Сказка о Методе

1.

Товарищ научный консультант имел что сказать.

А. И Б. Стругацкие

В конце концов, я решил, что эта статья должна быть по форме не очень задумчивой. Каждый раз, когда я начинаю изображать исследовательскую серьезность, пропадает все удовольствие от процесса мышления. Получается не серьезность, а "сурьезность". И, соответственно, эффект совсем не тот. Изящества нету.

Если кто-то подозревает, что я отвлекаюсь на нечто совершенно несущественное, то вынужден этого кого-то разочаровать. Мы совсем рядом с центральной темой статьи, на подходе. Еще парочка несложных маневров - и мы будем уже совершенно у цели.

А главная цель статьи - определение места фантастики среди методов художественного творчества.

Приступим.

Вот, допустим, физический академик сидит. У него стиль мышления конгениален стилю изложения - все строго, логично, ссылки на работы предшественников и тщательный анализ аргументов возможных оппонентов. Работа его предназначена для специалистов-коллег и Нобелевского комитета. В такой работе неуместны скоморошество и лирические отступления, мешающие восприятию основной мысли.

Целью научной работы является воплощение в тексте некоей научной концепции, в такой работе важна только последовательность в изложении аргументов, а формой можно, по большому счету, пренебречь. Никто не требует от докторской диссертации, посвященной физике элементарных частиц, изысканной литературной стилистики, а уж вычурность поэтического слога ей просто категорически противопоказана - разве что в микродозах, как хулиганский оживляж.

Чуть-чуть отступаем от академизма - и натыкаемся, например, на Ричарда Фейнмана, чьи лекции по физике читаются почти как "Двенадцать стульев". Материал, казалось бы, тот же, но аудитория другая - студенческая кодла не Нобелевский комитет, с нею можно и скоморошеств с лирическими отступлениями подпустить для лучшей усвояемости материала. Даже логикой можно ради этого местами пренебречь - "существует доказательство этой теоремы, если хотите, найдите его сами вместо похода на пляж, а сейчас мы пойдем дальше и до обеда успеем рассмотреть прямое следствие из нее..."

Целью лекции является донесение определенного круга идей до аудитории, которая (хотя бы теоретически) способна воспринять идеи, донесенные до нее именно в такой форме. Здесь начинает играть роль не только смысл лекции, но и форма ее подачи. Приходится учитывать уровень аудитории, адаптировать к этому уровню текст.

Меняется цель создания текста - меняется подача материала. Меняется язык. Меняется упаковка.

(Здесь мне очень удобно опереться на семиотическую терминологию, которую широко использует в своих работах, например, Сергей Переслегин, но читатель вовсе не обязан бежать в библиотеку за его трудами - дальше в этой статье, как мне кажется, всю эту терминологию мы шаг за шагом, как любил говаривать Булгаков, "разъясним".)

Итак: любой текст предполагает заключенное в нем множество смыслов (множество может быть и пустым - эта оговорка мне нравится, она и строго академична, и, в то же время, имеет явно издевательский оттенок) и метод упаковки этих смыслов.

Смыслом в данном случае называется любое высказывание, которое может быть порождено в связи со всем текстом или какой-то его частью.

Само собой, все это применимо к любым текстам - в том числе к художественным произведениям, которые, собственно, нас и интересуют. Причем для художественного произведения принципиальное значение имеет не только заложенное в него автором множество смыслов, но и примененные для этого методы их упаковки.

Что такое упаковка смыслов? За внешней простотой этого понятия таятся такие глубины, что нырять туда я сейчас просто не рискну и ограничусь иллюстрацией. Евангелия изначально были создано как корпус текстов, воплотивший некоторые принципиальные для их авторов смыслы. Те же самые (условно) смыслы позже были преобразованы в поэзию (псалмы), драматургию (мистерии), живопись и графику (картины, фрески, гравюры), а в дальнейшим появились в том же ряду романы, кинофильмы, рок-оперы и даже мультфильмы. При этом базовый набор первоначальных смыслов в большинстве этих произведений удавалось сохранить - упаковать в ту или иную форму. Если же ограничиться разговором о художественной прозе, то и здесь царит полнейшее разнообразие: одну и ту же хоть сколько-нибудь сложную идею разные авторы неизбежно выразят разными текстами, что также соответствует представлению о разных упаковках одних и тех же смыслов.

