Аннотация: Какое неблагодарное дело: побеждать в любви. Первый опыт фэнтази - прошу больно не бить. Пролет на CN-2.
- Что за мрачное место? - Эрик нахмурился и глянул через плечо на Джека Пескаря. - Ты не заблудился?
- Не беспокойтесь, господин, - эта фраза слетела с губ Джека раньше, чем он сумел понять вопрос хозяина.
Пескарь поднялся в стременах и стал крутить головой по сторонам. Его пегая лошадка, которую приходилось непрерывно понукать, чтобы та поспевала за громадным жеребцом Эрика, тут же остановилась, как вкопанная.
Джек умел делать озабоченное лицо даже тогда, когда совершенно не смыслил в том, что происходит. Эрик знал об этом качестве слуги, однако сейчас был вынужден терпеливо ждать, пока тот сориентируется. А Пескарь всё крутил и крутил головой, стараясь не встречаться с выжидающим взглядом господина.
Пот проделал глубокие борозды по серому от пыли лицу Джека. Выцветшие соломенные волосы слипшимися сосульками торчали из-под шляпы. Эта шляпа для парадов и роскошных приемов когда-то перекочевала из выходного гардероба Эрика. И теперь сочетание горы засаленных перьев, грязных цветных лент и глуповато-сосредоточенного лица Пескаря под ними выглядело весьма комично.
Если, конечно, не принимать во внимание место, где всё это происходит.
Каменистые склоны глубокого ущелья окружили двух всадников слева и справа, взяли их в плотные тиски. Под копытами коней, сквозь крупную гальку тускло поблескивала вода. Камни на склонах казались насквозь мокрыми. На них то там, то здесь виднелись комья густой зеленой слизи. Солнце не заглядывало в это мрачное ущелье. Зато, несмотря на дневное время, в небе сияло несколько звезд.
- Ага, вон этот истукан! - Джек заорал так, что пара камней сорвалась со склона. Пескарь тыкал грязным пальцем в сторону крупного валуна, который торчал на уступе скалы чуть впереди. Эрик посмотрел, куда указывал слуга. Только буйная фантазия могла разглядеть в камне очертания древнего бога. Хотя... было в этом валуне что-то особенное - он казался главарем здешних скал, предводителем многочисленного каменного воинства, которому достаточно одной команды, чтобы с головой засыпать двух одиноких путников. Эрик, демонстрируя уважение, приложил правую руку к сердцу и наклонил голову. Затем дал слуге знак, и они двинулись дальше.
"Всё равно не понятно, зачем старик забрался в такую глушь, - думал Эрик, расслабленно покачиваясь в седле. - В столице его окружили бы почетом и уважением. Он смог бы наставлять на путь истинный и толковать людям законы богов. Теперь приходится в такую даль тащиться..."
Эрик наклонился и растер рукой икру правой ноги - старый шрам все сильнее ныл от сырого холода ущелья.
"Хотя, с другой стороны, никто не видит, что граф Роах ходит советоваться к колдуну. И с глупостями, наверняка, в подобные места никто не станет соваться. Видишь, опять выходит, с какой стороны взглянуть... Сомнения, сомнения, сплошные сомнения! Когда же это закончится?" - Эрик в сердцах дернулся в седле, да так, что жеребец под ним всхрапнул. "Тише, тише, родной, видишь, как тут вокруг всё зыбко" - граф остановил коня и долго поглаживал его рукой по шее.
Ущелье закончилось довольно внезапно: вильнув последний раз, оно расступилось перед небольшим круглым озером. Всадники выбрались на берег, щурясь от яркого солнца, которое, казалось, светило со всех сторон. Когда глаза немного привыкли, когда теплый ветер проник под набухшую от влаги одежду, Эрик заметил дом колдуна. Спутать его с каким-либо другим строением было невозможно - несколько массивных столбов возносили на высоту трех человеческих ростов остроконечную громадину. На коньке крыши блестел заключенный в круг огромный золотой глаз - знак принадлежности хозяина дома к служителям богов.
Эрик велел Джеку сообщить колдуну о госте, а сам спустился с коня умыться. Пескарь нерешительно покрутился на своей лошадке за спиной господина, затем горестно вздохнул и поплелся выполнять поручение. В конце концов, ему приходилось попадать и не в такие передряги. А колдун, если верить людской молве, совсем не такой уж и злой. Хотя, стоит ли полагаться на этих людишек?
