не успел ответить, меня позвали от одного из столиков и попросили повторить две каньи (бокалы для пива, вместимостью около 330).
Освободившись, я вновь подошел к Борису. Он успел обновить содержимое стакана, новой порцией анисовой водки.
- Тебе так нравится анисовая?
Борис, виновато улыбнувшись, пожал плечами.
- У неё такой противный вкус. На мой взгляд, все иностранные водки с привкусом нефти или вообще безвкусные, как тот же "Абсолют".
- Да, матрешки и водку только мы умеем делать, - с сарказмом отозвался Борис.
- Почему, не только? - Обиделся я за Родину.
- Тогда почему ты здесь? - Карие глаза взяли меня на "мушку".
- Ну, знаешь, - растерялся я, - не знаю, как ответить. На это много причин и все личные.
Борис встряхнул в бокале лед.
- Вот видишь, причины в принципе, у всех одни и те же, - личные. Шкурные у всех причины и интересы: заработать много бабла, вкусно пожрать, сладко спать, вот и весь смысл жизни приматов, - перешел Борис к любимой теме.
- А ты особенный? - Умеет он разозлить невинных собеседников.
- И я человек-примат, - вздохнул Борис, попробовал пальцем достать лед, не получилось.
- Мудрый?
Борис криво усмехнулся.
- Сейчас мудреть противозаконно. Большие знания порождают ещё большие незнание. Большие сомнения. Большие знания приводят к суициду, как к физическому, так и к духовному.
- Духовному?
- Добровольный уход их общества, - пояснил Борис.
- В монахи?
- Монахи, тоже приматы. В отшельники.
- А они люди, или приматы?
- Приматы.
- Почему? - Сам не понимаю, но он меня так разозлил своим глупым философствованием, тоже мне Матвей евангелист. Нельзя огульно говорить за все человечество и тем более его обвинять....Пусть у себя бревно из глаза вытянет.
- Потому что, отшельники, уходя от человеческих проблем, останутся наедине с собой и своими проблемами, человечество их интересует теоретически, с чисто научной точки зрения. Они могут жить без приматов, им необходимо для общения свое личное "Эго". Они не хотят никого изменить, они хотят сами измениться - ищут божественную сущность в своем житие-бытие. А человек-примат хоть и эгоист, но без общества жить не может. У общественных приматов личное "Эго" проявляться только в коллективном существовании, когда ему есть с чем сравнивать.
- А ты кто? Хочешь стать отшельником?
- Я усталый, немного выпивший человек-примат, - Борис дружелюбно улыбнулся. - Ты не обижайся, я не собирался учить тебя жизни. Каждый человек, учится у жизни сам, на своих или, если повезет, на чужих ошибках. У всех свое толкование моральных ценностей и самой морали.
- И на том спасибо, - буркнул я. Подумав, добавил: - Ничего плохого не вижу в том, что хочу собственными руками заработать себе на квартиру и жить отдельно от родителей. Купить компьютер, выучиться на программиста, жить и достойно работать дома, при этом в совершенстве владеть иностранным языком. - Я выложил козырями все свои планы на будущее. Стопроцентную гарантию я дать не мог, что так и получится. Жизнь полна удивительных неожиданностей, которых не ждешь и не чаешь. Например, в детстве, кем только я не мечтал стать.
- Похвально, ничего не имею против, - Борис отсалютовал бокалом, допивая анисовую. Задумчиво посмотрел на дно.
- Чего хочешь добиться ты?
- Уже ничего, - Борис устало улыбнулся.
- Как ничего? - опешил я. - По моим скромным понятиям, человек, пусть даже и примат, всегда чего-нибудь хочет.
- Я уже стал бродячим ремесленником.
- Художником, - уточнил я и прикусил язык, вспомнив, как это слово не переносит Борис.
- Ремесленником, - повторил Борис, взлохматив на голове волосы и подергав себя за бороду.
- Почему?
- На художника духа, искры божьей не хватает. - Борис мечтательно посмотрел на открытки Фредди с пейзажами Анд. - Как-то, один господин хороший, - тихо заговорил Борис, - предложил мне работу. Он несколько недель приходил на плацо де Майор, смотрел, как я малюю. Заказал несколько эскизов. Наконец, спустя месяц поинтересовался: могу ли я сделать копии с рисунков одного старого фамильного альбома? Деньги хорошие обещал.