Эта иллюстрация, как и любая другая, весьма условна, но для нашей статьи и этой условности вполне достаточно.

Как видим, в первом приближении не наблюдается ничего нового и даже ничего оригинального.

Итак, предварительная инвентаризация! На всякий случай: "текстом" далее называется художественное произведение, если иное специально не оговорено.

1. Есть автор (одна штука), который при создании текста вкладывает в него определенный набор смыслов (ну не люблю я слово "множество" - многозначное оно не по делу, хотя и правильное со всех точек зрения).
2. Есть смыслы (целое неотрицательное количество оных), которые автор предполагает в текст поместить. Удобно даже говорить отдельно о квант-смыслах - дабы постулировать их дальнейшую неделимость, - и наборах смыслов, которые делятся до уровня квант-смыслов. При этом автор, прошу учесть, не видит возможности (или не имеет желания) воплотить эти смыслы в текст адекватно своему творческому намерению иным способом, кроме как через художественное произведение.
3. И есть некоторый набор методов упаковки смыслов в текст. Такой инструментальный чемоданчик автора.

Инвентаризация завершена, давайте оценим обнаруженные духовные ценности.

С автором все, в общем, понятно - это просто источник первоначального набора смыслов и машинка для их упаковки в текст. (Надеюсь, никто из авторов на меня не обиделся - я же имею в виду всех, а не каждого.)

С самими смыслами дело обстоит загадочнее.

Во-первых, первоначально они существуют в неформализованном или полуформализованном виде в сознании автора (то есть, мысль какая-то бродит, но словами, как правило, не выражается). При этом можно осмысленно говорить о возможности словесного выражения разве что таких наборов квант-смыслов, как, скажем, место и время действия, биографии персонажей, сюжетные ходы и так далее - в общем, то, что помещается и в милицейский протокол. А вот формализовать эстетические, эмоциональные, духовные и многие иные смыслы на этапе до создания текста как-то не удается. Отсюда с неизбежностью вытекает неопределенность, которая появляется при переводе (трансляции) предполагаемых автором смыслов в собственно текст; наборы смыслов при этом - по воле автора или помимо нее - искажаются, исчезают, появляются или изменяются связи между ними, возникают новые кванты смыслов и вымирают за ненадобностью прежние, прежде казавшиеся необходимыми.

Во-вторых, то, что нами обнаружено было при инвентаризации целое число квант-смыслов, вовсе не значит, что это целое число неизменно - при трансляции смыслов (и даже до начала ее) оно может меняться. Сами смыслы тоже не следует представлять подобными целым числам: многие из них (смыслов) даже в первоначальном наборе трансцендентны или мнимы (в математическом смысле - хотя даже так звучит двусмысленно, ну да ладно), или даже представляют собой ссылки на внешние по отношению к замыслу автора тексты.

То есть, первоначальный набор смыслов предстает перед нами в виде массива данных, а задача создания художественного произведения - как процесс преобразования этих вполне разнородных данных в монолитный текстовый "пакет".

Как говорим мы, полупродвинутые пользователи компьютеров - речь идет об архивации, которая вызывающе напоминает пресловутую упаковку смыслов.

2.

Кодируем помаленьку.

Эдельвейс Машкин

Маленькое лирическое отступление.

Первую (очень сырую) версию этого текста я зачитал как доклад на "Интерпрессконе". Начало публика воспринимала хорошо, а дальше пошла "академическая" занудь, по адресу которой я же во вступлении и развлекался. Тут даже внимательные слушатели заскучали, и после окончания коллоквиума я услышал немало лестных слов о моем излишне суровом отношении к аудитории. Так я еще раз (заметьте: на материале эксперимента!) уяснил, что упаковка смыслов - это именно то, что позволяет эти смыслы воспринимать. Если они (смыслы) есть, они должны быть, как говорил Жванецкий, "в очень удобной упаковке".