- Что тебя привело ко мне, славный рыцарь? - колдун Абазол принимал Эрика, сидя на массивном кресле, вырезанном из цельного куска дерева. Они уже обменялись длинными приветствиями, уважительно перечислив регалии друг друга. Эрик перенес церемонию болезненно - ему не терпелось перейти к делу:
- Я не смог разобраться с одним важным вопросом и хотел бы получить подсказку от богов.
- Что за вопрос?
- Придется рассказать небольшую предысторию. Но, боюсь, без неё будет трудно понять, что к чему. Дело в том, что три года назад я влюбился... безумно влюбился в Изабеллу Тиакко. Мне уже было двадцать один, но я всё равно потерял голову от любви. Я преследовал бедную девушку... совсем ещё девочку, осыпал её цветами и подарками. Она же... скажем так: не торопилась отвечать мне взаимностью. Через какое-то время последняя собака в нашем королевстве знала о моей неразделенной страсти. Мужчины при встрече давали дружеские советы, женщины участливо жалели. Промучившись полгода, я понял, что должен заслужить расположение Изабеллы каким-то особенным геройством. Присоединившись к войску короля, я отправился к восточным границам отражать вылазки залемских троллей. Имя Изабеллы теперь красовалось на моем стяге - его можно было видеть в гуще самых жарких схваток. Я посвящал любимой смерть каждого убиенного мною тролля. Любовь же хранила меня, хотя не раз приходилось попадать, казалось, в безвыходные ситуации. Я не хочу описывать собственные подвиги - это сделали ваганты, но, видимо, не за просто так восточную компанию я заканчивал главнокомандующим, а наш король собственноручно вручил мне маршальский жезл. Столица встретила меня ликованием, одна только Изабелла хмурилась и отворачивалась при моем приближении. Не выдержав её холодности, я вскоре отправился в странствия по миру. Посетил дальние страны - настолько дальние, что в них даже не слышали о нашем славном королевстве. Испытывал жажду и нестерпимый холод, пробирался сквозь леса, населенные дикарями, тонул в зловонных болотах, видел массу диковинных зверей и птиц. Изучал чужеземные науки и искусства. И при этом непрерывно думал об Изабелле, посвящая ей свои стихи и песни. Вернувшись из странствий, я удивил столицу заморскими диковинками и головой дракона, с которым пришлось сразиться на Окаре. Гору удивительных подарков и тысячу свитков любовных стихов я возложил к ногам Изабеллы. И - о чудо! - спустя три дня после своего возвращения я получил от нее именной платок и записку, где она признается мне в любви! Я должен был радоваться, как ребенок. Но произошло что-то странное - узнав о взаимности, я вдруг загрустил. Промучившись целую ночь без сна, я вдруг понял, что больше не люблю Изабеллу. Боги забрали мою любовь в ту самую минуту, когда она должна была расцвести с новой силой. Я не понимаю, почему это произошло. И как мне быть дальше? Ведь про мою страсть теперь знает вся страна, мать Изабеллы успела раструбить, что дочь, наконец, одумалась. И вдруг эта девушка стала мне безразлична. Безо всякой видимой причины...
Колдун хмурился, слушая рассказ, а когда Эрик замолчал, произнес недовольным голосом:
- Ты хочешь, чтобы я беспокоил богов по такой мелочи? Разлюбить девушку - это случается сплошь и рядом. Люди слишком ветрены, а их чувства - не постоянны: сегодня он любит одну, а завтра другую. И ты не лучше...
- Но, уважаемый Абазон, мое сердце свободно. И новое чувство не вытеснило любовь к Изабелле. Эта любовь просто умерла, ускользнув подобно утреннему туману.
- Значит, она не была такой крепкой, чтобы выдержать испытания времени...
- Спроси у бродячих певцов, которые славят её на каждом углу. Этот мир не знал больших подвигов ради любви. Я жил этой любовью долгих три года. Она всё это время окутывала меня, точно теплое покрывало. Она переполняла моё сердце и заставляла страдать от сладкой боли. Люди не могли сдержать слез, слушая стихи и песни, которые я сочинил для любимой. И после этого вы говорите, что моя любовь была слаба?