- Здорово, ты конечно согласился?
- Согласился. - Борис почесал бороду, продолжая задумчиво разглядывать открытки. - В принципе, ничего сложного в работе той не было. Думаю, что копии вышли неплохие, во всяком случае, синьор был доволен. Как он сам сказал: заказ качественный и экономный. Платил за каждый рисунок и не как профессионалу, поэтому и подобрал с паперти площади Майор. Но дело не в этом, просто именно тогда, я понял, что никакой я не художник и никогда им не стану. - Борис тоскливо и виновато посмотрел на меня.
- Копировать, это не создавать. В те дни я со всей серьезностью, можно сказать с душой, работал над копиями. Синьор считал, что у меня такая же манера рисования, как и у автора того альбома. А я видел другое тот, кто оформлял альбом был великим художником. В коротких рисунках такой накал страстей, что даже я это чувствовал во время работы. Из рисунков выплескивалась сама жизнь. С сожалением для себя констатировал, что у меня таких рисунков никогда не получится. Я завидовал автору, но когда пробовал рисовать в его манере - оказался бессилен, мой карандаш не обладал волшебством чтобы вдохнуть жизнь. Дешевые пародии, которые невозможно заполнить жизнью, чтобы её почувствовать. - Борис рассмеялся.
- Вот и вся история, почему не нравится, когда меня называют художником. Я ремесленник и этим довольствуюсь.
- Умные люди, не приматы, говорят, что всего можно достигнуть, если действительно хотеть, - заметил я, пытаясь утешить.
- Если к этому "действительно хотеть", - передразнил Борис, - добавить божью искру таланта. - Он с сожалением поставил бокал на сойку.
- Повторить?
- Спасибо, достаточно, - он провел рукой по усам, достал сигарету.
- А чей это был альбом? - поинтересовался я.
- Был такой испанский живописец и гравер - Франциско Гойя.
- Гойя?! - воскликнул я.
- Ты что-нибудь о нем знаешь?
- Обнаженная Маха, - восхищенно прошептал я.
- Ходил в Прадо? - поинтересовался Борис.
- Ага!
- Я перерисовывал альбом с его карикатурными "капричос".
- Да это же здорово!
- Синьор решил передать альбом в музей...
- Подожди минутку, прервал я, потому что Фредди указал мне на новых клиентов и я побежал их обслуживать.
Освободившись, я вернулся за стойку, но Бориса уже не застал. Он ушел по-английски, не попрощавшись.
Борис еще несколько раз приходил в бар. Но задушевных разговоров между нами больше не получалось. О картинах он отказывался говорить, про свою работу с альбомом умалчивал. Лишь раз, как-то обронил:
- В Мекку надо собираться, за искрой.
- Куда, в Мекку?
- В Рим. Джотто, Мазаччо, Анджелико, Боттичели...
- Что?
- Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микеланджело, Браманте.
- О чем ты?
- Глупышь, примат, это же итальянские художники эпохи Возрождения. Пора возрождаться! - Борис рассмеялся.
- Ну да, ну да...- меня отвлекли клиенты...
Прошло несколько недель, однажды в бар забежал Валерка Хаританюк. К приматам, по категории Бориса он мало относился, скорее к пернатым из класса сорок - все на свете знает: последние новости, свежие анекдоты, сплетни из раздела "клюковка".
- Привет Семен, пива налей.
- Hola (Привет).
- Слышал новость?
- Какую?
- Бориса помнишь?
- Разумеется, - я насторожился.
- Уехал, - сообщил Хаританюк.
- Куда?
- Думаю домой, но некоторые говорят, что решил прикольнуться и отправился в Мекку.
- В Мекку? - Я вспомнил его разговор о Риме и художников эпохи Ренессанса. - Значит в Мекку, за искрой божьей, - пробормотал я.
- А что ему делать в Саудовской Аравии, разве что принять мусульманство? Ему же там все обрежут! Или он решил посетить мечеть Харам? - озадаченно спросил Хаританюк. Не получив ответа спохватился: - Знаешь, какой анекдот приключился двумя поляками на Аточе? (метро и площадь в Мадриде)