Будем соответствовать.

Привожу первый пример.

На этом месте в моем докладе было сказано: "Собственно, упаковка-архивация представляет собой процесс алгоритмического кодирования массивов данных любого формата. В результате такого кодирования данные преобразовываются в стандартный формат, пригодный для воспроизведения ("распаковки") пользователями".

На самом же деле мне следовало развесисто пошутить в том духе, что любая упаковка нужна затем лишь, чтобы ее можно было в конце концов снять и добраться до того, что у нее внутри. Мысль та же, но какая роскошь ассоциаций...

...сквозь которые нам все-таки придется пробиться и вернуться к алгоритмам архивации. По их поводу мне важно мрачно подчеркнуть следующие два обстоятельства.

1. Есть алгоритмы универсальной архивации - те, которые жмут все без разбору, - и есть алгоритмы специальные, ориентированные на какой-то конкретный вид данных. Например, zip "жмет" все файлы без разбора, а jpeg - только картинки.
2. Есть алгоритмы, работающие без потери информации - то есть, позволяющие восстановить сжатые файлы в их первоначальном виде, - и есть алгоритмы, работающие с потерей информации. Как это ни пошло, но и здесь приведу те же самые два примера: от zip-архива всегда можно получить обратно именно то, что в нем запаковано, а вот восстановить в первоначальном качестве картинку, ужатую в jpeg, увы, не получится.

Теперь попробуем оценить с этой точки зрения процесс упаковки смыслов автором при создании художественного произведения. И что мы видим?

Во-первых, это процесс универсальный. Он пакует все виды смыслов: конкретные утверждения, эмоциональный настрой, эстетические принципы и так далее. Все это так или иначе "препровождается" автором в текст.

Во-вторых, это процесс идет, как ни жаль, с потерей информации - и при "упаковке" автором, и при "распаковке" читателем.

Тут я ставлю закладочку - мы к этому соображению обязательно вернемся, - и делаю еще один решительный шаг в сторону основной темы статьи.

Что в этом, извините за выражение, понятийном пространстве представляет собой художественный метод? Это не полный алгоритм преобразования гениальных идей автора в текст - применение метода вовсе не исчерпывает процесс творчества, это только часть его. Но выбор метода - существенный элемент творчества, обеспечивающий автора необходимым "упаковочным" инструментарием. Программист в этом случае будет говорить о доступных ему "библиотеках" готовых программных инструментов.

Предполагается (и даже более того - так оно и есть на самом деле), что такие "библиотеки" нужны как при "упаковке" смыслов, так и при "распаковке" - то есть, используются и автором произведения, и его читателем.

Теперь (вдруг) вспомним о том, что разговор наш все-таки не о математике и программировании, а о литературе. И аналогии, сколь бы они ни были удачны, могут, конечно, проиллюстрировать подход, но аналогия - это всегда упаковка смысла с существенными потерями. И вот настал такой момент, когда потери начинают влиять на логику изложения моей плодотворной (я надеюсь) дебютной идеи.

На сцену выходит столь часто подчеркиваемая мною субъективность, тотально присутствующая в литературе и начисто отсутствующая в машинных алгоритмах архивирования. Программист, вероятнее всего, обеспечил бы "упаковку" и "распаковку" смыслов произведения обращением к одному и тому же набору инструментов. Мы же вынуждены инструмент для создания произведения автором и инструмент для восприятия произведения читателем решительно развести.