- Может быть множество причин. И все они - вовсе не от богов, а заключены в тебе самом: сомнения ли, что любовь уже не будет такой прекрасной, как в твоих мечтах, гордыня ли, страх ли перед плотской любовью или перед временем, которое больше не подарит тебе такой сильной страсти...
- Нет, уважаемый Абазон, я думал обо всем, что ты говоришь, но ваши объяснения ко мне не подходят. Еще недавно я больше всего в жизни мечтал иметь от Изабеллы кучу детей и состариться рядом с нею. Я готов был убежать вместе с ней от людских глаз и славы. Бессмысленно говорить о каких-то моих страхах - я уже давно ничего не боюсь. Я силен и здоров, и мне не верится в существование ещё большей... хотя бы ещё одной такой же любви, как у меня к Изабелле. Я всё ещё уверен, что эта девушка, как никакая другая, достойна такой любви. Но мне не понятно, почему боги вдруг отняли её у меня...
- Сколько можно хулить богов! - Абазон вскочил на ноги и стукнул посохом об пол. - Ты должен вначале разобраться с самим собой, а только потом твердить об их несправедливости. Усталость, неверие и болезни могут быть глубоко скрыты в тебе, незаметны для торопливого взгляда.
- Прошу меня извинить, если речи мои кажутся дерзкими. Я приму со смиреньем любое толкование воли богов, но молю об одном: спросите их об этом. Если дело во мне, я готов перевернуть мир, унизиться и страдать, но только чтобы вернуть свою любовь. Пусть укажут мне на мои ошибки, пусть откроют глаза, за что я был наказан. Ведь я всегда сверял свою жизнь со священными книгами, с мудростью наших предков. Уже три года для тысяч и тысяч людей я - идеальный эталон влюбленного рыцаря. Неужели я не заслужил счастья? Я пришел к вам с открытым сердцем и прошу помочь...
Абазон задумчиво теребил бороду, а Эрик, опустив глаза вниз, терпеливо ждал. Наконец, колдун заговорил:
- Не скрою, ты меня удивил, славный рыцарь. Боги дарят людям любовь, но теряют её люди самостоятельно. Ты стремился поступать должным образом, почувствовав в себе этот дар, но всё равно потерял его. Трудно сказать, вернёшь ли ты его, когда узнаешь истинную причину потери. Многие женятся без страсти, но всё равно со временем уважение к матери своих детей превращается для них в привязанность, чувство родства, в любовь, в конце концов. Волшебные озарения любви надо воспринимать с благодарностью, а не требовать их у неба. Ты можешь только смиренно просить у богов, но не рассчитывать, что они перед тобой в долгу за твои добродетели.
- Тогда к чему они, мои добродетели? Если боги наказывают того, кто больше всех достоин награды, кому ещё захочется брать пример с добродетельного героя? Зачем мои подвиги, если три года назад я мог жениться на первой встречной и жить себе без забот, в неге и праздности? Теперь ты говоришь, что я должен взять Изабеллу без любви, тем самым сделав несчастными нас обоих. Может, мне честно об этом заявить перед алтарем? Что скажут люди, узнав, что я женюсь на ней из чувства долга? Или вы толкаете меня к обману? А я ведь хочу любить Изабеллу!.. Но не могу! Мне же на роду написано прожить свою жизнь до конца честно. Пятнадцать лет назад я дал небесам клятву и теперь не отступлю от неё!
- Но, признавшись, что не любишь девушку, ты сделаешь её более несчастной. Ты выставишь её посмешищем и покроешь стыдом своё имя...
- Да, люди безжалостны к свои героям и не прощают им обманутых надежд. Поэтому я и хочу, чтобы ты обратился к богам. Только они знают, что делать. Иначе двое в этом мире станут до конца своих дней несчастными, а все остальные - разуверяться в волшебной силе любви. Или, пусть меня простят небеса, в божественной справедливости...
- Рыцарь, ты опять богохульствуешь!
- Умолкаю... - Эрик, не глядя на колдуна, встал и вышел из дома.
Абазон позвал его к себе через два дня. Всё это время Эрик и Джек Пескарь спали прямо на земле и питались походным хлебом. Разводить костер возле священного озера запрещалось, поэтому граф предстал перед колдуном с болезненным блеском в глазах и глубокой тенью, запавшей прямо под ними. Абазон не без удовольствия рассматривал измученное лицо своего дерзкого посетителя. Наконец, колдун изрек:
- Боги хотят поговорить с тобою лично. Ты с недоверием относишься к словам старого колдуна, так попробуй теперь не поверить самому Великому Терату!