Действительно: при распаковке архивного файла пользователь компьютера должен иметь адекватный архиву набор программных "библиотек". Для расшифровки послания Юстасу из Центра Штирлиц должен иметь ключ к шифру. Но автор художественного текста не может просто взять и передать читателю "библиотеки" и "ключи", которые он использовал при "упаковке" смыслов, так как эти ключи - его собственный уникальный жизненный опыт. Читатель же при "распаковке" произведения опирается на другой уникальный жизненный опыт - свой собственный.

Хочется как-то обобщить уже наговоренное и свести все накопившееся многообразие "библиотек" и "ключей" к чему-нибудь менее раздражающему - к какому-нибудь разумному минимуму. У нас уже есть неделимые квант-смыслы и состоящие из них наборы - то есть, квант-смыслы и способы их связывания друг с другом. Все "библиотеки" и "ключи" отлично к этому минимуму сводятся и больше нам, кажется, не понадобятся.

На этой основе очень удобно ввести понятие "словаря", в который включаются массив неделимых квант-смыслов и их базисных сочетаний (хронотопов) и приемов перенесения всего этого богатства в художественный текст.

Во избежание недоразумений сразу подчеркну, что наш словарь не сводится к набору лексических единиц. Там есть еще и элементы грамматики.

После этого общую схему создания-существования-восприятия художественного текста можно выстроить примерно так:

 

						Метод распаковки ("словарь" читателя)
						| V
Автор (смыслы)	-->	"Упаковка"	-->	ПРОИЗВЕДЕНИЕ	-->	"Распаковка"	-->	Читатель (смыслы)
		A |
		Метод упаковки ("словарь" автора)

И тут мы, опуская ряд забавных комментариев по поводу возможной вопиющей разности интеллектуальных потенциалов на входе и выходе схемы, еще раз меняем ракурс и переходим к третьей части статьи, где на сцену, наконец, выходит фантастика.

Оказывается, мы о ней еще не забыли.

3.

Описанная машинка "ремингтон" в соединении
с выпрямителем, неоновой лампочкой и тумблером
не содержит ничего необъясненного.

Саша Привалов

При взгляде на приведенную выше схемку легко увидеть, где же в процессе художественного творчества образуется собственно фантастика.

Но - виноват, понятие фантастики в рамках этой работы никак не введено. Проблема за определением.

Я просто вижу, как вы потираете руки - "а-ха-ха-ха-ха, еще один упавший вниз". Удовлетворительного общего определения фантастики до сих пор не дал еще никто, все известные попытки наталкивались на непонимание общественности. Стоило, например, покойному Роджеру Желязны хоть краем уха услышать очередное определение фантастики, как он писал несомненно фантастическое произведение, которое под это определение категорически не попадало. Традиция непримиримой борьбы с определениями не оборвалась и до сих пор - что меня лично только радует. Радует, но и ставит перед необходимостью как-то из ситуации выкручиваться...

Выход пока будет такой: я введу рабочее определение, которое пригодно для использования в рамках этой статьи и опирается на использованную выше терминологию.

Итак, фантастика - это такой метод упаковки смыслов в текст, при котором автор никак и ничем не ограничивается в управлении словарем, который им используется при создании текста.

В этом определении словарь - это, естественно, тот самый словарь, который был введен во второй части статьи. А управление словарем предполагает, что автор может сам устанавливать правила его пополнения смыслами и способы их соотнесения друг с другом и применения в тексте.

Если автор и не в состоянии пополнять словарь новыми неделимыми квант-смыслами, то уж создать их свежие сочетания ему вполне по силам. Речь, конечно, идет о предикатах, в первую очередь - о хронотопах по Бахтину. Пример тоже приведу классический: машина времени Герберта Уэллса - как раз то, что нам нужно, принципиально новый для своей эпохи хронотоп, созданный сочетанием двух других - "машина" (внешнее по отношению к человеку устройство) и "время".

Уже на этом примере просвечивает по крайней мере один из способов пополнения "словаря" автора. Существуют и другие, но заниматься их вылавливанием мы сейчас не будем: статья разрослась, раздулась, налилась академизмом и готова громко лопнуть и всех забрызгать не пойми чем. А потому - "за мной, читатель!" - наша нынешняя работа еще не завершена.

Итак, какое-никакое, а рабочее определение фантастики у нас есть. И это определение само по себе содержит указание на то, где же в изображенной мною схемке эта фантастика прячется.

Действительно, в неделимых базисных квант-смыслах, которые "вливает" в произведение автор, фантастики как таковой нет - как бы ни был фантастичен его жизненный опыт. Точно так же фантастики нет, например, в красках, которыми Майкл Уэлан пишет даже самые фантастические из своих картин, точно так же нет ее в буквах, которыми написан "Властелин Колец". Тем более фантастики нет в эпически прославленных кроссовках, которые на съемках первых "Звездных войн" играли роль космических истребителей.

Зато в квадратик, озаглавленный "Метод упаковки", фантастика просто просится. Художественный метод (он же в наших терминах метод упаковки смыслов) - это как раз упомянутый нами набор понятий и правил, словарь. Для писателя-реалиста (в какой бы ипостаси реализма он ни работал - хоть критического, хоть социалистического) словарь обычно ограничен "наблюдательными фактами", в то время как писатель-фантаст может пользоваться неограниченным (по определению!) числом "словарных расширений", которые он сам легко и свободно создает при осознании такой необходимости...

Замечу отдельно и подчеркну: существенно, что созданные автором "словарные расширения" неизбежно "пакуются" в произведение и именно через его текст становятся доступны читателю.

Здесь мы очень кстати вспоминаем об оставленной нами закладочке: "упаковка" смыслов в художественное произведение происходит с неизбежной потерей информации. Набор смыслов, который получает читатель через текст, в принципе не может быть эквивалентен тому, что изначально хотел сказать автор. Читатель получает лишь то, что сумел сказать писатель, так как перед читателем есть только текст и его задача обратна задаче автора. Читатель занимается "распаковкой" смыслов, которые содержатся в тексте.

При "распаковке" каждый читатель, естественно, пользуется своим собственным словарем, который строго неэквивалентен словарю автора. (Забавно, но это верно даже в том случае, если свое произведение читает автор: вспомните многочисленные писательские удивления по поводу того, что их напечатанные произведения читаются совсем иначе. А как же? Время прошло, личный словарь изменился, а текст - нет. Чему удивляться?) Отсюда вытекает восхищающая меня (но почему-то редко восхищающая авторов) множественность вариантов прочтения любого текста, а также бесконечное разнообразие возможностей для рефлексии (в моем случае - написание рецензий, эссе, статей и т.д.) по его поводу.

Отсюда же вытекает неизбежная и необходимая для читателя работа по пополнению своего "распаковочного" словаря всякий раз, когда автор художественного текста пополняет свой "упаковочный". Как уже упоминалось, "сигнал" о появлении в ассортименте нового предиката читатель получает прямо из текста фантастического произведения.

А вот реакция читателя на такой сигнал может быть троякой.

Во-первых, он может сигнал не воспринять. Ну, попалось непонятное что-то - пропустим и поедем дальше. "Распаковочный" словарь при этом не пополняется и распаковка дополнительных смыслов, созданных автором, не осуществляется. Кстати, это вовсе не обязательно приводит к какому-то искажению восприятия - особенно если созданные автором словарные расширения избыточны или излишни для его же собственного произведения (что бы там ни думал сам автор - вспомним хотя бы "Буранный полустанок" Айтматова).

Второй вариант: сигнал воспринимается, но обрабатывается как помеха. Реакция читателя тут может быть примерно такой: "Что это за ерунда корявая выскочила прямо на ровном месте?" Пополнения "распаковочного" словаря и здесь не происходит, да еще и возникает ощущение, что автор вместо нормального текста подсовывает читателю какую-то неприятную чепуху. Такова, например, обычная реакция людей, которые, по их словам, "на дух не переносят всякую фантастику".