- Что я должен сделать?
- Делай то, что скажу, и не задавай вопросов.
Колдун запер дверь, закрыл на окнах тяжелые ставни и зажег огонь в огромном медном блюде, наполненном маслом. Бросая в огонь горсти трав, Абазон заставлял пламя прыгать и переливаться множеством цветов. Комната постепенно наполнилась удушливым ароматом благовоний. Колдун повесил на крюк над огнем большой золотой медальон, на одной стороне которого был выгравирован открытый, а другой стороне - закрытый человеческий глаз. Абазон махнул рукой, и медальон закрутился вокруг своей оси, отбрасывая на стены мечущиеся блики.
- Смотри в глаза Великому Терату! - велел колдун, и Эрик стал глядеть на медальон, который продолжал вращаться - теперь сам по себе. Открытый глаз сменялся закрытым, и вскоре рыцарю стало казаться, что он видит их одновременно. Колдун тем временем тихонько завыл, раскачиваясь из стороны в сторону.
Абазон выл все громче и громче, периодически издавая горловой клекот, похожий на крики диких гусей. Эрик продолжал смотреть на взбесившийся медальон, и это становилось делать все труднее. От духоты и терпкого аромата благовоний кружилась голова.
- Великий Терату, обратись к нам, твоим неразумным детям, - закричал колдун. Эрик вздрогнул, и вдруг понял, что кто-то смотрит на него в упор. Рукам следовало потянуться к рукоятке меча, но они вдруг застыли, точно каменные. "Я - во власти богов и должен им подчиниться", - понял Эрик. В розовом мареве над огнем вырисовывалась неясная тень. Наконец, кто-то сказал - не разобрать, шепотом ли, громовыми ли раскатами:
- Славный рыцарь, знай: любовь - наш священный дар тебе - не утерян и не забран обратно. Тебе нужно быть внимательней, чтобы разглядеть её в своём сердце. Любовь, она - многолика. И славные подвиги во имя её, и несуетное, тихое родство душ - суть проявления её. Иди и помни: Изабелла - самое дорогое, что есть в твоей жизни. Благословляй каждый день рядом с нею, береги её с не меньшей отвагой, с которой раньше совершал подвиги!
Что-то вспыхнуло, и Эрика отбросило в сторону. Он пришел в себя, когда колдун брызнул ему в лицо холодной водой. Эрик обхватил рукою рукоятку меча и только потом огляделся по сторонам. Колдун, не глядя на рыцаря, открывал ставни, впуская в комнату лучи заходящего солнца:
- Великий Терату говорил только с тобой, рыцарь, но я хочу знать, что ты намерен делать?
Эрик молчал, всё так же разглядывая комнату. Наконец, он выдавил из себя:
- Ничего не понимаю - где я? Абазон, это какое-то ваше колдовство?
Колдун резко обернулся. Подойдя вплотную к Эрику, он заглянул в его глаза и тихо спросил:
- Ты помнишь, кто такая Изабелла Тиакко?
- Конечно же - самая прекрасная девушка во всем мире, на которой я скоро женюсь!
- Так не мешкай, поезжай к ней. Твой слуга и лошади - в ста шагах на север от моего дома. Быстрее, быстрее, рыцарь, лишенный сомнений!
Эрик выбежал из дома, преодолел крутую лестницу в три прыжка и скрылся в сумерках. Абазон долго смотрел ему вслед, затем в сердцах сплюнул и подошел к стене. Открыл шкатулку, висящую там между охапками сухих трав, и произнес, заглядывая внутрь:
- Прошу замену. Повторяю: прошу замену. Очередной сбой во время сеанса гипноза одного из аборигенов - пришлось исправлять прокол ваганта номер си - триста двеннадцать. У пациента после сеанса наблюдался провал в памяти третьей степени. И ещё! Ходатайствую о сворачивании эксперимента. Рождаемость аборигенов после навязывания им состояния "любви" резко упала, хотя налицо положительные сдвиги в технологиях и культуре. Ах, да - "культуры" в нашем с вами понимании, господа!