И, наконец, вариант, с моей точки зрения наиболее естественный и многообещающий: сигнал воспринимается и корректно обрабатывается. Обычная реакция юного фэна: "Вот это да! Тирьямпампация! Я так и знал, что будет что-нибудь крутое!" Тут же происходит пополнение "распаковочного" читательского словаря, и, соответственно, текст воспринимается более или менее адекватно авторскому замыслу.

Таким образом, для читателя фантастика предстает в совершенно ином аспекте - как качество текста, предполагающее пополнение читателем индивидуального словаря "распаковки" смыслов или активное использование накопленных таким образом словарных расширений.

В этом соображении видны отзвуки практически всех баталий, которые фантастика вела на протяжении своей истории. Это были войны словарей. Фантастику отвергали (и отвергают) те, кто не склонен расширять свои словари, и в этом я вижу ясное проявление нездорового консерватизма. Накопленные фантастикой словарные расширения некоторые авторы (и некоторые читатели) склонны были на определенном этапе зафиксировать. Отсюда громкие войны "поколений" в фантастике - от громогласного неприятия свободной "ненаучной" фантастики Хьюго Гернсбеком до отказа Бориса Натановича Стругацкого воспринимать фэнтези и строго "научную" фантастику как направления, равноправные фантастике реалистической - отказа, кстати, широковещательного, но совершенно неудовлетворительно реализуемого на практике.

Разделение авторского и читательского словарей, между прочим, позволяет хотя бы слегка сбить накал споров относительно того, являются ли фантастическими текстами, например, мифы. Само собой, когда эти произведения создавались, они адекватно отражали мировосприятие своих создателей, никакого расширения базисного словаря при этом не требовалось. Но с течением времени произошел дрейф словарей. Многие базисные понятия мифов потеряли связь с актуальным мировосприятием аудитории и перешли в словарь мифологической и сказочной фантастики. Сегодняшний читатель вынужденно воспринимает миф с помощью словарного расширения, которое относится к фантастике, и, таким образом, естественно относит миф к категории фантастических текстов...

Временами происходит и обратное: созданный фантастикой хронотоп воплощается в реальность и соответствующее ему словарное расширение переходит в основной словарь (компьютеры, космические корабли, виртуальное пространство, etc.) В этом случае прежде несомненно фантастическое произведение начинает восприниматься как вполне реалистическое...

И, наконец, синтез.

Нам осталось объединить представление о фантастике как методе расширения словарей "упаковки" и "распаковки" смыслов - и придти к представлению о том, какое место фантастика занимает среди методов художественного творчества.

Безусловно, фантастика не узурпирует право на пополнение словарей - оное пополнение практикует и реалистический метод. Различие заключается в том, что реализм, как правило, вынужденно следует при модификации словарей вслед за изменениями так называемой реальности, анализируя эти изменения и воплощая свой анализ в словарных новациях. Фантастика же генерирует новые словари постоянно и, что представляется наиболее важным, кумулятивно - новые словарные сущности создаются не на базе наблюдаемых изменений реальности, а на основе словарей, уже созданных той же фантастикой...

Об обратной связи между созданными фантастикой словарями и так называемой реальностью сказано достаточно, и специально останавливаться на этой теме вряд ли стоит.

На этом, уважаемая публика, я и хотел бы закончить, но напоследок позволю себе несколько замечаний.

Работая над статьей, я с ужасом ощущал, как прост и совершенно непарадоксален ее итог. Отсутствие парадокса - это для меня почти приговор. Не скатился ли я к банальности? Но, как ни странно, я не смог найти своим выкладкам аналогов в посвященных фантастике (и, конечно, не только ей) литературоведческих работах...

В конце концов, я решил последовать собственным построениям. И действительно: я старательно упаковал неделимые квант-смыслы, построил словарь, применил его в тексте... Итог перед вами.

И мне безумно интересно, найдете ли вы в этом тексте сигнал к пополнению своих личных словарей.

Статья написана в апреле-мае 2002 года. Опубликована в журнале "Полдень, XXI век", Љ3 (2002).